Катя Зазовка "Немира. Колесо судьбы"

[katyazazovka]

Название: "Немира. Колесо судьбы"
Автор: Катя Зазовка
Серия: Романтическая фантастика
Название издательства: Альфа-книга, Эксмо
Объем произведения: 10 а.л.
Статус: в процессе

Аннотация:
[align=justify]Во времена, когда Макошь пряла судьбы людей, а солнце светило по велению Ярилы, когда леса полнились гаевками да лешими, а реки водяницами да баламутнями, человек зависел от воли богов. Но так ли беспредельно простиралась людская бесправность? Или все же жизнь была в руках самого человека, даже если это всего лишь девица, потерявшая мать, дом и отдавшая сердце тому, кого нельзя любить?[/align]

Катя Зазовка

[align=center]Немира. Колесо судьбы[/align]



[align=center]Пролог[/align]

[align=justify]Много месяцев Призрачная шайка грабила окрестные селения и города, много месяцев держала в страхе всю округу от Черных болот до самого стольного града Смедина. Справно были сложены ее ребятки, быстры да хитростью не обделены. Бугай, к примеру, одной рукой бегущего мерина укладывал. Ветряк с тройным наваром умудрялся сбыть награбленное. Репенья любой птицей пел, любым зверем кричал, а уж человечий голос подделать – для этого и горла не напрягал.
Бывало, дождется шайка, когда богатый хозяин двор свой покинет, Репенья тут как тут. Сторожевых псов тихим лаем успокоит, а дальше: открывай, женушка, вернулся я. Дура-баба сама и впустит подменного мужа. Когда же глаза от вида разбойников в сыромятных кожах на лоб полезут, а рот для крика распахнется, так поздно уже: кляп и веревка справно свое дело сделали. А если все-таки попытается утаить о скарбе нажитом, тогда за дело любитель женских ласк Поята берется. Но то лишь с дозволения главаря – самого Лисицы, князя грабителей да воров. Против него даже у десятка вышколенных воинов шансов было немного.
Откуда пришел этот ухарь с медной кожей, по-восточному раскосыми глазами да ранней сединой на висках, где почерпнул столько страшных бойцовских умений да ухищрений, не знал никто. Да только селяне между собой шепотом поговаривали: здешний он, от насилия зачатый, да матерью в услужение заезжему купцу проданный. Оттого и злобу с обидой на всех людей имел.
Долго мучились люди от нападок прожорливых налетчиков, не раз в Смедин за помощью посылали. Да все ж изловить шайку никак не удавалось. Грабители-кочевники, выпотрошив хату иль обоз, вмиг снимались с места и в одночасье на крепких конях пропадали из виду, да так ладно, будто растворялись в воздухе или к самой Паляндре под землю спускались. Не зря ж их Призрачной шайкой звали. Но, конечно, прятались они не в царстве страшной богини, а в диких лесах, что за Черными болотами расстилались, куда обычный человек и носа не показывал, ведь всем известно, чем такие места полнятся…
Но однажды настал момент, когда Лисица совсем одурел от жадности и безнаказанности. Сдобренный хмелем он поддался уговорам новичка и повел своих не менее одурманенных брагой молодцев к ленивой полноводной Горыни. Там напали они на судно, что князю Смединскому дань везло. Но и моргнуть не успели, как навстречу им выскочил десяток бывалых латников, да в один миг повязал разъярившихся больше, чем следовало для боя, грабителей, потерявших от крепкого напитка меткость и проворство. Только новичок и удрал.
[align=center]***[/align]
Сыро. Холодно. В углу пищат крысы, пожирающие роскошный завтрак – полную миску золотистых драников с грибами. Что-что, а кормили в Смедине знатно… приговоренных к казни. Лисица к пище так и не притронулся. Нет, не брезговал, да и крыс с детства не боялся. Просто не желал – желудок еще с вечера прилепился к спине. Тут и маковой росинки не проглотить, не то, что с обильной снедью справиться.
Лисица знал, что однажды настанет час расплаты за все те непотребства, кои творила Призрачная шайка. Вот только... Старая Юга искусной ведьмой была и попусту болтать не стала бы. А она предсказала, что главарь погибнет в бою от меча. Никак не на дубовой плахе в окружении дюжины висельниц на Казинке, которая располагалась в нижней части Смедина и была намеренно сконструирована так, чтобы все смрадные стоки города стекали сюда по затейливой системе рвов. Именно тут, как ее еще называли, на Смердящей площади, нечистоты замедляли свой бег, раскрашивая и без того несвежий воздух отходами людской жизни.
Казнь должна была состояться в полдень, дабы солнце, набравшее полную силу, могло осветить всю справедливость княжеской власти. И хотя с неба еще не сползли розово-лиловые рассветные всполохи, горожане уже подтягивались в предвкушении посмаковать славное действо в первых рядах. Самые разумные заняли места еще с ночи. Целыми семьями дежурили. Еще бы! Такое представление!
Какой скоморох?! Какой балаган?! Когда чинно выйдет статный палач и занесет блестящий топор над склоненной головой… Стольный град, поди, и забыл уже, когда лишали жизней сразу тринадцать человек. Вернее, грабителей, насильников и убийц.
Для купцов, дружины уже установили лестницу с пятью широкими ступенями. Укрыли пестроткаными коврами, чтоб, никто не простудился. Осень, все ж. Лисица ненавистно сплюнул и снова поднял голову. Крохотное оконце выходило прямо на место казни. Ни толстая проржавелая решетка, ни сгущающаяся толпа не мешали разглядеть плаху, в которой уже торчал топор, поблескивавший в лучах восходящего солнца, да пеньковые петли, покачивавшиеся в зловещем ритме – знал старый князь, как заставить заключенного хоть отчасти испытать то, что чувствовали его жертвы.
В Смедине тюремных ям не жаловали. Ибо в тех от сырости да собственных испражнений люд слишком быстро в калек превращался. Старый князь много толковых указов составил. Среди них был и такой, согласно которому всем осужденным за мелкие пакости надлежало не в ямах гнить, а приносить пользу по своим умениям (которые почему-то всегда обнаруживались в изобилии) в сухих тюремных комнатах с тюфяком да отхожим местом. И только на первых этажах был холодный земляной пол да крысы, дабы лишний раз напомнить, чего заслуживал за свои деяния осужденный на казнь.
Лисица несколько раз сжал-разжал озябшие пальцы, присел-встал в безуспешной попытке разогнать по телу тепло, но от оконца так и не отошел. И вроде можно было не глядеть, да ноги словно вросли в пол, а взгляд, как назло, не сосредотачивался ни на чем, кроме дюжины висельниц да топора, торчавшего в плахе, будто нож в масле. Крепко Паляндру ждут, коли такую казнь задумали. Это лелеяло черную душу ухаря. И страшило.
Рука опять потянулась к жбану, еще одной милости князя, но вовремя была одернута. Хмель до казни выветриться успеет, а ощущение яви только четче станет. Не дело. Лучше перед самым выходом все залпом выхлебать. Вот тогда навеселе и Паляндрушку, точно излюбленную блудницу, привечать можно.
Дневное светило перекатилось на середину лазурного неба слишком споро. Как ни старался Лисица, так и не сумел припомнить ни одного дня, что так стремительно несся к ночи. Топор блестел все ярче, петли качались сильнее. Алые, словно обагренные кровью знамена с изображением орла, несущего в когтях солнце, неистово трепетали. Вот уже и знать стала подходить. А как явится князь, так и начнется…
И он явился. Никогда не опаздывал. Седой, в простоватом кафтане на лисьем меху, скрюченный (никак подагра совсем замучила) проковылял в центр лестницы, не глядя на протянутые руки служек, и тяжко опустился на золотой ковер. Ему давным-давно прочили смерть, да только Паляндра до сих пор не решалась подступиться – то ли любовь народа усмиряла кровожадность богини, то ли главный чародей Нежила Зимович отыскал источник бессмертия. Год от года князь не менялся, разве что голова становилась седее, а спина сильнее пригибалась к земле.
