Новая Фантастика

САЛАМАНКЕРО

Пролог

ЭЙМАР

Торговцы заполонили улицы Женавы от гавани и до площади Бьянти — в город ворвался беспокойный веселый дух ярмарки.
Эймар был неимоверно горд собой — на днях мальчику исполнилось семь, он стал совсем взрослым, и отец позволил ему сопровождать старших.
Люди толкались, кричали, до хрипоты торговались за каждую безделушку. Эймар быстро освоился и принялся разглядывать груженые всякой всячиной повозки. Зазевавшись, едва успел отпрыгнуть от огромного чана. Девушка с лентами в рыжих волосах помешивала в казане что-то тягучее и до одури сладко пахнущее. Она заметила Эймара, улыбнулась — мальчик смутился и прошел мимо, забыв о сладостях.
Отец и дядя Леон задержались возле похожего на медведя лудильщика. Тот опускал почерневшие оловянные ложки и вилки в кипящий котелок и споро доставал уже сверкающие.
Мать остановилась у лотка с яркими платками, что-то спросила у толстого торговца, тот засуетился.
Эймар вытянул шею — между заваленных пестрым добром телег блеснул луч. Мальчик забыл об отцовских запретах, рванулся к повозке — шпаги, сабли, ножи...
— Пошли, Эймар, — отец опустил руку ему на плечо.
— Тысяча дохлых теней, Террис! Ты не уничтожишь все клинки в мире, — Леон рассердился, выхватил с лотка небольшую шпагу, согнул лезвие, ловко крутанул в руках. — Туары не спросят твоего сына, почему он не умеет драться!
— Пока туары далеко. Но коль скоро в руках у Эймара появится оружие, он погубит и других, и себя. Abyssus abyssum invocat! Бездна взывает к бездне!
Эймар почувствовал, как напряглась отцовская рука.
— Книги выпотрошили твои мозги! Мальчишке нужна шпага, а не философии!
Он огляделся, поискал глазами маму. Флория накинула на плечи новый платок, белый в красных розах. Торговец восхищенно цокнул языком. Мальчик вздохнул — мама нравилась всем, и он очень гордился ею, но так хотелось, чтобы мама улыбалась только ему!
Тем временем отец с Леоном сцепились не на шутку.
— ... тебе мало войн, скажи? — голос Терриса дрожал, — вы с Флорией могли погибнуть еще детьми!
— Не я начинал эти войны, — огрызнулся дядя, — и они не закончатся никогда. Да, туары пока не добрались до Женавы, зато рядом околачиваются школяры. И они, тысяча теней, дразнят твоего сына каждый день!
Отец тяжело выдохнул, хватка на плече Эймара сразу ослабла. Террис молча протянул тугой кошель Леону.
Мальчику стало стыдно. Он так и не научился давать сдачи: боялся идти с кулаками на рослых школяров, а к оружию его не подпускал отец. Школяры не теряли случая высмеять разноцветные глаза Эймара, и он спасался как мог — бегством.
Террис вмиг сгорбился, постарел. И радость от того, что шпага, считай, была в руках, сразу поблекла. Эймар расстроенно глянул отцу вслед. Прохожие налетали на него, толкали из стороны в сторону — тот спотыкался, рассеянно поправлял очки и шел дальше, ничего не видя вокруг.
— Попробуй-ка эту!
Перед носом блеснуло начищенное лезвие. И стоило только взяться за эфес, как мальчик забыл о споре, об отце, о школярах...
Шпага мешала идти, путалась под ногами, но Эймар чувствовал себя так, будто выиграл два, нет, три, или даже пять сражений с туарами. Тем более рядом шла мама – красивая, в нарядном платке. Что ему теперь школяры!
Эймар поравнялся с сиропным чаном, дождался, пока рыженькая посмотрит в его сторону и подмигнул. Девушка прыснула со смеху, и мальчик рассмеялся вслед за ней.
Высоко в небе крикнула птица. Эймар поднял голову, засмотрелся на большой серый силуэт. Птица очертила в небе круг и крикнула еще раз — призывно и жалобно. Перед глазами мальчика пробежала темная тень, он вздрогнул, махнул рукой — и тень исчезла.
Через пару шагов Эймар забыл о птице.

***
Огонь в камине почти погас, вечерняя прохлада заползла в окно, но Эймар не замечал этого.
— Защищайся! — мальчик крикнул невидимому противнику и резко распрямил руку.
Шпага проткнула воздух, и Эймар издал победный возглас.
— Мама, я убил тень!
Флория улыбнулась, чмокнула его в щеку. «Не верит!» — рассердился мальчик.
— Ты у меня настоящий герой! — подбодрила его мать.
Сердце заколотилось от радости, Эймар еле устоял на месте.
— Обещай мне, — мама вдруг стала очень серьезной, — не играть больше с тенями.
Мальчик потупился. Да он же не играл! Все было взаправду! Неожиданно его пробрал холод — так что пришлось натянуть рукава ночной рубашки до кончиков пальцев.
— Давай-ка в кровать, давно спать пора!
Эймар послушно улегся, простыни неприятно холодили ноги. Мама подоткнула одеяло, невидимые щели исчезли и ноги быстро согрелись. Мамина рука взъерошила волосы, зашуршало платье, губы прикоснулись ко лбу. «Сейчас она уйдет!» — с сожалением понял Эймар.
— Расскажи ту историю!
Флория опустилась на стул возле кровати, поглубже закуталась в платок. Ткань смялась, розы превратились в бесформенные красные пятна.
— Тогда в Рассоне шла война, и мы радовались каждому дню перемирия. Детей не пускали в лес, но однажды я сбежала. Гуляла по лесу, пока не стало темнеть. И сама не заметила, как потерялась...
— Но ты же нашлась!
Эймар знал историю наизусть, но каждый раз переживал за маму и хотел, чтобы страшная часть рассказа побыстрее закончилась.
— Конечно, нашлась, но прежде встретила необычного человека...
— Ты же говорила — саламанкеро?! — снова перебил мальчик.
— Да, наверное, он был саламанкеро, — Флория задумчиво поправила одеяло, — я здорово испугалась, он что-то бормотал, взгляд был безумен. Но кое-что все-таки разобрала. Человек говорил, что хрустальная цитадель разрушена, он потерял дом, и дерева звезды больше нет. Он так дрожал... Мне захотелось помочь...
— И ты позвала саламанкеро в дом отдохнуть с дороги, — подсказал Эймар.
— Все-то ты знаешь! — улыбнулась Флория. — Да, позвала, но он отказался. Зато подарил камушек, сказал, что это осколок звезды. Я, конечно, не поверила, но камушек был необычно горячим. И как только взяла его в руки, сама увидела хрустальные башни.
— И сейчас видишь? — с замиранием сердца спросил мальчик.
Он так надеялся, что когда-нибудь мама скажет «да».
— Сейчас нет, я уже взрослая.
В тот миг Эймар отчетливо понял — мама не очень-то рада тому, что выросла.
— Когда открыла глаза, незнакомец исчез. Потом я сразу нашла дорогу домой. А на следующий день мы бежали из Рассона.
— Можно мне подержать его?
Флория развязала шейный шнурок, протянула Эймару похожий на ежика тусклый осколок. Он крепко зажал в руке камушек. Пусть ежик снова станет теплым, и тогда Эймар наверняка увидит хрустальные башни!
— Никто об этом не знает, даже Леон. Обещай, что и ты не скажешь!
Мальчик ненадолго задумался, кивнул.
— После той встречи за мной по пятам шли тени, — мама показалась Эймару такой беспомощной, что ему снова захотелось взяться за шпагу, — но камушек всегда спасал.
— Отец ведь тебя не защитит. Леон говорит, он слабый.
— Леон неправ. Твой отец — очень умный и добрый, — голос Флории дрогнул, — а это всегда больше, чем крепкие кулаки.
Она сжала руку Эймара, осколок больно врезался в ладошку.
— Оставь у себя, — мамины глаза заблестели, — так мне будет спокойней.
Мальчик еще долго лежал без сна. Он здорово разволновался — и камешек тоже беспокойно подпрыгивал на груди. То ли хотел сбежать от нового хозяина, то ли куда-то звал.

БРАЙДА

Брайда вжалась в стену, замерла. Сорвался теплый ветер, подхватил подол платья и принялся его неистово трепать.
Любопытное вишневое дерево тянуло ветки за стены сада, листья шелестели на ветру, просились на свободу. Брайда мечтательно закрыла глаза — рот наполнился слюной, будто терпкий кисло-сладкий сок уже попал на язык. Сколько же вишни там за стеной! Если бы только старый Лукен не был таким противным! Неужели ему и впрямь жаль горстки ягод для детей?
Ворчание в саду стихло, шаркающие шаги удалились, скрипнула дверь. Лукен ушел в дом, и наверняка не выйдет, пока не спадет жара.
Брайда повернулась, подмигнула сестре — мол, пора! Мариза стояла ни жива, ни мертва — и так большие глаза сделались еще больше, лицо залила бледность. Девочка разволновалась за сестру, но ведь Мариза ни за что бы ее не бросила. Лучшего друга у Брайды нет и никогда не будет.
— Скорее! — Мариза сжала локоть холодными пальцами.
Девочка оглянулась — никого. Она нащупала в кладке нужный камешек, Мариза взялась за камешек повыше.
Они долго готовились — кирпичи надо было расшатать, выскоблить из стены. В ход шли обломки маминых спиц, старые ключи... И в один день шершавые камни сами вывалились в руки — ступеньки были сделаны! Чтобы Лукен ничего не заподозрил, Брайда с Маризой аккуратно приладили кирпичи на прежние места, а просветы засыпали трухой.
Девочка смотала с пояса затертую веревку, протянула Маризе. Сестра была на год старше и немного повыше Брайды — веревку предстояло бросать ей.
— Мы поступаем дурно! Так нельзя, Брайди! — она неуверенно топталась на месте.
Брайда онемела. Вот тебе и лучший друг!
— Трусишь, трусишь, да? Так и скажи, сама полезу!
Она уверенно поставила ногу на первую «ступеньку», перешла на вторую, потянулась к третьей. Рука осталась без опоры, девочка не удержалась, спрыгнула вниз.
— Ну куда ты, погоди... — вздохнула Мариза.
Просвистела веревка — мимо... Раза с пятого свободный конец зацепился за толстую ветку, змеей скользнул вниз.
Так-то лучше!
Брайда по-обезьяньи вскарабкалась наверх, заглянула в сад и охнула. Сад был огромным — гораздо больше, чем казался снаружи. Скрюченные деревья бесконечными рядами тянулись к горизонту прямо в свинцовое небо. На черных, будто выжженных ветках каплями крови блестели ягоды.
Ни листика, ни птички, ни травинки.
Брайда поежилась, вдруг стало холодно. Она оглянулась — по ту сторону от стены был ясный солнечный день. Над ее головой все так же приветливо покачивалась обычная ветка вишневого дерева.
— Брайди!
Она нагнулась, протянула руку:
— Мариза, Мариза, давай сюда! Здесь такое!
Лицо сестры вытянулось, Мариза отшатнулась, выпустила веревку.
— Спускайся, я не пойду!
Брайда рассердилась. Ей и самой не очень-то хотелось лезть в сад, но не отступать же сейчас!
Она развязала узел веревки, отвернулась от сестры — пусть остается за стеной, если такая трусиха, — и принялась карабкаться по ветке.
Гулять по саду было неприятно, но она и не думала останавливаться. Тело била мелкая дрожь, и чтобы отвлечься девочка сорвала по дороге пару вишен. Хоть и красивые, они оказались кислющими. Настроение окончательно испортилось. Считай, затея провалилась. К тому же Мариза ее предала.
И не нужны вовсе Брайде эти вишни... Но как хотелось затеять общее дело! Ведь они все меньше времени проводили вдвоем. К сестре приходили учителя, наукам учили. А Брайде уже семь, но на нее махнули рукой — какие науки, когда булки с кренделями печь надо! В прошлом году весной была ярмарка в Женаве, и то не взяли на гулянья. Потом пришлось сидеть дома из-за туарских воинов, застрявших под городом на целый месяц.
Ссохшаяся земля хрустела под ногами, в глазах рябило. За деревом справа мелькнул силуэт и сразу исчез.
Брайда тряхнула головой. Неудивительно, что у Лукена скверный характер, здесь любой бы обезумел. И все-таки интересно, почему сад такой чудной? В чем фокус?
Резко хлопнула дверь. Девочка дернулась, обернулась.
Сгорбленный Лукен стоял на пороге, в руке подрагивал хлыст.
Дать бы сейчас деру, обреченно подумала Брайда, но где там! Черные угли, что были у Лукена вместо глаз, скоро прожгут в ней дырку. Недаром на деревьях ни одного листика — все взглядом извел, злобный старикашка!
Губы Лукена разъехались в зловещей ухмылке.
Брайда попятилась, споткнулась, упала на жесткие комья. Подняв облачко пыли, совсем рядом щелкнул хлыст. Она зажмурилась, закричала, почувствовала, как запястье сдавили тиски. Ее поволокли по сухой земле.
— Кха... кха... кха... — старик не то зашелся в приступе кашля, не то закаркал, — нашла, что искала?
Он схватил за плечи, сильно тряхнул, и Брайда наконец открыла глаза.
Лицо Лукена прорезали глубокие морщины, рот уродливо кривился, на лысой голове блестели капельки пота.
Девочка неопределенно качнула головой — пригрози ей сейчас чем угодно, она бы и пискнуть не смогла.
— Еще раз придешь, кха, навсегда здесь останешься, — Лукен задумчиво посмотрел вверх.
Брайда задрала голову вслед за ним — в свинцовом небе, распластав крылья, парила огромная серая птица.
Девочка поежилась — стало нестерпимо холодно.
— Вон отсюда! Кха! — угли глаз блеснули, будто кто-то раздул тлеющий огонек.
Она бросилась к садовой двери, мигом открыла тяжелый засов, вывалилась на солнечный свет.
Под стеной, закрыв лицо руками, сидела Мариза. Брайда позвала сестру, но та откликнулась не сразу.
— Все хорошо! Уже хорошо! — она помогла Маризе подняться. — Пошли, пошли скорей, пока Лукен не передумал!
— Брайди! — сестра всхлипнула, бросилась обниматься, в ухо Брайды ткнулся мокрый нос. — Я должна была лезть с тобой, но мне сделалось так страшно... Ой, что это?
Мариза отстранилась, осторожно взяла за руку.
Девочка с удивлением уставилась на свое запястье. Исполосованная хлыстом кожа кровоточила, на месте удара остался спиральный порез. Она быстро убрала руку за спину.
— Ничего. Поцарапалась о ветку...
Стыдно было говорить правду. И вообще хотелось забыть о Лукене, как о дурном сне.

1. АТОРЕ

Аторе ступил на трухлявую ветку, замер. Дерево затрещало, но выдержало. Струйка пота обожгла глаза, скатилась на переносицу.
Тоннель закрылся, возврата нет.
Стараясь не смотреть по сторонам, Аторе медленно продвигался по ветке. Странное это было дерево — без листьев, без зеленых побегов, только высушенная мертвая кора. Нехороший знак!
Навалилась одуряющая тяжесть. Захотелось сжаться в комок и завыть. Он поднял голову, уже зная, кого увидит. На конце ветки, там, где вряд ли бы усидела и птица, стоял Чужак.
Черные глаза без белков смотрели сквозь Аторе. Чужак молчал, чего-то ждал. Он крутил в руках веревку, наматывал на запястье. Монотонно разматывал и все начинал сначала.
Невидимая связь между ними натянулась, острый крюк в груди дернулся. Аторе непроизвольно подался вперед, пошел быстрее, побежал. И сам не заметил, как под ногами оказалась пустота.
Чужак исчез.
Оглянулся – и в лицо полетели прозрачные осколки. Дерева больше не было. На его месте рассыпалась в пыль хрустальная башня. Аторе начал тонуть в пустоте, беспомощно размахивая руками. Он не успел спасти дерево. Он ничего не успел — только закричать.
Крик связал сон и явь в единую нить. Глаза открылись сразу, как бывало в военном походе.
Аторе отбросил одеяло, сел на кровати. Сердце зашлось в бешеной скачке. Вот она старость! А чего он ждал? Саламанкеро давно потеряли силу, это раньше они были великими мастерами судьбы, а теперь — гильдия прядильщиков в услужении у правителей герцогств, дукэ. Работают не за страх или совесть, а за хорошую пожизненную плату.
Он резко встал, распахнул окно. Морозный воздух ворвался в теплую комнату, дрогнул и погас огонь в камине. Последнее сражение еще не проиграно! Аторе сумел отбить набеги туар, заново отстроил город, и сейчас не справится с одной трухлявой веткой? В конце концов, рядом Ана.
Он вырастил дочь сам. Его жена, Тейлал, ушла, когда девочке едва исполнилось три года...
Тогда Аторе выиграл войну с туарами — он дотронулся до перебитого носа — не такая уж большая личная плата за победу, городу досталось гораздо больше. Крепостная стена зияла брешами, ратуша стояла без крыши — смола с катапульты прожгла ее насквозь, университет лишился трех башен и витражных окон. Весь город покрылся язвами разрухи.
Аторе взял в плен сотни туар, их руками он и восстановил Альберу. Решил — справедливости ради они должны исправить то, что так яростно уничтожали. И наверняка все та же справедливость толкнула его на встречу с безумной туаркой.
На парапете заново отстроенной башни, балансируя на каблуках, стояла смуглая девушка, замысловато сплетенные косы разметались по плечам. Она повернулась, гордо вскинула голову, протяжно выкрикнула что-то ему в лицо. И занесла ногу над пустотой. Миг — и девушка прыгнет. Аторе рванул сквозь толпу, ухватился за камни, полез вверх.
Он удержал Тейлал от шага в пропасть. Через полгода она стала его женой, а еще через год у них родилась дочь Ана. Но Тейлал не смогла отказаться от свободы и ушла в ночь, оставив короткую записку: «Не ищи».
Ему никогда не понять туар — дикий, необузданный народ. Они приносят жертвы звезде Зер — самозабвенно мстят саламанкеро за прошлое. Время утекает песком, но ничего не меняется, туары и саламанкеро стоят по разные стороны цитадели...
Аторе быстро оделся, спустился, вышел за порог — лицо обожгли снежные крупинки. Он запахнул плащ, потянулся к пряжке. Кош разрази эту немощь — руки не слушались, скрюченные пальцы еще долго возились с застежкой.
Ветер гнал облака снега над пустынной площадью. Несмотря на утреннее время, над лавками горели фонари — тяжелая грязная туча не оставила солнцу ни одной лазейки.
В небе жалобно крикнула картьяра. Аторе прислушался — нет, не его птица, несет новости кому-то другому.
— Эй, добрый человек, пожалуйте старику-бедняку пару звонких тенаро (1)!
Аторе раздраженно развернулся, каблуки вспороли хрустящий снег. С каких пор в Альбере завелись попрошайки? Он открыл было рот прогнать бедняка, но поднял голову и осекся. На Аторе смотрел древний старик. Тусклые больные глаза в сети морщин. Желтые, жидкие пряди неопрятно торчат из-под туарской чалмы. Уродливо скривился набок перебитый нос. Старик поклонился и отступил назад. Екнуло больное сердце — перед Аторе раскланивался двойник, годами так десятью постарше.
Давно тени не захаживали в Альберу...
Он собрался, настраиваясь на защиту. С губ слетели забытые ритмы. Тень дрогнула, сквозь ее дымный силуэт пробился огонек фонаря, что висел над лавкой булочника напротив. Тень загустела, налилась силой. Аторе повысил голос, но ритмы не помогали.
— Так монеток жалко? — проскрипел старик-тень и затрясся в беззвучном смехе.
— Ты и горсти пыли не стоишь. Зачем пришел?
Если Чужак к нему зачастил, и Аторе выдерживает его визиты, почему бы не поговорить с тенью? Неприятно, но терпимо. Он поморщился, перед глазами поплыли круги — надо побыстрее заканчивать. К настоящему саламанкеро никогда не придут тени, если сам он их, конечно, не позовет. А вот Аторе чужая сила полюбила, как своего.
— Девять месяцев осталось, добрый человек, попомни мое слово, — старик сплюнул, кровавая роза расползлась по снегу, — конец слугам судьбы, конец...
Старик заковылял прочь, заметно прихрамывая на левую ногу. Дошел до ратуши и растворился в стене.
Аторе оторопело смотрел вслед. Тени и раньше проходили сквозь стены — это не новость. Скверно другое — старик не предложил сделку. Но тени никогда не являются просто так. А значит, договор состоялся, только он не понял еще, что отдал.
Ветер сбросил капюшон, насыпал снега за шиворот, Аторе очнулся и заспешил к ратуше. Нащупал в кармане ключ, открыл дверь во внутренний двор. Еле сдерживая нетерпение, пересек заснеженные аллеи. В глубине сада его ждал старый мейз Соккело — ровесник Альберы, а может, и старший брат. Вечнозеленый кустарник расступился, с готовностью принял Аторе.
Направо, поворот, дальше вперед мимо ложного хода, снова направо. Он знал мейз наизусть. Не просто знал — чувствовал. Грош цена саламанкеро, если тот не поладил с Соккело. А были и такие. Добраться до дерева через сеть ходов, большая часть которых вела в тупик, удавалось не каждому — мейз доводил бедняг до исступления, заставлял кружить на одном месте часами. Некоторые, обезумев, бросались напролом через зеленицу и расплачивались язвами по всему телу. Несмотря на безобидный вид, листья кустарника были ядовиты.
Его самый способный и самый любимый ученик Барбо Баке не раз штурмовал Соккело, прежде чем дошел до сердцевины. Но дерево так и не открылось старательному Баке...
Тоненький стебель едва доставал Аторе до груди. А ведь растет дерево не сто и не двести лет. По преданиям саженец привезли эпоху назад из павшей цитадели — с родины саламанкеро, которой больше нет.
Он смел снег с круговой скамейки, опустился на расчищенное место. Согрел руки дыханием, прикоснулся к веточке, и та доверчиво потянулась навстречу. Теплая волна качнула Аторе, он закрыл глаза, откинулся на спинку скамейки.
Громко бьется сердце матери, он может родиться и может сразу же умереть. «Мальчик, живой!» — кричит повитуха, мир взрывается светом и звуками. Выбор сделан, первая развилка пройдена...
Ему два года, он выбегает на улицу. «Аторе!» — няня идет следом. Он оглядывается, пятится назад. Перед самым носом бьет копытами ошалелый конь. Судьба меняется, ветка дает новый побег...
Сумасшедшая туарка стоит на стене, миг замешательства — и он карабкается на башню...
Выборы, развилки, снова выборы...
Аторе открыл глаза — он был внутри дерева. Тоннель излучал мягкое тепло, мерцали крылья облюбовавших кору жуков. Он встал, двинулся вперед, раздумывая над словами тени. Должен быть способ спасти гильдию. Тени всегда играют на слабостях. И Чужак — тоже.
После развилки Аторе по наитию свернул налево. Дерево под ногами проваливалось, превращаясь в труху, да и жуков поубавилось — идти стало труднее. Плохой тоннель, неправильная ветка.
К тому же тоннель становился все ниже, и Аторе пришлось согнуться в три погибели. Впереди снова мелькнула развилка. Он, не думая, выбрал правый поворот. Воздух пропитался сыростью, стены набухли, под ногами захлюпали лужи. Куда же его несет...
За спиной осталось не меньше пяти развилок. В другое время Аторе давно бы повернул назад. Задача обещала быть не из легких. Любое вмешательство в судьбу было подобно камню, брошенному в тихую воду — на гладкой поверхности реки-жизни появлялись круги-последствия. В том и состояло искусство саламанкеро, чтобы поднять как можно меньше волн и одновременно добавить еще один камешек-событие в коллекцию судьбы. И если перемены грозили штормом, дерево сопротивлялось, вело по гнилым веткам, а то и вовсе схлопывало ходы. И не дай Кош саламанкеро оказаться в это время внутри тоннеля. Здесь звезды не помогут. Но он задал вопрос, и дерево пока пропускает его. Значит, надо идти дальше.
Жуки исчезли совсем, приходилось идти на ощупь. Снова развилка, поворот.
Щеку обжег морозный ветер, по глазам резанул яркий солнечный свет.
Аторе вывалился из тоннеля на обледенелую пристань, отметил место, где воздух шел рябью, запомнил детали. Рядом большой валун, под ним валялось перо чайки, на мерзлом песке следы.
Две девушки лет пятнадцати, крепко держась за руки, осторожно ступали по тонкому льду. Лед шел трещинами, девицы на миг останавливались и продолжали идти.
Татуировка на запястье — клеймо Чужака и отличительный знак саламанкеро — набухла, начала пульсировать.
— Гляди, Мариза, гляди! Что-то мелькнуло! — звонко крикнула румяная девушка, кровь с молоком.
Она схватила подругу за локоть, напряженно всматриваясь вперед.
— Ох, Брайди, я ничего не вижу. Пойдем отсюда! Не ровен час утонем! — серьезное лицо худощавой спутницы вытянулось, она шагнула назад.
— Вчера над морем был звездопад, я видела! Говорят же, под Ойль все возможно! А вдруг, вдруг мы найдем осколок звезды? Мариза, Мариза, у нас в руках сама судьба, а ты хочешь уйти! — голос девушки сел от обиды.
Аторе выругался про себя — сколько этих выдумок ходит по свету! Еще бы в костер за звездой полезли. Да Кош разрази такую удачу! Но нет худа без добра — теперь он знал, что делать. От запястья Аторе к румяной девице потянулась тонкая светящаяся нить. Кош всегда дает такие подсказки — выпячивает нелепое, чужеродное, лишнее. Это и должен поменять саламанкеро.
Аторе осторожно ступил на лед, вполголоса запел ритмы.
Девушки недоуменно оглянулись. Они его не увидят и не услышат. Там, где стоит Аторе, немного задрожит воздух — и все.
Постепенно ритмы набирали силу. Он зажмурился, представил, как срастаются под ногами опасные разломы льда, снова шагнул. Нить засветилась ярче и тревога отступила. Если никто не сделает резких движений, справиться с задачей будет несложно.
— Мариза, нашла!
Аторе вздрогнул, ритмы ослабли, лед снова пошел паутиной трещин.
Та, которую звали Брайда, бросилась вперед за несуществующим осколком звезды, споткнулась и заскользила в полынью. Взметнулись руки, девушка сдавленно крикнула и ушла под лед. Мелькнул и исчез капюшон тяжелой накидки.
Та, которую звали Мариза, рванула следом, лед за ней опасно трескался, раскалывался пластами. Вот-вот тоже свалится в воду!
Тонкая нить между Аторе и той, которую звали Брайда, оборвалась. Запястье начало ломить.
Вот почему тоннели были такими страшными! Вмешательство повлечет слишком большие перемены в судьбах других, всплеск от камня породит бурю. Нить рвалась очень редко, но если такое случалось, саламанкеро должен немедленно уходить из тоннеля. Бежать! А оставшись, он действовал на свой страх и риск — малейшее неверное движение могло стоить жизни. Так дерево защищалось от хаоса: оно уничтожало саламанкеро, а заодно и последствия его поступков. При других обстоятельствах можно было изучить соседние ветки и выбрать наименее разрушительный ход событий, но на это нет времени. Одна из девушек сейчас погибнет!
Аторе бросил взгляд на полынью — по пояс окунаясь в ледяную воду, хрупкая Мариза хватала накидку Брайды, тащила на себя, но мокрая одежда выскальзывала из слабых рук. Девушка беззвучно плакала, согревала закоченевшие пальцы дыханием и снова бралась за накидку.
Зер с ними, с правилам! Он не может вот так стоять и смотреть, как у него на глазах умирает девушка. Потом себе не простит. Чего бояться? Каждый день его навещает Чужак — куда уж хуже...
Аторе лег на лед, пополз, снова зашептал ритмы. Нельзя быстрее, нельзя медленнее, надо попасть в унисон. Есть! Он схватил накидку, потянул на себя, рядом всхлипнула еле живая от холода Мариза, посиневшие пальцы разжались. Аторе сунулся по плечи в полынью, поймал безвольную руку...
Изрядно перемерзшая, но живая, Брайда лежала на берегу. Кто-то сжалился и укрыл девушку теплым плащом. На выпростанной руке темнел шрам в виде закрученной нити. Вокруг суетились люди, успокаивали худенькую Маризу — как оказалось, сестру пострадавшей девушки.
Аторе тяжело поднялся с камня. Дело сделано.
Он задержал дыхание и вошел в плывущий рябью воздух, перебросился в тоннель. В тело впились тысячи иголок, волосы встали дыбом.
Когда он очнулся на скамейке перед деревом, солнце стояло высоко — бешеный ветер навел порядок и разогнал снежные тучи. Аторе дрожал, мокрая рубаха липла к телу. Надо кликнуть Энеко, пусть нагреет воды, приготовит сердечный отвар. Согреться и успокоиться — все, что сейчас нужно.
Он встал, побрел ко второму выходу Соккело. В голове крутилась назойливая мысль. Казалось — вот-вот он ухватит ее, развернет к себе и посмотрит нахалке в лицо, но каждый раз та ухитрялась улизнуть и принималась за старое. Почему-то вспомнился Чужак из сна — веревка скользила по его руке, наматываясь спиралью.
Аторе дошел до порога, полез в карман за ключами, но дверь распахнулась сама. Энеко почтительно поклонился и сразу заспешил на кухню. Как хорошо, когда тебя понимают с полуслова! Не раздеваясь, Аторе поднялся на второй этаж, плотно закрыл за собой дверь кабинета.
Сорвал плащ, застежка полетела на пол, жалобно звякнула. Аторе устало опустился в глубокое кресло рядом с камином, протянул к огню руки. Стало тепло и тело благодарно расслабилось. Он подождет, пока Энеко принесет отвар, а потом подумает, что делать дальше.
Картинки прожитого дня мелькали перед глазами. Аторе снова увидел шрам на запястье Брайды. Подскочи, заметался по кабинету, как пойманная в силки ритмов тень.
А потом вспомнил Чужака и веревку в его руках.
Девушка со шрамом нужна Чужаку! Неужели все так просто? Саламанкеро возвращают Брайду с порога смерти, и Чужак оставляет их в покое? Нет, не так... Аторе шел в дерево за ответом, как спасти гильдию, а, выходит, что выполнил волю неведомой силы.
И вряд ли Чужак вдруг захотел им помочь — это существо не способно на сострадание.

