Павел Мешков "Чёрный корректор"

[Степняк]

[mod=Администрация]Книга принята в издательство Альфа-книга.
Поздравляем. [/mod]
[hr]

Название: «Черный корректор»
Автор: Павел Мешков
Серия: Магия фэнтези
Объем произведения: 15,1 а.л.
На почту выслал отредактированный текст и синопсис.


ЧЁРНЫЙ КОРРЕКТОР

Своим мертвецам и многочисленным скелетам в шкафах посвящаю

Судьба – что яркая звезда.
Делами – подправляем вектор.
Но подсказал бы кто – куда
Нас гонит призрачный корректор?

Пауль Бэг


Пролог

В небе парили два дракона – чёрный и серый.
Они неспешно беседовали об очень важных делах. А куда, скажите на милость, спешить едва ли не вечным существам? Когда времени много, отношение к нему меняется, да и само время течёт иначе. Другое дело – баланс материальных миров. Здесь нужен глаз да глаз!
Под драконами простирался остров в дельте древней реки.
– Вот они, – патетично заявил Чёрный Дракон. – Маленькие, но эффективные гирьки на весах судьбы! В сложнейшем механизме баланса меж мирами!
Серый, с сомнением вглядываясь в копошащихся внизу существ, уточнил:
– Вся толпа?
– Нет, корову и кур я не считаю… И есть ещё резерв. Тоже люди.
– И насколько ты уверен в эффективности? В докладной указано восемьдесят процентов, но я как-то…
– Восемьдесят процентов я указал для возможности достойного отступления. На самом деле – почти все сто, так как резерв повышает вероятность точного выбора.
– Интересный метод работы, – пробормотал Серый Дракон. – Единственное, что мне импонирует в твоих предложениях, Эрнер, – сроки.
– Да, сроки – моя гордость! Всего три местных года. Можно даже ускорить процесс, но обитатели этого мира шарахаются от любого непонятного им существа. Слишком чувствительны к проявлениям магии – магиопаты, я бы сказал. А здесь мне крупно повезло! У кандидатов есть нужная база: образование, нестандартность мышления, широта восприятия. Акцентировать в докладе я не стал, но тебе скажу – основные фигуранты уже имеют закладку.
– Какую?
– Один – невидящий Провидец. Другой – интуитивный Ключник Миров. Третий – Мастер с печатью Проклятья.
– Не понял… Где ты их взял?
– Здесь, – ткнул когтем вниз Чёрный Дракон. – Работаем потихонечку…
– Теперь я понимаю твою уверенность в исходе. И понимаю, почему в серию тестов ты заложил огрехи своей предыдущей работы…
– Ну да! Эти должны справиться. Я им помогу…
– Не сомневаюсь. Но слишком сильно не дави. И не путай их во времени! «Короли приходят добровольно, делают то, что должно, и уходят в ореоле славы!» – процитировал Серый.
– Обижаете! Техническое задание я не забыл. Всё будет естественно и исключительно на добровольной основе.
– Темнишь ты, Чёрный… В любом случае я предвижу некоторые трудности. Предлагаю тебе принять ответственность особых полномочий. В данном мире, конечно.
– Мне бы пораньше эти особые полномочия… – пробурчал Чёрный Дракон.
– Кто работает с меньшими ресурсами, должен понимать, что большие полномочия погубили бы дело, – заметил Серый.
– Разумеется, – вздохнул Чёрный.
– Я сообщу Совету о твоей работе и обязательно отмечу, что Портал находится в непосредственной близости к событиям. А ты постарайся сообщать мне не только о своих победах. Действуй, Эрнер!
Серый Дракон сложил крылья и рухнул вниз, к воронке Портала, а Чёрный задержался. Он немного потасовал гирьки, убедился в верности хода и сплёл первую ситуацию.


Частное мнение
(не глава!)

Наверное, следует сразу отметить, что Ямана – это не пригород Шамбалы и даже не один из тайных монастырей Шао-Линя. Да и расположение этого слабо населенного пункта почти равноудалено от Японии, Кореи и Китая. Ямана – умирающая деревня, уютно устроившаяся на одноимённом острове в дельте Волги. Ещё в девяностом году прошлого века, когда наша семья приобрела здесь дом под летнюю дачу, у Яманы была надежда возродиться, пусть даже в качестве дачного посёлка. Хотя подавляющее большинство её жителей к тому времени уже переехали в районный центр – Камызяк, где, конечно, легче найти работу и прокормиться.
К середине девяностых годов в Ямане не набиралось и десятка домов, а обитаемых круглый год – вообще три-четыре. Лично я считаю, что именно умирание Яманы нарушило существовавший баланс сил и способствовало проявлению здесь аномальных явлений, а отнюдь не дядя Миша со своей легендарной лопатой. О причинах можно теперь спорить до хрипоты, но местные жители постепенно привыкли к происходящему, приспособились, а Та Сторона, приспособившись к местным жителям, поползла себе в разные стороны.
Сожалею, что не могу внятно и доступно для аудитории доложить об интеграции, скорости инвазии, тенденциях и девиации Той Стороны. Но знаю точно: она продемонстрировала удивительную, с моей точки зрения, способность форсировать водные рубежи. В том числе и так называемую «текучую воду», которая, как известно, является непреодолимым препятствием для разного рода мертвецов, духов, некоторых видов монстров и других порождений аномальных сил.
А ещё, как-то зимой недалеко от Яманы появился необычный волк. Несколько нападений на людей, целая толпа покусанных… А что он ест, спрашивается? И скотина явно не бешеная. Какой же это волк, не к ночи будет сказано!
В астраханской прессе было очень много публикаций такого рода, но никто пока не пытался систематизировать все имеющиеся факты. Что касается контактов с драконами и прочими тварями, то я сам могу привести с десяток случаев разной степени свежести и достоверности, но особого смысла в этом не вижу, так как заинтересованные люди и без того в курсе дел, а остальным – всё, соответственно, по фигу! Хоть с драконом их познакомь, хоть Нон им на голову надень.
Можно принять за данность, что граница Той Стороны пролегает именно там, в Ямане, однако, ещё в год Кролика не один я видел драконов в небе над Астраханью. Да и в последующие новогодние праздники эти твари имели место быть в различных обличиях. Понятное дело, что в на нашей фазенде драконы появились куда как раньше и в большем разнообразии…
Чтобы в дальнейшем верно воспринять и уяснить приводимые факты, требуется чётко понимать определение «дракон». И не потому, что лично мне не ясна сущность дракона или меня посетила блажь навязать другим своё мнение. Дракон – он дракон и есть, и им останется. Какого бы размера вы его себе ни представляли, какие бы способности ему ни приписывали, суть его не изменится – дракон НЕ ДОБРЫЙ. В лучшем случае, он безразличен к окружающему миру. И хотя дракон вынужден тем или иным образом взаимодействовать с Этой Стороной, все негативные последствия контактов падают не на него.
Применить исследовательский метод для опознания и классификации драконов Яманы затруднительно из-за незрелости базы драконоведения. Тем более сами по себе драконы настолько отличаются друг от друга, что иногда не знаешь, что и думать и что с ними делать.
На этом фоне нет никакого смысла выделять джиннов и гномов в какие-то особые группы. Характер у них самый что ни на есть драконий, делишки тоже те ещё… А уж до чего порой схожи морды! Это я о драконах и джиннах…
Чтобы в дальнейшем не путаться во всех этих мелких и несущественных деталях, я предлагаю простое, элегантное и легко доказуемое определение:
«Дракон, вне зависимости от размеров и внешности, – это всё, что летает (хотя бы недолго и низенько), и может испортить настроение или одежду.»
Злопыхателям и противникам гениального определения предлагаю маленький тест.
Представьте себе, что вы идёте по улице в новой норковой шапке или без неё – как вам будет угодно. Солнышко светит, душа радуется!.. А в небе, над вами, пролетает воробей. Настроение у воробья никуда не годится: он гороху переел и запил из грязной лужи. И вот этот самый воробей не промахнулся… Хлоп! И прямо вам на голову. Или на шапку. Со всеми проистекающими…
Если вы поумнее, то молча пожелаете воробью быстрого полёта с закрытыми глазами до ближайшего столба и начнёте оттираться.
Если – поглупее, то будете орать, как недорезанный носорог, крыть в три наката воробья и его маму разными нехорошими словами, рискуя привлечь внимание птички и вызвать обиду. И воробей может вернуться… С друзьями. И у всех у них может быть плохое настроение…
А теперь быстро и не задумываясь ответьте: дракон этот воробей или не дракон?
Однако, по большому счёту, нет особой разницы в том, кто вам испортил жизнь, одежду или куда-нибудь наложил кучу. Да и не всегда просто определить, дракон это, джинн или кто-то другой.
Кто-то может пытаться приписать мне особое пристрастие к драконам вообще и к драконам Яманы в частности. Помнится, как-то один оппонент из славного города Санкт-Петербурга даже нашёл возможным обвинить хорошего меня в ЛЮБВИ к драконам. Так и написал: «А Вы любите Драконов!» Я вынужден с возмущением отрицать даже намёк на какие-либо близкие отношения между мной и такими существами, как яманинские или любые другие драконы.
Во-первых: зоофилией я не страдаю, да и другими формами извращений особо похвастаться, к своему стыду, не могу.
Во-вторых: считал и считаю драконов хотя и умными, но чрезвычайно опасными и злобными существами. Исследования показали, что это не их вина, но ответственность с них не снимается.
В-третьих: должен указать на непредсказуемость поведения и множественность обличий вышеназванных тварей. По крайней мере, в Астраханской области.
Последнее упомянуто к тому, что когда ведёте разговор с женщиной в моём городе, внимательно смотрите в её глаза. Ей это может понравиться, а вам, возможно, спасёт жизнь и здоровье, если сумеете вовремя подметить игру зрачков. В вертикальной плоскости…
Уверяю – существуют ещё и «в-четвёртых», и «в-пятых», и бесконечное «так далее», но причин рассматривать здесь все пункты, обосновывающие мою неприязнь к драконам, не вижу.

P.S. Козе понятно, что имена собственные, здесь и далее, изменены до полной неузнаваемости. Сделано это, как вы понимаете, не только в целях затруднения судебного преследования или сокрытия действительного местоположения портала Той Стороны. Не могу же я безнаказанно сообщить: «Эту волшебную летнюю ночь Коля Ч. провёл у…» Или: «Олег Б., чёрт бы его побрал, припёрся на фазенду очень рано утром…» Поэтому в скользких местах будет написано просто: «дядя Олег», «дядя Коля», «дядя Миша»… Без конкретного адреса.
И лишь один человек обозначен предельно реально. Но это дело очень личного характера, и означенного Дракона я закопаю сам! По самую шею…

Год I
Звенья цепи

Глава 1

Не рой зачем-то яму

Вся поверхность Земли состоит из разных ям.
Некоторые из них ещё не выкопаны…

Закопанная яма ямой быть не перестаёт. Она просто зарыта…

Из трактата дяди Миши “Ямы в нашей жизни”.


В отличие от некоторых, я исключительно далёк от мысли обвинять во всём происходящем на фазенде лично дядю Мишу.
Вообще-то он мой родной брат. Но когда мы работали в кооперативе, то для удобства общения все стали называть друг друга «дядя Серёжа», «дядя Саша», «дядя Коля»… Посетители и клиенты постоянно удивлялись:
– Вы что – родственники?
– Ага! – охотно соглашались мы. – По первородным грехам.
Уже и кооператив давно накрылся медным тазом, а обращение «дядя» прижилось, не умирает. Самое удивительное, что все, абсолютно все, даже подруги жены, именуют меня не иначе, как «дядя Паша». И зараза имеет тенденцию к распространению… Но не об этом я хотел сказать.
Сейчас я ясно вижу: баланс между Этой и Той Стороной был нарушен чисто механически – с помощью банального рытья ям. Как пропустил нарушение Чёрный Дракон, лично мне наплевать. Жаль лишь, что отдуваться приходится не лично ему.
Ямы на даче в Ямане рыли все кому не лень. Мои дети копали гвоздями маленькие ямки и утверждали, что вот-вот докопаются до золота инков. С замечанием, что рыть надо глубже, они не спорили и рыли глубже, но до Южной Америки им было ещё ой как далеко!
Сам я как-то выкопал довольно симпатичную ямку для столба. Но мне не очень понравилось. Мокрый весь, грязный… Да и столб, как оказалось, должен был стоять совсем в другом месте. Хотя эта яма сильно пригодилась немного позже.
Куда лучше рыл, при случае, ямы дядя Олег. Но всё это рытьё выглядело чисто любительским занятием на фоне шедевров дяди Миши. Я его теперь и представить-то себе без лопаты в руках не могу, как Шварценеггера без шестиствольного пулемёта “Вулкан”. Конечно, дядя Миша не только рыл на даче ямы различного назначения, но вполне мог и огород вскопать. Однако вскопанное поле в дяди Мишином исполнении всё равно выглядело, как большая яма. Только очень плоская.
Вот как-то утречком, сижу я под навесом на даче, курю, комаров гоняю. Жду сигнала. Не к началу мобилизации, а обычного автомобильного сигнала с другой стороны реки. К нам ведь на дачу просто так не попадёшь. Остров – он остров и есть. Участок суши, со всех сторон омываемый водами реки… Так что, без лодки – никак. Оно, конечно, так намного лучше: чужие не шляются, а если кто из своих и привезёт гостей на отдых, то непременно предупредит, представит их по всей форме, попросит, если что, в помощи не отказать, лодку дать. А чего не дать, если люди приличные? Лодок у нас три штуки – на любой цвет и вкус.
Но в этот раз на острове тихо было. Ближние соседи в Камызяк по делам укатили, а до Бороды, или, как его зовёт дядя Миша, «Деда», не из всякого миномёта достанешь. Он чуть ли не на другом конце острова живёт. Только коровы его, стервозы, бродят вокруг, о столбы заборные чешутся, устои малого сельхозпредпринимательства раскачивают. Не люблю я их. В смысле, коров. То в огород ночью забредут, то яблоки сожрут, то кучу перед калиткой навалят, только под ноги гляди! А раз прямо на нос катера, на замок свежепереваренной травы наложили…
Вот сижу я, курю, жизнью наслаждаюсь. Слышу – сигналит кто-то. По звуку сигнала вроде как дядя Миша приехал. Взял я вёсла и пошёл переправу налаживать.
На берег вышел, коров от лодок отпугнул, вижу, на другой стороне Яманишки дядя Миша рукой машет, а рядом с ним по берегу дядя Олег Белов скачет, орёт что-то восторженно-невразумительное.
Переправился я к ним, поздоровался, спрашиваю:
– Ты чего это, дядя Миша, сразу в больницу не поехал? – а сам на дядю Олега киваю.
– А-а-а! – отмахнулся дядя Миша. – Он всю дорогу такой… А тебя жена в город требует. День рождения у неё грядёт, готовить мясо надо.
– А я думал, скромненько, здесь на даче…
– Скромненько не получится… Дядя Олег вот согласился ночь здесь перекантоваться, потом я – пару дней, а потом мы к тебе на праздник, а здесь дядя Серёжа обещал посидеть. Так что собирайся, вечером уезжаем. Рыба есть?
– Ясное дело – есть! Куда ж она денется? Река аж кипит! Бери – не хочу!
– Я про холодильник...
– Есть, – успокоил я дядю Мишу. – А кто спрашивал?
– Да – все! Никто пока ещё не отказывался. Тебе, кстати, тоже надо. Лариса твоя очень интересовалась…
– Да хватит вам болтать! – завопил, выскочив из-за дерева, дядя Олег. – Грузимся по-быстрому и поехали!
– А ему можно доверять? – спросил я у дяди Миши, намекая на психическое здоровье дяди Олега. – Он, со своей активностью, весь остров вдребезги пополам разнесёт!
– Зажрался ты здесь, дядя Паша! – укоризненно заявил дядя Олег. – Сидишь на острове: тишина, природа, свежий воздух! Ты в городе с моё проторчи – не так на природе заголосишь!
– Так это у тебя от свежего воздуха прибабах наступил! – догадался я. – Так ты, пока мы здесь, попроси дядю Мишу двигатель машины завести, отдышись у выхлопной трубы. Или закури, на худой конец.
Дядя Олег безнадёжно махнул на меня рукой, схватил из багажника машины пару корзин и почти бегом потащил их к лодке. При переправе на остров он, едва не переворачивая лодку, раза три опускал лицо в воду и восхищённо бормотал: «Свобода!.. Кайф!..»
После традиционного чаепития дядя Миша отправился прилаживать к лопате новый, только что привезённый черенок, а дядя Олег приоткрыл свою сумку и показал мне горлышко бутылки, намекая на то, что шок от встречи с природой у него ещё не прошёл и требуется лёгкий допинг.
Дядя Миша водку не пил. Ему мешал автомобильный руль и какие-то принципы. А мы выпили. Как говорит Жванецкий: «По чуть-чуть… По слегка… Буквально, чтобы солнце побыстрее взошло…»
– Вот смотри! – рассуждал дядя Олег, наливая водку в стаканы на уровень «два пальца». – Вот я, пользуясь принципом земного тяготения, наливаю её, родимую, в стаканы. Тот же принцип при опрокидывании стакана позволяет водке попасть в желудок, а там уж сердце гонит её прямёхонько в мозги. Получается, что у дяди Миши принцип земного тяготения не действует?
– Ну, ты слишком уж упрощаешь! – не согласился я с дядей Олегом. – Принципов немного больше, нежели один. К тому же пользоваться ими можно очень даже по-разному. Где-то я об этом читал…
Мы не стали углубляться в зыбкую тему, тем более что дяде Олегу загорелось поставить в реку «что-нибудь посложнее удочки», как он выразился. Я заверил его в том, что упомянутая «сложность» давно уже находится в реке и исправно выполняет свои прямые обязанности. Но дядя Олег заупрямился. Ему хотелось внести лепту и тоже сунуть чего-нибудь в реку. От себя. Так что мы быстренько собрались, дядя Олег схватил в охапку вёсла, ведро, якоря и ящик, я – спиннинги, и мы пошли на берег.
Перед тем как оттолкнуть лодку от берега, дядя Олег вдруг спросил:
– А чего дядя Миша на пустыре, за крольчатником, делает?
– За крольчатником? Яму роет! – пошутил я. И не ошибся…
На рыбалке мы с дядей Олегом задержались несколько дольше, нежели рассчитывали. Как только мы разогнались поставить перемёт на сомов, откуда ни возьмись появились вкуровские катера. И сверху, и снизу по реке – славные работники рыбоохраны ученья устроили. Пришлось всё лишнее в кустах побросать, спиннинги наладить и добропорядочных рыбаков изображать. Правда, может быть, оно и к лучшему? Пока вкуровцы туда-сюда по реке елозили, мы у них на глазах на лёгкие блёсны трёх хороших жерехов взяли, штук шесть щук приличных и десятка два окуней. Так что, когда позже мы из сетки вытащили пару полудохлых краснопёрок, возник естественный вопрос: а стоило ли ту сетку вообще ставить? Столько возни, и риск, опять же…
Рыбу, чтобы уснула, мы вывалили в ванну под навесом и отправились к дяде Мише: посмотреть, чего это он там за крольчатником делает.
Дядя Миша возвышался над уровнем земли по пояс. Спина лоснилась от пота, но видимых признаков утомления он не проявлял и продолжал ритмично выбрасывать землю из ямы размером примерно полтора на полтора метра. Чувствовалось, что всё это не просто так и что дядя Миша решил дорыться, как минимум, до истины.
Стоя на краю ямы, дядя Олег задал дяде Мише вполне уместный вопрос:
– А на фига?
Дядя Миша прервал своё занятие, смахнул пот со лба и очень резонно ответил на японском языке:
– А осеня хотца! – и, воткнув лопату в дно ямы, застыл в ожидании нашей реакции на произведённую работу.
Мы с дядей Олегом переглянулись, внимательно осмотрели яму и кивнули друг другу, признавая, что работа выполнена очень большая и в кратчайшие сроки.
– Офигеть! – откровенно признал я. – Мне бы так нипочём не суметь!
– Ясное дело! – согласился дядя Олег. – И всё-таки – на фига?
Дядя Миша задумчиво почесал область макушки.
– Вообще-то это вон, дядя Паша сказал, что надо колодец выкопать… – попытался он свалить на меня возникновение ямы.
– Да, – согласился я. – Сказал. Только я про сад говорил… Что колодец там копать надо. А это метров тридцать на юго-запад будет.
– Эк тебя течением снесло! – посочувствовал дядя Олег.
– Ничего-то вы в этом деле не понимаете! – пожалел нас дядя Миша. – Это – пробный шурф, для выяснения глубины залегания водоносного слоя.
– Вон оно что!.. Для выяснения… – Дядя Олег, наклонившись, заглянул в яму, посмотрел в сторону сада и спросил. – А чего ты прямо на месте колодца всё это дело не выяснил?
Дядя Миша наградил нас обоих долгим взглядом, полным жалости, взялся за черенок лопаты и поинтересовался:
– Вам что – делать нечего? Так пошли бы вы… – Он сделал паузу, чтобы мы успели осознать глубину посыла. – Чайничек поставили. А то жрать охота!
Скажу прямо: замечание было весьма своевременным и особой фантазии при выполнении не предусматривало. Вдвоём мы с дядей Олегом довольно быстро управились и с рыбой, и с обедом. Дядя Олег отправился звать дядю Мишу за стол и, вернувшись обратно, на мой всеобъемлющий вопрос: «Ну?» – молча расположил открытую ладонь на уровне своих плеч:
– Во так будет!
– А вода? – не унимался я.
Дядя Олег, не опуская руки, сложил из пальцев не лишённый элегантности кукиш, скептически осмотрел и одобрительно кивнул:
– Во так будет!
Подошедший дядя Миша полюбопытствовал:
– Чего это вы фигу разглядываете?
– Это не фига, – возразил я. – Это эквивалент воды в прототипе колодца. Ты уже ниже уровня реки зарылся. Где вода?
Дядя Миша сокрушённо вздохнул:
– Ниже… Всё это как-то очень таинственно… Тайна, в общем, покрытая мраком!
Он аккуратно поставил лопату в угол, стянул полотенце с верёвки и сказал:
– Я ополоснусь, а вы ешьте пока без меня.
И он отправился в сторону душа, всем своим видом демонстрируя, что копать сегодня больше не намерен.

***

Попав вечером домой, в город, по честности говоря, я позабыл обо всём на свете. А как же иначе? В ванной двухнедельный дачный душ отмочить надо? Принимая холодный душ в присутствии комаров, стесняешься и всё делаешь очень торопливо, на скорую руку. И отнюдь не только в целях экономии воды. А тут лежишь, книгу читаешь, куришь… Жену надо за неделю, что не виделись, выслушать, детям раздать, кому что положено. Упаришься!
А с утречка мясо на сковородку и – вперёд, к победе коммунизма! Главное что? Главное, чтобы мясо съедобным стало, и, по возможности, какое-то время своих свойств не потеряло, и не превратилось в слабительное. А то гости на лекарствах сэкономят. В общем, что на даче крутишься, как кули на рисовом поле, что дома, у плиты, как старший помощник младшего поварёнка, – разница не очень-то и большая!
Из-за всей этой беготни и трудовых подвигов мозги мои сильно уболтались, и, услышав в телефоне голос дяди Олега, я очень удивился:
– А ты чего в городе делаешь? Ты ж на даче быть должен!
– Долг свой я отбарабанил на границе с Ираном. Целиком и полностью. А кому что ещё должен был: кому – раздал, кому – простил. Вчистую, как в песне. На даче дядя Серёжа остался на два дня. Я пост сдал, он его принял. Всё очень просто. Дядю Серёжу сменяет дядя Миша, а после этого дядя Серёжа отвезёт нас менять дядю Мишу… Ты меня слушаешь?
– Как-то всё это запутано! – вздохнул я. – И сложно, для моего гибкого ума… Мне-то когда теперь на дачу ехать?
– Что-то мозги у тебя совсем работать перестали. Семья, дети, психические перегрузки, магнитные поля?..
– Выхлопные газы и фон в телефоне! – оборвал я его. – У меня, в отличие от некоторых, дел полно! Как там на даче? Всё в порядке?
– Да, в общем-то… всё, вроде, в порядке…
Что-то в голосе Олега мне не понравилось. Послышалась то ли неуверенность, то ли недоговорённость, и я слегка надавил на него:
– Ну, чего ты там сломал? Давай, колись!
– Да ничего я не ломал! Если только по мелочи… Я, знаешь что?.. Ночью погулять вышел… На звёзды посмотреть, свежим воздухом подышать…
– Дядя Олег! – подбодрил я. – Давай не тяни, рожай быстрее!
– Ну, занесло меня к крольчатнику… Луна сейчас почти полная, видно хорошо… Трава, деревья… Видок – обалдеть! Гляжу это я, над ямой, что дядя Миша соорудил, – свечение, ровное, красновато-розовое, как от углей в мангале. Я фонарь ваш танковый с собой брал, включил его, повёл по сторонам – никого. К яме подошёл, воздух как будто сам светится, а дна у ямы не видать! Я опять фонарь включил. Дно на месте. Думал, вода там соберётся… Ни фига! Сухо. И как-то нехорошо мне стало…
– Черти, маленькие такие, там по дну не бегали? – поинтересовался я.
– Ну вот! Ещё один! – расстроился дядя Олег. – Черти там, может, где в уголке ямы и сидели. Не видел, врать не буду. Только, когда я произведение дяди Миши фигурой из двух перекрещенных досок накрыл, свечение это враз осело! Не то чтобы совсем пропало, но за деревянный крест уже не поднималось…
До меня вдруг дошло – Олег ничего не сочиняет, не «лепит горбатого», а действительно нечто непонятное видел там, над ямой… И, главное, опасается того, что видел. Читай – боится.
– Ты дяде Мише и дяде Серёже сказал?
– Да сказал! Ты думаешь, они от тебя отличаются? Дядя Серёжа сообщил, что приехал выспаться и отдохнуть от студентов-недоумков, а дядя Миша порекомендовал меньше водки жрать, а я без вас на ночь и вовсе не пил…
– Ты, в общем, это… – посоветовал я. – Не нервничай по пустякам. Завтра придёшь – поговорим. Разберёмся. И не опаздывай, как герцог. Лариса обидится…
Отгуляли мы неплохо, можно даже сказать – хорошо. Дядя Олег вначале был в небольшом напряге, а дядя Миша не в дело его «геенной огненной» подкалывал. В конце концов дядя Олег сообщил о том, что кто-то верит надписи «Осторожно! Окрашено!», а кто-то этой надписи не верит. При этом вторые «кто-то» часто ходят с полосатой задницей. Но тут в спор вмешалась моя жена Лариса, и дядя Миша враз согласился, что краска может испачкать всё, а дядя Олег был вынужден признать отсутствие в природе и какого-либо света над разными ямами, и, заодно, маленьких зелёных человечков.
В целом, для меня осталось тайной только то, каким образом дядя Миша сменит на даче дядю Серёжу, но ближе к концу празднования эта проблема перестала меня занимать…

***

Обратно на дачу нас вёз дядя Серёжа на своей машине – предмете моей не очень тихой и не совсем белой зависти. «Таврия» привлекала меня двумя достоинствами: маленькими размерами и похожестью на «Ладу», «восьмёрку». На этом её достоинства кончались, и начинался дядя Серёжа. А он брался без особого напряга назвать десять недостатков вышеупомянутой «Таврии». Таким образом получал очередное подтверждение основополагающий мировой принцип: «На большую и светлую мечту всегда найдутся, как минимум, два оппонента, готовые в неё плюнуть». Второй оппонент определился сразу, стоило мне признаться в любви к дяди Серёжиной машине.
– «Таврия» – машина, действительно, не фонтан. Объём маловат, – встрял с заднего сидения Олег. – А тебе лучше «Ока» подойдёт. У вас дизайн одинаковый.
– Ну, если вы оба-два такие умные, – попытался я оскорбиться, – то вам имеет смысл выйти из плохой машины и обсудить её недостатки на свежем воздухе. А мы поедем дальше.
Как-то сразу выяснилось, что дядя Серёжа в своей ненависти к личному автотранспорту ещё не дошёл до такой степени, чтобы идти пешком рядом с ним, а дядя Олег тут же заявил:
– А я что?.. Я как все! Вот ещё бы ноги вытянуть, совсем хорошо было бы.
– Если тебе ещё, хотя бы чуток, ноги вытянуть… – хохотнул я.
– Ты там смотри, поосторожнее вытягивайся! – предупредил дядя Серёжа. – А то нам горючего не хватит.
– Это как это? – удивился дядя Олег. – Ты ж сказал, у тебя полный бак.
– Ну, если ты всю дорогу пятками тормозить будешь…
– А как тебе, дядя Серёжа, спалось на даче? – со свойственными ему изяществом и непринуждённостью изменил дядя Олег тему разговора.
– Замечательно! А, если тебя интересует вопрос, не гуляю ли я по ночам вокруг дачи, так вот – нет! Ночью, по моему глубочайшему убеждению, надо спать. Лично я, перед приёмом у студентов зачётов и … – Он вздрогнул всем телом. – Бр-р-р!.. Тем паче, экзаменов, сплю очень хорошо.
– После? – уточнил дядя Олег.
– Нет! Именно – до! – судорожно втянул в себя воздух дядя Серёжа. – После экзаменов мне снятся кошмары… Мне снится, что меня черти в смоле варят за то, что я некоторым дебилам троек понаставил… Представляешь, дядя Паша, есть люди, которые знают математику ещё хуже, чем ты.
– Да-а? – удивлённо откликнулся я. – Видать, не перевелись ещё на Руси богатыри!..
Дядя Миша встретил нас уже на этой стороне Яманишки. Пальцы на его правой руке были обмотаны лейкопластырем, но вопрос о причине Михаил проигнорировал. Выглядел он не то чтобы испуганным, а, точнее сказать, очень сдержанным. Сдержанно поздоровался, сдержанно слушал восторги дяди Олега о природе и чистоте воздуха и, не менее сдержанно, уступил дяде Олегу место за вёслами. Иногда он даже улыбался, но как-то натянуто, и улыбку тут же стирала невидимая рука.
Уже на даче, на веранде, после замечания дяди Серёжи о том, что надо бы пораньше быть в городе, и как раз перед тем, как уйти в дом собирать вещи, дядя Миша, неуверенно улыбаясь, сказал:
– Похоже, ты был прав, дядя Олег… Яму я зарыл…
Дядя Олег не ответил ни слова и, как только дядя Миша закрыл за собой дверь, ведущую в дом, быстро вышел на улицу.
Мы с дядей Серёжей посмотрели друг на друга, и он спросил:
– Какая такая яма? Которая за крольчатником?
Я согласно кивнул:
– Хорошая была яма, – подумал и добавил: – В смысле, глубокая.
Дядя Серёжа вышел вслед за дядей Олегом, а я закурил, включил электрический чайник и начал расставлять кружки и бокалы для чая.
Дядя Олег и дядя Серёжа вернулись минут через пять. Дядя Серёжа периодически посмеивался, а дядя Олег, видимо, заразился задумчивостью дяди Миши. Во всяком случае, он достал из кармана сигареты и очень задумчиво сказал:
– Зарыл… Даже холмик, как на могилке, насыпал. – Мне от этих слов как-то слегка нехорошо сделалось, а он тихо продолжил: – Наличествуют опалённая почва, чужие следы и след волочения, ведущий к яме… Бывшей яме…
– Ерунда! – возмутился дядя Серёжа. – Что же, вы решили, что дядя Миша грохнул кого-то и зарыл?
– Не исключено, – подтвердил я.
– Да и фиг бы с ним, если и зарыл… – неопределённо согласился со мной Олег и закурил.
Чайник сообщил о своей готовности, и я, в гнетущем молчании, принялся заваривать чай. Процесс этот не требовал работы всего моего необъятного головного мозга, а посему я напряг пару извилин, в плане разрешения скопившихся вокруг ямы странностей. Особых результатов я в этом деле не достиг, но одна из мыслей была достаточно проста – спросить у самого дяди Миши. Я позвал его пить чай и, когда он начал насыпать сахар в бокал, совершенно не заинтересованным тоном, обращаясь к окружающей нас среде, спросил:
– Так что там случилось с ямой?
Эффект был потрясающий! Дядя Миша рывком вышел из коматозного состояния, веером рассыпал сахар так, что досталось всем, сидящим за столом, и уронил саму сахарницу. Её поймал дядя Серёжа. Оно и понятно – он-то себе сахар ещё не положил! После этого дядя Миша сел на стул и позволил дяде Серёже налить чай. И здесь действия дяди Серёжи можно было понять: получить, вслед за сахаром, кипяток на те же самые места – удовольствие ниже среднего.
– Кажись кого-то здесь, особо трезвого, маленькие зелёненькие чёртики заколебали? – мстительно поинтересовался дядя Олег.
– Легко обижать больных людей, – укоризненно сказал дядя Серёжа, помешивая ложечкой чай в стакане дяди Миши. – А вдруг у него лихорадка клещевая? Дядя Паша, вон, здесь же её подцепил. Какие глюки ловил!.. – завистливо закончил он.
На мой профессиональный взгляд, вряд ли у дяди Миши имелась в наличии клещевая лихорадка, да и вообще какое-либо инфекционное заболевание. Скорее дело здесь было связано с психическими расстройствами в результате шока. Я едва успел это озвучить, как дядя Миша начал оживать.
Он уверенно протянул руку к бокалу, отхлебнул чай, прокашлялся и снова впал в задумчивость.
– Надо бы его другим методом… – начал было предлагать я, но дядя Серёжа оборвал меня:
– Помолчи! Твои методы можно применять, только когда сахара много или больной уже того… Скончался.
– Сахар и чай я привёз, – успокоил дядя Олег и заработал ещё один укоризненный взгляд от дяди Серёжи.
– Вас, на пару, хорошо на врагов сбрасывать. Без парашютов, но с рюкзаком взрывчатки.
Дядя Серёжа повернулся к дяде Мише и тихим, ровным голосом спросил:
– Дядя Миша. Что случилось? Может, в больницу поедем?
В больницу дядя Миша не хотел. И ещё он явно не желал быть зачисленным в списки сумасшедших. Он ещё раз приложился к бокалу с чаем, снова прокашлялся и начал рассказ:
– Я уже спать собирался ложиться, телевизор выключил и за стеной шум услышал. Неясный такой… Как будто шаги, голоса. Ну, я быстренько арбалет дяди Паши со стены снял, взвёл его, стрелу зарядил и ещё одну в зубах зажал – запасную. Нож у меня на шее висел, ну и топор за голенище сапога сунул, для полного набора. Дверь тихонько открыл и во двор вышел.
Время около полуночи было, луна полная, хоть газету читай, но я почему-то пожалел, что фонарь не прихватил. Хотя, чем, интересно, я бы его держал… Слышу – шум со стороны то ли сада, то ли из-за крольчатника: разговор, вроде, приглушенный, потрескивание какое-то… И вонь! Слушай! Озон и ещё какая-то тошниловка.
Я в тени сарайчика вдоль дома прошёл, гляжу – около крольчатника хреновина странная торчит, как бы столб, в лунном свете переливается. Пригляделся, а у этого столба капюшон, как у кобры, и намыливается эта хрень нашей крольчатиной закусить. Сколько с этими кроликами все возились, а эта тварь… Обидно мне стало. «Ты, морда наглая!» – крикнул. Она ко мне свою морду и повернула…
Препротивнейшая рожа, скажу я вам. Куда там змеиной! Да и какая ж это кобра? Над травой метра на два торчит! Что уж там в траве оставалось – не знаю. Я и моргнуть не успел – башка у этого монстра засветилась голубым, и он как плюнет! Молния мне прямо под ноги ударила, аж жаром обдало! Я в ответ из арбалета…
– Со страха… – встрял дядя Олег. Он всё никак не мог дяде Мише “маленьких чёртиков” простить.
Но здесь дядя Миша повёл себя на удивление покладисто. Он хлебнул чая, слабо улыбнулся и согласно кивнул:
– Со страха… По звуку слышу – попал! Удар глухой сразу после выстрела… А у гадины этой голова снова голубым мигать начала. Я и подумал, что сейчас опять плюнет молнией. Изогнулся, арбалет стременем в землю упёр и рукой свободной топор из-за голенища выхватил. Так, из положения «согнувшись», и швырнул его. Прямо в пасть попал! Полбашки так и снёс!..
– Случайно… – опять влез в повествование дядя Олег.
– Случайно. Повезло просто, – согласился дядя Миша, чем окончательно добил дядю Олега. Больше он рассказ не комментировал.
– Когда топор в пасть этой гадины попал, искры сыпанули, и верхняя половина головы монстра на сторону откинулась. Почти сразу же глухой удар послышался и что-то вроде: «Ой!». Тут увидел я, что справа, из сада, ко мне какой-то мужик идёт, руками машет. Я ногу в стремя арбалета сунул, тетиву оттянул до щелчка, а сам себе думаю, что мужик этот прямёхонько в клубок из колючей проволоки ломится – я его бросил там до лучших времён… И, уже не торопясь, спокойно, я стрелу на направляющие пристроил и крышку арбалета закрыл.
Всегда считал нашу советскую колючую проволоку лучшей в мире, а мужик через эту колючку перебрался и дальше идти намылился, но тут я его тормознул: «Стой, кто идёт! – говорю. – Какого ночами по чужому саду бродишь?!» Мужик остановился, а из-за крольчатника второй выходит, за голову обеими руками держится, бормочет что-то. Я как-то сразу догадался, что это ему рикошетом топором досталось…
Дядя Миша посмотрел на дядю Олега и добавил:
– Повезло!.. Я шаг назад, в тень сарая, сделал, кричу: «Стоять всем по местам! А то, как монстра вашего, сделаю! Мало не покажется! Направо взвод, налево взвод, мой серединка!» А сам арбалет на того, что из сада вышел, нацелил. Если что, думаю, этого подстрелю слегка, чтобы не так шибко бегал, а второму по чердаку добавлю.
Но стрелять не пришлось. Мужик руки вперёд вытянул, пустыми ладонями наружу, и каким-то странным голосом говорит: «Не стреляй, человек… Мы уходим… Не стреляй…» Сам бочком-бочком мимо крольчатника к напарнику пробрался, взял его под руку и отступать на пустырь начал. Там он нагнулся, что-то в траве дёрнул, и монстр этот шланговидный, с кастрюлей своей, на бок перекошенной, упал… Забыл сказать… Торчал он всё это время, как…
Дядя Миша, в поисках нужного слова, пошевелил перевязанными пальцами в воздухе, ничего подходящего там не обнаружил и продолжил свой рассказ:
– Начал мужик пятиться с друганом своим под ручку и, судя по звуку и шевелению травы, монстра за собой волок. Так они в свечение над ямой и ушли… Я из тени сарая высунулся, чтобы их из вида не терять… Так что – видел. Свечение только полыхнуло красным, и всё – нет их…
А топор я утром нашёл. Слегка обгоревший… И яму зарыл. Сунул в неё деревянный крест, который ты, дядя Олег, сделал, и зарыл. Ещё соли пачку высыпал. Дядя Паша как-то говорил, что это против всякой нечисти помогает…
Дядя Миша допил чай и налил ещё. Руки у него уже не дрожали, да и не выглядел он психом после ночной прогулки.
– Ты всё это, случаем, не во сне видел? – осторожно поинтересовался я. – Знаешь, как оно бывает…
Дядя Миша хмыкнул, почему-то посмотрел на свои забинтованные пальцы, встал и сказал:
– Я сейчас.
– Ну, вы, друзья, и шизуете тут! – восхищённо воскликнул дядя Серёжа, как только дядя Миша вышел. – Галлюциногены, что ли, жрёте? И не делитесь… Жмоты!
Дядя Миша вернулся с пластмассовым ведром. Едва он вошёл, как по веранде распространился тонкий приторный запашок. Озон и ещё что-то…
– Меркаптан? – спросил я, и дядя Серёжа, сморщив нос, неуверенно кивнул. Он заглянул в ведро, которое держал дядя Миша, и очень резво вскочил со стула с криком:
– Ты совсем, что ли!.. Предупреждать же надо!
Вслед за дядей Серёжей заглянули в ведро и мы с дядей Олегом. Правда, подготовленные реакцией Сергея, мы повели себя более спокойно. На дне ведра лежала голова. Точнее, верхняя половина головы с ощерившимися зубами, зелёная в мелкую жёлтую крапинку, какая-то вся складчатая и противная. Из левой глазницы торчал черенок арбалетной стрелы с оперением.
– Руками не трогайте! – предупредил дядя Миша. – Меня током долбануло, а от слизи – ожог на коже остался…
– Ну, и как насчёт «галлюциногенов»? – спросил дядя Олег у дяди Серёжи. – Лизнуть не желаешь?
Дядя Серёжа ещё раз заглянул в ведро, молитвенно сложил руки и сказал:
– Смиренно каюсь. Был не прав. У вас тут какая-то геопатогенная зона. Билеты можно продавать.
– Мысль хорошая, мы будем её думать, – одобрил я. – Только весь смысл этой дачи в тишине, покое и отсутствии чужих. А если здесь болтаться будет кто ни попадя или толпа народа набежит… Смекаешь?
Дядя Серёжа понятливо кивнул:
– Ясен пень!
Поддержал меня и дядя Миша:
– Эт-т точно! Верно глаголешь. Кстати! – вдруг спохватился он. – Башка эта… Она как бы усыхает. Внешне не меняется, но раньше она всё дно ведра занимала. Только зубы не того… Не испаряются.
– Ясное дело – сублимация! – блеснул я интеллектом и пообещал: – Будем наблюдать!
Дядя Олег отправился перевозить через Яманишку дядю Мишу и дядю Серёжу, а я, выполняя обещание, уселся над ведром в позе «Мыслителя» Родена. Воняло из ведра премерзко, но именно желание избавиться от вони навело меня на очень интересную мысль. Если верить древним грекам, да и мой собственный опыт говорит о том же, то именно вонь, грязь и отсутствие еды лучше всего стимулируют работу головного мозга.
Я вывалил обрубок башки на землю, устроил в маленькой ямке и по кругу присыпал песком. В сарае нашёл кулёк с гипсом, но мне показалось, что его маловато, и пришлось добавить песка и цемента. Раствор был готов как раз к приходу дяди Олега.
– Пытаешься сохранить улики? – спросил Олег.
– Избавляюсь от вонизма, – поправил я и вылил получившийся раствор прямо на источник этой самой вони.
Кто догадался, что и для чего делалось, уже понял, какой результат я ожидал. Предчувствия меня не обманули. Форма получилась отменная. Зубы впаялись в раствор по своим местам, арбалетная стрела тоже не подкачала, а вот сама башка монстра испарилась, как не было! Всё согласно с наблюдениями дяди Миши. Усохла и исчезла вместе со всеми выходящими... Так что, когда я заполнил гипсом образовавшуюся форму и разрушил оболочку, то получил вполне приличный слепок. Чуть только пришлось кое-где подмазать, кое-где скальпелем пройтись. По мне, так очень даже похоже получилось. Особенно если судить по первой реакции дяди Миши, когда он у меня в зале, на месте выключателя, этот слепок раскрашенным и отлакированным увидел.
Как он в сторону отпрыгнул! Куда там Ван Дамму!..


