Вступление
МУКИ ТВОРЧЕСТВА, или как автор создавал свой шедевр…
--------------
Рафаэло Сабатини, известный и популярный писатель, а также очень приятный в общении, пышущий здоровьем и весьма довольный жизнью человек, улыбнувшись, нежно погладил толстую стопку бумаги. Взгляд счастливого родителя, любующегося своим первенцем, скользнул по заголовку: "Одиссея капитана Блада". Да, книга удалась! Это вам не всякие "Скарамуши" с "Морскими ястребами"! Над этой книгой прольются потоки слез, новорожденных мальчиков начнут в массовом порядке называть Питерами, а девочек - Арабеллами. Критики же наверняка закричат, что в литературе появился новый Дюма-отец... хоть и не столь неукротимый в литературном и сексуальном смысле, но ничуть не менее талантливый!
Писатель, спохватившись, оборвал полет своей фантазии. В самом деле, он же не Дюма-отец, чтобы так бахвалиться! Надо брать пример с главного героя его бессмертного творения: до губернатора Ямайки дослужился, а какой скромный был человек! Прекрасный пример для нашего развращенного века, где мужчины забыли про твердые принципы, а женщины... Ох, лучше не думать, не травить душу...
По дороге в редакцию он чувствовал, что его настроение ухудшается с каждым шагом. Сабатини мысленно перенес в двадцатый век Блада и Арабеллу... и только хорошее воспитание удержало его от смачного плевка на тротуар. Когда же по пути попалась демонстрация суфражисток с их вечными плакатами: "Votes for women!", писателя чуть не стошнило. Он содрогнулся, отгоняя кошмарную сцену, представшую перед его взором: Арабелла Бишоп, вульгарно накрашенная и облаченная в непристойно короткую юбку (не только обувь, но и ноги до середины голеней на виду!), зажав в одной руке с длинными ярко-лиловыми ногтями бокал шампанского, согнула в локте другую, недовольно-визгливым голосом вопрошая оторопевшего Блада: "А почему, собственно, вы так уверены, что я слабее вас?!" Причем было непонятно, что именно ввергло бравого капитана в такой ступор: обнаженные ноги его богини, ее тон, больше подобающий рыночной торговке, лиловые ногти (и такая же помада), или наглядно продемонстрированный нехилый бицепс... Тьфу, до чего довели окаянные суфражистки, чума на их головы! Это же рехнуться можно! Избирательные права им подавай! Да они хоть разберутся без подсказки, куда этот бюллетень засовывать?!
Продолжая мысленно негодовать и бранить упадок нравов, писатель толкнул вращающуюся дверь и вошел в редакцию.
- Добрый день! Я к мистеру Вулфу, мне назначено, - сказал он секретарше.
- Добрый день, мистер Сабатини! - расплылась в широкой улыбке девушка. - Да, конечно, вас ждут. Вот только мистер Вулф у нас больше не служит, его замещает мистер Фрейд.
- Фрейд? - недовольно поднял брови все еще сердитый писатель. - Не знаю такого... Но он хоть прочитал мою рукопись?
- Безусловно! И просто в восторге! Вы бы слышали, как он вас хвалил!
Рафаэло был всего лишь человеком, а доброе слово, как известно, и кошке приятно... Его губы растянулись в улыбке, а досада на суфражисток незаметно исчезла, сменившись даже некоторым сочувствием.
"Вообще-то их можно понять, - подумал он. - Женщин столько лет унижали, считали за второй сорт... А ведь они тоже люди! Ладно, перебесятся, успокоятся".
- Говорил: давно так не смеялся, просто до колик в животе! - продолжала простодушная секретарша, которая тайно вздыхала по этому красивому импозантному мужчине с серыми английскими глазами и гордым римским носом, носившему к тому же такое странное и романтичное имя - Рафаэло... Вспоминая его, она почему-то каждый раз представляла нечто уютное, круглое, облепленное вкусной кокосовой стружкой.
- Смеялся до колик в животе? - недоуменно переспросил писатель, стараясь вспомнить, какие же отрывки его творения могли произвести подобный эффект. Ну, может быть, когда Бишоп сиганул в воду с борта "Синко Льягас"... Эх, надо было, чтобы озорник Волверстон заорал во всю глотку: "Акула!!!" - вышло бы еще веселее. Или, наверное, когда простофилю дона Мигеля обвели вокруг пальца в Маракоибо.
- Да еще как! - охотно подтвердила секретарша. - И потом, знаете, он еще добавил: автор чертовски талантлив, просто гений...
"Пожалуй, посещу как-нибудь собрание суфражисток, - подумал Сабатини. - Мне ничего не стоит, а им будет приятно".
- Точно, сама слышала! - продолжала стрекотать простодушная девчушка. - Мол, так издеваться над главным героем мог только гений, и редкостный садист к тому же... Ой! Извините, пожалуйста... - на ее щеках заиграл смущенный румянец.
- Значит, говорите, мистер Фрейд? - сухо уточнил Сабатини и широким шагом направился к кабинету редактора.
"Посещу, непременно! - сердито думал он. - И выскажу им все!"
Мельком взглянув на бронзовую табличку с надписью: "М-р Зигмунт Фрейд, редактор" он постучал и сразу же, не дожидаясь ответа, толкнул дверь.
Навстречу поднялся коротышка со слащаво-вежливым личиком, масляными глазками, и плохо расчесанными, топорщащимися жирными волосами, при виде которых аккуратист и чистюля Сабатини испытал настоящее омерзение. Ему захотелось снова хлопнуть дверью - но уже посильнее, и с другой стороны. Но... но как же его книга, его детище, плод бессонных ночей? Как же нескончаемая вереница крохотных Питеров, перевязанных синими ленточками, вперемешку с такими же розоволенточными Арабеллами?! Как же юноши, которые должны увидеть в девушках богинь, а не жриц любви?!
"Искусство требует жертв! Потерплю. Может, дуреха секретарша что-то напутала... суфражистка безмозглая!"
- Прославленный маэстро! - возопил мистер Фрейд, одной рукой похлопывая по спине ошалевшего от такого панибратства писателя, а другой подталкивая к креслу, - прочел, прочел! Очень внимательно! От корки, так сказать, до корки! Не побоюсь сказать - гениальная книга! Просто гениальная!
"Бедняга же не виноват, что у него такая внешность!" - с умилением подумал Сабатини.
- Какой простор для психоанализа! Какой комплекс - простите за каламбур! - замаскированных комплексов! Вашего Блада непременно нужно вставлять во все учебники по психологии и криминалистике. Повторяю - непременно! Под заголовком: "Так вырастают маньяки".
Сабатини судорожно сглотнул воздух.
- Не беспокойтесь: мы мужчины, и здесь нет лишних ушей... Так что можете быть со мной совершенно откровенным... - коротышка испытующе посмотрел на писателя, и внезапно рявкнул, рванувшись к нему:
- За что вы так ненавидите своего героя?!
- Н...Не...Ненавижу?! - пролепетал Сабатини, лихорадочно пытаясь вспомнить, как нужно вести себя с сумасшедшими.
- А вы еще будете это отрицать?! Ну-ка, отвечайте! Быстро, не раздумывая! И в глаза мне смотреть! В глаза! Кто такой Питер Блад? Ну??!
- П-пират...
- А еще?
- В-врач...
- А еще??!
- Б-беглый к-каторжник...
- Это все второстепенно! - отмахнулся коротышка. - Главное - Блад мужчина. МУЖЧИНА! - наставительно повторил он, воздев к потолку толстый палец с плохо остриженным грязным ногтем (чистюлю и аккуратиста Сабатини снова чуть не стошнило). - Ему чуть больше тридцати лет, опытный, с отменным здоровьем... иными словами, прекрасный образец самца-производителя. А вы что делаете, садист несчастный?! Загоняете его на долгие годы в сугубо мужское общество! А Арабелла - где-то там далеко-далеко, за синим морем! Что делать бедняге Бладу в такой ситуации - мучиться от спермотоксикоза? Или, как глупому мальчишке, заниматься онанизмом? Или... нет, лучше воздержусь, и без того ваш Джереми Питт как-то подозрительно предан своему капитану... Об этом вы подумали?! Почему Блад отпустил глупышку Мадлен нетронутой - понятно, кому же охота ссориться с папашей-губернатором... Ладно, не вскидывайтесь так, допустим, что из благородных побуждений! Но почему он, оказавшись на Тортуге, не ходит по бабам... пардон, по девицам не самого тяжелого поведения, которых там - пруд пруди, на любой вкус и кошелек? Почему, я вас спрашиваю?!
- Так в этом-то вся суть! - вскричал немного пришедший в себя Сабатини. - Я хотел показать, что человек, даже оказавшийся в самой тяжелой и унизительной ситуации, несправедливо обвиненный и ошельмованный, может сохранить достоинство, не опуститься до уровня скота, не пойти на поводу у инстинктов. Что он может хранить верность своей любимой, даже если она далеко!
- И вы хотите, чтобы над вашей книгой плакали молодые люди... - вздохнул мистер Фрейд, глядя на писателя, как заботливый врач на тяжелобольного пациента. - Они и впрямь будут плакать, от хохота! Как я, к примеру. Ладно, пойдем дальше. Я вижу, вы еще далеко не все поняли... Но ничего, психоанализ - великая сила! Вы уйдете отсюда просветленным и поумневшим.
Возмущенный Сабатини открыл было рот, чтобы отчитать наглеца, но не успел произнести ни слова.
- Как ваш Блад дошел до жизни такой? - рявкнул вдруг Фрейд. - Почему ему не сиделось на месте? Чем его не устраивала работа врача? Носится, поминаешь, по белому свету, ищет себе с маниакальным упорством приключений на то самое место, которое, по меткому выражению Дюма-отца, можно показывать только аптекарям. И у адмирала-голландца служил, и в Танджере побывал, потом еще хлеще - испанская тюрьма... Почему?!
- Ну, вот такой он человек! Неужели не понимаете?! Есть же люди, которым постоянно нужны опасности, приключения! Вспомните хотя бы конкистадоров, или путешественников...
- Подумать только, как бездонно людское невежество! - тяжело вздохнул Фрейд. - Ничего, ничего, психоанализ наставит вас на истинный путь... Ваш Блад пытался убежать от самого себя, понятно?! Его мучила и сводила с ума греховная страсть к собственной матушке!!!
Рафаэло сначала побагровел, потом побелел, потом его лицо пошло разноцветными пятнами.
- Да вы... Вы сумасшедший! Как только ваш язык повернулся...
- Всех великий людей называли сумасшедшими, - гордо усмехнулся Фрейд. - Галилея, Дарвина, профессора Челленджера... Не читали "Затерянный мир" сэра Артура Конан-Дойля? Настоятельно рекомендую. А теперь вот считают меня... Ничего, истина все равно пробьется! Ну, неужели вы сами не додумались до такой простой вещи? Ведь все буквально на поверхности! Как фамилия матушки Блада? Ну?!
- Ф-Фробишер... - пролепетал писатель, не зная, что ему делать: то ли бежать без оглядки, то ли вызывать карету "Скорой помощи".
- Совершенно верно: Фробишер! - прямо-таки смакуя это слово, с плотоядной улыбкой подтвердил редактор. - Нужны вам еще доказательства?
"Кто-то из нас точно свихнулся!" - с тоской подумал Сабатини, ломая голову, как можно связать простую, ничем не примечательную фамилию с позорным грехом кровосмешения.
- Да, случай тяжелый... - вздохнул коротышка. - Ладно, подскажу. В конце концов, это мой святой долг: просвещать невежд и открывать им глаза... Фамилия матушки Блада начинается с той же буквы, что и слова "фаллос" и "фасоль"!
- Причем тут фасоль?! - простонал писатель, чувствуя, что начинает сходить с ума.
- Ага! - ликующе возопил редактор. - Вот вы и прокололись! Ваши собственные комплексы, тщательно замаскированные, вылезли наружу, стоило только вам ослабить контроль за подсознанием! Нет, вы только полюбуйтесь на этого субъекта! Фаллос его, значит, не смущает, а фасоль вгоняет в краску! Кстати, насчет фасоли... - его голос понизился до вкрадчивого шепота. - Вы никогда не обращали внимания, на что похожа фасолина, если ее аккуратно разломить вдоль, и сложить выпуклыми сторонами наружу?
- Н-нет...
- А вы приглядитесь, приглядитесь! Только внимательно, как следует. И если вы и тогда ничего не поймете... Словом, дорогой маэстро, я и так уделил вам времени больше, чем рассчитывал. Переработайте книгу в свете моих указаний, и не стесняйтесь, как мальчишка, застуканный за эти самым делом! Ради Бога, пусть ваш Блад хранит верность своей Арабелле... кстати, ну хоть теперь-то вы поняли, кого ему она напоминала?!
- Его матушку? - машинально ляпнул измученный писатель и тут же закашлялся, зажав рот ладонью.
- Браво! В такие минуты понимаешь, что твои усилия не напрасны... Конечно же, его матушку! Вот потому-то бедняга так страдал: рвался к ней, и тут же бежал прочь, как от раскаленного железа... Вы же сами все прекрасно понимаете, только все эти комплексы, дурацкое пуританское воспитание... В общем, сделайте из этого "рыцаря печального образа" настоящего мужика! Только представьте: возвращается Блад из похода, с добычей и славой, деньги - рекой, вино - в две реки, и повсюду бабы, бабы... Одна другой краше и соблазнительней! Как тут устоять?! Не будьте садистом, пожалейте беднягу Питера!
- Но Арабелла?! - из последних сил взмолился Сабатини. - Как он сможет ей изменить, если безумно ее любит?
- А кто говорит про измену?! - искренне изумился редактор. - Это чистая физиология!
Против такого аргумента возражений придумать не удалось, и писатель в полуобморочном состоянии направился к выходу.
- Жду измененный текст через две недели! - донеслось вслед.
Сабатини, на ватных ногах добравшись до двери, уже толкнул ее, когда редактор окликнул его снова:
- Кстати, если не секрет, где ваша собственная матушка познакомилась с вашим батюшкой? Точнее, где они полюбили друг друга?
- На Филиппинах... А что?
- А, на Филиппинах... - протянул Фрейд, облизывая губы. - Та же самая буква! Вы не находите, что совпадений чересчур много, маэстро?..
Писатель не помнил, как добрался домой.
---
Ночью ему снились кошмары. Все проститутки Тортуги, увидев на горизонте паруса "Арабеллы", по примеру девственниц Бриджуотера разорвали свои одежды и сшили плакаты, украсив их грозными надписями: "Ты не уйдешь от нас, капитан Блад!" Самые нетерпеливые из них, не дожидаясь, когда фрегат причалит к пирсу, прыгнули в воду и поплыли навстречу красавцу кораблю. Желтая газетенка "Тортугский вестник", давно точившая зуб на Блада, распространила экстренный выпуск, где в похабно-ерническом духе обсуждался вопрос: по какой причине прославленный рыцарь морей соблюдает столь долгое воздержание? (По итогам опроса читателей с большим преимуществом победил вариант "Зажрался, сволочь!") А завершался выпуск издевательскими стишками:
"То ли кастрат, то ли монах...
Давайте бросим мы монету:
Орел - в порядке все в штанах.
А если решка - значит, нету!"
Когда Блад ступил на берег, в него тут же вцепился губернатор дОжерон и начал трясти, как грушу, требуя жениться на Мадлен. Две хозяйки лучших домов терпимости вцепились в самого губернатора, тряся его в четыре руки и требуя оставить в покое перспективного клиента. Под шумок, девицы скрутили самого Блада, несмотря на его отчаянное сопротивление и крики: "Оставьте меня, я люблю Арабеллу!", подняли на руки и понесли, как икону, громко скандируя:
- Игнорировал нас, гад,
Час настал расплаты, Блад!..
Самое обидное, что собственная команда пальцем не шевельнула, чтобы спасти своего кормильца и благодетеля: она корчилась от хохота, азартно заключая пари с экипажем "Ла Фудр", донесут ли их капитана до места назначения, или отобьют по дороге конкурентки...
Рафаэло проснулся от собственных диких криков. Над ним склонился перепуганный лакей Джоунс:
- Сэр, что с вами? Может, мне сбегать за врачом? Тут как раз неподалеку живет один доктор, и, говорят, неплохой...
- Нет, нет, не надо! - затряс головой Сабатини, отгоняя кошмарные видения. - Лучше... Послушайте, Джоунс, могу я задать вам... э-э-э... очень откровенный вопрос?
- Пожалуйста, сэр! - с опаской кивнул лакей, на всякий случай, отступив на пару шагов.
- Прошу вас, скажите мне правду, какой бы она ни была... Я все пойму, я человек широких взглядов и снисходителен к чужим... э-э-э... странностям. Вы понимаете меня, Джоунс?! Правду, только правду!
- Сэр, я рос в семье строгих правил! Нам с сестрой всегда внушали, что ложь - тяжкий грех! - бормотал перепуганный лакей, продолжая пятиться и лихорадочно вспоминая, какая специальность у этого "неплохого доктора". Похоже, хозяину нужен психиатр. - Моя почтенная матушка...
- Вот! О вашей матушке я и хочу спросить! Джоунс, скажите откровенно: вы испытывали к ней... э-э-э... греховную страсть?!
Стуча зубами, лакей вылетел за дверь, лишь чудом не скатившись кувырком по крутой лестнице. Кухарка Ферфакс, в торопливо накинутом поверх ночной рубашки платке, выглянув на шум, испуганно спросила:
- Ты куда так несешься?
- За доктором! Мистер Сабатини рехнулся!
---
Доктор оказался жизнерадостным ирландцем с ярко-синими глазами. Он стучал молоточком, проверяя рефлексы, всматривался в зрачки пациента, щупал пульс и задавал какие-то вопросы. Потом переключился на слуг, выясняя, что кушал накануне мистер Сабатини.
- Ф-фасолевый супчик, сэр... - пролепетала испуганная кухарка.
Доктор покачал головой:
- Временно исключить! Фасоль - тяжелая пища... Лучше варите некрепкий куриный бульон.
- Мисс Ферфакс! - воззвал слабым голосом писатель. - Скажите, а когда вы разламываете фасолины вдоль...
- А с чего мне их разламывать? - растерялась кухарка. - Фасоль и так прекрасно разваривается, надо только замочить накануне.
- И все-таки - аккуратно разломите одну фасолину и принесите мне! Ну, пожалуйста! Это очень важно!
- Принесите! - кивнул доктор.
Когда все более недоумевающая кухарка скрылась за дверью, он тихо шепнул на ухо Джоунсу:
- Главное - не противоречить, во всем соглашаться! В известных пределах, конечно...
Через пару минут половины фасолины оказались в руках Сабатини. Тот аккуратно сложил их выпуклыми сторонами наружу, долго всматривался, меняясь в лице, потом попросил достать ему из верхнего ящика стола лупу и изучил образовавшуюся конструкцию через нее...
- О Господи... - пробормотал он, наконец.
- У вас возникли какие-то ассоциации? - полюбопытствовал врач.
- Э-э-эээ... Мне неловко говорить о подобных вещах при мисс Ферфакс... Позвольте на ухо!
На лице ирландца отобразилась целая гамма чувств: можно ли доверять всяким Джонам Булям, да еще полукровкам?! Еще откусит ухо, с него станется. Но, как всякий истинный ирландец, он скорее согласился бы умереть, чем дать повод усомниться в своей храбрости, поэтому с некоторой опаской все же нагнулся к пациенту и терпеливо его выслушал...
- Так, все понятно! - решительно заявил доктор, выпрямляясь. - Пропишу-ка я вам бром, для успокоения.... И вот мой совет: заведите подружку! Хоть я и добрый католик, но чересчур долгое воздержание - страшная вещь. Так бьет в голову, только держись.
- Значит, вы не видите сходства?
- Ни малейшего!
- И фамилия мисс Ферфакс вам ни о чем не говорит?
- А о чем она может говорить? - усмехнулся врач, заполняя бланк рецепта.
- Ну, та же самая буква... - Сабатини вдруг страшно смутился. - Ох, извините, я в самом деле что-то... Мне так неловко! Простите, что вас потревожили среди ночи.
- Ничего, ничего! - успокоил доктор, ставя размашистую роспись. - С такими пациентами, как вы, иметь дело - одно удовольствие. Вот на прошлой неделе попался экземпляр - это да! Кричал, что он Карл I Стюарт и требовал приставить ему обратно отрубленную голову... Вот с ним пришлось повозиться! Знали бы вы, как трудно было убедить его, что он на самом деле - Мария Стюарт! Ну-с, вот вам рецепт, и позвольте откланяться.
Сабатини растерянно попрощался, потом взглянул на рецепт, всмотрелся в лихую, с завитушками, подпись: "Питер Блад, бакалавр медицины" и со стоном откинулся на подушки...
------------------
Рукопись была переделана в рекордно короткие сроки. Сабатини, наступив на горло собственной песне и уговаривая себя, что так получится реальнее и естественнее, стучал по клавишам машинки с рассвета до заката, изрядно пугая нового лакея Бригса и новую кухарку Моррисон. (Прежние слуги взяли расчет, заявив, что им страшно жить под одной крышей с ненормальным). В результате капитан Блад не знал себе равных не только в жарких схватках с испанцами, но и в еще более жарких постельных баталиях с самыми искусными жрицами любви. Слава героя-любовника гремела по всему Карибскому морю, лишь добавив Бладу популярности и уважения у "берегового братства". А команда "Арабеллы" получила новый повод снисходительно посмеиваться над коллегами с "Ла Фудр", поскольку Каузак в этом деле не шел ни в какое сравнение с покойником Левасером.
Но Блад, конечно же, не забыл свою богиню: каждый раз, закончив с очередной пассией, он мысленно устремлялся к ней и с благоговением шептал: "Арабелла! Я верен тебе по-прежнему! Это не измена, это только физиология!" А когда однажды ночью к нему в каюту пробралась прекрасная мадемуазель дОжерон в одеянии Евы, он деликатно, но твердо выставил ее со словами: "Не надо, дитя мое!" Рафаэло даже всплакнул: такая трогательная получилась сцена...
Он отнес исправленную рукопись в редакцию, попросил говорливую секретаршу передать ее в собственные руки м-ру Фрейду, и чуть ли не бегом выскочил на улицу.
Через неделю, хочешь, не хочешь, пришлось идти за ответом, хоть он содрогался при одной мысли, что опять увидит назойливого противного коротышку.
Секретарша радостно улыбнулась:
- Вас ждут! Только не мистер Фрейд - он больше здесь не служит, у нас теперь новый редактор.
"Час от часу не легче! - раздраженно думал писатель, направляясь к знакомому кабинету. - Интересно, что там за хмырь? Еще один зануда-психоаналитик?"
Он скользнул глазами по табличке, гласящей: "М-р Леопольд Захер-Мазох, редактор" и, постучав, толкнул дверь.
В кресле, где в прошлый раз сидел противный коротышка с грязными ногтями и сальными волосиками, теперь уютно расположился солидный господин очень почтенной наружности, с умным бледным лицом и аккуратными бакенбардами. Увидев посетителя, он просиял и проворно вскочил на ноги:
- Мистер Сабатини? Какая честь для нашей редакции! Прошу вас, проходите, располагайтесь! Я самым внимательным образом прочитал вашу книгу. Превосходно! Просто превосходно! Именно такие книги нужны современному юношеству.
"Может, хоть этот окажется нормальным?" - с надеждой подумал писатель.
- Вы очень любезны, господин Захер...
- Леопольд! Для вас только Леопольд, пожалуйста! Так называют меня друзья. Надеюсь, вы не будете возражать, если я осмелюсь причислить и вас к сообществу моих друзей?
- Ну, э-э-эээ... - замялся сбитый с толку Сабатини. Так быстро к нему в друзья еще никто не набивался!
- Вот и прекрасно! – с улыбкой воскликнул редактор. - А потому разрешите быть с вами совершенно откровенным. Кто же, как не друг, может сказать правду, даже неприятную? К тому же не смущайтесь, мы мужчины, а лишних ушей тут нет...
"Началось!" - с тоскливой безнадежностью подумал писатель.
- Книга ваша, повторю, великолепная... в некоторых частях. Например, там, где описывается половая жизнь Блада на Тортуге. Какая экспрессия, какой жизненный реализм! Вот она - настоящая, природная, грубая мужская сила, без всяких фиговых листков и прочей дребедени. А вот что касается начала его Одиссеи - ну, там, на Барбадосе... Судите сами. Он встретил женщину. Он полюбил ее. Ну, и?.. - редактор подался вперед, испытующе глядя на собеседника.
- Что "ну, и"??? - довольно резко ответил Сабатини.
- А что было дальше? Неужели вы надеетесь, что читатели поверят, будто молодая, здоровая женщина, да еще живущая в тропиках, где сама природа способствует пробуждению чувственности, ограничилась платонической любовью?! Вы сами-то в это верите? Да читатели обхохочутся над таким сюжетом...
- Господин Захер...
- Леопольд! Только Леопольд, мы же договорились! - укоризненно произнес редактор.
- Хорошо!.. Леопольд, неужели вы не понимаете элементарных вещей?! Эта женщина - мало того, что из приличного общества, она из 17-го века, а тогда на отношения полов смотрели гораздо строже! Вступить в интимную связь с посторонним мужчиной, да еще с кем - со своим же рабом...
- Вот!!! - ликующе возопил редактор с такой силой, что Сабатини отшатнулся в испуге. - В этом-то все дело! Она именно от этого получила бы наивысшее наслаждение - от сознания особой порочности их связи в глазах общества!
- Но почему?! - простонал писатель, с тоскливой обреченностью ловя себя на мысли: "еще один псих..."
- Потому, что все женщины - извращенки! - с убежденностью фанатика воскликнул Захер-Мазох, глаза которого загорелись дьявольским огнем. - Уж можете мне поверить, я в них хорошо разбираюсь... Ваша Арабелла - типичная, классическая САДОМАЗОХИСТКА! Обратили внимание, с какой сатанинской жестокостью она мучила бедного Блада? Как искусно играла роль собаки на сене: "Сама не ем, и другим не дам"? Приблизила к себе раба, одарила надеждой, а потом с презрением оттолкнула! Подняла над собратьями по несчастью, а потом мордой в грязь: там твое место, ты ничем не лучше других! Почему, я вас спрашиваю? Почему она так себя вела? Да потому, что сама страстно желала быть униженной, растоптанной, обесчещенной! Чтобы жалкий раб поменялся с ней местами, став ее господином! Она потому и грубила ему, и доводила до слез, что приходила в отчаяние от его непонятливости! Ей хочется, чтобы он сорвал с нее одежду и грубо овладел, как дешевой шлюхой, а этот недотепа почтительно кланяется! Она мечтает услышать из его уст грязную ругань, мечтает, чтобы ее в кровь отстегали хлыстом, как последнюю рабыню, а он ей: "Мисс Арабелла!" и взирает, как на богородицу... Да тут и святая бы взбесилась!.. Ладно, с Барбадосом мы проехали... Полагаю, вы все поняли, и переработаете рукопись в нужном ключе. А теперь самое главное: Ямайка, губернаторский дворец, объяснение... Все вроде наладилось, голубки поняли друг друга. А дальше?!
- Что "дальше"?! - с металлическим лязгом в голосе поинтересовался Сабатини.
- Где описание свадьбы? Где, черт возьми, брачная ночь во всех подробностях?! Сюжет оборван на самом интересном месте - это никуда не годится! Какой-то голландец глупо хихикает: "Это ошень поэтишно... Ха-ха!" Нет, так не пойдет. Современная публика не любит всяких недомолвок, дурацких деликатностей типа: "У дверей спальни новобрачных стоит ангел с прижатым к губам пальчиком..." Она пошлет этого ангела... и будет права! Сейчас двадцатый век, слава Богу! Долой ханжество! Доработайте сцену - чтобы была и пышная свадьба, и пожелания счастья молодым, и подарки - от команды "Арабеллы" прежде всего, естественно... А потом - напутствия новобрачным на пороге спальни... в стиле... э-э-эээ... Вы ведь наполовину итальянец, не правда ли?
- Более того, я родился в Италии! - огрызнулся Сабатини.
- Вот! Значит, наверняка слышали сицилийские срамные куплеты, которые поют на свадьбах?..
- Вы... Вы предлагаете вставить ИХ в мою книгу?! - у писателя чуть не перехватило дыхание.
- А почему бы и нет? С поправкой на местную специфику, разумеется... Пусть их исполнит, например, пиратский ансамбль песни и пляски. Или, еще лучше - цыганский хор! Да, цыгане на свадьбе Блада и Арабеллы - самое то!
- Леопольд, вы в своем уме?! - возопил Сабатини срывающимся фальцетом. - Какие, к чертям собачьим, цыгане на Ямайке?!
Редактор, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на него с грустью и упреком:
- Вы что-то имеете против цыган? Вы - расист?!..
- Да я... Да ты... Да я тебя сейчас!!! Мало тебя, сукина сына, в детстве пороли!!! - вскочив и опрокинув кресло, заорал Сабатини, уже не в силах сдерживаться.
Одновременно вскочил и редактор. С возмущенно-укоризненным криком: "Ну что же ты молчал, противный!" он метнулся к стенному шкафу, откуда извлек, к неописуемому ужасу Рафаэло, длинный хлыст:
- Возьми! Бей! Я скверный мальчик, я напроказничал...
- Изыди, сатана!!! – диким голосом взревел писатель, прорываясь к двери.
- Ну, бей же, как друга прошу! Бей, не мучай меня! - скулил Захер-Мазох, висевший у него на рукаве.
- Не буду! - злорадно прошипел Сабатини, выдернул руку и выскочил в коридор.
---
Дома он долго ходил взад-вперед, о чем-то напряженно размышляя, потом изрядно напугал кухарку Моррисон, спросив ее, хотелось ли ей быть собакой на сене, а к лакею Бригсу пристал с вопросами, случалось ли ему пороть свою жену, и получала ли она от этого удовольствие. Лакей - здоровенный конопатый парень с открытым простодушным лицом - опасливо косясь на хозяина, твердил:
- Сэр, ну я же не изверг... Не скрою, иной раз моя благоверная так достанет, что руки просто чешутся снять ремень и заголить ей... ну, вы понимаете. Но кое-как сдерживаюсь. А если бы дошло до порки, она так бы разозлилась, что хоть святых выноси! Какое же от этого удовольствие?! Она у меня, слава Богу, не извращенка...
- Не знаю, не знаю... - задумчиво бормотал писатель. - Женщины, они такие... Попробуй, разбери, что у них на уме! Скажите, Бригс, а не случалось ли, что она грубила вам без всякой видимой причины, ни с того ни с сего скандалила... словом, вела себя как-то неестественно?
- Еще как случалось, сэр! - усмехнулся лакей. - Так я к этому давно привык. Почитай, каждый месяц повторяется...
- Вы думаете, дело только в этом?.. Ох, не уверен, не уверен... Неужели этот чертов Леопольд был в чем-то прав?!
Рафаэло еще долго вышагивал по кабинету из угла в угол и сердито приговаривал:
- Срамных куплетов ему захотелось, извращенцу! Хотя... Если взглянуть чисто логически, что в этом особенного? Действительно, поют! Послушаешь - уши и щеки, как спелый помидор! Бедному жениху впору сквозь землю провалиться, не то, что супружеский долг исполнять... А все идет своим чередом, и семьи там крепкие, и детишек куча...
Остановившись посреди кабинета, он яростно выкрикнул:
- А суфражистками и не пахнет! - и решительно направился к письменному столу.
Резкими движениями заправил чистый лист в машинку (словно пулеметную ленту в патронник), глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и что было сил, ударил пальцами по клавишам:
- Реализма захотелось?! - свирепо приговаривал писатель, стуча так, будто хотел, чтобы клавиши залипли. - Во всех подробностях?! Будут вам подробности! И на Барбадосе, и на Ямайке... Будет вам Арабелла-садомазохистка! Будут вам цыгане! Будет и Волверстон-похабник, и ансамбль песни и пляски, и вдрызг упившийся лорд Уиллогби, и брачная ночь... Эксклюзивное право на репортаж из супружеской спальни в режиме нон-стоп, естественно, у "Тортугского вестника"! Все вам будет! И рекламная акция, и излохмаченная репутация, и первоклассная дефлорация... Подавитесь, гады!!!
14.02.2023 Умер Евгений Владимирович Щепетнов.
Ушёл всеми любимый писатель и человек.
Он создал множество интересных, увлекательных и захватывающих миров.
Его творчество, его книги навсегда останутся в нашей памяти.
Как и сам Евгений Владимирович.
Его оптимизм, юмор, целеустремленность, открытость.
Царствие небесное вам, Евгений Владимирович.
Спасибо вам за ваше творчество.
Желаем вам переродиться в ваших мирах.
Ушёл всеми любимый писатель и человек.
Он создал множество интересных, увлекательных и захватывающих миров.
Его творчество, его книги навсегда останутся в нашей памяти.
Как и сам Евгений Владимирович.
Его оптимизм, юмор, целеустремленность, открытость.
Царствие небесное вам, Евгений Владимирович.
Спасибо вам за ваше творчество.
Желаем вам переродиться в ваших мирах.
Борис Давыдов. Карибские страсти, или по следам капитана Блада (измененный вариант "Бладианы")
Модератор: Модераторы
-
Приокский Дракон
- Вышел из медика и назад не вернулся. Занимается бладством.
- Posts in topic: 5
- Сообщения: 3751
- Зарегистрирован: 18 янв 2016, 19:42
-
Приокский Дракон
- Вышел из медика и назад не вернулся. Занимается бладством.
- Posts in topic: 5
- Сообщения: 3751
- Зарегистрирован: 18 янв 2016, 19:42
Карибские страсти, или по следам капитана Блада (измененный вариант "Бладианы")
---
Бледная, как лист бумаги, кухарка Моррисон оторвала ухо от замочной скважины.
- Ну, что там? - прошептал, дрожа, лакей Бригс.
- Рехнулся, бедняга! Как есть, рехнулся! Представь, решил затащить сюда каких-то цыган, еще какого-то лорда, репортеров... и еще кого-то там, не расслышала... Потом напоить всех вусмерть и всем скопом излохматить какую-то несчастную девственницу!
- Ой, мать... - простонал лакей. - Что делать-то?!
- Может, сообщим в полицию? - робко предложила кухарка.
- К чертям собачьим этих бобби! - решительно отрезал Бригс. - Хозяину-то они ничего не сделают, с психа взятки гладки, а вот нас с тобой пристегнут соучастниками, это за милую душу! Надо рвать когти, пока не поздно! Сию же минуту!
- А... жалованье? - робко пискнула практичная Моррисон.
- Свобода дороже!
------------------
Через неделю рукопись отправили в редакцию по почте. Перенесший нервный срыв Сабатини, усилиями заботливой кухарки Хопкинс и могучего, как кряжистый дуб, лакея Гартинга (бывшего сержанта королевской морской пехоты), постепенно приходил в себя. Он уже начал потихоньку покидать инвалидную коляску, самостоятельно перемещаясь по комнате.
При последнем визите доктор Блад, одобрительно кивая, заверил, что дело явно пошло на поправку, и скоро все придет в норму. Надо только избегать любых волнений. А главное - хотя бы на время прекратить работу над книгами!
- Сейчас отнялись ноги, а в следующий раз отнимется кое-что повыше... - предостерег он. - Ну, сами подумайте, стоит ли какой-то сюжет о пиратах таких страданий?!
Несколько уязвленный писатель вступился за свое детище:
- Доктор, но ведь главный герой - ирландец!
Сабатини хотел пробудить в Бладе чувство патриотизма, но все пошло как-то наперекосяк.
- Ирландец - и пират?! - грозно нахмурился доктор. Его ярко-синие глаза угрожающе потемнели.
- Более того, он ваш коллега, врач! - уже не так уверенно объяснил Рафаэло.
- Так-так-так... - зловеще прогудел Блад, в голосе которого отчетливо слышался лязг затачиваемых ножей. - Получается, в вашем романе ирландец-врач столь непроходимо туп, что не может заработать своим ремеслом на кусок хлеба! Вынужден стать пиратом, чтобы прокормиться! И после этого англичане еще ругают нас за отделение! Как хоть его зовут, этого вашего доктора-недотепу?!
- Гартинг!!! - истошно взвыл Сабатини, сообразив, что если он скажет правду, временным параличом нижних конечностей дело может не ограничиться.
- Гартинг?! Какой же он, к чертям собачьим, ирландец, если у него английская фамилия? Унизить хотите, да? Издеваетесь?! - окончательно разъярился доктор, но тут на зов хозяина примчался бывший сержант.
- Проводите врача! - приказал Рафаэло.
Потом, немного придя в себя, подозвал кухарку и строго-настрого велел:
- На порог больше не пускать этого психованного Пэдди!
---
Еще через неделю он уже мог свободно ходить, хоть и опираясь на трость. Само собой, первая же прогулка привела его в редакцию.
Он шел туда, как на казнь. Ему казалось, что все встречные (особенно - юноши и девушки) смотрят на него осуждающе: кто со сдержанным укором, а кто и с откровенным презрением.
"Но ведь сейчас двадцатый век! Сейчас не время для глупого ханжества!" - отчаянно уговаривал он себя, но от этого на душе становилось еще паскуднее...
Незнакомая секретарша, одетая в длинное бесформенное платье до пола, услышав его имя, почему-то вздрогнула и, опустив глаза, сказала, что его уже ждут в кабинете редактора, а мистер Захер-Мазох здесь больше не служит. При этом она быстро перекрестилась.
Сабатини, опираясь на трость, с трудом вскарабкался на второй этаж. Он был готов решительно ко всему, но скромная табличка с надписью: "ВРИО редактора матушка Агнесса" чуть не подействовала, как дубина, обмотанная тряпьем - без потери сознания, но эффективно. Еле удержавшись на ватных ногах, он постучал, услышал негромкий бесстрастный голос "Входите!" и переступил порог.
Женщина в монашеском одеянии, сидевшая в хорошо знакомом ему кресле, кивком головы предложила сесть. И наступила тишина.
Сабатини смотрел на нее, она - на него. Игра в "гляделки" затянулась уже до неприличия, но никто не решался произнести первое слово...
- Сын мой! - наконец, сказала матушка. - Я прочитала вашу книгу, и очень внимательно... Прости, Господи! - добавила она, возведя глаза к потолку. - После этого меня охватили ужасные и кощунственные сомнения...
- К-какие сомнения, матушка? - робко спросил Сабатини, чувствуя себя, словно напроказивший ребенок в кабинете строгой директрисы.
- Стоило ли Спасителю приносить искупительную жертву на кресте! - выдохнула матушка Агнесса, испепеляя писателя взглядом василиска. - К чему были Его мучения, раз среди чад, созданных по Его образу и подобию, попадаются такие, как вы!
Она перекрестилась.
Сабатини последовал ее примеру.
- Но, матушка...
- Неужели у вас хватит наглости отрицать, что вся ваша книга - поистине зловонный сосуд мерзостей и диавольских искушений?! Где ее ни раскрой, с любого места... Вот, например: "Арабелла, распростертая на белоснежной простыне, крепко привязанная к ножкам кровати за запястья и щиколотки, издавала дикие гортанные звуки, в которых невозможно было различить ни одного слова, и не только потому, что их глушил аккуратно вставленный кляп, но и из-за боли, которую уже невозможно было терпеть. Ее попка, густо исчерченная набухшими багровыми полосами, отчаянно вихлялась из стороны в сторону, в тщетных попытках уберечься от жалящего хлыста Блада..." О, матерь Божья! Или вот это: "Он с трудом сознавал, что это не сон и не горячечный бред: та самая холодная, пресыщенная гордячка, которой приходилось почтительно кланяться, называя ее "Мисс Арабелла", теперь, дрожа от нетерпеливого возбуждения, распростерлась перед ним на расстеленном плаще в одеянии Евы, и, бесстыдно раскинув ноги, шептала полными, чувственными губами: "Я дрянь, я грязная шлюха! Ну же, возьми меня!" О, Господи! А уж куплеты цыганского хора, которые я не решусь даже прошептать... Или напутствие Волверстона новобрачным... Как его только выдержала бумага?! Такую мерзость нужно высекать на камне!
Сабатини опустил голову, чувствуя, что еще немного, и его уши вспыхнут.
- Сын мой! - голосом истязуемой великомученицы простонала матушка Агнесса. - Неужели вам совсем не стыдно?!
- Очень стыдно, матушка! - отозвался Рафаэло, по-прежнему не поднимая глаз.
- Я рада слышать это. Тогда искупите свой грех!
- Как я должен искупить его? - каким-то неживым голосом спросил Рафаэло.
- Перепишите вашу книгу, прежде, чем она увидит свет и развратит незрелые умы молодежи!
Писатель поднял голову, и уже открыл рот, чтобы от всей души воскликнуть: "Непременно, и с радостью!", но матушка опередила его, договорив:
- Пусть ваша Арабелла будет не похотливой блудницей, а благочестивой монахиней, посвятившей жизнь свою Ему! А Питер Блад - например, раскаявшимся грешником, осознавшим всю мерзость и непотребство прежней жизни и раздавшим все имущество свое бедным и сирым...
- А потом что же ему делать, матушка? Помирать с голоду? - все тем же неживым голосом спросил писатель.
- Мир велик, путей много... Он может стать благочестивым паломником, например... Или найти приют в монастыре.
- Случайно, не в том, где Арабелла? - жестко усмехнулся Сабатини, чувствуя, как обуявший его жгучий стыд вытесняется холодной, клокочущей злостью. На Фрейда, на Захер-Мазоха, на матушку, но прежде всего - на себя.
- Что такое вы говорите, сын мой! - ахнула матушка. - Как может мужчина попасть в женскую обитель?!
- Он бы попал! - внезапно вскричал Сабатини, сверкнув глазами. - Потому, черт побери, что без Арабеллы ему не жить! А делать такую женщину, как Арабелла, монахиней... Это... Это... У меня нет слов!
- Господь покарает вас! - взвизгнула матушка. - Не смейте кощунствовать!
- Вот что я вам скажу, - писатель, опираясь на трость, тяжело поднялся. - Вы правы, матушка, эта книга - дрянь и мерзость. И мне действительно очень стыдно, что я написал ее. И другой вариант, кроме первого, изначального - примерно такая же дрянь... Не знаю, что нашло на меня, и как я мог поддаться этому безумию. Конечно, и эта дрянь нашла бы своего читателя, и даже имела бы успех, но она никогда не будет напечатана: я не хочу сгорать от позора ни на этом свете, ни на том. Но то, что предложили вы, матушка - стократный позор! Чтобы красивую, умную, полную жизни женщину, которая может дарить и брать любовь, получать счастье и раздавать его, упрятать в такой вот бесформенный балахон... Лишить ее счастья прижаться к груди возлюбленного, для которого она самая лучшая на свете, а потом самой прижать к груди своего малыша... Большего преступления я не могу даже представить. Прощайте, матушка!
- Изыди, сатана! Гореть тебе в адском пламени! - яростно выдохнула матушка Агнесса.
- Сколько подлинно христианского смирения и милосердия в словах ваших... - горько усмехнулся Рафаэло. - Кстати, матушка, вы плохо владеете собой. Когда вы зачитывали отрывки из этого... э-э-э... "зловонного сосуда", у вас не только раскраснелись щеки - это можно объяснить и смущением - но и блестели глаза. А губы облизывать точно не стоило... Признайтесь честно: представляли себя на месте Арабеллы?
Матушка издала сдавленный хрип.
- Благослови вас Бог! - поклонился Сабатини и вышел.
------------------------
Он возвращался домой так быстро, как только мог, не обращая внимания на боль в ногах. На душе все пело.
"К дьяволу! - думал писатель с какой-то бесшабашной, свирепой радостью. - К чертям собачьим! Пусть смеются. Пусть называют ханжой, кричат, что несовременно... Пусть вообще не читают! А я их всех..."
И мысленно добавлял фразы, самая невинная из которых вогнала бы в густой румянец его интеллигентных родителей.
Дома Сабатини сразу, едва успев скинуть пальто, сел за пишущую машинку. Печатал, сверяясь с черновыми вариантами, прямо по ходу внося правки, чуть не падая от усталости и почти не обращая внимания на еду, к великому огорчению доброй кухарки Хопкинс... Через неделю работа была закончена.
Рафаэло наугад взял один из последних листов, прочел вслух, изо всех сил подражая высокому женскому голосу:
- Ты пощадишь его, Питер? Ради меня!
- Постараюсь, моя дорогая! - пробасил он в ответ и весело, счастливо расхохотался.
Перед его мысленным взором проходили юноши с открытыми, честными лицами, которые давали себе слово хоть немного быть похожими на благородного капитана Блада, и прекрасные, скромные девушки, которые украдкой утирали слезы над томиками "Одиссеи..." А потом ему привиделась огромная лужайка с изумрудно-зеленой травой, где ползали крохотные Питеры в синих штанишках, играя с такими же крошками Арабеллами в ярко-розовых платьицах....