2. БРАЙДА

Брайда смутно помнила, что случилось после того, как неудачно поскользнулась на льду. Она могла поклясться, что видела, как блестит луч звезды у кромки полыньи и переливается гранями огненный шар. А потом стало очень холодно и жарко одновременно. Девушка хотела крикнуть, но холодный жар опалил горло, и она провалилась в темноту.
Неделю ее лихорадило. Где-то далеко шел праздник Ойль, укладывали в корзинки яблоки, жгли костры в заснеженных горных долинах, а Брайда металась в бреду между призрачными звездами и коркой льда. На короткие мгновения она приходила в себя, чтобы увидеть лицо Маризы — озабоченное, серьезное, и мамино — растерянное. Чьи-то руки поднимали ей голову, вливали в рот горький терпкий отвар. Брайда откидывалась на подушку и будто снова падала под лед.
Жар сменила слабость — тело будто окаменело, малейшее движение стоило невероятных усилий... Девушка рассматривала украшенные любицой потолочные балки, изучала длинные, чуть скрученные листики.
В то утро, когда Брайда смогла подняться с кровати, она сразу бросилась искать Маризу, но сестры не оказалось дома. Придвинув стул к окну, она забралась на него с ногами, укрылась овечьим одеялом. Будет дожидаться Маризу здесь!
Хватит с них передряг. Брайде с детства не давали покоя безумные затеи, а отдувались всегда вдвоем. И неизвестно, кто больше. Взять то же приключение в саду Лукена. Как она ни старалась спрятать пострадавшую руку — отец все равно заметил. Брайда только открыла рот, чтобы соврать, но Мариза уже призналась, что во всем виновата сама. Отец, конечно, не поверил, но в погреб засадил обеих... Мариза помогала печь ненавистные булки, пересказывала втолкованные учителями премудрости, потом упросила отца оплатить занятия для обеих. Они вместе сражались с соседскими мальчишками — Брайда стащила рогатку, и на нее объявили облаву...
Девушка поежилась под колючим одеялом.
В тот день перед Ойлем все обошлось — обе остались живы, это же счастье! И не нужно никаких осколков звезды...
Брайда не заметила, как стемнело. А Маризы до сих пор не было — очень странно.
В один миг за ее спиной очнулся весь дом. Засуетился отец, мама забегала испуганной курицей. Куда Мариза денется, отмахнулась Брайда от дурных мыслей, а сердце испуганно сжалось...
Они обыскали Женаву вдоль и поперек: трактиры, пристани, ремесленные кварталы и сверкающую особняками знати аллею Нево, каждую узкую улочку-каруджи от гавани до рыночной площади и от площади до дворца дукэ. Помогали все — соседи, пекари из гильдии, даже незнакомые люди. Но Маризу будто тени украли.
А может, не тени, а ледяное море? Девушку бросило в жар, показалось —лихорадка вернулась. Нет, нет, Мариза осмотрительна и осторожна, это Брайда всегда попадала в переделки, но только не сестра.
Пока искали Маризу, о ней забыли. Но болезнь все равно отступила — несмотря на бессонные бдения, слезы, страх за сестренку. Остался только сухой, режущий горло кашель. И куда более жуткий враг — отчаяние.
Отец приходил поздно — издерганный, осунувшийся, с посеревшим лицом. Он отмалчивался, не смотрел на Брайду. Мать неделю металась по улицам — не доверяя сторонней помощи, искала Маризу одна и каждый вечер твердила, что на следующий день найдет свою девочку. А потом резко, за ночь, переменилась — перестала выходить из дома, только тихо спрашивала, когда вернется Мариза. Брайда старалась не заглядывать ей в глаза — там было темно и пусто...
За окном — безлюдная заснеженная улица. Праздник стерся, померк — веночки из падуба на соседских дверях раздражали, веселые компании школяров, нет-нет да оглашающих улицу громким смехом, выводили из себя.
Девушке все грезилось, что вот Мариза бежит к двери, на губах — привычная легкая улыбка, сейчас сестра позвонит в колокольчик, и Брайда распахнет дверь, бросится Маризе на шею, вдохнет знакомый родной запах мяты и лаванды...
Но сестра пропала десять дней назад, она не вернется. Сердце оборвалось и тяжелым камнем ухнуло вниз. Горло заскребли изнутри чьи-то острые когти, и девушка зашлась в приступе кашля.
Надо, надо что-то придумать! Мариза ведь смогла ее вытащить из ледяной воды, и что же она ничего для сестры не сделает?
Вчера Брайда подслушала разговор отца с пекарями из гильдии, которые помогали искать Маризу. Один предложил проверить пристань квартала рыбаков Баккарассе. Отец сразу отмахнулся — Гайет не мог поверить, что старшая дочь была способна забрести в неблагополучный, кишащий пьяницами и ворами квартал. Брайда тоже не верила, но лучше уж наведаться в Баккарассе, чем сидеть сложа руки.
Девушка натянула сапоги, закуталась в накидку потеплее и вышла из дома. Следить за ней все равно некому. Если бы она исчезла, вряд ли бы кто-то заметил, подумалось с горечью.
Ковер снега изрисовали черточки лапок — наверняка птицы недавно лакомились калиной. Снежинки лениво падали перед носом, солнце гладило крыши домов. Как похоже на тот злополучный день! Только Маризы нет рядом.
Брайда вдохнула морозный воздух и снова закашлялась. Остановилась, отдышалась, и пошла прямиком к Сиверийским воротам, оттуда она попадет в гавань, а там через Баккарассе до заброшенной пристани рукой подать.
Девушка старалась не смотреть по сторонам, она и так знала, что на каждой двери красные ягоды в обрамлении острых глянцевых листиков, камни у домов раскрашены узорами и обвиты плющом. В воздухе витает запах костров: ветер принес с севера, из горных долин. Люди выгнали самую долгую ночь в году, теперь согревают землю огнем.
Год назад отец первый раз позволил остаться у костра на ночь. Долговязый рыжий Клето весь вечер просидел с ней бок о бок, и только под утро отважился скользнуть губами по щеке, неловко сунув в руку маленькую веточку. Любица — догадалась девушка. Она подняла глаза на сестру, Мариза подмигнула и заговорщически улыбнулась. Теперь и у Брайды есть веточка любицы, в нее кто-то влюблен! Здорово! Как здорово! Поцелуй тогда обжег щеку, но прошло время, и все забылось...
Улица пошла под уклон, Брайда поскользнулась, скатилась вниз и едва не расплакалась от досады. Как же она ненавидит этот праздник! Глупые обычаи ничего не значат. После той ночи Клето так и не подошел к ней. Надо выбросить эту проклятую ветку! И чему только люди вокруг так радуются? У Брайды пропала сестра, а у них праздник!
Она шмыгнула носом. Надо собраться с духом, в Баккарассе сопливых не любят.
Девушка надвинула капюшон поглубже на глаза и зашагала меж нескладными замызганными домами. Лачуги рыбаков жались друг к другу, точно поднявшиеся булки в тесной печи. Скалистый крутой берег не оставлял им выбора — каждый клочок земли шел в ход.
Здесь праздником и не пахло, но так даже проще.
Улицы пустовали: погода не для гуляний и не для лова. Двое пьяных мастеровых вышли из трактира, и, придерживаясь стен, побрели по улочке вверх.
Куда идти? Кого спрашивать? Брайда растерянно огляделась.
За дальним причалом в четверти мили от берега, где лед уступал место открытой воде, качалась шхуна. Паруса были спущены, но девушке показалось, что они черные. А ведь корабль наверняка пиратский. Корсары похитили Маризу, провернули в гавани свои грязные делишки и теперь готовятся отплыть!
Брайда заметалась по пристани. Как же добраться до шхуны?
По причалу обходить — делать крюк, ее заметят. По льду до корабля гораздо ближе, но и так нельзя — слишком опасно. А ведь не сегодня-завтра шхуна уйдет из Женавы и, может, увезет в трюме Маризу!
Лед потрескался — края обломанных льдинок торчали из воды, как сахарная корка на варенье. Чайки кружили над мерзлым морем, сварливо переругивались, били друг друга крыльями.
Брайда в сердцах поддела башмаком снежно-песочное месиво. Или сейчас, или никогда!
Она прыгнула на льдинку — та покачнулась, девушка едва удержалась, перепрыгнула на другую. Главное — не останавливаться.
Солнце отражалось от льда, било в глаза. Башмаки намокли, отяжелели, передвигаться стало труднее. Она старалась не выпускать пиратский корабль из вида, и почти не смотрела под ноги. Ей бы подобраться поближе, еще немного поближе! И рассмотреть, что у них на борту происходит. А потом она вернется с подмогой. Но сколько Брайда ни прыгала, шхуна не приближалась.
В крики чаек врезался странный звук. Девушка дернулась и остановилась, балансируя на скользком льду. Только сейчас она поняла — корабль снялся с якоря и, развернувшись кормой, уходил в открытое море.
Брайда застонала — уплывает Мариза, а она ничего не может сделать! Оглянулась по сторонам, в панике закружила по льдине. Святые звезды, она сейчас утонет! Девушка прыгнула в сторону берега, поскользнулась, упала на колени, переползла на качающийся лед...
Она не помнила, как добралась до суши. Тело била крупная дрожь, Брайда притоптывала и приплясывала на месте, пытаясь согреться.
Звук повторился. Она встрепенулась, подняла голову. Мимо пристани не спеша ехал пестрый фургон. Лошади устало трусили, фургон опасно покачивался на мерзлых ухабах, возница в желто-зеленом шутовском колпаке фальшиво что-то насвистывал. Брайда спрятала окоченевшие руки под накидку, побежала к дороге. Колесо подбросило на ухабе, полог разошелся, и между ярких тряпок мелькнула рука с розой, всклоченные волосы, белая маска лица. Намалеванные красные губы разъехались в улыбке, цветок взлетел в воздух.
Девушка завороженно наблюдала за действом, забыв о промокших ногах, о холоде, о зиме. Роза описала в воздухе дугу — Брайда моргнула, охнула. Вместо цветка на снег легли две атласные ленты и тут же растаяли — вот они были, а через миг исчезли!
Она в недоумении уставилась на уходящий фургон. Казалось, нелепая улыбка сейчас отделится от выбеленного лица и поплывет по воздуху. Но фургон снова подпрыгнул на выбоине, завеса качнулась, съев улыбку, и белое, под цвет снега, лицо.
По спине пробежали мурашки, Брайда вытерла лоб — в такую-то погоду ее бросило в жар.
Громоздкая повозка свернула с набережной, скрылась из вида.
Девушка нехотя поплелась домой.
Что ж это получается — роза превращалась в ленты, ленты таяли на снегу и вновь оборачивались розой в руке у паяца? Ловкий трюк? Наверняка. Мальчишки с улицы Пекарей тоже кое-что умели, например, монетку в пять тенаро из-за уха достать. Правда за леденец потом выболтали девушке секрет.
Баккарассе остался позади, четверть часа — и она дома. Вернется ни с чем, с досадой подумала Брайда. А что было делать? Взять штурмом шхуну, отбить Маризу? Да ее первый же матрос в дугу скрутит. И с каких пор она стала такой осторожной? Девушка закусила губу, чтобы не разреветься. Раньше за спиной всегда стояла Мариза. Брайда знала, что рядом сестра, и если что — спасет. А теперь она одна.
Думай, бестолковая голова, думай...
Вот оно! Девушку охватило радостное возбуждение, она ускорила шаг. Ведь смог паяц раздобыть розу посреди зимы, сделать из розы ленты и заставить ленты исчезнуть! Чтобы так все ловко провернуть, надо знать то, что не знают другие. Как саламанкеро!
Брайда опасливо оглянулась, будто ее мысли мог кто-то подслушать. О господах саламанкеро из гильдии прядильщиков старались не только не говорить, но и не вспоминать.
Отец, выпив кружку-другую сидра, любил вести умные беседы. Мол, с дукэ лучше не ссориться, и если тот косо смотрит на уличные драки, зачем ходить по кварталу со шпагой на перевязи? И раз саламанкеро в фаворе у светлейшего дукэ Дамиана, будь добр — заткни свое мнение за пояс. «И тогда, — вещал порядочно захмелевший Гайет, сжимая в руках недопитую кружку, — всем будет счастье. Надо знать правила, — многозначительно икал отец, — и следовать им».
Горожане не видели саламанкеро — те жили при дворце дукэ, скрытые от любопытных глаз толстыми стенами. Говорили, будто гильдия прядильщиков может многое — хоть Женаву в пепелище превратить, хоть деревьями море засадить, отвести туарскую напасть, справиться с мором. Но звезды упаси встать у них на пути — дукэ в подвалах тюремных сгноит, или того хуже — сами саламанкеро рассердятся, теней нашлют.
Встречаться с тенями Брайде не хотелось, но ради Маризы она была готова и на это. После неудачного набега за вишнями сестер тянуло к саду Лукена, как глупых рыб в невод. Там они и столкнулись нос к носу с тенью. У девушки выпрыгивало от ужаса сердце, а тень молча смотрела на нее, напитывалась страхом и постепенно превращалась в лысого старика. Полупрозрачный Лукен протянул дрожащую руку, вцепился в отмеченное шрамом запястье Брайды. «Чего хочешь? Кха, кха!» — прокаркал старик. В тот миг девушка отчетливо поняла — можно просить, что угодно, все исполнится. Но она не успела и рта раскрыть, на помощь, как всегда, пришла Мариза — вытолкала из переулка прочь. Брайда очнулась уже на пороге дома, прижимая к груди пустой кувшин — о молоке, которое надо было купить на рынке, сестры начисто забыли...
Брайда потянула на себя дверь, отряхнула ботинки от снега, вошла в дом.
— Где тебя тени носят? — отец посмотрел исподлобья, дикий огонек блеснул в глазах.
Мать сидела на высоком стуле у камина, безмятежно улыбалась. Девушка вздрогнула, опустила голову. Она не знала, на кого страшнее смотреть.
— На пристани была, — первый раз в жизни Брайда не пыталась соврать.
Будь что будет, выволочки она не боялась. Самое плохое уже случилось — Сестры нет. Нет рядом с ними, поправила себя девушка.
Гайет обмяк, сразу осунулся, глаза потухли. Наверное, тоже вспомнил Маризу, поняла Брайда.
— А ну-ка быстро на кухню, — невыразительно сказал отец, — у нас большой заказ от дукэ Дамиана, звезды его благослови...
Девушка облегченно вздохнула, стянула ботинки, примостила их у камина — пусть сохнут. Мокрая накидка осталась на спинке стула напротив окна. Брайда прошмыгнула на кухню, потянулась к переднику...
Тесто липло к рукам, узел платка давил на затылок, но ничего не поделаешь, надо терпеть. Заказ дукэ — дело серьезное. Не дай Кош волос упадет в тесто — отец лишится не только работы, но и головы!
Скоро Гайет придет с проверкой и обязательно к чему-то придерется — тут тесто рвется, там комками взялось. Но даже это не смогло бы испортить Брайде настроение. Полночи на кухне не прошли даром — она все придумала!
Страшней саламанкеро зверя нет? Как бы не так! Страшней бессилия зверя нет — вот это правда! Она не станет больше искать огонек на льду, надеясь на звездную удачу.
Отец ни за что бы не согласился с ее планом — он боится дукэ, боится нарушить правила. Вот Брайда и не будет никого спрашивать.
Девушка вынула из печи порцию румяных булок, улыбнулась, вдохнула пряный аромат — как же вкусно пахнет! Почему она не замечала этого раньше?

3. АНАБЕЛЛА

Испуганно крикнула картьяра, крылья ударили по витражам.
Анабелла резко встала, опрокинув стул, в два широких шага оказалась у окна, распахнула створки. Во внутреннем дворе возился ловчий, собирая порванную сеть.
Картьяра сделала круг над башней замка и нырнула в окно. Крепкие когти обхватили плечо — птица завозилась, устраиваясь поудобнее. Анабелла захлопнула окно от беды подальше. Стекла витражей соединились в алую розу.
Значит, дукэ решил с ней поиграть и приказал выловить картьяру. Правда, не учел одной особенности: птицы саламанкеро обучены выбираться из любых ловушек.
Анабелла вернулась в кабинет, рассеянно провела пальцами по узору столешницы, криво усмехнулась.
Дукэ хочет знать, чего она стоит без картьяры. Браво! Брависсимо! Только что же так мелко? Зачем тратить силы на птицу, если вот она, Анабелла, всегда перед вашим благородным носом! Берите, дукэ Дамиан, голыми руками, заодно и узнаете, хватит ли у негодяйки силенок выбраться с той стороны звезды.
Она выдохнула, пытаясь успокоиться. Подставила предплечье, и птица послушно перешла на руку, вопросительно наклонила голову.
— Тебе-то за что такое наказание?
Женщина погладила картьяру, привычно скользя по гладким перышкам. Птица многозначительно моргнула — мол, и не такое бывало, не тужи, хозяйка!
Картьяра определенно понимала в жизни больше, чем сама Анабелла.
Птицы считались подарком Чужака. Но коль скоро картьяры исправно носили сообщения, безошибочно находя адресата по всему подзвездному миру, Анабелла ничего не имела против. Пусть лентяи и бездари боятся неведомого. А ей некогда — слишком много работы. Отец там один, здесь она одна. И на Ферро нет надежды — только звезды знают, что взбредет в его буйную голову в решающий момент.
Птица нетерпеливо прокурлыкала, щелкнула клювом — мол, пора и весточку прочитать. Анабелла позволила картьяре сойти на стол, та с резким хлопком раскрыла крылья. Пальцы нырнули в складку-карман под правым крылом птицы — женщина вытащила записку.

Ана, ты нужна в Альбере, поторопись! Мы должны найти цитадель...

Цитадель?! Анабелла отложила письмо. Она не думала, что Аторе так быстро сдастся какой-то хвори, тем более — безумию. В таком случае все весьма плачевно. Саламанкеро искренне верить в существование цитадели — все равно, что обывателю искать осколки звезды в канун Ойля. То развлечение детворы, а ее отец — глава гильдии.
Древние манускрипты пестрят легендами о цитадели, но это всего лишь романтические образы прошлых эпох. Какое отношение они имеют к насущным делам гильдии? Мятежные саламанкеро во главе с Барбо наседают на пятки, туары вот-вот доберутся до Альберы, Ферро того и гляди пойдет войной на весь мир, а мысли Аторе занимает цитадель!
Анабелла беззвучно выругалась, вскочила, зашагала по комнате. Картьяра беспокойно взмахнула крыльями. Женщина остановилась — надо взять себя в руки. Ведь больше вытягивать Альберу некому.
Она вернулась к записке.

Я не говорил раньше, почему так важна Брайда. Думал, ошибся. Но теперь знаю наверняка: девушка — выкуп Чужаку. Он не оставит ни меня, ни гильдию, пока не получит ее. Ана, он приходит каждую ночь, никому бы не пожелал такого гостя.
Но меня пугает эта сделка. Я не пекусь о бренном теле — ему недолго осталось. Мне страшно потерять совесть. И я не хочу отдавать власть Ему. Ты должна понять...

Снова Чужак. Откуда такой страх перед ним? Она помнила свое посвящение. Да, было неприятно, но не настолько, чтобы терять рассудок. Анабелла отказывалась понимать Аторе. От задумки отца веяло лихорадкой и бредом.
Она бы не удивилась, запроси Чужак кого-то из саламанкеро — это могло иметь смысл. Ослабить, уничтожить гильдию, воспитать преемника в конце концов. Но Брайда?! Анабелла неплохо изучила девушку, пока по просьбе Аторе «приглядывала» за ней. С каких пор Чужака стали интересовать простолюдины? Ладно бы Брайда блистала необычными талантами, но дочь пекаря остается дочерью пекаря. К тому же неумна. Ее сестра и то была толковее. Но руку Брайды уродовал шрам, и Аторе считал это важным.
Между тем девчонка доставляла бездну хлопот. На днях ей снова вздумалось гулять по льду, пришлось менять ветку, срывать с места бродячий цирк. Анабелла уже не надеялась на удачу: ветка оказалась сырой, ненадежной, нить могла в любой момент оборваться, и Брайда бы сгинула в море. Но нет, все-таки выжила. Лучше бы... Ладно, хватит об этом.

...я долго думал, Ана, другого выхода нет. Или мы подчинимся чужой силе, или найдем цитадель и войдем в прадерево. У нас год, может, меньше...

