Осенняя симфония. Увертюра.

[Demonheart]

Решил попробовать выкладку здесь, ибо контингент с Самиздатом вроде не сильно пересекается. Ну и Самиздат что-то слишком аниме.

Аннотация:
[spoil]Можно убить врага - но не страх. Можно спастись от войны, эпидемии, преступников или стихийного бедствия - но невозможно спастись от кошмара, который сам же придумал. Мир погружается в хаос - в тенях городов крадутся хищные тени, тысячи людей гибнут за одну ночь, сходит с ума природа. Но находятся те, кто бросает вызов безумию. Те, кто вчера думал о сессиях и квартальных отчетах, сегодня вынуждены взвалить на свои плечи тяжесть битвы с практически непобедимыми врагами - с трусостью, невежеством и алчностью. И вот в инфополе уже разносятся первые ноты самой грандиозной симфонии всех времен. Симфонии, посвященной осени этого мира... за которой обязательно настанет весна.[/spoil]


[align=center]'Осенняя симфония' by Demonheart[/align]

[align=right]'И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул.'

А.С. Пушкин, 'Пророк'[/align]

ПРОЛОГ
Храм Христа Спасителя на своем недолгом веку повидал всякое. И эпатажные танцы хулиганствующей арт-группы, и скандалы с участием местных продажных священников, и воинственные рейды активистов, стремившихся разоблачить незаконную торговлю. Если бы здания умели общаться между собой, то соседние дома, особенно построенные еще при императорах, наверняка поддержали бы своего молодого и неопытного коллегу, помогли бы ему справиться с грузом стыда за все эти происшествия. Может даже поделились бы байками из своей многовековой истории, богатой войнами и революциями, кризисами и изобилием.
Государственный музей изящных искусств мог бы рассказать о том, как много лет все его экспонаты были увезены в Сибирь, а потом немецкие бомбардировщики разрушили перекрытия, и потом целых три года его залы стояли под открытым небом. Большой литейный мост мог бы поведать о множестве своих предшественников, находившихся прежде на его месте еще со времен царя Михаила. Много их стояло, и если сойдутся звезды, много еще будет стоять. Стоящий чуть поодаль Дом Пашкова, превосходящий возрастом их обоих вместе взятых, мог бы рассказать о страшном пожаре 1812-го года и занявшей город французской армии, и о демонстрациях шокированного проигранной русско-японской войной народа, и даже о тайном визите в тридцатых годах двадцатого века в Москву некой персоны, облеченной властью превыше любых императоров, генсеков или президентов. И лишь краснокаменный Кремль молча взирал на эту возню с высоты своей семисотлетней истории, надменно и снисходительно. Что же, они имел на это право.
Но если эти здания что-то и говорят, то их никто не слышит, ибо они сложены из мертвого камня, чьи слова длиной в эоны не способны задержаться в человеческом сознании. И Храм продолжал стоять, неловко пытаясь спрятать свою громаду в закатных тенях, стыдливо и трогательно. Не подозревая, что стоять ему осталось совсем не долго.
Внутри было полно народу - шла вечерняя служба по случаю Покрова. Молельный зал, хотя и крупнейший в стране, с трудом вмещал всех прихожан. В основном - сливки общества, которым было по карману оплатить прилегающую платную стоянку, и которых пропустил фейсконтроль, но в заднем ряду теснились люди попроще - воспитанники и работники церковных приютов, получившие пропуск в рамках благотворительности. В силу того, что эти приюты в столице можно было пересчитать по пальцам, место нашлось.
Снаружи же было пусто - на территорию Храма кого попало не пускали, и стоящий у дверей охранник, немолодой уже сухопарый мужчина, честно отрабатывавший свою немаленькую зарплату, грозно косился на какого-то подозрительно типа, прислонившегося к внешней ограде и меланхолично поедавшего орешки из пакетика. Охраннику он почему-то не нравился. Вроде бы не бомж, не кавказец и не таджик, не пытался митинговать или кого-то разоблачать, но все равно, не нравился и все тут. Что-то было в том типе неправильное, неприятное, и сам факт его нахождения в пределах видимости раздражал неимоверно. Взять бы его за шкирку и вышвырнуть подальше... но вот незадача, он уже вне охраняемой территории, и что-то делать нет повода.
Охранник зябко поежился - осень в Москве выдалась прохладная - и для очистки совести еще раз обошел периметр и проверил автостоянку. Все было спокойно и скучно. Любители критиковать церковь давно занялись более прибыльными делами, а патриархат благоразумно решил свернуть публичную деятельность. Всех развлечений на рабочем месте с тех пор было изредка гонять попрошаек. Впрочем, за такие деньги можно скуку и потерпеть, пусть даже сам Храм не вызывает теплых чувств. Вот был же здесь отличный бассейн - зачем понадобилось его заливать бетоном? Москва даром что не резиновая, а места-то достаточно для строительства. Охранник помнил бассейн, ходил в него еще школьником, и временами ударялся в ностальгию.
Он вдруг дернулся, как от удара, оглянулся и уставился прямо в стену. Непонятное ощущение, толком не оформившееся... что-то там возникло, внутри Храма. Что-то непонятное, неописуемое... но совершенно точно вызывающее...
Ужас.
Отнявшиеся ноги. Чуть было не разорвавшееся сердце. Опорожнившийся мочевой пузырь. Пересохшее горло.
Страх, охвативший все его существо, был всеобъемлющим, затопляющим собой каждый нейрон мозга. Ощущения лягушки в террариуме, вдруг осознавшей, что из-за прозрачной границы ее уютного и теплого мира за ней наблюдает нечто огромное и непостижимое.
После чего обрушившийся шквал стер хрупкий человеческий разум в пыль.
Оболочка из семидесяти трех килограммов воды, белков и кальциевых солей мешком повалилась на землю.
Странный тип, до этого вдумчиво разделявший внимание между наручными часами и пакетиком с орешками, разом утратил всю расслабленность и со всех ног кинулся к Храму. Он бежал, выжимая из собственных мышц и сухожилий все до последней капли и немного сверх того. Бушующий вокруг Храма информационный шторм, способный уничтожить сознание обычного человека за секунды, он даже не замечал. Более того, с каждым шагом в этом невидимом аду он словно напитывался силой. Достаточно, чтобы с разбегу вынести плечом тяжелую четырехметровую дверь.
Когда он вбежал внутрь, его взгляду предстал подлинный Хаос. Под хтонической мощью 'первичного импульса' пространство молельного зала стонало и корчилось, раздираемое на части неведомыми науке силами. Свет и тень перемешивались и тут же распадались, краски вокруг менялись самопроизвольно и бессистемно, каменные стены и пол сжимались и расширялись, будто мускулы какого-то исполинского зверя, а роскошный, покрытый слоем золота алтарь окутывал странный, неземной свет. Наверное, по сравнению с этим местом даже древний Р'льех выглядел цитаделью порядка и логичности. И все это происходило в полной тишине.
Могильной.
Неизвестный человек быстро обвел взглядом зал. На лежащие вокруг тела он внимания не обратил - все равно им бы не помог даже бог, которому они тут молились. Искомое он обнаружил ближе к алтарю. Девушка, почти девочка, светловолосая, очень небогато одетая. Интуиция подсказывала, что обычно таких как она заворачивали назад еще в ста метрах от входа. Вцепившись в лицо руками, она стояла на коленях, сотрясаясь всем хрупким телом в такт конвульсивному дыханию. Ее можно было принять за больную эпилепсией во время припадка...
...если бы не пульсирующее вокруг нее облако неземного света.
Неизвестный шагнул к ней.
В следующую секунду пространство вокруг девушки разверзлось, вывернулось наизнанку, исторгая из себя какие-то сотканные из света исполинские фигуры. Они напоминали людей, но с огромными крыльями за спиной и с пылающими мечами в руках. На лице человека отразилась смесь неясных эмоций, но страха среди них не было. Скорее, раздражение пополам с брезгливостью. Фигуры грозно двинулись к нему, занося мечи, но он лишь выставил вперед ладонь, словно приказывая остановиться.
- Ангелов не существует!
Слова были произнесены вне акустического диапазона, на уровне более глубоком, нежели предположение или констатация факта. Это была установка правила, утверждение закона. Абсолютного и непреложного закона совершенно безумного микрокосма.
Сияющие фигуры мгновенно исчезли без следа.
Человек подбежал к стоящей на коленях девушке, провел ладонью перед лицом, толкнул в плечо, потряс, ущипнул за руку. Бесполезно. Та не подавала никаких признаков сознания. Ладно, придется пожестче. Он зашел ей за спину, слегка потряс руками, примерился...
И изо всей силы нанес рубящий удар ребром ладони в шею. Виновница творящегося вокруг хаоса и эпицентр информационного шторма повалилась на пол, как марионетка с подрезанными нитками.
По пространству прошла последняя, самая сильная судорога и вдруг все прекратилось. 'Импульс' погас так же внезапно, как и вспыхнул. Окружающий мир вернулся к нормальному состоянию. Человек облегченно выдохнул, вытер со лба холодный пот и посмотрел в лицо девушки - глаза закрылись, дыхание стало более глубоким и редким - худшее для уже закончилось. Надо только вынести ее подальше...
- Какая сцена, какая кульминация, - прозвенел у него за спиной высокий голос. - Какой момент катарсиса! Романтический герой явился к деве, оказавшейся в беде, и молча все поправил! Давайте напишем сочинение на эту тему! Объем - три тетрадных страницы, время - до конца урока.
Человек полуобернулся, одарив пришельца - худого рыжего мальчишку лет четырнадцати-пятнадцати на вид, в черных очках - строгим взглядом.
- И тебе добрый вечер. От тебя было бы больше пользы, останови ты ее сам, сразу же. Пока я бежал сюда, у меня отлетела подошва на ботинке, а одна пара стоит пять тысяч, на минуточку.
- И всего то? - мальчишка медленно начал приближаться. - Висельник, я тебя не понимаю. Как можно в твоем положении думать о деньгах?
- Не так уж и сложно, на самом деле. А я в свою очередь не понимаю, как можно плевать даже на своих. А, Дьявол?
- Какая она мне 'своя'? - искренне удивился тот. - Для меня своих нет. А ты все равно сам справился.
- А если бы не справился? Если бы тут возникла вторая Карантинная Зона?
- Было бы круто! - названный Дьяволом мальчишка мечтательно улыбнулся. - Наверное, в этом мерзком городишке чуть меньше бы начало вонять. Слушай, а может, бахнем? Ну так, чтобы наверняка?
- Руки поотрываю и в уши вставлю, - спокойно пообещал человек. - Ты меня знаешь.
- Боюсь-боюсь, - тот, кого назвали Дьяволом, примирительно поднял руки. - Куда уж мне до великого и ужас-с-сного Висельника?
- Всему свое время и место, в том числе иронии. От тебя проблем больше, чем от всех остальных вместе взятых, - названный Висельником снова наклонился к девушке, все еще находившейся без сознания. - И, раз уж мы в христианском храме, позволь напомнить тебе, что гордыня - смертный грех.
Дьявол в ответ криво усмехнулся и подошел к алтарю. Приблизившись вплотную, он несколько секунд водил по нему руками, после чего развернулся к Висельнику.
-А зачем нужна эта фигня? - спросил он, тыкая в алтарь пальцем.
- Не знаю, - раздраженно ответил Висельник. - Не отвлекай меня. Тут, кажется, растяжение на лодыжке и гастрит, пытаюсь нейтрализовать.
- Люди странные все-таки. Поставили тумбочку какую-то, золотом облепили, какое-то покрывало сверху постелили, тоже явно недешевое, натуральный шелк вроде бы, - по-детски задумчиво протянул Дьявол, внимательно ощупывая алтарь с разных сторон. - Да тут и подсвечники из золота, и стены им обиты. У меня всего один вопрос - зачем?
- Это помогает им справиться со страхом.
- Все равно не понятно. Ну, вот отгрохали здоровенное здание за миллиарды, битком набили золотом - и теперь все зашибись? Если чего-то боишься, не лучше вложиться в охрану там, в прививки...
- Страх неизвестности так просто не побороть. Тем более что смерть, как правило, необратима, и потому никто толком не может объяснить этим баранам, что 'там' ничего нет, - Висельник тяжело вздохнул. - Кстати, раз уж ты все равно здесь, сделай раз в жизни что-нибудь полезное и огради территорию. Хотя бы на полчаса, чтобы нам успеть уйти отсюда, пока не нагрянули свидетели.
- Да не вопрос вообще.
По воздуху на секунду прошла легкая дрожь. В этот момент девушка, голова которой все еще лежала на руках Висельника, открыла невидящие глаза. Некоторое время она просто озадаченно крутила головой, после чего задала вопрос:
- Я умерла, да?
Дьявол подавился смешком и отвернулся. Висельник озабоченно нахмурился.
- Нет, - спокойно ответил он, мягко удерживая ее за руку. - Теперь все будет в порядке. С тобой все хорошо.
- А вы кто?
- Это в двух словах не объяснишь. Чуть позже расскажу, ладно?
- А где я сейчас? Нас в храм повели, на службу...
- Все вопросы - чуть позже. Сама идти сможешь?
- Попытаюсь, - девушка попыталась встать и тут же с тихим стоном опустилась на пол. - Кажется, ногу подвернула.
- 'Пытаюсь нейтрализовать', - передразнил Висельника Дьявол. - Так бы сразу и сказал, что до сих пор не научился быстро лечить. Давай я...
- Тебя бы я фельдшером на скотобойню не взял, животных жалко.
Висельник подхватил девушку на руки и легко побежал к выходу. Дьявол, чье прозвище дико контрастировало с безобидной, даже немного жалкой внешностью, проводил его взглядом, после чего уселся на алтарь, скрестив ноги, разглядывая лежащие кругом тела прихожан и священнослужителей. Вид необратимо ставших овощами людей его не трогал ни в малейшей мере, за свою недолгую жизнь он повидал вещи пострашнее.
Он вообще выглядел очень странно. Черные очки в пасмурный вечер смотрелись дико, черные брюки явно требовали стирки, а черный, некогда стильный кожаный плащ - починки. Грязные и криво подстриженные рыжие волосы были единственным ярким пятном, оживлявшим его блеклую, если не сказать мрачную, внешность. Издалека они чем-то напоминали не то сияющий нимб, не то языки огня.
И было кое-что еще. Какая-то неуловимая взгляду неправильность сквозила в облике мальчишки, в словах, которые он произносил, в его жестах, мимике, походке, даже запахе. Что-то непонятное, отталкивающее, нелогичное, неимоверно чуждое - и от того ужасающее. Нечто такое, что не должно было существовать в мире, но оно существовало, оно жило, дышало тем же воздухом, что и люди, и говорило с ними...
Дьявол спрыгнул с алтаря, подошел к одному из тел, присел рядом на корточки и поднял за волосы.
- А ведь был богатый, - растерянно проговорил он, обращаясь к покойнику странно изменившимся, совсем недетским голосом. - Спокойно стоял над любыми законами - и теми, которые установило правительство, и теми, которые установила мораль, но почему тогда не смог встать над собственными предрассудками? Чего он так боялся, что тратил время на оттаптывание ног в этом месте? От неизвестности прятался? Или от смерти? Ну?! - взвизгнул он и ударил голову овоща об пол. - Отвечай мне! Отвечай! Не игнорируй меня!
Так и не дождавшись ответа, Дьявол разочарованно затих и выпрямился во весь рост. Несколько минут он стоял так, погруженный в какое-то подобие транса, а потом просветлел лицом.
- Простите, как я мог забыть! - он нагнулся к телу и погладил его по спине. - Вы ведь тут все покойники!
Его нога поднялась и обрушилась вниз. Череп человека треснул под сокрушительным ударом, словно куриное яйцо, расплескивая по полу мозговое вещество, кровь и осколки черепа.
- Ну, ну, не расстраивайтесь так, - ласково сказал Дьявол. - Такими вы мне даже нравитесь. Прямо как египетские фараоны!
Он озорно цыкнул языком.
- Эй, фараоны! Хотите себе пирамиду?
Дьявол закрыл глаза и склонил голову.
- Все - прах!
Окружающий мир, едва успевший стабилизироваться после бушевавшего здесь 'первичного импульса', скорчился в неописуемой людским языком муке. В единый момент все помещения Храма, от молельного зала до кладовок с инвентарем, охватило всепожирающее пламя. Пылала каждая поверхность, даже то, что в принципе не могло гореть. А потом где-то в вышине, в нескольких километрах над землей зародилось движение. Нечто невидимое глазу с огромной скоростью неслось вертикально вниз. И это нечто, подобно исполинскому кулаку, обрушилось на храм, смяв его так, будто он был сделан из картона. Величественное и по-своему красивое здание в единый миг стало бесформенной грудой камня.
А огонь продолжал полыхать, поглощая все на своем пути. Его жар был столь силен, что камень, бетон, и металл сплавлялись в единый монолит. И посреди этого противного всем законам природы ада на каким-то чудом уцелевшем алтаре беззаботно сидел рыжий мальчишка, устремив к небу слепые глаза, и счастливо улыбался.

[Demonheart]

ГЛАВА 1: Однажды вечером

Пасмурная осенняя погода мало кому нравится.
Людям свойственно тянуться к солнцу, ведь оно обеспечивает саму возможность их существования, и когда небо превращается в сплошную серую пелену, они впадают в хандру, становятся вялыми и подавленными. А их эмоции приобретают привкус поролона. Кто-то скажет, что множество великолепных картин и стихов посвящены и вдохновлены именно осенью, но они имеют ввиду осень в целом, как неизбежную часть вечного круговорота расцвета и увядания жизни. А не типичную осень в типичном сибирском городе.
Серые здания, которые стоили советские архитекторы, мало заботившиеся об эстетике.
Серые люди, которые одеваются в дешевую одежду темных тонов.
Серый воздух, в котором держится мелкая грязевая взвесь, поднятая тысячами автомобилей.
Серые автомобили, которые собирают на себя эту взвесь.
Серые деревья, почти сбросившие листву.
Серое осеннее небо.
Мне тоже не нравится унылый городской пейзаж, но небо - это другое дело. Не свинцовые до синевы грозовые тучи и не густые облака, а сплошная плотная пелена, которая затягивает собой все от горизонта до горизонта. Просто идеально ровный серый цвет. Каждый раз, созерцая эту бесконечность, хочется шагнуть за пределы балкона, взлететь ввысь и раствориться там. В серых небесах нет промозглой осени, нет депрессивного города с уставшими жителями, нет ежедневного давления... там вообще ничего нет. Надо просто сделать шаг и раствориться там, перестать удерживать добровольно навешенные цепи. Всего один шаг...
С усилием я остановил разыгравшееся воображение и отвел взгляд от неба. О некоторых вещах лучше не думать, они слишком легко могут стать реальностью.
Я подошел к старому, видавшему еще Горбачева, холодильнику и открыл дверцу. Со средней полки на меня с немым укором взирала одинокая луковица, а кусок копченого сыра стыдливо притулился в углу. Будто его угнетало пребывание в таком мрачном и пустынном месте.
"Здравствуй, завтрак", - мысленно поздоровался я.
"Ужин", - поправила луковица.
"Какой смысл спорить о названии, если суть от этого не меняется?" - кисло вопросил кусок сыра.
С последним утверждением я был полностью согласен, выложил лук и сыр на стол и поставил кипятиться чайник. Тем временем висящие на стене старые-престарые часы с кукушкой издали один за другим пять захлебывающихся всхрипов. Пять часов вечера, а это значит, что надо покинуть пока еще почти пустой многоквартирный дом, где тихо и спокойно, и выбираться наружу. Надо выйти на затопленные чужими эмоциями улицы, которые с пяти до девяти вечера больше всего напоминают помойные канавы. К горлу подкатила тошнота. Уже сколько времени прошло, а привыкнуть все никак не получается.
Лук с копченым сыром я сжевал на минуту. На вкус как бумага. Нет, пенопласт. Нет, сложенный стопкой картон и пластилин, точно. Может, это и к лучшему, что я не способен различать вкусы, иначе бы не смог питаться такой дрянью. Впрочем, горячий чай смыл неприятное ощущение на языке и немного взбодрил.
Выходить наружу не хочется, но необходимо. Время немного поработать, работа сама себя не сделает. Да и работа по сути ерундовая. Прибраться в доме и во дворе, приготовить еды, разобраться с нехитрой бухгалтерией и счетами, починить чего-нибудь, если возникнет необходимость, почитать книги или новости в интернет. Сущие мелочи на первый взгляд, но калеки на то и калеки, что не в состоянии позаботиться о себе сами.
Этот симбиоз образовался в момент нашего знакомства, и продолжался уже почти пять лет. Странный, ни на что не похожий симбиоз двух людей... ну или не совсем людей. Когда стало ясно, что наше появление в мире не уникально, то я задумался - а кто мы вообще? И чтобы как-то одолеть собственное невежество, выдумал нам название.
Эспер - слово короткое, но достаточное, чтобы дать общее представление. Extrasensensority Perseption, если по-английски, или сокращенно ESP - сверхвосприятие мира образом, отличным от пять стандартных чувств. ESPer - личность, обладающая этим сверхвосприятием. Конечно, такое короткое слово может дать общее представление - но только общее.
Эспер - это не виртуоз от психологии, вроде Вольфа Мессинга, заставляющий людей обманывать самих себя. Эспер - это и не шарлатан, выкачивающий деньги из суеверных клиентов или членов своей карманной секты. И даже не гротескный супергерой, моду на которых ввела американская массовая культура. В первую очередь мы видим мир немного под другим углом. В другом спектре, если угодно. Все последующее - результат этого различия. Наверное.
'Время, время!' - поторопил я себя, отгоняя бесполезные мысли.
Быстро одевшись и проверив карманы, я вышел из квартиры. Дверь запирать не стал - все равно в квартире брать было нечего даже самому непритязательному вору. Да и не сунется туда никто по доброй воле - люди почему-то сторонятся и нас самих, и наших убежищ. Может, дело в неразличимом запахе, может, в остаточном психическом излучении или еще каких-то скрытых механизмах. Точно никто не знает, потому что некому заниматься изучением феномена. Нас слишком мало, а способных к научной работе и вовсе раз-два и обчелся.
'Но кто-то все равно должен этим заниматься'.
Улица встретила меня тошнотворной смесью вкусов, густо замешанной на прогоркло-соленом ощущении усталости, в сочетании с легкой примесью раздражения и злости, острой до изжоги. Каждая эмоция имеет свой вкус, и если наблюдать отдельных людей иногда бывает даже приятно, то эмоции большой толпы, заполонившей улицы по случаю окончания рабочего дня, вызывали такие ощущения, что приходилось ежесекундно сдерживать рвоту.
'Сколько лет прошло... к такому действительно невозможно привыкнуть'.
Но это были еще цветочки. Настоящее веселье начиналось ближе к полуночи, когда большинство людей засыпало. Это было одной из причин, заставивших меня перекроить свой образ жизни на ночной. Потребность в сне даже у эспера никуда не делась, и засыпать, когда вокруг вяло бурлит тошнотворное месиво подсознания, немного сложно. Так что с часов с одиннадцати вечера и до половины седьмого утра лучше было находиться где-нибудь подальше.
Проходя к метро мимо магазина, я остановился и задумчиво посмотрел на вывеску. Надо бы прикупить продуктов, в последний раз запасов оставалось немного, а прошло больше недели. Взять сразу впрок, чтобы лишний раз тяжести не таскать. Я прикинул количество наличных денег, поморщился - в последнюю поездку пришлось поиздержаться сильнее, чем ожидалось - и вошел внутрь.
Уже стоя возле кассы с нагруженной немудреными продуктами тележкой, я обратил внимание на стойку с газетами. Вернее, на крупный заголовок на одной из них. Размашистая надпись белым по серому гласила: 'Взрыв в Москве: кто осмелился?'. Я взял газету со стойки и пробежал взглядом по первой полосе. Мощность в тротиловом эквиваленте... количество жертв... депутаты Государственной Думы предложили ужесточить контроль за Интернетом и ввести комендантский час... правительство Москвы выступило с инициативой введения въездных виз для гостей столицы... ни одна организация не взяла ответственность... теракт осужден на собрании Совбеза ООН...
'Увижу Дьявола в следующий раз - уши отручу, - подумал я без особого раздражения. - И полувека здание же не простояло! Анархист недоделанный...'
- Молодой человек, вы пробиваться будете?
Я обернулся на звук, но это была всего лишь бочкообразная кассирша, которая недовольно наблюдала растущую очередь.
- Прошу прощения, - ответил я, стараясь не смотреть ей в глаза. - Задумался.
От звука моего голоса кассиршу слегка передернуло, но заметного дискомфорта в присутствии эспера она явно не испытывала. Пониженная восприимчивость, ничего необычного. Чего нельзя было сказать о стоявшем следом в очереди полном мужчине, который тут же отшатнулся на полметра назад, даже не осознавая своих действий.
- Вам пакеты надо?
- Да.
- Скидочная карточка есть?
- Где-то была... вот.
Кассирша со сноровкой, необычной для такой комплекции, ловко прокатала покупки через сканер. Я сгреб все в пакеты, расплатился и торопливо вышел из магазина. Людей здесь было слишком много, большинство возвращались с работы, заполняя торговые залы своей горько-кислой усталостью и желанием поскорее грохнуться на диван, и мне их общество было столь же неприятно, как и мое - им. Газету, на всякий случай, тоже купил.
На улице уже стемнело, но количество людей уменьшаться не думало. Я прокрутил в голове возможные ощущения от поездки в битком набитом вагоне метро, с последующей пересадкой на электричку. Прикинул стойкость своего желудка, ослабленного тремя перелетами и аэрофлотовской овсянкой из эконом-класса. Мысленно пересчитал остатки наличности. После чего малодушно чертыхнулся и пошел к стоянке, где как шпроты в банке теснились такси.
Водитель попался болтливый. Очень болтливый. Настолько болтливый, что у моменту выезда за городскую черту я начал серьезно опасаться, что он случайно откусит себе язык и дальше мне придется вести машину самому. Таксист говорил обо всем подряд, начиная дорожными пробками, перескакивая на цены на бензин, оттуда его вдохновенный монолог перетекал на вялотекущую гражданскую войну на Украине, на жидомасонов, правительство, опять войну, на этот раз на Ближнем Востоке... после чего каким-то логически непостижимым образом соскальзывал в тему дочери-младшеклассницы, которая на уроках по закону божьему получает одни пятерки, и которая вчера вечером возвращалась с продленки и увидела какую-то здоровенную собаку...
- Вот веришь, нет - прибегает она домой, вся белая, говорит, значит: 'Там собака страшная на улице'. Ну, я и пошел посмотреть, что там как, биту с собой взял, - таксист явно лукавил. Скорее всего, на улицу он пошел не по своей воле, а был выгнан обеспокоенной женой. - Выхожу, значит, а там как налево от подъезда смотришь, там еще вход в погреб, а рядом мусорные баки стоят. А за ними гляжу - натурально два фонаря таких зеленых, во те крест. Да еще рычит так, сука! Ну, я в нее биту кинул, она и удрала, - тут таксист опять лукавил, пытался скрыть свой испуг. - Я значит поближе подошел посмотреть, а там ящик один перевернут да бита моя рядом валяется, пополам перекушенная. Ты биту-то видел? Ее ж не об каждую башку сломаешь, а там прямо перекусили. Я вон еще щеглом на заводе пахал, там станок был такой, листы стальные гнул, и один дебил туда руку сунул, так ее охватило прямо. Вот и тут так. А ящик-то, ящик! Он пустой весит не маленько, а так еще и забитый битком. Что творится-то, а... - водитель погрустнел. - Может с зоны зараза прибежала? Тут же всего триста километров по прямой.
- Вряд ли, - ответил я. - В Карантинной зоне ничего живого не водится. Там стерильно как в операционной, даже в научных журналах писали.
- Да че они там писали, на заборе тоже вон пишут, и че? Жиды эти масоны все врут, мрази...
- А где это было?
- Рядом с восемьдесят шестой школой, там, где хрущевки стоят.
- Ну и как бы эта гадость на левый берег перебралась? Наверное, просто дворняга была. Звоните в Спецавтохозяйство, это их работа бродячих собак ловить.
- Да во те крест, там биту пополам перекусило!
- Всякое может быть.
На счет биты водитель говорил правду или искренне верил, что говорил правду. Во всяком случае, фальши не чувствовалось ни в голосе, ни в мыслях. Сходить что ли, проверить? Вроде бы собака и собака... это даже не запах серы, еле слышный запашок. Но он есть, потому что не укладывается в логику. Волк в город сам не пойдет, бродячие псы из-за вырождения породы, как правило, довольно мелкие.
'Ладно. Схожу, - решил я. - И буду надеяться, что это просто чей-то сбежавший мастиф'.
Можно считать это паранойей, но я считаю это простой предосторожностью. С одной стороны, за пять лет я не встречал никакой хрестоматийной нечисти, вроде вампиров, оборотней, барабашек, фей и прочих леших с домовыми. С другой, иногда приходилось сталкиваться с вещами, существование которых было очень сложно объяснить с точки зрения науки, а то и вовсе шло вразрез с законами природы. Но менее опасными они от этого не становились.
До нужного места добрались только к половине седьмого. Таксист вполголоса ругал неосвещенную проселочную дорогу, которая вела к стоящему на отшибе невзрачному домику. Рядом пока никого не было - с посетителями было договорено, что прибудут они к восьми. Что же, можно успеть прибраться и приготовить ужин.
Такси чихнуло измученным в условиях сибирского климата немецким дизелем и укатило прочь, увозя с собой последние купюры. Я поднял тяжелые пакеты и направился к калитке, рядом с которой висела аккуратная деревянная табличка:


[align=center]'Белый маг, провидец и целитель Пересвет Аввакумов.
Часы приема: с 18:00 до 03:00. С собаками и беременными женщинами вход не рекомендуется.
Дети старше 60 лет в сопровождении родителей - обслуживаются бесплатно'.[/align]

Табличку я изготовил самолично, и иногда было забавно наблюдать, как посетители пытаются понять, где заканчивается серьезный текст и начинается шутка. Сам двор представлял собой сплошной ровный газон с дорожкой из плотно утрамбованной щебенки и насаженными по периметру ограды кустами крыжовника и шиповника. Рядом с крыльцом вертикально стояло толстое обтесанное бревно, земля вокруг него была очень плотно утоптана
Дом встретил меня непередаваемой атмосферой мистического таинства. Она не рассеялась даже тогда, когда я включил свет. Прихожая казалась гораздо больше и просторнее, чем была на самом деле, блики света лениво колыхались, производя на непривычного человека гипнотический эффект, а стены, казалось, наблюдали за каждым моим движением своими узорами на обоях и сучками досок. Чего-то подобного стоило ожидать. В конце концов, Смерть не просто жил в доме, он в некотором смысле и был домом. Словно в ответ на эту мысль, я ощутил вежливое прикосновение к собственному микрокосму - со мной поздоровались.
'И тебе добрый вечер, - мысленно поздоровался я в ответ. - Сегодня должны прийти люди. Сможешь им помочь?'
Утвердительный ответ пришел спустя пару секунд. Это радовало, поскольку Смерть вполне мог отказаться, не объясняя причин. И тогда бы пришлось звонить посетителю, переносить, а то и вовсе отменять встречу... морока, короче.
Начать я решил с ужина, так что первым делом прошел на кухню, надел фартук, переложил большую часть продуктов в холодильник, остальное разложил на кухонном столе и придирчиво оглядел. Приготовить еду несложно, достаточно помнить рецепт и хоть немного уметь обращаться с ножом. Но вот приготовить еду так, чтобы это было не просто вкусно, но еще и съедобно - это уже задача не для первого встречного, и подходить к процессу надо ответственно.
Передо мной было четыре картофелины, пакет макарон, две головки репчатого лука, банка тушеной оленины, банка шпрот, пакет с мукой, три морковки, какие-то кости с мясом для бульона и томатная паста. Конечно, чтобы приготовить отличный ужин, все это не обязательно, но когда входишь в кулинарный раж, бывает трудно остановиться. Единственное, что у меня вызывало сомнения, были шпроты. Сложно придумать что-то более вредное, токсичное и канцерогенное, чем латвийские шпроты в масле. Но я знал, что рано или поздно попробую и эту дрянь. Кхм, отвлекся.
Дальше - больше. Есть старинная задачка про волка, козу и капусту. Готовка трех блюд на четырех конфорках - из той же оперы. А именно суп, спагетти и мясной соус к ним. Все готовится разное время, все требует предельного внимания, но должно быть готово в одно время. И желательно побыстрее. Предел мечтаний - не подгоревшее и не пересоленое.
За возней с готовкой пролетел почти час. К тому моменту смазанные маслом спагетти и соус отстаивались на столе, прикрытые полотенцем, а бульону нужно было кипеть еще столько же, так что настало время для других дел. Не снимая фартука, я направился вглубь дома.
Планировка была такова, что из прихожей по длинному коридору, окна которого с одной стороны выходили на улицу, можно было попасть на кухню или, не доходя до конца, войти в гостиную. И уже из гостиной одна дверь вела в санузел, а другая - в собственно комнату, где Смерть обитал большую часть времени. Или... я поправил себя. Правильнее говорить: 'где я обычно находил его, когда приходил в этот дом'. Потому что кто знает, что здесь происходит, когда никого нет... Я пересек гостиную, положил руку на дверную ручку и мгновенно ощутил сопротивление. Не физическое, нет. Дверь не была заперта, ее можно было распахнуть и легким толчком. Но глубинное ощущение запрета, границы - оно было почти непреодолимым. Существо, обитающее за дверью, по каким-то своим причинам не торопилось впускать меня в свое личное пространство.
[Извинение.]
На этот раз пришедшее извне прикосновение было более четко оформленным, передавая уже конкретные понятия.
Дверь легко подалась.
Смерть, одетый в джинсы и черный свитер, стоял у окна, заложив руки за спину и 'глядя' на затянутое серой пеленой небо. 'Глядя' - потому что его глаза закрывала плотная белая повязка. Я невольно вздрогнул. Он терялся на фоне комнаты в перепадах света и тени и одновременно притягивал взгляд. Казался хилым и беспомощным и одновременно буквально излучал мощь. Неопределяемый возраст, андрогинное телосложение, не удерживающиеся в памяти черты лица, голос, звучащий как сто тысяч голосов одновременно - таков был Смерть. Черт возьми, он был достоин этого прозвища. Стоп, не прозвища.
Карты.
'Смерть' - лишь название карты таро. Спасительная ниточка, с относительным успехом заменяющая ему имя. Собственное иметь он иметь просто не способен.
- Через полчаса они должны подойти, - сообщил я.
Смерть не шевельнулся.
[Хор, неровное звучание. Помехи. Страх.]
- Что-то серьезное?
[Умолкни, неизбывный сладкий зов. Ступай к небесным стражам-овчарам. Пускай кочуют до скончания веков тебе во след сияньями вот тьме.]*
Он обернулся ко мне.
[Вопрос: нечто, сходство.]
- Нет, ничего подобного я не слышал, - честно говоря, я мало что понимал из его речи. Ну, это дело обычное.
Он не ответил, только снова развернулся к окну.
[Иль не слыхал ты, что душа стара, что ты - в прибое, в шелесте дубов, и в крике птиц, и в ветре на холме? Умолкни, неизбывный сладкий зов!]
- Это Йейтс?
Смерть кивнул.
[Желание, продолжение, слух.]
Я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Когда надо - сам выйдет, главное что полностью не ушел в себя, отключившись от реальности. Время еще было, так что я быстро прошелся по гостиной и коридору с метелкой для пыли, а потом еще раз - с пылесосом. Рефлекторно потянулся стащить со стола с компьютером наброшенную сверху ткань и протереть пыль и там, но вовремя одумался - связываться с этим цифровым садистом, не имея в запасе полночи времени, было бы опрометчиво.
Наконец, снаружи замерцал свет фар. Я прикрыл суп крышкой, поставил завариваться чай и пошел встречать посетителей. Язык не поворачивается называть приходящих сюда людей 'клиентами'. 'Клиент' - это существо из капиталистической эпохи, нечто капризное и требующее внимания больше, чем блины на сковородке. Они же... я отворил дверь за секунду до того, как зазвенел звонок. Эти пришли просить, а не потреблять.
Первым был грузный, одетый в дорогой костюм седой мужчина, который больше всего напоминал хорошо загорелую помесь человека и медведя. С ним была женщина лет тридцати пяти-сорока, одетая роскошно, но без вкуса - видимо, жена. Эти двое наполняли воздух вокруг себя кофейно-мятным вкусом беспокойства со слегка приторной примесью остро-пряного недоверия. Страха в них пока не ощущалось, но до этого еще дойдет. Третьим человеком был долговязый парень приблизительно двадцати лет, с мелированными волосами и непропорционально тонкими руками. Он терялся за спинами родителей и именно для него предназначался этот визит. В нем тоже пока не чувствовалось страха - скорее раздражение. С ними были еще два телохранителя, молча стоявшие рядом, но кого волнует мебель?
'Наркоман, алкоголик или игроман? - я повнимательнее присмотрелся к рукам парня. - Скорее, наркоман. Рутина'.
- Добрый вечер, - просто дань законам человеческого общества, не более. - Мы вас ждали.
- Здрасте-здрасьте, - хмуро буркнул мужчина.
Очевидно, во всякую чертовщину он не верил, согласился на эту авантюру только по просьбе жены и в глубине души считал это пустой тратой времени и денег. Но приходится ли выбирать, если обычные наркологические клиники не помогают?
- Проходите.
Шесть человек в одной прихожей - это многовато. Даже если пропустить всех в коридор - все равно тесно.
- Вы не забыли об оплате?
- Да мы-то не забыли... - начал было закипать седой мужчина, но осекся, стоило мне подойти к нему на пару шагов.
- Я не сомневался, что вы подготовили деньги, - с нажимом сказал я. - Но я имел ввиду вторую часть оплаты.
Женщина неуютно заерзала, но раскрыла свою сумочку и достала из нее потертую книжицу. Фотоальбом.
- Простите, я не понимаю, откуда вы знаете про мои студенческие фото и зачем они вообще вам нужны.
- О них знал он. Для него такие вещи так же естественны, как дыхание для вас. Что до фотографий, мне они не нужны. Ему, - я указал глазами на дверь гостиной, - они тоже не нужны. Однако они нужны вам, и это позволяет им быть вашей платой. Всякое приложение силы должно быть скомпенсировано, всякая затраченная энергия - восполнена. Вы отдаете ваши дорогие воспоминания в обмен на ребенка - достаточная оплата.
- Тогда зачем вам деньги? - холодно осведомился отец семейства.
- Затем что еда, одежда и электричество из воздуха не берутся, - ответил я.
Дверь в гостиную отворилась. Сама.
- Вы можете входить, - сказал я мелированному парню. - Только вы, и никто больше.
- Мне кажется, вы много на себя берете, - все так же холодно заметил седой мужчина.
- Мне кажется, наша репутация достаточна, чтобы выставлять те условия, которые мы считаем необходимыми, - я развернулся, собираясь вернуться на кухню, но задержался на секунду. - Конечно, вы можете зайти внутрь. Я вас останавливать не стану. Но в таком случае последствия могут быть непредсказуемы. Господин маг беседует с душой человека один на один, вмешиваться в этот разговор просто не вежливо.
Снова слабый импульс извне. Он это серьезно?
[Желание доказательств. Одобрение. Доказательства, обмен, уверенность в правоте.]
- Хм... господин маг разрешает вам так же войти. Вы же, - обернулся я к женщине, - вы можете подождать на кухне. Есть чай, если хотите.
Я вернулся на кухню. Не стоит перегибать палку, даже с людьми, у них от этого портится вкус. Не стоит беспокоиться из-за этого бизнесмена, который не достиг бы своего положения, не научись чувствовать людей. Не стоит беспокоиться и из-за его жены, которая явно наслышана от кого-то из знакомых о том, что мы делаем.
- Что он делает? - спросила женщина, имея ввиду происходящее в гостиной.
- Чудеса, - пожал я плечами и принялся наливать чай.
Она вздохнула, приняла чашку и склонилась над ней. Распространяемая ею горечь неотвратимо заполняла все помещение. Охранники на этом фоне слегка острили раздражением, но в целом почти никак себя не проявляли. Для них, наемных работников, эта семейка была не более чем неодушевленными объектами, вроде дорогих ваз.
Время тянулось мучительно медленно. Нет, дело было простецкое. Даже героинщика с приличным стажем Смерть мог без проблем исцелить за один сеанс, раз и навсегда. Даже не за один сеанс - за пару секунд. И объяснения тому что он устраивает маскарад с белой мантией и многочасовыми сеансами, было два. Во-первых, ему приходилось себя сдерживать. Для эспера его ранга исправлять тонкости гормональной биохимии - это все равно, что тушить зажженную спичку, подставив ее под Ниагарский водопад. Во-вторых, ему почему-то было интересно разговаривать с людьми. Разговаривать нормально, лицом к лицу, с помощью слов. Тем более странно, ведь за те годы, что я его знаю, он так и не научился как следует говорить.
- Знаете, мне вас порекомендовала одна моя знакомая, - вдруг начала женщина. - Возможно, вы помните ее, у нее муж много играл.
Быстро перебрав в памяти всех посетителей, я нашел нужного. Да, был один человек, спускавший огромные суммы на игровых автоматах. Что же с нее потребовал Смерть... не помню.
- Вы сказали ей отдать какую-то книжку...
- Да, это была старая детская книжка. Кажется, 'Денискины рассказы' Виктора Драгунского, - теперь я вспомнил.
- Я сама раньше не верила, но она с такой радостью об этом рассказывала... вы ведь и Леше сможете помочь?
- Сможем, - сухо ответил я. Кажется, у нее так же была пониженная восприимчивость, и мое присутствие не вызывало у нее достаточного дискомфорта, чтобы не пытаться завязать разговор.
- Мы просто столько клиник обошли... ничего не помогало, каждый раз срывался...
Мне тут только слез на кухне не хватало.
- Запомните одну вещь. Не сомневайтесь в силе господина мага, - произнес я, добавляя в голос строгости. - Он вернет вам вашего сына, чего бы ему это ни стоило. Вот только сможете ли вы воспользоваться плодами его труда?
- Конечно! Уже все решили, что если выздоровеет...
- Вы все решили? А ему вы право голоса оставили?
- Раньше предоставляли. Вон к чему привело.
Я решил не спорить. В глубине души шевелилось колючее раздражение и, стыдно признаться, даже злость. Казалось бы, какое мне дело до людских проблем?
Прошло еще полчаса. В какой-то миг дверь гостиной снова отворилась, выпуская наружу парня-теперь-уже-бывшего-наркомана и его отца. Оба были явно вымотанными, осунувшимися, молчаливыми. Даже думать не хочется, через что им пришлось пройти. Заглянув на кухню, отец семейства окинул меня задумчивым взглядом, после чего молча вытащил смартфон.
- Реквизиты, - коротко потребовал он.
Я по памяти продиктовал номер счета и код банка. Бизнесмен быстро ввел данные, подтвердил перевод, кивнул охране, и вся компания тут же удалилась. Примерно через минуту с улицы донесся звук заводящихся моторов. Ну, вот и 'поработали'. Подумав мимоходом, что этот человек слишком уж поспешно ретировался, я пошел проверить, как там дела в гостиной.
Смерть сидел в единственном кресле, облаченный в длинную белую мантию. Возможно, смотрелось комично, но нужно же хоть немного соответствовать архетипу мага. Хотя бы из жалости к посетителям.
- Тяжелый случай? - поинтересовался я.
[Было интересно. Схема мышления, большая редкость.]
- У этого клубного мальчика?
[Сознательное затворничество. Сходство, карта 'Висельник'.]
- Я тебе на Новый Год толковый словарь подарю. Затворничество - это совсем другое.
[Смысл, постоянство, закрытое помещение, отрицание.]
- А в чем тогда смысл?
Молчание.
[Висельник?]
Висельник - это не я. 'Висельник' - это просто название карты, позволяющей посторонним идентифицировать меня. Если говорят 'Висельник' - это значит, что обращаются к карте, которая лежит в кармане напротив моей груди. Я должен ответить на обращение, но все равно, 'Висельник' - это просто название карты...
- Что?
[Новый голос. Неуверенность. Колебания.]
- А, ты про ту новенькую с картой 'Жрица'. Да, для нее это было ударом. Как всегда, впрочем. Успокоить ее было довольно сложно, - я недовольно поморщился, вспоминая сникшую светловолосую девчонку с взглядом на две тысячи ярдов. - Пока она попросила несколько дней, чтобы уладить кое-какие дела, договорились, что потом найдем ей жилье и сделаем новые документы. Ну и в школу, наверное, на экстерн. Правда, с рангом А ей будет сложно, учебник-то она не прочитает, но трудности займут ее мысли. Честно говоря, я думал забрать ее сразу с собой, раз уж она еще несовершеннолетняя и жить ей негде. Заодно перед глазами будет. Боюсь, как бы она чего с собой не сделала...
[Сходство, карта 'Алхимик'.]
- Если не хуже. Его добил только гнет Хора, через полгода после рождения.
[Убийство, разрыв, душа. Воспоминания о книге. Разорванная душа, уязвимость. Восстановление, шов, возможность, ошибка.]
- Давай без намеков. Я не дипломированный психолог, но кое-что соображаю.
[Врач, возможность, исцеление, самостоятельность?]
- Мне кажется, эта тема закрыта. Мой случай немного отличается от прочих. Мне не нужно помогать, - я оглянулся на настенные часы. - Слушай, там суп сварился. Сейчас будешь ужинать?
[Позже.] - Смерть встал с кресла и направился к себе. - [Хор, песня, необычно. Желание понимания.]
Я лишь пожал плечами. Будет голоден - съест. Смерть вообще очень мало ел, даже с учетом его комплекции. Тем более что в этом доме еда не портится. Вообще.
Перемыв посуду и закинув в стиральную машинку вещи, я с удовлетворением потянулся и смахнул со лба воображаемый трудовой пот. Со всеми бытовыми делами было покончено, с со счетами я разберусь утром. Теперь можно заняться кое-чем более важным.
Компьютер отозвался на нажатие кнопки сытым урчанием. Чем-то он мне иногда напоминал здоровенного черного кота. То ли тем, что захватил самый теплый угол в доме, то ли тем, что в грош не ставил пользователя (то есть меня), зависая, самопроизвольно перезагружаясь в самый ответственный момент, или выдавая такие финты, что впору было звать не мастера, а священника. Или санитаров. Антивирусы, чистка реестра, переустановка системы, обновление BIOS, даже замена железа - все было бесполезно. Треклятая машина словно издевалась над моими усилиями, нагло подмигивая сетевым индикатором. Некоторое время я после каждого финта этого железного негодяя просил Смерть проверить, что с ним не так, и каждый раз тот только разводил руками. Так что оставалось только терпеть.
Сегодня вроде бы все было в относительном порядке. Быстро проверив через Интернет наличие долгов за электричество и откачку отходов, я открыл окошко экселя и принялся вбивать свежие данные. Еще одна крупица знаний, которые может быть помогут пролить свет на три главные вопроса: кто мы, откуда мы, и почему мы?

Карта: Жрица
Настоящее имя: установить не удалось
Пол: женский
Возраст на момент Провала: пятнадцать лет
Период Провала: 14 дней
Период дозревания: около шестидесяти часов
Присвоенный ранг: А
Группа крови: вторая, резус отрицательный
Врожденные заболевания: отсутствуют
Заболевания и травмы на момент первичного импульса: растяжение левой лодыжки. Получено предположительно непосредственно в момент Первичного импульса.
Вредные привычки...

Я в сомнении задержался пальцами над клавиатурой, после чего переборол себя и напечатал:

...отсутствуют
Семейный статус на момент Провала: не замужем, детей нет, сирота.
Социальный статус на момент Провала: пребывание на попечении в приюте при Покровском женском монастыре в Москве. (примечание - сделать запрос с целью установления подлинного имени и деталей биографии)
Психологическая реакция: отрицание, замкнутость, развитие посттравматического синдрома.