------------------------------------------------------------
КАРИБСКИЕ СТРАСТИ
Однажды, перед самым закатом, когда Солнце уже почти погрузилось в бирюзовые воды Карибского моря, бессменный штурман Джереми Питт пришел к своему капитану. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: прославленный рыцарь морей снова охвачен жестоким приступом меланхолии. Об этом свидетельствовало все: томик Горация, раскрытый на той же странице, что и в предыдущие три визита штурмана, отсутствующий взгляд Блада, который буравил что-то, находящееся в необозримой дали (Джереми поначалу честно пытался разглядеть, куда же так настойчиво смотрит любимый капитан, но потом бросил безнадежное занятие), наполовину опорожненная бутылка рома. А главное - большой лист бумаги, густо исчерченный одним и тем же именем, тем самым, которое каждый мог круглосуточно лицезреть на корме их фрегата... Но больнее всего Питта ранила щетина, покрывавшая щеки капитана. Чтобы Блад, известный своей поистине кошачьей чистоплотностью, пренебрег бритьем... Да, тяжелый случай!
Питт, не будучи Волверстоном, воздержался от того, чтобы проклясть все юбки вообще и одну конкретную - в частности. Тем более, что у самого в сердце торчала кровоточащая белокурая заноза... Ах, Люсьен, Люсьен! Что же вы, женщины, творите...
- Послушай, Питер, - несмело начал он, присаживаясь на край капитанской койки. - Что это такое?
- Это ром, старина! Ямайский ром! - рассмеялся Блад каким-то странным, скрежещущим смехом. - Хочешь? - И, отхлебнув прямо из горла, протянул бутылку штурману.
"Боже мой! - у Джереми чуть волосы не встали дыбом. - Как он опустился! Без стакана... ну, просто как самый настоящий пират!"
- Я о другом... Питер, ну так же нельзя! Встряхнись! Давай сойдем на берег.
- А зачем? - грустно вздохнул капитан, снова прикладываясь к бутылке.
- Ну... - Джереми беспомощно развел руками. Когда молодой, пышущий здоровьем мужик в ответ на такое предложение задает такие вопросы... - Развеемся, повеселимся. По бабам... того...
- А зачем? - повторил Блад, вложив в эту коротенькую фразу философский цинизм умудренного жизнью старца, уже добрых три десятка лет интересующегося прекрасным полом чисто теоретически.
"Боже мой! - ужаснулся бедный штурман. - Что она с ним сделала!"
Он никогда не питал склонности к поэзии, но тут в голове сами собой стали возникать рифмованные фразы, с упоминанием той самой особы, имя которой красовалось на корме, а также разнообразные глаголы, самые цензурные из которых звучали так: "облысела", "ошизела" и "рассвирепела".
- Питер, возьми себя в руки! Над тобой скоро вся команда ржать будет! Ну, давай отправимся куда-нибудь... Например, в Маракоибо! Возьмем добычу, прославимся, чертовым испанцам еще раз надерем задницу! Тем более, с нами будет Каузак...
- И он посадит "Ла Фудр" на мель посреди озера, а пока мы будем разгружать его посудину, испанцы убегут в лес, прихватив все ценности... - вздохнул Блад, снова отпив изрядный глоток.
У Питта нехорошо похолодело в животе. Неужели у Питера начинается белая горячка?! Да нет, вроде не так уж много и выпил...
- Почему ты так думаешь?
- Но это же элементарно... Джереми! Каузак француз?
- Француз.
- Значит, легкомысленный?
- Ну, наверное...
- А мели в Маракоибском озере есть?
- Попадаются.
- Значит, он на одну из них и попадет! Это - логика. Наука! Против нее не попрешь!
- Гм! - поперхнулся штурман, пытаясь осмыслить услышанное. Вроде правильно, а с другой стороны...
- Ну, так на кой черт нам захватывать пустой город?! Правда, можем стрясти выкуп с градоначальника...
- А как мы до него доберемся? Он же убежит вместе со всеми!
Капитан несколько секунд смотрел на Питта, как заботливая мать на больного ребенка.
- Джереми, временами ты меня пугаешь... Ну, сам подумай: мы пираты?
- Пираты.
- Значит, захватив город и не найдя добычи, мы разозлимся?
- Пожалуй...
- А, разозлившись, захотим его сжечь ко всем чертям?
- Э-э-э... Может быть...
- Вот! А градоначальника за это по головке не погладят. Он придет и будет просить, чтобы не жгли. Тут-то мы ему счет и выставим! Ради Бога, сеньор, утром деньги - вечером стулья... То есть, вы нам - выкуп, мы вам - целый город!
- Гениально! - искренне восхитился Джереми, недоумевая, как такая простая вещь не пришла ему в голову.
- Это всего лишь логика... - скромно потупился небритый капитан. Наука! Ах, если бы... - его увлажнившийся взгляд скользнул по исчерченному листу.
У штурмана больно заныло сердце. Видеть своего кумира страдающим было выше его сил. Ну как, как природа может создать таких холодных, бессердечных гордячек?! В следующую секунду перед его мысленным взором возникла светловолосая Люсьен, и он стиснул кулаки:
- Отправляемся! Завтра же!
"В пути развеемся, полегчает".
- Да я вообще-то не против, - равнодушно пожал плечами Блад. - Тем более, давно не виделись с доном Мигелем...
Питт вытаращил глаза:
- А... разве он там будет?
- Джереми, любовь к губернаторской дочке пошла тебе не на пользу! Не знаю, насколько она тебя облагородила, но оглупила - точно. Еще раз повторяю: это чистая логика! Вот смотри: идиот Каузак посадил корабль на мель. Мы его разгружаем, тратим драгоценное время, поминая его родословную...
Представив, какими именно словами одноглазый Волверстон будет поминать родословную Каузака, Джереми прыснул, закрыв рот ладонью.
- А в это время весть о нашем набеге уже летит по всему Мэйну! Неужели она пройдет мимо ушей дона Мигеля? Да ни за что на свете! Он тут же берет свою эскадру и перекрывает нам выход из залива...
У Питта вытянулось лицо. Этой возможности он-то как раз и не учел!
- А... большая эскадра? - робко поинтересовался штурман.
- Чепуха! - отмахнулся Блад, добрым глотком прикончив половину оставшегося рома. - Наш старый знакомец "Энкарнасьон", еще один галеон поменьше, да два-три фрегата в придачу.
- Но... Но она же будет гораздо сильнее нашей!
- Естественно! - благодушно улыбнувшись, подтвердил капитан. - Тем приятнее будет ее спалить.
И он снова приложил к губам горлышко бутылки.
- Э-э-э... Питер, ты хоть закусывал? - с опаской спросил Джереми.
- А зачем? - искренне удивился Блад.
- Чтобы сохранить хоть немного разума в башке! - внезапно разозлился штурман. - На "Энкарнасьоне" почти шестьдесят пушек! Как ты думаешь победить его в артиллерийском бою?!
- В артиллерийском бою?! - ужаснувшись, прошептал Блад, чуть не выронив бутылку. - Джереми, мальчик мой, с тобой все в порядке?!
- Со мной-то в порядке, а вот с тобой - нет!!! - возопил штурман таким высоким голосом, что мальчики-кастраты в папской капелле удавились бы от зависти. - Последние мозги растратил, вздыхая по своему идеалу!!!
Он пулей вылетел из капитанской каюты, яростно бормоча под нос:
- Арабелла... Зашумела... Заревела... Околела...
Блад, проводив его добрым взглядом старшего товарища, не способного сердиться на напарника, даже если тот решительно не прав, укоризненно вздохнул, потом залпом допил оставшийся ром, забросил опустевшую емкость под койку и философски произнес:
- Ах, холодная Люсьен -
Забрала ты Питта в плен!
После чего вернулся к книге. Любимый Гораций, пожертвовавший обложку, скрывал в своей глубине очень занимательное чтиво, недавно и совершенно случайно попавшее к нему в руки, под названием: "Одиссея капитана Блада". Он как раз дошел до того момента, когда его "Арабелла" темной ночью проскользнула мимо пушек простофили дона Мигеля, грозно нацелившего их жерла совсем не в ту сторону...
---
Джереми Питт, немного остыв и успокоившись, по привычке сел заполнять штурманский дневник.
"День прошел без происшествий. Капитан Блад нажрался, как свинья, после чего нес дикую чушь. В общем, все мозги мне за...."
Спохватившись, он тщательно замазал чернилами компрометирующую строчку, и оставил потомкам окончательный вариант:
"Капитан Блад, будучи слегка навеселе, занимательно объяснил, что такое логика".
----------------------------------------------
Дон Мигель де Эспиноса, адмирал флота его католического величества, снова приложил к глазу подзорную трубу, хищно вглядываясь в очертания кораблей проклятых еретиков. Да, все они здесь, угодили в ловушку, откуда нет выхода! Вот он, высокобортный красавец "Синко Льягас", попавший в грязные лапы мерзавца Блада и переименованный в «Арабеллу»! Вот и второй испанский корабль, которому присвоили имя "Элизабет" - естественно, другого названия эти дети сатаны не нашли, непременно понадобилось вспомнить незаконнорожденную шлюху, причинившую столько вреда добрым испанцам! И "Ла Фудр", так кстати севший на мель неделю назад, тоже здесь... Попались, голубчики! Триста тысяч чертей вам в глотки и во все прочие отверстия! Бедный покойный брат наконец-то будет отомщен...
Дон Мигель поморгал, изгоняя слезу, которая наползла так некстати. Подчиненные не должны видеть своего адмирала плачущим!
- Итак, сеньоры, наш план сработал! - обратился он к офицерам, почтительно застывшим в нескольких шагах от него. - Еретики или вынуждены будут пойти на прорыв, или капитулируют, третьего варианта попросту нет... А ты что думаешь, Эстебан?
И он со смешанным чувством любви и досады взглянул на угрюмого шестнадцатилетнего подростка.
- Я? Э-э-эээ... - Парень, застигнутый врасплох, замялся. Он в глубине души побаивался грозного дядюшку, хоть и любил его. - Думаю... Думаю... они будут ждать наступления темноты, вот!
Офицеры снисходительно заулыбались, а адмирал досадливо поморщился:
- А что им даст темнота в этом узком проходе, под жерлами моих пушек?
Племянник чуть не заплакал. Снова он ляпнул что-то невпопад, не угодив дядюшке.
- Лучше подсчитай-ка, сколько у них пушек! - смягчившись, распорядился адмирал.
"Бедняга же не виноват, что природа обделила его умом... А тут еще такое потрясение! Надо быть снисходительным, Христос терпел, и нам велел".
- Э-э-эээ... - на лице Эстебана изобразилась напряженная умственная деятельность.
- На их флагмане - сорок пушек, - начал подсказывать дон Мигель. - На втором корабле - двадцать шесть, на третьем - двадцать. Сколько всего?
- Э-э-эээ...
- Ну, это же так просто! Не волнуйся, подумай. Сорок плюс двадцать шесть, плюс двадцать.... Ну?
- Э-э-эээ... - по щекам Эстебана потекли слезы.
- Сеньоры, подскажите! - поморщившись, как от внезапной зубной боли, обернулся адмирал к офицерам своего штаба.
- Э-э-эээ... - раздался многоголосый и довольно дружный хор.
- Восемьдесят шесть! - рявкнул адмирал, сверкнув глазами. - Но хотя бы, сколько пушек у нас, вы знаете?
На лицах штабных точно так же изобразилась самая напряженная умственная деятельность. Дон Мигель мог бы поклясться, что отчетливо слышит скрип их мозговых извилин.
- Я оставлю вас на пару минут, - голосом простуженной каракатицы проскрипел адмирал. - Потом потрудитесь сообщить мне результаты ваших подсчетов. Пойдем, Эстебан!
В каюте он протянул племяннику носовой платок, потом достал бутылку хереса и два бокала на высоких ножках:
- Мой мальчик! Ты уже почти взрослый, тебе надо держать себя в руках... Утри слезы! Вот так. А теперь выпей... Да кто же пьет на вдохе! О, мадре диос, пошли мне терпения... Откашлялся? Хорошо. Теперь снова утрись, весь воротник забрызгал! Эстебан, милый, тебе пора взрослеть! Вот я в твои годы...
Дядя-адмирал смущенно осекся, вспомнив целую вереницу смазливых служанок, обучавших его искусству любви именно в этом возрасте.
- То есть, я хотел сказать... В общем, час настал! Сегодня, максимум - через пару дней, проклятый Блад окажется в наших руках! Душа бедного Диего возрадуется... Ты что, снова решил пустить слезу?! Ну-ка, прекрати! И перестань подмигивать, я тебе что, девчонка?!
- П-простите, д-дядя... Вы же з-знаете, эт-то н-нервное...
- Знаю, конечно! Но все равно - прекрати! Возьми себя в руки!
Эстебан честно попытался взять себя в руки, и в результате стал подмигивать реже, но зато с таким умилительно-заигрывающим выражением лица, что дядюшке захотелось сплюнуть от досады.
"Порко диос! Вот наградил Спаситель родственничком! Как у бедного Диего мог родиться такой сын?!"
Адмирал досадовал не столько на тупицу-племяша, сколько на самого себя. Нельзя было так сурово обходиться с бедным мальчишкой! Но тогда, узнав обо всем, что случилось на борту "Синко Льягас", он был просто вне себя от бешенства. Подумать только, принимал в собственной каюте еретика, ловко прикинувшегося доном Педро Сангре, а несчастный брат в это время висел перед жерлом пушки! А этот балбес хоть бы намекнул, хоть бы подмигнул...
- Как можно было поверить его честному слову?! - рычал он, топая ногами. - Если даже для нас, добрых католиков, оно ничего не значит, что же можно ожидать от английской собаки?!
- От ирландской... - робко пискнул перепуганный Эстебан.
- Тем более! Ты же мог разоблачить его в любую секунду!
- Но он сказал, что тогда выстрелит та самая пушка... - всхлипнул подросток.
- Так надо было хотя бы подмигнуть! Подмигнуть! Вот так! - и побагровевший адмирал начал с такой скоростью и силой хлопать веками, будто на него внезапно напал двусторонний тик, причем в особо тяжелой форме. - Я бы понял, что здесь что-то неладно, и велел бы схватить этого... дона Педро, конни его мадре всеми способами! А потом что-нибудь придумали бы!
- Дядя, я не догадался... - Эстебан, размазывая слезы, жалобно заскулил.
- Это уж точно!!! Балбес ты и дубина стоеросовая!!!
- Простите... - и бедный мальчишка точно так же захлопал веками, с ужасом глядя на грозного адмирала...
В общем, с того дня бедняга Эстебан при любом мало-мальски сильном волнении начинал подмигивать и ласково улыбаться. Лучшие лекари эскадры только бессильно разводили руками, бормоча что-то про волю Божью, а нескольких матросов и солдат, неверно истолковавших эти подмигивания и улыбки, пришлось публично выпороть. После этого Эстебана оставили в покое, решив, что он - типа блаженного дурачка.
- Выпей-ка еще! - распорядился дон Мигель. - Только на выдохе! Вот, уже лучше... Умеешь же, когда стараешься. А теперь пойдем, проверю, как у них со счетом...
Спустя пару минут экипаж "Энкарнасьона" мог наблюдать прелюбопытное зрелище. Грозный и солидный адмирал, потрясая кулаками и поминая всех святых угодников обоего пола, метался перед строем офицеров, застывших по стойке "смирно", и кричал, брызгая слюной:
- Тупицы! Балбесы! Позор своих фамилий! На "Энкарнасьоне" - пятьдесят восемь пушек! На "Сальвадоре" - тридцать шесть! На двух фрегатах - сорок! Сколько всего? Ну?!
- С-Сто д-двадцать в-восемь... - дрожа, выпалил один из "тупиц".
- Недолет!!! - прорычал дон Мигель. - Кто больше?
- Сто сорок! - набравшись храбрости, отчеканил еще один "позор семейства".
- Перелет!!! Кто меньше?
- Сто... Сто тридцать три!
- Порко диос!!! Если все числа четные, как может их сумма заканчиваться нечетной цифрой?!
- Не...Не могу знать!
Дон Мигель несколько секунд молчал, пытаясь совладать с обуявшим его бешенством. Не совладал, и высказал своим офицерам все, что думает.
- "Мадре..." "Мадре...." "Мадре..." - привычно откликнулось эхо, прокатившееся над Маракоибским заливом....
-------------------------------------------
На центральной площади Маракоибо кипели страсти, словно в смертельной схватке сошлись два бойцовых петуха.
- Так, значит, я во всем виноват?! - кипя от негодования, выкрикивал Каузак.
- А разве я посадил "Ла Фудр" на мель посреди озера? - отпарировал Блад.
- А разве я притащил нас всех сюда?! - вспыхнул горячий француз.
- А разве я кого-то тащил силой? - не уступал не менее горячий ирландец.
- А разве я вешал всем лапшу на уши, обещая богатую добычу?!
- А разве из-за меня добыча успела сбежать в лес?
- А разве... А разве в нашей кухне всего один соус?!
- А разве мы не умеем варить пиво?!
- А разве мы сожгли Орлеанскую деву?!
- А разве мы ее продали англичанам?!
- А разве наш король Эдуард II был мужеложцем?!
- А разве наша Элеонора Аквитанская давала каждому встречному?!
- А разве... А разве... А я тебе сейчас набью морду!
- А разве Левасер не пытался сделать то же самое? - с холодным презрением отозвался Блад и ушел, даже не оглядываясь на посрамленного Каузака. Вместо него оглянулся Волверстон и так презрительно скосил единственный уцелевший глаз, что капитан "Ла Фудр" завыл от бессильного бешенства.
- Нет, ты погоди! - возопил он, устремляясь следом за капитаном "Арабеллы". - Ты скажи, чтобы все слышали: как мы выберемся отсюда, если не примем условий испанского адмирала?!
На лице Блада, подобно меняющимся краскам солнечного спектра, отобразилась вся гамма чувств.
- Как МЫ отсюда выберемся - я знаю, - с ледяной вежливостью произнес он. - А вот как ТЫ выберешься - это твое личное дело.
- Это... - Каузак был похож на воздушный шарик, из которого внезапно выдернули затычку. - Это что за свинство?! Мы же союзники...
- Как говорится, упаси Господь от таких союзников, а с врагами как-нибудь сами управимся, - усмехнулся ирландец. - Если ты веришь испанскому адмиралу - пожалуйста, это твое право. Ну, а я не настолько глуп. Поэтому в последний раз предлагаю подумать: или ты на моей стороне и подчиняешься моим приказам, или...
- Он сделал многозначительную паузу.
Французы, окружавшие Каузака, заволновались:
- Не будь идиотом, капитан! Ты хочешь вызвать драку между командами?! У Блада вдвое... нет, втрое больше людей! Ну, что ты так вцепился в эту писульку от дона Мигеля?! Отнеси ее в гальюн, и не ссорься, ради Бога, с Бладом! Он всегда честно поступал с нами...
- Честно?! - заревел капитан. - Честно?! Ах, вы...
И, не найдя в своем богатом нецензурном лексиконе подходящего по крепости выражения, он угрюмо промолвил, искоса глядя на Блада:
- Черт с тобой, я согласен! Но кухня у вас все равно хреновая!
--------------------------------
В тот же вечер на борту "Арабеллы" состоялся военный совет. Предварительно участники плотно откушали (по твердому убеждению капитана Блада, проводить важные разговоры на пустой желудок - величайшая глупость и ересь) и изрядно выпили. Был подан знаменитый английский ростбиф под мятным соусом. Каузак снова не упустил возможности съязвить по поводу островной кухни, а Волверстон громко возблагодарил Создателя, что им не подали лягушачих лапок.
- Хоть сахаром мне их обсыпь - в рот эту гадость не возьму! - решительно заявил одноглазый гигант.
- А ты их пробовал? - разозлился француз, уязвленный таким неуважением к кулинарии его далекой родины.
- А на фига? Сказал, в рот не возьму, значит, не возьму!
- А за тысячу песо?
- А она у тебя есть?
- А значит, дело только в цене?
- А что толку трепаться попусту? Сначала покажи бабки!
- А на слово, значит, ты мне не веришь?!
- А разве я похож на дурака?!
- А разве нет??!
- А разве... Да я тебя!!!
- Хватит! - рявкнул Блад. - Как дети малые! Волвик, раз уж тебе так приспичило почесать кулаки, я дам тебе такую возможность. Ты пойдешь в авангарде, а месье Каузак будет прикрывать твой тыл. Слушайте внимательно...
И он кратко изложил свой план. После чего попросил высказаться по существу.
Надо сказать откровенно: мнения присутствующих разделились. Кто-то прошептал: "Гениально!", кто-то вполголоса помянул чью-то мать, кто-то опасливо передернул плечами, а старина Волверстон... В общем, Джереми Питт, как всегда выступавший в роли секретаря-стенографиста, был достаточно воспитанным человеком, к тому же твердо верящим, что "бумага не все стерпит", поэтому сочный комментарий Волверстона: - Как .........., так ..........., а как..........., так старина Волвик!!! А .............. не треснет?! - был увековечен им в такой форме:
"Волверстон высказал некоторые сомнения в реальности предложенного плана".
- Ай-яй-яй! - произнес Блад, укоризненно качая головой. - Не думал я дожить до того дня, когда наш прославленный герой струсит...
Одноглазый гигант клюнул на детскую наживку с ретивостью голодной щуки:
- Это я-то трушу?! Да у меня шрамов не счесть, и иллюминатор выбит! - взревел он, ткнув пальцем в черную повязку.
- Так почему же ты отказываешься?
- Знаешь, Питер, оставшийся иллюминатор мне очень дорог! Не хотелось бы до конца жизни ходить с палочкой и табличкой на груди: "Подайте слепому на новую подзорную трубу"... В конце концов, что, кроме меня людей нет? Почему бы туда не послать этого любителя дохлых лягушек? - он указал на Каузака.
- Я попросил бы!... - вскинулся гордый француз.
- Ты хочешь сказать, что поедаешь их живыми?! - с притворным ужасом прошептал Волверстон.
- Заткните ему глотку! Не будите во мне зверя!
- А то все увидят, что он ручной... - хихикнул Волверстон.
- Молчать! - снова рявкнул Блад, героическим усилием одолев душивший его хохот. - В общем, твои сомнения понятны, но ты слышал поговорку: "В одно место ядро дважды не попадает"?
- Ну, слышал... И что с того?
- А то, что твой второй глаз в такой же безопасности, как если бы он лежал в сокровищнице Тауэра! Все пули и осколки пролетят мимо, ручаюсь!
- Угу, на палец в сторону... - поддакнул Каузак.
- Еще возражения будут? - торопливо воскликнул Блда, предупреждая новую вспышку старины Волвика. - Принято единогласно! Джереми, заноси в протокол: командиром абордажной партии брандеров назначен Волверстон. Особо пометь: все присутствующие выразили дружное восхищение его мужеством и готовностью к самопожертвованию...
- Да засуньте вы свое восхищение... - вскочив, заорал Волверстон. Его единственный глаз, раскалившись, пылал, как кусок угля в кузнечном горне. - Друзья называются! Пойду, пойду на этом брандере, мамашу его брандерскую туда-то и туда-то, успокойтесь! Но вот этого... - не найдя в своем богатом нецензурном лексиконе подходящего по крепости выражения, старый морской волк просто указал на съежившегося Каузака, - чтобы у меня сзади не было, ясно? Пусть кто-то другой меня прикрывает!
- Но почему? - с притворным недоумением спросил Блад, трясясь от беззвучного смеха.
- Потому, Питер, что мне дорог не только иллюминатор! Я свой кингстон тоже абы кому не доверю!
И рассвирепевший гигант, пинком распахнув дверь, выскочил на палубу.
- Спустить шлюпку! - донесся его рык. - Поживее, бездельники! Сойду на берег, малость проветрюсь. Дышать уж нечем, все лягушатниками провоняло!
Бледная, как лист бумаги, кухарка Моррисон оторвала ухо от замочной скважины.
- Ну, что там? - прошептал, дрожа, лакей Бригс.
- Рехнулся, бедняга! Как есть, рехнулся! Представь, решил затащить сюда каких-то цыган, еще какого-то лорда, репортеров... и еще кого-то там, не расслышала... Потом напоить всех вусмерть и всем скопом излохматить какую-то несчастную девственницу!
- Ой, мать... - простонал лакей. - Что делать-то?!
- Может, сообщим в полицию? - робко предложила кухарка.
- К чертям собачьим этих бобби! - решительно отрезал Бригс. - Хозяину-то они ничего не сделают, с психа взятки гладки, а вот нас с тобой пристегнут соучастниками, это за милую душу! Надо рвать когти, пока не поздно! Сию же минуту!
- А... жалованье? - робко пискнула практичная Моррисон.
- Свобода дороже!
------------------
Через неделю рукопись отправили в редакцию по почте. Перенесший нервный срыв Сабатини, усилиями заботливой кухарки Хопкинс и могучего, как кряжистый дуб, лакея Гартинга (бывшего сержанта королевской морской пехоты), постепенно приходил в себя. Он уже начал потихоньку покидать инвалидную коляску, самостоятельно перемещаясь по комнате.
При последнем визите доктор Блад, одобрительно кивая, заверил, что дело явно пошло на поправку, и скоро все придет в норму. Надо только избегать любых волнений. А главное - хотя бы на время прекратить работу над книгами!
- Сейчас отнялись ноги, а в следующий раз отнимется кое-что повыше... - предостерег он. - Ну, сами подумайте, стоит ли какой-то сюжет о пиратах таких страданий?!
Несколько уязвленный писатель вступился за свое детище:
- Доктор, но ведь главный герой - ирландец!
Сабатини хотел пробудить в Бладе чувство патриотизма, но все пошло как-то наперекосяк.
- Ирландец - и пират?! - грозно нахмурился доктор. Его ярко-синие глаза угрожающе потемнели.
- Более того, он ваш коллега, врач! - уже не так уверенно объяснил Рафаэло.
- Так-так-так... - зловеще прогудел Блад, в голосе которого отчетливо слышался лязг затачиваемых ножей. - Получается, в вашем романе ирландец-врач столь непроходимо туп, что не может заработать своим ремеслом на кусок хлеба! Вынужден стать пиратом, чтобы прокормиться! И после этого англичане еще ругают нас за отделение! Как хоть его зовут, этого вашего доктора-недотепу?!
- Гартинг!!! - истошно взвыл Сабатини, сообразив, что если он скажет правду, временным параличом нижних конечностей дело может не ограничиться.
- Гартинг?! Какой же он, к чертям собачьим, ирландец, если у него английская фамилия? Унизить хотите, да? Издеваетесь?! - окончательно разъярился доктор, но тут на зов хозяина примчался бывший сержант.
- Проводите врача! - приказал Рафаэло.
Потом, немного придя в себя, подозвал кухарку и строго-настрого велел:
- На порог больше не пускать этого психованного Пэдди!
---
Еще через неделю он уже мог свободно ходить, хоть и опираясь на трость. Само собой, первая же прогулка привела его в редакцию.
Он шел туда, как на казнь. Ему казалось, что все встречные (особенно - юноши и девушки) смотрят на него осуждающе: кто со сдержанным укором, а кто и с откровенным презрением.
"Но ведь сейчас двадцатый век! Сейчас не время для глупого ханжества!" - отчаянно уговаривал он себя, но от этого на душе становилось еще паскуднее...
Незнакомая секретарша, одетая в длинное бесформенное платье до пола, услышав его имя, почему-то вздрогнула и, опустив глаза, сказала, что его уже ждут в кабинете редактора, а мистер Захер-Мазох здесь больше не служит. При этом она быстро перекрестилась.
Сабатини, опираясь на трость, с трудом вскарабкался на второй этаж. Он был готов решительно ко всему, но скромная табличка с надписью: "ВРИО редактора матушка Агнесса" чуть не подействовала, как дубина, обмотанная тряпьем - без потери сознания, но эффективно. Еле удержавшись на ватных ногах, он постучал, услышал негромкий бесстрастный голос "Входите!" и переступил порог.
Женщина в монашеском одеянии, сидевшая в хорошо знакомом ему кресле, кивком головы предложила сесть. И наступила тишина.
Сабатини смотрел на нее, она - на него. Игра в "гляделки" затянулась уже до неприличия, но никто не решался произнести первое слово...
- Сын мой! - наконец, сказала матушка. - Я прочитала вашу книгу, и очень внимательно... Прости, Господи! - добавила она, возведя глаза к потолку. - После этого меня охватили ужасные и кощунственные сомнения...
- К-какие сомнения, матушка? - робко спросил Сабатини, чувствуя себя, словно напроказивший ребенок в кабинете строгой директрисы.
- Стоило ли Спасителю приносить искупительную жертву на кресте! - выдохнула матушка Агнесса, испепеляя писателя взглядом василиска. - К чему были Его мучения, раз среди чад, созданных по Его образу и подобию, попадаются такие, как вы!
Она перекрестилась.
Сабатини последовал ее примеру.
- Но, матушка...
- Неужели у вас хватит наглости отрицать, что вся ваша книга - поистине зловонный сосуд мерзостей и диавольских искушений?! Где ее ни раскрой, с любого места... Вот, например: "Арабелла, распростертая на белоснежной простыне, крепко привязанная к ножкам кровати за запястья и щиколотки, издавала дикие гортанные звуки, в которых невозможно было различить ни одного слова, и не только потому, что их глушил аккуратно вставленный кляп, но и из-за боли, которую уже невозможно было терпеть. Ее попка, густо исчерченная набухшими багровыми полосами, отчаянно вихлялась из стороны в сторону, в тщетных попытках уберечься от жалящего хлыста Блада..." О, матерь Божья! Или вот это: "Он с трудом сознавал, что это не сон и не горячечный бред: та самая холодная, пресыщенная гордячка, которой приходилось почтительно кланяться, называя ее "Мисс Арабелла", теперь, дрожа от нетерпеливого возбуждения, распростерлась перед ним на расстеленном плаще в одеянии Евы, и, бесстыдно раскинув ноги, шептала полными, чувственными губами: "Я дрянь, я грязная шлюха! Ну же, возьми меня!" О, Господи! А уж куплеты цыганского хора, которые я не решусь даже прошептать... Или напутствие Волверстона новобрачным... Как его только выдержала бумага?! Такую мерзость нужно высекать на камне!
Сабатини опустил голову, чувствуя, что еще немного, и его уши вспыхнут.
- Сын мой! - голосом истязуемой великомученицы простонала матушка Агнесса. - Неужели вам совсем не стыдно?!
- Очень стыдно, матушка! - отозвался Рафаэло, по-прежнему не поднимая глаз.
- Я рада слышать это. Тогда искупите свой грех!
- Как я должен искупить его? - каким-то неживым голосом спросил Рафаэло.
- Перепишите вашу книгу, прежде, чем она увидит свет и развратит незрелые умы молодежи!
Писатель поднял голову, и уже открыл рот, чтобы от всей души воскликнуть: "Непременно, и с радостью!", но матушка опередила его, договорив:
- Пусть ваша Арабелла будет не похотливой блудницей, а благочестивой монахиней, посвятившей жизнь свою Ему! А Питер Блад - например, раскаявшимся грешником, осознавшим всю мерзость и непотребство прежней жизни и раздавшим все имущество свое бедным и сирым...
- А потом что же ему делать, матушка? Помирать с голоду? - все тем же неживым голосом спросил писатель.
- Мир велик, путей много... Он может стать благочестивым паломником, например... Или найти приют в монастыре.
- Случайно, не в том, где Арабелла? - жестко усмехнулся Сабатини, чувствуя, как обуявший его жгучий стыд вытесняется холодной, клокочущей злостью. На Фрейда, на Захер-Мазоха, на матушку, но прежде всего - на себя.
- Что такое вы говорите, сын мой! - ахнула матушка. - Как может мужчина попасть в женскую обитель?!
- Он бы попал! - внезапно вскричал Сабатини, сверкнув глазами. - Потому, черт побери, что без Арабеллы ему не жить! А делать такую женщину, как Арабелла, монахиней... Это... Это... У меня нет слов!
- Господь покарает вас! - взвизгнула матушка. - Не смейте кощунствовать!
- Вот что я вам скажу, - писатель, опираясь на трость, тяжело поднялся. - Вы правы, матушка, эта книга - дрянь и мерзость. И мне действительно очень стыдно, что я написал ее. И другой вариант, кроме первого, изначального - примерно такая же дрянь... Не знаю, что нашло на меня, и как я мог поддаться этому безумию. Конечно, и эта дрянь нашла бы своего читателя, и даже имела бы успех, но она никогда не будет напечатана: я не хочу сгорать от позора ни на этом свете, ни на том. Но то, что предложили вы, матушка - стократный позор! Чтобы красивую, умную, полную жизни женщину, которая может дарить и брать любовь, получать счастье и раздавать его, упрятать в такой вот бесформенный балахон... Лишить ее счастья прижаться к груди возлюбленного, для которого она самая лучшая на свете, а потом самой прижать к груди своего малыша... Большего преступления я не могу даже представить. Прощайте, матушка!
- Изыди, сатана! Гореть тебе в адском пламени! - яростно выдохнула матушка Агнесса.
- Сколько подлинно христианского смирения и милосердия в словах ваших... - горько усмехнулся Рафаэло. - Кстати, матушка, вы плохо владеете собой. Когда вы зачитывали отрывки из этого... э-э-э... "зловонного сосуда", у вас не только раскраснелись щеки - это можно объяснить и смущением - но и блестели глаза. А губы облизывать точно не стоило... Признайтесь честно: представляли себя на месте Арабеллы?
Матушка издала сдавленный хрип.
- Благослови вас Бог! - поклонился Сабатини и вышел.
------------------------
Он возвращался домой так быстро, как только мог, не обращая внимания на боль в ногах. На душе все пело.
"К дьяволу! - думал писатель с какой-то бесшабашной, свирепой радостью. - К чертям собачьим! Пусть смеются. Пусть называют ханжой, кричат, что несовременно... Пусть вообще не читают! А я их всех..."
И мысленно добавлял фразы, самая невинная из которых вогнала бы в густой румянец его интеллигентных родителей.
Дома Сабатини сразу, едва успев скинуть пальто, сел за пишущую машинку. Печатал, сверяясь с черновыми вариантами, прямо по ходу внося правки, чуть не падая от усталости и почти не обращая внимания на еду, к великому огорчению доброй кухарки Хопкинс... Через неделю работа была закончена.
Рафаэло наугад взял один из последних листов, прочел вслух, изо всех сил подражая высокому женскому голосу:
- Ты пощадишь его, Питер? Ради меня!
- Постараюсь, моя дорогая! - пробасил он в ответ и весело, счастливо расхохотался.
Перед его мысленным взором проходили юноши с открытыми, честными лицами, которые давали себе слово хоть немного быть похожими на благородного капитана Блада, и прекрасные, скромные девушки, которые украдкой утирали слезы над томиками "Одиссеи..." А потом ему привиделась огромная лужайка с изумрудно-зеленой травой, где ползали крохотные Питеры в синих штанишках, играя с такими же крошками Арабеллами в ярко-розовых платьицах....
------------------------------------------------------------
КАРИБСКИЕ СТРАСТИ
Однажды, перед самым закатом, когда Солнце уже почти погрузилось в бирюзовые воды Карибского моря, бессменный штурман Джереми Питт пришел к своему капитану. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: прославленный рыцарь морей снова охвачен жестоким приступом меланхолии. Об этом свидетельствовало все: томик Горация, раскрытый на той же странице, что и в предыдущие три визита штурмана, отсутствующий взгляд Блада, который буравил что-то, находящееся в необозримой дали (Джереми поначалу честно пытался разглядеть, куда же так настойчиво смотрит любимый капитан, но потом бросил безнадежное занятие), наполовину опорожненная бутылка рома. А главное - большой лист бумаги, густо исчерченный одним и тем же именем, тем самым, которое каждый мог круглосуточно лицезреть на корме их фрегата... Но больнее всего Питта ранила щетина, покрывавшая щеки капитана. Чтобы Блад, известный своей поистине кошачьей чистоплотностью, пренебрег бритьем... Да, тяжелый случай!
Питт, не будучи Волверстоном, воздержался от того, чтобы проклясть все юбки вообще и одну конкретную - в частности. Тем более, что у самого в сердце торчала кровоточащая белокурая заноза... Ах, Люсьен, Люсьен! Что же вы, женщины, творите...
- Послушай, Питер, - несмело начал он, присаживаясь на край капитанской койки. - Что это такое?
- Это ром, старина! Ямайский ром! - рассмеялся Блад каким-то странным, скрежещущим смехом. - Хочешь? - И, отхлебнув прямо из горла, протянул бутылку штурману.
"Боже мой! - у Джереми чуть волосы не встали дыбом. - Как он опустился! Без стакана... ну, просто как самый настоящий пират!"
- Я о другом... Питер, ну так же нельзя! Встряхнись! Давай сойдем на берег.
- А зачем? - грустно вздохнул капитан, снова прикладываясь к бутылке.
- Ну... - Джереми беспомощно развел руками. Когда молодой, пышущий здоровьем мужик в ответ на такое предложение задает такие вопросы... - Развеемся, повеселимся. По бабам... того...
- А зачем? - повторил Блад, вложив в эту коротенькую фразу философский цинизм умудренного жизнью старца, уже добрых три десятка лет интересующегося прекрасным полом чисто теоретически.
"Боже мой! - ужаснулся бедный штурман. - Что она с ним сделала!"
Он никогда не питал склонности к поэзии, но тут в голове сами собой стали возникать рифмованные фразы, с упоминанием той самой особы, имя которой красовалось на корме, а также разнообразные глаголы, самые цензурные из которых звучали так: "облысела", "ошизела" и "рассвирепела".
- Питер, возьми себя в руки! Над тобой скоро вся команда ржать будет! Ну, давай отправимся куда-нибудь... Например, в Маракоибо! Возьмем добычу, прославимся, чертовым испанцам еще раз надерем задницу! Тем более, с нами будет Каузак...
- И он посадит "Ла Фудр" на мель посреди озера, а пока мы будем разгружать его посудину, испанцы убегут в лес, прихватив все ценности... - вздохнул Блад, снова отпив изрядный глоток.
У Питта нехорошо похолодело в животе. Неужели у Питера начинается белая горячка?! Да нет, вроде не так уж много и выпил...
- Почему ты так думаешь?
- Но это же элементарно... Джереми! Каузак француз?
- Француз.
- Значит, легкомысленный?
- Ну, наверное...
- А мели в Маракоибском озере есть?
- Попадаются.
- Значит, он на одну из них и попадет! Это - логика. Наука! Против нее не попрешь!
- Гм! - поперхнулся штурман, пытаясь осмыслить услышанное. Вроде правильно, а с другой стороны...
- Ну, так на кой черт нам захватывать пустой город?! Правда, можем стрясти выкуп с градоначальника...
- А как мы до него доберемся? Он же убежит вместе со всеми!
Капитан несколько секунд смотрел на Питта, как заботливая мать на больного ребенка.
- Джереми, временами ты меня пугаешь... Ну, сам подумай: мы пираты?
- Пираты.
- Значит, захватив город и не найдя добычи, мы разозлимся?
- Пожалуй...
- А, разозлившись, захотим его сжечь ко всем чертям?
- Э-э-э... Может быть...
- Вот! А градоначальника за это по головке не погладят. Он придет и будет просить, чтобы не жгли. Тут-то мы ему счет и выставим! Ради Бога, сеньор, утром деньги - вечером стулья... То есть, вы нам - выкуп, мы вам - целый город!
- Гениально! - искренне восхитился Джереми, недоумевая, как такая простая вещь не пришла ему в голову.
- Это всего лишь логика... - скромно потупился небритый капитан. Наука! Ах, если бы... - его увлажнившийся взгляд скользнул по исчерченному листу.
У штурмана больно заныло сердце. Видеть своего кумира страдающим было выше его сил. Ну как, как природа может создать таких холодных, бессердечных гордячек?! В следующую секунду перед его мысленным взором возникла светловолосая Люсьен, и он стиснул кулаки:
- Отправляемся! Завтра же!
"В пути развеемся, полегчает".
- Да я вообще-то не против, - равнодушно пожал плечами Блад. - Тем более, давно не виделись с доном Мигелем...
Питт вытаращил глаза:
- А... разве он там будет?
- Джереми, любовь к губернаторской дочке пошла тебе не на пользу! Не знаю, насколько она тебя облагородила, но оглупила - точно. Еще раз повторяю: это чистая логика! Вот смотри: идиот Каузак посадил корабль на мель. Мы его разгружаем, тратим драгоценное время, поминая его родословную...
Представив, какими именно словами одноглазый Волверстон будет поминать родословную Каузака, Джереми прыснул, закрыв рот ладонью.
- А в это время весть о нашем набеге уже летит по всему Мэйну! Неужели она пройдет мимо ушей дона Мигеля? Да ни за что на свете! Он тут же берет свою эскадру и перекрывает нам выход из залива...
У Питта вытянулось лицо. Этой возможности он-то как раз и не учел!
- А... большая эскадра? - робко поинтересовался штурман.
- Чепуха! - отмахнулся Блад, добрым глотком прикончив половину оставшегося рома. - Наш старый знакомец "Энкарнасьон", еще один галеон поменьше, да два-три фрегата в придачу.
- Но... Но она же будет гораздо сильнее нашей!
- Естественно! - благодушно улыбнувшись, подтвердил капитан. - Тем приятнее будет ее спалить.
И он снова приложил к губам горлышко бутылки.
- Э-э-э... Питер, ты хоть закусывал? - с опаской спросил Джереми.
- А зачем? - искренне удивился Блад.
- Чтобы сохранить хоть немного разума в башке! - внезапно разозлился штурман. - На "Энкарнасьоне" почти шестьдесят пушек! Как ты думаешь победить его в артиллерийском бою?!
- В артиллерийском бою?! - ужаснувшись, прошептал Блад, чуть не выронив бутылку. - Джереми, мальчик мой, с тобой все в порядке?!
- Со мной-то в порядке, а вот с тобой - нет!!! - возопил штурман таким высоким голосом, что мальчики-кастраты в папской капелле удавились бы от зависти. - Последние мозги растратил, вздыхая по своему идеалу!!!
Он пулей вылетел из капитанской каюты, яростно бормоча под нос:
- Арабелла... Зашумела... Заревела... Околела...
Блад, проводив его добрым взглядом старшего товарища, не способного сердиться на напарника, даже если тот решительно не прав, укоризненно вздохнул, потом залпом допил оставшийся ром, забросил опустевшую емкость под койку и философски произнес:
- Ах, холодная Люсьен -
Забрала ты Питта в плен!
После чего вернулся к книге. Любимый Гораций, пожертвовавший обложку, скрывал в своей глубине очень занимательное чтиво, недавно и совершенно случайно попавшее к нему в руки, под названием: "Одиссея капитана Блада". Он как раз дошел до того момента, когда его "Арабелла" темной ночью проскользнула мимо пушек простофили дона Мигеля, грозно нацелившего их жерла совсем не в ту сторону...
---
Джереми Питт, немного остыв и успокоившись, по привычке сел заполнять штурманский дневник.
"День прошел без происшествий. Капитан Блад нажрался, как свинья, после чего нес дикую чушь. В общем, все мозги мне за...."
Спохватившись, он тщательно замазал чернилами компрометирующую строчку, и оставил потомкам окончательный вариант:
"Капитан Блад, будучи слегка навеселе, занимательно объяснил, что такое логика".
----------------------------------------------
Дон Мигель де Эспиноса, адмирал флота его католического величества, снова приложил к глазу подзорную трубу, хищно вглядываясь в очертания кораблей проклятых еретиков. Да, все они здесь, угодили в ловушку, откуда нет выхода! Вот он, высокобортный красавец "Синко Льягас", попавший в грязные лапы мерзавца Блада и переименованный в «Арабеллу»! Вот и второй испанский корабль, которому присвоили имя "Элизабет" - естественно, другого названия эти дети сатаны не нашли, непременно понадобилось вспомнить незаконнорожденную шлюху, причинившую столько вреда добрым испанцам! И "Ла Фудр", так кстати севший на мель неделю назад, тоже здесь... Попались, голубчики! Триста тысяч чертей вам в глотки и во все прочие отверстия! Бедный покойный брат наконец-то будет отомщен...
Дон Мигель поморгал, изгоняя слезу, которая наползла так некстати. Подчиненные не должны видеть своего адмирала плачущим!
- Итак, сеньоры, наш план сработал! - обратился он к офицерам, почтительно застывшим в нескольких шагах от него. - Еретики или вынуждены будут пойти на прорыв, или капитулируют, третьего варианта попросту нет... А ты что думаешь, Эстебан?
И он со смешанным чувством любви и досады взглянул на угрюмого шестнадцатилетнего подростка.
- Я? Э-э-эээ... - Парень, застигнутый врасплох, замялся. Он в глубине души побаивался грозного дядюшку, хоть и любил его. - Думаю... Думаю... они будут ждать наступления темноты, вот!
Офицеры снисходительно заулыбались, а адмирал досадливо поморщился:
- А что им даст темнота в этом узком проходе, под жерлами моих пушек?
Племянник чуть не заплакал. Снова он ляпнул что-то невпопад, не угодив дядюшке.
- Лучше подсчитай-ка, сколько у них пушек! - смягчившись, распорядился адмирал.
"Бедняга же не виноват, что природа обделила его умом... А тут еще такое потрясение! Надо быть снисходительным, Христос терпел, и нам велел".
- Э-э-эээ... - на лице Эстебана изобразилась напряженная умственная деятельность.