Лучники, как водится, дежурили на каждом выступе. Стражников было не счесть. Знатно несли они службу. Зоркие глаза реагировали на каждое движение, обращенное в сторону князя. Тут даже муха не пролетела бы без разрешения. Хотя особой нужды в такой защите не было. Старого князя без памяти любил, что простой люд, что богатеи. Ну, а если бы в город ворвался враг, что само по себе маловероятно – с таким-то укреплением – то подле князя всегда был верный охранитель, что владел хитрым видом боя да стрелу на лету дланью отбивал. Да еще меньшой брат, закаленный боями да каждодневными тренировками. Вон и сейчас, когда вся знать о предстоящей казни болтает, Гольш Всеволодович, младший княжич, хранит молчание да внимательным взором площадь обводит.
Лисица крутанул ступней, потом другой, разгоняя набежавших от онемелости мурашек, и замер, готовый поклясться, что глаза молодого княжича задержались на нем. А заметив заигравшую на бледном лице улыбку, снова сплюнул от ненависти и бессилия.
Глашатай объявил о начале казни. По спине главаря Призрачной шайки снова побежали мурашки, только теперь не от холода и даже не от долгой недвижимости.
Первым на площадь вывели Пояту. Толпа загудела, заулюлюкала. Отовсюду в необычайно красивого молодца полетели плевки. Бабы завопили. Но вместо злости или страха на лице осужденного заиграла плутоватая усмешка. А дальше Поята рассыпался в воздушных поцелуях и неприличных телодвижениях. Прервал этот балаган точный удар в челюсть, а затем другой – по чинному месту, чтоб неповадно было выставлять. Очухался молодец уже в петле, но не успел расплыться в кровавой улыбке, как палач выбил из-под ног опору. Следом повесили Ветряка, Сивого и Белку. С Бугаем пришлось повозиться. Хоть и тяжел тот был от роста да мускул, а слишком долго дергался в пеньковом обруче – невиданно могучая шея сыграла с хозяином злую шутку. Когда кто-то в толпе не выдержал и заверещал, а следом этот писк подхватили десятки взволнованных голосов, князь смилостивился и едва заметно кивнул – крепкий палач навалился Бугаю на плечи – и тот, наконец-то, издох.
Репенья устроил целое представление – мол, помирать, так с музыкой. Заливался иволгой, дроздом, ухал филином, кричал петухом, а когда разразился соловьиной трелью, так бабы уже плакали навзрыд и молили князя о пощаде. На предсмертном вздрагивании подельника Лисица обнаружил себя вцепившимся в металлическую решетку. Пальцы побелели, тело покрыла испарина. В этот миг он ненавидел всех и мечтал исчезнуть. А еще страшно желал остаться в живых.
Настал черед Вирша. Лисица похолодел еще больше – странное время настало – теперь жизнь исчислялась не в веснах, не в седмицах и даже не в часах, а в подельниках, ожидавших казни. Всего шестеро. Главарь, что было сил, рванул толстые прутья, но решетка даже не скрипнула, не шевельнулась, будто намертво срослись металл и камень. На лице молодого княжича снова мелькнула довольная улыбка.
Пот ледяными струями катился за шиворот. Воздух с трудом поступал в грудь – не раздышаться. Пятеро. Четверо. Топор блестел до рези в глазах и словно становился больше. Мокрая насквозь рубаха липла к телу…
– Что, не хочется помирать?
Главарь резко обернулся и едва удержался, чтобы не протереть глаза. На пороге стоял Новичок. Тот самый, что науськал податься к Горыни. Только сыромятные кожи сменили дорогие изумрудные одежды, без вычурности, но такие не каждый корабейщик себе позволит.
Кулаки сжались сами собой. А в следующий миг Лисица уже стрелой летел на предателя. Только костяшки пальцев не задели и шелковой ткани – из-за спины гостя выскользнул невысокий человек и одним движением ноги отправил нападавшего обратно к оконцу. Затылок встретился со стеной – боль такая, что на стенах острога зацвели маки. Но ярость от того только разрослась. Впрочем Лисица сумел с ней совладать. Почти.
– Псовье отродье! – Главарь встал.
– Ну-ну, – снисходительно улыбнулся Новичок, лениво потерев родинку в виде звездочки над губой. – Я по делу.
Лисица фыркнул и отвернулся к оконцу, поджав тонкие губы. Затылка даже не коснулся.
К висельнице меж тем подвели Заячью Губу. Осталось всего трое.
– Так вот, – дружелюбно продолжил предатель. – Умирать совсем необязательно.
Лисица перестал дышать, но поворачиваться не спешил, взглядом провожая еще одного подельника.
– Есть человек заинтересованный сохранить твою жизнь.
– Однажды я уже тебе поверил, – едва не рычал от ненависти главарь, но все ж уши навострил – с малолетства не привык отказывать Случаю.
– Оно-то верно, – довольно усмехнулся Новичок. – Но то не твоя беда, я и мертвого убедить сумею.
Лисица смерил предателя настороженным взглядом и снова отворотился к оконцу. Пусть говорит, хуже все равно уже некуда – разве что пытки, но того в Смедине отродясь не бывало. Итак, к чужеродной казни прибегли – специально для него топор заточили.
– Вижу, жить хочешь.
– Даже червь с отдавленным задом в землю спешит зарыться.
– Стало быть, идешь на сделку?
– Что взамен? – Взгляд метнулся к Гольшу и снова уперся в висельницу. Вид дергающегося в пеньковой гривне десятого подельника вынуждал поторопиться с решением.
– Незыблемая печать.
– На что? – угрюмо осведомился Лисица и скривился, увидев, как Ясень то плачет, то хохочет – никак умом тронулся. Предатель тоже подошел к оконцу, протянул расшитый платок. Главарь мазнул по платку взглядом, презрительно хмыкнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не воспользоваться опасной близостью и снова не пустить в ход кулаки.
– Не все ли равно? Все лучше, чем с башкой на плахе расстаться.
С этим трудно было поспорить.
– Решай, у тебя осталось совсем мало времени. – Предатель спрятал платок.
«Всего один», – пронеслось в голове главаря.
– Добро.
– Вот и ладно, – Новичок подал кому-то снаружи знак рукой.
Когда последний подельник отправился в распростертые объятия Паляндры, сердце Лисицы забилось, как дикая птаха в клети. Воздуха вдруг стало не хватать. Гость хмыкнул и, напоследок бросив: «Скоро за тобой пожалуют», вместе со слугой покинул острог. Главарь, запоздало осознав двоякость услышанной фразы, уставился на дверь. Но ведь согласие на печать дано…
Время текло, крепкая деревянная охранительница не шевелилась.
Вдруг Казинка взревела. Лисица вдавил лицо в решетку и ощутил, как расширяются от увиденного глаза. К плахе вывели человека, статью да волосами здорово напоминающего его самого. А вот лицо… Похож или не похож – углядеть это в кровавой маске было невозможно (и это в Смедине, где дальше розг никогда не заходили!). Толпа неистовствовала. Бабы зашлись в непрерывном вое, мужики трясли кулаками, подначивая палача отвести черную душу в Навь. Подменный главарь крутил головой и пытался что-то сказать. Толпа стихла – приговоренный промычал что-то нечленораздельное.
– Язык усекли! – вслух догадался Лисица и расхохотался так, что стены задрожали. – Язык усекли!
Когда топор в один удар отделил голову от тела, Смердящая площадь разразилась дикой радостью. Жбан, не выдержавший атаки проворных лапок, завалился на бок – янтарное содержимое тонкой струйкой потекло на пол. Но главаря не удручил даже вид крыс, лакающих мед. Его голова осталась на плечах! И чувствовать ее там куда приятнее на трезвый рассудок, особенно теперь, когда в руке палача болталась замена. Лисица коснулся затылка, с удовольствием растер в пальцах алые капли.
Вот только кому мог так понадобиться Лисица? И зачем? Хотя какая разница?! Он жив, леший подери! Жив![/align]

[Котыч]

Необычно. Подожду проду.