Глава 2
Дар Божий


…Не путать с яичницей…


Ну и обломилось мне! Сразу за всё: и за доброту, и за лень-матушку, и за это… Как там дедок выразился?.. А! За веротерпимость! Короче: за все грехи разом! И если б только мне…
Как водится в больших и малых делах, проблемы на фазенде нарастали по восходящей линии. Вроде бы мелочи, но эти мелочи цеплялись друг за друга и постепенно превращались в большие, полновесные неприятности. Хотя и приятности тоже имели место быть.
Весна в Ямане – время больших забот. Вместе с подъёмом воды начинается ход рыбы, и меня эта чаша не минула. Как раз щука пошла. Здесь, в низах, ход рыбы — для кого возможность денег заработать, для кого водки попить вволю, а для меня — это время детей, жену и стариков своих щучьей икрой побаловать да морозилку рыбой набить. А как же в город гостинчик не послать? Вот и крутишься с утра до ночи. Ноги болят, руки от холодной воды крючит, а остановиться невозможно – рыба, она ждать не будет. Бывают щуки больше метра. Такая «секрет» в клочья разнесёт, ежели не уследишь. О сазанах вообще слов нет – лбы по пятнадцать-двадцать кэ-гэ! Эти с «секретом» в реку уйдут. Вот и проверяешься два-три раза в день.
А еще – рыбоохрана… Вот работка у людей! Носятся по реке на катерах, рыбу и браконьеров пугают. А по весне их ещё какими-то иногородними бандитами «усиливают». С автоматами. Те вообще осетра от щуки отличить не могут, а чуть рот откроешь в свою защиту, враз туда «калаш» суют. Дикари, одним словом. Тут и Шварценеггер со Сталонне на пару спеклись бы. А нам, грешным, только и остаётся, что в прятки со всей этой толпой играть: они на реке – мы в кустах, они в чакане, в засаде – мы по домам. Дуемся в дурака без карт и правил круглые сутки с переменным успехом. У них – шесть тузов на руках и все козырные, у нас – червонец крестовый…
В тот день я аккурат утром с реки возвратился. Рыбу в ванну пластмассовую вывалил, чтобы уснула, штаны резиновые снял и уселся перекурить. Встал я рано, но было похоже, что соседи мои проснулись ещё раньше. Накануне они допоздна колобродили. Не дядя Ваня с дядей Колей, а по другую сторону. Там, в доме, что Женька вместе с нами купил, да потом забросил, семья татар поселилась самозахватом. С одной стороны, вроде бы, Женьке хорошо – дом под присмотром, а с другой… Поговаривали, что они на руку нечисты. Да и то верно: что с других дворов пропадало, частенько у них обнаружить можно было. Сам я их за руку не ловил, а то бы оторвал, но что в голову ни придёт, когда в ванне мелкой щуки прорва, а “крупняка” c икрой нет совсем?
Дядя Ваня с дядей Колей в Камызяк по каким-то своим делам укатили. Во дворе Женькиного дома тоже никого не видно. То ли проживающие мою рыбу продавать уехали, то ли свою на водку обменяли и ужрались до полной тишины. На острове только я да тёзка мой, Борода, но до его дома вниз по реке пара километров будет.
И вот слышу я – у калитки покашливает кто-то. Не местный. Борода метров за десять-пятнадцать здороваться начинает и о здоровье осведомляться, а официальным лицам на моё здоровье плевать, да и торчать перед калиткой они не будут. Вломятся.
– Кто это там? – спрашиваю.
Тот, за калиткой, прокашлялся и говорит:
– Это я – Кыдыр. Можно войти?
– Входите! – говорю. – Раз дело есть. Не заперто.
Калитка со скрипом приоткрылась и пропустила сухонького старичка с суковатой клюкой в руке, одетого в белую рубаху и широченные штаны. Казах или татарин, дед был седой, как лунь, а приветливое лицо украшала жиденькая бородёнка. Старик прикрыл калитку и вопросительно посмотрел на меня.
– Проходите под навес, садитесь. Чего у порога стоять?
Старик со вздохом облегчения опустился на скамью под навесом.
– Я спросить хотел… Соседи твои что-то дверь не открывают.
– Соседи? – не сразу понял я. – А! Эти… Может, сетки чистить поехали?.. Или рыбу продать.
– Да нет! – как-то печально вздохнул дед. – Замка на двери нет, и заперто изнутри.
– Спят? Надо было стучать сильнее!
Хотел я добавить, что соседи, небось, спят как сурки, пережравшись, как свиньи, но сдержался.
– Да стучал я! – махнул рукой дед. – Не открывают…
– С чего бы им прятаться? – спросил я и подумал, что точно ночью осетра взяли и теперь отрываются по полной программе. – А вы кто им будете? Родственник?
– Я? Да, родственник… Праздник сегодня. Вот я и зашёл поздравить.
– Праздник? – нахмурился я. – Какой?
– Мусульманский, – улыбнулся старик. – Так что ты ничего особенного не пропустил. А водички попить у тебя не найдётся?
– Как не найтись? Кипячёной, фильтрованной или… Может, праздник отметим? У меня малость есть. Пошли в дом…
– Нет! – твёрдо возразил дед. – Здесь у тебя хорошо. Ветерок... А водку пить мусульманам Аллах запретил, – он опять улыбнулся. – Ты можешь отметить, если хочешь, а мне, пожалуйста, чистой воды.
– Без проблем! Щас будет! – пообещал я и пошёл в дом. Здесь быстренько нацедил в кружку воды из-под фильтра – для деда, с треть стакана коньяка – для себя. И сигареты прихватил.
Старик с поклоном принял кружку с водой, приложился к ней и похвалил:
– Хороша вода!
– Естественно! – не стал возражать я. – С праздником!
Эту бутылку коньяка привезла в Яману моя жена. Отмечали кое-что. По чуть-чуть мы выпили, но жидкость оказалась если уж не самогоном, то и не коньяком вовсе. Так у меня бутылка и стояла за печью. Жена сказала, что пригодиться может, если ноги промочу. Но с тех пор мне не удавалось так сильно промочить ноги, чтобы потом в этой бурде их отмачивать.
Я поднял свой стакан, посмотрел коньяк на свет, вспомнил всех своих и мелкими глотками выцедил содержимое. Жидкость скользнула с языка в горло, мягкой тёплой волной прошла где-то в груди, растеклась в желудке, оставив во рту густой вкус спелого винограда. Я оторопело заглянул в стакан. Поднял глаза на старика.
– Аллах Велик! – сказал старик.
– И чудны дела Его! – поддержал я и понюхал стакан. Пахло чертовски дорогим коньяком. – А вот интересно… – начал было я и замолчал, сделав вывод из короткого кивка старика, что в бутылке теперь содержится то же самое. Мысли в голове побежали быстрее, и я встал со скамейки, намереваясь проинспектировать содержимое бутылки.
– Да сядь ты! – махнул рукой старик. – Зачем в дом ходить? Давай я лучше тебе водички налью.
Он протянул ко мне кружку и почти до краёв наполнил мой стакан кристально прозрачной жидкостью. Я посмотрел в кружку деда, и мне показалось, что уровень жидкости в ней не очень-то уменьшился.
– Отданное с чистым сердцем приумножится и вернётся благом к дающему!
С последними словами старика можно было бы и поспорить… Не так уж и давно любимая страна лихо вывернула мою сберкнижку и превратила тысячу рублей в пять. Тоже рублей. Возможно, она их где-то там и приумножила, но вот отдавать не особо торопилась. Хотя моего согласия на этот фокус никто не спрашивал, и мне оставалось лишь восхищённо аплодировать. Но если дед верит в свои слова, то чего спорить? Только человека расстраивать.
Я посмотрел на стакан. Жидкость в нём прозрачно искрилась красно-коричневым цветом. Отхлебнул, довольно крякнул и поставил стакан на стол.
– До приезда жены не испортится? – осторожно спросил я.
– Если уж Создатель делает, то делает хорошо! – Старик вдруг помрачнел. – Только вот с людьми у Него вышло не очень… Вот, казалось бы, всё Он вам дал, ан – нет! Вам ещё больше хочется! Всё больше и больше! А уж кто нахапал так, что и удержать-то не может, никогда с ближним своим не поделится. Нет! Не чтут люди заповеди!..
– Это которых – десять? – уточнил я, прикуривая. – Так по ним и прожить-то никак не возможно, – и тут же спохватился: – Или у мусульман другое число? Но ведь Бог-то един…
– Это ты верно сказал, – вздохнул старик. – Бог – един! И Он никогда не призывал вас убивать друг друга. Ни в Коране, ни в Библии, ни где бы то ни было ещё!.. А жить по заповедям Божьим нелегко… И здесь ты прав. Но Он просил вас не жить по заповедям, а всего лишь ПРИДЕРЖИВАТЬСЯ их и ЧТИТЬ. Живущие по заповедям становятся святыми. А это не каждому дано.
– Все люди разные, – глубокомысленно изрёк я, прицеливаясь к стакану.
– Это вы становитесь разными, а при рождении все одинаковы. Ну, да ладно! Если уж так происходит, то, значит, и это угодно Аллаху. А вот что бы ты хотел получить в этот праздник? Для себя?
– Как это? – Я чуть стакан не уронил от удивления. – Праздник-то, вроде, мусульманский?
– Шёл я, действительно, к твоим соседям, – старик скривился, как от зубной боли. – Но они украли твою рыбу, продали её и теперь валяются пьяные в этот праздник. И ты сам сказал, что Бог един...
Разные мысли вихрем пронеслись в моей голове. Не скрою: превалировал чемодан с деньгами, но там же были мысли о здоровье жены и детей и о том, чтобы всем гадам вокруг фигово стало. А поперёк всему упорно лезла сказка о “рыбаке и рыбке” в странной интерпретации, где старик, мой гость, был рыбкой…
– Ты только сильно не размахивайся! – рассмеялся старик, наблюдая за моими потугами. – Доллары я не печатаю. И здоровье, вот так просто, Аллах не даёт. Да и желание только одно и только для тебя.
– А-а! Так мне-то ничего не надо.
– Так не бывает! – убеждённо заявил старик. – Подумай!
Я подумал, что дед здорово меня заморочил. Да и коньяк ему помог. Кстати, я его и допил, не особенно задумываясь теперь, откуда он явился.
– Да всё, кроме здоровья, вроде нормально… Еда в холодильнике есть, жир на пузе больше, чем на два пальца… Рыба – ловится…
– А хочешь, у тебя много рыбы будет?
– Не-а! И так руки болят, а я к тому ж ещё и ленивый… Соседи всё поворуют… О! А можно узнать, не проверяясь, что в мои снасти крупная рыба попалась?
– Ну вот! А говоришь: “Ничего не надо”!
Дед как будто прислушался к чему-то, огладил бороду и, подняв руки ладонями вверх, сказал:
– Аллах Велик! Он всё видит и поступает, как должно!
По мне, так в любой вере эти слова бесспорны, и возражать старику я не стал, только, когда он встал и собрался уходить, заметил:
– Ты бы, дед, к своим-то зашёл… Может, проснулись уже?
– Нет.
И я услышал в его голосе какую-то странную печаль.
– В этот праздник Кыдыр может прийти к любому, но только один раз в жизни…
Я проводил старика до калитки и предложил перевезти его через реку, но он отрицательно покачал головой и ушёл, тяжело опираясь на свою клюку.
Чтобы не терять время, я взялся превращать щук в филе. Хмель из головы начал выветриваться, и я сильно удивился, что все щучки в моей ванне, как одна, оказались икряные! Не то чтобы в них икры оказалось невпроворот, но вся она была крупная и чистая. Я целую кастрюлю пробил и посолил.
Настроение моё ещё более изменилось, когда я обнаружил, что бутылка, в которой должна быть половина, полнёхонька, как и обещал дед.
Странно всё это было…
Ночью, а точнее уже под утро, мне стало как-то тесновато на кровати. Не то чтобы я стал задыхаться… Просто давит на кожу со всех сторон. Чувство дискомфорта, как сейчас говорят.
Помучился я минут пятнадцать и решил, что раз такое дело, то пора вставать. Чайку попил, перекурил и начал натягивать резиновые штаны с сапогами. Это было не так просто, и вышел я за рыбой как раз на заре. Добрёл по пояс в воде до первого секрета, а там здоровущий сазан! Первый в году! Туда же ещё пара-тройка лещей морских, чёрных затесалась. Как раз для коптилки. Им я тоже рад, но сазану – хоть оркестр вызывай! Едва не упустил, когда в садок, мешок сетчатый, его перегонял. Но всё обошлось.
Настроение сразу, как хвост у скунса, – вверх до упора! Бреду по пояс в воде, на палку опираюсь. За мной садок тянется, в реку уплыть хочет. Хорошо! Всю рыбу собрал, а в последнем, маленьком секретике щука – больше метра! Злобная, как голодный барбос, а зубы – что у хорошего кота. Попозже, во дворе, она дорвалась до сладкого: палец мне насквозь прокусила. Но и я в долгу не остался: башку её высушил, лаком покрыл, и теперь она на стене висит среди прочих врагов.
И думайте, что хотите, но в тот раз я эту простейшую комбинацию из трёх пальцев связать не сумел. Я имею в виду рыбу, плохое самочувствие и старика-Кыдыра… Вроде бы и положительный момент, но с какого перепуга именно здесь и именно сейчас?

***

К приезду жены, на выходные, я готовился тщательно. Вдвоём и сетку поставить куда как легче, а можно и кое-что посерьёзнее кинуть в реку. Якоря, верёвки и всякая мелкая лабуда – они времени ой как много занимают! Так что я загодя всё приготовил, и только-только дядя Миша на машине в город укатил, как я к жене, чтобы опередить её:
– Отдыхать приехали-с? Пожалуйте-с в лодку, на вёсла…
Управились мы быстро. Снасть кинули, натянули, я её малость настроил. Ещё и сетку по пути поставили, и рыбу с секретов собрали. Пока я рыбу солил и разделывал, жена на стол собрала. Ужинать сели. Правда, перед ужином моя благоверная опять шею мне намылила – за прокушенный щукой палец. Если верить жене, то щука кругом была права, а я, дурень несчастный, рисковал остаться без пальца на руке, причём по самые тазовые кости. Так что перед ужином я подвергся пытке посредством осмотра, озеленения и бинтования пальца.
Жена привезла бутылку вполне приличного вина, и я решил, до поры до времени, с коньяком в винный ряд не соваться.
Ужин протекал в тёплой дружественной обстановке. Жена упорно потчевала меня мясными деликатесами, а я её, соответственно – рыбными. Лещ горячего копчения — вещь, конечно, изумительная, но уже через неделю рыбной диеты на «Сосиски Губернаторские» смотришь, как на пищу богов. И тебя особо не занимает вопрос, чего там в них напихали: самого губернатора или его замов.
Как и следовало ожидать, первой сломалась жена. Она встала из-за стола, вымыла руки и заявила, что столько есть нельзя, что она будет спать до обеда, и выразила бурную радость по поводу отсутствия на острове телефонной связи. В ответ на мой намёк о причинах гибели мамонтов, моя половина сообщила, что на мамонтах никогда не пахали, как пашут на ней, и что, по её сведениям, мамонты передохли от недосыпания из-за волосатых недоумков, которые гоняли бедных животных по тундре.
Возразить на столь научно обоснованное заявление было абсолютно нечего, поэтому я посвятил остаток вечера чтению относительно свежих газет, прерываясь только для пожирания очередного куска полукопченой колбасы. Информацию я запивал вином из бутылки, и проделано это мной было неоднократно.
Ближе к полуночи бутылка опустела, и я от удивления решил лечь спать.
А проснулся в четыре утра. С минутами. Но не оттого, что вино прошло насквозь и пыталось покинуть организм, хотя данный элемент тоже имел место. Разбудила меня острая боль в области шеи. Сделав резонное заключение, что шею я отлежал, подвывая и растирая рукой холку, отправился на веранду. Здесь меня посетила резкая боль в боку и, почти тотчас, – в колене. И пошло-поехало колоть то туда, то сюда.
Понимая, что отлежать всё тело разом невозможно, я решил бороться с ним посредством анальгина. Проглотил две таблетки и уселся на стул в ожидании эффекта.
Но моя возня разбудила жену. Бегло осмотрев меня и стол, она с ходу выставила диагноз:
– Пить меньше надо!
– Да чего я там особенного выпил… – начал оправдываться я, и тут меня осенило: – Точно! Вино было отравлено! Наверное, солями таллия. Сейчас у меня всё отнимется, а потом наступит паралич дыхания… Бутылку не выбрасывай! Она будет нужна ментам для анализов…
– Надеюсь, что первым у тебя отнимется язык! – влезла в рассуждения жена и принялась массировать мне шею.
– Зря ты так! – попытался я урезонить жену между своими стонами. – Умный следователь враз заподозрит тебя.
– С чего бы это?
– Ну, как же! Ты ж богатой вдовой стать должна!
– У тебя что – дача на Канарах?
– Нет! Но следователь об этом не знает… Ой! Больно же! Знаешь, сколько сейчас дают за издевательство над бессловесной скотиной?
– За тебя только награду получить можно. Медаль, а то и орден!
При слове «награда» у меня в голове что-то тихонько щёлкнуло, и перед глазами мелькнул образ улыбающегося старика-Кыдыра. А ещё в голову пришли кое-какие мысли. И они мне не понравились.
– Ты чего замолк? – как сквозь вату услышал я голос жены. – Уже язык отнялся и тело холодеет?
Женаты мы довольно давно, так что жене достаточно было заглянуть в мои глаза, чтобы придвинуть сигареты и спросить:
– Сам расскажешь или ещё шею намять?
Я закурил и, конечно, всё рассказал: и про коньяк, и про соседей, и про старика. Коньяк, в отличие от остального, даже предъявил. Жена недоверчиво понюхала, откушала и уверенно сказала:
– Все неприятности в жизни – от пьянки!
– Да! – вяло поддержал её я. – И многие приятности – от неё же…
– Помолчал бы уж! – сверкнула глазами жена и тут же, без переходов, принялась меня жалеть: – Ну все напасти к тебе липнут! Всё ещё болит?
– Да так себе… – Я потрогал бок и слегка покрутил шеей. – Боль притупилась. А вот если коньяка… – начал я с энтузиазмом, посмотрел на супругу и продолжил: – …на больные места намазать?
– Тогда ты точно остаток ночи, как Пакемон, вылизываться будешь! Только ты не кот, не всё достанешь. Спать ложись!
Когда я улёгся жена, прикрывая мне шею одеялом, тихо сказала:
– Если завтра на снасти окажется рыба, сними ты её, от греха подальше.
– Кого? – уточнил я. – Рыбу? Обязательно!
– Снасть… – ещё услышал я и провалился в глубокий сон.

***

Утро выдалось туманное, но светлое. По всему было видно, что туман скоро поднимется вверх или его развеет ветер. Мы немного постояли у дебаркадера, реку послушали, я перекурил и размотал верёвку подкотовки.
– Может, всё-таки сразу снимем? – уже который раз за утро спросила жена.
– Ты ж сама говоришь, что там рыба! Как я тебе снасть с рыбой выдерну? – возразил я, потирая шею. Утром, втихаря от жены, я добавил анальгина и теперь чувствовал себя, не в пример ночи, лучше.
– Ну, значит, как снимем рыбу… – настаивала жена.
Вот в этом между нами основная разница, и именно поэтому я называю себя «слабо верующий». Жена, складывая два и два, твёрдо знает, что получится четыре. И, в дальнейшем, свято в это ВЕРИТ. А меня вечно гложут сомнения… Думаете, мне не хотелось, чтобы на снасти оказалась рыба? Щаз! Какой идиот поедет проверяться просто так, чтоб проветриться? Но всегда страшно вспугнуть удачу.
– Да нет там ни черта! – возмутился я. – Сейчас сама убедишься! Давай, пошли потихоньку…
Ну, это я лишка хватил! На весенней Волге «потихоньку» не получится. Жена толкнулась вёслами, и нас мгновенно подхватило течение. Я опустил в воду подкотовку и не очень-то ошибся в месте, где верёвка натянулась, как струна, и остановила лодку. Лёжа на носу лодки, я кое-как подтянулся к снасти. Немного кололо в боку, но, взявшись за снасть, я про него моментально забыл.
– Есть! – сообщил я жене и начал быстро перебираться по снасти в сторону берега. Именно там ощущалась тяжесть рыбы и её медленные мощные рывки.
– Где? – попыталась повернуться сидящая на вёслах жена.
– Сиди! Перевернёшь! – громким шёпотом шикнул я.
Жена у меня молодец! Враз затихла. Она хорошо понимает, что это в операционной она король, а здесь, в лодке, ведущий хирург – я.
– Вот она! – выдохнул я. – Смотри! Осётр.
Это у нас стало доброй традицией. В смысле – показывать рыбу. Даже когда жереха на блесну ловлю. Во-первых, это лишнее доказательство, что рыба была «во какая!», а во-вторых – предупреждает неожиданные прыжки к борту с целью увидеть рыбу и риском перевернуть лодку.
– Господи! Здоровая какая! – оценила жена. – А мы её сможем взять?
– Щас проверим, – заверил я. – Следи за рекой!
Я придвинул к себе поближе киянку, она у меня в лодке заменяла чакушу. Видимо почувствовав мои намерения, осётр слабо шевельнулся, и шумный бурун унесло течение вниз по реке. У меня резко кольнуло в боку, но я постарался не обращать на это внимания.
Всё совпало, и выходило, что жена опять была права. Осетрина попалась на три крючка: один вошёл прямо за первой спинной жучкой, второй – в бок, а последний держал хвост. Всё, как у меня. Удружил, в общем, Кыдыр!
Подтянувшись по снасти вплотную к рыбе, я взял чакушу и со всей дури хрястнул осетра по затылку. Аж в глазах потемнело! Но тут я – как мне кажется, вполне законно – возмутился против небес:
– Мы так не договаривались! – имея в виду, что смерть вместе с рыбой в комплекс обещанных услуг не входила.
Там, наверху, видимо тоже поняли, что палку-то слегка перегнули. В глазах прояснилось, бок, колено и шею отпустило, и, что особенно приятно, снасть я удержал. Хотя рывок, в ответ на моё «махалово», был вполне приличный.
Ещё пару раз, для уверенности, очакушив осетра, я подтянулся и принялся обвязывать рыбу верёвочной петлёй под култуки. «Култуками» у нас, в низовьях Волги, называют передние грудные плавники красной рыбы. Но их же можно называть как-нибудь иначе. Например, сообщить на всю Россию: «Вот я держу осетра за уши!»
Убедившись, что «уши» привязаны надёжно, а осётр не очень-то рыпается, я аккуратно отцепил крючки и скомандовал:
– К берегу!
Что хорошо весной – лодку загоняешь прямо в сад. Мы выволокли осетра на берег, под яблоню, и жена потребовала немедленно ехать снимать снасть. Я возразил, что по возвращении мы можем не застать осетра дома или застать его в обществе рыбоохраны.
– Вот рыбу приберём и снимем… – пообещал я.
Вопрос о немедленной поездке отпал сам собой, когда из вспоротого осетра я начал выкладывать в таз чёрно-серые, чуть отсвечивающие жемчужным изумрудом ястыки, полные икрой…
Провозились мы часа два с половиной. Может, кто-то и быстрее управляется, ну и флаг ему в руки! А мы только в такие сроки уложились. Но через два часа всё, что должно лежать, – лежало, что должно висеть – висело, и было достаточно хорошо заныкано по разным углам.
Устал я, правда, порядочно, да и жена притомилась, и руки у неё разболелись. Так она ж всю икру пробила, а это вам не в носу ковыряться! Пока икра солилась, я осетрину добрым словом и полстаканом коньяка помянул, как и положено. Только вот боль в боку вернулась и отдавать начала то в живот, то в спину. Не очень-то и сильная боль, терпеть можно, но жена заметила и всполошилась:
– А ну, – командует, – хватай всё, что нужно, и поехали снасть снимать!
Я бы рад возразить, но чувствую, что права она, да тут ещё мне дыхалку перехватило.
– Да это мы с тобой из секретов рыбу не вытащили… – предположил я, но жена мне напомнила:
– Ты обещал!
Боль отпустила, едва подняли снасть. Предчувствия жену не обманули: на крючках, чуть ли не в ряд, дёргались две севрюжки и осетрёнок-челбаш. Пришлось повозиться. Пока одного чакушишь да с крючков снимаешь, товарищи его спокойно вести себя не желают, дёргаются, заразы! Ну, а крючки на снасти так и подпрыгивают, норовят вцепиться, только уворачивайся. Зевнёшь – мало не покажется!
Победил я эту троицу, покидал в лодку, держусь за снасть, отдуваюсь и, без особой надежды, говорю жене:
– А может, пусть постоит ещё пару часов? День хороший… Видишь, какой фарт попёр!
– Я тебе сейчас дам «фарт»! Выдирай! А если что-нибудь очень большое попадётся – будешь подыхать вместе с рыбой?! Да и куда тебе её…
В общем, костерила она меня всю обратную дорогу. Так я ж и не спорил, пока она и секрета поснимать не потребовала. Мотивация была та же: живой и здоровый я был жене нужнее, чем больной в гробу. Но тут я упёрся. Не насчёт гроба, а вообще… Отказался снимать секрета.
– Рыба, она сама на вешала и в коптилку не полезет! Её ловить надо и обихаживать! А здоровье, оно или есть, или его нет…
– То-то я смотрю, ты отдуваешься как паровоз!
– А вот это очень даже поправимо! – уверенно заявил я. – Подгребай вон к тому секрету.
Одышка враз прошла, да и ошибиться было трудно: секрет дёргался, будто его собаки трепали. Оказалось – я прав! Довольно крупная щука прогрызла сетку секрета и застряла жабрами в дыре, но я её спас и бросил в лодку.
А у жены, уже в доме, случилась истерика, когда вся пойманная рыба, включая челбашонка, оказалась икряной. Она смеялась сквозь слёзы до тех пор, пока я, на полном серьёзе, не предложил всю икру пожарить на сковородке.
– Иди занимайся своими делами! Или, может, сначала снасть поставим?
Ну, язва, одним словом!..

***

В воскресенье дядя Миша приехал не один. На хвост ему упал дядя Олег. Как он сам объяснил, когда я перевозил их через Яману на остров:
– Срочно нужен недельный отдых на природе! А ты что – возражаешь?
Против я не был. Да и вообще противников не предвиделось. Даже жена не любила оставлять меня на острове одного. Она считала, что «место здесь какое-то нечистое» и что «оно себя ещё покажет».
А дядю Олега, похоже, действительно, сильно тянуло на природу. Он готов был немедленно натянуть резиновый костюм и идти проверять секрета. Но традиция есть традиция, и мы сели пить чай. Здесь я, как можно более небрежно, спросил:
– Могильник разгребать будете? – и поставил на середину стола кастрюлю с зернистой икрой.
– О-о-о! – восхитился дядя Олег, сооружая бутерброд. – Браконьерам Бог послал кусочек… А ты, Лора, чего не ешь?
– А она уже наелась! – хохотнул я. – По самое «не хочу».
Жена посмотрела на меня без особой доброты, но ничего не возразила.
Дядя Миша заглянул в кастрюлю и поинтересовался:
– Домой – есть?
– Есть, – успокоил я. – На эту и щучью банок не хватило.
– В погребе... – уточнила жена.
Дядя Миша не поленился, встал и, приподняв крышку погреба, озвучил вопрос, который задали Петька с Чапаевым китайским войскам на границе:
– Это где ж мы вас хоронить-то будем?
Дядя Олег с бутербродом вслед за дядей Мишей глянул в подпол на разнокалиберные банки и кастрюли и едва не подавился:
– Вы чё, транспорт с Кировского киданули?!
– Не-а! Бог послал. – Я ткнул пальцем в кастрюлю на столе. – Так что это ваш завтрак.
– Завтрак – что надо! – похвалил дядя Олег. – Только как это вам так подвезло? Краснуха что – решила метать икру в саду?
Я рассказал. Всё по порядку. Жена только изредка подправляла меня, если я очень уж сильно в сторону уезжал. Когда я добрался до логических выводов, дядя Миша осторожно предположил:
– Может, это серия совпадений?
– «Серия совпадений» уже была, – съязвил дядя Олег. – Когда ты на заднем дворе яму откопал и червяка-плазмоплюя замочил. Вот это была «серия»!
Случай был свежий, яркий и легко запоминающийся. Поэтому дядя Миша возражать не стал, но, с сомнением в голосе, спросил:
– Это что же: теперь ещё и святые по острову шататься будут?
– Ну, скажем, если исходить из принципа «Ин-Янь», то кто-то подобный должен был давно появиться после проблем с ямой, – с умным видом заявил я. – И не моя вина в том, что в данном случае благодать рухнула на мою красивую голову. А если здесь применим ещё и принцип «всем сёстрам по серьгам»…
– Что, шея уже прошла? – вдруг прервала мои измышления жена. – И бок – тоже? Чтоб больше никаких снастей не ставили!
И было в её голосе что-то, заставившее дядю Олега с интересом разглядывать поверхность стола, а дядю Мишу – быстро допить чай и слинять со словами:
– Я к Сухоруковым схожу. За банками. А то как-то нехорошо – икра в кастрюлях…

***

Дядя Миша с Ларисой уехали в город часа за полтора до заката. Всю икру они, понятное дело, забрать не смогли – в машине много не спрячешь – и дядя Миша порывался приехать на следующий день. С трудом, но мы его отговорили, мотивируя тем, что не стоит во время паводка мозолить глаза ментам на посту в Камызяке.
Так как всю свежепойманную частиковую рыбу мы загрузили в багажник машины, дел до заката особых не предвиделось, и дядя Олег извлёк из своей сумки пузырёк водки. Он налил в стаканы по чуть-чуть, буквально «чтобы солнце побыстрее зашло» и, уже закусывая ложкой икры, невесело сказал:
– Вот чёрт! Я думал, сейчас быстренько снасть поставим или режак…
– А зачем? – Я зевнул так, что хрустнули суставы челюсти. – Вон она. Ешь – не хочу!
– Ну, ты меня удивляешь! А где сам процесс?! Где рывки на снасти, где адреналин?!
– …Рыбоохрана с пулемётами, погоня, штрафы, срок… – продолжил я его мысль.
– Типун тебе на язык! – пожелал мне дядя Олег и, после паузы, продолжил: – Вот ведь угораздило тебя! Уж повезло, так повезло!
– А что я! – Возмущение моё было неподдельным. – «Чуть что, так – Косой»! Промежду прочим, я готов поделиться с тобой этой благодатью. Пусть и тебе хорошо будет! Если нальёшь, конечно.
– Ну, если только понемногу…
Олег плеснул в стаканы и убрал бутылку.
– А что, собственно, мешает тебе поставить снасть? – спросил я.
– Как это: «что мешает»… – удивился дядя Олег. – Так ведь… Это… Ты…
– Не-а! Ты меня не понял. Я спрашиваю: «Что мешает поставить снасть ТЕБЕ?»
– Мене… – Дядя Олег ухмыльнулся, одним глотком опустошил стакан и, глядя куда-то вверх, заявил, может быть, чуть громче, чем было нужно: – Знаешь, дядя Паша, Я ХОЧУ ПОСТАВИТЬ СНАСТЬ!
– НУ И СТАВЬ! – поддержал я его туда же, в потолок. – Вон она в углу, уже набрана. А я тебе ПОМОГУ!..
Ночью я спал очень даже хорошо, а к тому времени, когда проснулся, дядя Олег уже заварил чай и вовсю его употреблял. Выглядел он как-то невнятно и в ответ на мой вопрос: «Как спалось на природе?» – поинтересовался:
– Ты видел, как дядя Миша свою яму закопал?
Я кивнул:
– Видел! Пирамида Хуфу чуток пониже будет. А чего тебя туда ночью носило?
– Ты над этой «пирамидой» красное свечение видел?
– Видел. И потому сам ночью стараюсь лишний раз не выходить и тебе не советую. Хотя крест, которым ты тогда яму накрыл, дядя Миша там же и закопал. И все пустые бутылки, что в доме были.
– Ну и хорошо! Поехали проверимся? – Дядя Олег встал и, болезненно скривившись, потёр бок. – Мышцы растянул, – пояснил он…
На этот раз за вёсла уселся я. Дядя Олег, кряхтя за моей спиной, устраивался на носу лодки.
– Если хочешь, – предложил я, – давай проверюсь…
– Щаз! Для этого в такую даль и пёрся! Греби давай, да поглядывай, чтоб «друзья» нас не заловили. Что-то уж больно тихо…
После короткого перекура мы вышли на снасть, подцепили ее, и дядя Олег начал перебираться.
– Ну, что там? – не выдержал я.
– Да нет ни фига! – разочарованно и одновременно удивлённо ответил дядя Олег. И вдруг: – Й-ё-ё! Во падла!
– Что случилось?!
Но я уже и сам услышал мощный шлепок хвоста по воде и почувствовал, как задёргалась лодка.
– На дне лежала… На одном крючке… Другие – разогнуты… – выкладывал дядя Олег информацию по мере её поступления.
– Справишься? Или помочь?
– Смотри по сторонам! Попробую сам…
Дядя Олег справился. Да и кто бы сомневался! Он подвязал осетра под борт, но что-то не торопился отпускать снасть.
– Чего ты там копаешься?! Когти рвать надо! – поторопил я его.
– Может, снимем снасть? – неожиданно спросил дядя Олег.
– Из-за погнутых крючков, что ли? С рыбой под бортом?! – удивился я его отваге.
– У меня боль в боку прошла... – сообщил Олег задумчиво. – Сразу, как осетра увидел... Насколько я понял, дальше будет только хуже?
– Да уж… – согласился я. – Если учесть житейский опыт, политику партии и перспективы – лучше уже не будет. Но Кыдыр говорил, что дар этот, как бы, только для меня. Может, твои дела – случайность?
– Не собираюсь проверять! – решительно отрезал Олег и принялся выдирать снасть из реки.


Глава 3
Охота на драконов

Очень может быть, что рыбная ловля и охота на дракона
различаются весьма незначительно.
Всё дело в приманке.
(Из личного опыта)