В памяти всплыло лицо девчонки, в тот момент, когда видел ее перед отбытием. Потерянное, пустое. В руках у нее был новенький телефон, но она не обращала на него внимания. Если бы она вцепилась в него до побелевших пальцев - это было бы хорошим знаком, значит, в ней оставалось достаточно воли к жизни. Нет, ее определенно следовало забрать сразу. Надо будет позвонить Магусу, чтобы навестил ее. Пока же я просто добавил еще одну строчку:

(примечание - взять на особый контроль, риск суицидальной попытки)

Пока на этом все. Чуть позже папка с одиноким пока файлом разбухнет от записей телефонных переговоров, импровизированных отчетов о состоянии здоровья и записанных по памяти исповедей. Но это позже, а на сегодня вроде бы все. Можно и потренироваться немного.
С книжного стеллажа я взял толстую общую тетрадь и сборник задач по газодинамике. Самый обычный сборник, который есть в библиотеке любого технического университета, и который можно купить в любом интернет-магазине за сравнительно скромные семьсот рублей. Да, обычно под тренировками подразумевают бег, битье груши или поднятие тяжестей... но кто сказал, что тренировать можно только мышцы? Отнюдь. Мозг тоже поддается тренировке, что давно доказано экспериментально. Но почему-то люди довольно часто тратят время на штанги и беговые дорожки и почти никогда - на математические формулы.
Странно это. Если интеллект ценится выше мускулов - значит нужно развивать его, правильно? Хотя кто этих людей разберет. В конце концов, для меня и чтение литературы по всем областям науки, и решение бесчисленных задач - все это не каприз или хобби, а жизненная необходимость.
Я раскрыл сборник на заложенной странице. 'Распространение ударных волн в однородной среде'. Звучит намного интереснее, чем есть на самом деле.
'В ударной трубе по азоту при нормальной температуре распространяется ударная волна. Найти соотношение давлений, при котором скорость распространения будет превышать три числа Маха'.
Хм, это считается в уме за три секунды. Ладно, может дальше посложнее будет...
Время неторопливо близилось к одиннадцати часам. Страницы тетради передо мной постепенно заполняли ровные строки решений, местами дополненные схемами, если сходу не получалось представить картинку в уме. Задач уровня третьего-четвертого курса было недостаточно, чтобы полностью занять мой мозг, и в голову невольно лезли беспокойные мысли. Например, о том, что Жрица была уже четвертым эспером за этот календарный год.
Просто примерно год назад я как-то от нечего делать набросал график за последние пару лет, на котором отметил моменты рождения новых эсперов и кое-какие события. Некоторые из них оказывались достоянием прессы и интернета, другие происходили в безлюдных местах или нам удавалось сработать на опережение. Все эти события были различны на первый взгляд, как по внешнему проявлению, так и по эффекту, но объединяла их одна общая особенность - они были одинаково невозможны с точки зрения законов природы. Будучи эспером, я привык видеть мир в ином свете, но то, что происходило там...
Ни в одном языке нет слов, чтобы точно описать это.
Возьмем, к примеру, события, которые широкой публике известны как Трирская резня. Всего за одну ночь в городе с населением сто тысяч человек было с особой жестокостью умерщвлено десять тысяч. Десять тысяч переселенцев из Ливии, Ирака и Турции. Все без исключения, от младенцев до глубоких стариков. И далеко не все из них были так плохи, как это представляли правые движения. Мало кто вспоминал потом, что резне предшествовало почти два месяца загадочных исчезновений людей - только немцев, и только в промежуток времени с полуночи до шести утра. Дьявола с нами тогда еще не было, и вершить расправу взялся лично Смерть, потому что больше никто не решился. Ужас, испытанный местными жителями на утро, не поддавался описанию, но к нему примешивалась изрядная доля облегчения. После этого пришлось держаться мучительно долгие шесть часов, чтобы не пострадал никто, пересиливший себя и вышедший наружу в запретное время - и аномалия была уничтожена. Разбираться с последствиями сил уже ни у кого не было, так что потом целый год всю Европу трясло от межэтнических столкновений и последствий их подавления под истеричные вопли правозащитников о восставшем нацизме и попранной толерантности. Да и сейчас немногим спокойнее...
Или тот случай в прошлом году, когда без электричества остался весь Ростов. При том, что линии электропередач были целы, а генераторы электростанций работали без перебоев. Однако напряжение в сети было на нуле, а батарейки и аккумуляторы разряжались с небывалой скоростью. Тогда обошлось без жертв, если не считать тех, кто не получил за эти дни срочной медицинской помощи - благо дело было на исходе лета, а расквартированные вокруг города армейские части привлекли к охране порядка. Собственно, вычистить эту заразу оказалось не так сложно, как докопаться до корня проблемы, на что и ушла почти неделя. Но все же справились всего лишь вдвоем с Шутом, после чего единственной проблемой осталась обильная седина у местных энергетиков, коммунальщиков и метеорологов.
Бывали случаи и помельче, которые разрешались в одиночку, а то и вовсе мимоходом. И вот теперь, после почти годичного затишья, за восемь месяцев в мир приходят один за другим четыре новых эспера, у меня непрерывно болит голова от необходимости за всеми ними приглядывать, и остается только гадать, какая гадость и где ухитрится вылезти на этот раз.
На часах уже была почти полночь. Я протер глаза и перечитал последнее решение, после чего решительно перечеркнул все крест-накрест. Ошибка допущена в самом начале, неправильно взял производную, в результате получилась бессвязная каша из ничего не значащих символов. Досады я не ощущал, только еще раз убедился, что приучить себя к внутренней дисциплине намного сложнее, чем научиться решать задачки. Потянувшись, я решил, что раз уж мозги начали пробуксовывать, то стоит немного размяться на улице, сделать сотню-другую проходов вокруг столба...
Видимо, у судьбы на этот счет были свои планы. Я едва успел выйти в прихожую и переобуться, когда резкий и сильный психический импульс, похожий на ожог от кипящего масла, заставил меня на мгновение замереть, а потом со всех ног броситься обратно в дом, в жилую комнату. Смерть стоял на коленях возле окна, одной рукой не давая себе упасть, а другой - вцепившись в голову так, будто хотел пальцами содрать с себя скальп. Сквозь стиснутые до хруста зубы капала слюна, он использовал всю свою силу воли, чтобы просто не потерять от боли сознание.
- Твою ж дивизию! - только и смог выдохнуть я.
Пятый раз за год! Пятый! С интервалом всего в десять дней! Мир, ты пьян, иди домой! Я подскочил к Смерти и положил руку ему на голову. Первое, что я сейчас должен сделать - подавить возможные искажения, чтобы случайно не случилось катастрофы. Второе...
- Висель... ник... - прошипел Смерть вслух, задыхаясь от боли. - Бери! Быстро!
- Беру!
В мой мозг хлынул целый поток образов: видения, звуки, тактильные ощущения, запахи, даже давно забытые вкусы. Неудержимый шквал чистой, не искаженной электронными протоколами информации фиксировался в мозгу и трансформировался в цельное представление о конкретном месте и конкретном человеке. О человеке, который только что по неизвестной причине перестал быть собой.
Смерть испустил тихий стон и окончательно сполз по стенке.
- Хор... Хор боится... очень, - прошептал он глухо.
- Тебе сейчас не стоит говорить, - я взвалил на шею обмякшее тело и оттащил Смерть в его комнату на кровать. - По крайней мере, это совсем рядом.
- Да, - еле слышно подтвердил он. - Она рядом.
- Дела, - я уже не мог даже ругаться. - Сколько у нас времени?
- Завтра. Вечер.
- Понял. Отдыхай... и прикрой меня, как оклемаешься.
Я схватил куртку и пулей вылетел из дома. Там, на севере, светил ночными огнями город. Где-то среди них ткань бытия только что разорвалась, и в родовых муках исторгла из себя нечто, еще недавно бывшее человеком. Где-то там в мир ступил новый эспер, и я должен был его найти, чем скорее, тем лучше.
*- стихи Дж.Б. Йейтса

[Demonheart]

Глава 2: Рождение

Три недели назад

Осень.
Для поэтов это время увядания, время смерти. Природа засыпает, готовится к зиме, птицы улетают на юг... в общем, все что талдычат в средней школе на уроках литературы трясущиеся от маразма училки.
Для нормальных людей осень - это такое время, когда надо доставать с антресолей теплую одежду и демисезонную обувь. Когда надо устраивать детей в детский сад или школу. Когда нищета выкапывает посаженные на даче овощи а кто побогаче - возвращается с Черного моря или из Тайланда в родные холодные края и хвастается перед знакомыми отпускными фотографиями.
Для окружающих студентов осень знаменовала начало нового учебного года, с тяжелым вхождением в режим и осознанием того, что до сессии еще прорва времени, и можно пока не напрягаться.
Лена осень тихо ненавидела.
Это время года у нее ассоциировалось с исключительно промозглым ветром, с неотвратимо укорачивающимся световым днем и вечно затянутым серой хмарью небом. Солнечный свет сменялся мертвым светом ламп, свежие овощи и фрукты - безвкусными, привезенными из-за границы. Наконец, исчезала возможность целыми днями сидеть дома, предаваясь праздному безделью, зато появлялась необходимость ежедневно появляться на парах. По отдельности все это было еще терпимо, но все вместе превращалось в изощренную пытку, в ходе которой в сумочке Лены постоянную прописку, вдобавок к косметике и всяким мелочам, получала пачка флуоксетина, благо в аптеке никто ни разу не интересовался наличием рецепта.
Впрочем, последнее время переставали выручать даже таблетки. Лена не могла объяснить, откуда взялась ее депрессия. Ничего плохого с ней никогда не случалось, болезненных расставаний или трагических потерь не было и не предвиделось, с учебой тоже все было в порядке. Просто раз и возникла на пустом месте. Девушка вздохнула и для разнообразия решила послушать, о чем уже минут пять без умолку болтает ее подруга.
- ...А потом мы прямо из клуба с ними на вписку поехали, - Светка разливалась соловьем, описывая свои приключения на выходных. - Ну, догнались вискарем, еще спайс у одного был. Хороший, кстати, штырит с одной щепотки. О, еще прикол был: решили групповушку замутить а тут этот мне звонит. Ну любимая как ты там, я по тебе соскучился. А с меня в этот самый момент трусы стаскивают! Прикольно, да?
- Угу, - без особого энтузиазма кивнула Лена. Поведение подруги она не осуждала, но выслушивать почти одно и то же каждый вторник было скучно и утомительно. Сама она в разнообразных оргиях не участвовала с одиннадцатого класса - много сил уходило на подготовку к экзаменам, а потом в ее жизни появился флуоксетин. - Не помнишь, что у нас там следующая пара?
- Экономика... вроде. Сейчас посмотрю, - Светка принялась рыться в смартфоне в поисках файла с расписанием, а Лена уткнулась в окно.
Скучно.
Дни становятся все холоднее и короче, лекции в университете - все унылее, жизнь кажется безрадостной и лишенной любых перспектив. Хотя, казалось бы, девятнадцать лет, время жить на полную катушку. Ведь и внешностью природа не обделила, и сама далеко не дура, а родительский кошелек и связи предопределили будущую превосходную карьеру. Но нет, не хочется ни клубов с боулингом, ни старательно учиться, ни думать о будущем, а хочется по утру швырнуть об стену надоедливый 'ведроид', укутаться в одеяло и спать до полудня. А потом сварить кофе, сесть с ним за ноутбук и почитать что-нибудь ненапряжное, посмотреть сериалы, или просто еще поспать. И чтобы ничего не беспокоило, не надоедала напоминаниями и заботой мать, не надрывался телефон, а список непрочитанных сообщений был девственно чист. Чтобы за окном лили дожди, и ветка растущей рядом с окном осины под порывами ветра хлестала в окно - а в комнате было тепло и уютно.
'Эскапизм, - вспомнила Лена умное слово с каким-то мазохистским удовольствием. - Шоколадку что ли после занятий купить? Говорят, помогает'.
Пока она ограничилась тем, что зашла с телефона в Интернет и установила себе новый статус на своей страничке: 'Ничего не хочу... Или хочу, чтобы ничего...' После чего принялась от нечего делать просматривать свежие картинки в каком-то паблике.
- Слыш, Ленка, ты того своего не кинула еще?
Того? Это она про кого? Девушка наморщила лоб. Ах да, это же про 'него'.
- Пока нет.
- Да он зануда же! Еще и нищеброд. Нельзя позволять так к себе относиться!
- Да фиг с ним, кушать не просит, - Лена только отмахнулась. - Он полезный, взялся курсовую делать.
- А, ну это правильно, обойдется, - Светка вдруг встрепенулась. - Слушай, меня на выходных на днюху пригласили, поехали! С парнем одним могу познакомить, он клевый! У него отец шишка большая в управлении 'Э'.
- А зовут его случайно не Магомед? - без интереса спросила Лена.
- Нет, Салман, - ее подруга непонимающе захлопала глазами. - А ты почему интересуешься?
- Да так, - девушка сделала неопределенный жест. - Угадать попыталась.
- А, ну... пойдешь или нет?
- Да нет, наверное. Устала я чего-то...
- Ну, вот и развеешься!
- Спать я хочу, - буркнула Лена.
Разговор начал откровенно утомлять ее. Она посмотрела на мигающие в углу экрана часы - до конца перерыва между парами оставалось три минуты. А может... Лена в раздумьях принялась накручивать на палец рыжий локон. Все равно экономика идет зачетом, а это значит, что в конце семестра надо будет на итоговой работе всего лишь уметь связать два слова. А тухнуть еще целую пару - это просто невыносимо. И вообще, ничто человеческое нам не чуждо, и слабости в том числе. Выговорив себе такое оправдание, она положила телефон обратно в сумочку и направилась к лестнице, ведущей на первый этаж. По дороге она разминулась с преподавателем экономики, но он ее, похоже, просто не заметил.
Выйдя на воздух, Лена подставила лицо прохладному осеннему ветру. После духоты учебного корпуса свежий воздух слегка пьянил и наполнял тело приятной легкостью. Может даже не стоит сразу ехать домой, а пройтись по скверу? Там сейчас все усыпано опавшими листьями, можно медленно идти по аллее, а они будут тихо шуршать под ногами. Гул машин теряется среди деревьев, можно помечтать о чем-то воздушном и приятном. И главное, на мозги никто не капает. А шоколадку можно купить и потом.
В парке было пустынно - всего половина третьего, будний день. Неспешно вышагивая по мощеной плиткой дорожке, Лена отвлеклась за писк смартфона - пришло SMS. Ей даже не нужно было смотреть на определившийся номер, чтобы понять, от кого оно. Боже, ну кто в наше время пользуется SMS-ками? А этот нищеброд даже не хочет купить себе нормальный телефон, ему видите-ли доисторическая 'Нокия' надежнее и заряда на дольше хватает. Вдобавок ездит на уродливой ржавульке производства АвтоВАЗа - значит родители те еще нищеброды. А если родители нищеброды - значит сам сгниет в том же болоте, потому что лучшие места приготовлены заранее для небольшого числа избранных. Да, вот так вот все несправедливо, и если кому-то что-то не нравится - пусть сходит побьется головой об стену. Сергею стоило бы радоваться, что она вообще держит его при себе.
'Лен прости не могу сегодня за тобой заехать на работе завал', - гласило сообщение.
'Да не больно и хотелось, - недовольно подумала девушка, нажимая кнопку удаления. - Еще я в российскую машину прилюдно не садилась'.
Строго говоря, Лена не считала себя плохим человеком и не видела в своих действиях ничего предосудительного. Приличные девушки не воротят нос от 'Лад' и 'Логанов' - они поддерживают статус. Приличные девушки не скидывают курсовые работы на знакомых парней - они грамотно распределяют задачи. И, наконец, приличные девушки не прогуливают занятия в университете - они заботятся о своем здоровье. А если родители девушки работают в ФСБ - как ее вообще можно считать неприличной?
Разумеется, Лене случалось слышать в свой адрес, что она 'зазвездилась'. Особенно от классной руководительницы в школе. Если подумать, она и правда с пеленок ни в чем не знала отказа, более того, родители не уставали напоминать ей, что она самая замечательная... хотя на то они и родители. Но уже в более сознательном возрасте она сличала себя с одноклассниками, с подругами в школе танцев, потом с одногрупниками - и приходила к выводу, что да, она лучше. Учеба Лене давалась легко, от поклонников всегда отбоя не было, можно было весьма придирчиво выбирать, и до самого выпускного ее слово на параллели было законом. Последним, впрочем, она не злоупотребляла - чтобы не доставлять проблем родителям, которым бы наверняка пришлось потратить немало сил в случае скандала. Плохо ли это? Разумеется, нет. Ведь нет же ее вины в том, что ей от рождения досталось больше, а кому-то меньше.
- Ай! - девушка вскрикнула от неожиданности, но удержала равновесие.
Споткнуться на ровном месте - это надо уметь. Еще круче то, что ее смартфон вылетел из руки, ударился о каменный бордюр и упал на траву.
'Разбился, однозначно', - подумала Лена и сошла с тротуара, чтобы подобрать аппарат.
Нарастающий звон в ушах возник в тот момент, когда она взяла смартфон с земли. Звон шел одновременно отовсюду, казалось, что звенит даже сам мозг. Девушка потерла виски, но звон не проходил.
'Давление, что ли?' - подумала она, в то же мгновение ее скрутил жестокий приступ тошноты.
Ноги предательски подкосились, перед глазами все начало плыть. Хотелось убежать как можно дальше, или хотя бы закричать, но тело отказывалось повиноваться а воздух застревал в горле. С каждым мгновением это становилось все более пугающим, Лена с непередаваемым ужасом ощущала, как границы ее собственного тела размываются, как мир вокруг буквально выворачивается наизнанку.
Удар сердца - исчезают звуки.
Удар сердца - пропадают деревья, тротуар, опавшая листва, даже земля, даже небо.
Удар сердца - исчезает свет, запах, ощущение одежды на теле.
Удар сердца - исчезает даже она сама.
Не остается ничего.
...
Где было тело - остаются лишь клетки. Где были клетки - остаются молекулы. Где были молекулы - остаются атомы. И каждый атом начинает неуловимо изменяться.
И так продолжается считанные секунды. Или миллионы лет, потому что время тоже исчезло.
А потом процесс обращается вспять.
Атомы сливаются в молекулы, молекулы образуют клетки, те формируют кости, органы, мышцы, кровь, сухожилия, волосы и кожу.
Живой организм был разобран на мельчайшие частицы и воссоздан вновь. Немного другим.
...
Свет ударил по глазам так, что девушка вынужденно зажмурилась. Грудь и горло словно стискивали стальные обручи, вызывая мучительное до боли желание сделать что-то невероятно простое, но почти забытое... девушка схватила себя за горло, широко раскрыла рот... и вдохнула немного воздуха. Вот что было нужно! Как можно забыть настолько элементарную вещь? Он попыталась сделать шаг, но потеряла равновесие и тут же опустилась на колени, чтобы не упасть. Она толком не понимала, что произошло, и в ее сознании последние воспоминания о сквере, находившегося через дорогу от университета, накладывались на воспринимаемую глазами картинку знакомой на вид двери и не менее знакомого крыльца. Знакомого...
'Я дома?' - мелькнула на краю сознания робкая мысль.
Девушка подняла правую руку к глазам - пальцы сжимались на смартфоне, на поверхности которого не было ни единой трещины. Часы в верхней части экрана показывали без двадцати четыре, расположенный рядом индикатор рапортовал о почти полном заряде батареи. Но сверху светил подвешенный над дверью фонарь, а вокруг было почему-то темно.
Ей стало страшно. Случилось что-то непонятное, невозможное.
'Почему я дома?'
Через тонкую одежду начал пробирать сильный холод, которого не могло быть в середине сентября. Ее начала бить мелкая дрожь.
'Почему я здесь?!'
Повинуясь скорее инстинкту, чем голосу разума, девушка с усилием приподнялась и дрожащей рукой нажала на кнопку звонка. Знакомый звон, донесшийся из глубины дома, немного успокоил ее, но ощущение необъяснимой неправильности усилилось еще больше.
- Кто там?
Она замерла. Надо было ответить на вопрос, который задал знакомый женский голос. Но нужное слово будто исчезло из головы, оставив на своем месте лишь зияющую пустоту. Но надо что-то ответить...
- Это я, - выдавила она через силу.
'Я - это кто вообще? Кто это - 'я'?! 'Я' - это... это... '
Девушка почувствовала, что задыхается, теперь уже от ужаса. Дверь отворилась. На пороге стояла подтянутая женщина лет сорока, еще не растерявшая былую красоту, одетая в темно-серый форменный китель. На ее лице медленно, как капля чернил по поверхности воды, расползалось выражение сильнейшего шока.
- ****! Боже ж ты мой! - она кинулась к девушке и изо всех сил стиснула ее в объятиях. - Это... это правда ты?!
- Пропадала? - тупо спросила девушка, чувствуя, как очередная волна паники накрывает ее с головой. Ощущение неправильности стало настолько острым, что причиняло почти физическую боль. Неправильность в речи матери, неправильность в том, что первое произнесенную ею слово словно прошло мимо ушей, неправильность в ощущении объятий. - Я только что с занятий ушла...
- Посмотри сюда! - потребовала мать, со слезами в голосе. - Ты только что вышла из университета?! Ты правда так думаешь?!
- Да, - девушка дернулась. - А что случилось?
- Да тебя же три недели не было!


* * *

Нравятся мне коттеджные поселки, особенно такие. Территория под застройку здесь расчищалась точечно, а само строительство шло предельно чистоплотно, что большая редкость. Как следствие - и сами жилые участки, и территория между ними густо поросла соснами, так что весь поселок был как-бы скрыт в лесу. Жизнь в единении с природой, вдали от городского шума - деревья служат неплохой звукоизоляцией, и главное - плотность населения тут очень низкая. Настолько низкая, что даже сейчас, в одиннадцатом часу вечера, когда домой уже все вернулись, но никто еще не лег спать, я ощущал себя вполне комфортно просто стоя посреди поселка. Во всяком случае, ощущения чужих чувств не накладывались на фисташки, купленные неподалеку. Жаль, что я уже забыл вкус этих орехов, но от этого они не теряют в питательности.
Другое дело, что торчать здесь безвылазно в течение почти шести часов мне начинало откровенно надоедать. Точнее, я хотел спать, замерз и проголодался, потому что одними фисташками и шоколадными батончиками наесться сложно, а согреваться путем искажения - трудно и непродуктивно. А еще откровенно выматывало само ожидание.
От нудного созерцания окрестностей меня отвлек запиликавший в кармане телефон. Вытащив его, я взглянул на определившийся номер - сообщение прислал Магус. Занятно. Магус был эспером категории В, что значило, что при выходе из Провала он потерял слух, и текстовые сообщения были для него единственным способом дистанционной связи.
'Ашалом алейкум, Висельник, - гласил текст. - До меня тоже отдача дошла, значит, у нас пополнение, так? У меня есть идея для одного эксперимента, найдется минутка обсудить?'
В прошлой жизни Магуса звали Федор Аббасович Курин-оглы, хотя, разумеется, он этого не помнил. Был он доцентом в петербуржском университете имени Герцена на философском факультете. Преподавал, как ни странно, тоже философию, и даже знал свой предмет далеко за пределами учебной программы. После второго рождения работать преподавателем уже не мог, а потому с изрядным облегчением оставил кафедру, продал квартиру в историческом центре и уехал в пригород, где занимался выращиванием шампиньонов. Философию, однако, не бросил. Более того, живо интересовался собственным феноменом и иногда с его подачи мы ставили кое-какие опыты. Иногда они даже оказывались полезными. Что же он придумал на этот раз?
'Излагай', - напечатал я.
'Как известно, Первичный Импульс всегда происходит в примерно одинаковых условиях, и имеет схожие последствия. Предлагаю вмешаться и немного нарушить обычную цепь событий'.
'Уточни'.
'В 93% случаев Первичного Импульса были человеческие жертвы. В 7% жертвы были в силу нестабильного психического состояния эспера непосредственно после Импульса. Улавливаешь?'
Еще бы тут не уловить.
'Предлагаешь не допустить жертв? А смысл?'
'Да вот есть пара мыслишек... долго объяснять, на йоте не получится'.
Я оглянулся на коттедж, в котором жила новорожденная. Прикинул возможную силу Импульса, сличил с собственными возможностями. Тяжко будет, определенно.
'Оно того стоит?'
'Говорю же, долго объяснять. Нужно пронаблюдать разницу в развитии'.
'Сделаю, что смогу. До связи'.
Я убрал телефон и прислушался к внутренним ощущениям. Происходящее явно нервировало. Я бы даже сказал, что боялся. В Москве из-за пробок я успел к самой раздаче, ждать пришлось всего полчаса. Тут же у меня была масса времени на то, чтобы навоображать всяких ужасов. 'Первичный импульс' - страшное испытание для того, кого он настигает, но не менее тяжело придется тому, кто попытается это остановить. К тому же ожидание неприятностей выматывает зачастую куда сильнее, чем сами неприятности.
Тем временем кончились фисташки. Я огляделся в поисках урны, ничего не обнаружил и затолкал пустой пакетик в карман. А ведь это элитный район. Казалось бы, мелочь - но так раздражает. Мелочи раздражают сильнее всего, потому что большинство не обращает на них внимания, а в сумме они дают кумулятивный эффект. Отсутствие урн и общественных туалетов там, где им стоило бы быть. Лежащий посреди тротуара окурок. Торчащий из почтового ящика рекламный буклет. Отсутствие бордюра вокруг участков открытой почвы. Раздраженный тон на другом конце провода при звонке в 'скорую помощь' или полицию. Маленькие, незаметные, раздражающие мелочи, мелкие как мошки, неопасные и не особо болезненно кусающие... но в тайге стаи такого гнуса могут убить человека за несколько часов, не выпив кровь а отравив своим гемолитическим ядом. Так же и привычные мелочи отравляют человеческое общество. Если люди смогли избавиться от этих мелочей, это вряд ли бы решило проблемы коррупции, кастовости общества, религиозного мракобесия и наплевательского отношения всех ко всему... но может быть, я смог бы ходить по многолюдным улицам и не чувствовать тошноты.
С некоторым усилием я вернул бесконтрольно скачущие мысли в рабочее русло.
Даже находясь на удалении, можно было без труда ощутить тот тугой клубок страха и отчаяния, в который конвульсивно скрутилось сознание новенькой, наверняка сжавшейся в комок на своей кровати. Она была уже на грани.
'Значит, свести к нулю количество жертв?'
Рождение эспера складывалось из нескольких стадий. Первая - Провал. Абсолютно обычный человек, который до этого вел абсолютно обычную жизнь, просто исчезает, без каких либо следов. При различных обстоятельствах, но всегда в уединенном месте и без свидетелей. На какой срок, предсказать нельзя. Минимальный рекорд составил тридцать два часа, максимальный - почти два месяца.
Потом он появляется - всегда в том же состоянии, в каком исчез. Волосы и ногти не отрастают, имеющиеся при себе электронные устройства не разряжаются, он не успевает даже проголодаться. Если при себе есть часы - они не фиксируют какого-либо расхождения с моментом исчезновения. Сам теперь уже эспер тоже не замечает прошедшего времени, но почти сразу понимает, что что-то с ним не так. Ведь именно с момента выхода из Провала он начинает чувствовать инфополе и Хор, и тогда же одно из его чувств исчезает, навсегда.
Неизвестно, становится ли эспером каждый из ушедших в Провал, или происходит какой-то отсев. В России ежегодно пропадают бесследно десятки тысяч людей, вести сколько-нибудь точную статистику практически нереально, не говоря уже о соседних странах. В сухом остатке есть лишь один факт - всякий, вышедший из Провала, человеком объективно считаться не может.
Есть так же зависимость, которую удалось отследить эмпирически, анализируя собственный опыт и в ходе бесед с другими эсперами. Эспер всегда появляется в месте, которое ассоциируется у него с комфортом и безопасностью. Как правило, это собственное жилье, но было два исключения: книгохранилище районной библиотеки в небольшом городе и тыловой лагерь украинской армии где-то в районе Краматорска.
Третья стадия - это так называемое дозревание. Временной промежуток между выходом из Провала и Первичным Импульсом. Длиться может от нескольких часов до нескольких суток. Зарегистрированный минимум - три часа и двадцать минут, максимум - около пяти суток. За это время происходит значительное ухудшение психического состояния эспера, его охватывает паника, отчаяние, он ничего толком не понимает и спросить не у кого. Как правило, он боится сказать кому-то о своем состоянии, опасаясь, что его сочтут сумасшедшим. А те, кто находится рядом с ним, не спешат с расспросами, потому что считают, что после пережитого стресса их другу или родственнику надо прийти в себя. Но даже если эспер решается открыться - это лишь немного оттягивает развязку...
Мимо прошуршала машина. Глаза на автомате зацепились за нее, потому что новенький 'Фольксваген' элит-класса, наверное меньше полугода назад сошедший с конвейера в Германии, был даже для респектабельного района чем-то выдающимся. Кто-то из родственников? Коллега? Или... 'Фольксваген' затормозил возле дома новенькой, из нее выбрался какой-то молодой парень и уверенно направился к входу. Видимо, он тут не в первый раз. Значит - приятель новорожденной? Видимо, хорошо знакомы, если тут же поставили в известность.
В голове моментально звякнул тревожный колокольчик. Если и это и правда ее парень - значит, их встреча гарантировано вызовет еще больший эмоциональный стресс. А значит, Первичный Импульс произойдет точно в этот момент.
Внутренности невольно сжали в комок, хотя мне было далеко не в первой.
'Не в первой? Окстись. К этому невозможно подготовиться'.
Густой воздух с силой ударил в лицо, будто прижатая к лицу подушка.
Кости ног с каждым шагом угрожали треснуть.
Швы на одежде и обуви готовы были вот-вот лопнуть.
Быстрее! Еще быстрее!
Мысленно я рисую схему собственного тела. Упрощенную, но сложности сейчас не требуются. Вот мышцы, вот сухожилия. Они сокращаются - и облепленные плотью кости приходят в движение, отталкиваясь от земли.
Момент толчка, то, что надо!
Еще сотые доли секунды уходят на разбор действия. Толчок - это использование силы упругости и силы ускорения. Я выстраиваю свою парадигму, используя Второй закон Ньютона, согласно которому противоположные векторы сил уравновешиваются.
Уравновешивались.
Я переписываю формулу Второго закона, добавляя в правой части уравнения дополнительный коэффициент...
'F=0,3a×m'
Увеличивая силу каждого толчка более чем втрое. Второй штрих...
'ρ= 0,1×(p×M)/(R×T)'
Воздух почти перестает оказывать сопротивление.
Это имеет свою цену. Законы природы, описанные уравнениями, должны быть незыблемы. Я ломаю их в угоду себе, ради сиюминутной цели, и вместе с ними я ломаю себя. Выбиваю подпорки из-под собственной личности, расшатываю каркас своего же сознания, чтобы втиснуть в него допущение о том, что бытие куда пластичнее, чем есть на самом деле. Корчится от боли и окружающий мир, потому что энергия не берется из ниоткуда, и если за свою скорость не плачу я, эту цену заплатит воздух, почва, растения...
Расстояние в сто пятьдесят метров я покрываю менее чем за шесть секунд - мировой рекорд в спринте остался далеко позади. Преодолеваю полутораметровую металлическую ограду одним прыжком, но торможу только у самого крыльца, резко, рискуя сорвать подошву у новых ботинок.
'Через главный вход нельзя, - вовремя сообразил я. - Избавиться от свидетелей будет сложно'.
Свернув с дорожки, я оббежал дом кругом, перепрыгивая через пустые по случаю поздней осени клумбы. Дилемма буриданова осла: в какое окно лезть? В коридорное или сразу в комнатное? Ммм... ладно, пусть будет коридорное.
'g = 1'.
Оттолкнувшись от земли, я плавно взлетел на высоту второго этажа и уцепился пальцами за раму. Еще секунду спустя расплавившийся стеклопакет просел внутрь помещения полужидкой массой, и я смог протиснуться в получившийся проем. Тут же остудил стекло, чтобы не возник пожар. Прислушался.
Снизу доносились голоса. Надо полагать, родители новорожденой о чем-то разговаривали с нежданным визитером. Вкус всех троих был сейчас не особенно приятен, но в них чувствовалось что-то основательное, волевое, похожее на корочку черного хлеба, натертую чесноком. Таких людей с наскока не прожуешь, подавишься. Впрочем, Первичному импульсу это безразлично.
'Первичный импульс'. На мой взгляд, достаточно точное название. Именно в этот момент эспер впервые полностью проявляет себя в новом качестве. Пока неизвестно, какова его природа, но суть всегда одна и та же. Больше всего это напоминает прорыв плотины. Нечто в течение определенного времени скапливается, после чего следует мощнейший психо-информационный выброс, и в этот момент рядом лучше не стоять. Весь объем пространства вокруг эспера скручивается в его персональный микрокосм, где законы природы и вселенной действуют абы как или не действуют вовсе, где даже фундаментальные константы могут меняться как угодно, где единственная Власть - это рассыпающееся в прах от дикой сенсорной перегрузки сознание самого эспера.
Что можно встретить в микрокосме?
Все. Что. Угодно.
Однажды на моих глазах весь мир внутри такой области начал стремительно разлагаться. В нем все гнило и ржавело со скоростью, в тысячи, если не в миллионы раз быстрее нормальной. Наверное, не останови я процесс, то в итоге там бы начали распадаться даже стабильные атомы.
В другой раз я увидел, как внутри микрокосма четвертая пространственная координата развернулась каким-то непонятным образом, так что все события как минимум нескольких десятков лет прошлого и будущего происходили там одновременно.
Еще я видел, как все виды информации поменялись местами, и звук воспринимался глазами, цвет - языком, вкус - ушами, а запах - вестибулярным аппаратом.
Что меня ждет на этот раз?
Я положил руку на дверную ручку. Там, за двумя сантиметрами дерева пульсировал и бился микрокосм, готовый прорваться в реальный континуум из скорлупы пока еще человеческого сознания. Выдержать его удар - это все равно, что водрузить себе на плечи целый мир. Человеческий мозг не выдерживает этого шквала, записанная в нем информация искажается и повреждается - от кратковременных воспоминаний до генетически заложенного знания о том, как надо дышать, сокращать сердечную мышцы и продвигать каловые массы по кишечнику.
К счастью, я немного прочнее среднего человека.
Но, черт побери, мне все равно страшно!
Мысленно я фиксирую перед глазами пять фундаментальных констант - скорость света, гравитационную постоянную, постоянную Планка, элементарный заряд и постоянную Больцмана. Накрепко заученные числа, описывающие физический базис мироздания. Добавляю туда же число 'пи' - фундамент стандартной геометрии, и число Эйлера - важнейшую константу высшей математики. Это примерно половина дела. Сосредотачиваться сразу на семи числах различной размерности сложно, но это сделает микрокосм немного более понятным.
И, собравшись с духом, поворачиваю ручку.
Новорожденная, как и ожидалось, скорчилась на кровати, обхватив себя руками. Взгляд у нее был пустой, обратившийся в себя. Но стоило ей обратить на меня внимание, как пустота моментально заполнилась страхом.
- НЕ ПОДХОДИТЕ КО МНЕ! - ее истошный вопль ударил по ушам.
'Я что, настолько страшный?' - мелькнула в мозгу неуместная удивленная мысль.
Потом времени на любые мысли уже не был. Первичный импульс явил свою мощь.
Всего за долю секунды до того, как меня смел этот шквал, я рефлекторно выставил самую мощную защиту, которую смог представить. Здесь не было времени для точных формул и скрупулезного манипулирования тепловой энергией. Я просто закрыл глаза, и провел воображаемую черту, отсекая у высвобожденного микрокосма почти половину его зоны раскрытия в трехмерном мире. И одновременно заслоняя собой всех троих людей.
- Это противоречит законам природы!
Слова были произнесены почти шепотом, но кричать и не требовалось. Все, что было необходимо - это предельно четко себе внушить: то, что предстало передо мной, неестественно. Оно не имеет права существовать, и поэтому оно не должно существовать. Мой собственный микрокосм расширился за пределы физического тела, распространился на весь дом, устанавливая собственные законы. Полностью совпадающие с законами нормальными, только теперь уже подкрепленные моей волей.
Полдела было сделано.
Только после этого я решился открыть глаза.
Пространство передо мной непрерывно искажалось так, что три метра, отделявшие входную дверь от кровати то становились отвесной вертикальной стеной, то растягивались на многие километры, то скручивалось в бесконечно сужающуюся спираль. Ничем не сдерживаемое подсознание эспера рвало и кромсало саму суть мира, следуя лишь эмоциям и примитивным инстинктам. Передо мной было окно в ад, где все рациональное было уничтожено, замененное кипящим конгломератом страха, отчаяния, непонимания и пока не сознаваемого, но уже оформившегося желания получить помощь, неважно какую и из чьих рук. Войти в эту зону - все равно, что добровольно шагнуть в адскую пропасть. Мне же предстояло не просто войти туда, но и заглушить Первичный импульс прежде, чем микрокосм новорожденной убьет мир в накрытой им области, высосав все до капли.
Я попытался сделать шаг.
Наверное, с тем же успехом можно было попытаться сдвинуть с места дело в продажном суде. Атлант, державший на своих плечах небесный свод, ощущал меньшую тяжесть. Девчонка раньше явно отличалась очень сильным эго. Еще бы, с такими-то родителями. В Москве было не в пример легче, в микрокосм Жрицы можно было погрузиться полностью, защищая только себя.
- Деформация пространства в земных условиях невозможна!
Удалось сделать один шаг, продавить микрокосм новорожденной менее чем на метр, после чего я снова уперся в 'стену'. Деформация возможна. В мощнейших ускорителях или под действием земной гравитации, едва доступная наблюдению - но возможна.
- В комнате, имеющей форму параллелепипеда, ни один прямой путь не может превышать ее диагональ.
В каком-то смысле, это уже был успех. Промежуток между мной и кроватью, в норме составлявший два метра, продолжал изгибаться самым невероятным образом - но в пределах указанных габаритов. Но продолжать в том же духе было нельзя, я не смог бы держать в уме столько параметров, не отвлекаясь от семи основных констант. А сопротивление со стороны девчонки нарастало. В складках бьющегося в агонии пространства я мог разглядеть ее лицо - выпученные глаза, раскрытый в беззвучном вопле рот, из которого стекала струйка слюны. Ее микрокосм содержал одни посыл: 'Не подходите ко мне!', и был полностью сосредоточен на нем. Нужно что-то более радикальное...
- Это всего лишь оптическая иллюзия!
Два шага. Всего два шага. Микрокосм новорожденной не собирался сдаваться, мое правило потеснило его, но не уничтожило. Я смог сделать только два шага, продавливая своей волей хаос непрерывно меняющихся размерностей и координат.
Этого хватило.
Левая нога выносится чуть вперед, вес полностью на правой. Вдох. Движение по кругу повторяет движение вселенной. Мягкое и твердое, движение и покой.
Я - вселенная.
Я бью длинным хуком с места и тут же основанием ладони с подшага. Эти движения кажутся неловким и вялым, по сравнению с мощными и стремительными ударами боксеров-тяжеловесов. Но только кажутся.
Удары приходится в подбородок девчонки и сбоку в челюсть, но их истинная цель - мозжечок. Два импульса легко проходят сквозь эластичные ткани мозга, и входят в резонанс в одной точке. Новорожденная валится на спину. И в этот миг все заканчивается.
Не важно, как силен эспер, или по каким правилам выстроен его микрокосм. Если нарушить работу мозга настолько, что мыслительная деятельность становится невозможной и эспер теряет сознание - он становится не опаснее человека. До сих пор этот жесткий и примитивный способ еще ни разу не подводил, когда мне приходилось принимать 'роды'.
Я вытер со лба выступивший холодный пот и только сейчас обратил внимание на ударивший в спину оглушительно-острый вкус ярости. Развернувшись на месте, я инстинктивно заслонился рукой и вовремя - кулак приехавшего на 'Ладе' парня уже летел мне в лицо. Круговым шагом я скользнул чуть в сторону и крепко схватил его за плечо, не давая высвободиться. Было ясно, что сейчас вызванное шоком молчание прервется, и в меня полетит в лучше случае нецензурная брань и обвинения. В худшем - пули.
Опыта общения со свидетелями у меня не было - обычно их не оставалось. Убивать или даже просто прямо причинять вред я не мог. Стирание памяти - это слишком сложно, его из всей нашей компании могли уверенно проделать только Смерть и Императрица. Но оба далеко.
Дилемма Эскобара в действии: сбежать или пытаться договориться?



* * *

Первым, что она ощутила, открыв глаза, была боль. Очень сильная боль, начинавшаяся в левой части челюсти и отдававшая в затылок. Потом она почувствовала легкую тошноту и привкус крови во рту. Руки и ноги были тяжелыми, будто сделанными из свинца, тело слушалось плохо и ей пришлось сильно напрячься, чтобы просто вертикально сесть на кровати. Перед глазами до сих пор стояли кошмарные фантасмагорические видения, в которых все вокруг плыло и искривлялось, будто в зеркальном лабиринте, а потом в них же появилось какое-то похожее на ожившего мертвеца чудище, которое тянуло к ней жадные костлявые лапы.

Девушка попыталась оглядеться. С огромным трудом она смогла сфокусировать взгляд на двух стоящих перед ней людях. В первом она узнала Сергея. Вторым был черноволосый парень примерно тех же лет, небритый и вообще весь какой-то потертый и всклокоченный. Незнакомец держал Сергея за руки, тот безуспешно пытался вырываться. Оба, как ни странно, молчали. Оторопело девушка наблюдала за этой абсурдной сценой, не в силах раскрыть рот, чтобы издать хоть звук.
'Что они тут делают?' - подумала она тупо.
Остальные, куда более уместные вопросы утонули в волнах тошноты и головной боли. Она закашлялась, и только после этого те двое переключили внимание на нее.
- Я же говорю, что с ней все в порядке, - сказал незнакомый парень.
- Да посрать мне, что ты там говорил! - взревел Сергей во весь голос. - Валерий Михайлович, сюда! Я вора поймал!
От крика Сергея девушку словно обдало волной кипятка. Она зашипела от боли, обхватив себя руками, и попыталась отстраниться. Интуитивно она чувствовала, что если держаться подальше - то ощущения будут слабее.
Незнакомец выпустил Сергея, метнулся к ней и положил ладонь на голову. Обжигающая боль тут же сменилась приятной прохладой, как от свежих простыней.
- Спокойно, не надо паники, - быстро произнес он. - Я уже тут и все исправлю. Все нормально, все хорошо. Смотри на меня, - он заглянул ей прямо в глаза. - Помоги мне успокоить твоих родителей, а я объясню, почему ты так странно себя ощущаешь.
Хотя девушка от шока не разобрала толком слова незнакомца, она уловила главный смысл - он знает, он все объяснит и поможет. Спустя сутки после ее возвращения домой она уже находилась на грани нервного срыва - не столько из-за шумихи, которая поднялась вокруг ее исчезновения и поисков, сколько из-за собственных ощущений.
Напуганная своим непонятно изменившимся телом, напуганная угрозой провести остаток дней в психиатрической больнице, она с утра заперлась в комнате. Облегчения это не принесло. Только чувство постепенно распадающегося сознания. С каждым часом ей все труднее было дать ответ на вопрос - кто она?
Постепенная потеря связи с реальностью. Постепенное переполнение некой невидимой чаши отчаянием, страхом и жалостью к себе. А потом...
Девушка снова согнулась вдвое, пытаясь подавить рвоту. Теперь это удалось легче - сказывалось ободряющее присутствие незнакомца. Она пришла в себя достаточно, чтобы услышать топот ног по лестнице. Через секунду в ее комнату ворвались папа с мамой, оба еще в форме, не снятой после работы. Ворвались и тут же резко остановились, словно налетели на невидимую стену. Только теперь девушка увидела, что Сергей вцепился в одежду незнакомца и пытался оттащить того в сторону. Без какого либо эффекта.
- Эй, - незнакомец пощелкал пальцами у нее перед лицом и указал себе за спину. - Скажи своему парню, что если он еще раз так сделает, я его стукну.
'Он не мой парень', - подумала та, но произнести что-то вслух сил ей уже не хватило.
Незнакомец встал и повернулся к ее родителям.
- Добрый вечер. Знаете, я понимаю, что плохо поступил, вломившись в чужой дом без приглашения и испортив окно, но давайте вы не будете разводить из-за этого панику? Между прочим, я мог бы рассказать, что с вашей дочуркой случилось.
Слова эти произвели явно не тот эффект, который стоило бы. Папа моментально вытащил из-за пазухи табельный пистолет и навел его на незнакомца.
- В полицию звони! - крикнул он маме. - А ты стой на месте, или пристрелю как дворнягу.
Незнакомец сделал какое-то движение пальцем.
Что произошло, девушка не поняла. Выглядело все так, будто и Сергей, и ее родители потеряли вес и начали плавно подниматься к потолку на манер воздушных шариков. Она потерла глаза, но жуткое видение не желало исчезать.
- Так, - голос незнакомца не изменился ни на йоту, легко перебивая испуганные крики и потоки нецензурной брани. - Поверьте, я не испытываю удовольствия, ставя вас в это унизительное положение. Я бы с превеликим удовольствием обошелся без применения силы. Но вы первыми наставили на меня оружие, а этот молодой человек почти минуту пытался меня избить. Ночи осенью длинные, и могу держать вас в таком виде хоть до утра. Или же вы пообещаете, что не будете делать опрометчивых действий, и мы все дружно спустимся вниз и поговорим как взрослые люди.
Сергей и папа с мамой ругались страшными словами. Незнакомец терпеливо ждал. Девушка не шевелясь сидела на кровати и пыталась проснуться. Казалось, что это был кошмарный сон, что этот странный человек в поношенной одежде явился из какого-то далекого и непонятного мира, принеся с собой его частицу - такую же жуткую и непостижимую.
- Ну так как, разговаривать будем? - поинтересовался тот. - Или предпочитаете барахтаться дальше?
Ответом ему было лишь злобное молчание.
- Истолковываю это как согласие.
Все трое рухнули на пол.
- Предупреждаю сразу. Бить меня или стрелять в меня бесполезно и опасно только для вас самих. Позвонить куда-то вы не сможете, потому что телефоны не работают. Сейчас вы, все четверо, пойдете вниз. Или снова подвешу на полчасика.
Через пару минут все уже успели разместиться в гостиной.
- Ну что же. Давай знакомиться, - незнакомец подчеркнуто игнорировал остальных, обращаясь только к ней. - Как ты уже могла заметить, с тобой произошли кое-какие изменения.
Девушка кивнула. Она не могла вспомнить, как ее зовут - слова миновали ее сознание. Не могла прочесть свое имя - буквы просто расплывались перед глазами. Родители, особенно отец, сами того не осознавая, держались от нее на расстоянии, иногда даже в упор не замечая. Она ничего не ощущала при прикосновении, вообще ничего, даже боли.
- Поэтому первое, что нужно - это дать тебе то, что послужит заменой имени. Вот, возьми.
Он протянул ей какой-то пластиковый прямоугольник. При ближайшем рассмотрении это оказалась карта таро, на которой были изображена луна и дорожка света на поверхности воды. Ниже шла подпись на трех языках, латыни, английском и русском: 'Luna', 'Moon' и 'Луна'. Она несколько раз проговорила подпись про себя, но решительно ничего не ощущала. Эти слова было посторонними, и к ней никак не относились.
- Понимаю твой скептицизм. Но такие, как мы, не помнят своих имен. Более того, новые получить мы тоже не можем. Приходится изобретать вот такой эрзац. 'Луна' - это наименование карты, а не твое собственное. Так что если услышишь его - сможешь ответить.
- А вас тогда как звать?
- Можешь звать меня 'Висельник', - парень полез во внутренний карман и продемонстрировал другую карту, изображающую подвешенного вниз головой человека.
- То есть, нормального имени у вас нет?
- Есть. Могу дать прочесть его в паспорте. Но пользоваться им не могу - проскальзывает мимо мозга.
- Хорошо, - она потерла виски. Ей самой казалось странным, почему этот подозрительный и довольно жуткий с виду тип так легко смог расположить ее к себе. Впрочем, после такого шока она, наверное, была готова поверить кому угодно, кто предложил бы складное объяснение. - Тогда объясните мне, наконец, что происходит?
- Чудно, вот и почва для конструктивного диалога. Ну, слушай. Несколько дней, а то и недель назад ты просто взяла и исчезла. Тебя искали, долго и упорно. Привлекали все возможные средства, но ты как сквозь землю провалилась. Не помогло даже спутниковое позиционирование телефона. А около суток назад ты взяла и появилась здесь, на пороге своего дома. Для тебя прошло всего лишь одно мгновение, все выглядело так, будто ты мгновенно переместилась из одного места в другое. Я прав?
Девушка, еще не успевшая привыкнуть к прозвищу 'Луна', опять кивнула. Она начала понемногу успокаиваться, шестое чувство подсказывало, что человек перед ней явно знает куда больше нее, и самый большой страх, страх неизвестности, теперь отступал.
- Этот период, когда человек бесследно исчезает, мы называем Провалом. Такое название мы дали неспроста, поскольку по всем признакам в этот период человек в буквальном смысле проваливается из этого мира.
- Куда проваливается?
- Не знаю. Точнее, никто не знает. Может, в параллельный мир. Может, просто переходит в другую мерность пространства. А может материальный объект расщепляется на кванты, а потом с нуля собирается его копия, - парень назвавшийся 'Висельником' ненадолго замолчал, задумчиво выписывая пальцем вензеля по столешнице. - Однако кое-какие закономерности мы смогли отследить. И самая важная из них - никто и никогда не возвращался из провала прежним. А теперь ответь мне на небольшой вопрос, - он поднял глаза. - Что изменилось в твоих ощущениях?
- Простите, не понимаю.
- Раньше у тебя было пять чувств. Зрение, слух, осязание, обоняние и вкус. Сейчас одного у тебя нет, оно как бы отключилось. Так какое именно?
- Ну... - 'Луна' неуверенно оглянулась по сторонам. Папа, мама и Сергей внимательно слушали, но молчали. Она поглубже вдохнула, набираясь смелости. - Я не чувствую прикосновений.
- Категория 'С' то есть. Ну да, как и предполагал... - пробормотал 'Висельник'. - Неприятно, но не смертельно. Скажу по секрету, хуже всего, когда пропадает слух. А боль ты чувствуешь?
- Боль? Нет.
- Не повезло. Знаю одного деда, у него тоже вместе с осязанием отрезало болевые рецепторы. Ему приходится каждый день осматривать себя, чтобы не пропустить какую-нибудь травму... Ладно, об этом потом как-нибудь.
- Так что все-таки со мной случилось?
- Если вкратце, ты больше не человек.
- В смысле - не человек? - в животе у девушки свернулся холодный ком.
- В прямом. У пусть тебя не смущает, что ты была человеком предыдущие двадцать лет жизни. Мы для удобства называем себя эсперами.
- Почему эсперами? - тупо спросила 'Луна'. От переизбытка новой и слишком уж невероятной информации мозг начал понемногу пробуксовывать и угрожал вот-вот обидеться и отключиться совсем.
- Ну, надо же нам было как-то обозначить себя? - 'Висельник' развел руками. - С тем же успехом мы могли назваться Ночным Дозором, Лигой Справедливости или Космическими Летучими Мышами.
- Вы говорите - 'мы', 'нас'. То есть вас много?
- Нас. Нет, нас немного. Вернее сказать, нас очень мало. Нас нельзя называть даже какой-то организацией, скорее просто кружок взаимопомощи. Я тебе потом скину контакты, сможешь пообщаться, если возникнет желание.
'Чудесно. Просто чудесно. Меня что, затаскивают в какую-то секту?'
- А если эсперы не люди, то чем они отличаются?
- А ты не помнишь, что тут устроила пять минут назад?
Что она устроила пять минут назад? 'Луна' напрягла память... и от нахлынувших воспоминаний ее чуть не стошнило прямо на пол.
Стены извиваются, будто змеи в террариуме.
Пространство комнаты расширяется до размеров бескрайней пустыни.
Окно и дверной проем закручиваются во фрактальные спирали.
Полы превращаются в отвесные скалы.
Не подходите, не подходите, не подходите...
- Спокойно, только не надо истерик, - большие и теплые ладони легли ей на лечи. - То, что только что случилось, мы называем 'Первичным импульсом', что-то вроде первого крика младенца... или появления бабочки из кокона, если такая аналогия тебе больше нравится. Мне пришлось прорываться через созданные тобой искажения с боем, иначе твои родные могли погибнуть.
- Что?!
- То. Спокойно, никто тебя не винит. 'Первичный импульс' невозможно контролировать и ему почти невозможно сопротивляться. Сейчас все уже позади.
- Нет, нет... - 'Луна' мелко затрясла головой. - Я же не могла! Вы мне врете!
'Висельник' нахмурился. Ощущение мягкой прохлады вдруг неуловимо быстро сменилось чем-то металлически холодным и шершавым.
- Ты не веришь, что такое возможно? - строго спросил он. 'Луна' яростно мотнула головой. - Отлично, взгляни на свой чай.
Девушка опустила глаза и остолбенела. Только что в чашке был налит горячий черный абхазский чай, но теперь он превратился в темно-коричневый лед. Сама чашка была настолько холодной, что к ней был нельзя притронуться, замерзшая керамика обжигала руки.
- Если тебе это кажется неубедительным, вот тебе еще одна демонстрация, - спокойно произнес 'Висельник'. - Какая там у нас длинна волны видимого света? От трехсот восьмидесяти до семисот сорока нанометров? Отлично, пусть будет пятьсот пятьдесят!
Мир стал зеленым. Весь, без исключения. Зелеными стали стены, зеленым стал стол, паркет, и даже 'Висельник' выглядел зеленым с ног до головы. 'Луна' часто заморгала, пытаясь прогнать морок, но все вокруг сохраняло насыщенный цвет свежей листвы.
- Убедилась? - добродушно спросил 'Висельник'.
- Верните все как было! - взвизгнула девушка.
Тот только пожал плечами, и мир вокруг стал прежним. Чай в чашке снова стал жидким и горячим. 'Луна' с опаской дотронулась до чашки. Та вела себя смирно, как и положено чашке с горячим, ароматным чаем.
- Что вы сейчас сделали? - девушка буквально впилась в небритого парня взглядом.
- В первом случае я на короткое время изменил неравенство Клаузиуса, заставив чай очень быстро отдавать теплоту в окружающее пространство, и распределил ее по большому объему. Ты не заметила, но пока чай был замерзшим, в комнате было чуть-чуть теплее. Что касается второго случая, я изменил длины волн для всего видимого спектра, жестко задав конкретное значение, - 'Висельник' вдруг замолчал и пощелкал пальцами. - Ты хоть слово поняла из того, что я сказал?
'Луна' не понимала, причем вообще ничего. 'Неравенство Клаузиуса' было чем-то вообще незнакомым, относящимся, скорее всего, к физике, про длину световых волн она что-то помнила со школы, но это было не главное. Как вообще человек может вытворять что-то подобное?! Это немыслимо... это кошмарный сон... она в панике посмотрела на свои руки. Воспоминания о тех мгновениях, уместившихся в промежуток между последними словами мамы и пробуждением с болью в голове с каждой секундой становились все четче, и все яснее становилось, что это она сотворила какой-то непонятный даже ей акт надругательства над миром, что это она теперь не человек, а какая-то неведомая тварь...
- Да... да как же такое вообще... - она с трудом сдерживала плач.
- В этом вся суть эсперов, - пояснил 'Висельник' тихо. - Мы способны в буквальном смысле перестраивать мироздание по своей воле. Временно, искажения рассеиваются, стоит перестать на них сосредотачиваться, но и это очень и очень серьезно. Но если в обычном состоянии мы очень жестко ограничены собственным сознанием и интеллектом, и способны привнести только те изменения, которые можем понять и осознать, то при 'первичном импульсе' никаких пределов нет вообще, и мир меняет свою структуру просто повинуясь бессознательным желаниям.
- Почему я?! - 'Луна' сорвалась на крик. - Что я такого сделала, что меня превратили вот в это?! Объясните - за что?!
- Да ни за что, - 'Висельник' только досадливо скривился. - За просто так. Это могло случиться с кем угодно, но произошло с тобой. В этом нет ни чьей вины, в том числе твоей. Позволю себе дать хороший совет: разорви все, что тебя связывало с прежней жизнью и начни с нуля. Вообще с нуля. Уйди из дома, переедь куда-нибудь подальше, попытайся понять, ради чего ты готова жить. Тебе сейчас как никогда нужен якорь, который бы удержал тебя в устойчивом положении и я надеюсь, что ты его найдешь. Потому что если ты его не найдешь...
'Висельник' неопределенно махнул рукой, показывая, что все кончится очень плохо. После чего встал с дивана и направился к выходу
- Что, уже уходите? - 'Луна' огляделась и только сейчас заметила, что и папа с мамой, и Сергей все так же молчат и с интересом смотрят в то место, где сидел 'Висельник'. Внутри нее все похолодело. - И что вы с ними сделали?!
- Просто для них остановилось восприятие. Только это сделал не я, а кое-кто у меня на подстраховке. Не волнуйся, они придут в норму, когда я уйду.
- Не смейте! - закричала 'Луна'. - Прекратите, не трогайте их!
- Да успокойся ты, это абсолютно безвредно. Мне тоже не нужно, чтобы твой папаша натравил на меня весь ФСБшный карательный аппарат. Не то, чтобы это было опасно, просто хлопотно.
Потом он заставил 'Луну' забить в смартфон несколько номеров и оставил визитную карточку на имя некоего 'белого мага Пересвета Аввакумова'.
- Если возникнут вопросы, или захочется выговориться, или просто будет одиноко - можешь приехать по этому адресу. Там живет один из нас и для своих двери всегда открыты. Ну и я там частенько бываю. Он тебе сможет объяснить многие вещи намного лучше меня. Ближайшие пару дней тебе лучше попытаться освоиться в новом качестве и подумать, как жить дальше.
- Так-так, постойте! - 'Луна' подняла руки. - С какой стати я вообще должна что-то такое делать? Это все очень интересно, что вы мне тут рассказали, но меня полностью устраивает моя жизнь, и...
Она стушевалась под тяжелым взглядом 'Висельника', почему-то чувствуя, что сморозила какую-то глупость.
- Ты сможешь жить прежней жизнью, не имея имени? С близкими друзьями, настоящими друзьями, такое может и пройти, но преподавателям ты тоже будешь карту показывать? Или другой момент, еще более неприятный... ты заметила, как на тебя смотрят родители? Словно ты вдруг превратилась в что-то склизкое и ползучее? К врачам тебя еще не возили, но поверь, их будет передергивать просто от необходимости прикоснуться к тебе, - эспер вздохнул. - Пойми простую вещь, мы бы с радостью жили в человеческом обществе, пользуясь всеми его благами, но оно отторгает нас. Это не вопрос убеждений или дискриминации. Это, итить ее в душу, биология.
Висельник направился к выходу и, уже стоя в дверях, добавил вполоборота:
- Не злоупотребляй своей силой. Договорились? Закон сохранения энергии никто не отменял, если где-то прибыло - значит, где-то убыло, - он почесал затылок, что-то припоминая. - А, еще. Извини, что окно сломал. Сама понимаешь, очень торопился.
И ушел, не дожидаясь ответа.
'Луна' осталась одна посреди холла, в компании трех посапывающих тел, со смартфоном в одной руке и исписанным листком в другой. Она чувствовала, что что-то в ее жизни круто перевернулось, и была совершенно точно уверена, что ей это все не нравится.


