Раздавшийся прямо над ухом голос заставил отпрянуть. Сердце тревожно стукнуло, глаза стали большими и темными, как у настороженного зверька.
Кто мог увидеть то, что глаза стали большими и темными? И почему у настороженного (насторожившегося?) зверька они такие?
А Званка – эта невыносимая резвушка Званка, – заливисто хохотала и приговаривала:
– Испугался, Игнашка-дурашка! Испугался, Игнашка-замарашка!
В ее голосе не было злобы, и мальчик не обижался. Может, потому, что у Званки был веселый нрав. А, может, потому, что она всегда защищала Игната от местных хулиганов, которые считали своим долгом сопровождать мальчика свистами и обидными выкриками: «Дурак! Дурак пошел!»
Все время по тексту рассогласование времен глаголов.
"В ее голосе не было злобы и мальчик не обиделся" (и вообще слово "злоба" слишком жесткое и грубое).
И былей многовато тоже.
"считали своим долгом сопровождать" - канцелярит, которого вообще многовато по тексту.
Отсмеявшись, девочка положила на его плечо теплую ладонь и произнесла примирительно:
Вот никак понять не могу, зачем говорить, что ладонь была теплая? И это мальчик ощутил? Так надо было так и написать. И как-то обычно говорят - не ладонь положила - а руку.
– Обиделся? Не обижайся, но видел бы ты себя со стороны!
Она усмехнулась снова и на щеках появились ямочки. В озерной сини глаз мутили воду бесенята.
– О чем задумался-то?
Слишком литературные выражения. Так люди не говорят. И дальше то же самое.
Игнат снова задрал подбородок и ткнул пальцем в вышину.
– Там. Навь грядет.
Званка проследила за его жестом. Искрящиеся глаза погасли, налились тревогой.
– Брось. Это снежная буря.
– С первой снежной бурей могут прийти навьи, – возразил Игнат. – Так бабушка говорит.
Дети или подростки разговаривают, как старики.