Ставить опыты над собственным организмом способны лишь клинические идиоты или целеустремленные гении. Как мне видится, ни я, ни дядя Олег к этой категории особого отношения не имеем. Подарок старого Кыдыра вылез нам острым боком, так что пришлось ограничиться ловлей рыбы на удочку и лишь изредка, при хорошем настроении и здоровье удавалось поставить сетку. И серьёзная рыбалка отодвинулась на второй план.
А вот потусторонние проявления не только не угомонились, но и двинулись по восходящей. Не прошло и месяца, как мне довелось столкнуться с истинными обитателями Той Стороны.
Дядя Олег прибыл на остров, как обычно, неожиданно.
– Да-а! – восхищённо протянул он, с видимым сожалением отодвигая от себя блюдо со щучьими котлетами. – Хорошо живут бедные браконьеры! Сто раз прав был товарищ Хрущёв, когда говорил о том, что в Астрахани любой дурак с удочкой прожить может.
– Эту ахинею после него повторил далеко не один высокопоставленный дурак, – лениво отозвался я, разливая чай по бокалам. – Но что-то ни одного из них на берегу не видать.
– Может быть, сейчас не сезон на дураков? – предположил дядя Олег. – Жарко... Вот они по кабинетам с кондиционерами и сидят.
– Может быть, – согласился я. – Но я их на реке что-то не видел. Только в телевизоре…
За окном в тени термометр показывал сорок два градуса, и падать температура начинала только после пяти часов. Днём в июне в Ямане жизнь практически прекращалась. Всё живое забивалось в норы или, на худой конец, в тень. Помидоры стояли, подвязанные к своим опорам, так скукаёжив листья, что казались высохшими и мёртвыми. Неугомонные в обычное время, куры вповалку лежали в тени сарая с широко раскрытыми клювами, и даже предводитель-петух, распластав по земле крылья, как орёл в полёте, предавался печальным размышлениям о жизни и смерти.
Рыбу, и ту ловить смысла нет. Хотя рыбы в это время невпроворот. Но у неё даже название специфическое есть – “жаркая”, с ударением на второе «а». Загорается и тухнет мгновенно. И не с головы, как всё у нас в России, а по всей поверхности слизь от жары гниёт и воняет.
Свободно вздохнуть можно только вечером, когда с реки начинает тянуть прохладой. Да и вздохнуть-то только пару-тройку раз. Если успеешь. Стоит солнцу коснуться горизонта, как миром завладевают и правят комары. Не всякие там мелкие и вежливые комарики средней полосы, а полновесные астраханские вампиры-кровососы. Точнее всех, на мой взгляд, их описывал Сашка Худяков неискушённым в этих делах жителям Брянщины. «Вдвоём эти гады… – говорил Сашка, делая страшное лицо. – Один – не может. Не под силу ему. Так вот, вдвоём они хватают кусок сахара и тащат его по столу! Бам-бам-бам-бам!!! Взлететь, кровопийцы, не могут, так волоком тащат! Всю ночь спать не дадут, если сахар убрать забудешь!»
Но погожим летним днём комары не летают. В траве от жары хоронятся. Даже браконьеры и вкуровцы – и те днём спят. А мы на даче в это время спасаемся только благодаря воде из холодильника, трём вентиляторам и душевой установке мощностью в одну бочку. Правда, душем стараемся пользоваться только в крайнем случае. Когда уже дымиться начинаем. Во-первых, из соображений экономии воды. Бочка только снаружи кажется большой. Во-вторых, прежде чем откроешь воду и намылишься, из душа надо комаров изгнать, а они обычно очень дружно и больно выражают свой протест…
– Чего котлеты пожирать перестал? – спросил я у дяди Олега. – Ешь, всё равно выбрасывать придётся.
– Хорошие котлеты! – похвалил он. – И чего это Лариса в них положила? Я думал, что они из мяса…
– А они процентов на двадцать из мяса и состоят. Я в фарш здоровенный кусок свиного сала провернул.
– Это было правильное решение, – одобрил дядя Олег, и его рука, до этого тянувшаяся к бокалу с чаем, произвела сложный пируэт и по немыслимой траектории достигла котлет.
– Я бы их все слопал, как одну... – без сомнений в голосе заявил дядя Олег. – Но нам ещё на рыбалку ехать, а с полным животом вёслами махать неудобно. Так что убери котлеты от меня, куда подальше... В холодильник.
– В холодильнике – вода, – возразил я. – А вода – это жизнь.
– А в котлеты вложен труд Ларисы. И если она узнает, что мы котлеты выбросили, – это верная смерть.
Логика в словах дяди Олега, несомненно, была. Я встал с табурета, достаточно ловко отпихнул в сторону руку дяди Олега, как рок нависшую над котлетами, и, открыв холодильник, запихал тарелку с котлетами под самую морозилку.
– Они ж там замёрзнут! – возмутился дядя Олег.
– Если верить народной мудрости, то в жару лучше есть мороженые котлеты, нежели – тухлые.
Дядя Олег согласно кивнул, потрогал место, на котором стояло блюдо с котлетами, и, внимательно осмотрев пальцы на руке, предложил:
– А давай поставим в реку что-нибудь эдакое… Не спорное.
– От чьего имени? – поинтересовался я. – Лично я – пас! Тебе, вероятно, память отшибло…
– А-а… Ну да… Понимаешь, на работе зашился, может, потому и отшибло. А что, не прошло оно?
– Ага! «Прошло»! Щаз! Но, если хочешь, можешь попробовать, – предложил я.
– Не-е! Спасибо большое! А что, из дяди Мишиной ямы больше ничего не вылезло? – осторожно спросил дядя Олег. – Она, кажись, хорошо закопана. Я смотрел…
– Как сказать!.. – вздохнул я мрачно. – Как посмотреть… Особо пакостного, вроде, ничего не произошло, а так… Аномальная зона, одним словом, как говорит дядя Серёжа. Что с неё возьмёшь?
Мы помолчали, глядя в окно, на огород, залитый палящим светом солнца. Даже птицы умолкли. Только пара удодов резво бегала по огороду и ловко выковыривала из-под земли медведок.
– Яму-то дядя Миша закопал… Или зарыл… Как больше нравится… Но в полнолуние над ней свечение появляется. Иногда даже в сумерках видно. Так что яма работает… Ты у Мишки, сына моего, в комнате на стене драконьи башки видел?
– Ну, у тебя и повороты! – восхитился дядя Олег. – Видеть-то видел… Я ещё решил, что тебе их из Вьетнама привезли или из Кореи… Уж больно хорошо сделаны!
– Они настоящие.
– Настоящие?.. – удивлённо и недоверчиво повторил дядя Олег. – Брось! Так не бывает. Протухли бы они…
– Не протухают, – не согласился я с дядей Олегом. – И в огне не горят. Я пробовал. Ко мне Лариса как-то в воскресенье приезжала. Ну и разругался я с ней в дым…
– Ты – с Ларисой? – не поверил дядя Олег. – Врёшь!
– Я – с Ларисой! – подтвердил я. – И врать мне тут незачем. Забодала она меня вусмерть! «Котлет хочу щучьих!» Вынь ей да положь! Сама ж съест одну котлету, и всё! Сыта по горло! А остальное не выбрасывать же – в меня запихивает!
– Мне б твои проблемы! – вздохнул дядя Олег и мечтательно закатил под лоб глаза.
Хотел я возразить, но вовремя осознал правоту народной мудрости «сытый голодного не разумеет», махнул рукой на его бредни и продолжил:
– Проблема как раз была! В погоде... – Я бросил печальный взгляд за окно. – Погода была!.. Не то, что сейчас. Чудненькая была погода. Ветер задул холодный с моря, соответственно – дождичек посыпал… Обалдеть! Как в сказке! Я по такой погодке завсегда в хорошее расположение духа впадаю. Хочется мне, чтобы всем вокруг хорошо стало, так же, как и мне… Хочется залезть под тёплое одеяло и тихонько дремать под шум дождя, предварительно послав всех к… А тут Лорка над ухом: «Котлет хочу!.. Поймай щуку… Котлет хочу!..» Ну, хочешь котлет, и флаг тебе в руки! Отойди в сторонку, митингуй и хоти себе дальше… Извини, тут и святой не выдержит, сорвётся! А у меня крыльев пока нет…
В общем, Олег, плюнул я на свой заслуженный отдых, хлебнул чайку, дождался, когда жена кур пошла кормить, и смылся со двора. Ведро и спиннинг, дело ясное, с собой прихватил – для конспирации.
Тропинка скользкая, настроение на нуле, ветер холодный… Кое-как до Яманишки добрёл, коров от лодок разогнал, присел на мокрые доски, закурил, в воду плюнул. Какая там тебе рыбалка при свале воды?! Так, расстройство одно.
Отправился я вверх по Яманишке. Метров пятнадцать-двадцать пройду, ведро на землю поставлю и спиннингом махать начинаю. Вверх, вниз, поперёк реки блесну бросаю – ни фига нет. Даже окуней. Ну не берёт рыба, да и зачем ей в это время года? Одну щучку, правда, видел под берегом. Стоит, лапами задумчиво перебирает, аппетит, видать, ожидает. Меня увидела и не торопясь, бочком-бочком в глубину погребла, а на блесну – ноль внимания! Зараза!
Добрался я таким образом до большой ивы. Она как раз на полпути от нас до верхнего конца острова стоит. Ну, ты знаешь: там заливчик небольшой и место для замаха есть. «Щучье место!» – как говаривал дядя Серёжа.
Площадку себе поудобнее выбрал, ногами в землю упёрся, как Атлант, и – вжих! Послал блесну почти под противоположный берег. Кручу катушку, и вот, эдак посредине проводки, как даст! Спиннинг согнуло дугой, сердце у меня в малом тазу пупок толкает... В общем, пошёл азарт!
Может, кто-то где-то крупную рыбу вываживает, утомляет её и себя, а мне в таких случаях вечно некогда. Главное, слабину не дать! Разогнал я её, как торпеду, в сторону берега, так она торпедой на берег и вылетела. Вполне приличная щука оказалась, килограмма на два. «Ну вот! – прикинул про себя. – Они, первые котлеты! Теперь было бы совсем неплохо продолжить в том же духе!»
Снял щуку с блесны, отбросил в траву, к кустам, и снова блесну забросил, но повёл не по поверхности, а ближе ко дну. Бац! Вторая щука! Нос в нос, как и первая! То ли я к щукам в столовую попал, то ли у них совесть проснулась, не знаю, но первый пяток рыбин я из реки выдернул на одном дыхании. В ведро больше семи-восьми таких морд не запхаешь, так что я решил больше сотни не ловить.
Закурил, окинул орлиным взором прилегающую местность... По опыту знаю, стоит только напороться на рыбу, как враз найдётся группа восхищённых доброхотов со спиннингами, готовых разделить твоё рыбацкое счастье. А это уже не рыбалка, а толчея. Ну, ты, Олег, и сам понимаешь!
Так вот! Глянул я вдоль берега, а от лодок в мою сторону мужик какой-то прётся, весь в цветных заплатках. Без спиннинга, правда, но всё равно не очень ясно, откуда он тут такой взялся и куда так спешит. Если бы через кусты ломился – я бы услышал. А тут возник, как… Непонятно, в общем. «Щас закурить срывать будет. Не иначе», – думаю, а сам снова блесну в реку забросил. Вот не люблю я зрителей – и правильно! Вернулась блесна только с тиной морскою – как в сказке!
А мужик уже вплотную подошёл, остановился и смотрит с неподдельным интересом. Я спиннингом взмахнул, на мужика недобро глянул и говорю:
– Смотри! Задену!
А тут, слава Богу, очередная щука взялась. Я человек по природе добрый, сам знаешь, но отсутствие клёва точно на этого жлоба и списал бы. Щука, в отличие от пяти первых, попалась несговорчивая, на берег идти не желала. Не понимала своего счастья. То вверх по течению попрёт, то – вниз! А пока я с тупой животиной развлекался, мужик подобрался поближе и, стоило мне эту дубину-щуку, не менее, как пятикилограммовую, на берег выволочь, вежливо так спросил:
– А чего это вы здесь делаете? А?
Ну, как в кино! Ей-Богу! Лучше бы он сигареты стрелять начал! Я еле-еле удержался от разных нехороших слов в его адрес. Собрал, так сказать, волю в единый кулак, присовокупил сюда же остатки хорошего воспитания, вдохнул, выдохнул, как доктор прописал, и вежливо так отвечаю:
– Да вот, решил, знаете ли, на драконов поохотиться.
Мужик глаза выпучил, ртом воздух хватает, так его проняло. «Копыта бы здесь не откинул!» – думаю себе, а он в щуку пальцем тычет:
– А это зачем?
Хорош вопросик, дядя Олег, а?! На хороший вопрос и ответ соответствующий должен быть. Так что я, не торопясь, спиннинг к ногам положил, блесну у щуки из пасти вывернул и понёс её к товаркам в траве устраивать.
– Это производственная необходимость, – отвечаю на ходу. – Для маскировки. Чтобы драконы сразу не догадались.
– А где же ваш Помощник? – начал крутить головой по сторонам мужик.
– Предпочитаю охотиться один, – ляпнул я и подумал, что это ещё очень большой вопрос, кто из нас идиот: я, несущий бред, или слегка тронувшийся мужик. Самое любопытное, что последние мои слова повлияли на мужика очень странным образом. Сложилось впечатление, будто бы я надавил на гашетку лёгкого пулемёта…
– О Великие Рыцари! – заверещал мужик. – На мгновение я подумал, что вы шутите над бедным Помощником! Так вы – Охотник-одиночка! О! Это так трудно, так сложно! Но, Великий Дракон! Какая у вас мимикрия! Пастухам никогда не догадаться!.. Никогда! Конечно, место для охоты вы, Мастер, выбрали странное… Но упаси меня Драконий Клык от сомнений! Кому, как не вам, знать все потаённые места! А как замаскирована ваша ловилка! Немного слабовата, на мой взгляд… Но, наверное, тяжело управляться одному? Мой Охотник говорил, что я совсем не плохой Помощник!.. И, если Мастер позволит, я мог бы… У меня даже сохранилась приманка… О! Это очень хорошая приманка! Я купил её у Косого Мо на рынке в городе Доар страны Трёх Чёрных Королей… И он совсем не шарлатан, как говорят!.. Он готовит приманки на основе ферромонов… Или как их там?..
Всё это время я стоял к мужику спиной и честно боролся с нарастающим… Нет, Олег! Даже не с раздражением… Я боролся с волнами дикого бешенства! Мало, что какой-то псих советы по рыбной ловле давал, мало, что сама рыбалка, по-видимому, накрылась медным тазом, так у меня, ко всему, от стрёкота этого ненормального ещё и голова разболелась!..
– …Нас с моим Охотником поймали злобные Пастухи!.. С хорошим уловом!.. Ну что с того, что охотились где-то не там?.. В темноте разве разберёшь?! Я сумел удрать, а Охотника, похоже, повязали… Вы, Мастер, не беспокойтесь! За свою высокопрофессиональную помощь я беру всего двадцать процентов! А то я, в некотором роде, остался один, на мели…
Я повернулся и едва не задохнулся от возмущения! Это чмо, со съехавшей на сторону крышей, поливало из грязного стеклянного пузырька леску и блесну на моём спиннинге какой-то жёлтой гадостью!..
– …Думаю, это справедливая и не очень-то и большая цена за такую помощь…
Я одним прыжком оказался около спиннинга, схватил, стряхнул с барабана катушки бяку, которую этот псих туда налил. Уже упоминал, что человек я не злой… Может быть, не совсем белый и пушистый, но… Но нельзя же так планомерно доставать! Зачем чужие снасти лапать?!
Каюсь, не сдержался… Замахнулся спиннингом на этого гада и как заору на чистом русском языке:
– … … твою мать! Уйди отсюда, а то по тыкве у… !!!
Я, Олег, точно знаю, что у пулемёта нет ускорителя темпа стрельбы. У «Калашникова» имеется переключатель с одиночной на стрельбу очередями, но очередь – она очередь и есть. Так вот у этого мужика такой ускоритель был! Клянусь соседским поросёнком – был!
Его верещание практически перешло в визг:
– О, какая пластика! Какие отвлекающие движения! Какие заклинания! Я готов отказаться от своей доли, если вы, Мастер, обучите меня этому великолепному заклинанию! О!.. Какая отвага! Не двигайтесь, прошу вас, Мастер! Я ещё не готов! Разве мог я подумать, что вот так, сразу!.. Но как я мог в вас сомневаться?! Да не оставит удача Охотника-одиночку!
Мужик вдруг начал бочком-бочком, шустро так, обходить меня стороной. А я спиннингом взмахнуть пытаюсь, чтобы отоварить придурка за покушение на моё рыболовное имущество, и чувствую – зацеп. Блесна за что-то засеклась намертво! Но я-то знаю, что ни кустов, ни деревьев позади меня нет – место чистое, цепляться особенно не за что. Повернулся посмотреть, что моя блесна такого нашла хорошего, и чуть пожизненно заикой не остался!
«Чёрный квадрат» Малевича ты, дядя Олег, конечно, видел? Ну, тогда долго объяснять не придётся. Малевичу, правда, такой черноты вовек не изобразить. Красок таких нет. Это такая чернота… Как на картине «Четыре чёрных-пречёрных негра тёмной-претёмной ночью на фоне угольной кучи очерняют сажу»… Тьма-тьмущая, короче! Но сам принцип Малевича для описания вполне годится.
Висит, значит, этот самый «чёрный квадрат» прямо в воздухе. Ни рамы, ни самого Малевича и близко нет, а из середины тьмы торчит зелёная зубастая башка и аккуратно держит губами мою блесну. И моргает.
Пока я решал вопрос, что лучше: прыгнуть в речку, крича от страха, или с достоинством и молча, мужик подобрался к квадрату, приладил к верхнему краю какую-то рейку с ручкой… Вжик!!! И квадрат закрылся сверху вниз, как гильотиной отделив башку от… Чего уж там было по ту сторону, не знаю.
Голова упала к моим ногам, рот у неё раскрылся, обнажив устрашающий ряд зубов и, попутно, освободив блесну.
– Ах, подлец Косой Мо! Ах, аферист!.. Продал мне приманку для мелких драконов! Голова Зелёного Дракона на базаре стоит, понятное дело, недорого… Кому она, кроме крестьян, нужна? Крыс пугать… Я не виноват, Мастер! Это всё Косой Мо, хвост дракона ему в… Но ничего! Лиха беда начало, Мастер!
Чисто рефлекторно, чтобы убрать блесну из-под ног и подальше от зевающей у моих ног головы, я взмахнул спиннингом. Бац! Можно было даже не оборачиваться, чтобы убедиться: из очередного чёрного квадрата торчала очередная зелёная голова с моей блесной в зубах…
– Ну, вы, Мастер, даёте! – восхищённо взвизгнул сумасшедший мужик. – Драконы мелкие, но много! О!.. Да это самочка!.. – Мужик дёрнул рейку вниз, и квадрат закрылся. – Их охотно покупают знахари и колдуны! Нет сильнее приворотного зелья, чем…
Рекламируемая мужиком голова чуть-чуть не задела мои ноги, и я резво отпрыгнул в сторону, держа спиннинг на отлёте. Бац!.. Вжик!.. Мужик аж взвыл:
– Об этой Охоте среди Охотников будут ходить легенды!.. Какое счастье, что мне пришлось!.. Я буду рассказывать об этом своим детям и детям их детей! «Большое избиение драконов Великим Охотником-Мастером-Одиночкой и его любимым, верным Помощником», вот как будет называться эта сага!.. Замрите, Мастер! Умоляю, замрите!..
Мне, собственно, и самому не очень-то хотелось дёргаться. Во-первых, я порядком притомился и довольно слабо соображал от происходящего и, особенно, от непрерывной трескотни мужика. Меня уже почти не интересовал вопрос, когда в этом поганом пулемёте кончатся патроны. А во-вторых… Во-вторых, следующий дракон со своим квадратом торчал прямо из реки и довольно сильно отличался от предыдущих. Как минимум – длиной и количеством зубов, как максимум – характером. Не знаю уж, о чём он там думал, но шею эта тварь просунула в квадрат куда как подалее, нежели другие. Ещё драконья голова была гораздо крупнее и ярче раскрашена, злобно морщила нос, громко клацала зубами, пережёвывая блесну, да и вообще мне показалось, что она примеривается, как меня схарчить.
Вот, дядя Олег, яркий пример, того, что не следует зацикливаться на единственном предмете! Если бы данный дракон имел более широкий взгляд на окружающую действительность, то вполне мог бы поиметь обед из двух блюд. А так... Вжик!
– Высоси мои глаза Болотная Драка, если это не Синий Водяной Дракон! Колдун Чёрной Башни поклялся заплатить по весу… – Мужик с трудом вытащил голову, с изрядным куском шеи, на берег. – Кто бы мог подумать, что мне придётся лицезреть такое!
– Кончай, мать твою … дурью маяться! …! – заорал я и упал от сильнейшего рывка. Точнее, упали моя куртка и спиннинг, но из куртки я просто не успел выпрыгнуть, а спиннинг бросить не смог по определению. Чёртовы рефлексы и жадность!
Леска с визгом раскручивала барабан спиннинговой катушки, я матерился, пытаясь в положении лёжа овладеть ситуацией и катушкой, а во всё это безобразие вплетался голос мужика:
– Тащите! О, какие заклинания!.. Я его видел! Здоровенный Пустынный Дракон! Я таких огромных и не видел ни разу! Тащите! Ради крыльев Красного Дракона!.. Тащите!
В общем, сложилась горячо любимая мной ситуация, когда все зрители вокруг знают точно, что надо делать и как это должно быть сделано, и хочется только одного – бросить снасти и утопить советчиков.
Кое-как мне удалось перехватить катушку и даже выбрать несколько метров лески. Что-то огромное билось и рвалось, отделённое от меня чёрным квадратом и парой десятков метров лески.
– Тащите! Когти Матери Драконов мне в печень, если это не Большой Песчаник! – Мужик скакал около квадрата, как горный козёл, и только что не засовывал в него голову. – На пару с Водяным они обеспечат и нас, и наших внуков!.. Тащите! Осторожно!..
Я медленно, метр за метром, возвращал леску на барабан катушки. Пару раз меня довольно ощутимо поволокло в сторону квадрата. Пришлось встать на ноги, стравить леску и отойти подальше, к самому урезу воды.
– Тащите! Тащите! Ещё немного! О!.. Мастер!..
Леска вдруг ослабла, а затем рывком натянулась. В результате мне пребольно досталось по пальцам рукоятками барабана и стоило значительных трудов остановить взбесившуюся катушку. Но мало-помалу я начал выигрывать бой. Вот в проёме чёрного квадрата показалась двойная петля лески около блесны, вот уже появилась сама блесна и сжимающие её здоровенные челюсти жёлтого цвета…
– Ещё чуть-чуть, Мастер! – Мужик приплясывал около квадрата, судорожно сжимая рукоятку своей планки-гильотины и орал прямо в морду дракону: – Тащите, Мастер, тащите! Сильнее!!!
Возможно, последние слова этого блаженного дракон принял на свой счёт. В буквальном смысле слова.
Рывок был такой, что я чуток не влетел в чёрную тьму квадрата. Пришлось выпустить малость лески, а затем, пятясь, восстанавливать статус кво. Весь этот самый “кво” я восстановить не успел – леска натянулась как струна, зазвенела, что-то громко щёлкнуло, и блесна, пулей вылетев из черноты, с грохотом обрушилась прямёхонько в ведро, где и затихла.
– У-у-у-у-у… – резко замедлил темп стрельбы и перешёл на вялые одиночные выстрелы мужик.
– Ушёл! – помог я мужику нужным словом, облегчённо вздохнул и вытер со лба пот.
Неожиданно из квадрата длинно полыхнуло огнём прямо в ведро, и мужик поспешно привёл в действие ручную гильотину. Квадрат исчез.
– Ушёл!.. Какая жалость! – Мужик-помощник был предельно печален. – Такой огромный Песчаник!.. На базаре… Нет цены!.. А колдуны?!
Мужик сердито уставился на меня, и в его голосе появилась неприязнь:
– Такой большой! Вываживать надо было! Осторожно! Да я тебя!..
Я даже не успел отскочить в сторону и послать его куда подальше, как намеревался. Мужик что-то увидел за моей спиной и резко, рывком набрал обороты:
– Пастухи… Да что там! Ушёл и ушёл! Мне тоже пора! Жаль только, что снасть Ваша пострадала! Спасибо за науку! Рад был охотиться вместе с таким Мастером! Какие движения!.. Какая способность определять место Охоты! А техника Охоты?! А заклинания?! Никогда не забуду… Поведаю внукам!
Мужичок быстренько организовал эдакий “чёрный параллелепипед” и, с трудом пропихивая в него башку дракона, которого он назвал водяным, продолжал тараторить:
– За помощь я возьму самую малость! Не для себя! Для детей! Всё для детей!.. Такому Мастеру ничего не стоит повторить!.. С такими-то мощными тайными заклинаниями! А для меня это!.. Но при чём здесь я?! Всё для детей! А зачем Пастухи?! Всё детям!
Он сунул голову в черноту параллелепипеда, и треск голоса моментально прекратился, как будто в пулемёте кончились патроны. Мужик протиснулся в параллелепипед и растворился во тьме, но его голова тут же снова возникла на фоне черноты.
– Мастер! Заклинание! Пожалуйста! – умоляюще, одиночными отстрелялась голова.
– А пошёл-ка ты … … ...! – и я с удовольствием перечислил все повороты на нелёгкой дороге, по которой послал непрошеного помощника.
Он экстатически зажмурился, причмокнул губами от удовольствия и благодарно кивнул. Лицо его прямо-таки засияло счастьем и кануло во тьму проёма. Параллелепипед немедленно захлопнулся. Видимо, мужик торопился отправиться в путь по указанному мной маршруту.
Тут мне пришло в голову, что мой самозваный помощничек покинул меня не просто так, а по какой-то очень веской причине. Что он там бормотал про пастухов?
В общем, Олег, я обернулся и очень расстроился. Оно, конечно, дело понятное, что на рыбалке можно ставить крест. Накрылась рыбалка всем, чем можно. Но только что же это за проклятие такое на наши головы! На острове уже плюнуть нельзя – обязательно в чей-то глаз попадёшь! Что за нашествие?!
Их было двое. И я как-то сразу понял, что это и есть «пастухи», которых поминал мужик-помощник. Заплаток на них было ничуть не меньше, чем на моём, так быстро смывшемся кунаке, но на пастухах заплатки складывались в облегающие тело комбинезоны, были не в пример чище, а потому выглядели, как модели от Юдашкина. Головы – то ли лысые от природы, то ли тщательно выбритые. Я, по честности говоря, не разобрал. Только над заострёнными большими ушами торчали пучки волос. А вот морды, в смысле – лица, были прикрыты довольно симпатичными масками а’ля «доктор Лектор на прогулке». В общем и целом, весьма привлекательная парочка.
Передвигались они очень быстро, но метрах в пяти от меня притормозили, что дало возможность грозно спросить:
– Кто такие? К кому приехали? Какого надо?
Они переглянулись, кивнули друг другу, и я даже не понял, кто из них заговорил:
– Мы слуги Их Величеств Трёх Чёрных Королей. Идём по следу.
Голос мне не понравился. Противный до невозможности, скрипуче-свистящий и какой-то тягучий. Шевеления губ под масками я не заметил, как, собственно и самих губ. Только глаза сверкали из прорезей, и что-то подсказывало – без масок ребята будут нравиться мне ещё меньше, нежели их голоса и внешний вид вместе взятые.
– Следы у нас все на той стороне реки. Там дорога, туда и валите.
Сказал я это без задней мысли, просто чтобы поддержать разговор и без особой надежды на то, что они свалят по указанному адресу. Но это были ещё те крендели! Хотя, по словоохотливости им было куда как далеко до идиота-помощника.
– След здесь. Мы идём по следу…
Один из них быстро скользнул мимо меня, остановился точно на том месте, где исчез мужик, и начал колдовать с каким-то предметом, здорово похожим на кубик Рубика каменного века. Приглядеться я не успел. Меня отвлёк второй.
– Кто вы? – проявил он коммуникабельность.
Когда-нибудь язык меня погубит. Не Великий Русский Язык, а язык в прямом, анатомическом, смысле слова. Я даже подозреваю, что вместо Ангела-Хранителя у меня имеется свой, личный Чёрт-Провокатор. Вот он-то, злыдень, и дёргает за разные места в самые неподходящие моменты.
– Я есть Великий Охотник-Одиночка!..
Тебе, дядя Олег, когда-нибудь пистолет к затылку приставляли? Вот именно такое ощущение сразу и возникло. Чувство огромной, давящей опасности сзади. Аж шею свело! Да и впереди стоял тоже не подарок! Времени зря не терял и повёл себя не очень-то миролюбиво. Выхватил из-за пояса какую-то фигню ажурную, вроде как железную, навёл на меня и давай её крутить! Потом расслабился и отрицательно мотнул головой. «Пистолет» от затылка враз куда-то отодвинулся, и шею отпустило.
– Шутишь?.. – прошипел мой собеседник и плавным движением подвесил свою железяку к поясу.
– Шучу! – охотно согласился я.
Позади щёлкнуло, зашипело, и я, повернув голову, увидел висящий в воздухе чёрный провал. Все это творчество товарища Малевича мне уже порядком осточертело и, кроме спазмов в желудке, никаких других высоких чувств не вызывало. Поэтому я немного отошёл в сторону и уже оттуда наблюдал, как во тьме растворился, блеснув лысиной, первый пастух и как к провалу направился второй.
– Эй, кучерявый! – мой Чёрт-Провокатор не дремал. – Может, карту дать? А то я того мужика так послал… Не догоните!
Пастух без особого напряга повернул голову на сто восемьдесят градусов, сверкнул глазами в прорезях маски и прошипел, как выдохнул:
– Догоним! Браконьер должен предстать перед судом!
Я уже успел десять раз пожалеть, что вновь привлёк внимание к своей персоне.
– Но он же… Для детей… – сумел выдавить я.
– Суд разберётся…
«Это смотря, как он выглядит, ваш суд!» – подумал я, но благоразумно оставил своё мнение при себе.
Пастух так и ушёл в черноту провала со свёрнутой назад шеей, сверля меня глазами. Провал исчез.
Я бесцельно потоптался на месте, потом отошёл от берега ближе к ведру, нашёл в траве свой улов и сложил в две кучки. Шесть щук и три драконьи головы. Я истерически хихикнул и задумался. Что-то подсказывало – с головами драконов хитрый напарник меня, как говорится, киданул, но в чём здесь фишка, я никак сообразить не мог. Ну, да Бог с ним, с мужиком! Мне и эти-то головы были как-то не в вену. А вот щуки… Число «шесть» мне никогда не нравилось.
Пошёл я, поднял с земли спиннинг, осмотрел, леску подмотал, блесну вытянул из закопчённого ведра. Блесна выглядела крайне непрезентабельно. Вся какая-то жёваная, тройники погнуты... Леска тоже ничем не лучше, но крепкая. Я проверил. «Ну! – думаю. – Ежели сейчас Малевич со своим творчеством появится, то я ему в картину!.. И спиннинг не пожалею, и ведро, и вообще не знаю каких чудес туда накидаю!»
Размахнулся пошире – всё нормально! Раз! И блесна легла, куда хотел. Прямо на середину Яманишки. Только вдруг по реке шорох пошёл! Рыба из воды аж на берег выпрыгивать начала! Буруны от рыбьих хвостов и вверх, и вниз по реке! От моей блесны в стороны. На берег-то, может, и не очень много рыбы выпрыгнуло… Врать не хочу… Но пару хороших щук я отобрал.
Позже пришлось леску с катушки снять. Начала она скручиваться, на манер тоненькой пружинки. И ни нож, ни топор её не брали. И паяльная лампа… Но я схитрил! Плоскогубцами отвязал леску и от катушки, и от блесны. Леску дядя Серёжа у меня реквизировал. Они её на каком-то станке испытывали на разрыв. Тридцать тонн леска выдержала! А потом опять в пружинку скрутилась и станок этот поломала. А у Сергея её дядя Саша Шешуков утянул… Так леска эта и уехала, в Москву, что ли, и с концами!.. Вот такие дела…

***

От долгой говорильни у меня пересохло во рту, и я потянулся к бокалу с чаем.
– А блесна где? – полюбопытствовал дядя Олег.
– С блесной вообще казус приключился, – махнул я рукой. – Спрятал я её в коробочку и убрал подальше, до выяснения… А дядя Миша здесь, на фазенде, сидел как-то один и наткнулся… Я его предупредить забыл. И блесна ему очень чем-то глянулась. Вот он и блеснил у баржи часа четыре, пока зацеп хороший не нашёл. Теперь, что у баржи рыбу ловить, что в ведре – уловистость одинаковая.
– Достать бы эту блесну надо! – азартно предложил дядя Олег.
– Можно, – согласился я. – А то черт-те куда за рыбой грести приходится. Только за каким бесом она тебе сдалась?
– Да ты что, дядя Паша?! Совсем здесь расплавился? Да с такой блесной гоном ловить любую рыбу можно! Какую хочешь! Как вот только блесну эту обнаружить?
– Не вопрос. Ныряй, да бери! Там всего-то метра три-четыре, а она в темноте светится. А гон… Ну-ка его знаешь куда? Я уже над этим думал. У меня на рыбалке всё время губы болят, как от герпеса. А ты – гон…
– А что? – осторожно спросил дядя Олег, – «Подарочек» старого Кыдыра точно ещё действует?.. Всё равно, надо бы достать… – уже не так уверенно и без особого энтузиазма повторил он.
– Достанем... – откликнулся я. – Вот вечерком, по первым комарам, и достанем.
Я налил чаю и себе, и Олегу.
– Вот эти драконьи башки у Мишки в комнате и висят. Я с ними ещё раз ухитрился в лужу сесть. Когда весь свой улов на фазенду приволок, то от жены, как положено, получил… Благодарность за щук, задание их же разделать под котлеты, выволочку за самовольную отлучку на рыбалку и так, ещё кое-что по мелочи… А драконьи головы Лариса вообще объявила происками дьявола, вне закона, и запретила вносить в дом «эту гадость». Я их в сарайчике пристроил, а позже решил посолить, чтобы не протухли. Кинул одну башку в соль, а она – пшик! И вся в слизь ушла. Оставшиеся две головы я солить уже не рискнул… С месяц они в сарае провалялись. Не протухли. Я и рискнул – лачком их покрыл в три слоя и на стену пристроил. Ничего, висят! Только Пакемон, морда его хвостатая, ими и интересуется. Сядет напротив и обмяукивает их. Небось, думает, что это особо крупные мыши...
– Что-то ты, дядя Паша, всё путаешь! Точно, перегрелся! Дебет с кредетом у тебя не сходятся!
– Ничего я не путаю! – возмутился я. – И всё у меня сходится!
– Ну, как же! Голов тебе от охоты обломилось три?
– Три! И сколько их не три, меньше не станет!
– Да не нервничай ты так! – начал успокаивать меня дядя Олег. – Одна голова у тебя пропала? Осталось две?
– Две! Обе они у Мишки в комнате и висят!
– А в комнате у Анны…
– А-а-а! – помрачнел я. – Это и не дракон вовсе... Это голова лошади…
– Ты чё!? Какая лошадь!? – оторопело прохрипел дядя Олег. – С тремя-то глазами…
– Ну, не совсем лошадь, – вздохнул я. – Конь это, кажется. Конь Апокалипсиса…

Глава 4
Конь Апокалипсиса


…И когда Он снял вторую печать…

…И вышел другой конь, рыжий;
и сидящему на нём дано взять мир
с земли, и чтобы убивали друг друга;
и дан ему большой меч…
Библия.
Откровение, глава 6,
3, 4 стих.

…И снята уже пятая печать…
(Моё личное мнение.)

Случилось это чуть меньше года назад. Никому я об этом не рассказывал – дураком выглядеть не хотелось. Только жене рассказал – тут уж никуда не денешься…
– Ты верно, Олег, подметил, что у этого урода три глаза… Мне-то слегка не подвезло: конь ко мне задницей стоял, так что головы его я тогда не видел… – посетовал я. – А то, может быть… Если по уму…
– А с чего ты взял, что это конь был, а не, скажем, лось ушастый или большой Яманинский тушкан? – принялся уточнять дядя Олег.
– Да потому, что хозяин его так назвал, да и все причиндалы у него, как у хорошего жеребца, были… Я потом разглядел, – вяло отмахнулся я от придирок дяди Олега. – А ты к словам-то не цепляйся! Не хочешь слушать – не надо, у меня суставы языка целее будут.
– Да я-то ничего!.. – поспешил заверить меня дядя Олег. – Я просто с целью уточнения. Чтоб охватить, так сказать, всю проблему целиком и разом!
– Да? – не очень-то поверил я ему. – Ну-ну! Охватывай…

***

Ближе к концу лета при вылавливании в дельте Волги чего-либо стоящего и приличного надо очень постараться. Я к тому, что рыбы с разными лицами предпочитают каждая свою наживку и определённый тип поведения рыбака. Хотя, на рыбалке, как и в других делах, везёт, в основном, дуракам-новичкам и местным жителям. И ещё: мне ни разу не приходилось видеть рыбака, который не знал бы абсолютно точно, что вот-вот он поймает самую большую рыбу. По крайней мере, про себя я это знаю совершенно определённо…
В этот раз мне был нужен сом. Не тот, «самый большой», а чуток поменьше, чтоб мясо помягче было. Очень уж мне солянки соминой захотелось! Чтобы костями не давиться, а навернуть полным ртом и – в тину! В смысле: вверх пузом лечь и медленно переварить всё, назло врагам.
Вот, для того чтоб испортить настроение врагам, мне и понадобился сом. Знающие люди уже догадались: для исполнения этой части моего плана необходимо было добыть нужную наживку! А лучшая наживка на сома – это… А вот и не лягушка! Хотя, конечно, и лягушка тоже. Но лучшая наживка та, на которую в данный момент ловится рыба. И я решил предоставить выбор самому сому. Исходя, так сказать, из меню.
Лягушку можно было поймать на берегу, и я отложил это дело, а вот палёный на костре воробей – говорят, лучшая из лучших наживка на сома! Но такое блюдо требует для приготовления, как минимум, присутствия воробья. Что-то подсказывало мне: по такому случаю воробьи вряд ли устроят выборы и выдвинут депутатов.
Для того чтобы воробей не смог отказаться от рыбалки, я зарядил воздушку дяди Миши на всю обойму и твёрдо встал на тропу войны. Понятное дело, мне предстояло воробья убить, но, прошу отметить в протоколе, сома предстояло тоже убить. Да и вообще, вы как хотите, а я солянку из сома люблю больше, нежели из любого воробья.
Ещё не завершив обследование сада и заднего двора, я догадался, что в мои ряды проник предатель, и воробьи предупреждены о моих намерениях. Их не было вообще и нигде. В смысле, воробьёв. Если ещё час тому назад они летали над подвластной мне территорией огромными стаями, орали, гадили на что попало, и ловить их можно было хоть сачком, то теперь я не смог запеленговать ни одного.
Всё это казалось очень подозрительным! Пытаясь разобраться в происходящем и вычислить внутреннего врага, так ловко лишившего меня возможности поохотиться, я присел около крольчатника и закурил. Но в голову ничего путного и способного помочь открыть тайну не приходило, а коварный враг вырисовываться не желал и оставался мутным, расплывчатым пятном. Приходилось признать, что в засаде у крольчатника я сижу напрасно, так как хитрые птицы пренебрегли даже воровством хлеба у кроликов.
Я не успел продолжить рассуждения на эту тему до логически обусловленной невозможности поймать сома для солянки, когда меня отвлёк железный скрежет и грохот за домом, где-то в районе огорода. Помянув котов недобрым словом, я поднялся с ящика, чтобы идти разбираться в проделанной ими работе. Хотя, чего было особо разбираться-то? Ясное дело: Пушок, рыжая его морда, полез пить из бочки с питьевой водой и уронил крышку. И теперь, небось, в чистой воде плавает, злыдень!..
Тут я увидел Пушка. Совершенно сухой, хотя и рыжий, он ползком пробирался по крыше сарая, тщательно используя неровности местности. Вид у кота был испуганный, как будто он узрел мышь размером с бегемота, и она пригласила его на обед. А уж когда Пушок сиганул с крыши сарая, по-пластунски преодолел разделяющее нас расстояние и прижался к моим ногам, я понял – нас, котов, там кто-то обижает.
Я не стал ломать голову и строить всякие предположения в плане того, что могло так напугать Пушка и заставить его отступить. Причину всё равно придётся ликвидировать лично мне, а угадать точно, кого и зачем принесло на огород, практически невозможно. Ну, например: с месяц тому назад мы, на пару с дядей Мишей, минут сорок махались с парой каких-то гадов, сильно напоминавших птеродактилей. Что-то им сильно приглянулось в нашем курятнике, дядя Миша делиться не захотел, ну и я, понятное дело, встрял.
Хорошо ещё, что Борода, в смысле Сухоруков, проходил мимо со своим, как он его называет, «ружьишком» и к тому же оказался заинтересованным лицом: эта парочка уже успела покусать его кота Василия, да ещё и коров распугать. Борода нам и помог, как сумел: двумя выстрелами…
Если помнишь, дядя Олег, была когда-то в ходу эдакая печальная история о Чингачгуке, Виннету и Василии Ивановиче Чапаеве, как они в засаде сидели. Час сидят, два… И вдруг сзади в кустах что-то зашуршало! Чингачгук, не говоря ни слова, как и подобает настоящему индейцу, бесшумно исчезает в кустах. «Трах!» – раздаётся в кустах удар, и оттуда молча выходит Большой Змей с большим же синяком под глазом. Через какое-то время в кустах вновь раздаётся шорох, и туда, столь же бесшумно, как и Чингачгук, отправляется Виннету. И с тем же успехом. «Трах!» – И Виннету выходит из кустов с подбитым глазом и, опять-таки молча, занимает своё место. Тут уже не выдерживает Василий Иванович. С криком «Да что же это такое, мать вашу!..» и пулемётом «максим» наперевес, он вламывается в кусты. После длинной пулемётной очереди явственно раздаётся: «Трах!» Ещё очередь… «Трах!» Чингачгук поворачивается к Виннету и говорит: «Только бледнолицый мог наступить на эти грабли дважды…»
Так вот! Что бы ни мололи злые языки, а я, перемещаясь от крольчатника к сараю, не задел коптилку, не наступил ни на Пушка, ни на грабли. Но может быть, мне просто повезло…
Выглянув из-за сарая, я моментально разобрался в обстановке: на вверенную моим заботам фазенду проникла корова. Корова эта, если рассуждать логически, принадлежала Бороде. Мы тогда коров не водили, а на острове заниматься подобным безобразием больше было некому.
Все эти умозаключения я проделал, основываясь не на всей корове целиком, а лишь разглядывая её заднюю часть. Остальное скрывал куст сирени, но, ежели судить по положению задницы коровы в пространстве, эта тварь пила воду из бочки или же нагло пожирала огурцы.
Подняв воздушку к плечу, я тщательно прицелился. Дядя Миша пришпандорил к этому «винторезу» оптический прицел, а посему прицеливался я, не прищуривая один глаз, как какой-нибудь лох, а словно снайпер-профессионал: таращил вперёд оба глаза. Один – в окуляр прицела, а второй просто так, за компанию.
Из-за всей этой оптики меня и начали посещать сомнения.
Во-первых: коровы Бороды были чистые и, по-моему, черно-белые. А эта имела огненно-рыжий окрас, подпалины и была грязная, как чушка.
Во-вторых, я не обнаружил вымени, а даже совсем наоборот: в перекрестии прицела, меж ног животины, болтался парный орган, заключённый в кожаный мешок, указующий на то, что это скорее бык, нежели корова. Был ли у Бороды бычок подобного окраса – я не помнил, да и особого значения это уже не имело.
Я мягко потянул спусковой крючок… Правда, перекрестие прицела, из человеколюбия и чувства мужской солидарности, предварительно переместил на ляжку бычка.
От «щёлк!» до «бац!», то есть за время полёта утяжелённой, с двойной юбочкой, пули от ствола до цели, мою голову посетила мысль, что, прежде чем стрелять, было бы не хило подумать и прикинуть последствия такого выстрела. Корова – она корова и есть, даже если это бычок, и, при попадании пули в задницу, обязательно прыгнет вперёд всеми своими килограммами. В лучшем случае – уронит бочку, а ведь может застрять в ней башкой и потом весело бегать по двору… Или ворвётся в огород, обвешанная огурцами…
Но корова не рванулась… Точнее, она как-то странно вякнула и тут же как бы подавилась. Нога, в которую угодила пуля, тоже слегка дёрнулась, поджалась и показала мне здоровенное округлое копыто.
На мой взгляд – реакция была слабой, не коровьей какой-то! И тут я услышал голос:
– Шо такое! – недовольно взревел кто-то для меня не видимый. – Шо дёргаешься?!
И я понял, что бычок пришёл ко мне во двор не один. Перезарядив винтовку, я быстро прошёл вдоль сарая к калитке, кстати, наглухо запертой, и как Рембо выпрыгнул на заранее выбранную позицию.
Отсюда было хорошо видно обоих: и бычка, и его хозяина – рыжеватого, в замызганной одежонке мужика с рыжей же бородой по самые глубоко запавшие, чёрные глаза. Доверия мужик лично мне не внушал никакого. Мало того, что припёрся неизвестно откуда, бычка своего напоил из моей посуды, так, ко всему, в левой руке он держал клинком вверх длинный блескучий тесак и смотрел на меня без особой доброты и раскаяния в глазах.
Внимание моё как-то само собой переключилось на его животюгу. Копыта задних ног бычка я уже имел удовольствие видеть. Они были большие и круглые. А вот копыта на передних ногах выглядели почему-то совершенно иначе. Больше всего напоминали здоровенные куриные лапы с давно не стрижеными когтями. И этот плохо воспитанный бычок-гибрид, периодически сжимая и разжимая свои грязные лапы, выворачивал кирпичи из нашей садовой дорожки!
А ещё у бычка не было головы…
Сечёшь, дядя Олег, какая картинка нарисовалась? С механизмом декапитации…
…Бедный бычок с наслаждением пил воду из бочки, а злой мужик протирал лезвие своего жуткого ножичка… Вон, в правой руке и тряпка какая-то зажата… А может, он лезвие точил? Неважно! Главное, что в этот момент бычка и тюкнула в нужное место моя пулька. Естественно, он захотел узнать, что случилось, и, выдернув свою буйную голову из бочки, напоролся шеей на острое лезвие, зажатое в руках злого мужика, начисто срезав собственную голову. Так сказать: несчастный случай на водопое…
Нарисованная картинка радовала душу намёком на то, что в данной ситуации я был совершенно ни при чём. Как та лягушка на болоте. Однако оставались и сомнения. Их порождало несоответствие задних и передних ног бычка, острота тесака, легко снявшего голову несчастного животного… Да и вообще! На мой вкус, обезглавленный бычок мог бы и упасть…
Почувствовав, что пауза слегка затянулась, я как можно более жёстко спросил:
– Те чё, мужик, здесь надо?
Получилось, правда, не совсем уверенно, да и голос малость подвёл, но для начала годилось и так.
Мужик как-то потерянно огляделся, рукой, в которой была тряпка, успокаивающе похлопал свою животюгу по холке… Безголовая скотина, к моему удивлению, устояла на ногах и, слава Богу, перестала ворошить лапами кирпичи на дорожке.
– Да я… Конька напоить хотел… – басом прогудел мужик.
«Конька», значит… Эк, думаю, маху дал! Стрелял-то в корову! Расстроился даже, но успокоился, вспомнив разговор двух зоологов в деревне: «Гляди! Какая жирная лошадь!» – «Да ты спятил! Какая же это лошадь? Это – свинья!» – «Интересно! Где ты видел свинью с рогами?»
И если учёные мужи рождают истину в спорах, то где уж мне, грешному, одному разобраться?
А это, если мужику верить, и не бычок вовсе… И мужик не местный, и с копытами у бычка что-то не так…
Однако терять инициативу в разговоре мне было никак нельзя.
– Ну и поил бы свою лошадь из реки! Давай вали отсюда по-быстрому!
Не знаю, чем я его задел, но мужик, похоже, обиделся, приосанился, стал ещё более рыжим и как сверкнёт глазами из-под бровей!
– Какая это тебе «лошадь», смертный! Или не видишь? Это – конь! Конь Апокалипсиса!
– Ага! – едва не расхохотался я. – А ты, выходит, всадник этого самого Апокалипсиса? И скачете вы прямо из Покровской рощи. Как раз с утра психов гулять выпустили и по радио конец света объявили! Ты мне голову-то не морочь! – изменил я тон. – И «точилку» свою спрячь-ка куда-нибудь, а то не ровён час… На голову ты своего коня уже укоротил, так смотри!.. Он, от неловкого движения, в момент лошадью стать может по твоей милости!
Мужик от злости аж пятнами пошёл, зеленью светиться начал, рот открыл, захлопнул и клинок из левой руки в правую переложил.
– А ну, без рывков, ты!.. – Я угрожающе направил ствол воздушки на мужика. – Пристрелить, может, и не пристрелю, а зенки в момент вышибу! На раз-два! Пули вы мои серебряные!..
На фига я про «пули серебряные» наплёл, теперь уже и не помню, но так понимаю, они и подействовали. Оружие мужик медленно в ножны убрал, что у него на боку висели, носом шмыгнул и давай бухтеть:
– Совсем смертные страх потеряли… Не то, что прежде… Всё от того, что веры в них нет…
Забодал, в общем! Моя сверхзадача какая? Сома поймать для солянки, а тут этот … под ногами путается!
– Шёл бы ты, мужик, отсюда куда подальше! – говорю. – А веры в нас – хоть отливай! Нам и постоянно, и периодически лапшу на уши вешают все, кому не лень, а мы всем верим. Вот такая в нас сильная вера! Я, например, всем верю. Даже тебе! Так что забирай свою конягу и вали с моей фазенды! А там, у горизонта, будь ты хоть Всадником Апокалипсиса, а животюга твоя – конём, хоть – наоборот, мне по барабану. Понял? Шевели ногами!
Мужик, как мне показалось, совсем уж собрался уходить. Меня ещё сильно заинтересовало, как он с животюгой поступит, а он вдруг дёрнул себя за рыжую бороду, повернулся ко мне и говорит, тихо так, со смыслом:
– Но ведь однажды Вторая Печать будет снята?
– Ясен пень… – не нашёлся я, что можно возразить на такую заявку.
– Не боишься? – угрожающе сверкнул глазами мужик и злобно ухмыльнулся.
– А что? Есть чего бояться? – в свою очередь осторожно поинтересовался я.
– «И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч…»
Когда мужик начал декламировать, я даже заслушался, но потом меня словно толкнуло, я очнулся и, стоило мужику замолчать, спросил:
– А на фига?
– Что?.. – округлил глаза мужик.
– На фига ему «большой меч»? – терпеливо переспросил я.
– Большой меч… – задумался мужик и даже снова подёргал себя за бороду. – Там это не сказано…
– Ну, вот видишь! – оживился я и, как мог, передразнил его. – «Не сказано…» А чтоб «мир взять с земли» или там «чтобы убивали друг друга», это ты, мужик, не туда попал. Или припозднился малость… Молотим мы друг друга сами по себе – аж пыль стоит! Всё это дело без тебя умными дядями давно налажено! Так что и меч твой на фиг никому не нужен. Ферштейн?!
Мужик прикрыл глаза, потянул носом воздух, как бы принюхиваясь, и согласно, хоть и как-то нехотя, кивнул:
– Твоя правда…
– Ну, это и козе понятно – моя! – подхватил я. – А раз так, то катись отсель, не задерживайся!
Мужик вздохнул горестно, мне аж жаль его стало, хлопнул своего коня по холке и побрёл по тропинке к задней калитке. А коняга его встрепенулся от удара и повернул ко мне обрубок шеи…
Вообще-то, Олег, сам знаешь – подсознание меня особо никогда не подводит. Опасается, наверное, что я его погубить могу вместе с организмом. Так что факты и необходимую информацию оно мне «на-гора» выдает, не искажая и без задержки, хотя и в форме не совсем собранной мозаики. То есть всю картину происходящего, как она есть, подсознание предъявляет, но как бы постфактум.
Так вот… На ровном гладком срезе шеи, из которого должна бы фонтанами хлестать кровь, торчала гадкая, зелёная, шишковатая головка, напоминающая собачью. Три её багровых глаза моргали, вращались и жили как бы сами по себе. Шишки пульсировали, и всё это покрывала белесая слизь…
Головка вдруг сосредоточила все три глазика на мне и зевнула, предъявив набор острых зубов и три извивающихся красных язычка.
От этой картины я слегка оторопел, а пищевод начал быстренько подтягивать желудок к горлу. Я с трудом, морщась, глотнул…
Видимо удовлетворённая моей реакцией, скотина радостно взвизгнула и резво побежала за хозяином…
Когда меня немного отпустило и я смог последовать за этими уродами, они уже миновали огород и добрались до задней калитки. Здесь Всадник обернулся, крикнул:
– Ещё увидимся! – и двинулся дальше.
Меня не очень-то удивило, что калитку они отпирать не стали, а по-простому прошли сквозь неё, будто её и не было. Всадник вытащил меч из ножен, крест-накрест, с треском, рубанул перед собой воздух, и они с конём стали с каждым шагом растворяться в радужной дымке, пока не исчезли вовсе…

***

– А как же голова? – спросил дядя Олег.
– А что “голова”? Голова эта и висела у Анны в комнате – там ты её и видел А пару недель назад жена потребовала убрать её, ну, я на дачу и отвёз. Здесь в сарае положил. И спасибо большое этой голове, что она, для полного счастья, себе задницу не отрастила.
Меня передёрнуло, когда я вспомнил процесс регенерации на срезе шеи коня.
– Я тогда бочку перевернул и головёнку эту вывалил прямо на землю. Пару месяцев в сарае её продержал, пока не убедился в полной безопасности. Но не это главное…
– А что же? – Дядя Олег с интересом посмотрел на меня. – Уж не хочешь ли ты сказать, что не в пирогах счастье?
– Я эту глупость не говорил! – открестился я от подозрений дяди Олега. – Однако хочу отметить, что счастье, оно заключается не только в самих пирогах, но и в их количестве и начинке. Только я не об этом… Недавно поймал я пару хороших судаков… Ну и краснуху прихватил одну – килограммов на пятнадцать. Так вот, когда со снасти севрюжку снимал, то колотил по её башке!.. От души! И, главное, вообще боли не ощущал, когда все эти ребята мне поймались!
– Да ну! Ты хочешь сказать… – осторожно начал дядя Олег, но я его перебил:
– Хау! Я уже сказал. Похоже, что Всадник не совсем врал, и конь его не так уж прост. Даже башка способна компенсировать «подарочек» старого Кыдыра… Не чувствую я рыбу, как раньше.
– Это у тебя, а как – у меня? – с надеждой спросил дядя Олег.
Откуда мне было знать? И я в ответ просто пожал плечами. Дядя Олег загасил в пепельнице окурок сигареты, решительно встал и, не сказав ни слова, ушёл в дом. Вернулся он через пару минут со снастью в руках.
– Что? По крупному проверять будем? – кивнул я на снасть, и дядя Олег подмигнул мне в ответ:
– А то как же!