- На их флагмане - сорок пушек, - начал подсказывать дон Мигель. - На втором корабле - двадцать шесть, на третьем - двадцать. Сколько всего?
- Э-э-эээ...
- Ну, это же так просто! Не волнуйся, подумай. Сорок плюс двадцать шесть, плюс двадцать.... Ну?
- Э-э-эээ... - по щекам Эстебана потекли слезы.
- Сеньоры, подскажите! - поморщившись, как от внезапной зубной боли, обернулся адмирал к офицерам своего штаба.
- Э-э-эээ... - раздался многоголосый и довольно дружный хор.
- Восемьдесят шесть! - рявкнул адмирал, сверкнув глазами. - Но хотя бы, сколько пушек у нас, вы знаете?
На лицах штабных точно так же изобразилась самая напряженная умственная деятельность. Дон Мигель мог бы поклясться, что отчетливо слышит скрип их мозговых извилин.
- Я оставлю вас на пару минут, - голосом простуженной каракатицы проскрипел адмирал. - Потом потрудитесь сообщить мне результаты ваших подсчетов. Пойдем, Эстебан!
В каюте он протянул племяннику носовой платок, потом достал бутылку хереса и два бокала на высоких ножках:
- Мой мальчик! Ты уже почти взрослый, тебе надо держать себя в руках... Утри слезы! Вот так. А теперь выпей... Да кто же пьет на вдохе! О, мадре диос, пошли мне терпения... Откашлялся? Хорошо. Теперь снова утрись, весь воротник забрызгал! Эстебан, милый, тебе пора взрослеть! Вот я в твои годы...
Дядя-адмирал смущенно осекся, вспомнив целую вереницу смазливых служанок, обучавших его искусству любви именно в этом возрасте.
- То есть, я хотел сказать... В общем, час настал! Сегодня, максимум - через пару дней, проклятый Блад окажется в наших руках! Душа бедного Диего возрадуется... Ты что, снова решил пустить слезу?! Ну-ка, прекрати! И перестань подмигивать, я тебе что, девчонка?!
- П-простите, д-дядя... Вы же з-знаете, эт-то н-нервное...
- Знаю, конечно! Но все равно - прекрати! Возьми себя в руки!
Эстебан честно попытался взять себя в руки, и в результате стал подмигивать реже, но зато с таким умилительно-заигрывающим выражением лица, что дядюшке захотелось сплюнуть от досады.
"Порко диос! Вот наградил Спаситель родственничком! Как у бедного Диего мог родиться такой сын?!"
Адмирал досадовал не столько на тупицу-племяша, сколько на самого себя. Нельзя было так сурово обходиться с бедным мальчишкой! Но тогда, узнав обо всем, что случилось на борту "Синко Льягас", он был просто вне себя от бешенства. Подумать только, принимал в собственной каюте еретика, ловко прикинувшегося доном Педро Сангре, а несчастный брат в это время висел перед жерлом пушки! А этот балбес хоть бы намекнул, хоть бы подмигнул...
- Как можно было поверить его честному слову?! - рычал он, топая ногами. - Если даже для нас, добрых католиков, оно ничего не значит, что же можно ожидать от английской собаки?!
- От ирландской... - робко пискнул перепуганный Эстебан.
- Тем более! Ты же мог разоблачить его в любую секунду!
- Но он сказал, что тогда выстрелит та самая пушка... - всхлипнул подросток.
- Так надо было хотя бы подмигнуть! Подмигнуть! Вот так! - и побагровевший адмирал начал с такой скоростью и силой хлопать веками, будто на него внезапно напал двусторонний тик, причем в особо тяжелой форме. - Я бы понял, что здесь что-то неладно, и велел бы схватить этого... дона Педро, конни его мадре всеми способами! А потом что-нибудь придумали бы!
- Дядя, я не догадался... - Эстебан, размазывая слезы, жалобно заскулил.
- Это уж точно!!! Балбес ты и дубина стоеросовая!!!
- Простите... - и бедный мальчишка точно так же захлопал веками, с ужасом глядя на грозного адмирала...
В общем, с того дня бедняга Эстебан при любом мало-мальски сильном волнении начинал подмигивать и ласково улыбаться. Лучшие лекари эскадры только бессильно разводили руками, бормоча что-то про волю Божью, а нескольких матросов и солдат, неверно истолковавших эти подмигивания и улыбки, пришлось публично выпороть. После этого Эстебана оставили в покое, решив, что он - типа блаженного дурачка.
- Выпей-ка еще! - распорядился дон Мигель. - Только на выдохе! Вот, уже лучше... Умеешь же, когда стараешься. А теперь пойдем, проверю, как у них со счетом...
Спустя пару минут экипаж "Энкарнасьона" мог наблюдать прелюбопытное зрелище. Грозный и солидный адмирал, потрясая кулаками и поминая всех святых угодников обоего пола, метался перед строем офицеров, застывших по стойке "смирно", и кричал, брызгая слюной:
- Тупицы! Балбесы! Позор своих фамилий! На "Энкарнасьоне" - пятьдесят восемь пушек! На "Сальвадоре" - тридцать шесть! На двух фрегатах - сорок! Сколько всего? Ну?!
- С-Сто д-двадцать в-восемь... - дрожа, выпалил один из "тупиц".
- Недолет!!! - прорычал дон Мигель. - Кто больше?
- Сто сорок! - набравшись храбрости, отчеканил еще один "позор семейства".
- Перелет!!! Кто меньше?
- Сто... Сто тридцать три!
- Порко диос!!! Если все числа четные, как может их сумма заканчиваться нечетной цифрой?!
- Не...Не могу знать!
Дон Мигель несколько секунд молчал, пытаясь совладать с обуявшим его бешенством. Не совладал, и высказал своим офицерам все, что думает.
- "Мадре..." "Мадре...." "Мадре..." - привычно откликнулось эхо, прокатившееся над Маракоибским заливом....
-------------------------------------------
На центральной площади Маракоибо кипели страсти, словно в смертельной схватке сошлись два бойцовых петуха.
- Так, значит, я во всем виноват?! - кипя от негодования, выкрикивал Каузак.
- А разве я посадил "Ла Фудр" на мель посреди озера? - отпарировал Блад.
- А разве я притащил нас всех сюда?! - вспыхнул горячий француз.
- А разве я кого-то тащил силой? - не уступал не менее горячий ирландец.
- А разве я вешал всем лапшу на уши, обещая богатую добычу?!
- А разве из-за меня добыча успела сбежать в лес?
- А разве... А разве в нашей кухне всего один соус?!
- А разве мы не умеем варить пиво?!
- А разве мы сожгли Орлеанскую деву?!
- А разве мы ее продали англичанам?!
- А разве наш король Эдуард II был мужеложцем?!
- А разве наша Элеонора Аквитанская давала каждому встречному?!
- А разве... А разве... А я тебе сейчас набью морду!
- А разве Левасер не пытался сделать то же самое? - с холодным презрением отозвался Блад и ушел, даже не оглядываясь на посрамленного Каузака. Вместо него оглянулся Волверстон и так презрительно скосил единственный уцелевший глаз, что капитан "Ла Фудр" завыл от бессильного бешенства.
- Нет, ты погоди! - возопил он, устремляясь следом за капитаном "Арабеллы". - Ты скажи, чтобы все слышали: как мы выберемся отсюда, если не примем условий испанского адмирала?!
На лице Блада, подобно меняющимся краскам солнечного спектра, отобразилась вся гамма чувств.
- Как МЫ отсюда выберемся - я знаю, - с ледяной вежливостью произнес он. - А вот как ТЫ выберешься - это твое личное дело.
- Это... - Каузак был похож на воздушный шарик, из которого внезапно выдернули затычку. - Это что за свинство?! Мы же союзники...
- Как говорится, упаси Господь от таких союзников, а с врагами как-нибудь сами управимся, - усмехнулся ирландец. - Если ты веришь испанскому адмиралу - пожалуйста, это твое право. Ну, а я не настолько глуп. Поэтому в последний раз предлагаю подумать: или ты на моей стороне и подчиняешься моим приказам, или...
- Он сделал многозначительную паузу.
Французы, окружавшие Каузака, заволновались:
- Не будь идиотом, капитан! Ты хочешь вызвать драку между командами?! У Блада вдвое... нет, втрое больше людей! Ну, что ты так вцепился в эту писульку от дона Мигеля?! Отнеси ее в гальюн, и не ссорься, ради Бога, с Бладом! Он всегда честно поступал с нами...
- Честно?! - заревел капитан. - Честно?! Ах, вы...
И, не найдя в своем богатом нецензурном лексиконе подходящего по крепости выражения, он угрюмо промолвил, искоса глядя на Блада:
- Черт с тобой, я согласен! Но кухня у вас все равно хреновая!
--------------------------------
В тот же вечер на борту "Арабеллы" состоялся военный совет. Предварительно участники плотно откушали (по твердому убеждению капитана Блада, проводить важные разговоры на пустой желудок - величайшая глупость и ересь) и изрядно выпили. Был подан знаменитый английский ростбиф под мятным соусом. Каузак снова не упустил возможности съязвить по поводу островной кухни, а Волверстон громко возблагодарил Создателя, что им не подали лягушачих лапок.
- Хоть сахаром мне их обсыпь - в рот эту гадость не возьму! - решительно заявил одноглазый гигант.
- А ты их пробовал? - разозлился француз, уязвленный таким неуважением к кулинарии его далекой родины.
- А на фига? Сказал, в рот не возьму, значит, не возьму!
- А за тысячу песо?
- А она у тебя есть?
- А значит, дело только в цене?
- А что толку трепаться попусту? Сначала покажи бабки!
- А на слово, значит, ты мне не веришь?!
- А разве я похож на дурака?!
- А разве нет??!
- А разве... Да я тебя!!!
- Хватит! - рявкнул Блад. - Как дети малые! Волвик, раз уж тебе так приспичило почесать кулаки, я дам тебе такую возможность. Ты пойдешь в авангарде, а месье Каузак будет прикрывать твой тыл. Слушайте внимательно...
И он кратко изложил свой план. После чего попросил высказаться по существу.
Надо сказать откровенно: мнения присутствующих разделились. Кто-то прошептал: "Гениально!", кто-то вполголоса помянул чью-то мать, кто-то опасливо передернул плечами, а старина Волверстон... В общем, Джереми Питт, как всегда выступавший в роли секретаря-стенографиста, был достаточно воспитанным человеком, к тому же твердо верящим, что "бумага не все стерпит", поэтому сочный комментарий Волверстона: - Как .........., так ..........., а как..........., так старина Волвик!!! А .............. не треснет?! - был увековечен им в такой форме:
"Волверстон высказал некоторые сомнения в реальности предложенного плана".
- Ай-яй-яй! - произнес Блад, укоризненно качая головой. - Не думал я дожить до того дня, когда наш прославленный герой струсит...
Одноглазый гигант клюнул на детскую наживку с ретивостью голодной щуки:
- Это я-то трушу?! Да у меня шрамов не счесть, и иллюминатор выбит! - взревел он, ткнув пальцем в черную повязку.
- Так почему же ты отказываешься?
- Знаешь, Питер, оставшийся иллюминатор мне очень дорог! Не хотелось бы до конца жизни ходить с палочкой и табличкой на груди: "Подайте слепому на новую подзорную трубу"... В конце концов, что, кроме меня людей нет? Почему бы туда не послать этого любителя дохлых лягушек? - он указал на Каузака.
- Я попросил бы!... - вскинулся гордый француз.
- Ты хочешь сказать, что поедаешь их живыми?! - с притворным ужасом прошептал Волверстон.
- Заткните ему глотку! Не будите во мне зверя!
- А то все увидят, что он ручной... - хихикнул Волверстон.
- Молчать! - снова рявкнул Блад, героическим усилием одолев душивший его хохот. - В общем, твои сомнения понятны, но ты слышал поговорку: "В одно место ядро дважды не попадает"?
- Ну, слышал... И что с того?
- А то, что твой второй глаз в такой же безопасности, как если бы он лежал в сокровищнице Тауэра! Все пули и осколки пролетят мимо, ручаюсь!
- Угу, на палец в сторону... - поддакнул Каузак.
- Еще возражения будут? - торопливо воскликнул Блда, предупреждая новую вспышку старины Волвика. - Принято единогласно! Джереми, заноси в протокол: командиром абордажной партии брандеров назначен Волверстон. Особо пометь: все присутствующие выразили дружное восхищение его мужеством и готовностью к самопожертвованию...
- Да засуньте вы свое восхищение... - вскочив, заорал Волверстон. Его единственный глаз, раскалившись, пылал, как кусок угля в кузнечном горне. - Друзья называются! Пойду, пойду на этом брандере, мамашу его брандерскую туда-то и туда-то, успокойтесь! Но вот этого... - не найдя в своем богатом нецензурном лексиконе подходящего по крепости выражения, старый морской волк просто указал на съежившегося Каузака, - чтобы у меня сзади не было, ясно? Пусть кто-то другой меня прикрывает!
- Но почему? - с притворным недоумением спросил Блад, трясясь от беззвучного смеха.
- Потому, Питер, что мне дорог не только иллюминатор! Я свой кингстон тоже абы кому не доверю!
И рассвирепевший гигант, пинком распахнув дверь, выскочил на палубу.
- Спустить шлюпку! - донесся его рык. - Поживее, бездельники! Сойду на берег, малость проветрюсь. Дышать уж нечем, все лягушатниками провоняло!
-
Приокский Дракон
- Вышел из медика и назад не вернулся. Занимается бладством.
- Posts in topic: 5
- Сообщения: 3751
- Зарегистрирован: 18 янв 2016, 19:42
Карибские страсти, или по следам капитана Блада (измененный вариант "Бладианы")
--------------------------------------------------
Примерно в это же время развеяться на берегу возжелал и дон Эстебан. Бедному парню невыносимо было видеть снисходительно-жалостливые взгляды офицеров. То, что они являлись такими большей частью лишь в его воображении, не меняло сути дела.
"Позор! Родовитый дон, отпрыск такой фамилии, племянник такого дяди, а сбился со счета! Не сумел в уме сложить три числа! Эх, несчастный я человек, никому не нужный... Даже девушки не любят..."
Он размашистым шагом углублялся в заросли, почти не обращая внимания, куда идет и где сейчас находится. Вечерний бриз ласково обдувал его пылающие щеки, и на душе становилось немного легче.
"Ничего, еще полюбят! Вот возьму и прославлюсь в сражении..."
Богатое воображение подростка, подстегнутое разыгравшимся буйством гормонов, рисовало картины - одна другой краше. Вот мужественный дон Эстебан, увлекая за собой дядиных офицеров (оробели, презренные тупицы, неспособные даже подсчитать количество пушек на собственных кораблях!), с пистолетом в зубах и шпагой в руке первым очутился на борту "Синко Льягас", переименованного презренными еретиками в "Арабеллу". Вот под его могучими ударами пали пираты, защищавшие дверь капитанской каюты - той самой каюты, где когда-то властвовал его отец, несчастный дон Диего! Вот дверь, сорванная с петель столь же могучим ударом его ноги, с жалобным визгом отлетает в сторону... - стоп, стоп, обойдемся без визга, она же неодушевленная! - и он врывается в каюту с яростным криком... - стоп, а как же он кричит, если рот занят пистолетом? ах, да, пистолет уже разряжен в одного из пиратов и выброшен за ненадобностью... нет, нечего сорить оружием, пистолет просто засунут за перевязь! - да, с криком: "Защищайся, Блад, грязный пес! Я пришел отомстить за отца!" А этот самый грязный пес... Где он?!
Воображение юноши заработало на полных оборотах.
1). Блад обнаружился в шкафу, под ворохом женских панталон и корсетов... (Стоп, стоп, а как они там оказались? он что, фетишист-извращенец, коллекционирующий "трофеи"?)
2). Блад обнаружился под кроватью (приятно, но банально до пошлости...)
3). Блад обнаружился в самой кровати (а какого черта он не встал, услышав шум битвы? оглох, что ли, или впал в преждевременный маразм?)
4). Блад обнаружился в кровати не один, потому-то и не встал: слишком был увлечен делом...
Вот эта версия показалась самой правдоподобной, быстро вытеснила все прочие и довела впечатлительного юношу до слез.
- Меня девушки не любят! - громко всхлипнул дон Эстебан, благо вокруг не было ни души. - А этого негодяя...
Он тщетно пытался успокоить себя, размышляя, что отдаться такому пирату, злодею и монстру в облике человеческом может или продажная девка, от которых благородный дон должен шарахаться, как черт от ладана, или точно такая же пиратка, принявшая женский облик по какому-то необъяснимому недоразумению или причуде Божьей. Небось, еще и мужские штаны носит, мерзкая тварь!
"Ну да, именно носит штаны! - вдруг мелькнула злорадная мысль. - Кто вообще сказал, что это непременно баба?!"
Губы юноши растянулись в презрительной, торжествующей усмешке. Проклятый Блад, помимо прочих бесчисленных прегрешений, отягчил свою душу еще и содомским грехом! Бедный покойный батюшка, знал бы он, что его кровать на "Синко Льягас" будет столь позорно осквернена! Но кто же этот партнер, этот извращенец? Эстебан напряг память, вспоминая пиратов, окружавших Блада. Может, низенький кривоногий канонир, которого называли Оглом? Нет, это будет слишком неправдоподобно... Может, Хагторп? Или...
Юноша остановился, словно его ноги внезапно вросли в землю. Ну, конечно же! Отвратительный верзила с одним глазом! Вот самая подходящая пара!!!
---------------------------
Волверстон, не имевший понятия, что дон Эстебан движется встречным курсом ему наперерез, шел по зарослям, яростно фырча, размахивая руками и производя больше шума, чем целое стадо испуганных тапиров. Возмущенная душа старого морского волка никак не могла успокоиться:
- Нет, в самом деле! Как .........., так .........., а как ............, так старина Волвик! Тьфу! В самые иллюминаторы бесстыжие им плюнешь, так ведь за Божью росу примут, дети сатаны! Штурвалом их по голове и выбленку в кингстон!*
"Хотя... - запоздало начала пробиваться успокаивающая мысль - что тут удивительного? Для такого особенного дела и человек нужен особенный... Вот как я, к примеру. Шутка ли - спалить "Энкарнасьон", где без малого шесть десятков пушек! А солдатни и матросни вообще без счету! И старый знакомец дон Мигель там же, куда без него... Интересно, а этот молокосос, его племяш, тоже сюда приперся, или кингстон слабоват для такого дела?"
Увлеченный столь занимательными рассуждениями, Волверстон позорно ослабил бдительность и даже не обратил внимание, что впереди по курсу трещат кусты, словно сквозь них продираются те самые перепуганные тапиры. Поэтому ответ на интересующий его вопрос пришел совершенно внезапно, когда раскрасневшийся от смущения дон Эстебан (в его мыслях одноглазый верзила на пару с капитаном Бладом превзошли самих себя, чуть не сломав к чертям собачьим кровать) выкатился из кустов ему навстречу.
Знаменитая "немая сцена", увековеченная многими маэстро в своих произведениях, показалась бы жалкой и бледной копией того, что случилось в тропическом лесу у Маракоибского залива.
- Э-э-э... - промямлил Волверстон, придя в себя и лихорадочно соображая, один ли этот молокосос, или сейчас нагрянет припозднившаяся охрана.
- О-о-о... - издал нечленораздельный звук дон Эстебан, потрясенный и перепуганный до полусмерти. Разыгравшееся воображение, никак не желавшее утихать, немедленно перенесло его в компанию мерзавца Блада и этого одноглазого верзилы, причем, что самое ужасное, они хором, не сговариваясь, радостно возопили: "Третьим будешь?"
- У-у-у... - побледнев и округлив единственный глаз, прохрипел Волверстон, видя, как из-за спины Эстебана показывается... нет, не охрана, а голова ягуара. Судя по яростно горящим зеленым глазам и оскаленным клычищам (каждый величиной с небольшой кинжальчик!) хищник был чем-то недоволен. И весьма.
Справедливости ради надо отметить, что у владыки южноамериканских лесов были все основания для недовольства. Пусть эти болваны, которые произвели шума не меньше, чем целое стадо испуганных тапиров, спугнули не стадо, а одного-единственного тапира, к которому он уже почти подобрался на дистанцию верного прыжка, но обидно-то как! Уязвленное самолюбие и рези в голодном желудке властно требовали отмщения и замены, и ягуар пришел к выводу, что человечина может заменить тапирятину. Вот только кого из этих двух олухов выбрать? У одного мяса явно больше, зато наверняка грубее и жилистее; у другого - поменьше, но явно сочнее и нежнее... От непривычной дилеммы голова шла кругом, что тоже не улучшало настроения...**
- Ы-ы-ы... - бессильно всхлипнул Эстебан, не видевший ягуара, но успевший мысленно распрощаться с молодой жизнью. И начал яростно подмигивать, улыбаясь Волверстону, как юная девушка своему избраннику. Он пытался взять себя в руки, твердя, что благородный дон должен принять свою участь с достойным спокойствием, как подобает мужчине и дворянину, но веки лишь хлопали сильнее и чаще, а подмигивания и ужимки становились все откровеннее...
Это было последней каплей. Нервы старого морского волка, которые были крепче просмоленных линьков, не выдержали.
- А-а-ааааа!!!!!!!!!!
Кошмарный вопль прокатился на несколько миль окрест, сбив листву с близлежащих деревьев, взметнув с веток бессчетные стаи пестрых попугаев, заставив нырнуть в воду вылезших аллигаторов, почти оглушив дона Эстебана и уложив на месте несчастного ягуара, скончавшегося от разрыва сердца.***
-------------------------------------------
* - дабы у читателей не сложилось преувеличенного представления о грубости Волверстона, напоминаем, что "выбленка" - это всего лишь ступенька веревочной лестницы (прежде всего, на вантах). Отсюда и термин: "выбленочный узел".
** - будьте снисходительны к бедному хищнику! Он не учился в школе, о логике не слышал даже краем уха, и не додумался до самой простой вещи: сначала задрать любого, без разбору, а потом догнать и загрызть второго, обеспечив себя мясом минимум на месяц!
*** - могло, могло быть! не только среди людей встречаются пугливые неженки...
------------------------------------------
Капитан Блад по праву считал себя человеком опытным, много повидавшим, и с полным основанием полагал, что его мало что может удивить. Вот разве что если бы внезапно на палубе корабля, носившего ЕЕ имя, вдруг оказалась ОНА, и, потупив от смущения взор, негромко произнесла: "Я не могу жить без тебя, Питер!" - он бы удивился. И очень. То есть, конечно, был бы безмерно счастлив, но прежде всего - удивился бы!
Сегодняшний вечер принес сюрприз, не столь приятный, но не менее ошеломляющий. Нет, в том, что один-единственный мужчина может орать, как добрая сотня девственниц Бриджуотера, разорвавших свои одежды, а потом обнаруживших, что к ним нагрянул не Монмут, а полковник Кирк со своими драгунами, ничего удивительного нет. Ну, даны человеку от природы стальные голосовые связки вкупе с такими же мозгами, только и всего! В том, что старина Волвик, выскочив из лесу, прыгнул в воду и вплавь добрался до "Арабеллы", напрочь позабыв, что на берег-то его доставила шлюпка - та самая, гребцы которой, перепуганные его нечеловеческим воплем, попытались позорно удрать, бросив Волверстона на произвол судьбы (и ничего у них не вышло, поскольку они, ошалев от испуга, гребли аккурат в противоположные стороны, навстречу друг другу... кстати, надо уменьшить доли болванов - и за трусость, и за тупость) - тоже ничего удивительного. Ну, испугался человек по-настоящему, до полной "отключки" мозгов, которые у него и в обычных-то условиях не особо хорошо работали... То, что он проплыл дистанцию, отделявшую его от берега до борта флагмана, а потом вскарабкался по веревочному трапу с рекордной скоростью (жаль, никто не догадался глянуть на хронометр и засечь время!) - в этом тоже, если логически подумать, ничего сверхъестественного нет. Включилось второе дыхание, только и всего!
А вот то, что одноглазый бандит проделал все это, ДЕРЖА ЛЕВОЙ РУКОЙ ЯГУАРА ЗА ХВОСТ... Это уже просто ни в какие ворота не лезло!
Того же мнения была вся команда, остолбенело уставившаяся на чуть живого мокрого Волвика и неживую пятнистую кису, столь же мокрую.
- Кто-нибудь, ущипните меня... - простонал Огл, яростно протирая глаза.
- Человек так кричать не мог! - авторитетно заявил Дайк. - Это орал самец обезьяны-ревуна, гадом буду!
- А с чего он бы так драл глотку? - подключился Хагторп.
- А ты бы не драл, если бы тебя вот такая киса сцапала?!
- Ну, не так же!
- Ясное дело, не так! Ты же не обезьяна...
После яростной дискуссии и тщетных попыток добиться ответа от самого Волверстона, пришли к такому выводу: ягуар схватил обезьяну-ревуна, та завопила в предсмертной агонии, оглушив и перепугав некстати подвернувшегося Волвика, а тот, будучи в невменяемом состоянии и не соображая, что делает, придушил хищника и прибежал похвалиться трофеем...
- А ты что думаешь, Питер? - обратился к Бладу Хагторп.
Капитан пожал плечами:
- Не похоже, чтобы ягуар был задушен. Во всяком случае, отчего он умер, без вскрытия точно не скажу. А в остальном - мало информации! Надо ждать, пока Волвик придет в себя...
- И сколько ждать?
- Зависит от силы потрясения... Впрочем, попробуем применить старый добрый способ "клин клином". Неси-ка ром!
- Сколько? Бутылку, две?
Блад посмотрел на Хагторпа, как на умалишенного:
- Ты что? Сразу бочонок!
--------------------------------------
Дон Мигель де Эспиноса по праву считал себя человеком опытным и знающим, но события этого злосчастного вечера даже его поставили в тупик! Злая судьба не дала даже времени обрадоваться письму Каузака, присланному с верным человеком...
Он еще раз с недоумением и тревогой взглянул на несчастного племянника, глаза которого яростно моргали, а зубы выбивали что-то среднее между барабанной дробью и похоронным маршем. И не от холода (вода была достаточно теплой, к тому же дурачка, позабывшего, что он добирался до берега на шлюпке, быстро растерли и переодели в сухую одежду), а от ужаса: это было понятно даже такому невежде в лекарском деле, как адмиралу его католического величества.
Но что, что могло перепугать бедного мальчишку до такой степени, чтобы он напрочь позабыл о своем неумении плавать и добрался до борта "Энкарнасьона" в рекордно короткий срок?!
- Эстебан, мальчик мой! - воззвал дядя, постаравшись вложить в голос как можно больше родственной теплоты. - Ты слышишь меня, ты понимаешь, что я говорю?
Блуждающие глазки остановились на нем, и в них мелькнуло осмысленное выражение. Веки, правда, захлопали с еще большей силой и частотой.
- Кого ты встретил в лесу? Может быть, хищных зверей? Например, ягуара?
Эстебан на мгновение задумался, потом яростно затряс головой из строны в сторону.
- Нет? Тогда, может быть, дикарей-индейцев? Тоже нет? Значит... Значит, пиратов?
- У-у-ууу! - завыл несчастный, кивая изо всех сил.
- Ах, значит, пираты высадились на берег! И сколько их было? Ты смог сосчитать?
"Боже, какую чушь я спрашиваю! - запоздало спохватился дядя-адмирал. - Он три числа сложить не может, а я..."
- Сто тридцать четыре! Сто тридцать четыре!! Сто тридцать четыре!!! - вдруг завыл племянник, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Что?! Ты хочешь сказать, что сосчитал их с такой точностью?! - адмирал досадливо махнул рукой, и уже хотел уходить, предварительно приказав отнести мальчишку в каюту, но тут Эстебан с ликующим хохотом забормотал:
- На "Энкарнасьоне" - пятьдесят восемь пушек! На "Сальвадоре" - тридцать шесть! На двух фрегатах - сорок! Всего - сто тридцать четыре!
Раздался общий дружный вздох.
- Кто-нибудь, ущипните меня! - простонал бедный дон Мигель.
-------------------------------------
- Волверстон, друг и помощник мой! - воззвал Питер Блад самым торжественным голосом, словно произнося врачебную клятву при получении диплома. - Поверь, я не получаю ни малейшего удовольствия от того, что делаю! И мне очень огорчительно причинять тебе боль. Но что поделаешь, иногда, чтобы выздороветь, надо принимать горькие лекарства...
Он выдержал паузу, затем еще раз приказал пиратам: "держите крепче!" и, наклонив бочонок, начал тонкой струйкой выливать ром за борт.
- Ах, какая жалость, ах, какое кощунство... Вспоминай, дружок, вспоминай! Что случилось на берегу? Ох, а запах-то какой... Продукт качественный, выдержанный...
Многие десятки кадыков синхронно дергались, многие десятки глаз буравили любимого капитана... Если бы взглядом можно было убивать, на месте Блада осталась бы только кучка дымящегося пепла.
- Ну, как, память не улучшилась? - безжалостно продолжал Блад. - Подумай: ведь ром зазря пропадает! Ром!..
Волверстон, что-то хрипло промычав, рванулся вперед, но самые сильные пираты, лично отобранные Бладом, держали его надежно.
- Начал вспоминать? А то уже пара галлонов... того...
Одноглазый крепыш, извиваясь, как удав, завыл:
- Сволочь!
- Уже лучше, но недостаточно! - отрезал Блад, продолжая свое черное дело. - Может, увеличить напор, тогда быстрее вспомнишь?
Единственный глаз Волверстона вспыхнул, подобно падающему метеору:
- Садюга! Урод! Проклятый католик!
- Пожалуй, придется... - тяжело вздохнул Блад и отвернул кран бочонка. Струя хлынула с удвоенной силой.
Дикий крик истязуемого в аду грешника пронесся над палубой "Арабеллы":
- Хватит!!! Вспомнил! Якорь тебе в рот и выбленку в кингстон, кончай переводить продукт!
- Вот уж действительно: "клин клином"! - с уважением прошептал Хагторп. - Медицина, однако...
-----------------------
Дон Мигель, досадливо морщась от боли (один из его офицеров, чересчур буквально восприняв приказ адмирала "Ущипните меня!" не пожалел ни своей дурной силушки, ни филейной части его высокопревосходительства), продолжал расспрашивать племянника. Дело было очень нелегким, поскольку, по закону подлости, сразу после кратковременного прояснения сознания Эстебану опять стало хуже, он мог только издавать нечленораздельные звуки и корчить гримасы.
- Так сколько их было?
- У-у-ууу!!! - завыл Эстебан, разводя руки в стороны до предела.
Он хотел дать понять, что одноглазый верзила, вышедший ему навстречу, был просто огромного роста и очень мощной комплекции. Но дядюшка понял по-своему:
- Много?
- Ы-ы-ыыы!!! - зло прохрипел племянник, досадуя на дядюшкину тупость.
- Очень много? - осторожно уточнил дон Мигель.
- А-а-ааа!!! - племянник от досады начал топать ногами.
- Так сколько, все-таки? Хоть примерно? Десять человек? Двадцать? Пятьдесят? Или... или сто?
- А-а-ааа!!!
- Больше ста? Неужели двести?!
- А-а-ааа!!!
- Триста?!
- А-а-ааа!!!
- Четыреста?! - еле вымолвил дон Мигель.
- Создатель, спаси и сохрани! - торопливо перекрестился ущипнувший его офицер.
- А-а-ааа!!! - Эстебан был уже на грани истерики.
- Боже милостивый! Неужели пятьсот?!
- Богородица, пречистая дева, помилуй нас, грешных... - забормотали остальные офицеры нестройным хором.
- А-а-ааа!!! - вопль, пронесшийся над палубой "Энкарнасьона", заставил бы содрогнуться даже человека с железными нервами.
- ШЕСТЬСОТ?! - простонал дон Мигель, близкий к потере сознания.
Эстебан, потерявший над собой контроль, разразился визгливым, истеричным смехом, попеременно подмигивая всем офицерам дядюшкиного флагмана.
- Унесите бедного парня в каюту и приставьте к нему лекаря! - приказал дон Мигель. - А теперь, сеньоры, нам надо найти ответ на животрепещущий вопрос: какой идиот утверждал, что пиратов не больше трехсот человек?! Парень повстречал в лесу минимум вдвое большее количество!
- Ваше высокопревосходительство... - неуверенно произнес один из офицеров. - А, может быть, дон Эстебан... э-э-э... был не совсем... Ну, я имею в виду - ошибся при подсчете?
- Если и ошибся, то, думаю, несильно! - отрезал адмирал. - Он, по крайней мере, способен точно подсчитать количество пушек на наших кораблях! В отличие от... э-э-э... некоторых сеньоров.
"Некоторые сеньоры", густо покраснев, потупились.
- Значит, нам солгал Каузак? - предположил другой офицер. - Ведь он утверждал, что пиратов всего около трехсот, и что они хотят предпринять брандерную атаку на наш флагман! Но с какой целью он врал?
- Негодяй сбивал нас с толку! - нахмурился адмирал. - Он хотел, чтобы мы поверили, будто пираты пойдут на прорыв по воде, в надежде вывести из строя "Энкарнасьон", и потом как-нибудь прорваться мимо форта, а на самом деле...
- Они будут штурмовать форт с суши! - выдохнул офицер.
- Вот именно! А потом, захватив его, нацелят тяжелые орудия на нашу эскадру, чтобы она оказалась под перекрестным огнем с двух сторон! Поистине, прекрасный план!
- Этот Блад - сущий дьявол! - трясущимися губами прошептал еще один офицер. - Как его люди преданы ему! Ладно еще Каузак - он мало чем рисковал, но его посланец, который явился с донесением... Хоть он и злодей, и еретик, но такая преданность своему вожаку заслуживает уважения!
- Совершенно верно! - кивнул его сосед. - Человек, проявивший такую храбрость и верность долгу - пусть ошибочному и даже извращенному - заслуживает почетной смерти от свинца и пороха.* Предлагаю расстрелять его, а не вешать!
- Сеньоры, сеньоры! - покачал головой дон Мигель. - Убавьте свой пыл! Как минимум, сначала надо допросить его. И как следует!
- То есть, прибегнуть к пытке? - оживившись, поинтересовался тот самый офицер, который оставил синяк на адмиральском седалище.
"Да, болван! К пытке через щипки и щекотку!" - хотелось рявкнуть дону Мигелю.
- Мы не варвары, - усмехнувшись, произнес адмирал. - Не будем уподобляться еретикам... Я развяжу ему язык более гуманным способом... Эй, несите-ка бочонок лучшего, отборного хереса!
Лица почтенных донов вытянулись от изумления и зависти.
---------------------------
* - полагаю, душа Ярослава Гашека не рассердится... Очень уж подошла к месту эта фраза из "Бравого солдата Швейка"!
---------------------------
- Гад! Сволочь! Проклятый ирландец! - всхлипывал Волверстон, прижав к груди частично опорожненный бочонок рома. - Чтоб тебе пусто было, чтобы...
Он поперхнулся на полуслове, видя, как Бенджамен - слуга Блада - весело улыбаясь во все свои 32 ослепительно белых зуба, поднимается с канонирской палубы, держа в руках посудину, где плескалась жидкость, очень похожая на тот самый ром.
- Ничего не пролил? - улыбнувшись, осведомился Блад.
- Обижаете, маса капитан! Разве я какой-нибудь чернокожий язычник, чтобы лить в воду такую драгоценность? Как приказали, высунулся из пушечного порта, подставил посудину точно под кран бочонка...
По палубе "Арабеллы" снова пронесся общий потрясенный вздох - но в нем уже вместо негодования и потрясения отчетливо различался восторг.
- Ну, медицина, блин! - выразил общее настроение Хагторп, добавив еще несколько слов, которые здесь привести решительно невозможно.
Одноглазый гигант несколько раз беззвучно открыл и раскрыл рот, переводя взгляд с Бенджамена на Блада, потом, судорожно всхлипнув, зашелся в приступе истеричного хохота.
- И ирландец ты, и гад! - еле-еле проговорил он, немного успокоившись.
- А ты отныне - "гроза ягуаров", - отозвался капитан "Арабеллы". - Рад видеть, что разум вернулся в твою башку. Теперь, может быть, ты расскажешь, что тебя так перепугало? Ну, кроме несчастной пятнистой кисы, подвернувшейся тебе под горячую руку...
Волверстон, посуровев, скрипнул зубами:
- Питер, эти испанцы... Я их и раньше терпеть не мог, а теперь просто ненавижу! Взорву их к такой-то испанской мамаше! Где мой брандер? Еще не готов?! Так что же вы ждете, бездельники?! За работу, живо!!!
-------------------------------------
Дон Эстебан метался по койке, судорожно дергаясь, скрежеща зубами и что-то выкрикивая. Перед его мысленным взором стояла отвратительная одноглазая рожа и плотоядно причмокивала толстыми, чувственными губами. Впечатлительному подростку было очень страшно и очень противно.
---
Волверстон, зловеще щуря единственный глаз, придирчиво осматривал бочонки и мешочки с порохом, проверяя, до отказа ли они заполнены, и крепко ли вставлены фитили. Губы старого морского волка (вовсе не толстые и не такие уж чувственные) кривились в нехорошей ухмылке, предвещавшей кое-кому немалые приключения на то место, которым садятся...
Волверстону было очень плохо (в душевном смысле, конечно, а не в телесном). Так облажаться на старости лет! (Вообще-то ему только-только стукнуло сорок, но разыгравшийся внутренний голос попросту проигнорировал этот факт). Гроза ягуаров, блин! Можно представить, что будут говорить на Тортуге! А все из-за чего, точнее, из-за кого?! Вспомнив паршивого испанского мальчишку с блудливой улыбочкой и масляными подмигивающими глазками, он сплюнул с омерзением. О времена, о нравы!
"Подожди, недолго осталось... - с холодным ожесточением думал он. - Я тебя, молокосос поганый, так удовлетворю - мало не покажется! Вместе с твоим "Энкарнасьоном", дядюшкой Мигелем и прочей испанской сволочью! Всех разом!!!"
Волверстону тоже было очень противно, но совсем не страшно.
---
"Дядюшка Мигель", с великим трудом одолевая омерзение, продолжал потчевать отборным испанским хересом потенциального висельника французского розлива.
"Как в него столько помещается?!" - изумлялся и негодовал он, из последних сил заставляя себя улыбаться, называя пирата бравым молодцом и как бы между делом задавая вопросы: так сколько людей сошло на берег, сотня, или все шестьсот? а с какой целью - просто размять ноги, или поохотиться? а если на охоту, то с каким оружием - только с мушкетами, или еще и пушки прихватили? а пушки для нападения на форт, не так ли? а дон Каузак ничего не передавал устно, в придачу к этому письму?
Ему было очень противно, и в то же время - немного страшно. Поскольку оправдывались самые худшие ожидания.
---
Неизвестный француз, имя которого осталось тайной, в этот день искренне любил весь род людской, прежде всего - добрейшего и великодушнейшего монсеньора, устроившего ему такое райское блаженство! Эх, еще бы красотку побойчее и посговорчивее... но не будем гневить судьбу, требуя слишком многого. И без того повезло!
Он с неописуемым блаженством смаковал восхитительный напиток, недоумевая, почему про испанцев так плохо говорят. Разве плохие люди поднесли бы ему целый бочонок замечательного вина?! Ой, хорошо-то как... Язык, правда, давно заплетается, палуба игриво танцует перед глазами, а мысли мечутся, словно табун перепуганных лошадей, но это же мелочи... Какой хороший человек, этот месье... или как его там... Разве такого человека можно огорчать?! Пусть услышит все, что хочет... Кто там сошел на берег... на какой берег, правда, неясно, но разве это важно? Раз ему надо, чтобы сошли - значит, сойдут... Сто человек - так сто, шестьсот - так шестьсот... Еще раз ваше здоровье, месье... или как вас там... благодетель... С оружием? Мон дье, с каким... ах, с пушками? Да на здоровье, пускай с пушками... Да, целых два десятка пушек! Что? На охоту или штурмовать форт... дьябле, ну какой там форт, когда так хорошо и сколько угодно хереса... Да, месье, да, именно на охоту! Будут охотиться на форт!!! Ха-ха-ха, не правда ли, остроумно? Ночью, конечно же, этой ночью, кто же охотится на форты днем... Еще раз ваше здоровье...
Ему было совсем не страшно и не противно. Наоборот!
---
Каузак метался по капитанской каюте "Ла Фудр", темпераментно выражаясь и поминая родословную невесть где застрявшего болвана посланника. Неужели так трудно - доплыть до испанцев, передать письмо и вернуться обратно? А вдруг посланца перехватили? Вдруг письмо попало к Бладу?!
Ему было страшно, но ничуть не противно, поскольку если он и слышал про угрызения совести, то только в далеком детстве и самым краем уха.
---
Капитан Блад с тяжелым вздохом еще раз начертал слово "Арабелла" на листе бумаги. Потом, будто негодуя на себя, нахмурился и скомкал лист.
Нельзя раскисать перед сражением! Вот если все пройдет, как задумано.... Его слава прогремит по всему Карибскому морю, и тогда она...
А что она? Наверняка подумает, что он такой же вор и пират, как все остальные!!! Разве что удачливее.
Ох, женщины, женщины... Ну, за каким, спрашивается, чертом праматери Еве так приспичило отведать именно этого плода именно с этого дерева?!
"Из вредности!" - ехидно прошептал внутренний голос. Но на душе от этого легче не стало.
- Люби не то, что хочется любить, а то, что можешь, то, чем обладаешь! - в отчаянии продекламировал Блад. Но даже любимый Гораций не принес утешения...
"Напиться, что ли, или морду кому-то набить?!" - мелькнула совсем уж шальная мысль, но он тут же прогнал ее. Незачем уподобляться Волверстону...
Губы капитана скривила добрая улыбка. Ах, одноглазый черт со стальной глоткой! Пускай, пускай нежится в лучах славы: шутка ли, матерого ягуара голыми руками! Опытного врача не обманешь: хищник не был задушен, он умер от разрыва сердца. Так подействовал дикий вопль, испущенный отнюдь не самцом обезьяны-ревуна... Но, конечно же, об этом никто не узнает: незачем позорить героя, да еще накануне прорыва...
Если удастся сжечь "Энкарнасьон" - полдела будет сделано. С остальными кораблями сладить нетрудно. Два полных бортовых залпа по "Сальвадору", потом - взять на абордаж фрегаты... А вот как быть с фортом? Его-то на абордаж не возьмешь! И пушки надежно перекрывают выход из залива.
А, ладно! Не все сразу. Что-нибудь придумаем!
Капитану Бладу не было ни страшно, ни противно. Ему было грустно. Причину грусти звали Арабеллой.
--------------------------------------------------------------
(Из дневника Джереми Питта).
"Тьфу, пропасть, как медленно тянется время! Правильно говорят: ожидание хуже всего.
Хорошая новость: от нас свалил Каузак. Сначала к нему возвратился из самоволки какой-то французик, от которого на десять шагов вокруг разило особо изысканным перегаром (интересно, где он так налакался, и чем именно?), потом капитан "Ла Фудр", прибыв к Бладу, устроил самую настоящую истерику (только из уважения к м-ль Люсьен и мисс Арабелле воздерживаюсь от слова "бабскую"). Мол, если не примем предложений этого старого хрыча дона Мигеля, то все пропало и нас всех или подвесят сушиться на солнышке, или заживо зажарят. У Питера тоже есть нервы, поэтому он в конце концов не выдержал и заявил: "Возьми шлюп и убирайся к дьяволу!" И что вы думаете? Взял и убрался... скотина мердская! И сразу стало легче дышать, и в прямом, и в переносном смысле (того, с перегаром, он тоже прихватил с собой). Большая часть экипажа "Ла Фудр" послала его куда подальше и осталась с нами. От их корабля с наспех залатанным днищем, увы, толку немного (благодаря тому же идиоту Каузаку, посадившему его на мель посреди озера!), так что французиков перевели на "Арабеллу" и "Элизабет", примерно поровну. Придется как-то терпеть их присутствие, дикарские привычки, ужасный язык и все прочее... Слава Богу, хоть лягушек жрать на наших глазах не будут!
Ладно, Господь велит быть снисходительными к ближним своим. В конце концов, бедняги же не виноваты, что им не повезло родиться англичанами! Вот Питер - ирландец, а я его так люблю... В переносном смысле, естественно, не подумайте чего дурного! И м-ль Люсьен - француженка, а я ее тоже так люблю (увы, пока только на расстоянии, ну до чего же неприступная, всю душу вымотала!) Интересно, когда явлюсь с богатой добычей, как она себя поведет?
Если только явлюсь... О Господи, поскорее бы закатилось солнце! Ах, уже закатилось? Тогда поскорее бы настала полночь!
Брандер Волверстона полностью готов. Одноглазый герой расхаживает по нему с видом одного из Горациев, защищающих тот самый мост, о котором любит рассказывать Питер. Вот только бормочет что-то совсем не подобающее герою, непрерывно поминая какого-то смазливого сопляка и ударяясь в самую извращенную фантазию! Ох, Волвик, Волвик, бурная у тебя была молодость, судя по всему... (Ладно, Бог милостив, простит). Отобранная команда на брандере (приняла для храбрости двойную порцию рома и выторговала тройную долю добычи), видя, что лучше не попадаться капитану под горячую руку, ведет себя тише воды, ниже травы. Не пираты, а прямо благородные девицы какие-то... Девицы... Ох, жесткосердная Люсьен, чтоб тебя... солнышко мое французское...