* * *

Выйдя за ограду, я первым делом несколько раз провел по лицу ладонями, разминая застывшие мимические мышцы. Ну и характер у девчонки, ничего не скажешь. Хотя... наглость - это второе счастье, как говорится. С позицией 'весь мир мне должен' можно выстроить для себя очень мощный микрокосм. Это при условии, что она возьмется за ум и воспитает в себе достаточную самодисциплину. Не хотелось бы, чтобы она закончила как Фортуна или Алхимик...
Я обшарил карманы в поисках пакетика с фисташками и вспомнил, что уже все съел. Надо бы зайти в круглосуточный, купить что-нибудь посытнее. Даже если я не ощущаю вкусов, потребность в питательных веществах никто не отменял.
- Слюшай, товарищ, машинного масла не найдется? - окликнул меня шлагбаум на выходе их коттеджного поселка.
- Извини, брат, - я только развел руками, отмечая про себя молдавский акцент агрегата. - Сам пустой.
Шлагбаум только устало скрипнул. Я вздохнул и провел ладонью над подъемным механизмом, инициируя восстановительную химическую реакцию. Это конечно не смазка, но хоть ржавчину уберем.
Ночной воздух вливался в легкие освежающим потоком, разгоняя усталость и одновременно слегка туманя мысли. Обычно на это время у меня приходился пик активной деятельности, но более суток без сна делали свое черное дело... Я провел рукой по подбородку. Тащиться до Смерти сейчас долго и бессмысленно, да и не на чем. До дома в принципе не слишком далеко, километра два, но ночью там находиться не слишком приятно. Сбегать на левый берег, поглядеть, что за собачки возле ипподрома поселились? Тоже вариант.
В голове, однако, вертелась навязчивая мысль. Сегодня мне действительно удалось сделать так, чтобы Первичный импульс не унес ни одной жизни. И последствия были заметны, в первую очередь по поведению Луны. Она была куда живее и адекватнее контактировала с реальностью, чем все, с кем я сталкивался прежде. Это конечно хорошо, но... я беспокойно нахмурился. Личность формируется окружением. Особенно родственниками и любимыми. Как ведет себя эспер, собственноручно отнявший их жизни, мне было известно. Как поведет себя эспер, имеющий якоря из прошлой жизни?
Это я увижу в ближайшие месяцы. А для себя пока стоило сделать заметку, что у Магуса за личиной полноватого и добродушного старичка скрывается абсолютно безжалостный интеллект ученого-теоретика.

[Demonheart]

Глава 3: Предчувствие

Однажды один человек решил поставить над собой эксперимент, чтобы понять, каково жить слепым, и заклеил себе глаза пластырем. В таком состоянии он провел всего один день но, по его собственным словам, этого опыта ему хватило до конца жизни. Первым на помощь бросился слух - тончайшие интонации, тихие шорохи и скрипы, главные тона - все это моментально разложилось по полочкам и не сливалось в неразборчивую какофонию. Разобрать что-то на ощупь у него не получалось, но вот запахи он начал различать настолько хорошо, что мог определить, в какой части дома находится. Из-за залепленных глаз он не мог есть быстро, и поэтому различал тончайшие оттенки вкусов, на которые прежде не обращал внимания. 'Просмотр' телевизора оказался полностью бесполезным занятием, поскольку воображаемая картинка никак не соотносилась с той, что была на экране. За шестнадцать часов эксперимента этот человек ни разу не вспомнил о существовании цветов - эти слова потеряли для него смысл.
Иногда вспоминая этот случай, сидящее в кресле существо гадало, что бы испытал тот человек, если бы вдобавок к глазам залепил уши, заткнул нос и вырвал язык. Отрезал себе все источники внешней информации об окружающем мире. Сошел бы он с ума от сенсорного голода, или человеческое тело начало бы адаптироваться, чтобы выжать максимум сведений об окружающем мире из тех систем, которые у современного человека еще толком не развились или наоборот, атрофировались?
Или возьмем противоположный случай - если бы у того экспериментатора каким-то образом появилось новое чувство, неважно, случайная это мутация или плод технической мысли - каким образом бы его мозг адаптировался к возросшему уровню сенсорной нагрузки? Мобилизовал имеющиеся резервы или пожертвовал чем-то из имеющихся мощностей?
Для сидящего в кресле существа этот вопрос имел в некоторой степени практический смысл. Глаза, уши, нос, язык, даже чувствительный слой кожи - все это было для него лишь бесполезными кусками плоти, не выполняющими ровным счетом никакой полезной функции, они просто висели мертвым грузом. Любая попытка исправить положение находилась за чертой табу. Так же, как любая попытка вспомнить собственное имя или принять новое. Так же, как невозможность перестать слышать Хор. Так же, как неспособность закрыться от рвущей все естество боли, пронизывающей тело и душу в миг рождения нового эспера. Боли, чем-то до отвращения напоминающей родовые схватки.
Но, несмотря на это, вечная безмолвная темнота ему не грозила. В нескольких сотнях метров сияла россыпь переливающихся несуществующими цветами фантомов и образов, шершаво и тускло благоухающая. Соседи по пригородному поселку спали, и даже с расстояния в их снах можно было различить отдельные образы. В нескольких километрах к северу полыхало настоящее зарево, напоминающее исполинский пожар, но оно было далеко, и неразборчивый шепот полутора миллионов голосов сливался в единый и почти не мешающий тихий гул. Слабый такой, незаметный, который заползал прямо в мозг, минуя отказавшие органы чувств, подтачивал и разъедал волю, манил покинуть старое продавленное кресло и вместе с ним - болезненный, с трудом удерживаемый в целостности кусок плоти, именуемый 'телом'...
Существо беспокойно дернулось и коснулось лежащего на подлокотнике прямоугольного кусочка пластика. Осторожно провело пальцами по поверхности. Оно не ощущало гладкой структуры, не могло прочесть надпись на нем - но информационный отпечаток, оставленный на этом незамысловатом предмете, позволял идентифицировать себя. Тоненькая ниточка, удерживающая индивидуальность от полного распада, существующая только благодаря одному из младших.
Существо снова прикоснулось к Хору. Где-то вдалеке, на самом краю чувств еще мерцало сознание Висельника. Он сутки почти непрерывно смотрел его глазами и слушал его ушами, но теперь смысла непрерывно наблюдать больше не было. По мнению существа, даже в подстраховке не было большого смысла. Висельник, хотя и имел в выдуманной им классификации самый низкий ранг, сумел взрастить в себе качества, благодаря которым мог справиться с чем угодно, в чем-то даже превосходя его само.
Он слабо улыбнулось темноте и расслабленно обмякло в кресле, позволив сознанию углубиться в тоннель сна. Физиологической потребности в этом у него не было, равно как и в пище, воде и, вероятно, даже в воздухе. Но иногда хотелось действительно ощутить себя человеком, а не притворяться им. А еще смотреть собственные сны гораздо интереснее, чем наблюдать издалека за чужими.

Снег, снег, снег - куда ни кинь взгляд.
Чистый белый снег, который простирается, насколько хватает глаз, до самого теряющегося в темноте горизонта. Его видно глазами, которые давно ничего не видят.
Свистит ледяной ветер, жестоко обжигающий незащищенную кожу. Его свист слышно ушами, которые давно ничего не слышат.
Здесь очень холодно. Холод - это невыносимый жар, которого слишком мало. Холод ощущается кожей, проникает в легкие, он ощущается всем окружающим пространством, даже само знание о нем заставляет мерзнуть мысли. Снежная крошка бьет в лицо, больше не закрытое матерчатой повязкой.
Белый снег. Черное небо. Восхитительно примитивный и изящный контраст, наполненный беззвучной мольбой.
Исполненный страха и боли зов исходит откуда-то издалека. Там. В холоде, кому-то больно. Кто-то очень боится. Кто-то нуждается в помощи. Тело, приняв решение самостоятельно, минуя логический центр мозга, само бросается вперед, сквозь холод. Тот по-прежнему впивается в лицо, оставляя глубокие царапины. И тормозит, не дает пробиться сквозь себя.
Защитить. Защитить, во что бы то ни стало.
Снежная крошка режет лицо до крови, ветер давит в грудь с такой силой, что грозит опрокинуть на спину. Это неважно, нужно продолжать движение. Не осмысляя причин, просто делая то, в чем заложен смысл собственного существования.
С каждым шагом все ближе цель. С каждым шагом нарастает сопротивление. Сама природа не желает, чтобы состоялась эта встреча. Приходится напрягать всю волю, чтобы просто сделать шаг. Метель сдирает кожу с лица, вырывает кусочки мяса из тела, но кровь замерзает прямо в ранах.
Вперед, вперед. Не обращая внимания на боль. Защитить, защитить. Даже если придется пробираться дальше, цепляясь за лед сломанными пальцами. Нужно оградить, заслонить собой, ощутить в себе - хоть одной частицей, хоть мельчайшей каплей крови, единственным осколком кости, последним нейроном, но добраться до того, что так отчаянно нуждается в помощи.
Быстрее, быстрее...
Лед больно бьет в колени. Руки, покрытые коркой замерзшей крови, из-под которой проглядывают белые кости, тянутся вперед - к крохотному голубому цветку, из последних сил тянущемуся ввысь из холодного ада.
К единственной искорке жизни среди замерзшей бесконечности.
Защитить. Защитить, во что бы то ни стало...

Существо встрепенулось и пробудилось. Сон мгновенно рассеялся, только бешено ухало в груди сердце, как после долгого бега. Конечности свело судорогой, но характерных для ран информационных оттисков на них не было. Мучительно хотелось свежего воздуха.
Оно поднялось с кресла и медленно направилось к выходу из дома. Благодаря своему добровольному помощнику, снабжавшего обстановку своими информационными отпечатками, существо могло ориентироваться и внутри, и во дворе не хуже зрячего человека.
Ночной холод пробирал сквозь тонкую домашнюю одежду до костей, но существо с картой 'Смерть' не обращало внимания на эту мелочь. Его больше интересовал Хор. Что-то неуловимо изменилось в бестелесном шепоте голосов. По-прежнему кружились в хаосе сновидения людей, спавших в поселке. По-прежнему медленно дышало зарево над городом. Но теперь появилось что-то еще. Слабое. Почти неуловимое и в то же время отчетливо выделяющееся, как звон камертона в безумной какофонии цыганских скрипок.
'Смерть' стоял в ночи на холоде и слушал.

* * *

'Мда, не повезло', - это я подумал, когда в темноте наступил в лужу.
'Блин, да что за ночь сегодня такая?' - когда чуть не поскользнулся на брошенной посреди тротуара пластиковой бутылке.
'Это уже не смешно!' - когда наступил на собачью какашку.
Яростно оттирая подошву об асфальт, я огляделся вокруг. Левый берег во все времена был небогатым районом, но за последние пару лет запаршивел окончательно. Доходило до того, что некоторые улицы не подметались вообще, а мусор из баков возле домов вывозился один-два раза в месяц, когда большая его часть лежала не в баках, а рядом с ними. Конечно, до откровенного скатывания в трущобы дело доходило в единичных случаях, но тенденция, тенденция... Началось это в пятнадцатом году, на волне девальвации и повышения ставок по кредитам. В людоедских условиях нового рынка выживали либо те, кто и так мог обеспечить сверхприбыли, либо госкорпорации. Коммунальные управляющие компании к первым не относились, зато очень быстро влились в единый концерн-монополист. А монополист в итоге взвинтил цены на невиданную высоту, в результате чего жильцы экономили на всем, что не было критически важным - ремонт фасадов, покраска и уборка подъездов, услуги дворников в летнее время, вывоз отходов. И вот в грязных, заваленные мусором домах ютились обнищавшие, опустошенные люди. Их было даже немного жаль. Или... я ненадолго задумался, разбираясь в собственных ощущениях. Нет. Совершенно не жаль. Это был только их выбор.
'Люди похожи на свои дома, - подумалось мне почему-то. - А дома похожи на людей, которые в них живут. Двусторонний процесс, если приглядеться'.
Местные же дома представляли собой построенные еще при вменяемом Брежневе однотипные прямоугольные девятиэтажные коробки, изначально белые, а теперь серо-коричневые. Тратить деньги и нанимать людей для помывки никому и в голову не приходило, грязь стала настолько привычной, что местные на нее практически не обращали внимания, а официальные лица из столицы сюда с визитами не заезжали, и к их приезду никто не облагораживал даже фасады.
Сами 'местные' тоже были тут. Вокруг жилых домов вился смрадный, неприятный морок, который одновременно сочетал в себе все мыслимые вкусы, и пропорции этого несочетаемого букета менялись ежесекундно. Морок медленно перетекал из одной формации в другую, вздымался и опадал в такт смене фаз сна. Я невольно поежился. Раствориться мне не грозило, я был достаточно закален, чтобы противостоять Хору, но все равно было довольно неприятно. Когда человек спит, его бессознательная часть ничем не контролируется, и наружу выплескивается бурлящая смесь из инстинктов, подавленных желаний, и собранной за день информации. Тошнотворная смесь, если не сказать более.
Я осмотрелся, вспоминая, как пройти до ипподрома, и где поблизости от него должна школа. Давно тут не был, если честно. Но в прошлый раз бродячие собаки никаких проблем не создавали, если не считать 'мин' на тротуарах.
До подходящего по описанию двора добираться пришлось еще пять минут. По пути встретились еще несколько следов собачьего присутствия, но я, наученный горьким опытом, в них не вляпался. Искомый двор оказался не обычным 'колодцем' а открытым пространством, плавно переходящим в пустырь. За пустырем, по идее, должен был находиться ипподром, но его не было видно в темноте.
Я подошел к мусорным бакам, внимательно глядя при этом под ноги. Баки как баки, переполненные, побитые погодой и временем, со следами поджогов мусора, но ничем не выделяющиеся. Рядом валяется парочка шприцев, явно не из-под инсулина, с остатками крови внутри. Воняет.
Ничего необычного...
Со стороны пустыря донесся протяжный вой.
Хор всколыхнулся, разом продернувшись вяжущей горечью страха.
По нервам ударило склизкое ощущение искажения.
В животе резко похолодело.
Это было не такое искажение, которое генерирует эспер при 'первичном импульсе'.
Не такое, какое эспер может создать во вменяемом состоянии.
Что-то странное даже по нашим меркам, что-то чуждое настолько, что разум отказывался воспринимать его реальность. И, в то же время, взывающее к самым глубинным инстинктам, к генетической памяти, хранящей в себе древний образ блестящих белых клыков за кругом света от еле теплящегося костра. Да, людям от природы положено бояться хищников, какие бы совершенные средства убийства они ни изобретали.
Я отступил назад, вглядываясь в ночную темноту. Естественный страх во мне смешивался с любопытством, злостью - какой-то слепивший себя из неясных обывательских страхов мусор вздумал свить гнездо чуть ли не у меня на пороге, и радостью - интуиция не подвела! Хе-хе. Так мог бы радоваться выживальщик, наблюдая через перископ усердно вырытого на даче убежища инверсионные следы падающих боеголовок.
'Собачки, да? Бродячие?' - я размял кулаки.
В уме я сделал пометку завтра отписаться на форуме дог-хантеров, чтобы накидали здесь 'вкусняшек' и отправить онлайн-заявку в 'Спецавтохозяйство', а сам начал осторожно спускаться к пустырю. Двигаться приходилось медленно, чтобы не угодить ногой в промоину или не споткнуться о какой-нибудь мусор. Будь я хоть сто раз эспером, но чистить одежду после валяния в грязи - дело нудное, проще просто оставаться чистым.
Медленно шагая через покрытую увядшей травой и мусором грязь, я всем телом ощущал, как нарастает сопротивление. Нет, воздух не становился более плотным, не ощущалось давления, но что-то мешало сделать еще один шаг. Смутное ощущение чуждости постепенно переходило в явное ощущение враждебности. Где-то там, в темноте, находилось нечто, желающее причинить мне вред, целенаправленно и осознанно. От такого становилось не по себе. Да, я много раз нырял в бешеный шторм 'первичного импульса', много раз приходилось кропотливо, часами и сутками взламывать аномалии, используя в качестве отмычки страхи и надежды окружающих людей, но у меня всегда было преимущество в виде собственного разума, позволявшего малым усилием отклонять слепое, стихийное давление. Прямая агрессия - это в сто крат хуже. Это значит, что аномалия начала мыслить, пусть и на примитивном, животном уровне.
Но все равно это очень плохо.
Я замер, напрягая все оставшиеся у меня чувства. Западный ветер нес вонь экскрементов, вероятно лошадиных, дуновение тлена от преющей травы, тонкие миазмы гнили от стихийной свалки, еле различимый запах автомобильных выхлопов. Запах псины.
Теперь враждебное давление ощущалось еще более четко. Оно исходило из оврага, находящегося чуть южнее, слева от меня. Я собрался, припоминая подходящие случаю формулы, и закрепляя в сознании те величины, которые могли лучше всего помочь. Формула гравитационного взаимодействия. Плотность воздуха. Кинетический импульс. Сила межмолекулярного взаимодействия. Формула Планка. Достаточный арсенал, чтобы выйти в одиночку против армии. Хватит ли этого против того, что засело там, в тенях - неизвестно.
Ощущающееся лишь внутренними чувствами присутствие оформилось окончательно. Темнота впереди сгустилась настолько, что едва можно было разглядеть хоть какие-то очертания. И в этой темноте, на дне оврага смутно блестели два зеленых глаза.
Раздался глухой рык.
Низкий, переходящий в инфразвук рокот, входящий в резонанс с внутренними органами, вызывающий панику и парализующий волю.
В лицо пахнуло запахом псины, перемешанным со сладковатым смрадом разложившегося трупа и металлическим амбрэ полусвернувшейся крови.
Искажение ощущалось уже совершенно явно.
Интересно. Здесь что, люди пропадали? Почему это не появилось на новостных порталах и на странице городского управления МВД? Или это были бомжи, которых никто не хватился? В любом случае, местные дети, забредающие на пустырь, должны были наткнуться на останки... или это они и наткнулись? Нет, новостей об этом не было, я бы знал. Тогда в чем дело? Я медленно присел на землю, не опуская глаз, стараясь не демонстрировать в позе неуверенности. Нашарил рукой картонную пачку из-под сока, скомкал ее в кулаке и, переписав уравнение Второго Начала термодинамики, собрал в нее всю теплоту, до которой смог дотянуться. Температура в радиусе нескольких метров сразу упала на пару градусов, картонка вспыхнула оранжевым пламенем, и я швырнул ее в овраг.
Огонь осветил и залежи мусора на дне оврага, и земляные стенки, и торчащие из них корни. Ничего больше там не было. А зеленые глаза уже злобно мерцали с дальнего края, куда не добирался свет. Оказались они там мгновенно, строго в момент броска. Так-так, все интереснее... враждебное чувство усилилось настолько, что подкашивались ноги, грудь стиснуло так, что с трудом можно было сделать вдох. Там, внизу, двигалось и мыслило что-то, обладающее сознанием и волей, но не имеющее формы... Я на мгновение перевел взгляд на догорающую пачку из-под сока.
Вектор воздействия гравитации изменяется на отрицательный.
Все волны инфракрасного диапазона переводим в видимый спектр.
Поток света от взлетевшей ввысь картонки залил все вокруг...
Овраг был пуст. Но и не пуст. Что-то невидимое, и видимое одновременно. Неосязаемое, и занимающее объем. Не издающее звуков, и глухо рычащее. Не имеющее запаха и нестерпимо воняющее.
Словно мое ESP-восприятие изо всех сил пыталось втиснуть существование этого в доступные моему слабому белково-липидному мозгу протоколы. В животе зашевелился набирающий силу рвотный спазм. Сквозь страх и адреналиновую завесу пробивалась простая, в сущности, мысль...
Эта МЕРЗОСТЬ не должна существовать!
В тот же миг оно рванулось ко мне, и времени на то, чтобы бояться, просто не оставалось. Расстояние, разделяющее нас, было чуть менее пятнадцати метров. Нужна примерно секунда, чтобы оно добралось до меня. Решение всплыло в памяти само собой, собравшись из воспоминаний о последней прочитанной книге.
Мысленно я обозначаю прямую линию, которая задаст вектор, и приседаю, отклоняя центр тяжести назад. Искажать существующие величины сложно, но еще сложнее создавать из ничего новые. Фиксирую в сознании три предельных соотношения и начальные параметры...
И едва успеваю зажмуриться и приоткрыть рот.
Фронт ударной волны двинулся вперед со сверхзвуковой скоростью. Оглушительный хлопок расширяющегося воздуха ударил по ушам, но сама волна меня не задела. Но через мгновение воздух снова вернулся в нормальное состояние, опрокинув меня на спину упругим толчком.
Я тут же вскочил на ноги, всмотрелся в темноту. Отлично. Созданная второпях и с огромными погрешностями волна, однако, отшвырнула тень обратно в овраг, чувствительно приложив об стенку. Плюс контузия... эта штука не была материальна в прямом смысле - но воплощаясь из людских страхов, перенимала и слабости, которыми был наделен страх.
Хищник - это страшно, это опасно. Даже вдвое уступающая по весу собака представляет смертельную угрозу для человека. Еще бы, ведь ее мышцы и зубы изначально заточены под убийство крупных животных. Человеку сложно голыми руками одолеть крупную собаку, не говоря о ком-то покрупнее. Но хищник в понимании человека - такое же живое существо, пусть даже сильное и опасное. А живые существа испытывают боль, они могут быть ранены и убиты.
Тень рванула по оврагу в сторону. Удрать вздумало? Не в этой жизни!
Резким взмахом руки я очертил воображаемую окружность. Которая мгновенно обрела воплощение в виде кольца огня, набросившегося на пожухлую траву и мусор. Мгновенно... я даже не вспомнил, какие законы для этого надо изменить.
Ужас, несравнимый с прежними страхами, сдавил внутренности ледяными тисками, но отступать было поздно. Либо эта тварь меня сейчас растерзает, либо я выйду победителем и возможно, сумею собрать свои мозги по кусочкам.
Кольцо огня начало сжиматься. Медленно, примерно по полметра в секунду, но оно заключало меня и тень в огненную ловушку. Времени оставалось немного, мне уже трудно было отслеживать прошедшие секунды. Слишком я перегибал палку последние дни... еще несколько минут в таком темпе - и начнутся провалы в памяти, снизится интеллект, помутится восприятие. Первые симптомы худшего, что может произойти с эспером. Растворения.
Надо торопиться.
Я спрыгнул в овраг. Верх идиотизма - пытаться голыми руками сцапать такую псину. Безумству храбрых поем мы песню. А песни довольно одной, чтоб только о долге в ней пело... тьфу, блин. Я закрыл глаза, отрезая себя от визуального восприятия, полностью концентрируясь на инфополе. На языке свербел мерзкий вкус, почему-то ассоциирующийся с собачьей шерстью, тухлым мясом и кровью. Тень металась всего в паре метров передо мной, запертая в овраге горящей травой с трех сторон. С четвертой выход закрывал я.
Тень неукоснительно следовала спетой для нее Хором логике зверя. Если раненного зверя загнать в угол - он кинется на преследователя. Что она и сделала, сберегая мне драгоценные секунды ясного рассудка. Не имея возможности видеть ее, я ориентировался только по искажению инфополя. Вот она разгоняется, собирается для прыжка, отправляет стремительное тело в полет. С точки зрения Хора, это был полноценный вещественный зверь, а не полубесформенное нечто. А вещественного зверя можно и убить вещественными средствами.
Не разжимая глаз, я выбросил руку туда, где должна была находиться пасть зверя, уже нацелившаяся вырвать из моей шеи шмат мяса. Готовые хватать пальцы сомкнулись на чем-то мокром и мягком. На языке. Удар тяжелого тела сбил меня с ног, вдвоем мы покатились по земле. Мощные лапы упирались в меня, у самого уха хрипел не то рык, не то лай. Вот только на земле у меня было преимущество и в силе, и в весе. Вывернувшись и придавив зверя собственным телом, я вцепился в его шею пальцами. Я мог ощутить сопротивление мышц и связок, мог осязать грубую шерсть. Но открой я глаза - увидел бы в лучшем случае бесформенный сгусток ночной темноты, или вообще ничего.
Не знаю, сколько времени прошло. Скорее всего, только несколько секунд. В какой-то миг я почувствовал, что шейные позвонки зверя поддались с беззвучным хрустом и его бешено отбивающееся тело обмякло. А потом оно просто исчезло.
Я открыл глаза.
Вокруг валялись кучи мусора. Нестерпимо воняло. По краям оврага плясали отсветы - сухая трава все еще горела. В горло лез едкий дым, от него же сильно щипало глаза. Я схватил валявшийся под ногами пластиковый пакет и принялся карабкаться по склону оврага. Выбравшись на верх, я бросился бежать в сторону федеральной трассы, по дороге отщипывая от пакета кусочки и подбрасывая их в воздух, а через каждые пять кусочков подпрыгивая в воздух двумя ногами сразу. В голове вертелся всего один вопрос, но я не мог на него ответить, как не силился. Изредка отвлекаясь от раздирания пакета, я пытался загнуть пальцы, но перед глазами все плыло, и сообразить, сколько будет три плюс два, все равно не получалось.


* * *

'2 + 3 = 5'.
'2 + 3 = 5'.
'2 + 3 = 5'.
'2 + 3...'
Я не сразу понял, почему на тетрадном листе перестала увеличиваться колонка из одинаковых строчек вычислений. Озадаченно потряс ручку, попытался ее расписать, и только потом сообразил, что кончилась паста. После чего рассерженно швырнул ее об стену. Я ведь больше не мог писать. Не мог напомнить себе, что два плюс три - это пять. Два плюс три - это пять, а не облако, и не категорический императив Канта. Два плюс три это просто пять...
'Спокойно, спокойно, - я вцепился пальцами в волосы. - Сколько раз так уже было... посидеть надо немного, все придет в норму. Все будет нормально'.
Да-да, все будет. Самосознание уже в пределах нормы, речевые функции полностью восстановятся к следующему утру, вычислительные - в течение двух-трех дней. Полное восстановление интеллекта и личности до докризисного уровня займет от недели до полутора, смотря чем питаться и много ли напрягать мозг. Главное что не докатился до уровня некоторых личностей, для которых поворот в обратную сторону часовых стрелок и обращение вспять потока времени суть одно и то же.
'Еще бы вспомнить, что значат слова 'день' и 'неделя', было бы вообще круто'.
[День - один оборот планеты вокруг своей оси, определяемый по солнечному циклу. Неделя - семь дней.]
Я скосил глаза в сторону. Рядом стоял Смерть, появившийся неслышно, как привидение.
- Спа-па-аа-сибо, - выдавил я, с трудом вспоминая, как нужно шевелить языком и проталкивать воздух через голосовые связки.
[Заинтересованность о вчерашнем происшествии.]
[Отрицание важности.] В таком 'полурастворенном' состоянии общаться через инфополе, посредством не звуковых слов, а понятий, которые они обозначали, было намного проще. [Помойка, собаки, стая. Страх обывателей перед бродячими животными. Последующая манифестация страха. Прибытие эспера и уничтожение]
Смерть слегка дернул щекой. [Потребность в тщательной проверке.]
[Сомнение в целесообразности], сообщил я. [Отвлечение внимания возникшим пожаром. Бегство настоящих собак. Исчезновение почвы для манифестации.]
Смерть лишь неопределенно мотнул головой, набросил пальто и исчез. В буквальном смысле.
[Крайняя заинтересованность], пояснил он напоследок. [Желание обследовать все лично.]
И буквально растворился в воздухе.
'Вытрясу все, что только можно', - решил я, возвращаясь в гостиную.
В любом случае, допрос с пристрастием придется отложить до тех пор, пока Смерть не вернется. А пока... я перевел взгляд на компьютер и поморщился, как от зубной боли. Электрический негодяй издевательски подмигнул оранжевым огоньком индикатора на мониторе. Обойдешься, ведро с болтами. Я сегодня не буду вносить никаких сведений о Луне. Я завтра, когда прояснится память, составлю таблицу на смартфоне. А ты мне нужен только чтобы связаться с Магусом.
Компьютер издевательски загудел в ответ на нажатие кнопки питания. Я уселся за клавиатуру и размял пальцы. Из-за скотского характера этой железки приходилось хранить данные на двух резервных флеш-картах и в облаке, но сколько Смерть не осматривал компьютер, ничего странного или аномального не находил. Что не мешало последнему регулярно доводить меня до белого каления.
Впрочем, пока все было нормально, и я первым делом запустил джаббер. В наше время рискованно было иметь не одобренное Роскомнадзором программное обеспечение, но должны же быть в жизни эспера хоть какие-то плюсы? Одна из немногих сетей, надежно защищенных от слежки, стоит риска. В списке контактов нужный ник был помечен желтой звездочкой - пользователь находился в сети. Пальцы легли на клавиатуру, набирая текст:

[22:15:17] [Void] привет магус как тове ничего
[22:15:30] [FAKo] Добрый вечер, Висельник. Все, как обычно.
[22:15:34] [Void] все плохо
[22:15:39] [FAKo] Я бы не сказал.
[22:15:54] [Void] я сделла как ты просил
[22:16:11] [FAKo] Чудно, спасибо. Не мог бы в дальнейшем ставить меня в известность обо всех наблюдениях?
[22:16:17] [Void] ок а тебе зачем вобще
[22:16:29] [FAKo] Что это с тобой? Ты странно как-то пишешь.
[22:17:22] [Void] вчера пернпрягся всю ночь шлялся черт знает где пришел в себя дома лежу весь в грязи и говне собачьем с подушкой вобмнику
[22:17:38] [Void] еле вспонмил кто я где я пальцы плохо слушаются говорю струдом
[22:17:46] [FAKo] Ну как так можно? Ладно я старый, ты-то чего могилу себе роешь?
[22:17:53] [FAKo] Что там случилось-то?
[22:18:19] [Void] ерундв проходили все это прсто слишком много всего сразу наложилось
[22:18:28] [Void] через недельку как новый буду
[22:18:45] [Void] так зачем тебе надо было чтобы не было жертв?
[22:19:01] [FAKo] Объяснять долго. Я не уверен, что ты в таком состоянии поймешь. Я сам толком не понимаю, будто руками в мутной воде шарю.
[22:19:08] [Void] я попытаюсь если что потом логи перечитаю
[22:19:18] [FAKo] В общем, начну ab ovo. Знаком со Вторым правилом термодинамики?
[22:19:23] [Void] а то
[22:19:44] [FAKo] В виде, изучаемом в курсе физики, это правило описывает лишь передачу тепловой энергии в системе. Однако если взглянуть более обще... расширить горизонты, так сказать... то можно сделать вывод, что это правило является базисным для любых природных систем.
[22:19:51] [FAKo] Можно назвать это Принципом энергетической целесообразности.
[22:20:13] [FAKo] Формулировка примерно такая: 'Всякое действие будет совершаться по пути наименьшего увеличения энтропии'.
[22:20:42] [Void] не катит как всеобщая теория имхо
[22:20:55] [Void] я могу отрезать хлеб ножом а могу отоквырять ложкой
[22:21:02] [FAKo] Это потому что ты не природная система, и можешь действовать нерационально.
[22:21:07] [Void] я долэн этим гордится?
[22:21:11] [FAKo] Ты должен не сбиваться с мысли.
[22:21:45] [FAKo] Меня заинтересовал сам процесс зарождения эспера. Условно всякое действие можно охарактеризовать как природное и разумное. Природное подчиняется Принципу энергетической целесообразности, разумное - воле совершающего действие субъекта. Так? Так.
[22:22:28] [FAKo] Используя бритву Оккама, я предполагаю, что рождение эспера - природный процесс, ибо разумный субъект есть дополнительная сущность. То есть рождение эспера как оно есть энергетически целесообразно. Все сопутствующие процессы - Провал, Первичный импульс - все это является наименее энергетически затратным способом достигнуть требуемого состояния.
[22:22:40] [Void] а причем здесь гибель обывателей при Первичном импульсе?
[22:22:45] [FAKo] Тоже часть процесса.
[22:22:59] [FAKo] Смотри, я возьму не совсем корректный но достаточно наглядный пример. Кукушка.
[22:23:47] [FAKo] Кукушка подкидывает свое яйцо в гнезда других птиц. Вылупившийся птенец выкидывает из гнезда других птенцов, чтобы без конкуренции получать весь приносимый родителями корм. Это не является проявлением злой воли, это инстиктивное действие, энергетически целесообразное с позиции выживания.
[22:23:54] [FAKo] Статистическая выборка невелика, но и ее достаточно, чтобы сделать простой вывод.
[22:24:41] [FAKo] То, что эспер выходит из Провала в самом близком для него месте. То, что дозревание происходит в том же месте. То, что при Превичном импульсе гибнут люди, как правило близкие эсперу - это энергетически целесообразные процесс.
[22:24:48] [Void] Процесс чего?
[22:24:55] [FAKo] Знал бы прикуп - жил бы в Ницце, как говорится.
[22:25:27] [FAKo] Могу предположить, что это необходимая часть развития эспера в своем качестве. Упомянутый кукушонок развивается в половозрелую особь, способную к дальнейшему размножению, выполняя заложенную генетически программу.
[22:25:32] [Void] эсперы стерильны
[22:25:36] [Void] с добрым утром
[22:25:42] [Void] с позиции эволюционных механизмов мы ходячие ошибки
[22:25:49] [FAKo] Я не сказал, что процесс необходим для размножения.
[22:25:55] [Void] тогда смысл все затевать?
[22:26:17] [FAKo] Тоже не знаю. Для того я и попросил тебя вмешаться в естественный процесс, чтобы проследить будущие отклонения.
[22:26:49] [Void] дырявая теория
[22:26:57] [Void] живая материя существует для бескоенчного продолжения себя
[22:27:05] [Void] все прочее различные пути к этому
[22:27:12] [Void] в том числе эта сранаф цивилизация
[22:32:21] [Void] это скорее выглядит разумным действием по твоей теории
[22:32:32] [Void] и тогда все шикарно объясняется банальной лажей со стороны действующего субъекта
[22:32:39] [FAKo] Бритва Оккама, молодой человек, бритва Оккама.
[22:32:44] [FAKo] Да и кто может быть этим субъектом?
[22:32:53] [Void] в принципе кто угодно
[22:33:00] [Void] даже сам эспер
[22:32:14] [Void] если предположить что 'эспер' - врожденное свойство инициируеоме в течени жизни
[22:32:35] [FAKo] С убежденным атеистом вроде тебя этот спор не имеет смысла, я пожалуй промолчу.
[22:32:44] [Void] не надо вешать ярлыки
[22:32:49] [Void] я не атеист
[22:32:56] [Void] я отрицаю слепую веру и абсурд
[22:33:27] [FAKo] Ладно-ладно. Только, пожалуйста, за новорожденной пригляди повнимательнее. Я на тебя надеюсь. Какая, кстати, у нее карта?
[22:33:31] [Void] луна
[22:32:36] [FAKo] Занятно.
[22:32:43] [FAKo] И как она тебе?
[22:33:56] [Void] бесит
[22:34:07] [FAKo] уже неплохо
[22:34:15] *** FAKo покинул чат

Я потянулся и размял пальцы. Проблема нашего происхождения, безусловно, была фундаментальной. Однако, как и, к примеру, проблема возникновения жизни на земле, она едва ли имела какую-то практическую ценность. Расшифровка генетической программы? Геном может и изменяется после перерождения, но едва ли настолько. Впрочем, Магуса едва ли интересовал вопрос 'для чего?'. Ему было достаточно самого наличия нерешенной проблемы, и не мне его судить за непрактичность. Чем еще заниматься в жизни философу, как не философией?
Взгляд сам собой переполз на лежащий рядом с клавиатурой телефон. Надо позвонить Жрице. Договаривались же. Или лучше подождать до утра? Я сейчас два слова с трудом свяжу. Черт... Ну хоть SMS отправлю. Но стоило мне протянуть руку за телефоном, как компьютер тут громко заскрежетал, загудел кулером и, как мне показалось, злорадно провалился в синий экран смерти.
Я потыкал клавиши - ноль реакции. Пробовал перезапустить систему - синий экран очистился от всех символов, и по нему побежали новые строки.


[align=center]Т Ы П Р О С Т О Т Л Е Н Н А Я Б И О М А С С А Б Е С П О Л Е З Н О У В Е Л И Ч И В А Ю Щ А Я Э Н Т Р О П И Ю В С Е Л Е Н Н О Й
К У С О К Н И К Ч Е М Н О Й О Р Г А Н И Ч Е С К О Й М А Т Е Р И И
Г Н И Ю Щ Е Е М Я С О
Т Ы Н И Ч Т О Т В О И М Ы С Л И Н И Ч Т О Т В О И Д Е Л А Н И Ч Т О Т В О Е С У Щ Е С Т В О В А Н И Е Н И Ч Т О Н И Ч Т О Н И Ч Т О Н И Ч Т О[/align]

Я встал со стула и решительно выдернул кабель сетевого фильтра из розетки. Монитор продолжал издевательски светиться. Через несколько секунд первая надпись исчезла, и появилась другая:


[align=center]В Ы К И Б ЕР У Н И Ж Е Н Ы[/align]

Только после этого мерзкая железка соизволила отключиться.
'Сука, - подумал я и посмотрел на настенные часы. - И где там пропадает...'
Смерть возник посреди комнаты из ниоткуда, словно отвечая таким образом на невысказанный вопрос. Его домашние тапки и штаны по щиколотку были все перемазаны в грязи, которая теперь вся оказалась на ковре.
- Э? - выжидающе спросил я.
[Темна вода в облацех] тихо ответил Смерть и медленно побрел в свою комнату. Грязь с пола и одежды исчезла в ту же секунду.
[Просьба менее витиеватого пояснения.]
[Прошлый вечер. Выдернутая заноза.] Он тяжело опустился на кровать и вытянулся на ней во весь немалый рост. Было заметно, что пальцы свешивающейся с края руки заметно дрожат. [Только что промытые раны.]
[Принятие. Надежда на окончательное проблемы.]
[Облегчение, Хора, время, конечность.] Смерть полуобернулся в мою сторону. [Предположение, беспокойство, причины, различие.]
[Согласие. Место, будущее, катастрофа, предположение.]
Он лишь покачал головой.
[Аномалия, нападение. Нетипичность поведения, животное.]
[Сомнения...]
У меня нехорошо засвербило под сердцем. Как я сразу не заметил? Бродячие собаки редко, крайне редко нападают на людей, только если стаей и с большой голодухи. Этим гораздо чаще грешат бойцовые и сторожевые породы. Значит, я либо не правильно понял смысл аномалии, либо...
[Предположение: аномалия, атака, эспер, злой умысел.]
[Неведение.] Смерть окончательно растекся на кровати и, судя по всему, задремал.
Я запустил пальцы в волосы и тоже уселся на стул. Это был тот редкий случай, когда я достаточно ясно понял, что имел ввиду Смерть, и возразить мне было нечего. Прежде подобного не случалось, но все бывает в первый раз, верно? Тем более что до сих пор мы неоднократно выдергивали аномалии с корнем... значит ли это, что аномалии - результат разумной деятельность? Или это просто защитная реакция, как иммунитет? Блин, ничего не соображаю... хоть бы пару дней подождать, пока мозги в норму придут.
Так еще раз. Имеем - аномалия повела себя не совсем так, как следовало. А именно атаковала эспера, игнорируя до этого людей. Предположение - аномалии целенаправленно атакуют эсперов. Повторяя слова классиков: 'Если где-то запахло серой, мы не имеем права рассуждать о молекулярных флюктуациях. Мы обязаны предположить, что где-то объявился черт с рогами и начать производство святой воды в промышленных масштабах'. Хотя бы потому, что нас так мало, что можно по пальцам пересчитать.
Я развернулся к столу, подтащил к себе тетрадь с ручкой и принялся рисовать схему, потому что собственный мозг наотрез отказывался что-то удерживать в памяти. 'Исходные данные' - 'Предположение' - 'Возможные варианты действий'.
Мысль забуксовала.
Ожидаемо.
Ломать законы собственного микрокосма - это плохо. Примерно как отпиливать самому себе ногу. С той небольшой разницей, что ногу отпилить очень трудно, боль остановит руку.
Стоп-стоп-стоп. Если есть 'нападение' - должна быть 'защита', так? Я для наглядности написал оба слова на бумаге, провел между ними стрелку. Если допустить, что на нас могут напасть - надо защититься. Просто на всякий случай.
А как у нас с этим?
А по-всякому. Смерти-то вряд ли что-то грозит - слишком силен. Еще бы чуть чаще снисходил до реального мира... Правосудор и Дьявол - за этих я тоже спокоен, они уверенно владеют своими полномочиями, и не станут мешкать, чтобы пустить их в ход. Особенно Дьявол... так, не стоит об этом к ночи. Императрица, Шут, Магус, Отшельник, Фортуна - ну, вот оно, наше большинство. Они выбрали жизнь среди обывателей, и если опустить спор о качестве этой жизни - это их выбор. Но это делает их уязвимыми, а больше всего рискует Шут, не имеющая постоянного жилья, в котором имела бы преимущество. Но ее поди найди. И остаются новорожденные - Жрица и Луна. Наиболее уязвимые, даже более уязвимые, чем обыватели. И если Луна живет всего в нескольких километрах отсюда, и в случае чего Смерть может прикрыть ее, не вставая с кровати, то у Жрицы будут проблемы.
[Вопрос: возможность движения, карта 'Жрица', немедленно.]
- Ходить один, - шепотом ответил Смерть вслух. - Возврат - я.
То есть, добираться до Москвы мне предстоит самостоятельно. Я с унынием вытянул из памяти карту. Почти три тысячи километров. С учетом необходимости разгона, набора высоты, огибания населенных районов, торможения и поиска нужного места - около десяти минут в состоянии искаженного микрокосма. Остается только надеяться, что Смерть с расстояния подстрахует, и не даст случайно отправить Москву на лунную орбиту.
[Подтверждение. Просьба, наблюдение.]
Я быстро оделся и вышел во двор. Мороз ощутимо пробирал сквозь тонкую замшевую куртку, даруя ощущение реальности. Скоро это чувство исчезнет, и единственным стержнем для меня останется собственное сознание. А у метеорологов, авиадиспетчеров и военных будет трудная ночь. Закрыв глаза я слушал инфополе, которое Хор наполнял своим вкусом, где отвратительным, где прекрасным. То, что я сейчас собирался сделать, было равносильно попытке обнять штормовую волну и попытаться потанцевать с ней на мелководье. Невозможно. Но не в моем мире.
Земля осталась где-то внизу.
Скрытый ночной темнотой горизонт рванулся на встречу.

..................................................................................................................

Из мутного транса меня вырвал удар перегрузки и толчок в ноги.
Несколько секунд я еще держал глаза закрытыми, после чего рискнул осмотреться. Перемещаться на большие расстояния искажением мне никогда не нравилось. Слишком резкая смена плана. Только что вокруг был двор небольшого загородного домика - и через мгновение они превратились в укрытый сумраком просторный сквер. Покровский монастырь был сооружением старым, и занимавшим большую площадь, но неизменно хорошо ухоженным, особенно на фоне окружающих улиц.
Куда идти я уже знал. Находиться здесь мне было нельзя, но у нестабильного состояния были свои плюсы - любой встреченный человек изо всех сил старался бы меня не видеть .
Войдя в жилой корпус, до нужной кельи я добрался без происшествий. Отбоя еще не было, но в коридоре было пусто, железная дисциплина держала немногочисленных воспитанниц взаперти. Немногочисленных, потому что большая часть погибла в вихре Первичного импульса. Я немного задержался на пороге, давая понять, кто и зачем пришел, после чего осторожно толкнул дверь.
Обстановка внутри была спартанской, как и следовало ожидать от монастыря. Голый дощатый пол, деревянные стены, всей мебели - одинокая книжная полка, тумбочка и грубая койка, на которой съежившись сидела русоволосая девушка пятнадцати лет. Ее глаза чем-то напоминали перегоревшие кострища, и на мое появление она никак не отреагировала.
Я подошел ближе и мягко взял ее за руку.
Жрица подняла невидящие глаза.
Все было понятно без слов. Ее мучила совесть, ее пугало свое новое состояние, она боялась кому-то исповедаться, но крепко вбитые с малых лет религиозные догматы удерживали ее от радикальных действий. От самоубийства к примеру. Вот только я сейчас был не в той форме, чтобы возиться с чужими душевными ранами. Все, на что хватило моего самообладания - это громко крикнуть в инфополе, обозначая свое местоположение.
Келья опустела.

