Новая Фантастика

Автор - Борис Давыдов.
Название - Супервумен, или Красивая и Смелая.
Жанр - Юмористическая фантастика.
Объем - чуть больше 12. а.л., в процессе написания (близко к завершению).

----------------------

Ненаучно-фантастическая,
Не совсем реалистическая,
Но вполне возможная история,
Которая то ли случилась, то ли не случилась в городе-герое Москве в 2002 году… 
---------------------------

Часть первая.
Глава 1.

Даже телевизор в это утро повел себя по-свински. Сначала он неестественно долго нагревался, потом что-то громко щелкнуло, и на засветившемся экране возникла любимая певица моей бабули, Анна Герман. Тоскливым, щемящим голосом она принялась жаловаться на подлую разлучницу, растоптавшую ее женское счастье:
-Красивая и смелая дорогу перешла-а-ааа…
Меньше всего мне сейчас хотелось слушать грустные песни о брошенных женщинах, поскольку меня саму бросили пять минут назад. Торопливо схватив пульт, я переключила телевизор на другой канал. Вечно молодая Алла Борисовна тут же стала перемывать косточки глупому мужу и такой же подлой разлучнице:
-Она такая, блин, такая, никакая, ну что он в ней нашел?!
Заскрежетав зубами, я снова схватила пульт. Ненавижу эту песню!!! Хотя бы за то, что ее приходится выслушивать по двадцать раз в день. Наша горничная Кристина – она же повариха, экономка и просто хорошая подруга – настоящая фанатка Пугачевой, а «Мадам Брошкина» доводит ее до экстаза. Возясь на кухне с очередным кулинарным шедевром, или проверяя счета, она обязательно врубает магнитофон на полную громкость, прокручивая опостылевший «шедевр» снова и снова. Без этого у нее, видите ли, голова не соображает, и она может что-то напутать. Например, всыпать в суп сахар вместо соли.
Ругаться с Кристиной бесполезно, взывать к ее совести – тоже. В крайнем случае, она немного убавит звук, и при этом скажет дрожащим голосом, будто у нее сердце разрывается от горя:
-Хоть гоните из дома, не выключу!
Хитрюга абсолютно ничем не рискует. После того, что она для нас сделала, рассчитать ее было бы просто чудовищным свинством. Слава богу, черная неблагодарность пока еще не входит в перечень наших недостатков…
Я со злостью нажала кнопку, Пугачева исчезла, вместо нее возникла Толкунова. С экрана неторопливым, тягучим потоком полилось:
-Ему сказала я: «Всего хорошего!», а он прощения не попроси-и-и-л…
Чуть не зарычав от ярости, я снова переключила канал. Честное слово, больше не вынесу певицы, плачущей над несчастной женской долей, запущу чем-нибудь тяжелым в телевизор!
Словно убоявшись неминуемой расправы, «Панасоник» изобразил сразу двух мужиков. Один был выше среднего роста, с гитарой, второй низенький, пухлый, с каким-то странным инструментом, похожим на крохотную гармонику. Я вздохнула с облегчением, но тут до меня дошел смысл их песни. Ловко аккомпанируя себе, они тянули:
-Самая серьезная ошибка, Мишка, то, что ты уходишь от меня…
Это была последняя капля. Из моей измученной груди вырвался львиный рев, а рука потянулась за массивной хрустальной вазочкой. Еще секунда, и она со свистом полетела бы в экран несчастного, ни в чем не повинного «Панасоника». Остановила лишь мысль о взрыве и пожаре – не зря по физике были одни пятерки, вовремя вспомнила, что в кинескопе вакуум! – поэтому я швырнула вазочку в стену. С жалобным треском она разлетелась на сотни сверкающих осколков, усыпав ими паркет.
Выпустив излишек пара, я несколько раз глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и решила выключить телевизор: все равно показывают одну гадость! Руки все еще тряслись от злости, и я, промахнувшись, нажала не ту кнопку. Алла Борисовна тут же радостно запричитала:
-На что позарился?! На сердце с льдинкою?.. На кудри белые, крашеные…
Не выдержав, я громко объяснила примадонне, на что, скорее всего, позарился муженек мадам Брошкиной, и вырубила осточертевший ящик. На этот раз не промахнулась, попала куда надо, причем с такой силой, что кнопка чуть не залипла.
Наступила блаженная тишина, правда, ненадолго. Я пару раз шмыгнула носом и заплакала – сначала тихонько, потом, махнув рукой на остатки гордости, заревела в полный голос, уткнувшись мокрым лицом в подушку. Жалость к себе, несчастной, оскорбленной и покинутой, перехлестнула через край. Причитая, как на деревенских поминках, я замолотила ногами и правой рукой по матрасу, а левой, свисающей с кровати – по паласу. Впервые в жизни со мной приключилась самая настоящая бабская истерика.
Сомнений не осталось: над нашим родом тяготеет проклятие. Бабушку бросил муж, маму бросил муж, теперь и я оказалась брошенной женой…

-- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
Меня привела в чувство Кристина, нежно облизавшая мою левую ладонь с тихим, ласковым воркованием. Пожалуйста, не думайте, что я от огорчения сошла с ума. Наша подруга ради нас расшибется в лепешку, но лизать руки все же не станет: всему есть предел! Крохотный мягкий язычок принадлежал совсем другой особи женского пола.
Она тезка нашей домработницы, тоже очень преданная и ласковая, и точно так же балдеет от песен Пугачевой, разве что не подпевает. И слава богу!!! Что с вами будет при виде морской свинки, которая, встав на задние лапки, запищит вдруг тоненьким голоском: «Я шикарная мадам Брошкина-а-а»?.. Хорошо, если просто упадете в обморок, и не будете потом заикаться.
Маленький мохнатый комочек вошел в нашу жизнь три года назад, в качестве моего свадебного подарка, преподнесенного, разумеется, Кристиной, и очень быстро вырос, превратившись в большую, весьма упитанную и неописуемо наглую особь. Похоже, Кристина-2 искренне считает, что делает всем нам огромное одолжение, разрешив жить с ней под одной крышей… Уточняю: полным именем мы зовем ее крайне редко, обычно Крисей, Крыской или Мохнулей. Иногда, если она чересчур расшалится и позволит себе лишнее – например, заберется ко мне под одеяло и тут же наделает большую лужу – я сгоряча могу назвать ее свинюшкой, или даже свиньей. Но долго сердиться на нее просто невозможно. Наша Крися прекрасно знает, что все женщины в доме готовы пылинки с нее сдувать, и бессовестно этим пользуется.
Авторы книг по уходу за домашними грызунами твердят в один голос: морские свинки – пугливые, осторожные животные, которые нервничают, если их хотят взять на руки и приласкать. Не знаю, может быть, такое и случается, но явно не с нашей живностью. Осторожно возьмите ее под мягкое брюшко, положите на сгиб прижатой к груди руки, почесывая ниже крохотных ушей, и большего удовольствия вы ей не доставите. Она закроет глаза, тихонько попискивая, точь-в-точь как разнежившийся котенок. А потом обязательно оближет вам руку, так осторожно и деликатно, будто признается в любви... Ну, можно ли ее после этого ругать за бесчисленные шкодливые проделки!