Ей-Богу, ожидание становится совершенно невыносимым! Пожалуй, приму и я порцию рома... Ох, хорошо-то как пошла... Еще одну! Наплевать, что против правил.
Лучше, ей-Богу, лучше! Пожалуй, еще немного не повредит...
---------
А Питер целый день был печален и хмур. Кто-то думает, что из страха перед испанцами... Вот дураки! Из-за баб все! Из-за баб! Уж мне ли не знать! Что Люсьен, что Арабелла...
Как же они, стервы, нас мучают! Выпью, пожалуй, еще немного... За них, окаянных и любимых, за кого же еще... Чтобы были поумнее и посговорчивее!..
Ой, блин, уже полночь! Как время-то пролетело... Скоро в своей "рейд смерти" отправится Волверстон. Пойду, пожелаю удачи... Может, в последний раз видимся.
Вот интересно: если погибнем здесь, у выхода из Маракоибского залива, Люсьен прольет хоть одну слезинку?!
Ни хрена себе! Я что, сам разревелся?! Всю страницу испортил, повсюду кляксы... Стыдобища-то какая!
Вот до чего чертовы бабы нас доводят! Пороть их надо! Пороть!!!
Прости, Питер, но и твою Арабеллу - тоже!!!
---------------------------------
Дон Эстебан с наслаждением втянул прохладный предрассветный воздух. Как и утверждал доктор, на палубе сразу стало легче. Назойливые кошмары отступили, и - слава Богу! - та противная одноглазая рожа с причмокивающими губами перестала маячить перед его мысленным взором.
Сзади, со стороны форта, "запиравшего" выход из залива, доносились какие-то странные звуки: как будто целая куча людей трудилась изо всех сил, не получая ни малейшего удовольствия от своей работы. Непрерывные упоминания Богоматери и всех святых, причем отнюдь не в благочестивом контексте, не оставляли в том сомнения.
- Что там происходит? - спросил Эстебан у дежурного офицера.
- По приказу его высокопревосходительства, вашего дяди, перетаскивают орудия на новую позицию!
- На новую позицию? Но... зачем?
- Чтобы отразить атаку проклятых пиратов со стороны суши!
- Со стороны суши?! - у парня все смешалось в голове. Пират - это же морской разбойник, а море - это вода... Какого же черта они вылезут на сушу?! Он хотел задать уточняющий вопрос, но постеснялся: еще засмеют... В конце концов, его дядюшка - адмирал, а на такую должность дурака не назначат! Ему виднее. Может, злодеи действительно захотят напасть со стороны берега...
Богатое воображение дона Эстебана снова заработало на полных оборотах. Вот толпы разбойников, бесшумно крадущихся в темноте, стекаются к берегу прямо напротив форта, таща с собой лодки. Вот их предводитель - естественно, мерзкий одноглазый громила! - подает знак к штурму, и пираты, бесшумно погружая весла в воду, устремляются к цели. Они торжествуют, думая, что застали испанцев врасплох, но тут ночную мглу прорезают вспышки орудийных залпов...
С трудом оторвавшись от неописуемо соблазнительного зрелища - одноглазого мерзавца, разорванного добрым зарядом картечи на множество кусочков - Эстебан перевел взгляд на какой-то смутно чернеющий в темноте предмет, приближающийся к борту "Энкарнасьона".
- Э-э-эээ... - неуверенно промямлил он, вытянув руку.
- Что такое? - повернулся к нему дежурный офицер.
- А-а-ааа! - прохрипел Эстебан, потому, что темноту прорезала вспышка факела, осветившего ту самую мерзкую одноглазую харю. Проклятый негодяй никак не желал оставлять его в покое, он снова явился по его душу!!!
Несчастный парень, чувствуя, как по спине заструился ледяной пот, а волосы встали дыбом, принялся часто-часто подмигивать. Его лицо растянулось в призывно-жутковатой усмешке, которую с большого расстояния и при плохом освещении, пожалуй, можно было принять за страстную улыбку.
---
Волверстон, во всяком случае, принял.
Взревев, как бык, лишаемый естества без наркоза, одноглазый пират начал носиться по палубе, поджигая фитили у бочек и мешочков с порохом. Причем с такой скоростью, что все пули, торопливо выпущенные сбежавшимися на верхнюю палубу "Энкарнасьона" испанцами, пролетали мимо.
Уста старого морского волка изрыгали такие сочные и подробные определения, касающиеся всех сынов знойной Кастилии вообще, и одного конкретного молокососа-извращенца в частности, что команда брандера, временно позабыв о смертельном риске, слушала их с раскрытыми ртами, как зачарованная...
---
- Кажется, в него попали! - ахнул Джереми Питт, стоя рядом с Бладом на палубе "Арабеллы". - Погляди, как скачет! Ну, что твой необъезженный жеребец!
- Как бы там ни было, отступать поздно, - вздохнул Блад. - Будем надеяться, что брандер дойдет до цели!
---
Брандер дошел. Без Волверстона и прочей его команды - они успели прыгнуть в воду и поплыли прочь с такой скоростью, будто за ними неслась стая пираний.
Смола, смешанная с серой и паклей, горела неописуемо мощным и жарким пламенем, а в придачу к этому каждые несколько секунд взрывался новый бочонок с порохом. Бушующие языки огня лизали борт "Энкарнасьона", а летящие искры прожигали паруса, только чудом еще не вспыхнувшие. Храбрецы, вооружившись пожарными баграми, тщетно пытались оттолкнуть брандер от своего корабля: выдержать адское пекло пожара не удавалось никому, почти сразу же они или отскакивали назад, или падали и корчились, вдохнув обжигающе горячий воздух. Флагман испанской эскадры был обречен.
"Арабелла" полным ходом миновала гибнущий гигант, приближаяcь к "Сальвадору", и Блад успел вежливо помахать рукой дону Мигелю, выскочившему на корму "Энкарнасьона". Задыхаясь от жара, бессильного бешенства и позора, адмирал ответил длинной эмоциональной фразой, в которой цензурными были только слово "мать", а также междометия, предлоги и союзы...
--------------------------
Из дневника Джереми Питта.
"Все прошло как по маслу! Может, Питер действительно любимец судьбы?
Старина Волвик проделал свою работу просто блестяще. И не получил при этом ни царапины! Как и все его люди. Их подобрала шлюпка, спущенная с "Элизабет".
"Энкарнасьон" спалили, "Сальвадору" влепили два бортовых залпа: по палубе и в корпус. Потом взяли на абордаж оба фрегата... Нет, не подумайте плохого, мы же не варвары! Кого-то, ясное дело, покрошили, а в основном испанцы просто попрыгали в воду и поплыли к берегу (благо, до него было недалеко). А если кто утоп по дороге - это уже не наша печаль.
Но главное - прошли мимо форта, будто его и не было вовсе! Не раздалось ни единого выстрела! Что случилось с католиками, не берусь судить. То ли перетрусили до мокрых штанов, увидев, как мы разделали их эскадру, то ли в полном составе ума лишились... Второй вариант кажется мне более правдоподобным. Судя по тому, какая громкая и грубая ругань доносилась из форта. Особенно часто звучало слово "пушки" с самыми нецензурными эквивалентами. А также упоминался какой-то идиот, которому вдруг приспичило заняться с этими самыми пушками любовью в самой извращенной форме...
Интересно, что бы все это значило?
В общем, вырвались из ловушки живыми, здоровыми, и с добычей! Да еще прихватив два отличных двадцатипушечных фрегата!!!
---
Ой, соврал: фрегатов-то теперь три!
Это просто умора: на нас наткнулся идущий полным ходом испанский корабль! Спешил на подмогу к дону Мигелю... Нет, вы не подумайте чего плохого: испанцам даже плыть к берегу не пришлось, мы им дали шлюпку.
Но самый-то смех - в трюме фрегата обнаружились пленные! И среди них - Каузак! Кто не видел его рожу, когда он выполз на палубу - много потерял. А кто не слышал, как его ругали французики, которых он подбил сбежать от Блада - тот не знает, что такое ругань...
Что же, сами виноваты: не фиг бросать товарищей в беде! Теперь кукиш им, а не доля в добыче. Пусть скажут спасибо, что бесплатно на Тортугу везем.
А Блад все-таки гений!
Ну, малышка Люсьен, что теперь скажешь?"
------------------------------------
Из передовицы "Тортугского вестника":
"Вчера прославленный рыцарь морей П.Блад вернулся из своей очередной экспедиции. Если хоть половина слухов, распространяемых о ней, соответствует истине, то это просто что-то невероятное! Нашей газете удалось взять эксклюзивное интервью у небезызвестного Н.Волверстона. Храбрый и верный сподвижник капитана Блада подробно и откровенно ответил на все вопросы нашего корреспондента, поначалу, правда, сам задав ему странный вопрос: не страдает ли тот нервным тиком или какой-то другой разновидностью подмигивания, и как относится к прекрасному полу. Полный текст интервью - в завтрашнем номере "Тортугского вестника". Оставайтесь с нами!"
Примерно в это же время развеяться на берегу возжелал и дон Эстебан. Бедному парню невыносимо было видеть снисходительно-жалостливые взгляды офицеров. То, что они являлись такими большей частью лишь в его воображении, не меняло сути дела.
"Позор! Родовитый дон, отпрыск такой фамилии, племянник такого дяди, а сбился со счета! Не сумел в уме сложить три числа! Эх, несчастный я человек, никому не нужный... Даже девушки не любят..."
Он размашистым шагом углублялся в заросли, почти не обращая внимания, куда идет и где сейчас находится. Вечерний бриз ласково обдувал его пылающие щеки, и на душе становилось немного легче.
"Ничего, еще полюбят! Вот возьму и прославлюсь в сражении..."
Богатое воображение подростка, подстегнутое разыгравшимся буйством гормонов, рисовало картины - одна другой краше. Вот мужественный дон Эстебан, увлекая за собой дядиных офицеров (оробели, презренные тупицы, неспособные даже подсчитать количество пушек на собственных кораблях!), с пистолетом в зубах и шпагой в руке первым очутился на борту "Синко Льягас", переименованного презренными еретиками в "Арабеллу". Вот под его могучими ударами пали пираты, защищавшие дверь капитанской каюты - той самой каюты, где когда-то властвовал его отец, несчастный дон Диего! Вот дверь, сорванная с петель столь же могучим ударом его ноги, с жалобным визгом отлетает в сторону... - стоп, стоп, обойдемся без визга, она же неодушевленная! - и он врывается в каюту с яростным криком... - стоп, а как же он кричит, если рот занят пистолетом? ах, да, пистолет уже разряжен в одного из пиратов и выброшен за ненадобностью... нет, нечего сорить оружием, пистолет просто засунут за перевязь! - да, с криком: "Защищайся, Блад, грязный пес! Я пришел отомстить за отца!" А этот самый грязный пес... Где он?!
Воображение юноши заработало на полных оборотах.
1). Блад обнаружился в шкафу, под ворохом женских панталон и корсетов... (Стоп, стоп, а как они там оказались? он что, фетишист-извращенец, коллекционирующий "трофеи"?)
2). Блад обнаружился под кроватью (приятно, но банально до пошлости...)
3). Блад обнаружился в самой кровати (а какого черта он не встал, услышав шум битвы? оглох, что ли, или впал в преждевременный маразм?)
4). Блад обнаружился в кровати не один, потому-то и не встал: слишком был увлечен делом...
Вот эта версия показалась самой правдоподобной, быстро вытеснила все прочие и довела впечатлительного юношу до слез.
- Меня девушки не любят! - громко всхлипнул дон Эстебан, благо вокруг не было ни души. - А этого негодяя...
Он тщетно пытался успокоить себя, размышляя, что отдаться такому пирату, злодею и монстру в облике человеческом может или продажная девка, от которых благородный дон должен шарахаться, как черт от ладана, или точно такая же пиратка, принявшая женский облик по какому-то необъяснимому недоразумению или причуде Божьей. Небось, еще и мужские штаны носит, мерзкая тварь!
"Ну да, именно носит штаны! - вдруг мелькнула злорадная мысль. - Кто вообще сказал, что это непременно баба?!"
Губы юноши растянулись в презрительной, торжествующей усмешке. Проклятый Блад, помимо прочих бесчисленных прегрешений, отягчил свою душу еще и содомским грехом! Бедный покойный батюшка, знал бы он, что его кровать на "Синко Льягас" будет столь позорно осквернена! Но кто же этот партнер, этот извращенец? Эстебан напряг память, вспоминая пиратов, окружавших Блада. Может, низенький кривоногий канонир, которого называли Оглом? Нет, это будет слишком неправдоподобно... Может, Хагторп? Или...
Юноша остановился, словно его ноги внезапно вросли в землю. Ну, конечно же! Отвратительный верзила с одним глазом! Вот самая подходящая пара!!!
---------------------------
Волверстон, не имевший понятия, что дон Эстебан движется встречным курсом ему наперерез, шел по зарослям, яростно фырча, размахивая руками и производя больше шума, чем целое стадо испуганных тапиров. Возмущенная душа старого морского волка никак не могла успокоиться:
- Нет, в самом деле! Как .........., так .........., а как ............, так старина Волвик! Тьфу! В самые иллюминаторы бесстыжие им плюнешь, так ведь за Божью росу примут, дети сатаны! Штурвалом их по голове и выбленку в кингстон!*
"Хотя... - запоздало начала пробиваться успокаивающая мысль - что тут удивительного? Для такого особенного дела и человек нужен особенный... Вот как я, к примеру. Шутка ли - спалить "Энкарнасьон", где без малого шесть десятков пушек! А солдатни и матросни вообще без счету! И старый знакомец дон Мигель там же, куда без него... Интересно, а этот молокосос, его племяш, тоже сюда приперся, или кингстон слабоват для такого дела?"
Увлеченный столь занимательными рассуждениями, Волверстон позорно ослабил бдительность и даже не обратил внимание, что впереди по курсу трещат кусты, словно сквозь них продираются те самые перепуганные тапиры. Поэтому ответ на интересующий его вопрос пришел совершенно внезапно, когда раскрасневшийся от смущения дон Эстебан (в его мыслях одноглазый верзила на пару с капитаном Бладом превзошли самих себя, чуть не сломав к чертям собачьим кровать) выкатился из кустов ему навстречу.
Знаменитая "немая сцена", увековеченная многими маэстро в своих произведениях, показалась бы жалкой и бледной копией того, что случилось в тропическом лесу у Маракоибского залива.
- Э-э-э... - промямлил Волверстон, придя в себя и лихорадочно соображая, один ли этот молокосос, или сейчас нагрянет припозднившаяся охрана.
- О-о-о... - издал нечленораздельный звук дон Эстебан, потрясенный и перепуганный до полусмерти. Разыгравшееся воображение, никак не желавшее утихать, немедленно перенесло его в компанию мерзавца Блада и этого одноглазого верзилы, причем, что самое ужасное, они хором, не сговариваясь, радостно возопили: "Третьим будешь?"
- У-у-у... - побледнев и округлив единственный глаз, прохрипел Волверстон, видя, как из-за спины Эстебана показывается... нет, не охрана, а голова ягуара. Судя по яростно горящим зеленым глазам и оскаленным клычищам (каждый величиной с небольшой кинжальчик!) хищник был чем-то недоволен. И весьма.
Справедливости ради надо отметить, что у владыки южноамериканских лесов были все основания для недовольства. Пусть эти болваны, которые произвели шума не меньше, чем целое стадо испуганных тапиров, спугнули не стадо, а одного-единственного тапира, к которому он уже почти подобрался на дистанцию верного прыжка, но обидно-то как! Уязвленное самолюбие и рези в голодном желудке властно требовали отмщения и замены, и ягуар пришел к выводу, что человечина может заменить тапирятину. Вот только кого из этих двух олухов выбрать? У одного мяса явно больше, зато наверняка грубее и жилистее; у другого - поменьше, но явно сочнее и нежнее... От непривычной дилеммы голова шла кругом, что тоже не улучшало настроения...**
- Ы-ы-ы... - бессильно всхлипнул Эстебан, не видевший ягуара, но успевший мысленно распрощаться с молодой жизнью. И начал яростно подмигивать, улыбаясь Волверстону, как юная девушка своему избраннику. Он пытался взять себя в руки, твердя, что благородный дон должен принять свою участь с достойным спокойствием, как подобает мужчине и дворянину, но веки лишь хлопали сильнее и чаще, а подмигивания и ужимки становились все откровеннее...
Это было последней каплей. Нервы старого морского волка, которые были крепче просмоленных линьков, не выдержали.
- А-а-ааааа!!!!!!!!!!
Кошмарный вопль прокатился на несколько миль окрест, сбив листву с близлежащих деревьев, взметнув с веток бессчетные стаи пестрых попугаев, заставив нырнуть в воду вылезших аллигаторов, почти оглушив дона Эстебана и уложив на месте несчастного ягуара, скончавшегося от разрыва сердца.***
-------------------------------------------
* - дабы у читателей не сложилось преувеличенного представления о грубости Волверстона, напоминаем, что "выбленка" - это всего лишь ступенька веревочной лестницы (прежде всего, на вантах). Отсюда и термин: "выбленочный узел".
** - будьте снисходительны к бедному хищнику! Он не учился в школе, о логике не слышал даже краем уха, и не додумался до самой простой вещи: сначала задрать любого, без разбору, а потом догнать и загрызть второго, обеспечив себя мясом минимум на месяц!
*** - могло, могло быть! не только среди людей встречаются пугливые неженки...
------------------------------------------
Капитан Блад по праву считал себя человеком опытным, много повидавшим, и с полным основанием полагал, что его мало что может удивить. Вот разве что если бы внезапно на палубе корабля, носившего ЕЕ имя, вдруг оказалась ОНА, и, потупив от смущения взор, негромко произнесла: "Я не могу жить без тебя, Питер!" - он бы удивился. И очень. То есть, конечно, был бы безмерно счастлив, но прежде всего - удивился бы!
Сегодняшний вечер принес сюрприз, не столь приятный, но не менее ошеломляющий. Нет, в том, что один-единственный мужчина может орать, как добрая сотня девственниц Бриджуотера, разорвавших свои одежды, а потом обнаруживших, что к ним нагрянул не Монмут, а полковник Кирк со своими драгунами, ничего удивительного нет. Ну, даны человеку от природы стальные голосовые связки вкупе с такими же мозгами, только и всего! В том, что старина Волвик, выскочив из лесу, прыгнул в воду и вплавь добрался до "Арабеллы", напрочь позабыв, что на берег-то его доставила шлюпка - та самая, гребцы которой, перепуганные его нечеловеческим воплем, попытались позорно удрать, бросив Волверстона на произвол судьбы (и ничего у них не вышло, поскольку они, ошалев от испуга, гребли аккурат в противоположные стороны, навстречу друг другу... кстати, надо уменьшить доли болванов - и за трусость, и за тупость) - тоже ничего удивительного. Ну, испугался человек по-настоящему, до полной "отключки" мозгов, которые у него и в обычных-то условиях не особо хорошо работали... То, что он проплыл дистанцию, отделявшую его от берега до борта флагмана, а потом вскарабкался по веревочному трапу с рекордной скоростью (жаль, никто не догадался глянуть на хронометр и засечь время!) - в этом тоже, если логически подумать, ничего сверхъестественного нет. Включилось второе дыхание, только и всего!
А вот то, что одноглазый бандит проделал все это, ДЕРЖА ЛЕВОЙ РУКОЙ ЯГУАРА ЗА ХВОСТ... Это уже просто ни в какие ворота не лезло!
Того же мнения была вся команда, остолбенело уставившаяся на чуть живого мокрого Волвика и неживую пятнистую кису, столь же мокрую.
- Кто-нибудь, ущипните меня... - простонал Огл, яростно протирая глаза.
- Человек так кричать не мог! - авторитетно заявил Дайк. - Это орал самец обезьяны-ревуна, гадом буду!
- А с чего он бы так драл глотку? - подключился Хагторп.
- А ты бы не драл, если бы тебя вот такая киса сцапала?!
- Ну, не так же!
- Ясное дело, не так! Ты же не обезьяна...
После яростной дискуссии и тщетных попыток добиться ответа от самого Волверстона, пришли к такому выводу: ягуар схватил обезьяну-ревуна, та завопила в предсмертной агонии, оглушив и перепугав некстати подвернувшегося Волвика, а тот, будучи в невменяемом состоянии и не соображая, что делает, придушил хищника и прибежал похвалиться трофеем...
- А ты что думаешь, Питер? - обратился к Бладу Хагторп.
Капитан пожал плечами:
- Не похоже, чтобы ягуар был задушен. Во всяком случае, отчего он умер, без вскрытия точно не скажу. А в остальном - мало информации! Надо ждать, пока Волвик придет в себя...
- И сколько ждать?
- Зависит от силы потрясения... Впрочем, попробуем применить старый добрый способ "клин клином". Неси-ка ром!
- Сколько? Бутылку, две?
Блад посмотрел на Хагторпа, как на умалишенного:
- Ты что? Сразу бочонок!
--------------------------------------
Дон Мигель де Эспиноса по праву считал себя человеком опытным и знающим, но события этого злосчастного вечера даже его поставили в тупик! Злая судьба не дала даже времени обрадоваться письму Каузака, присланному с верным человеком...
Он еще раз с недоумением и тревогой взглянул на несчастного племянника, глаза которого яростно моргали, а зубы выбивали что-то среднее между барабанной дробью и похоронным маршем. И не от холода (вода была достаточно теплой, к тому же дурачка, позабывшего, что он добирался до берега на шлюпке, быстро растерли и переодели в сухую одежду), а от ужаса: это было понятно даже такому невежде в лекарском деле, как адмиралу его католического величества.
Но что, что могло перепугать бедного мальчишку до такой степени, чтобы он напрочь позабыл о своем неумении плавать и добрался до борта "Энкарнасьона" в рекордно короткий срок?!
- Эстебан, мальчик мой! - воззвал дядя, постаравшись вложить в голос как можно больше родственной теплоты. - Ты слышишь меня, ты понимаешь, что я говорю?
Блуждающие глазки остановились на нем, и в них мелькнуло осмысленное выражение. Веки, правда, захлопали с еще большей силой и частотой.
- Кого ты встретил в лесу? Может быть, хищных зверей? Например, ягуара?
Эстебан на мгновение задумался, потом яростно затряс головой из строны в сторону.
- Нет? Тогда, может быть, дикарей-индейцев? Тоже нет? Значит... Значит, пиратов?
- У-у-ууу! - завыл несчастный, кивая изо всех сил.
- Ах, значит, пираты высадились на берег! И сколько их было? Ты смог сосчитать?
"Боже, какую чушь я спрашиваю! - запоздало спохватился дядя-адмирал. - Он три числа сложить не может, а я..."
- Сто тридцать четыре! Сто тридцать четыре!! Сто тридцать четыре!!! - вдруг завыл племянник, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Что?! Ты хочешь сказать, что сосчитал их с такой точностью?! - адмирал досадливо махнул рукой, и уже хотел уходить, предварительно приказав отнести мальчишку в каюту, но тут Эстебан с ликующим хохотом забормотал:
- На "Энкарнасьоне" - пятьдесят восемь пушек! На "Сальвадоре" - тридцать шесть! На двух фрегатах - сорок! Всего - сто тридцать четыре!
Раздался общий дружный вздох.
- Кто-нибудь, ущипните меня! - простонал бедный дон Мигель.
-------------------------------------
- Волверстон, друг и помощник мой! - воззвал Питер Блад самым торжественным голосом, словно произнося врачебную клятву при получении диплома. - Поверь, я не получаю ни малейшего удовольствия от того, что делаю! И мне очень огорчительно причинять тебе боль. Но что поделаешь, иногда, чтобы выздороветь, надо принимать горькие лекарства...
Он выдержал паузу, затем еще раз приказал пиратам: "держите крепче!" и, наклонив бочонок, начал тонкой струйкой выливать ром за борт.
- Ах, какая жалость, ах, какое кощунство... Вспоминай, дружок, вспоминай! Что случилось на берегу? Ох, а запах-то какой... Продукт качественный, выдержанный...
Многие десятки кадыков синхронно дергались, многие десятки глаз буравили любимого капитана... Если бы взглядом можно было убивать, на месте Блада осталась бы только кучка дымящегося пепла.
- Ну, как, память не улучшилась? - безжалостно продолжал Блад. - Подумай: ведь ром зазря пропадает! Ром!..
Волверстон, что-то хрипло промычав, рванулся вперед, но самые сильные пираты, лично отобранные Бладом, держали его надежно.
- Начал вспоминать? А то уже пара галлонов... того...
Одноглазый крепыш, извиваясь, как удав, завыл:
- Сволочь!
- Уже лучше, но недостаточно! - отрезал Блад, продолжая свое черное дело. - Может, увеличить напор, тогда быстрее вспомнишь?
Единственный глаз Волверстона вспыхнул, подобно падающему метеору:
- Садюга! Урод! Проклятый католик!
- Пожалуй, придется... - тяжело вздохнул Блад и отвернул кран бочонка. Струя хлынула с удвоенной силой.
Дикий крик истязуемого в аду грешника пронесся над палубой "Арабеллы":
- Хватит!!! Вспомнил! Якорь тебе в рот и выбленку в кингстон, кончай переводить продукт!
- Вот уж действительно: "клин клином"! - с уважением прошептал Хагторп. - Медицина, однако...
-----------------------
Дон Мигель, досадливо морщась от боли (один из его офицеров, чересчур буквально восприняв приказ адмирала "Ущипните меня!" не пожалел ни своей дурной силушки, ни филейной части его высокопревосходительства), продолжал расспрашивать племянника. Дело было очень нелегким, поскольку, по закону подлости, сразу после кратковременного прояснения сознания Эстебану опять стало хуже, он мог только издавать нечленораздельные звуки и корчить гримасы.
- Так сколько их было?
- У-у-ууу!!! - завыл Эстебан, разводя руки в стороны до предела.
Он хотел дать понять, что одноглазый верзила, вышедший ему навстречу, был просто огромного роста и очень мощной комплекции. Но дядюшка понял по-своему:
- Много?
- Ы-ы-ыыы!!! - зло прохрипел племянник, досадуя на дядюшкину тупость.
- Очень много? - осторожно уточнил дон Мигель.
- А-а-ааа!!! - племянник от досады начал топать ногами.
- Так сколько, все-таки? Хоть примерно? Десять человек? Двадцать? Пятьдесят? Или... или сто?
- А-а-ааа!!!
- Больше ста? Неужели двести?!
- А-а-ааа!!!
- Триста?!
- А-а-ааа!!!
- Четыреста?! - еле вымолвил дон Мигель.
- Создатель, спаси и сохрани! - торопливо перекрестился ущипнувший его офицер.
- А-а-ааа!!! - Эстебан был уже на грани истерики.
- Боже милостивый! Неужели пятьсот?!
- Богородица, пречистая дева, помилуй нас, грешных... - забормотали остальные офицеры нестройным хором.
- А-а-ааа!!! - вопль, пронесшийся над палубой "Энкарнасьона", заставил бы содрогнуться даже человека с железными нервами.
- ШЕСТЬСОТ?! - простонал дон Мигель, близкий к потере сознания.
Эстебан, потерявший над собой контроль, разразился визгливым, истеричным смехом, попеременно подмигивая всем офицерам дядюшкиного флагмана.
- Унесите бедного парня в каюту и приставьте к нему лекаря! - приказал дон Мигель. - А теперь, сеньоры, нам надо найти ответ на животрепещущий вопрос: какой идиот утверждал, что пиратов не больше трехсот человек?! Парень повстречал в лесу минимум вдвое большее количество!
- Ваше высокопревосходительство... - неуверенно произнес один из офицеров. - А, может быть, дон Эстебан... э-э-э... был не совсем... Ну, я имею в виду - ошибся при подсчете?
- Если и ошибся, то, думаю, несильно! - отрезал адмирал. - Он, по крайней мере, способен точно подсчитать количество пушек на наших кораблях! В отличие от... э-э-э... некоторых сеньоров.
"Некоторые сеньоры", густо покраснев, потупились.
- Значит, нам солгал Каузак? - предположил другой офицер. - Ведь он утверждал, что пиратов всего около трехсот, и что они хотят предпринять брандерную атаку на наш флагман! Но с какой целью он врал?
- Негодяй сбивал нас с толку! - нахмурился адмирал. - Он хотел, чтобы мы поверили, будто пираты пойдут на прорыв по воде, в надежде вывести из строя "Энкарнасьон", и потом как-нибудь прорваться мимо форта, а на самом деле...
- Они будут штурмовать форт с суши! - выдохнул офицер.
- Вот именно! А потом, захватив его, нацелят тяжелые орудия на нашу эскадру, чтобы она оказалась под перекрестным огнем с двух сторон! Поистине, прекрасный план!
- Этот Блад - сущий дьявол! - трясущимися губами прошептал еще один офицер. - Как его люди преданы ему! Ладно еще Каузак - он мало чем рисковал, но его посланец, который явился с донесением... Хоть он и злодей, и еретик, но такая преданность своему вожаку заслуживает уважения!
- Совершенно верно! - кивнул его сосед. - Человек, проявивший такую храбрость и верность долгу - пусть ошибочному и даже извращенному - заслуживает почетной смерти от свинца и пороха.* Предлагаю расстрелять его, а не вешать!
- Сеньоры, сеньоры! - покачал головой дон Мигель. - Убавьте свой пыл! Как минимум, сначала надо допросить его. И как следует!
- То есть, прибегнуть к пытке? - оживившись, поинтересовался тот самый офицер, который оставил синяк на адмиральском седалище.
"Да, болван! К пытке через щипки и щекотку!" - хотелось рявкнуть дону Мигелю.
- Мы не варвары, - усмехнувшись, произнес адмирал. - Не будем уподобляться еретикам... Я развяжу ему язык более гуманным способом... Эй, несите-ка бочонок лучшего, отборного хереса!
Лица почтенных донов вытянулись от изумления и зависти.
---------------------------
* - полагаю, душа Ярослава Гашека не рассердится... Очень уж подошла к месту эта фраза из "Бравого солдата Швейка"!
---------------------------
- Гад! Сволочь! Проклятый ирландец! - всхлипывал Волверстон, прижав к груди частично опорожненный бочонок рома. - Чтоб тебе пусто было, чтобы...
Он поперхнулся на полуслове, видя, как Бенджамен - слуга Блада - весело улыбаясь во все свои 32 ослепительно белых зуба, поднимается с канонирской палубы, держа в руках посудину, где плескалась жидкость, очень похожая на тот самый ром.
- Ничего не пролил? - улыбнувшись, осведомился Блад.
- Обижаете, маса капитан! Разве я какой-нибудь чернокожий язычник, чтобы лить в воду такую драгоценность? Как приказали, высунулся из пушечного порта, подставил посудину точно под кран бочонка...
По палубе "Арабеллы" снова пронесся общий потрясенный вздох - но в нем уже вместо негодования и потрясения отчетливо различался восторг.
- Ну, медицина, блин! - выразил общее настроение Хагторп, добавив еще несколько слов, которые здесь привести решительно невозможно.
Одноглазый гигант несколько раз беззвучно открыл и раскрыл рот, переводя взгляд с Бенджамена на Блада, потом, судорожно всхлипнув, зашелся в приступе истеричного хохота.
- И ирландец ты, и гад! - еле-еле проговорил он, немного успокоившись.
- А ты отныне - "гроза ягуаров", - отозвался капитан "Арабеллы". - Рад видеть, что разум вернулся в твою башку. Теперь, может быть, ты расскажешь, что тебя так перепугало? Ну, кроме несчастной пятнистой кисы, подвернувшейся тебе под горячую руку...
Волверстон, посуровев, скрипнул зубами:
- Питер, эти испанцы... Я их и раньше терпеть не мог, а теперь просто ненавижу! Взорву их к такой-то испанской мамаше! Где мой брандер? Еще не готов?! Так что же вы ждете, бездельники?! За работу, живо!!!
-------------------------------------
Дон Эстебан метался по койке, судорожно дергаясь, скрежеща зубами и что-то выкрикивая. Перед его мысленным взором стояла отвратительная одноглазая рожа и плотоядно причмокивала толстыми, чувственными губами. Впечатлительному подростку было очень страшно и очень противно.
---
Волверстон, зловеще щуря единственный глаз, придирчиво осматривал бочонки и мешочки с порохом, проверяя, до отказа ли они заполнены, и крепко ли вставлены фитили. Губы старого морского волка (вовсе не толстые и не такие уж чувственные) кривились в нехорошей ухмылке, предвещавшей кое-кому немалые приключения на то место, которым садятся...
Волверстону было очень плохо (в душевном смысле, конечно, а не в телесном). Так облажаться на старости лет! (Вообще-то ему только-только стукнуло сорок, но разыгравшийся внутренний голос попросту проигнорировал этот факт). Гроза ягуаров, блин! Можно представить, что будут говорить на Тортуге! А все из-за чего, точнее, из-за кого?! Вспомнив паршивого испанского мальчишку с блудливой улыбочкой и масляными подмигивающими глазками, он сплюнул с омерзением. О времена, о нравы!
"Подожди, недолго осталось... - с холодным ожесточением думал он. - Я тебя, молокосос поганый, так удовлетворю - мало не покажется! Вместе с твоим "Энкарнасьоном", дядюшкой Мигелем и прочей испанской сволочью! Всех разом!!!"
Волверстону тоже было очень противно, но совсем не страшно.
---
"Дядюшка Мигель", с великим трудом одолевая омерзение, продолжал потчевать отборным испанским хересом потенциального висельника французского розлива.
"Как в него столько помещается?!" - изумлялся и негодовал он, из последних сил заставляя себя улыбаться, называя пирата бравым молодцом и как бы между делом задавая вопросы: так сколько людей сошло на берег, сотня, или все шестьсот? а с какой целью - просто размять ноги, или поохотиться? а если на охоту, то с каким оружием - только с мушкетами, или еще и пушки прихватили? а пушки для нападения на форт, не так ли? а дон Каузак ничего не передавал устно, в придачу к этому письму?
Ему было очень противно, и в то же время - немного страшно. Поскольку оправдывались самые худшие ожидания.
---
Неизвестный француз, имя которого осталось тайной, в этот день искренне любил весь род людской, прежде всего - добрейшего и великодушнейшего монсеньора, устроившего ему такое райское блаженство! Эх, еще бы красотку побойчее и посговорчивее... но не будем гневить судьбу, требуя слишком многого. И без того повезло!
Он с неописуемым блаженством смаковал восхитительный напиток, недоумевая, почему про испанцев так плохо говорят. Разве плохие люди поднесли бы ему целый бочонок замечательного вина?! Ой, хорошо-то как... Язык, правда, давно заплетается, палуба игриво танцует перед глазами, а мысли мечутся, словно табун перепуганных лошадей, но это же мелочи... Какой хороший человек, этот месье... или как его там... Разве такого человека можно огорчать?! Пусть услышит все, что хочет... Кто там сошел на берег... на какой берег, правда, неясно, но разве это важно? Раз ему надо, чтобы сошли - значит, сойдут... Сто человек - так сто, шестьсот - так шестьсот... Еще раз ваше здоровье, месье... или как вас там... благодетель... С оружием? Мон дье, с каким... ах, с пушками? Да на здоровье, пускай с пушками... Да, целых два десятка пушек! Что? На охоту или штурмовать форт... дьябле, ну какой там форт, когда так хорошо и сколько угодно хереса... Да, месье, да, именно на охоту! Будут охотиться на форт!!! Ха-ха-ха, не правда ли, остроумно? Ночью, конечно же, этой ночью, кто же охотится на форты днем... Еще раз ваше здоровье...
Ему было совсем не страшно и не противно. Наоборот!
---
Каузак метался по капитанской каюте "Ла Фудр", темпераментно выражаясь и поминая родословную невесть где застрявшего болвана посланника. Неужели так трудно - доплыть до испанцев, передать письмо и вернуться обратно? А вдруг посланца перехватили? Вдруг письмо попало к Бладу?!
Ему было страшно, но ничуть не противно, поскольку если он и слышал про угрызения совести, то только в далеком детстве и самым краем уха.
---
Капитан Блад с тяжелым вздохом еще раз начертал слово "Арабелла" на листе бумаги. Потом, будто негодуя на себя, нахмурился и скомкал лист.
Нельзя раскисать перед сражением! Вот если все пройдет, как задумано.... Его слава прогремит по всему Карибскому морю, и тогда она...
А что она? Наверняка подумает, что он такой же вор и пират, как все остальные!!! Разве что удачливее.
Ох, женщины, женщины... Ну, за каким, спрашивается, чертом праматери Еве так приспичило отведать именно этого плода именно с этого дерева?!
"Из вредности!" - ехидно прошептал внутренний голос. Но на душе от этого легче не стало.
- Люби не то, что хочется любить, а то, что можешь, то, чем обладаешь! - в отчаянии продекламировал Блад. Но даже любимый Гораций не принес утешения...
"Напиться, что ли, или морду кому-то набить?!" - мелькнула совсем уж шальная мысль, но он тут же прогнал ее. Незачем уподобляться Волверстону...
Губы капитана скривила добрая улыбка. Ах, одноглазый черт со стальной глоткой! Пускай, пускай нежится в лучах славы: шутка ли, матерого ягуара голыми руками! Опытного врача не обманешь: хищник не был задушен, он умер от разрыва сердца. Так подействовал дикий вопль, испущенный отнюдь не самцом обезьяны-ревуна... Но, конечно же, об этом никто не узнает: незачем позорить героя, да еще накануне прорыва...
Если удастся сжечь "Энкарнасьон" - полдела будет сделано. С остальными кораблями сладить нетрудно. Два полных бортовых залпа по "Сальвадору", потом - взять на абордаж фрегаты... А вот как быть с фортом? Его-то на абордаж не возьмешь! И пушки надежно перекрывают выход из залива.
А, ладно! Не все сразу. Что-нибудь придумаем!
Капитану Бладу не было ни страшно, ни противно. Ему было грустно. Причину грусти звали Арабеллой.
--------------------------------------------------------------
(Из дневника Джереми Питта).
"Тьфу, пропасть, как медленно тянется время! Правильно говорят: ожидание хуже всего.
Хорошая новость: от нас свалил Каузак. Сначала к нему возвратился из самоволки какой-то французик, от которого на десять шагов вокруг разило особо изысканным перегаром (интересно, где он так налакался, и чем именно?), потом капитан "Ла Фудр", прибыв к Бладу, устроил самую настоящую истерику (только из уважения к м-ль Люсьен и мисс Арабелле воздерживаюсь от слова "бабскую"). Мол, если не примем предложений этого старого хрыча дона Мигеля, то все пропало и нас всех или подвесят сушиться на солнышке, или заживо зажарят. У Питера тоже есть нервы, поэтому он в конце концов не выдержал и заявил: "Возьми шлюп и убирайся к дьяволу!" И что вы думаете? Взял и убрался... скотина мердская! И сразу стало легче дышать, и в прямом, и в переносном смысле (того, с перегаром, он тоже прихватил с собой). Большая часть экипажа "Ла Фудр" послала его куда подальше и осталась с нами. От их корабля с наспех залатанным днищем, увы, толку немного (благодаря тому же идиоту Каузаку, посадившему его на мель посреди озера!), так что французиков перевели на "Арабеллу" и "Элизабет", примерно поровну. Придется как-то терпеть их присутствие, дикарские привычки, ужасный язык и все прочее... Слава Богу, хоть лягушек жрать на наших глазах не будут!
Ладно, Господь велит быть снисходительными к ближним своим. В конце концов, бедняги же не виноваты, что им не повезло родиться англичанами! Вот Питер - ирландец, а я его так люблю... В переносном смысле, естественно, не подумайте чего дурного! И м-ль Люсьен - француженка, а я ее тоже так люблю (увы, пока только на расстоянии, ну до чего же неприступная, всю душу вымотала!) Интересно, когда явлюсь с богатой добычей, как она себя поведет?
Если только явлюсь... О Господи, поскорее бы закатилось солнце! Ах, уже закатилось? Тогда поскорее бы настала полночь!
Брандер Волверстона полностью готов. Одноглазый герой расхаживает по нему с видом одного из Горациев, защищающих тот самый мост, о котором любит рассказывать Питер. Вот только бормочет что-то совсем не подобающее герою, непрерывно поминая какого-то смазливого сопляка и ударяясь в самую извращенную фантазию! Ох, Волвик, Волвик, бурная у тебя была молодость, судя по всему... (Ладно, Бог милостив, простит). Отобранная команда на брандере (приняла для храбрости двойную порцию рома и выторговала тройную долю добычи), видя, что лучше не попадаться капитану под горячую руку, ведет себя тише воды, ниже травы. Не пираты, а прямо благородные девицы какие-то... Девицы... Ох, жесткосердная Люсьен, чтоб тебя... солнышко мое французское...
Ей-Богу, ожидание становится совершенно невыносимым! Пожалуй, приму и я порцию рома... Ох, хорошо-то как пошла... Еще одну! Наплевать, что против правил.
Лучше, ей-Богу, лучше! Пожалуй, еще немного не повредит...
---------
А Питер целый день был печален и хмур. Кто-то думает, что из страха перед испанцами... Вот дураки! Из-за баб все! Из-за баб! Уж мне ли не знать! Что Люсьен, что Арабелла...
Как же они, стервы, нас мучают! Выпью, пожалуй, еще немного... За них, окаянных и любимых, за кого же еще... Чтобы были поумнее и посговорчивее!..
Ой, блин, уже полночь! Как время-то пролетело... Скоро в своей "рейд смерти" отправится Волверстон. Пойду, пожелаю удачи... Может, в последний раз видимся.
Вот интересно: если погибнем здесь, у выхода из Маракоибского залива, Люсьен прольет хоть одну слезинку?!
Ни хрена себе! Я что, сам разревелся?! Всю страницу испортил, повсюду кляксы... Стыдобища-то какая!
Вот до чего чертовы бабы нас доводят! Пороть их надо! Пороть!!!
Прости, Питер, но и твою Арабеллу - тоже!!!
---------------------------------
Дон Эстебан с наслаждением втянул прохладный предрассветный воздух. Как и утверждал доктор, на палубе сразу стало легче. Назойливые кошмары отступили, и - слава Богу! - та противная одноглазая рожа с причмокивающими губами перестала маячить перед его мысленным взором.
Сзади, со стороны форта, "запиравшего" выход из залива, доносились какие-то странные звуки: как будто целая куча людей трудилась изо всех сил, не получая ни малейшего удовольствия от своей работы. Непрерывные упоминания Богоматери и всех святых, причем отнюдь не в благочестивом контексте, не оставляли в том сомнения.
- Что там происходит? - спросил Эстебан у дежурного офицера.
- По приказу его высокопревосходительства, вашего дяди, перетаскивают орудия на новую позицию!
- На новую позицию? Но... зачем?
- Чтобы отразить атаку проклятых пиратов со стороны суши!
- Со стороны суши?! - у парня все смешалось в голове. Пират - это же морской разбойник, а море - это вода... Какого же черта они вылезут на сушу?! Он хотел задать уточняющий вопрос, но постеснялся: еще засмеют... В конце концов, его дядюшка - адмирал, а на такую должность дурака не назначат! Ему виднее. Может, злодеи действительно захотят напасть со стороны берега...
Богатое воображение дона Эстебана снова заработало на полных оборотах. Вот толпы разбойников, бесшумно крадущихся в темноте, стекаются к берегу прямо напротив форта, таща с собой лодки. Вот их предводитель - естественно, мерзкий одноглазый громила! - подает знак к штурму, и пираты, бесшумно погружая весла в воду, устремляются к цели. Они торжествуют, думая, что застали испанцев врасплох, но тут ночную мглу прорезают вспышки орудийных залпов...
С трудом оторвавшись от неописуемо соблазнительного зрелища - одноглазого мерзавца, разорванного добрым зарядом картечи на множество кусочков - Эстебан перевел взгляд на какой-то смутно чернеющий в темноте предмет, приближающийся к борту "Энкарнасьона".
- Э-э-эээ... - неуверенно промямлил он, вытянув руку.
- Что такое? - повернулся к нему дежурный офицер.
- А-а-ааа! - прохрипел Эстебан, потому, что темноту прорезала вспышка факела, осветившего ту самую мерзкую одноглазую харю. Проклятый негодяй никак не желал оставлять его в покое, он снова явился по его душу!!!
Несчастный парень, чувствуя, как по спине заструился ледяной пот, а волосы встали дыбом, принялся часто-часто подмигивать. Его лицо растянулось в призывно-жутковатой усмешке, которую с большого расстояния и при плохом освещении, пожалуй, можно было принять за страстную улыбку.
---
Волверстон, во всяком случае, принял.
Взревев, как бык, лишаемый естества без наркоза, одноглазый пират начал носиться по палубе, поджигая фитили у бочек и мешочков с порохом. Причем с такой скоростью, что все пули, торопливо выпущенные сбежавшимися на верхнюю палубу "Энкарнасьона" испанцами, пролетали мимо.