Анабелла дочитала письмо до конца, бросила в камин, поворошила кочергой взявшийся огнем листок. Бумага почернела, рассыпалась в пепел. Так-то лучше. О делах саламанкеро никто не должен знать. Дамиан стал слишком любопытен — сегодня он распотрошит картьяру, а завтра споется с Барбо и начнет гонения на прядильщиков.
В дверь тихо поскреблись — женщина поспешно залила пепел водой из графина, отряхнула платье, придала лицу безмятежное, чуть скучающее выражение, и только тогда открыла дверь.
— Светлейший дукэ просит госпожу саламанкеро незамедлительно пожаловать в покои! — Дрэго согнулся чуть ли не пополам, сверкая лысиной в ореоле жиденького белого пушка.
Анабелла невольно поморщилась. Сколько почестей! Насквозь фальшивых, правда. Наверняка преданный слуга Дамиана сейчас зыркает глазами по ковру, принюхивается, высматривает.
Дрэго наконец распрямился, пошатнулся, лицо побагровело. Как бы старика не хватил удар. На все готов ради любимого дукэ! Но, возможно, Дамиан ему просто не оставил другого выхода.
Она коротко кивнула и вышла в коридор. Дрэго засеменил следом.
Звук шагов отлетал от каменного пола, эхом несся к высоким потолкам. Украшенные мозаикой стены живописали подвиги дукэ. Вот Дамиан замахивается смертоносным копьем, чтобы поразить отряд бегущих в панике туар. Гордая осанка, брови сдвинуты к переносице, в глазах — молнии праведного гнева. Гигант Дамиан, напоминающий самого дукэ только роскошью парчовых штанов и расшитого золотом камзола, против маленьких, ростом не выше его сапог, туарских воинов. Вероятно, художник тоже очень трепетно любил дукэ. Под страхом смертной казни.
Коридор сделал резкий поворот, вывел на лестницу.
Сзади нетерпеливо сопел Дрэго — переживал, что она медленно идет, не приведи звезды, дукэ прождет на мгновение дольше. Но Анабелле спешить было некуда, Дамиан наверняка осчастливит очередным заданием, а ей бы в тишине да покое с мыслями собраться.
Она спустилась в зал — дукэ жил в соседнем крыле дворца, ей же отвел покои подальше — видно, их симпатия была взаимной.
Дрэго сопел в спину все громче, чуть не подталкивая ее к галерее, соединяющей два крыла, но Анабелла замерла, прислушалась. Со двора доносился шум: недовольно рявкнул стражник, ему ответил звонкий девичий голос.
Интересно, интересно... Урожайный сегодня у охраны день, то птички, то девушки. И рвения-то сколько!
Стражник поднял голос:
— Не положено!
Звякнули друг о друга алебарды.
— Не уйду, слышите, не уйду, пока к господину саламанкеро не отведете! — выкрикнула девушка.
Анабелла ухмыльнулась. Для такой выходки особого ума не надо. Но не каждый почтенный горожанин, пусть и с заслугами перед отечеством, отважится ломиться во дворец дукэ, да еще требовать встречи с саламанкеро.
— Г-г-госпожа саламанкеро, — от подобострастия Дрэго начал заикаться, — там… э-э… дукэ…
Подождет дукэ. Если девушку схватят — либо в подвале сгноят, в суматохе забыв доложить (не велика сошка), либо, напротив, сразу донесут Дамиану, и пропала юная жизнь. Может, публично высекут, а может, если не рябая и не косая… Дукэ всегда был неравнодушен к смазливым девицам, а тут такой повод.
Тем временем во дворе началась возня. Девица с охраной дерется?!
— Отпустите же! Отпустите! Я сама!
Значит, уже потащили к начальнику внутренней стражи.
Анабелла открыла тяжелую дверь, выскользнула на балкон. Обросший бородой, как дерево плющом, стражник подталкивал к середке двора белокурую девушку. Та понуро брела, опустив голову, с каждым шагом все медленнее и медленнее переставляя ноги. «Выигрывает время, — отметила про себя Анабелла, — соображает, как сбежать».
— Отпустите девицу!
Бородатый дернулся, забыл про добычу и поднял глаза на Анабеллу.
На стражника было жалко смотреть — лицо свело от напряжения и он принялся что-то невнятно бормотать. Выбор у бедолаги невелик. Либо сейчас госпожа саламанкеро превратит его в амбарную крысу (челядь считала, что Анабелла исключительно этим умением и держится при дворе), либо потом дукэ пытками дух вышибет за то, что девица без наказания осталась.
— Так я ж... мы ж…
Стражник наконец решился — хоть и короткая, но человеческая жизнь перевесила безбедное крысиное будущее.
Анабелла перевела взгляд на девушку и только крепче вцепилась в перила балкона. Не скрывая интереса, на нее пялилась Брайда. От возбуждения румянец стал еще ярче, глаза блестели восхищением. Анабелла надеялась, что ее лицо осталось бесстрастным, а дернувшуюся правую бровь не заметил ни Дрэго, ни стражник. Мнение Брайды ее не волновало.
У девчонки поразительная способность вляпываться в неприятности. Выгнать бы ее пинками со двора, чтобы хоть немного успокоилась, но игру надо довести до конца. Дрэго по-прежнему сопит за спиной, а значит дукэ непременно узнает всю историю, нельзя давать слабину.
— Я тебя слушаю, — сухо бросила женщина, не отрывая взгляда от Брайды.
Девушка опустила глаза, замялась.
— Мне бы к господину саламанкеро попасть... По очень-очень важному делу!
— Я тебя слушаю! — ледяным тоном повторила Анабелла.
Брайда съежилась, втянула голову в плечи. Повисло молчание. Только еле слышно хрустел снег — стражник нетерпеливо переступал с ноги на ногу, на его лице читалось желание быстрее покончить с нелепыми разговорами и вернуться к понятному и безопасному безделью.
— Мне только господин саламанкеро может помочь...
Что взять с дочери пекаря? В голове пустота, потому и смелая. Хороший бы солдат из нее вышел. Правда, прожил бы недолго.
— Я и есть саламанкеро. Говори!
Глаза Брайды округлились, она моргнула, оглянулась на стражника и вытянула шею, всматриваясь за спину женщины. Наверняка Дрэго вылез, одолело старика любопытство, догадалась Анабелла.
Брайда сглотнула и наконец решилась:
— Госпожа саламанкеро?! А разве женщины бывают прядильщика... ой, прядильни... прялками?.. — она осеклась и быстро заговорила, — сестренка пропала, с ног сбились, не нашли! Вот я и подумала: саламанкеро ведь все могут, ну что вам стоит человека отыскать? Сделаю, что скажете, что пожелаете, звездами клянусь!
Анабелла едва сдержала смешок. Оказывается, они все могут! Только защититься своим же мастерством не умеют. Вроде бы простая штука, а господам саламанкеро не под силу. Давным-давно они променяли дар править свою судьбу на свободу лезть в гнилые ветки и погибать там без защиты Кош. Одна развилка исчезла, другая появилась.
Значит, Брайда решила отыскать сестру. Что ж, нелегкая задача, если вообще выполнимая. Хотя кое-кому это под силу. Свести бы девчонку с Чужаком — пусть сами разбираются, у каждой стороны есть что предложить друг другу...
А благородные порывы иногда случаются к месту — не окликни Анабелла вовремя стражника, такой бы ход упустила! Только следующую партию они проведут без свидетелей.
— Ступай домой, — Анабелла бросила оторопевшей девушке, — я сама найду тебя, и мы поговорим о пропавшей сестре, — повернулась к бородатому, — проводите девицу!
Брайда хотела что-то сказать, но обрадованный спасительным приказом стражник уже подталкивал ее к воротам. Девушка пятилась, не желая выпускать Анабеллу из вида. Та ободряюще улыбнулась — мол, все хорошо и прыгать по льдинам больше не стоит. Брайда наконец скрылась за воротами, и женщина вернулась в галерею. Сзади недовольно шаркал Дрэго.
Крыло дворца с покоями дукэ выходило на сад. Под снежными шапками пригибались пальмы и кусты можжевельника — дукэ скупал деревья у торговцев со всех Пирей, нимало не заботясь, переживет ли сад очередную зиму.
Анабелла миновала галерею, поднялась в холл по узкой винтовой лестнице.
И здесь светлейший Дамиан не поскупился на дорогую мозаику. Коленопреклоненный дукэ воздел руки к небу, а под потолком в россыпи топазов сияла Кош, щедро одаривая его своим светом.
Дрэго ускорил шаги, вышел вперед и поскребся в украшенную гигантскими золотыми вензелями дверь. Не услышав ответа, замер в нерешительности, снова поскребся, приоткрыл створку и скрылся в покоях дукэ. Наконец старик распахнул дверь, впустил Анабеллу и привычно склонился до земли.
— А, госпожа саламанкеро! Рад вас видеть!
Щуплый дукэ, казалось, полностью утонул в огромном бархатном кресле.
— Отведайте, не пожалеете, — Дамиан небрежно махнул рукой в сторону изящного столика. На позолоченном подносе красовались сдобными боками присыпанные сахарной пудрой булочки.
Анабелла вежливо отказалась от угощения.
— Пекарь только принес. Специальный заказ для дорогих гостей. Не хотите? Жаль, — без тени сожаления в голосе заявил дукэ.
— Госпожа саламанкеро, — Дамиан резко встал, прошелся взад-вперед, напускное спокойствие как ветром сдуло, — я люблю угощать гостей, и если они отказываются от булочек, приходится потчевать их историями. Так вот, много лет назад я заключил пари с одним саламанкеро, что сумею изменить его судьбу прежде, чем он доберется до дерева. И кто, думаете, одержал верх?
Дукэ выдержал паузу, но Анабелла знала, что вопрос не нуждается в ответе.
— Никто, госпожа саламанкеро! Но лишь потому, что тогда я решил повременить. Однако пари еще в силе, и сейчас меня ничего не сдерживает... Но ближе к делу! Три дня назад туары вторглись в Тороно, не сегодня-завтра выступят на Женаву. Возможно выступят. Если вы не вмешаетесь, — в глазах Дамиана мелькнул опасный огонек.
Она кивнула. Дукэ любил угрожать красиво, но Анабелла давно свыклась с их противостоянием. Ее так и подмывало спросить, не туарских ли гостей Дамиан собрался булочками угощать, но женщина вовремя спохватилась. Скверно — она теряет терпение в самые неподходящие моменты.
— Мой дукэ, вмешаться нетрудно. Но вы знаете ритуал, не все возможно изменить, — Анабелла подчеркнуто вежливо поклонилась.
Едва заметная тень беспокойства легла на лицо Дамиана. Мелкая месть, конечно. Но услуги саламанкеро нужны дукэ, сейчас она может себе позволить его подразнить.
— Да, я знаю ритуал. И лучше, чем вы думаете, — Дамиан снова стал вальяжно-расслабленным, — кстати, как себя чувствует птичка? — он расплылся в благостной улыбке.
— Спасибо за беспокойство, неплохо, — сухо ответила Анабелла.
— Звезды были благосклонны, и у нас теперь тоже есть пернатое создание! По надобности можем одолжить. В знак большого к вам расположения, — дукэ хитро подмигнул и неожиданно громко свистнул.
Из алькова, цепляя крыльями потолок, вылетела картьяра, послушно уселась на руку Дамиана.
Внутри все перевернулось, но Анабелла заставила себя улыбнуться. Вежливо и немного насмешливо.
Дело даже не в том, что картьяра оказалась у Дамиана в руках — для дукэ она так и останется занимательной игрушкой. Надо быть саламанкеро, чтобы птица служила тебе. Все гораздо хуже — в гильдии завелся предатель! Вырастить картьяру — настоящее искусство и владели им только в Альбере. Птенец мог погибнуть в первый месяц от чего угодно: непривычной пищи, жары, холода, вплоть до грубого обращения. Значит, кто-то продал Дамиану птицу. Или обменял на услуги.
— К вечеру жду от вас хороших новостей!
Дукэ коротко кивнул, давая понять, что аудиенция закончена.
Анабелла поклонилась и вышла.
Без надзора Дрэго обратная дорога показалась намного короче. Не донимали бы еще мысли!
Если бы у прядильщиков был выбор, Анабелла ни за что бы не согласилась остаться саламанкеро при дворе Дамиана. Дукэ ей не понравился с первой встречи в Альбере. Но сейчас не то время, чтобы отказываться от службы.
Саламанкеро никогда не навязывали услуги, таково было негласное правило гильдии — дукэ сами должны добраться до Альберы и попросить помощи. Если правитель герцогства не способен преодолеть путь и гордыню, он не достоин услуг саламанкеро. Да и провести посвящение — открыть поток Кош на помощь двору дукэ — можно было только через дерево в Соккело.
Дамиан справился с дорожными передрягами, но гордыню оставил при себе. Он не умел просить и уважать, он приказывал и унижал. Но платил щедро. Достаточно щедро, чтобы гильдия закрыла глаза на его несовершенства. Тем более приток средств от других дворов мельчал с каждым годом, и негоже было пренебрегать серьезными заказами. Отцу нужно поддерживать город, обучать детей ремеслу прядильщиков, заботиться об обороне.
Ее предшественник, саламанкеро Лукен, служил в Женаве лет восемь назад, потом пропал без вести. Старик оставил много следов — о нем помнили, на дом указывали пальцем — но сколько ни искали, Лукена так и не нашли. Аторе говорил, он был сильным саламанкеро, лучшим в своем роде.
Анабелла переступила порог комнаты.
На столе ждал обед. Она подняла салфетку — ломоть жареной оленины, вино, две булочки. Снова эти булки! Анабелла хмыкнула, опустила салфетку. Ладно, обед подождет. Картьяра в отличие от женщины не стала пренебрегать угощением — сосредоточенно клевала зернышки из кормушки, выбивая клювом мерную дробь.
Надо решить, что делать с Брайдой. Ради сестры девушка пойдет на все — это можно использовать. По словам Аторе она нужна Чужаку. Понять бы еще зачем. Достаточно просто сохранить Брайде жизнь? Умилостивить кровавой жертвой? Анабелла поморщилась. Чужак не настолько примитивен, а вот мятежники во главе с Барбо способны на многое. Они достойно начали — принесли в жертву делу свой разум. А если... Да, выход был! Сама Кош дала подсказку, негоже пренебрегать милостью звезды. Завтра же она отыщет Брайду. А теперь за работу!
Анабелла опустилась на стул, провела рукой по инкрустированной столешнице. Пальцы привычно легли на перламутровые пластинки, гладкий малахит. Дамиан и тут не поскупился — заказал для работы ослепительно красивый стол. Дерево на столешнице выглядело живым, иногда Анабелле казалось, что она слышит шум ветра в малахитовой листве. Она, конечно же, умела входить в дерево без лишних церемоний — настроившись на задание, силой воли открывая тоннели. Но подарок ей понравился — мастера постарались на славу, и отказываться от чудо-стола Анабелла не стала.
Итак, дукэ просил отвести войну. Женщина положила раскрытую ладонь на блестящую крону, закрыла глаза, расслабилась. «Светлая звезда Кош, пусть все мои дела совершатся во имя твое, открой мне путь, очисти взор мой, направь руку мою», — зашептала Анабелла ритуальные ритмы. Перед внутренним взором пролетели картинки — все ее жизненные развилки и выборы.
Она прерывисто вздохнула и очнулась в тоннеле. Здоровый, крепкий тоннель, много светляков. Дукэ везло, как всегда. Долго идти не пришлось, за первой же развилкой задрожал воздух, открывая окно в заснеженную горную долину.
Туарский лагерь стоял совсем рядом. Тихо ржали лошади, пологи остроконечных шатров-палаток трепетали на ветру. Мужчины в шароварах и высоких тюрбанах жались поближе к кострам. Нет-нет да и блеснет в свете языков пламени изогнутый ятаган, заткнутый за широкий кушак.
Чуть поодаль двое чертили на снегу карту, тихо переговаривались. Коренастый рослый туар в отороченном мехом кафтане поднял посох, ловко прикрепил к навершию червен — цепочку из маленьких колокольчиков, знак высокого звания и удобное средство для отсчета времени на маршах. Жалобный звон неожиданно повторил мотив ойлинской песенки. Как нелепо и глупо для кишащей врагами долины.
Запястье начало нестерпимо гореть — между женщиной и туаром протянулась нить, подсказка Кош. Значит, ей туда.
Анабелла стала за спиной воина с посохом, посмотрела на рисунок. Она узнала Тороно, Альберу, Женаву, Меран. Дукэ не зря волновался, им грозило вторжение. Женщина прислушалась к разговору. Благо, Аторе настоял, чтобы дочь в память о матери выучила туарский язык.
— Дорога нам, Улудж-ага, одна — к морю. Города богатые, но войны давно не нюхали, и сейчас не захотят — выкуп заплатят. А нет — хитростью крепости возьмем! — туар снова опустил посох и начал было вести его вправо, прямиком к Женаве.
— Но достопочтенный Меддур-ага, рисковать опасно! Подкрепление будет через месяц, тогда и выступим! — возразил его собеседник, поменьше ростом, и судя по простому кафтану, ниже званием.
Меддур раздраженно посмотрел на товарища. Видимо, они не раз испытывали терпение друг друга. И ни один не собирался уступать. Анабелла мягко взяла руку Меддура и повела посох на восток к Реннаро, подальше от Женавы.
Улудж самодовольно улыбнулся.
Меддур удивленно уставился на снег. Напряженно сглотнул. Он ни за что не признается, что собственная рука отказалась ему повиноваться — рассмеялась про себя Анабелла. Меддур в сердцах размел сапогом рисунок, развернулся, пошел к палатке.
Дело сделано! Женщина нырнула в дрожащий воздух, вошла в тоннель.
Работа на дукэ Дамиана не требовала особых усилий: люди подчинялись нелепым переменам, не в силах их объяснить. Не со всеми подопечными выходило так гладко. Но даже после самых тяжелых случаев, когда за один миг решалось все, и успех зависел от ее силы воли и нечеловеческой способности ловить именно «тот момент», когда от напряжения сводило руки и немели ноги, Анабелла не испытывала такой тоски и омерзения, которые ощущала сейчас.
Она дошла до конца тоннеля, глубоко вдохнула и очнулась в своей комнате. Провела рукой по изображению дерева, попрощалась с ним. Поймала на себе чужое внимание, настороженно вскинула голову. Картьяра смотрела не мигая — казалось, птица сочувствовала ей.

4. БРАЙДА

Невозможная затея удалась! Отец взял Брайду с собой во дворец, что было огромным везением — он не часто жаловал дочь такими подарками.
Булочки передали во дворцовую кухню, в кошеле Гайета уже звенели зольдо и тенаро — тогда-то Брайда и попросила разрешения погулять в окрестностях дворца. Отец долго смотрел мутными от недосыпа глазами, и в конце концов медленно кивнул.
Когда стражник преградил путь, Брайда обреченно подумала, что везение закончилось. Но тут, как роза из циркового фургона, появилась госпожа прядиль... прялка. Девушка сразу поняла: если у кого-то и достанет сил спасти Маризу, так только у этой синьоры с раскосыми, как у туар, глазами. Однако саламанкеро ей не понравилась — она показалась холодной, опасной, непонятной. И смотрела будто сквозь Брайду. До чего неприятное ощущение! Девушка по-другому представляла прядильщиков — человек, который помогает другим, не может быть таким безразличным и злым. Хватит, одернула себя Брайда. Кто их, саламанкеро, разберет? Потерпит она тяжелый взгляд — ради Маризы пойдет на все!

Дорога к гавани шла под уклон, кружила между высоких домов в три, а то и четыре этажа. Брайда обходила широкие улицы, петляла по каруджи.
Женава выдержала не один пиратский набег с моря, и такие улицы-ходы, соединяющие крупные кварталы, помогали быстро перемещаться по городу, а если надо — прятаться во время обороны. Но узкие каруджи загораживали путь свету — внизу было всегда темно и немного жутко, и люди надстраивали свои жилища в надежде поймать солнце там, наверху, пока его не успели проглотить тени домов.
Брайда дежурила у ворот дворца пятый день, а госпожу саламанкеро еще не встретила. Конечно, та обещала найти сестренку, но мало ли у важной синьоры забот, могла и забыть про их уговор.
Ох, рассердится отец и не разрешит завтра высунуть нос из дома! И так косо смотрит — девушка никогда не отличалась рвением к пекарским делам, а тут рецепты наизусть выучила и за все хватается. Ведь надо же оправдать частые отлучки, вот и приходилось выдумывать отговорки: то пряности закончились, то изюмом заплесневел, то муку особенную торговцы с востока Пирей завезли.
Вообще-то рвения у Брайды не было ни к чему, кроме как попадать в дурацкие истории. Она умудрялась прогуливать уроки, с таким трудом вымоленные Маризой. Уж очень не хотелось слушать бесцветные речи учителей, когда можно было улизнуть со школярами к морю, горланить там веселые песни и до севшего голоса спорить, чей камушек больше раз подпрыгнет на воде!
— Непутевая у тебя сестренка, Мариза, — прошептала девушка, и на глаза навернулись слезы.
А вдруг саламанкеро обманула, и никто Брайду не станет разыскивать? В голове зазвучало назойливое: надо-что-то-делать-надо-что-то-делать-надо-что-то-делать.
Девушка оглянулась, полнеба закрывали башенки и шпили дворцов Верхней Женавы, снежные тучи терлись о них пушистыми боками. Она растерянно посмотрела на пустую корзинку. Нет, возвращаться и караулить госпожу саламанкеро нет времени, надо еще сбегать на базар и купить, что обещала!
Брайда нырнула в очередную каруджи, казалось, подними она локти, и тут же упрется ими в стены соседних домов. Неудобно, зато так быстрее — этот переулок выведет ее прямиком на площадь Бьянти.
Заслышав скрип тележек с товаром, ремесленники в толстых фартуках открывали двери мастерских. Прилежные школяры спешили домой, зажав книги под мышками, а их друзья-разгильдяи норовили стащить из тележек то, что плохо лежало, и броситься наутек. Тощий кот, брезгливо опуская лапы в снег и недовольно отряхивая налипшие белые хлопья, не спеша перешел дорогу. Мир жил своей жизнью, ему было плевать на беды Брайды.
Рынок встретил девушку привычным гомоном. Раскрасневшиеся на морозе торговки зазывали проголодавшихся на горячие колбаски. Закутанные в теплые платки служанки торопились домой с полными снеди корзинками. Нищие дергали сытых пузатых горожан за рукава, и те стряхивали руки попрошаек с не меньшим недовольством, чем давешний кот избавлялся от снега.
Брайда встала на цыпочки, вытянула шею, посмотрела поверх голов. Ей нужно в самую середину — там и специи, и мука. Сделать крюк и обойти справа, где торговцев поменьше и ряды посвободнее? Или пробраться напрямую — мимо тележки мясника, так любимой покупателями, воришками и бездомными собаками? Девушка переводила взгляд с одного пути на другой и никак не могла решиться.
В толпе мелькнули раскосые глаза. Госпожа саламанкеро?! Брайду бросило в пот, в ушах зашумело. Она рванулась в просвет между людьми, невольно толкнула дородную женщину в накрахмаленном белом чепце, молоко выплеснулось на снег. Толстушка запричитала, рядом захныкал ребенок, визгливо закричал подмастерье, возмущаясь оттоптанному ботинку.
Девушка продралась сквозь очередь у лавки мясника, огляделась. Госпожа саламанкеро махнула рукой.
Почему так трудно сделать шаг? Она ничего никогда не боялась. Брайда поежилась — мороз заполз под беличью подкладку накидки, нырнул за шиворот и принялся бесстыдно шарить по спине. Нельзя раздумывать, бодрилась девушка, все равно нет выбора, сестренке никто больше не поможет, даже отец сдался. Но животный ужас пригвоздил ее к месту.
— Держите девчонку! — взвизгнула за спиной женщина, — все молоко, паршивка, вылила! Пусть новый кувшин покупает!
Снова она во что-то вляпалась! Брайда пришла в чувство, рванулась к лотку с жареными колбасками — только что там стояла саламанкеро. Воздух задрожал — как той ночью возле костра, когда Клето сунул в руку любицу, только никакого костра здесь не было. Крики затихли, базар замер и стал потихоньку таять. Как в дурмане, Брайда сделала шаг к дрожащему мареву и провалилась в полумрак.
Кто-то подхватил ее, помог удержать равновесие.
— Можешь идти?
— Да, — почему-то шепотом ответила девушка.
Ноги подкашивались, но вроде слушались, голова немного кружилась. Ну и ладно, пройдет. Только... только Брайда почти ничего не видела. Вдалеке мерцали слабые огоньки — и все. Но голос она, конечно же, узнала — с легкой хрипотцой и необычным южным акцентом. Госпожа саламанкеро.
— К-к-куда мы идем? — зубы выбивали дробь.
Легкий смешок. Брайда повернула голову — лицо женщины выделялось в темноте бледным пятном. Жуткое зрелище.
— Никто не скажет наверняка. Куда Кош приведет, там и выйдешь.
— Мы Маризу ищем? — девушка чуть не задохнулась от радости.
Они дошли до первой развилки. Саламанкеро решительно повернула направо.
— Все не так просто, Брайда.
Глаза спутницы сверкнули в темноте. Кажется, госпожа саламанкеро злится. Девушка забеспокоилась.
— Чтобы что-то получить, надо что-то отдать, — слова падали в такт каплям с потолка.
— Все, что хотите!
Голос сорвался от волнения. Брайда не могла поверить своему счастью!
Ей представился разъяренный Гайет, отец брызгал слюной и крыл нерадивую дочь на чем свет стоит. Но тот всегда найдет повод устроить взбучку. Не отказываться же из-за этого от спасения Маризы. Хоть раз в жизни она совершит настоящий поступок!
Повисла неудобная пауза.
— Хорошо, — медленно, с расстановкой сказала саламанкеро, — мне нужна ты!
— Я? Как же... но... — Брайда от неожиданности остановилась.
Не обращая внимание на ее удивление, женщина пошла вперед.
— Помилуйте, госпожа прял... саламанкеро, что я-то сделать могу?
Девушка запыхалась — то ли от волнения, то ли от быстрой ходьбы, она все не поспевала за спутницей.
Сказала и прикусила язык. Могу, не могу. Что скажут, то и сделает! Пусть берут с потрохами!
— Ох, не слушайте меня, госпожа саламанкеро, не слушайте! — зачастила Брайда, — я… я согласна.
Решающие слова дались с трудом. Девушка съежилась, сердце подпрыгнуло к горлу. А вдруг она ошибается? Может, лучше вернуться, попытаться найти Маризу по-другому. Что толку, если и она сгинет без следа?
Саламанкеро сверлила Брайду взглядом. Стены тоннеля зажглись тысячами огоньков — девушка смогла рассмотреть и дорогой подбитый мехом горностая плащ, и прошитые золотой нитью перчатки, и мягкие сапожки с тонким вытянутым носом. У госпожи саламанкеро было все, о чем дочь пекаря может только мечтать. А у Брайды нет ничего. Какая в ней ценность?
Впереди замерцал просвет — наверняка очередная развилка.
— С тобой может произойти, что угодно, — во взгляде женщины промелькнуло странное выражение, голос еле заметно дрогнул. — Последствия непредсказуемы. Но это единственная возможность отыскать твою сестру, — она опустила глаза.
Что угодно?! Девушке показалось — дверка мышеловки с резким стуком захлопнулась, и эхо разнеслось по тоннелю.
— Меня зовут Анабелла, — саламанкеро подтолкнула ее к светлому окну развилки. — Если захочешь вернуться и не найдешь дороги, позовешь по имени. Кош тебе в помощь!
Брайда зажмурилась, сделала шаг по твердой поверхности и провалилась в дрожащий воздух. Руки нащупали выщербленную стену, девушка открыла глаза. Странно, не ошибка ли это?
А куда она ожидала попасть — на звездные дорожки, в мир теней? Но не в Баккарассе — уж точно. Брайда фыркнула, здесь даже снег был грязный, измызганный, будто старый передник.
День близился к вечеру. В соседнем переулке улюлюкала и гоготала пьяная компания. Матросы — кто же еще! Интересно, что их так развеселило?
Девушка оторвалась от стены и пошла к пристани. А вдруг шхуна вернулась к причалу, и она сможет пробраться на борт за Маризой?
С головой творилось что-то неладное. Она была Брайдой, которая искала пропавшую сестру и только что говорила с госпожой саламанкеро. И она видела себя со стороны, предсказывая и угадывая каждый следующий шаг.

Сейчас из-за угла выйдет дородная женщина в грязном тряпье, Брайда налетит на нее, извинится, но та плюнет вслед. Ага, вот и толстуха — повторяет все в точности, как цирковой паяц заученный номер.
За девушкой бежит шелудивый пес. Откроется дверь в доме напротив, худая выцветшая хозяйка неловко бросит псу кость, и тот, вжав добычу лапой в снег, начнет ее жадно глодать.

Она оглянулась — и правда, пес трусил следом.
Брайда стиснула ладонями виски, зажмурилась. Но картинки кружили и перед закрытыми глазами. Вот тебе и обычный квартал Баккарассе! Как в этом разобраться? А вдруг она сходит с ума? Сказала же Анабелла — может случиться все, что угодно.

Матросы пьяно хохочут, толкают кого-то друг другу. Щуплая фигурка падает, и девушке кажется, она узнает бледное лицо. Фигурка лежит в луже крови, стеклянные темные глаза смотрят в небо. Мариза! Сейчас это произойдет совсем рядом.