[Yaroslav Vasilyev]

Плюс - картинка яркая, сочная, эмоциональная. Объёмная.

Минус - стиль смесь французского с нижегородским.

Например

Ну, а если бы в город ворвался враг, что само по себе маловероятно – с таким-то укреплением – то подле князя всегда был верный охранитель, что владел хитрым видом боя да стрелу на лету дланью отбивал

Такой пафосно-былинный стиль и как седло на корове что само по себе маловероятно не из той эпохи и антуража. Младший научный сотрудник загнул

И ещё мне совсем не понравилась сцена выбора разбойника. Для вольного ветра выбор плаха или ошейник штука сложная. А у вас раз - и всё. Как пирожок купил

[katyazazovka]

Необычно. Подожду проду.

Благодарю за интерес;)

[katyazazovka]

Плюс - картинка яркая, сочная, эмоциональная. Объёмная.

Спасибо, это хорошо:)

Минус - стиль смесь французского с нижегородским.

А что ежели это трасянка?:)

Например

Ну, а если бы в город ворвался враг, что само по себе маловероятно – с таким-то укреплением – то подле князя всегда был верный охранитель, что владел хитрым видом боя да стрелу на лету дланью отбивал

На самом деле, меня очень волнует стилевая передача. Скажите, пожалуйста, это единственное, что бросилось в глаза в прологе или еще есть? Буду очень благодарна, если выковыряете. Хочу подать современный язык под легким соусом славящины. Пытаюсь балансировать. Трудно. Но стараюсь:)

Такой пафосно-былинный стиль и как седло на корове что само по себе маловероятно не из той эпохи и антуража. Младший научный сотрудник загнул

Что же касается конкретного примера... Я не хочу полностью стилизовать речь, уже выше отметила. "Вероятный" - производное не от французского, а от вполне себе старинного русского слова "уверовать". А пафос. Возможно, вы правы, хотя как таковой его чрезмерности я тут не наблюдаю. Или уже просто глаз замылен:(

И ещё мне совсем не понравилась сцена выбора разбойника. Для вольного ветра выбор плаха или ошейник штука сложная. А у вас раз - и всё. Как пирожок купил

"Хочешь жить - умей вертеться", "Жизнь и не таких обламывала"... Как-то так:) Лисица - обычный человек, озлобленный, обиженный. В нем нет благородства тех самых книжных пиратов. И он хочет жить. А когда прямо за окном вешают одного за другим подельников, он только сильнее ощущает вкус жизни. Малодушничает, верно. Да и времени на выбор нет. И уж если подыхать, так в бою. Ну, мне так видится, конечно. Лично с идущими на казнь не общалась. Могу только предполагать, опираясь на свои знания, прочитанное и опыт.

[Yaroslav Vasilyev]

Про францкзский и нижегородский это идиома такая очень известная

А что ежели это трасянка?:)

На самом деле, меня очень волнует стилевая передача. Скажите, пожалуйста, это единственное, что бросилось в глаза в прологе или еще есть? Буду очень благодарна, если выковыряете. Хочу подать современный язык под легким соусом славящины. Пытаюсь балансировать. Трудно. Но стараюсь:)


Что же касается конкретного примера... Я не хочу полностью стилизовать речь, уже выше отметила. "Вероятный" - производное не от французского, а от вполне себе старинного русского слова "уверовать". А пафос. Возможно, вы правы, хотя как таковой его чрезмерности я тут не наблюдаю. Или уже просто глаз замылен:(

И ещё мне совсем не понравилась сцена выбора разбойника. Для вольного ветра выбор плаха или ошейник штука сложная. А у вас раз - и всё. Как пирожок купил

"Хочешь жить - умей вертеться", "Жизнь и не таких обламывала"... Как-то так:) Лисица - обычный человек, озлобленный, обиженный. В нем нет благородства тех самых книжных пиратов. И он хочет жить. А когда прямо за окном вешают одного за другим подельников, он только сильнее ощущает вкус жизни. Малодушничает, верно. Да и времени на выбор нет. И уж если подыхать, так в бою. Ну, мне так видится, конечно. Лично с идущими на казнь не общалась. Могу только предполагать, опираясь на свои знания, прочитанное и опыт.

Насчёт слов - я не предлогаю выхолащивать или стилизовать текст. Но каждому слову своё место и вре я. В приведённом примере именно употребление выделенного оборота выглядит неумесно. Оно слишком веет не темвременем и не тем персонажем. И для текста это вообще беда. Тяга автора к книжным и учёным сло вам и оборотам. Проще, проще пишите. Выбирайте слова соотвнтсвующие моменту.


А насчёт выбора. Я критикую не выбор, а как написано. У человека буря эмоций в душе - а вы описали сухо и скупо

[katyazazovka]

Насчёт слов - я не предлогаю выхолащивать или стилизовать текст. Но каждому слову своё место и вре я. В приведённом примере именно употребление выделенного оборота выглядит неумесно. Оно слишком веет не темвременем и не тем персонажем.

Момент поправить нетрудно;) Ус отрастила и на него намотала:)

И для текста это вообще беда. Тяга автора к книжным и учёным сло вам и оборотам. Проще, проще пишите. Выбирайте слова соотвнтсвующие моменту.

Прошу прощения, а можно пример тех самых ученых слов и оборотов?

А насчёт выбора. Я критикую не выбор, а как написано. У человека буря эмоций в душе - а вы описали сухо и скупо

Спасибо, подумаю.

[Котыч]

Обсуждения - конечно хорошо, а прода будет?

[katyazazovka]

Обсуждения - конечно хорошо, а прода будет?

Ой, да:) Сегодня обязательно главу залью. Через пару часов.