[Степняк]

Глава 5
Аргумент

Аргумент – суждение, приводимое
в подтверждение истинности другого сужденья…

Факт – 1) Синоним понятий истина, событие, результат.
2) Знание, достоверность которого доказана…

Советский Энциклопедический Словарь, изд. 1986 г.


...Вы, джентльмены, знаете,
что сила аргумента зависит
от того, как и когда им
пользуются...

Рекс Стаут. «Прочитавшему – смерть»


Вторая половина июня на фазенде – время более-менее спокойное. Рыба ловится так себе, всё уже посеяно и прополото, и, в общем-то, остаётся только поливать да изредка заниматься разными мелочами. Правда, в тот год то с одной, то с другой стороны работа подваливала, причём, как мне теперь видится, совершенно чужая. Но человек – такая скотина, которая привыкает быстро и ко всему. Да и больших усилий ликвидация всех этих ненормальных явлений не требовала. А вот поговорить с живым человеком зачастую очень хотелось. Поспорить, своё мнение высказать…
К моему сожалению, иногда я не могу удержать своё мнение при себе и лезу в бесплодные споры-разговоры. А спор, я так думаю, он в корне лишён смысла – по определению. Согласитесь, что спорят, брызгая слюной и заливая инакомыслящих соками, как правило, люди не лишённые ума, отягощённые жизненным опытом, уверенные в собственной правоте. И с кочки этой уверенности им глубоко плевать как на убеждения оппонента, так и на ценность приводимых им доводов. Победителя в любом споре быть не может, а в проигравших всегда ходят зрители, то есть мы с вами. Можете проверить это – газеты и телевизоры у нас пока ещё не отобрали, и лапшу они все варят отборную, твёрдых сортов.
Ещё более идиотским считаю выражение «стороны готовы к диалогу». И вообще все диалоги. Особенно в политике. В этой области вышеприведённый набор слов может означать только то, что фига в кармане уже сложена, свинья откормлена, добро пожаловать!
Более-менее приемлем, на мой взгляд, монолог. Возможно – монолог поучительный, и не грех, если подкреплённый грубой силой. А что? Может, скажете – вас воспитывали каким-то другим, особым способом? Или вам повезло учиться не в наших отечественных школах, а где-то в районе Альдебарана?
В идеальном случае применения монолога вы высказываетесь на интересующую вас тему не торопясь, с толком, припоминая факты, приводя убийственные аргументы, без крика и базара используете для подавления оппонента интонационное богатство русского языка. В общем, какое-то время пользуетесь пресловутой полной свободой слова. Вы свободнее, чем президент, потому что он всегда ограничен во времени. А уж когда весь пар вышел в свисток, не обижайтесь, такое же право получает ваш визави.
Особо умные могут возразить, что я подменяю понятия «спор» и «диалог» неведомо чем. Этим, с позволения сказать, господам заявляю прямо: «Вы не правы!» Где вы здесь видите грозные выкрики, попытки оборвать оппонента или что-то подобное? К тому же тот, из кого пар уже вышел, волен временно удалиться из аудитории и вернуться с новыми силами, много позже, к концу монолога противника. Это ли не свобода?
Естественно, что и в монологе, особенно поучительном, заложено глубокое безразличие к мнению окружающих, но кто, простите, сейчас не плюёт на мнение соседа? Кто хоть раз, вне Японии, понятное дело, слышал в свой адрес: «Ваши доводы убийственны, вы видите проблему шире и полнее, нежели я… Я повержен, готов воспользоваться вашим опытом и уступить вам своё кресло»… Не приходилось слышать в свой адрес? И в чужой тоже? Даже по телевизору? Вот то-то же!
А в монологе, типа предложенного мной, в саму основу заложено уважение к собеседнику и окружающим. Понятно, что наплевательское отношение к убеждениям противника никуда не делось, осталось при нас. Но и уважение налицо: сидим, не перебиваем выкриками, соки и другие жидкости не разбрызгиваем…
Значит, можно добиться уважения к личности выступающего? Пусть даже применяя мой «метод монолога». Пусть даже, для начала, с применением насилия…
Вот всю эту бредятину, на мой взгляд, не лишённую некоторого смысла, я и прогнал дяде Олегу, пока он резал колбасу и чистил огурец. Дядя Олег приехал на фазенду, чтобы поздравить хорошего меня с Днём медицинского работника, и потому я, как виновник торжества, был отстранён от оснащения стола. Может, где-то там, во внешнем мире, я и не очень котируюсь как медработник, но здесь, на острове, я в выше помянутой области крут! Круче гор! Ну, возможно, отрицательный склон чуток круче меня… Однако на Ямане никаких гор нет, да и я такой один. Так что про отрицательный склон – это я из лишней скромности…
– В холодильнике лежит украшение стола, – прозрачно намекнул я дяде Олегу, хорошо зная его пристрастия.
– Красавец! – восхищённо воскликнул дядя Олег, извлекая жереха горячего копчения. – Мечта поэта!
Он осторожно, как невесту, понёс жереха к столу и стал вертеть головой в поисках чего-нибудь, на что можно было пристроить рыбу. Я быстро постелил сложенный вдвое газетный лист, и дядя Олег, уложив на него жереха, с нежностью погладил золотисто-коричневую чешую и вожделенно втянул носом запах.
– Сейчас я буду рвать его на части! – торжественно пообещал он и тут же оговорил условия: – Голова, кожа и брюшко с рёбрами – мои!
Он с вызовом посмотрел на меня и, кажется, был слегка разочарован, когда я без боя уступил лакомые куски:
– Да за-ради Бога! Ешь, не торопись! Я в эту игру ещё вчера досыта наигрался.
– М-мда! Зажрался ты здесь деликатесами! Кстати! Красавец этот в сетку завалил или…
– Зачем в сетку? Этого я на спиннинг, в честном бою взял, – похвастал я.
– Значит, как жара спадёт, едем на охоту! – возбуждённо заявил дядя Олег. – Страх, как подраться хочется!
– Без проблем! – согласился я. – Сам собирался…
– А это что? – удивлённо спросил дядя Олег, приподняв край газеты под жерехом.
– Что? – не понял я.
– Я эту газету ещё не видел, а ты её – под рыбу… – слегка огорчился он. – На ночь бы почитал, интеллект потешил…
– А на фига тебе эти газеты читать? Расстройство одно! Ничего успокаивающего в них тебе не пропишут, да и долдонят они все одно и то же: разъясняют, почему ты должен быть нищим. А я и так это знаю! Всё для того, чтобы правительство вкусно и жирно на Багамах кушало, а олигархи яхты да особняки покупали. Так мы и здесь жирно едим! – я кивнул на жереха. – И далеко не благодаря правительству, а скорее – вопреки… А были б деньги, я бы катер купил. Торпедный.
– Одобряю! – Дядя Олег принялся сдирать с жереха шкуру, обнажая снежно-белую плоть. – Я к тебе торпедистом пойду или хотя бы канониром на пушку. Возьмёшь?
– Возьму! – пообещал я рабочее место. – Но я хотел сказать не об атаках на яхты олигархов… Если тебе так уж требуется интеллект перед сном ворошить, то для этого сама газета не нужна. Достаточно название вспомнить. «Волга», «Комсомолец Каспия»… Или вот «Аргументы и факты», – я постучал пальцем по листу, на котором дядя Олег разбирал рыбу на «хорошее» и «плохое». – Ты вдумайся в название! Казалось бы, всем нам известны все Факты в совокупности, но если я приведу отдельный, бесспорный Факт, то ты, оперируя несколькими, даже сомнительными, Аргументами, можешь низвести мой Факт до простого аргумента, а то и просто до фака… То есть, для того чтобы развивать интеллект, совсем не обязательно изучать всю газету. Расстройство одно для желудка. Вспоминай названия! А если копнуть глубже? В философском смысле? Уловил течение моей мысли?
Дядя Олег, успевший сложить перед собой достаточно большую кучу кусков пожирнее и даже продегустировать их, по-вампирски причмокнул губами и мечтательно сказал:
– Когда-нибудь, потом, позже, я куплю диктофон!
– Чего? – обиделся я. – Я тут распинаюсь перед ним!.. А он пребывает в грубом вещизме!
– Да я не о том! – начал оправдываться дядя Олег, одновременно наливая в стаканы на два пальца водки. – Я хотел записывать тебя, чтобы потом прослушивать и изучать в первоисточнике… На досуге.
Было в словах дяди Олега что-то такое… Подозрительное! Но он не дал мне проанализировать это возникшее чувство, сунул в руку стакан, приподнял свой и провозгласил:
– Ну, с праздником! И пусть вот так – как можно чаще, а мы к вам – как можно реже!
Но выпить за этот замечательный тост мы не успели…
Вообще-то в Ямане люди попривыкли уже ко всему. Ну, в смысле, мало что такое-эдакое может напугать сильно или удивить до икоты. Хотя… Ясен пень! Если ты козу за рога держишь, а какой-нибудь дурак из кустов гавкнет… Тут уж поневоле удивишься! Но дураки у нас на острове появляются редко и, слава Богу, не задерживаются. Хочу отметить, что и негров, побывавших на острове, можно по пальцам пересчитать. Лично мне довелось здесь видеть только одного, а вот Борода рад бы с ними повидаться, да не выходит ничего. И это притом, что у него научный интерес имеется: хочет Борода узнать у негров – загорают они на солнце или нет, и как пристаёт загар.
Но мне всё это по барабану! В смысле, негр ты, дракон или китаец – всё едино. Как говорит один знакомый людоед: «Лишь бы человек был хороший и вёл себя прилично!» Я бы добавил: «Тишину не нарушал и в мои дела не лез». А этот негр появился прямо на веранде! Раньше такого не бывало! В смысле, нечисть всякая в границах дома просто так не появлялась, пока сам её не призовёшь…
Негр был красивый! Я таким красивым последний раз был лет эдак в двадцать-двадцать пять. Не негром, правда, и ростом пониже, но… Сразу оговорюсь: ориентация у меня чисто традиционная, без вывертов всяких там… Но негр всё равно был великолепен! Он стоял посреди веранды, упираясь в потолок курчавой головой, и был так красив, что дядя Олег поставил на стол бутылку, которую до этого схватил за горлышко, намереваясь угостить пришельца. А как тут угостишь, если он головой потолок подпирает? Да и я отпустил рукоятку топора под столом. Разве на такую красоту кидаться с топором можно? Он же всё здесь переломает! Сначала его надо под каким-нибудь предлогом на улицу вывести…
Негр, большой, чёрный и красивый, стоял, безвольно опустив руки, и смотрел на нас пустыми печальными глазами. Причину его печали в тот момент лично я усмотрел в большой, сантиметров пятнадцати, кости, пронзившей поперёк широкий нос. А может быть, причина заключалась в зажигалке «Ронсон» в мочке левого уха или была обусловлена большим медным компасом в правом? Не хотелось думать, что вселенская печаль негра могла быть вызвана симпатичной густой татуировкой лица и ракушками, приклеенными там и сям на лоснящихся щеках. Рубль советской чеканки, свисающий с нижней губы, я, в плане причины печали нашего гостя, отбросил сразу.
Многочисленные разноцветные бусы опутывали могучую шею и почти полностью скрывали широкую, мускулистую грудь. Негр был босой, но ступни ног таились в густых травяных юбочках. Такая же юбочка, размером побольше, изготовленная из пальмовых листьев, болталась на поясе, прикрывая всё, что следует. Вообще, весь негр выглядел ухоженным и чистым: юбочки свежие, кость в носу обглодана до белизны, а большие ладони сильных рук отмыты до розового цвета.
Российский народ любит негров изначально. Какое эмоциональное потрясение пережили все мы, когда узнали, что какие-то… то есть нехорошие дяди и тёти «ай-я-я-я-я-я-яй!!! убили негра!!!» Не спас положения даже тот фактор, что «негр встал и пошёл» и «играл в баскетбол»… Многие тогда пили валерианку! Я помню…
Трудно сказать также, с чем связано это глобальное для россиян явление: то ли с этническими корнями Александра Сергеевича Пушкина и тем генетическим следом в России, который он оставил параллельно своему творчеству, то ли правы современные учёные, и все мы имеем корни, исходящие из центра Африки. Не знаю! Но девицы наши тают, как свечки, при виде выходцев из Чёрного Континента.
Такая любовь без особого труда породила интересную цветовую гамму на нашей территории, но все усилия негров в этом направлении пока не привели к появлению ни нового А.С. Пушкина, ни его славного предка, арапа царя Петра Великого. Хотя, если быть честным, есть в этом деле некоторые подвижки. Пусть даже в лице народного любимца, заслуженного негра «Аншлага»: «пошёл-на-фиг-с-Новым-Годом!» и всяких там «шоколадных зайцев-мерзавцев».
Их-то любовь, в смысле, любовь народов Африки к россиянам, вполне понятна и легко объяснима. Во-первых, половина из них получила высшее образование в наших университетах, а во-вторых, в государственном масштабе, можно очень долго улыбаться и не отдавать нам долги, что никак не влияет на наше расположение и любовь к неграм…
И ещё наш негр беззвучно плакал…
Если плачет мужчина, значит, в мире произошла огромная несправедливость, которую никак невозможно подправить хуком справа или, скажем, броском через бедро. А когда плачет большой и сильный мужчина… Такой феномен может означать лишь то, что вселенская катастрофа уже произошла, но ещё не докатилась до нас и только потому ещё не ощущается.
Мы с дядей Олегом прониклись моментально. Ну, может быть, дядя Олег опередил меня на долю секунды и проникся чуть раньше.
– Ты чего, чувак? Обидел кто? – сочувственно спросил он.
– Эта… Кто тебя… – попытался я поддержать дядю Олега, но нужных, идущих из души слов не нашёл и решил помолчать.
Да и наш чёрный гость, похоже, был склонен больше доверять не мне. Он всхлипнул, вытер ладонью нос, от чего кость мотнулась до самого уха, звякнув о зажигалку, протянул руку к столу и схватил стакан дяди Олега. Такой прыти мы от расстроенного негра не ожидали, да и его дальнейшие действия повергли нас в лёгкий шок.
Негр влил в себя содержимое стакана, молодецки крякнул и взвыл, как групорг на демонстрации:
– Рюсский водка! Хорошо! Дрюжба! Слява КПСС!
В словах негра, собственно, ничего особенного и не было. В современном мире мало найдётся людей, не способных довольно внятно сказать несколько слов по-русски про водку и икру. Но то, что наш чёрный друг вдруг неожиданно вспомнил о КПСС, да ещё с таким энтузиазмом и к ночи…
Пока мы с дядей Олегом, раскрыв рты от удивления, переживали этот пламенный привет из прошлого, старый друг нашей партии успел ухватить со стола дольку огурца и закусить. Он хрустел огурцом, а мы медленно приходили в себя. Дядя Олег тряхнул головой и с подозрением спросил:
– Где язык выучил? А?! В спецшколе?
Может быть, дядя Олег и заподозрил в негре шпиона, только тот на удочку не попался, вывернулся:
– Папа научиля! Папа били… Биля.. Биля в у… Уни...
– Университете? – попытался я вывести негра из затруднения.
Негр благодарно кивнул, но не успокоился:
– Пар… Парти… Патри…
– Патриса Лумумбы! – вновь блеснул я интеллектом и принялся печально размышлять о том, что абсолютно все, кого заносило на фазенду, все, будь то индус, негр или дракон – выказывали знание русского языка, а я, хоть убей, ни слова не знаю по-негритянски!
Процесс моего самобичевания был прерван восклицанием дяди Олега:
– Понятно! Твой папа-негр учился у нас в университете имени славного Патриса Лумумбы, научил тебя говорить по-русски и партию любить. Так?
Негр отрицать очевидного не стал и подтвердил слова дяди Олега страстным возгласом:
– Слява КПСС! Ленина жиля, Ленина живя…
– Стоп! – прервал я реанимацию социализма на вверенной мне фазенде. – К нам-то ты за каким пожаловал? Учиться, что ли?
– «Учися, учися и учися»!.. – начал было цитировать неугомонный почитатель классиков, но сломался в середине цитаты и жалобно всхлипнул: – Я женися хочу…
– Правильная мысль! – поддержал негра дядя Олег. – И что же мешает?
– Папа… – Он всхлипнул. – Сказала… Нада сначала учися, диплома получать… А тогда женися.
– Мыслит твой папа правильно! – Я окинул негра взглядом. Хорош! – А у твоего папы диплом есть?
– Есть бумага! – кивнул негр курчавой головой. – Папа два год русский училя! Совсем домой хотеля! На собрание речь говориля. В защита мир, против буржуинов! На язык наш племя. – Негр восхищённо закатил глаза. – Осень ему хлопали! И бумага дали с круглый печать!
– Грамоту впарили по линии дружбы народов! – понимающе вполголоса буркнул дядя Олег. – И тебе, значит, такая бумага нужна?
Негр как-то воровато оглянулся и, понизив голос до шёпота, сказал:
– Моя русский уже хорошо знаю… Два год учися зачем?.. Бумага надо… Чтоб женися! А они…
Негр заревел белугой, и дядя Олег, в целях приведения негра к общему знаменателю, был вынужден применить старый армейский приём.
– Смир-р-рна!!! – взревел он, имитируя рык раненого льва в смеси с шёпотом сержанта на утреннем построении. – Руки по швам! Как зовут тебя, славный сын своего племени?!
Негр упёрся головой в потолок так, что хрустнули стропила крыши, выпучил глаза и выпалил:
– …-…-…-… из племя …-…-…!.. – и скромно добавил: – Сын вождь.
К моему огромному сожалению, нет никакой возможности даже частично воспроизвести гордое имя и название племени негра. Я и тогда-то едва не вывихнул себе руку, пытаясь зафиксировать на пачке «Примы» то, что легко слетало с губ нашего гостя, а сейчас и вовсе не рискну здоровьем. Да и вообще считаю совершенно лишним поимённое перечисление всех врагов, слонов и носорогов, индивидуально убитых папой и дедушкой именуемого, а звуки, сопровождающие зачатие поименованного субъекта, я не смог бы повторить даже под пыткой.
– Как же это тебя!.. – в голосе дяди Олега отчётливо прослеживалась нотка сочувствия. – Бумага тебе, значит, нужна… Чтоб жениться. И что? Не дали тебе бумагу?
– Они смеялся! – истерически взвизгнул негр. – Над мой папа не смеялся! Дрюжба! Равенство! Братство! Его все любиль...
– У-у-у! – Дядя Олег махнул рукой. – С этими пережитками мы давно покончили! Сейчас боремся за места на кладбище… А ты им имя своё назвал? Речь сказал в защиту мира?
– Не мог успеть… Они над моя одежда смеялся…
– А как тебя к нам-то занесло? – вклинился я.
– Меня колдун учися отправила. Как папа. Дала мне… – Негр ухватился за связку соломы на одной из ниток бус и сказал слово такой длины, что я успел пожалеть о своём любопытстве и даже осудить его.
– А к вама попала случайно! – продолжил ничуть не уставший от своих риторических упражнений негр. – Прятаться хотела… Стыдно…
Соискатель справки об обучении в университете попытался предаться безудержной скорби, но дядя Олег решительно пресёк эти поползновения:
– Стоп! Суду всё ясно! Ты… Как тебя там… Дружбан! Ты неправильно за дело принялся! Не с той стороны! Время сейчас, понимаешь, другое – другие слова и аргументы нужны, более убедительные, что ли. Ты что сказал, когда появился в университете?
Негр шмыгнул носом, неуверенно переступил с ноги на ногу, от чего пол веранды жалобно скрипнул, и промямлил:
– Да я… Я сказала… Руски я знай… Зачем учить? Бумагу, сказала, давай… Я речь говорить буду… А они…
– Во! – Дядя Олег назидательно поднял указательный палец. – Вот оно! Ошибка на ошибке! Надо было двинуть что-нибудь современное, понятное людям. Скажем так: «Стоять на месте! На месте стоять! Иначе рискуешь ничё не понять! Жил-был…» Ну, и дальше по тексту. Мог бы своё славное имя назвать. Для начала…
Негр заворожено смотрел на дядю Олега и беззвучно шевелил своими толстыми губами. Видать – учился.
– Колдовство… Это заклинание? – с ужасом спросил он.
– Ещё какое! – заверил дядя Олег. – С ног сбивает, как граната! Кстати о птичках…
Дядя Олег схватил с холодильника пузырёк из-под «Пепси-колы» и старый шнурок от армейского ботинка.
В этих пластиковых пузырьках дети привезли мне на дачу «Пепси». Содержимое сосудов они вылакали сами, а тару оставили мне на память. По форме пузырьки походили на сильно разъевшиеся гранаты «Ф-1», в просторечии – «лимонки». Неведомый автор дизайна тары для безалкогольных напитков постарался на славу! На горловине сосуда имелись в наличии даже предохранительная скоба и кольцо…
К этому кольцу дядя Олег и привязал шнурок от ботинка.
– А вот и аргумент! – заявил он, подошёл к негру и сунул ему пузырёк в правую руку, а конец шнурка в левую. – Подними руку над головой… Стой! – Дядя Олег едва успел предотвратить разрушение потолка веранды. – На колени, что ли, встань…
Негр послушно бухнулся на колени и чуток не проломил доски пола.
– Хорошо! Теперь подними эту руку над головой.
Негр воздел руку с «гранатой» над головой, шнурок натянулся, но выдержал.
– Очень хорошо! – похвалил негра дядя Олег и тот, счастливо улыбнувшись, спросил:
– А смеяться будут?
– Только в истерическом припадке! – заверил его дядя Олег и критически, как матёрый художник, осмотрев своё творение, остался недоволен.
– Ну-ка сделай зверское лицо! – потребовал дядя Олег.
– Такой? – Негр вдруг прищурился, вытянул губы трубочкой и стал предельно похож на муравьеда с костью в носу и гранатой в передних лапах.
– Фуфло! – поморщился дядя Олег. – Нужно что-то страшное! Понимаешь?
Негр согласно кивнул, и в следующее мгновение я вспотел, всей спиной вдавился в стену веранды и выставил перед собой судорожно зажатый в обеих руках топор. Как сейчас помню: очень хотелось погрузиться в стену, как можно глубже, проломить её и бежать, бежать… Всё дальше и дальше по огороду, полю, реке…
Дяде Олегу повезло чуть меньше, так как он стоял на ногах. Отпрыгивая назад, он сильно ударился плечом о холодильник, а ногой о табуретку. Однако в полёте он ухитрился схватить железный лом, выставил его перед собой и приготовился к обороне.
Лицо негра приобрело обычное выражение, и он радостно пояснил:
– Раненый слон!
Дядя Олег отставил лом в сторону и, потирая ушибленное плечо, буркнул:
– Предупреждать надо… Я чуток не… – Он поставил табуретку на ножки и сел. – А вообще-то, очень даже хорошо! Только не забудь там встать с колен. Руку, значит, вверх, на лице – раненый слон, и погнали наши городских!
– Кто? – не понял негр.
– Имя своё назовёшь! Понял?
– Поняла! – кивнул негр. – А заклинание говорить?
– Какое ещё заклинание? – удивлённо вытаращил глаза дядя Олег.
– «Стоять на месте! На месте стоять! Иначе рискуешь ничё не понять! Жил-был…» – слово в слово, с выражением, нараспев воспроизвёл негр и выжидательно уставился на дядю Олега.
– Видал?! – обратился ко мне дядя Олег. – Во способности! Мух влёт взглядом бьёт!
– Папа говорила – я способный! – подтвердил негр и несмело спросил: – А хлопать мне будут?
Дядя Олег задумался, и я решил ему подсобить:
– Пусть требует аплодисментов… Оваций…
– Точно! – оживился дядя Олег. – Значит, грана… Аргумент поднимешь вверх и кричи регулярно: «Аплодисменты! Овации!» И, кажется, всё…
– Аплодисменты… Овации… Аплодисменты… – с какой-то восторженной дрожью в голосе принялся бубнить негр, а потом задал очередной вопрос: – А бумага дадут? И круглую печать!
– Послушай сюда, мой оборзевший, не различимый в темноте друг! – терпеливо пояснил дядя Олег. – Дадут тебе бумагу или не дадут – зависит только от тебя! Ферштейн? Как увидишь, что все тебе хлопают и любят тебя, – требуй свою бумагу! И вообще! Побольше инициативы! Всё понял?
Он кивнул, и дядя Олег, не дожидаясь других вопросов, распирающих нутро негра, широко перекрестил пространство перед собой, вмещающее и негра, и напутствовал:
– С Богом!
Негр не подкачал! Не глядя, он нащупал связку соломы на шее, потеребил её и исчез.
– Интересная солома! – оценил дядя Олег средство передвижения негра и принялся тщательно мыть стакан, из которого имел честь пить наш чёрный гость.
Мы наконец-то выпили за мой профессиональный праздник, потом – за негров Всея Руси и немного порассуждали на тему, что теперь может находиться в здании бывшего университета имени славного Патриса Лумумбы. Дядя Олег даже успел налить в стаканы ещё «по чуть-чуть», и тут вновь явился тот же самый негр! Действовал он по проверенной схеме: вырвал стакан из пальцев оторопевшего Олега, мгновенно выжрал водку и занюхал косточкой, не вынимая её из носа.
Всё в этом мире имеет свой, давно определённый и выверенный предел. Даже дружба народов. Особенно, когда дело касается водки. А потому от дяди Олега, в данной ситуации, можно было ожидать любых, самых жестких санкций. Но он повёл себя в высшей степени благородно и дипломатично! Почти добрыми глазами посмотрел прямо в лицо негра и без тени раздражения в голосе спросил:
– Ты чё, гудрон в брикете? Совсем оборзел?!
Негр на слова дяди Олега не обратил никакого внимания и всем своим видом показывал, что он может ещё и не такое! Несколько ниток бус на его шее оказались разорваны, и бусины весело стучали по полу веранды, разлетаясь по углам. Лиственный пояс, сильно растрёпанный, прижимал к животу какие-то остеклённые рамки. Сам негр самозабвенно размахивал «аргументом» с обрывком шнурка, пребывал в сильнейшем возбуждении и задорно, как пионер на демонстрации, выкрикивал:
– Слява КПСС! Аплодисменты! Дрюжба! Равенство! Братство! Свобода! Овации!..
– Стоять на месте! Смирна!!! – неожиданно заорал, перекрывая негра, дядя Олег. – Хорош орать, Момо африканское! Ты уже среди своих!
Негр уронил стакан, ловко подбил его ногой прямо в руки дяди Олега и, не в силах совладать с чувствами, тихонько взвыл:
– Шайба-а! – и добавил такое из русского языка… Из таких его глубин…
Какое-то время мы с дядей Олегом провели в созерцании лиц друг друга. На лицах наших было ярко написано удивление в смеси с гордостью. Гордостью за то, что в далёкой Африке, или где-то там ещё дальше, простой негр, пусть даже и очень способный сын вождя, может выражать мысли на той части Великого русского языка, которая способна описать любой, даже самый сложный процесс одним коротким словом. Значит, есть ещё надежда, что однажды русскоговорящее население Земли по численности превысит количество китайцев!
– Этому тебя тоже папа научила? – обратился я к негру.
Он слегка сжался, посмотрел на нас виновато и прошептал:
– Это я сама…
– Сама?!! – восторженно вскричали мы в унисон.
– Папа говорила... Колдуну политика поясняла… Я в кустах сидела…
А я-то, по честности говоря, совсем уж было решил, что вот оно! Свершилось! Нами, простыми астраханцами, раскрыта тайна зарождения русского языка! И место его зарождения! Ан нет! Облом есть облом.
– Уф-ф-ф! – длинно, как всплывший кашалот, выдохнул дядя Олег. – Я уж думал… – Он огорчённо потряс головой. – Ну, как учёба? Бумагу тебе, я вижу, дали.
– Нет! Не дали! Хлопал сильно! Даже кричал… В начале. Бежать хотел, я заклинание говорить. Они слушать. Не смеялся! Потом много хлопал! Женщин на землю падал! Бумага я сама взял… На стене много висел. Я взял два.
– Покажи! – попросил дядя Олег, и негр, в ответ на просьбу, протянул застеклённые рамки. В руки не дал, но и так хорошо было видно, что под стеклом крупно значилось: «Грамота… Дана коллективу… …За успехи в…» На второй «бумаге» просматривался очень похожий текст.
– Ну, что ж! – серьёзно сказал дядя Олег. – Бумага, как говорится, налицо. Большая круглая печать… Вот она! Всё путём! Поздравляю! Можешь жениться на двух девицах сразу. У тебя ж две бумаги.
– Правда?! Ура!!! – во всё горло оглушительно гаркнул негр. – Слява КПСС! Овации! Моя будет жен больше папа!
– В смысле? – поморщился дядя Олег, ковыряя пальцем в ухе. – Что значит «больше»?
– Два жена моя есть, – пояснил негр. – Хочу жениться. Папа говорить: учись надо. Бумага надо. Вот бумага! – Он торжествующе потряс грамотами. – Два жениться! У папа три жена. Моя больше!
– Дела-а! – покачал я головой и дал негру совет: – Ты особо не тряси своей «бумагой»! Вещь хрупкая. Не ровен час…
Озабоченно осмотрев свой трофей, негр прижал рамки к груди, счастливо улыбнулся и торжественно заявил:
– Моя папа умный учёная! Папа говорить мне русски хороший люди! Добрый! Моя тоже умная! Моя будет вождём племени! Моя племя русски кущать никогда не будет! Папа не кущай и моя не кущай! Мы умный! Спасиба! Слява КПСС! Аплодисменты! С Богом!
Рванув солому на шее, как кольцо гранаты, гость исчез с победным воплем, оставив нас в некотором потрясении. Дядя Олег отодвинул в сторону стакан, щедро плеснул из бутылки в чайный бокал, молча выпил и, после длинного выдоха, сказал:
– Да-а-а! Тяжела она, работа дипломата! Вот, сколько живу, а так богато меня ещё никто не благодарил. То-то я гляжу, негр такой упитанный и шустрый, гад!
– Зря ты так на него. – Я подцепил кусок колбасы и, как следует прожевав, пояснил свою мысль: – Он ведь мог и без «спасиба» обойтись. Вполне! А теперь, считай, всем, кроме русских, где-то в далёкой Африке крупно не повезло! Это приятно!
– Но аргумент-то наш он с собой прихватил, не забыл! Друг ситный! Да ещё этот прохвост поимел с нас две порции водки и кучу бесплатных советов!
– А вот здесь ты, дядя Олег, не прав! – рассудительно заявил я. – Во-первых: все наши «друзья» в этом плане ведут себя одинаково. В смысле «поиметь»… Пора бы привыкнуть. Во-вторых: если разобраться, то негр, прихватив «аргумент», наверняка заботился о детях. Чтоб они, в своё время, тоже жениться могли. А в-третьих: «аргумент» в результате действий нашего друга, руководимого тобой, уже давно превратился в «факт»! То есть, ты блестяще подтвердил мои недавние теоретические выкладки.
Дядя Олег задумчиво почесал затылок, разлил поровну остаток водки и, посмотрев на место, где стояли ноги негра, произнёс:
– Завтра же куплю диктофон! Без него мне, так сразу, не понять, каким таким хитрым образом ты негра, аргумент и факт связал?
– Ну, ты же смог привязать негра к «аргументу» шнурком от ботинка? – пошутил я. – Давай-ка лучше за нас молодцов выпьем! Пока негра нет…
Мы торопливо выпили сами за себя, закусили, и дядя Олег, взяв в руки один из спиннингов, начал проверять оснастку. Ему было уже наплевать на всех негров мира и хотелось немедленно ехать на реку, громить местных хищников.
– Не спеши! – попытался я охладить его пыл. – Пока жара спадать не начнёт, на реке делать нечего. Рыба берёт плохо…
– Значит, её будем и ловить! Которая берёт плохо! – азартно воскликнул дядя Олег. – И мне размяться надо, спиннинг прочувствовать!
– Как скажешь. – Я потянулся и зевнул. – Мысль меня одна мучает… Может стоило негру разъяснить про текущий момент? Растолковать, что лозунги его папы устарели, и за них внучата его запросто могут в ухо схлопотать. А?
– А вот тут ты не прав! – Дядя Олег назидательно погрозил мне указательным пальцем. – Чему учит нас история? – задал он вопрос и сам же дал ответ: – История учит нас тому, что всё развивается по кругу… Или по спирали?.. Ну, это сейчас не важно! Главное – она развивается!
Я неопределённо пожал плечами, демонстрируя, что слежу за мыслью, и дядя Олег продолжил:
– Также является общепризнанным фактом то, что мы, русские, – нация загадочная и непредсказуемая. Улавливаешь?
Я честно признался, что пока ничего не уловил, и дядя Олег торжественно провозгласил:
– Запросто может случиться такой факт, что, когда дети нашего негра явятся за своими бумагами, похищенный у нас аргумент им будет просто не нужен, а лозунги типа: «Русски кушать не будем! Слява КПСС!» и так далее, придутся в самый цвет и будут иметь у местного населения бешеный успех! Ферштейн?
Потрясённый выводами дяди Олега, я суеверно сплюнул через плечо и сказал:
– Нихт ферштейн! Пойдёшь за диктофоном – бери два. Мне такой аппарат тоже не помешает…

Глава 6
Саркофаг



Саркофаг (греч.) – буквально: пожиратель мяса.
Гроб – небольшая гробница из дерева, камня и др.