-Какая еще любовь, придет же в голову! – негодовал в такие минуты мой муж. – Небось, соли в организме не хватает, вот и слизывает с руки…
Может быть, это правда. Но мне хочется верить, что Крися искренне любит меня. Ведь я же ее люблю, и потому прощаю все. Погрызенные ножки мебели и провода, шумный топот по коридорам и комнатам в самый глухой час, когда ужасно хочется спать (наша свинка категорически отказывается жить в клетке, предпочитая свободно передвигаться по квартире), наконец, фантастическое количество… гм… отходов ее жизнедеятельности, которые приходится выметать из всех углов! (К слову, если кто не верит, что этот топот действительно шумный, а количество – фантастическое, пусть сам заведет морскую свинку).
-Хоть удобрения продавай, оптом и в розницу! – притворно хмурится каждый день Кристина, орудуя веником. – И ведь какая маленькая, а сколько гадит! Ох, зачем ты только навязалась на нашу голову, горе луковое…Вот уж действительно, не было у бабы заботы, купила баба порося.
Свинка переносит эти упреки с плохо скрытым весельем, прекрасно зная, что Кристина от нее без ума. Равно как и остальные три женщины. А единственного мужчину, который имеет о ней особое мнение, она попросту игнорирует, с невозмутимо-презрительным видом… Точнее, игнорировала. О муже теперь придется говорить в прошедшем времени: он только что собрал вещи и ушел от меня, закатив скандал по всем правилам трагедийного жанра…
Теплая волна прошла по моему сердцу. Я осторожно взяла Крисю, прижала к себе. Зверек слабо пискнул, будто хотел сказать: «тебе плохо, хозяйка, но не горюй, я же рядом!»
-Хорошая ты моя, - прошептала я, глотая слезы. – Он бросил меня, понимаешь? Бросил, как… - Шершавый комок, подкатив к горлу, перехватил дыхание. Немного успокоившись, я договорила: – Сказал, что я неуклюжая дура, растяпа и неумеха, руки растут из задницы, да к тому же бесчувственное бревно… Ледышка с дыркой!!! Представляешь?!
Свинка закатила глаза и негодующе фыркнула. Клянусь, она поняла мою беду и хотела меня поддержать. Мол, что же поделаешь, если мужик оказался такой скотиной!
Выговорившись, я утерла слезы. Рациональное воспитание, вложенное в меня сначала бабушкой, а потом мамочкой, подсказало: сколько ни плачь, горю не поможешь. Жизнь продолжается.
Я встала, отнесла Кристину в клетку (она шумно негодовала, но надо же было убрать осколки, чтобы свинка случайно не изрезала нежные подушечки лапок) и вернулась в спальню с совком и веником. Тут только я обнаружила, что мне под горячую руку попала одна из двух парных вазочек для конфет, свадебный подарок бабули. Они были сделаны в виде лебедей с изогнутыми шеями и небольшими крылышками. Бабушка, очевидно, намекала на лебединую верность, типа крепких уз и любви до гроба, надеясь, что хоть у внучки семейная жизнь удастся… Увы и ах!
Наведя порядок, я отправилась в ванную. Разделась, критически осмотрела себя в высоком зеркале со всех сторон, потом зашла в кабинку, отрегулировала душ до нужной температуры и, затаив дыхание, шагнула под сильную струю горячей, почти обжигающей воды. Мамулю мои водные процедуры приводят в ужас, она постоянно твердит, что такой кипяток вреден для сердца, но ее слова пропадают впустую. Сердце у меня абсолютно здоровое, а если кому-то не нравится горячая вода, ради бога, пусть моется теплой или прохладной!
Результатом осмотра я осталась довольна. Конечно, на конкурсе «мисс вселенная» мне ничего не светит, но талия достаточно тонкая, без складок, грудь аккуратная и упругая, живот подтянутый. Может быть, бедра и ягодицы чуть-чуть полноваты… Но именно чуть-чуть, и то если внимательно присмотреться. А руки, те вообще неестественно худые! Так что мерзкую фразу: «Разжирела, как свинья, глядеть противно!» можно смело оставить на совести мужа. Или на том, что он называет этим словом…
-----
«Но ты тоже хороша, - запищала где-то глубоко моя собственная совесть. – Надо было расплакаться, или перевести в шутку. Или сказала бы дрожащим голосом: «Мы поговорим позже, когда ты осознаешь, как жестоко обидел меня!» Наверняка мигом остыл бы, попросил прощения. А ты… Зачем так сразу – импотент с плоскостопием! Знаешь, как это мужиков бесит…»
Мой муж тоже взбесился, вспыхнул, как угасающий костер, куда плеснули бензина.
-У меня нет плоскостопия! – прорычал он, гневно сверкая глазами.
Но в следующий миг до его сознания дошла первая часть обидной фразы, и тут такое началось!.. Я узнала много интересного. Например, что всю нашу семью по женской линии надо было извести в корне, что мои бабушка и мамуля – ведьмы не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова, а я их достойное отродье. Капризная, ленивая, избалованная неумеха, руки не просто растут из задницы, так еще и обе левые… А что касается моего упрека, чья бы корова мычала!!! Не такое это простое дело – ублажать ледышку с дыркой. Он готов поклясться: меня не смог бы довести до оргазма даже Гришка Распутин, на что уж был мастер.
-Бревно бесчувственное! – ревел взбешенный муженек, торопливо швыряя в чемодан свои рубашки и носки. – Я тебе покажу «с плоскостопием»!!! Сама плоской станешь, как бочковая селедка!
Я молчала, сбитая с толку, ошарашенная таким взрывом чувств. Честное слово, вовсе не думала его упрекать, ни в чем! Просто мне и в голову не могло прийти, что невинная фраза: «Пожалуйста, не надо, ужасно хочу спать, давай в субботу» вызовет подобную реакцию. Ну не испытывала я никакой радости от секса, хоть плачь! Отвращения, впрочем, тоже не испытывала. Все три года супружеской жизни я относилась к близости, как к малоприятной, но необходимой процедуре. Вроде клизмы. Надо так надо, но лучше бы пореже… Вид кровати вызывал у меня только одно сильное желание – поскорее очутиться в объятиях Морфея.
К несчастью, мой благоверный бешено ревновал меня и к Морфею, и к вышеупомянутому предмету мебели. По его мнению, спать нужно где угодно, только не в кровати, она предназначена совсем для других целей…
-В субботу?! – дрожащим от негодования голосом переспросил муж, приподнявшись на локте. Я, отчаянно борясь с зевотой, посмотрела на часы. Полвосьмого утра!!! Так рано я не просыпалась со школьных лет. Господи, как можно хотеть любви в такое время? И потом, вчера вечером я честно исполнила супружескую обязанность, хотя устала до чертиков: весь день моталась по раскаленной Москве, провожая мамулю и бабушку в аэропорт, а Кристину на вокзал… Неужели он забыл? Или…или ему мало?! Просто сексуальный маньяк какой-то!…
-Значит, в субботу! – распаляя себя, продолжал мой благоверный. – Я дождаться не мог, пока эти ведьмы уберутся, оставят нас, наконец, вдвоем…
Тут уж сон слетел с меня, как по мановению волшебной палочки.