Матросы загоготали еще громче. Брайда собралась с духом и выскочила в переулок.
— Эй! — громко позвала она и неловко замолчала.
Матросы обернулись как по команде, продубленные вином и морским ветром лица расплылись в неприятных ухмылках. Не спеша вытащили ножи из двери хозяина-бедолаги и кольцом обступили девушку.
От страха свело живот. Хоть бы палку по дороге подобрала, с тоской подумала Брайда.
Картинки, наконец, исчезли, но легче от этого не стало. Мариза может появиться в любое мгновение — но, кажется, спасать придется уже не сестру, а саму Брайду.
Матрос бесцеремонно дернул ее за капюшон, сорвал накидку. От сильного толчка девушка упала, но ее тут же подняли. Долговязый моряк подобрал оброненную шляпку, нахлобучил на голову, по-дурацки оскалился. Лапищи ухватились за воротник платья, с треском порвалась ткань, мороз защекотал голое плечо. Брайда полетела в чьи-то руки. От стыда захотелось плакать, но она только дохнула глубже и закричала.
Матросы зашлись в приступе хохота.
— Т-т-тень подери, отпустите ее! Немедленно!
Нет, это была не Мариза. Моряков окликнул высокий худощавый юноша.
Те лениво отбрехались. Парень бросил взгляд на девушку и сделал молниеносный выпад шпагой — долговязый остался без шляпки, зато с поцарапанным лбом. В другое время Брайда бы прыснула со смеху — матрос выглядел преглупо — но сейчас стало жутко. Долговязый выхватил нож, пошел на парня.
Мир снова распался на картинки. Парень то умирал, как Мариза в ее воображении до этого, то оживал — девушка запуталась и перестала понимать, что происходит на самом деле.
Мелькали ножи, клинок кромсал воздух и незадачливых моряков, раненые падали в грязный снег. Не менялся только взгляд парня — серьезный и тоскливый — и Брайда хваталась за него, как за последнее спасение.
А потом квартал Баккарассе исчез. И матросы тоже.
Юноша вымучено улыбнулся, убрал со лба слипшиеся волосы, шагнул навстречу. Девушка невольно попятилась. Парень заметил ее движение — остановился, снова улыбнулся одними губами, резко развернулся и пошел прочь. Крупные снежинки медленно садились на темные до плеч волосы — треуголку он потерял еще в начале драки, — падали на плащ. Брайде стало жаль юношу, захотелось догнать его, все объяснить. Но сил не было и перышко с земли поднять.
Где искать Маризу? Она так и не появилась в переулке.
Мысли спутались. Брайда медленно оседала в сугроб, в ушах противно шумело. Сквозь дурман вспомнилось: чтобы вернуться, надо сказать имя. А-на-бел-ла — по слогам выдавила из себя девушка.
Капала с потолка вода, голос Анабеллы нараспев повторял тягучие слова. Брайда долго пыталась разобрать смысл, прежде чем поняла — языка она не знает. Открыла глаза, нащупала пол — волглое дерево, тоннель слабо светился редкими огоньками. Саламанкеро резко оборвала пение, встала, помогла девушке подняться.
— Тебе повезло, что осталась жива! — голос звенел, перебивая привычную хрипотцу, а южный акцент, наоборот, усилился. — Никогда больше не лезь не в свое дело!
Саламанкеро не на шутку разозлилась.
Брайда сжалась, к горлу подкатил ком обиды. Да, глупо было бежать к матросам, но и пройти мимо не могла. Она же увидела Маризу!
Ох, неровен час, госпожа Анабелла ее прогонит.
— Простите, ради святых звезд, простите! — тихо сказала Брайда, — прошу вас, отправьте меня туда снова!
Последовала долгая пауза — пол под ногами девушки качнулся, она ухватилась за стену.
— Я не возьмусь искать твою сестру. Никто не возьмется.
Все кончено... Брайда оторвалась от стены и пошатываясь побрела в темноту.
— Если ты сама не сделаешь это.
Она резко остановилась. Голова закружилась еще больше.
Анабелла поравнялась с девушкой.
— Ты уйдешь туда, откуда не каждый вернется. Если повезет, у тебя останется трофей — знания. И если повезет еще больше, ты поймешь, как ими воспользоваться, чтобы найти сестру. Я могу указать дверь. Но открывать ее придется тебе.
Уйти неизвестно куда и не вернуться очень страшно. Но семья от Брайды уже отвернулась, сестра пропала. Вряд ли станет хуже, если она откроет какую-то дверь. Девушка вздохнула.
— Я согласна! Показывайте двери.
Резкий смешок разорвал влажный воздух тоннеля.
— Куда торопишься? На встречу со смертью еще никто не опаздывал.
Брайда поежилась. Смерть?! Нет, лучше не думать об этом сейчас.
— До этого тебе придется кое-что сделать. Уехать из Женавы. Много заниматься и мало спать. Провести в тоннелях полжизни.
«Отец ведь останется совсем один», — прорезался слабый голос сожаления. «Отец уже один», — возразил голос-спорщик. С тех пор, как исчезла Мариза, он никого не видит вокруг.
В тоннеле развиднелось, впереди росло пятно блеклого света, слышался гул разговоров. С каждым шагом Анабелла отставала все больше.
— Подумай, — услышала Брайда из-за спины, и вдруг поняла, что стоит на рыночной площади.
Оглянулась — базар как базар, половины тележек уже нет. Оно и понятно, дело шло к вечеру.
Неужели все привиделось? Девушка уставилась на свои руки — корзинки не было. Отчаянно мерзло левое плечо. Она полезла под накидку — так платье же моряки порвали! И шляпку она в Баккарассе потеряла!
Что теперь дома рассказывать? Брайда вздохнула — не привыкать, выкрутится.
— Брайда, — из толпы вынырнул Клето, забежал вперед, — стряслось-то что? Ты на себя не похожа!
Она поглубже закуталась в накидку. Явился, не запылился! И где он раньше околачивался, когда пропала Мариза, и не с кем было по душам поговорить. И полчаса назад, когда матросы перебрасывали ее как тюк с соломой.
— Я тут, это…
— Следил? — подсказала девушка.
Клето густо покраснел — лицо почти слилось с копной рыжих волос. Кадык заходил ходуном.
— Можно, я тебя провожу?
Брайда кивнула. Она оперлась на дрожащую руку, и только тогда поняла, что еле держится на ногах и вот-вот грохнется в обморок.

***

Девушка утопила руки в горке муки, осторожно вынула. Получилось два тоннеля. Она присела, заглянула внутрь. Представила, как они бродят там с Анабеллой.
Саламанкеро обмолвилась, что тоннели — те же ветки судьбы. Правда, ясности от этого не прибавилось. После пяти кружек сидра и отец любил наговорить всякого — мол, какой жизни прядильщики пожелают, ту и получат.
Брайда разрушила горку. Так хотелось поверить в силу саламанкеро! Но она гуляла по тоннелям, все видела — волшебный Баккарассе оказался еще хуже взаправдашнего. Раньше-то ей пьяные матросы на пути не встречались.
Она тряхнула головой, отгоняя воспоминание. Ни за что бы девушка не согласилась пережить ту драку снова. Сколько смертей несчастного парня прошло перед глазами? Не меньше дюжины, наверное. А приключение в Баккарассе едва заняло четверть часа, хоть и вернулась она на рыночную площадь к самому вечеру — куда время только пропало? И что это за странный юноша? Спасти-то спас, а глаза горели жестокостью.
Брайда с тоской посмотрела на забитое снаружи окно. Уже неделю она сидит под домашним арестом.
В тот вечер девушка умудрилась потерять сознание, и Клето принес ее домой. Наверняка пытался что-то объяснить отцу, но, видно, вышло не очень убедительно. Когда Брайда очнулась ночью в своей комнате, замок был заперт и окно наспех заколочено досками.
Клето — неплохой парень, но что бы он ни сказал, Гайет будет сердиться. Другой бы испугался за дочь — принесли бесчувственную, в изодранном платье, без денег и корзинки — впору забить тревогу, искать обидчика. Но нет, отец не из таких. Зачем кого-то искать, и без этого ясно: Брайда сама во всем виновата. Гайет ей никогда ничего не прощал. Никогда!
Наутро замок щелкнул, комнату открыли, но девушка рано обрадовалась. Теперь окна были заколочены по всему дому, входная дверь на засове.
Брайда застонала. Сколько можно ее держать взаперти?
За неделю отец ни разу с ней не поговорил. Спроси он, что тогда стряслось, девушка бы выложила все без утайки. Мысли путались, мешали друг другу — ей необходимо было с кем-то поделиться. Она ходила за Гайетом тенью по кухне, послушно выполняла команды принеси-подай-сделай, все ждала чего-то. Не дождалась...
Брайда отряхнула от муки руки, вышла в гостиную. Подождут пряники, отец вернется не скоро, а впереди — целый день ареста.
Мать безучастно сидела в кресле возле камина, тихонько напевала детскую ойлинскую песенку. Когда она последний раз меняла платье, причесывалась? Брайда вдруг увидела перед собой ребенка — только с проседью в волосах, да с морщинами, залегшими в уголках губ.
— Мама, мама, — позвала она, — давай умоемся, а? Я нагрею воду, расчешу тебе волосы!
Девушка шагнула к Карлотте, но тут же отпрянула — с неожиданной прытью мать взвилась в кресле, зашипела:
— Убирайся, видеть тебя не хочу! Где Мариза, где моя девочка? Что ты с ней сделала? — рот Карлотты перекосился, глаза смотрели на кого-то невидимого за спиной у Брайды.
Сегодня умывание отменяется. Девушка тяжело вздохнула, погладила мать по спине, бережно усадила в кресло. Карлотта сразу про нее забыла и принялась наблюдать за огнем в камине.
Брайда развернулась, снова поплелась на кухню. В носу предательски защипало. Нет, так не пойдет! Ей еще предстоит придумать, как сбежать из заколоченного дома и где искать саламанкеро. Сейчас она готова уйти куда угодно и с кем угодно!
В окно кто-то тихо поскребся. Неужели сама Анабелла пожаловала?
Девушка подскочила, прилипла носом к стеклу. Разочарованно отвернулась. За окном стоял Клето — по колено в сугробе, с железным прутом в руках и глупой улыбкой до ушей. Шляпы парень не носил — рыжие вихры торчали в разные стороны, длинный нос усеян веснушками. Вот жених выискался! Подумать только — она так расстраивалась, что Клето к ней не подходит. Прошлогодние переживания казались теперь смешными.
Она приоткрыла щелочку, пока рама не уперлась в прибитые накрест доски.
— Брайда, тут такое дело! — заговорщически прошептал Клето так, что его наверняка услышала вся улица.
— Чего тебе? — неохотно откликнулась девушка. — Видишь, меня заперли. Уходи, пока отец не вернулся.
Клето, наконец, перестал улыбаться, потер шею. Видно, здорово ему влетело от Гайета, догадалась Брайда.
— Ну, в общем... это... как цирк приехал, я глазеть пошел. Зырк в ихний фургон, а там девица — один в один твоя Мариза...
— Что ж ты раньше не сказал?! Бежим!
Клето ловко просунул прут под доску, потянул на себя. Брайда моргнуть не успела, как створка уже была распахнута настежь. Да, говорить парень не умел, зато заколоченные окна открывал молниеносно.
— Я сейчас...
Она бросилась за одеждой — не идти же на мороз в одном платье.

Солнце выпускало стрелы лучей, те били по сугробам и улицы Женавы постепенно оттаивали. Брайда шла быстро, холодный воздух обжигал горло. Влажный ветер будто сорвался с привязи и нещадно трепал волосы, то и дело сбрасывая капюшон накидки. Настроение поднялось — вдруг показалось, что все у нее получится. И сестренку найдет, и родители оттают, как улицы — увидят Маризу и не смогут не оттаять.
Девушка повертела головой по сторонам. Все, кому не лень, бежали к Высоким воротам. Оно и понятно, цирк среди зимы — дело небывалое.
Окруженная небогатыми домишками, площадь Орбэ тулилась к выступу городской стены. Ручейки толпы стекались со всех сторон, вливались в переполненную до краев площадь. Свободные места давно закончились, крыши домов облюбовали мальчишки-подмастерья и школяры, они старательно вытягивали цыплячьи шеи вперед — не дай Кош, что-нибудь пропустят.
Над морем голов торчала украшенная пестрым покрывалом повозка — теперь помост. Балансеры в желто-зеленых костюмах карабкались на плечи друг другу.
А, старые знакомые с дороги у пристани! Неужели Мариза сбежала с цирком? Додумать мысль Брайда не успела — ее толкнули вперед, Клето остался позади, потом и вовсе пропал из вида.
Девушка встала на цыпочки, принялась рассматривать люд возле повозки — не мелькнет ли где-то накидка Маризы, темные волосы, серьезные глаза. На помосте появился человек в балахоне: выбеленное гримом печальное лицо с нарисованной алой улыбкой, одуванчик желтых волос. В руках он держал розу.
Брайда впилась глазами в клоуна. Она должна разгадать этот фокус! Или чары? Если циркачи заколдовали Маризу, надо знать, как ее расколдовывать!
Лепестки розы дрожали на ветру, Брайде казалось, она видит прожилки, чувствует острые шипы — цветок был настоящий, сомнений нет. Клоун обходил помост кругом, показушно вдыхал аромат, закатывал глаза к небу, потом протягивал цветок желающим — мол, все без обмана, сами видите!
Сейчас клоун снова бросит розу, надо изловчиться и поймать ее! Девушка замерла в стойке — точь-в-точь бездомный пес в предвкушении обрезков с тележки мясника. Миг — и цветок взвился в воздух прямо над головой. Брайда выбросила вверх руку, краем глаза успев заметить, что рядом, сверкая белым манжетом, взметнулась еще чья-то жадная рука.
Роза исчезла, как стертый метелью след. На ее месте раскрылся ворох лент, яркие полоски упали в толпу, их тут же затоптали.
Девушка разочарованно вскрикнула.
Фокусами Маризу не спасти... Тогда надо пробраться ближе к помосту и караулить там, надеясь, что повезет увидеть сестренку.
Люди стали разбредаться — кто-то спешил к помосту, кто-то выбирался из толпы. Взгляд Брайды выхватил одинаково скучные физиономии, посеревшее небо, голые ветки деревьев вдалеке.
Снова мелькнул белый манжет. Девушка проследила за движением, задержала взгляд на лице. Да ведь это парень из Баккарассе! И за что она его невзлюбила? Худенький, немного смущенный юноша — и не верилось теперь, что он в одиночку справился с теми громилами. Молодой человек чуть приподнял треуголку и умудрился сделать легкий поклон — в такой-то давке! Брайда заулыбалась — вспомнила, как ловко он смахнул шпагой шляпку с головы незадачливого матроса. Парень улыбнулся в ответ — легко и открыто. Она охнула — только сейчас заметила, что у него разноцветные глаза! Толпа колыхнулась волной, подхватила Брайду и унесла в сторону.
— Как вас найти?
— Улица Пекарей! Пе-ка-рей!
Водоворот толпы закрутил, парень исчез из вида. Ее оттеснили вплотную к помосту, Брайда подняла голову и обомлела.
Мариза? Карие теплые глаза, бледная кожа, милая улыбка и ямочки на щеках — все складывалось в знакомый облик! Брайда моргнула. Девица в расшитом звездами лиловом плаще была очень похожа на ее сестру, но, увы, — не она.
Девица вытаскивала плоские камушки из золотистого мешочка и бросала в толпу.
— Хватай свою судьбу, лови! Только ленивый упустит случай!
Отдуваясь и потея толстяк рядом с Брайдой поймал камушек и принялся внимательно его разглядывать.
— Удача в любви! Я женюсь! — красное лицо расплылось, глазки спрятались за складками жира, — так и написано! — толстяк крутился волчком, тыкая отполированный камешек всем под нос.
Любопытство одолело девушку, она вытянула шею. И правда, на гладкой поверхности камня было вырезано предсказание. Она разочарованно отвернулась. Это все фокусы.
Отчаяние с новой силой сжало клешней сердце. Маризы здесь нет. Где искать сестру?
Брайда потеряла к цирку всякий интерес и принялась выбираться из толпы...
Кто-то схватил ее за локоть, она обернулась — изрядно помятый, но живой-здоровый Клето сиял, как начищенный чайник.
— Брайда, как хорошо — ты нашлась! Ну что, видела Маризу?
— Пошли-ка домой, — буркнула та в ответ.

5. ЭЙМАР

— Остановись, сейчас же!
Эймар вздрогнул. Отец не заговаривал с ним, наверное, лет сто.
Юноша нехотя отпустил ручку входной двери, не спеша повернулся, постарался придать лицу безразличное выражение.
— Ты что себе позволяешь? — отец сжал губы, воспаленные от постоянного чтения глаза болезненно блестели. — Чтобы махать шпагой на улицах, много ума не надо! Scientia potentia est! Сила в знании! А тебя не возьмет ни один университет! Я говорил с господином Файхманом, ты пропустил все занятия по арифметике и геометрии!
Ну конечно, что еще могло волновать отца — только университет. Неужели Террис всерьез думает, что его сын захочет гнобить жизнь в припорошенной пылью, похожей на склеп библиотеке? Хватит одного книжного червя на семью. Эймар никогда не поймет отца. Он успел повзрослеть — а Террис все так же исправно служил архивариусом при дворце дукэ днем, а на ночь закрывался в библиотеке. И в редкие свободные часы снисходил до воспитательных бесед.
— …в один прекрасный день тебя схватит стража! Дамиан не жалует фехтовальщиков!
Эймар невольно потянулся к поясу, коснулся эфеса. Нет ему никакого дела до дукэ и его дурацких распоряжений. Он резко развернулся на каблуках, снова взялся за дверь.
— Вернись! — неожиданно крепко Террис вцепился в плечо, юноша вырвался, сбросил руку.
Отец покачнулся, выронил старинный бархатный том. Язычок застежки выскочил из петли, разлетелись ветхие страницы. Террис молча опустился на колени и принялся один к одному, будто сокровища, собирать листы.
Эймар в растерянности замер. Отец ползал по полу, близоруко шарил руками. Он опустился рядом, нашел листик, протянул Террису. Тот в упор посмотрел на сына.
— Если бы Флория была рядом... — глаза Терриса затопила боль.
Юноша медленно поднялся, вышел навстречу зимней стуже. На сей раз его никто не остановил. На ходу привычно провел рукой по невысокому кряжистому дубу — своего рода ритуал, не все же бедному дереву терпеть удары шпаги. Миновал замерзший сад, толкнул резную дверцу.
Если бы Флория была рядом... Отец до сих пор не смирился со смертью мамы.
Эймар вспомнил свою первую шпагу. Как он гордился! Семилетний мальчишка думал, что сможет все — победить врагов, защитить мать. Он сражался с тенями, а на пути встали туары.
В тот день маленький Эймар с родителями ехал в деревеньку под Женавой. Отец договорился о встрече с торговцем — собирался выкупить редкую книгу. Они с мамой увязались следом — соскучились, хотели быть рядом, а свободного времени у Терриса всегда не хватало. Леон остался в городе — гвардейская служба не располагала к разъездам.
Карету остановила горстка туарских солдат. Эймар не успел ничего понять, только почувствовал густой неприятный дух и сам открыл дверцу кареты — страха не было, лишь любопытство. Высокие тюрбаны, широкие красные кушаки, сапоги до колен, кривые ятаганы — солдаты скалились, с придыханием выкрикивали незнакомые слова.
У отца задрожали губы, он забился в угол кареты. Мама схватила отца за руку. Белое до синевы красивое лицо, тонкая струйка крови бежит из прокушенной губы — такой она часто вспоминалась Эймару. Ее выволокли из кареты, избили, рассекли саблей платье — мальчик рванулся на помощь, но Террис вцепился мертвой хваткой, развернул спиной. Пока были силы, Эймар выдирался из тисков дрожащих рук, потом слушал крики матери и безучастно рассматривал втоптанный в пыль белый с розами платок...
Ножны мерно бились о сапог, юноша бездумно сворачивал в переулки — все равно куда идти, лишь бы не сидеть дома. Шпага на поясе — что еще надо? Он нащупал сквозь рубаху колючий камушек.
Сейчас он бы отстоял маму, а тогда это должен был сделать отец. И не сделал. Прав был Леон — отец слабак.
Эймар сжал зубы, разметал ногой примостившийся у высокого забора сугроб. Чопорная синьора, что шла навстречу, испуганно покосилась и обошла юношу по кругу. Он почувствовал злое удовлетворение — лучше пусть боятся, чем жалеют.
Плевать, арест — значит арест. Он снова пойдет в Баккарассе и будет драться, если понадобится, и если не понадобится — тоже. Рядом с «Сивой кобылой» бродило достаточно швали, охочей и девчонку в темном углу зажать, и кошель у случайного прохожего срезать. Вот его шпаге и находилась работа. С Урсом они давно договорились: Эймар не распугивает клиентов, а трактирщик ему не мешает защищать жертв разбоя.
Юноша дошел до глухого переулка, справа над высоким забором торчала припорошенная снегом сухая ветка. Поговаривали, что когда-то в доме за каменной оградой жил безумный старик, который потом сгинул неизвестно куда. Охотников занять пустующий особняк не нашлось. Хотя Эймар не был уверен, что дом совершенно пуст. Он всегда чувствовал здесь запах теней — такой же густой и насыщенный, как в детстве перед нападением туарских солдат. Юноша поежился, стало не по себе.
Эймар подпрыгнул, ухватившись за край кладки, подтянулся, перемахнул на другую сторону. Считай, он уже в Баккарассе. А так бы пришлось обходить через Сиверийские ворота.
— Эй, а платить кто будет?
Перед юношей мельтешил кособокий оборванец с сизым носом, ловко поигрывал ножом в руках.
Тень подери, он и забыл, что этот «вход» охраняется! Отребье Баккарассе не упускало случая «заработать» лишний тенаро. Ладно, сам отвяжется.
Не обращая внимания на оборванца, Эймар спокойно двинулся дальше. Но сизоносый оказался назойливым — перехватил нож поудобней и улыбнулся щербатым ртом.
Как опрометчиво! Юноша очень не любил людей с выбитыми зубами. Он выхватил шпагу раньше, чем успел подумать, оборванец чудом увернулся, не удержал равновесие, выронил нож. Улыбка сменилась гримасой растерянности и страха. Разговор был окончен — сизоносый мигом ретировался с поля боя. Но успел все-таки сделать пакость — оживил заскорузлое, неприятное воспоминание...
Урок давно закончился, а Эймар долго сидел за партой, не отваживаясь выйти из классной комнаты. Знал — сегодня не убежит от школяров и оттягивал неминуемую драку. Наконец он решился, открыл дверь. Его поджидали — мальчишки все на голову выше, жилистые, с огромными кулачищами, задиристые, как петухи. Самый злющий из них щурил узкие глазки, криво скалился, показывая щели вместо передних зубов. Эймару здорово досталось — и за разноцветные глаза, и за то, что не умел дать сдачи. И что заикался — с того дня, как убили мать. Новая шпага бесполезно болталась на боку, он даже не успел ее вынуть из ножен.
Леон нашел его в дальнем углу сада — мальчика била мелкая дрожь, язык не слушался. Он не смог выдавить из себя ни слова.
Но дядя не тратил время на разговоры. Силой поставил Эймара на ноги, отхлестал по щекам и сделал выпад. Сколько раз шпага без предупреждения коснулась груди, обозначая победу Леона, прежде, чем он начал защищаться? Десять, двадцать, пятьдесят? Дядя не шутил и не думал останавливаться. Эймар неумело отбивал удары, пятясь к ограде, пока не уперся в резные ворота. Железные прутья впились в плечи — дальше отступать некуда. Тогда мальчик и понял, что никто его не защитит. Отец занят книгами, мама погибла, даже Леон теперь стал врагом. Он сам должен себе помочь, и так будет всегда. Дрожь в ногах ушла, появилась злость. Эймар с криком бросился на Леона и сумел отбить атаку. Дядя опустил шпагу и пообещал выписать учителя фехтования из Ларижа.
Школяры на время забыли про него и потешались над новичком, неуклюжим белобрысым мальчишкой. Тот покорно сносил побои, а потом плакал, забившись в угол. И однажды Эймар не выдержал — вступился. Толком не умея драться, он яростно молотил кулаками по спинам, кусался, лягался. Знал только, что надо во что бы то ни стало добраться до Щербатого и оттащить подальше от новичка. В память врезалось растерянное лицо задиры, когда они повалились на пол и кубарем покатились по ступенькам. Щербатому не повезло — тот ударился головой, потерял сознание. А Эймар, весь в синяках и ссадинах, вышел победителем.
С тех пор его обходили десятой дорогой — и бывшие недруги, и белобрысый новичок. В школе при дворе дукэ на мальчика косо посматривали даже учителя. Эймар не сразу понял, что его боятся — разноцветные глаза считались дурным знаком. Единственным другом по-прежнему оставался Леон. Их связывали две страсти — фехтование и воспоминания о Флории.
От заикания Эймар со временем избавился, но некоторые слова так и остались камнем преткновения. Т-т-туары. Т-т-тени. От-т-тец. Даже проговаривая их про себя, он спотыкался на первых слогах.
Юноша так и не показал Леону колючий камешек, все прятал тесемку под рубашку, хоть сам давно не верил в волшебство. Сила и злость — вот секрет успеха. Хрустальная цитадель, башни, чары саламанкеро — детские сказки. Он вырос. А от прошлого остался только камешек. В память о матери...
Зато квартал Баккарассе был величиной постоянной (вот же словечки в голову лезут, и зачем отец про господина Файхмана вспоминал?). Помойка помойкой, грязнее места во всем городе не сыщешь. Вообще-то Леон взял с Эймара слово не ходить сюда, но сегодня он нарушит обещание — в честь своего паршивого настроения.
Перебежал дорогу облезлый пес, остановился, принюхался и недовольно зыркнул — мол, ходят здесь всякие. «Еще ты с меня плату затребуй», — хмыкнул юноша. Слева — в том направлении, куда убежал пес, — надрывая глотки, орали матросы. Значит, ему туда.
Эймар прислушался — судя по голосам, человек десять. Может, сразу сбегать к Урсу за подмогой? Моряки в чужом порту не церемонятся, их не просто успокоить. «А, струсил!» — раздался в голове ломкий голос Щербатого. Нет, никого он звать не будет, сам справится!
Резкий девичий крик положил конец раздумьям. Юноша рванул с места, побежал. Первый переулок, второй — пусто. Крик становился все тоньше и все жалобней.
Матросы швыряли друг другу белокурую девушку, стаскивая с нее одежду. Накидку успели втоптать в грязный снег, длиннющий как жердь головорез нацепил женскую шляпку на ухо. Девушка пыталась прикрыть плечо — там, где висели лоскуты платья.
— Т-т-тень подери, отпустите ее! Немедленно! — голос звенел от злости.
Моряки затихли и обернулись. Безразлично скользнули по Эймару мутными глазами и вернулись к развлечению. Рослые, крепкие — мгновенно оценил юноша, силой намного превосходят его. Но деваться некуда, девчонку он здесь не бросит. Эймар покрепче перехватил эфес, сжал зубы — хватит думать!
Он сделал молниеносный выпад, поставил отметину на лбу долговязого — чтоб не повадно было примерять чужие шляпки. Матрос ощерился, выхватил из-за пояса абордажную саблю и пошел на юношу.
— Не надо!
Краем глаза он заметил, как девушка бросилась к морякам. Но те потеряли к ней интерес. Конечно, Эймар был куда лучшей забавой — он сопротивлялся.
Выпад, удар, еще удар. Главное не останавливаться, пусть сначала остановятся они.
Долговязый схватился за плечо и удивленно вытаращился на кляксу крови, проступившую на грубой рубахе; его товарищ шарил по снегу — тому Эймар срезал шпагой кошель; кто-то охнул и перегнулся пополам...
Желающих продолжать драку не было. Переругиваясь вполголоса и косясь на юношу, матросы бочком покидали поле боя. Кажется, они даже протрезвели. Что ж, легкой забавы не вышло.
Эймар проводил взглядом банду, повернул голову.
Посреди переулка неподвижно стояла девушка, в упор смотрела на Эймара зелеными кошачьими глазами.
Юноша попытался улыбнуться, убрал со лба волосы. Руки предательски дрожали — он только сейчас понял, как испугался. Надо бы провести девушку домой, здесь ей не место. Эймар двинулся навстречу, но девица отпрянула. Юноша горько усмехнулся — все его сторонятся, а почему он, глупец, решил, что спасенная девушка поведет себя иначе? Чудес не бывает!
Эймар развернулся и пошел восвояси. Через десяток шагов опомнился — что он делает? Бедняжка осталась одна — не ровен час снова попадет в передрягу. Юноша бегом вернулся к месту драки, но опоздал — незнакомка пропала, будто ее никогда и не было.
Голову припорошило снегом — он забыл, где потерял треуголку, ну и Кош с ней, купит новую. Куда больше Эймара занимали вещи, которые не купить ни за какие скодо. Что надо отдать за улыбку той красавицы? Куда бежать, кого спасать ради новой встречи?
Впрочем, глупые мысли. Он даже не знает ее имени.
Эймар давно миновал Баккарассе. К Урсу решил не заходить — геройствовать больше не хотелось. Но и возвращаться домой тоже. Он выбирал дорогу подлиннее, шел медленно, впечатывая каждый шаг в свежий снег.
А если бы он погиб? Все могло случиться — не будь матросы такими пьяными, запросто бы одолели. Тогда девушка наверняка подошла бы ближе. Эймар представил, как она касается лба, берет за руку. Что ж, у смертельно раненых есть свои преимущества.
Юноша тряхнул головой, снежная шапка рассыпалась — хватит сказки сочинять! Наверное, прав отец. Пора за учебу взяться. Хотя бы риторику подтянуть, философию — если подумать, не такое уж плохое занятие для долгих зимних вечеров.
Он подошел к воротам, тихо проскользнул в сад. В окнах комнаты Терриса горел свет. Изучает свои манускрипты, наверное. Или ждет, когда непутевый сын домой вернется?
Эймар хмыкнул. Вряд ли. Отец не способен беспокоиться ни о чем, кроме книг.