(Советский энциклопедический словарь)


Вообще-то, я не шахматист, но приблизительно на три хода вперёд свои действия просчитать могу: завтрак, обед и ужин. Хотя и здесь возможны варианты – ногу сломаешь, или аппетит обо что-нибудь отшибёшь… Понятно, что если вокруг падают снаряды, то наверняка началась война, но вот многие ли под ударами судьбы понимают, что идёт артподготовка перед апокалипсисом? Даже когда Чёрного Дракона и близко не видать? Но эта тварь всегда предпочитает бить по площадям.
Значит, нет ничего удивительного, что некоторые тяжёлые вещи пали на окружающую среду: досталось и дяде Коле, и дяде Саше, и некоторым другим моим знакомым. Вот только стрелки, как сейчас говорят, всё равно сошлись в одну точку – на мне…
Эту волшебную летнюю ночь дядя Коля провёл вне дома. Сам дядя Коля склонен был в происшедшем обвинять жену и обстоятельства, однако в глубине души признавал, что гораздо в большей степени его поведение в последние сутки было обусловлено действием различных алкогольных напитков и чарами длинноногой бесстыжей блондинки. Хотя слово «бесстыжая» он в своих размышлениях и не применял. Да и с чего бы это? Девушка, которая – и он признавал это – сама сняла его в баре, была замужем, не скрывала этого и, оторвавшись с дядей Колей ночью по полной программе у себя дома в супружеской постели, утром особых претензий к нему пока не предъявляла. Кроме, пожалуй, вежливых намёков на продолжение знакомства, хотя бы на период командировки мужа.
Отпетым ловеласом дядя Коля отнюдь не являлся, не числил себя и в примерных мужьях и уж вовсе не являлся дураком. Во всяком случае, он всё утро не уставал нахваливать себя за то, что не повёз блондинку к ней домой на своей «Волге», а взял такси. Утром он, определяя координаты, с удивлением обнаружил себя чуть ли не в самом центре Жилгородка, на улице имени славного Богдана Хмельницкого. Рисоваться на этой улице и в этой части города ему было совсем ни к чему – и по очень многим причинам.
Уяснив из утреннего щебетания блондинки тот факт, что их романтическая встреча не грозит вылиться в явную материальную заинтересованность одной из сторон, а моральные потери будут, скорее всего, сведены к балансу «фифти-фифти», дядя Коля позволил себе слегка расслабиться и рассматривать происходящее как приятное приключение. Выпитое холодное пиво постепенно вытесняло головную боль, и на её место пришли мысли о жене. Вот эта проблема желала быстрого и, по возможности, безболезненного разрешения.
Озабоченный поисками реальных выходов из возникшей ситуации, дядя Коля выбрался из огромной кровати и объятий знойной блондинки на волю и босиком прошлёпал в санузел, где уселся на унитаз и задумался.
Вы не обращали внимания на тот факт, что большинство удачных, да и просто гениальных мыслей приходит в голову именно в то время, когда сидишь на унитазе? Нет? Странно! Интересно, как же и где, в таком случае, вы решаете накопившиеся проблемы? Слава Богу, дядя Коля знал нужное место, предназначенное для решения сложных задач.
Если бы у дяди Коли имело место быть приличное медицинское образование, то он, без сомнения, увязал бы биохимические процессы, текущие в организме, и информационные потоки Вселенной в единое целое. Естественно, с помощью унитаза! И это неизбежно привело бы к возникновению передового научного направления и основанию новой школы. К сожалению, техническое образование дяди Коли позволяло ему всего лишь заподозрить связь между приходящими в голову мыслями, давлением внизу живота, освещённостью, кривизной поверхности унитаза и электропроводностью его содержимого в зависимости от квадрата времени.
Несмотря на явные пробелы в образовании и недооценку глубины текущих биохимических процессов, дядя Коля, сидя на унитазе в позе «я подобен лотосу», с лёгкостью оперировал идеями и информацией, порождая порой потрясающие своей простотой идеи. При этом он не вскакивал с унитаза с диким криком: «Эврика!» и не носился по комнатам…
…Тщательно вымыв руки, прокашлявшись и прицельно плюнув в дырку раковины, дядя Коля вернулся к кровати и, разглядывая солнечное утро за окном, спросил у блондинки:
– Ты дикую природу любишь?
Ответом ему были щебетание, мурлыканье и даже лёгкий эротический стон, что можно было бы рассматривать как восторженное «да!», так и неуверенное «нет». Однако дядя Коля, не желая копаться в нюансах и мучить себя сомнениями, подвёл итог:
– Очень хорошо! Тогда нужна ещё пара про… Пр-р… В общем, пару подруг пригласи.
По верхнему обрезу простыни сверкнули два небесно-голубых наивных глаза:
– А зачем?
Дядя Коля сокрушённо вздохнул, однако, помня, что девушкам очень нравится, когда их ценят не только за красоту, но и за здравый смысл, не стал озвучивать слова, вертевшиеся у него на языке, в частности «дура», а, изобразив на лице крайнюю степень задумчивости, сказал:
– Ты мыслишь не адекватно моим возможностям, хотя, в перспективе, и заманчиво, но в данном случае мы едем в глубинку, к двум бывшим горожанам, а теперь островным аборигенам, которые, подобно ковбоям Дикого Запада, стреляют коров из воздушки, употребляют исключительно здоровую пищу, рыбу, и имеют избыток фосфора в некоторых органах… Так что твои подружки придутся весьма кстати…
– Ой! – защебетало из кровати. – Мне так хочется пострелять из ружья!
– Вот и постреляешь, – усмехнулся дядя Коля, вспомнив, что в гараже лежат забытые им с последней охоты патроны и ИЖ двенадцатого калибра. Он начал было прикидывать, на какое расстояние отбросит блондинку отдача выстрела, но тут же озаботился другим вопросом: как бы без лишних хлопот узнать, как же зовут прелестное голубоглазое созданье?..
К реализации своего, выстраданного на унитазе, плана дядя Коля приступил с того, что съездил на заправку и залил бак «Волги» по самое «не хочу». Ещё он забросил в багажник машины палатку, кое-какие мелочи и выехал из гаража…
И дядя Коля, и дядя Саша теперь в один голос утверждают, что встретились на улице совершенно случайно и непреднамеренно, во что лично я не особенно верю. Но моё мнение можно не учитывать, так как оно выглядит предвзято: я как-то попросил дядю Сашу забрать у меня монитор. Очень даже хороший монитор! Немного, правда, сгоревший. Но кто, скажите на милость, мешал ему починить этот выкидыш телевизора? А злобный дядя Саша на моё заманчивое предложение заявил, что мусора у него дома и без того хватает и что если я не интересуюсь, как мониторы машут крыльями, планируя с большой высоты, то он, Компанцев, монитор починит на месте, и пусть прибор занимает полезную площадь у меня, а не у него. А так как после этого разговора я дядю Сашу в глаза не видел, то остался со сгоревшим монитором и огромным зубом на Компанцева.
Как бы там ни было, но, по версии дяди Коли, дядя Саша на вопрос: «У тебя время есть?»– ответил почти как Пятачок Винни-Пуху:
– Мои в гости укатили. До пятницы я совершенно свободен!
– У тебя, вроде, видеокамера была?
– Почему это «была»? – забеспокоился дядя Саша. – Дома лежит. У меня и видео-башки есть!
– А это зачем?
– Голых девок в душе скрытно снимать можно через дырочку в стене!
– На память… – понимающе кивнул дядя Коля. – Годится! Душ в Ямане, кажется, есть. Бери!
Они ещё проехались по магазинам, потом загрузили девчат и через Советский посёлок рванули в сторону Каспийского моря.
Миновав пост ГАИ в Камызяке и переехав мост, дядя Коля, с помощью дяди Саши, привёл в исполнение следующую часть своего макиавеллевского плана.
Он вышел из машины и, отозвав дядю Сашу в сторонку, позвонил по мобильнику домой. Когда жена сняла трубку, он быстро и без пауз рассказал ей страшно правдоподобную историю о том, как в интересах очень выгодных и многообещающих клиентов был вынужден срочно выехать в «низа», для ублажения «этих собак» рыбалкой и знакомства с сырьевой базой.
– И сколько же вас там баб обслуживает? – язвительно спросила жена дядю Колю. – Тебе хватило?
– Послушай, старушка! – уверенно-успокаивающе начал дядя Коля. – Какие бабы в этой глуши?! О чём ты говоришь? Чисто деловая мужская компания в военно-полевых условиях, предельно приближённых… У нас тут даже света нет! Телефон зарядили от аккумулятора машины, а дядя Саша вон с видеокамерой мучается…
– А Сашка с тобой? – строго и недоверчиво спросила жена дядю Колю. – Дай ему трубку!
Неизвестно почему, но все женщины безоговорочно верили тому, что говорил Компанцев. Причину этого явления выяснить пока не удалось, но, глядя в честные глаза дяди Саши или просто слушая его голос, любое существо женского пола с удовольствием глотало любую чушь. Я же лично не верю Компанцеву ни на грош! И, кстати! Собаки тоже его не любят.
– Дядя Саша! – громко позвал дядя Коля и протянул телефон Компанцеву. – Оставь в покое рыбу! Моя хочет с тобой поговорить!
Дядя Саша не успел открыть рот и поздороваться, а жена дяди Коли уже перешла в молниеносную атаку и сделала исключительно коварный ход:
– Саша?! Вы где? Сколько с вами баб?!
Дядя Саша нахмурился, пошарил глазами по земле у себя под ногами и честно ответил:
– Э-э-э… Мы здесь. А баб здесь нет.
– Водку жрёте?! – не унималась жена дяди Коли.
– Водку? Мнэ-э-э… Нет. Но будем.
– Ну, хорош! – Дядя Коля отобрал сотовик у дяди Саши и громко заявил: – Видишь, заряд кончается? Ну, пока, старушка! Позвоню…
– Звони. Приезжай… – донеслось из телефона, и дядя Коля прервал связь.
– Поверила или нет? – задумчиво спросил дядя Коля.
– Я бы не поверил! – отозвался дядя Саша. – Ни в жисть!
– Так я бы на тебе ни в жисть и не женился! – заверил его дядя Коля и сделал ещё один звонок. Дяде Мише…
Обо всём этом я знаю со слов дяди Саши и дяди Коли и не очень-то склонен доверять их словам. Если их послушать в отдельности, то каждый из них лично, в одиночку, спас мир. Второй же просто путался под ногами. А при очной ставке они начинают валить друг на друга ответственность за общие ошибки и промахи. Так что вы имеете дело всего лишь с наиболее вероятной реконструкцией их действий. Я же могу отвечать только за себя и частично за дядю Олега, но предупреждаю: он бессовестно врет, утверждая, что первым сказал слово «серебро»…

***

Примерно в это же время мы с дядей Олегом пили на фазенде чай. Применив слово «чай», я настаиваю на правдивости и точности этого определения. Водка у нас, к тому времени, вроде ещё была, но как бы уже закончилась, а слопал нашу водку, как ни странно, казах Коля из Нижней Калиновки. А уж если быть предельно точным, то вина за это несчастье целиком и полностью лежала на плечах дяди Олега.
Коля-казах рано утром принялся ломиться к нам в калитку, умоляя придушенным голосом перевезти его через реку домой. Выглядел он сильно напуганным, говорил на какой-то жуткой смеси русского и казахского, щедро сдобренной иностранными словами, периодически страшно вращал глазами, хватался за голову и стонал:
– Он вернулся! Ужас!..
На заверения дяди Олега: «Да перевезу я тебя! Не вибрируй ты так! Вот чай допью и перевезу…» – Коля отреагировал довольно странно. Полез целоваться, клясться в вечной дружбе и неожиданно начал интересоваться, не ставим ли мы сетки на ерике Поперечном, выше второго поста. Уяснив, что мы чтим законы и в охранную зону Поперечки не суёмся, очень за нас обрадовался:
– Хорошо! Там шайтан! Туда ездить не надо! Смерть! Очень плохо!
Работал казах Коля на третьей насосной станции, ночным сторожем. Так что обычно мы встречались с ним два раза в день: вечером, когда он отправлялся на станцию спать, и утром, когда он возвращался домой, отсыпаться после работы. Передвигался Коля, как и все в низах Волги, на «Казанке» с помощью длиннющего шеста, причём – кормой вперёд. Такая вот местная специфика.
– А твоя-то лодка где? – поинтересовался я.
– Шлюпку я возле Сухорукова бросил. Привязал… Руки трясутся, шест удержать не могу. А на Поперечку сегодня не ездите… Там смерть…
Колю снова начала колотить крупная дрожь, и дядя Олег, добрая душа, ушёл в дом, предварительно пробурчав о глюках и вреде для печени употребления неочищенного самогона. Коля ещё не закончил убеждать меня в том, что «не брал в рот два дня», а дядя Олег уже вернулся с тремя стаканами и нашей последней бутылкой, вызвав нездоровый блеск в глазах Коли и моё крайнее возмущение:
– Ты чё?!! Последняя!
Дядя Олег, расставляя стаканы, довольно логично возразил:
– При таком трясуне из твоей лодки все гвозди повылезут. Утопит он меня…
Коля, как бы в подтверждение этих слов, мелко закивал и вцепился в стакан мёртвой хваткой. Щедрой рукой дядя Олег набулькал ему чуть ли не до краёв но, оценив скорость, с которой Коля влил «огненную воду» в свой напуганный организм, быстро плеснул водки на дно наших стаканов и, видимо, раскаиваясь в содеянном, унёс остатки роскоши в дом.
Занюхав выпивку сухой щучьей головой, прописавшейся на столе с весны, Коля попытался обменять свой пустой стакан на любой другой из наших, а желательно, на оба сразу. Не удалось ему это лишь по той причине, что мгновением раньше я схватил оба стакана и отскочил с добычей к двери веранды. Здесь я и передал один стакан дяде Олегу.
Для того чтобы пить водку рано утром, надо очень сильно не любить собственное здоровье. Но, с другой стороны, просто поить Колю-казаха поутру или выливать водку на землю – преступление. В полных тоски глазах Коли мелькнула острая боль, когда мы с дядей Олегом дружно опрокинули в себя жидкость, которую он уже считал своей. Он судорожно втянул воздух, вытащил из моей пачки «Примы» сигарету и закурил. Постепенно алкоголь смыл с его лица слишком явные признаки пережитого ужаса, Коля перестал дрожать и дёргаться, только смотрел всё время в одну точку, куда-то под стол. Заметив эту положительную динамику, дядя Олег, как добровольный лечащий врач, предложил:
– Говори!
И Коля заговорил на вполне понятном и удобоваримом языке.
Получалось так, что страшилку, обошедшуюся нам в целый стакан водки, Коле рассказывали его отец и дед. А им об этом поведали… Ну, в общем, ясно! «Корнями в глубокое прошлое»… Отец Коли, правда, говорил со слов деда, а вот сам дед даже участвовал в событиях, причём – непосредственно.
Смысл страшилки сводился к тому, что когда-то очень-очень давно, где-то очень глубоко в этих местах поселилось какое-то чмо… В смысле – нечто. Проживало это самое «нечто» под землёй, чем пробавлялось – никому не ведомо, но раз в пятьдесят лет поднималось к поверхности земли, всякий раз в новом месте, и начинало охоту. Может, твари жиров или белков не хватало – неизвестно, но траву и листья она не ела принципиально, а охотилась исключительно на теплокровных животных и людей. После удачной охоты она снова уходила под землю на пять десятков лет, чтобы вновь вынырнуть немного в другом месте.
Охотилось «нечто» из засады, не походило ни на что живое или неживое и больше всего напоминало низкий, с метр высотой, кусок чёрной искрящейся скалы.
– Чёрной, как душа шайтана!
Я, было, высказал сомнения, в том плане, что куску скалы охотиться из засады в кустах как-то не особенно сподручно, но Коля развеял мои инсинуации одной левой:
– Хорошего охотника зверь до самого выстрела не видит. Так и эта дрянь – за кустом стоять будет, а когда ты её увидишь – уже поздно! Потому что ты её увидеть не можешь! Она сны наяву на человека насылает и заставляет его видеть самое заветное и делать только то, что ей надо. А потом – съедает и не оставляет даже костей. Только белый порошок…
– И сколько этому твоему кошмару на обед надо? – длинно зевнув, спросил дядя Олег.
– По-разному… Может корову съесть… И не одну! А бывает, что съест барана или собаку и, если долго никто в ловушку не попадает, то она обратно, под землю, уходит. Много ей есть давать нельзя. Сколько волка не корми…
– …а медведь пошире к низу будет! – закончил дядя Олег поговорку.
– Нет! – возразил Коля. – Волк, он и жрать вволю будет, и руку дающего откусит, и всю стаю в овчарню приведёт… Если это зло сильно накормить, то его много будет – полезут они из-под земли уже через год.
– Тебя послушать – прямо кошмар какой-то! Саркофаг! – почесал я за ухом. – А…
– Что? – не понял Коля.
– Саркофаг, – пояснил я. – Пожиратель мяса.
Коля согласно закивал.
– А вот откуда про цвет и форму известно? Ежели тварь эту не видел никто? – с подвохом спросил я у казаха.
Коля хитро улыбнулся, мол, на мякине не проведёшь, и, подняв указательный палец, заявил:
– Мой народ умный! А те, кто до нас, давно очень жил, те ещё умнее были! Они знали, что если на эту нечисть всем скопом пойти, то слабеет она. Больше десяти человек одолеть не может, сон наяву напустить. Вот и шли толпой, бросали ей жертву: барана или собаку, какой год был… Потом расходились по кругу и сторожили, чтоб кто ещё в ловушку не попал. А через день она сама под землю уходила. На пятьдесят лет.
– Слушай, Коля! А чего это ты всё: «Она, оно, его»… У этого твоего кошмарика, что – и названия нет? В смысле – имени?
Не то чтобы меня сильно волновало, как кличут Колин глюк, всё одно забыл бы, но согласитесь, что довольно странно, если у такого исторического явления нет имени и оно не известно за пределами этой местности. И уж, тем более, – властям.
Для ответа на мой вопрос Коля не стал напрягать ни память, ни воображение:
– Нет у него имени, – сказал он это так, что стало ясно: лично Коле это имя известно доподлинно, но играть роль юного партизана он будет до конца. – А может и есть, но не говорят его старики, чтобы беду не накликать…
– И как же тебе помогло просквозить мимо этого Джо-Невидимки, если он такой ловкий да неуловимый? И как ты его узнал-то?
– А меня мимо течением пронесло, – очень серьёзно ответил Коля. – А когда я понял, что видел, ему меня уже не достать было. Оно ведь из памяти человека выбирает самое дорогое или нужное. То, от чего человек не может отказаться…
– Вот тебе! – назидательно обратился я к дяде Олегу. – Типичный случай кошмариков местного значения! «Сам не видел, а если видел, то не я, не всё и никогда»… Причём кошмарик этот логически обусловлен и, для усиления воздействия на тугодумов, лишён имени!
«И всего-то за стакан огненной воды!» – про себя добавил я.
– Погодь! – Дядя Олег ловко пришлёпнул пытавшегося куснуть его за ногу комара-наглеца. – Выходит, что кормить эту фигню вы научились… А что, не пытались убить эту штуку? Раз! И все дела! Ментов бы вызвали! ОМОН!
– Ментов? – усмехнулся Коля, ловко извлекая из моей пачки сразу две сигареты. – Мой дед говорил, что в последний раз, пятьдесят лет назад, они властям заявили… Приехали трое следователей и шофёр. Все в кожанах, с револьверами. Посмеялись над людьми и пошли, как они сказали, «чертей усмирять». Шофёр их ждал до вечера, а потом искать отправился. – Коля сокрушённо вздохнул. – Мой дед говорил – они никого слушать не хотели. А через пару дней понаехали, всех допросили, всем досталось! И опять никому не поверили! Оружие у дороги нашли – и на том спасибо! Постепенно всё улеглось-успокоилось, и теперь к властям обращаться – дураков нет! Себе дороже… И убить это пытались не один раз, – продолжил Коля после паузы. – Но это ни железом, ни пулей убить нельзя. Камень, одним словом! Что ему будет? Давным-давно, говорил дед, когда напасть эта размножилась, был один батыр – он, почитай, их всех поубивал. Но у него оружие особое было: заговорённое, богатое, из самого Самарканда! – Коля гордо поднял палец к небу. – Умер он, а секрет не передал никому, и оружие его червлёное пропало. Давно это было…
– Серебряная насечка, небось, на клинке была, – предположил я, и дядя Олег безразлично пожал плечами. – Вот такой вам нате, кошмар из-под кровати! В смысле – из-под земли. Однако! Кошмар кошмаром, а скотину кормить надо! – вспомнил я про кур и кроликов.
Коля, видать, убедившись, что до остатков водки ему не добраться, поднялся:
– Так что вы на Поперечный сегодня и завтра не ходите. А там мы сами разберёмся…
И начал торопить дядю Олега с переправой…
Так вот: мы пили чай, потому что водки у нас не имелось. И не надо ловить меня на слове! То количество огненной воды, которым мы располагали, было убывающе мало даже для одного человека. Так что этим можно презрительно пренебречь.
На поясе дяди Олега запиликал сотовик, и он, выдернув телефон из чехла, приложил его к уху. Лицо дяди Олега медленно сменило выражение с озадаченного на удивлённое, и он буркнул в трубку:
– Ну и езжайте вдоль реки, пока в нас не упрётесь!
Он немного послушал и подмигнул мне:
– Ты минут через двадцать перезвони, а упор мы обеспечим. Да! А откуда у тебя мой номер?.. А-а-а, дядя Миша... Да, дорога вдоль реки… Река слева от вас… Ну, пока!
Дядя Олег положил телефон на стол и радостно сообщил:
– Дядя Миша заложил нас по полной программе! И теперь нам везут водку и баб!
Дядя Олег, он вообще по жизни больше оптимист, чем реалист, а потому я отнёсся к его словам с определённой долей скепсиса:
– С чего это ты взял, что дядя Миша вдруг послал нам такой подарок?
– Ну, не совсем дядя Миша. Но как ещё расценивать слова дяди Саши Компанцева: «Мы здесь с дядей Колей, водкой и девчатами»?
– Компанцев? – удивился я. – Странно! Значит, это был всего лишь сон. Приснилось, понимаешь, что я очень удачно, по самую шею зарыл его в песок. И не устал совершенно… Правду народ говорит: «Праздничный сон – до обеда!» Надеюсь, что если уж сон этот не вещим оказался, то у них хотя бы совесть есть, и не только водку для головы привезут, но и пиво для души…

***

Как только миновали мост через ерик Поперечный, за Камызяком, дядя Коля, следуя указаниям дяди Миши, съехал с шоссе влево на грунтовку и остановил машину.
– Сомневаюсь, что впереди на этом автобане нас ждёт засада ГИБДД. Но даже если это так, то холодного пива всё равно страсть как хочется! Да и позвонить не лишнее будет. Предупредить…
Это заявление дяди Коли было встречено бурей одобрительного восторга, и дальше они двинулись только минут через пять.
Дядя Коля гнал машину по просёлку. Дорога выглядела достаточно ухоженной, и скорость в шестьдесят-семьдесят километров в час была вполне приемлемой и безопасной, хотя и казалась излишне высокой из-за подступающей к дороге справа стены камышей. Девицы на заднем сидении возбуждённо повизгивали и всячески выражали восхищение красотами природы и всей поездкой в целом.
Фазанов, да и многого другого, обещанного им на этой дороге дядей Мишей, они, правда, не встретили, но змей, уток и лебедей на рисовых чеках было валом, а один раз впереди них бежала лиса, да так долго, что рассмотреть её успели все.
Дорога, следуя вдоль ерика, миновала насосную станцию, сделала поворот и, пробежав метров двести, нырнула под какую-то клубящуюся белую стену.
– Туман… – удивился, притормаживая, дядя Коля. – Или камыш горит?
Запаха гари не ощущалось, и дядя Коля на минимальной скорости осторожно въехал в белесую муть. По счастью, дорогу было видно довольно хорошо, да и сам туман через пару-тройку десятков метров вдруг прервался, как обрезанный ножом. Вместе с тем прекратилось и чувство давящей тревоги, посетившее пассажиров и водителя машины, когда их будто накрыло серым, холодным одеялом.
На обочине дороги, чуть впереди, красовался простой деревянный столбик с указателем «Кемпинг – 25м» и стрелкой куда-то влево, в сторону реки. Дядя Коля мягко затормозил у столбика, выключил зажигание и повернулся к дяде Саше:
– Надо глянуть. Охота осенью здесь должна быть отличной! Если ещё и условия приличные…
– Да уж! – подтвердил дядя Саша. – Охота… И им охота, и нам охота! А размяться нам не помешает.
Все вылезли из машины, и дядя Коля, глубоко вдохнув кристально чистый воздух и жестом предложив девушкам следовать за собой, отправился через крохотную стоянку, буквально для трёх-четырёх легковушек, к довольно большому бревенчатому строению на берегу ерика среди ив. Немного справа у понтонных мостков виднелись моторный катер и пара пришвартованных пластиковых лодок.
Дядя Саша провожал девиц взглядом до тех пор, пока тяжёлые, окованные железом створки дверей главной башни замка не скрыли от него и мира и их, и дядю Колю, а потом склонился над открытым багажником «Волги». Он решил произвести пробную съёмку видеокамерой и сразу настроить её, чтобы позже не тратить время на мелочи.
Сделав несколько шагов в сторону от машины, дядя Саша включил камеру и плавным панорамным движением снял и стену камыша, и «Волгу», стоящую на дороге, и серые башенки замка, тянущиеся к небу над кронами прибрежных ив…
Всё это великолепие Компанцев тут же в камере и просмотрел…

***

Точнёхонько в это время мы с дядей Олегом уже переправились через Яманишку, приткнули лодку в тени деревьев и, в ожидании гостей, предавались извечному спору: «Кто прав?..» Лично я, недовольный нашим ранним прибытием на рандеву, стоял на позициях «поспешишь – людей насмешишь», а дядя Олег защищал концепцию «не спеша – не поймаешь и вша».
Понятное дело, что в перегретой атмосфере летнего дня спор протекал вяло, периодически переходил на личности, да и вообще в разговоре преобладали чисто русские выражения, но отнюдь не поговорки.
– Ну и какого мы сюда так рано приперлись? В самую жару? – в который уже раз задал я вопрос, завершая речь о пользе неторопливости.
Дядя Олег вышел из-за дерева, подтянул штаны и довольно миролюбиво ответил:
– Да пошёл ты!..
– Сам дурак! – моментально ответил я, а дядя Олег ничего не успел возразить, потому что заверещал его мобильник на носу лодки.
Я дотянулся до телефона и хотел перебросить его на берег, но дядя Олег остановил меня:
– Сам ответь!
Я посмотрел на дисплей телефона и, как можно более чётко и убедительно, сказал:
– Отвечаю!
– Кнопку зелёную нажми и в ухо сунь! – дал бесплатный совет дядя Олег и оказался прав: выполнив предписание, я услышал в трубе придушенный голос дяди Саши:
– Алло! Дядя Олег! Алло!
– Сам ты «алло»!
– Кто это? Дядя Олег?
– Это смерть твоя, Компанцев! Покайся! Где вас носит?
– Каюсь, дядя Паша! Очень каюсь! – как-то уж слишком охотно согласился дядя Саша. – Мы тут около кемпинга… – Дядя Саша как будто подавился.
– Какой такой кемпинг? Куда это вас занесло? – удивился я.
– Ну этот… После насосной станции… Замок с башнями…
– После насосной? С башнями? – переспросил я, и мы с дядей Олегом в унисон крикнули:
– Да нет там никакого кемпинга!!!
Но мне показалось, что дядя Саша слышал нас как-то так – в пол-уха или не очень серьёзно воспринимал.
– Это хорошо! А то я думал, что свихнулся. Глазами замок вижу, а камера его снять не может! И тут, на экране, дядя Коля стоит, как… А здесь его нет, он в замке. Надо сходить, дяде Коле этот парадокс показать…
По моей спине прошла волна холода.
– Дядя Коля? – повторил я вслед за дядей Сашей и увидел в глазах дяди Олега подтверждение своей догадке. Видимо, чтобы я не сомневался в его мнении, он сказал:
– Ну и шуточки у местных казахов! Ай да Коля!
– Сашка!!! – заорал я в трубку. – Сваливайте оттуда! Это ловушка!
– Сейчас я схожу за дядей Колей… – тем же полушёпотом начал бубнить дядя Саша.
– Стой!!! – От постоянного крика у меня уже начало болеть горло. – Дядя Коля… Он где?..
– На дисплее камеры? Стоит среди каких-то железяк, кажись, это вагончик сгоревший. На реку смотрит… А девчата сидят немного в стороне, около какого-то камня. А так… Глазами… Так я их за дверями башни не вижу.
– Сам туда не ходи! И даже не смотри! Всё, что ты видишь… Это не глаза видят, это – морок! – начал наставлять я дядю Сашу, но тут вмешался дядя Олег:
– Пусть позовёт дядю Колю, чтобы машину с дороги убрать!
– Точно! Дядя Саша! Кричи дяде Коле, чтоб он шёл машину с дороги убрать, чтоб не мешалась! Только сам туда не ходи! Даже не смотри! А как вытащишь дядю Колю, так звони! Понял? Будет сопротивляться – дай ему чем-нибудь по башке… Главное – ситуацию растолкуй! Нет там никакого кемпинга! Это смерть!..
Но тут в глубине организма дяди Саши совсем некстати или очень кстати шевельнулся интеллект. Он пробурчал что-то о том, как легко давать советы, сидя на заборе, а потом снова зашептал в трубку:
– …Я щас камеру на сквозной канал поставлю… И так, как дурак, за машиной прячусь… Дядя Коля! – прохрипел он, прокашлялся и заорал так, что у меня в ухе кольнуло. – Дядя Коля!!!
Связь прервалась…

***

– Дядя Коля!!! – орал дядя Саша, прячась за машиной, стоя спиной к берегу и старательно вглядываясь в дисплей, вывернутый в обратную сторону. – Дядя Коля!!! – орал он в камыши. – Надо машину с дороги убрать!!! На стоянку!!! Иди сюда!!! Дядя Коля!!!
Не прошло и минуты вокальных упражнений дяди Саши, как он заметил, что дядя Коля шевельнулся, очень медленно повернулся к машине и пошёл к ней. Походка дяди Коли, при наблюдении со стороны, более всего напоминала бег на месте рывками. Причём – в сильно замедленном темпе. Однако, миновав какую-то точку, дядя Коля начал двигаться почти как нормальный человек, а не как марабу, раненый в обе ноги.
– Чего орёшь? – спросил дядя Коля, чуть-чуть растягивая слова. – Сейчас отгоним машину. Без проблем…
Пока дядя Коля устраивался на месте водителя и заводил машину, дядя Саша быстро сел на заднее сидение и, старательно глядя только вперёд, на дорогу, спросил:
– Ну что там? Девчата где?
– Нормальный ход! – откликнулся дядя Коля. – Портье куда-то запропастился, ну да я сам прошёлся по комнатам. Класс, может, и не высший, но близко к тому. А бабы… Они телек в холле смотрят… Там, кстати, телек и кондиционер в каждом номере…
– Всё ясно! Продёрни вперёд метров на двадцать! Там тоже туман, вот к нему и правь!
Заметив, что дядя Коля собрался что-то возразить, дядя Саша сделал страшное лицо:
– Езжай, давай! Дядя Паша предложил тебе по башке монтировкой врезать, но я и камеру не пожалею…
– Да вы чё?!! – возмутился дядя Коля. – Сбрендили все!
– Давай-давай! – поторопил дядя Саша. – Позвонить надо, а здесь приём хреновый.
Дядя Коля в сердцах сплюнул в окно, плавно тронул машину с места и так же плавно, метров через двадцать пять, затормозил перед стеной тумана.
– Ну что? Трудно было сразу сказать? Звони, сколько хочешь!
И дядя Саша сунул ему под нос видеокамеру вместе со своими комментариями…
Разобравшись в ситуации, дядя Коля тут же предложил составить план дальнейших действий. Мыслительный процесс в голове дяди Саши к тому времени ещё не затих, а, скорее, даже очень наоборот. Какие-то идеи дядя Коля напрочь забраковал: в частности было отброшено моё предложение, озвученное дядей Сашей, «быстро делать ноги». Другие – были приняты к сведению.
Ещё минут пять они покопались в багажнике «Волги» и были готовы. Дядя Коля сдал машину назад, съехал на площадку перед «кемпингом» и остановился. Здесь он вышел из машины весь обвязанный верёвкой, в солнцезащитных очках, под которые на веки глаз были подложены ватные тампоны, в наушниках и с пальчиковым видеоглазом на макушке. Параллельно верёвке за дядей Колей тянулся тонкий шнур кабеля.
Все концы от дяди Коли, если можно так выразиться, сходились в машине, в руках дяди Саши, который медленно вытравливал верёвку с кабелем и старательно не отвлекался от своей видеокамеры.
– Ну, я пошёл! – сказал дядя Коля и медленно двинулся вперёд. – Дом какой-то смазанный…
– Нет там никакого дома! Глаза у тебя закрыты. Ничего ты не можешь видеть! Всё это у тебя в голове…
Голос дяди Саши звучал в наушниках, пожалуй, даже слишком громко, но он в этом пункте плана отстоял своё мнение – лучше перебдеть, чем недобдеть.
– И замка там тоже никакого нет…
Последнюю фразу дядя Саша произнёс вполголоса, явно убеждая в чём-то себя.
– Какого замка?! Ты о чём?
– Ты башкой не верти! Держи её прямо! – потребовал дядя Саша. – Не видать ни фига. Вот… Хорошо! До цели метров семь, но ты сильно не торопись. Верёвку чувствуешь?
– Не дёргай! Я что тебе, лошадь что ли? Чувствую я всё! Чувствую… Каким-то… То ли цветами, то ли духами воняет невыносимо!
– Ты чего остановился? – забеспокоился дядя Саша. – Вперёд!
– Так стена же… А входные двери, они в стороне…
– Нет перед тобой ничего! – Голос дяди Саши буквально рвал уши дяде Коле и сверлил мозг. – Сделай полшага влево. Так… До остова вагончика ещё пара метров! Вперёд!
– Стена…
– Подними ногу! Четыре шага вперёд!..
– И-й-ё! Стена-а!..
– Это не стена, а косяк двери вагончика. Молодец! Попал… Теперь сдвинься чуть влево… Держись за косяк! Хорошо! Ты в вагончике. Довернись влево на пол-оборота. Девчат видишь? Тьфу! Чёрт! До девок три метра!
– Лестница…
– Нет лестницы! Щупай перед собой ногой, а то гробанёшься!
– Вижу девчат! Смотрят какую-то туфту по ящику! Машут мне руками…
– Ага! Машут они тебе! Ушами. Не можешь ты ничего видеть! У тебя глаза закрыты! – напомнил дядя Саша дяде Коле в очередной раз и продолжил рулить: – Стой! Протяни руку вперёд. Чуть опусти… Ещё ниже…
– Что-то холодное… Змея! – Дядя Коля отдёрнул руку и отпрянул назад.
– Стой! Какая змея?! Это её щека!
– Кобра! Шипит!
– Какая тебе здесь кобра? Она бы тебя давно укусила! Говорю тебе: это щека.
– Чья?
– Откуда мне знать… Вперёд давай! Так! Это её лицо… А где твоя кобра?
– Уползла, наверное. А я вижу статую… Она вся в пауках!
– Вот и хватай эту статую и волоки сюда! А пауков дави! Чего ты там делаешь? Это…
– Я на ощупь понял!
– Слушай! А давай поменяемся местами? Я тоже хочу! На ощупь… Ты что, двоих тащить собрался?
– Уже несу… Холодные, заразы! – с натугой прохрипел дядя Коля.
– Стой! На косяк прёшься! Чуть влево… Стой! Поворачивай направо! Стой! Прямо… Это ты чьей-то головой стойку зацепил. Не обращай внимания. Точно! Какими-то духами прёт! Жасмином, что ли?.. Это бампер! Разгружайся!
Таким же образом дядя Коля вытащил и третью девушку, жалуясь, правда, на куда как большее количество разнообразных змей, пауков и скорпионов, нежели в первый раз. Устроив с помощью дяди Саши девиц на заднем сидении машины, дядя Коля вдруг проигнорировал очень верное предложение Компанцева:
– Ну, теперь рвём когти!
– Подожди! – Дядя Коля, не распаковывая глаз, достал из багажника ружьё, на ощупь собрал и зарядил патронами с крупной дробью. – Дельце одно осталось…
Ещё он снял с головы пальчик видеоглаза и скотчем прикрутил к стволам ружья.
– Мстительный ты больно, дядя Коля! – укорил его Компанцев. – Нельзя так!
– Льзя! – заверил дядя Коля. – Даже очень! Корректируй давай!
– Влево!.. Стоп!.. Вниз!.. Стоп!.. Ещё чуть влево… Огонь!
В «камень» угодил почти весь заряд. Но дробь не пробила мишень, не пошла рикошетом. Она сплющилась о преграду и осыпалась вниз. Второй выстрел был ничуть не результативнее первого…
– Подожди! Я позвоню! Может, посоветуют что…
– Позвони, – согласился дядя Коля, перезаряжая ружьё.

***

И на этот звонок дяди Саши пришлось отвечать тоже мне: дядя Олег сидел на дереве и вглядывался вдаль.
– Алло!
– Алло здеся! Вася кака деля? – вежливо спросил я по-чукотски.
– У нася? Тьфу! Как в индейском кине! Девчат погрузили, дядя Коля стал на тропу войны. Мстит этой хреновине по полной программе! Проку особого, правда, не видать, но головёнка у меня от грохота сильней болеть стала! Сейчас третий залп давать будем! Из главной башни…
– Это вы зря! Если верить аборигенам, то ни железо, ни свинец ей не страшны. Серебром бы надо…
– Серебром? – переспросил дядя Саша, и я подтверждающе кивнул прямо в телефон.
И никак, ну никак не мог дядя Олег, сидя на дереве, дать этот совет дяде Саше! Что бы он теперь ни врал…

***

– Серебро? – удивился дядя Коля. – А что? Очень даже может быть! Могли бы и сами догадаться.
Он стянул с пальца массивный перстень и принялся уродовать его кусачками. Заменить дробь в одном из патронов искорёженными кусками металла было делом минуты.
– Дядя Саша! – Дядя Коля закрыл затвор. – У нас только одна попытка. Я пройду вперёд, а ты смотри в оба!
– Понял! Стой! До врага метров пять будет… Довернись вправо! Стволы чуть вниз! Левее! Стоп! Огонь!