-Это кого ты назвал ведьмами?! – прошипела я, тоже приподнявшись на локте.
-Что, правда глаза колет? – ехидно скривился муженек. – Твою мамашу и бабку, кого же еще!.. Да и Кристина ваша, эта «Мадам Брошкина» косматая, ничем не лучше…
Слово за слово, мы перешли на личности, он обозвал меня бесчувственным бревном, я его – плоскостопным импотентом… Ей-богу, не знаю, зачем я так сказала! Скорее всего, в подсознании всплыла пошлая детсадовская загадка, касающаяся женских гениталий и Красной армии, а мой язык, к сожалению, часто работает, опережая мозги.
После этого случилось то, чего и следовало ожидать. Мы разругались до нервных колик, только чудом не придушив друг друга. Ровно в девять часов муж громко хлопнул дверью, прорычав на прощание:
-Слава богу, отмучился! Жаль того кретина, который на тебя польстится!
Некоторое время я неподвижно сидела, уставившись куда-то вдаль. Потом чисто машинально включила телевизор… Дальнейшее вам известно.

- - - - - - - - - -
Телефон запищал как раз в тот момент, когда я сушила феном волосы. Слава богу, мой острый слух уловил его слабенькое треньканье сквозь мощный, ровный гул «Боша». Так, звонки короткие, значит, межгород… Торопливо выключив немецкое бытовое чудо, я схватила трубку:
-Алле, мамуля?
-У тебя, между прочим, еще и бабушка есть! – загрохотал у меня в ушах могучий бас. – К тому же, любящая!
-Ну, конечно, бабуленька! И я тебя тоже люблю…
-Если бы любила, догадалась бы, кто звонит! А то сразу: «мамуля, мамуля…» Можно подумать, твоя мамочка тебя растила, когда ты была маленькой! Как же, держи карман шире…
Я несколько раз глубоко вздохнула, стараясь сдержать эмоции, хлещущие через край. Мало того, что меня бросил муж, еще приходится выслушивать бабушкины нравоучения! У дражайшей бабуленьки просто пунктик какой-то: обвинять родню в непочтительности и неблагодарности. Честное слово, я ее действительно очень люблю, но временами в голову приходит крамольная мысль: неужели все люди в старости становятся такими же занудами?
-Нет, дорогуша, это я ночей не спала, колыбельные тебе пела, пеленки стирала…
-Но, бабуленька…
-Не перебивай!! Ну и воспитание! Мы в свое время старость уважали, не то, что сейчас. Попробовала бы я перебить свою бабку, царство ей небесное…Живо разложили бы на лавке и всыпали горячих. И правильно, за дело…
Я с невероятным трудом подавила страдальческий стон. Все, разнос минимум на пару минут обеспечен. Бабушка оседлала второго любимого конька: воспитание подрастающего поколения в славных казачьих традициях. Она родом с Кубани и до сих пор свято уверена, что молодежь (к ней она относит всех младше пятидесяти) надо держать в ежовых рукавицах, время от времени прибегая к ремню или розге.
-Почему молчишь, а? Или ответить нечего?
-Нет, просто не хочу перебивать…
-Ах, ты еще и издеваешься?! Ну, погоди, доберусь я до тебя! Хотя чего еще можно ожидать…Пока ты была маленькой, бабка была нужна, а теперь под ногами путается, мешает.
-Бабуленька, ну что ты говоришь! Как не стыдно!
-Кого стыдишь, соплюха?! Мала еще бабке указывать! Я-то, дура старая, звоню ей, беспокоюсь, все ли в порядке, не случилось ли какой беды, и вот благодарность. Тьфу, родила на свою голову...
-Бабуленька, - перепугавшись, забормотала я, - как это ты меня родила?! Ты, случайно, не перегрелась? У нас по-прежнему жарища страшная, дышать нечем, а там, наверное, еще хуже. Покажись врачу, обязательно! Хотя что я говорю, там же мама…Пусть она…
-Я тебе покажу «перегрелась»!!! Я тебя саму так взгрею, мало не покажется! Ишь, чего в башку безмозглую взбрело…Ты дослушай сперва, а потом языком-то молоти. Я хотела сказать: «Родила на свою голову твою матушку, вот она и наградила меня такой внученькой». Ясно? Даю ей трубку, пускай сама тебя уму-разуму поучит, а я уж тобой займусь, когда приеду!
«Твой муж в чем-то был прав, - снова напомнила о себе совесть. – Даже дедушка, на что уж любил и боялся бабушку, и тот ее бросил! Да еще обозвал на прощание ведьмой…»
«Что можно дедушке, нельзя ему! – сердито прогнала я эту мысль. – Дедушка был фронтовик, разведчик, всю войну прошел, три ордена и куча медалей… А у него какие заслуги? Кто дал ему право оскорблять членов нашей семьи?»
-Квод лицет Йови, нон лицет бови, - машинально произнесла я, добивая некстати проснувшуюся совесть древнеримской мудростью.
-Совершенно верно! – раздался в трубке властный голос мамули. – Наконец-то ты сообразила, что старшим нельзя грубить. Бедная бабушка так расстроилась, чуть не плачет…
Я подняла глаза к небу, …то есть, к потолку, моля бога о терпении. Хотя вообще-то я атеистка, но в такие минуты взмолишься кому угодно! И угораздило же меня выразить эту мысль вслух… Мамуля врач, она неплохо знает латынь, и, конечно же, поняла все по-своему: решила, что я испытываю раскаяние.
-Мамочка, как вы доехали? Как вас размести…
-Не перебивай!!! Что за манеры! Если уж заговорила по-латыни, вспомни Цицерона: «О темпора, о морес»…
«Твою мамочку тоже бросил муж, - ехидно прошептала совесть. – И точно так же обозвал ее ведьмой!»

Глава 2.

Все когда-то кончается, пришел конец и родительским нравоучениям. Через полчаса я вышла на улицу, окунувшись в распаренный, душный зной. Природа в этом году сошла с ума. Похоже, она начисто забыла, что Москва находится не на экваторе… И, будто этого было мало, к жаре добавилась противная, кисловатая гарь, от которой щекотало в носу и першило в горле. Дымка от горящих торфяников окутала город, сквозь сизовато-серую пелену с трудом проступали даже золотые купола церквей. Да уж, 2002 год запомнится москвичам и гостям столицы надолго!
Куда я шла, и зачем – не знаю. Любая женщина на моем месте побежала бы к подруге, чтобы поплакаться у нее на плече и отвести душу. В крайнем случае, позвонила бы, повисела на трубке с полчаса, выслушав пару избитых истин вроде «все мужики – сволочи!». Глядишь, и полегчало бы… А мне даже в голову не пришло, что я могу позвонить той же Катьке Говоровой, или Дашке Халдеевой… Просто решила, что нужно прогуляться, сменить обстановку. Мысль, что придется остаться одной в огромной, неожиданно опустевшей квартире, приводила меня в ужас.