6. ФЕРРО

Ветер унес снежную тучу и неожиданно стих. Небо прорезали красные отблески — скоро начнется новый бессмысленный день. За редкими деревьями проглядывали знакомые башни. Ферро едва коснулся холки коня — умный ахалтуарец сразу замедлил шаг.
А куда спешить? В тоскливый покой безлюдного замка? Вряд ли Бель готовит жаркую встречу. Ферро ухмыльнулся. Случись такое, он бы очень удивился. И забеспокоился.
Былой азарт от войны пропал. В Паррагоне они отбились от туар за две недели. До этого он Кош знает сколько колесил с наемной армией по всему югу. В последнее время туары оживились, у них появилось огнестрельное оружие — пушки, мушкеты. Конечно, правители герцогств не брезгуют помощью его армии. И правильно делают — дукэ Тейрузы не проиграл ни одной битвы. И не проиграет. Раньше он гордился этим, теперь победы опостылели не меньше походной жизни.
Ферро обвел взглядом лысые холмы, черные точки птиц в небе. У него нет дома. Эта пустошь — приют путника, не больше.
Ахалтуарец ступил на навесной мост, вышколенные стражники поспешили открыть ворота и вытянулись в струнку. У одного задергалась бровь, другой побагровел, грозясь лопнуть переспевшим помидором.
— Что, страшно? — ласково спросил Ферро второго стражника.
Тот покраснел еще больше и закачал головой.
— Я же вижу, что страшно, — дукэ многозначительно хмыкнул, — но я знаю, как тебе помочь. Даю два дня — приведешь живого туара, будешь прощен. А нет — сам сдам в плен первому же отряду дея.
Стражник едва не выронил алебарду.
Ферро отвернулся. Ничем новым родина не порадует. Его боялись и будут бояться всегда.
Он спешился, отдал коня слугам и зашагал к донжону.
Бернат, управляющий предместного замка, семенил следом, торопясь доложить последние новости: госпожа Бель в Варби не появлялась, в городе схвачены возмутители спокойствия, ждут суда, приезжал посол из Мерана... Ферро поморщился, сделал управляющему знак — тот моментально отстал и принялся отчитывать стражников за недостаточно начищенные алебарды. Бернат сам знает, что делать — справится!
Ферро потянул на себя тяжелую дверь донжона, вошел в мрачный холл без окон. Чадили факелы, в их неясном свете плясали тени. Он окинул помещение равнодушным взглядом и свернул к лестнице. Сапоги загремели о ступеньки, оставляли на выщербленном камне дорожную грязь.
Не в пример другим дукэ, Ферро давно потерял интерес к излишествам — дворцы его не привлекали. В Тейрузе простаивала резиденция с начищенными мозаичными полами, витражными окнами на всю стену и смазливыми горничными. Но Ферро больше нравился грубый камень, гулкая пустота мрачных зал, одиночество.
Он добрался до третьего этажа, опустился в любимое кресло, вытянул ноги к камину. Не стал снимать дорожной одежды — прежде немного отдохнет. Отгонит от себя усталость, навалившуюся за долгие дни похода.
Замок Варби под Тейрузой достался ему как первый трофей.
В восемнадцать лет Ферро знал и умел больше любого саламанкеро, он перерос гильдию, ему нечего было там делать. Служить на благо герцогств и выполнять прихоти дукэ? Увольте! Его всегда удивляли мелочные цели саламанкеро: годами изучать тонкости ремесла, чтобы потом вытаскивать из передряг какого-то бездельника? И Аторе свято верил, что это долг гильдии?
Ферро лелеял другие планы — найти цитадель, войти в прадерево и завоевать Непознанное, как он завоевывал в этой жизни все, что хотел. Трудности его не пугали, однако бездействие раздражало и выводило из себя.
По молодости он здорово поссорился с Аторе, и тот выставил зарвавшегося юнца из Альберы. Без средств и положения в обществе Ферро мог забыть о цитадели. Но он не стал ждать подачек от звезд и сам проторил дорожку. Первая армия дукэ насчитывала всего десяток солдат, но Ферро знал, к кому обращаться за помощью. Одержимые страхом заклятия прядильщики гильдии не видели дальше собственного носа. Да, саламанкеро не могли менять свою жизнь через дерево, но есть еще тени! Ферро не разделял предрассудков Аторе: тень — не средоточие зла, она не черная и не белая, она серая. Это всего лишь сила, и только в руках мастера саламанкеро сила приобретает цвет...
Дукэ снял шляпу, небрежно бросил на пол, погладил отросшую за поход бороду.
Тени не подвели ни разу. Замок был взят за одну ночь, выживший из ума бездетный правитель заточен в тюрьму, а другие претенденты на место предпочли убраться сами. Тейруза сдалась на милость победителя без боя — так началась военная карьера Ферро.
А потом весь север полуострова встрепенулся — с юга шли полчища туар. И почему-то он не удивился, когда увидел в небе над замком огромную картьяру с белыми полосками на крыльях. Аторе не извинялся, не заискивал. Написанное в сухом тоне письмо предлагало сделку — новоявленный дукэ обеспечивает защиту гильдии от туар, а взамен возвращает себе право считаться саламанкеро. Ферро не стал спорить...
Он поднялся, прошелся по зале.
Во дворе зычно гаркнул стражник, началась какая-то возня. Взвился возмущенный голос Берната. Ферро направился было к окну, но замер на полдороге.
На каминной доске блеснуло синее перо палина — Бель забыла перчатки. Дукэ коснулся кожи тонкой выделки, провел пальцем по украшенным перьями манжетам.
Он долго присматривался к Бель, наблюдал, как девочка растет, как закаляется характер — эта женитьба была продуманным и удобным ходом. Пятнадцать лет разницы в возрасте — не беда, он воспитает юную жену по своему вкусу. Грезы о цитадели ненадолго отступили. Ферро пробовал смотреть на мир глазами Бель, и тот казался не таким безнадежным. Но пары из них не вышло.
Дукэ повертел в руках перчатки, опустил на каминную доску. Шум за окном сходил на нет. Слышались только недовольные выкрики охраны.
Прежде чувства были острее — Ферро желал и добивался. Достижения пьянили. И цена победы не имела значения. Но однажды он переступил черту. Может, когда сжег Рассон. Или когда первый раз ударил Бель. Конечно, тени нашли лекарство и от ненужных воспоминаний, но Ферро не решался им пользоваться часто — успокоение походило на отупение, и он терял себя. Поэтому спрятал опасный подарок подальше от искушения — в потайном ходе на четвертый этаж, что вел в комнату бывшего дукэ Тейрузы. Закрыл секретную дверь трофейным гобеленом, поставил теней на стражу...
Внизу пустовал исчерченный дорожками следов заснеженный двор.
Колесо телеги подпрыгнуло на камне, съехав с навесного моста, — на козлах, скрючившись в три погибели, сидел человек в широкополой шляпе. Принесла нелегкая горе-торговца, безразлично подумал Ферро и отвернулся от окна. Саламанкеро из кожи вон лезут, оберегают подопечные города от туар, а потом по безопасным дорогам разъезжают торгаши с бесполезным товаром.
Он опустился в кресло, но тут же подскочил. Бель не забывала перчаток, она специально подсунула их под нос, просчитала отвлекающий маневр! И наверняка тени прислали «горе-торговца» как подсказку!
Оставалась одна надежда на дотошность Берната.
Перепрыгивая по три ступеньки за раз, дукэ рванул вниз, и нос к носу столкнулся с управляющим — тот едва не выронил стопку пухлых книг. Бернат недоуменно посмотрел на Ферро. Лицо вытянулось, схлынула краска.
— Мой дукэ, не изволите ли проверить счета? — пролепетал управляющий.
— Какие к теням счета?! — заревел Ферро. — Что торгаш вез, отвечай!
Дукэ ухватил Берната за лацканы камзола, встряхнул. Обычно расторопный управляющий на удивление туго соображал.
— Я не... Он же... — Бернат сглотнул и наконец взял себя в руки. — Зачем нам саженцы роз? Кто такой товар среди зимы возит? Своровал небось где-то. Прикажете догнать?
Ферро не сразу понял, что управляющий ответил на его вопрос. Помедлил, разжал пальцы, и Бернат смог выдохнуть.
— Купить весь товар! Живо! — дукэ почувствовал, как краснеет от перенапряжения.
Он развернулся и снова поднялся к себе. Саженцы могут означать только одно — надо немедленно попасть в дерево. И Бель почему-то не хотела, чтобы он оказался там именно в это время.
Ферро открыл тоннель сразу — отработанный годами навык. Пошатнулся, упал на четвереньки. При переходе качает только с непривычки, такое могло бы произойти с новичком, но для него явление странное. Дукэ поднялся, с трудом удерживая равновесие — весь тоннель ходил ходуном. Сверху падали ошметки влажной коры, недовольно гудели жуки. Стало быть, происходит что-то важное — тени подсказками не разбрасываются.
Стараясь держаться поближе к стене, он пошел вперед. На развилке тоннель содрогнулся в очередном спазме и Ферро вытолкнуло в черную дыру коридора. Он покатился кубарем, вывалился на заснеженную улицу. Вскочил на ноги, огляделся. Место оказалось знакомым — Женава, квартал Баккарассе, недалеко от «Сивой кобылы», где наливают самое дешевое вино в городе и торгуют наисвежайшими сплетнями.
В двух шагах от Ферро прошел рослый парень, слегка задев шпагой. Понятное дело — не заметил. Однако с юношей было что-то не так. Дукэ зашептал ритмы, переключаясь на тонкие сферы. В светящемся облаке нитей, коконом охватившем парня, повторяя его движения, шел темный двойник. Ферро задержал дыхание и, стараясь не спугнуть юношу, припустил следом. Почуяв его, глухо зарычал пес, поджал облезлый хвост.
Дукэ всмотрелся внимательнее. Тени не вторгались в кокон человека — не выдерживали естественного тепла тела — это было бы так же абсурдно, как увидеть сумерки в полдень. Да и тень в коконе парня не пришлая, она вела себя как хозяйка.
Сквозь пелену тумана тонких сфер прорвался женский крик. Тень дернулась, подошла к юноше вплотную, вложила в руку черный сгусток. Парень в унисон вздрогнул, сжал и разжал пальцы, играя невидимой обычному наблюдателю воронкой смерча.
Пока воевал, Ферро объездил полмира, и ни одна легенда о цитадели не обошла его стороной. Рассказы о разрушителе всегда казались верхом глупости: прадерево создано звездами, как его может уничтожить человек? А сейчас дукэ засомневался. Этот парень, сам того не зная, крутил на кончиках пальцев смерть для целого города — такие черные вихри Ферро видел над полем сражения, когда солдаты сотнями отправлялись к светлой Кош, или темной Зер.
Картинка поплыла перед глазами, и он поспешил выйти из тонких сфер. И вовремя — плащ юноши мелькнул за углом. Еще миг — и дукэ бы потерял след, а вместе с ним и драгоценную удачу.
Они выбежали к матросам одновременно. Пьяные лица, испуганная девушка — начало положено. А чем все закончится, зависит только от него!
Плечи парня напряглись — сейчас кому-то станет мало места...
Ферро держался в стороне, наблюдал — время вмешаться еще не пришло.
Судя по тому, что творилось с тоннелем, дело обещает быть непростым, а то и вовсе провальным. И касается оно не какого-то зажравшегося дукэ, а собственной персоны Ферро — здесь вдвойне страшна ошибка.
Он снова настроился на тонкие сферы и принялся наблюдать. Не замечая ополоумевших матросов, девица шагнула к смертоносной воронке.
Дукэ облизал пересохшие губы. Это же обычная девушка — смерч вмиг прорвет ее слабенький кокон!
Черный смерч замер перед матросом и вдруг, будто передумав, ринулся в атаку на юношу.
Девушка вскрикнула, смерч метнулся к ней, проглотил добычу и... разлетелся жалкими ошметками.
Не дожидаясь, пока от его запястья потянется нить подсказки, Ферро сделал подножку подбиравшемуся к парню матросу, тот потерял равновесие и выронил абордажную саблю.
Тень отпрянула, выпуская руку юноши.
Ферро перевел дух, вытер со лба пот. Только что он повернул колесо событий вспять: парень должен был погибнуть, и девушка — тоже. Нельзя встать на дороге у смерча и победить! Как девица уничтожила воронку, что сделала? Ничего — Ферро знал ответ. И не мог поверить, что такое возможно.
В голове дукэ кто-то невидимый принялся отсчитывать обратный ход времени.
Однако разрушитель выжил, и это играло на руку Ферро. Мальчишку нельзя отпускать. Что ж, придется позаботиться, чтобы с ним ничего не случилось. Дукэ бросил последний взгляд на спешно ретирующихся матросов...
Он снова сидел в зале замка Варби и смотрел на перчатки Бель. Надо срочно ехать в Женаву, пока саламанкеро не добрались до необычного юноши, и пока еще есть надежда увидеть цитадель.
Ферро подобрал шляпу, распахнул дверь, чуть не сбив Берната с ног. Управляющий встрепенулся и возбужденно затараторил:
— Мой дукэ, что прикажете делать с арестованными? Содержать в темнице несподручно, на всех похлебки не напасешься. Выпустить тоже нельзя без наказания-то за провинности!
— Всех показательно казнить, — думая о своем, бросил на ходу Ферро.
Глаза Берната округлились. Он побледнел и уже тише добавил:
— А с послом из Мерана как поступать будем? Он у нас еще гостит. Ждет с вами разговора тет-а-тет.
Дукэ вышел во двор, направился к конюшне. Бедный ахалтуарец, не успел отдохнуть после долгого перехода, и снова в путь... Ничего, он постарается не мучить Красавчика бешеной скачкой. И прикипела же душа к одному коню — за время походов ахалтуарец стал другом.
Бернат плелся следом. Что ему надо? Ах да.
— Посла отправляйте обратно. Будет сопротивляться — казнить. Можно не показательно.
Управляющий хотел что-то ответить, но, видно, одумался и лишь низко поклонился.
— Подготовь два кошеля по двести скодо! Обоз с вещами пришлешь в Женаву следом, я там надолго останусь. И озаботься саженцами — делай, что хочешь, но через неделю мне нужны розы!
Не выказав особого удивления, Бернат еще раз поклонился и скрылся из вида.
Ферро хмыкнул. Ждите сюрприза, госпожа Бель! Он тоже кое-что смыслит в ловушках. И палиньими перьями на сей раз дело не обойдется.
Ахалтуарец резко поднял голову, тихо заржал — почувствовал хозяина.
— Все верно, друг, нам пора, — дукэ погладил коня по холке.