***

– Из-под нас как будто землю выдрали! – Это дядя Коля рассказывал уже на берегу Яманишки, добравшись до нас, прикуривая сигарету трясущимися руками. – И волной холода обдало…
– А что осталось на месте камня этого, посмотрели?
– Куда там! – засмеялся дядя Саша. – Дядя Коля чуток машину с заткнутыми ватой глазами по дороге не погнал!
– Ну конечно! Я её завёл просто. Да и глаза должны были к свету привыкнуть… До сих пор чёрт-те что мерещится! А ты бы, дядя Паша, на девчат глянул, – попросил дядя Коля. – Стонали они по дороге, а то, как мёртвые…
По-хорошему, медицинскую помощь в первую голову следовало оказать именно дяде Коле и дяде Саше. Не то чтобы они действовали совсем уж неадекватно обстановке, но глаза у них были, что называется, по пять копеек, и поведение, как у сильно окурившихся наркош. Так что им самим требовалась весьма специфическая медицинская помощь.
Отправившись к машине, я услышал вопрос дяди Олега:
– А чем это от вас так мерзко воняет?
– Воняет? – удивился дядя Коля. – А! Это цветочный запах… Жасмин… Тьфу! Й-ё-о моё-о! – похоже было, что дядя Коля принюхался и наконец-то правильно идентифицировал запах.
От выполнения просьбы дяди Коли меня отвлёк треск лодочных моторов: огибая остров сверху, со стороны Верхней Калиновки в Яманишку входили штук шесть «Казанок» под «Ветерками». В каждом катере находилось по четыре-пять человек, и можно было подумать, что они отправляются за ежевикой, если бы не их сосредоточенные лица, отсутствие в лодках детей и не совсем подходящее для такого похода время дня.
Когда катера подошли ближе, стало видно, что на носу переднего, подобно вперёдсмотрящему, восседает Коля-казах. Он, как принято в этих местах, приветственно помахал нам рукой, но в ответ на моё предложение пристать к берегу указал куда-то в сторону ерика Поперечного и развёл руками, мол, некогда нам с вами, бездельниками, трепаться!
Где-то отчётливо и страшно завыла собака, и дядя Коля спросил:
– Это на острове или у них в лодке?
– Вот жмоты! – возмутился дядя Олег. – Барана пожалели!
– А ты бы не пожалел своего? – съязвил я. – На общественные нужды?
– Они что, на шашлыки поехали? – попытался уточнить дядя Саша.
– Не-е-э! На войну с вашим знакомцем, – отозвался дядя Олег, и, пока он разъяснял роль и место собаки в походе казахов, я направился к машине оценить состояние девиц.
– Фу-у! … …! – было моим первым впечатлением. – Где вы их откопали? Кладбище ограбили? Нечестивцы!
Дядя Олег, сунувшийся в машину с другой стороны, быстро отскочил в сторону и, с некоторой обидой в голосе, обратился к приехавшим в гости:
– Э-э-э?!! Чем торгуют на вашем базаре?!! Товарец-то с тухлятцой!
Пока дядя Коля и дядя Саша удивлялись, как это они смогли принять за запах духов и цветов эдакое амбре, я, с умным видом, быстренько ощупал ближайшую ко мне девицу. В смысле, стараясь лишний раз к ней не прикасаться, примерился к пульсу, заглянул в зрачки и кое-куда ещё. На ощупь она была слегка осклизлой и, на мой вкус, малость холодной. Бросив беглый взгляд и на остальных двух девиц, я выставил диагноз:
– Больной скорее жив, чем мёртв. Обнюхались вы чем-то, господа, и похоже, что они теперь спят. Окончательный диагноз – здоровы.
– А чего ж от них так сильно воняет? От здоровых-то? – попытался дядя Коля выведать у меня врачебную тайну.
– Мне так кажется, что их кто-то ел. Снаружи, на манер морской звезды. Видишь, какая кожа у них бледная? – Я окунул руки в воду Яманишки, потёр их грязью со дна, понюхал и остался не очень удовлетворён результатом. – А ещё мне кажется, что ты, дядя Коля, вонял бы сейчас ничуть не лучше, если бы не было у тебя на пальце серебряного кольца. Не находишь? Да и многовато вас было для спокойного обеда, если верить Коле-казаху…
– Всё может быть… – задумчиво сказал дядя Коля. – А делать-то теперь с ними что? Может, в больницу отвезти?
Вопрос повис в воздухе и смешался с густым запахом разложения. Дядя Саша потянул носом воздух, поморщился и неодобрительно покачал головой. Я промолчал, и выдвигать идеи пришлось дяде Олегу. Кстати, он высказал довольно дельную мысль:
– Нужны они в больнице! Да и нам, в таком неупотребимом виде, они ни к чему. А вот помыть бы их не мешало! И машину проветрить.
– А у меня и шампунь есть! – радостно сообщил дядя Коля. – Автомобильный. Целая банка!
Испытав шампунь на своих руках, я искренне похвалил его, и работа закипела! Девиц разложили рядком на травке вдоль берега, раздели, благо, что много снимать с них не пришлось, и начали поливать водой из ведра. Эти водные процедуры оказали очень благотворное влияние: девушки начали шевелиться, зевать и заразительно стонать. Ободрённый такой эволюцией в их состоянии, дядя Коля щедрой рукой развёл шампунь в ведре, девицы были немедленно намылены с ног до головы и оставлены в пене для откисания.
По чести говоря, я в этих процедурах участия не принимал. Меня отогнал дядя Олег, мотивируя действия тем, что тел на всех не хватает, и я буду только путаться под ногами. Протестовать смысла не было, и я, изображая группу поддержки и желая подбодрить свою команду, исполнил подходящую случаю незамысловатую народную песню:
«Как свою да милую
Из могилы вырою!
Вырою, помою…»
Может быть, пел я слишком задушевно, или, что скорее всего, слушателей в детстве медведь потоптал, но эти трое банщиков женского отделения не захотели достойно оценить мой талант и с оскорбительными криками принялись швыряться камешками, грязью и даже пустыми бутылками. Ясное дело! В России человека искусства обидеть – плюнуть раз! Я и обиделся на них всех и плюнул. А в знак протеста – сел в лодку и поехал чистить сетку.
К тому времени, как я вернулся, девицы были уже обмыты, их верхняя одежда простирана, и всё это добро было разложено рядами на солнышке для просушки. В салоне машины ползал дядя Коля, грубо матерился и брызгал во все стороны слюной и ещё чем-то из баллончика. Дядя Олег курил, неодобрительно морщился и, наконец, сказал:
– Брось-ка ты, дядя Коля, дурью маяться! Если химчистка чехлы не возьмёт – придётся их выбросить.
– Ну и как у вас успехи, группен некрофилы? – с безопасного расстояния поинтересовался я.
– Иди сюда! – позвал дядя Олег. – Фокус покажу
– Знаю я ваши фокусы, извращенцы… – пробормотал я, но всё же подошёл поближе.
«Фокус» дяди Олега был так себе и заключался в том, что когда он провёл ладонью по голому боку одной из девиц, та отреагировала довольно интересным образом. Слегка прогнувшись, не открывая глаз, она начала мурлыкать, страстно постанывать и, наконец, довольно внятно поведала нам, что эту безумную ночь «с тобой», эти чёрные шёлковые простыни на огромной круглой кровати, эти бордовые розы она не забудет никогда и готова всю жизнь… Две её подруги тоже оживились и начали бормотать какую-то похожую лабуду.
– Во, ни фига себе, запросики! – восхитился дядя Саша. – А мы, дураки, их на природу притащили!
– Ты зря беспокоишься! Чёрные простыни мы могли бы предоставить вам и здесь, – заверил я его. – Ну, почти чёрные. И не запросы это вовсе, а мечты. Сны…
Подошедший к нам дядя Коля пощупал чьи-то обрезанные джинсы, разложенные для просушки, и очередной раз задал так полюбившийся ему вопрос:
– Что делать с ними будем?
– А где вы их взяли? – в свою очередь спросил дядя Олег.
Вздохнув, дядя Коля ткнул в сторону одной из спящих девиц пальцем и, без лишних подробностей, поведал нам мажорную историю знакомства. Едва он добрался до конца повествования, как дядя Олег дал дельный совет:
– Если закапывать не хочешь… Дождись заката и положи их всех на место!
– В смысле?.. – недопонял дядя Коля. – Расшифруй!
– Муж у неё в командировке?.. Если он есть! Позвонишь – проверишь… – начал разворачивать перед нами свою идею дядя Олег. – Ключи от хаты у неё в сумочке или в кармане. Так? – Мы трое дружно кивнули. – Ну, так везите их к ней домой, складируйте штабелями, и пусть там шампунями до блеска отмываются. Да! И оставь им литр водки – как противошоковое…
– Класс! – восхитился дядя Коля. – Всё предусмотрено, как в плане «Барбаросса»! Давайте-ка их одевать скорее!
– Сам же видишь, что барахло ещё мокрое… – возразил дядя Саша.
– Ничего! На них высохнет! – начал убеждать нас дядя Коля. – Они уже немного тёплые. На солнышке отогрелись. А мне надо ещё в рыбный магазин заскочить. Я ж полтора суток на рыбалке был!
– В магазине бери мороженого хека – его чистить не надо – и селёдку атлантическую, – со знанием дела дал очередной совет дядя Олег. – Бабы её, селёдку, любят и думают, что она у нас так солёная и ловится. Я проверял…
– Рыбу в лодке возьмите! – вмешался я. – Там щуки, окуни, тарашка… Хека нет…
– Мне надо пару окуней для котёночка! – оживился дядя Саша и, вытащив откуда-то целлофановые пакеты, быстро направился к лодке.
– Постойте-ка! – Только сейчас я заметил кое-какую несуразность. – А где их нижнее бельё? Вы что, извращенцы, поделили его между собой?
– Ну, что ты! Как же без тебя? Ждали… – успокоил меня дядя Олег. – Вон там оно, на пригорке неглубоко прикопано. Иди первым выбирай, что там тебе по вкусу и по размеру придётся, а мы отвернёмся. – И тут дядю Олега прорвало. – Мало того, что баб обещали, а навезли каких-то несвежих мертвяков из морга, так ещё мой их тут и трусы им вонючие стирай!!! … … … … !
Пока из дяди Олега валил пар, дядя Коля сокрушённо вздохнул, жестом предложил мне ему помочь и приступил к одеванию девиц. Дело это несколько затянулось. Проблема была даже не в том, что мы не знали, что и на кого одевать, на это препятствие мы просто наплевали, а в том, что девушки довольно активно сопротивлялись самому процессу одевания и упорно желали пребывать в голом виде. На моё предложение оставить всё как есть, дядя Коля очень живо вспомнил все ментовские посты на дороге, ментов с радарами в кустах и, почему-то, ОМОН. При этом свои воспоминания он излагал исключительно матом.
Дело с одеванием пошло гораздо быстрее, когда я, ни к селу, ни к городу, помянул процесс обряжения невест перед свадьбой: девицы вдруг принялись хихикать, активно участвовать в процессе, и одежда быстро закончилась.
– Ну, вот видишь! – решил я подбодрить дядю Колю. – Состояние их постепенно улучшается. Скоро совсем в норму придут, и на них даже жениться можно будет. Вот только, несмотря на ваш помывочный талант, господа, они ещё малость подванивают…
Дядя Коля понюхал свои руки, сплюнул и направился к реке. На берегу к нему подошёл дядя Саша и молча протянул дяде Коле пакет с его долей рыбы. Судя по размерам и приблизительному весу пакета, оставшегося в руках дяди Саши, его «котёночек» был наглым и жадным бегемотом...
Перед самым отбытием, когда дядя Коля выгрузил из машины продукты, мотивируя это приметами и тем, что они как бы возвращаются с рыбалки, дядя Олег вдруг предложил чуток выпить. Помянуть, так сказать. Возражений не последовало, и мы быстренько соорудили импровизированный столик на носу лодки. Дядя Олег разлил водку по пластиковым стаканчикам всем, исключая дядю Колю с его рулём, и я, на всякий случай, уточнил:
– Кого поминать будем?
– Ну, этого… Кого дядя Коля пристрелил. – Дядя Олег взял стаканчик. – Я так думаю, что по-русски эта фигня так и называется – морок. Чтоб его … !
Услышав такую эпитафию, дядя Коля схватил бутылку с водкой, свинтил крышку и, прижав горлышко ко лбу, запрокинул голову.
– Такой тост не поддержать не могу, а мне ещё машину вести, – пояснил он свои действия.
– Это ты правильно! – восхищённо одобрил дядя Олег. – Мы её, родимую, в тёмный желудок сливаем, а ты – напрямую в светлые мозги! Жаль, закусь будет смотреться непривычно и смешно…
– Это у них сейчас кураж прёт… Адреналинчик играет, – сказал я дяде Олегу, когда «Волга» резво рванула с места, весело сигналя клаксоном и прощально, как орлан-белохвост крыльями, взмахивая с двух сторон выставленными в окна руками. – А вот пар выветрится, начнёт до них доходить, что же произошло, что мимо пролетело… Вот тогда они попрыгают! Тогда и будет видно, кто есть ху…
– Так, вроде, уже дошло! Обратно-то, до Калиновки, дядя Коля другой дорогой поехал!
– Вот-вот! Об этом я и говорю! Если бы страх не мешал ему соображать, то он поехал бы по старой, проверенной дороге и не стал бы искать приключений на новой…
– Глянь-ка! – Дядя Олег повернулся в противоположную сторону. – Казахская армия в составе двух взводов, при поддержке одной собаки, отважно, без потерь, вертается на исходные позиции.
И верно! Экспедиция под руководством Коли-казаха в полном составе возвращалась домой. Лица людей, не в пример прошлому разу, были куда веселей, а самое хорошее настроение было у собаки, стоящей на носу передней лодки и отчаянно вертящей хвостом. Когда конвой поравнялся с нами, мы горячо поприветствовали друг друга, а Коля, предельно вытянув шею в нашу сторону, притормозил буксирующий его «Казанку» катер, перебрался в неё и направился к нам. Катер в момент выбился из общего строя, набрал скорость, выскочил на плёс и заглушил мотор.
– Ай да глаз у Коли! – восхитился дядя Олег. – Орёл!
Здесь я с оратором был полностью согласен, так как не допускал мысли, что Коля-казах едет к нам просто сказать «здрасте!»
– Привет! – сказал Коля и быстро обшарил глазами лодку, задержав взгляд на разложенной закуске и сумках с продуктами, предусмотрительно прикрытых куском брезента. – Как дела? Мои сейчас проверятся и за мной вернутся.
– Всё путём! – заверил его дядя Олег, разливая остатки водки в три стаканчика. – Как война?
Коля непонимающе уставился на дядю Олега, и я нашёл нужным вмешаться:
– Чего не остановились, когда мы махали? Бензин бы сберегли! Зря ж съездили?
– Почему зря? – переспросил Коля, принимая стаканчик из рук дяди Олега. – Был он там! Мы и нору его, обсыпавшуюся, нашли. Но, почему-то, он ушёл.
Коля уже поднёс стаканчик ко рту, когда внимательно наблюдающий за ним дядя Олег вдруг, на мой вкус, несколько по-инквизиторски, выпалил:
– Конечно, был! Кто ж возражает? Но его наш дядя Коля грохнул.
Похоже было, что Колю-казаха от таких слов заклинило: мы уже и выпили, и закусили, а он всё держал стаканчик у лица и вглядывался в его глубину вытаращенными глазами.
– Пей, Коля! – подбодрил дядя Олег и добавил, но так, чтобы слышал только я: – Халява, сэр!
Коля послушно выпил, выдохнул, занюхал водку рукавом рубашки и с надеждой посмотрел на укрытые брезентом сумки, но там, в ответ на его призывный взгляд, ничто не шевельнулось.
– Но его невозможно убить! – хитро прищурился Коля. – Как же он…
– Да запросто! – поддержал я дядю Олега. – Из ружья.
К нам лихо подлетел катер, который буксировал Колю. Проверялись ребята на плёсе, явно не зря: в их катере что-то ворочалось и стучало. Мы поздоровались, и, после короткого разговора Коли с командой катера, в нашу лодку перекочевал приличный кусок свежей осетрины.
– Как же так? – оттолкнувшись от берега, задал Коля-казах мучающий его вопрос.
Дядя Олег посмотрел на меня, на осетрину и продал страшную тайну:
– Серебряный жакан…
Коля понимающе кивнул:
– Молодец ваш дядя Коля! Смелый… Настоящий батыр! – И под стук мотора катера потянулись вверх по Яманишке, за остров.
– Ну и кто же… Года, эдак, через два в легенде застрелит наш «морок»? – спросил дядя Олег, откупоривая пиво.
– Чего так долго? – удивился я. – Скажешь, тоже: «два года»… И вообще, это зависит от того, есть ли у Коли-казаха ружьё…
…Уж не знаю, какой там наш дядя Коля «смелый батыр», но, если верить Компанцеву, он теперь гораздо больше времени проводит дома. А если и отправляется на охоту, то в его патронташе крайние патроны снаряжены пулями типа «турбина». Ясное дело – серебряными…


Глава 7
Нон:
Приятные хлопоты

Я скорее поверю в лживость
двух американских профессоров,
чем в то, что с неба падают камни.

(Т.Джефферсон)


Если не знать всего, то можно подумать, что в Ямане лишь нечисть водится – драконы да разная фигня из других мест прилетает. Но, к сожалению, бывали и объекты чисто космического значения. К примеру, Нон.
Нон, вообще-то, – традиционный вьетнамский конусообразный головной убор из травы или бамбука. Если верить Зунгу – женский. А кому, скажите на милость, как не Зунгу, в этом вопросе верить? Кому лучше знать, как не коренному вьетнамцу? Вот только сдаётся мне, что в кинохронике вьетнамской войны и мужики в джунглях этот самый нон носили. Оно и понятно: сверху, с вертолёта, а уж тем паче с самолёта, такую конструкцию шиш углядишь. В чём и убедились американские агрессоры. По полной программе. Вышибли их вьетнамцы со своей территории. Не без помощи Советского Союза, понятное дело. Но вьетнамцы, в отличие от других, кому когда-либо помогали и помогают русские, ту помощь помнят и ценят. И не спасли американцев ни «ковровые» бомбовые удары, ни распыление пресловутого «оранджа». Пришлось им, как они сами себя уверяют, гордо уйти из Вьетнама… С отпечатком голой ступни на заднице…
Но «нон» я теперь вспоминаю совсем по другой причине…
В конце лета, прохладным поздним вечерком я на фазенде решал довольно интересную задачу. Все намеченные дела были уже сделаны или отложены на завтра, и я с чистой совестью сидел на веранде, покуривал и переваривал ужин, время от времени обдавая его, прямо в желудке, крепким сладким чаем. Радиоприёмник тихонько выдавал музычку того типа, который мой сын презрительно именует «попса», а тем временем решаемый в моих недрах вопрос становился всё острее и острее. Быть или не быть? Для особо умных, из тех, кто не понял, он может звучать как: «Ту би о нот ту би?», но смысл не менялся: что лучше, пойти и лечь пораньше спать или немного почитать книгу?
Первое, несомненно, было очень полезно для здоровья. Второе – обещало определённое удовольствие и напряжение ума, так как книга была из разряда фантастической литературы, да ещё и бездну интересного по сюжету, если верить дочери.
Итак! Что лучше? Быть здоровым выспавшимся дураком или невыспавшимся и больным, но сильно обогащённым интеллектуалом? Дядя Серёжа как-то обмолвился, что при сокращении любых повторяющихся понятий дилемма упрощается и приходит в более-менее удобоваримое состояние. В вопросах математики дяде Серёже лучше доверять безоговорочно! Для здоровья лучше...
После первого сокращения дилемма приобрела вид очень популярного вопроса: “Что лучше? Быть здоровым, но глупым, или больным, но умным?” Вдохновлённый своими успехами, я, было, совсем уж вознамерился свести всё это дело к… Короче, к тому, к чему свёл естественные науки семинарист, отвечая на вопросы: «Что в мире самое тяжёлое… лёгкое… быстрое…» Но в этом месте процесс был прерван.
Над крышей дома раздался короткий свист (или шипение?) и вслед за этим – шлепок. Можно сколько угодно спорить о громкости, частоте и продолжительности звуков, но за последовательность – я ручаюсь. Это принципиально, так же, как и в вопросе о разнице звуков падения с первого и десятого этажей. Поясняю. При падении с первого этажа звук будет таким: «Шмяк! А-а-а-а!!!», а при падении с десятого всё наоборот: «А-а-а-а-а!!! Шмяк!» А теперь пусть дядя Серёжа расскажет мне о перемене мест слагаемых…
Последовательность звуков я могу гарантировать ещё и потому, что сразу вслед за шлепком раздалось дикое «м-м-я-яу!!!». И, если судить по мощности возмущённого мяуканья, орал Пушок, рыжий здоровенный котяра, которого вместе со мной и Тимофеем, ещё одним котом, более мелким, выслали из Астрахани в Яману «дышать свежим воздухом». Обижать этот бродячий рыжий полушубок было весьма опрометчиво – он сам-то весил килограммов восемь, а если прибавить мои килограммы…
Все эти, как и многие другие мысли (одна из них была: «Да и чёрт бы с этими котами!») посетили меня за тот короткий промежуток времени, который понадобился, чтобы вскочить со стула, цапнуть с холодильника фонарь левой рукой, прихватить по дороге топор правой и выскочить из дома во двор. Мимо ног, едва не сбив меня, пролетел рыжий ком Пушка и скрылся в доме.
– Кто здесь?!! – грозно спросил я у темноты и щёлкнул переключателем фонаря.
Мощный поток света прорезал темноту двора, прошёлся по забору, осветил баню и безнадёжно увяз в огурцах, стеной отделяющих огород от дорожки. Я выключил фонарь. Вообще-то, включать его уже было махровым идиотизмом. Луч бил метров на сто пятьдесят-двести, но дальше ближайших кустов ни фига видно не было. Зато дурак с фонарём ночью был виден отовсюду и представлял собой великолепную мишень. Быть мишенью мне не хотелось, и я, сделав шаг в сторону, стал вслушиваться в темноту, ожидая пока к ней адаптируются и глаза.
Врагов я не обнаружил ни на слух, ни позже, обследовав территорию двора. Мне довольно быстро надоело кормить полчища комаров, облаком сопровождавших меня в моих изысканиях, и я вернулся на веранду, предварительно сообщив в темноту:
– Я вас … ещё поймаю!
На веранде меня радостно встретил Пушок, всячески выражавший верноподданнические чувства и благодарность за спасение. Он тёрся о ноги, бодал их широким лбом и пытался забраться на руки. Эти его попытки я решительно пресёк. В последний раз, когда Пушку удалось посидеть у меня на руках, он беззастенчиво обслюнявил мои подбородок и уши. И что с того, что при этом он мурлыкал, как трактор перед покосом?
Ещё когда я бродил по двору в поисках злоумышленников, мне пришла в голову простенькая мыслишка о том, что звук, который предшествовал мяву Пушка, мог издать достаточно большой кирпич, шлёпнувшись на мягкую землю. Однако, при всех других проблемах, у нас в Ямане кирпичи сами по себе не летают. Да и в тот день кроме меня на острове ночевал только Борода с женой. О жене его вообще нет речи, но я слабо мог представить и то, как Борода ползёт по траве к нашей фазенде, сжимая в руке кирпич. И хотя Борода сам по себе мужик далеко не хилый, запустить кирпичом по вверенному мне участку, да так, чтобы кирпич, перелетая крышу дома, в полёте свистел и шипел… Не-ет! Такой фортель ему не под силу!
Метеоритную версию я отбросил сразу. Не то чтобы я совсем не верил в «небесные камни», как некоторые… Просто раньше с ними не встречался, хотя и слышал краем уха, что вещь эта страшно дорогая, и, следовательно, познакомиться с ними поближе мне не светило по определению. Хотя я был бы совсем не прочь...
Все эти движения мысли быстро утомили меня, и, плюс ко всему, я обнаружил, что кот, нажравшись варёной рыбы до полного беспамятства, уснул, не вынимая рыжей морды из тарелки. Кота от тарелки я оттащил и устроил в ящике, где его не могли достать мыши, которых он не то чтобы боялся, но опасался и ловить категорически не желал.
Насмотревшись на мирно похрапывающего во сне Пушка, я зевнул, так, что челюсти хрустнули, и, наплевав с высокой горы Арарат на все в мире дилеммы и парадоксы, отправился спать. И проспал спокойно до самого утра и даже немного больше…
Утро на фазенде, особенно ежели прихватил по сну лишка, особого разнообразия не сулит. Здесь надо пахать и пахать. Но, при применении научного подхода к работе, вполне можно наскрести время для отдыха.
Во-первых: большую часть особо нудных дел, как правило, можно перенести на завтра или вообще послать по известному адресу. Как говорится: «Не откладывай на завтра то, что за тебя сделают другие».
Во-вторых: некоторые дела легко объединяются в группы или непрерывные цепочки. При этом, понятное дело, легче всего сочетается приятное с полезным.
Руководствуясь этими предельно простыми принципами, я и окунулся в новый рабочий день.
Наполнив электрочайник водой, я включил его в сеть и по напряжёметру, сиречь – вольтметру, определил падение напряжения. Падение не вышло за пределы сорока вольт, а это значило, что холодильник и насос будут гудеть, упираться, но работать. Пока голова моя была занята подсчётами, руки привычно рассовали по карманам сигареты, мундштук, зажигалку, туалетную бумагу и надели на шею ножны, не забыв прихватить книгу. Покидая дом, в тамбуре я пропустил вперёд Пушка, взял ведро с варевом для кур и, добравшись до курятника, щедрой рукой вывалил в деревянное корыто полведра варёной рыбы с пареным рисом и через минуту уже был в туалете. Здесь я закурил, раскрыл книгу и приступил к чтению.
Чуть позже мне удалось частично совместить кормление кроликов и чистку-зарядку коптилки. Так что, когда я вернулся в дом, чайник как раз начал закипать, и надо быть совсем тупым, чтобы не совместить с чтением завтрак.
После столь интеллектуального завтрака, нагрузившись, как верблюд вёслами, ведром, водяным насосом и прочей мелочью, я сдержанным тяжёлым галопом проследовал к берегу Яманишки, свалил всё добро в лодку и отбыл чистить сетку. Рыбы оказалось не много и не мало. Так себе… Каждой твари по паре. Пара судаков, пара подлещиков, какая-то заплутавшая вобла и окуней – без счёта. Они, окуни, шли, в основном, на варево курам и котам, а вот глядя на воблу и подлещиков, я решил вспомнить весну и пожарить их для себя любимого.
В ведро рыба не поместилась, но мудрый я на фазенде всегда носил в кармане целлофановый пакет. Так что проблемы не образовалось. На обратном пути к берегу я думал, что бы сказали вкуровцы, увидев у меня в лодке полное ведро рыбы и электронасос? Небось, заявили бы, что ловля рыбы насосом запрещена…
Насос не подвёл, запустился с первого предъявления. И, пока я, подхватив вёсла и рыбу, ковылял до дома, вода, прогретая в трубах до состояния кипятка, уже заполняла бочку душа.
Даже не дав себе отдышаться, я принялся чистить рыбу: судаков в холодильник, лещей и воблу на сковородку. Правда, к тому времени, когда я покончил с рыбой, душевая бочка наполнилась уже раза два, но нет худа без добра. Вода, низвергаясь водопадом с крыши душа, наполнила и даже чисто вымыла поилку для кур.
Рыба жарилась параллельно с поливом огурцов и повторным запуском коптилки, в которую я заложил лещей, посоленных накануне, а когда я перебросил поливочный шланг в помидорную грядку и снял сковородку с плиты, сэкономленное, в результате совмещения дел, время превысило все разумные пределы. Получалось, что теперь я смогу совмещать только чтение, полив огорода, копчение рыбы и варку окуней для кур и котов, а это, согласитесь, как-то не очень серьёзно.
Мне стало немного стыдно, и я решил вернуть обратно что-нибудь из посланных «на завтра» и «куда подальше» дел. Но потом. Попозже.
Первый «звонок» прозвучал, когда я сел есть рыбу, но я его не услышал. Точнее – не обратил должного внимания. Помню, посмотрел в окно веранды и удивился, что первая карта помидоров ещё не заполнилась водой, но… Как говаривал один симпатичный джинн самому барону Мюнхгаузену: «Какой-такой павлин-мавлин?! Ми кушаем!»
Прикончив первого подлещика и щедро поделившись несъедобными и особо костлявыми его частями с Пушком и Тимофеем, я вторично обратил внимание на полив огорода. Воды в помидорной карте было не видно. Можно подумать, что гавкнулся насос, но из дырки, специально проделанной дядей Мишей в трубе, тонкой ровной струйкой била вода, исправно орошая укроп и цветы. Таким вот образом, использование серых клеточек головного мозга и применение к данному случаю метода дедукции позволили мне, не сходя с места, снять обвинения в саботаже полива огорода, как минимум, с электросетей, насоса и трубопровода до самой контрольной дырки. Будь я Ниро Вульфом, я бы мысленно прошёл вдоль шланга и вскрыл причину, как хирург вскрывает гнойник, но Вульфом я не был, и пришлось становиться Арчи Гудвином.
Видимых повреждений шланг не имел, что само по себе уже было приятно. Вода из него проистекала довольно приличной струёй, попадала в странную борозду, затем в не менее странную, наклонную дырку в земле, уходящую под шину на краю огорода, появлялась из-под шины с другой стороны, образовав небольшое озеро, скрывалась под душем и, далее, за забором.
Три-четыре удара мотыгой понадобились мне, чтобы подправить «статус кво» и изменить этот самый «кво» в нужном направлении. Вода начала заполнять карту, а я осторожно потыкал черенком мотыги в глубину дыры. Черенок прошёл в дыру меньше, чем на полметра, и упёрся во что-то твёрдое. Сама по себе дыра была сравнительно небольшой – диаметром сантиметров в двадцать, но вызывала у меня неприятные ассоциации…

***

Вовка жил на острове с месяц и стал почти своим человеком. К нему, где-то на второй неделе пребывания в Ямане, прикатила большая компания отдыхающих москвичей. Не знаю, какие виды Вовка имел на ту девицу, которую он как-то вечером, когда мы с дядей Олегом набирали сетку во дворе, притащил к изгороди из колючей проволоки и, тыкая пальцем в сторону нашего огорода, заявил:
– Вон там они и живут. Чего мне врать?
Из того бесспорного факта, что мы с дядей Олегом жили в доме, мы решили – речь Вовка вёл про нас.
– Здесь и живём, – подтвердил я.
– Да я ей про медведок рассказываю, а она не верит! – Глаз Вовки, который не могла видеть девушка, моргал с совершенно невообразимой скоростью.
– А-а-а, – понимающе протянул дядя Олег. – Крупных сейчас нет. Не сезон. Летом они на глубину уходят, а мелочь в огороде шебушится…
Девица торжествующе посмотрела на Вовку, глаз которого засигналил нам ещё быстрее.
– Ну… – начала она, но дядя Олег перебил её:
– Вон! – Дядя Олег ткнул пальцем в Глухаря, белую, не мелкую, но абсолютно глухую собаку, – Чуть пониже Глухаря будут! Только, конечно, подлиннее…
Глаза девицы округлились, она взвизгнула, и начала нервно озираться.
– Может ей детёныша медведки показать? – предложил я.
Вовка незаметно показал нам оттопыренный большой палец руки:
– Уже показал. Через увеличительное стекло.
– Ногу могут покалечить… – Дядя Олег оценивающе посмотрел на ноги девушки. – А руку – запросто перекусят. Клац! И все дела! Лопата нужна или топор, и повадки их знать. Тогда не очень опасно…
– Вот! – подхватил Вовка. – Я говорю ей: «Не ходи одна по острову, по высокой траве»… А она не верит!
– Зря! По высокой траве одной никак нельзя, – со знанием дела поддержал Вовку дядя Олег. – Они там днём мышкуют.
– Что делают? – нервно спросила побледневшая девица.
– Мышей ловят, – пояснил ей Вовка. – Пойдём. Я большую лопату возьму и погуляем. А вы, попозже, к нам заходите. Водки – море, боюсь, не осилим…

***

Так что черенок мотыги в дыру я тыкал с большой опаской и успокоился только тогда, когда понял, что нащупанный мной в глубине твёрдый предмет не живой и не укусит… Лапша-лапшой, а встреча с медведкой таких размеров, как мы навешали девице, в мои планы не входила. Кто кому накостыляет при таком соотношении сил – это ещё очень большой вопрос! А здесь, в Ямане, чем только чёрт не шутит… Может, вывелись где-нибудь?..
На веранду я явился вовремя. Как раз, чтобы проводить взглядом мою жареную до хруста воблу, исчезающую в утробе ненасытного Тимофея. Наказывать его за воровство не было никакого смысла. Даже если бы я схватил Тимофея за задние ноги и начал крутить его вокруг себя в воздухе, то он и тогда не прекратил бы жевать и заглатывать добычу. Голодное детство так перестроило его психику, что он мог только беспрерывно жрать, жрать и ещё раз жрать. При этом, покончив с едой в своей тарелке или заметив куски получше, чем у себя, он пристраивался к порции Пушка и, будучи в три раза легче, медленно, но верно выдавливал его из пределов тарелки головой и всем телом.
Подозреваю, что Тимофей только прикидывался желудочно-озабоченным идиотом. Хватало же у него ума не воровать еду со стола в чьём-либо присутствии, терпеливо ждать своего часа и прятаться, урвав кусок?
…Как-то утречком по весне мне пришла в голову блажь измерить жратво-ёмкость Тимофея. Я выгнал его в тамбур и, пока он там возмущался, досыта накормил Пушка. Наложив в тарелку рыбьих голов и хвостов, я впустил Тимофея. Он тут же принялся за еду и оставил в тарелке только кости, которые не пролезали в пасть. Кости я выбросил в мусорное ведро и снова наполнил тарелку, но уже кусками получше. Мой расчёт на Тимофееву жадность оказался верным – кот немедленно продолжил трапезу.
Чистота опыта была грубо нарушена моей женой. Проснувшись и не обнаружив меня рядом, она вышла на веранду и похвалила меня за то, что я уже накормил «всю скотину» и даже кормлю несчастного Тимофея. Однако, когда я, с некоторыми восхищением и завистью, сообщил ей, что Тимофей заканчивает третью и отнюдь не маленькую тарелку, она, на мой взгляд, повела себя странно, да и вообще антинаучно.
– Изверг!!! Издеватель!!!
И это были далеко не самые «тёплые» обращённые ко мне слова.
Лариса схватила Тимофея и начала оттаскивать его от тарелки. Тимофей покидать тарелку не желал. Перевернувшись через спину каким-то хитрым способом, он вывернулся из рук моей жены и изверг из себя всё, что съел до этого в почти свежем виде.
– Вот до чего ты довёл бедного кота! – заявила жена.
Моё замечание о том, что до её появления «бедный кот» желания блевать не проявлял, она просто пропустила мимо ушей. Тем временем Тимофей бросился к тарелке и продолжил любимое занятие…
…Так что бить Тимофея я не стал. Я предложил ему покинуть помещение, и он это сделал без возражений, что ещё раз убедило меня в его хитрости и недюжинном уме, а отнюдь не глупости. В отместку Тимофею я накормил Пушка оставшимся подлещиком, вымыл руки, закурил и задумался.
Вот лично вы ждёте чего-нибудь хорошего сверху? Я имею в виду небо, как таковое, а не правительство. Но, если угодно, можете всё это обобщить. Так что? Ждёте? Я не жду. По мне – лишь бы сверху не капало, не говоря уже об иных отправлениях. Упаси нас, Господи, от внимания выше сидящих! Что-нибудь издевательское, вроде «Хорошо живёте, товарищи!» или «Будет ещё лучше, господа!», это упадёт-не-застрянет, а вот что-то типа повышения зарплаты, пенсии или просто бандероли долларов – индейская хижина! В смысле – фиг-вам! Я веду речь про повышение пенсий, а не про жалкую, запоздалую и не эквивалентную компенсацию инфляции.
Как вы понимаете, я был вынужден вернуться к отброшенному накануне метеоритному объяснению звуков: «Свись! Шмяк! Мяу!»
Вместо того чтобы выражать бурную радость по поводу рухнувшего в огород богатства, я выразился совсем в другом плане. У меня холодок прошёлся по спине, когда я прикинул несколько иную траекторию «подарочка» с небес. Чуть ниже. По крыше. И ещё чуть ниже… По стене дома, где имеет место быть моя кровать. Совсем не понравились мне эти воображаемые траектории и дыры…
Однако, метеорит, если там был он, штука достаточно дорогостоящая, и получалось, что повод для радости всё же имелся. А вооружившись лопатой дяди Миши, я почувствовал себя совсем хорошо и уверенно! А то мало ли, что там и как…
По части владения лопатой, как инструментом, дядя Миша мог отстегнуть мне поболее, чем сто очков форы, и, к тому же, зайти назавтра, но копать мне много не пришлось. Едва я отвалил в сторону шину, чтобы она не мешала раскопкам, так и увидел его – моего космического гостя. Не очень-то и большой, подкопчённый булыжник с металлическим отливом.
Вывернув его лопатой из земли и уложив на место шину, я перебросил шланг в грядку баклажанов, тут же обмыл находку и поволок на веранду. При своих малых размерах булыжник тянул килограммов на десять, что полностью реабилитировало Бороду в моих глазах по части швыряния камней в наш огород. К тому ж я вспомнил, что у Бороды есть вполне приличный дробовик двенадцатого калибра. На фига, спрашивается, ему, ежели что, с такой булыгой возиться?
В результате получалось, что я на огороде откопал клад в виде метеорита. По моим сведениям метеориты – страшно дорогая штука и продаются по сколько-то там долларов за грамм. Да пусть даже этот мой метеорит будет самым завалящим метеоритом во Вселенной! Пусть даже он потянет всего сто долларов за килограмм. Всё равно это будет… Тысяча!.. Целая тыща баксов! Вот это клад! Во счастье!..
Тут я вспомнил о государстве. Оно ведь свою долю потребует: «А подать сюда три четверти стоимости в закрома Родины, где олигархи живут!.. А вынь-да-выложь налог подоходный!.. А не хочешь ли помочь голодным детям в Африке? Они там плачут, кушать хотят!.. А положь, что осталось, на стол для экспертизы!.. Потом заберёшь, если он не липкий…»
Такая перспектива меня, прямо скажем, слегка насторожила и сильно расстроила. Почему, скажите на милость, те, кто не сеет, не пашет, а только с авторучкой сидит, всегда норовят обобрать тебя до нитки? И кто оно такое, государство? Оно что – учило меня метеориты выкапывать? Я читал как-то в газете, что один мужик потребовал от государства вернуть его часть денег, идущих на оборону и милицию. Ну не желал он, чтобы его так защищали! Теперь, небось, на Багамах загорает. Или где-то в Сибири…
Я опасливо оглянулся, но государства пока нигде не заметил. Затаилось, наверное, до времени…
На поверхности метеорита я обнаружил тонкую трещинку, не особо задумываясь, воткнул в неё лезвие ножа и повернул.
С тихим хрупаньем, как будто кто-то раскусил кусок сахара, от летучего кирпича отделился неровный кусочек, долларов эдак на пятьсот… В смысле, грамм на сто. На поверхности скола булыжник выглядел куда как симпатичнее, чем снаружи. Чёрная, зернистая поверхность сверкала и переливалась разноцветными искрами, а почти в центре этого великолепия зияла полусферическая выемка. Гладкая, будто бы отполированная, размером с хорошую фасолину.
Первое, что пришло мне в голову по этому поводу, была мысль о воздушном пузырьке. О половинке пузырька. Желая осмотреть и вторую его половину, я перевернул обломок и обнаружил, что никакого пузырька нет. Скорее, всё было с точностью до наоборот: из такой же радужно-зернистой поверхности, как и на самом метеорите, выпирала гладкая полусфера. Чем-то она мне страшно приглянулась, и я взялся за дело подобно простым русским парням из анекдота: «с помощью топора, кувалды и какой-то матери»… Правда, топор я заменил ножом, да и «мать» можно было не беспокоить – шарик отделился от обломка легко и без проблем.
Вторая мысль об этом шарике родилась только после лёгкого закипания мозгового вещества. «Тектит!» – вспомнил я где-то вычитанное название. Но, кажись, тектиты – продукт удара метеоритов о землю… А эта штука лежала внутри.
Я покатал шарик на ладони. Глубокого чёрного цвета, он был прохладный и гладкий наощупь, блестел и, вообще, был страшно симпатичный и очень похожий на большую жемчужину, как я её себе представлял. Применение шарику придумалось само. Государство, в этом случае, получало то, что постоянно предлагало мне, в качестве подложки для масла, да и сообщать ему о шарике я не собирался. А собирался я подарить шарик жене. В качестве украшения. Дорогими подарками я её особо не баловал, а тут такой случай! «Космический жемчуг»! Это вам не что-нибудь такое-эдакое… В шоколаде…
Пристроив шарик в выбоинку на столе, я накрыл его стопкой, чтоб не укатился. Сам метеорит положил за печку и пока накрывал его газетой, подумал о том, что если упорно колотить этот булыжник молотком, то вполне можно получить целую кучу таких шариков… Мысль была приятной, очень интересной, думать её надо было предельно серьёзно, и я отложил её «на потом».
Перемножить в уме два числа с большим количеством нулей, ну, скажем, тысячу и десять, было для меня большой проблемой ещё в школе. Вот если бы с листочком, карандашиком и таблицей умножения… Но где её возьмёшь, когда она нужна?
Тем более что я пытался производить расчёты одновременно с поливом огорода, извлечением готовой рыбы из коптилки и массой других неотложных дел. Не обошлось без травм. При кормлении кроликов меня задумчивого укусил Стёпа. Это дети так назвали, а я бы придушил его ещё безымянным. Гад длинноухий! Стоило открыть клетку, как этот змей выпячивал верхние резцы и стремительно прыгал вперёд. Куда там кобре!
А в курятнике меня клюнул петух. Но не туда, куда вам так хочется, а гораздо ниже. В ногу…
Не мудрено было запутаться в нулях и мелких цифрах! И выходило, по моим приблизительным прикидкам, что американцам страшно выгодно было обменять мой метеорит на ихний станок для печатания денег или, на худой конец, поставить для меня койку в Форт-Ноксе и отдать ключи. Где-то в глубинах мозга зрело ощущение, что я немного ошибся, но результат так грел душу олигарха…
Дела кончились вместе с электричеством. Насос, естественно, вырубился, но к тому времени я успел и огород полить, и налить воду во всё, что могло её удержать. Так что мне это электричество до самого вечера было без надобности.
Я уселся на скамейку под навесом, закурил и подумал, что рабочий день прошёл на удивление хорошо. Всё, что наметил, – успел сделать, плюс «жемчужина», и даже метеорит, в общем-то, упал достаточно удачно с минимально возможными разрушениями.
Подумаешь! Пара кустов помидоров накрылась! В Америке вон кусок льда крышу дома пробил и прямо на супружеское ложе – хрясь! Американцы народ дотошный! Лёд в пакет и в морозилку, а кусочек – на анализ. Анализ хороший оказался. Моча человеческая. Только очень замёрзшая. Хорошо, что этот отмороженный подарочек никого в постели не застал! Представляете себе передовицы газет? «Убит мочой в своей постели!» – «Сверхзвуковая моча!» – «Анализы подтверждают!» – «Смертельный удар!» – «Чего ещё ждать с небес?»
В этом плане, думаю, мне крупно повезло с моим метеоритом. И с траекторией, и с составом.
В таком вот приподнятом настроении я приволок с берега насос, перекурил под навесом и отправился на веранду, любоваться своим сокровищем…

[Степняк]

Глава 8
Нон:
Пришествие

Как греет душу мысль о богатстве!
И пищу размышлениям даёт...

Пауль Бэг


«Скиталец Вселенной» из-под стопки исчез. Под этим замечательным названием, придуманным мной за время работы, я собирался подарить «жемчужину» жене. Своей, понятное дело. И вот теперь название осталось, а вместо круглого чёрного шарика под стопкой на поверхности стола распласталась какая-то тёмно-серая кучка. Точнее – уплощённый конус. Окружность конуса виделась раза в три больше, чем у шарика, и было не совсем понятно: эта серая фигня вылезла из «жемчужины», или она съела мой перл? И что теперича я подарю жене? «Скитальца Вселенной», поглощённого сереньким конусом?
Что бы вы обо мне ни думали, а она проскочила в моей голове! Светлая мысль: взять в руку топор, убрать стопарь и замолотить этот конус обухом до состояния «мелкие дребезги»! Но жадность задавила мысль в корне. Меня не оставляла надежда добыть обратно из серого конуса мою драгоценность, пусть даже методом выковыривания кончиком ножа.
С целью проверить эту возможность, я, предварительно убрав стопарь, перевернул заострённый блин «на спину». Ничего особо привлекательного на плоской стороне конуса не было. Только множество каких-то мелких, розоватых выростов – или ножек… Тому, кто хоть раз видел морскую звезду или ежа «снизу», объяснять не надо.
Кстати, и вся конструкция живо напомнила мне раковину одного хитрого моллюска. Дядя Миша и дядя Толик из Большого Камня в Приморье на пару доставали таких со дна бухты Петра Великого. Форму раковины того моллюска точь-в-точь и повторял пожиратель моих ценностей – низкий конус с радиальными ребрами по поверхности. Только низ его, вместо «ножки», украшали шевелящиеся выросты.
Тут этот самый конус перевернулся.
Меня не надо убеждать в том, что черепаха или какой-нибудь жук могут перевернуться со спины обратно на ноги. Я это видел. Но конус, по моему глубокому убеждению, перевернуться сам по себе НЕ МОЖЕТ! Этот – смог.
Медленно, без натуги, конус встал на ребро и, так же медленно, опустился плоской частью с ножками на стол. Забыл отметить, что под основанием этой штуки на столе образовалось круглое светлое пятнышко, как будто кто-то вымыл стол. Теперь пятнышко превращалось в светлую полоску, так как конус начал медленно передвигаться по столу.
Я накрыл конус стопкой, и он моментально остановился. Плюс к этому пропало желание перекусить, которое донимало меня последние пять минут. Поесть я, вообще-то, не дурак, но привык для начала закончить все дела и уж потом, с чистой совестью…
Какая-то неясная мысль заставила меня приподнять стопку со стола. Конус не замедлил двинуться вперёд, но, напоровшись на хлебные крошки, чуток притормозил движение, а чувство голода, начавшее было снова терзать меня, несколько притупилось…
Между нами, девочками, говоря, мне понадобилась ещё всего пара экспериментов со стопариком и конусом, чтобы уяснить очень простую вещь: это не я был ТАК голоден, это конус ТАК хотел ЖРАТЬ и каким-то неведомым образом давал мне об этом знать.
Вновь прикрыв конус стопкой, я хотел было задуматься над произошедшим, но вечерние дела не позволили. Попытка совмещения мыслительного процесса с другими делами успеха не имела, так как было необходимо иметь предмет осмысления перед глазами. Пришлось временно выкинуть из головы и сам голодный конус, и его манеры.
Яичница с сосисками явилась венцом трудового дня. Сковородка здорово обожгла пальцы, пока я тащил её от плиты до стола, но я победил. В смысле, не предоставил Тимофею ни единого шанса завладеть моим ужином. Хотя и он, и Пушок приложили массу усилий к тому, чтобы я упал или хотя бы уронил яичницу на пол. А ведь накормил обоих варёной рыбой по самое «не хочу».
Разочарованный в своих ожиданиях, Пушок, по обыкновению, улёгся в ящик в ожидании того момента, когда еда сама придёт в его объятья, а более активный в этом отношении Тимофей, взобрался на табурет и начал поедать сковороду глазами. На хитрой усатой морде ясно было написано, что он совсем не прочь попробовать содержимое сковороды и лапой, и на вкус, но его, похоже, несколько смущало моё присутствие…
Приступая к ужину, я обратил внимание на следующее обстоятельство: конус, на мой непрофессиональный взгляд, несколько подрос и теперь едва помещался под стопкой. Не то чтобы меня сильно озаботила проблема удобств этой штуковины под стопкой или нарушение прав негров в Америке, но где-то под лопаткой кольнуло, и в голове снова нарисовался яркий образ меня, убивающего этот конус топором. Было бы много лучше, если бы кольнуло меня посильнее, в самый черепок, а выше обозначенный образ убийства материализовался в конкретные действия.
Как бы там ни было, а в дурную голову путная мысль не придёт. Мою, например, посетила блажь простимулировать себе аппетит с помощью пленника стопки. Со стимуляцией получилось не очень, но, как один деятель, большой дока в этих делах, сообщил по телевизору всей стране: «Хотелось, как лучше, а получилось, как всегда!» Ну, может быть, у меня получилось не совсем «как всегда»…
Едва я приподнял стопарь, Тимофея словно ветром сдуло с табуретки. С диким мявом он бросился к двери и там, всем своим организмом вжавшись в порог, затих, как индеец в засаде. Даже сытый Пушок перестал мурлыкать, высунулся из ящика, как-то очень озабоченно посмотрел на стол и вопросительно мякнул. Я бы тоже мякнул от таких дел, но не умел и потому как следует выругался вслух.
Всё пространство веранды затопили волны голода. Но не моего. Я-то хотел есть сам по себе, а вот желание сожрать всё что угодно явственно исходило от конуса, который медленно двинулся по столу в поисках пищи. Чтобы занять его хотя бы на время, я положил на его пути горбушку хлеба.
Питался конус довольно оригинальным способом. Как он на горбушку взобрался, я, по честности говоря, в тот раз пропустил. Тимофей отвлёк. Разорался, паршивец, у двери. Уговаривать его я не стал. Мало ли дел у котов ночью на улице? А когда я вернулся к столу, конус уже сидел верхом на горбушке и медленно в неё погружался.
Говорят, что о вкусах не спорят. Целиком и полностью поддерживаю данный постулат и также настаиваю на бессмысленности споров и о манерах поглощения пищи. Лично мне не сильно портит аппетит даже чавканье соседа. А что ж поделать, если, только чавкая, он удовольствие от еды и получает? Предложить поглощать пищу автоматически, безрадостно, с постной мордой?
Кстати! Конус не чавкал. Молча погружался себе в хлеб. Я вот как-то по телеку видел, как ест морская звезда. Куда там моему конусу в плане эстетики!
Продырявив горбушку навылет, конус, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, выбрался из проделанной им дыры, сместился в сторону и продолжил своё занятие.
Ужин мы закончили одновременно. Однако, если судить по справедливости, то я несколько проиграл: я добил яичницу, и мне ещё предстояло мыть сковородку и ложку, а конус покончил с горбушкой, хлебные крошки подобрал и по-моему, сожрал старый лак со стола.
И он настал! Момент истины. Конус сидел в середине выбеленного участка стола и прямо-таки волнами излучал благодушие сытости, Пушок усердно мурлыкал в ящике, а я, чтобы не нарушать идиллии, признал вполне достаточным вымыть ложку и оставить в покое сковородку. А чего её, спрашивается, мыть, если завтра предстоит готовить в ней блюдо с теми же вкусовыми качествами?
Конус вздрогнул и медленно пополз по столу. От его благодушия не осталось и следа. Теперь он излучал тревогу и лёгкий голод. Пушок перестал мурлыкать и осторожно выглянул из ящика, пытаясь оценить обстановку на глаз. Гармония мира была безвозвратно нарушена, и это вызвало моё недовольство, если не сказать – раздражение. Пушок к изменению моего настроения отнёсся довольно-таки наплевательски, а вот конус притормозил и завертелся на месте.
Как бы там ни было, а я решил досконально разобраться во всём этом безобразии, для чего запланировал серию опытов с конусом. Приготовив необходимое оборудование, я приступил к исследованиям, используя вместо индикаторов Пушка и собственные ощущения.
Примерно через два часа я точно знал, что конус жрёт абсолютно всё, что может сожрать, а что сожрать не может, то пробует на вкус. Он не интересовался ножами, вилками и чистыми тарелками, пренебрёг полоской пластика, но успешно осилил кусок парафина, правда, не выражая особого удовольствия. Гораздо больше ему понравилось сливочное масло и свиное сало. Их, как и колбасу, он уничтожал гораздо быстрее, чем, скажем, хлеб или мыло, и отдыхал после их употребления дольше. Не знаю, насколько ему пришлась по душе варёная рыба в кошачьей миске, но костей он не оставил, и мыть миску после его трапезы никакого смысла не было. Ещё конус съел мороженого окуня. Медленно, но съел.
Во внешнюю среду конус не выделял ничего. Может, газы какие и были, но визуально они себя не проявляли, и никакой вони не наблюдалось. По этой причине меня некоторое время всерьёз беспокоило сходство конуса и одного из персонажей братьев Стругацких. Точнее – последствия этого сходства. Я про плод изысканий гения профессора Выбегалло, «индивидуума не удовлетворённого желудочно». Но поведение конуса развеяло мои сомнения. Он рос. Занимался он этим делом во время коротких периодов насыщения и действовал довольно отвратным способом, выделяя по краям узкую полоску розовой пенистой слизи, которая быстро твердела и меняла свой цвет на серый. При постукивании кончиком ножа по поверхности, конус издавал костяной звук, и было похоже, что эта процедура ему очень нравилась.
Конус прекращал всякую видимую деятельность, стоило только его накрыть стеклянной или фаянсовой посудой. Кажется, он просто терял ориентацию, но при этом его становилось не слышно. Я имею в виду, что если конус был накрыт, скажем, большой тарелкой, то призывов к продолжению банкета или сытого кайфа не ощущали ни я, ни Пушок. Металлическая посуда на конус действия не оказывала и его базара не экранировала. Подобное фаянсовой тарелке воздействие на конус оказывали маленькая солонка и стеклянная пробка от какого-то пузырька, надетые на вершину. Находиться в перевёрнутом состоянии конусу не нравилось, и он, непостижимым образом становясь на ребро, возвращался в исходное положение. Да и к слову сказать – ничего особо интересного у него внизу и не было. Это я к вопросу о половых признаках.
Кто может – пусть сделает лучше, а лично я, выясняя вышеизложенное, порядком утомился. Конус, за время моих опытов, подрос слегка, по-лошадиному, был теперь размером с небольшое блюдце и волны волчьего голода вокруг себя не разливал, а формулировал их, как страстное желание поесть. Жалобное «Хочу кушать!» прямо-таки звучало в моей бедной голове, но тогда я списал всё это на усталость и, заманив конус с помощью кусочка сала в тарелку для супа, прикрыл его другой тарелкой, давая, таким образом, отдых и измученному себе, и ему…