Асфальт во многих местах размягчился до полужидкого состояния, и я старательно обходила эти вязкие черные лужицы, чтобы не испачкать изящные кожаные туфельки, купленные в бутике на Тверской. Впрочем, все остальное, что я сегодня надела, было куплено там же. Само собой, косметика и парфюмерия, которой я пользуюсь, из тех же краев. Несколько лет назад сама мысль, что в эти магазинчики можно зайти с другой целью, чем полюбоваться и завистливо повздыхать, вызвала бы у меня горькую усмешку. Тогда мы с мамулей и бабушкой перебивались… ну, не с хлеба на воду, такого все-таки не было, но жили очень стесненно.
Теперь же мы покупаем только по-настоящему хорошие вещи: положение обязывает! (Почему обязывает, объясню немного позже). Их стоимость неизменно доводит бабушку до полуобморочного состояния, и она начинает вздыхать: «А вот раньше...» Ясное дело, раньше и вода была чище, и трава зеленее, и люди добрее, и цены снижали, и вечно живой Ильич бодро вышагивал впереди коммунистических бригад… Сплошная идиллия!
Вволю наворчавшись, бабушка с удовольствием примеряет обновки и часами торчит перед зеркалом, при этом немилосердно ругая современных девушек:
-Тьфу, глаза бы не смотрели! Молодые девки, и ни стыда, ни совести. Ходят почти голые, все добро наружу. Красятся, как шлюхи, брови выщипывают тоньше ниточки. Пирсинг какой-то выдумали, да ладно бы только в пупке, а то в таких местах, что и выговорить-то срамно! Раньше за такое подол бы задрали, и ремнем, да как следует, а теперь… Уж куда мир катится, ума не приложу. Ох, грехи наши тяжкие…
Я медленно брела по улице, направляясь, как вскоре стало ясно, навстречу своей судьбе.
Если бы в этот день не было так жарко… Если бы мне внезапно не захотелось пить, и я не свернула в переулок, к первому попавшемуся на глаза ларьку, где продавали мороженое и прохладительные напитки… Если бы перед выходом из дому не воспользовалась моими любимыми духами с нежным, но сильным ароматом... Все могло быть иначе.
-Бутылку «Пепси», пол-литровую, из холодильника, - попросила я, протягивая деньги.
-Вах, красавица! – восхищенно зацокал языком смуглый продавец-южанин, уставившись горящими глазами на вырез моей полупрозрачной блузки. – Мамой клянусь, поллитровки все теплые, не успели остыть. И «Пепси», и «Спрайт», и «Фанта»…
-Ну, что же, тогда литровую.
-Не поверишь, красавица, они тоже теплые! Возьми двухлитровую, она точно холодная, как горный родник!
-Врет, басурман! – проскрипела тощая седая старуха - божий одуванчик, в замызганном халатике и нелепом берете, устроившаяся на скамеечке неподалеку. – Двухлитровка-то самая дорогая, вот и старается впарить! Ишь, понаехали на нашу голову…
-Вах, тетка, зачем так говоришь! – вскинулся горячий парень. – Небось, сама нездешняя, да-а!…
-Нездешняя? – ахнула бабка, выпучив глаза. – Ну, и откуда же я, по-твоему?
-Откуда я знаю! Наверное, из какого-нибудь Маложопинска, или Краснохреновска…- зло огрызнулся кавказец.
-Чи-и-ивооо?!! Ах ты, нехристь окаянный!
-Ладно, давайте двухлитровую, - покорно вздохнула я, решив не спорить. В конце концов, мне бы только утолить жажду, а там заверну за угол и поставлю бутылку на скамейку. Может, кому и пригодится.
Продавец не соврал, двухлитровка и впрямь была холодной, как лед. Торопливо скрутив крышку, я запрокинула голову и сделала несколько жадных глотков. При этом я заметила, что южанин, по-прежнему сверлящий глазами мою грудь, вдруг побледнел. Теперь его взгляд был устремлен на что-то, находившееся сзади меня. В ту же секунду раздался отчаянный вопль:
-Фу, Шелди! Фу!!! Ко мне, зараза!!!
Стремительно обернувшись, я оцепенела от ужаса: прямо на меня неслось чудовище. Не то собака Баскервилей, не то огнедышащий дракон… Разум, парализованный страхом, отказывался точно классифицировать эту тварь. Я видела только налитые кровью глаза, в которых полыхала бешеная злоба, и раскрытую пасть с громадными клыками…Ой, мамочки!!!
Я уже говорила, что мой язык часто действует, опережая мозги. Сейчас он онемел, намертво присох к небу от панического страха, зато вместо него сработали руки. Кажется, я взмахнула бутылкой… Или не взмахивала ею… Точно не скажу. Но только яростное хриплое рычание чудовища почему-то сменилось жалобным визгом, и оно юлой завертелась у моих ног, обиженно скуля, - точь-в-точь как Крися, когда я однажды нечаянно наступила на ее лапку. Немного придя в себя, я разглядела, что это никакой не дракон, и не собака Баскервилей, а обыкновенный, хоть и весьма крупный, ротвейлер, и что из его глаз, теперь совсем не злых, катятся слезы.
Можете верить, или нет, я сама чуть не заплакала. Терпеть не могу, когда кто-то страдает... даже если этот «кто-то» хотел разорвать меня на части. Видимо, еще плохо соображая с перепугу, я нагнулась и стала гладить пса по крепкой, как бронированный сейф, голове, ласково приговаривая:
-Ну, все, все, мой хороший, успокойся, малыш…
«Мы с тобой одной крови, ты и я», - зачем-то мысленно добавила я фразу из мультика про Маугли.
И случилось чудо. Зверь, несколько секунд назад готовый вцепиться мне в горло, тихо, утробно и совсем не страшно заурчал, потерся головой о мою руку и осторожно лизнул ее.
«Прости, обознался, - отчетливо уловила я его мысль. – Принял тебя за ту стерву».
Чуть не заорав диким голосом от испуга и ликования, я шлепнулась задом на раскаленный асфальт, крепко обняв пса за шею. Я готова была расцеловать его. Мою радость невозможно было описать словами. Будь у меня крылья, я взлетела бы вместе с перепуганным ротвейлером над умиравшей от зноя Москвой.
Волшебный дар, передающийся в нашей семье по женской линии, впервые пришел ко мне.
-Вах! – голосом умирающего лебедя простонал все еще бледный южанин, близкий к обмороку.
-Господи Иисусе!! – прошелестела бабка в нелепом берете, торопливо перекрестившись.
-Б...!!! – громко, от души выругался подбежавший хозяин пса. Я вздрогнула и недовольно нахмурилась.
- - - - - - - -
Тут надо кое-что пояснить.