[katyazazovka]

[align=center]Глава 1 Солнце в когтях орла[/align]

Тянись, тянись, покутная нить.
Крутись, крутись, колесо судьбы.
Молю Макошь, не надо спешить
Нить жизни рвать твоей верной рабы…

[align=justify]Солнце еще нежилось на мягкой перине в Нави, когда Немира облачилась в припрятанную с вечера одежду, скоренько заплела волосы в тугую косу и на цыпочках устремилась в сени. Она хорошо знала, куда следует ступать, чтобы половицы не выдали скрипом. К тому ж, мамка бойко ивовым прутом орудует – тут едва ли не полетишь.
Немира выскочила за дверь, порадовавшись, что не зря накануне петли маслицем смазала. Шикнула на проснувшуюся Бульку да выкупила у нее тишину мозговой косточкой. Юркнула за хлев, подхватила узелок и поспешила в лес к назначенному месту. Тут рукой подать – на окраине соснового бора их с мамкой изба примостилась.
– Яринка! – негромко позвала Немира, остановившись у самой высокой сосны в кольце пышного малинника.
– Тут я, – раздался знакомый голос.
– Зачем в чащобу-то забралась?
– Чтоб ни с кем не встретиться.
– Ночь-полночь, хоть глаз выколи – никто тебя не заметит!
– Да я сама никого замечать не хочу – боязно.
– Вот те раз, – топнула Немира. – Ну и товарка. А на реке тоже струсишь?
– Вот еще! – вылезла из кустов Яринка.
– Ладно, пошли, – смилостивилась Немира. Все ж как бы ни был силен интерес, а одной идти не хотелось. Вот только признаваться в том совсем необязательно.
Яринка ступала след в след, но дергалась от каждого шороха и подпрыгивала от любого скрипа: то ей чудилось, как чьи-то когти рвут гарсет, то мерещились в кустах желтые глаза оборотня, а когда из-под ног выскочил заяц – и вовсе на подружке повисла.
– Ну и трусиха же ты! – подытожила Немира, едва удерживаясь на ногах – не мелкой кости была Яринка.
– Просто он неожиданно выпрыгнул.
– Ну да…
– Надо было с собой Олельку брать.
– Не надо, – отозвалась Немира и невольно вытерла рукавом губы. – А то снова пришлось бы поцелуями расплачиваться.
– Зато втроем веселее.
– А может тебе просто нравится с ним целоваться? – догадалась Немира, пожалев, что в скудном свете луны не рассмотреть лица подружки.
– Вот еще! Нужны мне его поцелуи, как же! Пусть эту ощипанную курицу Макрину слюнявит. Просто… просто тогда бы мы наверняка живыми возвратились. Он ведь самый сильный на деревне.
Немира не поверила – не по годам рослой была подруженька-ровесница и на старшую сестрицу, что прошлым летом поневу повязала, с завистью глядела – но вслух сказала:
– И самый наглый. Мы и без него возвратимся. Нож имеется, да и заговор известен.
Яринка только вздохнула. Какое-то время девицы хранили молчание, что время от времени нарушало совиное уханье да отдаленный волчий вой. Когда же воздух посвежел, и запахло рекой, Немира велела пригнуться и идти как можно тише. Все ж, к встрече следовало подготовиться, а заводь-то вон за теми кустами.
– А ты уверена, что они там будут? Последний покос давным-давно прошел, – едва слышно шептала Яринка. Громко хрустнул хворост под ее ногами.
– Тс!
Немира резко припала к холодной земле и подружку следом утянула. Девичьи сердца заколотились в такт. Осенний воздух наполнился дивным пением, будто то не голос был, а серебряные колокольчики звенели:
– Как ночь сегодня хороша:
Луна в златом сиянии,
Река средь трав и камыша
В блестящем одеянии.
Колышет легкий ветерок
Мои густые волосы.
Я вдалеке от глаз, дорог
Без платья да без пояса.
Скорей иди сюда, мой друг,
Согрей меня дыханием,
Теплом объятий, лаской рук.
В лесном благоухании
Среди прохлады и тоски
Даруй мне пылкость сладкую:
Чтобы объятья, как тиски,
Чтоб поцелуи жаркие…
Яринка не то от ужаса, не то от услышанного распахнула свои и без того немалые глаза так, что Немире даже страшновато стало: вдруг выскочат. Поди, потом отыщи в траве да среди жухлых листьев.
– А что если они нас заметят?
– Тс.
Немира решила подползти к заводи ближе и потащила за собой подружку. Однако та вдруг уперлась и отчаянно замотала головой.
– Да не трусь ты!
Но Яринка развернулась с явным намерением убежать как можно дальше от нечистого места. Однако и Немира не собиралась сдаваться. Договаривались не уходить, пока не увидят русалок, значит, не уйдут! Вот только справиться с немалым задом подружки оказалось делом не из легких. Пришлось идти на отчаянную меру: хитрая подсечка – и вот Яринка распласталась на сырой земле, пытаясь сообразить, что произошло. Немира же тем временем выхватила нож и принялась очерчивать большой, до самых камышей, круг, приговаривая обережный заговор, а закончив, предупредила:
– Теперь, если переступишь эту черту, тебя водяницы под воду уволокут. И в глаза им не смотри, а то ни круг, ни заговор не помогут.
Подружка села, подтянула ноги к груди и обиженно прошептала:
– Лучше бы на гаевок смотреть пошли. Они хоть добрые – зверей, птиц лечат.
– Ага, зато против их деда заговором да кольцом защитным не отделаешься! Уж он-то знает, сколько ты поганок от нечего делать посбивала!
– Гаевки хорошие, они бы не дозволили деду меня обидеть, – надула губы Яринка.
– Ну, хочешь, завтра пойдем? – предложила Немира. – Я с удовольствием посчитаю сколько раз тебе гаюн дубиной по голове настучит.
– Тебе, можно подумать, не настучит!
Немира пожала плечами. Если бы она гаевого деда повстречала, то уж ее-то он первую поколотил бы. Имела Немира дурную привычку поганки да мухоморы пинать. И уж куда чаще подружки это делала. Но на то были причины. Однажды, когда мамка захворала, Хромая Гнеда сделала отвар из свежесобранных мухоморов. Поила им больную и обещала исцеление через пару дней. Только Доминике вдруг так худо стало, что еле-еле откачали, благо, староста редкого лекарского порошка отжалел, хоть и пришлось потом пахотой аж три седмицы расплачиваться. После того Немира ни мухоморов, ни старую знахарку не жаловала. А один раз и вовсе ей дверь Булькиным дерьмом измазала, чтоб неповадно было людей травить.
– И все ж не время за гаевками наблюдать. Они как раз сейчас, должно, шерстью обрастают.
– Шерстью? – почесала голову подружка. – Да, пожалуй, красы в таких девах будет мало.
– Давай на русалок поглядим, – предложила Немира. – Зря что ль пришли?
Яринка вздрогнула, но затем все же кивнула. Девицы тихонько подползли к краю берега. Однако очеретовые колтуны не позволяли толком ничего разглядеть.
– Поторопилась ты кольцо очертить, – заметила подружка.
Но Немира не растерялась: подтянула палку и, не покидая спасительного круга, осторожно развела ею давно вызревшие камыши. От увиденного у обеих подружек враз перехватило дыхание. На бревнах да валунах у самого берега сидели нагие девы и расчесывали длинные волосы. Бледная кожа будто светилась в ночи. Водяницы то пели, то замирали, будто в камни претворялись.