***

День следующий больших открытий не принёс. Нет! Наверное, точнее будет сказать, что меня в этот день ничто уже не удивляло. Понятное дело – пришлось совмещать обычные дела и опыты с конусом, но это оказалось достаточно простым делом. Не потому, что я такой умный, а потому, что конус стал очень покладистым.
Из тарелки я выпустил его, предусмотрительно плотно позавтракав сам, и после того, как накормил всю живность, включая котов. Не скажу, что не ощутил его голода, но на фоне употреблённого завтрака в моей голове отчётливо прозвучало довольно вежливое: «А что мы будем есть?»
Ответ на этот вопрос я подготовил заранее: размочил сухари в остатках куриной баланды, добавил рыбу, которая не влезла в Тимофея, и вывалил всё в кошачью миску. Не хочется рассуждать о вкусовых качествах готового блюда, однако конус влез на миску без возражений и принялся завтракать.
Покончив с едой, конус посидел в пустой миске, подрос по радиусу на пару-тройку сантиметров, выбрался на пол, подполз к моей ноге и слегка потёрся об неё. Приятных ощущений мне этот процесс не доставил, и было не совсем ясно: сам конус такой хороший или подглядывал за котами, но выражение радости по поводу моего присутствия определялось невооружённым взглядом.
Перед тем как идти чистить сетку, я решил застраховаться от возможных неприятностей. Пытаться загнать подросший конус в тарелку было бы утомительным и не очень умным занятием. Я бросил в угол кусок мешковины и совсем не удивился, когда после команды «Место!» конус послушно устроился в углу.
Как только я накинул на вершину конуса пустую стеклянную сахарницу, он слегка осел и выключился. Перекурив и убедившись в том, что конус не прикидывается шлангом и действительно находится в отключке, я вышел из дома.
После обеда я вывел конус погулять. В принципе, сложностей не предвиделось. Конус таскался за мной по двору, как пришитый, и увязался следом, когда я отправился на берег, к лодкам. Он ползал вдоль берега, съел пару дохлых лягушек, но стоило крикнуть: «Ко мне!» – как оказывался рядом.
Кстати, и скорость его передвижения довольно прилично возросла.
Когда я закончил свои дела и совсем уже засобирался домой, в кустах раздался собачий лай, а за ним – леденящий душу и резко оборвавшийся вой.
Вообще-то собак на острове – раз-два и обчёлся. Только у Бороды, на отшибе, имеется в наличии парочка кобелей, но они от его дома отходить не любят, как и подпускать к дому кого попало. Понятное дело, бывало, что через Яманишку переплывали бездомные собаки…
С приличествующим случаю дрыном в руках я ломанулся по кустам. Спасать конус…
…Эту собаку я знал. Как-то весной она, без всякого повода с моей стороны, укусила ногу – мою, просто из интереса. Пока я выдавливал из раны кровь и оказывал себе первую помощь, дядя Олег вооружился пневматической винтовкой, сыпанул в карман пуль-шариков и отправился мстить. Я только успел прокричать ему вслед, что собака нужна мне живой, чтобы хорошо её кормить и наблюдать – не сдохнет ли эта скотина в течение положенных десяти дней. Бешенством я тогда так и не заболел, а дядя Олег пришёл только вечером злой и голодный. Собаку он не поймал, но клялся, что отстрелил ей всё, что торчало или было выпуклым. Собака ушла от него проторенной дорогой – водным путём, а дядя Миша позже утверждал, что на острове нет дерева, в которое дядя Олег не влепил бы пулю…
Мой кусачий враг был повержен конусом. Собака лежала на боку и перебирала задними лапами, как бы стараясь убежать. Всё это она проделывала молча, в зловещей тишине. Гавкать ей было крайне неудобно, потому что конус накрыл собой всю переднюю часть собаки, включая голову, и медленно погружался в неё.
По какой-то причине мне как-то сразу поплохело и даже слегка затошнило. Я быстро выбрался из кустов, на ходу рассуждая, что отбирать у конуса практически дохлую собаку не совсем справедливо и лишено смысла и для собаки, и для конуса, и что сама по себе собака эта была сволочь сволочью, и что возможно она подбиралась ко мне сзади, а конус её… Но против тошноты эти мои мысли помогали слабо.
Конус выполз из кустов только минут через двадцать. Изрядно подросший, он выглядел виноватым. Возможно, потому, что чувствовал моё недовольство.
Удивляясь про себя тому, каких размеров достиг конус, и прикидывая, с чем его теперь можно сравнить, я вспомнил Зунга. Его родители воевали с американцами, и Зунг говорил, что шляпы из бамбука, конечно, не бронежилеты, но служили отличной маскировкой в джунглях и очень многим спасли жизнь. Как же он называл эти шляпы?..
– Нон!
Конус запрыгал на месте, подскакивая вверх сантиметров на двадцать, изображая бурную радость, помчался вдоль берега к верхней части острова, и я понял, что теперь у конуса есть имя. И ещё я заметил, что во время движения Нон не касается земли…
Наверняка я уже упоминал, что моя голова, хотя и достаточно редко, но иногда рождает довольно умные мысли, и неудивительно, что по возвращении домой я провёл Нона по двору, показывая пальцем на курятник, крольчатник, котов, упорно повторяя категорическое:
– Нельзя!
Пушок с Тимофеем, правда, слиняли на крышу, но мне показалось, что Нон всё понял правильно. И ещё я надеялся, что, долдоня своё «нельзя!», я достаточно правильно и доходчиво мысленно изобразил хутор Бороды с его обитателями.

***

Утром следующего дня дядя Миша привёз мне продукты, а вместе с ним приехал и дядя Олег, решивший, что город и быт его уже одолели. Пока дядя Олег бегал вдоль берега, дышал полной грудью и вообще исполнял ритуал «вот я и на природе», я вкратце поведал дяде Мише о метеорите и моих меркантильных интересах по этому поводу. Нон я упомянул лишь в том плане, что есть «ещё одна проблемка». И всё.
На веранде, когда мы туда пришли, я незаметно снял сахарницу с верхушки конуса и произнёс:
– Нон! Ко мне!
Нон скользнул из угла к моей ноге и замер. Дядя Олег издал какое-то восклицание и схватил табуретку, намереваясь пригвоздить ножками Нон к полу, а дядя Миша с задумчивым лицом взял с холодильника топор и почесал его затыльником ухо. При таком раскладе сил я их и познакомил:
– Это – Нон. Нон! Это – свои! Дядя Миша, – для ясности я указал пальцем. – И дядя Олег. Поздоровайся!
Нон вежливо покачал конусом, и в моей голове явственно раздалось: «А что мы будем есть?»
– Он что – голодный? – Дядя Олег поставил табуретку на пол и уселся на неё, поджав ноги. – И что эта штука употребляет?
– Всё, до чего может дотянуться, а до чего сразу дотянуться не может – то сначала стряхивает, а уж потом жрёт.
Дядя Миша нехотя отпустил рукоятку топора, нащупал сухарь, невесть сколько валяющийся на холодильнике, и бросил его на пол. Нон не шелохнулся.
– Возьми, – разрешил я, и Нон вежливо наехал на сухарь, тут же откатившись назад. Сухарь, естественно, исчез, а я наехал на дядю Мишу и дядю Олега:
– А вы не балуйте мне животюгу!
«Что мы будем есть?» – снова ощутил я вопрос.
– Потерпи немного! – предложил я и тут же скомандовал: – Место!
Нон послушно проследовал в угол и, перед тем как я водрузил сахарницу ему на верхушку, успел поинтересоваться в очередной раз: «Что мы будем есть?»
– Ты его что – голодом травишь? – спросил дядя Олег.
– Сначала попробуй прокорми эту тварь! – возмутился я. – А потом будешь выступать!
– Да ладно тебе, – начал успокаивать меня дядя Олег. – Хочешь, я с ним погуляю? Он рыбу ест?
– Да говорю же – всё он ест. И растёт…
– А где ты его взял? – спохватился дядя Олег, а дядя Миша озадачил меня более конкретным вопросом:
– Он гадит?
– Не гадит, – заверил я и рассказал обо всём, включая мои виды на «космический жемчуг». Если дядя Олег постоянно выражал своё отношение к моему рассказу разнообразными возгласами и восклицаниями, то дядя Миша слушал молча. Где-то в середине моего рассказа он выволок из-за печки метеорит, внимательно его осмотрел и вернул на место.
А дяде Олегу почему-то особенно понравилась та часть, где я живописал съедение Ноном собаки.
– Если Нон не ест свинец, то там должна остаться целая куча пуль, – уверенно заявил дядя Олег по этому поводу. – И вообще: собаке – собачья смерть. А этой – особенно!
По окончании моего повествования дядя Миша дал общую оценку текущей ситуации:
– Хреново дело! – и как ни странно, в дальнейшем оказался прав.
– Да ты чё?! – с энтузиазмом возразил дядя Олег. – Это ж незаменимая вещь в доме! – и обратился ко мне с вопросом: – Ежели что – щеночка дашь?
Дядя Миша вздохнул осуждающе и вышел во двор, точить лопату, а дядя Олег осмотрел мой спиннинг и сообщил:
– Пожалуй, пойду, покидаю. Сколько Нон сожрать может?
– Ты неверно ставишь вопрос. Здесь дело во времени. В смысле, сколько он будет кушать. Тебе столько не поймать, – уверил его я и, сняв сахарницу с верхушки конуса, слегка постучал по костяшке:
– Пойдёшь с дядей Олегом! Он тебя покормит немного… Слушаться, как меня! Понял?
Нон резво рванул к двери, забыв своё «Что мы будем есть?» Взамен этого в моей бедной черепушке явственно прозвучало: «Понял!» По-моему, дядя Олег тоже слышал…
Когда через пару часов я нашёл дядю Мишу у задней калитки, он как раз закончил копать вторую яму под новые столбы. Дело это было полезным и в крайней степени своевременным: коровы Бороды периодически чесали свои бока о нашу калитку и так расшатали её, что того и гляди пришлось бы гонять их по огороду. Ямы, как и обычно у дяди Миши, получились ровные и глубокие, на загляденье, но мне почему-то показалось, что сегодня они несколько глубже длины лопаты.
– Где дядя Олег? – спросил дядя Миша, вытирая пот со лба.
– Нона выгуливает… Да вон же он, – я указал на дядю Олега, бредущего по тропинке от берега в нашу сторону.
– Ага… – Дядя Миша посмотрел в сторону дяди Олега. – Чёй-то он какой-то весь задумчивый и невнятный…
Спорить с ним в данном конкретном случае было бы довольно затруднительно. Дядя Олег брёл по тропинке, протоптанной коровами среди репьёв, спотыкался и совсем не радовался жизни и природе. В одной руке он нёс явно пустое ведро и спиннинг, в другой – большой кусок ивовой коры для коптилки. Спотыкался дядя Олег не только из-за неровностей тропинки. Причина была гораздо проще: он не смотрел себе под ноги. Взгляд его был прикован к Нону, который двигался в репейнике немного впереди дяди Олега.
Метрах в двадцати от нас с дядей Мишей Нон остановился и вдруг ринулся к нам, срубая по дороге стебли репьёв, как хорошая сенокосилка. Когда Нон резко остановился возле моих ног, я длинно, с облегчением выдохнул. По честности говоря, к тому времени со ступнями ног я уже попрощался и был приятно удивлён хорошим состоянием тормозов у конуса. Похоже было, что дядя Олег покормил Нона от души! Его диаметр теперь приближался к метру, да и вообще настроение у Нона было очень хорошее, и он этого не скрывал.
– Ну, как рыбалка? – спросил дядя Миша у подошедшего к нам дяди Олега.
– Нормально… – с какой-то странной интонацией в голосе ответил дядя Олег и показал нам пустое ведро. – Щуки… Много. Пара приличных жерехов и, как всегда, куча окуней. Этот… Нон твой всё сожрал...
Нон у наших ног, похоже, почувствовал всеобщее осуждение, и его хорошее настроение малость увяло. Чтобы не создавать у молодого развивающегося организма ненужных комплексов, я распорядился:
– Нон! Иди погуляй немного!
Мы втроём молча смотрели на то, как, выполняя мою команду, Нон принялся утюжить репейник из стороны в сторону, удаляясь от нас к берегу.
– Мышкует… – тихо сказал дядя Олег.
– Чего делает? – не расслышал я.
– Мышей ловит, – пояснил дядя Олег. – Там, на берегу, здоровенная нора есть. Там кто-то очень сильно пищал. Не очень долго…
– Ондатра! – сообразил я. – Там же целый выводок! Вот зараза! У меня на их шкурки виды имелись.
– А ещё Нон схарчил обеих твоих дрессированных ворон…
Ну это я уже даже не знал, как назвать! В строгом смысле слова вороны дрессированными не были. Во всяком случае, если их кто-то и дрессировал, то не я. И дело не в том, что эта парочка легко распознавала, что на данный момент находится в твоих руках (палка, пневматика с оптикой или заряженный арбалет), и держалась на соответствующем расстоянии. Главное, что они могли на бреющем полёте очень даже просто выхватить из воды брошенную им рыбу или что другое. Предпочитали, правда, рыбьи потроха с пузырём и неоднократно охотно демонстрировали свои способности.
Так что при необходимости эту пару ворон можно было выдать за высокоинтеллектуальных птиц, жертву клонирования птеродактилей, или за сбежавших от Дурова артистов. А одной девице дядя Олег растолковал, что вороны эти являются продуктом тайных опытов дяди Миши по скрещиванию цапли, грача и чайки с целью выведения всеядных эндоуток…
– …И он летает…
– Ага! – подхватил дядя Миша. – Низенько так… Как крокодил над прерией в погоне за страусом!
– Да точно говорю вам! Летает!
– Летает… Низенько… – поддержал я обоих, чтоб без обид.
Как бы в подтверждение Нон взмыл вверх метров на десять и, выбросив то ли какой-то луч, то ли длиннющую нить, сбил пролетавшего над ним грача. Птица, кувыркаясь и придушенно каркая, рухнула на берег, а Нон неторопливо и грациозно спланировал на место падения жертвы.
– … грачу! – прокомментировал случившееся дядя Олег. – Летать не будет!
А дядя Миша ничего в этот раз не сказал…
Он сказал позже, вечером, когда они уезжали в город:
– Ты это… Я завтра приеду, а ты здесь резких телодвижений не делай… Поосторожнее, в общем…
И дядя Олег сказал, перед тем как закрыть дверцу машины:
– Я, пожалуй, тоже завтра приеду. А ты нас жди. И, если к нашему приезду щенки будут, то ты моего того… Утопи…
Оно, конечно, приятно, когда приезжают каждый день, но на этот раз они малость опоздали…

Глава 9
Нон:
Война за жизнь

Война есть ничто иное, как продолжение политики,
с привлечением иных средств.

Карл фон Клаузевиц. "О войне"



Проблема нарисовалась ещё до отъезда гостей. Дядя Олег так раскормил Нона, что во входную дверь он проходил только боком, слегка наклонившись. Хорошо ещё, что сахарница плотно надевалась на верхушку костяной брони и экранировала периодическое: «А что мы будем есть?» Так что, не мудрствуя лукаво, я перенёс место дислокации Нона вместе с подстилкой под навес, рассудив, что ему пора закаляться.
Пушок и Тимофей, кстати, немедленно начали проситься в дом и, похоже, решили эту ночь провести на веранде, подальше от озабоченного чужака.
После ужина я с дури решил подкормить Нона хлебом и маслом. Вышел на улицу, положил бутерброд на землю и сахарницу приподнял. Нон кочевряжиться не стал, с подношением расправился в момент и тут же задал свой любимый вопрос: «А что мы будем есть?»
К этому времени Нон начал немного меня раздражать. Как, собственно, и любая быстрорастущая животюга. Согласитесь – пока они маленькие, всё хорошо и интересно: и ухаживать, и кормить, и обучать. Но, как только животное подрастёт, то у него сразу появляются свои желания, пристрастия, характер вырисовывается… О детях я вообще молчу. И откуда они только берутся такие?!!
В общем, спросил я:
– А чего ты хочешь?
Нон мне и ответил…
…Я вдруг рухнул с высоты на ещё трепыхающегося грача и начал с жадностью и восторгом впитывать его ещё тёплую плоть…
Справившись с тошнотой, я закурил и сказал:
– Слушай, Нон! Я так думаю, что о вкусах спорить смысла нет, но ты бы поосторожнее…
Нон выглядел таким расстроенным и виноватым, что мне вдруг стало его жалко: он ведь не виноват был, что таким уродился.
– Ты эта… Если уж такие дела, то слетай на соседний остров, поохоться на грачей. У них там гнёзда. Но смотри! На нашем острове чтоб даже мышей не трогал!
Нон восторженно подпрыгнул, потёрся о мою ногу и, огибая дом, мимо крольчатника умчался на охоту. В воздухе моментально зазвенели комары. Пока Нон был под навесом, эти кровососы где-то отдыхали…
Пару часов, на сон грядущий, я посмотрел телек. Особых изменений ни в мире, ни в стране не наблюдалось. Если верить телесериалам, то мы вот-вот должны были победить внешних и внутренних врагов, а также бедность. Но, при дальнейшем просмотре новостей, получалось, что мы терпели сокрушительное поражение на тех же самых позициях.
Телек вдруг начал трещать, по экрану побежали полосы, и я сразу понял, что это проделки совы. Эта зараза повадилась садиться на антенну и оттуда выглядывать мышей на мусорной куче. Я быстренько схватил воздушку и выскочил во двор.
Совы на антенне не было, но чуть выше антенны, над крышей дома клубилась какая-то розовая туча, пронизанная синими искрами.
«Это я, Учитель», – раздалось в моей голове.
«Нон…» – подумал я.
«Нон», – согласился он.
– Ты что же, всех грачей разом слопал? – вслух спросил я и отчётливо увидел, как бы с высоты, пустые грачиные гнёзда, в которых не осталось ни костей, ни перьев. А ещё я увидел коров…
– Я ж предупреждал тебя, чтобы ты коров не смел…
Нон быстренько растолковал мне, что наказы мои он помнит и свято чтит, коровы Бороды не пострадали, а стадо попалось ему случайно на той стороне реки…
«Каюк калининскому стаду», – подумал я и, холодея, спросил:
– А пастухи…
Оказалось, что к тому времени, как очередь дошла до пастухов, Нон уже насытился и даже слегка переел. Так что пастухи пока спят в счастливом неведении.
Я задрал голову вверх и попытался, сравнивая Нона с домом, оценить его диаметр. Получалось у меня никак не меньше десяти метров. «Чем же кормить теперь такую махину?!» – тоскливо подумал я, и Нон, успокаивая меня, предъявил мне прямо в мозг нечто вроде карты, снятой с огромной высоты, испещрённой значками и пятнами.
«Биомасса», – просветил меня Нон и с этой подсказкой я легко угадал по цвету и Камызяк, и Астрахань…
– Ты чё, офигел?! – возмутился я. – Там же люди! Их нельзя есть!
«Почему? Очень качественная биомасса», – заупрямился Нон.
– Я, выходит, тоже «биомасса»? – с ужасом спросил я.
Нон ответил после паузы. Короткой, но вполне уловимой:
«Ты – Учитель. Ты меня учил, кормил, воспитывал. Ты дал мне имя».
– И всё же… Биомасса? – неизвестно для чего настаивал я.
«Да, Учитель, – нехотя согласился Нон. – Очень качественная и полезная. На такой пище я мог бы достичь больших размеров и обрести огромную силу. Но времени нет. Нужно вступать в битву…»
Пока Нон таким образом расхваливал в моём лице всё человечество, я почему-то особой гордости и радости не ощущал. По идее меня должно было просто трясти от страха, но это пришло позже, а тогда я как-то не смог представить себя в виде сардельки, и голову заклинило на одной мысли: до каких это «больших размеров» собралась на местных харчах расти эта шляпа? Куда уж больше?!
Плюс ко всему разговор Нон вёл одновременно о нескольких, никак не связанных друг с другом вещах, но, каким-то образом, я неплохо понимал его…
– ...Вот и прикиньте, если верить Нону… А с чего бы ему врать-то? – говорил я на следующий день дяде Мише и дяде Олегу. – В общем, где-то там, далеко во Вселенной, существует очень круглая планета, почти сплошь покрытая эдакой мускулистой субстанцией. Уж не знаю – есть ли у этой фигни голова, не видел… Но! – заострил я их внимание. – Кто-то третий выращивает там этих нонов, как средство борьбы с кем-то четвёртым. Ноны жрут эту штуку на планете, но тоже не без опаски: чуть увлёкся едой – поверхность смыкается, и каюк… Да! Ещё у нонов ступенчатая генетическая память, зависящая от возраста и размеров. Как в сказке: наел рожу побольше и стал очень умным, ещё пожрал – совсем умным заделался и уже знаешь своё место в этой жизни. Ещё чуток – ты большой и сильный, как бронепоезд. По крайней мере, я так понял…
…Нон висел над домом, посверкивая синими искрами, излучал странную неуверенность, и я понял, что ему ещё что-то нужно от меня.
– И что же дальше? – осторожно осведомился я.
«Учитель… – вкрадчиво начал Нон. – Это не по правилам… Но, может быть, ты позволишь оставить моих личинок прямо здесь? Я готов вступить в битву и не хочу терять время на доставку личинок в инкубатор...»
Я представил себе планету, покрытую толстенной мышцей, и Нон согласно сверкнул искрами.
«Да. Здесь они будут знать тебя и слушаться, Учитель. Здесь они вырастут быстрее и с гораздо меньшими потерями, а, значит, больше бойцов будет в наших рядах.»
Из темноты навеса медленно выплыло ведро, с которым я ходил на рыбалку. Добравшись до пятна света, падающего из окна, ведро встало на землю и показало мне своё содержимое – две трети объёма «космического жемчуга»…
– Да такую ораву мне ни в жисть не прокормить! – прикинув затраты, испуганно воскликнул я.
И ещё на меня нахлынул ужас от того, что на север от меня была Астрахань, а на на юге – только море. Нет! Не подумайте обо мне плохо! Мне было бы очень страшно даже в том случае, если бы на севере от меня находилась только Москва. Просто жалеть москвичей мне гораздо приятнее, чем астраханцев...
«Не бойся, Учитель, – по-своему понял меня Нон. – Как только личинки научатся летать, они уйдут за реку и сами найдут себе еду. Они вырастут, оставят здесь свои личинки. И армия моих потомков будет непобедима…»
– Да уж! – буркнул я себе под нос, подумав о своих потомках. – И когда же они начнут расти? Я к тому, что хлеба у меня только две буханки.
«Они начнут развиваться, как только я погибну в бою, и они получат об этом сигнал, – печально сообщил Нон. – Нам не придётся сражаться рядом. Если сможешь, Учитель, дай им имена, как дал мне».
– Нон-два, Нон-три и так далее? – мрачно пошутил я, чем вызвал бурную радость у Нон:
«Очень хорошо, Учитель! Значит, ты думал об этом, и у моих личинок уже есть имена. Хорошо. Я могу лететь…»
Нон начал с нарастающей скоростью бесшумно удаляться от дома на запад и вверх, градусов под сорок пять к горизонту. Я почти сразу потерял его из виду на фоне звёздного неба, но где-то там, куда он улетел, вдруг появились радужные волны света, как от брошенного в воду камешка, и в самой их середине загорелась маленькая колючая звёздочка. Радужные кольца ринулись к центру, стёрли звёздочку, а несколько позже послышался глухой удар, как от прошивающего звуковой барьер самолёта. А может быть, это и был звуковой удар истребителя?..
В тот вечер я едва ли не до полуночи сидел на веранде, курил и бездумно ворошил в ведре «космический жемчуг». Полуторасантиметровые шарики перекатывались в ведре с лёгким металлическим шорохом и уже совсем не напоминали мне украшение для жены. Иногда я подносил горсть этих безумно-чёрных шариков близко к глазам, пытаясь в их совершенстве разглядеть грядущий ужас…
Наконец до меня дошло, что я попусту теряю время, не имея понятия о том, сколько мне его отпущено. Я подтащил поближе ящик с пустыми бутылками и принялся за дело…

***

Дядя Миша и дядя Олег приехали непривычно и даже неприлично рано. Я ещё не закончил чистить сетку, а они уже молча стояли на берегу и терпеливо ожидали, когда я освобожусь.
– Ну, как? – в два голоса спросили они, когда я пристал к берегу.
– Да фигово! Рыбы – раз-два и обчёлся…
– Ты голову не морочь! – вежливо попросил дядя Миша. – Где Нон?
Я выдержал эффектную театральную паузу и, почувствовав, что вот уже сейчас меня начнут бить, небрежно бросил:
– Он улетел!.. – для ясности я ткнул пальцем в небо.
– Обещал вернуться? – уточнил дядя Олег, – Как Карлсон?
– Ну, это вряд ли! – позволил я себе не согласиться и начал повествование о последних событиях на фазенде в Ямане. Как это ни странно, но они ни разу не перебили меня хитрыми вопросами или подколками. Только когда мы напились чаю, и они вдоволь налюбовались на бутылки, наполненные «космическим жемчугом», дядя Миша одобрительно кивнул и даже похвалил меня:
– Мензурки на горлышки бутылок – это ты хорошо придумал. Я тоже сахарницу в уме держал… – И он, выложив из сумки на стол цилиндрический пакет, замотанный изолентой, пояснил:
– Направленный пороховой заряд для верхушки конуса. Забил бы ему сахарницу в самый помидорный отсек.
Дядя Олег скептически хмыкнул и достал из своей сумки бутылку водки. С некоторым удивлением он осмотрел этикетку и пробку, поставил бутылку рядом с пакетом дяди Миши:
– Наркоз и поминальная часть. А это… – Он снова полез в сумку. – Ненаправленный заряд для конуса. Раскидает помидоры по радиусу и конусу, и кому угодно. А вот о сахарнице я не подумал...
На стол легла граната РГД с пластмассовой пробкой на месте взрывателя, а сам взрыватель дядя Олег жестом фокусника извлёк откуда-то из подмышки.
– Вы что, офонарели?!! – возмутился я. – А если бы вас на посту в Камызяке замели? Да и Нон всё равно почувствовал бы опасность!
– У него что, были вчера какие-то другие предложения? – обратился дядя Олег к дяде Мише, похоже, имея в виду хорошего меня.
– Не заметил, – покачал головой дядя Миша и, взяв из угла лопату, спросил, кивнув на бутылку: – Поминать будете?
– Только после похорон, как положено, – заверил его дядя Олег.
– Эт-правильно! – согласился дядя Миша и, уже покидая веранду, добавил: – Э-э-э… Дядя Паша… Сдаётся мне, что лучше быть бедным и больным, чем богатым и … – Он вздохнул. – Ты метеорит свой тоже подготовь…
Я безвольно опустился на табурет. Рушилась моя, почти сбывшаяся, мечта идиота.
– Да не переживай ты так! – успокаивал меня дядя Олег. – Здесь дядя Миша прав на все сто процентов! Кто его знает, что там ещё сидит в этом булыжнике? Вот говорю же тебе всё время: надо людей предупредить!
– Ну, при чём здесь это? – вяло отбивался я. – Метеорит, он из Космоса прилетел, а тебя больше мертвяки пугают.
– Какая разница! – не согласился дядя Олег. – Ну да Бог с ним! Давай лучше метеорит твой «остеклим»…
Могилу дядя Миша забацал на загляденье – хоть сам ложись! Глубокая, дно и стенки бутылками выложены. Даже три ведра цемента не пожалел! Раствором залили и бутылки с личинками, и метеорит, покрытый кусками оконного стекла в два слоя и замотанный скотчем. Всё это дело сверху прикрыли ещё двумя слоями бутылок, битым стеклом и только потом засыпали землёй.
– Покойтесь с миром! – пожелал дядя Олег, и в этот самый момент от деревьев в нашу сторону, затмевая солнце, скользнула большая округлая тень.
Дядя Миша втянул голову в плечи, я вообще присел, а дядя Олег, сгибаясь, выдохнул:
– Й-ё-ё-ё!!!
Однако, при ближайшем и более внимательном рассмотрении, оказалось, что тень отбрасывала обыкновенная летающая тарелка. НЛО, как их любят называть учёные. В Ямане их, как грязи. В смысле – НЛО.
– Ну, зараза! – возмутился дядя Олег. – Напугала-то как!!!
И он швырнул в НЛО пустой бутылкой. Но на этот раз промахнулся…

Глава 10
Звенья цепи


Ищущий да обрящет…

(кажется, из “Евангелия”)




Исключительно полезно знать имя своего противника, даже если этих имен великое множество. Но очень часто случается так, что знать мало – необходимо вовремя произнести имя врага. Тем летом мне повезло – я узнал имя, но, как часто это бывает, оно прошло мимо моего сознания. Но и в этом я не виноват – всё случилось так неожиданно и даже не со мной…
Терпеть не могу неожиданностей! Не люблю их. Думаю, что проистекает эта нелюбовь из личного опыта, а не из особенностей характера. Судите сами: что делает опытный человек, если она случилась, эта самая неожиданность? Правильно! Втягивает голову в плечи и зажмуривается. Дурак-то, он делает всё наоборот – максимально вытягивает шею и пялит зенки, в надежде понять, что произошло. А умный и опытный знает: приятная неожиданность может произойти только в розовом детстве. Да и приятна она всего лишь только потому, что её последствия разгребают другие.
В реальной взрослой жизни всё не так. В смысле, никаких неожиданностей быть не должно. Да и на фиг они не нужны! Вот вы можете себе представить, что кто-то подарил вам миллион? Как в мультфильме – просто так?
И неважно, почему: совесть у олигарха проснулась, нажрался ли кто до зелёных чертей…
И неважно, что обломилось: миллион «зелёных», «деревянных» или миллион алых роз…
Что, страшно? Голову в плечи втянули, и хочется спрятаться? И правильно! Потому что если этот миллион не ошибся адресом, то, значит, кто-то отмывает деньги, и завтра всё равно придут, миллион вытрясут, хорошо, если лицо не начистят, и, в любом случае, налоги платить придётся вам. И, как сообщил нам депутат Госдумы, имеющий несколько высших образований: «По жизни это ещё не самый плохой расклад».
Неожиданность же откуда-то сверху вообще чревата… Да и чего ждать-то? Прибавок к чему-либо? Так они неожиданными не бывают. Про них всегда долго толкуют, освещают их со всех сторон, а потом облапошат, обмишурят, обберут и голым в Африку пустят. А цены, так они ещё до прибавок подскочат – компенсируют, так сказать.
Можно ещё ждать, что неожиданно, без команды, все москвичи в едином порыве выйдут на улицы с транспарантами: «Верните налоги регионам! Довольно мы попили их крови!..» А на Красной площади станет за то же самое ратовать правительство… Но это уже будет означать, что, точно, хотят отобрать последнее. А ожидать от подобных неожиданностей пользу может только клинический оптимист. Старый одессит дядя Изя ещё в прошлом веке обрисовал сегодняшний день: «Ой, уже не смешите меня этим делом!»
Учитывая всё вышесказанное – имеется в виду моё негативное отношение к любым неожиданностям и мой позитивный жизненный опыт – я едва не выпал из лодки головой вперёд, когда услышал совсем рядом с собой:
– Ну и как рыбалка?
Рыбоохраны я, вообще-то, в обычное время не боюсь. А чего их, родимых, бояться? Люди как люди, работают, следят, чтобы рыба, которая плавает в моей реке, не дай Бог, не появилась на моём столе, а попадала куда следует и, немного, к ним – вкуровцам.
Но сейчас время было не совсем обычное – утро, а в руках у меня имелась сетка, которую я промывал от тины. Сетчонка-то так себе, тьфу! В метрах считать, так наплевать и забыть. А вот если считать в рублях…
С некоторым трудом, поскрипывая шеей, я повернул голову к берегу и увидел дядю Мишу и объёмистую сумку у его ног. Метрах в пятидесяти позади, на привычном месте, стояла его машина, и я подумал, что большая дополнительная дырка в глушителе совсем не была бы лишней.
– Застрелись! – сообщил я своё мнение о рыбалке. – Окуни одни, но котам и курам хватит. Что-нибудь случилось? И как это ты подобрался?
– Дома всё нормально! А я ещё с вала увидел, что ты сетку чистишь. Ну и подъехал накатом, чтобы тебя не испугать.
– Тебе удалось. Почти… Но ты ж завтра должен был приехать?
Я отпустил сетку, взял с кормы лодки шест и, толкнувшись пару раз, приткнулся к берегу.
– Должен. Но Сашка Шешуков из Москвы вчера прикатил. – Дядя Миша оттолкнул лодку от берега и запрыгнул в неё. – Он попросил – я его и привёз.
Ни на берегу, ни в машине дядя Саша не наблюдался. Спрятаться ему было негде. Эдакий шкаф двухдверный без антресолей разве в траве спрячешь? Да и смысл какой?..
– А где ж он?
– Да я его на курган, на той стороне Поперечного, отвёз.
– На курган? – удивился я. – На фига?
– Я ж говорю: он – попросил, я – отвёз. Он обещал потом объяснить.
– Да там же сам чёрт не разберётся! Как вы там дорогу нашли? – удивился я.
– По спутниковой фотокарте. Дядя Саша с собой из Москвы привёз. Покажу – обалдеешь!
– Всё в Москве! – недовольно проворчал я. – Даже наши карты! Как будто они там нужнее, чем здесь! Надеюсь, хоть карта дрянная какая-нибудь?
– Не-е! Карта – класс! Только в одном месте лужу объехать пришлось.
А карта действительно оказалась классной. Я её увидел – обалдел…
Едва мы прибыли на фазенду, как меня понесло на чердак – из чистого любопытства. Я как раз заканчивал обозревать в телескоп окрестности, когда услышал:
– Ну и что ты там видишь?
Голова дяди Миши чёрным контуром нарисовалась на фоне освещённого проёма чердачной двери, а потом он и сам, щурясь в душный полумрак чердака, очутился рядом со мной.
– Чего там? – повторил дядя Миша.
– Да не видать ничего! Там что, туман, что ли?
– Да ты чё? – удивился дядя Миша. – Какой туман? Не было никакого тумана! Да и откуда ему взяться летом почти в полдень. Дай-ка я сам гляну!..
Он прильнул к окуляру небольшого телескопа, стоящего на треноге и наведённого на виднеющийся километрах в пяти горб кургана. Окуляр телескопа был доработан так, чтобы не приходилось постоянно выворачивать шею, компенсируя перевёрнутое вверх ногами изображение. Дядя Миша покрутил окуляр, подстраивая его под свой глаз, и присвистнул:
– Во дела! Верх кургана закрыт! А может, это пыль?
– Какая пыль? А ветер где? Или это дядя Саша пыль испускает? Мрак какой-то! Мне, правда, показалось в самом начале, что, вроде, видел я кого-то в плаще и высокой шапке. Но плащ в такую жару…
– Не бери в голову! – дал дельный совет дядя Миша. – Через три часа, как договорились, я его сюда привезу и всё узнаем. Чего извилину ломать?