[Demonheart]

Глава 4: Первый вдох

Через несколько дней
'Луна' могла гордиться собой. Ей не только удалось выдержать все три пары в университете подряд, но и уйти после занятий шагом, а не бегом. Причин, по которым обыденное дело превратилось в подвиг, было две. Во-первых, свое имя она до сих пор не могла не только вспомнить, но так же услышать или прочитать. Сокращения и прозвища, которыми ее пытались окликнуть, она тоже пропускала мимо ушей - словно они не имели к ней никакого отношения. Лишним будет упоминать, что нормальное общение кануло в Лету. Впрочем, она быстро обнаружила, что прекрасно осознает, когда обращаются лично к ней, и в этом заключалась вторая причина ее желания поскорее оказаться в уединении дома.
Прикосновения.
'Луна' не чувствовала надетой на себе одежды, не ощущала сырого ветра на лице. Даже ручка в руке распознавалась только по сопротивлению пластика, мешающего сжать пальцы еще сильнее. Но недостаток этих привычных раздражителей с лихвой компенсировался чем-то новым.
Когда она с отцом ехала на машине, то ощущала неудобство - отец словно плотно прижимался к ней боком, а не сидел на соседнем сиденье. Еще кожа слегка чесалась, но на это можно было не обращать внимания до поры до времени. Проблемы начались в университете. Пока 'Луна' шла по коридорам, ей все время казалось, что до нее кто-то дотрагивается. И хотя прикосновения казались легкими и почти неосязаемыми, но они заставляли ее непрерывно вертеть головой в поисках нахалов. Без какого-либо толку, потому что при всем желании обвинить было некого, прикосновения продолжались, даже когда на расстоянии вытянутой руки не было ни души. Потом 'Луна' вошла в аудиторию и на ней скрестись все взгляды, и вот тогда пришло понимание.
Сил ее хватило только на то, чтобы поздороваться. Потом шквал вопросов со всех сторон, помноженный уже не на мягкие прикосновения, а ощутимые рывки, точки и нажатия, заставил ее с вскриком отпрянуть. Как ни странно, это подействовало. Светка старательно отогнала от 'Луны' всех, и хотя скользившие по ней взгляды все еще отзывались касаниями, сносить это было легче. Ну и Светка тоже, но ее взгляд-касание казался чем-то более-менее привычным, и от того не таким раздражающим. От шквала вопросов, впрочем, не спасало ничего - как от подруги вслух, так и от одногрупников, на телефон.
'Почему потерпеть не могли?! - зло подумала девушка. - Все же давно в интернете обсудили! Не видно, что плохо мне?!'
А куда ты пропадала? А ты правда ничего не помнишь? А выкуп требовали? А в больницу ездили? А что родители? А в полицию пойдете? А как ты себя чувствуешь? А сможешь досчитать до десяти и обратно не сбившись?
Каждый заданный вопрос, мимолетный взгляд, даже направленная на нее мысль отзывалась ощущением прикосновения. Ближе к концу третьей пары 'Луна' ощущала себя грязной, облапаной с головы до ног, чуть ли не изнасилованной. Все остатки силы воли она употребляла на то, чтобы не перейти на бег. Лишь бы поскорее оказаться дома, где поблизости нет никого постороннего, и ничего не мешает.
Она торопливо выскользнула из дверей университета и поспешила в сторону парка. Заходить на территорию почему-то очень не хотелось, но на этой стороне улицы было меньше народу. Достав смартфон, 'Луна' попыталась набрать Сергея, но в ответ робот лишь сообщил ей, что 'аппарат абонента выключен'. Вот это было неприятно. Она уже собиралась вызвать такси, как рядом с ней затормозила побитая жизнью и еще чем-то потяжелее 'Лада'. Прикосновение на это раз было широким и плотным. Теплым, влажным, немного липким.
- ***, это ты?! - окликнул ее утомительно знакомый голос. - Привет!
- А... привет Семен, - ответила 'Луна', содрогаясь от противного липкого прикосновения. - Как дела?
- Да у меня-то все нормально, скажи, что с тобой? Где ты пропадала?
'Чтоб тебя... пооригинальнее ничего не мог придумать?'
- Да сама не знаю.
- А в полицию уже сообщали? Там же дело заводили, я точно знаю.
'Дежа вю...'
- Этим папа мой занимается, наверное, дело закроют. Все же нормально.
- Ну ладно, хорошо тогда... - Семен смущенно замялся. - В любом случае, я рад что с тобой все хорошо.
'Да-да, только свали уже...'
- Не волнуйся, все прекрасно.
- О, кстати, пока тебя не было, я твой курсовик сделал, распечатать осталось. Есть куда скинуть?
'Оно еще и на флешке... не мог файл в облаке сохранить и ссылку послать? Программист недоделанный... - 'Луна' на секунду задумалась и чуть смягчилась. - Ладно, по крайней мере, хоть не просто покапать на мозги приехал'.
- Раз уж ты на машине, может подбросишь до дома, там и скинем на комп.
Семен моментально просветлел лицом и кинулся открывать дверь. 'Луна' позволила себя усадить на переднее сиденье, хотя ее внутренне все же передернуло от скромного до беспросветной нищеты салона 'Лады' в минимальной комплектации. Хотя это все же лучше чем добираться на маршрутке. 'Луна' инстинктивно притулилась поближе к стеклу и сжалась всем телом, пытаясь отстраниться от теплого и липкого ощущения. Толку, правда, от этого не было. Невольно ее мысли раз за разом возвращались к отпечатанной на дешевом картоне визитке. В какой-то момент она даже достала ее из сумочки и повертела в руках но, перехватив внимательный взгляд Семена, поспешила убрать ее обратно.
В середине дня пробок на дорогах еще не было, доехали до дома минут за двадцать. Скинуть курсовик на домашний компьютер тоже было минутным делом, после чего 'Луна' как можно мягче намекнула Семену, что ему пора удаляться, сославшись на плохое самочувствие. Лукавить даже не пришлось - ощущение грязи и чего-то кисельно-склизкого были так сильны, что ей уже хотелось расчесать себя до крови. Выпроводив друга за порог, 'Луна' поплелась в душ.
Чередование напора горячей и холодной воды немного привело ее в чувство. Тугих струй она не чувствовала, но в шуме воды было что-то успокаивающее. Способность приблизительно отличать горячее от холодного ей тоже осталась, хотя утром она обожгла палец паром от чайника, и заметила ожог только в середине дня. Пока 'Луна' просто вспоминала, сколько раз нужно повернуть вентили, чтобы вода не была слишком горячей.
Только стоя под душем, она позволила себе разреветься.
С текущими слезами уходило напряжение, но его место тут же занимал страх. Страх перед произошедшими непонятными событиями, перед странным человеком, появившимся в ее комнате из ниоткуда, и тут же исчезнувшим без следа, оставив после себя лишь визитку. Страх перед собственным словно чужим телом и изменившимся восприятием. Но в первую очередь - страх перед неизвестностью, перед неопределенностью.
Плачущая под потоком горячей воды девушка понятия не имела, что делать и как жить дальше. От нее словно пытались оторвать часть ее самой, медленно и болезненно. Она почему-то ощущала себя зубом, который неумелый дантист пытается выдернуть без анестезии, каким-то грубым и очень неприятным с виду инструментом. Это инструмент уже стиснул ее своими зубцами, и еще не в полную силу, но уже настойчиво пробовал на прочность, примериваясь, чтобы нащупать слабину и вырвать из десны одним резким движением.
Выбралась из душа 'Луна' только тогда, когда начала кружиться голова. То ли от плача, то ли от перегрева. Слезы давно кончились, только легкая судорога то и дело взбиралась из груди вверх по горлу. Заварив на кухне чая, она со стаканом поднялась к себе, уселась на кровать с планшетом и принялась бесцельно проматывать страницы в браузере. Без какой либо цели, просто в надежде, что привычные действия позволят хоть как-то забыться. Наконец, она не выдержала, кинулась к шкафу и принялась выгребать всю одежду. Остановилась она тогда, когда нашла очень плотные брюки и толстый свитер с высокой горловиной, и тут же натянула их на себя. Затем схватила смартфон, вытащила из сумочки визитку и с ожесточением принялась набирать номер.
Ждать ответа пришлось довольно долго, после чего на другом конце ответил девичий, почти детский голос:
- А-алло... да?
'Секретарша что-ли?'
- Я хочу слышать господина 'Пересвета Аввакумова', - терпеливо сказала 'Луна'.
- Вы хотите на прием? - ответил тот же голос после долгой заминки.
'Нет, секретарша бы столько не копалась'.
- Мне по другому вопросу, - девушка помолчала, соображая, как лучше представиться. - У меня карта 'Луна'.
- Да, хорошо! - на этот раз пауза была короче. - Он говорит, вы можете приехать, когда вам удобно.
- А могу я с ним лично переговорить?
Снова пауза.
- Он не может говорить.
- Понятно. Хорошо. До свидания.
'Дурдом какой-то, - подумала девушка, и перевела взгляд на зеркало. - А я в нем пациент. Только не хватало связаться с мутными кадрами какими-нибудь...'
В памяти всплыла покрывшаяся инеем чашка, наполненная темно-коричневым прозрачным льдом. Остекленевшие глаза папы с мамой и Сергея - они пришли в себя сразу, как закрылась за спиной 'Висельника' дверь, но не помнили ничего из произошедшего, только обрадовались, что 'Луна' наконец-то вышла из комнаты. Спокойный и пронзительный взгляд странного человека, не назвавшегося по имени, лишь показавшего карту 'Висельник'. Если бы не очевидная потеря осязания, она бы с радостью убедила себя, что все это ей показалось, приснилось или она сама все выдумала от нервов.
'Луна' вдруг поймала себя на мысли, что не может вспомнить его лица. Отпечатавшиеся в памяти отдельные черты упорно не желали складываться в единую картину, но зато сразу вспоминалось теплое и мягкое ощущение комфорта, как верный признак того, что он желал ей только добра. И что-то еще. Неуловимое, сложно объяснимое, но очевидное ощущение чего-то, заставлявшего молча слушать его слова, подчиняться его требованиям, верить его утверждениям. Девушка невольно поежилась. Тот человек чем-то напоминал ей отца, и не только с лучшей стороны.
Экран смартфона бесшумно засветился. Взяв его в руки, 'Луна' обнаружила автоматическое SMS от провайдера - 'Данный абонент появился в сети'. Далее шел номер Сергея. Это было очень кстати. Судя по адресу на визитке, путь был неблизкий, да и одной ехать было страшновато. Она нажала на кнопку дозвона.


* * *

Где-то в Интернете Сергей встречал ничем не подкрепленное мнение, что смысл существования русского народа - в превозмогании чего-нибудь, и что только превозмогая русский может проявить себя с лучшей стороны, а в комфортных условиях наоборот, расслабляется и дряхлеет. Свое генеалогическое древо он мог проследить еще до времен Империи, и иногда начинал подозревать, что судьба пытается сделать его еще больше русским, чем он был от рождения. Иначе как объяснить то, что на его шее повисло такое существо как Ленка? Послушал, блин, батю, батя же фигни не посоветует... а теперь и желания нет продолжать, и отказать как-то неудобно. Батя опять же юмора не поймет.
Он покосился направо. Девушка смотрела в окно все с тем же потерянным выражением, которое не сходило с ее лица все последние дни. По сравнению с ее прежним поведением - небо и земля. Достаточно того, что она позвонила первой и прямо попросила ее подвезти. Да еще и ни разу не выразила возмущения по поводу пробки на центральном проспекте. Словно подменили, честное слово. Может так и есть, кстати говоря. Вот где она три недели пропадала, где? Никто не знает, она сама в том числе. Отец-то ее наверняка всех, кого мог, поднял, да только толку никакого.
- Ленок, поясни еще раз, куда мы едем?
Ноль внимания.
- Лен?
Ноль внимания.
- Блин, - Сергей поморщился. - Луна?
Ленка дернулась, будто только что проснулась, и непонимающе посмотрела на него.
- Да? Что ты спрашиваешь?
- Едем к кому, напомни.
- А... - она неопределенно качнула головой и достала из сумочки визитку. - Написано 'белый маг и экстрасенс', но говорят, не все так однозначно.
'Секта', - зло решил Сергей.
Нельзя сказать, что к Ленке он питал какие-то особенные чувства или тем паче боготворил ее, как многие ее поклонники, нет. Просто так получилось, что их отцы были старыми знакомыми, еще с армии, и дружили семьям. Соответственно, Ленку Сергей знал очень давно, но виделись они крайне редко и друг другом не интересовались, пока батя не вызвал как-то на серьезный разговор и не намекнул, что пора бы заканчивать маяться дурью и подумать о женитьбе. На ком? Кандидатура очевидна.
Ясное дело, перспектива в скором времени отправиться в брачную кабалу застала обоих врасплох и не обрадовала ни капли. Чисто из уважения к отцу, Сергей попытался проделать какие-то шаги к сближению, узнал полузнакомую подругу детства поближе и решил для себя, что лучше проведет остаток дней в Интербригаде, чем позволит ей получить над собой власть путем штампа в паспорте. Впрочем, особой неприязни он к ней не испытывал, и когда Ленка исчезла, Сергей искренне беспокоился наравне со всеми. И уж точно постарался бы не дать ей увязнуть в компании сумасшедших фанатиков. Что-то ему подсказывало, что именно эти люди были причастны и к ее исчезновению, и к внезапному появлению, которое не засекли даже камеры наблюдения на въезде в коттеджный поселок.
- Слушай, может, ты все-таки будешь пользоваться нормальным именем?
- Да я же сто раз уже говорила! Я просто его не слышу! Можно подумать, мне это самой нравится!
- Ну я же серьезно спрашиваю.
- А я серьезно отвечаю!
- А почему не слышишь?
- Не знаю!
Ленка отвернулась к окну, глядя на пролетающий мимо придорожный пейзаж. Сергей полностью сосредоточился на дороге, уже мысленно представляя, как берет тамошнего духовного лидера за шкирку и выбивает из него дурь.
Дорога заняла довольно прилично времени, поскольку пришлось в сгустившихся сумерках выискивать дорогу среди пригородного поселка, где указателей на улицах не было с тех времен, когда только шла застройка. Экономия, мать ее разтак. Искомый одноэтажный домик обнаружился на отшибе, значительно в стороне от основной застройки. Что-то в нем Сергею не понравилось с первого взгляда. Вроде бы аккуратный забор, чистая площадка на въезде и ухоженный двор, но все равно, интуитивно ощущалась какая-то неправильность, которая очевидно есть, но не сразу получается сказать, в чем именно дело.
Сергей припарковался возле калитки, вышел из машины и открыл дверь Лене. Та подошла к калитке и принялась сверять надпись на деревянной вывеске с содержанием визитки. Сергей тоже подошел поближе и, прочитав вывеску, озадаченно приподнял бровь.
'Юмор уровня КВНа', - подумал он.
- Ты уверена, что тебе стоит туда идти? Что-то мне здесь не нравится.
- Больше просто некуда, - грустно ответила девушка. - Зря я, наверное, тебя сюда потащила...
- Ты мне можешь объяснить, что происходит?
- Ты не поймешь.
Сергей заглянул через невысокий забор. Во дворе вокруг вертикально стоящего бревна кругами ходил парень на вид немного старше Сергея. Во всяком случае, ему можно было дать лет двадцать пять или около, он был раздет до пояса, но сырой промозглый ветер его, похоже, не беспокоил. Национальность по его лицу не угадывалась, в чертах лица сквозило такое смешение генов, что разобраться было просто нереально. Сергею он не понравился с первого взгляда. Лицо у парня было пустым, без единого проблеска мысли. Он, как заведенный автомат, равномерно нарезал круги вокруг этого бревна, подняв перед собой руки в боевой стойке. Кажется, это было упражнение из какого-то восточного единоборства, но не получалось вспомнить, откуда именно. Впрочем, в копилку неприязни упала еще одна монетка. Эффектные и бесполезные танцы в разноцветных пижамках Сергей не без оснований презирал.
'Секта, как есть секта. Этот, видимо, обычное зомбированное до потери рассудка мясо. Больше никого не видно, наверное, все в доме', - Сергей подумал о лежащем в бардачке травматическом пистолете и пожалел, что сразу не переложил его в карман куртки. Можно достать и сейчас, но Ленка же напугается, она вида оружия не переносит.
Несносная же девчонка тем временем уже открыла калитку и направилась внутрь. Прямо к странному типу. Тот не обращал на нее внимания, продолжая ходить по кругу.
- Висельник, привет, - поздоровалась она.
Шикарно, блин. Они что, знакомы? Она уже давно в этом котле варится? Почему раньше никто ничего не заметил? И что за дебильная кличка? Сергей шагнул во двор следом. Странный тип по-прежнему никак не реагировал на происходящее. Ну чисто автомат. Живой механизм с начисто стертой личностью. Ленка вдруг замерла на полушаге, будто к чему-то прислушивалась.
- Сереж, побудь пока здесь, я скоро вернусь, - сказала она через несколько секунды и быстро пошла на другой конец двора, где виднелся спуск к берегу реки.
- Не-не, погоди, - он попытался ухватить ее за руку. - Ты куда? И что это за придурок?
- Все хорошо, - ответила она необычно терпеливо. - Я вернусь через пять минут. Придурка зовут 'Висельник', по имени тоже обращаться бесполезно. Не знаю, чего он сегодня не разговорчивый.
Ленка выскользнула из его хватки и почти побежала к спуску. Сергей в нерешительности замер, не желая оставлять за спиной этого бродящего вокруг бревна зомби и дом, предположительно набитый сектантами. Ленка к тому моменту уже скрылась из виду. Сергей двинулся было следом, но тут же ощутил на спине пристальный взгляд.
Он обернулся.
'Зомби' уже не ходил кругами, а смотрел прямо на него безмозглым и в то же время, как показалось Сергею, неприязненным взглядом. Из носа у него сползала мерзкая серая сопля, но даже это проявление явной душевной болезни не скрадывало полностью безмолвного давления. Он не излучал открытой враждебности, но четко давал понять - посторонним тут не рады.
- Чего уставился, придурок? - резко спросил Сергей. Он уже был готов к тому, что сейчас на него попытаются напасть.
'Зомби' не ответил. Только медленно осмотрел его с головы до ног, потом повернулся к бревну, схватил его обеими руками, легко поднял в воздух и принялся вертеть, как гимнастический снаряд.
'Нечего время на психа тратить', - решил Сергей, и направился было к спуску, но 'зомби' с неожиданной прытью его обогнал и преградил дорогу, все еще держа бревно на плече. Как бы намекая, что к Ленке он его не пропустит. Решение было принято буквально за долю секунды, и Сергей с места нанес длинный хук в челюсть 'зомби'.
Точнее, попытался.
Потому что тот каким-то неразличимым движением моментально сместился почти на метр в сторону. В ту же секунду он с глухим стуком поставил бревно рядом с собой на землю и встал в боевую стойку.
Теперь оставалось только драться. Сергей поднял перед собой кулаки, прикрыв голову, напружинил ноги и, быстро рванувшись вперед, пробил молниеносную 'двойку'. По пустому месту. Мгновение спустя его похлопали по плечу. Он резко оттолкнулся, провернулся на пятке и попытался нанести лоу-кик туда, где предположительно был противник. Снова в пустоту. Снова легкий хлопок по плечу. Удар не глядя локтем за спину и тут же мощнейший левый кросс с разворота. Сергей даже успел разглядеть безжизненное лицо 'зомби', в которое летел его кулак. А потом это лицо за бесконечно короткий миг сместилось чуть в сторону.
И всю мощь удара приняло на себя бревно.
Из какого оно было дерева, Сергей не знал. Но стоя на коленях, сквозь туман адской боли, он сообразил, что оно было явно прочнее его костей. Крик застрял в горле, шок парализовал легкие, не давая сделать ни вдох, ни выдох. Но худшим было даже не это. Надвинувшееся сверху ощущение чего-то огромного и устрашающего перебило даже боль в сломанной кисти. Головокружение при взгляде в пропасть. Дуновение ветра от огромной циркулярной пилы на лесопилке.
Шестым чувством Сергей понял невероятно простую вещь: сейчас его убьют. Он умрет. Просто прекратит мыслить, чувствовать, двигаться. Последняя краткая вспышка боли в размозженном черепе, а потом - небытие.
- Не надо, - прозвучал тихий, почти даже умоляющий голос.
Повисла тишина.
Тяжело дыша от боли, баюкая сломанную руку, Сергей поднял глаза. 'Зомби' нависал над ним с отведенным для удара кулаком. За его спиной стоял какой-то тщедушного вида молодой человек... или это была худая женщина? Он... или она... был одет в мешковатую одежду, скрадывающую фигуру, на глазах у него была плотная белая повязка. Одной рукой это существо мягко держало 'зомби' за плечо.
- Не надо, - повторил тот же голос.
'Зомби' испустил тихое клокотание и резко довернувшись, обрушил удар на бревно. Раздался громкий треск. Бревно медленно развалилось вдоль на две половины, одна из которых падая чуть не задела Сергея. Зато на лице 'зомби' впервые появилось что-то осмысленное. Он немного растерянно огляделся по сторонам, шмыгнул носом, и наконец его взгляд сфокусировался на Сергее.
- О, простите, - пробормотал 'зомби' со странной интонацией, будто ему с трудом давалась человеческая речь. - Это я так? Простите, я... немного того... в небесах витаю, увлекся очень...
- Нет, - сказал (сказала?) не то мужчина, не то женщина. И не молодой, а явно в возрасте. - Дерево.
- О... ну, это не сильно лучше, - он протянул Сергею руку. - Сможете встать? Кажется, у вас сломано одна или две пястных кости. В доме есть обезболивающее и можно наложить шину.
- Да иди ты! - прошипел тот отстраняясь.
Злость и раздражение уступили место вполне понятному страху, и резкая смена настроения этого психа была не главной причиной. Бревно, которое он развалил ударом кулака, имело сантиметров тридцать в диаметре, а высотой было в человеческий рост. А это непонятное бесполое нечто появилось буквально из ниоткуда, потому что до спуска к реке было метров двадцать, оно бы никогда не преодолело их незаметно. Здесь определенно творилась какая-то чертовщина, и Сергей был готов прозакладывать голову, что ничего хорошего в этом нет.
- Но у вас сломана рука, вам больно, - 'псих', казалось, был искренне обеспокоен. - Вы не сможете вести машину.
- Сереж?! Что там с тобой? - из-за края спуска показалась удивленная Ленка, следом за которой, прихрамывая, поспевала какая-то светловолосая девчонка лет пятнадцати. И тоже с повязкой на глазах.
- Ничего, - прошипел он и попытался встать.
Ленка сначала непонимающе приподняла брови, потом с яростью уставилась на 'психа' и уже открыла было рот, чтобы, обрушиться на него. Сергей поморщился - не хватало еще чтобы за него девушка заступалась.
- Ленок, оставь. Я сам виноват. Решил по бревну стукнуть, ну и силы не рассчитал. Что это, дуб?
- Лиственница. Ее достать гораздо легче, но она обладает достаточно высокой плотностью, - виновато ответил 'псих'. - Ладно, раз уж сегодня больше гостей, чем предполагалось, проходите в дом. Я пока соображу что-нибудь на обед. Или ужин уже?
- Почти шесть часов, - ответила Ленка. - Сереж, так что с рукой? Сломал?
- Да черт ее знает.
- Сломал-сломал. Ничего, сейчас мы починим это живое существо, - пробормотал 'псих' и направился к крыльцу.
Белокурая девчонка засеменила за ним следом. Ленка оглянулась и поманила Сергея за собой. Тот поморгал глазами и его мороз по коже продрал - бесполое существо неопределяемого возраста исчезло так же внезапно, как и появилось, а расколотое пополам бревно стояло рядом. Совершенно целое.
Сергей грязно выругался - девушек поблизости уже не было. Стоящий на отшибе дом, на первый взгляд показавшийся базой сектантов, на деле оказался логовом какой-то жуткой чертовщины, к которому и приближаться было страшно. С другой стороны, стоять на улице одному было просто глупо. Особенно когда Ленка уже зашла внутрь. Он еще разок напоследок, уже тише и более витиевато, высказал свое отношение к происходящему в целом, этому дому в частности, а так же к бесполому нечто и лично к 'психу' и моральным качествам его родителей. После чего решительно зашагал к входу.


* * *

Луна сидела, сложив руки на коленях, и пыталась разобраться в своих чувствах.
Страх - перед неизвестностью.
Изумление - когда увидела, как стройный мужчина ведет за руку юную девочку, ступая по поверхности воды как по твердой земле.
Беспокойство - когда не получается подобрать слова.
Снова страх - когда тот человек просто растворился в воздухе.
Волнение - когда увидела Сергея, держащегося за руку и кривящегося от боли.
Невольное восхищение - из-за сущего пустяка.
Мужчина за плитой с точки зрения Луны был чем-то из ряда вон выходящим и парень, не пренебрегавший готовкой, сразу получал в ее глазах лишний плюс. Сейчас же ей выпала возможность наблюдать за работой виртуоза. Висельник перемещался по кухне очень быстро, но без суеты, без единого лишнего движения превращая куски различного мяса в шарики фарша, нанизанные на металлические шампуры.
Она перевела взгляд на Сергея - тот сидел в стороне, мрачно насупившись и разглядывая свежую аккуратную перевязку на руке. Бинты наложил Висельник, причем когда Сергей попытался протестовать, тот с всепрощающей улыбкой святого мученика пообещал сломать вторую руку, если он не уймется. К удивлению Луны, это подействовало. Хотя чтобы Сережка послушался чьей-то угрозы... звучало невероятно, конечно.
- Висельник? - на кухню зашла та белокурая девочка с повязкой на глазах. - Простите, могу я помочь?
- Спасибо, Жрица, но на этой кухне есть место только для одного мастера - то есть для меня, - Висельник не улыбался, но его голос немного потеплел. - Мне и так нечасто удается похвастаться своим искусством. Будь любезна, перемой эту посуду и мясорубку.
- Вы уже можете нормально говорить? - уточнила она.
- Да, теперь все нормально. Руку только немного оцарапал.
Девочка кивнула и молча принялась за работу. Не смотря на повязку, она не испытывала никаких видимых затруднений. Луна достаточно осмелела, чтобы самой подать голос. Раз уж с тем человеком с повязкой на глазах поговорить толком не успели.
- Висельник, ты говорил, что сюда можно прийти по любому вопросу.
- Да, было такое.
- Ну вот, у меня кое-какие назрели.
-Я слушаю.
Луна немного помолчала, собираясь с мыслями, после чего ее буквально прорвало. Она в деталях пересказывала все, что произошло за последние дни, изо всех сил пыталась объяснить, каково это - жить без осязания, без возможности пользоваться именем, но при этом ощущая на своей коже прикосновения чужих мыслей. Она говорила долго, сбивчиво, но почти без остановки. Висельник молча слушал, не перебивая и не комментируя. Только сквозь излучаемое им ощущение мягкого тепла постепенно пробивалось что-то твердое, металлическое и холодное.
- Понимаю. Это обычное дело, - пожал он плечами, когда Луна, наконец, замолкла.
'Обычное дело? ОБЫЧНОЕ ДЕЛО?! Я ему душу изливаю, а этот... этот...'
- Я ему душу изливаю, а этот козел даже не посочувствовал? Это думаешь, верно? - предположил Висельник.
Луна насуплено молчала. Потому что это она и думала.
- Скажи, а ты сразу сюда поехала?
- Ну да.
- Вроде бы, я упоминал, что, скорее всего, тебе придется переехать. Начать жизнь с чистого листа. Так намного проще свыкнуться со своим новым качеством.
- Я не хочу никуда переезжать!
- Ну, тогда не обессудь. Ты больше не человек, и тебе остается только принять это.
- Я - человек! - выкрикнула Луна. - И это я буду решать, что принимать, а что нет! Слушай, ты обещал помочь - я пришла. И а ты все на меня валишь!
-Я предупредил тебя о последствиях еще в тот вечер. То ли ты прослушала, то ли не восприняла в серьез, то ли решила, что именно тебя это обойдет стороной. Не суть. Однако ты все прочувствовала на себе, а теперь пришла сюда, в надежде, что мы решим все твои проблемы. Так?
- А ты чего мне грубишь? - взвилась Луна, только что не задыхаясь от гнева. - Ты же обещал, а меня теперь виноватой выставляешь?!
Висельник прищурился одним глазом. Девушка вскрикнула от обжегшего щеку ощущения острой боли. Это не могло быть пощечиной, их разделяло все пространство кухни, но по значению это была именно она. Взгляд эспера говорил об этом ясно. Через секунду последовал еще один невидимый удар, уже по другой щеке. Краем глаза Луна заметила, что Сергей попытался вскочить со стула, но замер в неудобной позе, будто застыв в цементе.
- Закатывай истерики сколько угодно. Но, пожалуйста, не на моей кухне, - прохладно заметил Висельник. - У меня есть правило - никогда и вне зависимости от обстоятельств не использовать свои полномочия против человека. Но только против человека. Улавливаешь?
Теперь уже молчала 'Луна' - от шока слова просто застряли в горле. Никогда с ней не происходило ничего подобного. Никто и никогда не поднимал на нее руки. Внезапное осознание того, что кто-то может просто взять и намеренно причинить ей боль, было для нее едва ли меньшим потрясением, чем все предыдущие события. Она почувствовала свою уязвимость перед грубой силой - и испугалась. Калейдоскопической чередой перед девушкой пронеслись воспоминания о недавнем вечере, напоминая, что она имеет дело с чем-то необъяснимым, таинственным, и очень могущественным.
Висельник тем временем приблизился вплотную. Он ни на йоту не изменился в лице, только прикосновение взгляда было не нежно-теплым, а почти ледяным.
- Позволь поделиться с тобой парочкой своих мыслей. Начну издалека, - проговорил он тихо, без злости. - Знаешь, я всегда считал, что личность каждого зависит от того, как он видит мир. Как вариант, ребенку по мере роста кажется, что его комната сжимается вокруг него, а высокие люди гораздо спокойнее относятся к подъему по ступенькам. Личность каждого человека формируется ежесекундно тысячами различных факторов, от вкуса пищи до выражений лиц в окружающей толпе. И поскольку нет в мире двух людей, испытавших полностью идентичные раздражения - нет и абсолютно одинаковых точек зрения. Иногда они разнятся незначительно. Иногда - радикально. К примеру, слепому от рождения просто нет смысла объяснять, что такое 'цвет'.
В нашем случае проблема еще глубже. Ведь мы не только лишены одного из чувств, но и имеем то, чего лишены люди - возможность воспринимать то, что можно назвать 'информационным полем мира'. Или просто инфополем. Ты успеваешь за мыслью?
Луна сочла за лучшее кивнуть, хотя на самом деле слабо понимала, куда клонил Висельник.
- Ну, надеюсь, ты и правда что-то понимаешь. Из доказанного мной выше утверждения происходят два следствия. Первое - каждый живет в том мире, который он воспринимает. Мир каждого абсолютно уникален, и существует лишь до тех пор, пока существует сенсор. Если сенсор умирает - умирает и мир. Однако пока сенсор жив, он является определяющим тензором своего мира, ведь только от его призмы субъективного восприятия зависят качественные характеристики этого микрокосма. Второе - эспер, на основании иных путей формирования микрокосма, не является человеком.
Второй вывод можешь просто принять к сведению, сейчас это не интересно. Важен первый. Что он означает? А означает он, что всякое осознанное действие сенсора есть акт творения в рамках микрокосма, тогда как внешние воздействия, изменяющие микрокосм, являются актом деконструкции. А теперь вернемся к нашему вопросу, почему я не спешу что-то для тебя делать. Допустим, я придумаю за тебя рецепт того, как тебе обустроить твою новую жизнь. Ну и что это даст? Это будет мой план, созданный на основе моих взглядов и оценок. В лучшем случае тебе не понравятся отдельные его элементы. В худшем, он будет для тебя смертелен. Хотя вряд ли конечно.
Висельник склонился к самому лицу Луны, так что она могла почувствовать его запах. Без одеколона или иного парфюма, только естественный запах живого тела. Не неприятный.
- Таким образом, мы выяснили, что единственный способ внести изменения в свой микрокосм - это произвести их самостоятельно. Точнее, даже не произвести, а нацелить себя на них. В конце концов, идти на радикальные перемены может быть страшно, может не хватать денег, знаний или навыков. Вот тут-то и появляюсь я, уже не направляя, а лишь поддерживая на выбранном пути.
- Блин, ты говоришь тут всякие умные слова, только я ни слова не понимаю из этой галиматьи, - Луна лукавила, все-таки, общий смысл до нее дошел, но вдумываться более глубоко ей было просто лень. - Объясни проще, человеческим языком.
Висельник скосил глаза куда-то в сторону, и пробормотал что-то тихо и неразборчиво, но очень эмоционально. Потом выдохнул и снова повернулся к Луне.
- Короче, давай ты сперва сама шевелиться начнешь, а потом уже я подтянусь. Иначе полная лажа получится. Так понятно?
- Понятно, понятно... - буркнула Луна недовольно и одновременно пристыженно.
Висельник поморщился, но сделал вид что поверил на слово и вернулся к разделочному столу, принявшись мелко крошить ножом полкочана капусты.
- Жрица, возьми в буфете тарелки и вилки, и расставь их. Нам нужно... четыре прибора. Да, пожалуй хватит. А этого можно уже отпускать, - бросил он через плечо.
В ту же секунду Сергей, про которого девушка уже успела забыть, разразился нецензурной бранью, но тут же перехватил взгляд Луны, поперхнулся очередным эпитетом и пробормотал извинения. После чего гневно воззрился на Висельника. Излучаемая им ярость была осязаема, Луна даже отодвинулась, чтобы она не так сильно ее обжигала.
- Слушай, ты... - начал Сергей, очевидно, с трудом подбирая вежливые слова. - Ты что сейчас сделал?!
- Пытался привить твоей подружке немного самостоятельности, - ответил Висельник.
- Да я не про то, я про...
- Это не я. Видишь ли, мой микрокосм довольно специфичен. Мне сложно делать что-то неестественное. Иногда на несколько дней превращаюсь в натуральный безмозглый овощ, если перенапрячься. Нет, тебя держал не я.
- А кто?
- Ты его видел. Это хозяин этого дома. Смерть.
- Вот не надо, тут нет его.
- Весь этот дом - его микрокосм. Если я скажу, что он тут всемогущ, то не сильно ошибусь.
- Так, стой. Что значит всемогущ?
- А то ты не понял? То и значит. Или ты думаешь, что все, что ты тут видел, тебе просто показалось? - Висельник снова обернулся. - Хотя ты какой-то странный. Сейчас ты в одной комнате с тремя эсперами. Нормальному человеку просто находиться здесь было бы крайне тяжело. А ты вполне себе держишься. Настолько низкая чувствительность? Хе-хе... занятно.
- Что тут занятного?
- Да так... пустяки...
- Слушай, я уже понял, что у вас тут не просто секта. Вы кто такие?
- Я мог бы тебе рассказать - но смысл? Утром ты даже не вспомнишь дорогу сюда, а лишний раз грузить людей проблемами я не люблю - вкус у них от этого портится, - Висельник сложил нашинкованную капусту в железную миску, вытащил из холодильника морковку и принялся ее чистить. - Так что просто расслабься и лови момент. Скоро вон кебаб приготовится. Впервые пробую этот рецепт, кстати. Обычно там используется баранина и курдюк, но у нас это стоит довольно дорого, так что я попробовал заменить их смесью мелкого говяжьего и куриного фарша со свиным салом. Ну и кое-какие добавки. По идее, должно получиться неплохо. Как думаешь?
Висельник оглянулся таким невинным, даже щенячьим, выражением лица, что Луна в какой-то миг была готова съесть все, что бы он ни предложил - лишь бы не расстраивать. Сергей же не ответил - то ли не хотел лишний раз случайно нагрубить, то ли переваривал вываленную на него одним духом информацию.
- Ммм... слишком затупился. Куда же я засунул точильный брусок? - Висельник попробовал пальцем лезвие ножа и быстрым шагом удалился куда-то вглубь дома.
Кухня как-то сразу осиротела, будто оживлявший ее дух улетучился. Сергей продолжал молчать, излучая колючую подозрительность и оглядываясь по сторонам, а девочка, которую Висельник называл 'Жрицей', закончила расставлять на столе приборы и теперь смущенно пыталась слиться со стеной. Приглядевшись, Луна заметила, что та теребит пальцами маленький нательный крестик. Верующая? В таком месте? Почему-то Луне казалось, что если и есть какое-то внятное объяснение происходящему, бог, даже если он есть, тут точно не при чем.
'Интересно... а она такая же? Кажется, в колоде таро есть карта с таким названием, наверное, она тоже эспер. Почему тогда они выглядят настолько разными?'
- Прости, к тебе можно 'Жрица' обращаться?
Девушка дернулась, и почему-то прикрыла рукой завязанные белой тканью глаза.
- Да, - тихо подтвердила она.
- Скажи, ты давно... вот так? - Луна сделала неопределенный жест. - Ну...
- С прошлой недели, - все так же тихо ответила та.
Луна отпрянула. С каждым звуком голоса этой светловолосой девчушки в нее вонзались тысячи ножей, а раны немедленно засыпались тоннами соли. Она была сплошным сгустком боли, без единого живого места. Желание задавать какие-то еще вопросы как ветром сдуло. Но если она такая с прошлой недели - получается, тоже новичок.
Обжигающее прикосновение, пришедшее откуда-то с улицы, отвлекло Луну от размышлений. Она повернула голову в сторону источника, который успел остыть, остыть до почти ледяного, и выровняться до чего-то нейтрального. Раздался хлопок входной двери и стук легких шагов. Через несколько секунд на кухню ворвался невысокий рыжий мальчишка, лет четырнадцати с виду. Одет он был довольно странно - кожаный плащ, некогда стильный, а сейчас больше подходящий бомжу, вымазанные понизу в грязи брюки. Совершенно неуместные пасмурной осенью черные очки.
- Оба-на! Кто это тут у нас? - прохрипел он вместо приветствия.
Луна не ответила. Само присутствие мальчишки со страшной силой вжимало ее в стул, давило на плечи многотонным грузом. Без всяких слов, одной интуицией она поняла, что он тоже был эспером, неописуемо сильным эспером. И настроен он не слишком дружелюбно.
- Э-хе... тебя я уже видел... а ты та самая недоделка? - мальчишка прислонился к косяку, скрестив руки на груди. - Висельник где? Мне перетереть с ним надо.
- Он только что отошел, - пролепетала Жрица.
- Э? Спасибо, хоть не отъехал. В первый раз тут, да? Мой совет - не прикасайтесь к стряпне этого зануды. И на вкус дерьмище, и потом ночевать будете в обнимку с унитазом.
Возникшего у него за спиной Висельника он заметил только тогда, когда тот схватил его рукой за голову.
- А слабо сказать мне это в лицо? - с подчеркнуто-фальшивым дружелюбием поинтересовался он.
Ошпаренным зайцем рыжий бесенок вывернулся из его хватки и попятился к противоположному краю кухни. Впрочем, напуганным он не выглядел.
- Ну че сразу за волосы хватаешься? Нормально же общались.
- Нормально - это когда разуваются на пороге, а не топчут лапами своими бесстыжими свежевымытый пол, - Висельник грозно надвинулся на незваного гостя, плотоядно улыбаясь. - А сейчас взял ведро с тряпкой, и все вымыл.
- А чего мыть? Я и так могу... - мальчишка повел в воздухе рукой.
Луна почувствовала какое-то зарождающееся могучее движение, навевавшее ассоциации с отступающей от берега водой перед цунами... Висельник деликатно прокашлялся.
Движение моментально погасло.
- Ручками, ручками. Труд облагораживает.
- Тяжелый физический труд озлобляет и скотинит человека, - возразил рыжий.
- А ты себя уже с людьми ровняешь? Уже выбрал, в какую школу пойдешь?
Мальчишка скривился, как от горечи, что-то зло прошипел, тут же снял ботинки и вышел с кухни. Висельник проводил его тяжелым взглядом.
- Знакомьтесь, - он обернулся к присутствующим и ткнул пальцем за спину. - Это Дьявол. Любить не прошу, а жалуйтесь лучше сразу мне. Эспер с невероятными полномочиями, и при этом подросток. Контролировать его может разве что Смерть.
- Он сказал, что у него к тебе какое-то дело, - напомнила Луна.
- Так и сказал? Если нашел время петросянить, значит не настолько важное, - Висельник подошел к разделочной доске и принялся шинковать морковь.
Вернулся рыжий мальчишка с полным ведром воды, снова обутый, но в чисто вымытые ботинки. Поставив его на пол, он сердито уставился в спину Висельника. Тот словно почувствовал взгляд.
- Раз уж здесь, метнись до магазина за яблоками. Мне для салата.
- Самому ноги отвалятся?
- Я отвлечься не могу. Деньги в куртке во внутреннем кармане, хватит одного большого или двух маленьких.
- А пол что?
- Потом как-нибудь.
Дьявол скривил жуткую рожу, и растаял в воздухе. Висельник отложил нож, взял тряпку и принялся отмывать с пола нанесенную грязь. Быт на фоне абсурда. Луна чувствовала себя слишком уставшей, чтобы удивляться волшебному исчезновению рыжего. Для себя она решила, что эти двое только для вида хорохорятся, а на самом деле хорошие друзья.
- А что это вообще сейчас было? - наконец вымолвил, наконец, Сергей. Он озадаченно смотрел на пустое место, оставшееся от Дьявола.
- А... ну ты же слышал, в магазин пошел. За яблоками.
- Я понял, что за яблоками! В смысле, он же только что был вот тут, а потом...
- Ну был да сплыл. Ему так удобнее.
- Да он же просто исчез!
- Я же сказал - не забивай себе голову. Даже объясни я тебе всю суть - ты просто не примешь моего объяснения, потому что оно не укладывается в твои представления. Продолжай себя убеждать, что мы мелкая тоталитарная секта и живи спокойно.
С глухим стуком на стол упали два румяных яблока. Мгновением позже на одном из стульев появился Дьявол. Луна на всякий случай заглянула под стол - на этот раз его ботинки были чистыми. Но когда он успел обуться? Последовав совету Висельника, который забрал яблоки и принялся крошить их в салат, она решила просто не забивать голову.
Прошло еще сколько-то времени.
Висельник колдовал над салатом и извлеченным из духовки кебабом, наполнявшим кухню аппетитным ароматом.
Жрица все так же жалась к стенке, явно не зная, чем себя занять.
Дьявол выписывал пальцем кренделя на столе. Свои странные очки он так и не снял.
- Прошу к столу, - объявил Висельник, выставляя на стол салатницу и блюдо с кебабом.
- Садытэсь жрать пожалуйста, - добавил Дьявол и тут же получил по голове прихваткой.
- А Смерть не выйдет? - шепотом спросила Жрица.
- Есть захочет - сам выйдет, - отмахнулся Висельник. - У него с чувством времени не очень. Пока мы тут рассусоливали, в его комнате могло пройти всего несколько секунд.
'То есть, он мог не заметить, как пролетело время?' - подумала Луна удивленно.
Однако грузить себя лишними загадками ей не хотелось, так что она просто сосредоточила внимание на еде. На удивление вкусной. Даже не просто вкусной. Нежный кебаб буквально таял во рту, когда из под тонкой поджаренной корочки изливался мясной сок. Аромат растормаживал воображение, будил в памяти какие-то давно забытые образы из далекого-далекого детства, когда в городе было еще много уличных шашлычных, и весной, когда она с мамой гуляла по набережной, все вокруг укутывала аппетитная дымка. От этого сразу начинали течь слюнки, и мама начинала терпеливо объяснять, что шашлык только пахнет вкусно, а на самом деле его делают грязными руками и вообще на него мухи садятся. А людей, которые рядом ели эти шашлыки, она называла глупыми.
При мыслях о семье защемило сердце. Как им объяснить, что произошло. Один тут советует разорвать все связи - но остаться в одиночку наедине с миром просто немыслимо! Не заменять же самых близких людей вот этим сообществом чудаков? Луна посмотрела на Висельника и заметила, что он ест не кебаб или салат, а какие-то консервы прямо из банки. Вроде бы шпроты.
- Я никогда не ем то, что приготовил своими руками, - пояснил он, перехватив недоуменный взгляд.
- Почему?
- Боюсь забыть вкус.
Глухой голос и направленный внутрь себя взгляд. Сквозившая в словах тоска была рождена не просто из-за невозможности чувствовать вкусы. Это Луна поняла интуитивно. Что-то намного более глубокое, но что именно... этого она не знала. А та же интуиция подсказывала, что время для расспросов не лучшее. Эта тема определенно была слишком личной.
'Все эти люди... эсперы... - Луна обвела взглядом сидящих перед ней. - Как они уживаются с собой? И как они умудряются делать то, что делают? Вот этот рыжий словно родился с умением появляться и исчезать...'
Вилка царапнула опустевшую тарелку.


* * *

- Подгорело. И недосолено, - вынес свой вердикт Дьявол. - А капуста в салате слишком жесткая.
- В таком случае тебе выпадает честь перемыть посуду, - обращать внимание на его подколки я давно перестал. - Как самому болтливому.
- Мне до тебя как до Луны пешком. Зануууда!
- Ты зачем храм сломал, придурок? - спросил я, убирая посуду. - И тридцати лет не простоял.
- Прост... новодел не нужен, кароч. Я дичайше угорел по духу старой школы, кароч.
- В таком случае, давай тебя тоже на метан переработаем. Ты у нас тут самый новодел, да еще и рыжий.
Любой разговор с Дьяволом - это игра в фантик на веревочке с диким тигром. Сейчас он сидит расслабленно, и с ленцой ковыряется в зубах зубочисткой - но где гарантии, что ему не захочется в следующее мгновение сжечь вот этого человека, которого Луна притащила с собой, в трехтысячеградусном факеле, или не решит устроить в поселке поблизости филиал поверхности Плутона? Раз за разом прокручивая в уме основные уравнения и константы, я заочно пресекал его попытки что-то натворить, но реши он взяться за дело всерьез - меня уже не хватит, чтобы ему противостоять. Я только-только смог собрать себя воедино, и все еще был слишком расшатан, чтобы противостоять такой всепоглощающей ненависти.
Не стоило обманываться тем, что Дьявол выполнял мои мелкие просьбы. Он никогда меня не слушал, в лучшем случае принимал к сведению, и пугался угроз скорее для вида. Наверное, надеялся так задеть мое самолюбие. Впрочем, мне хватало ума не слишком давить и не пытаться его унизить, а он не упирался рогом. В конце концов, это Луне я мог отвесить пару эмпатических оплеух для успокоения, а вздумай подраться мы с Дьяволом - один бы гарантированно умер. И не факт, что я.
Но проверять что-то не охота.
Убранный стол Луна правильно истолковала как намек, что ей пора домой. Пусть идет. Сейчас ей уже есть над чем подумать. Вернется она сюда еще не раз, и говорить будет уже не со мной. По каким-то своим причинам Смерть счел, что его очередь еще не пришла. Для порядка я все же решил проводить ее до ворот, молодняк увязался за мной.
- Хочешь прикол? - спросил Дьявол, наблюдая, как Луна со спутником направляются к машине.
- Нет.
- Полдня назад я был в Риге. Там все в багряном.
С достойной самурая выдержкой я подавил в себе желание приложить его лицом об макивару. Специально же тянул, черт рыжий!
- Уже как-то проявляется?
- Вроде нет. Но это было полдня назад.
Ну, вот и дождались. Если Дьявол говорит про 'багряный' - значит, дело хуже некуда. Проще говоря, в этой области вот-вот состоится манифестация аномалии, и поди угадай, какую форму она примет, и какая гора трупов вырастет до того, как нам удастся ее купировать.
- Так, всем стоять не двигаться. Жрица, мы достаточно злоупотребляли гостеприимством Смерти, так что можешь некоторое время пожить у меня, ключи сейчас дам. Луна, вы на колесах, скажи своему ручному многоклеточному, чтобы довез ее до туда, адрес я скажу, - решения возникали в голове сами собой и тут же лезли на язык. - Дьявол, если не собираешься помогать, то хотя бы под ногами не мешайся.
- Больно надо. А ты правда эту новенькую собираешься в своем свинарнике поселить? Там же даже тараканы от депрессии дохнут!
- От бомжа слышу.
Дьявол фыркнул, оттолкнулся ногами от земли и взлетел на десяток метров, приладив к плечам какие-то очерченные пылью и потоками воздуха подобия крыльев. Дешевый позер.
- Лучше быть бомжом, чем земляным червяком, йоу! - выкрикнул он, и с громким хлопком прорванного звукового барьера исчез в вышине.
Убедившись, что он ушел, я тут же выкинул его из головы. У меня была проблема посущественнее - как не дать Прибалтике превратиться в одну большую Карантинную зону.