– А ты уверена, что это русалки? – спустя пару мгновений жадного созерцания спросила Яринка.
– А кто ж еще?
– Ну, не знаю, – поморщилась подружка, – мало ли какие девки решили искупаться.
– Осенью? Я вон в гарсете на меху мерзну, а они голые…
– Мало ли, дурные какие. Неманос тоже вон однажды напился до одури и голый в прорубь полез. Говорят с того часу не мужик больше. Сестра теперь его за глаза Немаяйц кличет.
Немира вовремя задушила ладошкой рвущийся наружу смех. Яринка хихикнула, а еще через некоторое время молчаливого наблюдения сделала вывод:
– Знаешь, не такие они и пригожие, русалки эти. Мои волосы куда сильнее блестят. – Она с гордостью потрепала свою русую драгоценность и снисходительно добавила: – да и твоя коса куда гуще их жиденьких паклей будет.
Немира скривила смешную рожицу, изображая водяницу, Яринка прыснула со смеху и тут же зажала рот. Вздрогнула. Попятилась:
– Мамочки!
Всего в аршине от круга стояла нагая русалка.
Немира мертвой хваткой вцепилась в подол подружки – не дайте боги, еще сдуру через обережную защиту перелезет.
– Стой, Яринка!
Вот уж теперь водяницу точно нельзя было назвать красавицей. Перекошенное от злости лицо, торчащие во все стороны волосы и остекленевший взгляд, уколовшись о который, Немира тут же отвела свой:
– Только в глаза ей не гляди!
Возобновилась дивная песня. Нежный голос успокаивал, слова проникали в самое сердце, и то вместе с кровью разгоняло по телу покой…
Подружки малость расслабились.
Но вдруг водяница как бросится! Девицы взвизгнули и теснее прижались друг к дружке.
И снова песня. Обволакивающая, ласкающая…
– Ой! – взвизгнула Яринка и зажмурилась.
Водяница опять с глухим ударом отскочила от невидимой стены.
И снова дивный голос заполнил воздух.
Девицы старались не глядеть. Русалка не отступала – стучала, скреблась, ходила по кругу.
– Как же нам теперь домой-то добраться? – прохныкала Яринка.
– К утру она вернется в воду. Осень нынче, днем водяницам по берегу шастать не дозволяется, – заверила Немира, не сводя взгляда с невероятно бледных стоп, будто светящихся в ночной мгле.
– Ты уверена?
– Зуб даю!
Так говорили люди, точнее дядька Неманос. Правда, он плут и пьянчуга, где врет, где правду говорит – никогда не разберешь. Но Немира в истерику не давалась – рассвет покажет, а он, хвала богам, уже скоро. Когда же стало ясно, что к разъяренной водянице присоединятся товарки, она и вовсе осмелела.
Скоро русалка угомонилась и вернулась восвояси. Подружки даже не сразу поверили своему счастью, но переползать обережную границу не спешили.
– Может, поедим?
– Как ты можешь сейчас о еде думать? – шепотом спросила Яринка.
– Голод не тетка, – пожала плечами Немира и принялась разворачивать узелок под громкое урчание в животе.
– Неужели ты ничего не боишься? – восхитилась подружка, жуя сало с хлебом.
– Еще как боится! Ласк да поцелуев! – ответил за Немиру хриплый голос.
– Олелько! – обрадовалась Яринка, спешно приглаживая волосы и расправляя юбку.
– Тебе чего тут надобно? – хмуро поинтересовалась Немира.
– На русалок пришел поглядеть.
– Что ж, гляди, – зашипели из-за прибрежных зарослей.
– Не гляди! – так истошно завопила Яринка, что даже в заводи затихли.
– Скорее в круг! – позвала Немира. – Тут не достанут!
Но Олелько и не требовалось особого приглашения. Завидев разгневанную нежить, он в один прыжок долетел до самого центра обережной защиты, нечаянно толкнув Яринку и распластавшись на Немире.
– Слезь с меня!
– Только за поцелуй, – хохотнул Олелько и потянулся к девичьим устам.
– Еще чего! – фыркнула та и попыталась скинуть с себя тяжеленную тушку.
Ладную бы пару молодец с Яринкой составили. И сложением схожи, и к поцелуям да подобным глупостям оба безудержный интерес имеют.
– Смотрите! Смотрите! – позвала подружка – и, к счастью для Немиры, спасенный «груз» сполз-таки с ее тела. – Это случайно ни Данутка?
Олелько остолбенел. У Немиры сжалось горло, отказываясь пропускать воздух. У берега, по колено в лунной дорожке стояла светловолосая девочка весен пяти. Она тянула тоненькие бледные ручки. Сомнений не осталось – это была сестра Олельки, та самая, что утопла в реке две зимы назад.
– Олелько, братец милый! – певуче заговорила кроха. – Неужто не признал? Иль не рад мне?
– Данутка, – прошептал тот и сделал шаг навстречу.
– Родненький, холодно мне без тебя, плохо на дне речном. Иди сюда, согрей теплом своим.
– Стой! – крикнула Немира и обхватила Олелько за талию. – Это русалка! Не смотри ей в глаза – зачарует!
Но тот словно не замечал потуг девицы, тянувшей его назад.
– Помнишь, как ты мне свой тулупчик давал? – меж тем заговаривала водяничка.
Даже когда на помощь подоспела Яринка, подружки все равно не могли справиться с дюжим молодцем. Его немигающий взгляд не сходил с утопленницы.
– Немира, еще один шаг, и он…
– Закрой ему глаза!
Яринка прижала ладошки к лицу зачарованного, но тут же была отброшена в сторону. Хорошо, хоть за черту не выбросил.
– А как от бешеной собаки спас, помнишь? И теперь спаси!
Немира изо всех сил пыталась удержать Олелько в одиночку – тщетно, он переступил черту. Она огляделась, но прочих русалок и след простыл.
– И теперь спасу!
– Ой, мамочки! – затравленно пропищала Яринка.
– Иди сюда, Данутка… – позвал завороженный, раскрывая объятия.
– Братец мой милый, – пропела девочка.
Немира в ужасе наблюдала за Олелько, ожидая, что русалки вот-вот вынырнут. Данутка ощерилась, обнажив острые, невероятно длинные клыки. Но братец точно и не заметил того, бормоча, словно теряя остатки разума:
– Иди… спасу… сестричка…
– Нет, Олелько! Вернись! – едва не лопалась от крика Немира.
– Милый мой, братик! – Данутка улыбнулась неестественно широко – показалось, ее голова вот-вот распадется надвое.
– Ой-ой-ой, пропадет… – стенала Яринка, скрутившаяся в клубочек.
Немира сглотнула, покосилась на реку – подозрительно спокойно – подхватила палку, которой недавно разводила камыш, но быстро поняла – до Данутки не достать. Зато…
– Да очнись, ты, балбес!
Палка опустилась прямо на курчавую макушку. Но в себя молодец так и не пришел.
Данука двинулась ему навстречу.
– Братец мой! Мой!
От жуткого шепота у Немиры волосы встали дыбом. От былой певучести не осталось и следа…
– Сестричка… Данутка… Спасу…
– Иди ко мне, скорее!
Жуткие клыки зловеще поблескивали. Еще чуть-чуть – и они вонзятся в теплую плоть… живого братца.
– Дудки!
Немира выскочила из круга, обвила крепкую шею и впилась в губы зачарованного поцелуем. Мелькнула запоздалая мысль, что сейчас он и ее отшвырнет. Но Олелько вдруг стал целовать в ответ. Немира чуть толкнула – и пара, не размыкая уст, шагнула в круг под размножившееся шипение. Невидимая стена задрожала от яростной атаки невесть откуда взявшихся утопленниц, только Олелько это, видать, ничуть не взволновало – жадная ладонь сползла пониже девичьей талии. Немира взвизгнула и, частично высвободившись, залепила нахалюге звонкую пощечину. Надо же, она тут жизнью рискует, а он вон что задумал!