***

Вершину кургана, на удивление лысую, украшала геодезическая вышка. Не то чтобы склоны холма отличались буйной растительностью, так себе, кустики полыни да кое-где верблюжья колючка, но верхушка не несла на себе ни единой, даже самой чахлой травинки. Такое странное распределение флоры почему-то поразило Александра даже больше, чем весь курган в целом: как будто вырванный из степи и брошенный в дельту Волги меж двух проток.
Александр прошёлся вокруг вышки, восстанавливая дыхание, достал из сумки фотокарту, пристроил на неё маленький компас и, к своему удивлению, быстро определил нужное место. Да и компас с картой оказались, в общем-то, ни к чему: контуры огромной каменной плиты отчётливо проступали сквозь тонкий слой жёлтой глины, и достаточно было только чуть ковырнуть, чтобы обнаружились три углубления в каменном теле.
Александр судорожно вздохнул. Когда-то эти углубления не пустовали, а сама монолитная плита служила постаментом трём каменным идолам. Кто и для чего изготовил и установил их здесь, что за люди приходили сюда и чего просили у каменных истуканов, безмолвно взирающих на север? И кому, в конце концов, помешали древние изваяния? Кто низверг их с пьедестала и куда увёз?
Вопросы роились в голове Александра, рождали новые, но все они представлялись какими-то мелкими и неважными в свете того, что плита с тремя углублениями была найдена именно там, куда указали строгие математические расчёты. Теперь он, с определённой долей страха, остро ощущал, как сумасшедшее предположение, высказанное сотрудником его фирмы, перетекает из области вероятности в реальность. Перед Александром Шешуковым лежала не каменная плита, а точка отсчёта…

***

Когда он принёс на работу «леску», привезённую из отпуска в прошлом году, ничто не предвещало подобного развития событий. Оно, конечно, офигенно крепкая штука, но чего бы вы хотели? Артефакт, он и есть артефакт! Ну, а рассказ о том, откуда он взялся, и какие события сопровождали его появление – это уж, простите, вообще из области фантастики! Современные сельские легенды, так сказать!
Так оно и ехало, пока кто-то из «молодых», во время перекура, не принялся пересказывать псевдонаучную статейку о каких-то проекциях-пентаграммах на поверхности Земли и точках-пучностях. Якобы и Стоунхендж, и Египетские пирамиды встроены в эту глобальную сеть, а вместе с ними и каменные спирали севера, какие-то идолы и даже церкви. И, вроде бы, все они служат своеобразными компенсаторами энергетических потоков. А те места, где нет подобных «заглушек», как раз и есть геопатогенные зоны, в которых происходит разная чертовщина, и которые являются чуть ли не входом в потусторонний мир.
Вообще-то так себе, бред средней руки, но на Александра вдруг насели сослуживцы с просьбами рассказать, какие там ещё легенды вертелись вокруг пресловутой лески. Да так плотно насели, что отмахаться от них он не смог. Постепенно из него вытянули то, что рассказывал Михаил о дачных проблемах, и то, что говорил Сергей, и даже кое-какие астраханские слухи и байки.
Через неделю у него на рабочем столе оказалась графическая карта низовьев Волги с точкой смыкания пентаграмм немного южнее Яманы. Александр с удовольствием указал на это расхождение, но ещё через неделю появилась спутниковая фотокарта и её расшифровка. Искомая точка оказалась верхушкой огромного, слегка вытянутого с востока на запад, кургана. Ямана лежала на биссектрисе угла гигантской пентаграммы.
Александр вынужденно высказался в том плане, что «вопрос, конечно, интересный»… И опрометчиво не придал произошедшему значения.
А процесс неожиданно принял неуправляемый, лавинообразный, характер. Схемы и расчёты стали появляться на столе каждое утро. Кто-то подсунул даже отрывки из легенд. Кое-что из математических расчётов на эту тему Александр, правда, признал интересным и не лишённым смысла и отсканировал на свой компьютер, в надежде просмотреть позже. И всю эту регулярно поступающую лабуду он аккуратно складировал в ящик стола…
Однако у всего есть предел! Такой последней каплей явился лист, озаглавленный соломоновски скромно: «Ключи». Взгляд Александра скользнул по листу и зацепился за слова: «Жертвенной кровью кропи постамент, чтоб каждому равно досталось… Тогда отойди и взывай!...» Дальше стройными рядами были выписаны какие-то дикие заклинания.
Александр созвал сотрудников, вывалил на стол из ящика груду бумаги и как можно более спокойным голосом задал, как ему казалось, очень простой вопрос:
– Когда это кончится?
В наступившей тишине кто-то из молодёжи, Александр не заметил – кто, тихо сказал:
– Проверить бы надо...
– Да вы что!.. – едва не задохнулся от возмущения Александр.
Тишину в комнате можно было щупать руками, и все, буквально все присутствующие смотрели на Александра вопросительно.
– С ума спрыгнули… – уже не так уверенно сказал он и через некоторое время добавил: – Хоть до отпуска подождите…
Напряжение в комнате как рукой сняло, и коллектив единогласно и безвозмездно предоставил Александру неделю для посещения родины…

***

Александр посмотрел на часы и принялся торопливо счищать грязь с каменной плиты. Чистить всю поверхность он не стал, да это, по-видимому, было и ни к чему, но углубления и полосу перед ними он даже обмахнул тряпкой.
Сверившись с компасом и отмерив строго на север нужное число шагов, Александр обнаружил большой плоский камень, диаметром примерно в метр, лежащий непосредственно в искомой точке. Вывалив на камень содержимое сумки, он облачился в широкий чёрный плащ, густо разрисованный звёздами и каббалистическими знаками, высокий «озвездённый» колпак и, прихватив пластиковый пакет и нож, отправился назад, к вершине кургана.
Единственная мысль, которая занимала его в настоящий момент, так это успеет ли он завершить то, что обещал и должен сделать, или раньше потеряет сознание от перегрева в дурацком облачении.
У лишённого идолов каменного постамента Александр, скривив лицо в гримасе отвращения, продырявил кончиком ножа пакет, и густая тёмно-красная жидкость, пузырясь и сверкая на солнце, хлынула на камень, заливая углубления. На какой-то миг ему показалось, что на камне жидкости гораздо больше, нежели могло поместиться в пакете…
– Не сомневайтесь! – заверял его тот, кто приволок пакет. – Кровь самая настоящая! Человеческая. Брат сказал… – Он сверился с блокнотом. – Во! Свежецитратная. Знающие люди сказали, что лучшая жертва – только собственная кровь…
Александра передёрнуло от мысли, что он на камень льёт не что-нибудь, а человеческую кровь… Отшвырнув в сторону почти пустой пакет, он вернулся к камню ниже по склону. Здесь встал на колени, раскрыл здоровенную книгу в обшарпанном переплёте, со страницами из тонкой кожи, ровно и крупно исписанными красной тушью. Рядом с книгой пристроил большой кухонный нож, стальное кольцо от собачьего ошейника, осиновый колышек и маленький стеклянный пузырёк с нашатырным спиртом. Последнее было полнейшей отсебятиной, но, как полагал Александр, при такой жаре далеко не лишней.
Посмотрев на часы и бросив беглый взгляд вверх по склону, Александр склонился над «древней» книгой и начал громко, нараспев читать. Уже произнеся первые слова, он пожалел, что не воспользовался нашатырным спиртом заранее, так как вдруг увидел: на кургане больше не было геодезической вышки, а над каменной плитой возвышались три призрачных идола.
– Ме-соммат, Ми-соммат! Ку-маро, Хо-маро!..
Курган, а вместе с ним и камень под коленями Александра, принялись вибрировать согласно ритму заклинания, и если бы Александр поднял глаза, то мог бы увидеть, как призраки идолов уплотнились и на их лицах появились дьявольские улыбки…
– Кун-чулла, Хут-маро, Ши-кона, Хут-кона!..
Предметы, разложенные на камне перед Александром, плясали адскую джигу, но мест своих не покидали. Солнце померкло, превратившись в тусклую монетку, а курган накрыла сизая мгла…
– Чуно-ра, Кино-ла!.. Ку-маро, Ши-кано!..
По склону вверх пронёсся порыв горячего ветра, нестерпимо запахло полынью пополам с озоном, и вокруг вершины кургана начал раскручиваться гигантский смерч. Центром его являлись идолы, а граница проходила чуть ли не по пяткам Александра. Плащ на спине как будто теребили и дёргали чьи-то руки, но он боялся отвлечься от книги и упорно читал:
– Маро-кан, Ко-ура!.. Ри-ши-ра, Ку-маро!..
Где-то внутри кургана, перекрывая ритмическую дрожь почвы и сбивая Александра с ритма чтения заклинания, начал бить исполинский барабан…
– Чула-хут, Хут-дена!.. Чада-рон, Сиз-мара!..
Страшный удар потряс холм, и боковым зрением Александр с содроганием заметил, что грунт склона по бокам от его камня сполз куда-то или провалился, обнажив глубокую пропасть. Александр попытался убедить себя в том, что происходящее вообще невозможно, оторвался от книги и взглянул на идолов. Они как будто ждали этого. Со скрежетом все три идола разом наклонились и шагнули вперёд. Быстро заглянув в книгу, он воздел правую руку в зенит, к маленькому, тусклому солнцу, а левую протянул в сторону шагающих к нему идолов и закричал:
– Хали Дэв!!! Джаханнам!!!
С пальцев левой руки плеснуло ярко-жёлтым солнечным огнём, ударило в идолов, сплавило их, как воск, скрутило…
И наступила мёртвая тишина. Казалось – остановилось само Время. Александр стоял на коленях на камне, окружённом пропастью, и лишь полоска земли соединяла его со вздымающейся перед ним, закрученной спиралью скалой – тем, что осталось от идолов.
Александр посмотрел на окружающую его плотную серую мглу, на узкую, в ладонь, дорожку к скале и подумал, что, вероятно, вот так оно и выглядит – безумие. Он вновь наклонился к книге и продолжил чтение заклинания, но теперь его голос не просил. Он звал, приказывал:
– Сиз-марра, Кун-чулла!.. Чулла-хут, Ме-соммат!..
Едва слова сорвались с губ, как мгла вокруг взвыла в тысячу глоток, резко упала температура, откуда-то сверху посыпались крупные снежинки, ударил порыв горячего ветра, мгновенно испарил снег и принёс нестерпимую жару.
Песок скрипел на зубах Александра, в уголках рта пузырилась пена, и он почти кричал, пытаясь перекрыть какофонию адского оркестра:
– Хут-денна!.. Ши-канно!.. Хо-марро!.. Ко-урра!..
Полоска земли между скалой и камнем рухнула в пропасть, и Александр, зажмурившись, выкрикнул:
– Ме-соммат!!! Хали Дев!!! Джаханнам!!!
Сверху обрушился солнечный свет, и курган в один миг принял прежний вид. О том, что здесь происходило, теперь напоминала только туго скрученная спиралью скала на лысине кургана. По мере того, как стихал ветер, а грохот адских барабанов уходил куда-то в глубину Земли, глаза Александра наливались бешенством. Он поверил!.. Не почти поверил, а поверил!.. Ну и на что ему эта скала? Если, конечно, и она не призрак…
Александр вскочил на ноги и топнул по камню ногой:
– Твою мать! Чтоб тебя … перевернуло и …!!!
Из безоблачного неба в скалу ударила молния.
С оглушительным грохотом монолит раскололся надвое, и вверх взметнулись пламя и чёрный дым. Дым клубился, уплотнялся, и вот уже над курганом возникла огромная, согнутая в глубоком поклоне, чёрная фигура.
– Ну ни фига себе! – неожиданно спокойно пробормотал Александр. – Джинн, что ли?..
Существо, сотворённое из дыма и огня, приподняло плоскую голову, и на Александра глянул единственный, полыхающий багровым пламенем глаз.
– Дракон?.. – засомневался Александр и громко спросил:
– Кто ты?!
Открылась пасть, усаженная кривыми клыками:
– Я Хали-дэв, проклятый сын Бека-дэва! О вызвавший меня из Царства Теней! Слушаю и повинуюсь!
Дэв нависал подобно готовому рухнуть скальному козырьку, а Александр критически рассматривал клубящееся создание. В глазах Александра не было и тени страха, и весь его вид указывал на то, что он доволен своей, теперь уже исполненной, работой.
– О Хали-дэв! Что ты можешь?!
– Господин мой! Я могу построить город и разрушить город! Построить…
– Хватит! – оборвал дэва Александр и сбросил плащ и колпак с головы. – Хватит валять дурака! Не для того я пёрся из Москвы в такую даль, чтобы слушать этот бред!
Дев рывком приблизил уродливую голову вплотную к Александру, обнажил зубы в жуткой улыбке и вперился в него глазом. Без колебаний Александр протянул руку к морде адского создания, почесал ему подбородок, как котёнку, и щёлкнул пальцем в нос. Дэв отпрянул, захохотал, взорвался чёрным дымом и со свистом втянулся в трещину скалы. Скала захлопнулась, съёжилась и провалилась под землю…
– А поговорить?.. – пожал плечами Александр, смахнул пот со лба и принялся укладывать в сумку уже ненужный реквизит. Он намеревался перевалить через курган и часть пути, до встречи с Михаилом, пройти пешком. Оно, конечно, жарковато для прогулок, но уж очень хотелось пройтись, поглазеть по сторонам и ни о чём не думать…
– Привет! – вдруг послышалось со стороны геодезической вышки.
– Здравствуйте! – осторожно ответил на приветствие Александр и выжидательно посмотрел на поднимающегося на ноги мужчину. – А где дракон?
– По большому счёту – каждый из нас дракон. А с кровью, это вы здорово придумали! – Собеседник Александра указал на почти чёрную полосу, протянувшуюся по каменной плите. – Датчики моментально сработали, и сигнал прошёл… А чего это вы потом принялись вытворять? Я и сделать-то ничего не успел – древняя программа контакта запустилась автоматически. А зачем вы потом… Валяли дурака?
Александр улыбнулся:
– Я входной пароль не знал. А, кстати, какой он?
– Да подпрыгнули бы два-три раза на камне. И незачем было в такую даль ехать. Рядом с Москвой есть несколько Ворот.
Он сделал шаг вперёд и протянул руку:
– Моё имя Эрнер. Я здесь куратор. А вы…
– Александр.
– Ага! У вас, случайно, Александр, «Фанты» в сумке нет? Маринованных помидоров уж наверняка нет…
– Я вижу, вы уже пошарили у меня в вещах! – усмехнулся Александр.
– Не обижайтесь! Работа такая. Пойдёмте ко мне? Поговорим…

***

Дядя Миша доставил на фазенду дядю Сашу часа в четыре после полудня, ещё жара спадать не начала. От переправы на лодке через Яманишку дядя Саша отказался, в надежде искупаться, переплывая эту «могучую» реку.
– Смотри! – честно предупредил его дядя Миша. – Пешком пойдёшь!
Дядя Саша опрометчиво не прислушался к предупреждению, нырнул и порезал о ракушку палец на руке. Речку он преодолел, держась за борт лодки, раскачивая её и мешая грести, и порезал ещё один палец – на ноге. Он вообще пребывал в каком-то странном состоянии: как будто его в очень тёмном месте, очень медным тазом ударили, и теперь он прислушивается к звону.
Не выходя из этого состояния, он поведал нам о том, что приключилось на кургане. Я ему не то чтобы не поверил…
– А ты, случаем, в конопляных зарослях не плутал? Она, родимая, сейчас цветёт, так что очень даже располагает…
– Но вы же сами говорили, что здесь у вас черт-те что происходит! – возмутился дядя Саша. – А мне не верите!
– Говорили! – не стал отпираться дядя Миша. – Только, во-первых: мы считали, что здесь у нас находится эпицентр. Во-вторых: у нас что? Тут птеродактиля пристрелишь, там башку дракону свернёшь, ну, при прополке помидоров отоваришь какого-нибудь урода… Мелочь! Как чёрно-белая кинохроника. А у тебя всё в цвете и полный метраж!
– Да нет, дядя Саша! – поддержал я дядю Мишу. – Мы тебе верим. Ты не сумлевайся! Только сдаётся мне, что не всё ты нам рассказал. А?
Дядя Саша смотрел на меня честными глазами, и глаза эти полностью подтверждали мою правоту.
– Они там, за Воротами, живут совершенно в другом пространстве, и, кажется, там даже Время другое. А очень давно… Наверное, миллионы лет назад, у них была война, и они воевали здесь, у нас. Потом, после войны, они кое-что отсюда убрали, но всё забрать не смогли. И вот теперь эти, оставшиеся здесь артефакты начинают воздействовать и на нас. Я не очень понял, но, по-моему, им нужна помощь…
– Ты хочешь сказать, что они когда-то загадили нашу планету, а убирать не собираются? – уточнил дядя Миша.
– Да не могут они сами… Понимаешь? Не мо-гут!
– А они, случаем, не московских корней? – сотворив невинную физиономию, спросил я.
– Не понял… – Дядя Саша был явно обескуражен.
– Я имею в виду, что нагадить они смогли, а разгребать сами не желают. Когда строился Газоконденсатный, нам, всем астраханцам, обещали квартиры и счастливое детство. Теперь сырьё и газ из-под наших ног уходят за границу, доходы – в Москву, а мы имеем горы серы на природе и вечно «нормальную» ПДК.
– Э-это… – Дядя Саша что-то попытался сказать, но я перебил его:
– Потом дяди из Москвы уверяли нас, что будем мы жить, как арабские шейхи. Вышки в море уже торчат, тюлени дохнут, селедки нет, москвичи живут, как шейхи, а мы – как арабы. Нищие. Теперь ещё эти твои… Нагадили, ищут дураков, чтобы за ними убирали, а доходы – в Москву?!
– Какие доходы? – ошарашено спросил дядя Саша.
– Ха! И ещё два раза ха-ха! Ты что, хочешь уверить меня, что ничего не везёшь в Москву от товарища Дракона-Эрнера?
Дядя Саша молчал.
– А разве тащишь ты это не из-под нашей задницы? Привыкли вы там, в Москве, кровь народную пить! Вампиры-беспредельщики!
– Ну, ты скажешь! – возмутился дядя Саша.
– Ха! Комары кровь у астраханцев пьют? – спросил я и сам же себе уверенно ответил: – Пьют, собаки! Напившись нашей крови, самки комаров откладывают яйца, из них выводятся личинки, их жрут мальки, мальков жрёт крупная рыба, ей закусывает ещё более крупная… А всю большую рыбу от нас вывозят в Москву…
– Ну не кровь же мы там пьём, а рыбу едим! Да и то – далеко не все, – парировал дядя Саша и вдруг, вспомнив что-то своё, как-то странно побледнел.
Дядя Миша в это время укладывал вещи в сумку и выражения лица дяди Саши не видел, однако за разговором следил.
– Кровь вы, может быть, и не пьёте, а вот генетический материал астраханцев потребляете регулярно.
– Людоеды столичные! – дополнил я дядю Мишу.
Дядя Саша посмотрел на нас, икнул, зажал себе рот рукой и пулей вылетел с веранды во двор.
– Чего это он? – удивлённо спросил у меня дядя Миша.
– Кто ж его знает?! – пожал я плечами. – Вспомнил, видать, что-то своё, интимное, и у него с желудком в резонанс попало…
Уже усевшись в машину, перед самым отъездом в Астрахань, дядя Саша вдруг сказал:
– Вы можете думать обо мне что хотите, но я, ребята, назвал Эрнеру вас и сказал, что, в случае чего, вы ему поможете…
– Нет, ты слышал?! – возмущённо обратился я к дяде Мише. – Он уже и стрелки на нас перевёл! Доходы – в столицу, а нам – весь базар и веник в руки! И кто мы теперь? Бригада ассенизаторов?
– Эрнер назвал вас «звенья цепи». И ещё он сказал, что и моё появление, и ваше участие предсказано Оракулом, и что теперь невозможно избежать своей Судьбы. А иначе – цепь порвётся…
– Ты понял, дядя Миша! «Мы теперь солдаты, мы не виноваты…»
– Там видно будет! – вздохнул дядя Миша, и, прежде чем он отпустил сцепление, я высказал ещё одну пришедшую в голову свежую мысль:
– А ведь дядя Саша так и не сказал нам, что увозит отсюда в Москву…


Глава 11
Дела русалочьи

Русалка, она тоже что-то вроде женщины,
но несколько своеобразно устроена…
Да и разными они бывают…


Больше в тот год ничего интересного не произошло. Сейчас-то понятно, что это был последний более-менее спокойный период жизни на фазенде – так сказать, длинный выдох перед большой работой. Но опять же – с какой стороны посмотреть… Знать бы заранее, так ни в жисть я бы не сунулся на фазенду после подобных знамений. Ни за какие коврижки! Кстати, о коврижках…
Особой привередливостью ни в еде, ни в общении, как мне хочется думать, я не отличаюсь, но понять некоторых людей попросту не могу. Причём, порой, до полного и окончательного изнеможения.
Ну вот вам пример: приезжий из Москвы долго смотрит с причала Семнадцатой пристани на поверхность реки Волги, а потом, слегка усмехнувшись и презрительно выпятив нижнюю губу, спрашивает:
– В этой речке рыба водится?
Казалось бы, что это, если не предельный тупизм столичного гостя? Ан нет! Сам по себе вопрос может оказаться очень тонко рассчитанной провокацией, позволяющей москвичу с недоверчивой миной на лице выслушивать страстные уверения хозяев в том, что рыба здесь водится «во-о-о какая!», и подытожить весь разговор ухмылкой и эдаким претензионным: «Ну-ну!». Мол, мы у себя и не такое видывали!
А что, собственно, ты, милый, мог видеть в своей Москве такого, что сравнимо с рекой Волгой, в её нижнем течении? Ты ж не на берегу Енисея или Амура проживаешь, чтобы здесь хмыкать! Хотя место Москвы, в её теперешнем виде, как раз в Сибири. По крайней мере, для большинства жителей столицы дело, на определённый срок, там нашлось бы.
Оно понятно, что пример приведён особо яркий. Так сказать, клинический случай. Однако и очень серьёзные и положительные, с моей точки зрения, люди, которым пока ещё не место на лесоповале, способны нагнать на меня тоску своими замечательными вопросами.
Скажем, дядя Саша. Серьёзный, положительный человек… Нет! Не Компанцев! Этого встречу – живьём зарою! Я веду речь о дяде Саше Шешукове. Он теперь в Москве живёт, а когда-то, на пару с дядей Мишей, моим братом, и ещё парой таких же ухарей, они пятьдесят девятую школу осваивали. Потом мы подросли, произошла естественная смена поколений, и школой занялись мы, а они взялись за институты, и каждый получил своё. Кто там из них чего набрался, я постоянно путаю, но за дядю Сашу скажу так: если дядя Миша в результате учёбы познал, как из подручных материалов наклепать атомных зарядов, то дядя Саша точно знает, как эти заряды с наибольшей эффективностью разместить на местности. Как бы ландшафтный дизайнер.
И вот этот серьёзный и, казалось бы, положительный во всех отношениях человек, имеющий, как сейчас модно говорить, не одно высшее образование, попытался поступить со мной, как тореадор с быком! Убил во мне одним ударом веру и в себя, и в остальное человечество!
Той осенью, посетив нашу фазенду с однодневным визитом, дядя Саша, прослушав сообщение дяди Миши об охоте на сомов-гигантов в местных протоках и нашей легендарной битве с парой птеродактилей, изобразил на лице то самое «столичное» выражение с ухмылкой и спросил:
– А может, у вас тут, в реке, как у Кузьмича на кордоне, и русалки водятся?
Вот что столичный образ жизни делает с людьми! Как их корёжит! Ты глаза-то раззявь поширшее! Всмотрись в пейзаж! Вот она – река! В реке – вода плещется! А уж ежели есть вода, то, значит, и рыбы всякой в ней полным-полно, и остальных удовольствий. Знать только надо: когда, где, как и сколько чего брать. А русалки… Они и в Африке русалки! Видишь же воду? Так чего дурацкие вопросы задавать?!
Грубая, в общем, работа, но дядя Миша на эту удочку попался! Начал расписывать, какие в наших местах русалки грудастые да хвостатые водятся, как они летними ночами поют и хороводы водят у баржи затопленной…
Может быть, конечно, дядя Миша затеял этот рассказ с целью просветить дядю Сашу в данном вопросе. Вполне даже может быть! Согласитесь, некомфортно, когда рядом находится в общем-то не глупый человек, друг детства, и проявляет в абсолютно очевидных вопросах традиционно-столичный хитрозадый тупизм. Только русский человек, он ведь на веру ничего не принимает. Ему обязательно надо своими руками пощупать, собственной мордой вляпаться! Догадались, каким был следующий ход дяди Саши? Совершенно верно! Коронная фраза: «Покажи!»
А как тут покажешь, если осень на дворе и вода в реке уже довольно холодная? Не любят русалки холодную воду и то ли в ямы глубокие на зимовку залегают, то ли к Ирану кочуют, не знаю. Не интересовался особо. Если уж по правде говорить, то из всех нас всерьёз, плотно и без лени, русалками только дядя Олег занимался. Белов. Он их всё позапрошлое лето чуть ли не еженощно изучал. Книгу, что ли, писать собирался? Или картину? Еле-еле приползал домой под утро. Я с ним как-то разок сходил в полночь на берег – только время потерял. Давно уже не про меня все эти ночные дискотеки. Одна радость – там, где русалки танцуют, комара нет. Правда, и рыба не ловится. А в остальном – так себе развлеченьице! Вроде, как в стриптиз-бар сходил, глаз порадовал и спокойно на природе поспал малость.
Конечно, поют они классно! А у некоторых русалок такой «высокий интеллект» вперёд выпирает – закачаешься и упадёшь! С такими данными и без голоса можно жизнь прожить, не тужить, а они ещё и поют! Холодные наощупь, не спорю. И, опять же, хвосты… Но это уж совсем глупые претензии. Как говаривал почтальон Печкин: «А-а усы и подделать можно!» Я так думаю, и с хвостами та же песня. Да и дядя Олег утверждал, что русалка русалке – рознь. Разные они, говорит, бывают в зависимости от настроения и возраста…

***

Сам-то я в ту осень русалку в последний раз видел недели за полторы до приезда дяди Саши. И не сезон, вроде, уже был… Вода холодноватая…
Жена ко мне в гости на субботу-воскресенье приехала, и полетело всё к чертям! То есть, там, где с чистой совестью можно было покурить, отдохнуть, порассуждать о главном, теперь жирным шрифтом было написано слово «РЫБАЛКА». Потрескал харчей домашних? Вёсла в зубы и на берег! Время для перекура нашёл? Ай, молодца! На реке покуришь! В общем и целом: хочешь тихой полноценной семейной жизни? Поехали на рыбалку!
Такое вот у неё понятие о полноценном семейном отдыхе. До сих пор любит она воду. Эхо прошлого, так сказать…
Чтобы далеко не мотаться и зря не махать вёслами, я подчалил лодку к останкам туристического причала, бывшей гордости Семнадцатой пристани, и мы довольно удачно оказались как раз на свале течения. Ветер стих, и, к моему удивлению, рыбалка наша началась довольно лихо! На исходе первого часа у нас в лодке оказались вполне приличный судачок, пара щук, десяток вобел, тарашка без счёта и даже сазанчик-лопушок.
Понятное дело, что удивляться-то особенно и не следовало. Всё от личности рыбака зависит. Например, стоит вывезти дядю Олега на реку и сообщить, что рыба здесь не ловится, как он насаживает червяка, забрасывает донку и начинает таскать лещей. Вот так уж он устроен! А моя жена способна поймать рыбу там, где у дяди Олега не клюёт и никогда не клюнет. Это проверено!
Но, как сказанул поэт, «Ничто не вечно под Луной!», так и у нас: в конце первого часа рыбалки клёв как обрезало! Минут двадцать я блеснил, словно в ведре, да и у Ларисы ни одной поклёвки. Я уже совсем было решил почистить и выпотрошить имеющуюся рыбу, чтобы после не возиться, как метрах в десяти от нас ниже по течению вывернуло здоровенный бурун.
– Что это было?! Ты видел? – оживилась моя половина.
Видел я ничуть не больше, чем она, но разочаровывать не хотелось:
– Белуга кормится! – уверенно сообщил я. – А может, снасть кто поставил, и что-то попалось…
– Как это «поставил»?! – возмутилась Лариса. – Место наше! Мы всегда здесь ставили! Завтра они прямо к нам в дом припрутся?! Обнаглели!
– Ну, чего ты шумишь? Мы ж сейчас не ставим? – Вода вскипела новым буруном на том же самом месте, и я подвёл итог: – Кому-то крупно повезло!
– Что значит: «повезло»?! Кому это может повезти на нашем законном месте?!
Похоже было, что в моей жене взыграло буржуйское начало, и она готовилась объявить своей собственностью всю рыбу, пойманную «на нашем месте». Я мог бы привести ей сто аргументов против такой постановки вопроса и, пожалуй, пару сотен в защиту её позиции. Поэтому ограничился тем, что сказал:
– Какие, к чертям, тебе могут быть законы на реке, когда их в государстве никто не соблюдает?
Может, и стоило бы добавить ещё народной мудрости типа «Кто смел – тот и съел! Не пойман – не вор!» и так далее, но предмет интереса вновь напомнил о себе всплеском. При этом из воды показался огромный хвост, на манер сазаньего, а вслед за ним изящная, но, на мой вкус, бледноватая рука.
– Кто-то тонет! – всполошилась моя жена. – Надо помочь!
– Кому? Ты видела за последний час, чтобы здесь кто-нибудь нырял?
– Но рука…
– А что, если это активный мертвец? – Меня слегка передёрнуло от такого предположения. – Да нет! – успокоил я сам себя. – Чего активному мертвяку делать в текучей воде?
На поверхности воды показалась женская голова, увенчанная длинными золотисто-зелёными волосами, и моментально исчезла в глубине. Как будто её дёрнули снизу за нитку.
– А-а-а! – понимающе протянул я. – Так это ж русалка! Чего это она здесь в такой холод делает? Да ещё похоже и на снасть налетела…
– Надо ей помочь! – немедленно решила моя жена. – Давай быстрее! Надо её отцепить!
– Эй! Погодь! – попытался я отговорить жену. – Это ж не котёнок или птенец какой в беде! Это даже не рыба…
Но жену было уже не остановить. Куда там! Она начала отдавать команды по спасению, слегка разбавляя их характеристиками, как моей, так и всех мужиков вместе взятых:
– Сматывай удочки!.. Тебе вечно лишь бы ничего не делать!.. Вёсла поставь на место!.. Вам, мужикам, одна радость – чтоб всех женщин на крючок поймать!.. Я, что ли, грести буду?.. Она ж захлебнуться может!..
– Кто? Русалка? – ухитрился я вклиниться. – Точно! Захлебнётся и утонет, как кирпич!
Хороший браконьер может изготовиться к своему чёрному делу за тридцать секунд. Я ни на что не претендую, но через минуту я уже приготовил нож, «кошку», отвязал и вытолкнул лодку на течение.
Опустив «кошку» в воду и вытравив верёвку на достаточную длину, я повернулся к жене:
– А теперь помолчи, пожалуйста, посиди спокойно и по сторонам посмотри!
Верёвка в руках натянулась, под носом лодки забурлила вода, и я начал медленно, с некоторым трудом, вытягивать «кошку» вместе с пойманной снастью. Существовала ещё, хотя и небольшая, вероятность, что на снасти болтаются чьи-то бренные останки в содружестве с какой-нибудь серьёзной рыбой. Такие случаи, говорят, в наших местах не редкость, когда белуга или другая рыбина помогали кому-то не очень осторожному обрести вечный покой в глубинах реки. Но при таком раскладе я в момент бы бросил всю эту сбрую. Висеть на чужой снасти, даже в хорошей компании, мне совсем не улыбалось.
Жена на вёслах, до этого бубнившая что-то вроде «Вам, мужикам, лишь бы женщинам рты позатыкать, а сами не способны даже…», вдруг резко замолчала, и, почти одновременно, я увидел снасть. Ухватившись за туго натянутую верёвку между крючками, я зыркнул глазами по реке, отцепил «кошку» и посмотрел влево по снасти.
Действительно, это была русалка. И я вполне понимаю свою жену. В том смысле, что, увидев улов, моя половина потеряла дар речи. Понятно, жена моя о русалках была наслышана и не раз их видела, но одно дело – голова над водой или плеснувший по поверхности хвост, и совсем другое – русалка во всём её великолепии.
К слову – русалка была не из самых крупных, хотя и не мелкая. Метра два от макушки до кончика хвоста. Роскошные волосы, симпатичное личико, искажённое от боли, чуток отдающее лягушачьей мордашкой, ну и, ясен пень, «высокий интеллект и широкий кругозор». «Кругозор», в смысле – бёдра, плавно переходили в мощный хвост и, как и хвост, были покрыты крупной золотистой чешуёй. Типичная волжская русалка!
Влетела эта красавица плотно! Аж на пять крючков, что не удивительно, так как снасть была заправлена на совесть – крючки острые, цепкие, как щучьи зубы. Хвостом к нам, головой в сторону берега, русалка тряслась крупной дрожью и уже не делала никаких попыток освободиться от снасти.
Вот тут-то, надо сказать, очень вовремя, я и припомнил, что сам знал и что рассказывал мне дядя Олег о повадках наших местных русалок и их привычках. В частности стало ясно, почему русалка не смогла сама крючки отцепить – дядя Олег говорил, что они железа как огня боятся. Особенно – кованого. Следующее откровение дяди Олега, которое выдала память, заставило меня нарушить молчание, едва русалка приподняла над водой голову и посмотрела на меня:
– Молчи! – приказным тоном сказал я. – Будешь молчать – я тебя освобожу! Договорились?
Русалка утвердительно кивнула, и я начал медленно, стараясь зря не дёргать снасть, подтягиваться к хвосту.
– Ага! – оживилась моя жена. – Вам, мужикам, лишь бы глотку женщине заткнуть! Уже до русалок добрались! – и тут же, без особой связи с предыдущими словами, выдала обвинительное заключение: – Так вот чем вы здесь с Беловым всё лето занимались! А я смотрю – ему тут как мёдом намазано!
Я чуть нож в воду не уронил. Надо же! Какой лихой поворот мысли!
– Ты громче ори! А то ещё не все вкуровцы нас слышали. И, между прочим, мы чужую снасть потрошим! Держись за верёвку обеими руками и терпи.
Последнее я сказал уже русалке.
Перерезав поводок крючка, который вонзился в репицу русалочьего хвоста, я осторожно извлёк крючок. Не знаю, какая там кровь у русалок – тёплая или холодная, но она, определённо, красная. Когда я подобрался ко второму крюку, моя прекрасная половина спросила нейтральным тоном:
– Ну и как часто вы здесь к русалкам шастали?
– «Меня царицы шаблазняли!..» – попытался я отшутиться, подражая Яковлеву, но бросил это дело на полпути. – Знаешь что? Я уже начинаю жалеть, что не оторвался здесь по полной программе ещё разок! Здоровье пожалел…
– Ну, вот ты и раскрылся! – торжествующе воскликнула жена. – И зря ты на здоровье ссылаешься! Тебя бы здесь на всех хватило!
Я вытащил из хвоста русалки второй крюк и принялся подтягиваться к следующему. Сомневаюсь, что мои манипуляции доставляли русалке большое удовольствие, но она переносила их молча и даже дрожать перестала.
– Чем они хороши, русалки, – раздражённо заявил я, – так это тем, что от природы молчаливые, а если уж ещё и молчать пообещают, то вообще – могила. И то хорошо! Любая русалка любого мужика голосом своим сладким заговорит, чарами опутает и у любой бабы уведёт. Да что там голосом! Они, говорят, и взглядом заворожить могут!
Рассуждая таким образом, я с возможной осторожностью освобождал русалку от крючков и, наконец, удалил последний. Теперь она, как и я, просто держалась за верёвку снасти руками. Не знаю уж, как у русалки, а у меня от холодной воды руки замёрзли до немоты и лёгких судорог.
– Ну, чего ты? Плыви! – подбодрил я.
Русалка чуть улыбнулась, и её глаза сверкнули чистым изумрудным цветом. Как уж у неё так получилось, ума не приложу! Может, закатное солнце в глазах отразилось? Но как бы там ни было, а сделала она это зря.
– Ты чего на чужих мужей глазками сверкаешь?! Я те сейчас так сверкну!.. – активизировалась моя супруга и перехватила поудобнее весло. – Глазёнки-то к воде опусти и плыви подобру-поздорову! А то – не ровён час…
Русалка глубоко вздохнула, выпустила из рук верёвку и без всплеска погрузилась в воду.
– Что ж она тебе даже спасибо не сказала? – растерянно, с раскаянием в голосе спросила меня жена. – Может, она немая? Странная какая-то…
Между нами, высунувшись из-под воды, легла на борт лодки тонкая, бледно-зелёная рука и тут же вновь скрылась под водой, оставив на бортовой доске три крупных золотистых чешуи. Отпустив снасть, я осторожно убрал чешуйки в пустую коробочку от блесны, встал в лодке и крикнул вниз по течению:
– Мы квиты!
Ответом мне был переливчатый смех русалки.
Ну, а на вполне резонный вопрос жены: «Что это?» – я ответил:
– Чешуя русалки. Дома расскажу. И давай, греби! Нас течение сносит.
Жена взялась за вёсла и вдруг снова положила их вдоль бортов.
– Подожди! Слышишь?
Над притихшей рекой разливалась песня. Услышав первые звуки пения русалки, я, не медля, выбросил за борт носовой якорь.
– Тихо, ты! – сердито отозвалась на шум моя жена, но в данном конкретном случае её раздражение для меня ничего не значило: якорь при таком раскладе должен быть на дне и надёжно удерживать лодку. А то, действительно, придётся с самого взморья выгребать…
Должен признаться, что, как это ни странно, но песни русалок ни на меня, ни на дядю Олега особо сильного действия не оказывали. Ну не желал я, слушая их песни, ни в воду лезть, топиться, ни танцевать с русалками голяком на берегу. Хотя, дядя Олег и утверждал, что в танцах этих есть какая-то особая прелесть. Ну, ему ли не знать этих дел!
Песню русалки мы с женой слушали до тех пор, пока от неё не осталось только журчание воды за бортом…

***

При всех недостатках моей супружницы, даже помноженных на мои заскоки, присутствуют в ней кое-какие отдельные положительные черты и привычки, весьма весомые. В частности она свято блюдёт Второе правило Бабы-Яги. Это из: «Накорми, напои, в баньке выпари, спать уложи, а потом и…» Баньки, правда, в этот день у нас не намечалось, да и сна жена дожидаться не стала. Только-только я, после ужина, в мундштук сигарету заправил, как она ко мне подсела с вопросом:
– Так что ты мне про чешую русалки хотел рассказать?
Я бы, может, и не стал бы ничего рассказывать или приврал бы как следует, но, по честности говоря, здоровьем рисковать не хотелось, да и расслабился я после ужина. Так сказать, частично потерял бдительность.
Взял я со стола коробочку с чешуйками русалочьими, открыл, достал одну из них, ту, что под руку попалась, протёр чистой тряпочкой и положил на ладошку жене.
– Подуй! – говорю. – Так, чтобы тёплый воздух от дыхания на чешую попал.
Дядя Олег такую чешуйку вместо брелока на ключах носит. Вот он мне этот фокус как-то и показал. Реакция моей жены, понятное дело, была куда более бурной, нежели моя: я просто глазам не поверил и испугался чуток, а Лариса едва со стула не упала. Я ж не предупредил её, что от тепла дыхания на чешуе изображение хозяйки появляется. Ну, русалки, из чьего хвоста сама чешуйка. Да ещё какое изображение! Цветное, чуть ли не объёмное! И, что особенно приятно, со всеми подробностями.
Чешуйку я у жены отобрал, обратно в коробочку спрятал, ну и понесла меня нелёгкая! Вечно мне хочется выглядеть умнее, чем есть на самом деле!
– А ещё говорят, что если опустить чешую русалки в реку и пощёлкать ею, как гитарным медиатором… – Я для наглядности пощёлкал в воздухе ногтями. – То примчится эта русалка, заслышав щелчки, где бы она ни была!.. А хороши-то как! Всё при них, всё на месте! И хозяйки отменные, если решат жить жизнью человеческой на земле. Вот только в этом случае память русалка напрочь теряет!..
Жена меня, дурака болтливого, внимательно выслушала, даже лицо удивлённое сделала, а потом, улучив момент, коробочку с чешуёй со стола спёрла, да в печи на горячих угольях и пристроила! Мне с веранды через окно хорошо было видно, как чешуя ярко-зелёным в печи горела. Вмешиваться в эти дела я не стал, хотя коробочку было жаль. Удобная она была. А чешуя… Да Бог с ней, с чешуёй! Мне, вроде, она, как женатому человеку, и ни к чему вовсе. Говорят, что два раза в одну реку лезть – смысла нет. Чего ж часы на трусы менять?..
Но дяде Саше я всё это рассказывать не стал. Меньше знаешь, крепче спишь. И не фига москвичам о наших волжских русалках такие подробности знать! Да и не только в этом дело. Они ж не верят никто! В голову взять не могут, что русалка русалке рознь и уж совсем не чета их московским кикиморам болотным! Сразу начинают скабрезные вопросы задавать: «Как же так!.. Хвост!.. Да, как же с ней…» Ну, хвост, это положим, на любителя. Не спорю! Так имей терпение, не торопися! Дождись трансформации…
И, кстати, у дяди Олега и Надежды в декабре девочка родилась. Ручки, ножки… Да всё, как положено! Кожа чистенькая, розовая, ни единой чешуйки. И никакого хвоста…

***

Кто-то может сказать, что год был насыщенным и даже тяжёлым. Не знаю… Если сравнивать с последующими событиями, то всё произошедшее – отпуск на черноморском побережье. Одна радость – зима выдалась снежная, а все знают, что в холода драконы к нам не залетают.

[Тигра Тиа]

М... какая красотулечка! Я в полном восторге!
Вот не знаю даже, как определить ЦА этой повести. Наверное, по примеру Стругацких: сказка для младших научных сотрудников старшего возраста.
Но сказка прекрасна. Особенно если читать ее в снежную зиму, когда, как известно, драконы к нам не залетают))))

[Степняк]

Кому - сказка, кому - жизнь...
С ЦА как-то не заморачивался, но мальчиков в возрасте последней комплектации никто ещё не отменял.)))
Спасибо!
Да! В последние годы драконы летают у нас и зимой - спасу от них нет!))))))

С уважением.

[Тигра Тиа]

Видать, Драконам теплее в Астрахани, чем в Волгограде. Но ничего. Вернется обратно - поймаю. Съем... э... ну хоть понадкусываю!))))

[Ольга Ворон]

Помню этот роман по конкурсу. :) Но до чего приятно было перечитать тогда понравившиеся моменты!
От всей души - удачи!

[Степняк]

Спасибо, Ольга!
И я вас помню.)))
Но удача от женщины с ножом... Спаси меня блок!

С уважением.

[Ольга Ворон]

Но удача от женщины с ножом... Спаси меня блок!

Из женщин с давних пор получались хорошие загонщики. :) Авось и удачу загоним?

[Yaroslav Vasilyev]

[align=right]Советовать я не берусь,
И бесполезны отговорки,
Но взбитых сливок вечен вкус
И запах апельсинной корки.

Ты все толкуешь наобум,
От этого ничуть не хуже,
Что делать, самый нежный ум
Весь помещается снаружи.

И ты пытаешься желток
Взбивать рассерженною ложкой.
Он побелел, он изнемог,
И все-таки еще немножко.[/align]

Фентези, как известно, бывает разное. Как правило бородатые эльфы (или гномы, орки, люди, хомячки - нужное подчеркнуть фантазией автора). Бегают с холодным оружием, да ещё и без разрешения. Не менее модна сегодня тема, когда всё вышеперечисленное хулиганьё заглядывает на землю, превращаясь в головную боль простых граждан и компетентных органов. А уж когда всё это ещё и оказывается происками существо, возомнивших себя если не богами, то близко... Впрочем, тоже не ново. Поэтому главное в нынешней фентези литературе не что написано, а как написано.

Вот про таких существ, задумавших устроить очередную заварушку, и написан роман "Черный корректор" Павла Мешкова. Два дракона как представители какой-то надвселенской организации задумали двигать очередную вселенную к миру и счастью (не особо спрашивая обитателей про то, надо ли им это счастье). А расхлёбывать всё обычным людям из российской глубинки. Опять же не ново. И пять же вопрос, как написано?

А вот с этим то и не очень. нет, текст весьма гладкий. запятые на первый взгляд на месте, фон - есть, герои есть, проблемы вполне житейские. Вот только когда всё складывается в одну кучу... Читаешь пролог. Нет, я верю, что драконы из пролога: заматерелые чиновники. Они и общаются, как чиновники. Это хорошо бы выглядело в сатирическом рассказе. Но в прологе - увольте. Таких крокодилов я в каждой госконторе найду. Еще и читать, как они отрастили крылья и зубы не фигуральные, а реальные... Да и скучно читать чиновничьи беседы.

С первой главы слог заметно оживает... Вот только опять не туда. Он нарочито-народный, ухбистый, показушно-сатирический. Он неплохо бы смотрелся в фельетоне, в небольшой сатирической повести, в рассказе. Но в крупной форме от него очень быстро устаёшь. Потому что слог хоть и сатирический, но и не рассчитан вызывать постоянный смех как в произведениях изначально юмористической направленности. Ведь и проблемы-то автор задумал достаточно серьёзные. За слого теряются проблемы и переживания героев. Не воспринимаешь фон. И мне кажется, что если в интернете своего читателя роман сколько-то ещё найдёт, то перспективы печатной версии близки к нулю.