Уста старого морского волка изрыгали такие сочные и подробные определения, касающиеся всех сынов знойной Кастилии вообще, и одного конкретного молокососа-извращенца в частности, что команда брандера, временно позабыв о смертельном риске, слушала их с раскрытыми ртами, как зачарованная...
---
- Кажется, в него попали! - ахнул Джереми Питт, стоя рядом с Бладом на палубе "Арабеллы". - Погляди, как скачет! Ну, что твой необъезженный жеребец!
- Как бы там ни было, отступать поздно, - вздохнул Блад. - Будем надеяться, что брандер дойдет до цели!
---
Брандер дошел. Без Волверстона и прочей его команды - они успели прыгнуть в воду и поплыли прочь с такой скоростью, будто за ними неслась стая пираний.
Смола, смешанная с серой и паклей, горела неописуемо мощным и жарким пламенем, а в придачу к этому каждые несколько секунд взрывался новый бочонок с порохом. Бушующие языки огня лизали борт "Энкарнасьона", а летящие искры прожигали паруса, только чудом еще не вспыхнувшие. Храбрецы, вооружившись пожарными баграми, тщетно пытались оттолкнуть брандер от своего корабля: выдержать адское пекло пожара не удавалось никому, почти сразу же они или отскакивали назад, или падали и корчились, вдохнув обжигающе горячий воздух. Флагман испанской эскадры был обречен.
"Арабелла" полным ходом миновала гибнущий гигант, приближаяcь к "Сальвадору", и Блад успел вежливо помахать рукой дону Мигелю, выскочившему на корму "Энкарнасьона". Задыхаясь от жара, бессильного бешенства и позора, адмирал ответил длинной эмоциональной фразой, в которой цензурными были только слово "мать", а также междометия, предлоги и союзы...
--------------------------
Из дневника Джереми Питта.
"Все прошло как по маслу! Может, Питер действительно любимец судьбы?
Старина Волвик проделал свою работу просто блестяще. И не получил при этом ни царапины! Как и все его люди. Их подобрала шлюпка, спущенная с "Элизабет".
"Энкарнасьон" спалили, "Сальвадору" влепили два бортовых залпа: по палубе и в корпус. Потом взяли на абордаж оба фрегата... Нет, не подумайте плохого, мы же не варвары! Кого-то, ясное дело, покрошили, а в основном испанцы просто попрыгали в воду и поплыли к берегу (благо, до него было недалеко). А если кто утоп по дороге - это уже не наша печаль.
Но главное - прошли мимо форта, будто его и не было вовсе! Не раздалось ни единого выстрела! Что случилось с католиками, не берусь судить. То ли перетрусили до мокрых штанов, увидев, как мы разделали их эскадру, то ли в полном составе ума лишились... Второй вариант кажется мне более правдоподобным. Судя по тому, какая громкая и грубая ругань доносилась из форта. Особенно часто звучало слово "пушки" с самыми нецензурными эквивалентами. А также упоминался какой-то идиот, которому вдруг приспичило заняться с этими самыми пушками любовью в самой извращенной форме...
Интересно, что бы все это значило?
В общем, вырвались из ловушки живыми, здоровыми, и с добычей! Да еще прихватив два отличных двадцатипушечных фрегата!!!
---
Ой, соврал: фрегатов-то теперь три!
Это просто умора: на нас наткнулся идущий полным ходом испанский корабль! Спешил на подмогу к дону Мигелю... Нет, вы не подумайте чего плохого: испанцам даже плыть к берегу не пришлось, мы им дали шлюпку.
Но самый-то смех - в трюме фрегата обнаружились пленные! И среди них - Каузак! Кто не видел его рожу, когда он выполз на палубу - много потерял. А кто не слышал, как его ругали французики, которых он подбил сбежать от Блада - тот не знает, что такое ругань...
Что же, сами виноваты: не фиг бросать товарищей в беде! Теперь кукиш им, а не доля в добыче. Пусть скажут спасибо, что бесплатно на Тортугу везем.
А Блад все-таки гений!
Ну, малышка Люсьен, что теперь скажешь?"
------------------------------------
Из передовицы "Тортугского вестника":
"Вчера прославленный рыцарь морей П.Блад вернулся из своей очередной экспедиции. Если хоть половина слухов, распространяемых о ней, соответствует истине, то это просто что-то невероятное! Нашей газете удалось взять эксклюзивное интервью у небезызвестного Н.Волверстона. Храбрый и верный сподвижник капитана Блада подробно и откровенно ответил на все вопросы нашего корреспондента, поначалу, правда, сам задав ему странный вопрос: не страдает ли тот нервным тиком или какой-то другой разновидностью подмигивания, и как относится к прекрасному полу. Полный текст интервью - в завтрашнем номере "Тортугского вестника". Оставайтесь с нами!"
-
Приокский Дракон
- Вышел из медика и назад не вернулся. Занимается бладством.
- Posts in topic: 5
- Сообщения: 3751
- Зарегистрирован: 18 янв 2016, 19:42
Карибские страсти, или по следам капитана Блада (измененный вариант "Бладианы")
----------------------------------------------------------------------------------------------
Сгорбленный, постаревший человек, в котором трудно было опознать прежнего молодцеватого адмирала дона Мигеля де Эспиносу, с опаской косясь на вице-короля, восседавшего за массивным столом, договорил:
- Вот так все и случилось, ваше высочество... Я понимаю, что моя вина безмерна, и не жду никаких снисхождений. Я могу искупить ее лишь кровью, в бою, хоть рядовым матросом.
"А вдруг в самом деле разжалует в рядовые?!" - мелькнула всполошенная мысль. Адмирал готов был прикусить свой болтливый язык.
Вице-король, продолжая осторожными, ласковыми движениями гладить за ушами раскормленного кота пепельно-серого окраса с едва заметным голубоватым отливом, по-хозяйски раскинувшегося на столе, прямо на груде документов, отозвался ехидным, скрипучим голосом:
- Как это замечательно и как легко, почтенный дон! Наделали дел - и в кусты? То есть, в бой рядовым матросом? А кто будет составлять планы борьбы с пиратами?! Кто будет каленым железом выжигать скверну... то есть, уничтожать их базы?! Мы с Педро?! - он кивком головы указал на кота.
Педро, свирепо фыркнув, поднял голову, уставившись на дона Мигеля немигающим взглядом янтарно-желтых глаз, в которых несчастный адмирал прочел все, что мог бы высказать холеный пресыщенный аристократ жалкому плебею, посмевшему обременить его своими плебейскими проблемами и обязанностями. Посчитав, что презрение выражено в достаточной степени, котяра занял прежнее положение.
"И тут Педро... - с тоскливым бессильным бешенством подумал дон Мигель, который к тому же очень не любил кошек. - Хвала Создателю, хоть не Сангре, а то придушил бы своими руками! Даже если за это точно разжаловали бы..."
- Чтобы идти на абордаж, большого ума не надо! - продолжал вице-король, по-прежнему поглаживая зверюгу за ушами. - А вот для того, что я назвал, нужна голова! Вам понятно? Голова!
- Понятно, ваше высочество... - пробормотал дон Мигель, изо всех сил изображая почтительную робость и скрывая ликование: разжалования в рядовые не будет.
- Хорошо, если понятно... Поскольку ваше поведение в Маракоибо заставляет серьезно усомниться в том, что у вас вообще есть голова! Ну, вот скажите, ради ран Христовых... - набожный вице-король перекрестился, - какого черта.... прости, Господи! - он снова осенил себя крестным знамением - вам понадобилось перетаскивать эти чертовы... ой! - вельможа сотворил третье крестное знамение - эти проклятые пушки... Уа-а-ааа!!!
Он дико взвыл, потому, что Педро, который пришел в ярость из-за преступной халатности хозяина - подумать только, трижды прекратить поглаживание, наглость-то какая! - пнул его по руке двумя лапами сразу, до отказа выпустив при этом когти...
Дон Мигель замер, как статуя, боясь даже представить, что сейчас сделает вспыльчивый вице-король с бесстыжим зверюгой. Будет ли достаточно тех пыток, которые были перечислены в знаменитом "Молоте ведьм", или придумает что-то особенное, специфическое, с учетом кошачьих размеров и анатомии.
"Интересно, его уже кастрировали, или еще нет?" - мелькнула вдруг мысль.
- Бедненький мой, разнервничался! - заохал пострадавший вельможа, торопливо облизав оцарапанную ладонь и снова поглаживая кота за ушами. - Идите, идите, почтенный дон, вы же видите, маленькому не нравятся посторонние! Прости, малыш, папочка отвлекся, папочка нехороший....
"Малыш" громко фыркнул, всем своим видом показывая, что для уличного помоечника таких извинений "папочки" было бы достаточно, а для него - точно нет.
Адмирал, с трудом сдерживая брезгливую гримасу, четко повернулся через левое плечо и направился строевым шагом к двери.
- Тише, тише! - донесся всполошенный шепот. - Ишь, растопались, будто на плацу! Маленького испугаете!
Дон Мигель, скрипнув зубами, зашагал на цыпочках. Ему впервые пришла в голову мысль, что святые отцы, когда-то сжигавшие черных кошек, заподозренных в пособничестве Сатане, поступали не так уж плохо...
"Но ведь этот не черный..." - с сожалением подумал он. И в следующую секунду усмехнулся:
"Ради такого случая - перекрасили бы!"
Уже в дверях его остановил новый шепот вице-короля:
- Адмирал, жду вас вечером с подробным планом. Новой эскадры, правда, дать не могу, ее просто нет, к сожалению. А может, и к счастью, не то и она, чего доброго, досталась бы Бладу...
Дон Мигель заскрипел зубами c удвоенной силой. Ему страстно захотелось стать кошкоубийцей.
- Так что вам придется обойтись "Милагросой" и "Идальго", - продолжал вице-король, продолжая поглаживать разнежившегося котяру. - Так, значит, явитесь часов в семь... Да, вот еще что! Вы лучше разбираетесь в здешней кухне и поварах... принесите какой-нибудь местный деликатес, повкуснее. Для меня и моего маленького.
"Маленький", утробно мурлыкнув, зевнул во всю необъятную пасть.
- С-слушаюсь! - пробормотал дон Мигель и выскочил из кабинета, лихорадочно отгоняя соблазнительную мысль: щедро приправить местный "деликатес" каким-нибудь местным же ядом...
--------------------------------------------------
Выбрать какой-нибудь оригинальный деликатес для столь знатного человека - все равно, что ломать голову над вопросом: какой подарок преподнести капризной красавице, у которой и без того есть все, что надо, и что не надо. Особенно, если учесть, что поднесенную снедь должен был оценить и одобрить не только сам вельможа, но и его кот, многократно более капризный и избалованный. И одному Богу (точнее, Сатане) известно: не страдают ли оба этих зас... пардон, сеньора несварением желудка, как относятся к острым специям, и что предпочитают: телятину, баранину, свинину или дичь.
Адмирал, не доверив адъютанту столь важную миссию, лично направился в мясные ряды рынка, вогнав в шоковое состояние не только торговцев, то и покупателей.
- Похоже, бедолагу и впрямь разжаловали... - донесся сзади сочувственный шепоток, что отнюдь не прибавило настроения дону Мигелю.
- А не фиг было браться не за свое дело! Блад ему не по зубам! - ехидно отозвалась какая-то сволочь, и адмирал только чудом удержался от выхватывания шпаги.
"Спокойно, спокойно... - твердил он себе, стиснув зубы. - Благородный дон должен с достоинством встречать не только удачи, но и удары судьбы..."
Он шел по рядам, чувствуя себя мальчишкой, впервые попавшим в кондитерскую лавку. Глаза разбегались, умопомрачительные ароматы шибали в нос, вызывая головокружение и прилив слюны, мозги отчаянно скрипели, мучаясь над одним-единственным вопросом: что выбрать?!
- Э-э-э... - растерянно промямлил несчастный, остановившись перед торговкой, показавшейся ему приличной с виду. - Почтенная... - адмирал замялся, прикидывая, как ему обращаться к этой женщине. Сеньора? А вдруг она не замужем? Сеньорита? А вдруг замужем? И так, и эдак - конфуз выйдет, однозначно...
- Что угодно сиятельному сеньору? - расплылась в улыбке смуглолицая дамочка, чуть не обалдев от такой привалившей удачи. - У меня есть все, что захочет благородный сеньор! Вам стоит только пожелать!
- Э-э-э... - дон Мигель растерянно переминался с ноги на ногу. Ну, как объяснить, что ты желаешь, когда ты и понятия об этом не имеешь!
- Может быть, окорок по-буканьерски? - тараторила дамочка, завлекательно улыбаясь. - Или говяжий рулет "Мечта флибустьера"? А вот - специально для почтеннейшего дона - последний писк модной кулинарии, отбивные из телятины, нашпигованной копченым салом и пряностями, называются: "Удачи капитана Блада"... Ой! Караул!!!
Взревев, как попавший в капкан медведь, адмирал все-таки выхватил шпагу, ярко сверкнувшую в лучах карибского солнца. Глупая баба спаслась, с поразительным проворством нырнув под прилавок, поэтому дону Мигелю для успокоения душевного оставалось только покромсать на порционные куски разложенные мясопродукты, что он и проделал с большой охотой.
- Вот тебе "Удачи Блада!" Вот тебе его "Одиссея!" - приговаривал он, взмахивая своим кулинарным орудием.
Потом, немного успокоившись и воровато осмотревшись по сторонам (рынок опустел как по мановению волшебной палочки, продавцы с покупателями попрятались, чтобы не попасть под горячую руку разгневанному дону), он проворно сцапал несколько уцелевших "Удач...", выглядевших и пахнущих очень аппетитно, и направился к выходу. На полпути, устыдившись и вспомнив, что он как-никак родовитый дон и адмирал, и негоже уподобляться презренному вору, дон Мигель рявкнул хорошо поставленным командирским голосом:
- Конфисковано в пользу его католического величества!
------------------------------------------------
Ровно в семь часов вечера адмирал торжественно вступил в кабинет вице-короля, держа под мышкой папку с документами, а в руках - серебряное блюдо с "Удачами капитана Блада". Упоительно вкусный аромат, мгновенно заполнивший помещение, заставил Педро поднять голову и заинтересованно фыркнуть.
- Ну-ка, ну-ка... - оживился его хозяин. - Пахнет отменно!
- Осмелюсь доложить, - начал ободренный адмирал, - я не имею чести знать, каковы вкусы вашего высочества и до какой степени требовалось зажарить мясо! Полагаю, ваше высочество отдаст необходимые указания повару...
- Разумеется! - благодушно кивнул вельможа. - Но сначала мы угостим моего малютку, он ведь тоже любит вкусненькое... Птенчик мой, ты хочешь отведать свеженького мяса?
"Птенчик", медленно повернув голову и уставившись на хозяина немигающими янтарно-медовыми глазами, вложил в свой взгляд все, что хотел передать человеку, способному задать такой дебильный вопрос. Потом, лениво выгнувшись и зевнув во всю свою необъятную пасть, спрыгнул с рук вице-короля и медленно направился к дону Мигелю.
- Поставьте блюдо на пол, и идите сюда! - распорядился вельможа. - Пока маленький покушает, мы вкратце рассмотрим ваши планы...
- Но, ваше высочество... - растерянно забормотал адмирал. - А если он сож.... то есть, отведает от всех кусков? Коты - они такие ско... в смысле, существа... Может, отложить ему кусок-другой отдельно?
- Отдельно?! - брови вице-короля поползли вверх. - Вы хотите оскорбить моего котика?! Вы... вы намекаете, что я побрезгую кушать после него?!
- Нет, нет, что вы...
- Тогда делайте, что вам говорят!
- С-слушаюсь...
Адмирал, заставив себя умильно улыбаться и сдержать зудящую ногу, которая так и просилась дать пинка наглой твари, исполнил приказ.
- Кушай, маленький! - засюсюкал вельможа тем особенным, ни с чем не сравнимым тоном, каким обращаются только к крохотным младенцам. - Кушай, мое золотце, моя лапочка, мое сокро... Что такое? Почему не кушаешь?
Кот, на морде которого изобразилось подозрение, смешанное с брезгливостью, шумно обнюхал куски мяса, осторожно, самым краешком языка лизнул и скорчил страдальческую мину.
- Кушай, кушай! - упрашивал хозяин.
- Кушай! - поддакнул дон Мигель, с трудом сдерживавший тошноту. - Мясцо первосортное, самое свежее...
Котяра поднял голову и поочередно оглядел мужчин. В презрительном взгляде, которым он наградил дона Мигеля, так и читалось: "Ты кому мозги паришь, фраерюга?!" Взгляд же, устремленный на хозяина, был полон горького разочарования, как у знатока искусства, который, обнаружив после долгих и безуспешных поисков желанный шедевр, вдруг поймал за руку жуликов, пытавшихся подсунуть вместо него дешевую мазню.
- Ты хочешь сказать, что мясо несвежее?! - ужаснулся вице-король.
"По-моему, это даже дебилу ясно", - взглядом просигнализировал котище, решительно отворачиваясь от блюда.
- Но, ваше высочество...- сбивчиво забормотал несчастный дон Мигель, видя, как лицо вельможи багровеет, - этого не может быть! Мясо свежайшее, я выбирал лично...
- Значит, по-вашему, он врет?!
- Он ошибается!
- Ошибается? ОШИБАЕТСЯ?! - прошептал потрясенный вице-король, похожий на благочестивого католика, которому вдруг явился дьявол-искуситель. - Знаете что, почтенный дон! Во-первых, у животных нюх гораздо острее, это могли бы знать даже адмиралы его величества. Во-вторых, кое-кто из присутствующих совсем недавно в самом деле ошибся, и ценою этой ошибки, помимо позора и морального ущерба, явилась утрата целой эскадры! В- третьих... А, к дьяволу, прости, Господи! Какой смысл тратить время на человека, который пытается подсунуть своему начальнику испорченный продукт! Ступайте, я вас не задерживаю.
- В-ваше в-высочество... - пролепетал несчастный адмирал, на которого было жалко смотреть. - Но как же... планы...
- Я вам полностью доверяю, - с наждачной вежливостью отчеканил вице-король. - Планы у столь опытного и искусного флотоводца должны быть безупречными, и кто я вообще такой, чтобы в них разбираться?! Так, какой-то чиновник, всего лишь удостоенный доверия нашего монарха... Можете быть уверены: в докладе нашему государю будет отражено все, и самым подробным образом. Ступайте, я мечтаю увидеть вашу спину!..
Проклятый Педро, шестым кошачьим чувством поняв, что сейчас может случиться, благоразумно убрался в сторону, лишив дона Мигеля последней горькой радости: будто бы случайно наступить ему на хвост.
Адмирал шел, не разбирая дороги. Его щеки и уши жарко пылали... примерно так же, как бесчисленные костры, бушевавшие перед его мысленным взором. На этих кострах под улюлюканье и вопли толпы: "Так их, детей Сатаны!" горели кошки всех размеров, цветов и пород... А самый большой костер, куда подкидывал хворост он сам, был разведен, естественно, для негодяя Педро.
---------------------
Вышеупомянутый негодяй почти сразу после описанных событий очень неплохо провел время в компании очаровательной изящной кошечки, которую, не поскупившись, угостил "Удачами капитана Блада". Дамочка с восторгом уплетала деликатес, попутно от души смеясь: очень уж забавным был рассказ кавалера! Да, да, а чему вы удивляетесь? Из того, что кошки не говорят человеческим языком, вовсе не следует, что они вообще не могут говорить!
- М-мууууррр? - осведомилась она. В переводе с "кошачьего" на "человеческий" это примерно означало: "И что же теперь будет с этим беднягой?"
- М-ррррр! - фыркнув, отозвался Педро. Что значило нечто вроде: "А пес его знает! Ничего хорошего".
- Мууууурр??? - огорченно спросила киса, которая, как и положено среднестатистической даме, имела более жалостливое сердце. Она желала получить ответ на вопрос: "А зачем же ты так с ним, ведь мясо-то превосходное?!"
Педро несколько секунд размышлял, не рассердиться ли на даму за назойливость и неуместное любопытство, потом снисходительно-благодушно ответил:
- М-м-ммммрр!
(В кошачьих словарях этот вариант переводится по-разному, от "Ну, не нравился он мне, не нравился!" до "Ну, вот такое я........ существо!")
-----------------------------------------
Дон Мигель не помнил, как добрался до адмиральской каюты на "Милагросе". А ночью ему снились самые дикие кошмары, которые только могли привидеться добропорядочному католику. Непрерывным калейдоскопом мелькали разные страны, города, исторические эпохи и климатические зоны, неизменными оставались лишь действующие лица: он сам, вице-король и мерзавец Педро с янтарно-медовыми глазами. Адмирал просыпался с хриплыми, душераздирающими криками, вгоняющими в ледяной пот матроса-вестового за переборкой, рывком садился на смятой койке и ошалелым взглядом водил вокруг. Убедившись, что ни в койке, ни где-то еще в каюте - хвала Создателю и всем святым! - нет ни вице-короля, ни его отвратительного котяры, он испускал вздох облегчения (так мог бы вздохнуть великомученик, которого временно оставили в покое) и снова забывался тревожным, гадким сном...
Вскочив в очередной раз перед рассветом, он плачущим голосом произнес:
- Нет, это невыносимо!
И стал долго, со вкусом, как это могут делать только испанцы, в национальном характере которых удивительным образом сочетается трогательная любовь к прекрасному и беспредельная кровожадность, перечислять, как он поступил бы с вице-королем и его "маленьким", окажись они в его власти... Фантазия адмирала, и без того богатая, в эти минуты работала на полных оборотах, превзойдя саму себя.
Примерно то же самое шептал за переборкой измученный бессонницей вестовой, только объектами его извращенной фантазии были сам дон Мигель, а также наиболее крупные и агрессивные быки с арен Мадрида и Севильи - вместо вице-короля и его кота...
Немного отведя душу, дон Мигель крепко задумался: как бы в реальности отомстить мерзавцу-вельможе и его проклятой мяукающей твари. Написать донос королю, или того хлеще - в Святую Инквизицию? Дескать, хозяин как-то подозрительно предан своему коту, нет ли здесь дьявольских происков? Нет, рискованно, да и неубедительно... Вот если бы он, паскуда, хотя бы был черным! Может, перекрасить? Так он и дастся! На его вопли сбежится весь дворец, во главе с идиотом хозяином... кстати, у этого двуногого осла скоро день рождения, придется что-то дарить, чтобы не показаться невоспитанным невежей...
Дон Мигель дернулся, словно его кольнули шилом пониже спины.
- Будет тебе подарочек! - ехидно прошептал он. - И твоему "птенчику" тоже! Вы у меня, мерзавцы, попомните, как от свежего мяса морды воротить!!!
Адмирал, на душе которого все пело, со счастливой улыбкой лег и мгновенно заснул. Теперь ему снились сны с теми же действующими лицами (и мордами), но какие приятные!..
-----------------------------------
Бессонную ночь провел и вице-король, заодно поставив на уши весь дворец.
- Мой единственный друг! - всхлипывал вельможа, заламывая руки. – Ну, зачем, зачем ты скушал эту тухлятину! Никогда себе не прощу, что не уследил за тобой!!!
- М-мррррррррррр... - закатив медовые глаза, испустил тяжелый вздох Педро, возлежавший на пуховой подушке хозяина.
- Умоляю, не умирай! Я просто не знаю, что будет со мной без тебя!
- М-мррррррр...
- А этого негодяя, этого придурка, этого ненавистника животных... Я с него просто шкуру спущу!
- М-мрррррр!!! - оживился Педро, из последних сил поднимая голову.
Будь здесь та очаровательная кошечка, на пару с которой он умял эту "тухлятину", она без труда поняла бы, что ее возлюбленный то ли валяет дурака, то ли ломает комедию. Котяра вовсе не находился при последнем издыхании - он очень умело симулировал, наслаждаясь поднявшимся переполохом...
---
- Так ты все понял? - в очередной раз спросил дон Мигель собеседника - подозрительного с виду субъекта на деревянной ноге.
- Не извольте беспокоиться, сеньор! Старый Хуан Аргенто, хвала Создателю, еще в своем уме! Выберу товар - первый сорт!
- И чтобы никто даже краем уха...
- Нет, нет, ни за что на свете! Гореть мне на самой большой адской сковородке, если проболтаюсь, что для вас!
- Хорошо, я тебе верю. Но все же помни: у меня длинные руки и хорошая память...
- Сеньор, старый Хуан Аргенто не забывает добра. Я буду нем, как могила!
"Вот это точно, будешь!" - подумал адмирал, верный давнему надежному принципу: опасных свидетелей не оставлять. Вслух же сказал:
- Ступай! Жду птичку!
------------------------------
К утру зловредный Педро, вняв горячим мольбам своего хозяина - не оставлять его одного в этом ужасном и жестоком мире, и не заставлять облачаться в траур, проливая потоки слез - пошел на поправку. Он уверенно поднимал голову и даже пробовал улыбаться в ответ на вопрос: "Как ты себя чувствуешь, сокровище мое?"
Счастливый вице-король, отчаянно боровшийся с зевотой, лег спать.
"Теперь можно и отметить день рождения... - устало подумал он, проваливаясь в объятия Морфея. - А этого любителя тухлятины и ненавистника животных... Ладно, черт с ним, что возьмешь с дурака..."
Вельможа заснул с усталой, но счастливой улыбкой.
---
Примерно в это время лег спать дон Мигель. Адмирал тоже провел бессонную ночь рядом с "братом меньшим" - только покрытым перьями, а не шерстью. От хохота, терзавшего его несколько часов кряду, до сих пор болел живот.
Старый пройдоха Хуан Аргенто, получив половину обещанной суммы (вторая половина по уговору должна была быть уплачена после дня рождения вице-короля), убрался восвояси вместе с огромным хохлатым попугаем.
- За его безопасность отвечаешь головой! - на всякий случай еще раз предупредил вконец изнемогший от смеха дон Мигель.
------------------------------------------
В назначенный день и час дворец вице-короля сиял, как и положено помещению, где обитает человек, представляющий в Новом Свете особу Его Католического Величества. Все было надраено и вычищено до зеркального блеска; от света множества свечей и канделябров резало глаза, а умопомрачительно вкусные ароматы, доносящиеся из главной залы, где уже был накрыт стол на громадное количество персон, заставляли сглатывать набежавшую слюну даже тех гостей, которые явились сытыми.
Виновник торжества, сидя на почетном месте под испанским флагом, принимал поздравления и подарки. Кому-то из гостей доставался лишь вежливый, официальный кивок вкупе с таким же "благодарю!", кто-то удостаивался теплой улыбки и двух-трех пар столь же теплых слов. Дон Мигель не получил ни того, ни другого; напротив, все гости, присутствовавшие при сем моменте, потом клялись, что шипение Педро и скрежет зубов вице-короля были слышны даже в самом дальнем углу.
Адмирал, коротко, по-военному, поклонившись, торопливо отступил в тот самый угол, мысленно предвкушая, что вскоре произойдет. Лишь бы не подвел старый Хуан Аргенто!
Одноногий не подвел: ровно в назначенное время в зал вступил делегат от низших сословий, неся на вытянутых руках клетку с попугаем. (Само собой, настоящий делегат был перехвачен и напоен до положения риз, а его роль играл ближайший подручный Хуана).
- Ваше высочество! - слегка запинаясь, с заметным смущением, как и подобало человеку его положения в присутствии столь важной особы, произнес он. - Мы сердечно благодарим вас за постоянную, поистине отеческую заботу о своих верных подданных. Зная вашу трогательную любовь к животным – он кивнул в сторону Педро, который наметанным взглядом бывалого охотника оценивал птичку, прикидывая, достаточно ли она вкусная, - податные сословия осмелились преподнести вам в подарок этого красавца-попугая. Да будут ваши дни столь же долгими, сколь и у этих птиц!
В зале раздалось одобрительное шушуканье: хоть и простолюдин, а сумел же польстить вице-королю, дьявол его побери! Всем известно, что крупные попугаи живут очень долго... Многие знатные люди огорченно упрекали себя, что не догадались сделать такой же подарок.
- Сердечно благодарю! - улыбнувшись, кивнул вице-король, вначале слегка опешивший при виде подарка, но потом заметивший реакцию Педро. Что же, его любимцу будет только полезно немного размяться. А птиц он никогда не любил, так что попугая не жалко...
Простолюдин с поклоном водрузил клетку на свободный столик для подарков, указанный ему распорядителем, еще раз поклонился и, пятясь, торопливо покинул помещение.
Пернатый презент обводил огромную залу, полную народа, слегка осоловевшим взглядом. Что не удивило дона Мигеля, знавшего, сколько рома насильно влили в его глотку. "Подарок" был вдребезги пьян, и оставалось лишь уповать на то, что пары алкоголя выветрятся к нужному сроку.
"Боже! - взмолился адмирал со всей страстью, на какую был способен, - сделай так, чтобы он протрезвел!"
Как утверждают святые отцы, Господь всегда внимает искренней молитве. Во всяком случае, призыв дона Мигеля был услышан.
Хохлатый красавец, встрепенувшись, пару раз взъерошил перья и хлопнул крыльями, будто привлекая к себе внимание. Один глаз косил куда-то вбок, другой уставился прямо на важную полную даму, рассматривающую его в лорнет.
- У-ти, к-какая к-красотка! - громким каркающим голосом произнес он на весь зал.
Дама кокетливо заулыбалась, обнажив белоснежные зубы.
- К-ккакие зубки! - тут же прокомментировал "подарок" - Нет, какккие прекррассные зубккки!
Улыбка стала шире, а к клетке подтянулась заинтересованная публика. Раскормленный красавец Педро, почуяв, что перестал быть в центре внимания, недовольно фыркнул, мысленно дав себе слово, что жить "подарку" осталось ровно до ухода последнего гостя.
Вице-король, почуявший недовольство любимца, подумал о том же.
- Скажи еще что-нибудь! - попросила очень довольная дама, смущенно зардевшись.
- Каккие преккрасные зубккии! - охотно откликнулся попугай.
- Он вообще умеет говорить что-то другое? - шепотом спросил соседа какой-то гость.
Попугай тут же удовлетворил его любопытство:
- Каккие преккрассные зубки н-надо им-меть, ч-чтобы н-наесть такккуюю з-задницууу!..
Полная дама, сдавленно ахнув и изменившись в лице, отшатнулась от клетки, будто демон, облитый святой водой. При этом она отдавила сразу обе ноги любопытному гостю. Тот явно не ожидал такого сюрприза, поэтому отреагировал без подобающей благородному кабальеро сдержанности и галантности:
- У-а-ааа!!!
- Н-ну и г-глотка! - с восторгом откликнулся попугай. - П-пррямо с-стояллый бык-кк...
- Кушать подано! - возгласил вошедший из обеденной залы распорядитель.
- Ага, жр-рать будут, ж-жрать! Утр-робы ненассытнные! Прож-жор-рливые изв-вращ-щенццы!
Общий вздох негодования пронесся по помещению. Какой-то пожилой и очень важный дон рванулся к двери, крича, что ни на минуту не останется в доме, где оскорбляют гостей, какая-то дама заткнула уши... Иезуитская улыбка на долю секунды наползла на уста дона Мигеля, но тут же исчезла. Адмирал, приняв вид оскорбленной невинности, стал внимательно разглядывать детали резной лепнины на потолке.
- Кто-нибудь, уберите эту проклятую птицу!!! - возопил вице-король, вскочив с импровизированного трона. Не ожидавший этого Педро полетел на пол и утробно взвыл, громко высказав на кошачьем языке все, что он думает о людях вообще и о хозяине в частности.
Попугай, впервые сфокусировав соосно оба глаза, уставился на разгневанного вельможу с неподдельным интересом:
- П-парни, а эт-то еще что зза с-старый п-пидорррр?
---
Из анонимного доноса в Святую Инквизицию:
"... общеизвестно, что во владениях нашего христианнейшего короля в Новом Свете еще встречаются проявления самых мерзких и извращенных языческих культов, о которых благочестивому католику и говорить-то грешно и позорно. Любой истинно верующий сын нашей святой матери-церкви почитает за долг бороться с ними и беспощадно искоренять. Увы, с глубокой скорбью вынужден доложить, что к числу тайных приверженцев одного из самых мерзких культов, именуемых вуду, относится и человек, втершийся в доверие к нашему монарху и занявший высокую должность вице-короля в Новом Свете. Доказательства этому следующие: уподобившись тайным жрецам вуду, он совершил публичное жертвоприношение, собственноручно порвав на куски... нет, не черного петуха, видимо, за неимением этой птицы, а попугая. При этом он впал в самое настоящее безумие, ибо его ноги тряслись в какой-то дьявольской пляске, на устах пузырилась пена, а сами уста изрыгали столь страшные и мерзкие ругательства, кои решительно невозможно изложить на бумаге: она этого просто не вытерпит. Особо подчеркну, что при этом жертвоприношении присутствовал его кот, являющийся, судя по многочисленным прямым и косвенным уликам, посланцем Сатаны. Враг рода человеческого в своем неистощимом коварстве не придал ему черного окраса, рассчитывая притупить людскую бдительность, но истинного католика не проведешь!
Свидетелями всего вышеизложенного были многие десятки людей, в ужасе и потрясении покинувшие дворец вице-короля, который теперь правильнее будет называть языческим капищем. Молю Святую Инквизицию вмешаться, пока не поздно! Да хранит Господь нашу веру и страну!"
-------------------------------------------
Отправив эту анонимку, довольный жизнью адмирал поспешил поднять на "Милагросе" боевой вымпел и отправился к Наветренному проливу. Интуиция подсказывала ему, что: 1). В ближайшее время на глаза разъяренному вице-королю лучше не попадаться и 2). Негодяй Блад рано или поздно пройдет этим проливом, подставив свой фрегат под бортовой залп "Милагросы". Не может же этому проклятому еретику все время везти, когда-нибудь удача повернется к нему кормой! И вот тогда...
Дон Мигель плотоядно облизнул губы, представляя, что он сделает с Бладом. Картины, мелькающие в его голове, были столь красочными и э-э-э... натуралистическими, что адмирал через некоторое время даже смутился, испытав нечто, похожее на угрызения совести.
- Я вовсе не садист, Господь тому свидетель! - горячо воскликнул он. - Но ведь мой несчастный брат погиб из-за этого негодяя! Он должен быть отомщен, правда, Ларго?
Огромный угольно-черный дог, любимец адмирала, взятый им в этот рейд и мирно дремавший в его каюте возле порога, поднял голову, тупо тараща глаза и стараясь понять, что нужно хозяину и вообще какого черта его потревожили. Не понял, но на всякий случай утвердительно рявкнул:
- Гав!
- Как хорошо, что ты меня понимаешь, - растрогался дон Мигель. - Дорогой мой! Ты в сто... нет, в тысячу... нет, в миллион раз умнее этого поганого Педро! Тьфу, как вообще можно заводить кошек и нянчиться с ними, я вообще не понимаю!
- Гав!! - уже громче и злее подтвердил Ларго, услышавший знакомое слово "кошки", к которым он относился примерно так же, как хозяин.
- Нет, справедливости ради, от них тоже есть польза, - рассуждал дон Мигель, желая оставаться беспристрастным, как и подобало доброму католику. - Например, они ловят мышей и крыс...
- Р-р-ррр... - презрительно фыркнул Ларго, сморщив брыластую морду и всем своим видом демонстрируя, что это не бог весть какая заслуга.
- Но этот паскудник их точно не ловит! - распалившись, нахмурился адмирал. - Бездельник, дармоед, прихлебатель и интриган... Мало мне было неприятностей из-за этого чертова Блада, так еще и от блохастой твари претерпеть пришлось!
- Р-р-ррр!!! - зловеще прорычал дог, глаза которого налились кровью. Знаток собачьего языка без труда перевел бы фразу: "Подай мне эту тварь - разорву и проглочу! С блохами или без них, мне все равно!"
- И вот теперь я в опале!.. И если не поймаю негодяя Блада! - дон Мигель горестно махнул рукой. - Ничего, не пропадем! Ты пойдешь в изгнание со своим хозяином, мой верный друг? Или даже в тюрьму?
- Р-р-рр! - уже не столь агрессивно и с немного другой интонацией проворчап пес. Это следовало понимать так: "Ну, если там будут хорошо кормить, почему бы и нет..."
Неизвестно, сколько бы еще тянулась эта занимательная беседа, но тут за дверью каюты затопали чьи-то сапоги, потом дверь после стука и адмиральского оклика "Войдите!" распахнулась, и на пороге вытянулся в струнку вестовой:
- Ваше высокопревосходительство! На горизонте корабль, идет встречным курсом, под английским флагом!
- Под английским флагом?!
Глаза у его высокопревосходительства вспыхнули тем же нехорошим красным огнем, как и у его любимой собаки пару минут назад.
- Сколько пушек по борту, удалось подсчитать? Хоть примерно? - торопливо добавил дон Мигель, опасаясь услышать очередное натужное: "Э-э-ээээ".
- Осмелюсь доложить, пушечных портов вообще нет! С виду - типичный "купец"!
- Так-так-так... - губы адмирала скривились в хитрой, многообещающей усмешке.
В самом деле, какого черта?! Эти английские собаки с беспримерной наглостью нападают на корабли под испанским флагом, а в Сент-Джеймском дворце разводят руками, изображая невинную Сусанну, застигнутую похотливыми старикашками: "Ничего не знаем, это разбойничают преступники, отщепенцы, которым закон не писан!" Как там говорится в Библии: "Око за око!" Вот теперь пусть в Эскуриале недоуменно пожмут плечами: "Сожалеем, сеньоры, но мы тут абсолютно не при чем..."
- Полным ходом - наперерез! - приказал адмирал. - И приготовить абордажную партию!
---
Все прошло, как по маслу. Резко переложив штурвал, испанцы начали неумолимо сокращать дистанцию с «купцом». Странное дело: англичане и не подумали спасаться бегством, или хотя бы запросить в рупор, что это за корабль и какого черта ему нужно так близко от них - места в море, что ли, мало? Напротив, они радостно махали руками, приветствуя свою приближающуюся беду.
- Надеются, что мы пройдем мимо, - понимающе усмехнулся адмирал, обращаясь к своему капитану дону Луису Эрраре.
- Обратите внимание, сеньор адмирал: корпус корабля явно испанский! - подхватил капитан. - Наверняка был захвачен английскими пиратами, и теперь вынужден ходить под этой тряпкой, - он, презрительно фыркнув, указал на флаг Святого Георга на грот-мачте.
- Ничего, скоро мы поднимем там наше золотисто-алое полотнище... - хищно прищурившись, отчеканил дон Мигель. И, оценив опытным глазом ширину быстро сужавшейся полосы воды между бортами, скомандовал:
- Приступайте, капитан!
- Абордажная партия - товсь!!! - рявкнул сеньор Луис во всю мощь своей кастильской глотки.
Англичане, по-прежнему приветственно махавшие руками, не успели даже опомниться, как в воздухе мелькнуло несколько трехпалых "кошек" - абордажных крючьев. Они с глухим стуком впились в фальшборт "купца", а палуба "Милагросы" вдруг наполнилась людьми, яростно потрясавшими оружием.
Со стороны обалдевших англичан, после некоторой паузы, донесся нестройный хор испуганных голосов, в котором преобладали слова "Пираты!" и "Капитан Блад!" Остальные слова были настолько непечатными, что привести их здесь просто невозможно. Причем - странное дело - произносились они по-испански!
Разъяренному адмиралу, на которого имя заклятого врага произвело примерно такое же впечатление, как на Ларго - презрительно задранный перед самой мордой кошачий хвост, было не до лингвистических тонкостей. Побагровев, он прохрипел:
- На абордаж!
- На абордаж!!! - продублировал бычьим ревом его команду дон Луис.
Корабли стукнулись корпусами, и на палубу "купца" с диким криком, непрерывно поминая Создателя, Богородицу, всех святых угодников и все мыслимые и немыслимые сексуальные извращения, хлынули вооруженные испанцы.
Глубоко набожный дон Мигель в такие минуты предпочитал становиться временно глухим. Ну, что возьмешь с необразованного мужичья?! Потом прочтут лишних десять раз "Отче наш", десять раз "Богородице, дево, радуйся..." и все будет в порядке. Если прочтут, конечно. А не прочтут - их проблемы...
Перетрусившие англичане (все, как один - неестественно смуглые брюнеты) даже не думали сопротивляться. Они подняли руки, трясущимися губами шепча примерно те же самые слова, которые потоком исторгались из глоток атакующих.
Корабль был захвачен в мгновение ока, без единой потери.
К дону Мигелю, ступившему на палубу трофея, подскочил, заискивающе улыбаясь, толстый черноусый коротышка.
- Похоже, их капитан, - шепнул на ухо начальнику дон Луис.
Адмиралу стоило немалого труда скрыть брезгливость. Боже, эти проклятые англичане-еретики уже начинают вырождаться! Куда ни кинь взгляд - ни одного сероглазого шатена! И этот... капитанишка ничем не лучше, жук навозный...
- Май лорд, их бин... то есть, ай гляд ту си ю... - поклонившись адмиралу, забормотал коротышка на какой-то чудовищной тарабарщине, жестоко калеча слух дона Мигеля с трудом узнаваемыми английскими словами. - Ин номине диос... ох, черт... вери гляд... сеньор капитане...тьфу, кэптен Блад...
- Блад?! - зарычал дон Мигель, стиснув рукоять шпаги так, что побелели костяшки. - Где он?!
Коротышка испуганно отшатнулся, а его чересчур смуглое для англичанина лицо посерело.
- Но... - его язык еле ворочался. - Но, сеньор... ю а... Ай донт андестанд... Мадре диос! Разве он - не вы?!
- Кто?! - лицо адмирала, и без того багровое от прихлынувшей крови, стало еще темнее.
- П-Простите... - пролететал несчастный коротышка, в глазах которого плескался панический ужас вперемешку с решительным непониманием происходившего, - с кем я имею честь?.. Уотс ё нэйм, сэр... то есть, сеньор?
- Я - дон Мигель де Эспиноса, адмирал флота его католического величества! А вот вы - мой пленник, и ваш корабль - мой трофей, понятно? Ду ю андестанд? - с издевательской ухмылкой и жутким акцентом произнес испанец.
У коротышки был вид человека, которому без предупреждения свалился на голову мягкий, но довольно увесистый пыльный мешок.
- Вы - испанский адмирал?! О, раны Христовы! Мадре Диос! Каррамба!!! Так какого... Что вы себе позволяете?! Имейте в виду - я буду на вас жаловаться!..
- Жалуйтесь, жалуйтесь... - снисходительно усмехнулся адмирал, переглянувшись с доном Луисом, который расхохотался во всю мощь своей бычьей глотки. - У меня хотя бы хватает смелости действовать от собственного имени! А вы, трусливые и подлые англичанишки, натравливаете на нас своих Морганов, Бладов и прочую сволочь, а потом умываете руки, как Пилат! А вот теперь Испания сыграет роль Пилата! - он величественно выпрямился, окинув коротышку презрительно-торжествующим взглядом победителя. - Теперь она умоет руки и свалит все на меня, когда ваш посол явится в Эскуриал жаловаться на пиратские действия дона Мигеля де Эспиносы!
- Какой посол?! - простонал коротышка, близкий к обмороку.
- Ваш! Английский!
- Наш?!
- Ну, не мой же!..
- Сеньор, кто-то из нас явно сошел с ума! Я - такой же испанец и добрый католик, как вы, мое имя - дон Альфредо Гонсалес, и я капитан этого корабля "Кающаяся Мария Магдалина". Испанского корабля, между прочим! Взятого на абордаж в открытом море доном Мигелем де Эспиноса!!!
- Испанского корабля?! - тупо переспросил адмирал, буравя коротышку нехорошим взглядом. Теперь его лицо быстро серело, в то время, как лицо дона Альфредо, напротив, синхронно багровело, будто кто-то перекачивал кровь из адмиральских вен в его собственные.
Дон Луис был ошарашен не меньше начальника, но опомнился первым:
- Он лжет! Какой же это испанский корабль, когда... - не договорив, он ткнул пальцем в небо, указывая на флаг Святого Георга.
- Ах, вот оно что... - расхохотался дон Альфредо каким-то визгливым, истеричным смешком. - Увы, сеньоры, страх за собственное благополучие, а тем более - за сохранность драгоценного груза, доверенного капитану, иной раз заставляет его творить не слишком благовидные дела. Я знал, что в этих местах действует знаменитый пират Блад, но, поскольку он, как хорошо известно, не нападает на корабли соотечественников, а только на те, которые плывут под испанским флагом...
- Так значит... Значит... - адмирал с выпученными глазами, судорожно глотающий воздух, был похож на рыбу, вытащенную на берег.
- Увы, сеньоры! Поступок, конечно, не вполне достойный истинного кабальеро, но обстоятельства вынуждают! Вот потому-то, когда ваш галеон внезапно напал на нас, мы и подумали, что его захватили английские пираты. А поскольку он как две капли воды похож на "Энкарнасьон", будто бы взятый Бладом в бою у Маракоибо, мне и пришло в голову, что он в этот раз почему-то изменил своим правилам...