[Demonheart]

Глава 5: Отравленный край

- А не боишься, что я все расскажу про вас? - напоследок спросило млекопитающее.
- Рассказывай на здоровье, - я подал руку Жрице, прижимавшей к груди пакет с немногочисленными пожитками. - Все равно тебе никто не поверит. А, Луна!
- Да?
- У меня есть небольшая просьба.
- Я слушаю.
- Можешь завтра заехать к Смерти, на столе в гостиной лежат счета за газ и электричество. Их нужно оплатить, деньги я верну тебе, когда из Латвии вернуть.
- Эм... - кажется, она была немного удивлена. - Ладно.
- А, еще. Меня не будет, по меньшей мере, неделю, это еще если повезет. Можешь какой-нибудь еды ему привезти? Которая уже готовая, чтобы даже разогревать не надо. В общем, кормить раз в три дня, выгуливать не обязательно.
- А сам он никак?
- Вообще никак. Он же слепой. И глухой.
- Ужас, - протянула Луна. - Ну... ладно.
- И за Жрицей пригляди. Она несовершеннолетняя, документы мы ей еще не сделали, зрения она тоже лишилась, и со своим психическим восприятием не до конца освоилась.
- Слушай, я все понимаю, но у меня учеба, да и вообще...
- Ты готова бросить слепую сироту на произвол судьбы в чужом городе?
- Блин, чтоб тебя... ладно, уговорил.
- Спасибо, я с первого взгляда понял, что на тебя можно рассчитывать. Ну, спокойной ночи.
- Я только не поняла, с чего это ты вдруг подорвался на ночь глядя, да еще за границу.
- Карантинную зону знаешь?
- Знаю.
- Это то, что нас ждет, если я туда НЕ поеду.
На лице Луны, да и ее ручного примата, отразился неподдельный ужас.
- А что тогда там случилось?!
- В другой раз расскажу, когда времени побольше будет. Жрица, идем.
Оставив за спиной Луну наедине со своими домыслами, мы поднялись на пятый этаж. Идти пришлось по лестнице, потому что лифт опять не работал. Точнее, все еще. Второй месяц, если точно. Кажется, все уже привыкли к такому положению вещей, и не думали трясти за шиворот управляющую компанию, воспринимая необходимость тащиться пешком как должное.
Ожидаемо, дверь так и была не запертой, и ожидаемо дома все оставалось на своих местах. Я украдкой взглянул на Жрицу. Слепота - это неудобно даже для эспера, но лучше ослепнуть, чем созерцать холостяцкую берлогу. Хотя кажется, она задержалась на пороге. Даже интересно, как для нее выглядит эта квартира...
К большой удаче, удалось разыскать комплект чистого постельного белья. Пока Жрица устраивалась на ночлег, я пошел на кухню и вытащил из буфета сверток вощеной бумаги. У меня были некоторые сомнения, стоит ли брать это с собой... Из-под бумаги в лунном свете приветственно блеснул металл пистолета.
Глупо.
Просто глупо.
Там, где в плоть мира запускает свои когти аномалия, стрелять просто незачем. А зачастую и не в кого. Кошмар редко имеет физическое воплощение, потому что прошли времена, когда люди боялись чего-то конкретного. Несчастья и беды прошлого обретали плоть в образах чертей и мифических существ. Современные страхи плоть потеряли. Может от того, что стали намного ближе и понятнее?
- П-простите... а что у вас в руках? - Жрица появилась в дверях кухни и теперь 'смотрела' на оружие.
- Это? Маузер С-96. Под девятимиллиметровый патрон. Прадед из Германии привез. Ему больше ста лет, но он до сих пор в рабочем состоянии.
- Он... страшный.
- Разве?
Жрица кивнула. Ее реакцию можно было понять. Информационные следы могут не выветриваться очень долго, и чем дольше вещь была в употреблении - тем прочнее метки. А эта железка, взятая трофеем у какого-то офицера СС, наверняка убивала. Как минимум единожды.
Пистолет вскоре занял свое место между бритвой и сменой белья. Сменной одежды вообще стоило взять побольше. Не известно, сколько придется провозиться, а покупать что-то на месте слишком дорого. Кстати про деньги... с того, что получили несколько дней назад, многое уже ушло на платежи и закупки. Нужно было экономить - в том числе на транспорте. Путь до Латвии неблизкий, и влетит не в один десяток тысяч. Это если добираться поездом или самолетом.
Альтернативного варианта хотелось бы избежать. Я только-только пришел в норму, и вздумай снова играться с физическими законами, в Риге приземлился бы ничего не соображающий эспер в полном беспамятстве. Что немногим лучше аномалии. А Смерть, телепортировав меня и Жрицу из Москвы, выбрал свой лимит на пару месяцев вперед. Дьявола просить бесполезно. Правосудора тоже - не его профиль.
Мысль описала график загадочной функции и приняла значение 'Магус'. Жил он неподалеку от Санкт-Петербурга, а оттуда до Риги можно было добраться сравнительно быстро и недорого, на автобусе. Я вытащил смартфон и отправил сообщение. Ждать пришлось недолго - сказывалась разница в часовых поясах, он еще не успел лечь спать.
'Добрый вечер. Что случилось?'
'Сущие пустяки. Можешь переместить меня к себе?'
'Ух. Может что попроще попросишь?'
'Ты же умеешь'.
'Я-то умею. А потом неделю отлеживаться придется'.
'Магус, у меня тут вот-вот в Риге аномалию прорвет'.
'А самолетом? Всего одна пересадка в Москве'.
'Дорого. И визы нет, а в аэропорте контроль строгий'.
'Так ты и на автобусе или поезде без визы не проедешь'.
'Границу я и своим ходом перейду. Кто меня там остановит? В вот цены на билеты - это проблема'
'Денег тебе жалко, а старого человека не жалко'.
'Тебе прибалтов не жалко, так Ригу пожалей. Красивый город же. Наверное. Кстати, сегодня Луна в гости заходила'.
'И как она себя вела?'
'Расскажу при личной встрече'.
'Чтоб тебя, жук такой... Ладно, только выйди в безлюдное место'.
'Хорошо. Отпишусь, когда буду готов'.
Напоследок я затолкал в рюкзак книгу по газодинамике, вытащенную из сваленной в углу кучи, и оставил на столе несколько тысячных купюр для Жрицы. Настроил переадресацию на ее телефон, кратко проинструктировал, что делать, если кто-то позвонит, объяснил, где находится ближайший магазин. Вроде, ничего не забыл... разве что мысленно пожелать ей удачи. Слепота все равно остается слепотой, даже частично скомпенсированная психическим восприятием. Было бы времени побольше... но обстоятельства всегда против нас.
- Ну ладно, если что - можешь звонить. У тебя в телефоне номера идут по порядку - сначала мой, потом Луны. До свидания.
Потом я ушел. Через силу, потому что задержись еще немного - нашел бы с десяток дел, которые надо обязательно доделать, и этим бы нанес больше вреда. Жрице одной тут будет трудно - но хотя бы найдется чем заняться. Выгоняя из головы левые мысли, я торопливо шагал по направлению к набережной. Места там было достаточно, чтобы никого случайно не задело, и добираться ближе всего. Всего через двадцать минут я уже стоял у самой поверхности воды, и отправлял Магусу сообщение из одного слова:
'Готов'.


* * *

В месте, отдаленном от той набережной на многие тысячи километров, пожилой и довольно полный человек с недовольным видом несколько раз перечитал полученный текст и захлопнул давно вышедший из моды телефон-раскладушку. Возраст и жизненный опыт утверждали, что нельзя ввязываться во всякие авантюры и идти на такой риск, но их одергивали совесть и чувство обязанности тому странному человеку, который в свое время спас его от участи худшей, чем просто смерть. Человек ли?
Используя вместо имен карты, они могли сохранять свое самосознание, и хотя называли себя эсперами, но в большинстве своем мало отличались от людей. Они обладали той же способностью мыслить и чувствовать, бояться и радоваться, и даже капризничать и лениться. Некоторые даже ухитрялись вести бизнес или работать по найму.
Но этот... человек, четыре года назад при первом знакомстве вместо того, чтобы представиться, продемонстрировавший карту с надписью 'Hanged man', был другим. Первое время старик сомневался, есть ли у него вообще личность. Как позже оказалось - да, была. Но не подавленная или разрушенная, как это иногда случалось у наркоманов или шизофреников. Висельник производил впечатление маленького ребенка во взрослом теле, знающего обо всех понятиях добра и зла, дозволенного и запретного - но не вкладывающего в них никакого смысла. В ходе долгих их разговоров, когда лично, а чаще посредством Интернета, он жадно ловил каждую мысль 'Магуса', но не принимал безоговорочно на веру, а своим поистине невероятным интеллектом, расчленял и перерабатывал, приходя к порой людоедским и аморальным, но всегда непоколебимым выводам. В прежние годы Магус бы правую руку отдал за такого студента. Теперь, сидя в темноте с книгой на коленях, он начинал задумываться - а кому кого пристало учить?
Старик перелистнул несколько страниц. Мысль, которую он пытался сформулировать, упорно ускользала от сознания, подгоняемая страхом перед неестественностью того, что он собирался совершить. Понимание того, как делать невозможное, к нему пришло давно, но вместе с ним пришел и ужас перед собственной властью. Он отслеживал собственную мысль, притягивал к себе, облекался в нее как в одежду, позволял ей полностью себя пропитать, заместить собой все его естество, и только потом дрожащим голосом заговорил:
- Что есть пространство? Пространство есть воспринятая разумом свобода. Говоря 'пространство' - мы подразумеваем 'свободу'. Но это свобода воспринята разумом - а восприятие может быть ложно. Но слово 'свобода' - эфемерно, ибо заложенный в него смысл относителен. Так эфемерно ли пространство так, как эфемерна свобода, и ложно ли оно так, как ложно восприятие? Мы должны принять тот факт, что восприятие есть единственный способ получения объективной информации об окружающем мире. Ставя под сомнение свое восприятие, мы ставим под сомнение существование мира вокруг нас. Существование мира же неоспоримо, ведь он слишком сложен и гармоничен, чтобы его мог измыслить лишь воспаленный ум человека. Неоспоримо существование мира - неоспоримо и восприятие пространства, а пространство есть свобода. Следовательно, существование мира подразумевает свободу того, кто его воспринимает. И конкретное значение слова 'свобода' не играет принципиальной роли, ведь его изменения тоже происходят из свободы, пространства смысла. Способность воспринимать мир означает свободу - и это главный вывод из обозначенных тезисов. И если всякий волен распоряжаться своей свободой - то почему считается, что он не волен распорядиться пространством, которое воспринимает?
Магус продолжал говорить, развивая логическую цепочку рассуждений. Его мысль росла, ширилась, заполняя объем небольшой скромно обставленной комнаты. Мысль крепла по мере наполнения ее формы каркасом логических приемов и доказательств, и постепенно мир стал сдаваться под ее напором. Мысль заставляла его принимать собственные очертания, жить по своим законам, с каждым новым обдуманным и произнесенным словом все четче обрисовывая новые правила. В какой-то миг старик понял, что уже не может контролировать ее ход, потому что мысль зажила собственной жизнью, и развивалась по определенному в ней самой порядку. Он попытался отстраниться от нее, перестать думать - но в панике обнаружил, что слишком глубоко увяз в собственных умозаключениях.
А потом перед креслом, в котором сидел Магус, явилось нечто, появлению которого дала возможность бесконтрольно захватившая всю комнату мысль. Нечто ощутило свое присутствие, осознало свое бытие - и выставило собственные правила, куда более четкие и приоритетные, чем те, которые описал в своих размышлениях пожилой философ. Он приоткрыл зажмуренные глаза, ощущая, как его притянутые суждения были сметены иным миром, где все исчислимо и все измеримо, который в любой точке и в любой момент своего существования может быть описан математически, где действуют лишь доказанные экспериментально и описанные формулами законы.
[Все. Все.] - тяжелая рука похлопала его по плечу. - [Магус. Возвращайся. Ты сделал достаточно.]
Старик попытался встать, но слишком кружилась голова.
'Все нормально', - попытался сказать он, но из его рта вырвались только бессвязные звуки.
Он дрожащими пальцами полез в карман нагрудный карман рубашки за картой. На кусочке картона был изображен человек в белых одеждах, одной рукой указывающий на землю, а другой - поднимающий над головой скипетр. Ниже шла подпись, название карты. Старик смотрел на карту, ощущал пальцами рельеф изображения - и его разум избавлялся от чрезмерно разросшейся мысли, втискивался в пределы, в которых может почти нормально существовать почти человеческая личность.
Магус почувствовал, как неодолимая сила, установившая здесь свои правила, поднимает его из кресла, взваливает себе на шею и волочит куда-то. Прикосновение простыней дало понять, что тащили его до койки.
[Отдыхай.] - шептал в его голове бестелесный голос, говорящий не словами, а понятиями. - [Теперь я сам.]
Старик закрыл глаза и расслабленно выдохнул. Он не видел в темноте лица человека, который прошел в этот дом сквозь пространство, но это было и не нужно. Микрокосм Висельника, в точности копировавший естественное состояние мира, нельзя было спутать ни с чем. Его присутствие успокаивало, ведь ничего действительно страшного, чего больше смерти боялся Магус, случиться уже не могло. Зато на утро вполне могло случиться еще горячее ризотто со свежими шампиньонами на столе. Последняя мысль немного подняла настроение, и бывший доцент с облегчением направил себя в объятия сна.


* * *

- Пааспорт, пожаалуйста.
Тягучий акцент латышского таможенника, медленно шествующего по салону, пробудил от неглубокого сна. Вечером мне удалось заскочить автобус, отходивший в половине одиннадцатого, так что прибытие на место ожидалось в девять утра. А пока часы показывали шесть утра - пересечение границы и паспортный контроль.
- Пааспорт, пожаалуйста.
Я отвернулся к окну, разглядывая пропускной пункт. На языке свербело неприятное ощущение, спрессованное из семи с половиной часов поездки в жестком кресле и, что более важно, в компании полусотни спящих пассажиров.
Спящих!
Черт побери, когда мы только проехали Псков, я уже был готов поубивать половину автобуса за то, чтобы задремать хотя бы ненадолго! Впрочем, в районе Острова усталость взяла свое, а дорожные рабочие, строители и прочие любители перфораторов, пил-болгарок и отбойных молотков доказали справедливость своей профессиональной мудрости: 'Спать захочешь - уснешь'.
- Пааспорт, пожаалуйста.
Голос таможенника отозвался уже из задней части салона. Меня он просто не заметил. Точнее, изо всех сил постарался сперва не увидеть, а потом поскорее забыть то, что все же увидел. Я только что ныл по поводу недосыпания? Беру свои слова назад, иногда быть злым и раздраженным бывает полезно.
Полезно - не значит 'приятно'.
Автобус снова тронулся, уже пол латвийской территории. Я прикрыл глаза, стараясь удерживать себя на самой границе сна, чтобы тело могло отдохнуть, но сознание при этом не теряло естественной защиты от внешних факторов. А защита была. Аномалию я почувствовал еще на пропускном пункте. Слабо, но автобус проезжал мимо населенных пунктов, и в эти моменты ощущение присутствия чего-то омерзительного, инородного усиливалось. Это были лишь метастазы, основная же масса ощущалась где-то дальше на северо-западе, в районе Риги.
По спине пробежали вполне человеческие мурашки. Приходилось сталкиваться с аномалиями, накрывающими многие квадратные километры территории, даже целые города - но чтобы целую страну? Впрочем... это не играет роли.
Что есть аномалия? Аномалия - это область пространства, реже - материальный объект, испытавший на себе воздействие чего-то чуждого, и из-за этого поменявший свои свойства. Нечто необъяснимое, пришедшее извне, то, что я не могу даже представить своим скудным интеллектом, делает определенную область мира восприимчивой к эмоциям людей. Точнее к самой сильной из них.
К страху.
И мир изменяется, порождая фантомы и явления, которые невозможны в нормальных условиях - но которые с некоторого момента убивают и своих невольных создателей, и сам мир, давший им корни.
Поэтому грубой силой аномалию все равно не сокрушить, потому что сокрушать зачастую нечего. За редкими исключениями, в таких местах нет ни чудовищ из плоти и крови, ни вообще материальных объектов, на которых сосредоточены мысли людей, облекающих аномалию в форму своих кошмаров. Куда чаще приходится иметь дело с чем-то неосязаемым, или даже абстрактным. И мнимого врага приходится бить мнимым оружием.
Хитростью.
Уловкой.
Манипулированием.
Планированием и инсценировкой.
Сделать аномалии подсечку, выбив из-под нее фундамент в виде страха, намного эффективнее грубой силы. Несколько правильно и к месту сказанных слов порой сделают куда больше, чем исполинский огненный шторм. Энергетически целесообразно, как наверное выразился бы Магус.
Заснуть больше не получалось. Чтобы скоротать время до прибытия в Ригу, я достал из рюкзака 'Газовую динамику' и раскрыл на разделе, посвященном сжимаемым средам. Читать, однако, тоже получалось с трудом. Набранные мелким шрифтом формулы и не слишком удобный текст из-за тряски и недосыпа сливались в кашу, так что пользы от этого занятия не было никакой. Вдобавок, на краю сознания свербело ощущение, что за мной кто-то следит. Следить было некому и незачем, но предчувствие исчезать не собиралось. Черт те что... оставшиеся два часа пути оно периодически напоминало о себе, но слишком слабо, чтобы отследить источник. По происшествии этих двух часов я с облегчением выбрался из автобуса, только для того чтобы угодить из огня да в полымя.
Рижский автовокзал сам по себе не представлял ничего примечательного - ни с хорошей, ни с дурной стороны. Слабый запах нечистот, поднимавшийся от мусорных баков на набережной и от самой Даугавы, перебивался бензиновыми испарениями. Мусора на улице практически не было, исторический центр поддерживали в хорошем виде. Вокруг мелькали небогато, но довольно опрятно одетые люди и сравнительно чистые, хотя и не новые автомобили. А я опирался рукой на стену автовокзала и изо всех сил сдерживал тошноту.
Город был отравлен.
Яд пропитывал воздух, яд окрашивал собой небо, ядом были вымазаны стены домов и асфальт улиц. Лица прохожих были отмечены симптомами отравления. Яд сочился в мои уши и ноздри, вливался в зрачки глаз, проникал сквозь поры кожи. Он хотел сожрать меня так же, как заживо жрал Ригу и все ее население. Рукой я скользнул во внутренний карман куртки за картой. Внимательно всмотрелся в изображение подвешенного за ногу человека, вчитался в название. Прогнал в памяти все события последних суток - свои поступки, впечатления, воспоминания, принятые и отклоненные решения. То, из чего состоит любая личность.
Яд отступил. Люди тоже.
Вокруг меня моментально образовалось пустое пространство радиусом почти в три метра. Взгляды большей частью скользили мимо, но нет-нет, а проскальзывало на чьем-то лице отвращение или испуг. Едва ли они осознавали причины внезапной неприязни, скорее их подсознание требовало держаться от меня подальше, а уже сознание придумывало подходящую причину.
Я приобрел в обменнике немного евро и пошел вглубь города. Сейчас предстояло самое сложное - отследить проявления аномалии, найти ее первоисточник. И, что еще сложнее, облечь его в доступные пониманию формулировки. Я шел по улицам, никуда конкретно не направляясь. На ходу что-то ел, не пытаясь вникнуть в состав, внешний вид или даже название купленного в автомате блюда. Только следил за глазами людей. У одних они были уткнуты в землю, другие с вызовом смотрели перед собой - но при этом одинаково пустые. Да, это был будний день, и люди направлялись на работу или на учебу. Ничего странного в таком недружелюбии не было. Никто из них не выглядел напуганным. Скорее, они были подавлены.
Странно.
Сколько я ни бывал в местах, где пускали корни аномалии, везде в воздухе висела какая-то нервозность. Ожидание грядущей беды или как минимум опасения. Но пробираясь через человеческий поток, я не чувствовал в нем ни одной ноты страха. Я чувствовал аномалию, разлагавшую собой каждый кубический метр окружающего пространства - и в то же время не понимал, как она может здесь существовать. А если я чего-то не понимаю, то начинаю нервничать.
'Кажется, придется прибегнуть к посторонней помощи'.
Я достал телефон и принялся набирать сообщение:
'Суп отшельник. Есть что по Латвии? Новости-происшествия'.
Можно было купить пару местных газет или просто зайти в магазин или кафе, где включен телевизор с новостным каналом. Даже не зная языка, я бы смог уловить общий смысл заложенной в тексте или звуке информации. Но в СМИ попадает далеко не все, а вот Интернет - совсем другое дело. И чтобы в этой яме дерьма найти жемчужину ценной информации, нужен очень опытный ассенизатор.
'Надеюсь, он не забыл зарядить телефон'.
Ответное сообщение пришло всего через минуту. Я даже удивился такой оперативности со стороны Отшельника. Обычно его трудно было растолкать.
'Ваш баланс менее...'
Черт. Роуминг.
Постепенно я уходил от узеньких улочек исторического центра, забираясь в менее респектабельные районы, и чем больше углублялся в них, тем очевиднее становилось, что ухоженный, заставленный небольшими старинными домами в стиле 19 века домами центр - просто небольшой красивый пятачок, окруженный морем карикатурно-уродливой даже не российской, а советской действительности. Большинство домов вокруг было намного старше меня, построенные по общесоюзным типовым проектам; по улицам, заваленным опавшей листвой, которую никто не собирался убирать, скользили красные, видавшие виды трамваи; тротуары были просевшие по краям, все в трещинах, заставлявшие помянуть добрым словом выложенные морозостойкой плиткой пешеходные дорожки в своем городе. Только одежда европейских марок на прохожих и автомобили позволяли определить, что я не провалился во времени на тридцать лет назад.
В целом это создавало какую-то завораживающую картину всеобщего увядания. Казалось, что люди вокруг с огромным усилием сегодня заставили себя встать с постели, выбраться на улицы, где дул промозглый морской ветер, и отправиться на работу, в школу или институт. Их шаги приглушал ковер из опавших листьев, и он же готов был их подхватить, если кому-то не хватит сил, и он рухнет прямо на улице.
И всех их покрывал собой все тот же яд. Нет, не так. Чем больше я смотрел на прохожих, тем больше формулировка 'яд' отступала на задний план, пропуская вперед 'семена' или 'паутину'. Или даже 'паразитов'. Хе-хе, подходящее определение. По сути, я сейчас был единственным здоровым в пораженной чумным поветрием стране, будучи защищен от внешнего влияния собственным микрокосмом, развернутым внутри тела.
Запиликал телефон, дав знать, что Отшельник прислал ответ:
'Тебе куда пасту запилить?'
'При чем тут паста?' - не понял я, и только потом сообразил, что речь идет не о спагетти, вермишели или макаронах, а о тексте, где он собрал найденную информацию.
'Скинь так архивом как док'.
Потому что лезть в интернет мне тут будет ну слишком накладно. Через несколько секунд пришло еще одно сообщение, к которому был прилеплен довольно объемный файл. Наверное, Отшельник второпях копировал содержимое страниц целиком, а не только текст.
'Потом почитаю', - решил я и зашагал дальше.
Внешне Рига, за исключением центра, выглядела уныло и депрессивно, но не более уныло, чем большинство городов России осенью. Ничего странного внешне не наблюдалось. Обычно в случае чрезвычайных происшествий первыми на ноги поднимали полицию, а то и внутренние войска - но единственная замеченная мной патрульная машина излучала то же самое склизкое уныние. Можно было сделать вывод, что никакого толку от простого наблюдения не будет. Надо было общаться с местными.
Вопрос на тысячу рублей: как это сделать, если не знаешь латышского?
Я развернулся и пошел обратно к центру. Время уже было к одиннадцати часам по местному времени. От свежего воздуха и долгой прогулки сонливость прошла, оставив после себя только пощипывание в глазах и легкую ломоту в висках. Прохожие уже не обходили меня явно стороной, но по-прежнему старались не замечать. Что же, так даже лучше.
В центре людей уже было намного больше. В глаза сразу бросилось то, что прилично одетых людей мелькало уже намного меньше - видимо, добрались до рабочих мест и там оставались - а их место заполнили собой какие-то явные маргиналы. Рядом прохаживался пеший патруль полиции, и ему было явно наплевать, что рядом с туристическим районом ошиваются какие-то непонятные типы со спиртным. Или ему было наплевать до тех пор, пока эти типы не попытаются пролезть на площадь? Впрочем, пройдя чуть в сторону от автовокзала, я наткнулся на рынок, и все встало на свои места. Вглубь я идти не рискнул, чтобы лишний раз не подвергать желудок риску вывернуться наизнанку.
'Попытаться подслушать разговоры или заговорить по-английски самому?'
Что-то решить я не успел, потому что мимо меня пронесся какой-то пахнувший духами вихрь, быстро щелкающий каблуками туфель и звонко тараторящий в телефон на чистом русском. Память запоздало напомнила, что в Латвии русских почти треть населения.
Я направился следом, одновременно пытаясь привести себя в максимальное равновесие и придумывая повод для разговора, но уже метров через пятьдесят оказалось, что русская речь привлекла не только мое внимание. У перекрестка женщину перехватили несколько молодых парней, едва ли старше двадцати, и теперь энергично что-то пытались выяснить. Насколько я мог судить, слушая отзвуки их речи в Хоре - на каком основании она говорит на русском, а не на латышском. Их было пятеро, но на них никто не обращал внимания, и всех были нарукавные повязки в цветах национального флага и с какой-то буквой латышского алфавита. Значит, действуют организовано, и подобное здесь обычное дело. Да уж, дела. Про 'языковые патрули' я конечно и раньше знал, но знать - это одно, а увидеть этот абсурд воочию - совсем другое.
Или... абсурд ли? Я осторожно приблизился, чтобы не спугнуть группу своим присутствием в Хоре. Чем-то происходящее напоминало охоту гиен. Несколько особей нападают на добычу, отделяют ее от стада и вцепляются в нее одновременно. Они охотятся на крупных животных, которые могут справиться с гиеной даже один на один, но против всей стаи шансов нет. Они действуют как единое целое, повисая на антилопе или зебре грузом почти в тонну, и начинают есть еще живую жертву, отрывая от нее куски шкуры и мяса. Эта торопливость продиктована тем, что добычу у гиен может отнять более грозный хищник.
'Стоит ли попытаться отбить добычу? - подумал я, уже просчитывая возможные модели поведения. - Думаю, это будет хороший мост, чтобы завязать разговор'.
- Так, что тут творится? - я подошел еще ближе, накрывая всех шестерых своим присутствием. - Чего налетели стаей, как петухи на кормушку?
Шесть пар глаз с некоторым трудом сфокусировались на мне. Более крупный хищник должен заявить свое превосходство - размерами, громким низким рыком, тяжелым ударом лапы. Или просто наглостью и самомнением, если прочим природа обделила.
- Хуле тэу щейт ваяг? - резко спросил один из них.
Но не тот, кто выглядел лидером группы. У кого-то нервы не выдержали встречи глазами с эспером - слишком быстрая и агрессивная реакция для представителей полуофициальной организации. Проще говоря, у меня спросили, какого... кхм... мужского детородного органа мне тут нужно. Следуя роли крупнейшего хищника, вопрос я проигнорировал.
- Ну че притихли, шпроты? Русского языка что ли не понимаете, фашня недобитая? Ох, мало прадедушка мой вашего брата по лесам ловил да к стенке ставил. Не всю погань повывел.
- Рууна латвиски, ту бля, криеву суудс, - это уж огрызнулся лидер группы.
Отлично, от меня потребовали говорить на латышском. И, судя по злобной горечи на языке, местные меня прекрасно поняли. Мысленно извинившись, я продолжил гнуть свою линию.
- Слыш, чухня, я твое бульканье не разумею. Я сюда приехал тратить деньги на местное бухло и шлюх, а всякое нацменское бормотание я и дома послушать могу.
- Туристс варбуут? - послышался вопрос, адресованный внутри группы.
- Ась, турист? Ну, вроде того, - я вытащил из внутреннего кармана куртки паспорт и продемонстрировал на манер футбольной штрафной карточки, одновременно сделав еще один шаг на встречу.
Сложно сказать, что оттолкнуло 'языковой патруль' сильнее - моя психическая 'аура' или же вид красной книжицы с двуглавым орлом. Простая озлобленность сменилась могучим потоком удушающей ненависти, от которой пересыхало горло. На всякий случай я убедился, что двойка патрульных ушла не слишком далеко, и в случае чего добежать до них я успею. Главное не забыть, что на помощь надо звать по-английски.
- Эй пройаам, - резко бросил лидер.
'Вали отсюда' то есть. Я бы с радостью, не люблю доставлять кому-то неудобства. Но один я отсюда не уйду.
- А это... вот ты, - я ткнул пальцем в женщину. - Сколько за час?
- Э... это вы мне? - обидеться она еще не успела.
- Ну а кому еще, больше я тут шлюх не вижу. А ладно, пофиг даже сколько, пошли так.
- Я не...
- Иди за мной, - произнес я одновременно вслух и в Хоре.
Женщина направилась ко мне, не переставая гневно протестовать против своей предполагаемой профессии. Я развернулся и пошел прочь, так чтобы быть в одном ракурсе с полицейским патрулем. Спину мою жгли пять взглядов оставшихся без обеда гиен, у которых уже загнанную и обездвиженную антилопу гну утащил прямо из-под носа мимо пробегавший лев.
- Сукааси мано мазо, кад НАТО буус щейт! - последнее слово 'патруль' все же оставил за собой.
Казалось бы, при чем тут НАТО и кто это - 'мы'? Выяснять подробности желания почему-то не было. И вообще, не успело перевалить за полдень, как я оскорбил шестерых человек и еще использовал полномочия эспера на одном из них. Не со злым умыслом, но и это немногим лучше.
'Ну, это же для пользы дела. Такая вот она... польза эта...'.
Метафизическая польза дела коварно хихикнула, оскалила мелкие острые зубы и юркнула в ближайшую ливневую канализацию, помахав на прощание пушистым хвостом. Я с укоризной посмотрел ей в след, потому что эта мерзавка вечно сваливала в ответственный момент и повернулся к женщине, которая исчерпала доводы в пользу того, что не является девочкой по вызову, и теперь ожидала моего согласия с ними.
- И часто у вас такое случается? В смысле, нацисты.
Пытаться оправдаться было бессмысленно. По заветам боевых искусств, превосходящую силу следовало завлекать и отклонять, а не блокировать в лоб, а убежденность в своей правоте в исполнении женщины - это вещь жуткая, к контраргументам неуязвимая и на вкус крайне специфичная. Хотя находятся любители...
- Да бывает... просто не доводилось как-то сталкиваться раньше.
- А сейчас вы куда-то сильно торопились, что зазевались?
- Нет, не тороплюсь... стойте, вы чего вообще до меня докопались?
- Так-с, - я оглядел свою 'добычу' более внимательно.
Мое присутствие влияло на нее так же, как на членов 'патруля'. Невооруженным глазом можно было различить, что она делает над собой усилие, чтобы взглянуть на меня, но не выдерживает и отводит взгляд. Поведение, голос, манера говорить позволяют оценить возраст примерно в двадцать шесть-двадцать восемь лет, но выглядит значительно старше, поскольку плохо за собой следит. Волосы покрашены, но у корней цвет меняется, неокрашенная область примерно три сантиметра. Обувь стерта на носках. На лице макияж, но торопливый и не особенно тщательный. Кольца на руке нет, но небольшая деформация костяшек безымянного пальца говорит о том, что оно там было в течение нескольких лет. Под глазами темные круги. Запаха алкоголя или табака не чувствуется, но движения глаз слишком частые и быстрые. Общий настрой можно описать как саморазрушительный энтузиазм отчаяния.
- Вас недавно уволили с работы. Причем в обход всех законов, возможно даже без выходного пособия. Находиться на улице в середине дня для вас непривычно, да и вообще вы прежде не давали себе труда оглядываться по сторонам. Новую работу вы еще не нашли, да и вряд ли найдете. Примерно три месяца вы в разводе, и за это время сильно сдали, хотя и в лучшие времена изобилием вас жизнь не баловала. Сейчас вы не просто в депрессии, а на грани нервного срыва и делаете вещи, о которых наверняка потом пожалеете, но ничего не можете с собой поделать - например, прием препаратов, которые даже по рецепту в аптеке не купишь.
- Вы за мной шпионили?
Ого. Так я что-то даже угадал?
- Я приехал сегодня утром, вот билет с автобуса. Просто, как говорил Сальвадор Дали, 'пока вы смотрите на мои усы - я смотрю на вас'.
- Вот побриться бы вам точно не помешало.
- Небритый человек меньше притягивает взгляд, а его лицо хуже запоминается.
- А, то есть вы не пьянствовать приехали? - почему-то она произнесла это с вызовом.
- Нет. По работе.
- ФСБ что ли? - уточнила она зачем-то.
- Вы всерьез надеетесь на положительный ответ?
- Нет, - ответила она еще более резко. - Чего вам вообще надо?
- Хочу чтобы кто-нибудь побыл моим проводником. Как видите, я не знаю латышского, и вообще в этом городе впервые.
- Вы же по работе?
- Это и есть моя работа.
- И что за работа?
- Скажем так. В Риге, да и во всей Латвии ближайшее время будут происходить очень необычные вещи... и я имею к этому непосредственное отношение. О подробностях не спрашивайте.
Все. Без единого слова лжи создано впечатление, не имеющего ничего общего с реальностью. Причем усилиями даже не моими, а 'добычи'. Лишнее подтверждение моей гипотезы о том, что человек живет не в абстрактном 'реальном' мире, а в том, который воспринимает. Эта стареющая женщина сама придумала себе реальность, сама в нее поверила, и спустя какое-то время будет отстаивать ее с яростью самки, обороняющей гнездо. А я, произнеся всего несколько слов, дал толчок к возникновению этой новой реальности.
- Что, и за нас взялись... - какие странные интонации. Радость, смешанная с обреченностью. - Надеюсь, с землей ровнять не будете.
- Постараемся обойтись вообще без крови, - честно ответил я. - Отнимать чью-либо жизнь в любом случае нежелательно.
- От меня-то вы что хотите?
- Можете показать город? И рассказать о настроениях в нем?
- Вы мне не нравитесь, - вдруг заявила она. Без какой-либо резкости, наоборот - устало и горько. - Не знаю почему. Вы какой-то страшный, и лицо у вас неприятное, и пахнет от вас странно, гнилью будто. И наверняка у меня из-за вас будут проблемы. Ну, пойдемте, чего тянуть.
Ядовитая паутина, невидимая глазу, но очевидная для эспера, заполняла многолюдный центр тысячами своих нитей. Эти нити струились по улицам, заползали в двери и окна домов, захватывали в свои объятия людей - кого то слабо, кого-то сильнее. Женщина, шедшая рядом со мной, казалась опутанной ими с головы до ног. Яд проник в нее уже очень давно, и отравление, насколько я мог судить, уже перешло точку невозврата.
Аномалия, непосредственно влияющая на людей? Почему бы и нет. В чужой микрокосм пробиться крайне сложно. Но если человек сам оставляет лазейку - вопрос снимается.
- Знаете, нас тут всегда притесняли.
'Нас', надо полагать - это тех, кто говорит по-русски.
- Фактически, под прямым запретом школы, это давно уже. За русскую речь на рабочем месте работодателя оштрафуют, а работника уволят. Языковые инспекции специально делают контрольные звонки под видом клиентов, и только попробуй ответить не на латышском.
- Вас за это уволили?
- Нет. Сама ушла. Иначе бы уволили с соответствующей пометкой. Тогда работу точно не найдешь, та же комиссия запретит.
- Меня не удивляет нацизм латышей, но меня удивляет то, мой паспорт подействовал как репеллент.
- Ну так вы же из России, - зло пояснила женщина. - Это вас боятся, а мы здесь на правах негров, если не хуже.
- Вы говорите, что вам здесь плохо - но не заикаетесь о переезде.
- Не на что. И некуда.
- Я слышал, программу репатриации в 2017-м расширили для жителей Прибалтики. И подъемные, и помощь с трудоустройством, и временное жилье. Чем-то напоминает эвакуацию.
- Да-да. Трудоустройство где-нибудь в тайге на Дальнем Востоке, а на подъемные можно купить веревку и мыло, чтобы повеситься на ближайшем кедре.
- Однако там вы будете равной среди равных.
- Лучше подожду этих ваших 'вежливых'.
- Кхм... я несколько удивлен. Во-первых, этическое воспитание морских пехотинцев и десантников ограничивается умением не стрелять по гражданским без приказа. Во-вторых, меня вы встретили десять минут назад, но уверены в своих словах уже давно.
- Вас тут уже давно дожидаются. Причем не только русские, но и часть латышей, которых этот маразм достал.
- Те господа из 'языкового патруля' вряд ли кого-то дожидались. Точнее, дожидались, но дома у них заготовлены не флаги, а оружие.
- Так то из нацистского кружка какого-то. Им даже платят, фонды какие-то, кажется. Вот и стараются. Работы-то для молодежи нет вообще. Если не хватило денег да мозгов выучиться и уехать в ЕС - пиши пропало. Вот и идут на прикормленные места. Ну и пропаганда... столько лет орать, что Россия вот-вот нападает, вот прямо сейчас.
- Если бы все были уверены, что Россия нападет - то местных русских не кошмарили бы, вы не находите?
- Они уверены, что нападение будет, но прекратить не могут. Это массовый психоз, что-то совершенно иррациональное. Как крысы, загнанные в угол. Они на нас отыгрываются и убеждают себя, что из последних сил сдерживают натиск Орды. Еще несколько лет назад читала в газете, успокаивал какой-то журналист. Дескать, все будет хорошо, у русских нет традиции этнического геноцида. При оккупации просто уклоняйтесь от сотрудничества, саботируйте работу и помогайте партизанам.
- В Латвии тяжелая экономическая ситуация. Не удивительно, что правительство пытается найти пути консолидации. Нет ничего эффективнее, чем настроить большинство против меньшинства.
- Я не понимаю, вы на чьей стороне вообще?
- На стороне хорошей кухни и здравого смысла. Возможно, поведение латышей сильно напоминает попытку погибая забрать с собой как можно больше врагов - то есть русских. Ну что же, будем гуманны и пожелаем им умереть без долгих страданий. Вопрос в другом - почему вы, имея в активе явную дискриминацию по национальному признаку, не пытаетесь бороться за свои права? Международные законы не работают - так берите в руки оружие.
- Потому что дураков нет! Тут американских военных столько, что любой мятеж в крови утопят за пару дней.
- В этом и суть. Они готовы умирать, зная, что после никого не останется, что их народ будет уничтожен, причем за дело. Вы не готовы. Стоит ли спасать того, кто не желает сам себе помочь?
- А почему мы вообще должны куда-то ехать? Мы тут дома.
- Если вы дома - нужно или избавиться от тех, кто мешает вам жить дома, либо искать новый дом. Есть и третий вариант - попытаться договориться и жить совместно, но этот вариант кажется несбыточным, поскольку для сосуществования нужно что-то, что объединит различные группы людей, собьет их в стаю, и направит внутреннюю агрессию вовне. Я не вижу чем можно объединить две стаи - 'русские' и 'латыши' - в одну.
- Да ну вас. Вы зануда. И отодвиньтесь в сторону, от вас гнилью пахнет.
Я решил не отвечать. Только слушал в инфополе, как в ходе разговора яд сотнями своих метастаз укутывал мою собеседницу, совершая глотательные движения в такт произносимым мною словам. Интересно. Получается, давление с моей стороны пробило дополнительную брешь? Выглядит похоже на правду. Тогда каковы корни страха? Что подпитывает аномалию? Страх расправы и дальнейшей травлей со стороны латышского населения и правительства? Это выглядит правдоподобно на первый взгляд, если бы не реакция аномалии. Страх перед российским вторжением? Это объясняет реакции, но выглядит глупо. Как минимум, эта женщина воспринимает возможное вторжение как освобождение. Кроме того, поражена не только она, но и большинство людей вокруг. Яд не различал ни национальности, ни языка, он одинаково жадно жрал всех без исключения.
- Предположим. А что думают рядовые граждане? Молодежь настроена радикально, как я понимаю.
- Мне кажется, вы не из ФСБ. Слишком много вопросов задаете с очевидными ответами. Молодежь настроена скептически и уезжает при любом удобном случае. Здесь работы мало и зарплата кот наплакал, зато куча всяких поборов сверху обычных налогов. Про пенсии не говорю...
Силки яда стиснулись еще крепче.
Мы шли по городу, снова удаляясь от центра, все дальше и дальше забираясь в лабиринт серых панельных домов. Я понемногу осваивался с местной атмосферой, и тошнотворном амбре аномалии теперь мог различить более тонкие ноты. Солоноватая сода хронической усталость, слабая горечь застарелого страха, который не был вызван чем-то конкретным, а существовал сам по себе, укоренившись глубоко в личности. Уксусная вонь старости - возраст, изменения в химии мозга и метаболизме сказываются и на отражении в Хоре. Ее тут было непривычно много. Острая, как тертый хрен, ненависть слабо тлела, лишь изредка проскакивая ослепительно яркими искорками. Яд накладывался на этот букет, и хотя был крайне отвратителен, но, как ни странно, прекрасно с ним гармонировал.
Это выбешивало.
Я чувствовал, что корень аномалии прямо у меня под носом, перед глазами - но я не мог сформулировать ускользающую мысль.
Бесчисленные нити яда огибали стороной границу моего микрокосма, радиус которой пришлось сузить до полуметра, чтобы слишком не нервировать мою спутницу. Они не ничего не могли сделать с теми естественными законами, которые мое сознание не рушило, а наоборот - подтверждало и укрепляло, но и сами оставались недосягаемы.
Будто издевались надо мной.
- Ну, вот и пришли.
Я взглянул на дом. Это была 'хрущевка' типового проекта, какие строились многими тысячами по всему Союзу, с целью максимально быстро снабдить население полноценным жильем взамен бараков и коммунальных квартир. Построенная по еще не испорченным правилами капиталистической экономики стандартам и технологиям, она должны была выдержать войну и обстрелы, но превзошла все ожидания своих творцов, пережив даже страну, построившую ее. Внешне она выглядела не так серо и уныло, как ее товарки в России, стены были обшиты утеплителем и покрашены в теплые тона, а вместо газонов и деревьев под окнами был плотный и ровный слой бетона. Но ее отсвет в инфополе был точно таким же - тяжелым, немного затхлым, но спокойным, лишь слегка отмеченного отзвуком пестрого безумия снов. Здесь люди отдыхали, ели, спали, проводили выходные, растили детей и дожидались смерти. Здесь они чувствовали себя в безопасности.
- Это значит, что мне пора разворачиваться и уходить?
Мне была интересна ее реакция. Никто в здравом уме не пустит в дом незнакомца, с которым встретились полчаса назад. Особенно если этот незнакомец - подозрительный не местный мужчина, который явно сильнее приглашающей его женщины. Особенно если это мужчина - эспер, от близости которого у нормальных людей мороз по коже дерет. Однако реакции этой женщины, направляемые отравляющей ее аномалией, нормальными назвать было трудно. А мне нужна была информация. Ради пользы дела, разумеется.
Она колебалась, и результат было сложно предугадать, наложилось очень много факторов.
Естественная боязнь.
Депрессивная апатия.
Отталкивающее присутствие эспера.
Влечение к уверенно ведущему себя мужчине.
Текущий через инфополе яд, проникающий прямо в мысли, минуя органику.
- Нет, что вы. Если вы не слишком торопитесь, можно чайку заварить, - какие необычные интонации. Сильный страх причудливо смешался с обреченной решимостью и смирением.
'Я тебя сейчас саму заварю, куце', - сварливо крикнула пролетавшая над домом чайка.
- Буду весьма благодарен, - я вежливо кивнул, одновременно одаривая чайку эмпатической оплеухой. Оскорбленная птица резко развернулась и направилась в сторону моря.
Женщина принялась возиться с магнитным замком на двери, а я постарался как можно быстрее восстановить границы личности. Если начал слышать голоса вещей - это еще не значит, что северный пушной зверь пришел по мою душу, но о своей реальности он уже напомнил, а терять самоконтроль сейчас никак нельзя. Тем временем дверь открылась, и мы зашли в подъезд.
Уже через пару минут мне было предложено сесть за стол, а хозяйка принялась кипятить чайник и что-то доставать из холодильника. Я же тем временем осматривал дом. Любой дом похож на своего жильца, и этот не был исключением.
Когда-то, еще совсем недавно, здесь было красиво и уютно. Да и сейчас внешние атрибуты былого благополучия сохранялись - красивые шторы, довольно качественный с виду ламинат, почти новый ковер, бытовая техника. Но глаза цеплялись за мелкие детали, которые выдавали с головой неотвратимый полет в пропасть. Ковер давно не чистили. Две из трех лампочек в люстре были перегоревшими. Даже блюдо, которое хозяйка вытряхивала из кастрюли в стеклянную миску чтобы разогреть - это были голые макароны. Даже... я принюхался. Определенно, без масла. О, кажется, она что-то собирается добавить... в тот же миг я вскочил со стула и бросился к ней. Достаточно быстро, чтобы успеть перехватить руку.
- Стойте!
- Вы что творите?!
- Вы серьезно собираетесь это сюда налить?! Вот ЭТО - СЮДА?!
- Майонез в макароны? А что такого-то?!
- Что такого? ЧТО ТАКОГО?! Ну конечно, что в этом такого. Давайте плюнем туда! Наступим! Что в этом такого, в самом деле!
- Не нравится - готовьте сами!
- Вызов принят. Передайте, пожалуйста, фартук. Что у вас сейчас есть - яйца, ветчина или колбаса, сыр, овощи, какие-нибудь специи? - я взял лежащий рядом нож и попробовал пальцем лезвие. Тупой, как жертва йододефицита. - И точильный брусок, если можно.
Не то, чтобы я был фанатиком от кулинарии или утонченным гурманом. Последнее для меня и вовсе невозможно, ведь я не различаю вкусов. Но верность некоторым привычкам сохранять необходимо.
Просто чтобы оставаться собой.


* * *

Немного позже
- Ну что я могу сказать... вы неплохой повар.
- И что, это все? - я сполоснул нож под краном, поймал отполированной поверхностью свое отражение и потрогал полуторанедельную щетину. - Не слышу грома аплодисментов во славу Великого Маэстро Всея Кастрюль и Сковородок.
Хлоп. Хлоп. Хлоп.
Как удары комьев земли о гроб.
Я стоял к ней спиной, но глаза были не нужны, чтобы ощутить ее отчаяние, ненависть и отвращение. К себе. Ее эмоции били через край, и маска вежливого внешнего спокойствия и сдержанности обмануть меня не могла. Женщина сидела за столом и бессмысленно водила вилкой по пустой тарелке.
Депрессия. Хроническая, глубокая, запущенная. И, насколько я мог судить, заботливо напоенная разлитым в инфополе ядом. Любая аргументация, любые слова и действия будут истолкованы негативно мозгом, который потерял способность испытывать счастье.
Пристали на улице нацисты - сама виновата.
Не можешь уехать - тряпка.
Нет работы - бездарность.
Ушел муж - уродина и неудачница.
Нет детей - больная скотина.
Познакомилась на улице с мужчиной - шлюха.
Пригласила его к себе после короткого знакомства - шлюха в квадрате.
Вопреки ожиданиям, он оказался не грабителем или насильником а приготовил отличную лазанью - никчемная иждивенка.
И так далее, в том же духе. Самоуничижение, чувство вины перед всем миром, стремление причинить себе еще больше боли, чтобы наказать себя - а потом апатия, полная безучастность, когда человека можно резать живьем, а он разве что зевнет. А случайная вспышка энергии будет летальной - доведенный до предела мозг даст команду на самоликвидацию.
Крайне интересно. Значит ли это, что появление аномалии может быть спровоцировано не только страхом, но и любыми другими сильными эмоциями?
- Кстати, вы не представились.
- Не вижу смысла. Что вообще есть имя? Ничего не значащая последовательность звуков, позволяющая как-то персонализировать себя. Причем имена не уникальны - а тогда какой в них смысл?
- Вы по национальности случайно не украинец? Говорят, очень болтливые люди.
- Хоть евреем назовите, только в печку не сажайте.
Снова наступила тишина, не прерываемая даже чернотой, разливающейся в Хоре. Сейчас ее нота заглушала собой все вокруг, ее ощущали даже домашние животные в соседних квартирах. Смерть не спутаешь ни с чем.
- Передайте, пожалуйста, нож.
Я выполнил просьбу без лишних вопросов. Женщина приняла прибор и направилась, насколько я помнил типовую планировку, в санузел. Опутывавшие ее нити яда образовали уже плотный кокон, и которого самостоятельно она не имела никаких шансов выбраться. Он становился только плотнее все то время, что я стоял у плиты, и теперь, кажется, дозрел. Я быстро перемыл посуду, составил их на место и проверил через инфополе обстановку.
Хех, закрыла дверь на защелку. Слышен шум воды. И, судя по оглушительно-черному фонтану сорвавшего все оковы мортидо, воду она набирала не для помывки. Хм... ладно. В других условиях я бы потребовал платы, но будем считать, что она расплатилась со мной, побывав в роли лабораторной крысы.
Я достал из рюкзака маузер, потом подошел к двери ванной, мысленно представил себе схему шпингалета и наметил необходимое приложение векторов усилия, после чего дал им отмашку.
Защелка открылась.
Женщина лежала в ванне прямо в одежде, спиной к двери. В правой руке она держала наточенный мною нож, а левую рассматривала. Надо полагать, прикидывая линию разреза.
- Знаете, вскрытие вен - калечащий, но крайне ненадежный способ. Если хотите, я могу принести вам фен. Если боитесь электрического тока, у меня есть пистолет.
- Убирайтесь.
- Еще чего. Я отсюда не уйду, пока не закончу с вами.
- Чего вам от меня надо?! - она захлебывалась сдерживаемыми рыданиями.
- Хороший вопрос. Начнем издалека. Как я выгляжу?
Молчание.
- Вот именно. Вы понятия не имеете. Вы не можете вспомнить мое лицо, вы не можете сказать, сколько мне лет, во что я одет. Отдельные черты лица ваша память сохранила, но в цельную картинку составить их уже нельзя. А ведь эти черты вполне обычны, вы могли видеть их на улице ежедневно. Как думаете, - я выдержал небольшую паузу. - Я вообще реален? Может, вы меня просто выдумали?
Молчание. Она даже не попыталась обернуться. Ожидаемо.
- Вы спрашиваете, как меня зовут? Отлично, давайте знакомиться. Я - ваш здравый смысл. Вы не поверите, но я у вас есть. Может быть, в честь нашего знакомства, сделаете мне приятно: перестаньте пороть горячку и немножко подумайте головой.
Сжимавшая нож рука немножко расслабилась. Значит, меня хотя бы слушают.
- Я предполагаю, что самоубийство само по себе не является поступком, достойным осуждения. В силу того, что человек является стайным животным, это нормально когда одна особь жертвует собой для блага стаи. Солдат может пойти в самоубийственную атаку, сохранив жизни нескольких товарищей. Неизлечимо больной, согласившийся на эвтаназию, экономит ресурсы своих родственников и больницы. Часто самоубийства совершают шизофреники, доведенные до истощения своими приступами - и это тоже нормально. Нежизнеспособный организм вычеркивает себя из экосистемы, чтобы дать место здоровым особям. Поступок достойный уважения, а не проклятия. Другое дело, когда на самоубийство идут под гнетом внешних обстоятельств, и тут моя оценка скорее всего будет отрицательной. Не в силу общественного порицания, и не в силу преступления перед несуществующим богом, а в силу своей нерациональности. Лишение себя жизни - необратимое действие, вот в чем суть. Оставаясь в живых, вы еще можете отвернуть, и найти какие-то иные пути разрешения проблемы, однако стоит вашему сердцу перестать биться - и все. Дальше только вечный сон без грез, полное небытие. Конечно, перед этим будет несколько минут довольно мучительной агонии, но не будем про это - в конце концов, это всего лишь несколько минут. Хотя, как я вижу, вы не хотите искать пути и решения, у вас не осталось сил для борьбы. Что же, позвольте мне оказать вам небольшую услугу.
Я взвел маузер и положил оружие ей на грудь.
- Держите. Он уже готов к стрельбе. Лучше всего вложить дуло в рот, тогда пуля вынесет вам весь затылок. Вы не успеете почувствовать боль.
Ее рука потянулась к пистолету и сомкнула пальцы на рукоятке.
- И последнее. Мне безразлично по большому счету, решитесь вы спустить курок или нет. Я одобрю любое решение, которое вы примете самостоятельно и осознанно. Но! Вы уверены, что вы принимаете решение самостоятельно?
- Что?
О, ответная реакция, прекрасно.
- Вы не самостоятельно приняли решение лишить себя жизни. Вам его навязали.
- Кто?
- Кто-кто... те, кто вас ненавидит. Те молодчики, которые готовы разорвать человека за русскую речь, но при этом жиденько серят от вида российского паспорта. То правительство, которое кормится с рук множества международных фондов в обмен на нацистскую политику. Те люди со снулыми рыбьими лицами, которых вы ежедневно видите на улице, и которые ничего не сделали для того, чтобы облегчить вашу боль. Это они виновны, это они желают вам зла, это они уничтожили вашу самооценку, растоптали вашу гордость, это они заставили вас лечь в ванную и взять в руки нож!
Я присел рядом с ванной на колено, и раздвинул пределы микрокосма сразу на пару метров, выдавливая щупальца яда прочь. Женщина в панике забилась в воде, даже эта малая толика мощи эспера пугала ее до безумия, но я крепко ее схватил за плечи и принялся шептать на ухо:
- Вы ведь не доставите им такого удовольствия. Вы не позволите им радоваться вашей смерти. Им будет плохо, если вы будете жить - и вы будете жить, чтобы было плохо им. Чтобы с радостью видеть их бессильную злобу. Что бы гордиться своей принадлежностью к русскому миру, пока их мелкое племя вымирает и растворяется на просторах Западной Европы. Ненавидьте их. Будьте против них. Радуйтесь их горю. Мстите им. Втрое отплатите им за все, что они сделали с вами.
В этот момент я ощущал себя дешевым пропагандистом от какой-нибудь мелкой националистической секты, промывающей мозги не слишком сообразительным людям и заставляющей их жертвовать огромные суммы на поддержку 'русского мира', и мне это не особо нравилось. Но это был самый простой способ дать полуразрушенный личности якорь в реальном мире - заставить ее почувствовать себя частью большой и сильной стаи, которая даст чувство безопасности и уверенности. И одновременно с этим - дать естественный щит от аномалии. Ведь даже меня защищала не какая-то 'сила' эспера, а всего лишь барьер собственной индивидуальности. Я просто мог чуть лучше организовать процесс.
Женщина продолжала трепыхаться в моих руках, хотя уже не так активно. К счастью, она не сообразила схватить со дна ванны нож или пистолет. Зато я про него вспомнил очень кстати. Отпустил неудавшуюся самоубийцу, тут же подобрал маузер и нацелил его на нее. Может, ей трудно было разглядеть мое лицо, но вот черноту пистолетного дула не заметить сложно, особенно если там калибр девять миллиметров.
- А теперь последний штрих. Сейчас я вас убью.
И нажал на спусковой крючок.
Грохот выстрела в тесной ванной больно ударил по ушам.
Пуля остановилась в сантиметре ото лба цели, гильза осталась висеть в воздухе.
Женщина даже не вскрикнула, уже не могла. Только зажмурилась от страха.
- Вот и все. Слабая и надломленная вы только что умерли. Сейчас есть только та вы, которая хочет отплатить ненавистным нацистам, - я взял из воздуха пулю с гильзой и спрятал их в карман. - А вообще вылазьте уже. Одежду же испортите.
Она помотала головой. Надо полагать, сама не могла подняться. Ну ладно, не такая уж и тяжелая с виду...
- А все-таки, как вас зовут? - тихо спросила она через несколько минут, уже переодеваясь в сухое.
- Я никто и звать меня никак. И это не самоунижение, а объективный факт.
- Секретничаете все?
- Сейчас я уйду. Когда закроется дверь, вы не вспомните ни моего лица, ни моего голоса. К вечеру у вас в памяти останутся лишь обрывки воспоминаний обо мне. Утром вы вообще не вспомните, что произошло. Ведь вы могли самостоятельно приготовить лазанью, и принять самостоятельно все решения.
- Ну пожалуйста, мне очень важно это знать. Я никому не скажу.
- Важно?
Я подошел к ней и двумя пальцами надавил на сонную артерию.
- Если вам так важно - я всего лишь ваш здравый смысл. Приятно было познакомиться.
Оставив бессознательное тело на диване, я быстро набросил куртку и вышел вон. Голова слегка кружилась, а собственные действия воспринимались как-то отстраненно, словно я не совсем себя контролировал. Деперсонализация. Все же хватил лишнего, трюк с остановленной пулей оказался довольно сложным. Но оно того стоило. Хотя я большей частью импровизировал, но удача улыбнулась мне - удалось очень быстро определить фундамент аномалии. Как ее вырвать - другой вопрос, такую терапию со всем латвийским населением не проведешь. Нужно как-то разом все проделать. Заодно убедиться, что все понял правильно, и почитать то, что успел накопать Отшельник. А эта... я оглянулся напоследок. Этой уже ничего сверхъестественного не грозит. Даже если завтра она снова полезет в ванную с ножом или феном - это будет только ее решение, и ничье больше. А кто я такой, чтобы указывать кому-то, как надо жить?
Я вышел из подъезда и не успел сделать и нескольких шагов, как кто-то набросился на меня сзади, зажав шею в удушающий захват. От того, чтобы немедленно сломать нападающему стопу, меня удержал знакомый, довольно вкусный голос в Хоре.
- Попался, 'здравый смысл'!
- Сонная артерия находится на три сантиметра выше. Не дотянешься, даже если на цыпочки встанешь.
Я повернулся и оглядел стоящую передо мной девушку в хаотично-пестрой одежде и клетчатом берете. Волосы у нее были заплетены в два хвоста, а за спиной виднелся мольберт на ремне.
- Привет, Висельник.
- Здравствуй, Шут.