7. ЭЙМАР

— Тысяча теней, ты уже мертвец! — Леон опустил шпагу, озабоченно посмотрел на Эймара. — Нельзя пропускать такой удар!
Юноша сжал зубы. Много чего нельзя в этой жизни. Например, вернуть маму. Он швырнул клинок на утоптанный снег, отвернулся. От резкого движения под рубахой качнулся камешек. Нет, так не пойдет, надо взять себя в руки.
— Лео, хватит, я устал...
— Э, дружище, я, кажется, знаю, в чем дело!
Дядя шутливо толкнул Эймара в бок, заговорщически подмигнул. Глаза зажглись голубым огнем — совсем как мамины.
Юноша почувствовал, что краснеет. Все, теперь Лео не отстанет.
— И как ее зовут? — дядя подхватил брошенную шпагу, клинок рассек воздух, уперся Эймару в грудь. — Ну же, синьор, отвечайте!
Леон расплылся в довольной улыбке. Юноша перехватил шпагу из рук дяди, спрятал в ножны.
— Никак...
Он исподлобья посмотрел на Леона.
Дядя исправно таскал Эймара в «Глухого медведя» и знакомил с девицами. Развязные маркитантки, острые на язык служанки, рдеющие от смущения дочери ремесленников — Леон не знал недостатка в подругах. Женское общество юноше нравилось, хоть вспоминать бурные гулянья потом было стыдно. И одно дело — провести вечер с девушкой и забыть, но чтобы дни напролет о них говорить и думать — этого он понять не мог. Обласканный женщинами Эймар сидел в углу, потягивал вино и мечтал, что когда-нибудь встретит такую, как мама, и обязательно влюбится. Мечты перебивала пустая болтовня завсегдатаев трактира.
Тем для пересуд было немного — любовные связи знатных особ, да выходки соседского дукэ-самодура, прозванного Коршуном.
«А вы слышали, Коршун заключил союз с Туаратом против северных герцогств?»
«Лучше туарское иго, любезный, чем прожить еще год под каблуком моей жены... А видели новую любовницу графа N? Еще та штучка! Эх, я бы с ней зажил!»
«И что бы вы с ней делали? Отправили бы туши свежевать в вашу мясницкую? Вот послушайте, дукэ соседний совсем озверел-то, говорят, на границе иноземцев вешают. Всех! Кроме молодых девиц, конечно. Их сразу — в гарем.»
«И я говорю, от женщин все беды. Эй, хозяин, вина!»...
— Хорошо, оставим в покое зазнобу по имени «Никак», — Леон стал непривычно серьезен, погасил улыбку, — дружище, ты ничего не хочешь сказать?
Неужели догадался? Эймар опустил глаза...
Уже год он баловался кулачными боями в трактире Урса. Первый раз попробовал ради куража и вовсе не надеялся на победу — рыбак был намного шире в плечах и крепче, однако верх одержал Эймар. И к тому же получил в награду пару зольдо. А потом он смекнул, что так может собрать средства на свою давнюю мечту — побег из Женавы, и стал регулярно меряться с рыбаками силой. Если не везло, юноше приходилось довольствоваться синяками, а если удача улыбалась — добавлялись еще монетки. Так в тайнике потихоньку копились тенаро и зольдо. Просить у отца денег он бы ни за что не стал, а жить с ним бок о бок больше не мог.
Эймара беспокоила лишь память об Флории: казалось, он предаст ее, если уйдет из дома. Но рассудок говорил, что мамы больше нет, и юноша уже ничего для нее не сделает. А если задержится в Женаве, предаст себя. Здесь Эймар навсегда останется слабым мальчишкой, отмеченным судьбой разноцветными глазами. И плевать, что теперь его шпага выигрывает все драки в Баккарассе. Что стоит десяток обозленных матросов по сравнению с отцовским безразличием?
Он возвращался мыслями к последней стычке и вспоминал светловолосую девушку. Ее взгляд преображался от растерянности к надежде — она поверила в Эймара. Тот смог ее защитить и на мгновение стал для нее героем. Что-то тогда поменялось в нем, и юноше захотелось поменять все вокруг...
— Нет, — отрезал Эймар, с вызовом посмотрел на Леона.
Пусть дядя думает, что он хорохорится из-за девчонки. Когда-нибудь Эймар все равно сбежит, но Леону лучше не знать об этом...
Юноша возвращался из Баккарассе после не очень удачного боя — была ничья, и он упустил все свои тенаро. Шел в обход, не имея желания объясняться ни с отцом, ни с Леоном. Дорогу к Высоким воротам запрудила толпа, и Эймар врезался в самую ее гущу, надеясь проложить путь локтями. Не тут-то было! Людской поток не спрашивал, куда ему надо, а нес прямиком на площадь Орбэ.
В воздух летели колпаки с бубенчиками, на помосте жонглеры ловко крутили сальто. Эймар фыркнул. Вырос он из детских штанов, чтобы радоваться таким представлениям! И юноша снова начал продираться против течения. Но почему-то оказался рядом с помостом — там и застрял в давке, огляделся.
Белокурая девушка из квартала Баккарассе завороженно наблюдала за клоуном с желтыми волосами. И когда тот бросил розу, Эймар, не раздумывая, потянулся за цветком. Он сделает прощальный подарок девушке — не сегодня-завтра придется уйти из Женавы, они могут никогда больше не встретиться... Жаль, что роза оказалась фальшивкой, зато девушка ему улыбнулась...
— Эй, где потерялся? — Леон тряс юношу за плечи, — дружище, надо думать о будущем. Да, ты лихо дерешься, но этого мало!
— Только не говори про университет!
— Террис просил меня... И, тысяча теней, он прав! Ты защитишь себя в драках. А другой, хорошенько подумав, в них просто не ввяжется! — дядя наконец отпустил Эймара.
— Лео, ты же не серьезно? Ну скажи, что шутишь?
На лице дяди не дрогнул ни один мускул.
— Пошли в дом, дружище! Тебя кое-кто заждался.
Леон легко вскочил на ступеньки крыльца, открыл дверь и шутливо поклонился. Юноша бросил злой взгляд на дядю, помедлил и нехотя поплелся следом. Ладно, поймали зверя. Он делает это только ради Леона...
— Что ж, господин Эймар, изложите вкратце ваш концепт миросотворения, а потом мы подискутируем, — живенький маленький господин Маранатти уселся на край стола.
Юноша покраснел, опустил голову. Маранатти мерно покачивал ногой в перевязанном бантом лакированном туфле. Господин философ молчал, ждал ответа. Но ответа у Эймара не было. И принесла нелегкая этого разряженного франта с юга! Наверняка, только и умеет, что словами играться.
Повисло неловкое молчание. Он прокашлялся. Концепт миросотворения... Что нового Эймар мог сказать об этом господину профессору?
— Э, ну... — во рту пересохло, юноша сглотнул, — наш мир появился из звезды Кош. Потом его поделили между собой три соседние звезды. Под звездой Эрра люди рождаются, звезда Эз ведет их жизни, Зер несет смерть...
Юноша наконец решился посмотреть на профессора. Брови Маранатти неудержимо ползли вверх. Казалось, сейчас они оторвутся и взлетят к потолку.
— Господин Эймар изволит излагать школьную программу?! Вы что, смеетесь?
Голос Маранатти дрожал. Наверное, профессорский ум давно не оскорбляли такой ересью.
— Я был лучшего мнения о сыне господина архивариуса.
Это никогда не закончится! Он — лишь блеклая тень отца.
Эймар сжал зубы, руки по привычке потянулись к поясу за шпагой. Нет, нельзя срываться. Он на уроке, а не в квартале Баккарассе. Если хорошо подумать, в драку можно и не ввязываться, напомнил себе юноша.
— Хотите знать мой концепт? Что ж... Может, когда-то звезды и сотворили мир, но теперь им плевать на нас. Здесь нет звезд, по земле ходят люди — сильные и жестокие побеждают и кроят мир по своему желанию! И если окажетесь у них на пути, никакие концепты не уберегут!
Маранатти медленно сполз с края стола, поправил и так идеально сидящий камзол.
— Брутально и не эстетично, но ваша точка зрения имеет право на жизнь, — брови Маранатти наконец опустились. — Думаю, я посоветую господину Террису устроить вас в гвардию к дукэ. С такими задатками вы легко дослужитесь до капитана! На сем и закончим занятие.
Уголки губ Маранатти искривились в снисходительной усмешке, он едва заметно поклонился и вышел из библиотеки.
Эймар развязал ворот рубахи — как же не хватало свежего воздуха — и в сердцах смел груду учебников со стола. Стопка книг неуклюже свалилась, обложки раскрылись, показывая нутро желтоватых страниц.
А он еще думал, неплохо бы подтянуть риторику и философию, умных мыслей поднабраться. Вот мог сегодня приобщиться к ученой мудрости, и что из этого вышло? В аналитической геометрии господина Файхмана была хотя бы логика. Пространство, фигуры, координаты — тут все ясно. Но какой смысл рассуждать о мироустройстве, тем более спорить, если выигрывает тот, кто совершает поступки и борется?
Все, на сегодня хватит, он выполнил просьбу Леона.
Эймар оглядел библиотеку — склеп склепом, надо скорее уносить ноги, пока сам не превратился в ходячего мертвеца.
Как можно тише — не дай Кош, на дороге вырастет Леон и снова заставит что-то пообещать — юноша спустился по лестнице, прошмыгнул в свою комнату. Подобрал промокший от снега плащ — высохнет по дороге, подхватил шляпу.
После представления на площади Орбэ он решил во что бы то ни стало сходить на улицу Пекарей и найти белокурую девушку. Эймар еще не придумал, что скажет, когда ее встретит. Поначалу, наверное, спросит имя — должен же он знать, о ком будет вспоминать, когда уйдет из Женавы.
А вдруг девушка его не узнает? Ведь видела всего два раза мельком. Не свататься же идет, успокоил себя юноша. Спросит имя — и делу конец.
Эх, была бы у него роза... Но где найдешь цветы среди зимы? Хотя... Во дворце дукэ есть все! Он помнил прогулки с отцом по площади Донико, и как тот тайком проводил его в сад Дамиана.
Эймар покрепче сжал эфес — на сей раз обойдется без отца, сам найдет способ проникнуть за дворцовые стены.
Солнечные лучи слепили, грели по-весеннему щедро. Ноги проваливались в рыхлый снег, намокали в подтаявшей слякоти. Скоро слякоть превратится в лужи, там начнут купаться и хохлиться воробьи.
Юноша зажмурился, посмотрел в небо — не такая уж скверная штука жизнь! Он расправил плечи и, насвистывая, зашагал дальше. Навстречу шла симпатичная курносая девушка, рыжие кудряшки кокетливо подпрыгивали и мягко опускались на плечи. Он вспомнил погожий весенний день, ярмарку и такую же рыженькую торговку сиропом. Повинуясь внезапному порыву, Эймар игриво поклонился, послал воздушный поцелуй. Девушка залилась смущенным смехом, на щеках заиграли ямочки.
Подъем к площади Донико через сплетенье тесных каруджи сегодня казался особенно долгим.
Наконец под ногами заблестели влажные булыжники — пригнанные один к одному, ровные, гладкие, не то что выщербленная кладка рядом с домом, или размытая грязь улиц Баккарассе.
Дворцовую площадь венчал памятник светлейшему Дамиану. Дукэ, воплощение мужества и отваги, сидел верхом на норовистом ахалтуарце. Конь встал на дыбы, передние ноги зависли в воздухе, а под ними крошечные города тянули шпили башен в небо, защищались крепостными стенами. Символ победы над всем миром! В детстве Эймара не интересовал герой — все боялся, что конские копыта вот-вот опустятся на его голову. Зато подолгу изучал вылитые из бронзы поверженные города. Сейчас юноше вдруг подумалось, что лучше бы он заглядывался на победителя.
Из переулка вынырнул экипаж, извозчик резко осадил коней. Дверца открылась, со ступеньки спрыгнул поджарый мужчина в добротном сером костюме, под широкополой шляпой топорщилась заплетенная по туарской моде коса. Светлые, почти прозрачные глаза незнакомца остановились на застывшем у памятника Эймаре, взгляд пробрался в самую душу, но через миг отступил.
Юноша пошатнулся, как от удара.
Нет, это не туарский солдат, они не разъезжают экипажами. Путешественник с юга Пирей? Нелепая шляпа с загнутыми книзу полями оттуда, а выражение глаз другое. Обветренное лицо незнакомца никак не походило на холеное дворянское, зато снисходительная усмешка выдавала его происхождение. Эймар насмотрелся на таких во дворце дукэ.
Неприятный, странный человек сочился опасностью. Юноша поежился, поспешил отвернуться. Против воли снова глянул на незнакомца — в руках у мужчины алела роза.
Может, и не нужен ему больше сад дукэ?
Неведомая сила будто толкнула Эймара к незнакомцу и он послушно пошел следом. Сейчас они обогнут фасад университета, минуют башню городского совета анциани, особняк подесты, уткнутся носом в ворота дворца, и одним способом раздобыть розу станет меньше. Ладони вспотели, на лбу выступила испарина. А ведь ему придется заговорить с этим человеком, объяснить, почему тот должен отдать ему, сопливому мальчишке, драгоценный цветок.
Эймар ускорил шаг, догоняя незнакомца, и ввязался в разговор, как в драку:
— Господин, не желаете ли пари?
Он облизал пересохшие губы, лихорадочно соображая, что говорить дальше. Незнакомец резко обернулся. С любопытством глянул на юношу, улыбнулся одними губами. По спине Эймара пополз слизняк страха. Азарт улетучился — вдруг захотелось, чтобы мужчина сделал вид, что не заметил его, и ушел восвояси.
— Какое именно?
Казалось, незнакомец забавлялся беспомощностью юноши. Для него Эймар — всего лишь наглый москит, посмевший сесть на нос.
Сегодня юноша доказывал Маранатти, что побеждает сильнейший. И верно вроде сказал. Но кто остался победителем в споре? Маранатти, с достоинством покинувший поле боя, или вспыливший Эймар? Нельзя сдаваться, нельзя бояться, нельзя бросаться в крайности...
— Спорим, я выиграю поединок? — выпалил юноша.
Мужчина расхохотался в лицо Эймару. Пусть бы разозлился, накричал — было бы не так противно. Мошка предложила человеку поединок. Да уж, смешнее не придумаешь. Но раз начал, надо вести дело до конца.
— А победителю — роза! — Эймар с вызовом посмотрел в безжизненные прозрачные глаза.
Незнакомец резко оборвал смех, и его шпага со свистом рассекла воздух. В отставленной левой руке мужчина изящно держал розу. Клинок юноши с готовностью встретил шпагу противника — тело отреагировало быстрее мысли — и первая атака была отбита. Эймар перевел дыхание, наконец-то он оказался в привычной стихии.
Мужчина двигался быстро и уверенно. Отличный фехтовальщик, пожалуй, пошустрее Леона будет. И уж точно не чета вечно пьяным господам из Баккарассе.
Поначалу воспрявший духом юноша насторожился. Незнакомец оттеснил его на добрых пятнадцать пьед(2), еще немного и Эймар упрется спиной в глухую стену тупика, отступать дальше некуда. О нападении можно забыть — атаки господина с розой шли одна за другой, только бы отбиться. Шпага просвистела у плеча, вспорола плащ. Это не промах, догадался юноша, его соперник игрался в свое удовольствие.
— Что, страшно? — вежливо поинтересовался между выпадами незнакомец, — я знаю, как тебе помочь!
Эймар сильно сдавал позиции. Дыхание сбилось, ноги стали слабеть. Хотелось разозлиться, заорать, и броситься вперед, но он отлично понимал, что это будет последний выпад. В спину уперся камень, сзади осталась только холодная стена. Юноша встретился взглядом с незнакомцем, резко отвел жало клинка и начал атаку.
— Сам себе помогу! — процедил сквозь зубы Эймар.
В прозрачных глазах мужчины мелькнуло что-то сродни удивлению. Юноша торжествовал: еще пару выпадов и он добудет розу!
— Стража! Стража!
Гнусавый голос прорвался фальшивой нотой.
Шпага незнакомца молниеносно спряталась в ножнах, рука в перчатке перехватила клинок Эймара, и юноша сам не заметил, как остался безоружным. Переулок загородила повозка — на козлах сидел дородный мужчина, он возмущенно надувал щеки, выпуская облачка белого пара, отчего напоминал кипящий в печи горшок.
— Безобразие! Драки под самым носом у светлейшего дукэ! — пыхтел толстяк. — Порядочным людям покоя нет! Вот донесу дукэ, Кош клянусь, донесу!
— И вам доброй дороги, милейший!
Незнакомец хищно улыбнулся, и толстяк под его взглядом сдулся. Не найдя, что ответить, он потянул поводья, и не оглядываясь, погнал лошадей вперед.
— Держите, юноша! — мужчина вернул Эймару шпагу.
— А как же роза?
— Пари не состоялось. И потом, роза мне самому нужна, — незнакомец подмигнул. — Надумаете снова драться, к вашим услугам! — он легко поклонился и выскользнул из переулка.
Эймар хотел возразить, но запоздало понял, что говорить не с кем. Он разочарованно уставился под ноги. Рыхлый снег был вспорот дорожками следов, на дне — серые комья грязи. В сугроб у стены упал алый лепесток и торчал там надутым парусом. Юноша поднял его, бережно опустил в карман плаща.
Солнце вот-вот нырнет за дома, а он так и не дошел до улицы Пекарей. «Что, страшно?» — прозвучал в голове голос незнакомца. «Нет, — упрямо возразил Эймар, — пусть боится кто-нибудь другой, а я еще поборюсь!»
От переулка неровной колеей тянулись свежие следы от повозки, слышался отдаленный скрип колес. Значит, толстяка, который так ратовал за «покой порядочных людей», еще можно догнать. И проучить зануду — это ведь из-за него Эймар остался без розы!
След вился между высоченных особняков с огромными витражными окнами, спускался к площади Бьянти, и вконец терялся в ремесленных кварталах. Юноша попытался разобрать следы — башмаки, лошадиные подковы, колеса — и только больше запутался. Он поймал согнувшегося под тяжеленной корзиной подмастерья, расспросил про толстяка. Парнишка махнул рукой вправо, Эймар свернул в указанном направлении и сразу заприметил знакомую повозку. Он сменил бег на шаг, надвинул шляпу поглубже на глаза — не хватало еще, чтобы толстяк узнал его и снова поднял шум.
Повозка въехала в аккуратный квартальчик. Толстяк то и дело приподнимал шляпу, здороваясь с прохожими.
Наверняка улицу целиком заняла какая-то гильдия. Все чисто, домик к домику, добропорядочные жители еще и дружину выделили небось, патрулируют квартал по ночам. Эймар хмыкнул. Неудивительно, что толстяк возмутился драке — привык, что спину прикрывает гильдия и ему не приходится отстаивать безопасность со шпагой в руках.
— Эй, смотри куда идешь!
Юноша едва успел прыгнуть в сторону, увернувшись от встречной телеги.
— Вся молодежь такая, старина Рабье! — толстяк кряхтя слезал с повозки, — вот только драку разогнал, и хоть бы устыдился кто!
Эймар опустил голову и поспешил скрыться в соседней каруджи. Остановился, прислушался. Старина Рабье пробубнил что-то невнятное, но сочувственное, и толстяк снова взялся жаловаться. И жена хворает, и дочь непутевая, была одна надежда на старшенькую, и то... Толстяк замолчал на полуслове. Повисла неловкая пауза. Старина Рабье скомкано попрощался, заскрипели колеса удаляющейся телеги.
Юноша осторожно выглянул из укрытия — лицо толстяка осунулось, глуповатые глаза затопила боль. Эймар вдруг забыл, что час назад хотел проучить зануду, теперь того было по-настоящему жаль.
— Отец, отец, почему так долго? Что-то случилось?
Будь он мертвым, и тогда бы узнал этот голос.
Девушка со светлыми, как пшеница, волосами подбежала к толстяку, подхватила под руку.
— Все хорошо, Брайда, дукэ доволен.
Толстяк старался говорить весомо и строго, но получалось не очень убедительно, слишком дрожал голос.
— Ох, повозку распрячь... — толстяк было развернулся, но дочь его остановила.
— Я сделаю, отец, иди в дом.
Сгорбленная спина скрылась за дверью. Девушка ловко перехватила узду, повела лошадей на задний двор.
Эймар вжался в стену.
Теперь он знает ее имя: Брайда. Осталось сделать всего лишь шаг, но это оказалось неимоверно сложно... Юноша нащупал в кармане лепесток, глотнул воздуха и вышел навстречу.
Удивленно распахнулись зеленые глаза.
«Не узнала» — обреченно подумал Эймар. Что ж, тогда надо развернуться и с достоинством уйти.
Но девушка улыбнулась. Не отпрянула, как тогда в Баккарассе, напротив — потянулась к нему. Юноша растерялся — все оказалось так просто, а он, дурак, готовился к бою.
— Нашел! Нашел! Я уж думала, улицу забыл, или не расслышал, там такая толпа была!
Эймар спохватился, неловко выудил из кармана лепесток, протянул девушке.
— Вот, я хотел розу, но не получилось... целиком...
Кош, какую чушь он несет!
Брайда молчала, стояла неподвижно. «Обиделась, разозлилась?» — все гадал Эймар, не решаясь поднять голову. Но когда осмелился, забыл обо всем. Глаза девушки сверкали звездочками, а на ладони живым зверьком дрожал лепесток.

____

(1) 1 скодо = 120 зольдо, 1 зольдо = 12 тенаро

(2) 1 пьеда = 29,76 см

8. АНАБЕЛЛА

Только свободный пройдет рубежи, ибо не увидит их...
Анабелла облизала пересохшие губы, оторвала ногу от скользкого камня и нащупала впереди новую опору. Замерла, рывком перенесла вес.
Пройдет рубежи, ибо не увидит их...
Капля со свода угодила на макушку, и саламанкеро неловко качнулась. Представила, как соскальзывает в чернильную воду подземной реки, течение бьет ее о камни, крутит воронкой, тянет вниз...
Она медленно разогнулась.
Еще не так давно слова Лукена, наспех нацарапанные на подвальной плите, казались верхом нелепости. Анабеллу с детства учили не просто видеть препятствия, а подмечать любые мелочи, сопоставлять их, делать выводы — чтобы предусмотреть последствия, рассчитать единственно правильный момент, повернуть ход судеб в «нужную» сторону.
Если границы есть, какой толк их не признавать и разбивать голову о глухую стену? Это трудно понять, сидя в уютном кресле рядом с растопленным камином. И бегая по Соккело. И выполняя заказы дукэ. Зато подземелье сшибало сомнения напрочь.
Когда не разглядеть собственных рук, когда шум реки топит все звуки и нет точки опоры, порожденные воображением рубежи становятся ярче яви. Она только что пережила это, представляя, как воды смыкаются над головой. Анабелла будто и впрямь захлебнулась, почувствовала, как зашлись болью обожженные водой легкие.
На сегодня хватит!
Женщина развернулась, мысленно воссоздала пройденный путь, сосредоточенно пошла назад.
Подземная река отыскалась летом. Случайно. Если вообще в этом мире есть место случайности.
Окончилась торжественная часть приема, Анабелла с апломбом отыграла роль загадочной дивы для гостей дукэ, спустилась в сад и оттуда — в старый парк. Голова раскалывалась — светские беседы, как слоеные пироги с двойными, тройными коржами-смыслами, вызывали тошноту, скулы сводило от прилипшей к лицу вежливой улыбки.
Во время прогулки она споткнулась о торчащее в земле металлическое кольцо, потянула на себя — поросшая травой плита нехотя открыла черный проем. Пахнуло сыростью, холод лизнул руку. Анабелла помедлила, но возвращаться на торжественный прием не хотелось, и она нащупала ногой волглую ступеньку.
Однако наведаться во дворец пришлось, и не один раз — сперва за фонарем, потом за факелом, лучиной. Все без толку. Стоило поставить ногу на последнюю ступеньку, как любой источник света гас, и дальше приходилось идти в кромешней тьме.
Было то естественным явлением или проделками Лукена, никто теперь уже не скажет. Прядильщик не оставил никаких записей, кроме одной — увековеченной на подвальной плите.
Саламанкеро навещала подземелье каждый день, привыкая передвигаться в кромешней темноте. Добавляла новые шаги к изведанной территории. Через месяц таких вылазок Анабелла дошла до берега подземной реки. Через два — ступила на камни в воду. Ноги постоянно соскальзывали, но Анабелла твердо решила — она должна добраться до другого берега. Интересно, дошел ли туда Лукен? А может, погиб в дороге, или сгинул в Непознанном, как Отступник?..
Ступеньки — наконец-то! Женщина поспешно выбралась на поверхность, поглубже закуталась в плащ, прячась от надоевших за зиму снежных хлопьев.
Отступник хотел всего лишь спасти свой дом, но получилось, что дал прядильщикам бессмысленную свободу. А чего хотел Лукен? Чего хочет Чужак? Анабелла усмехнулась. Когда-нибудь она докопается до истины, если та вообще существует.
Не видеть рубежи — ладно. Но как отказаться от желания познать препятствие? Ведь это самый простой способ его преодолеть. Отступник первым взялся препарировать послания звезд, искать в них человеческий смысл. До него саламанкеро следовали пути нити, всецело подчиняясь Кош. У звезды не было других рук, кроме рук прядильщиков. Когда судьбе сопротивлялись или обманом предотвращали ее, мастера восстанавливали гармонию нитей жизни.
Если Кош хотела передать свою волю, на запястьях саламанкеро появлялись мерцающие знаки, подобно нити обвивая руку, они указывали единственно верный путь. Еще неизвестно, что было проще — подчиниться чужой воле или остаться верным своей прихоти. Лица древних на фресках старинного храма Альберы не выглядели ни праздными, ни пустыми.
Нынешние прядильщики почти лишены подсказок. Осталась только едва заметная нить, которую видит мастер, если сам находит верный путь. Кош перестала помогать им, и знаки исчезли с запястий с тех пор, как Отступник вышел из прадерева в Непознанное. Теперь татуировки на запястьях ставил Чужак, когда саламанкеро проходил посвящение. Но что значило его клеймо по сравнению с откровением звезды?..
Плита послушно легла на место. Женщина забросала ее снегом, прочитала охранные ритмы — дабы не искушать Дамиана. Необычное подземелье, скорее всего, вызовет у дукэ интерес. А вот этого Анабелле хотелось меньше всего. Прежде она должна разгадать шараду Лукена. Сейчас это казалось важным для всех — Аторе, Альберы, гильдии. Что-то саламанкеро не понимают. А старый прядильщик разобрался и оставил подсказку.
В сумерках припорошенный снегом парк походил на огромный вымерший тоннель.
Женщина ускорила шаг — ей просто необходим плотный ужин и жарко растопленный камин. Благо, гостеприимство дукэ безупречно. У него отлично получались золотые клетки, и Анабелла собиралась этим воспользоваться.
В холле встретился Дрэго, по обыкновению учтиво поклонился, а заодно обшарил взглядом с головы до ног. Следил? Вряд ли у старика хватит прыти. Анабелла подхватила намокший подол плаща, ступила на лестницу, не торопясь пошла наверх.
Она остановилась перед своими покоями, прислушалась — тихо, подозрительно тихо. Тем не менее явственно ощущалось чужое присутствие. Анабелла закрыла глаза — видение дрогнуло, исчезло. Даже так?! Некто выдает себя с головой! Женщина распахнула дверь, на ходу сняла перчатки, бросила на каминную доску. Не глядя на гостя, опустилась в кресло.
— Удалась прогулка?
— Вполне.
Она насторожилась. Уже прознал? В подземелье не хотелось пускать никого, это ее тайна.
Анабелла подняла голову, привычно встретила холодный взгляд. Нет, не знает. Тянет время, ждет ее промаха.
А он постарел, вдруг поняла Анабелла. Заострился нос, согнулись плечи, в глазах поселилась смертная скука.
Гость слегка развернулся в кресле, треснуло полено в камине, ярче вспыхнул огонь, блик упал на лицо — и все стало на места. Заносчиво вздернутый подбородок, искривленные в ироничной усмешке губы, вместо глаз — щелки-бойницы. Великий полководец во всей красе! Но ведь было мгновение слабости, Анабелле не привиделось. Застать Ферро врасплох непросто, точнее — невозможно. По крайней мере, никому раньше это не удавалось. Не иначе как мир скоро провалится в бездну к Зер.
Дукэ выдерживал паузу. Саламанкеро сдалась первой, у нее не было настроения для игр.
— Чем обязана?
Голос против воли дрогнул. Неужели страх, отстраненно подумала Анабелла, предвосхищая любимый вопрос Ферро. Нет, прошло время, когда дукэ мог ее запугать. Просто накопилась усталость за день.
— Решил пожить в Женаве, вы же не против? — Ферро поднялся с кресла, взял с камина перчатки и с неподдельным интересом принялся изучать узор на манжетах. — Плохо выглядите, Аторе вас не щадит.
Дукэ перевел взгляд на Анабеллу. Жаркий поток ударил саламанкеро в затылок, кровь прилила к щекам.
Женщина подавила волну раздражения. Ферро никогда не упускал случая позлословить. До сих пор не успокоился — все состязается. С Аторе, с гильдией, с миром. Изменилось бы что-то, если бы дукэ научился просить, а не требовать, уважать, а не унижать? Возможно. Но кого она обманывает, Ферро никогда не признается, что совершил ошибку. А значит, никогда ее не исправит.
— Слишком долгие предисловия, дорогой дукэ, — Анабелла откинулась на спинку кресла. — Вы же не будете утверждать, что соскучились. Так в чем дело? Неужели всесильному прядильщику понадобилась помощь?
— Напротив, хочу по-дружески предостеречь, — Ферро откликнулся на удивление быстро. — Вы не представляете, в какое дело ввязались. А я представляю. Это не спасет вас. И гильдию, ради которой так стараетесь. Забудьте про девушку и драку в Баккарассе. Навсегда. Считайте это приказом военного совета в моем лице.
— С каких это пор я стала вашим солдатом? Будьте любезны, напомните день!
— С тех самых, как я отбил первую атаку туар под Альберой, — с расстановкой ответил дукэ, будто объяснял ребенку прописные истины.
Анабелла закусила губу. С Ферро можно не соглашаться на словах, но гильдия действительно от него зависела. Безнадежно уверенного в себе полководца не брали туарские ятаганы. Непредсказуемый, рисковый стратег — он выигрывал сражение за сражением. Конечно, Аторе предпочел не задумываться, откуда у выскочки такая удача — не до щепетильности тогда было. А юная дочь главы гильдии засматривалась на статного воина и с трепетом ждала, когда закончится очередной поход. За слабость надо рассчитываться. Она платит свою дань уже двенадцать лет. Они все платят.
Женщина судорожно вздохнула.
— Не все в жизни решается приказами! — Анабелла выпрямилась в кресле. — А что до драки в Баккарассе — спасибо за любезное предупреждение. Я оценила ваш порыв.
— Как знаете. Впрочем, я так и думал. Вам никогда не нравились разумные советы.
Ферро шагнул к двери, резко оглянулся. На миг почудилось, что лицо дукэ стало беззащитным, под полями шляпы мелькнул давно забытый взгляд. И Анабелла растерялась — почувствовала себя неловко и неуютно, будто вышла за предел, где сама превратилась в другого человека.
Но наваждение быстро прошло. Лицо Ферро стянула привычная маска — у бронзового памятника и то было больше чувств.
Дукэ ушел, будто сквозь стену просочился — без звука, без шороха, лишь дрогнул от сквозняка огонь в камине.
Только сейчас Анабелла заметила свежую розу, забытую на столе. Алый цветок среди зимы выглядел так же нелепо, как и ее мимолетная жалость к Ферро. Она не обольщалась — это не подарок. Дукэ дал понять, что разгадал трюк с перчатками.
Женщина поднялась, принялась мерить комнату шагами.
Ко всем неразгаданным шарадам добавилась еще одна — совет Ферро не вмешиваться. Не совет — приказ. Неужели и ему понадобилась девчонка? Горячечный бред! Анабелла фыркнула. Она с самого начала не верила в исключительность Брайды. Исключительной в девушке была только наглость. Но все вдруг сошли с ума и перестали замечать очевидные вещи. Сошли с ума, включая Чужака? Саламанкеро разобрал приступ смеха.
Интересно, почему Чужак пренебрег «подношением»? Даже не подал знака. Лишь пренебрежительно выбросил Брайду в ветку и закрыл Анабелле выход в Баккарассе.
Она привела девчонку в тоннель на свой страх и риск. Дерево могло не впустить их, не выпустить, уничтожить — что угодно.
Прядильщик должен выполнять задания для посвященного через Соккело заказчика. И точка. Попытка изменить собственную судьбу сразу выбросит саламанкеро из тоннеля. Но это меньшее зло. Если цель работы размыта, и прядильщик ищет ответы, а не облегчает дукэ жизнь, любой просчет превращает ветку в безумный жернов, перемалывающий живую плоть в кровавое месиво.
Анабелле оставалось надеяться, что Чужак оценит поступок и прикроет их.
Для непосвященного Брайда перемещалась в тоннеле слишком быстро и непредсказуемо, и саламанкеро испугалась, что потеряет ее. Она могла лишь ловить обрывки мыслей девушки и восстанавливать картину в уме. Сбивчивую — как, впрочем, и ожидалось. Откуда взяться стройным мыслям в бестолковой голове?
Мелькнули обросшие щетиной тупые лица матросов. Ухмыляющиеся морды вытянулись в недоумении, началась возня. В поле зрения попали ноги в грубых сапогах, картинка замельтешила. Наверняка Брайду только что толкнули, та упала, сильно испугалась. У Анабеллы закружилась голова, картинка исчезла.
Женщина собралась с силами, вновь настроилась на девушку и сразу увидела незнакомого парня. За жестким выражением разноцветных глаз пряталась тоска. Анабелла научилась быстро угадывать это чувство — нагляделась на свои отражения в зеркале.
Лицо юноши дрогнуло.
В голове прозвучал призыв о помощи, и мгновенно открылся ход в Баккарассе. Анабелла выскочила на затоптанный матросами снег, схватила полумертвую Брайду, потащила девушку к спасительному тоннелю.
Она знала, что Ферро попробует вмешаться. Слишком близки они были когда-то и до сих пор чувствовали друг друга. И, конечно, дукэ вмешался — несмотря на уловку с перчатками и подправленные ветки, которые вели его по ложному следу. Ферро вошел в тоннель вместо Анабеллы, поэтому она и не смогла пробиться к Брайде. Так не поступил бы ни один саламанкеро. С посвящением в них намертво вбивались правила: «Не вторгаться в чужую работу, не совершать действий, угрожающих жизни другого прядильщика или его репутации, не просить помощи.» На задании саламанкеро всегда одинок. Это его выбор и он знает, на что идет.
Но Ферро плевать хотел на правила. Он преследовал свой интерес и наверняка охотился на мальчишку с разноцветными глазами. Дукэ не обмолвился и словом о нем. Надеялся, Анабелле не удалось рассмотреть драку целиком? Аторе был уверен, что дело в Брайде, и Чужак удовольствуется ею. Но кажется, прядильщики пропустили еще одного фигуранта.
В дверь поскреблись. Анабелла отозвалась, с удивлением отмечая, насколько резким стал ее голос. Вошла вышколенная, как солдат, служанка, не поднимая головы, поставила поднос с ужином, молча вышла. Весь дворец Дамиана пропитан презрением к людям, и даже вежливость слуг граничит с пренебрежением.
Саламанкеро придирчиво глянула на поднос — в животе заурчало. Она и забыла, что час назад мечтала об ужине. А тут фаршированная фруктами утка, прозрачные ломтики пряного сыра, бокал красного вина, свежая булочка! Анабелла залпом выпила вино, протянула руку за булкой, откусила сразу чуть ли не половину — вкусно! Сахарная пудра с поджаристой корочки посыпалась на пол.
Вконец одичала, подумала Анабелла, набросилась на еду, как простолюдинка. Ну их к Зер, эти светские манеры, она устала кривляться.
Живот снова заурчал, на сей раз благодарно, вино теплом разлилось по телу.
Женщина уселась за инкрустированный стол, постаралась расслабиться. Голова гудела колоколом, пальцы непроизвольно выбивали дробь по столешнице. Надо попасть в тоннель и найти парня с разноцветными глазами. И если она может что-то изменить — сделать это! Анабелла не знала намерений Ферро в точности, но они наверняка шли вразрез с планами гильдии.
Кого же просить о помощи? Светлую Кош? Нельзя — саламанкеро собиралась уподобиться дукэ и нарушить все правила. Тут Кош не поможет. Чужака? Он не даст второй попытки. По крайней мере, сейчас. Позвать теней? Не настолько Анабелла опустилась. Действовать самой, без защиты? Опасно, безрассудно — она может потерять жизнь, репутацию, обезуметь, стать калекой. Но Ферро слишком далеко зашел, кто-то должен его остановить.
Саламанкеро закрыла глаза, сделала глубокий вдох и нырнула в тоннель. Идти было легко, нога пружинила на щеточке мха, жуки довольно стрекотали, спинки мерцали мягким светом. Сухо, тихо, светло — идеальная ветка, так не бывает.
Она подобралась точно зверь перед прыжком. Сперва отреагировало тело — спазм боли согнул пополам, а потом в таком же спазме свернулся весь тоннель. Вот и конец, мелькнула отстраненная мысль.
Анабелла ударилась правым плечом, загудел приложенный к мостовой висок, саламанкеро вскочила на ноги, огляделась. Далеко уйти не успела — ветка выбросила ее на дворцовую площадь. Бронзовый Дамиан нелепо таращил глаза над вскинутыми копытами жеребца, а в объезд площади не спеша катила повозка.
Искушенная саламанкеро вдруг почувствовала себя девчонкой — она не волновалась так даже перед первой встречей с Чужаком. Раньше поток вел к известной цели, а сейчас натянутые нити причин и следствий обвисли, запястье молчало.
Безлюдная площадь казалась ненастоящей — унылое полотно кисти скучающего художника. До слуха долетел отдаленный скрип колес одинокой повозки.
Нет, так ничего не понять. Анабелла закрыла глаза, представила подземелье, волглые стены, шум реки. И сделала шаг, уверенно выбирая направление. Только свободный пройдет рубежи...
В переулке дрались двое. И один ей был известен слишком хорошо. В отставленной руке он держал давешнюю розу. Другого — высокого парня с тонкими чертами лица — она видела раньше только глазами Брайды. Противник уверенно теснил юношу к стене.
Ветки возможных событий начали разворачиваться перед глазами. Сейчас юношу ранят — несерьезно, он быстро поправится, подружится с Ферро, и Анабелла уже ничего не сможет изменить.
Она оглянулась — старенькая повозка вот-вот поравняется с переулком. Но грузный мужчина на козлах слишком занят собой, чтобы вертеть головой по сторонам. Надо поправить это недоразумение! Саламанкеро поймала лошадь за упряжь, потянула в сторону переулка. Та испуганно вскинула морду, заржала, хозяин на козлах оживился, и, наконец, увидел драку.
— Стража! Стража...
Дело сделано. Планы дукэ пойдут прахом. По крайней мере, близкое знакомство с юношей отложится на неопределенное время.
Анабелла ступила в дрожащий воздух. Проход на площадь постепенно исчезал, затягивался в привычную тоннельную стену.
Навалилась усталость, тоскливое ожидание неприятного, непоправимого лишило последних сил. Женщина пошатнулась, схватилась за стенку. Острый сучок больно впился в запястье, по локтю потекла теплая струйка. Кровь? Лизнула запястье — так и есть! Тоннель воспринимает саламанкеро как чужеродную сущность!
Если она хочет выжить, надо возвращаться. Но нет... Анабелла собралась с духом и поплелась вперед.
Тоннель ощутимо сужался, женщина сгибалась в три погибели, протискиваясь сквозь шершавую кору. Вот они — обещанные жернова. Теперь она испытает гнев дерева на собственном опыте. Выступил холодный пот, паника накатила волной. Анабелла закричала и сделала последний рывок.
Ступеньки крошились под ногами, чадили факелы, выхватывая фрагменты осыпавшейся настенной мозаики. Панно собиралось со вкусом и размахом, кое-где остались золотые и серебряные пластинки, осколки драгоценных камней, тонкие линии искусного рисунка.
Над перилами поднялось облачко пыли — Анабелла едва сдержалась, чтобы не чихнуть. Обычно невидимая и неслышимая другими, как любой покинувший тоннель прядильщик, сейчас она могла очутиться на всеобщем обозрении. Саламанкеро не знала правил новой игры, и никто ей не собирался их рассказывать.
Анабелла споткнулась, наклонилась — на полу блеснул кусочек мозаики. Она подобрала пластинку, сунула в карман — пригодится. Высокая арка с фрагментами сохранившейся лепки открывала просторный холл. Языки факелов плясали, бросали отсветы на мужские фигуры, высокие шляпы с подрагивающими перьями, стиснутые на эфесах пальцы.
Судя по возбужденным возгласам и свисту рассекаемого шпагой воздуха, ей снова посчастливилось попасть на дуэль. Или дружеский поединок — из тех, что любят устраивать мужчины, дабы потешить свое самолюбие.
Она подошла поближе, тронула высокого здоровяка за плечо. Тот вздрогнул, удивленно оглянулся. Глуповатое лицо вытянулось в недоумении, запульсировал на щеке шрам.
Анабелла затаила дыхание.
Здесь около пятидесяти человек, отлично владеющих шпагой. К тому же кто-то может узнать в ней саламанкеро, и это недопустимо. А уничтожить всех свидетелей не получится даже при большом желании. Трое, пятеро, с натяжкой семеро — она успеет метнуть пару ножей, припрятанных для таких случаев в голенище сапога, успеет отобрать шпагу, да хотя бы у этого верзилы, и уложить, скажем, еще несколько неудачников. Но остальные ее просто растопчут.
Губы здоровяка разъехались в кривой ухмылке, глаза залоснились.
Анабелла подобралась и... расслабилась. Только свободный пройдет рубежи.
Они смотрели друг на друга целую вечность, пока из-за ее спины не вынырнул кривоногий коротышка. Верзила посторонился, похлопал товарища по плечу:
— Эри, скорее! Пропускаешь замечательный бой! Парнишка того и гляди сделает мастера!
Саламанкеро прошмыгнула в просвет, уже без опаски освобождая себе дорогу. Мужчины расступались, растерянно озираясь.
В середине круга плясали Ферро и ... Мар... Эймар. Анабелла наконец смогла вспомнить его имя. Значит, старые знакомцы встретились. Только тогда кругом лежал снег, а теперь легкие рубашки, лица блестят от пота — выходит, скоро лето.
Дукэ легко отражал удары, и, казалось, скучал, но Анабелла слишком хорошо его знала, чтобы доверять этой маске спокойствия. Складка на переносице — признак озабоченности, чуть приподнятая левая бровь — удивление. В обычно самоуверенной усмешке мелькнула искорка тепла. Как странно.
Женщина перевела взгляд на Эймара. Парень порядком устал — яркий румянец залил щеки, мокрые от пота пряди волос падали на лоб. Но его технике мог позавидовать и Ферро. Эймар не делал лишних движений, он не дрался — в ту минуту юноша жил. А если хочешь жить дальше, побеждать надо всегда. И он выиграет этот шутовской поединок. Потому что для дукэ бой — игра, каких много, а у Эймара другой не будет.
Ветки событий открывались и закрывались перед глазами.
Эймар — победитель.
Эймар — побежденный.
Эймар — побежденный и «случайно» раненный.
Эймар — мертвый.
Анабелла провела рукой по влажному лбу, будто так могла стереть из памяти все, что увидела. Если юноша останется жив — пусть даже больным калекой — не станет ее, исчезнет гильдия, изменится все. Существование безобидного на первый взгляд паренька вывернет их мир наизнанку. И нет времени разбираться, почему. Надо решаться.
Но Эймар совсем мальчишка. Худощавый, с беспокойными разноцветными глазами — юноша не выглядел опасным. Да кого она обманывает, сама только что видела ветки! Анабелла проглотила ком. Куда проще и правильней было бы уничтожить Ферро. Но сейчас это бесполезно.
С каких пор она стала кого-то жалеть? Ее никто не жалел, когда в восемнадцать лет выдали замуж по расчету.
Поединок затягивался. Возгласы зрителей становились громче, движения Эймара и Ферро быстрее.
Недавно Анабелла кляла в непорядочности дукэ, а теперь сама собиралась пойти против всех правил — и писанных и неписанных. Что бы сказал отец, если б узнал о ее намерениях? После того, как саламанкеро затащила в тоннель Брайду, Аторе имел полное право отказаться от дочери, выгнать из гильдии. Так что решать придется ей и держать ответ за последствия — тоже.
Пока Анабелла росла, город все время находился в состоянии войны. Аторе готовил дочь и к сдаче, и к плену — она должна была уметь за себя постоять. Чужая кровь не раз хлестала по лицу, и тяжело раненых в близком бою рвало на ее рубаху, пальцы умирающих цеплялись за ботфорты. Анабелла не переживала о тех смертях, не будет переживать и об этой.
Она опустила руку в карман, нащупала осколок мозаики. Осталось выждать пару ударов сердца.
Осколок лег точно под ноги Эймару, юноша наступил на него, поскользнулся, и, стремительно сокращая дистанцию, упал прямиком на клинок Ферро.
Женщина отошла в сторону.
Вот и все — нет Эймара, нет опасности. А то что колотится сердце — так она просто устала, день выдался бесконечный...
Ей заломили руки за спину, прижали к лицу платок с неприятным резким запахом. Она успела сбросить непрошеные объятия, и даже ткнула кого-то коленом в пах перед тем как окончательно улететь в царство Зер.
Мерный стук капель. Дождь? Среди зимы?
Анабелла открыла глаза, но ничего не смогла разглядеть — темнота в подземелье старого дворцового парка и то была не такой густой и черной.
Сверху послышались голоса, топот сапог — наверняка пытаются спасти Эймара, побежали за доктором-недоучкой, из тех, кто на свой страх и риск помогает дуэлянтам и поединщикам. Анабелла попыталась сесть, неуклюже повалилась на бок — руки и ноги оказались связаны.
Это сделали свои, случайный человек не заметил бы саламанкеро, как не видели ее фехтмейстеры в доме Лукена. И если она не вернется в тоннель в ближайшее время, к утру во дворце дукэ Дамиана найдут окоченевший труп. Как только событие меняет судьбу, ветки моментально схлопываются, и дерево больше не поддерживает жизнь в теле. Но прядильщики гильдии никогда не подвергались нападениям в тоннеле — существовало правило, что саламанкеро, способный на убийство другого мастера, не пройдет посвящение изначально. Это служило гарантом их общности, единой цели. И отличало от простых смертных. Так было раньше. А сейчас гильдия начала пожирать саму себя.
Анабелла пошевелилась, боль волнами разошлась от туго связанных запястий. Это немного привело в чувство. Она выгнулась, нащупала голенище сапога. «Спасена!» — зашелся радостью внутренний голос. Так спешили, что не потрудились обыскать! Анабелла вытянула из сапога нож, зажала рукоять между голенищами, и вслепую принялась резать веревки. Наконец, освободила руки, размяла затекшие пальцы.
Надо попытаться выбраться, может, временное окно еще не закрылось. Она прислушалась — голоса доносились слева. В абсолютной тьме Анабелла сделала первый шаг в сторону шума. Саламанкеро почувствовала ступеньки за мгновение до того, как нога наткнулась на волглый камень. Поднялась по лестнице, больно стукнулась головой. Пошарила руками и нащупала плиту, закрывавшую вход, попыталась ее сдвинуть. От натуги свело мышцы, кровь тяжело застучала в голове — но плита не поддалась, лишь глухо бряцнула о металл. Засов не сломать.
Анабелла опустилась на ступеньки. Бесконечная капель раздражала, мешала сосредоточиться. Саламанкеро невольно прислушалась — было что-то странное в звуке падающих капель. Странное и очень знакомое. Совсем недавнее воспоминание.
Женщина вскочила с места и быстро — насколько позволяла беспросветная темень — спустилась вниз, снова прислушалась. Капли падали не на камень — они летели в глубокую воду.
Если рядом протекает река, она сможет выйти по берегу в подземелье старого дворцового парка. По крайней мере — попытается. Все же лучше ее теперешней незавидной участи. Анабелла нащупала влажную стену и шажками стала пробираться по скользкой поверхности. Ленивая волна шлепнулась у самых ног, уползла в свое логово.
Кому так неудержимо захотелось ее смерти? Ферро? Он не питал к Анабелле особой нежности, но не стал бы так бездарно марать свою репутацию. Светлейшему дукэ Дамиану? Бессмысленный поступок — саламанкеро пригодится ему живой. К тому же дукэ понадобилась бы помощь со стороны. Барбо? Вполне может быть, тем более тот давно готов объявить войну всей гильдии. Но на что рассчитывал Баке? Его вычислят сразу, и Аторе не спустит смерть дочери с рук. Если, конечно, отца так же предательски не поймают у входа в тоннель.
А ведь их легко истребят, как паршивое стадо.
Она ускорила шаг, поскользнулась, схватилась за стену...
Сколько длился переход — четверть часа, полдня — Анабелла не знала. Мысли путались, истончались до бессвязных слов, пока не иссякли вовсе. Терзал холод, но и он отступил, оставив после себя пустоту. Только свободный пройдет рубежи, ибо не заметит их...
Когда женщина выбралась из подземелья в парк, она не чувствовала ничего, кроме разочарования. Но требовательное тело давало о себе знать — оно начало мерзнуть, страдать от голода и усталости.
С трудом поднимая ноги, Анабелла добралась до покоев. Бросила взгляд на стул, хотя и так знала, что он пуст. Тело и душа снова были вместе.