- Довольно! - завопил взбешенный дон Мигель, чудом удержавшийся от гораздо более сильного приступа истерического хохота. - Всему виной ваша подлая трусость! Убоявшись пирата, вы подняли на мачте флаг враждебного государства, и тем самым ввели меня в заблуждение! Презренный червяк!
- Нет уж, позвольте! - вспыхнул дон Альфредо. - Может, для адмиралов флота его величества это новость, но сейчас у нас с Англией мир! А потому потрудитесь-ка объяснить, почтеннейший сеньор, какого дьявола вам приспичило нападать на корабль, плывущий хоть и под чужим флагом, но в мирное время?! Почему, тысяча чертей вам в глотку, вы повели себя, как самый настоящий пират?!
Они долго орали друг на друга, яростно вращая глазами и размахивая руками, почти не вникая в смысл слов собеседника, - как это могут делать все южане вообще и испанцы в особенности. Две остолбеневшие команды, как зачарованные, слушали подробные родословные двух почтенных сеньоров, обильно перемежаемые ссылками на Святое Писание, сомнениями в добродетели их матушек, а также терминами: "Хихо де кретино", "Корнуто" и даже "Импотенто"...
Их перепалку прервал могучий, оглушающий рык:
- Мир вам, дети мои!!!
Опешивший адмирал повернулся к дону Луису, чтобы выяснить, какого дьявола он влезает без разрешения, и почему обращается к своему начальнику не по уставу. Но при одном взгляде на обалдевшую физиономию капитана, сразу и без слов понял: он не при чем, здесь есть еще минимум один обладатель такой же луженой бычьей глотки.
Этот человек обнаружился в облике пожилой аббатисы необъятных размеров, приближающейся к ним во главе целой толпы молоденьких монашек. Палуба "Кающейся Марии Магдалины" жалобно визжала, скрипела и прогибалась при каждом шаге матушки. Адмирал невольно прикинул, сколько же должна весить смиренная служительница Господа, и у него чуть волосы не встали дыбом.
- Это и есть тот драгоценный груз, о котором я упоминал, - вполголоса объяснил дону Мигелю немного успокоившийся капитан-испанец.
- Дети мои, - снова загрохотала матушка, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении еще и такой страшной, что дон Мигель, отнюдь не бывший трусом, ощутил нехороший холод в животе и слабость в конечностях, - мне больно слышать, как два христианина оскверняют свои уста столь мерзкими словами! Я уж не говорю о том, какое пагубное влияние они могут оказать на невинных дев, вверенных моему попечению...
"Невинные девы", как по команде, уставились на адмирала, меряя его коллективным, уверенным и оценивающим взглядом. Дон Мигель, отнюдь не бывший монахом, смутился. Он вообще-то привык, чтобы инициатива в общении с дамами исходила от него.
- Э-э-э... - промямлил он. Потом, спохватившись, снял шляпу и отвесил положенный поклон.
- Матушка Дорофея, настоятельница монастыря святой Катарины, - представилась тем же густым басом аббатиса. - А это - мои смиренные послушницы. Милостью Божьей, возвращаемся в свою обитель после паломничества к мощам святого Яго.
"Смиренные послушницы" уже откровенно раздевали адмирала горящими глазами. Дон Мигель внезапно почувствовал себя голым, выставленным на всеобщее обозрение в людном месте.
- Э-э-э... - снова промямлил он, инстинктивно прикрыв шляпой пах и откровенно злясь на себя. Что такое, в самом деле! Взрослый, опытный человек, носит такой чин, а краснеет и смущается, словно глупый подросток!
- Матушка, позвольте объяснить, - пропыхтел дон Альфредо. - Корабль этого сеньора взял нас на абордаж...
- Ах!!! - вскрикнула вдруг аббатиса, чуть не оглушив мужчин и схватившись за то место, где у людей нормальной комплекции полагалось быть сердцу. - Пираты?! Этот сеньор - тот самый капитан Блад?!
- Матушка!!! - взвыл дурным голосом дон Мигель, уязвленный и оскорбленный до глубины своей адмиральской души. - Я...
- Ни слова больше! - раздался оглушающий бас, и бравый адмирал поперхнулся. - Я не осуждаю, сын мой! Кто я такая, чтобы судить ближнего своего? Пусть тот, кто выше людей, сам оценит деяния ваши на весах справедливости! Молю лишь об одном: не трогайте моих девочек, они так святы, чисты и невинны! Я, я сама готова стать жертвой вашей похоти!..
Побагровевший дон Мигель не успел промолвить ни слова, как разразился сущий ад:
- Матушка! - возопила одна "чистая девочка", отталкивая локтями товарок, - не надо! Мы вас слишком ценим и любим, вы нужны нам! Позвольте мне, сестре Долорес, принести эту жертву!
- Заткнись, соплячка! - рявкнула не нее другая "невинная послушница". - Ничего не знаешь и не умеешь, а туда же - поперек матушки в пекло! Сеньор капитан, я, сестра Клеменция, готова искупить первородный грех праматери Евы! Даю слово, вы не пожалеете! Не трогайте матушку, она уже старая и толстая... Ой! То есть, я хотела сказать, она при своих почтенных летах и дородности может просто не пережить...
- Меня, меня возьмите! - прорывалась к ошалевшему дону Мигелю монашка с треугольным постным личиком и блудливыми глазками. - Я, сестра Агнесса, за всех пострадаю!..
- Молча-а-ааа-тттттт-ьььь!!!!!!!!!
Рев строевого командира, от которого шарахнулись бы и кирасирские жеребцы, пронесся над палубой корабля. Все испуганно притихли, инстинктивно приняв стойку "смирно".
- Девочки мои, - выдержав хорошо рассчитанную паузу, промолвила необъятная аббатиса, - от всего сердца благодарю вас за подлинно христианскую готовность к самопожертвованию. Но я не допущу этого! Я здесь главная, мне и принять эту тяжкую ношу. Как сказано в священном Писании - "Аз есмь пастырь, и в ответе за стада свои!" Итак, сеньор капитан...
Она повернулась к дону Мигелю, буквально пожирая его страстным взглядом. Даже ее усики возбужденно встопорщились.
Это было последней каплей. Ошалевший дон Мигель, собрав последние остатки мужества, завопил:
- Отступаем!..
"Отступление" больше походило на паническое бегство. Даже абордажные крючья, засевшие в фальшборте "Кающейся Марии Магдалины", не стали выдергивать - просто обрезали тросы. Дон Мигель, спину которого буравили десятки негодующе-презрительных женских глаз, влетел в свою адмиральскую каюту, торопливо захлопнул дверь, дрожащими пальцами дернул задвижку и, бессильно всхлипнув, повалился прямо на пол - дойти до койки уже не смог.
Ошарашенный Ларго жалобно и недоумевающе рыкнул, будто спрашивая: "Что, уже надо собираться в тюрьму?"
- Дорогой мой... - простонал бедняга, немного придя в себя. - Эти женщины... Всех мук ада не хватит, чтобы покарать их!
Дог скорчил недоумевающую физиономию, проворчав:
- Р-р-рррр....
(Что означало: "Нет, отчего же... Раз в году они очень даже нужны!")
- Меня, адмирала флота его католического величества, обратили в бегство! В бегство!! О Господи, какой позор... Не кланялся пулям, не уворачивался от картечи... А тут!..
- Р-рр! - грозно заворчал Ларго, будто спрашивая: "Враг был слишком силен?"
- Ты бы его видел!!! Точнее - ее... Во сне увидишь - не проснешься!
- Ррр! - опасливо поджал длинный тонкий хвост дог.
- Боже милостивый... - Адмирал, собрав силы, грузно бухнулся на колени и принялся осенять взмокший лоб крестным знамением, - вижу, вижу, что это твоя кара! За мою гордыню, за непотребные желания... Ну, какой из меня пират?! Каждый должен заниматься своим делом! Сапожник - тачать сапоги, пирожник - печь пироги... Адмирал - ловить пиратов! А не наоборот! Спасибо, что вразумил...
Ларго, попытавшись мыслить сообразно хозяину и представив себя раз в году с кошкой, чуть не сплюнул от омерзения.
"Это уж точно, - подумал дог, - с сучкой куда приятнее и безопаснее!»
------------------------------
Дон Луис Эрраре, высунув язык и наморщив лоб от натуги, размышлял над следующей строчкой доноса. Да уж, непростое это дело - будучи образованным и благородным, изображать полуграмотного мужлана! Вроде и ничего особенного, а попробуй-ка! И чтобы мысли были корявыми, и почерк - будто курица лапой...
"А ишшо извищаю ваше высочиство што наш адмирал савсем как есть сбрендил, бистижий паскудник! Среть бела дня ришил абисчестить пачтеную мать абатису, да на глазах всиго экипажу и ее девачик! Ну девачки ладно, они такии жи девачки как я бушприт с утлигарим, па глазам и ужимкам видна, ну так всиму жи надо меру знать! Мы прям ашалели ат такова святататства, да тут хвала Всивышниму манашки такой визг падняли, защищая сваю абатису што дажи наш адмирал смутилси и сбижал, паждав хвост прям как дог иво черный, прости Господи. Толька прикиньти Ваше высочиство какой скандал будит! Па всему миру эта история раслитица до Ево величиства дайдет, што тагда?!.."
Дон Луис довольно кивнул, перечитывая написанное. Вроде неплохо. Вице-король, дабы отвести от себя гнев монарха, просто должен будет принять упреждающие меры...
"Так што малю и саветую убрать этава паскудника куда подале, пинком турнуть с адмиралав да в цепи закавать и на катаргу саслать али ишо куды Вашиму высочивству угодна. А в адмиралы назначить та хотя бы капитана нашива дона Луиса, тот и маряк коть куды и храбрец атменый и истиный католик и Ваше высочиство оченно уважаит!"
---
Дон Луис Эрраре, иезуитски усмехнувшись, бережно сложил письмо, запечатал в грубую оберточную бумагу и написал - все тем же дрожащим, неровным почерком: "Иво высочиству вици-королю Вестиндии в собствиныи руки". Как только корабль вернется в гавань, письмо будет брошено в почтовый ящик для анонимных доносов, специально поставленный у ворот дворца по приказу того же вице-короля. А там посмотрим!
Сгорбленный, постаревший человек, в котором трудно было опознать прежнего молодцеватого адмирала дона Мигеля де Эспиносу, с опаской косясь на вице-короля, восседавшего за массивным столом, договорил:
- Вот так все и случилось, ваше высочество... Я понимаю, что моя вина безмерна, и не жду никаких снисхождений. Я могу искупить ее лишь кровью, в бою, хоть рядовым матросом.
"А вдруг в самом деле разжалует в рядовые?!" - мелькнула всполошенная мысль. Адмирал готов был прикусить свой болтливый язык.
Вице-король, продолжая осторожными, ласковыми движениями гладить за ушами раскормленного кота пепельно-серого окраса с едва заметным голубоватым отливом, по-хозяйски раскинувшегося на столе, прямо на груде документов, отозвался ехидным, скрипучим голосом:
- Как это замечательно и как легко, почтенный дон! Наделали дел - и в кусты? То есть, в бой рядовым матросом? А кто будет составлять планы борьбы с пиратами?! Кто будет каленым железом выжигать скверну... то есть, уничтожать их базы?! Мы с Педро?! - он кивком головы указал на кота.
Педро, свирепо фыркнув, поднял голову, уставившись на дона Мигеля немигающим взглядом янтарно-желтых глаз, в которых несчастный адмирал прочел все, что мог бы высказать холеный пресыщенный аристократ жалкому плебею, посмевшему обременить его своими плебейскими проблемами и обязанностями. Посчитав, что презрение выражено в достаточной степени, котяра занял прежнее положение.
"И тут Педро... - с тоскливым бессильным бешенством подумал дон Мигель, который к тому же очень не любил кошек. - Хвала Создателю, хоть не Сангре, а то придушил бы своими руками! Даже если за это точно разжаловали бы..."
- Чтобы идти на абордаж, большого ума не надо! - продолжал вице-король, по-прежнему поглаживая зверюгу за ушами. - А вот для того, что я назвал, нужна голова! Вам понятно? Голова!
- Понятно, ваше высочество... - пробормотал дон Мигель, изо всех сил изображая почтительную робость и скрывая ликование: разжалования в рядовые не будет.
- Хорошо, если понятно... Поскольку ваше поведение в Маракоибо заставляет серьезно усомниться в том, что у вас вообще есть голова! Ну, вот скажите, ради ран Христовых... - набожный вице-король перекрестился, - какого черта.... прости, Господи! - он снова осенил себя крестным знамением - вам понадобилось перетаскивать эти чертовы... ой! - вельможа сотворил третье крестное знамение - эти проклятые пушки... Уа-а-ааа!!!
Он дико взвыл, потому, что Педро, который пришел в ярость из-за преступной халатности хозяина - подумать только, трижды прекратить поглаживание, наглость-то какая! - пнул его по руке двумя лапами сразу, до отказа выпустив при этом когти...
Дон Мигель замер, как статуя, боясь даже представить, что сейчас сделает вспыльчивый вице-король с бесстыжим зверюгой. Будет ли достаточно тех пыток, которые были перечислены в знаменитом "Молоте ведьм", или придумает что-то особенное, специфическое, с учетом кошачьих размеров и анатомии.
"Интересно, его уже кастрировали, или еще нет?" - мелькнула вдруг мысль.
- Бедненький мой, разнервничался! - заохал пострадавший вельможа, торопливо облизав оцарапанную ладонь и снова поглаживая кота за ушами. - Идите, идите, почтенный дон, вы же видите, маленькому не нравятся посторонние! Прости, малыш, папочка отвлекся, папочка нехороший....
"Малыш" громко фыркнул, всем своим видом показывая, что для уличного помоечника таких извинений "папочки" было бы достаточно, а для него - точно нет.
Адмирал, с трудом сдерживая брезгливую гримасу, четко повернулся через левое плечо и направился строевым шагом к двери.
- Тише, тише! - донесся всполошенный шепот. - Ишь, растопались, будто на плацу! Маленького испугаете!
Дон Мигель, скрипнув зубами, зашагал на цыпочках. Ему впервые пришла в голову мысль, что святые отцы, когда-то сжигавшие черных кошек, заподозренных в пособничестве Сатане, поступали не так уж плохо...
"Но ведь этот не черный..." - с сожалением подумал он. И в следующую секунду усмехнулся:
"Ради такого случая - перекрасили бы!"
Уже в дверях его остановил новый шепот вице-короля:
- Адмирал, жду вас вечером с подробным планом. Новой эскадры, правда, дать не могу, ее просто нет, к сожалению. А может, и к счастью, не то и она, чего доброго, досталась бы Бладу...
Дон Мигель заскрипел зубами c удвоенной силой. Ему страстно захотелось стать кошкоубийцей.
- Так что вам придется обойтись "Милагросой" и "Идальго", - продолжал вице-король, продолжая поглаживать разнежившегося котяру. - Так, значит, явитесь часов в семь... Да, вот еще что! Вы лучше разбираетесь в здешней кухне и поварах... принесите какой-нибудь местный деликатес, повкуснее. Для меня и моего маленького.
"Маленький", утробно мурлыкнув, зевнул во всю необъятную пасть.
- С-слушаюсь! - пробормотал дон Мигель и выскочил из кабинета, лихорадочно отгоняя соблазнительную мысль: щедро приправить местный "деликатес" каким-нибудь местным же ядом...
--------------------------------------------------
Выбрать какой-нибудь оригинальный деликатес для столь знатного человека - все равно, что ломать голову над вопросом: какой подарок преподнести капризной красавице, у которой и без того есть все, что надо, и что не надо. Особенно, если учесть, что поднесенную снедь должен был оценить и одобрить не только сам вельможа, но и его кот, многократно более капризный и избалованный. И одному Богу (точнее, Сатане) известно: не страдают ли оба этих зас... пардон, сеньора несварением желудка, как относятся к острым специям, и что предпочитают: телятину, баранину, свинину или дичь.
Адмирал, не доверив адъютанту столь важную миссию, лично направился в мясные ряды рынка, вогнав в шоковое состояние не только торговцев, то и покупателей.
- Похоже, бедолагу и впрямь разжаловали... - донесся сзади сочувственный шепоток, что отнюдь не прибавило настроения дону Мигелю.
- А не фиг было браться не за свое дело! Блад ему не по зубам! - ехидно отозвалась какая-то сволочь, и адмирал только чудом удержался от выхватывания шпаги.
"Спокойно, спокойно... - твердил он себе, стиснув зубы. - Благородный дон должен с достоинством встречать не только удачи, но и удары судьбы..."
Он шел по рядам, чувствуя себя мальчишкой, впервые попавшим в кондитерскую лавку. Глаза разбегались, умопомрачительные ароматы шибали в нос, вызывая головокружение и прилив слюны, мозги отчаянно скрипели, мучаясь над одним-единственным вопросом: что выбрать?!
- Э-э-э... - растерянно промямлил несчастный, остановившись перед торговкой, показавшейся ему приличной с виду. - Почтенная... - адмирал замялся, прикидывая, как ему обращаться к этой женщине. Сеньора? А вдруг она не замужем? Сеньорита? А вдруг замужем? И так, и эдак - конфуз выйдет, однозначно...
- Что угодно сиятельному сеньору? - расплылась в улыбке смуглолицая дамочка, чуть не обалдев от такой привалившей удачи. - У меня есть все, что захочет благородный сеньор! Вам стоит только пожелать!
- Э-э-э... - дон Мигель растерянно переминался с ноги на ногу. Ну, как объяснить, что ты желаешь, когда ты и понятия об этом не имеешь!
- Может быть, окорок по-буканьерски? - тараторила дамочка, завлекательно улыбаясь. - Или говяжий рулет "Мечта флибустьера"? А вот - специально для почтеннейшего дона - последний писк модной кулинарии, отбивные из телятины, нашпигованной копченым салом и пряностями, называются: "Удачи капитана Блада"... Ой! Караул!!!
Взревев, как попавший в капкан медведь, адмирал все-таки выхватил шпагу, ярко сверкнувшую в лучах карибского солнца. Глупая баба спаслась, с поразительным проворством нырнув под прилавок, поэтому дону Мигелю для успокоения душевного оставалось только покромсать на порционные куски разложенные мясопродукты, что он и проделал с большой охотой.
- Вот тебе "Удачи Блада!" Вот тебе его "Одиссея!" - приговаривал он, взмахивая своим кулинарным орудием.
Потом, немного успокоившись и воровато осмотревшись по сторонам (рынок опустел как по мановению волшебной палочки, продавцы с покупателями попрятались, чтобы не попасть под горячую руку разгневанному дону), он проворно сцапал несколько уцелевших "Удач...", выглядевших и пахнущих очень аппетитно, и направился к выходу. На полпути, устыдившись и вспомнив, что он как-никак родовитый дон и адмирал, и негоже уподобляться презренному вору, дон Мигель рявкнул хорошо поставленным командирским голосом:
- Конфисковано в пользу его католического величества!
------------------------------------------------
Ровно в семь часов вечера адмирал торжественно вступил в кабинет вице-короля, держа под мышкой папку с документами, а в руках - серебряное блюдо с "Удачами капитана Блада". Упоительно вкусный аромат, мгновенно заполнивший помещение, заставил Педро поднять голову и заинтересованно фыркнуть.
- Ну-ка, ну-ка... - оживился его хозяин. - Пахнет отменно!
- Осмелюсь доложить, - начал ободренный адмирал, - я не имею чести знать, каковы вкусы вашего высочества и до какой степени требовалось зажарить мясо! Полагаю, ваше высочество отдаст необходимые указания повару...
- Разумеется! - благодушно кивнул вельможа. - Но сначала мы угостим моего малютку, он ведь тоже любит вкусненькое... Птенчик мой, ты хочешь отведать свеженького мяса?
"Птенчик", медленно повернув голову и уставившись на хозяина немигающими янтарно-медовыми глазами, вложил в свой взгляд все, что хотел передать человеку, способному задать такой дебильный вопрос. Потом, лениво выгнувшись и зевнув во всю свою необъятную пасть, спрыгнул с рук вице-короля и медленно направился к дону Мигелю.
- Поставьте блюдо на пол, и идите сюда! - распорядился вельможа. - Пока маленький покушает, мы вкратце рассмотрим ваши планы...
- Но, ваше высочество... - растерянно забормотал адмирал. - А если он сож.... то есть, отведает от всех кусков? Коты - они такие ско... в смысле, существа... Может, отложить ему кусок-другой отдельно?
- Отдельно?! - брови вице-короля поползли вверх. - Вы хотите оскорбить моего котика?! Вы... вы намекаете, что я побрезгую кушать после него?!
- Нет, нет, что вы...
- Тогда делайте, что вам говорят!
- С-слушаюсь...
Адмирал, заставив себя умильно улыбаться и сдержать зудящую ногу, которая так и просилась дать пинка наглой твари, исполнил приказ.
- Кушай, маленький! - засюсюкал вельможа тем особенным, ни с чем не сравнимым тоном, каким обращаются только к крохотным младенцам. - Кушай, мое золотце, моя лапочка, мое сокро... Что такое? Почему не кушаешь?
Кот, на морде которого изобразилось подозрение, смешанное с брезгливостью, шумно обнюхал куски мяса, осторожно, самым краешком языка лизнул и скорчил страдальческую мину.
- Кушай, кушай! - упрашивал хозяин.
- Кушай! - поддакнул дон Мигель, с трудом сдерживавший тошноту. - Мясцо первосортное, самое свежее...
Котяра поднял голову и поочередно оглядел мужчин. В презрительном взгляде, которым он наградил дона Мигеля, так и читалось: "Ты кому мозги паришь, фраерюга?!" Взгляд же, устремленный на хозяина, был полон горького разочарования, как у знатока искусства, который, обнаружив после долгих и безуспешных поисков желанный шедевр, вдруг поймал за руку жуликов, пытавшихся подсунуть вместо него дешевую мазню.
- Ты хочешь сказать, что мясо несвежее?! - ужаснулся вице-король.
"По-моему, это даже дебилу ясно", - взглядом просигнализировал котище, решительно отворачиваясь от блюда.
- Но, ваше высочество...- сбивчиво забормотал несчастный дон Мигель, видя, как лицо вельможи багровеет, - этого не может быть! Мясо свежайшее, я выбирал лично...
- Значит, по-вашему, он врет?!
- Он ошибается!
- Ошибается? ОШИБАЕТСЯ?! - прошептал потрясенный вице-король, похожий на благочестивого католика, которому вдруг явился дьявол-искуситель. - Знаете что, почтенный дон! Во-первых, у животных нюх гораздо острее, это могли бы знать даже адмиралы его величества. Во-вторых, кое-кто из присутствующих совсем недавно в самом деле ошибся, и ценою этой ошибки, помимо позора и морального ущерба, явилась утрата целой эскадры! В- третьих... А, к дьяволу, прости, Господи! Какой смысл тратить время на человека, который пытается подсунуть своему начальнику испорченный продукт! Ступайте, я вас не задерживаю.
- В-ваше в-высочество... - пролепетал несчастный адмирал, на которого было жалко смотреть. - Но как же... планы...
- Я вам полностью доверяю, - с наждачной вежливостью отчеканил вице-король. - Планы у столь опытного и искусного флотоводца должны быть безупречными, и кто я вообще такой, чтобы в них разбираться?! Так, какой-то чиновник, всего лишь удостоенный доверия нашего монарха... Можете быть уверены: в докладе нашему государю будет отражено все, и самым подробным образом. Ступайте, я мечтаю увидеть вашу спину!..
Проклятый Педро, шестым кошачьим чувством поняв, что сейчас может случиться, благоразумно убрался в сторону, лишив дона Мигеля последней горькой радости: будто бы случайно наступить ему на хвост.
Адмирал шел, не разбирая дороги. Его щеки и уши жарко пылали... примерно так же, как бесчисленные костры, бушевавшие перед его мысленным взором. На этих кострах под улюлюканье и вопли толпы: "Так их, детей Сатаны!" горели кошки всех размеров, цветов и пород... А самый большой костер, куда подкидывал хворост он сам, был разведен, естественно, для негодяя Педро.
---------------------
Вышеупомянутый негодяй почти сразу после описанных событий очень неплохо провел время в компании очаровательной изящной кошечки, которую, не поскупившись, угостил "Удачами капитана Блада". Дамочка с восторгом уплетала деликатес, попутно от души смеясь: очень уж забавным был рассказ кавалера! Да, да, а чему вы удивляетесь? Из того, что кошки не говорят человеческим языком, вовсе не следует, что они вообще не могут говорить!
- М-мууууррр? - осведомилась она. В переводе с "кошачьего" на "человеческий" это примерно означало: "И что же теперь будет с этим беднягой?"
- М-ррррр! - фыркнув, отозвался Педро. Что значило нечто вроде: "А пес его знает! Ничего хорошего".
- Мууууурр??? - огорченно спросила киса, которая, как и положено среднестатистической даме, имела более жалостливое сердце. Она желала получить ответ на вопрос: "А зачем же ты так с ним, ведь мясо-то превосходное?!"
Педро несколько секунд размышлял, не рассердиться ли на даму за назойливость и неуместное любопытство, потом снисходительно-благодушно ответил:
- М-м-ммммрр!
(В кошачьих словарях этот вариант переводится по-разному, от "Ну, не нравился он мне, не нравился!" до "Ну, вот такое я........ существо!")
-----------------------------------------
Дон Мигель не помнил, как добрался до адмиральской каюты на "Милагросе". А ночью ему снились самые дикие кошмары, которые только могли привидеться добропорядочному католику. Непрерывным калейдоскопом мелькали разные страны, города, исторические эпохи и климатические зоны, неизменными оставались лишь действующие лица: он сам, вице-король и мерзавец Педро с янтарно-медовыми глазами. Адмирал просыпался с хриплыми, душераздирающими криками, вгоняющими в ледяной пот матроса-вестового за переборкой, рывком садился на смятой койке и ошалелым взглядом водил вокруг. Убедившись, что ни в койке, ни где-то еще в каюте - хвала Создателю и всем святым! - нет ни вице-короля, ни его отвратительного котяры, он испускал вздох облегчения (так мог бы вздохнуть великомученик, которого временно оставили в покое) и снова забывался тревожным, гадким сном...
Вскочив в очередной раз перед рассветом, он плачущим голосом произнес:
- Нет, это невыносимо!
И стал долго, со вкусом, как это могут делать только испанцы, в национальном характере которых удивительным образом сочетается трогательная любовь к прекрасному и беспредельная кровожадность, перечислять, как он поступил бы с вице-королем и его "маленьким", окажись они в его власти... Фантазия адмирала, и без того богатая, в эти минуты работала на полных оборотах, превзойдя саму себя.
Примерно то же самое шептал за переборкой измученный бессонницей вестовой, только объектами его извращенной фантазии были сам дон Мигель, а также наиболее крупные и агрессивные быки с арен Мадрида и Севильи - вместо вице-короля и его кота...
Немного отведя душу, дон Мигель крепко задумался: как бы в реальности отомстить мерзавцу-вельможе и его проклятой мяукающей твари. Написать донос королю, или того хлеще - в Святую Инквизицию? Дескать, хозяин как-то подозрительно предан своему коту, нет ли здесь дьявольских происков? Нет, рискованно, да и неубедительно... Вот если бы он, паскуда, хотя бы был черным! Может, перекрасить? Так он и дастся! На его вопли сбежится весь дворец, во главе с идиотом хозяином... кстати, у этого двуногого осла скоро день рождения, придется что-то дарить, чтобы не показаться невоспитанным невежей...
Дон Мигель дернулся, словно его кольнули шилом пониже спины.
- Будет тебе подарочек! - ехидно прошептал он. - И твоему "птенчику" тоже! Вы у меня, мерзавцы, попомните, как от свежего мяса морды воротить!!!
Адмирал, на душе которого все пело, со счастливой улыбкой лег и мгновенно заснул. Теперь ему снились сны с теми же действующими лицами (и мордами), но какие приятные!..
-----------------------------------
Бессонную ночь провел и вице-король, заодно поставив на уши весь дворец.
- Мой единственный друг! - всхлипывал вельможа, заламывая руки. – Ну, зачем, зачем ты скушал эту тухлятину! Никогда себе не прощу, что не уследил за тобой!!!
- М-мррррррррррр... - закатив медовые глаза, испустил тяжелый вздох Педро, возлежавший на пуховой подушке хозяина.
- Умоляю, не умирай! Я просто не знаю, что будет со мной без тебя!
- М-мррррррр...
- А этого негодяя, этого придурка, этого ненавистника животных... Я с него просто шкуру спущу!
- М-мрррррр!!! - оживился Педро, из последних сил поднимая голову.
Будь здесь та очаровательная кошечка, на пару с которой он умял эту "тухлятину", она без труда поняла бы, что ее возлюбленный то ли валяет дурака, то ли ломает комедию. Котяра вовсе не находился при последнем издыхании - он очень умело симулировал, наслаждаясь поднявшимся переполохом...
---
- Так ты все понял? - в очередной раз спросил дон Мигель собеседника - подозрительного с виду субъекта на деревянной ноге.
- Не извольте беспокоиться, сеньор! Старый Хуан Аргенто, хвала Создателю, еще в своем уме! Выберу товар - первый сорт!
- И чтобы никто даже краем уха...
- Нет, нет, ни за что на свете! Гореть мне на самой большой адской сковородке, если проболтаюсь, что для вас!
- Хорошо, я тебе верю. Но все же помни: у меня длинные руки и хорошая память...
- Сеньор, старый Хуан Аргенто не забывает добра. Я буду нем, как могила!
"Вот это точно, будешь!" - подумал адмирал, верный давнему надежному принципу: опасных свидетелей не оставлять. Вслух же сказал:
- Ступай! Жду птичку!
------------------------------
К утру зловредный Педро, вняв горячим мольбам своего хозяина - не оставлять его одного в этом ужасном и жестоком мире, и не заставлять облачаться в траур, проливая потоки слез - пошел на поправку. Он уверенно поднимал голову и даже пробовал улыбаться в ответ на вопрос: "Как ты себя чувствуешь, сокровище мое?"
Счастливый вице-король, отчаянно боровшийся с зевотой, лег спать.
"Теперь можно и отметить день рождения... - устало подумал он, проваливаясь в объятия Морфея. - А этого любителя тухлятины и ненавистника животных... Ладно, черт с ним, что возьмешь с дурака..."
Вельможа заснул с усталой, но счастливой улыбкой.
---
Примерно в это время лег спать дон Мигель. Адмирал тоже провел бессонную ночь рядом с "братом меньшим" - только покрытым перьями, а не шерстью. От хохота, терзавшего его несколько часов кряду, до сих пор болел живот.
Старый пройдоха Хуан Аргенто, получив половину обещанной суммы (вторая половина по уговору должна была быть уплачена после дня рождения вице-короля), убрался восвояси вместе с огромным хохлатым попугаем.
- За его безопасность отвечаешь головой! - на всякий случай еще раз предупредил вконец изнемогший от смеха дон Мигель.
------------------------------------------
В назначенный день и час дворец вице-короля сиял, как и положено помещению, где обитает человек, представляющий в Новом Свете особу Его Католического Величества. Все было надраено и вычищено до зеркального блеска; от света множества свечей и канделябров резало глаза, а умопомрачительно вкусные ароматы, доносящиеся из главной залы, где уже был накрыт стол на громадное количество персон, заставляли сглатывать набежавшую слюну даже тех гостей, которые явились сытыми.
Виновник торжества, сидя на почетном месте под испанским флагом, принимал поздравления и подарки. Кому-то из гостей доставался лишь вежливый, официальный кивок вкупе с таким же "благодарю!", кто-то удостаивался теплой улыбки и двух-трех пар столь же теплых слов. Дон Мигель не получил ни того, ни другого; напротив, все гости, присутствовавшие при сем моменте, потом клялись, что шипение Педро и скрежет зубов вице-короля были слышны даже в самом дальнем углу.
Адмирал, коротко, по-военному, поклонившись, торопливо отступил в тот самый угол, мысленно предвкушая, что вскоре произойдет. Лишь бы не подвел старый Хуан Аргенто!
Одноногий не подвел: ровно в назначенное время в зал вступил делегат от низших сословий, неся на вытянутых руках клетку с попугаем. (Само собой, настоящий делегат был перехвачен и напоен до положения риз, а его роль играл ближайший подручный Хуана).
- Ваше высочество! - слегка запинаясь, с заметным смущением, как и подобало человеку его положения в присутствии столь важной особы, произнес он. - Мы сердечно благодарим вас за постоянную, поистине отеческую заботу о своих верных подданных. Зная вашу трогательную любовь к животным – он кивнул в сторону Педро, который наметанным взглядом бывалого охотника оценивал птичку, прикидывая, достаточно ли она вкусная, - податные сословия осмелились преподнести вам в подарок этого красавца-попугая. Да будут ваши дни столь же долгими, сколь и у этих птиц!
В зале раздалось одобрительное шушуканье: хоть и простолюдин, а сумел же польстить вице-королю, дьявол его побери! Всем известно, что крупные попугаи живут очень долго... Многие знатные люди огорченно упрекали себя, что не догадались сделать такой же подарок.
- Сердечно благодарю! - улыбнувшись, кивнул вице-король, вначале слегка опешивший при виде подарка, но потом заметивший реакцию Педро. Что же, его любимцу будет только полезно немного размяться. А птиц он никогда не любил, так что попугая не жалко...
Простолюдин с поклоном водрузил клетку на свободный столик для подарков, указанный ему распорядителем, еще раз поклонился и, пятясь, торопливо покинул помещение.
Пернатый презент обводил огромную залу, полную народа, слегка осоловевшим взглядом. Что не удивило дона Мигеля, знавшего, сколько рома насильно влили в его глотку. "Подарок" был вдребезги пьян, и оставалось лишь уповать на то, что пары алкоголя выветрятся к нужному сроку.
"Боже! - взмолился адмирал со всей страстью, на какую был способен, - сделай так, чтобы он протрезвел!"
Как утверждают святые отцы, Господь всегда внимает искренней молитве. Во всяком случае, призыв дона Мигеля был услышан.
Хохлатый красавец, встрепенувшись, пару раз взъерошил перья и хлопнул крыльями, будто привлекая к себе внимание. Один глаз косил куда-то вбок, другой уставился прямо на важную полную даму, рассматривающую его в лорнет.
- У-ти, к-какая к-красотка! - громким каркающим голосом произнес он на весь зал.
Дама кокетливо заулыбалась, обнажив белоснежные зубы.
- К-ккакие зубки! - тут же прокомментировал "подарок" - Нет, какккие прекррассные зубккки!
Улыбка стала шире, а к клетке подтянулась заинтересованная публика. Раскормленный красавец Педро, почуяв, что перестал быть в центре внимания, недовольно фыркнул, мысленно дав себе слово, что жить "подарку" осталось ровно до ухода последнего гостя.
Вице-король, почуявший недовольство любимца, подумал о том же.
- Скажи еще что-нибудь! - попросила очень довольная дама, смущенно зардевшись.
- Каккие преккрасные зубккии! - охотно откликнулся попугай.
- Он вообще умеет говорить что-то другое? - шепотом спросил соседа какой-то гость.
Попугай тут же удовлетворил его любопытство:
- Каккие преккрассные зубки н-надо им-меть, ч-чтобы н-наесть такккуюю з-задницууу!..
Полная дама, сдавленно ахнув и изменившись в лице, отшатнулась от клетки, будто демон, облитый святой водой. При этом она отдавила сразу обе ноги любопытному гостю. Тот явно не ожидал такого сюрприза, поэтому отреагировал без подобающей благородному кабальеро сдержанности и галантности:
- У-а-ааа!!!
- Н-ну и г-глотка! - с восторгом откликнулся попугай. - П-пррямо с-стояллый бык-кк...
- Кушать подано! - возгласил вошедший из обеденной залы распорядитель.
- Ага, жр-рать будут, ж-жрать! Утр-робы ненассытнные! Прож-жор-рливые изв-вращ-щенццы!
Общий вздох негодования пронесся по помещению. Какой-то пожилой и очень важный дон рванулся к двери, крича, что ни на минуту не останется в доме, где оскорбляют гостей, какая-то дама заткнула уши... Иезуитская улыбка на долю секунды наползла на уста дона Мигеля, но тут же исчезла. Адмирал, приняв вид оскорбленной невинности, стал внимательно разглядывать детали резной лепнины на потолке.
- Кто-нибудь, уберите эту проклятую птицу!!! - возопил вице-король, вскочив с импровизированного трона. Не ожидавший этого Педро полетел на пол и утробно взвыл, громко высказав на кошачьем языке все, что он думает о людях вообще и о хозяине в частности.
Попугай, впервые сфокусировав соосно оба глаза, уставился на разгневанного вельможу с неподдельным интересом:
- П-парни, а эт-то еще что зза с-старый п-пидорррр?
---
Из анонимного доноса в Святую Инквизицию:
"... общеизвестно, что во владениях нашего христианнейшего короля в Новом Свете еще встречаются проявления самых мерзких и извращенных языческих культов, о которых благочестивому католику и говорить-то грешно и позорно. Любой истинно верующий сын нашей святой матери-церкви почитает за долг бороться с ними и беспощадно искоренять. Увы, с глубокой скорбью вынужден доложить, что к числу тайных приверженцев одного из самых мерзких культов, именуемых вуду, относится и человек, втершийся в доверие к нашему монарху и занявший высокую должность вице-короля в Новом Свете. Доказательства этому следующие: уподобившись тайным жрецам вуду, он совершил публичное жертвоприношение, собственноручно порвав на куски... нет, не черного петуха, видимо, за неимением этой птицы, а попугая. При этом он впал в самое настоящее безумие, ибо его ноги тряслись в какой-то дьявольской пляске, на устах пузырилась пена, а сами уста изрыгали столь страшные и мерзкие ругательства, кои решительно невозможно изложить на бумаге: она этого просто не вытерпит. Особо подчеркну, что при этом жертвоприношении присутствовал его кот, являющийся, судя по многочисленным прямым и косвенным уликам, посланцем Сатаны. Враг рода человеческого в своем неистощимом коварстве не придал ему черного окраса, рассчитывая притупить людскую бдительность, но истинного католика не проведешь!
Свидетелями всего вышеизложенного были многие десятки людей, в ужасе и потрясении покинувшие дворец вице-короля, который теперь правильнее будет называть языческим капищем. Молю Святую Инквизицию вмешаться, пока не поздно! Да хранит Господь нашу веру и страну!"
-------------------------------------------
Отправив эту анонимку, довольный жизнью адмирал поспешил поднять на "Милагросе" боевой вымпел и отправился к Наветренному проливу. Интуиция подсказывала ему, что: 1). В ближайшее время на глаза разъяренному вице-королю лучше не попадаться и 2). Негодяй Блад рано или поздно пройдет этим проливом, подставив свой фрегат под бортовой залп "Милагросы". Не может же этому проклятому еретику все время везти, когда-нибудь удача повернется к нему кормой! И вот тогда...
Дон Мигель плотоядно облизнул губы, представляя, что он сделает с Бладом. Картины, мелькающие в его голове, были столь красочными и э-э-э... натуралистическими, что адмирал через некоторое время даже смутился, испытав нечто, похожее на угрызения совести.
- Я вовсе не садист, Господь тому свидетель! - горячо воскликнул он. - Но ведь мой несчастный брат погиб из-за этого негодяя! Он должен быть отомщен, правда, Ларго?
Огромный угольно-черный дог, любимец адмирала, взятый им в этот рейд и мирно дремавший в его каюте возле порога, поднял голову, тупо тараща глаза и стараясь понять, что нужно хозяину и вообще какого черта его потревожили. Не понял, но на всякий случай утвердительно рявкнул:
- Гав!
- Как хорошо, что ты меня понимаешь, - растрогался дон Мигель. - Дорогой мой! Ты в сто... нет, в тысячу... нет, в миллион раз умнее этого поганого Педро! Тьфу, как вообще можно заводить кошек и нянчиться с ними, я вообще не понимаю!
- Гав!! - уже громче и злее подтвердил Ларго, услышавший знакомое слово "кошки", к которым он относился примерно так же, как хозяин.
- Нет, справедливости ради, от них тоже есть польза, - рассуждал дон Мигель, желая оставаться беспристрастным, как и подобало доброму католику. - Например, они ловят мышей и крыс...
- Р-р-ррр... - презрительно фыркнул Ларго, сморщив брыластую морду и всем своим видом демонстрируя, что это не бог весть какая заслуга.
- Но этот паскудник их точно не ловит! - распалившись, нахмурился адмирал. - Бездельник, дармоед, прихлебатель и интриган... Мало мне было неприятностей из-за этого чертова Блада, так еще и от блохастой твари претерпеть пришлось!
- Р-р-ррр!!! - зловеще прорычал дог, глаза которого налились кровью. Знаток собачьего языка без труда перевел бы фразу: "Подай мне эту тварь - разорву и проглочу! С блохами или без них, мне все равно!"
- И вот теперь я в опале!.. И если не поймаю негодяя Блада! - дон Мигель горестно махнул рукой. - Ничего, не пропадем! Ты пойдешь в изгнание со своим хозяином, мой верный друг? Или даже в тюрьму?
- Р-р-рр! - уже не столь агрессивно и с немного другой интонацией проворчап пес. Это следовало понимать так: "Ну, если там будут хорошо кормить, почему бы и нет..."
Неизвестно, сколько бы еще тянулась эта занимательная беседа, но тут за дверью каюты затопали чьи-то сапоги, потом дверь после стука и адмиральского оклика "Войдите!" распахнулась, и на пороге вытянулся в струнку вестовой:
- Ваше высокопревосходительство! На горизонте корабль, идет встречным курсом, под английским флагом!
- Под английским флагом?!
Глаза у его высокопревосходительства вспыхнули тем же нехорошим красным огнем, как и у его любимой собаки пару минут назад.
- Сколько пушек по борту, удалось подсчитать? Хоть примерно? - торопливо добавил дон Мигель, опасаясь услышать очередное натужное: "Э-э-ээээ".
- Осмелюсь доложить, пушечных портов вообще нет! С виду - типичный "купец"!
- Так-так-так... - губы адмирала скривились в хитрой, многообещающей усмешке.
В самом деле, какого черта?! Эти английские собаки с беспримерной наглостью нападают на корабли под испанским флагом, а в Сент-Джеймском дворце разводят руками, изображая невинную Сусанну, застигнутую похотливыми старикашками: "Ничего не знаем, это разбойничают преступники, отщепенцы, которым закон не писан!" Как там говорится в Библии: "Око за око!" Вот теперь пусть в Эскуриале недоуменно пожмут плечами: "Сожалеем, сеньоры, но мы тут абсолютно не при чем..."
- Полным ходом - наперерез! - приказал адмирал. - И приготовить абордажную партию!
---
Все прошло, как по маслу. Резко переложив штурвал, испанцы начали неумолимо сокращать дистанцию с «купцом». Странное дело: англичане и не подумали спасаться бегством, или хотя бы запросить в рупор, что это за корабль и какого черта ему нужно так близко от них - места в море, что ли, мало? Напротив, они радостно махали руками, приветствуя свою приближающуюся беду.
- Надеются, что мы пройдем мимо, - понимающе усмехнулся адмирал, обращаясь к своему капитану дону Луису Эрраре.
- Обратите внимание, сеньор адмирал: корпус корабля явно испанский! - подхватил капитан. - Наверняка был захвачен английскими пиратами, и теперь вынужден ходить под этой тряпкой, - он, презрительно фыркнув, указал на флаг Святого Георга на грот-мачте.
- Ничего, скоро мы поднимем там наше золотисто-алое полотнище... - хищно прищурившись, отчеканил дон Мигель. И, оценив опытным глазом ширину быстро сужавшейся полосы воды между бортами, скомандовал:
- Приступайте, капитан!
- Абордажная партия - товсь!!! - рявкнул сеньор Луис во всю мощь своей кастильской глотки.
Англичане, по-прежнему приветственно махавшие руками, не успели даже опомниться, как в воздухе мелькнуло несколько трехпалых "кошек" - абордажных крючьев. Они с глухим стуком впились в фальшборт "купца", а палуба "Милагросы" вдруг наполнилась людьми, яростно потрясавшими оружием.
Со стороны обалдевших англичан, после некоторой паузы, донесся нестройный хор испуганных голосов, в котором преобладали слова "Пираты!" и "Капитан Блад!" Остальные слова были настолько непечатными, что привести их здесь просто невозможно. Причем - странное дело - произносились они по-испански!
Разъяренному адмиралу, на которого имя заклятого врага произвело примерно такое же впечатление, как на Ларго - презрительно задранный перед самой мордой кошачий хвост, было не до лингвистических тонкостей. Побагровев, он прохрипел:
- На абордаж!
- На абордаж!!! - продублировал бычьим ревом его команду дон Луис.
Корабли стукнулись корпусами, и на палубу "купца" с диким криком, непрерывно поминая Создателя, Богородицу, всех святых угодников и все мыслимые и немыслимые сексуальные извращения, хлынули вооруженные испанцы.
Глубоко набожный дон Мигель в такие минуты предпочитал становиться временно глухим. Ну, что возьмешь с необразованного мужичья?! Потом прочтут лишних десять раз "Отче наш", десять раз "Богородице, дево, радуйся..." и все будет в порядке. Если прочтут, конечно. А не прочтут - их проблемы...