Воспитание в нашей семье всегда отличалось строгостью, а на нецензурную брань было наложено особо крепкое табу. Даже мой дедушка, бывший разведчик, много раз ходивший к немцам за «языком», ни разу не позволил себе выразиться в присутствии бабушки…Я этого, конечно, не помню, поскольку он бросил бабушку еще до моего рождения, сужу лишь по рассказам, но верю им безоговорочно.
Разумеется, бабушка воспитала мамулю в том же духе, а потом они на пару славно потрудились надо мной. В результате я выросла образцово-показательным ребенком: не пила, не курила, о наркотиках знала лишь теоретически, хотя их предлагали на каждом шагу, не носила мини-юбки, приходила домой не позже девяти вечера, почти не употребляла косметики и не доставляла маме и бабушке огорчений (даже в разгар переходного возраста!!!) Само собой, никогда и ни при каких условиях не ругалась матом…К тому же, закончив школу, я осталась девственницей не только в физическом (даже по нынешним временам это не редкость), но и во всех прочих смыслах этого слова, что, согласитесь, куда труднее!
Пожалуйста, не принимайте меня за круглую идиотку. Я, конечно, не верила, будто детей находят в капусте, или их приносят аисты, я достаточно подробно представляла процесс, необходимый для прибавления семейства. Но никакого интереса к нему не испытывала, и еще меньше мне хотелось испробовать его на себе... Многие родители впадают в панику, когда у их отпрысков начинается подростковый возраст, моя же мамуля оставалась спокойной, как сытый удав. Ей и в голову не приходило, что доченька может быть настолько безрассудной, чтобы поддаться зову плоти… Я и не поддавалась, поскольку совершенно его не ощущала. Ни в школе, ни в институте. Ни до свадьбы, ни после.
В общем, думайте обо мне, как хотите. Наверное, кто-то скажет: «Дура!», кто-то: «Святая…», кто-то посочувствует моему мужу… Но, похоже, я немного отвлеклась, ведь сейчас речь не о сексе, а о нецензурщине. Дожив до двадцати двух лет, я по-прежнему не переношу матерной ругани, и особенно меня коробит слово, произнесенное ротозеем-собачником. То самое, начинающееся на вторую букву великого и могучего… Просто бешусь, когда слышу его.
Подняв голову, я смерила грубияна испепеляющим взглядом. Точнее, попыталась это сделать, но у меня ничего не получилось. Я тихонько прыснула, прижав ладонь ко рту, потом, не сдержавшись, рассмеялась в полный голос. Ротвейлер, виновато заскулив, почему-то спрятался за мою спину.
Собачник выглядел, как самая злая карикатура на «нового русского». Квадратная фигура с широченными плечами, при виде которых Шварценеггер зарыдал бы от зависти, была упакована в темно-малиновый пиджак с позолоченными пуговицами, вышедший из моды много лет назад. На могучей борцовской шее ослепительно сияла толстенная золотая цепь, фантастически дорогая и столь же примитивная. Не менее могучее волосатое запястье правой руки украшал, конечно же, золотой «Ролекс». На крепких, толстых пальцах, похожих на сардельки, были надеты…Правильно, золотые печатки! Цветастая шелковая рубашка, серо-зеленые брюки и туфли из крокодиловой кожи дополняли его гардероб.
Я перевела взгляд немного выше. Массивная, коротко стриженая голова собачника состояла, казалось, из одних углов. Будто скульптор обтесывал квадратную мраморную глыбу, кое-как довел дело до середины, утомился и решил передохнуть, а затем махнул рукой и оставил все, как есть. Надбровные дуги невольно заставляли вспомнить череп неандертальца; неестественно маленькие, колючие глазки, глубоко спрятанные под сросшимися лохматыми бровями, сверкали злым, нехорошим огнем. Словом, общее впечатление было жутковатое, но вместо страха я искренне развеселилась. Наверное, потому, что по-детски пухлые губы и торчащие уши-локаторы громилы как-то не вязались с его свирепым обликом. Этакое великовозрастное дитя в прикиде «нового русского» середины девяностых годов.
Мой смех подействовал на него, как красная тряпка на быка. Или, может, быки – дальтоники…(Тьфу, достала проклятая реклама!) Как бы там ни было, он разозлился по-настоящему. Волшебный дар продолжал действовать, и я отчетливо видела, как сужаются просветы его вен, как к голове приливает кровь, а камни в почках вот-вот зашевелятся… Да, со здоровьем у этого бугая большие проблемы, а ведь еще так молод!
Он снова произнес то же мерзкое слово, и теперь уже по-настоящему рассердилась я:
-Прекратите сейчас же, как вам не стыдно! К вашему сведению, я порядочная замужняя женщина…
«Была» – мелькнула горькая мысль, но я удержала ее при себе. Не объяснять же этому хаму, что час назад фактически стала свободной.
В глазках «дитяти» возникло что-то похожее на попытку осмыслить мои слова. Зрелище было такое уморительное, что я лишь титаническим усилием воли подавила рвущийся из груди хохот. Ну, прямо по Михаилу Задорнову: начинают думать, а нечем…
-Чего-о-оо? – изумленно протянул он, наконец.
-Повторяю: не смейте ко мне так обращаться! – отчеканила я, гладя дрожащего всем телом ротвейлера. – Это и грубо, и просто несправедливо.
-Ну, ты даешь, старуха! – внезапно заржал парень с такой силой, что продавец-южанин чуть не нырнул под прилавок. – Ты это чего, на себя подумала?! То-то я не мог врубиться: зенки вылупила, губки поджала…
-Немедленно объяснитесь! – потребовала я, встав и отряхнув юбку.
На «старуху» я решила пока не обижаться. Ясно же, что господь, создавая это чудо природы, щедро отмерил ему силу, а про мозги позабыл.
-Да это я пса ругал! Ишь, чего удумал, зараза… Ну, погоди, вот придем домой! – парень злобно скрипнул зубами, и ротвейлер, взвизгнув пронзительным фальцетом, прижался к моей ноге. Собаку колотила крупная дрожь.
-Перестаньте пугать бедное животное! – рявкнула я, побагровев от возмущения. – Вы сами виноваты ничуть не меньше. Будто не знаете, что таких собак можно выгуливать только в наморднике и на поводке…
-Какой, к черту, намордник?! – зло ощерился он. – Я для того, по-твоему, полторы штуки гринов отстегнул, чтобы его в наморднике держать? Ну, паразиты, ……!!! Ишь, нагнали пургу: отец – чемпион, лучший производитель во всей Москве, мать – медалистка… Не сомневайтесь, вырастет пес-убийца, любого на куски порвет… А чего подсунули?! Первой встречной лапы лижет!!! Да я их…!!!…
Тут я не выдержала. Взбесила не только матерщина, скромно прикрытая точками, но и кое-что посущественнее. До моего сознания наконец-то дошло: мерзавец рассвирепел не только из-за того, что пес набросился на меня. Гораздо больше его возмутило, что ротвейлер не порвал жертву «на куски»!!! Нет, вы представляете?!