[Demonheart]

Глава 6: По другую сторону

Обычная улица обычного города.
Обычный дом с обычным подъездом.
Старая, ничем не примечательная деревянная дверь, закрывающая вход в очень необычную квартиру.
Странное жилье, ускользающее от глаз посторонних - под стать своему обитателю, пусть даже он и был сейчас в отъезде. Сознательно или нет, но человеку свойственно приводить окружающую среду в соответствие со своим внутренним миром, подстраивать и изменять ее под себя.
Сюда никто никогда не приходил, но если бы кто-то любопытный смог обратить внимание на тонущую в тенях дверь, и вошел внутрь, то поразился бы запустению, царившему внутри.
На стенах не было обоев, только штукатурка.
Дощатый пол не закрывал ковер или линолеум.
Почти не было мебели.
Здесь вообще было очень мало вещей. Только то, без чего сложно обойтись, и при этом не перестать выглядеть человеком.
Исключением были только горы книг, раскиданные по всей квартире. В основном учебники по естественным наукам, как школьные, так и университетские, справочники и научные труды.
Эта была ужасающая, кричащая нищета, но вызванная не недостатком денег или леностью хозяина. Спартанские условия, сознательный аскетизм. Следы на стенах и полу могли бы сказать любопытному посетителю, что когда-то это была вполне нормальная квартира, но потом обои были с яростью содраны со стен, а мебель и ковры отправились на свалку. Зачем это было нужно? Ради чего было уродовать собственный дом? Вряд ли даже сам хозяин мог внятно ответить на этот вопрос. Хотя... дома похожи на своих владельцев, не так ли?
Лишь одна искра света оживляла ослепшую пустоту. Юная девочка, сидевшая на кровати, словно разгоняла собой окружающий полумрак, привносила в него нечто инородное - не пробудившееся, сдерживаемое, но при этом живое и свежее. Сжимая в руках маленький серебряный крестик, она пыталась читать давно заученную наизусть молитву, но ее мысли витали где-то далеко, а невидящие глаза бесцельно таращились в пустоту.
Скрипнуло открывшееся окно.
- Веселишься вовсю? - произнес резкий голос.
На подоконнике сидел, опираясь спиной на край проема, рыжеволосый юноша в потертом и грязном кожаном плаще. Большие темные очки, смотревшиеся нелепо в пасмурную погоду, скрывали глаза, но даже так было ясно, что вид у него очень хмурый. Он свешивал одну ногу вниз, рукой подпирал подбородок и всем своим видом давал понять, что ему тут скучно и вообще не нравится.
- Добрый день, - девушка встала и приветственно кивнула. - Извини, не знаю, как тебя зовут.
- Меня никак не зовут, - раздраженно буркнул гость. - Как и тебя, кстати. Зато у меня карта 'Дьявол'. А тебе дали 'Жрицу', так?
Девушка кивнула.
- Дурацкая система, как я думаю, - мальчишка шмыгнул носом. - А если бы у него в тот раз под рукой оказались не таро, а бумажник, мы бы называли друг друга валютами и носили с собой купюры?
Жрица промолчала.
- Висельник давно уехал?
- Я... я не знаю. Прости. Кажется, сейчас уже день, но я не уверена...
- Сейчас половина шестого вечера, дура, - раздраженно оборвал ее Дьявол. - Могла бы сама посмотреть.
- Прости, я не вижу...
- Не глазами, тупица! Думаешь, я глазами смотрю?!
- Прости, я не знала.
- Еще раз скажешь 'прости' и я тебе врежу.
С места, впрочем, он не шелохнулся.
Промозглый осенний ветер задувал в пустынную комнату прохладу вперемешку с сыростью, от чего Жрица начала зябко ежиться. Дьявол если и заметил это, то никак не реагировал. Вероятно, находя в этом своеобразное садистское удовольствие. Или не находя. Когда не видно глаз, о настроении человека трудно что-то сказать. Холод и сырость затапливали собой комнату, и перемешивались с тем, что принес с собой Дьявол, с чем-то беспокойным, мечущимся и непостоянным, лишенным на первый взгляд логики и структуры, но зато имеющим отчетливо негативную окраску. На одной палитре неизвестный художник решил смешать все худшее, что есть на свете, и густо вымазать полученным цветом оконную раму, подоконник, втиснувшийся под ним радиатор и даже часть пола. И пустая комната охотно примеряла на себя этот цвет, потому что своего не имела.
- Уже научилась? - спросил Дьявол как-бы между делом.
- О чем ты говоришь?
- О том самом.
Юноша щелкнул пальцами и на кончике его пальца заплясал лепесток ярко-оранжевого огня.
- Я про вот это. Уже можешь так?
- Нет, - Жрица опасливо подобралась, словно увидела огонь воочию. - Смерть пытался мне объяснить. Говорил, что нужно просто четко понять, чего хочешь и зачем тебе это.
Дьявол раздосадованно зашипел.
- Да что вы тугие все такие?! Что тут понимать вообще?! Берешь! - он соскочил с подоконника и поднял левую руку перед собой. - И делаешь!
Пламя с новой силой вспыхнуло на его ладони, почти перед лицом Жрицы. Она только слегка отстранилась, ни сколько не заинтересованная фокусом. Дьявол выждал для верности немного, после чего разочарованно сморщился, убрал огонь и полез обратно на подоконник.
- И чего дальше делать собираешься?
- Я не знаю.
- Висельник с тобой долго нянчиться не будет. Будь уверена, приедет через неделю и вышвырнет на улицу, еще и скажет, что для твоего же блага.
Жрица промолчала, только немного склонила голову.
- Я-то знаю о чем говорю, - Дьявол вытащил из кармана шоколадный батончик, разорвал обертку и принялся его жевать. - Как, веселая перспектива загнуться от холода где-нибудь в луже?
- Я могу работать, - почти шепотом ответила девочка.
- Интересно, кем? - Дьявол беззвучно хохотнул. - Гусары, молчать!
- Кем-нибудь, это не важно. Пища телесная не так важна как пища духовная. И еще... из-за меня погибло слишком много людей. Я должна искупить это.
Рыжий мальчишка рассмеялся уже не сдерживаясь.
- Если комара на себе прихлопнешь, тоже каяться пойдешь? Хотя даже с комарами сравнивать глупо. Когда по первому разу накрывает - не соображаешь вообще ничего, и ничего сделать нельзя, даже если захочешь.
- Смерть сказал, один эспер смог остановить этот... Первичный импульс.
- Он сказал, кто это был? Нет? То есть это было давно и вообще не правда.
- Это ничего не значит.
- Ну значит пара жмуров тоже ничего не значит.
- А на твоей совести тоже чьи-то жизни есть? - все так же тихо спросила Жрица. Только ее руки стиснули крестик так, что побелели пальцы.
- А чего мне заморачиваться на это счет? - Дьявол откусил кусок от батончика и почти не жуя проглотил. - Я не человек. Поэтому меня под одну гребенку с ними стричь нельзя. Может, с их точки зрения это плохо, но меня это не волнует.
- Очень жаль. Наверное, тебе стоило бы сходить в церковь, с батюшкой поговорить. Намного легче жить стало бы.
- Ненавижу жирных лживых мразей.
- Не говори так про них.
- Ты меня бесишь, ты в курсе?
- А ты не бесись. Гневиться тоже грешно.
- Не боишься, что я сейчас разозлюсь и просто тебя убью?
- Не-а. Ты не страшный. Это Висельник страшный. А ты нет.
- А я какой тогда?
- Не знаю.
Мальчишка дожевал батончик, слез с подоконника и куда-то вышел. Через несколько секунд донесся его разочарованный стон.
- Э! А что, ничего нету что ли? - он ворвался обратно в комнату с возмущенной гримасой. - Да там в холодильнике даже мышей повесившихся нет! Все сама умяла что ли?!
- Но там ничего и не было! - Жрица от таких подозрений возмутилась не меньше.
- Ну-ну, еще скажи ты тут вторые сутки на одной воде и свежем воздухе.
Девочка обиженно засопела, и это было красноречивее любых слов.
- Висельник оставил деньги, перед тем как уехал, - сказала она. - Но мне не хочется их касаться.
- Так Зануда их для того и оставил, чтобы ты тут не постилась.
- Не в том дело. Я протягиваю к ним руку - и вижу все, через что прошли эти деньги. Ими оплачивали блуд, а затем наркотики. Ими давали взятки. Они настолько грязные, что страшно даже прикоснуться.
- А говорили, что деньги не пахнут... - Дьявол нервно хихикнул и пошел к окну. Взобравшись на подоконник, он полуобернулся, и собирался было что-то сказать, но вдруг забегал глазами, словно пытался что-то лихорадочно вспомнить, и только пробормотал раздраженно. - Да пошла ты...
И исчез.


* * *

На благоустройство центра в Риге денег не жалели, и это было вполне логично - в спальные районы туристы сами не пойдут, но в местах их массового обитания все должно блестеть и благоухать. Набережная Даугавы исключением не была, во всяком случае, ее участок рядом со знаменитым Каменным мостом, который подлые коммунисты в 50-х построили из железобетона и чугуна. С целью идеологической диверсии против угнетенного латышского народа, надо полагать. Во второй половине дня ничего интересного ни на самой набережной, ни на реке не наблюдалось, и я вернулся к содержимому телефона.
'В странах Балтии свирепствует эпидемия самоубийств', - гласил заголовок статьи. На всякий случай я проверил дату, но статья была написана еще весной, и рассказывала об обыденной жизни страны, а не о признаках чрезвычайного положения.
'В 2018 году абсолютное количество самоубийств на территории Латвии возросло до 1918 случаев, отобрав трагическое лидерство у ближайшего соседа, Литвы, где аналогичные показатели наоборот, пошли на спад. Катастрофический, почти пятикратный рост числа случаев добровольного ухода из жизни большинство местных медиков связывает с недостаточностью финансирования здравоохранения и отсутствием надлежащих профилактических мер. Между тем иностранные эксперты указывают в первую очередь на последствия экономического кризиса 2017-го года, фактически приведшего экономику страны к долговому коллапсу. Это привело к резкому спаду производства, лавинообразному росту безработицы и, как следствие, обнищанию населения и потере им жизненных ориентиров. Согласно проведенным в прошлом году социологическим опросам, свыше 70% латвийцев сообщили, что не строят планов дальше, чем на несколько недель, больше половины заявили, что не видят перспектив для себя в обозримом будущем...'.
Коснувшись пальцем сенсорного экрана, я свернул файл со статьей и спрятал телефон. Материалы от Отшельника подтвердили сложившееся у меня впечатление, и первопричину появления аномалии можно было считать установленной - неплохой результат, учитывая, что солнце еще не зашло. Шут уловила мое настроение и отвлеклась от планшетки, на которой карандашом делала наброски рижского пейзажа.
- Ну как, теперь тебе все понятно?
- Не, куда-там. Из-за чего все началось, более-менее понятно. Теперь мне нужен анамнез. Симптоматика. Нужно ознакомиться с местной прессой, и что еще более важно - много говорить с местными жителями.
- Знакомо, - кивнула она. - Как думаешь, много времени уйдет?
- Не могу сказать наверняка, - я действительно не знал, слишком много могло вскрыться дополнительных факторов, делающих простую на вид картину совершенно нечитаемой. - Но если ты пришла мне помочь - отказываться не буду.
- Да я просто путешествую, как всегда. Но раз уж у нас недавно было сразу два пополнения - решила спросить у тебя, как они. Но когда я прилетела, Смерть сказала, что ты недавно уехал. Так что я направилась сразу сюда.
Даже завидно немного. Шут имела довольно неочевидные ограничения микрокосма, и транспортной проблемы, к примеру, для нее не существовало, как и многих других. Зато были свои, непонятные даже большинству из нас, и вынуждавшие ее вести бродячий образ жизни, постоянно искать на свою голову (и не только) приключения. И писать картины - одну за другой, постоянно, не делая перерыва больше чем на сутки, просто чтобы сохранять здравый рассудок.
- Все как в Ростове, да? - девушка принялась устало массировать глаза.
- Хотел бы я, чтобы все было как в Ростове. А не как в Трире.
- А что произошло в Трире?
Шут была с нами недавно, около полутора лет, а о том, что произошло в мирном городке в Западной Германии четыре с половиной года назад, знали правду только три существа на планете, и распространяться на это счет никто из нас не торопился. Но... я нерешительно поджал губы. Мне был задан прямой вопрос. 'Никакой лжи для своих' - это было одно из немногих правил, которые я считал для себя в непреложными. Своего рода моральные пределы, шаг за которые означает стирание личности.
- Если кратко - бойня.
Да, черт побери, это была самая настоящая бойня. Даже слово 'резня' здесь кажется слишком мягким, потому что в резне стороны сравнимы, и у потерпевших есть шанс уцелеть. В Трире шансов не было, ни у кого. Когда сгустилась ночная темнота, древние мифы ожили, и ветхозаветный ангел-губитель прошел по старинным улицам, без каких-либо колебаний и сомнений истребив десять тысяч человек - мужчин и женщин, от младенцев до глубоких стариков, от закоренелых преступников до тех, кто в жизни мухи не обидел. Он на одних ему ведомых весах взвесил эти десять тысяч жизней, но они не перевесили тяжести возможных последствий, оставь он их в живых. Тогда я еще не знал, ЧТО могло бы случиться. Тогда я еще не увидел собственными глазами Карантинную зону, и не позволил животному ужасу разрушить и сомнения, и безразличие.

.....................................................................................................................................................
Темнота укрывает дрожащий от страха город.
'Ночь вызвана неравномерным освещением планеты светом Солнца из-за вращения первой'.
Тугие струи дождя больно бьют по голове.
'Дождь - это сконденсировавшаяся в атмосфере вода'.
Ветер швыряет ледяные капли в лицо и заставляет зажмуриваться, чтобы защитить глаза.
'Ветер - это движение воздуха между областями с различным уровнем атмосферного давления'.
Древние каменные врата, помнящие еще непобедимые легионы Римской империи, безмолвно и безучастно взирают на разворачивающееся действо. За почти две тысячи лет они видели слишком много войн, бедствий и потрясений, чтобы что-то их растрогало.
'Основной компонент - известняк, он же карбонат кальция. Связующий материал - олово, аллотропная модификация 'бета'. В сравнительно теплом климате она не разрушается'.
Трое, стоящие у врат - единственные, кто осмелился показаться на улицах после наступления ночи. Не слишком смелые и не слишком глупые, просто они единственные во всем мире, кто может выйти на улицы этого старого города после заката и не быть сожранными овеществленным страхом. Может, они с удовольствием провели бы время иначе - в теплых постелях, перед экранами телевизоров, за хорошей книгой или бутылкой спиртного. Может, им совершенно не хочется мокнуть под яростным апрельским дождем. Однако они явились сюда добровольно, без какого-либо принуждения, по разным мотивам, но с одной целью.
[Выбор. Отсутствие.] - мысли одного из присутствующих разносятся в пространстве, перебивая шум дождя. Его очертания размыты, оплавлены, так что в темноте невозможно определить его внешность, возраст и пол. Невозможно даже понять, где именно он (или она?) находится.
- Чума на оба ваши дома! - в сердцах восклицает высокий, высокий и очень крепко сложенный. Судя по голосу, ему около сорока, а мохнатые усы видно даже в скудном свете фонарей. - Висельник, ну ты ему хотя бы объясни, что нельзя с бухты-барахты взять и начать вырезать народ тысячами!
- Десять тысяч меньше чем сто тысяч, если сравнивать, - голос третьего ровный и бесцветный. Ему безразлична темнота, безразлична вода, льющаяся за воротник, безразличен даже укутавший город кошмар. Выглядит он очень молодо, лет на восемнадцать, если не меньше. - Смерть считает, что это явление, чем бы оно ни было, само по себе не прекратится, и считает, что если убить десять тысяч, сто тысяч останутся живы. Я не знаю, прав он или ошибается, но изъянов в его логике не вижу. А чего ты взвился, мне не понятно вовсе.
Второй неуловимо быстрым, но при этом плавным движением оказывается возле третьего и хватает за грудки.
- Не понятно, да?! А если бы твою семью предложили вот так заживо сжечь?! Ясен пень, чтобы спасти скажем сто других людей! Пойдешь на такое, а?!
- Люди, имевшие со мной кровное родство, мертвы. У меня нет ответа на твой вопрос, - третий отвечает спокойно, без капли страха. В его словах сквозит даже легкая насмешка над глупым собеседником, не понимающим простых вещей.
- А если не поможет?
- Попробуем что-нибудь еще. В крайнем случае, просто сожжем весь город. Если Смерть уверен, что подпитку этому явлению дают люди, то без них оно гарантированно исчезнет.
Рослый бьет его по лицу. Коротким, профессиональным хуком слева. Юноша не пытается защититься, не пытается ударить в ответ. Только стирает с разбитой губы кровь и внимательно рассматривает покрасневшие пальцы, после чего задает вопрос:
- Что ты пытался этим доказать?
- Мозгов тебе вбить немного пытался, - горько отвечает второй. - Да видно поздно уже.
- Другими словами, ты причинил мне боль, чтобы навязать свою точку зрения? - уточняет третий.- Правосудор, ты знаешь, что я не большой знаток психологии. Но мне кажется, ударив кого-то по лицу, можно доказать только одну вещь - что ты можешь ударить кого-то по лицу.
Рослый с досады плюет на землю и уходит в ночь.
Молодой пожимает плечами и идет под арку ворот, чтобы переждать дождь.
Последний же, до этого молча наблюдавший за перепалкой, поднимает лицо к небу и стягивает с глаз белую повязку. Под ней нет ничего. Два уродливых наплыва кожи и соединительной ткани, где глазниц нет, и не было никогда; тяжелое врожденное увечье, с головой выдающее целую гору генетических дефектов. Он раскрывает рот, словно хочет напиться льющимися с неба холодными струями.
И начинает петь.
В песне нет ни единого звука, но в инфополе ее ноты разносятся на многие километры, они сотрясают сущее до самых глубоких слоев, заглушая собой все прочие голоса Хора. Существо поет, и неописуемая ни акустическим, ни письменным языком красота этой песни может посоперничать лишь с ее могуществом, которое приводит в действие колоссальные энергии, расшатывающие устойчивую структуру инфополя, вызывающие в нем колебания и искажения, а затем заставляющие его застыть в новом, уже измененном состоянии.
Это не проходит бесследно. Инфополе и зримый мир - как две стороны одного листа бумаги. Они могут выглядеть по-разному, но связаны друг с другом неразрывно, являясь единым целым. И песня эспера обретает здесь свое воплощение, в виде невидимых, но при этом вполне осязаемых, клинков пронзая, рубя, пробивая, разрезая, закалывая, потроша, свежуя и рассекая. Тот, кто чувствует только инфополе, воспринимает происходящее совершенно иначе, нежели нормальный зрячий человек. Льющаяся тысячами ручейков кровь, изрубленные в фарш тела, навечно застывшее на лицах выражение глупой озадаченности - для него это не более чем притихшие голоса и потускневшие огни. Мертвые тела тоже что-то шепчут, хотя и не так отчетливо и громко, как живые.
Слегка притихает шум Хора, по-новому переплетаются витающие ароматы и краски меняют тона.
Уродливая туша, висящая в вышине на своих ложноножках, беспокойно колыхается. Неизвестно, разумна она или нет, но чувствовать происходящее она точно может.
А когда восходит солнце, город захлестывает новая волна ужаса... которая противофазой гасит ту, изначальную, что породила аномалию.
....................................................................................................................................................

- Как ты наверное заметила, мой принцип - это максимально возможный эффект при минимальном воздействии с моей стороны. Ростовское дело, не без твоей неоценимой помощи, стало именно таким - мы провели значительную работу, распространяя слухи по технологии ОБС, после чего осталось только создать кратковременную иллюзию северного сияния, с чем ты блестяще справились. И на этом все закончилось.
- Секундочку, что за технология ОБС?
- 'Одна бабка сказала'.
- А, вот оно что. Не сразу сообразила. А Смерть редко помогает?
- Редко. Сложно сказать, к сожалению или счастью.
- Наверное, с ним было бы легче.
Я присел на ступеньки у самой воды. Вода несла с собой тухлый запах сточных вод, но в отличие от привычных вод Оби, не была загрязнена промышленными отходами. Один из немногих положительных моментов почти полного отсутствия промышленности в регионе. Воздух тоже был намного чище, и от непривычно высокого содержания кислорода слегка кружилась голова, и развязывался язык.
- Может легче, а может и нет. Тут есть два очень непростых момента. Во-первых, мы с тобой, да даже эсперы А-класса - мы просто ощущаем Хор, каждый по-своему. Для Смерти не существует ничего кроме Хора, и пределов своих полномочий он долго просто не знал, и дозировать прилагаемое усилие не мог. То есть рисковал причинить больше вреда, чем принес бы пользы. Во-вторых... это, я так думаю связано с его прошлым до ухода в Провал, или с самим процессом перерождения. Не знаю точно, кем он был но, к примеру, сейчас он намного больше похож на человека, чем пять лет назад. Сейчас он может поддерживать связную длительную беседу и даже немного разбирается в таких абстрактных вещах как политика и экономика. Хотя говорить так толком и не научился... Но когда мы встретились в первый раз, он не мог самостоятельно одеться, а общаться мог только эмпатическими сигналами. Понимаешь к чему я?
- Не совсем, - призналась Шут. - Поясни, если не сложно.
- Он просто не понимает, что аномалия провоцируется чем-то вполне конкретным и обыденным. Как диверсии на подстанциях в Ростове, нашествие иммигрантов в Германии или экономические проблемы здесь, в Латвии. Он видит изнанку мира, в виде голосов Хора и течений инфополя, и там все предельно просто - заглуши голоса, питающие аномалию, и она исчезнет.
- Как в Трире.
- Ага. Действуй он самостоятельно, то топил бы каждый из случаев в крови, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Человеческая жизнь для него не стоит вообще ничего, понимаешь?
- Понимаю, - она помрачнела. - Вы в этом похожи.
- Есть и различие. Я не считаю жизнь саму по себе какой-то особой ценностью, в силу ее конечности. Но я не берусь решать, кому жить, а кому нет, ведь это не просто посягательство на чужую свободу воли, но и необратимое действие. Для меня необратимое, мертвых я оживлять не умею. Поэтому я для себя решил, что никогда не подниму руки на человека, вне зависимости от обстоятельств.
- Врешь ты все.
- Если ты про тот случай, то все сделал Правосудор.
- А ты ему настучал!
- Но я-то никого и пальцем не тронул!
- Звучит как самооправдание.
- Просто небольшая сделка с совестью, - я лишь развел руками. - Кстати, а что тебя сюда привело? На картины такой низкий спрос?
- Спрос отличный, с онлайн-аукционов смели все подчистую, даже заготовленные реплики, - Шут гордо поправила клетчатый берет. - Ищу теперь вдохновения для новых работ.
- И для этого приехала в самое унылое место Европы? Мне казалось, твоим картинам свойственна динамика.
- В этом унылом месте есть ты, - она вдруг озорно подмигнула. - Значит, точно будет, на что посмотреть. Хоть в динамике, хоть в статике.
- С тем же успехом ты могла бы попросить позировать первого встречного или нанять модель. У меня абсолютно тривиальная внешность.
- Я не про то, - сердито оборвала меня она. - Вот скажи, как вообще такой зануда и сухарь может творить такие потрясающие вещи?
- Главное - не пересаливать.
- Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
- Понимаю. В этом и суть. Я прекрасно понимаю, что делаю и каким образом. Создавая искажение, я оперирую формулами, векторными схемами и прочими скучными и совершенно не зрелищными вещами. Так что там, где ты видишь восхищающую тебя молнию или бурю, я вижу несколько уравнений.
- Не гунди! - Шут неожиданно хлопнула меня по лбу невесть как оказавшейся в ее руках кисточкой. - И не ной. Тебе не идет.
- Я и не ною вроде. Я просто пытаюсь объяснить...
- А мне не интересно, я не слушаю.
Обезоруживающая прямота. Только что меня мягко потянули на удобную тему, позволили набрать инерцию, а потом провели чистый сейонагэ. Шут получает иппон, мне остается давиться невысказанной тирадой и потирать самолюбие, ушибленное о татами отсутствия аудитории.
- Ладно, смотри сколько угодно. Я могу рассчитывать на твою помощь в случае чего?
- Всегда пожалуйста, - Шут беззаботно улыбнулась. - Конечно, если я смогу это нарисовать.
- Прекрасно. Тогда пошли.
- Куда?
- Смотреть на людей конечно. Выражаясь врачебными терминами, анамнез мы уже собрали, но не хватает симптоматики. Заодно съедим какую-нибудь еду.
На ее лице отразился почти не притворный ужас.
- Нет, вот давай без этого. Ты опять будешь полчаса таращиться в тарелку и костерить почем свет криворуких поваров.
- Их свобода делать свою работу абы как заканчивается там, где начинается моя свобода получать за уплаченные деньги блюда, приготовленные по правильной технологии. А если бы в том стейке были яйца бычьего цепня, которые бы не погибли из-за того, что какой-то остолоп, наверняка даже не моющий руки перед работой, недостаточно прожарил мясо? Спасибо, я лучше полуфабрикатов разогрею, по крайней мере, там точно нет ничего живого.
- Все-все, молчи уже, - отмахнулась Шут и схватила меня за руку.
Маленькие девичьи пальчики хлестнули по ладони не хуже крапивы. Там, где соприкасались наши руки, столкнулись и микрокосмы, укрепляемые для противодействия яду аномалии - попытка влезть в чужое пространство всегда очень болезненна, потому что ставит под угрозу личности обоих. Молчаливое напоминание о том, что сколь бы близки ни были люди, они никогда не поймут друг друга, разделенные барьерами миров, которые невозможно обрушить и сохранить при этом себя.
Время перевалило за четыре часа, улицы пустеть не собирались, но теперь в Хоре висела прогорклая нота усталости, которая достигнет апогея в шесть-семь часов вечера. На набережной удалось часок посидеть в относительной тишине, народу почти не было, и теперь ядовитое амбрэ, пропитавшее город, ударило в лицо с новой силой. Краем глаза я заметил, что Шут одной рукой придерживает ремень чехла с мольбертом, а другой прижимает к лицу платок. Ну да, ей в опутанной нитями аномалии толпе приходится тяжелее. С ее точки зрения, все вокруг должно просто отвратительно вонять, и от надушенного платка тут не было никакого проку. Хотя... кажется, это был не простой платок. Чем-то он напоминал старинный пистолет у меня в рюкзаке - в первую очередь, мощным эмпатическим отпечатком.
- Кстати, ты где остановился? - поинтересовалась Шут.
- Нигде. Впрочем, благодарю даже за такое завуалированное приглашение. Прости, вынужден отказаться.
- Спать под открытым небом собрался?
- Ага. В первый раз что ли?
- Что за дурацкая привычка бомжевать?
- Неприятно в обычных постелях спать. Особенно в гостиницах. Очень сильно чувствуется, что ты там чужой. Да и вообще... иногда кажется, что обилие вещей, которыми заставлена любая комната, может просто раздавить. Лучше ночью дела переделаю, а днем вздремну где-нибудь на скамейке или в метро.
- Ну, дело твое конечно, - недовольно заметила Шут. - Просто в гости тоже не заглядываешь?
- В гости - почему бы и нет. Чуть позже, когда дела закончу.
'С удовольствием' я сказать не смог, обещал же не врать. Тем не менее, неприятный осадок оставался. Шут сняла квартиру, потратив живые деньги и рискуя схлопотать проблемы с добровольческими патрулями и полицией, поскольку языков кроме русского не знала, а в стрессовых ситуациях часто терялась. Для себя она могла бы дом просто нарисовать - недолговечный, как эскиз на листе бумаги, но ей много и не надо. Значит, рассчитывала заранее привести меня к себе, потому что созданный дом разрушился бы просто от моего присутствия.
Эти телодвижения были обречены с самого начала.
Отдать ей большую часть своего внимания - значит забрать его у других, что неприемлемо. Шут это знает, а я знаю, что она знает. Вот и весь сказ.
И мы шли по брусчатке исторического центра, на первый взгляд похожие на парочку, но при этом бесконечно отдаленные друг от друга. И нельзя сказать, что бы мы испытывали дискомфорт. Для нее это скорее вопрос принципа, мне просто безразлично. Эсперы стерильны, а потому не имеют ценности с эволюционной точки зрения. Это накладывает определенный след на нашу психику, бесспорно, но это отнюдь не главное.
Одно из важнейших наблюдений, которое я смог сделать за пять лет: в отличие от людей, эсперы не являются стайными животными. Остаточное чувство одиночества, которое порой испытывают эсперы, вызывается скорее привычкой и уходит через пару лет. Наше стайное происхождение дает нам понимание, как нужно вести себя в окружающем социуме, и исключает внутренние конфликты, но острой потребности в общении между собой у нас нет.
Что в сочетании со стерильностью наталкивает на очень тревожные мысли... но сейчас это последнее, чем хочется забивать голову.
Потом был какой-то кафетерий, судя по ценникам, явно предназначенный для местных, а не для туристов. Был официант-латыш, который упрямо делал вид, что не понимает по-русски, и которого после минутного препирательства сменила официантка-русская. Была какая-то еда, выглядевшая красиво и не имевшая вкуса. Я старался к ней не присматриваться, чтобы не запомнить внешний вид и название блюда. Засовывая в рот очередную ложку с топливом для организма, я следил за глазами и руками людей.
Среди двух десятков посетителей не было никого, кто бы подперев голову, неотрывно смотрел в тарелку, что могло бы указать на общую подавленность. Не было и таких, чьи руки бы образовывали кольцо, как-бы ограждая свою пищу от возможного посягательства. Открытые и свободные позы, в глазах - вызов. Или что-то на вызов очень похожее, но им не являющееся.
'Дело в ногах. Кавказцы и бывшие зэки, готовые в любой момент схватиться за нож или травматический пистолет, так ноги не ставят, - я порылся в памяти и опровержения не нашел. - Сильные, уверенные в себе люди, так тоже ноги не ставят. Они же словно специально заплетают их так, чтобы труднее было встать. Но ноги под столом не сразу разглядишь'.
На ум почему-то пришли те юнцы из 'языкового патруля', которые с яростной решимостью выполняли свои обязанности, но сникли, стоило на горизонте замаячить чему-то выбивающемуся из привычной картины. Пусть даже это был всего лишь паспорт с двуглавым орлом. Надо бы найти кого-то из них, попробовать поговорить... хотя, со мной они разговаривать вряд ли станут, да и не поймут ни слова. Конечно, можно было бы поговорить напрямую, через Хор, но такие вещи с людской психикой даром не проходят. В лучшем случае гарантировано сильнейшее нервное потрясение, в худшем - полное разрушение личности.
- Ну как? - спросила Шут, откладывая вилку. Какой-то конкретики она не ожидала, просто хотела поддержать разговор.
- Есть кое-что интересное. Хотя я не совсем понимаю, как это интерпретировать. Надо подумать.
- Долго будешь думать?
- Всю ночь. Может дольше.
- Попозируй мне, пока будешь думать.
- А подождать не может? Извини, не очень охота ночь проводить в доме, затопленном снами.
- Я хочу зарисовать именно процесс размышлений. Динамика в статике, понимаешь? Ну, или мягкое в жестком, как ты объяснял.
- Ммм...
- Всего одну ночь, я хотя бы наброски сделаю с натуры. Потом фотографией обойдусь.
- Ладно, уговорила.
- Ну пошли тогда. Тут на метро можно, быстро доедем. Только побриться не забудь, оброс как не знаю кто. Это мода такая?
- Это лень. Да, мне лень бывает бриться, и я этого не стыжусь.
- Что за свинство! Девочкам, значит, ноги до блеска выскабливать надо, а мужикам лень растительность на мордашке проредить?
- Все так, но я готов покаяться, если ты прекратишь говорить как человек. Пошли уже.
Впрочем, себе я тоже позволил маленькую человеческую шалость. Оставил официантке хорошие чаевые так, чтобы это заметил официант, отказавшийся нас обслужить.
Зачем? Потому что могу.

* * *

- Все, пришли.
Я придирчиво осмотрел дом. Тот выглядел внешне вполне прилично, да и внутри вряд ли стоило ожидать гор окурков, никому не нужных газет с рекламой и подтеков мочи.
- Ты тут была только рано утром?
- Ну да. А что не так?
- Все не так, - бросил я коротко.
На высоте примерно третьего этажа зрел такой жуткий сгусток, что рядом с ним меркло все виденное до сих пор. Манифестация аномалии вышла там на финишную прямую, и сейчас сжирала очередного человека, как выросший паразит сжирает хозяина. Материал для наблюдений сам просился в руки.
- Шут. Открывай. Работа есть.
Кое-как разыскав в бесчисленных карманах курточки магнитный ключ, она открыла подъезд. Лифта дожидаться не стали, пешком на третий этаж было добраться быстрее. Остановились на лестничной площадке перед ничем непримечательной деревянной дверью.
- Квартиру я сняла этажом выше.
- Как ты это утром-то не заметила?
- Я такие вещи плохо вообще чувствую, - Шут, похоже, обиделась. - Если бы ты не ткнул, и сейчас бы не почуяла.
И смех и грех. Я взялся за дверную ручку, вдохнул в себя в структуру замочного механизма и направил векторы давления на нужные штифты. Еще один вектор, для угловой скорости, берем производную - и замок открыт.
Из открывшегося проема напитанная гнилью волна ударила в голову с силой, которой не постыдился бы суперчемпион мира в тяжелом весе по версии WBA. Я попятился назад, зажимая рот рукой, чтобы не выплеснуть на пол сегодняшний ужин. Здесь гнойник аномалии явно вызревал очень долго, возможно неделями, а теперь перешел в стадию взрывного роста.
Пересилив рвотные позывы, я заставил себя перешагнуть порог. Сотни, тысячи нитей обратились ко мне, цеплялись и тянулись, скользя о бесконечно тонкую, но все равно несокрушимую границу микрокосма. Я шел по пустой квартире и чувствовал себя водолазом, бредущим через огромную стаю медуз, раскинувших свои стрекательные щупальца, которая вдруг начала жить единой волей. Эта воля была примитивна и слепа, больше напоминая инстинкт амебы, поглощающей съедобные частицы, но она безошибочно вычислила меня, и сочла куда более питательным кусочком, нежели съежившийся на двуспальной кровати человек. На мое вторжение он никак не отреагировал, хотя на вкус не казался пьяным или умалишенным.
Я присмотрелся повнимательнее. Это был мужчина, на вид лет пятидесяти или чуть меньше. Внешне - типичный латыш, только светлые волосы в полумраке зашторенной комнаты казались пепельными. Он лежал на кровати, завернувшись в одеяло, и ни на что не реагировал, хотя лицо сохраняло отчасти осмысленное выражение. При этом на вкус он был пресным, как вода. Хотя даже мертвецы порой давали более сильный фон. Зато в воздухе стоял слабый, но довольно отчетливый запах аммиака. Значит, заставить его подняться не смогли даже естественные потребности?
Я подтащил стоявший рядом стул, поставил рядом рюкзак и сел напротив жертвы аномалии. Шансы выживания у нее были невелики даже с моим вмешательством, .
- Вы меня слышите? - спросил я без особой надежды.
Ответа ожидаемо не последовало. Я закрыл глаза, заткнул уши кусочками бумажной салфетки, обрубая себе основные каналы восприятия.
- Вы меня слышите? - повторил я в диапазоне Хора.
Молчаливое подтверждение я уловил на самом пределе чувств.
- Давно вы так лежите?
Неопределенное пренебрежение. Или пренебрежительная неопределенность.
- Сутки? Двое суток? Больше?
[Минимум три дня.] - зашедшая следом Шут положила мне руку на плечо, передавая информацию через Хор. - [На телефоне пропущенные вызовы, самый первый - трехдневной давности.]
Минимум трое суток. Не вставая. Неподвижно. Должна была развиться гиподинамия и обезвоживание. Даже странно, что он еще жив - при обезвоживании сильнее всего страдает именно мозг. Нет-нет, лежит он не так давно. Перестал отвечать на звонки три дня назад, но окончательно слег далеко не сразу. Скорее всего, он только сегодня утром впал в апатию настолько, что не смог даже сбросить одеяло. Значит, необратимых физиологических процессов еще не наступило. Следовательно, еще можно...
Спасти?
'Увольте. Я не убийца, но и отнюдь не спаситель. Я...'
Дышать вдруг стало очень трудно. В ушах начал нарастать пронзительный звон. В голове возникло чувство легкости и парения, словно я смотрел на все откуда-то из глубины черепа, сам не участвуя в происходящем...
'Я... А кто это - я? Я - это что такое?'
Миллионы голодных нитей, словно почуяв ставшую беззащитной добычу, ринулись ко мне со всех сторон. Он просачивались сквозь бреши в нестабильный микрокосм, но, к счастью, не находили опоры - в атакованном ими сознании не было отчаяния, уныния или страха, которые могли бы их подпитать.
...а ведомая выработанным инстинктом рука медленно поднималась к груди.
Эти бесчисленные нити существовали только в инфополе, которое наполнял Хор, но сами они Хору не принадлежали. Фальшивые ноты, диссонанс, какофония - точнее определения не подберешь. Они не были раковой опухолью, разросшейся в ткани мира, а именно ядом, чем-то невообразимо чужеродным, бесконечно далеким от всего, что есть на земле. Они пришли извне, но были настолько непонятны, что невозможно было сказать, что именно их направляет, и что это вообще - 'извне'. Но их что-то направляло, что-то имеющее если не волю, то устремление, и направляло именно сюда, в этот мир, где им места не было.
...пальцы коснулись покрытого пластиком кусочка картона.
Потому что здесь уже есть я.
- Ай! - вскрикнула рядом Шут.
Я обернулся. Она стояла чуть в стороне, тряся от боли одной рукой. Кажется, мой резко восстановившийся микрокосм задел ее.
- Да что творишь? Совсем сдурел?
- Извини. Кажется. я сегодня выбрал свой лимит, немного расшатался. Тебе не сильно досталось?
- Не, через минуту пройдет. А все потому что ты себя не бережешь. Дверь можно было и ногой открыть.
- Чтобы полдома сразу сбежалось? - я вытащил из ушей бумагу и снова развернулся к лежащему на кровати человеку и с силой встряхнул за плечо. Моя вспышка отбросила от него огромный клубок присосавшихся нитей, и теперь его мысли текли чуть оживленнее. - Эй. Я знаю, что вы меня слышите, и что вы меня прекрасно понимаете. Сейчас вы увидели и услышали кое-что не совсем обычное, но с вашей стороны будет большой ошибкой не воспринять меня всерьез.
- Русские, - одними губами прошептал тот.
Если бы одной ненавистью можно было убить, я бы тут же свалился замертво. Даже немного впечатляет. Я-то большую часть жизни провел среди людей, которые давно разучились ненавидеть вот так, всем своим естеством. Ну, тем лучше для этого человека, такой зацепки мне будет достаточно.
[Шут, выйди пожалуйста. Подожди меня на лестнице, я быстро.]
- Агась, - я демонстративно сплюнул на ковер. Пусть злится как можно сильнее. - Давайте поглядим. Вы тут лежите обоссавшись, у вас дома двое до зубов вооруженных русских, которые горят желанием продемонстрировать, как выглядит настоящая оккупация. С последующей аннексией, депортацией, геноцидом и другими умными словами. Че-как, шпрота, выписать путевку на колымские курорты? Свежий воздух, физическая активность, надежная охрана, трехразовое питание, а?
Я быстро окинул комнату взглядом, подмечая самые явные детали. Прибрано. Относительный достаток в семье есть, или был совсем недавно. Есть женские вещи. Квартира двухкомнатная, но только одна из комнат ощущается как обитаемая.
- И так. Третьего дня вы перестали отвечать на звонки, - я взял у Шута телефон и просмотрел стек пропущенных вызовов. - Вам звонили с работы, интересовались видимо, куда вы подевались. Но вы сидели дома. Ваша жена либо не замечала этого, потому что обычно уходила раньше вас, либо вы выдумали для нее правдоподобное объяснение. Что же вы ей сказали - что уволились или взяли отгул?
За шквалом ненависти в нем не было ни малейшей искорки вины. Значит, солгать еще не успел. Я ужал микрокосм до минимальных границ, чтобы не слишком подавлять человека. Согнать с него яд аномалии оказалось достаточно один раз, чтобы только мой вид давал ему достаточную волю к жизни, и теперь оставалось закрепить эффект.
- Хорошо. Она ничего не знает, но это и не важно, речь не о ней. Мне больше интересно, почему вы валяетесь в постели, хотя уже вечер, и не удосужились даже сменить труселя? Энурез дело неприятное, особенно когда делает под себя взрослый мужик, которому скоро на пенсию, - я еще раз сплюнул на ковер. - Ну и за что вашей жене такое счастье? На своем горбу она двоих не вытащит, а в таком возрасте ей даже на панели делать нечего. И что же делать? Подергаться еще она сможет, как муравей под лупой в солнечный день. А потом результат будет один - вы оба сдохнете. Вы, скорее всего раньше, она чуть позже. И что-то мне не нравится такой расклад. Знаете почему? Потому что не для того вас, лабусов тупых, коммунисты вытащили из лесов и деревень, чтобы вы тут дохли без пользы и прибыли. Вы можете и дальше валяться обоссанцем, но скоро вернется ваша жена, и уж ей-то мы применение найдем. Как думаете, уважаемая шпротина, будет выгоднее продать ее в рабство на ферму где-нибудь в Краснодарском крае или на кирпичный завод в Дагестане?
Мужчина вскочил. Я, добивавшийся именно такой реакции, тоже. От первого удара ушел нырком, после чего ногой швырнул ему под ноги табурет. Человек споткнулся, полетел с размаху на пол, а я схватил с кровати одеяло и набросил на него сверху. И одновременно с этим из прихожей донесся хлопок двери. Очень кстати, потому что терпеть аммиачный запах было выше моих сил.
- Maris?
- Nenāk! - крикнул мужчина с пола.
Через несколько секунд на пороге возникла испуганная женщина лет сорока пяти. В этот же миг все и закончилось.
- Здесь никого нет, - твердо произнес я в Хор, схватил рюкзак и поспешно ретировался.
Выйдя на лестничную площадку, я первым делом затворил за собой дверь и поспешил на следующий этаж, где меня дожидалась Шут. Слова, произнесенные в Хор, мало имели общего с гипнозом или нейролингвистическим программированием. Скорее, они внедряли информацию прямо в сознание, в обход критических механизмов мышления. Последние, впрочем, никуда не девались, и очень быстро брали свое, особенно если сказанное противоречило объективной реальности.
- Ну как? - спросила Шут взволнованно.
- Легкий случай. Я бы сказал, это иллюстрация того, как маленький живительный пендель дал начало великим свершениям.
- Все будет нормально?
- Не знаю. Честно. Защиту от аномалии он получил или точнее, в нем больше нет питательной среды для нее. Ну, мне так кажется. Но все может вернуться на круги своя, а аномалия никуда не делась. Завтра утром еще поглядим, как дела у пана Мариса, убедимся, что ключик подобран правильно, а сейчас мы идем к тебе.
- Что, вот так запросто? И ты даже не собираешься корчить из себя Папу Римского?
- Умоляю. Я просто хочу смыть с себя этот запах.