– Ай! – схватился тот за щеку. – Сама целоваться лезет, а потом дерется!
– Надо было тебя еще раз палкой огреть да посильнее, авось бы помогло, – буркнула Немира, отпрыгнув на безопасное расстояние.
– И так чуть мозги не вышибла, – пожаловался Олелько и потер макушку.
– Да что там выбивать! Там сроду ничего не было! – фыркнула она.
Русалки еще долго шипели, кидались на невидимую стену, но затем, несолоно хлебавши, все ж отступили к реке. Странно, но Данутки среди них высмотреть не удалось. Будто сквозь землю провалилась.
– Куда она подевалась? – спросил Олелько.
– Кто ж ведает? – Немире и самой было интересно.
– Может, привиделось? – робко предложила наконец пришедшая в себя от пережитого Яринка.
– Троим сразу? – мотнул головой молодец, провожая взглядом, исчезающих в камышах водяниц.
– А Данутка ли это вообще была?
– Думаешь, видение? – переспросил Олелько.
Немира пожала плечами.
– Что-то холодно, – пожаловалась Яринка, сиротливо устроившись на сырой земле подальше от заводи.
– А я тебя согрею, – присел рядом Олелько.
Немира тихонько хмыкнула. Не зря про него в деревне говорят: наш пострел везде поспел.
– Вот еще! Ты бы прежде извинился.
– За что?
– А то не знаешь!
– Ну-ка поведай.
Немира скривилась и снова вытерла губы. Ну да ладно, зато можно спокойно поесть да домой собираться. Вон на востоке небо малость посветлело.
Скоро узелок опустел от снеди. Олелько и Яринка, вдоволь нацеловавшись, но так и не разомкнув объятий, восхищались дивным рассветом, что развернулся над рекой пестрым рушником с затейливыми узорами.
– Нам пора, – объявила Немира, дожевывая кусок.
– А русалки? – боязливо спросила Яринка. Олелько подошел к узелку.
– Они уже давно под водой скрылись. Если бы вы не были так заняты, то заметили бы, что их даже камни, которые я в воду кидала, не побеспокоили.
– Ну не завидуй. Хочешь, я и тебя поцелую?
– Нет уж! – Немира вскочила на ноги и отошла подальше от ненасытного молодца. Тот хмыкнул и вывернул узелок:
– Надо же, все съела!
– А что, надо было тебя пождать? – спросила Немира, готовая в любой момент кинуться наутек. – Поцелуями не насытился?
– Не совсем, – хитро сощурился Олелько, а уже в следующий миг несся за Немирой, сиганувшей под защиту леса.
– Эй, меня подождите! – побежала следом Яринка.
Немира, подобрала палку:
– Еще хочешь?
– Уже и пошутить нельзя, – нашел оправдание своей трусости Олелько и снова перевел внимание на Яринку.
– И думать забудь! Не то братцу пожалуюсь, – пригрозила та.
– Домой? – уточнил вдруг поникший молодец.
– Мне еще надобно красницы собрать, – рассказала Немира. – Ступайте вдвоем.
Олелько оглядел округлости Яринки и опять расцвел, но та помотала головой и обиженно заявила:
– Нет, я лучше тоже по красницу.
– А если на вас нападет кто?
– Да тут кроме тебя нападать некому, – покрутила дубиной Немира. – Разбойников днем с огнем не сыщешь. Обоз торговый – и тот раз-два за лето заглянет…
– Ладно, понял я, – вздохнул Олелько и, понурив плечи, направился в сторону деревни, но через пару шагов обернулся и бросил, – только вы это, осторожнее.
Когда широкая спина, обтянутая потрепанным кожушком, скрылась из виду, Немира поторопила спутницу:
– Давай скорее.
– Мы что ж и, правда, за красницей пойдем?
– Я ж сказала.
– Но я подумала, что ты просто от Олелько избавиться решила. Зачем тебе ягоды? – заныла Яринка, уразумев, что домой еще не скоро вернется.
– А вдруг повезло – и мамка только утром обнаружила, что меня нет. Тогда могу сказаться, что за красницей ходила. А ты мне собирать поможешь.
– Ладно, – сдалась спутница. – Хоть перекушу.
Немира вспыхнула, вспомнив, что расправилась со всеми припасами в одиночку, но споро прогнала стыд – Яринка сама виновата, променяв снедь на поцелуи.
До Малых трясин девицы добрались быстро. Опасались зря – красницы необъятным ковром стелились по желтоватой траве, укрывали болотную воду.
– Эх, жаль гребень не догадалась прихватить, – посетовала на запоздалость дельной мысли Немира.
Не тратя час на болтовню, подружки принялись за сбор. Правда, Яринка поначалу ягоды только в рот себе клала, но потом все ж примкнула к Немире. Узелок наполнился, когда огненный диск еще только-только выкатился на бирюзовое небо. Обманчиво-тихое утро обещало погожий день. Но лезущие в лицо мошки да тучка кричащих галок, едва не коснувшихся крылом головы, говорили яснее ясного: скоро дождь заглянет в гости.
– Пойдем домой уже, – заканючила Яринка. Но Немира и сама уже была не против возвращения. Ночных приключений ей седмицы на две хватит. А, самое главное, русалок повидала. Жаль только, что сильно о том не расскажешь: стоит весточке до мамки долететь, так сидеть без боли не придется.
– Давай. Только малость передохнем.
Подружки высмотрели сухую полянку и уселись перевести дух. Солнце поднялось чуть выше, лаская лучами. Немира разомлела и развязала тесьму гарсета.
– Ой, а что это у тебя такое?
– Ничего, – девица спешно отвела руки Яринки и спрятала некстати выскочившую на обозрение подвеску.
– Как это ничего? А еще подружка называется!
– Ладно, гляди, – сдалась Немира. – Только о том – никому ни полслова. Мамка строго-настрого наказывала беречь от чужих глаз.
– Ой, красота-то, какая! – восхитилась Яринка, разглядывая небольшой диск, в центре которого орел нес в когтях солнце. – Неужто из злата?! С ума сойти!
– Подумаешь, – пожала плечами Немира, – златой – не златой. Все равно никому показывать не дозволяется.
– Зачем тогда носишь?
– Мамка велела. Оберег это.
– Стало быть, примерить не дашь?
Немира покачала головой и спрятала талисман под одеждой да еще для надежности косой прикрыла.
– А у меня вот кроме медного колечка, серебряного перстенька с яхонтом, позолоченной гривны, трех пар сережек, бус из скатня2, бус из червеца3, янтарной подвески и дюжины шелковых лент ничего и нет, – захлопала огромными глазками подружка.
Немира невольно потерла свою сережку-капельку:
– Ну, пошли, что ль?
– Ага, – взгляд Яринки все еще испепелял темную косу да гарсет, за которыми покоился оберег. – А, знаешь, к нему льняная нитка совсем не подходит. Сюда бы цепь, да не обычную, а с завитками, ну, как у старостихи… – задумчиво протянула она.
– Интересно, где твоя мамка такой раздобыла? Такое богатство, поди, пол-избы стоит, откуда у простой женщины столько де…
– Ты на что намекаешь? – Серые очи Немиры сузились.
– Ни на что, – испуганно залепетала Яринка, косо поглядывая на кулачки подружки. – Просто, я столько злата только у кревинских купцов и видала.
– А, может, я и есть купчиха! – вздернула подбородок Немира.