-Во-первых, не лапы, а руки! – ледяным голосом произнесла я. – Во-вторых, пес не виноват, что он гораздо умнее своего хозяина! Наконец, в-третьих…
-Чего, чего?! – зарычал собачник, багровея. Его щеки и уши сравнялись по цвету с пиджаком. – Да за такой базар…
Он вдруг охнул, дернувшись всем телом, и опять помянул падшую женщину, но уже совсем с другой интонацией. Теперь в его голосе звучала не злость, а стонущая, рвущаяся наружу боль. Кровь отхлынула от лица, на лбу выступили капли холодного пота.
И на этот раз я не рассердилась. Потому, что отчетливо видела, как продолговатый камешек сдвинулся с места, травмируя нежную ткань, буквально усеянную нервными волоконцами… Почечная колика – страшная вещь. Слава богу, мне ее пока испытать не довелось, но бабушка и мамуля намучились в свое время так, что я порой с ужасом думаю: неужели ЭТО тоже передается по женской линии?!
-Потерпите, колика сейчас пройдет! – торопливо сказала я. – Еще чуть-чуть, немного… Вот, все закончилось!
Маленькие глазки парня, только что расширенные от боли, так и остались в увеличенном виде, но теперь уже от изумления и испуга. Он уставился на меня, как на призрак.
-Откуда…знаешь? – еле выговорил он, наконец.
-Просто вижу, - спокойно пояснила я.
-Видишь?!
-Именно.
Это была святая правда. Волшебный дар, внезапно посетивший меня, действовал с прежней силой. Виновник несчастий парня, поворочавшись, остановился и не собирался двигаться снова… по крайней мере, в обозримом будущем.
Я вкратце растолковала это собачнику, чтобы успокоить его, потом добавила, критически оглядев золотые «доспехи»:
-Похоже, в деньгах вы не нуждаетесь. Что же до сих пор терпите эту гадость? Сделали бы операцию! Или, может, удалось бы обойтись без нее, одними отварами…
-Так времени же совсем нет! – чуть не заплакал громила, совсем по-детски всплеснув руками. – Или не знаешь, какие волчары кругом? Чуть дело из рук выпустишь, разом приберут! Глаз да глаз нужен… Вот и маюсь, не могу Вована одного бросить... Слышь, а ты и вправду…того?! Ясновидящая?
В его голосе звучала такая страстная, благоговейная надежда, что у меня не хватило духу сказать правду: дескать, ко мне и впрямь пришел волшебный дар ясновидения, но лишь впервые, и одному богу известно, надолго ли…Может, на пару месяцев, а может, всего на полчаса… Я молча кивнула головой.
-Вах, какое чудо! – простонал продавец-южанин, воздев руки к небу.
-Нечистая сила!! – взвизгнула бабка - «божий одуванчик». Вскочив со скамейки, она понеслась прочь с поразительной быстротой.
-Вау!!! – ликуя, возопил собачник, грозя кому-то кулаком. – Ну, держитесь, волки позорные!!!
Он выхватил из внутреннего кармана мобильный телефон, торопливо принялся нажимать кнопки, бормоча под нос:
-Вот повезло-то… Да мы этого профессора Мориарти, гада, теперь …! Землю жрать будет, кровавыми соплями умоется…
Сбитая с толку, растерянная, я молча смотрела на него. В чем дело, кому он грозит? При чем здесь герой Конан Дойля?.. А главное, я-то здесь каким боком?!….
-Вован!!! – так заорал вдруг громила, что я испуганно шарахнулась в сторону, чуть не наступив на ротвейлера. – Слышь, бросай все и мчись ко мне! Живо! Я такую телку встретил, закачаешься! Что?! Да ты че, совсем?! Я же не в том смысле, чтоб перепихнуться… Она ясновидящая, понятно?! Тьфу!… Повторяю, специально для глухих: я-сно-ви-дя-ща-я!!! Да не пил я ни капли, чего пургу зазря гнать! Трезвый, как стеклышко! Ну, блин, в натуре!… Не веришь?! Да чтоб мне…ну, чем поклясться-то…Короче, ты хочешь узнать, кто этот Мориарти, или не хочешь? Да не из таких она, не из таких! Никакая не аферистка! Шелди моего – сам знаешь, что за зверюга! – в два счета приручила… Сидит, лыбится, как дебил, и руки ей облизывает… И про мои камни чертовы сама сказала… Дар у нее такой, все насквозь видит! Что? А, давно бы так! Давай, жду… Адрес? – вдруг обратился он ко мне.
-Мой? - растерянно спросила я, не зная, как мне реагировать на сравнение с телкой: то ли возмутиться, то ли снисходительно промолчать.
-Ну, не мой же! – нетерпеливо откликнулся собачник. – Давай, говори быстрее, не тяни! Вован ждать не любит…
Окончательно сбитая с толку, я машинально назвала улицу, номер дома, подъезд и этаж.
-А квартира? – спросил собачник, продиктовав это в трубку.
-Какая?
-Ну, ты совсем тормознутая! – искренне возмутился хозяин ротвейлера. – Что, на всем этаже одна квартира? Номер говори!
-Там вывеска салона, он сразу увидит… Ох!..
Только теперь я сообразила, что от волнения и растерянности назвала адрес нашего салона. Но было поздно. Парень спрятал мобильник и коротко, по-военному, скомандовал:
-Поехали!
-К…куда? – пролепетала я, невольно отступив на шаг.
-Ты точно перегрелась! К тебе, куда же еще…Сама же адрес назвала! Вован сейчас подскочит. Да ты не боись, - заторопился он, неверно истолковав мое смущение, - отстегнем, сколько надо. Люди мы не жадные, в обиде не будешь. Ты только постарайся, как следует, укажи нам этого…!!!
Он изрыгнул такую кучу заковыристых ругательств, что я поспешно зажала уши:
-Хорошо, едем, но только прекратите ругаться! Хватит!
Собачник растерянно пожал плечами:
-А че такого я сказал? Ну, ладно, если не нравится, могу и помолчать. Кстати, меня зовут Александр. Для друзей – Санек.
Он улыбнулся и протянул громадную лапищу.
Внезапно я тоже улыбнулась – широко, от души. То ли подействовала нелепость ситуации, то ли просто развеселилась неизвестно почему.
-Виктория Валентиновна, - представилась я, осторожно вкладывая свою крохотную ладошку в его «тиски». – Можешь звать меня просто Викторией.
Я решила, что тоже буду обращаться к нему на «ты». В конце концов, раз он упорно игнорирует правила хорошего тона, почему я должна их соблюдать!
-Вот и чудненько! – обрадовался Александр, сжав мою руку так, что я чуть не подпрыгнула. – Давай, садись в тачку. Шелди, место! Ну, блин, да что с собакой?! Будто к тебе приклеилась!
Бедный ротвейлер и впрямь не отходил от моей ноги ни на шаг. Он дрожал всем телом, умоляюще смотрел на хозяина, будто хотел сказать: «Да, я виноват, ругай меня, побей, если хочешь, но ЭТО сильнее меня!»