Перетрусившие англичане (все, как один - неестественно смуглые брюнеты) даже не думали сопротивляться. Они подняли руки, трясущимися губами шепча примерно те же самые слова, которые потоком исторгались из глоток атакующих.
Корабль был захвачен в мгновение ока, без единой потери.
К дону Мигелю, ступившему на палубу трофея, подскочил, заискивающе улыбаясь, толстый черноусый коротышка.
- Похоже, их капитан, - шепнул на ухо начальнику дон Луис.
Адмиралу стоило немалого труда скрыть брезгливость. Боже, эти проклятые англичане-еретики уже начинают вырождаться! Куда ни кинь взгляд - ни одного сероглазого шатена! И этот... капитанишка ничем не лучше, жук навозный...
- Май лорд, их бин... то есть, ай гляд ту си ю... - поклонившись адмиралу, забормотал коротышка на какой-то чудовищной тарабарщине, жестоко калеча слух дона Мигеля с трудом узнаваемыми английскими словами. - Ин номине диос... ох, черт... вери гляд... сеньор капитане...тьфу, кэптен Блад...
- Блад?! - зарычал дон Мигель, стиснув рукоять шпаги так, что побелели костяшки. - Где он?!
Коротышка испуганно отшатнулся, а его чересчур смуглое для англичанина лицо посерело.
- Но... - его язык еле ворочался. - Но, сеньор... ю а... Ай донт андестанд... Мадре диос! Разве он - не вы?!
- Кто?! - лицо адмирала, и без того багровое от прихлынувшей крови, стало еще темнее.
- П-Простите... - пролететал несчастный коротышка, в глазах которого плескался панический ужас вперемешку с решительным непониманием происходившего, - с кем я имею честь?.. Уотс ё нэйм, сэр... то есть, сеньор?
- Я - дон Мигель де Эспиноса, адмирал флота его католического величества! А вот вы - мой пленник, и ваш корабль - мой трофей, понятно? Ду ю андестанд? - с издевательской ухмылкой и жутким акцентом произнес испанец.
У коротышки был вид человека, которому без предупреждения свалился на голову мягкий, но довольно увесистый пыльный мешок.
- Вы - испанский адмирал?! О, раны Христовы! Мадре Диос! Каррамба!!! Так какого... Что вы себе позволяете?! Имейте в виду - я буду на вас жаловаться!..
- Жалуйтесь, жалуйтесь... - снисходительно усмехнулся адмирал, переглянувшись с доном Луисом, который расхохотался во всю мощь своей бычьей глотки. - У меня хотя бы хватает смелости действовать от собственного имени! А вы, трусливые и подлые англичанишки, натравливаете на нас своих Морганов, Бладов и прочую сволочь, а потом умываете руки, как Пилат! А вот теперь Испания сыграет роль Пилата! - он величественно выпрямился, окинув коротышку презрительно-торжествующим взглядом победителя. - Теперь она умоет руки и свалит все на меня, когда ваш посол явится в Эскуриал жаловаться на пиратские действия дона Мигеля де Эспиносы!
- Какой посол?! - простонал коротышка, близкий к обмороку.
- Ваш! Английский!
- Наш?!
- Ну, не мой же!..
- Сеньор, кто-то из нас явно сошел с ума! Я - такой же испанец и добрый католик, как вы, мое имя - дон Альфредо Гонсалес, и я капитан этого корабля "Кающаяся Мария Магдалина". Испанского корабля, между прочим! Взятого на абордаж в открытом море доном Мигелем де Эспиноса!!!
- Испанского корабля?! - тупо переспросил адмирал, буравя коротышку нехорошим взглядом. Теперь его лицо быстро серело, в то время, как лицо дона Альфредо, напротив, синхронно багровело, будто кто-то перекачивал кровь из адмиральских вен в его собственные.
Дон Луис был ошарашен не меньше начальника, но опомнился первым:
- Он лжет! Какой же это испанский корабль, когда... - не договорив, он ткнул пальцем в небо, указывая на флаг Святого Георга.
- Ах, вот оно что... - расхохотался дон Альфредо каким-то визгливым, истеричным смешком. - Увы, сеньоры, страх за собственное благополучие, а тем более - за сохранность драгоценного груза, доверенного капитану, иной раз заставляет его творить не слишком благовидные дела. Я знал, что в этих местах действует знаменитый пират Блад, но, поскольку он, как хорошо известно, не нападает на корабли соотечественников, а только на те, которые плывут под испанским флагом...
- Так значит... Значит... - адмирал с выпученными глазами, судорожно глотающий воздух, был похож на рыбу, вытащенную на берег.
- Увы, сеньоры! Поступок, конечно, не вполне достойный истинного кабальеро, но обстоятельства вынуждают! Вот потому-то, когда ваш галеон внезапно напал на нас, мы и подумали, что его захватили английские пираты. А поскольку он как две капли воды похож на "Энкарнасьон", будто бы взятый Бладом в бою у Маракоибо, мне и пришло в голову, что он в этот раз почему-то изменил своим правилам...
- Довольно! - завопил взбешенный дон Мигель, чудом удержавшийся от гораздо более сильного приступа истерического хохота. - Всему виной ваша подлая трусость! Убоявшись пирата, вы подняли на мачте флаг враждебного государства, и тем самым ввели меня в заблуждение! Презренный червяк!
- Нет уж, позвольте! - вспыхнул дон Альфредо. - Может, для адмиралов флота его величества это новость, но сейчас у нас с Англией мир! А потому потрудитесь-ка объяснить, почтеннейший сеньор, какого дьявола вам приспичило нападать на корабль, плывущий хоть и под чужим флагом, но в мирное время?! Почему, тысяча чертей вам в глотку, вы повели себя, как самый настоящий пират?!
Они долго орали друг на друга, яростно вращая глазами и размахивая руками, почти не вникая в смысл слов собеседника, - как это могут делать все южане вообще и испанцы в особенности. Две остолбеневшие команды, как зачарованные, слушали подробные родословные двух почтенных сеньоров, обильно перемежаемые ссылками на Святое Писание, сомнениями в добродетели их матушек, а также терминами: "Хихо де кретино", "Корнуто" и даже "Импотенто"...
Их перепалку прервал могучий, оглушающий рык:
- Мир вам, дети мои!!!
Опешивший адмирал повернулся к дону Луису, чтобы выяснить, какого дьявола он влезает без разрешения, и почему обращается к своему начальнику не по уставу. Но при одном взгляде на обалдевшую физиономию капитана, сразу и без слов понял: он не при чем, здесь есть еще минимум один обладатель такой же луженой бычьей глотки.
Этот человек обнаружился в облике пожилой аббатисы необъятных размеров, приближающейся к ним во главе целой толпы молоденьких монашек. Палуба "Кающейся Марии Магдалины" жалобно визжала, скрипела и прогибалась при каждом шаге матушки. Адмирал невольно прикинул, сколько же должна весить смиренная служительница Господа, и у него чуть волосы не встали дыбом.
- Это и есть тот драгоценный груз, о котором я упоминал, - вполголоса объяснил дону Мигелю немного успокоившийся капитан-испанец.
- Дети мои, - снова загрохотала матушка, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении еще и такой страшной, что дон Мигель, отнюдь не бывший трусом, ощутил нехороший холод в животе и слабость в конечностях, - мне больно слышать, как два христианина оскверняют свои уста столь мерзкими словами! Я уж не говорю о том, какое пагубное влияние они могут оказать на невинных дев, вверенных моему попечению...
"Невинные девы", как по команде, уставились на адмирала, меряя его коллективным, уверенным и оценивающим взглядом. Дон Мигель, отнюдь не бывший монахом, смутился. Он вообще-то привык, чтобы инициатива в общении с дамами исходила от него.
- Э-э-э... - промямлил он. Потом, спохватившись, снял шляпу и отвесил положенный поклон.
- Матушка Дорофея, настоятельница монастыря святой Катарины, - представилась тем же густым басом аббатиса. - А это - мои смиренные послушницы. Милостью Божьей, возвращаемся в свою обитель после паломничества к мощам святого Яго.
"Смиренные послушницы" уже откровенно раздевали адмирала горящими глазами. Дон Мигель внезапно почувствовал себя голым, выставленным на всеобщее обозрение в людном месте.
- Э-э-э... - снова промямлил он, инстинктивно прикрыв шляпой пах и откровенно злясь на себя. Что такое, в самом деле! Взрослый, опытный человек, носит такой чин, а краснеет и смущается, словно глупый подросток!
- Матушка, позвольте объяснить, - пропыхтел дон Альфредо. - Корабль этого сеньора взял нас на абордаж...
- Ах!!! - вскрикнула вдруг аббатиса, чуть не оглушив мужчин и схватившись за то место, где у людей нормальной комплекции полагалось быть сердцу. - Пираты?! Этот сеньор - тот самый капитан Блад?!
- Матушка!!! - взвыл дурным голосом дон Мигель, уязвленный и оскорбленный до глубины своей адмиральской души. - Я...
- Ни слова больше! - раздался оглушающий бас, и бравый адмирал поперхнулся. - Я не осуждаю, сын мой! Кто я такая, чтобы судить ближнего своего? Пусть тот, кто выше людей, сам оценит деяния ваши на весах справедливости! Молю лишь об одном: не трогайте моих девочек, они так святы, чисты и невинны! Я, я сама готова стать жертвой вашей похоти!..
Побагровевший дон Мигель не успел промолвить ни слова, как разразился сущий ад:
- Матушка! - возопила одна "чистая девочка", отталкивая локтями товарок, - не надо! Мы вас слишком ценим и любим, вы нужны нам! Позвольте мне, сестре Долорес, принести эту жертву!
- Заткнись, соплячка! - рявкнула не нее другая "невинная послушница". - Ничего не знаешь и не умеешь, а туда же - поперек матушки в пекло! Сеньор капитан, я, сестра Клеменция, готова искупить первородный грех праматери Евы! Даю слово, вы не пожалеете! Не трогайте матушку, она уже старая и толстая... Ой! То есть, я хотела сказать, она при своих почтенных летах и дородности может просто не пережить...
- Меня, меня возьмите! - прорывалась к ошалевшему дону Мигелю монашка с треугольным постным личиком и блудливыми глазками. - Я, сестра Агнесса, за всех пострадаю!..
- Молча-а-ааа-тттттт-ьььь!!!!!!!!!
Рев строевого командира, от которого шарахнулись бы и кирасирские жеребцы, пронесся над палубой корабля. Все испуганно притихли, инстинктивно приняв стойку "смирно".
- Девочки мои, - выдержав хорошо рассчитанную паузу, промолвила необъятная аббатиса, - от всего сердца благодарю вас за подлинно христианскую готовность к самопожертвованию. Но я не допущу этого! Я здесь главная, мне и принять эту тяжкую ношу. Как сказано в священном Писании - "Аз есмь пастырь, и в ответе за стада свои!" Итак, сеньор капитан...
Она повернулась к дону Мигелю, буквально пожирая его страстным взглядом. Даже ее усики возбужденно встопорщились.
Это было последней каплей. Ошалевший дон Мигель, собрав последние остатки мужества, завопил:
- Отступаем!..
"Отступление" больше походило на паническое бегство. Даже абордажные крючья, засевшие в фальшборте "Кающейся Марии Магдалины", не стали выдергивать - просто обрезали тросы. Дон Мигель, спину которого буравили десятки негодующе-презрительных женских глаз, влетел в свою адмиральскую каюту, торопливо захлопнул дверь, дрожащими пальцами дернул задвижку и, бессильно всхлипнув, повалился прямо на пол - дойти до койки уже не смог.
Ошарашенный Ларго жалобно и недоумевающе рыкнул, будто спрашивая: "Что, уже надо собираться в тюрьму?"
- Дорогой мой... - простонал бедняга, немного придя в себя. - Эти женщины... Всех мук ада не хватит, чтобы покарать их!
Дог скорчил недоумевающую физиономию, проворчав:
- Р-р-рррр....
(Что означало: "Нет, отчего же... Раз в году они очень даже нужны!")
- Меня, адмирала флота его католического величества, обратили в бегство! В бегство!! О Господи, какой позор... Не кланялся пулям, не уворачивался от картечи... А тут!..
- Р-рр! - грозно заворчал Ларго, будто спрашивая: "Враг был слишком силен?"
- Ты бы его видел!!! Точнее - ее... Во сне увидишь - не проснешься!
- Ррр! - опасливо поджал длинный тонкий хвост дог.
- Боже милостивый... - Адмирал, собрав силы, грузно бухнулся на колени и принялся осенять взмокший лоб крестным знамением, - вижу, вижу, что это твоя кара! За мою гордыню, за непотребные желания... Ну, какой из меня пират?! Каждый должен заниматься своим делом! Сапожник - тачать сапоги, пирожник - печь пироги... Адмирал - ловить пиратов! А не наоборот! Спасибо, что вразумил...
Ларго, попытавшись мыслить сообразно хозяину и представив себя раз в году с кошкой, чуть не сплюнул от омерзения.
"Это уж точно, - подумал дог, - с сучкой куда приятнее и безопаснее!»
------------------------------
Дон Луис Эрраре, высунув язык и наморщив лоб от натуги, размышлял над следующей строчкой доноса. Да уж, непростое это дело - будучи образованным и благородным, изображать полуграмотного мужлана! Вроде и ничего особенного, а попробуй-ка! И чтобы мысли были корявыми, и почерк - будто курица лапой...
"А ишшо извищаю ваше высочиство што наш адмирал савсем как есть сбрендил, бистижий паскудник! Среть бела дня ришил абисчестить пачтеную мать абатису, да на глазах всиго экипажу и ее девачик! Ну девачки ладно, они такии жи девачки как я бушприт с утлигарим, па глазам и ужимкам видна, ну так всиму жи надо меру знать! Мы прям ашалели ат такова святататства, да тут хвала Всивышниму манашки такой визг падняли, защищая сваю абатису што дажи наш адмирал смутилси и сбижал, паждав хвост прям как дог иво черный, прости Господи. Толька прикиньти Ваше высочиство какой скандал будит! Па всему миру эта история раслитица до Ево величиства дайдет, што тагда?!.."
Дон Луис довольно кивнул, перечитывая написанное. Вроде неплохо. Вице-король, дабы отвести от себя гнев монарха, просто должен будет принять упреждающие меры...
"Так што малю и саветую убрать этава паскудника куда подале, пинком турнуть с адмиралав да в цепи закавать и на катаргу саслать али ишо куды Вашиму высочивству угодна. А в адмиралы назначить та хотя бы капитана нашива дона Луиса, тот и маряк коть куды и храбрец атменый и истиный католик и Ваше высочиство оченно уважаит!"
---
Дон Луис Эрраре, иезуитски усмехнувшись, бережно сложил письмо, запечатал в грубую оберточную бумагу и написал - все тем же дрожащим, неровным почерком: "Иво высочиству вици-королю Вестиндии в собствиныи руки". Как только корабль вернется в гавань, письмо будет брошено в почтовый ящик для анонимных доносов, специально поставленный у ворот дворца по приказу того же вице-короля. А там посмотрим!
-
Приокский Дракон
- Вышел из медика и назад не вернулся. Занимается бладством.
- Posts in topic: 5
- Сообщения: 3751
- Зарегистрирован: 18 янв 2016, 19:42
Карибские страсти, или по следам капитана Блада (измененный вариант "Бладианы")
----------------------------------------------
Лорд Джулиан Уэйд, близкий родственник знаменитого лорда Сандерленда, а также, несмотря на молодость, один из первых "светских львов" Лондона, с нарочитой небрежностью оперся на трость (эксклюзивный экземпляр, украшенный драгоценными камнями, целых сто соверенов уплачено!), и сделал вид, что любуется морским пейзажем. Хотя, видит Бог, что интересного в одной и той же воде, успевшей осточертеть до самых печенок, молодой повеса не знал и знать не хотел. Хоть про англичан и говорят, что они - нация мореплавателей, к морю лорд Джулиан относился, как к красивой девушке, имеющей влиятельных родителей: с разумной предосторожностью. И хочется, и черт знает, чем может завершиться.
К своим неполным тридцати годам молодой вельможа успел приобрести дон-жуанский список такой длины, что если его начертать на свитке типа древнеримского, свисающий край волочился бы по земле. Ибо излюбленным занятием лорда было именно волочение. Многие лондонские (и не только) красотки пали жертвами его любовного порыва и искусства, а потом рыдали, призывая на его изящно завитый, напудренный парик (заграничной работы, стоимость пять гиней, при заказе оптовой партии скидка) все мыслимые и немыслимые бедствия. Случалось, и лорду Сандерленду приходилось выдерживать нелегкие сцены, выгораживая беспутного родича, которого разъяренный папаша или брат соблазненной бывшей девицы хотел тащить под венец в церковь, или к барьеру, в случае отказа... Ну, любил лорд Джулиан прекрасный пол, что тут поделать! Или, не приведи Бог, вы бы хотели, чтобы он находил утешение в надежных и крепких мужских объятиях?!
Словом, когда подвернулась возможность "сплавить" любвеобильного повесу подальше от лондонских соблазнов и туманов, лорд Сандерленд не колебался.
- Я столько раз выручал тебя, что и ты можешь в кои-то веки оказать мне услугу! - решительно заявил он. - И не надо делать такую кислую мину: небольшой пост пойдет тебе только на пользу... Впрочем, в Вест-Индии тоже немало красоток, а если еще учесть их знойный темперамент... - Пожилой лорд мечтательно закатил глаза и причмокнул губами, всем своим видом показывая, что уж он-то в свои молодые годы ухватился бы за такое поручение всеми конечностями. - Словом, "Ройал Мэри" отплывает послезавтра. Ну, с Богом!
- Ох, грехи наши тяжкие... - пробормотал лорд Джулиан голосом сварливого старика, измученного кучей болячек, наиболее безобидной из которых была подагра в особо запущенной степени. - Ну, а если этот самый Блад не захочет принять патент?
- Как так, не захочет?! - у министра был вид человека, на глазах которого с грохотом рухнул Биг Бен. - Не захочет стать свободным человеком?!
- Так он и без того свободен! В смысле, сам себя...
- Да, но он бежал с каторги, стал пиратом, фактически объявлен вне закона... Поймают - повесят! А тут - уважаемый человек, офицер на службе его величества...
- Против которого он бунтовал! - ехидно уточнил молодой лорд.
- Вот в том-то и дело, что он бунтовщиком-то и не был! Ну, почти не был, если уж точно. Делай основной упор на то, что суд отнесся к нему излишне сурово. Мол, попал под горячую руку, не разобрались как следует, а ведь вполне можно было ограничиться двумя-тремя годами тюрьмы, или даже вовсе штрафом... В конце концов, вали все на верховного судью! Благо Джефрейс из могилы не возразит.
- Так ведь клеветать на покойника - смертный грех... - неуверенно возразил лорд Джулиан. Он уже понял, что от поручения не отвертеться, но не хотел сдаваться без боя.
- Ничего, это для блага государства. Ради такого случая выхлопочу тебе отпущение и этого греха, и всех прочих... - лорд Сандерленд лукаво улыбнулся. - А чтобы тебе было не так скучно в дороге, слушай: я случайно узнал, что на "Ройал Мэри" будет одна очень интересная пассажирка... - министр многозначительно умолк, улыбнувшись.
Расчет был точен: молодой повеса встрепенулся, как гончая, почуявшая свежий след.
- Кто она? - тут же спросил он, выпрямившись во весь рост и откинув голову. Апатия и раздражительность (хоть и напускная) исчезли в мгновение ока.
- Какая-то дальняя родственница одной моей дальней родственницы... это не суть важно. Главное - едет одна, без сопровождающих, так что дуэль в открытом море тебе не грозит!
- Без сопровождающих? - недоуменно поднял брови лорд Джулиан. - Небось, какая-нибудь перезревшая старая дева?
- Она не замужем, но вовсе не старая! Ей двадцать восемь лет, если не ошибаюсь. И, судя по тому, что я слышал, очень красивая.
"Так... Прекрасный возраст! Девичьей дури уже давно нет, а жизнь еще не слишком напрягла. Во всяком случае, циничной и сварливой быть не должна..." - молнией пронеслось в голове молодого лорда.
- Так когда отплывает "Ройал Мэри?" Послезавтра? - уточнил он, многозначительно улыбаясь.
---
...Продолжая опираться на трость, и по-прежнему старательно изображая, будто все его мысли заняты изрядно надоевшей морской гладью, лорд Джулиан краем глаза рассматривал предмет своего вожделения. Дамочка расположилась по тому же борту, примерно в десяти шагах от него, и точно так же осматривала горизонт своими очень красивыми (это лорд подметил сразу) глазами, непривычно темными для англичанки. Да и кожа личика с такими же правильными (и, черт побери, очень соблазнительными!) чертами была смугловата.
"Может, полукровка?" - с инстинктивным снобизмом потомственного аристократа подумал Уэйд, но тут же прогнал эту мысль: во-первых, надо быть снисходительным, современным, черт побери, все-таки конец семнадцатого века, а не эпоха рыцарских походов и поясов верности! Наверное, просто загорела за долгие годы жизни в Вест-Индии. Во-вторых, кратковременному флирту это не помешает, скорее, наоборот, придаст пикантной горчинки. В-третьих... В-третьих, пора приступать к делу!
Изящной походкой, которой ничуть не мешала слабая килевая качка, он подошел к даме и, приподняв шляпу (целых пять гиней, совсем охамели эти галантерейщики!) произнес, выбрав тему начала разговора с искусством прирожденного джентльмена:
- Прекрасная погода стоит нынче, сударыня, не так ли?*
Она отозвалась не сразу, и в ее прекрасных темно-карих (с заметным вишневым оттенком) глазах даже мелькнуло что-то вроде досады, будто слова лорда застали ее абсолютно врасплох и сбили с какой-то важной мысли:
- Вы совершенно правы, сударь. Простите, с кем имею честь беседовать?
- Позвольте представиться: лорд Джулиан Уэйд! - произнес молодой повеса, за долю секунды подметив, что глаза прекрасной незнакомки полны грусти и какой-то безнадежной, глубоко спрятанной тоски. У-у-ууу, дело будет еще проще, чем он думал! Одинокая тоскующая дама - столь легкая добыча, что лорд испытал даже что-то похожее на недовольство. Будучи, как все потомственные аристократы, заядлым охотником, лорд не признавал "стрельбы по сидящей птице"**. Ему нужен был азарт борьбы, сопротивление и все прочее, что делало новые пункты его дон-жуановского списка особо приятными. А когда крепость сдается без боя и сама распахивает ворота...
Стоп, одернул он себя. Еще ведь не сдалась и не распахнула. Конечно, куда она денется, но осаду нужно вести по всем правилам.
- Я не имел чести до этой минуты знать вас, сударыня, и не смею надеяться, что вам знакомо мое скромное имя... - Уэйд выдержал хорошо рассчитанную паузу.
- О, вы действительно скромны! - чуть заметно усмехнулась дама. - Близкий родственник лорда Сандерленда - это немалая величина.
Поперхнувшийся на полуслове лорд, так и не успевший закончить фразу словами: "...но если бы мне была оказана честь находиться в вашем обществе и быть вашим верным слугой, я был бы счастлив..." сделал вид, будто на него внезапно напал приступ кашля.
"Смеется, или как? - лихорадочно размышлял он. - Или это тонкий расчет? Штучка, похоже, еще та, надо держать ухо востро!"
Многочисленные попытки мужской родни соблазненных им девиц опутать его узами Гименея привили молодому повесе стойкое и убежденное отвращение к браку. Нет, конечно, он понимал, что когда-нибудь, ради продолжения рода, придется повести под венец какую-нибудь дурочку (мысль, что его будущая избранница может быть умной, он из-за этого же отвращения отринул напрочь), а потом уложить ее на брачное ложе и, стиснув зубы, постараться исполнить ненавистный супружеский долг. Его немного ободряла мысль, что для передачи титула, герба и майората вполне достаточно одного наследника, стало быть, случаи исполнения столь тяжкой повинности можно будет пересчитать по пальцам. А потом - снова к подружкам...
Теперь же старые опасения вдруг нахлынули снова, и с немалой силой. Если она знала, что он - столь важная особа, с такими связями и возможностями, почему же сама, первая, не подошла к нему, не постаралась обратить на себя внимание? Когда тебе двадцать восемь лет и ты не замужем - упускать такую возможность просто глупо, а дамочка на глупышку совсем не походила... Мало ли способов, старых, как мир, которыми в совершенстве владеют эти коварные существа! Сделать вид, что споткнулась, проходя мимо, и будто случайно с большой точностью свалиться прямо в его объятия... Уронить сумочку, веер, книжку... что там еще они могут носить... Заговорить о том, как ей страшно без мужской защиты в этом огромном и наверняка опасном море - штормы там всякие, пираты...
- Вы... знаете меня? - растерявшийся лорд не нашел более умной фразы для продолжения беседы.
- Только заочно, лорд Джулиан. Позвольте представиться: мисс Арабелла Бишоп.
Едва заметная улыбка скользнула по ее губам... точнее, по губкам, которые казались самим совершенством: изумительно точных пропорций, нежно-розовые, с чуть заметным коралловидным оттенком. На долю секунды показались белоснежные зубки и изумительные ямочки на щеках. А потом ее губы снова плотно сжались. И глаза на ту же долю секунды потеплели, а потом их будто задернули холодной полупрозрачной шторкой.
"Завлекает, стерва, - подумал лорд Джулиан, чувствуя, что кружевной воротник его великолепного, расшитого золотой нитью камзола (стоимость этого шедевра портняжного искусства могла привести в полуобморочное состояние) вдруг стал ему тесен и больно врезался в шею, ощущая, как его неудержимо охватывает желание жадно припасть к ее светло-коралловым губкам... - Точно завлекает, хищница! Ничего, не на дурачка напала..."
- Прекрасное имя! - выдохнул он. - Красивое, как...
По закону подлости, все загодя приготовленные фразы вылетели из головы. Пауза затянулась, и лорд мог бы поклясться, что в темно-вишневых глазах промелькнула едва заметная усмешка.
- Как море! - ляпнул он, прекрасно сознавая, что сравнение не самое удачное. Но лучше уж такое, чем вообще никакого.
"Да что это со мной, в самом деле?! - не на шутку рассердился озадаченный лорд. - Прямо как перед первым разом!"
- Благодарю за комплимент, сударь... Море и впрямь бывает красивым. Но оно бывает и очень жестоким, - вздох, вырвавшийся из ее груди (лорд Джулиан, наметанным глазом заглянув в глубокий вырез лифа, пришел к выводу, что эти прелести и в самом деле прелестны), мог бы растрогать даже человека с каменным сердцем.
У лорда он все-таки было не таким уж каменным. Более того, он с недоумением и ужасом ощущал, как оно стремительно становится восковым.***
- Вы... потеряли какого-то близкого человека? Он погиб в море? - с хорошо рассчитанной долей деликатного сочувствия спросил Уэйд.
- Он ушел в море и не вернулся. Все равно, что погиб. И, пожалуйста, не надо говорить на эту тему, она причиняет мне боль.
"Ну, артистка! - невольно восхитился лорд, мысленно аплодируя этой мисс Бишоп. - Сейчас, конечно же, я должен растаять, рассыпаться в извинениях, что разбередил ее рану... А она великодушно заверит, что совсем не сердится, а там, глядишь, намекнет, что замерзла на палубе и охотно выпила бы чаю, а чай плавно перерастет в ужин, а ужин... Стоп! А чего я испугался? Роман - это еще не свадьба, хвала Создателю!"
- Как пожелаете, мисс Арабелла! - вежливо склонил голову Уэйд. - Прошу прощения, если я...
- Ах, что вы, ваша светлость! Вы абсолютно ни в чем не виноваты. Кстати, не находите ли вы, что ветер посвежел? Может, нам уйти в салон и выпить чаю?
- Ваше пожелание - закон! - воскликнул лорд Джулиан, очень довольный собой. Интуиция его опять не подвела.
-------------------------------
* - надеюсь, душа королевы детективов Агаты Кристи не нашлет на меня наемного убийцу! Очень уж кстати эта фраза из "Десяти негритят".
** - смысл этого английского выражения, думаю, и так понятен.
*** - см. предыдущий пункт.
------------------------------
Дон Луис Эрраре, мысленно уже примеривший адмиральский мундир, был не в духе: мастерски сочиненное письмо по-прежнему лежало во внутреннем кармане камзола, где от него не было решительно никакой пользы. Поскольку после инцидента с "Кающейся Марией Магдалиной" их галеон, против ожидания, не вернулся в порт, а пошел намеченным курсом - к Наветренному проливу. И вожделенный ящик для доносов был по-прежнему недосягаем.
Дон Луис пытался сохранить спокойствие, убеждал себя, что чем дольше ожидание, тем слаще приз, что какая-то пара недель ничего не решит и ни на что не повлияет... Все было тщетно. Злость и раздражение буквально заполонили его тело и душу, сделав придирчивым, злобным и нервным. Хорошо, хоть было на ком отыграться - матросов и солдат на борту "Милагросы" хватало! А старое мудрое правило из двух пунктов: 1. Командир всегда прав. 2. Если командир не прав, см. п.1, еще никто не отменял...
Словом, нижним чинам за несколько дней перехода до пролива и крейсирования в нем же перепало так, что они тоже сделались очень нервными и все время озирались по сторонам: не несет ли дьявол сеньора капитана, конни его кастильскую мадре!
- Да что с ним, в конце-то концов?! - как-то, не выдержав, взмолился солдат Энрике, которому влетело за будто бы плохо начищенную кирасу (в которую на самом деле можно было смотреться, как в зеркало).
- Для климакса вроде рановато... - задумчиво процедил цирюльник Фернандо, получивший разнос за будто бы грязный пол в лазарете (на котором можно было лежать в белой рубахе - ни пятнышка бы не осталось).
- Может, ему самому перепало от его высокопревосходительства? - сочувственно предположил матрос - добряк Ансельмо, на которого грубо наорали будто бы за то, что неправильно срастил два конца - это он-то, который мог в полной темноте молниеносно завязать любой узел!
- Едва ли. Наш старик совсем впал в детство: с утра до ночи молится, и с псом своим разговаривает! - проворчал адмиральский вестовой Хосе, который столкнулся с доном Луисом в самый неподходящий момент - когда выносил следы "жизнедеятельности" Ларго, чтобы выкинуть их за борт. Ну да, никто не спорит, "шальная" волна тряхнула "Милагросу" немного... э-э-э... не вовремя. Ну, естественно, никому не понравится, что часть собачьего дерьма вместо моря оказывается на мундире... Но зачем же так орать, да еще и бить по уху?!
- Мадре Диос, это не рейд, а просто каторга какая-то! - плачущим голосом произнес канонир Хулио. - Он меня совсем замучил: то запальное отверстие плохо прочищено, то банник какой-то обшарпанный... А я виноват, что казна на всем экономит?! Я что, за свои гроши новый банник должен покупать?!
Раздался общий горький вздох.
- Сегодня просто как с цепи сорвался! - продолжал Хулио. - Стал орать, что я забыл зарядить пушку. Это я-то, десять лет верой и правдой служащий его католическому величеству! Приказал выставить ее на максимальный угол - дескать, сейчас сам возьмет щуп и проверит, есть ли там ядро! Ну, выставил, куда денешься, приказ есть приказ... Так и торчит, родимая, дулом кверху...
-Ну, так было там ядро, или нет? - спросил Фернандо.
-Конечно, было! - оскорбился Хулио так, словно добродетель его матушки была подвергнута публичному сомнению. - И сейчас есть! Только ведь он, паскуда, не проверил! Забыл и про щуп, и про все другое - умчался куда-то! Наверное, еще какому-то бедолаге мозги вправлять...
Тут со смотровой площадки донесся всполошенный крик (матрос-впередсмотрящий, получив разнос от дона Луиса за то, что бубнит что-то вполголоса, ничего не разберешь, вложил в него всю мощь молодых голосовых связок):
- Корабль под английским флагом!!! Прямо по носу, идет встречным курсом!!!
-------------------------------------
Почти в тот же момент уже со смотровой площади английского корабля раздался окрик впередсмотрящего (только спокойный, поскольку ему в это утро разноса никто не устраивал):
- Галеон под испанским флагом! Идет встречным курсом!
Кораблем этим была та самая "Ройал Мэри", где лорд Джулиан уже несколько суток кряду пытался соблазнить мисс Арабеллу Бишоп. При этом стараясь не попасть первым в ее сети, и с ужасом и недоумением сознавая, что весь его опыт в данном случае оказался бессильным. Образно говоря, коса нашла на камень. Для самолюбивого и знающего себе цену лорда такая ситуация была сродни удару - нет, не косой, а всего лишь серпом! - по некоторым весьма важным частям его мужского организма. Тем более, что в глубине души он испытывал к этой загадочной жительнице вест-индийских колоний Его Величества... нет, не любовь, сказать так было бы преждевременным преувеличением, но весьма сходное с нею чувство!
Теперь Уэйд досадовал и даже негодовал на крепость, упорно продолжающую бессмысленное сопротивление. Ну, продержала ворота на запоре, сколько нужно для соблюдения внешних приличий... ну, заставила потомиться перед этими самыми воротами в предвкушении богатых трофеев... тьфу, плотских утех... а дальше-то зачем кочевряжиться?* Мысль "Цену набивает, зараза!", к чести лорда Джулиана, давно покинула его голову: уж расчетливых и циничных кокеток он, хвала Создателю, различал инстинктивно, на уровне загадочного "шестого чувства". Мысль, что мисс Арабелла принадлежит к той части женского пола, которой вообще не нужны мужчины, он также отринул: хвала тому же Создателю, она явно не из них! Подозрения, что мисс Арабелла - еще девственница, и просто-напросто боится повести себя с незнакомым мужчиной излишне свободно, шевелились в его мозгу, но он после размышления изгнал и их тоже. Чудеса, конечно, бывают, но не до такой же степени!** Ну так почему, почему же, черт побери, она упорно делает вид, что не замечает его знаков внимания, точнее, что не понимает, на что указывают эти самые знаки?!
Лорд Джулиан все чаще ловил себя на мысли, которая сначала показалась ему забавной, потом рассердила, а под конец погрузила в глубокую задумчивость: ведь рано или поздно ему придется вступить в брак, так почему бы и нет... По крайней мере, уж она-то точно не дура! Очень красива, умеет вести себя (конечно, легкий налет провинциальной неотесанности присутствует***, но это даже забавно, к тому же это можно исправить). Уж с такой-то женой не стыдно будет показаться даже при дворе! Все светские львы Лондона просто обалдеют, когда он впервые выведет в общество такую красавицу, а кое-кто даже примется за ней ухлестывать...
"....... им оторву!"**** - сердито подумал Уэйд, но тут же спохватился: сперва нужно жениться! И вообще... Неужели он, смешно сказать, ревнует? Это он-то, менявший красавиц, как перчатки?
Ветреный разум требовал прогнать эту мысль и посмеяться над ней, но внутренний голос, объединившись с сердцем, упорно твердил: да, тысяча чертей! Он действительно ревнует! Потому, что мисс Бишоп совсем не такая, как его бывшие пассии.
Ну, так чем же, во имя всего святого, объяснить ее поведение? Ведь она не может не видеть, что нравится ему: любая женщина безошибочно чует такие вещи. И ведь понимает, что он может дать ей такое положение в обществе, о котором она, племянница колониального плантатора, не смела бы даже мечтать... Неужели... Неужели ее сердце занято?!
Верный данному слову, лорд Джулиан не поднимал ту тему, которую она при их знакомстве просила не затрагивать. Он и сейчас не собирался нарушать своего слова. Но ведь можно выяснить как-то по-другому, иносказательно...
- Мы уже в Наветренном проливе, мисс Арабелла, - сказал он ей. - Пройдет совсем немного времени, и если я, с божьей помощью, благополучно выполню данное мне поручение...
- Поручение? - тут же повторила она, воспользовавшись паузой, пока Уэйд обдумывал следующую фразу. - Вы мне ничего о нем не говорили! Это что-то по линии министерства иностранных дел, или по колониальным вопросам? Расскажите, пожалуйста! Если, конечно, это не тайна...
- Гм! - поперхнулся сбитый с толку лорд Джулиан. Сама мысль, что женщина может проявить интерес к чему-либо, лежащему за пределами сплетен, кулинарии, шитья, модных журналов, самочувствия и - в крайнем случае - театрального репертуара, просто не приходила ему в голову. Он был озадачен, и в то же время почувствовал неподдельный интерес.
- Нет, нет, это не тайна... То есть, конечно, это не такое дело, которое надо обсуждать на всех углах, но... Я ведь вполне могу рассчитывать на ваше понимание и умение хранить секреты, мисс... Арабелла? - он вкрадчиво понизил голос, глядя прямо ей в глаза.
- Можете, - очень серьезно сказала она, не отводя взгляда, и молодой повеса вдруг почувствовал, как теплая волна прошла по сердцу, и запершило во внезапно пересохшем горле.
"Ох, тысяча чертей! Что за женщина!"
- Вы, безусловно, знаете, что правительство Его Величества весьма обеспокоено дерзкими вылазками пиратов в наших западных колониях, - начал Уэйд. - К сожалению, за последнее время к ним примкнули многие беглые каторжники, сосланные после мятежа Монмута... Что с вами, мисс? Вам нехорошо?
- Нет, нет... Не обращайте внимания, немного закружилась голова, но уже прошло. Продолжайте, пожалуйста!
- Как вам будет угодно... Среди этих беглецов особо выдвинулся и причиняет нам серьезное беспокойство один человек. Надо сказать откровенно: очень незаурядная личность! Отважный, расчетливый, удачливый... Он достиг больших высот в так называемом "береговом братстве", и пользуется покровительством и личным расположением губернатора Тортуги дОжерона. Его зовут Питер Блад... Мисс Арабелла, у вас снова кружится голова? Вы побледнели!
- Ничего страшного... - ее голос звучал по-прежнему твердо и уверенно, но Уэйд видел, как пальцы мисс Бишоп судорожно вцепились в кромку фальшборта. - Просто... Просто я когда-то хорошо знала его.
- Знали?! - ахнул, не сдержавшись, потрясенный лорд, несмотря на привитую с детства привычку скрывать свои эмоции.
- Да, представьте! - она грустно улыбнулась. - До того, как стать пиратом, он был рабом на плантациях моего дяди. Честно говоря, это я упросила дядю купить его: он показался мне таким несчастным, измученным, и в то же время в нем чувствовалась внутренняя сила, достоинство... Я не могла допустить, чтобы он попал к Крэбстону.
- Кто это - Крэбстон? - спросил Уэйд.
- Один... скажем так, очень нехороший человек, который тоже приехал покупать рабов... В общем, лорд Джулиан, тогда мне казалось, что я поступаю правильно. Я верила - точнее, мне хотелось верить, что Питер Блад не лгал, утверждая, что был осужден несправедливо.
- И он действительно не лгал вам, - кивнул Уэйд. - Верховный судья - конечно, нехорошо дурно отзываться о покойнике, но не зря же он заслужил прозвище "Кровавый Джефрейс" - вполне мог отнестись к нему со снисхождением. Ведь нельзя все-таки ставить на одну доску мятежника, с оружием в руках выступившего против законного суверена, и врача, который оказал раненому мятежнику помощь. Закон в данном случае был неоправданно строг.
- И в результате... - она вздохнула. - Порядочный человек вынужден был стать пиратом, запятнал себя множеством тяжких грехов. Пока ему сопутствует удача, но рано или поздно его поймают, и повесят. А все потому, что для некоторых бессердечных бюрократов важна мертвая буква закона, а не его живой дух.
"Его не повесят!" - хотел воскликнуть лорд Джулиан, чтобы она обрадовалась и перестала хмуриться. Но мисс Бишоп опередила его вопросом:
- Кажется, вы сказали, что ему как-то особо покровительствует губернатор Тортуги? Но по какой причине? Ведь Блад - всего лишь один из многих вожаков, делящихся добычей с французами...
- Да, один из многих, - кивнул лорд. - Но, согласитесь, далеко не каждый пиратский вожак становится зятем губернатора!
-----------------------------------------------
* - это выражение лорд Сандерленд услышал от русского посла, и оно ему очень понравилось. Прежде всего, потому, что он-то быстро научился его выговаривать, а его подчиненные мучились до окостенения языка! Лорд Джулиан тоже пришел от него в восторг.
** - оставим это утверждение на совести лорда
*** - см.п.**
**** - тут пусть поработает фантазия читателей
----------------------------------------------
Увлеченный обдумыванием продолжения своей речи, он не заметил, как губы мисс Бишоп на какое-то мгновение посерели и судорожно сжались в узкую ниточку.
- Зятем губернатора? - переспросила она, и безупречный слух лорда Джулиана на этот раз подвел его, не уловив едва различимого дребезжащего напряжения. - Неужели вы хотите сказать...
- Нет, нет, я немного поторопился... Будущим зятем - так будет точнее. Судя по той информации, которой я обладаю, красавица Мадлен дОжерон прочно завладела сердцем бравого капитана! Только подумайте: дочь губернатора – жена пирата! Ха-ха-ха!
Он весело рассмеялся, и Арабелла присоединилась к нему. Невидимый медведь продолжал добросовестно топтаться на ушах лорда, и довольно отчетливо различимые истеричные нотки прошли мимо них.
- Но... Признаться, в это невозможно поверить, это просто что-то невероятное, трудно вообразимое...
- На первый взгляд - да! - согласно кивнул лорд Джулиан, который сам неделю назад точно так же прокомментировал бы предположение, что его сердцем может прочно завладеть никому не известная колонистка из Вест-Индии. - Но времена меняются, и то, что казалось совершенно невозможным каких-то десять-двадцать лет назад, теперь уже никого не удивляет. К тому же, надо учесть еще такое обстоятельство: Тортуга - всего лишь крохотный островок, и тамошний губернатор - не Бог весть какая значимая фигура. Ничего удивительного в том, что он решил покрепче привязать к себе столь удачливого и добычливого капитана, как Питер Блад! Как говорится, служба службой, а прибыль прибылью... Да и самому Бладу его дочка явно по душе, в противном случае он едва ли убил бы человека, добиваясь ее.
- Убил человека?! - на этот раз ей все же изменила выдержка, лицо побледнело, а в глазах мелькнул ужас.
- Ох, простите мою неловкость, мисс Бишоп! - заторопился с извинениями лорд, мысленно обругав себя. - Я не должен был говорить о вещах, которые могут расстроить и испугать даму! Давайте побеседуем о чем-нибудь более приятном...
- Нет, продолжайте, прошу вас... - с заметным напряжением в голосе проговорила она. - Кого он убил?
- Одного своего соратника по ремеслу, француза, по имени Левасер. Тот тоже имел виды на мадемуазель Мадлен, и Блад устранил его. Слухи ходили самые разные, в том числе, упоминались подробности, которые я ни в коем случае не рискну повторить при даме... Бесспорно одно: они поссорились, и Блад заколол Левасера.
Наступила неприятная, тягостная тишина. Лорд Джулиан уже жалел, что вообще заговорил об этом. Поэтому он очень обрадовался, услышав крик впередсмотрящего:
- Галеон под испанским флагом, идет нам навстречу!
----------------------------------
"Милагроса", взяв круче к ветру, пошла курсом наперерез "Ройал Мэри". Дон Луис приплясывал от нетерпеливого возбуждения, предвкушая новые строчки доноса: "А тако же в аткрытам мори ишо раз ни с таво ни с сиво напал на карабль пад англицким флагам, а веть все знают што иво каталичискае виличиство и тамашний кароль Яков добрыи друзия..." Солдаты и матросы замерли на своих местах, старясь угадать по лицу дона, какая еще шальная мысль посетит, к их несчастью, его черепушку.
Капитан "Ройал Мэри" тоже озадачено всматривался в надвигающийся галеон под кастильским полотнищем.
- Что-то странное... - пробормотал он. - Почему он режет наш курс?
- Что это за корабль? - спросила лорда Джулиана мисс Арабелла. Обрадованный сменой темы аристократ снова не уловил дребезжащего напряжения в ее голосе.
- Судя по флагу - испанец. Не беспокойтесь, мисс, нам не грозит опасность. Ведь между нашими странами мир.
- Я не беспокоюсь, - отозвалась мисс Бишоп, причем лорд мог бы поклясться, что в ее словах нет даже тени кокетства: смотрите, мол, какая я отважная! - Даже если бы у него были враждебные намерения, уверена, наши храбрые моряки дали бы должный отпор!
- Совершенно верно! - воскликнул лорд, почуяв закипание молодой горячей крови. - Где и когда англичане отступали?! Э-э-э... Послушайте, капитан!
- Милорд? - с хорошо замаскированной досадой отозвался старый морской волк. Нашел время молодой хлыщ отвлекать, ничего не скажешь! Как раз когда он ломает голову над вопросом: то ли на всякий случай приказать приготовиться к бою, то ли переменить курс...
- Ваш корабль, я полагаю, готов встретить любую... э-э-э... неожиданность? Например, на случай нападения?
- Готов! - кивнул седой головой почтенный моряк. - "Ройал Мэри" - крепкая, надежная посудина! И пушек достаточно, и пороху с ядрами вдосталь...