– Скажешь тоже… купчиха.
– Тогда княжна!
– Ой, не говори глупостей! И все ж интересно, откуда он…
– Не знаю, но когда-то моя мамка у самого князя в услужении была.
– Врешь!
– А вот и не вру! Может, именно князь за службу и даровал ей талисман!
– Все ты выдумала!
– А вот и нет!
– А вот и да! Иначе в деревне бы ведали о той службе!
– Мамка не любит о том вспоминать и мне никому говорить не велела. А я вот сдуру тебе рассказала и теперича жалею! – нахмурилась Немира.
– Отчего это? – сбавила напор Яринка.
– Оттого, что ты уж наверняка всем разболтаешь.
– Неправда!
– Правда!
– Немирушка, – промурлыкала подружка, – никому не расскажу. Честно-пречестно!
– Точно?
– Обещаю, – заверила Яринка, шире распахнув свои огромные светлые глазюки. – Ты мне только про князя побольше расскажи, ладно?
– Ладно, – смилостивилась Немира. – Хотя я ведь и сама особо ничего не ведаю. Коли мамка упрется, из нее и полслова не вытянешь.
– Про убранство хоромов рассказывала?
– Говорила, что ни на стене, ни на потолке в княжеских палатах нет ни одного кусочка, что без росписи да резьбы бы осталось. И все золото, серебро да самоцветы…
– Ух, ты! Вот бы хоть одним глазком…
Немира желаний подружки не разделяла. Она привыкла с детства довольствоваться тем, что имела. Разве, что до сказок охоча была.
– Пойдем, Яринка, пора уж.
Товарка неохотно поднялась.
Когда минуло полчаса, а деревня так и не показалась, подружки заподозрили неладное.
– Что-то не пойму я, – призналась Яринка, – кажись, не заблудились. Вон клен-рогатина, на котором мы с братом зарубки ставили… Сдается, что мы уже его в третий раз обходим.
– Как и вон ту кривую сосну, у которой летом лисицы собираем. В чем же дело?
– Может, к большаку пойдем? Оно-то длиннее, зато наверняка.
Подружки малость сменили направление, и уже отчетливо слышали, как в десятке саженей взбивают пыль копыта, но к тракту выйти не сумели. Точно удерживала их в лесу неведомая сила, да, забавляясь, по кругу водила.
– Неужто умудрились снова крюк сделать? – нахмурилась Немира.
– Нет! – пропищала Яринка. – Не в том дело!
– А в чем?
– Это нас русалки наказали.
– Скорей уж гаюн куражится.
– Гаюн? – шепотом переспросила Яринка. В светлых глазах отразился ужас. – Но тогда он нас точно не выпустит. Я этим летом столько поганок потоптала.
– Будет тебе. Если бы лесные духи мстили за каждый разбитый гриб, в нашем селе навряд ли кто живой остался. Давай-ка тут попробуем пройти.
Немира развела в стороны пышные еловые лапы. Напарница кивнула и юркнула первой, словно гаевый дед уже дубиной к пяткам прицеливался.
Выйти к деревне опять не удалось. Как ни меняли подружки направление, как ни крутились, ничего не получалось. Вновь и вновь они возвращались к поляне у Малых трясин. Круге на десятом Яринка залилась слезами и плюхнулась на пушистый мох. Немира всячески старалась остудить растущую внутри себя истерику, но тоже была готова вот-вот пасть духом.
– Что ж делать-то? – задалась она вопросом и уселась подле напарницы, которая только сильнее расплакалась.
– Лучше б я с Олелькой пошла! Зачем только тебе эта красница понадобилась? Подумаешь, получила бы от мамки. Красный зад куда лучше погибели.
– Ладно тебе.
– Пропадем мы, ох, пропадем!
– На вот, пожуй, – Немира протянула горсть алых горошин. Ягоды прогнали печаль, но только на миг. Когда на ладошке осталась пара жухлых листиков, по румяным щечкам подружки снова покатились блестящие бусины.
– А хочешь, я тебе сказку расскажу? – не зная как еще упокоить Яринку, предложила Немира.
– Сказку? – всхлипнула та. – Давай.
– Давным-давно, до сотворения нашего мира, от края до края раскинулась мертвая вода, посреди которой торчал валун. Как-то Перун так разгулялся, что стал стрелять из верного лука-громовержца в единственный камень. Волшебные стрелы выбили три искорки: белую, желтую и алую. И лишь коснулись искорки мертвой воды, как та зашипела, закипела, взбаламутилась! Поднялся страшный ураган! А когда все успокоилось, мир поделился на части: плодородную землю, чистое небо, высокие горы, реки, поля… Мир наполнился жизнью… Один человек случайно нашел искорки-прародительницы и отдал мудрейшим из правителей. Они должны были хранить их как зеницу ока, чтобы больше никто не смог переделать прекрасный мир, созданный Перуном, чтобы никто, кроме богов был не в силах изменить течение нашего мира…
– Эту сказку я с пеленок знаю. Расскажи другую.
– Другую?.. Погодь… – принюхалась Немира. – Тебе не кажется, что гарью пахнет?
Яринка шумно втянула воздух, потом еще раз:
– Верно. Ой, мамочки, неужто лес горит?
– Вряд ли, тогда бы животные и птицы прочь от огнища бежали.
Девицы огляделись. Лес и болото, словно сговорившись, хранили молчание.
– А что если они уже сбежали?
Немира подняла голову и ахнула. В той стороне, где по ее разумению располагалась деревня, лазурное небо подпирали черные столпы дыма.
– Что это? – испуганно прошептала Яринка. Даже слезы вмиг высохли.
– Кажись, пожар в селе! Бежим туда!
– Не надобно вам туда ходить, – раздался хриплый голос. Девицы так и подскочили.
– Кто это? – взвизгнула Яринка и сиганула за тонкую спину подружки.
– Не бойтесь меня, – улыбнулся в пышную серебристую бороду крохотный старичок. Он возник неслышно. Точно образовался прямо из воздуха и теперь стоял перед ними, опираясь на ладную кривулину. – Я вам дурного не сделаю.
– Откуда он взялся? – шептала Яринка. – Только что его здесь не было.
– Э-э-э, здравствуй, дедушка, – пролепетала Немира, подозрительно косясь на крючковатый посох да лохмотья, – а почему это нам не надобно в деревню?
– Пришлые всадники туда вторглись. Подворья грабят, людей убивают. Обождите тут, под защитной сенью деревьев.
– Всадники?.. Людей?! Мамка! – ужаснулась Немира и кинулась к дому. Хруст позади оповестил, что Яринка не отстает.
– Погодьте, девоньки!
Но оклик старика потонул в волне вопросов. Всадники? Кто такие? Откуда? Вот, видать, чьих коней они слышали у большака!
Немира утирала, бегущие по лицу слезы, но глаз с черных лент дыма, уползающих в небо, не сводила. Видать потому и сумела выбраться к краю леса, за которым предстала деревня… объятая пламенем, полнящаяся криками, стонами, а еще страшным гоготом чужих голосов.
Девицы спрятались за малинником. При свете дня его голые ветви казались слишком редкими, но более надежного укрытия поблизости не сыскалось. Сердца колотились, отзываясь в висках. Острый непонятный запах впивался в ноздри, оставлял на языке привкус железа, забивал гортань.
Немира осторожно приподнялась, не обращая внимания на причитания Яринки, что в ужасе свернулась калачиком на мху. Родная хата выглядела нетронутой, разве что была слишком тихой, точнее ужасающе тихой.
А, может, мамке удалось затаиться или сбежать?