9. ЭЙМАР

Эймар забросил занятия и бродил по переулкам возле дворцовой площади каждый день. Странный господин с туарской косой пугал до спазмов в животе, но юноша решил отыскать нового знакомого во что бы то ни стало. Не давал покоя прерванный поединок, проигранная роза, неразгаданные финты и атаки.
Он столкнулся с Ферро через пару недель на месте их первой драки — тот по обыкновению выпрыгнул из кареты на ходу, едва не сбив Эймара с ног. Не долго думая, юноша перегородил дорогу и начал угрожать. Он старался не делать пауз, не желая вновь услышать издевательски-доброжелательное «Что, страшно?». На голову ниже, щепка по сравнению с плечистым соперником, Эймар заикаясь грозился прямо сейчас свидетельствовать об участии Ферро в дуэли. Плевать, что и он в таком случае распрощается с головой. Но господин может спастись — если возьмет нового ученика.
Никто еще так не смеялся над Эймаром. Он стоял растерянный, оплеванный, уничтоженный. А Ферро хохотал до слез.
— Благодарю, юноша! В мире, где все заведомо решено проклятой судьбой, вы позволили мне выбирать. Такое не забывается!
На следующий день Эймар попал на встречу фехтмейстеров. Он умудрился свести первый поединок к ничьей, и Ферро взялся его обучать.
— Ты не любишь фехтовать, — говорил мастер выбившемуся из сил ученику, сам легко передвигаясь по площадке. — Бьешься поневоле, для других. Ждешь, когда сможешь бросить драки, и стать добропорядочным горожанином? А зря!
Шпага уперлась в шейный платок юноши, ощутимо надавила на горло.
— Ты ничего не видишь вокруг, когда фехтуешь. Это скверно. Для фехтмейстера, Эймар, схватка — родная стихия. Ты или привыкнешь, или тебя убьют. Выбирай!
Юноша терял силы — злость больше не помогала, ненависть тоже. Он не знал, что Ферро делает с нерадивыми учениками, но испытывать терпение наставника хотелось меньше всего. Слишком явственно прозвучала угроза расплатиться за промахи головой. Обычно фехтмейстеры не дрались насмерть. Чтобы обозначить победу, достаточно было коснуться груди соперника шпагой. Но правила не запрещали сильнейшему ранить или убить противника.
Прямо посреди изнурительной схватки Эймар вдруг понял — хватит сопротивляться битве, надо впустить ее в себя, самому стать битвой!
В тот день он первый раз сумел коснуться Ферро шпагой. В тот же вечер перестал разговаривать с отцом. И рассорился с Леоном из-за пустяка — Эймар-де косо посмотрел на очередную дядину пассию, чем ее несказанно обидел. А он всего-то увидел девушку с зелеными глазами и замечтался о Брайде.

Аплодисменты взорвали напряженную тишину заброшенного холла.
Эймар отсалютовал противнику, убрал шпагу в ножны. Седой мужчина моложавого вида ответил ему легким кивком, спрятал клинок. Юноша спокойно встретил взгляд бретера — любопытство, удивление, раздражение. Он к этому привык.
Все думали — выскочке чересчур везет. И были правы.
Эймар и представить не мог, что успех так одуряюще приятен. Он выиграл семь боев из десяти! Два были ничьей и один бой юноша проиграл Ферро.
Он повернулся к зрителям, и не сдерживая победной улыбки, ушел с площадки. Мужчины расступились, давая дорогу. Кто-то одобрительно хлопал по плечу, кто-то стремился пожать руку.
Эймара охватил кураж. Он получит все от сегодняшней победы, праздник только начинается! Нащупал в кармане кошель — копил зольдо на новую шпагу, но... Шпага от него не убежит, а такой вечер больше не повторится!
— Господа, всех угощаю! Уверен, Урс не откажет нам в кружке-другой доброго вина!
Одобрительный рокот пошел по залу, Эймара подхватили и чуть не понесли к старой мраморной лестнице.
— Мальчик решил повеселиться? — Ферро улыбнулся одними губами.
Юноша наткнулся на пустой прозрачный взгляд, поежился — сколько знают друг друга, а он никак не привыкнет.
Из дома выходили по одному. Не лишняя предосторожность — дуэль может стоить головы.
За последним бретером скрипнула не смазанная дверца ворот.
Заброшенный дом Лукена как нельзя лучше подходил для встреч фехтмейстеров. Горожане обходили клятое место десятой дорогой, но мастера шпаги не боялись призрачной опасности. Дом, внушавший в детстве Эймару ужас, стал родным пристанищем — там он мог оставаться собой, от него ждали простых понятных поступков. Что может быть естественней, чем драться? Вот юноша и дрался — в удовольствие и от души. Эймар перестал обращать внимание на теней, чувствовал чужое присутствие, но знал — его не посмеют тронуть.
В воздухе витал пьянящий аромат весны. Улицы только-только очистились от снега, сумерки медленно ползли по черепичным крышам, булыжным мостовым, голым деревьям, съедая по пути свет, готовя дорогу ночи.
Мужчины перебрасывались короткими репликами, раздавались смешки — ни одна девица не оставалась без внимания шумной компании. Эймар с улыбкой смотрел, как у девушек вспыхивают щеки, как красотки подбирают юбки, спешат ретироваться, или капризно поджимают губы, бросая якобы оскорбленные взгляды. Тот же поединок — да какой занимательный! Теперь юноша понимал Леона. Вокруг прорва неизведанных соблазнов, жизнь только начинается!
Сегодня даже Баккарассе был по-особенному хорош. Нетрезвые рыбаки обходили компанию стороной, облезлые собаки не попадались на глаза, даже ручьи помоев, особенно полноводные по весне, измельчали и почти высохли.
Жизнь возле «Сивой кобылы» била ключом.
Из открытой двери неслись пьяные разговоры и ругань. Урс, оттащив испуганную служанку в дальний угол двора, чихвостил ее за какую-то провинность, умудряясь по ходу дела ущипнуть за все выпуклые места. То ли наказывал за недобросовестность, то ли поощрял нерадивую девицу взяться за ум. Прямо перед входом в трактир, как молодое деревце на ветру, шатался вдрызг пьяный мастеровой. Изодранная куртка больше открывала, чем прикрывала, ботинки грозили вот-вот потерять подошвы. Мастеровой застывал в достойных циркового артиста позах, немыслимым пируэтом выходил из них и снова принимался за акробатические номера.
— Ах, ждали... ик... ждали, про... ик... ходите!
Рука описала в воздухе замысловатую дугу — то ли мастеровой поприветствовал гостей, то ли попытался справиться с неудобно кренившейся набок землей.
Эймар привычно толкнул дверь, все разом притихли, взгляды устремились на вошедших. Он ухмыльнулся — его здесь знали и предпочитали не связываться. Недавний знакомец — голодранец, норовивший потребовать с Эймара дань за «вход» в Баккарассе — опустил голову и забился в угол подальше.
Юноша отвернулся, направился к большому столу в середине трактира — для их компании в самый раз.
— Эй, Катин, вина на всех! — Ферро вдруг обнаружил свое присутствие. — И скажи Урсу, пусть не жалеет — то, что постарше и покрепче всегда лучше... и не только вино. Придешь попробовать сегодня ночью? — он подмигнул девушке.
Катин беспомощно посмотрела на Эймара. Тот перевел взгляд на Ферро.
— Что, страшно? — наставник расплылся в улыбке.
Юноша почувствовал, что закипает — от злости и обиды за девушку.
— Кати, тебя никто не тронет! — Эймар встал между ней и Ферро. — Ну же, неси вино! У меня сегодня праздник!
Катин расцвела в благодарной улыбке и убежала искать Урса, а заодно и ключи от винного погреба.
— А ты ей нравишься, — наставник подтолкнул локтем юношу.
— А вы — нет!
Эймару хотелось огрызаться и грубить, но Ферро, казалось, потерял к происходящему всякий интерес. С безразличным видом уставился в мутное окно трактира и принялся насвистывать матросскую песенку.
Вино быстро ударило в голову. То и дело мерещилась Брайда с лепестком в руке, внимательный взгляд зеленых глаз, беспокойная морщинка на переносице. Они не провели вместе в общей сложности и часа, но Эймара снова и снова тянуло к девушке — так же сильно, как к дракам.
Вдруг стало головокружительно весело. Кружки ударялись о стол все чаще, каждый новый тост звучал все громче — юноша драл глотку не хуже возчиков в порту. Три раза они вместе с Седым осушили кружки до дна — в знак уважения и вечной дружбы. Эймар рвался обнять недавнего противника, но что-то все время мешало. То Седой начинал покачиваться и никак его было не ухватить, то между ними вырастал Ферро и усаживал юношу на лавку, то пол уходил из-под ног.
— Катин, позаботься о нем!
Тень подери, Ферро снова пристает к девушке! Да будь он хоть трижды его наставник! Со второй попытки Эймар поднялся с лавки. Сейчас сам найдет Катин и скажет, что ей не о чем волноваться.
За спиной раздался дружный хохот. Ага, господа фехтмейстеры думают, у него кишка тонка? А пусть докажут сначала! И чего Урс так уставился? Смотреть больше не на кого? Сейчас столы с лавками перебьют — вон, кособокий оборванец задирает посетителей — а трактирщик все пялится!
Но где же Катин?
— Господин Эймар, осторожнее!
Девушка обхватила его за талию, юноша вздрогнул от прикосновения, стало тепло и необыкновенно приятно. Сам не понимая что делает, он развернул Катин к себе, впился поцелуем в мягкие губы. В голове прояснилось и снова затуманилось, но теперь по-другому.
Кажется, ему снова аплодировали. Впрочем, Эймару было не до публики. Он закрыл глаза и представил, что сжимает в объятиях настоящую Брайду.

***

— Она пол-ярмарки прошла за тобой!
Ферро махнул рукой в сторону сложенных горкой бочонков — нарядная, в белом кружевном переднике, Катин крутилась возле лотка с вином и делала вид, что сосредоточенно выбирает товар, а сама исподтишка поглядывала на Эймара.
— Пол-ярмарки — не полмира, — буркнул юноша.
Он поморщился и отвернулся от винного лотка. За вчерашнее было стыдно, но видеться с Катин не хотелось, хоть она давала для этого достаточно поводов. То невзначай сталкивалась с ним в ярмарочной толпе, то роняла корзинку Эймару на ноги. Он молча поднимал корзинку и спешил отойти в сторону.
— Что нелюбезный такой? Обратной дороги нет — придется жениться.
Юноша зло посмотрел на Ферро, но многозначительно промолчал. Сам же толкнул в объятия Катин, а теперь потешается. Наставнику хорошо — всю ночь в трактире провел, а глаза ясные, шляпа ни на йоту не сдвинулась с положенного места, туарская косичка пребодренько торчит, даже сапоги умудрился не запачкать в весенней хляби.
Тени бы подрали этот пьяный кураж! Он даже не помнит, чем все закончилось. Он поцеловал Катин, а потом наступило утро.
А поцелуй был хорош! Эймар невольно улыбнулся, и наконец осмелился поднять голову — винный лоток пустовал, Катин исчезла. Ну и Кош с ней, он все равно не знал, что говорить.
Очнулся юноша в стоге сена в сарае за трактиром — одетым и с нетронутым кошелем. Если не считать тенаро, которые он сам щедро отсыпал вчера Урсу. Ферро, карауливший его в трактире за кружкой вина, отказался что-либо объяснять. А вопросов у Эймара было много. Начиная с того, насколько сильно он обидел Катин, и заканчивая интересом наставника в этом деле.
Нечего сказать, защитничек нашелся, рвался оберегать девушку от посягательств Ферро, а сам...
Потом пришлось объясняться с отцом и Леоном. Отец вдруг вспомнил, что у него есть сын — забеспокоился, поднял на ноги всю округу. А Эймар всего-то не вернулся ночевать домой. И зря вообще возвращался — его встретили скандалом, впрочем, как обычно. Но раньше на стороне юноши был Леон, а теперь он остался один.
Нестерпимо захотелось увидеть Брайду — прямо сейчас, не сходя с места. Вдруг привиделось, что девушка поймет все, что бы он ни сделал, и Эймар не будет больше чувствовать тоскливое одиночество.
Но в доме Брайды юноше не особо радовались. Завидев его, отец девушки начинал брюзжать, что у дочки много дел, все сложные да неотложные. Господин Гайет запомнил их с Ферро перепалку у дворца дукэ и неодобрительно косился на драчуна. Ну да ладно, не привыкать...
Эймар внезапно разозлился, и, работая локтями, стал пробиваться сквозь толпу.
— Эй, ты там, осторожнее! Думаешь, самый сильный нашелся?! — выкрикнул вслед подмастерье с блеклым рыбьим лицом.
Юноша хотел было ответить, но косичка Ферро мелькнула впереди, тот обернулся, махнул рукой — мол, следуй за мной.
Торговцы расхваливали свой товар на все лады, манили зазевавшихся прохожих и сулили чудеса из чудес каждому, в чьем кармане еще позвякивали нерастраченные тенаро, а то и зольдо.
Эймар протиснулся сквозь плотное кольцо зевак и оказался перед палаткой оружейных дел мастера.
— Булава сделана на славу, кто придет со злом, получит шипом! Подходи, не робей, моргенштерн одолей! А кому чекан — прорубит все сам! Кортики, кинжалы скоры на расправу! Меч бастард выручит стократ... — соловьем заливался невысокий крепенький старичок, наглядно демонстрируя качество товара, лихо рубящего и протыкающего изрядно истрепанные щиты.
Юноша подошел вплотную к палатке, с удивлением присвистнул. Взял саблю, полюбовался необычно светлым клинком, ради шутки замахнулся и полоснул по забытому на ящиках гвоздю. Гвоздь разлетелся на половинки с ровными срезами. Эймар попробовал согнуть лезвие — оно легко поддалось. Отличная сталь! Поискал глазами шпаги. Пожалуй, он бы взял ту — из такого же светлого металла, с острыми гранями и воздушным переплетением гарды.
— Клинок верчу, убить хочу?
Эймар с трудом оторвался от созерцания необычного оружия, обернулся на голос. Старичок сверлил юношу настороженным взглядом.
— Зачем оружие в руках, что разрушат все и так?
Старик щелкнул языком, будто хлыстом ударил. С презрением сплюнул Эймару под ноги.
— Т-т-тень подери, я не уйду без новой шпаги!
Юноша почувствовал, как краснеет от злости. Не хватало еще, чтобы какой-то кузнец-стихоплет указывал ему, что делать!
Эймар опрокинул щиты, те разметали выложенные рядком шпаги, зацепили полог палатки, и она заходила ходуном. Но добраться до оружейных дел мастера оказалось не так-то просто — старик выхватил саблю, выставил вперед. Юноша сделал обманный выпад, увидел удивленные глаза в сеточке морщин, выбил саблю, отбросил свою шпагу. В последний момент успел увернуться от кулака старика, целившего в челюсть, поднырнул, повалил кузнеца и они клубком покатились по земле.
— А, любезный Доче, вот и свиделись!
Оба замерли. Перед носом мелькнули знакомые сапоги — дорогие, добротные и на удивление чистые.
Эймар отпустил кузнеца, поднялся. Окрик подействовал как ушат ледяной воды. И правда, что на него нашло — ввязался в глупую драку со стариком...
— Господин Ферро! Вспомнили старого Доче! Неужто шпага от частого пользования затупилась?
Надо же, кузнец, оказывается, и простому языку обучен. В голосе старика не было страха — только неприязнь, а ведь наставника боялись все. Сам Эймар к нему до сих пор не привык.
— Спасибо, с моей шпагой все в порядке, — Ферро выдержал паузу, Доче тоже молчал. — Помогаю выбрать оружие другу.
Наставник развернулся на каблуках, под сапогом хрустнул комок земли.
— Не тому ли другу, что слишком охоч до драк?
Юноша скрипнул зубами, но проглотил издевку.
Ферро, казалось не расслышал вопроса кузнеца. С беззаботным видом отошел и полностью погрузился в изучение рукоятей сабель и кинжалов.
Эймар пошарил в карманах плаща, выудил кошель, протянул Доче.
— Я беру ее, — он кивнул на примеченную ранее шпагу.
Кузнец некоторое время раздумывал, наконец взял кошель, взвесил на руке, задумчиво цокнул языком. Сноровисто развязал шнурок, отсыпал половину монет в болтавшийся на груди кожаный мешочек, а остальное вернул Эймару.
— Возьму, сколько стоит. Деньгами, да чужими смертями ты свое нутро не изменишь.
— Эй, Доче, полегче с парнем!
— Как скажете, господин Ферро.
Оружейных дел мастер молча подал юноше шпагу, чуть поклонился. Отвернулся к палатке, вернул на место щиты, поправил полог — будто никакой стычки и не было.
— Тоньше да крепче лезвий не сыщешь, враг побежден, пылает кострище...
— Забудь, что старик говорил, он выжил из ума, — наставник смотрел в сторону.
Как бы не так, подумал юноша, потирая сбитый кулак.