-Ничего не понимаю! – скрипнул зубами Александр. – Ты, Викуся, словно порчу на него навела. Как увидел тебя, прямо обезумел… И с чего он на тебя кинулся? Вроде не бежала, не кричала, руками не размахивала…
-Он сказал, что спутал меня с кем-то, - объяснила я, пропустив мимо ушей фамильярную «Викусю». Ведь если сердиться на этого громилу, то каждую минуту! Придется быть снисходительной и терпеливой.
-Он сказал?! Да ты че, и зверей можешь слышать?! Вау, тебе же цены нет! Ты, Викуся, настоящее чудо!
Хотите верьте, хотите нет, мне было очень приятно. Ох, как хотелось, чтобы эти слова дошли до моего бывшего мужа! (Вообще-то мы еще не в разводе, но для меня он навсегда в прошлом). Если бы он услышал, что говорят про его безмозглую, ленивую неумеху, с двумя левыми руками, растущими не из того места... Мстительное, ликующее торжество вдруг охватило меня. Я решительно вскинула голову:
-Ну, где твоя тачка? Едем! Шелди, рядом!
Ротвейлер послушно затрусил у моей правой ноги, четко соблюдая дистанцию. Продавец-южанин, восхищенно цокая языком, проговорил вслед:
-Вах! Какая жэнщина! Супэрвумэн, да-а!
Не скрою, это тоже было приятно слышать. Виктория Победоносцева – супервумен… Звучит неплохо!

Глава 3.

«Тачка», припаркованная у соседнего дома, оказалась здоровенным серебристо-серым джипом неизвестной мне марки. В машинах я, если честно, абсолютный ноль. Разве что отечественную «десятку» от «Вольво» или «Мерседеса» отличу… и то, если присмотрюсь внимательнее. Но не больше! И не стыжусь этого. В конце концов, хоть у нас и равноправие, но мой пол дает определенные преимущества. Женщина, не разбирающаяся в технике, имеет гораздо больше шансов привлечь внимание мужчин, и при этом ничуть не уронит себя в их глазах.
-Ух, какая классная! – одобрила я, инстинктивно почувствовав, что похвала будет не лишней. И не ошиблась: Александр прямо расцвел, его колючие глазки потеплели, неандертальская физиономия растянулась в доброй улыбке.
-Это точно! Тачка – супер! Сразу видно, разбираешься. Не то, что моя… Стоп, врубился! Ей-богу, врубился! - Громила, заливаясь счастливым, прямо-таки детским смехом, ткнул пальцем в сторону ротвейлера. – Так вот с кем он тебя спутал! Ты со спины точь-в-точь как моя стерва!.. И духи те же… - добавил он, шумно втянув воздух носом.
-Р-р-р-рррр! – утробно зарычал Шелди, оскалив зубы.
-Фу! – прикрикнула я на него. – Какая стерва?
«Гражданская жена хозяина, чтоб ей лопнуть!» – пришло отчетливое послание от ротвейлера.
-Баба моя, - пояснил Александр, открывая передо мной дверцу джипа. – Ну, то есть, бывшая… Целый год мучился, а на прошлой неделе дал под зад. Ступай, паскуда, на все четыре стороны!
«И правильно! Сучка была, прости господи…» - тут же дополнил ротвейлер.
-Замолчи, бессовестный! – резко одернула я пса, садясь в машину. Поистине, мужская солидарность – страшное дело. Два кобеля всегда найдут общий язык, даже если один из них двуногий.
-Так ведь сама спросила! – обиженно фыркнул Александр, занимая место за рулем.
-Что? Да это я не тебе…Э-э-э, а ты куда?!
Шелди с быстротой молнии юркнул вслед за мной. Я и ахнуть не успела, как ротвейлер раздвинул своим могучим телом мои ноги и удобно устроился между коленями, положив громадную массивную башку на то самое место, про которое смущенный старшина Васков говорил девчонкам-зенитчицам: «Ну, вам по пояс будет…» Моя юбка, и без того короткая, задралась выше некуда. Покраснев, как вареный рак, я одной рукой судорожно пыталась ее одернуть, другой отпихивала Шелди, уставившегося на меня с немым собачьим обожанием… То есть, совсем даже не с немым:
«Я чем-то прогневал тебя! – ворвался мне в уши его отчаянный вопль. – Ты рассердилась! Умоляю, прости! Я все сделаю для тебя, выручу из любой беды. Даже…даже постараюсь полюбить отвратительные духи, которыми ты пользуешься…»
-Мерзавец!!! – рявкнула я таким страшным голосом, что перепуганный пес вмиг очутился у меня под ногами, сжавшись в мохнатый шарик размером с безобразно раскормленную болонку. – Ах ты, подлая тварь! Я тебе дам «отвратительные»! Да ты хоть знаешь, сколько они стоят?!
Александр, уткнувшись лицом в рулевое колесо, беззвучно трясся и всхлипывал, по багровым щекам катились слезы. Я метнула в его сторону испепеляющий взгляд, торопливо привела себя в порядок и скомандовала:
-Едем! Хватит смеяться! Сам говорил, Вован ждать не любит…

- - - - - - - - - -
По дороге успокоившийся Санек – он категорически потребовал, чтобы я называла его только так, а не иначе, поскольку теперь считает меня своим другом, - объяснил, зачем понадобились мои услуги.
Их фирма принадлежала двум учредителям – самому Саньку и неизвестному мне Вовану, который к тому же был генеральным директором. Обязанности были четко распределены. Вован, как более старший и опытный компаньон, с хорошими связями, выполнял функцию мозгового центра, отвечая за общее планирование; Санек же, молодой, энергичный, и напрочь лишенный всяких интеллигентских штучек вроде жалости и деликатности, оберегал фирму от неприятностей и финансовых потерь, улаживая проблемы с должниками, «крышей» и кучей надзорных организаций-кровососов. По уставу учредители были абсолютно равноправны, но Саньку хватало ума признать превосходство старшего. Особенно, если учесть, что Вован вел себя безупречно: лишнего не требовал, радел о фирме, как о собственном детище, а к младшему компаньону относился уважительно, хотя иногда намекал, что ему не нравятся его грубоватые манеры и выражения.
-Он прямо как ты, - хохотнул развеселившийся Санек, - от мата кривится, точно от зубной боли! Ну, я ему и втолковывал каждый раз: извини великодушно, куда мне с тобой ровняться, институтов-академий не кончал, в МИДе не служил… Дитя рабочей окраины! Он только рукой махнет и отстанет.
-А сколько ему лет, этому Вовану? – неизвестно почему вдруг поинтересовалась я.
-Скоро шестьдесят стукнет, - отозвался Санек.
-И он разрешает себя так называть?! – я была искренне изумлена. – Ну и ну! Он же тебе в отцы годится… Ладно бы просто на «ты», все-таки компаньоны. Но зачем же так фамильярно…
-Фами… как? – насторожился громила. – Ты давай, того… Не выражайся! Я за Вована любому рыло начищу, не взгляну, что женщина!..