[Demonheart]

Глава 7: Начало песни

За окном такси лениво тащились пейзажи пригорода. В салоне машины ощутимо пахло бензином, а от таксиста - плохими сигаретами. Никак иначе он, полностью сосредоточенный на битком забитой дороге, не ощущался, и это было замечательно. Луне казалось, что она стоит на дне медленно текущей реки, которая просто не замечает ее в своем движении, и если и пытается сдвинуть с места, то не со зла, а просто потому, что не может не течь. После нескольких часов в институте это казалось отдыхом и настраивало на расслабленный лад.
Два дня она еще вытерпела, с трудом - но вытерпела. Вернувшись домой с занятий, шла в душ и до покраснения истирала себя мочалкой, пытаясь смыть с себя ощущение тысяч рук - скользких, колючих, грубых и мягких, раскаленных и почти ледяных. Потом закрывала воду и еще долго стояла, облокотившись на покрытую кафелем стену.
Наслаждаясь отсутствием ощущений.
Которые после визита на базу эсперов стали еще более неприятными, более холодными и болезненными. Позавчера девушка заметила, что с началом лекции вокруг нее образовалось пустое место, все старательно отсаживались подальше, хотя сговориться точно не могли. А сегодня утром, когда она поздоровалась с подругами, те явно вздрогнули от неожиданности и отпрянули. Словно привидение увидели. И это были только самые явные проявления, мелких и малозаметных оказалось куда больше.
Наполненный отвращением мимолетный взгляд от незнакомца на улице.
Одногруппники, даже не пытающиеся завести разговор первыми, и преподаватели, смотрящие куда угодно, но не на нее.
Бестелесное, но при этом неотступное ощущение острых углов на каждом шагу, и одновременно мягкое давление, которое пропадало, стоило ей выйти на улицу.
С другой стороны, на улице, в окружении сотен людей, начиналось кое-что даже более пугающее. Да, ощущение прикосновений там слабело, взгляды прохожих скользили мимо, но их там были сотни. На следующий день после встречи с Висельником, Жрицей и Дьяволом, Луна после занятий решила пройтись пешком до дома, в надежде, что так удастся избавиться от чувства налипшей за день грязи. До дома она добралась в таком состоянии, будто в одиночку скурила добрый косяк травки - свои действия она с трудом контролировала, и ей казалось, что она отделена от собственного тела. Правда, на глаза ей попалась вывалившаяся из сумочка карта, и стоило подержать ее в руках, как в голове начало проясняться, а чуть позже приехал Серега и Луна без лишних слов потащила его в постель.
Ясное дело, с выключенными тактильными ощущениями, это почти не помогло.
На следующий же день сил Луны хватило только на то, чтобы перетерпеть занятия, после чего она с порога университета вызвала такси и молча сунула водителю визитку с адресом, а сама достала карту, вид которой помогал ей успокоить мысли.
'Ерунда какая-то', - в который раз подумала девушка, крутя в руках прямоугольный кусочек картона.
Карта изображала двух собак, сидящих на берегу реки и воющих на луну. Интернет объяснил значение карты 'Луна' в колоде Таро, но смысл того, почему ей досталась именно она, девушка так и не уловила. Какая-то ее часть ехидно нашептывала, что карту ей выдали случайно, и что она значит не больше, чем случайная надпись на заборе. Другая часть, не менее ехидная, настойчиво твердила, что ее таким хитрым образом обозвали взбалмошной истеричкой.
'Жалко этот уехал, - с сожалением подумала Луна. - Душу бы из него вытрясла'.
То, что упомянутый 'этот' легко сам мог вытрясти душу из нее, девушка прекрасно осознавала, и тем приятнее было предаваться фантазиям, точно зная, что сегодня столкнуться с этим сложным кадром ей не придется. Правда, придется разговаривать кое с кем другим, не менее сложным, но это будет потом, и как знать, может он окажется подружелюбнее Висельника. Да и вообще, интересно же вблизи посмотреть на человека, о ком даже этот кулинар с замашками диванного философа отзывается уважительно.
Доехать на этот раз удалось намного быстрее, поскольку Луна уже знала дорогу и говорила водителю, где и когда сворачивать. Такси болезненно закашляло мотором и укатило, а девушка осталась один на один со странным домом, где, как она знала, могли твориться самые невероятные вещи.
Свет внутри не горел, и красноватые отсветы заката создавали впечатление, что одноэтажный коттедж заброшен и безлюден. Луна подошла к калитке и, после краткого мига нерешительности, попыталась ее отворить. Попыталась, потому что калитка отворилась сама, не дожидаясь, пока до нее дотронутся. Девушка от неожиданности отдернула руку, но не испугалась. Интуиция подсказала ей, что ее просто приглашают войти. Ну, тем лучше. Без приглашения в гости приходить не вежливо же?
Она прошла по двору, поднялась на крыльцо и вошла внутрь. Входная дверь так же приветливо отворилась перед ней. Луна разулась на пороге, повесила одежду на свободный крючок и направилась вглубь дома. Мягкий полумрак и тишина создавали впечатление, что дом наблюдает за ней, без какой либо агрессии, просто с любопытством. В конце коридорчика виднелся проход на кухню, но та сейчас пустовала и от того казалась осиротевшей и заброшенной. Луна переключила внимание на другую дверь, прямо перед собой. Эта открываться не спешила, но из-за нее шло какое-то ощущаемое кожей дуновение, и было понятно, что идти надо туда. Девушка положила ладонь на дверную ручку и тут же ее отдернула - та была очень холодной.
'Что?! Холодная?!'
Тем более удивительно, когда ничего не различаешь на ощупь. Она еще раз осторожно потрогала ручку. Та действительно была холодной, даже покрытой изморозью. Еще немного поколебавшись, Луна отворила дверь, и шагнула в пустую, как ей казалось, гостиную. Она была пустой, пока за спиной девушки не щелкнул затворившийся замок.
И в тот же миг гостиная исчезла.
............................................................................................................
Снег, снег, чистый белый снег, насколько хватает глаз.
Идеально ровная, девственно чистая поверхность, простирающаяся до самого горизонта.
Мир словно поделен на две части - абсолютно черное небо без единой звезды, и белую пустыню без конца и края.
'Так черно и так мертво,
Что чернее быть не может,
И мертвее не бывать...'*
Луна часто заморгала. Она была готова поклясться, что мгновение назад вокруг никого не было, но стоило только моргнуть, и перед ней оказалась рано состарившаяся женщина, почему-то одетая в мужской свитер и джинсы, с белой повязкой на глазах. Она сидела на коленях прямо на снегу, а перед ней в снегу виднелась маленькая, с две ладони шириной, проталина, из которой выглядывал одинокий голубой цветок. Женщина протягивала к нему покрытые многочисленными кровавыми бороздами ладони, словно пыталась оградить его, защитить от чего-то.
Взвыл ветер.
Снег тихо зашуршал, покрываясь сетью борозд, которые сложились сначала в отдельные буквы, а потом и в целое слово:
'Здравствуй'.
- Здрасьте, - нервно бросила Луна, лихорадочно озираясь по сторонам. Вокруг, однако, ничего интересного не было, и волей-неволей приходилось смотреть на собеседницу. - А вы кто? И что это тут такое?
Ветер и снег зашумели с удвоенной силой, прежние буквы исчезли, их начали сменять другие, которые тоже быстро уступали место следующим.
'Это мой мир'.
'Нет. Это часть мира, ставшая моей'.
'Ненадолго'.
Перед Луной из ниоткуда появилась карта с изображенным на ней скелетом с косой. Ниже шла подпись на трех языках: 'Mortem - Death - Смерть'. Карта немного повисела в воздухе, а потом исчезла. Запоздало она сообразила, что женщина говорила, но не разжимала губ и не издавала ни звука. Слова звучали прямо в голове.
- Вы - Смерть?
Женщина кивнула.
- Мне в прошлый раз показалось, вы мужчина, - Луна неловко хихикнула.
'Мужчина. Женщина', - по снегу снова побежали слова. - 'Разные тела, и только'.
'Нет тел - нет слов'.
'Твои глаза видят то, что есть. Но ты видишь то, о чем думаешь'.
- Ничего не понимаю, - честно сказала Луна. Холод понемногу начал ее пробирать через одежду, а она не видела, как отсюда можно выбраться. - Знаете, я вообще-то по делу.
'Чего ты хочешь?'
- Да вообще... - девушка неопределенно помахала руками перед лицом. - Я просто не знаю, как с этим дальше жить. На занятия иду как на пытку, от меня шарахаются как от чумной. Кажется, я схожу с ума.
Она немного слукавила, на занятия ей всегда лень было тащиться, хотя сегодня впервые пришлось себя действительно пересиливать, и людей она не отпугивала, скорее получала внимания меньше привычного. Но стоило ей перевести взгляд на собеседницу, как Луна почувствовала, что в ее животе сворачивается холодный комок. Смерть 'смотрела' на нее, сквозь плотную белую повязку, и этот 'взгляд' не просто проникал вглубь мыслей, но буквально разбирал ее на составные части, как какой-нибудь конструктор, делая любую ложь или недоговорку бессмысленной, не оставляя никаких тайн.
'Это для всех едино', - сказали буквы на снегу. - 'Новое качество значит новую жизнь'.
- А вам не кажется, что это просто жестоко - взять вот так вот и кинуть человека в воду? - Луна быстро оправилась от потрясения и тут же начала закипать. - А потом уповать на то, что выплывет?
'Не понимаю. Не знакомое выражение'.
- Ну это и значит, что бросаете на произвол судьбы, и смотрите, что из этого получится! Вам-то хорошо, вы тут сидите все из себя могущественные, нечеловеческие сверхчеловеки, будь вы неладны! А на нормальных людей насрать, да?
'Каждый эспер был человеком'.
'Многие предпочли остаться людьми'.
'Какие люди нормальные?'
- Это которые не эсперы, - сердито буркнула Луна. - И которые все чувствуют как надо, а не как попало.
'А может как попало - это так и надо?'
- Издеваешься что ли?
'Нет. Предполагаю'.
- Предполагай, что хочешь. У меня жизнь между прочим под откос катится. Вчера еще начала думать про переход на заочку.
Тут она снова лукавила, потому что на заочную форму ей посоветовал переходить Сережка.
'Я не знаю что такое заочка'.
'Можешь переходить'.
- Господи, чего я вообще сюда приперлась, - Луна покрутилась на месте и принялась ходить туда-сюда. - Я думала, хотя бы ты мне ответишь на вопросы...
'Ты не задавала вопросов'.
'Спрашивай'.
Луна одарила Смерть испепеляющим взглядом. Ее выбешивал пренебрежительный, как ей казалось, тон сообщений на снегу, ее раздражал неухоженный, затрапезный вид собеседницы, и вместе с этим вгоняло в дрожь ее спокойное молчание. За все время на лице Смерти не дрогнул ни единый мускул. Кажется, она даже не дышала. Спрашивать, да? А что спрашивать? Этого девушка сформулировать не могла.
- Кто такие вообще эсперы? - наконец выдавила она.
'Хороший вопрос', - ответил ей снег. - 'Но у меня нет слов для ответа'.
'Ни у кого нет слов'.
'Мы не знаем, что мы такое'.
'Мы можем изогнуть мир так, как хотим'.
'Но мир все вернет обратно'.
'Мы не знаем, почему мир позволяет нам гнуть себя'.
- Короче, никто ничего толком не знает, да? - Луна была, мягко говоря, разочарована. По законам жанра, мудрый наставник должен был в деталях изложить вводную, после чего вручить кучу древних артефактов и пророчество в придачу, и отравить в странствия в компании какого-нибудь эльфийского принца, демона-мачо и благородного рыцаря.
'Да, это так'.
- А откуда вы такие взялись, тоже не знаете?
'Нет'.
'В мир пришло двенадцать эсперов'.
'Но в Хоре слышны голоса десяти'.
- А еще два? - у Луны засвербело в груди. Она предчувствовала, что тут есть что-то очень нехорошее.
'Один умер. Решил не жить'.
'Второй неясен'.
'Он жив, но в Хоре его нет'.
Девушка грязно выругалась, со злости пнула носком сапожка снег и выдала еще одну матерную трель, еще более длинную. Только после этого она нашла в себе силы снова заговорить со Смертью.
- То есть из двенадцати один ласты склеил, а другой свихнулся?! Просто отлично! Всегда об этом мечтала!
'Мечты как облака'.
'Важно настоящее'.
Поднявшийся буран за считанные секунды полностью скрыл снежную пустыню. Скрыл, и тут же угас, будто его и не было, оставив после себя только полностью преображенный мир. Белая бесконечность исчезла, превратившись в небольшое помещение, почти полностью заставленное стеллажами с книгами. Судя по всему, это была школьная библиотека. Луна почувствовала, что у нее начинается кружиться голова. Медленно, чтобы не потерять равновесие, она снова развернулась к Смерти.
- Это же все не настоящее, я надеюсь? - спросила она дрогнувшим голосом.
Смерть вставать не торопилась. Вокруг нее сохранился небольшой круг снега, все с тем же голубым цветком в проталине.
- Это есть несколько нот. Это есть не мой голос. Это плохо брать чужое. Но они не обидятся. Я думаю, - речь Смерти звучала очень странно, так могло бы говорить животное, подражающее человеческое речи. Ей явно было очень трудно правильно произносить звуки. Она повернула голову, словно смотрела на что-то сквозь повязку. - Смотри. Это есть его голос.
Луна проследила за 'взглядом' Смерти. В самом дальнем углу, скрытом тенью и ветками декоративной пальмы, сидел над книжкой мальчик лет двенадцати, с подозрительно знакомой всклокоченной рыжей шевелюрой. Даже с расстояния было заметно, что вид у мальчика был не по-детски мрачным, а на дешевой китайской толстовке виднелось какое-то грязное пятно, похожее на известку или мел. Он смотрел в раскрытую книгу, но глаза были неподвижны. Очевидно, что он не читал, а просто сидел в библиотеке, а книга служила оправданием его нахождения здесь.
'За сплошной стеной миров сдерживается голос', - прошелестел снег. - 'И если стена сломается - голос оглушает'.
Снова на миг поднялся буран, и снова он изменил мир.
Кажется, это была какая-то военная часть. Во всяком случае, Луна увидела широкую бетонную площадку, и полосу препятствий, по которой бегали молодые парни в военной форме и ярко-голубых беретах. Рядом прохаживался здоровенный мужик в такой же форме и берете, здорово похожий на медведя, отрастившего моржовые усы. Он цепко наблюдал за тренирующимися солдатами, и периодически покрикивал на них, называя мешками, девками и бегемотами. Покрикивал вряд ли потому, что действительно был недоволен, а скорее для профилактики.
'Ушедший за грань, не вернется прежним. Что-то угаснет. Что-то вспыхнет'.
Мир опять поменял форму, превратившись в темную комнату, заваленную грязной одеждой и упаковками из-под лапши быстрого приготовления. Ее единственный обитатель, высокий, очень худой и небритый молодой человек с некрасивым лицом, сидел за компьютером и увлеченно играл в какую-то компьютерную игру. Процесс он сопровождал бессвязными, но очень эмоциональными возгласами.
'Что-то останется прежним'.
Темную и грязную комнату сменила другая, просторная и светлая, тщательно прибранная. На диване сидели девочка, которой на вид было лет двенадцать, и паренек, выглядевший как старшеклассник. Они играли в карты и, судя по всему, были братом и сестрой.
- Ну, вот так, - сказал паренек, выкладывая одну карту.
- А я отобьюсь! - ответила девочка.
- И еще, - паренек выложил еще одну карту того же достоинства.
Девочка скорчила рожицу и отбила и ее, судя по недовольству - крупным козырем.
- И еще, - паренек уже ухмылялся во все тридцать два зуба.
Девочка с кислой миной подобрала все карты. Паренек залился злодейским смехом, и тут же получил в лицо подушкой.
Моментально поднявшийся снежный вихрь скрыл от глаз все, оставив нетронутым лишь участок, на котором находились Луна и Смерть.
'Каждый эспер был человеком', - снова проявились буквы на снегу. - 'Но каждый эспер строит свой мир'.
- Но у меня-то не получается почему-то.
'Твое рождение было другим'.
'Ты не порвала связи'.
- То есть бросать семью, друзей, учебу - это все обязательно?
Кружившийся вокруг буран исчез, уступив место хаосу. Множество причудливо искаженных пространств кружились вокруг, переплетались и распадались, . Общим среди них было только две детали - неподвижная фигура эспера с утратившим осмысленность лицом, и бездыханные тела возле него. Дети, взрослые, старики, мужчины, женщины, с виду неповрежденные или изувеченные так, что в куче плоти с трудом можно было определить, где голова, а где ноги.
'Они порвали свои связи', - проявились на снегу слова.
И все исчезло - и кипящий вокруг хаос, и снег под ногами, и странный синий цветок.
Вокруг была обстановка гостиной, и Смерть сидела не на полу, а в кресле.
- Ты хочешь спросить еще? - вымученно произнесла она.
- Хочу, - с вызовом ответила девушка. - Только на этот раз обойдись без всяких спецэффектов. Почему я получила именно карту 'Луна'?
- Я думаю - тебе подходит, - просто ответила Смерть.
- И только?
Эспер кивнула.
- А себе карту ты сама выбрала?
- Нет. Висельник. Он придумал карты.
Просто прелестно. Хотя, что еще ждать от всяких любителей умничать.
- Ты хочешь спросить еще?
Луна нервно поджала губы. Она интуитивно чувствовала, что сейчас можно узнать очень много нового и полезного, но мозг упрямо пробуксовывал и связный вопрос выдать не мог.
- А чем вообще вы занимаетесь? Эсперы то есть.
- Я сижу здесь. Я слушаю. Я исправляю людей. Я встречаю эсперов, - Смерть немного помолчала и добавила. - Это зовет меня. Я слышу зов. Не могу понять.
Ну и о чем честной девушке прикажете разговаривать с юродивой?
- А остальные?
- Другие эсперы делают разные вещи. Живут как люди. Живут не как люди.
- И какие они?
- Это трудно сказать. Я не знаю слов, - Смерть казалась смущенной. - Ты можешь говорить с ними. Они ответят тебе.
Ах да, Висельник же дал ей и телефонные номера, и ники в скайпе... Луна вдруг встрепенулась. В ее голове неожиданно объявилась идея, еще не оформившаяся толком, но очень многообещающая.
- Ну, спасибо и на этом, - девушка поправила сумочку на плече и направилась к выходу. - Можно же заехать еще, если что?
- Да.
- Ну, спасибо еще раз, до свидания.
.....................................................................................................................
Оставшись в одиночестве, существо некоторое время неподвижно сидело в кресле. Эта девушка отличалась от тех, кого оно встречало раньше. Она неосознанно окружала себя мощной броней, пробиться за которую, не навредив, было почти невозможно. С этим ли было связано ее поведение?
Обычно, когда эспер впервые приходил для разговора, то буквально заваливал существо вопросами, на которые оно и Висельник силились ответить.
Луна спрашивала очень мало.
Наверное, ей было не интересно.
Существо слегка вздохнуло, и попросило нанесенную на ковер грязь вернуться на улицу. Иногда оно сожалело, что не может так же легко попросить людей объяснить, что же ими движет и о чем они думают. Скользя в потоках инфополя, оно могло разобрать мысли человека на мельчайшие детали, но много ли понимает разобравший часы ребенок в работе их механизма?
Окружающая пестрота Хора постепенно перетекла в состояние биполярной упорядоченности. Только снег и небо, белое и черное. И синий цветок, выглядывающий из проталины - прекрасный и беззащитный. Просящий протянуть к нему руки, обогреть теплом своих ладоней, помочь выжить в этой бесконечности холода.
Существо исполнило просьбу, но все еще мучилось догадками, что же за ней кроется. За годы, прошедшие с его рождения, оно успело усвоить, что все в мире не так просто, как кажется.


* * *

Тем временем в Риге
Поспать мне толком не удалось. Половину ночи я провел на крыше, слушая и анализируя Хор, другая половина, а вместе с ней и все утро, ушла на продумывание различных способов взломать аномалию. Я уже говорил, что задачка не из легких? Я повторю это еще раз.
Первой мыслью было задействовать телевизор, газеты и интернет. Отказаться от этой идеи пришлось почти сразу. Долго, дико сложно и совершенно неэффективно. Если убеждать голодного человека, что он сыт, тот в лучшем случае обидится, в худшем - сойдет с ума.
Позже на помощь пришла Шут и, исходя из своего скромного опыта, предложила устроить какую-нибудь массовую иллюзию. К сожалению, у меня не было ни малейших здравых идей, как такую иллюзию применить. Нет, состряпать-то можно что угодно, хоть гигантскую летающую тарелку, хоть пробуждение Ктулху - но толку-то? Шут не сможет придать настолько расплывчатому фантому ни телесности, ни долговечности.
Я прогонял в памяти все аномалии, с которыми сталкивался прежде, но без толку. Слишком несопоставимы были масштабы. Здесь не годилось распускание слухов, не годились иллюзии и фантомы, нельзя было спровоцировать какой-то катаклизм в качестве обратного пала - в масштабах страны это бы только усугубило ситуацию. Был случай, когда удалось разделаться с аномалией чужими руками, накатав анонимный донос в Следственный Комитет и подделав пару приказов, но кому доносить здесь? И на кого? Глядя в окно на затопленный ядом город, я чувствовал себя так, будто пытался ударить кулаком ветер.
Шут тем временем мирно спала. Ей тоже не довелось сомкнуть глаз, ночь она провела за мольбертом. Я подошел к нему и осмотрел набросок.
'Кажется, она любит приукрашивать'.
Разумеется, портрет был очень далек от завершения, но смотреть на него мне уже было неприятно. На нем был изображен совершенно незнакомый и чужой человек. Кто-то красивее меня, умнее меня, кто-то несоизмеримо более бескорыстный, чистый, благородный, как бы эфемерны ни были эти понятия. И что еще хуже - он не казался искусственным. Идеал, который измыслила Шут, легко лег на него, ни с чем не вступив в конфликт.
Пустой стакан заполнить не сложно.
Стоило подумать о пустоте, как живот взрыкнул разбуженным тигром. Бренной плоти было плевать на аномалии и нечестные портреты, она требовала топлива, и чтобы углеводов побольше. Я мысленно пересчитал оставшуюся наличность, вспомнил, что в съемной квартире никогда не бывает еды, но всегда есть рабочая плита и микроволновка. А рядом со спальными районами должны быть магазины шаговой доступности. Решение было очевидно, так что я быстро набросил куртку, вышел из квартиры и принялся спускаться вниз. Притормозил на уже знакомой лестничной площадке и прислушался к Хору. Кажется, дела у дела у Мартиса шли неплохо. Его момент катарсиса миновал еще вчера вечером, и сейчас из-за двери тянуло свежим, бодрящим вкусом новообретенной надежды. Я немного задержался там, позволил себе посмаковать такой редкий деликатес, но голод взял свое, и пришлось спускаться дальше.
До магазина оказалось далековато, целых три квартала. Народу в середине дня было сравнительно немного, набрать незамысловатой еды на пару дней можно было не превозмогая тошноту.
Я шел мимо полок, прикидывая, что выйдет подешевле, и при этом съедобно. И если бы случайно не уронил банку рыбных консервов, то вряд ли заметил бы кое-кого знакомого. Дьявол с отрешенным видом стоял напротив полки с полуфабрикатами.
'Чего ему тут надо? Явно же не помогать приперся. Хотя было бы неплохо, конечно...'
- Интересно, чего я приперся? - спросил Дьявол, стоило мне подойти ближе.
- Рассказывай.
- Страшный - это тот, кто вызывает страх?
- Ну да. В толковом словаре так и написано.
- Да плевать мне, что и где написано! - зло прошипел Дьявол. - Я тебя спрашиваю.
- А я тебе отвечаю, - я перевел взгляд на прилавок. - Прямо перед тобой - замороженные стейки. Слева - лазанья. Справа - рыбные палочки.
- Я в курсе. Я их не вижу, но знаю, что они там, - мальчишка беспокойно задергался. - А здесь все багровое.
- Угу. У меня пока нет идей, как погасить аномалию.
- Зато у меня есть.
О да, разумеется. Есть еще один способ, который я не рассматривал. Самый легкий, самый быстрый и эффективный. Нужно просто одним взмахом лишить аномалию питательной среды, и здесь появляется сразу масса вариантов, один другого изощреннее. Жесткое гамма-излучение, превращение кислорода в озон, нагрев атмосферы на пару сотен градусов... или просто дать отмашку Дьяволу - этот разберется еще быстрее, и без колебаний. И я понимал, что к этому последнему средству я прибегну только в самой безнадежной ситуации.
- Если мне понадобятся что-нибудь сжечь, взорвать или сломать - я тебя сам позову.
- А не нужно - так попытайся прогнать, - мальчишка повысил голос.
- Не буду. Ты мне не мешаешь.
- Тюфяк, - презрительно фыркнул Дьявол, забрал у меня банку с маринованным тунцом и принялся ее ощупывать. - Я вот одну вещь не понимаю - тебе больше всех надо?
- Ты имеешь ввиду, зачем я занимаюсь аномалиями?
- Ну да.
- Считаешь, что это не нужно?
- Не нужно. Пусть сдохнут все до единого, пусть их сожрут тараканы в собственных головах.
- Спасибо за высказанное мнение, но нет. Большинство эсперов, в том числе меня, устраивает жизнь в человеческом обществе, или рядом с ним. Так что боюсь, твои хотелки останутся хотелками.
- То есть когда ты очередной раз лезешь в пекло, то это только чтобы носить шмотки, лазить по Интернету и доить тех, кто приходит к вам двоим по объявлениям?
- Я бы объяснил, да ты не поймешь, - я попытался свести все в шутку. - Молодой еще, глупый.
- Ты мне ответь - чего ты за остальных печешься, названиваешь всем, подрываешься по первому слову? Чего биомассу вот эту, - он повел вокруг рукой, - бережешь, не то что для дела подпалить, плевок в лицо готов стерпеть?
- А зачем мне кого-то жечь или бить? Я не держу ни на кого зла. И умею соизмерять вызов и ответ. Страны не расчехляют ядерные арсеналы в ответ на ввод торговых ограничений или ужесточение визового режима. Эсперу нет смысла задействовать свои способности, если ему отдавили ногу на улице, даже нарочно.
- И что тогда, утираться?
- Как вариант. Но лучше просто не нарываться на конфликт. Когда живешь в обществе, молча следовать его правилам куда проще, чем постоянно идти против них. Энергетически выгоднее, во.
- Лапшу мне на уши не вешай, - прошипел Дьявол, подшагнув вплотную. - Добреньким да правильным вон перед подружкой своей прикидывайся. Я-то знаю, что у тебя внутри.
- Ты не знаешь, что внутри у тебя самого.
- Мясо, кровь, кости, ливер и немножко говна, - весело ответил рыжий. - Я тебе говорю - лапшу мне на уши не вешай. Я вот эту банку не вижу, зато отлично вижу кое-что другое.
- Интересно, продолжай.
- Вокруг всегда темно. Почти ничего не видно, только блеклое такое мерцание, как от фосфора. Зато люди светят очень ярко, до боли. И наши тоже свет дают, побольше, но и помягче. А знаешь, что самое прикольное?
- Я весь внимание.
- Ты - практически пустое место. Даже дерево дает света больше, чем ты. Я не в курсе, что это значит, но тебе лучше честно ответить, твое вранье я распознаю.
- Я же говорю - ты не поймешь.
- А я попытаюсь, - Дьявол вдруг успокоился, отодвинулся на вежливую дистанцию и протянул мне банку с рыбой.
'Раньше он себя так не вел', - подумал я, но опасным такое поведение не казалось. Ну что же...
- Ты пытаешься вменить мне в вину то, что я якобы преследую какую-то непонятную тебе цель. Знаешь, меня это немного расстраивает, потому что две тысячи лет одного человека уже приколотили гвоздями к дереву за то, что он предложил относиться друг к другу по-хорошему, хотя бы иногда, для разнообразия. Тоже подумали на скрытые мотивы, дескать, трон захватить хотел. Потом, правда, осознали неправоту, но ему от того не легче. Ладно, не суть. Я скажу тебе другое: все преследуют цели. Осознанно или нет - дело десятое. В том числе тогда, когда совершают 'хорошие' поступки и творят 'добро'. Иногда эти действия продиктованы конкретными мотивами - например, помощь друзьям или знакомым. Здесь все понятно - сегодня помог ты, завтра тебе. Ну и вообще, в некоем ограниченном обществе взаимопомощь необходима для его сохранения.
Но есть другие случаи - так называемая 'бескорыстная' помощь. Так называемая - потому что ни в одном месте она не бескорыстная. Религиозные люди таким образом пытаются обеспечить себе место в раю или улучшить карму, хотя сами никогда в этом не признаются. Светским нужно общественное одобрение. Для стайного животного одобрение стаи необходимо.
- Ты давай ближе к теме, - мальчишка недовольно заерзал. - Что там с биомассой, мне не интересно.
- Поспешность хороша только при ловле блох. Кстати, если будешь забивать на помывку, сам блохами покроешься. Так, о чем я? А, одобрение. Именно общественное одобрение является основной движущей силой для людей, совершающих так называемые 'хорошие поступки'. А теперь вернемся ко мне. Я совершаю одни действия и сознательно удерживаю себя от других. Преследую ли я цель? Определенно, однако это не одобрение. Видишь ли, очень трудно быть хорошим и бескорыстным человеком. Потому что кроме одобрения, за хороший поступок он не получит ничего, а если будет творить добро слишком часто, то вызовет подозрения.
- А потом его приколотят к дереву.
- Соображаешь. Пожалуй, в современном капиталистическом обществе, это едва ли не сложнейшая из возможных ролей. Что бы строго ей следовать и не свернуть на сторону, нужны очень твердые принципы и непоколебимая уверенность в том, что делаешь все единственно верным образом. Самодисциплина. Сам понимаешь, - я пристально всмотрелся в его полузакрытое темными очками лицо. - Качества для эспера жизненно необходимые.
- Мне норм.
- А мне нет.
- То есть все это - ради самодисциплины? - судя по тону, Дьявол не поверил и обиделся. - Еще раз мне соврешь, я тебе что-нибудь оторву.
Кажется, он так старательно расспрашивал меня не из праздного любопытства. Выглядело так, будто этот рыжий подросток, причинивший за полтора года жизни эспером больше вреда, чем все стихийные бедствия, задался каким-то вопросом и не мог сам найти ответ. Но просить помощи считал унизительным - и пытался вот такими окольными путями выудить у меня мою точку зрения.
- Отрывалка не выросла. Чем тебя не устраивает такое объяснение?
- Слишком просто все выглядит.
- А тебе нужны трудности? Попробуй сделать кому-нибудь добро просто так, для разнообразия. Ну, как две тысячи лет назад советовал тот человек.
- Да ну нафиг! - резко возразил Дьявол. Слишком быстро и слишком резко.
- А ты попробуй, вдруг понравится. От одного раза еще никого к дереву гвоздями не прибивали. Только сначала голову помой, а то девочки любить не будут.
Мальчишка резко взмахнул рукой. Инфополе наполнилось испепеляющим жаром, в радиусе полукилометра люди начали замирать от внезапного приступа страха, а то и от боли в сердце.
Я успел перехватить взмах в крайней точке, стеной своего микрокосма погасив волну, которая должна была разорвать меня на части. И тут же удивился, насколько легко это оказалось сделать. Дьявол был способен ударить намного сильнее, но сейчас словно был в легком смятении.
- Hey, you bastard! - раздался окрик с другого конца зала.
Я оглянулся. Ко мне уже спешил здоровенный детина в камуфляже. За спиной у него был карабин М4, на рукаве - шеврон в виде американского флага. Понятно. Солдат с местной американской базы. Видимо, в увольнении, но почему тогда при нем оружие?
- Why do you hit him?
- Hit who? There is nobody.
- This boy, you hit him, I saw! - восприимчивость у этого двухметрового верзилы была явно ниже среднего. На произнесенные в Хор слова он вообще не отреагировал.
Своей ручищей он потянулся ко мне, с явным намерением схватить за воротник. Я попятился назад и из-за спины показал Дьволу кулак. Тот беззвучно заржал и тут же исчез.
'Коэффициент трения - ноль'.
Нечасто удается увидеть что-то, способное произвести действительно сильное впечатление. Я видел, как города тонули в собственных кошмарах, и как кошмары сгорали в лучах иллюзорного северного сияния. Но никогда прежде я не видел, такого монументального падения. Это невозможно было сравнить ни с обрушением здания, ни со срубленным деревом. Огромные армейские ботинки взметнулись в считанных сантиметрах от моего лица, как два синих кита, играючи выпрыгивающих из воды. Карабин покатился по полу с грохотом снежной лавины в горах Кавказа. В оскорбленном нисходящем реве сосредоточилась, наверное, вся сокрушительная мощь U.S. Army, сложенная из рыка танковых турбин и гула реактивных самолетов.
- Emm... sir, are you okay? - поинтересовался я осторожно. При таком падении немудрено что-нибудь сломать, а то и удариться насмерть затылком.
Ответом мне был только поток непереводимых алабамских афоризмов. А еще случившееся заметили сотрудники магазина и сослуживцы пострадавшего, выбиравшие себе пиво в соседнем отделе. И сейчас все направлялись ко мне. Вряд ли для того, чтобы предложить скидочную карту или подарить монетку-вызов.
Убегать? Не вариант, вон уже охрана бежит, тревожная кнопка тоже наверняка наготове. Попытаться разрулить ситуацию на месте? Мало шансов, эсперская 'аура' настроит их против меня, дело легко дойдет до ареста.
'Что там только что сам говорил? Не ввязываться в конфликты энергетически выгоднее? Вот только иногда конфликты сами к тебе приходят'.
Я прогнал в уме пару уравнений, вырубив на несколько секунд освещение во всем зале, развернулся и быстро пошел прочь. Сзади доносились крики и шум, но это уже было безразлично. Разорвал зрительный контакт - скорее всего уже не заметят. Только вот отовариваться придется в другом месте.
Рядом с супермаркетом стоял 'хаммер' с пулеметом на крыше. Видимо, американцы приехали на нем. Строгий военный дизайн резко выбивался из рижского пейзажа, и мгновенно обращал на себя внимание. И наводил на мысли, пока еще не совсем ясные, но очень назойливые.
'Военные. Военные ведут войны, - я пытался проследить интуитивную цепочку. - Американские военные... ведут войну - против кого? Война, война... война это кровь и разрушение. Дьяволу бы понравилось. В армию ему что ли посоветовать сходить... армия. Армия - это большая группа военных. Которые ведут войны. Армия несет кровь и разрушение. Американская армия. С кем воюет американская армия? Не с Латвией, это точно. Для войны нужны две армии. Рядом есть еще армия? Есть'.
Я остановился. Огляделся по сторонам. Воображение услужливо рисовало картины, в которых окружающий город и его жители представали в совершенно ином свете.
Это нужно было хорошенько обдумать.

* * *

Где-то над Землей
Любой ребенок знает, что атмосфера Земли напоминает слоеный пирог. Первый слой - тропосфера, та самая, в которой мы все живем, и которой дышим. Она совсем тоненькая, но жить человек может только в самой нижней ее части, не выше пяти-шести километров. И тянется тропосфера на пятнадцать километров в высоту, а дальше начинается стратосфера. Условно конечно, пунктирных линий никто там не проводит, шлагбаумов тоже не ставит. Стратосфера простирается до высоты в пятьдесят километров, и значительную ее часть занимает озоновый экран - слой воздуха, где кислород под действием солнечной радиации превращается в озон, предохраняя таким образом все живое от смертельно опасного излучения. К слову сказать, выше примерно тридцати километров - это уже почти космос. Очень отчетливо видна округлость планеты. Небо здесь черное - плотность воздуха слишком мала, чтобы рассеивать свет, очень холодно, давление на порядки ниже привычного, жесткое ультрафиолетовое излучение почти не оставляет шансов ничему живому.
И там, в безвоздушной пустоте, купаясь в совсем не ласковых лучах солнца, парила крохотная, одинокая фигурка. Широко раскинув руки в стороны, она словно плыла на спине по невидимым волнам, глядя слепыми глазами в бесконечную черноту неба.
Мальчик наслаждался темнотой и одиночеством. Здесь, в безжизненном и пустом пространстве, зыбкую границу его микрокосма не ранили щиты чужих личностей, ему не приходилось терпеть боль от их ослепительного света. Здесь можно было расслабиться, ни о чем не думать, погрузиться в подобие дремоты, в которой притуплялось чувство времени, а чувства отделялись от сознания. Мальчика не беспокоил холод, ультрафиолет и отсутствие воздуха, ведь из-за расслабленности сознания физическое тело тоже погружалось в неопределенность. Юный небожитель обладал почти безграничной властью, но плохо представлял, куда ее можно и должно применить.
Как-то он раздавил большой храм. Это было довольно забавно, ведь такое большое здание так легко рухнуло, а еще веселее оказалось сплавить обломки между собой, чтобы их нельзя было разобрать. Когда это было? Этого мальчик сказать не мог. Время он воспринимал плохо. Стоило ему закрыть глаза, как из памяти поднимались различные образы, но он не мог сказать точно, произошли те события несколько дней или несколько лет назад, и в какой последовательности.
Вот по шоссе несется кадиллак, украшенный лентами, цветами и двумя сплетенными кольцами. Скорость - больше ста километров в час. Легкое движение мизинца - и у него ломается сразу в двух местах передний мост. Кадиллак взлетает в воздух как пушинка, падает на крышу, долго кувыркается, расшвыривая в разные стороны другие машины, и наконец вспыхивает. Каким-то чудом водитель не получит серьезных травм, а вот двоим пассажирам повезло куда меньше.
Вот идет по улице молодой человек. Он только что получил диплом, и перед ним открыты все дороги. С крыши двадцатиэтажного дома ему на голову падает ведро с краской, которое по чистой случайности там забыли ремонтники. Вовремя прибывшая 'скорая' сможет спасти ему жизнь - но не интеллект.
Вот какой-то очень крупный чиновник летит в самолете. Он решил провести отпуск с семьей, живущей в Лондоне. Через полчаса он приземлится в аэропорту Хитроу, и первым делом созвонится с ними, но когда еще через три часа приедет на свою виллу, то обнаружит только филигранно выпотрошенные и разделанные тела своих жены, сына, двух дочерей, невестки и внука.
Вот девушка-старшеклассница, первая красавица школы, примеряет перед зеркалом платье, в преддверии выпускного вечера. Оно ей очень идет, она просто очаровательна в нем. Девушка убирает платье в шкаф, и идет на кухню приготовить обед. Когда она поворачивает ручку газовой плиты, конфорка неожиданно взрывается, выстреливая прямо ей в лицо тугую струю пламени.
Небольшой аул в горах Афганистана мало чем отличался от сотен таких же. Жившие в ней люди были невежественны и не интересовались внешним миром. Они выращивали мак, чтобы продать его за бесценок и таким образом прокормиться. Вряд ли он задумывались над тем, сколько жизней уносили плоды их труда, у них была своя правда. Но в одну ночь мак сгорел, без видимой причины. И не только в одной деревне, но и почти везде в стране. А с ним горела пшеница и кукуруза, горели плодовые сады, даже плантации хлопка. Кто-то считал это диверсиями, кто-то - стихийным бедствием, кто-то - наказанием от Аллаха. Рядовым афганцам причины были не интересны. Гораздо больше их теперь волновало, сможет ли кто-то пережить голодные годы.
Мальчик не понимал, зачем это делает. Иногда он зависал в небе на дни, а то и недели, проваливаясь в мутное забытье так глубоко, что почти утрачивал физическое воплощение. Но, в конце концов, иррациональная жажда действия спускала его на землю, и он бродил по улицам городов, блеклый и незапоминающийся, словно существующий в ином измерении. Он наблюдал за жизнью людей, слушал их разговоры, терпел боль от света, который они производили - и каждый раз в нем начинала закипать ненависть. В том, что он видел вокруг своим внутренним зрением, ему было ненавистно решительно все, но даже его сил бы не хватило, чтобы уничтожить весь мир. И он уничтожал то, что сильнее всего выделялось. Продуманно, с отчаянной жестокостью, в которую вкладывал всю терзавшую его боль.
И каждый раз краткий миг удовлетворения сменялся опустошенностью и разочарованием. Фрустрацией ребенка, сунувшего в рот пластиковый муляж конфеты. И он опять уходил в небо, где не было никого и ничего, и можно было на какое-то время затеряться среди ледяного безмолвия пространства.
К сожалению, не в этот раз.
Забыться не получалось. В голове мальчика кипели мысли, которые не позволяли ему окунуться в забытье. Они все крутились вокруг встреченного случайно света, который не причинял боли, и вокруг слов, которые пришли из пустоты, и хотя он боялся признаться даже самому себе, но ему хотелось еще раз увидеть тот свет. Немного погреться в его лучах. И уж тем более он бы не признал, что слова из пустоты указали ему путь.
В конце концов, мальчик не выдержал. Перевернувшись в воздухе вниз головой, он сориентировался по могучему дыханию Хора, и позволил гравитации и ветру нести себя в нужном направлении. По мере падения его личность и воспоминания, во время уединения в небе заталкиваемые как можно дальше, извлекались на поверхность. Он облачался в них, как в одежду, придавая своему сознанию и телу четкую форму. На высоте в пару километров он полностью взял себя в руки и перешел в горизонтальный полет со скоростью в несколько махов. Мутными пятнами света внизу чередовались города и необитаемые районы.
До своей цели он добрался довольно быстро. Окно приветственно распахнулось, и мальчик ступил на подоконник. Лучи света мягко коснулись его, одарив толикой тепла.
- Ну чё, все сидишь? - выпалил Дьявол вместо приветствия и тут же заметил, что комната как-то изменилась.
- Нет, прибралась немного, - ответила Жрица. - Здесь много пыли было.
- Что, серьезно? Хотел бы я видеть рожу зануды, когда он узнает, что кто-то трогал его вещи. Даже если это пыль.
- Если он разозлится, я извинюсь. Но тут правда было грязно.
- Грязно, не грязно... - мальчик поудобнее устроился на подоконнике. - Так и не пошла в магазин?
- Неа, - Девушка мягко улыбнулась. - Мне Бог помог.
- Соседи что ли объедками поделились?
- Нет, молитва. Я утром 'Отче наш' читала - и он послал мне немного еды, - она перелистнула страницу книги, лежавшей у нее на коленях. - Гречневую кашу и какую-то рыбу.
- Хочешь прикол? - Дьявол довольно осклабился. - Ты телепортнула себе завтрак из ближайшей столовой.
- Нет, я же говорю - это молитва.
- Тебе Смерть что сказал? Что надо правильно опросить. Жрать тебе хотелось настолько, что даже ты это смогла. Но согласись, притащить уже готовую еду проще, чем создать ее с нуля. А ты не уточнила, как именно еда должна была появиться. Проходили уже это.
- Но это же кража!
Мальчик спрыгнул с подоконника и подошел ближе.
- Столовая от тарелки гречки и селедочного хвоста не обеднеет. Там такое обычно просто списывают как недостачу. А вообще у меня сегодня настроение хорошее. Смотри и учись, показываю один раз.
Он взял стул, уселся напротив Жрицы и протянул перед собой ладонь.
- Сначала надо посуду, иначе все упадет на пол.
Инфополе наполнилось глубокими и сочными нотами, похожими на заплетаемый в косу звон китайских колокольчиков, которые иногда вешают над дверьми. Ноты текли гармонично, упорядоченно, в них звучала форма предмета, материал, назначение, и даже цвет.
- Видишь? Я ничего ни откуда не беру. Если что-то нужно - можно просто это сделать.
На ладони Дьявола появилась простая тарелка из термостойкого стекла. За ее близнеца в любом хозяйственном магазине пришлось бы выложить не больше двухсот рублей. Только что на ней не было маркировки изготовителя.
- Вот так все просто. И с самой едой то же самое. Главное тут не запутаться. А то получится курица со вкусом капусты. Или еще что похуже.
Через несколько секунд на тарелку величественно взгромоздился большой кусок жаренной семги в кляре, еще горячий и тихо шкворчащий. Пустынную комнату моментально затопил аппетитный аромат. Дьявол щелкнул пальцами свободной руки, с кухни раздался звон, а следом по воздуху прилетели вилка и нож. Мальчик их ловко поймал и с торжествующим видом воткнул в рыбу.
- Все, забирай! - он водрузил тарелку девушке на колени, прямо поверх книги.
- Эмм... зачем?
- Ну не знаю, что еще с рыбой можно сделать? - ядовито отозвался Дьявол. - Можно на голове носить как шапку, или нарисовать на ней что-нибудь. Мне она не нужна, вот и забирай.
Он снова уселся на окно, спиной к комнате, свесив ноги наружу.
- Спасибо большое, - поблагодарила девушка, после некоторой растерянности.
- Не за что, - буркнул мальчик. - Это же просто.
- Наверное, я так не смогу. Мне кажется, не стоит просить Бога о таких пустяковых вещах.
- Да нет там никакого бога. Я же при тебе все сделал.
- Для тебя - нет. Но я чувствовала, что кто-то услышал мою просьбу и выполнил ее. Мне сложно объяснить, просто так все и было.
Дьявол сморщился, но комментировать не стал. Повисло неловкое молчание. Оба ощущали себя не в своей тарелке, не знали, как продолжить разговор, и нужно ли это вообще.
- А ты Висельника ищешь? Он еще не вернулся.
- Да не... я его уже нашел... он попросил к тебе заглянуть.
- Ну ладно...
Долгая пауза.
- Я что спросить хочу...
- Да?
Пауза.
- Как ты видишь?
Жрица медленно покрутила головой, словно могла что-то разглядеть через повязку на глазах.
- Вокруг столько света... все будто соткано из него. Я вижу стены и пол - они похожи на дым. Или вот книжка - если ее открыть, я вижу, о чем она. Но не буквами, а как-то непонятно, не могу описать, - девушка пожала плечами.
- Это Хор, - нехотя пояснил Дьявол. - Он такой. Магуса же не знаешь еще? Этот еще больший зануда чем, Висельник... ну так вот, этот старый пердун говорит, что человеческий мозг, типа, не предназначен для того, чтобы Хор чувствовать. И поэтому когда мы перерождаемся в эсперов, то мозг вроде как пытается скомпенсировать вот это все. В результате теряется одно из чувств, а освободившиеся мощности используются под психическое восприятие. Как-то так.
- Если где-то прибыло - то где-то убыло? - уточнила Жрица.
- Ага. Все по Ломоносову. А по мне так туфта, потому что чувств намного больше чем пять основных. Еще чувство голода, чувство жары и холода, чувство равновесия, чувство усталости, инстинкты там эти всякие...
- Вот как...
- А, еще. Ты говоришь, что видишь вокруг свет. А людей ты видишь?
Девушка кивнула.
- Большие, черные сгустки. Сначала страшно было, - она помолчала и добавила. - Потом жалко.
- Ага... - пробормотал Дьявол. - Ладно, я ушел, дел вагон.
И снова взмыл в небо. Забыться сегодня ему было не суждено.


* * *

В Риге
День клонился к закату.
Я сидел, склонившись над картой, и потихоньку начинал рвать на себе волосы, попутно вымещая раздражение на карандаше. Спиной я ощущал укоризненный взгляд Шута, которая уже смирилась с потерей изжеванной в мочалку письменной принадлежности, но ничего поделать не мог. Во всех смыслах.
Я ничего не мог сделать в одиночку, это было настолько же очевидно, как падение бутерброда маслом вниз.
Мой план предусматривал огромное количество сложных действий в нескольких разных точках. А я не мог находиться в нескольких местах одновременно. Да и никто не мог. Времени же на разработку другого оставалось все меньше, да и идеи у меня закончились. Нужно было идти на поклон за помощью... но к кому?
Я не мог попросить Смерть - нужна была филигранно точная работа, чтобы не повлечь ненужных жертв.
К Дьяволу было бесполезно обращаться по той же причине. Его оставим на крайний случай.
Шут вот она, рядом - но ее способности тут бесполезны.
Однако оставался еще один эспер, который широтой полномочий не уступал Дьяволу, и при этом оставался относительно вменяемым. Проблема была в другом...
- Он же тебе голову оторвет, - высказала свое мнение Шут, когда я поделился с ней соображениями. - Ну, попытается точно.
- Я надеюсь, твоя грубая женская сила и мое тонкое мужское искусство убеждения его удержат. А если не поможет - ну и ладно. Ради правильного дела нужно быть готовым пару раз получить по лицу.
- Думаешь, согласится?
- Правосудор - человек порядочный и с принципами. Его реакция предсказуема. И если целость моего носа под сомнением, в помощи он не откажет. Не тот случай. Кстати, у тебя симка в телефоне местная?
- Ага.
- Дай позвонить, пожалуйста. У меня денег мало, и на полминуты не хватит.
- Волшебное слово?
- Аллаху акбар.
- ...
- Что?
- Это я хочу спросить, что это было?
- Это такое универсальное слово, может значить что угодно. По ситуации.
- Ладно, бери, - Шут бросила мне аппарат, нужный номер на нем уже был выбран для дозвона.
Ждать пришлось недолго. Правосудор, благодаря былой офицерской закалке, на подъем был легок.
- Слушаю, - голос звучал твердо, но в то же время с отблеском какой-то отеческой теплоты. У него определился номер. Даже жаль разочаровывать.
- Доброго времени суток.
Трубка замолчала. Надолго.
- Ты где-то за рубежом, и не купил местную симку, а потом выклянчил у бедной девочки ее телефон, потому что сам зажал пару сотен рублей. Не стыдно?
- Как с языка снял. Только у меня остаток мизерный, а с терминала не пополнишь.
- Нормальные люди баланс на телефоне с карточки пополняют. Выкладывай, чего надо?
- Помощь нужна.
- Какая?
- Аномалия. В Латвии.
- А, ты уже там?
- Что значит - 'уже'?
- Я сам ехать собирался. Значит, ты чего-то напридумывал уже, а теперь собираешься устроить очередной тарарам, который Европе опять год придется расхлебывать.
- Боюсь, на этот раз будет подольше года. Раз в десять.
- Выкладывай.
- Давай ты сюда придешь. Шут сделает тебе короткую дорогу. Если собрал вещи - прихвати с собой, возможно, ночевать придется.
- Добро. Жду.
Из трубки послышались короткие гудки. Я озадаченно посмотрел на нее, после чего вернул телефон Шуту. Такая сговорчивость со стороны Правосудора выглядела очень странно, а если что-то кажется странным - жди неприятностей. Это я усвоил четко.
Шут тем временем покрывала альбомный лист быстрыми и ровными штрихами. Они постепенно складывались в рисунок двери, вполне обычной с виду и слегка приоткрытой. Я отодвинулся подальше, чтобы не мешать. Продолжаться это могло довольно долго, только Шут знала, когда же рисунок приобретет достаточную реалистичность, чтобы она смогла его воплотить. Я же своим присутствием мог только помешать, нарушив ее микрокосм.
Прошло полчаса.
Наконец, Шут прекратила рисовать, взялась за лист двумя руками и повернулась к стенке. По инфополю прошло мощное искажение. И в то же мгновение в стене появилась дверь. А потом она начала открываться.
Пришествие Правосудора чем-то напоминало выползание громадного моржа на небольшую отмель. Полным он не был, нет. Просто он был огромного роста, очень крепкого сложения, и своими свисающими усами напоминал опять-таки моржа.
- Ну здорово, молодежь, - громыхнул он.
- И тебе привет, дедушка, - хихикнула Шут.
- Ну что 'дедушка'? Я не старый еще совсем! Мужчина в самом расцвете сил, так сказать!
- Пропеллер на спине еще не вырос?
- Ты про Карлсона знаешь? Я-то думал, ваше поколение все комиксы читает, да мультики японские смотрит... ай ладно, завари чайку, пожалуйста. Найдется?
- Найдется конечно.
Шут убежала на кухню, дверь в стене тут же исчезла, а Правосудор взгромоздился на стул напротив меня.
- Ну и чего ты тут удумал?
Я, как мог, кратко изложил суть плана. Правосудор, вопреки ожиданиям, не кинулся меня бить, а вместо этого подтянул к себе исчерченную карту и погрузился в ее изучение. Примерно через минуту он поднял на меня глаза и прогудел:
- Вот в кого ты такой уродился?
- Не понял.
- Сколько людей погибнет, пока будет исполняться этот твой план?
- От моих действий - ни одного. Сколько потом поубивает друг друга - уже другое дело. Они же солдаты, уж ты должен понимать. Убивать и умирать - их работа.
Бывший подполковник ВДВ снова принялся созерцать карту. Лицо его кривилось как от боли, но злости или раздражения я в нем не ощущал. Он напряженно думал, и мысленно он был уже там, где спустя несколько дней, а то и часов, начнет реками литься кровь. В своей родной стихии.
- Минных полей нет... укреплений нет... - бормотал он в усы. - Ландшафт - преимущественно леса, переброска либо по воздуху, либо по трассам. Легко отследить, но легко и прикрыть войсковой ПВО... Местный контингент - боеготовых и бригады не наберется... против половины 6-й армии... плюс 76-я десантно-штурмовая... плюс морпехи из 336-й... не, не сработает, - вынес он свой вердикт.
- Почему? Сил хватит.
- А кто этим силам приказ даст? Дураков нет ядерную войну начинать, а другой в таком конфликте не будет. Замирятся политиканы эти, компенсации выторгуют, как с 'Курском'. Никто войска через границу не пошлет.
- Значит пошлем приказ сами. Это всего лишь радиоволны, и текст в конверте. Вполне реально подделать.
- Вот врезать бы тебе, да без толку. А о последствиях ты подумал? Вот, предположим, все получилось. Мир на грани ядерной войны, НАТО фактически оплевали прилюдно - думаешь, не пойдут на эскалацию? Они пойдут. Чтобы авторитет сохранить.
- То есть, нужно всего лишь переложить вину на какую-то третью сторону, а лучше на стихию, - я пожал плечами. - Это усложняет задачу, но не намного. Пару лет будут ковыряться с расшифровкой телеметрии, а потом объявят все трагической ошибкой и, как ты сказал, замирятся под звон фужеров в буфете при штаб-квартире ООН. Главное, что аномалии больше не будет.
- Все равно это безответственно. После того как Смерть зачистил от мигрантов Трир, всю Европу год трясло, военное положение в некоторых регионах вводили. И до сих пор волнения, а итальянцы и греки топят баржи с беженцами чуть ли не в прямом эфире.
- Они и раньше этим занимались. Ты пойми одну вещь - люди дохнут миллионами, но плодятся в еще большем количестве. Это естественное стремление живой материи - бесконечно продолжать себя. Но продолжать себя она может лишь тогда, когда есть воздух, теплое солнце и плодородная почва. А там, где аномалия достигла завершения, уже нет ничего. Только мертвая земля.
- Только звезды ледяные, только миллионы лет...* - медленно зачитал Правосудор по памяти. Он почему-то выглядел очень грустным. - То есть, ты вот так это и видишь? Просто 'живая материя'?
- Да, - скрывать что-то смысла не было. - Глядя на человека, я вижу в первую очередь сгусток органики, водных растворов и кальциевых солей. Сердце - просто мышца. Мышление - передача электрических импульсов по тоненьким нитям из жира. Эмоции - следовые количества сложных белков, замыкающих определенные цепи. Страх - выброс адреналина из надпочечников. Любовь - идентификация особи своего вида как подходящей для размножения. Души и вовсе не существует, эта абстракция была создана для преодоления естественного страха перед смертью. Так я вижу мир, и мир моему видению пока никак не противоречит. Значит, моя точка зрения имеет право быть.
- Ну, так я и думал, - пробормотал Правосудор. - Учитывая, кто ты и что с тобой было. Не делай глаза такие, Смерть мне рассказал.
- Давно?
- Да давненько, - он поерзал на стуле.
- Я хотел бы думать о них иначе. Например, видеть в них то же, что и ты. Наверное, так было бы проще. Но не могу, сам понимаешь.
Правосудор некоторое время молчал.
- Знаешь, не выдай ты ни одной пристойной идеи, я бы предложил вот это же самое.
Он кивнул на карту.
- Так в чем проблема?
- Да ни в чем, - горько сказал эспер. - Что может поделать простой человек, пред Владычицей грозной морской?
- Лишь солнце зажечь рукотворное в ней, как когда-то над Новой Землей**, - эхом отозвался я.
- Вот давай постараемся, чтобы до рукотворных солнц не дошло.
_____________________________________________________________________________
*- стихи Георгия Иванова
** - стихи Виктора Аргонова

[Demonheart]

Глава 8: Токката для неба и ветра

Предупреждение: приведенные в данной главе имена, позывные и регламенты не имеют никакого отношения к реальности. Возможно.