Они с Ферро распрощались, и Эймар побрел на улицу Пекарей.
Юноша пристально разглядывал дорожную пыль, изучая следы. Если там обнаружится свежая колея от колес, наверняка господин Гайет дома и толком поговорить с Брайдой не выйдет. Хотя нет, все чисто. Вернее, грязно, но грязь нетронута — и это замечательно!
Эймар подобрался к знакомому дому, поднял камешек, бросил в окно второго этажа. Камешек легко ударил по стеклу, отскочил и застрял на узорчатой кладке над входной дверью. Тишина.
Брайда не хочет открывать? Ее нет дома? Пойди догадайся! Эймар вдруг понял, что многого не знает о девушке. Он даже не спросил, как она оказалась в Баккарассе — весьма странное место для прогулки.
Юноша обошел дом, помедлил перед воротами заднего двора, толкнул тяжелую черную дверь. Она легко поддалась, и Эймар быстро шмыгнул внутрь. Слева — небольшое стойло для лошадей, к правой стене тулился сарайчик. Рядом — пара добротных скамеечек. Перед порогом вкопано старое колесо от телеги.
Внимание Эймара привлекла узкая лесенка. Ступеньки тянулись к третьему этажу и заканчивались низкой деревянной дверью. Юноша ухватился за поручень и начал подниматься.
Сперва он было подумал, что попал в отцовскую библиотеку. Столько пыли! Под стеночкой доживал век трухлявый комод, дорогу перегораживали сундуки с поржавевшими петлями. Эймар протиснулся между сундуками и комодом, задел по пути дырявый кувшин, тихо выругался.
Брайда сидела на полу и перебирала какие-то вещи. Подле нее, раскрыв черную пасть, стоял большой сундук. Юноша окликнул Брайду, но она, казалось, не услышала. Подошел ближе, опустился рядом.
Девушка держала в руках белоснежную кружевную блузу.
Заметив гостя, она вздрогнула, спрятала блузу за спину.
— Эймар?!
— Я тебя искал... А чьи это вещи?
В глазах Брайды застыли слезы. Она сжала губы, отвернулась.
— Что стряслось? Уверен, все можно исправить...
Юноша протянул руку, хотел положить девушке на плечо, успокоить. Но стушевался и сделал вид, что поправляет что-то на поясе.
— У меня была сестра. Нет, есть сестра. Мариза. Это ее блуза, — Брайда подняла глаза, шмыгнула носом.
Эймар молчал, боясь спугнуть откровенность девушки неловким вопросом.
— Мариза исчезла. Обыскали весь город, и ничего...
Затаив дыхание, юноша слушал историю о пропавшей Маризе. Брайда открылась, доверилась ему — рассказала то, чего он, может, и не стоил.
Эймар опустил глаза, будто испугался, что Брайда прочитает его мысли. Если не случилось чуда, Мариза скорее всего мертва. Или с ней сделали такое, что девушке лучше было бы умереть, или потерять рассудок. Она могла попасть в руки бандитов, ее могли выкрасть, продать туарам в рабство. Эймар наслушался достаточно историй в трактире Урса.
Юноша подавил вспышку ярости — к тем, кто наверняка жестоко обошелся с беззащитной Маризой, — до боли прикусил губу. И только тогда снова поймал взгляд Брайды.
Девушка поправила выбившуюся из прически прядку пшеничных волос, облизала нежно-розовые, чуть потрескавшиеся от пронизывающих ветров с моря, губы, зрачки глаз сузились, темные ресницы еле заметно дрогнули. Если сестра была хоть вполовину такой же красивой, поиски окажутся напрасны.
— Мариза очень хорошая. Она пеклась обо всех, заботилась, — прервала долгое молчание Брайда. — Без нее я совсем одна, понимаешь?
Эймар кивнул. Он понимал. Слишком хорошо понимал.
— Отец злится. Будто я виновата, что пропала Мариза. Мама до сих пор хворает...
Брайда встала, схватила вещи с пола в охапку, забросила в сундук. С резким хлопком опустилась крышка, взвилось облако пыли. Юноша чихнул, поднялся следом.
— Я должна ее отыскать! Должна!
Брайда исподлобья посмотрела на Эймара. Такой взгляд мог быть у загнанного в угол школяра, который решил драться до последнего, но только не у милой девушки из приличной семьи.
— Эймар, я скоро уйду из Женавы! Может, насовсем...
Что-то внутри оборвалось. В груди забурлил протест. Куда? С кем? Вопросы, на которые никто не ответит, и которые юноша никогда не задаст. Они могли бы сбежать вместе — дороги опасны, Брайде пригодится защитник. Сейчас бы только отыграть поединок с Ферро — и он свободен.
— Тебе нужна помощь? Только скажи!
Девушка быстро замотала головой.
— Нет, нет, со мной нельзя. Я обещала... — и осеклась.
Эймару захотелось немедленно уйти и никогда не вспоминать об этом разговоре. Видать, добрые дела не по его части.
— Как знаешь, — юноша отвернулся и принялся усиленно разглядывать старый комод.
— Ты не думай, я ...
Он почувствовал, как тонкие пальцы раскрывают сжатую в кулак руку — огонь ударил в грудь, и все обиды моментально забылись. Брайда смущенно улыбнулась, подошла совсем близко. Стало неважно, уедет она или нет. Это будет потом...
Хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги, кто-то неуклюже пробирался сквозь завалы чердака.
Девушка поспешно высвободила руку.
— Юноша, отойдите от моей дочери! — просипел господин Гайет прерывистым от одышки голосом. — Брайда, как ты могла оставить мать?
Вот и конец — дракон вернулся в логово. А говорили, что они вымерли. Нет, один остался и встретился именно на пути Эймара.
Все виделось, как сквозь туман. Брайда молча ушла — вот она была, и вот ее нет. Только стук каблуков по дощатому полу. Господин Гайет дождался, когда звук шагов стихнет, и с неприкрытой ненавистью впился глазами-бусинами в Эймара.
— Не попадайся мне больше на дороге, щенок!
Юноша не ответил, даже за эфес хвататься не стал. С отцом Брайды он спорить не собирается.
Эймар развернулся и на негнущихся ногах пошел к выходу.

10. БРАЙДА

Настроение у Брайды было никудышным.
Как отец мог прогнать Эймара? Они и поговорить не успели. Парень предлагал помощь, но не знал, во что ввязывался. Не сегодня-завтра за Брайдой придет госпожа Анабелла, и что произойдет дальше, одни звезды знают. Она хотела объяснить, а вышло, что обидела Эймара отказом.
Девушка расчесывала Карлотте волосы, и те полотном ложились на спинку стула. Мама так и не очнулась от болезни. Она послушно давала себя умывать, одевать и причесывать, но стоило ее подвести за руку к двери, как Карлотта принималась царапаться и кусаться — точь-в-точь бездомная кошка, ни взять на руки, ни приласкать.
Брайда отложила гребень, принялась заплетать косу. Руки ловко перебирали волосы, и предоставленные себе мысли тоже норовили переплестись друг с другом. Только не в красивую косу, а в тугой неряшливый комок.
Давным-давно девушка так же помогала Маризе с прической. Тогда Брайда здорово испугалась — показалось, что она проглотила шпильку. Сестры растерялись. Что же делать? Бежать к маме за помощью? Расстроиться и разреветься? Но Брайда обнаружила шпильку в кармане и на радостях потащила Маризу в сад Лукена воровать вишни.
Сад Лукена! Точно! Пока ее лихорадило дома, сестренка могла наведаться к дому прядильщика сама. На встречу с тенями отважился бы только безумец, но девушка знала преданность сестры — Мариза пошла бы и на сделку с призрачным Лукеном, лишь бы Брайда выздоровела.
Дрожащими руками она уложила косу Карлотте вокруг головы, заколола шпильками. Мама не шелохнулась — так и осталась сидеть, уставившись невидящим взором на пламя в камине.
Мысль о доме Лукена засела в голове занозой. Брайда должна пробраться в сад, и если Мариза была там, она сразу поймет...

Девушка остановилась в переулке — так, чтобы виден был обветшалый особняк. Справа над стеной нелепо торчала вишневая ветка. За воротами слышалась странная возня. Тени? Брайда съежилась. Нет, непохоже — тени завораживали жертву, а не отпугивали стуками-грюками.
Она подошла ближе, прислушалась. Кто-то отрывисто раздавал указания, другие односложно отвечали. Лязгнул засов, открылась дверь — юркая тень шмыгнула вниз, к тесной каруджи, споткнулась о булыжник, выругалась. Брайда облегченно выдохнула — это всего лишь человек.
И все-таки случилась какая-то беда, хоть и без вмешательства теней. Может, лучше уйти подобру-поздорову, пока снова в переделку не вляпалась? Но вдруг там держат взаперти Маризу, и сестренка ждет помощи?
Брайда услышала шаги и вжалась в стену. Рядом со щуплым господином озабоченно семенил лекарь — непомерно большой берет подпрыгивал при каждом шаге, в руке покачивался чемоданчик.
Высокий мужчина с туарской косичкой вынес на руках юношу. У парня под ключицей расплывалось красное пятно. Почему-то вспомнилась роза. Не замечая Брайду, мужчина прошел совсем рядом, и она узнала в раненном юноше Эймара.
Девушка сорвалась с места, побежала вслед за господином с туарской косичкой. Один раз Брайда уже потеряла самого близкого человека, больше такого не будет, она не оставит Эймара!
Поворот, вверх по улице, снова направо, мимо винной лавки и площади со старым колодцем — девушка на ходу запоминала дорогу. Переулки, площадь Бьянти...
Наконец господин с Эймаром на руках остановился перед воротами большого неуютного дома, громко постучал. Брайда прижалась к решеткам ограды. В окнах беспокойно замелькали огоньки свечей, кто-то выбежал на стук, подхватил юношу.
Девушка направилась было к калитке ворот, но остановилась на полдороге. Что она собралась делать? Чем может помочь? Доктор перевязал рану, дал лекарств. Эймар дома, о нем позаботятся родные, служанки посидят с ним ночью. Брайда не саламанкеро и не оживит парня, если тот вдруг умрет.

На следующее утро она стояла на пороге дома Эймара. Отец и дядя юноши были слишком расстроены, чтобы удивиться появлению незнакомой помощницы. Брайду пустили за порог — спасибо и на том.
Девушка разрывалась между домашней работой и Эймаром, выдержав не одну склоку с отцом. Даже безразличная ко всему Карлотта оживилась — замахивалась на дочь ослабевшей рукой и тихо ругалась.
Днем Брайда дежурила возле постели юноши, а вечером караулила Анабеллу у дворцовых ворот. Бородатый стражник косился на непрошенную гостью, но прочь не гнал. Хотя толку от этого все равно не было — казалось, саламанкеро забыла про нее...
Девушка потянула за веревку колокольчика, поморщилась, заслышав глухое дребезжание. За дверью ни шагов, ни разговоров. Рука скользнула по шее, пальцы принялись перебирать гладкие бусины, что блестели будто вишни в саду Лукена. Давным-давно отец привез ей украшение — сказал, что выменял у купца на дворцовой площади. Эх, счастливые времена... Отец дарил подарки, Мариза была рядом.
Дверь наконец открылась, Леон молча отошел в сторону, пропуская Брайду. Она подхватила корзинку, торопливо переступила порог.
— Снова сегодня не спали, господин Леон?
Дядя Эймара кивнул, грустно улыбнулся.
Брайда сжала зубы. Как же она ненавидела такие улыбки.
— Какой может быть сон, тысяча теней? Весна на дворе, Брайда...
Девушка немного успокоилась. Раз шутит, значит, все не так плохо. По крайней мере, Эймар еще жив. И сегодня у них впереди целый день.
Она поднялась наверх, столкнулась на лестнице с господином Террисом. Тот долго смотрел на девушку отсутствующим взглядом, потом пробормотал непонятное: «Transeat a me calix iste!»(3) и медленно пошел вниз. Спешил на службу, наверное. Вон какие синяки под глазами, нос заострился, щеки впали, поросли неопрятной щетиной — выглядит не лучше Эймара. Ночи напролет господин Террис проводил у постели сына — как ни протестовал Леон, как ни уговаривала Брайда. Два раза падал в обморок от истощения, и перепуганная служанка Селия не знала, кого первого спасать — хрипящего в бреду Эймара, или его отца, распростертого на полу.
Девушка подошла к комнате, неслышно открыла дверь, проскользнула внутрь.
На высокой кровати в ворохе простыней беспокойно метался Эймар.
Болезненно сжалось сердце. Брайда ухаживает за парнем две недели и все не привыкнет к мысли, что может его потерять. К этому, наверное, нельзя привыкнуть.
Из-под простыни торчали острые плечи, кадык ходил ходуном — Эймар пытался что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами. Повязка сбилась, рана снова кровоточила.
Брайда всхлипнула, зажала рот рукой. Нет, нельзя так, а вдруг услышит? Она присела на стульчик у кровати, пододвинула корзинку поближе.
Доктор отказался от Эймара, посчитал безнадежным. Ничего, сами справятся. Девушка не купила корицу и кардамон, зато нашла у травницы настойку от жара. Третью за две недели. Эта должна помочь, обязательно должна. Отцу скажет, что деньги потеряла. Тот, наверное, и не удивится, сам знает — с младшей дочерью не повезло.
Она с трудом вытащила туго пригнанную пробку, понюхала, поморщилась. Бедный Эймар, ему придется это выпить!
Брайда нацедила лекарство в ложку, осторожно приподняла голову юноши, влила жидкость в приоткрытый рот. Коснулась рукой лба — влажный, горячий. Эймар теряет последние силы. Скверно.
Он неожиданно затих, перестал метаться — девушка наклонилась, прислушалась. Дышит, слава Кош! Настойка подействовала? Или устал бороться?
Светлая Кош, темная Зер, пусть ей кто-нибудь поможет, пусть помогут ему!
Брайда поднялась, подошла к окну. Пустынный сад — редкие островки зеленой травы, только-только пробившейся сквозь корку земли, взъерошенные воробьи на голых деревьях. На верхней ветке сидела большая серая птица и сосредоточенно чистила перья. Ветер мотнул калитку — наверное господин Террис забыл закрыть, когда уходил — и та открылась, будто приглашая невидимых гостей.
Девушке стало жутко. Захотелось все забыть и проснуться счастливой — и чтобы Мариза была рядом, и чтобы родители не прогоняли, и чтобы...
Она вернулась к постели, нашла руку Эймара, легко пожала. Длинные пальцы чуть дрогнули, безвольно раскрылись. Ну вот и все.
Брайда ушла, не попрощавшись с Леоном. Что они могли сказать друг другу?
Небо набухло тучами, птицы кружили над головой, пару раз крыло задело девушку по плечу. «Ворона что ли?» — удивилась Брайда, вглядываясь в свинцовые облака.
— Смотри, куда идешь, милая!
Куда-куда? Домой. Вон площадь с колодцем — в прошлом году школяры открутили родную поржавевшую рукоять, пришлось соседям заказывать у кузнеца новую — побольше и попрочнее.
Неопрятная девушка преградила дорогу, схватила за руку, шрам налился болью. Небрежно накрашенные губы кривились в неприятной улыбке, алые щеки блестели нелепыми пятнами. Наверняка забрела из Баккарассе какая-то попрошайка, девица для ублажения матросов. Только что ей тут делать?
Сколько Брайда таскала воду из колодца — никогда не боялась ходить одна. Здесь и бездомные коты имели на редкость благородные морды.
Она попыталась вырвать руку, но девица только сильнее впилась грязными ногтями в шрам. Ну что за нахалка! Брайда подняла голову — и обомлела. Из-под насурьмленных ресниц смотрели очень знакомые зеленые глаза. Под слоем белил и румян угадывалось ее собственное лицо.
—Узнала? — хмыкнула девица и выпустила руку, — а я уж стала бояться, милая, ты меня забыла, — она расхохоталась.
Разошлись тучи, солнечные лучи пошли гулять по земле, Брайда зажмурилась, спряталась в тень под дерево, девица шмыгнула за ней. Бывают же похожие люди, попыталась себя успокоить девушка. Но в наглой попрошайке чудилось что-то неправильное, невозможное.
— Оставь меня в покое, уходи! Слышишь, уходи!
Девица покачала головой.
— Чего тебе надо? — Брайда попятилась назад, уперлась спиной в шершавый ствол.
— Не мне, — попрошайка вдруг стала серьезной, — ты-то чего хочешь? Ну, говори, я сделаю!
Да девица просто безумна! Брайда тяжело вздохнула, надо побыстрей избавляться от прилипчивой новой знакомой и бежать домой — мать полдня одна, не случилось бы беды.
— Не веришь, милая? Погляди-ка сюда!
Девица потащила ее к колодцу, указала заскорузлым пальцем в черную глубину. Брайда услышала тихий всплеск, на дне проступила картинка. Девушка узнала себя, увидела Маризу — худенькую, высокую, с доверчивой улыбкой — Кош, как же она скучала по сестренке! Они шли вместе, держались за руки, беспечно болтали. В горле набух ком. Картинка пошла рябью, и Брайда чуть не свалилась в колодец от досады. Снова приглушенный всплеск — теперь рядом оказался Эймар. Святые звезды, юноша никогда на нее так не смотрел прежде! Девушку захлестнула теплая волна, она судорожно вздохнула. Эймар, живой и здоровый! Об этом можно только мечтать...
— Выбирай! — попрошайка встряхнула обомлевшую Брайду.
Девушка оторопело смотрела на двойника. Как можно выбрать, кому жить?! Ей дороги оба!
Если она спасет Маризу, не нужна будет госпожа саламанкеро. Жизнь снова станет простой и понятной... И так глупо погибнет Эймар.
Она вытащит Маризу и так, обязательно! Уйдет с Анабеллой, сделает все, как та скажет, и сестренка найдется. Но если Эймар сегодня умрет, ничего уже не поможет. «Предательница!» — завопил в голове голос отца, перед внутренним взором мелькнуло горестное мамино лицо.
«Да замолчите вы все!» — Брайда застонала от бессилия.
— Нет времени, милая, выбирай! Второго раза не будет!
Девица держала крепкой хваткой, размалеванное лицо оказалось совсем рядом, в нос ударил запах плесени.
А есть ли выбор? Что бы она ни решила, итог один — чья-то смерть. Брайда пошатнулась — еще немножко и она потеряет сознание.
— Эймар... пусть он выживет, — сказала очень тихо, будто надеялась, что так ее не расслышат.
Попрошайка разжала пальцы, и девушка брезгливо отстранилась.
— Только запомни — как мальчишка очнется, беги от него подальше, а то все испортишь, милая!
Брайда кивнула, до конца не осознавая смысл услышанных слов.
Девица медленно пятилась к колодцу. И Брайда наконец поняла, что было не так с ее новой знакомой — попрошайка не имела тени.
Тем временем девица уселась на край колодца, махнула рукой на прощание и сиганула вниз. Заныло правое запястье — Брайда прикоснулась к шраму, рубец покраснел и стал горячим.
Она постояла под деревом, не решаясь заглянуть в колодец, хоть и так знала, что он пуст. Кому-кому, а попрошайке помощь уж точно не нужна.
Брайда только что заключила договор с тенью. Никогда бы не подумала, что с ней такое случится. Страх ушел, остались омерзение и пустота.

***

Брайда присела на стул рядом с кроватью Эймара. Он перестал метаться, притих.
Девушка вскочила, принялась бесцельно бродить по комнате. Святые звезды, она здесь совсем одна! Надо взять Эймара за руку, потрогать лоб, но сделать это неимоверно трудно. Брайда остановилась, нащупала на шее бусы, натянула нитку. Наконец собралась с духом, подошла к постели и опустилась на колени — рука юноши была теплой, сухой. Она посмотрела в лицо Эймару — щеки порозовели, но не горели огнем как прежде.
Веки дрогнули, и парень открыл глаза.
Вдруг стало неудобно, будто Эймар увидел ее голой. Мешали руки, девушка не знала, куда девать глаза. Но любопытство пересилило, и она взглянула на юношу. Тот, казалось, не узнавал Брайду.
— Уходи... — слабый охрипший голос.
Да это не Эймар говорит, а какой-то старик... Он просит уйти — что это? Отголоски бреда? Или парень чувствует договор с тенью и присутствие Брайды ему неприятно?
Девушка вздохнула. Эймар повернул голову, задержал взгляд на Брайде. Узнал!
Он покраснел, резко попытался встать, жилы на исхудавшей шее напряглись, кадык вздернулся вверх — и побежденный слабостью юноша упал на подушки, отвернулся к стене.
— Эймар, ну что ты...
Девушка поймала руку, сжала тонкие пальцы. Такой смелый, а стесняется — она улыбнулась, сердце забилось быстрее.
Вот домашние обрадуются! Как жаль, что господин Террис и Леон сейчас на службе. Побежать хотя бы Селии рассказать?! Брайду охватило радостное волнение.
— Эймар, ты очнулся, Эймар... Как хорошо! — девушка суетливо поправила простыни. — Ой, про лекарство забыла!
Она потянулась к столику за склянкой, едва не разбила ее, пока пыталась открыть тугую пробку непослушными руками.
— Вот, выпей!
Эймар наконец развернулся, слабо улыбнулся:
— Яд-то хоть хороший? Мучиться буду недолго?
— Мучиться будешь, если сейчас же не выпьешь! — Брайда попыталась сохранить серьезное выражение лица, но губы расплылись в ответной улыбке.
— Давно мне никто так мило не угрожал. Придется подчиниться!
Юноша послушно открыл рот, проглотил настойку, поморщился.
— Ну погоди, дай только выздороветь, и я с тобой поквитаюсь!
Брайда расхохоталась. Святые звезды, какой счастливый сегодня день!
— Хочешь есть? Я мигом, только Селию позову!
— Нет, останься, так давно тебя не видел... И жалел, что не пригласил ни на один поединок. А ведь я все бои посвящал тебе. Все, кроме последнего, — Эймар облизал пересохшие губы.
Девушка опустила глаза, принялась поправлять платье. Подумать только, Эймар все бои посвящал ей!
С улицы доносились странные возгласы. Что-то недовольно кричала Селия, ей возражал смутно знакомый неприятный голос.
Брайда подошла к окну. Размалеванная девица вцепилась в решетку ограды, и как Селия ни рвала горло, наотрез отказывалась уходить.
Внезапно солнце померкло, и девушку вмиг оставили силы — как же она устала за эти две недели... Брайда увидела тень и вспомнила слова — «Беги от него подальше». Кош, неужели это надо сделать прямо сейчас?
Селия перестала кричать, и девица впилась глазами в Брайду. Прут ограды, за который держалась попрошайка, делил лицо на две части: одна издевательски ухмылялась, другая скривилась, точно девица собиралась расплакаться. Попрошайка сделала резкое движение, будто всаживала себе в грудь нож, закатила глаза, повалилась на землю.
Тихий стон заставил Брайду оторваться от гнетущего зрелища. Но то, что она увидела, оказалось еще плачевнее — Эймар скорчился на кровати, на плече растекалось красное пятно.
— Потерпи, потерпи, я сейчас...
Девушка обомлела. Так не бывает! Неужели у тени есть сила убить человека? Но гадать некогда. Святые звезды, только бы успеть! Она подбежала к окну, высунулась наполовину, крикнула:
— Оставь его, оставь его! Я все сделаю!
И услышала в ответ хриплый смешок.
Юноша лежал на подушках — слабый, весь в поту, но живой, и без следа кровавого пятна на перевязанном плече.
У него все наладится.
Брайда нагнулась, хотела было прикоснуться к руке, но передумала. Вдруг тень снова напомнит об обещании? Рисковать нельзя. Она еще раз заглянула Эймару в глаза. Необычные и такие родные: один чуть более серый, другой — с оттенком зеленого.
— Не беспокойся, мне лучше. Твое зелье помогло!
Девушка резко отстранилась.
— Отдыхай, а я схожу за Селией. Не одной же мне радоваться, что ты очнулся!
Эймар слабо улыбнулся, проводил ее глазами.
Брайда не помнила, как нашла Селию. Может, та сама обнаружила ее, рыдающую на пороге. В память врезалось полное ужаса лицо служанки и слезы радости в васильковых глазах, когда Брайда смогла объяснить, что юноша пришел в себя.
Селию как ветром сдуло, а девушка устало побрела домой.
Что ж, Эймар жив. Ее здесь больше ничего не держит.