- Но вот этот галеон... Он же сближается с нами!
"Без тебя бы не догадался!" - с закипающим раздражением подумал капитан.
- Если он сблизится на угрожающую дистанцию, я предупрежу его, что открою огонь! И уж будьте уверены, в случае чего не промахнусь. Такие высокобортные корабли - прекрасная цель!
- А можно ли как-то предупредить его заранее? Поймите, я беспокоюсь за мисс Бишоп... - вкрадчиво понизив голос, прошептал лорд на ухо морскому волку.
Капитан с трудом удержался от того, чтобы не скорчить брезгливую гримасу.
- Ну, если вас так это беспокоит... Я прикажу отсалютовать флагом, и выстрелить из сигнальной пушки. Если он ответит тем же, значит, намерения мирные, и нам не о чем переживать.
- Да, да, будьте любезны! Распорядитесь! И, кстати... Вы позволите мне самому выстрелить? Дело-то нехитрое, я думаю... Только укажите, какая пушка, а уж запал я поднесу!
"Хочется пофорсить перед девчонкой, - понимающе ухмыльнулся капитан, от которого не укрылись, конечно же, попытки лорда Джулиана приударить за очаровательной колонисткой. - Эх, молодость, молодость... Ладно, раз уж так хочет работы для шаловливых ручонок, почему бы и нет?"
- Разумеется, милорд! - кивнул почтенный моряк. - Извольте проследовать за мной!
------------------------
Дон Луис Эрраре был взбешен, и сдерживался каким-то чудом.
- Но, ваше высокопревосходительство... Там же еретики!
- Что с того? У нас мир с Англией.
- Однако... - капитан "Милагросы" сглотнул слюну и стиснул кулаки. Матросы и солдаты замерли, не дыша. - Несколько дней назад это вас совершенно не смущало!
- Ох, не бередите мою рану! - болезненно поморщился дон Мигель. - Я не собираюсь вновь попадать в столь же дурацкое положение. Вот если бы этот корабль первым проявил враждебность...
Тут сверху со смотровой площадки донесся оглушающий вопль:
- Англичанин салютует флагом!!!
- Мадре Диос! Ну, зачем же так надрывать глотку! - инстинктивно зажал уши адмирал. - Вот видите, дон Луис, он приветствует нас. А вот и сигнальный выстрел... - он кивнул в сторону густого белого облачка, окутавшего часть борта "англичанина". - Приказываю ответить тем же, а потом изменить курс и увеличить дистанцию!
И решительно отвернулся, показывая, что разговор окончен.
Побагровевший от бессильной ярости капитан рявкнул:
- Отсалютовать флагом! Одна пушка - пли!
Трясущиеся от ужаса канониры "Милагросы", давно выстроившиеся в ряд с зажженными фитилями, синхронно воткнули кончики горящих трутов в запальные отверстия. В их числе был и Хулио, не успевший выставить свою пушку на прямую наводку.
Громадный галеон содрогнулся от бортового залпа.
- Дебилы! Придурки! Незаконнорожденные сыновья подзаборных турецких кретинов!!! * - завопил дон Луис, чуть не оглохнув от грохота. - Одна пушка - "пли"! Одна!!! А вы что...
Еще более сильный грохот, донесшийся сзади, заставил его поперхнуться на полуслове. Инстинктивно пригнувшись, капитан "Милагросы" повернулся в ту сторону.
Над изувеченными обломками, которые несколько секунд назад были красивым трехмачтовым кораблем, носившим столь же красивое и гордое имя "Ройал Мэри", поднималось зловещее грибообразное облако**.
- Мадре.......! - простонал несчастный Хулио. Он инстинктивным шестым чувством кошки, знающей, кто и чье мясо сожрал, почуял, что здесь не обошлось без его пушки, выставленной под неестественно высоким углом.
- Р-р-рррррр.... - совсем уж тоскливо заскулил перепуганный Ларго, прижавшись к ноге хозяина. В расширенных глазах дога отчетливо читалось: "Ну, наделали дел, кошкины дети! Теперь будут драть".***
- Это что такое?! - возопил срывающимся фальцетом пришедший в себя дон Мигель.
- Корабль под английским флагом взорвался!!! - как ответ на его вопрос, тут же донесся со смотровой площадки трубный рев впередсмотрящего.
- Перестань орать недорезанным козлом, идиот! - рявкнул адмирал, перетянутые нервы которого не выдержали.
- Слушаюсь, ваше высокопревосходительство!!! Ой... - матрос зажал рот ладонями, встретившись с бешеным взглядом дона Мигеля.
Адмирал, близкий к умопомешательству, несколько секунд тупо смотрел на останки "Ройал Мэри" (носовая часть быстро ушла под воду, на плаву держалась только корма с надстройками), потом голосом приговоренного к смерти скомандовал:
- Подойти ближе и принять на борт уцелевших!
--------------------
Впоследствии литераторы, со свойственной этой профессии тягой к безбожному преувеличению и приукрашиванию всего и вся, придумали, будто бы взорвалась "Ройал Мэри" из-за того, что на ее верхней палубе оказался большой запас пороха, куда и угодило шальное ядро с "Милагросы". И будто бы капитан несчастного корабля потом непременно провел бы строгое следствие, как этот самый порох там оказался, но - вот незадача! - не пережил своего трехмачтового красавца, а из покойника какой же следователь...
Красочнее всех эту бредовую версию изложил некий маэстро Р.С., в книге, которую его фанаты называли кратко и с благоговением: "ОКБ". И ведь до сих пор находятся легковерные люди, которые в этом убеждены! Кому и на кой черт понадобилось бы поднимать кучу пороха из крюйт-камеры, где ему и положено находиться, на верхнюю палубу, для них вопрос десятый.
На самом же деле все случилось так:
Лорд Джулиан, лихо отсалютовавший испанцам из сигнальной пушки, быстро вернулся к мисс Арабелле, и не успел даже испугаться, увидев, как борт "Милагросы" окутался сероватой пеленой. Зато успел капитан "Ройал Мэри", в очень кратком и столь же прочувственном монологе высказав все, что думает по этому поводу. Хотя он стоял у той же сигнальной пушки, слова были хорошо различимы, и лорд Джулиан краем глаза заметил, как уши и щеки мисс Арабеллы зарумянились. Старый морской волк еще успел рявкнуть: "К бою!", но тут сначала примерно в кабельтове от их корабля взметнулись водяные всплески (ядра легли недолетом), а через долю секунды раздался очень нехороший и зловещий свист. Он нарастал, неумолимо сверля уши. Ну, словно что-то с огромной скоростью падало сверху...
Последнее испанское ядро, выпущенное из пушки злополучного Хулио, благодаря невидимой вожже, попавшей под камзол дона Луиса Эрраре, не только пролетело большую дистанцию, но и имело не настильную, а навесную траекторию полета. Посему, вместо того, чтобы мирно остыть, шлепнувшись в воду, и упокоиться на песчаном дне Карибского моря, рядом с себе подобными, оно пробило крышку крюйт-камеры и влетело внутрь, шлепнувшись прямо на мешки с отборным английским порохом.
Через какую-то секунду оно вылетело обратно, вместе с тем же порохом, превратившимся в ревущее облако раскаленных газов, сметающих все на своем пути. "Ройал Мэри" раскололась пополам; носовая часть камнем пошла ко дну, вместе с капитаном и оглушенным экипажем, который даже не успел понять, что произошло, а корма, где стояли, крепко взявшись за руки, подобно заблудившимся в лесу детишкам, лорд Джулиан и мисс Арабелла Бишоп, каким-то чудом еще держалась на плаву...
-----------------------------------
* - дух Джеральда Даррелла, прости! Очень уж к месту эта фраза.
** - ну, некоторое преувеличение... Зато какое образное!
***-дух Михаила Булгакова... Далее см. п.*
Лорд Джулиан Уэйд, близкий родственник знаменитого лорда Сандерленда, а также, несмотря на молодость, один из первых "светских львов" Лондона, с нарочитой небрежностью оперся на трость (эксклюзивный экземпляр, украшенный драгоценными камнями, целых сто соверенов уплачено!), и сделал вид, что любуется морским пейзажем. Хотя, видит Бог, что интересного в одной и той же воде, успевшей осточертеть до самых печенок, молодой повеса не знал и знать не хотел. Хоть про англичан и говорят, что они - нация мореплавателей, к морю лорд Джулиан относился, как к красивой девушке, имеющей влиятельных родителей: с разумной предосторожностью. И хочется, и черт знает, чем может завершиться.
К своим неполным тридцати годам молодой вельможа успел приобрести дон-жуанский список такой длины, что если его начертать на свитке типа древнеримского, свисающий край волочился бы по земле. Ибо излюбленным занятием лорда было именно волочение. Многие лондонские (и не только) красотки пали жертвами его любовного порыва и искусства, а потом рыдали, призывая на его изящно завитый, напудренный парик (заграничной работы, стоимость пять гиней, при заказе оптовой партии скидка) все мыслимые и немыслимые бедствия. Случалось, и лорду Сандерленду приходилось выдерживать нелегкие сцены, выгораживая беспутного родича, которого разъяренный папаша или брат соблазненной бывшей девицы хотел тащить под венец в церковь, или к барьеру, в случае отказа... Ну, любил лорд Джулиан прекрасный пол, что тут поделать! Или, не приведи Бог, вы бы хотели, чтобы он находил утешение в надежных и крепких мужских объятиях?!
Словом, когда подвернулась возможность "сплавить" любвеобильного повесу подальше от лондонских соблазнов и туманов, лорд Сандерленд не колебался.
- Я столько раз выручал тебя, что и ты можешь в кои-то веки оказать мне услугу! - решительно заявил он. - И не надо делать такую кислую мину: небольшой пост пойдет тебе только на пользу... Впрочем, в Вест-Индии тоже немало красоток, а если еще учесть их знойный темперамент... - Пожилой лорд мечтательно закатил глаза и причмокнул губами, всем своим видом показывая, что уж он-то в свои молодые годы ухватился бы за такое поручение всеми конечностями. - Словом, "Ройал Мэри" отплывает послезавтра. Ну, с Богом!
- Ох, грехи наши тяжкие... - пробормотал лорд Джулиан голосом сварливого старика, измученного кучей болячек, наиболее безобидной из которых была подагра в особо запущенной степени. - Ну, а если этот самый Блад не захочет принять патент?
- Как так, не захочет?! - у министра был вид человека, на глазах которого с грохотом рухнул Биг Бен. - Не захочет стать свободным человеком?!
- Так он и без того свободен! В смысле, сам себя...
- Да, но он бежал с каторги, стал пиратом, фактически объявлен вне закона... Поймают - повесят! А тут - уважаемый человек, офицер на службе его величества...
- Против которого он бунтовал! - ехидно уточнил молодой лорд.
- Вот в том-то и дело, что он бунтовщиком-то и не был! Ну, почти не был, если уж точно. Делай основной упор на то, что суд отнесся к нему излишне сурово. Мол, попал под горячую руку, не разобрались как следует, а ведь вполне можно было ограничиться двумя-тремя годами тюрьмы, или даже вовсе штрафом... В конце концов, вали все на верховного судью! Благо Джефрейс из могилы не возразит.
- Так ведь клеветать на покойника - смертный грех... - неуверенно возразил лорд Джулиан. Он уже понял, что от поручения не отвертеться, но не хотел сдаваться без боя.
- Ничего, это для блага государства. Ради такого случая выхлопочу тебе отпущение и этого греха, и всех прочих... - лорд Сандерленд лукаво улыбнулся. - А чтобы тебе было не так скучно в дороге, слушай: я случайно узнал, что на "Ройал Мэри" будет одна очень интересная пассажирка... - министр многозначительно умолк, улыбнувшись.
Расчет был точен: молодой повеса встрепенулся, как гончая, почуявшая свежий след.
- Кто она? - тут же спросил он, выпрямившись во весь рост и откинув голову. Апатия и раздражительность (хоть и напускная) исчезли в мгновение ока.
- Какая-то дальняя родственница одной моей дальней родственницы... это не суть важно. Главное - едет одна, без сопровождающих, так что дуэль в открытом море тебе не грозит!
- Без сопровождающих? - недоуменно поднял брови лорд Джулиан. - Небось, какая-нибудь перезревшая старая дева?
- Она не замужем, но вовсе не старая! Ей двадцать восемь лет, если не ошибаюсь. И, судя по тому, что я слышал, очень красивая.
"Так... Прекрасный возраст! Девичьей дури уже давно нет, а жизнь еще не слишком напрягла. Во всяком случае, циничной и сварливой быть не должна..." - молнией пронеслось в голове молодого лорда.
- Так когда отплывает "Ройал Мэри?" Послезавтра? - уточнил он, многозначительно улыбаясь.
---
...Продолжая опираться на трость, и по-прежнему старательно изображая, будто все его мысли заняты изрядно надоевшей морской гладью, лорд Джулиан краем глаза рассматривал предмет своего вожделения. Дамочка расположилась по тому же борту, примерно в десяти шагах от него, и точно так же осматривала горизонт своими очень красивыми (это лорд подметил сразу) глазами, непривычно темными для англичанки. Да и кожа личика с такими же правильными (и, черт побери, очень соблазнительными!) чертами была смугловата.
"Может, полукровка?" - с инстинктивным снобизмом потомственного аристократа подумал Уэйд, но тут же прогнал эту мысль: во-первых, надо быть снисходительным, современным, черт побери, все-таки конец семнадцатого века, а не эпоха рыцарских походов и поясов верности! Наверное, просто загорела за долгие годы жизни в Вест-Индии. Во-вторых, кратковременному флирту это не помешает, скорее, наоборот, придаст пикантной горчинки. В-третьих... В-третьих, пора приступать к делу!
Изящной походкой, которой ничуть не мешала слабая килевая качка, он подошел к даме и, приподняв шляпу (целых пять гиней, совсем охамели эти галантерейщики!) произнес, выбрав тему начала разговора с искусством прирожденного джентльмена:
- Прекрасная погода стоит нынче, сударыня, не так ли?*
Она отозвалась не сразу, и в ее прекрасных темно-карих (с заметным вишневым оттенком) глазах даже мелькнуло что-то вроде досады, будто слова лорда застали ее абсолютно врасплох и сбили с какой-то важной мысли:
- Вы совершенно правы, сударь. Простите, с кем имею честь беседовать?
- Позвольте представиться: лорд Джулиан Уэйд! - произнес молодой повеса, за долю секунды подметив, что глаза прекрасной незнакомки полны грусти и какой-то безнадежной, глубоко спрятанной тоски. У-у-ууу, дело будет еще проще, чем он думал! Одинокая тоскующая дама - столь легкая добыча, что лорд испытал даже что-то похожее на недовольство. Будучи, как все потомственные аристократы, заядлым охотником, лорд не признавал "стрельбы по сидящей птице"**. Ему нужен был азарт борьбы, сопротивление и все прочее, что делало новые пункты его дон-жуановского списка особо приятными. А когда крепость сдается без боя и сама распахивает ворота...
Стоп, одернул он себя. Еще ведь не сдалась и не распахнула. Конечно, куда она денется, но осаду нужно вести по всем правилам.
- Я не имел чести до этой минуты знать вас, сударыня, и не смею надеяться, что вам знакомо мое скромное имя... - Уэйд выдержал хорошо рассчитанную паузу.
- О, вы действительно скромны! - чуть заметно усмехнулась дама. - Близкий родственник лорда Сандерленда - это немалая величина.
Поперхнувшийся на полуслове лорд, так и не успевший закончить фразу словами: "...но если бы мне была оказана честь находиться в вашем обществе и быть вашим верным слугой, я был бы счастлив..." сделал вид, будто на него внезапно напал приступ кашля.
"Смеется, или как? - лихорадочно размышлял он. - Или это тонкий расчет? Штучка, похоже, еще та, надо держать ухо востро!"
Многочисленные попытки мужской родни соблазненных им девиц опутать его узами Гименея привили молодому повесе стойкое и убежденное отвращение к браку. Нет, конечно, он понимал, что когда-нибудь, ради продолжения рода, придется повести под венец какую-нибудь дурочку (мысль, что его будущая избранница может быть умной, он из-за этого же отвращения отринул напрочь), а потом уложить ее на брачное ложе и, стиснув зубы, постараться исполнить ненавистный супружеский долг. Его немного ободряла мысль, что для передачи титула, герба и майората вполне достаточно одного наследника, стало быть, случаи исполнения столь тяжкой повинности можно будет пересчитать по пальцам. А потом - снова к подружкам...
Теперь же старые опасения вдруг нахлынули снова, и с немалой силой. Если она знала, что он - столь важная особа, с такими связями и возможностями, почему же сама, первая, не подошла к нему, не постаралась обратить на себя внимание? Когда тебе двадцать восемь лет и ты не замужем - упускать такую возможность просто глупо, а дамочка на глупышку совсем не походила... Мало ли способов, старых, как мир, которыми в совершенстве владеют эти коварные существа! Сделать вид, что споткнулась, проходя мимо, и будто случайно с большой точностью свалиться прямо в его объятия... Уронить сумочку, веер, книжку... что там еще они могут носить... Заговорить о том, как ей страшно без мужской защиты в этом огромном и наверняка опасном море - штормы там всякие, пираты...
- Вы... знаете меня? - растерявшийся лорд не нашел более умной фразы для продолжения беседы.
- Только заочно, лорд Джулиан. Позвольте представиться: мисс Арабелла Бишоп.
Едва заметная улыбка скользнула по ее губам... точнее, по губкам, которые казались самим совершенством: изумительно точных пропорций, нежно-розовые, с чуть заметным коралловидным оттенком. На долю секунды показались белоснежные зубки и изумительные ямочки на щеках. А потом ее губы снова плотно сжались. И глаза на ту же долю секунды потеплели, а потом их будто задернули холодной полупрозрачной шторкой.
"Завлекает, стерва, - подумал лорд Джулиан, чувствуя, что кружевной воротник его великолепного, расшитого золотой нитью камзола (стоимость этого шедевра портняжного искусства могла привести в полуобморочное состояние) вдруг стал ему тесен и больно врезался в шею, ощущая, как его неудержимо охватывает желание жадно припасть к ее светло-коралловым губкам... - Точно завлекает, хищница! Ничего, не на дурачка напала..."
- Прекрасное имя! - выдохнул он. - Красивое, как...
По закону подлости, все загодя приготовленные фразы вылетели из головы. Пауза затянулась, и лорд мог бы поклясться, что в темно-вишневых глазах промелькнула едва заметная усмешка.
- Как море! - ляпнул он, прекрасно сознавая, что сравнение не самое удачное. Но лучше уж такое, чем вообще никакого.
"Да что это со мной, в самом деле?! - не на шутку рассердился озадаченный лорд. - Прямо как перед первым разом!"
- Благодарю за комплимент, сударь... Море и впрямь бывает красивым. Но оно бывает и очень жестоким, - вздох, вырвавшийся из ее груди (лорд Джулиан, наметанным глазом заглянув в глубокий вырез лифа, пришел к выводу, что эти прелести и в самом деле прелестны), мог бы растрогать даже человека с каменным сердцем.
У лорда он все-таки было не таким уж каменным. Более того, он с недоумением и ужасом ощущал, как оно стремительно становится восковым.***
- Вы... потеряли какого-то близкого человека? Он погиб в море? - с хорошо рассчитанной долей деликатного сочувствия спросил Уэйд.
- Он ушел в море и не вернулся. Все равно, что погиб. И, пожалуйста, не надо говорить на эту тему, она причиняет мне боль.
"Ну, артистка! - невольно восхитился лорд, мысленно аплодируя этой мисс Бишоп. - Сейчас, конечно же, я должен растаять, рассыпаться в извинениях, что разбередил ее рану... А она великодушно заверит, что совсем не сердится, а там, глядишь, намекнет, что замерзла на палубе и охотно выпила бы чаю, а чай плавно перерастет в ужин, а ужин... Стоп! А чего я испугался? Роман - это еще не свадьба, хвала Создателю!"
- Как пожелаете, мисс Арабелла! - вежливо склонил голову Уэйд. - Прошу прощения, если я...
- Ах, что вы, ваша светлость! Вы абсолютно ни в чем не виноваты. Кстати, не находите ли вы, что ветер посвежел? Может, нам уйти в салон и выпить чаю?
- Ваше пожелание - закон! - воскликнул лорд Джулиан, очень довольный собой. Интуиция его опять не подвела.
-------------------------------
* - надеюсь, душа королевы детективов Агаты Кристи не нашлет на меня наемного убийцу! Очень уж кстати эта фраза из "Десяти негритят".
** - смысл этого английского выражения, думаю, и так понятен.
*** - см. предыдущий пункт.
------------------------------
Дон Луис Эрраре, мысленно уже примеривший адмиральский мундир, был не в духе: мастерски сочиненное письмо по-прежнему лежало во внутреннем кармане камзола, где от него не было решительно никакой пользы. Поскольку после инцидента с "Кающейся Марией Магдалиной" их галеон, против ожидания, не вернулся в порт, а пошел намеченным курсом - к Наветренному проливу. И вожделенный ящик для доносов был по-прежнему недосягаем.
Дон Луис пытался сохранить спокойствие, убеждал себя, что чем дольше ожидание, тем слаще приз, что какая-то пара недель ничего не решит и ни на что не повлияет... Все было тщетно. Злость и раздражение буквально заполонили его тело и душу, сделав придирчивым, злобным и нервным. Хорошо, хоть было на ком отыграться - матросов и солдат на борту "Милагросы" хватало! А старое мудрое правило из двух пунктов: 1. Командир всегда прав. 2. Если командир не прав, см. п.1, еще никто не отменял...
Словом, нижним чинам за несколько дней перехода до пролива и крейсирования в нем же перепало так, что они тоже сделались очень нервными и все время озирались по сторонам: не несет ли дьявол сеньора капитана, конни его кастильскую мадре!
- Да что с ним, в конце-то концов?! - как-то, не выдержав, взмолился солдат Энрике, которому влетело за будто бы плохо начищенную кирасу (в которую на самом деле можно было смотреться, как в зеркало).
- Для климакса вроде рановато... - задумчиво процедил цирюльник Фернандо, получивший разнос за будто бы грязный пол в лазарете (на котором можно было лежать в белой рубахе - ни пятнышка бы не осталось).
- Может, ему самому перепало от его высокопревосходительства? - сочувственно предположил матрос - добряк Ансельмо, на которого грубо наорали будто бы за то, что неправильно срастил два конца - это он-то, который мог в полной темноте молниеносно завязать любой узел!
- Едва ли. Наш старик совсем впал в детство: с утра до ночи молится, и с псом своим разговаривает! - проворчал адмиральский вестовой Хосе, который столкнулся с доном Луисом в самый неподходящий момент - когда выносил следы "жизнедеятельности" Ларго, чтобы выкинуть их за борт. Ну да, никто не спорит, "шальная" волна тряхнула "Милагросу" немного... э-э-э... не вовремя. Ну, естественно, никому не понравится, что часть собачьего дерьма вместо моря оказывается на мундире... Но зачем же так орать, да еще и бить по уху?!
- Мадре Диос, это не рейд, а просто каторга какая-то! - плачущим голосом произнес канонир Хулио. - Он меня совсем замучил: то запальное отверстие плохо прочищено, то банник какой-то обшарпанный... А я виноват, что казна на всем экономит?! Я что, за свои гроши новый банник должен покупать?!
Раздался общий горький вздох.
- Сегодня просто как с цепи сорвался! - продолжал Хулио. - Стал орать, что я забыл зарядить пушку. Это я-то, десять лет верой и правдой служащий его католическому величеству! Приказал выставить ее на максимальный угол - дескать, сейчас сам возьмет щуп и проверит, есть ли там ядро! Ну, выставил, куда денешься, приказ есть приказ... Так и торчит, родимая, дулом кверху...
-Ну, так было там ядро, или нет? - спросил Фернандо.
-Конечно, было! - оскорбился Хулио так, словно добродетель его матушки была подвергнута публичному сомнению. - И сейчас есть! Только ведь он, паскуда, не проверил! Забыл и про щуп, и про все другое - умчался куда-то! Наверное, еще какому-то бедолаге мозги вправлять...
Тут со смотровой площадки донесся всполошенный крик (матрос-впередсмотрящий, получив разнос от дона Луиса за то, что бубнит что-то вполголоса, ничего не разберешь, вложил в него всю мощь молодых голосовых связок):
- Корабль под английским флагом!!! Прямо по носу, идет встречным курсом!!!
-------------------------------------
Почти в тот же момент уже со смотровой площади английского корабля раздался окрик впередсмотрящего (только спокойный, поскольку ему в это утро разноса никто не устраивал):
- Галеон под испанским флагом! Идет встречным курсом!
Кораблем этим была та самая "Ройал Мэри", где лорд Джулиан уже несколько суток кряду пытался соблазнить мисс Арабеллу Бишоп. При этом стараясь не попасть первым в ее сети, и с ужасом и недоумением сознавая, что весь его опыт в данном случае оказался бессильным. Образно говоря, коса нашла на камень. Для самолюбивого и знающего себе цену лорда такая ситуация была сродни удару - нет, не косой, а всего лишь серпом! - по некоторым весьма важным частям его мужского организма. Тем более, что в глубине души он испытывал к этой загадочной жительнице вест-индийских колоний Его Величества... нет, не любовь, сказать так было бы преждевременным преувеличением, но весьма сходное с нею чувство!
Теперь Уэйд досадовал и даже негодовал на крепость, упорно продолжающую бессмысленное сопротивление. Ну, продержала ворота на запоре, сколько нужно для соблюдения внешних приличий... ну, заставила потомиться перед этими самыми воротами в предвкушении богатых трофеев... тьфу, плотских утех... а дальше-то зачем кочевряжиться?* Мысль "Цену набивает, зараза!", к чести лорда Джулиана, давно покинула его голову: уж расчетливых и циничных кокеток он, хвала Создателю, различал инстинктивно, на уровне загадочного "шестого чувства". Мысль, что мисс Арабелла принадлежит к той части женского пола, которой вообще не нужны мужчины, он также отринул: хвала тому же Создателю, она явно не из них! Подозрения, что мисс Арабелла - еще девственница, и просто-напросто боится повести себя с незнакомым мужчиной излишне свободно, шевелились в его мозгу, но он после размышления изгнал и их тоже. Чудеса, конечно, бывают, но не до такой же степени!** Ну так почему, почему же, черт побери, она упорно делает вид, что не замечает его знаков внимания, точнее, что не понимает, на что указывают эти самые знаки?!
Лорд Джулиан все чаще ловил себя на мысли, которая сначала показалась ему забавной, потом рассердила, а под конец погрузила в глубокую задумчивость: ведь рано или поздно ему придется вступить в брак, так почему бы и нет... По крайней мере, уж она-то точно не дура! Очень красива, умеет вести себя (конечно, легкий налет провинциальной неотесанности присутствует***, но это даже забавно, к тому же это можно исправить). Уж с такой-то женой не стыдно будет показаться даже при дворе! Все светские львы Лондона просто обалдеют, когда он впервые выведет в общество такую красавицу, а кое-кто даже примется за ней ухлестывать...
"....... им оторву!"**** - сердито подумал Уэйд, но тут же спохватился: сперва нужно жениться! И вообще... Неужели он, смешно сказать, ревнует? Это он-то, менявший красавиц, как перчатки?
Ветреный разум требовал прогнать эту мысль и посмеяться над ней, но внутренний голос, объединившись с сердцем, упорно твердил: да, тысяча чертей! Он действительно ревнует! Потому, что мисс Бишоп совсем не такая, как его бывшие пассии.
Ну, так чем же, во имя всего святого, объяснить ее поведение? Ведь она не может не видеть, что нравится ему: любая женщина безошибочно чует такие вещи. И ведь понимает, что он может дать ей такое положение в обществе, о котором она, племянница колониального плантатора, не смела бы даже мечтать... Неужели... Неужели ее сердце занято?!
Верный данному слову, лорд Джулиан не поднимал ту тему, которую она при их знакомстве просила не затрагивать. Он и сейчас не собирался нарушать своего слова. Но ведь можно выяснить как-то по-другому, иносказательно...
- Мы уже в Наветренном проливе, мисс Арабелла, - сказал он ей. - Пройдет совсем немного времени, и если я, с божьей помощью, благополучно выполню данное мне поручение...
- Поручение? - тут же повторила она, воспользовавшись паузой, пока Уэйд обдумывал следующую фразу. - Вы мне ничего о нем не говорили! Это что-то по линии министерства иностранных дел, или по колониальным вопросам? Расскажите, пожалуйста! Если, конечно, это не тайна...
- Гм! - поперхнулся сбитый с толку лорд Джулиан. Сама мысль, что женщина может проявить интерес к чему-либо, лежащему за пределами сплетен, кулинарии, шитья, модных журналов, самочувствия и - в крайнем случае - театрального репертуара, просто не приходила ему в голову. Он был озадачен, и в то же время почувствовал неподдельный интерес.
- Нет, нет, это не тайна... То есть, конечно, это не такое дело, которое надо обсуждать на всех углах, но... Я ведь вполне могу рассчитывать на ваше понимание и умение хранить секреты, мисс... Арабелла? - он вкрадчиво понизил голос, глядя прямо ей в глаза.
- Можете, - очень серьезно сказала она, не отводя взгляда, и молодой повеса вдруг почувствовал, как теплая волна прошла по сердцу, и запершило во внезапно пересохшем горле.
"Ох, тысяча чертей! Что за женщина!"
- Вы, безусловно, знаете, что правительство Его Величества весьма обеспокоено дерзкими вылазками пиратов в наших западных колониях, - начал Уэйд. - К сожалению, за последнее время к ним примкнули многие беглые каторжники, сосланные после мятежа Монмута... Что с вами, мисс? Вам нехорошо?
- Нет, нет... Не обращайте внимания, немного закружилась голова, но уже прошло. Продолжайте, пожалуйста!
- Как вам будет угодно... Среди этих беглецов особо выдвинулся и причиняет нам серьезное беспокойство один человек. Надо сказать откровенно: очень незаурядная личность! Отважный, расчетливый, удачливый... Он достиг больших высот в так называемом "береговом братстве", и пользуется покровительством и личным расположением губернатора Тортуги дОжерона. Его зовут Питер Блад... Мисс Арабелла, у вас снова кружится голова? Вы побледнели!
- Ничего страшного... - ее голос звучал по-прежнему твердо и уверенно, но Уэйд видел, как пальцы мисс Бишоп судорожно вцепились в кромку фальшборта. - Просто... Просто я когда-то хорошо знала его.
- Знали?! - ахнул, не сдержавшись, потрясенный лорд, несмотря на привитую с детства привычку скрывать свои эмоции.
- Да, представьте! - она грустно улыбнулась. - До того, как стать пиратом, он был рабом на плантациях моего дяди. Честно говоря, это я упросила дядю купить его: он показался мне таким несчастным, измученным, и в то же время в нем чувствовалась внутренняя сила, достоинство... Я не могла допустить, чтобы он попал к Крэбстону.
- Кто это - Крэбстон? - спросил Уэйд.
- Один... скажем так, очень нехороший человек, который тоже приехал покупать рабов... В общем, лорд Джулиан, тогда мне казалось, что я поступаю правильно. Я верила - точнее, мне хотелось верить, что Питер Блад не лгал, утверждая, что был осужден несправедливо.
- И он действительно не лгал вам, - кивнул Уэйд. - Верховный судья - конечно, нехорошо дурно отзываться о покойнике, но не зря же он заслужил прозвище "Кровавый Джефрейс" - вполне мог отнестись к нему со снисхождением. Ведь нельзя все-таки ставить на одну доску мятежника, с оружием в руках выступившего против законного суверена, и врача, который оказал раненому мятежнику помощь. Закон в данном случае был неоправданно строг.
- И в результате... - она вздохнула. - Порядочный человек вынужден был стать пиратом, запятнал себя множеством тяжких грехов. Пока ему сопутствует удача, но рано или поздно его поймают, и повесят. А все потому, что для некоторых бессердечных бюрократов важна мертвая буква закона, а не его живой дух.
"Его не повесят!" - хотел воскликнуть лорд Джулиан, чтобы она обрадовалась и перестала хмуриться. Но мисс Бишоп опередила его вопросом:
- Кажется, вы сказали, что ему как-то особо покровительствует губернатор Тортуги? Но по какой причине? Ведь Блад - всего лишь один из многих вожаков, делящихся добычей с французами...
- Да, один из многих, - кивнул лорд. - Но, согласитесь, далеко не каждый пиратский вожак становится зятем губернатора!
-----------------------------------------------
* - это выражение лорд Сандерленд услышал от русского посла, и оно ему очень понравилось. Прежде всего, потому, что он-то быстро научился его выговаривать, а его подчиненные мучились до окостенения языка! Лорд Джулиан тоже пришел от него в восторг.
** - оставим это утверждение на совести лорда
*** - см.п.**
**** - тут пусть поработает фантазия читателей
----------------------------------------------
Увлеченный обдумыванием продолжения своей речи, он не заметил, как губы мисс Бишоп на какое-то мгновение посерели и судорожно сжались в узкую ниточку.
- Зятем губернатора? - переспросила она, и безупречный слух лорда Джулиана на этот раз подвел его, не уловив едва различимого дребезжащего напряжения. - Неужели вы хотите сказать...
- Нет, нет, я немного поторопился... Будущим зятем - так будет точнее. Судя по той информации, которой я обладаю, красавица Мадлен дОжерон прочно завладела сердцем бравого капитана! Только подумайте: дочь губернатора – жена пирата! Ха-ха-ха!
Он весело рассмеялся, и Арабелла присоединилась к нему. Невидимый медведь продолжал добросовестно топтаться на ушах лорда, и довольно отчетливо различимые истеричные нотки прошли мимо них.
- Но... Признаться, в это невозможно поверить, это просто что-то невероятное, трудно вообразимое...
- На первый взгляд - да! - согласно кивнул лорд Джулиан, который сам неделю назад точно так же прокомментировал бы предположение, что его сердцем может прочно завладеть никому не известная колонистка из Вест-Индии. - Но времена меняются, и то, что казалось совершенно невозможным каких-то десять-двадцать лет назад, теперь уже никого не удивляет. К тому же, надо учесть еще такое обстоятельство: Тортуга - всего лишь крохотный островок, и тамошний губернатор - не Бог весть какая значимая фигура. Ничего удивительного в том, что он решил покрепче привязать к себе столь удачливого и добычливого капитана, как Питер Блад! Как говорится, служба службой, а прибыль прибылью... Да и самому Бладу его дочка явно по душе, в противном случае он едва ли убил бы человека, добиваясь ее.
- Убил человека?! - на этот раз ей все же изменила выдержка, лицо побледнело, а в глазах мелькнул ужас.
- Ох, простите мою неловкость, мисс Бишоп! - заторопился с извинениями лорд, мысленно обругав себя. - Я не должен был говорить о вещах, которые могут расстроить и испугать даму! Давайте побеседуем о чем-нибудь более приятном...
- Нет, продолжайте, прошу вас... - с заметным напряжением в голосе проговорила она. - Кого он убил?
- Одного своего соратника по ремеслу, француза, по имени Левасер. Тот тоже имел виды на мадемуазель Мадлен, и Блад устранил его. Слухи ходили самые разные, в том числе, упоминались подробности, которые я ни в коем случае не рискну повторить при даме... Бесспорно одно: они поссорились, и Блад заколол Левасера.
Наступила неприятная, тягостная тишина. Лорд Джулиан уже жалел, что вообще заговорил об этом. Поэтому он очень обрадовался, услышав крик впередсмотрящего:
- Галеон под испанским флагом, идет нам навстречу!
----------------------------------
"Милагроса", взяв круче к ветру, пошла курсом наперерез "Ройал Мэри". Дон Луис приплясывал от нетерпеливого возбуждения, предвкушая новые строчки доноса: "А тако же в аткрытам мори ишо раз ни с таво ни с сиво напал на карабль пад англицким флагам, а веть все знают што иво каталичискае виличиство и тамашний кароль Яков добрыи друзия..." Солдаты и матросы замерли на своих местах, старясь угадать по лицу дона, какая еще шальная мысль посетит, к их несчастью, его черепушку.
Капитан "Ройал Мэри" тоже озадачено всматривался в надвигающийся галеон под кастильским полотнищем.
- Что-то странное... - пробормотал он. - Почему он режет наш курс?
- Что это за корабль? - спросила лорда Джулиана мисс Арабелла. Обрадованный сменой темы аристократ снова не уловил дребезжащего напряжения в ее голосе.
- Судя по флагу - испанец. Не беспокойтесь, мисс, нам не грозит опасность. Ведь между нашими странами мир.
- Я не беспокоюсь, - отозвалась мисс Бишоп, причем лорд мог бы поклясться, что в ее словах нет даже тени кокетства: смотрите, мол, какая я отважная! - Даже если бы у него были враждебные намерения, уверена, наши храбрые моряки дали бы должный отпор!
- Совершенно верно! - воскликнул лорд, почуяв закипание молодой горячей крови. - Где и когда англичане отступали?! Э-э-э... Послушайте, капитан!
- Милорд? - с хорошо замаскированной досадой отозвался старый морской волк. Нашел время молодой хлыщ отвлекать, ничего не скажешь! Как раз когда он ломает голову над вопросом: то ли на всякий случай приказать приготовиться к бою, то ли переменить курс...
- Ваш корабль, я полагаю, готов встретить любую... э-э-э... неожиданность? Например, на случай нападения?
- Готов! - кивнул седой головой почтенный моряк. - "Ройал Мэри" - крепкая, надежная посудина! И пушек достаточно, и пороху с ядрами вдосталь...
- Но вот этот галеон... Он же сближается с нами!
"Без тебя бы не догадался!" - с закипающим раздражением подумал капитан.
- Если он сблизится на угрожающую дистанцию, я предупрежу его, что открою огонь! И уж будьте уверены, в случае чего не промахнусь. Такие высокобортные корабли - прекрасная цель!
- А можно ли как-то предупредить его заранее? Поймите, я беспокоюсь за мисс Бишоп... - вкрадчиво понизив голос, прошептал лорд на ухо морскому волку.
Капитан с трудом удержался от того, чтобы не скорчить брезгливую гримасу.
- Ну, если вас так это беспокоит... Я прикажу отсалютовать флагом, и выстрелить из сигнальной пушки. Если он ответит тем же, значит, намерения мирные, и нам не о чем переживать.
- Да, да, будьте любезны! Распорядитесь! И, кстати... Вы позволите мне самому выстрелить? Дело-то нехитрое, я думаю... Только укажите, какая пушка, а уж запал я поднесу!
"Хочется пофорсить перед девчонкой, - понимающе ухмыльнулся капитан, от которого не укрылись, конечно же, попытки лорда Джулиана приударить за очаровательной колонисткой. - Эх, молодость, молодость... Ладно, раз уж так хочет работы для шаловливых ручонок, почему бы и нет?"
- Разумеется, милорд! - кивнул почтенный моряк. - Извольте проследовать за мной!
------------------------
Дон Луис Эрраре был взбешен, и сдерживался каким-то чудом.
- Но, ваше высокопревосходительство... Там же еретики!
- Что с того? У нас мир с Англией.
- Однако... - капитан "Милагросы" сглотнул слюну и стиснул кулаки. Матросы и солдаты замерли, не дыша. - Несколько дней назад это вас совершенно не смущало!
- Ох, не бередите мою рану! - болезненно поморщился дон Мигель. - Я не собираюсь вновь попадать в столь же дурацкое положение. Вот если бы этот корабль первым проявил враждебность...
Тут сверху со смотровой площадки донесся оглушающий вопль:
- Англичанин салютует флагом!!!
- Мадре Диос! Ну, зачем же так надрывать глотку! - инстинктивно зажал уши адмирал. - Вот видите, дон Луис, он приветствует нас. А вот и сигнальный выстрел... - он кивнул в сторону густого белого облачка, окутавшего часть борта "англичанина". - Приказываю ответить тем же, а потом изменить курс и увеличить дистанцию!
И решительно отвернулся, показывая, что разговор окончен.
Побагровевший от бессильной ярости капитан рявкнул:
- Отсалютовать флагом! Одна пушка - пли!
Трясущиеся от ужаса канониры "Милагросы", давно выстроившиеся в ряд с зажженными фитилями, синхронно воткнули кончики горящих трутов в запальные отверстия. В их числе был и Хулио, не успевший выставить свою пушку на прямую наводку.
Громадный галеон содрогнулся от бортового залпа.
- Дебилы! Придурки! Незаконнорожденные сыновья подзаборных турецких кретинов!!! * - завопил дон Луис, чуть не оглохнув от грохота. - Одна пушка - "пли"! Одна!!! А вы что...
Еще более сильный грохот, донесшийся сзади, заставил его поперхнуться на полуслове. Инстинктивно пригнувшись, капитан "Милагросы" повернулся в ту сторону.
Над изувеченными обломками, которые несколько секунд назад были красивым трехмачтовым кораблем, носившим столь же красивое и гордое имя "Ройал Мэри", поднималось зловещее грибообразное облако**.
- Мадре.......! - простонал несчастный Хулио. Он инстинктивным шестым чувством кошки, знающей, кто и чье мясо сожрал, почуял, что здесь не обошлось без его пушки, выставленной под неестественно высоким углом.
- Р-р-рррррр.... - совсем уж тоскливо заскулил перепуганный Ларго, прижавшись к ноге хозяина. В расширенных глазах дога отчетливо читалось: "Ну, наделали дел, кошкины дети! Теперь будут драть".***
- Это что такое?! - возопил срывающимся фальцетом пришедший в себя дон Мигель.
- Корабль под английским флагом взорвался!!! - как ответ на его вопрос, тут же донесся со смотровой площадки трубный рев впередсмотрящего.
- Перестань орать недорезанным козлом, идиот! - рявкнул адмирал, перетянутые нервы которого не выдержали.
- Слушаюсь, ваше высокопревосходительство!!! Ой... - матрос зажал рот ладонями, встретившись с бешеным взглядом дона Мигеля.
Адмирал, близкий к умопомешательству, несколько секунд тупо смотрел на останки "Ройал Мэри" (носовая часть быстро ушла под воду, на плаву держалась только корма с надстройками), потом голосом приговоренного к смерти скомандовал:
- Подойти ближе и принять на борт уцелевших!
--------------------
Впоследствии литераторы, со свойственной этой профессии тягой к безбожному преувеличению и приукрашиванию всего и вся, придумали, будто бы взорвалась "Ройал Мэри" из-за того, что на ее верхней палубе оказался большой запас пороха, куда и угодило шальное ядро с "Милагросы". И будто бы капитан несчастного корабля потом непременно провел бы строгое следствие, как этот самый порох там оказался, но - вот незадача! - не пережил своего трехмачтового красавца, а из покойника какой же следователь...
Красочнее всех эту бредовую версию изложил некий маэстро Р.С., в книге, которую его фанаты называли кратко и с благоговением: "ОКБ". И ведь до сих пор находятся легковерные люди, которые в этом убеждены! Кому и на кой черт понадобилось бы поднимать кучу пороха из крюйт-камеры, где ему и положено находиться, на верхнюю палубу, для них вопрос десятый.
На самом же деле все случилось так:
Лорд Джулиан, лихо отсалютовавший испанцам из сигнальной пушки, быстро вернулся к мисс Арабелле, и не успел даже испугаться, увидев, как борт "Милагросы" окутался сероватой пеленой. Зато успел капитан "Ройал Мэри", в очень кратком и столь же прочувственном монологе высказав все, что думает по этому поводу. Хотя он стоял у той же сигнальной пушки, слова были хорошо различимы, и лорд Джулиан краем глаза заметил, как уши и щеки мисс Арабеллы зарумянились. Старый морской волк еще успел рявкнуть: "К бою!", но тут сначала примерно в кабельтове от их корабля взметнулись водяные всплески (ядра легли недолетом), а через долю секунды раздался очень нехороший и зловещий свист. Он нарастал, неумолимо сверля уши. Ну, словно что-то с огромной скоростью падало сверху...
Последнее испанское ядро, выпущенное из пушки злополучного Хулио, благодаря невидимой вожже, попавшей под камзол дона Луиса Эрраре, не только пролетело большую дистанцию, но и имело не настильную, а навесную траекторию полета. Посему, вместо того, чтобы мирно остыть, шлепнувшись в воду, и упокоиться на песчаном дне Карибского моря, рядом с себе подобными, оно пробило крышку крюйт-камеры и влетело внутрь, шлепнувшись прямо на мешки с отборным английским порохом.
Через какую-то секунду оно вылетело обратно, вместе с тем же порохом, превратившимся в ревущее облако раскаленных газов, сметающих все на своем пути. "Ройал Мэри" раскололась пополам; носовая часть камнем пошла ко дну, вместе с капитаном и оглушенным экипажем, который даже не успел понять, что произошло, а корма, где стояли, крепко взявшись за руки, подобно заблудившимся в лесу детишкам, лорд Джулиан и мисс Арабелла Бишоп, каким-то чудом еще держалась на плаву...
-----------------------------------
* - дух Джеральда Даррелла, прости! Очень уж к месту эта фраза.
** - ну, некоторое преувеличение... Зато какое образное!
***-дух Михаила Булгакова... Далее см. п.*