Воздушное пространство над Латвией, 00:17
Авиабаза в Лиелварде была построена еще в Советском Союзе, но даже тогда не имела серьезного стратегического значения. По тогдашним меркам, она находилась на низкоприоритетном направлении, слишком уязвимая для размещенных в Норвегии бомбардировщиков НАТО, и в то же время слишком удаленная от предполагаемого театра боевых действий. Во времена расцвета СССР здесь размещались в основном транспортные вертолеты да тренировочные самолеты. Они же перешли во владение латвийского правительства, когда Союз распался.
Потом были долгие годы мира. У очень гордой, но очень маленькой страны не было ни средств, ни необходимости в боевой авиации, и немногочисленный воздушный флот захирел до размеров, в котором мог поддерживаться живущей кредитами и дотациями латвийской экономикой. Разве что иногда привлекался для нужд, весьма далеких от боевых действий. С другой стороны - вертолету не все равно ли что возить, солдат или пассажиров? Годы шли, Латвия постепенно задыхалась в ласковых объятиях промышленных регламентов Евросоюза, но выручка с рыбы и сыров, с не распиленных на металл грузовых терминалов и некоторого количества туристов позволяла умирать красиво, а немногочисленную молодежь отправлять в Британию и Ирландию - формировать этническую касту коричневых воротничков.
Разумеется, даже столь сомнительная идиллия не могла длиться долго, и нарушила ее снова Россия. Стоило ей немного оклематься после нокдауна 90-х, страна, деленная на ноль, с новой энергией принялась делать две вещи, которые умела лучше всего: строить и портить всем вокруг настроение. Новые порты в Приморске и Усть-Луге сделали Вентспилс ненужным. Безжалостно девальвированный рубль заставил российских туристов отказаться от Юрмалы в пользу более дешевых Крыма и Краснодарского края. Продуктовое эмбарго ударило по тысячам людей, занятых в рыбной ловле и изготовлении шпрот. Эти меры не были нацелены против Латвии, но такой маленькой стране даже эха от них хватило, чтобы экономика не рухнула, но все же дала ощутимый крен.
Помощь пришла откуда не ждали. Соединенные Штаты, серьезно раздраженные непочтительным поведением казалось бы добитого двадцать лет назад врага, снова взялись наращивать военный контингент, и страны Прибалтики тут пришлись как нельзя кстати. Шутка ли, ведь 'Раптор', взлетевший в Лиелварде, прибудет в район Санкт-Петербурга всего через двадцать минут. Подлетное время до ближайших российских позиций ПВО или баз с тактическими ракетами было еще меньше, позволяя держать иванов в постоянном напряжении, как в старые добрые деньки Холодной войны.
Разумеется, на территории Латвии размещались не только 'Рапторы' и их пилоты, но и добрая половина сухопутной дивизии, укомплектованной по полной программе, плюс приличное количество вспомогательного персонала. Все они регулярно ходили увольнительные и охотно тратили свои доллары на выпивку и проституток - и то и другое было дешево, легально, а европейское пиво еще и намного лучше любого пойла, которое можно было найти в США. В результате все были довольны. Кроме русских, разумеется, но их мнения никто не спрашивал. О немедленно же нацеленных на Лиелварде тактических ракетах с ядерными боеголовками почти никто не вспоминал или же не воспринимал угрозу всерьез - латыши из-за веры во всесилие USAF, рядовые же американские солдаты в силу природной наивности считали это чем-то вроде игры. Истинное положение вещей понимало командование, однако делиться своим беспокойством не спешило.
Между тем 'Рапторы' продолжали ежедневно вылетать на боевое дежурство, расходуя ресурс двигателей, радиопоглощающее покрытие и нервы российских ПВОшников. Летали эскадрильями по четыре, двое на борту несли по четыре JDAM - для взлома противовоздушной обороны и уничтожения баз, двое других - четыре АМRAAM и две AIM-9X, чтобы отбиться от перехватчиков. Наводил их постоянно барражирующий над Балтийским морем АВАКС, который далеко не высовывался и потому был предположительно недосягаем. Плюс спутниковое обнаружение, десятки круглосуточно висящих в воздухе дронов, радиоэлектронная разведка, самолеты РЭБ. Выходило дорого, но сердито, давая гипотетическую возможность в течение часа внезапным ударом полностью обезглавить Западный военный округ. Но, как известно, ни один военный план не учитывает сопротивления противника.
Первые дни ноября в Лиелварде выдались пасмурными и ветреными, что несколько усложняло полеты. Приборы приборами, но взлетать или заходить на посадку с сильным боковым ветром всегда сложнее, чем без него. В остальном же происходящее можно было описать словом 'рутина', и тренировочный вылет очередного звена тоже был вполне рутинным.
Майор Джеффри Хэни сверился с курсом и попытался размять шею. Курс был верным, высота тоже. Топлива в достатке, все системы функционировали штатно. Майор Хэни в четверке был одним из двух ведомых, и его 'Раптор' нес вооружение только для работы по земле. Идти в первом эшелоне и принимать воздушный бой предполагалось вести более опытным пилотам, имеющим на своем счету уничтоженные воздушные цели.
Но это в теории, а фактически предполагался получасовой учебный вылет на небольших скоростях для отработки координации действий в составе звена. Таких тренировочных полетов за год набиралось до полусотни, не считая прочих, и ничего сверхъестественного не ожидалось.
Впрочем, сверхъестественное потому так и зовется, что появляется вопреки любым ожиданиям.
Майор Хэни был хорошим пилотом, четко следовал приказам и свой самолет знал прекрасно. В том, что случилось, не было ни грамма его вины. Когда его 'Раптор' при пролете над Алуксне не послушался движения штурвала, и вместо положенного разворота продолжил движение по прямой, он тут же попытался сообщить о неполадке командиру звена. И не получил ответа. Приборная панель продолжала рапортовать о нормальной работе всех систем, но рация в его летном шлеме, стоившем дороже частного дома в пригороде, была мертва. Уже тогда майору Хэни стало страшно, но он еще мог держать себя в руках. Он переключал каналы связи, вызывал сначала командира звена, затем землю. В течение пяти минут его 'Раптор' летел неуправляемым, но он упорно пытался взять машину под контроль. Тем временем один из дисплеев показывал, что самолет вот-вот пересечет российскую границу.
Джеффри Хэни бросил взгляд на датчик радиолокационного облучения. Тот, как обычно во время тренировочных полетов, фиксировал не слишком сильное, но вездесущее излучение российских радаров. Без сомнения, его вели еще с того момента, как шасси 'Раптора' оторвались от взлетной полосы, и чихать хотели длинноволновые радары на все ухищрения технологии 'стелс'. На лице пилота выступил холодный пот. Он ощутил себя абсолютно беззащитным, запертым на высоте пятнадцати тысяч футов в кабине взбесившейся машины - и под прицелом множества 'Гроулеров', чьим ракетам какой-нибудь офицер-комми с лицом спившегося маньяка из фильма ужасов уже готов отдать команду на старт. Ему нужен только малейший повод, чтобы самолет майора Хэни хотя бы на метр пересек границу, и тогда он нажмет на кнопку. Две двадцатидвухфутовые сигары с хлопком выстрелят из пусковых контейнеров, и на гиперзвуковой скорости понесутся ввысь, с единственной целью - убить его, майора Джеффри Хэни, родом из Оуэнсборо, штат Кентукки.
- Я борт 60-4125 ВВС США, - скорее для очистки совести произнес он в микрофон на открытой волне. - На борту неисправность, не могу изменить курс.
Могильная тишина.
Слышен только гул двигателей.
Не слышно ни сослуживцев, ни собственной базы, ни даже гневных окриков русских, требующих немедленно покинуть их воздушное пространство. Майор Хэни вспомнил инструкции, и решил, что сделал все от него зависящее. Дальше все в руках Господа. И, мысленно извинившись перед родителями, которым наверняка будет стыдно, что сын запорол карьеру пилота, потянул ручку катапульты.
Ничего не произошло.
'Как ожидаемо', - подумал майор Хэни и дернул ручку еще раз.
Снова ничего. Но это было только начало. Призывно запищал другой дисплей, отображающий информацию о системах вооружения. Все четыре бомбы во внутренних отсеках активировались и сейчас в них закачивались координаты целей. Одновременно с этим майор Хэни почувствовал, как его перегрузкой вжимает в кресло - самолет резко ускорился, выходя на сверхзвук. И, судя по показаниям приборов, немного изменил курс.
Майор Хэни помнил карту, которую сотни раз видел на брифингах. От Лиелварде до Алуксне его звено летело фактически по прямой, и если учесть угол отклонения... то сейчас 'Раптор' двигался точно к поселку Черёха, где располагалась база 76-й десантно-штурмовой дивизии русских. Одна из приоритетных целей.
Вот теперь ему стало по-настоящему страшно.
Казалось бы, невозможные неполадки и потеря управления разом обрели одно железное объяснение.
Его сделали жертвой.
Технически, не было ничего сложного. Достаточно внедрить в операционную бортового компьютера дополнительные патчи - и все. Откажет рация, самолет будет лететь туда, куда его ведет программа, а оружие само атакует нужную цель. Понятно было и то, почему не работает катапульта. Выживание пилота, как лишнего свидетеля, в этой провокации не предусматривалось.
Спокойно, спокойно. Прямо сейчас его не собьют. Не раньше, чем бомбы будут сброшены. ПВО у русских - это не только наземные ЗРК, но и истребители. По инструкции, они не откроют огонь сразу, сначала сблизятся до дистанции прямой видимости, доложат о происходящем, и только тогда получат право стрелять. Если бы только как-то подать им сигнал... В аварийном наборе есть укороченный 'Кольт' и дымовые шашки. Если бы только удалось до него дотянуться. Он же спрятан под сиденьем...
- Господи, помоги мне... - прошипел сквозь зубы майор Хени, отстегивая вопреки всем инструкциям страховочные ремни. - Господи, помоги мне...
Тесная кабина явно не была предназначена для таких акробатических упражнений. С большим усилием Хени смог дотянуться до нужного отсека, но крышка упорно не поддавалась. Доступ к ней открывался при катапультировании или при наземном обслуживании, но сейчас ее сорвать было невозможно чисто физически.
Майор Хени скрипнул зубами от отчаяния и огляделся. С двух сторон виднелись тусклые проблесковые огоньки. Ему даже показалось, что в темноте он различает характерные змееподобные силуэты 'Фланкеров'. Через мгновение 'Раптор' слегка тряхнуло.
Бомбы были сброшены.
- Господи, помоги мне...
Огни 'Фланкеров' начали быстро смещаться назад.
Майор Хени почувствовал на себе взгляд. Словно в кабине он был не один. Словно что-то огромное и непостижимое обратило на него свой взор и уделило толику внимания. Ощущение чужого присутствия было настолько сильно, что он непроизвольно завертел головой и попытался отстраниться.
Темноту рядом с кабиной прочертила очередь трассеров - один из 'Фланкеров' дал предупредительный залп из пушки.
- Господи, помоги мне...
Истошно заверещала система предупреждения о ракетной атаке.
Ведомые неведомой силой, страховочные ремни ожили, встопорщились, будто изготовившиеся к броску кобры, и набросились на пилота, намертво приковав его к креслу. Через секунду, словно запоздало вспомнив о своих обязанностях, сработала система катапультирования. Пиропатроны отстрелили фонарь кабины. Мощный электрический разряд поразил бортовой компьютер, уничтожая те узлы, которые ни в коем случае не должны попасть в руки противника. Кресло с майором Хени, движимое реактивной струей, мгновенно выстрелило на двадцать футов вверх, чтобы тут же начать свободное падение, быстро прерванное хлопком раскрывшегося парашюта.
Где-то вверху и впереди вспыхнула яркая огненная точка.
Майор Хени схватился руками за стропы. От его 'Раптора' остался только шлем у него на голове. Но он был жив. Это было абсолютно невозможно, но он был жив. Впереди его ждало жесткое приземление посреди леса, два дня блужданий и сомнительная радость общения с контрдиверсионной группой десантников, жаждущих возмездия. Но это все будет потом, а пока Джеффри Хени, родом из Оуэнсборо, штат Кентукки, просто наслаждался тем, что жив.
- Спасибо, Господи, - шептал он одними губами. - Спасибо, Господи...


* * *

Местность близ г. Луга, база 26-й ракетной бригады, 02:47
Полковнику Виталию Суворову иногда было стыдно звезды на своих погонах. К своим сорока годам он имел множество поощрений от начальства. На официальных мероприятиях его китель блестел от орденов и медалей. В сейфе лежал наградной хромированный ПЛ-14 с рукояткой из орехового дерева. В ближайшие годы он имел все шансы получить представление к генеральскому чину и отправиться в Академию Генштаба. Со своей женой полковник прожил пятнадцать лет без особых скандалов, и все шло к тому, что еще столько же их брак протянет легко. А там и еще столько же, если не грянет Второе Пришествие. Даже сын его не позорил, со всякими придурками не якшался и после школы собирался поступать в авиационное училище.
И, тем не менее, не смотря на устроенную жизнь и успешную карьеру, полковника порой начинал грызть нестерпимый стыд. Особенно осенью. Особенно промозглыми ночами, когда приходилось коротать ночные дежурства в командно-штабной машине с кружкой чифиря. Эти ночи были особенно мучительны, потому что болтать с подчиненными было не по уставу, отвлечься тоже никак было нельзя. Оставалось только уныло глазеть на пульт, бесконечно слушать тишину в радиостанции и поедать себя изнутри заживо. Причина тому была одновременно банальна и глубока.
Полковник Виталий Суворов ни разу не воевал. Такой вот казус, свойственный многим современным офицерам. Он участвовал в учениях и маневрах, ни разу не облажался на внезапной проверке боеготовности, стрелял на полигонах, но ни разу в жизни - по настоящему врагу. С тоской он смотрел в сети видеоролики о ликвидации очередной банды на Кавказе, завистливо косился на танкистов и артиллеристов, которые регулярно тренировались на живых мишенях. Даже моряки и летчики, по разумению полковника Суворова, занимались настоящим делом, выходя в походы и на боевое патрулирование. В первую чеченскую кампанию повоевать ему еще не довелось, потому что еще не исполнилось восемнадцать. Пока гремела вторая кампания, грыз гранит науки в артиллерийском училище. Потом была короткая кампания в Грузии - но опять без него, там задействовали только 58-ю армию. Даже в первый год украинского кризиса, который, казалось бы, оказался подарком судьбы, полковнику Суворову попробовать себя в настоящем деле не удалось. Работа нашлась для связистов, разведчиков, артиллеристов, инженеров, зенитчиков и даже для пилотов-истребителей. И только бедолаги-ракетчики из 26-й бригады, как всегда, оказались не приглашенными на праздник. Им оставалось только уныло потягивать чифирь, вполглаза следить за исправностью машин, да потихоньку растить психологические комплексы путем созерцания комплексов оперативно-тактических.
С усилием полковник Суворов сфокусировал взгляд на электронном дисплее. Дисплей резко светился в полумраке, демонстрируя электронную карту региона. Небольшим жирным крестиком отмечалось местоположение самого командного пункта, еще несколько крестов поблизости - другие машины из комплекса, пусковые установки и транспортно-заряжающие машины. Несколько квадратов в разных частях экрана - дружественные силы. Наконец, широкая красная дуга, прочерчивающая весь экран, обозначала максимальную дальность, на которую могла нанести удар бригада. Формально, разумеется. Те, кто имел полномочия назначать координаты для атаки, знал, что реальная дальность новых моделей ракет больше почти в полтора раза, и фактически из окрестностей Луги 26-я бригада могла дотянуться до всей Прибалтики, половины Финляндии и даже небольшой части Польши. Ясное дело, никаких записей об этом нигде не было, а строгость подписки о подлинной дальности 'Искандеров' мало с чем могла соперничать. Хотя договор о ракетах средней дальности давно трещал по швам, стороны старались хотя бы делать вид, что соблюдают его.
Вот если бы сейчас вдруг, чисто гипотетически пришел приказ... тогда бы... что 'тогда'? Тогда бы первым делом ожила радиостанция, на шифрованной частоте продиктовав инструкции командования. Та же информация тут же была бы продублирована на дисплее благодаря национальной системе управления войсками. Инструкции, конечно, были бы не очень информативными. Они бы звучали скупо: 'Код: Солнце', или скажем 'Код: Пепел', или даже, самый неприятный вариант из всех, 'Код: Труха'. У главы Генштаба чувство юмора было под стать его лицу - то есть как у несвежего покойника... вот, значит, приходит приказ, а там код такой-то. И каждый код означает, что полковнику Суворову нужно встать, достать ключи и открыть сейф, где лежат подписанные конверты. Вскрыть тот, название которого было в сообщении. Вернуться за пульт и продиктовать приказ подчиненным...
Полковник потер глаза и выгнал из головы ненужные мысли. Излишняя инициативность и милитаризм среди офицеров не поощрялись. Нужно поменьше думать о всякой ерунде, поменьше смотреть мировые новости по телевизору. Иначе запросто зарубят генеральские звездочки - а там и до увольнения недалеко. Не нужны стране солдаты, любящие свое ремесло...
Он откинулся на спинку раскладного сиденья и осторожно размял суставы. Ему вдруг подумалось, что пора бы уже смириться с тем, что судьба его давно решена, и даже генералом он станет паркетным. Пятый десяток же уже! Пора бы и честь знать...
Зашипела радиостанция.
Полковник этого поначалу даже не заметил, предаваясь мысленному самобичеванию.
Радиостанция пару раз кашлянула помехами и захрипела:
- 'Соболь', 'Соболь', я 'Ясень', как слышно? Прием.
Полковник впился взглядом в устройство, остальные трое офицеров тоже встрепенулись. 'Соболь' - это их бригадный позывной. 'Ясень' - командование Западного военного округа. С какой стати им вызывать 26-ю ракетную среди ночи?
- 'Соболь', 'Соболь', я 'Ясень', как слышно? Прием.
Полковник быстро встал с сиденья, взял наушник и положил руку на переключатель.
- Я 'Соболь', слышу вас хорошо, прием.
- 'Ясень' - 'Соболю': код 'Рассвет', повторяю: код 'Рассвет', подтвердите, прием.
- 'Соболь' - 'Ясеню': принято, код 'Рассвет', прием.
Эту фразу полковник выдал машинально, и тут же чуть было не прикусил себе язык. Конверты в сейфе, содержавшие заранее составленные планы действий бригады для разных ситуаций, он знал наперечет. Ни на одном из них не было пометки 'Рассвет'. Радиостанция имела на этот счет иное мнение:
- 'Ясень' - 'Соболю': конец связи, - прохрипела она и отключилась.
Черт знает что. Полковник настороженно поглядел на наушник в своей руке, как на кусок тухлятины. С одной стороны, такого конверта нет... с другой, приказы не обсуждаются. Он достал ключи и повернулся к сейфу, который был тут же, вмонтирован в одну из стенок кунга. Справившись с замком, он открыл дверцу, и почувствовал, как его прошибает ледяной пот. Поверх всех остальных документов красовался аккуратный конверт из плотной белой бумаг, на котором было крупными буквами отпечатано слово пепел. Тайком, чтобы никто не заметил, полковник ущипнул себя за руку.
Было больно. Значит не сон.
Он осторожно взял конверт и привычным движением, как это десятки раз происходило на маневрах и стрельбах, оторвал край и вытряхнул содержимое. В руках у него оказался обычный лист бумаги с положенными печатями и грифами, не отличавшийся от тех, на которых расписывались тактические задачи на учениях. Только числа там были совсем незнакомыми. Он уже собирался сам взяться за радиостанцию и запросить подтверждение, но та его опередила:
- 'Соболь', 'Соболь', я 'Синица', как слышно? Прием.
Ждать себя полковник заставлять не стал, тут же схватил наушник и бодро рявкнул:
- Я 'Соболь', слышу вас хорошо, прием.
'Синица'. Бригадный позывной 76-й десантно-штурмовой бригады. Голос командира, полковника Игоря Григоращенко, он узнал сразу. Знакомы они были давно, и хотя в силу различных родов войск пересекались редко, вне службы отношения поддерживали приятельские. И за десять лет знакомства полковник Суворов не помнил, чтобы у офицера, командующего несколькими тысячами отмороженных головорезов, был настолько взвинченный голос.
- Слава тебе господи... 'Синица' - 'Соболю': мы атакованы! Повторяю: мы атакованы! Подверглись авиаудару, предположительно - со стороны американских ВВС. Прием.
- 'Соболь' - 'Синице': подтвердите атаку со стороны противника! Это не учебная тревога? Прием! - градус чертовщины стремительно нарастал, полковник свободной рукой расстегнул верхнюю пуговицу формы.
- 'Синица' - 'Соболю', - взревела радиостанция так, что услышали даже сидящие рядом офицеры. - Виталька, блять, что ты там как хер в рукомойнике?! Подтверждаю: четыре бомбы - по складам с ГСМ, боеприпасами и провиантом! Связи нет ни с кем, все помехами забито как сортир в тувинской казарме! Прием!
- Блять... 'Соболь' - 'Синице'. Началось что ли? Мне только пришел приказ. По конверту, которого у меня сроду не было, а он есть! Код 'Рассвет'. Тебе приходило что-то? Прием.
- 'Синица' - 'Соболю'. Хрен знает, со мной тоже никто не связывался.... Стой! Будь на связи!
В наушнике послышалось какое-то шевеление, отрывистые возгласы, потом снова зазвучал голос полковника Григоращенко, который тщательно пытался скрыть потрясение:
- 'Синица' - 'Соболю'. Мне он тоже пришел. Код 'Рассвет'. У меня такого конверта нет, я точно знаю. Но эта падла прямо сейчас лежит у меня в ящике стола. Прием.
- 'Соболь' - 'Синице'. Что делать теперь будем? Прием.
- 'Синица' - 'Соболю'. Ты на службе первый день? У нас есть приказ. Мы его выполняем. Конец связи.
Радиостанция замолкла, и полковник плюхнулся на сиденье. Его терзал понятный в такой ситуации страх, но в то же время в груди поднималось радостное, злое возбуждение.
'Шанс, - мелькнула в голове мысль. - Шанс!'
Он схватил лист бумаги с инструкциями и впился взглядом в строки. Его бригаде следовало немедленно совершить марш-бросок на одну из подготовленных позиций, совершить обстрел по координатам первой очереди, перезарядиться, и произвести обстрел по координатам второй очереди. После чего вернуться в пункт постоянной дислокации и ждать дальнейших инструкций.
'Полчаса на сборы. Полчаса на дорогу. До тридцати минут на развертывание. Двадцать минут на перезарядку...'
Полковник кашлянул, прочищая пересохшее горло.
- Боевая тревога, - объявил он твердо. - Это не учения.
Три пары пальцев застучали по клавиатуре, три голоса начали транслировать приказ по бригадной подсети, донося его до нижестоящих офицеров, а те в свою очередь отрывистыми командами поднимали полусонные экипажи. Им не нужно было над чем-то размышлять, мучиться неопределенностью или нервничать. По большому счету, непосредственным исполнителям даже не было нужды просыпаться, потому что благодаря постоянным тренировкам они могли вывести свои пусковые установки на рубежи с закрытыми глазами. Думать - это удел командования, их привилегия и бремя.
Через сорок две минуты бригада вышла на позиции. Двенадцать пусковых установок, двенадцать транспортно-заряжающих машин, пункт подготовки информации и передвижной штаб, в котором находился и полковник Суворов. Все машины обменивались между собой информацией, полетные задания рассчитывались и загружались прямо на ходу.
За время пути полковник, да и другие офицеры бригады, несколько раз пытались установить связь с другими подразделениями, или позвонить домой с мобильного, но тщетно. И если прочие лишь недоуменно качали головой, то полковнику было не до смеха. Он только поторапливал подчиненных и непроизвольно вжимал голову в плечи - если пришлось воевать против американцев, нужно очень внимательно следить за небом. Повезет тому, кого прикрывает мощнейшая в мире эшелонированная ПВО... если она еще не уничтожена самым тяжелым, первым ударом.
Игорь сказал, что на расположение его бригады упало четыре бомбы. Всего четыре. Столько может унести один самолет. Значит ли это, что только один смог прорваться через противовоздушный заслон? Последняя мысль позволила полковнику Суворову немного прибодриться. На его тактическом дисплее одна за другой метки пусковых установок окрашивались в красный - сигнал готовности. Когда пришел рапорт с последней, ему лишь оставалось поднести ко рту микрофон и произнести одно слово:
- Пуск!
Двенадцать ракет разом сошли с направляющих и устремились ввысь, в верхние слои стратосферы, чтобы разогнаться там до гиперзвуковых скоростей и стать неуязвимыми для большинства средств перехвата. Через несколько секунд, после того как экипажи доложили об успешном запуске, пришла очередь еще двенадцати ракет. Подкатившие следом транспортно-заряжающие машины максимально быстро загрузили второй боекомплект, после чего снова началась процедура загрузки заранее рассчитанных полетных заданий.
Второй залп, уже по новым координатам.
Еще две дюжины ракет ушли в небо.
Чтобы всего через несколько минут утопить свои цели в огне.
Полковник Суворов смахнул со лба холодный пот и приказал бригаде приводить технику в походное положение и возвращаться на базу.
Реальная война ему почему-то не нравилась ни капли.


* * *

Инфополе и Хор - понятия разные, хотя и пересекающиеся.
Инфополе - это просто среда, вакуум, мировой эфир, система координат, в которой распространяется информация. Ее пределы как минимум равны видимой Вселенной, но, скорее всего, распространяются далеко за ее пределы, за горизонты событий и складки Римана, во все возможные и мнимые измерения.
Хор - это совокупность того, что наполняет инфополе. Воздух, космическая пыль, реликтовое излучение, темная энергия - это практически неуловимый, вездесущий фон, от которого невозможно закрыться или отстраниться. Неодушевленные предметы и объекты тоже ведут себя тихо. Более заметны на их фоне животные и те вещи, которые созданы искусственно. Но ничто не сравнится по яркости и интенсивности с людьми. Все вместе, они образуют Хор, который шепчет и вопит триллионами голосов, и в котором так легко потерять себя.
Я конструкция из металла и бетона в центре большого города. Я майор Джеффри Хени, мне больно дышать, но я все равно бреду по лесу, сверяясь с компасом. Я генерал Мэтью Калхан, и уже несколько часов пытаюсь безуспешно связаться с Пентагоном. Я Марис Аузинс, я спокойно сплю в своей постели. Я Анна Воронинас, и хотя на часах половина третьего ночи, я читаю в Интернете статьи об организации подпольных ячеек. Я студент одного из рижских университетов, я не сплю, потому что очень занят - делаю наркотики, которые потом продам в Россию. Я светофор на перекрестке и мигаю желтым огнем. Я крыса и я грызу. Я полковник Исрапилов, я нахожусь на борту десантного корабля и сверяю часы со своими офицерами, ведь нас ждет штурм. Я ракета, мчащаяся на высоте сорока километров. Я река Даугава и медленно несу свои воды по руслу. Я воздушные массы над Балтийским морем. Я тектоническая плита, слой осадочных пород и почвы на ней же. Я небо и я земля. Я единственная искра жизни в ледяной черноте. Я... я... Что это - 'я'? Я не знаю, что я.
Больно.
Боль - это... это сигнал о повреждениях. Повреждениях физического тела.
У меня есть тело.
Болит.
Болит голова. Лицо. Щека.
У меня все это есть.
Больное место. Его можно коснуться. Растереть его, унять боль. Коснуться... чем? Рукой.
Оказывается, у меня есть и руки.
Руки к которые можно поднять. Поднять к лицу. Чтобы рассмотреть... рассмотреть глазами! У меня ведь есть глаза! И если у меня есть глаза, лицо, руки - значит мое тело человеческое.
- Висельник! - из невообразимой дали донесся звук. Звук, складывающийся в слова. - Висельник! Возвращайся!
Снова вспышка боли.
- Висельник, едрить твою налево!
Что такое 'Висельник' и 'едритьво юналево'? Не могу вспомнить. Болит голова. Тошнит. Почти ничего не вижу. Даже мои собственные руки кажутся просто мутными пятнами. Это плохо. Если я потеряю сознание здесь, остановить в нужный момент войну будет сложно, ведь Правосудор не справится один...
- Висельник! - новый вопль с другого конца бесконечности.
Озарение пронзило мозг ослепительной молнией. Очень своевременно. Достаточно своевременно, чтобы почти лишенное воли тело дернуло рукой и перехватило летящую в лицо ладонь.
- Нен-нада, - пробормотал я заплетающимся языком. - Хв-ватит м-меня бить.
- Ты уходить начал, - пояснила девушка с волосами, заплетенными в два длинных хвоста. - С концами причем.
- Спа-аассиба. Н-но бить не на-адо.
Я прислонился спиной к запертой двери и принялся тереть виски. Удар у Шута был плохо поставленным, но очень хлестким, но эта хлесткость, причинявшая сильную боль, жестоко и надежно вбила меня обратно в телесный облик. В форму, продиктованную сознанием, и им же удерживаемую от исчезновения. Когда рассудок окончательно вернулся ко мне, я позволил себе роскошь оглядеться. Мы разместились втроем на технической площадке рижской телебашни. Обслуживающий персонал сюда заглядывал редко и ненадолго - чтобы не схватить дозу излучения от высокочастотных антенн, так что это место отлично подходило, чтобы следить за событиями. Нас, по понятным причинам, ветер и излучение не беспокоили. Шут снова устроилась на раскладном стуле перед мольбертом, Правосудор же не шевельнулся, когда я пришел в себя, и никак не реагировал на окружение. На перила сейчас опиралась только физическая оболочка. Взгляд его был пуст, а разум был равномерно размазан по всей площади от Калининграда до Петербурга. Он видел все, слышал все, знал все, был везде - и нигде одновременно. И самое главное - мог в любой момент вмешаться.
Снова опускать барьеры своего микрокосма было слишком рискованно, я бы просто не удержал контроль над остатками личности. Но оценить результаты можно было уже и так, без дополнительных мер.
План, который мы задействовали, был просто до примитива. Руками американских военных, дислоцированных в Латвии, нанести удары по нескольким российским приграничным базам и населенным пунктам, таким создав образом достаточный casus belli для ответного удара. Разумеется, полагаться на руководство РФ в этом плане было нельзя. Угрожаемого периода не было, никто не держал войска не в боевой готовности, даже после бомбардировок и сбитых самолетов Генштаб предварительно известил бы президента, который бы немедленно связался с американским коллегой, и подстава очень быстро вскрылась. Так что мне пришлось на протяжении нескольких часов держать помехи во всех мыслимых диапазонах, прежде чем вахту не принял Правосудор. Оставили только небольшие окна в узком дипазоне, чтобы те подразделения, которым выпало стать нашими пешками, могли между собой координироваться. Американцам же связь положили полностью, а также устроили поломку вертолету, на котором те пытались добраться до своих соседей в Литве. Мой план не предусматривал не только возможности тактического поражения российской армии, что легко могло случиться при реальном столкновении, но даже сколько-нибудь организованного сопротивления. Ничего личного, так было нужно.
Я оглянулся на восток. Рассвет там еще не алел, зато было видно куда менее мирное зарево. Я вспомнил о силах, которые использовал для сокрушения местного контингента НАТО. Одна полная ракетная бригада - это сорок восемь тактических ракет, почти неуязвимых для перехвата, и даже малая часть из них должна была нанести критический ущерб. Я пригляделся к зареву и вдохнул его информационный оттиск в себя. Там, где-то ближе, а где-то дальше, горели склады с горючим. Горели уничтоженные эллинги вместе с техникой. Огромными кострами полыхали ангары, хороня под своими обломками самые дорогие и сложные истребители, когда-либо принятые на вооружение. Тяжелый черный дым поднимался от взлетных полос, делая их непригодными для посадки. В жадном огне обугливались радарные установки. Штабные помещения стали грудой обломков. Я повел глазами вокруг, и заметил, что два густых дымных хвоста поднимаются и совсем рядом, над Ригой. Горели два каких-то здания в деловом районе, и в них явно находились люди в тот момент, когда на них обрушилась смерть с небес. Они лениво тлели, придавая происходящему совершенно определенный вкус.
Вкус боли.
Вкус страданий.
Вкус смерти.
Я отшатнулся, оперся на перила, чтобы не упасть, и широко раскрыл рот. Бурный поток рвоты обжег кислотой язык и исчез из виду далеко внизу.
'Отвратительно, - подумал я, отплевываясь. - Всегда было мерзко, но сегодня особенно гадко'.
- Тебе плохо? - Шут оторвалась от мольберта и обеспокоенно потрясла меня за плечо. - Может, воды?
Я только помотал головой, почти не обращая внимания на боль от прикосновения чужого микрокосма.
- Я просто перенапрягся. Чуть не ушел... - дышать было тяжело, желудок так и норовил не просто вывернуться наизнанку, а завязаться узлом. - Тело еще не до конца вспомнило, как надо работать.
Я немного отдышался и добавил:
- Это Правосудора самодеятельность, перенаправил ракеты. Я не планировал ударов по тем объектам, где будут находиться люди. Чего он сломал-то, не видишь?
Шут на секунду закрыла глаза, окунаясь в Хор, и тут же ответила:
- Здание правительства и какой-то жилой дом.
- Наверное, номенклатурщиков накрыл, - я снова закашлялся. - А на востоке - казармы с солдатней. Зачем - непонятно. Они же сами прекрасно справляются со своим уничтожением.
- Сколько это еще продлится? - девушка-эспер обвела рукой ночной пейзаж.
- Примерно до полудня. Ракетный удар состоялся около двух часов назад, - я достал телефон и проверил время. - Один час и сорок девять минут прошло. Значит, с минуты на минуту надо ждать гостей.
- Чьих?
- Русских.
- А как они проедут через границу? Там же пробка даже ночью, шлагбаум, таможня... А ты без скандалов хотел сделать.
Со стороны залива донеслись вспышки и множественные глухие хлопки.
- Легки на помине, - я указал пальцем. - Морская пехота. Этим отморозкам не то что на границы, им даже плевать, есть суша или нет.
Было слишком темно и далеко, чтобы что-то разглядеть, но я знал, что на аккуратные пляжи рижского взморья сейчас грузно выкатываются десантные корабли класса 'Зубр'. Все пять штук, имевшиеся у Российской Федерации в распоряжении, производство которых несколько лет назад удалось возобновить. Эти удивительно стремительные и грациозные для своих габаритов суда еще за десять километров до цели проутюжили район высадки из реактивных установок, так что утром владельцев пляжей ждет еще более неприятный сюрприз, чем всех остальных латышей.
Пройдет совсем немного времени - и злющие от недосыпа и качки морпехи паровым катком пройдутся по улицам Риги, по дороге расстреливая полицейские машины. Часть из них займет административные здания и поднимет над ними российские флаги, часть отправится громить полицейские отделения и штаб-квартиры спецслужб, остальные разобьются на отделения, рассредоточатся по городу, и начнут обход по списку адресов. О судьбе тех, кому запланированы эти визиты, милосерднее умолчать. Отдельное спасибо Правосудору, превратившему мой эффектный, но почти бескровный план в полноценное вторжение. Тогда мы еще корпели над картой, вливали в себя крепкий до онемения чай и по очереди ныряли в инфополе, пытаясь вытащить из бушующего хаоса нужные частоты и координаты.
.....................................................................................................................
- Какой в этом смысл? - спросил я, кивая на черновик, куда Правосудор с азартом вписывал все новые и новые адреса и фамилии.
- Вопрос в справедливости, - ответил он. - Хотя такому, как ты, таких вещей не понять. Нельзя больше тридцати лет поливать грязью соседнюю страну, несоизмеримо превосходящую мощью, и считать это в порядке вещей. Нельзя унижать и преследовать более чем треть собственного населения и объявлять это нормальным. Наконец, нельзя вопить о советской оккупации, получая самые большие дотации на душу населения. Это не правильно - и за это должна последовать расплата.
- Я помню, что такое справедливость, и что она означает. Но мне решительно непонятно, где вот тут справедливость? - я наугад ткнул пальцем в список. - Вот в чем виновен вот этот человек?
- Дзинтарс Расчнас? Это министр юстиции и фактически главный латышский нацист. Именно он утвердил в 2015-м году языковую инспекцию в качестве карательного органа. А весь список 'подвигов' натощак и не перечислить.
- Допустим. А что он такого сделал, что ты вносишь его в расстрельный список?
- Что значит 'что он сделал'? Я же говорю...
- Я услышал, что ты говоришь. Но что он сделал несправедливого?
- Он...
- Он же ненавидит русских, верно? Ненавидит всей душой, и не в первом поколении. Может даже, его дед или прадед состоял в карательных отрядах СС, или был одним из 'лесных братьев'.
- Есть такое.
- Давай рассмотрим это так. Есть у нас некий небольшой лесок на берегу моря. Живет в нем стая животных, назовем этих зверьков 'латы'. Стая эта маленькая, слабая, защитить свой ареал обитания толком не может, так что тысячу лет по этому лесу шатаются все, кому не лень и загоняют 'латов' в буреломы и болота. На протяжении тысячи лет такой порядок вещей остается неизменным, пока в какой-то момент в этот лес не мигрирует другая стая, которую мы для удобства назовем 'росы', и устраивают тут свои берлоги. Следуя своим, никому толком не ясным императивам поведения, они вытаскивают 'латов' из буреломов и болот в свои уютные и просторные логова, которые называют 'города'. Это не похоже на иногда встречающийся в природе симбиоз, поскольку симбиоз подразумевает обоюдную выгоду, тогда как 'латы' ничего полезного предложить не могли. 'Росы' рассказывают о каких-то непонятных 'свободе', 'равенстве' и 'коммунизме', который когда-нибудь настанет, но 'латы' просто не понимают таких слов. Они всего лишь просто выползти из болота на чуть более сухую лужайку и жрать там вволю малины, охотиться на жирных зайцев, а не перебиваться болотным мхом и лягушками. Поведение 'росов' для них дико и чуждо. Все чуждое эти животные воспринимают враждебно, ведь чужое - значит неизвестное, а неизвестное может быть несъедобным или ядовитым, оно может оказаться хищником, и так далее. Ясное дело, что к 'росам' у них отношение так же предельно враждебное.
В этом нет ничего нового, но 'росы' совершают фатальную ошибку, которую не допускали предыдущие стаи, забредавшие в данную область в поисках малинников и зайцев - они впустили 'латов' в свои логова. Само по себе огромная глупость, и корни этой глупости находятся за гранью рационального, но речь не о том. Логова эти, 'города' то есть, оказались куда комфортнее сырых болотных лежбищ, и возвращаться туда 'латам' не хотелось совершенно. В итоге 'латы' стали считать сухие и теплые берлоги своим исконным ареалом - ведь они жили в этом лесу очень давно, и даже исправно таскали в общую кучу пару веточек малины или даже целого зайца. То, что набилось их в эти берлоги даже вдвое больше, чем 'росов', а притаскивали они едва ли десятую часть, их не смущало - животные же. Однако вели себя тихо, потому что в соседнем лесу этих 'росов' водились целые табуны, и они могли вполне прийти и выгнать всех 'латов' обратно, и заселиться в берлоги сами.
Однако что-то пошло не так, во время весеннего паводка размыло какие-то грунтовые перемычки, и в результате прибрежный лес оказался отделен от основного ареала 'росов' довольно широким ручьем, которые переплыть было не каждой особи под силу. В результате местная популяция 'росов' оказалась заперта на небольшой территории вместе с популяцией 'латов'. Еще во время половодья смыло часть малинников и сильно поредела популяция зайцев, так что с пропитанием стало туговато. Ну а что у нас происходит, если два вида занимают одну экологическую нишу? Они начинают конкурировать и уничтожать друг друга. Хотя 'росы' теоретически были крупнее и с мощными челюстями и когтями, а так же умели накапливать запасы подкожного жира, но их дефект иррациональности не позволил им реализовать свое преимущество, в силу чего 'латы' заняли доминирующую позицию, и по сей день продолжают вытеснение 'росов', потому что малинников и зайцев больше что-то не становится.
- Слов много, а смысл? - бывший десантник только пожал плечами. - Ты неправильно поступаешь, рассматривая людей как животных.
- Нет, я поступаю правильно. Поведение людей и животных в подавляющем большинстве случаев продиктовано одинаковыми императивами. Исключениями являются пресловутые популяции 'росов', которые были поражены дефектом иррациональности, и потому не выдержали конкуренции. В лесу следует жить по законам леса, а не пытаться сломать правила, складывавшиеся миллиарды лет. Латыши иначально вели себя правильно, как стая, и поэтому до сих пор не вымерли. Латвийские русские плохо осознают себя стаей, и поэтому проигрывают, хотя и имеют определенные преимущества. Все предельно справедливо, закономерно и рационально.
- Очень хорошо, - Правосудор демонстративно хрустнул костяшками пальцев. - Тогда вот тебе мой аргумент. Я считаю себя русским. Я, выражаясь твоими словами, причисляю себя к этой стае. И действую, в том числе, в ее интересах. Аргумент принят?
- Принят, - ответил я, немного поразмыслив. - В таком случае, действуй так, как считает должным, я тебе не указ.
- Вот и отлично, бери карту и отметь места для парашютного десантирования, так чтобы поближе к магистралям и расположениям баз.- Правосудор подтолкнул ко мне стопку бумаг. - Координаты запиши с точностью до секунды.
- Это еще зачем?
- Ракетами всех солдат не перебить, они смогут только повредить инфраструктуру. Десантура спрыгнет с самолетов и дорежет уцелевших.
- ...
- Что это было?
- Ничего.
- А если ничего, то марш работать. Наступление планировать это тебе не языком чесать.
..................................................................................................................
Даже на двухсотметровой высоте было отчетливо слышно грохот выстрелов. Морпехи, видимо, охотно перенимали опыт оперативников ФСБ, которые предпочитали заходить в дом, только предварительно расстреляв его в хлам из огнеметов. 'Черным беретам' огнеметов то ли не полагалось, то ли просто не успели взять, зато у высадившегося на побережье батальона было полсотни БТРов с автоматическими пушками, гранатометы и полный боекомплект ко всему этому добру. Мысленно я пожелал Риге пережить изнасилование не слишком сильно изуродованной.
Зато аномалию били судороги. Звуки стрельбы разбудили всех, но даже малой части было достаточно, чтобы ужас и паника затопили собой все, не оставив места для уныния и апатии. Пропаганда латвийского правительства о российском вторжении была эмоциональной, не подкрепленной реальными фактами и за столько лет порядком всем надоела, однако ее ежедневно повторяли все СМИ - и она неизбежно откладывалась в глубинах сознания каждого латвийца.
Что увидели эти люди, среди ночи выглянув из окон своих домов?
Они увидели, как казавшийся смутной тенью кошмар обрел плоть и кровь.
Они увидели, как улицы их города наводняют солдаты с закрытыми лицами, одетые в одинаковый темно-зеленый пиксельный камуфляж.
Как эти солдаты, однажды уже напугавшие своим внезапным появлением весь мир, сейчас как нож сквозь масло проходят через наспех сооруженные полицейские заслоны из служебных машин.
Автоматы с известным на весь мир названием. Боевые бронемашины с бело-красными звездами на бортах. Мелькающие то тут, то там раскосые азиатские глаза в прорезях балаклав. Старательно нагнетаемые страхи мирной и цивилизованной Европы предстали пред ней во всей своей красе - и благодаря многолетней накачке, созданный мной кошмар обрел просто сокрушительную мощь.
Кого волновали квоты и регламенты Евросоюза, если завтра утром придется разбираться в 'смешных славянских рунах' и перестраиваться под нормы Таможенного союза? Кого волновали предписания Языковой инспекции, если уже утром за единственное слово на латышском оккупанты вышлют в ГУЛАГ? Безработица? Не смешите, на Дальнем Востоке работы хватит всем, кто способен удержать в руках топор или лопату.
Некоторые держались. Они не раз видели на улицах американских солдат с оружием, и были уверены, что под такой надежной защитой им ничего не грозит. Они еще не знали, что значительная часть боеспособных солдат и офицеров была уничтожена ракетным ударом пару часов назад, в собственных казармах. Уцелевшие же и успевшие вооружиться в этот самый момент вели ожесточенные перестрелки с выброшенными под Адажи двумя ротами 76-й десантно-штурмовой бригады. У обеих сторон было только легкое вооружение и никакой надежды на подкрепление, но на стороне десантников был фактор внезапности, у них было больше боеприпасов и термобарические реактивные гранаты. Побеждать им было не нужно, хватило бы просто сковать силы, но Правосудор настоял на своем.
Уже неслись по трассам и улицам городков бронеавтомобили - тоже техника выброшенного десанта. Уже был сброшен государственный флаг со здания Сейма, и на его место водружен триколор. Улицы Риги застилал дым от сгоревших машин и пожаров, кое-где виднелись неподвижные тела - те полицейские, кто оказался достаточно смел или глуп, чтобы попытаться стрелять.
Страх сжимал липкие пальцы на горле Латвии.
А где правит страх - ничему другому места уже не остается.
Это чувствовал я, и чувствовала аномалия. Я знал, что когда встанет солнце, когда в утренних новостях диктор под дулом автомата зачитает на русском языке положенный текст, а солдаты в глухих черных масках выведут под камеры арестованного президента - аномалия сгорит в горниле страха окончательно. О чем думала аномалия, и могла ли она вообще думать, сказать было сложно. Я ощущал неясную пульсацию, пробегавшую по волокнам ее волокнам. Нити яда бились, корчились, метались. Так же судорожно и асинхронно трепещет сердце человека, переживающего агонию.
'Интересно, - я прислушался к своим ощущениям, попытался проанализировать цепочку рассуждений. - Я уже начал думать об аномалии как о живом, или даже разумном существе?'.
Непролазная топь ошибочных суждений или наоборот, интуитивно нащупанное верное объяснение природы самого загадочного явления на планете? Еще раз перебрав в уме известную информацию, я пришел к выводу, что данных недостаточно.
- Рассвет близко, - вслух произнесла Шут.
На востоке и небо и правда заметно посветлело. Часы на телефоне показывали половину седьмого утра по местному времени. Значит, Правосудор будет держать покров помех еще четыре часа. Потом оно исчезнет - так же внезапно, как и появилось.
Российских военных, которых мы задействовали в уничтожении аномалии, ждут дурные вести.


* * *

Рига, 10:23
Полковник Исрапилов распечатал вторую пачку трофейного 'Camel'а' и смерил неприязненным взглядом американского офицера, с которого снимал допрос. Судя по лычкам, тот имел генеральский чин, и по неписанным законам военной этики, этим должен был заниматься кто-то равного или превосходящего звания. Однако свои генералы остались где-то далеко, и полковнику пришлось взять такую обязанность на себя.
- Ну, что воюем-то так плохо? - спросил он по-русски. - Подобосрались?
- General Mettew Kalhan, personal number zero-zero-nine-zero-three-one, - флегматично ответил американец.
По уставу на допросе он имел право сказать только эту информацию и никакой другой. Пытать его пока не начинали, так что ничего нового для себя полковник еще не услышал.
- Why you attacked us?
- General Mettew Kalhan, personal number zero-zero-nine-zero-three-one.
- Why you attacked us? - полковник вытащил из разгрузки нож и приставил острие к глазу американца.
- We didn't this, - тона тот не изменил, но выбор между нарушением устава и глазом сделал без колебаний.
- Don't mess with me, bastard! Your jets attacked our bases with air-to-ground missiles.
- I didn't give such an order!
- Who did this?!
Неизвестно, до чего могло дойти дело, но тут в сеймовский зал для совещаний, где российские военные развернули временный штаб, вбежал взмыленный связист.
- Товарищ полковник! - крикнул он. - Вас штаб вызывает!
Исрапилов моментально забыл про американца и кинулся к рации.
- 'Ясень', я 'Тушкан', слышу вас хорошо, прием.
Последовавшую тираду, в силу того что некоторые афоризмы и обороты могут быть превратно истолкованы, мы опустим по этическим соображениям. В общем и целом, командование Западного военного округа недоумевало, что же два элитных батальона - от десанта и морской пехоты - делают на территории соседней республики, кто их туда послал и с какой целью, а так же настойчиво требовало немедленно вернуться в пункты постоянной дислокации. На закономерное возражение полковника, что он получил приказ именно от данного командования, на другом конце выразили сомнение в его традиционной половой ориентации, пригрозили военным трибуналом и снова приказали бросить все и молча отправляться на базу. Где морпехи возьмут топливо для десантных кораблей и БТРов - их проблемы, но до полуночи все должны быть на месте. Десанту в этом плане было проще, их 'Тигры' можно было заправить у любой бензоколонки.
Полковник Исрапилов тяжело опустился на стул. Он уже понял, что угодил в очень мерзкую историю, и скорее всего, его бросят на растерзание, как на раз поступала Россия с теми, кто служил ей верой и правдой, но становился неудобным. В его голове проносились варианты дальнейших действий, от прямого саботажа приказа, до казни пленных американских и латышских солдат, в качестве прощального подарка.
Неведомое чувство возникло внезапно. Словно что-то огромное, несоизмеримо могущественное обратило на него свой взгляд. Дыхание полковника перехватило, он схватился за край стену, чтобы не свалиться с ног. В этот миг он чувствовал себя маленьким и ничтожным перед чем-то ужасающим, чье присутствие ощущалось совсем рядом.
'Мужайтесь, полковник. Все будет хорошо'.
Это был бестелесный шепот, возникший у него в голове, минуя уши. Словно кто-то вложил эти знания прямо ему в мозг. Подавляющее присутствие исчезло, но пришедшее из ниоткуда знание осталось с ним. Полковник Исрапилов отдал приказ на отход спокойно, в полной уверенности, что с ним не случится ничего дурного.