В ответ на предположение распаленный мозг нарисовал страшную картину: распростершуюся на полу молодую женщину с белым-пребелым лицом, какое бывает только у мертвецов.
Только не это!
Рубаха в один миг пропиталась потом.
– Яринка, оставайся тут, я сейчас.
Но «калачик» внезапно ожил и, больно вцепившись в плечи Немиры, истово замотал головой. Никогда прежде светлые глаза подружки не казались столь огромными.
Внезапно раздался стук копыт. Кто-то приближался. Немира упала подле товарки и замерла. Однако, как ни травил изнутри страх, опустить голову не смогла.
– Ищите лучше! – рявкнул всадник с медной кожей и раскосыми глазами, видать, главарь. – Выверните деревню наизнанку, но найдите ее!
– Не беспокойся, ей некуда деться. Ближайшее поселение отсюда в пятидесяти верстах. Глухомань редкостная, – ответил один из верзил-близнецов.
Второй зевнул и натянул тетиву. Повернулся влево, вправо и неожиданно пустил стрелу. Немира только и успела, что расслышать, как стержень просвистел где-то совсем рядом. Яринка всхлипнула.
– Тебе делать нечего? – взвился главарь. – У нас и так стрел почти не осталось.
– Все равно всех уже перебили.
– Найди стрелу, я сказал! – меднокожий обнажил меч и направил острие на горло подельника.
– Ладно-ладно, не горячись, – встрял брат-близнец. Главарь спрятал меч и поскакал прочь. Верзилы спешились.
– Совсем очумел, – пробормотал тот, что едва не лишился рыжевласой башки.
– Посмотрел бы я на тебя, связанного незыблемой печатью.
– Яринка, надо уходить, – прошептала Немира, поняв, что гиганты направляются к малиннику. – Давай, за мной.
Но когда она малость отползла от кустов, то поняла, что подружка даже не шелохнулась. Пришлось вернуться:
– Скорее!
Немира потянула напарницу и от внезапно увиденного закусила губу до крови – в груди подружки торчала стрела. Алое липкое пятно пропитало даже гарсет.
– Яринка! Яринка, очнись! – но тряска изо всех сил не вытянула из рта подружки и стона. Сомкнутые веки не вздрогнули.
Громилы приближались. Их голоса становились все громче.
– О, боги-боги… Яринка, миленькая, – Немира глотала слезы и изо всех сил тащила подружку. Им бы всего-то вон до того дуба добраться.
– Стрела где-то здесь должна быть. Я ее низко послал.
Немиру точно кипятком обдало. Стрела! Девица осмотрела грудь Яринки. Ой, мамочки-мамочки! Древко, глубоко вошло в плоть. Но придется выдернуть и отбросить. Иначе не спастись.
– Болван ты, Рьят! Из-за твоей дурости мы когда-нибудь головы сложим.
– На себя посмотри!
– Бездарь! Мордофиля! Пустозвон!
– Пасть закрой!
Череда оплеух и тычков сменилась рукопашной. Немира воспользовалась заминкой: сдерживая тошноту, схватилась за древко обеими руками, зажмурилась и рванула вверх – тело Яринки приподнялось и легло обратно, но стрелу не выпустило.
Никак, меж ребер застряла. Но самое страшное, подружка даже не шелохнулась. Точно мертвая…
Мертвая?!
Яркий румянец бесследно растворился в бледной, слишком бледной коже...
Не дыша, Немира приникла ухом к груди недвижимой подружки, но так и не дождалась ни одного удара. О боги…
– Все, Киряк, – простонал из-под брата разбойник, – сдаюсь.
Близнец слез с поверженного, но, видать, решил, что недостаточно научил уму-разуму болвана и напоследок пнул под дых. Пока Рьят корчился на четвереньках, пытаясь глотнуть воздуха, Киряк возобновил поиски стрелы. А Немира, на грани обморока ползла к дубу. Ей не хотелось оставлять Яринку даже мертвую, но пробудившийся инстинкт самосохранения вдруг заработал на зависть любому зверю. Когда Немира обрела приют в огромном дупле, Киряк крикнул:
– Эй, иди свою стрелу забирай.
– А сам не можешь? – отозвался Рьят.
– Не могу.
– Ух, ты. Жива?
– Нет.
– Жаль. Красивая девка, я б ее… Эй! Ты чего? – захрипел Рьят.
– Тебе же было сказано – хватит глупостей. Доставай стрелу и пошли. Иначе Лисица обоих голов лишит.
Даже когда кони унесли седоков прочь, Немира не сразу выбралась из древесного чрева – дрожащие ноги не желали слушаться. Внутри все прочней укоренялось желание бежать, куда глаза глядят, в самую чащобу, вглубь топей, лишь бы подальше отсюда. Останавливал только страх за мамку. Он же удерживал от истерики.
Сделав с десяток длинных вздохов-выдохов, Немира все ж решилась на бросок к хате. Непривычно затихшую кособокую избу отделяла только тропа, когда девица зацепилась за что-то мягкое и упала. Послышался стон.
– Мамка? Мамка! – под ворохом жухлых листьев да сосновых игл едва можно было разглядеть человека. Немира принялась спешно разбрасывать прикрытие.
– Немира… Хва-ала богам, – едва слышно прошелестели губы, запечатанные бордовой коркой. Но куда страшнее выглядела зеленая рубаха, казавшаяся от крови черной.
– Мамочка, мамочка, что с тобой? – Немира сквозь слезы оглядывала мать и не знала, за что хвататься, чем помочь.
– Послушай…
– Давай, я тебя…
– Пого-оди… – всхлипнула женщина и зажмурилась от боли. Дочь взяла ее руку, такую холодную… – тебе нужно ухо-одить.
– Я не уйду без тебя, – уперлась Немира, смахнув очередной поток слез.
– Я п-почти мертва, морена уже обнимает за плечи.
– Нет, мамка, нет, не говори так! Я тебя спасу! Хромая Гнеда поможет!
– О-она мертва, они все мертвы. Послушай, – женщина вдруг стиснула ладонь дочки, предупреждая расспросы. – Оберег… – всхлипнула, зажмурилась, – с тобой?
– Да, вот он, – Немира вытащила золотой диск из-под одежды.
– Хорошо. Всадники ищут е-его… это ключ-ч от…– мамка задышала мелко и часто, – от… – на последнем судорожном вздохе серые очи закатились.
– Нет! – вскрикнула Немира, затрясла женщину, но, так же как и с Яринкой, это не помогло. – Мамка, не помирай! Умоляю, открой очи, – завыла она и тут же до крови закусила губу. В страхе оглянулась. Послышался стук копыт, звонкий свист да улюлюканье. Всадники возвращались…
Немира дрожащими губами прикоснулась ко лбу уже бездыханной родительницы и кинулась вглубь леса. Казалось, раскосые глаза уже выискали ее среди деревьев, а близнецы-верзилы уже навели на тонкую как камышинка спину стрелы. Но Немира не останавливалась.
Она бежала и плакала.
Бежала, не ощущая, как ветви рвут косу, хватают за подол. Бежала, не чувствуя, как горит пересохшая гортань. Бежала, запамятовав об узелке, полном красницы, что болтался на поясе.
Вперед, подальше от страшных всадников! Вперед подальше от страшной утраты.
Туда, где можно забыться. Туда, где боль не достанет…
Когда ноги больше не смогли сделать и шагу, слезы иссякли, а мир заволокла бесконечная тоска, Немира рухнула на землю и сомкнула веки. Единственным желанием было уснуть вечным сном, в котором опять можно будет увидеть пригожее моложавое лицо мамки да румяные щечки Яринки, Хромую Гнеду да красноликого Неманоса, а еще Олелько, вечно лезущего с поцелуями…[/align]