Подавив тяжелый вздох, я растолковала, что имела в виду. Санек, расслабившись, усмехнулся и объяснил:
-Как-то мы оттянулись в кабаке, дельце удачное обмыли. А шеф-то у нас, почитай, непьющий, малость развезло его, ну и говорит мне: «Слушай, Александр, ей-богу, люблю тебя, как родного сына! Давай по-простому: я тебя Саньком буду звать, а ты меня – Вовчиком! Ясное дело, не при подчиненных, а с глазу на глаз…» Я, конечно, для приличия покочевряжился: да как же это, ты вон настолько старше! А он уперся, как баран в стену: «Давай! Вон Лещенко с Винокуром дружат, их так все и зовут: Левчик и Вовчик. А мы с тобой будем Санек и Вовчик». Я ему снова: не могу, мол, неловко! Он надулся, а потом и говорит: «Не хочешь Вовчиком звать, зови Вованом. И чтобы больше не спорил!» Пришлось согласиться. Ну, теперь поняла? Слушай дальше, в чем проблема…
До недавнего времени фирма процветала, принося стабильный и оч-ч-чень приличный доход. (Санек, упомянув об этом, даже плотоядно облизнул губы). Но однажды…
В середине марта Вован получил конверт без подписи, адресованный генеральному директору. Внутри оказалось письмо, странное по форме, а еще больше – по содержанию. Оно было составлено из отдельных газетных слов и букв, наклеенных на плотную белую бумагу. Текст гласил:
«Господа, Ваша деятельность начала меня раздражать. Не пора ли на покой? Делаю Вам первое предупреждение.
С почтением, профессор Мориарти».
Вован только посмеялся, решив, что письмо прислал какой-то псих, свихнувшийся на рассказах о Шерлоке Холмсе. Он показал его Саньку, попутно объяснив, о каком профессоре Мориарти идет речь. Младший компаньон фыркнул, наморщил лоб и, немного подумав, предложил выбросить это письмо к такой-то матери. Вован, который как раз в это время готовил несколько сверхприбыльных контрактов, охотно последовал совету и позабыл о странном послании.
Последствия не заставили себя долго ждать. Все эти контракты – все до одного! – с треском провалились, принеся немалый ущерб. Партнеры, подставившие фирму, беспомощно разводили руками, ссылаясь на форс-мажор, и стыдливо отводили глаза. «Крыша», обычно охотно улаживавшая такие проблемы за определенный процент, вдруг сделала вид, что ее это не касается, посоветовав смириться и не качать права. Среди служащих фирмы пополз нехороший слушок, что хозяева перешли дорогу кому-то из «крутых», и надо ждать больших неприятностей…
-Не переходили, в том-то и дело! – горячился Санек, ловко лавируя в плотном потоке. Он шел на обгон и менял полосы с такой бесшабашной лихостью, что у меня сердце замирало от страха. – Вован умница, он все точно рассчитывает: куда лезть можно, куда нет. Кому охота подставлять лоб под пулю! Если хапаешь без меры, долго не проживешь, а на том свете бабки не нужны...
Сразу после майских праздников пришло второе письмо. Компаньоны прочли его по очереди и молча посмотрели друг на друга, а потом всегда тихий и вежливый Вован выматерился так, что у Санька отвисла челюсть.
«Господа, я вижу, что Вы ничего не поняли, - писал неизвестный отправитель. – Вероятно, Вас не убедила демонстрация моих возможностей. Делаю Вам второе, более серьезное предупреждение.
С совершенным почтением, профессор Мориарти».
На следующий день в офис ворвались восемь здоровенных мужиков. Трое из них были в гражданской одежде, пятеро - в камуфляже, черных масках и с автоматами. Секретарша, решив, что к ним вломились бандиты, упала в обморок, ее потом еле привели в чувство. Оказалось, что это налоговая полиция с группой физзащиты. Компьютеры были опечатаны и унесены «на неопределенный срок», документация изъята. По комнатам будто прошел взбесившийся смерч. Полицейские перетряхнули даже дамские сумочки, доведя женщин-служащих до истерики.
-Прокладки, что ли, ищете?! – рявкнул, не сдержавшись, Санек.
-Что надо, то и ищем, - с плохо скрытой издевкой ответили ему. – А если недовольны, можете жаловаться, это ваше право.
Разъяренный Вован нажал на все рычаги. Сначала он переговорил с главарями «крыши». Смысл был прост: вам платили, сколько нужно? Платили. Что вы обещали взамен? Полную безопасность. Вот то-то и оно, извольте выполнять. А каким образом, это ваши проблемы.
Потом состоялся серьезный разговор с прикормленными чинами правоохранительных органов, включая ту же налоговую полицию. Он прошел в сходном духе, только с использованием большого количества ненормативной лексики.
-Вована будто подменили, крыл их так, что у меня уши горели, – пояснил Санек, чудом не врезавшись в переднюю машину. – И правильно, чего с ними, козлами, церемониться! Знаешь, сколько мы им за эти годы отстегнули?!
«Бешеные бабки!» – подтвердил осмелевший ротвейлер.
-В общем, Вован объяснил коротко и ясно: катались за наши кровные на Канары, жрали в лучших ресторанах, тратили кучу баксов на девок? Пришло время отплатить добром за добро. Землю носом ройте, но узнайте, кто нам гадит! Кто этот самый Мориарти, …!!! - Санек запнулся и деликатно закашлялся, глядя на мое посуровевшее лицо. - А не поможете – не взыщите. Компромата на каждого – вагон с тележкой, любая газета за такой материал ухватится, да и начальство не похвалит, сдаст с потрохами, чтобы себя уберечь. У начальства-то тоже рыльце в пушку…
Кое-какие результаты проявились буквально на следующий день. Изъятые компьютеры вернули, правда, в таком состоянии, что системный администратор очень долго ругался и еще дольше корпел над ними, восстанавливая утраченную информацию. Через пару дней привезли и документы, при виде которых главная бухгалтерша зарыдала в голос: аккуратные, строго рассортированные по темам бумаги были измяты и перемешаны до неузнаваемости. Еще через неделю пришло письмо от какого-то высокого чина налоговой полиции: дескать, обыск был проведен по ошибке, в рамках уголовного дела, возбужденного в отношении совсем другой фирмы с очень похожим названием. Что поделать, и на старуху бывает проруха! (То есть, таких слов там, конечно, не было, но смысл от этого не менялся). Молодой, неопытный сотрудник, которому впервые было поручено столь важное мероприятие, допустил оплошность... Само собой, приняты меры, ротозей строго наказан, а уважаемым коммерсантам приносят искренние извинения.
-Пусть подотрутся своими извинениями! – зарычал Вован, прочитав этот документ. – Врут и не краснеют, волки позорные! Кому очки втирают?! Ишь ты, по ошибке! Уж не могли чего получше выдумать…
Больше результатов не было. Дотошное расследование, проведенное всеми заинтересованными сторонами, словно уперлось в глухую стену. Таинственный враг оставался неуловимым и невидимым. А в самом начале июля трясущаяся секретарша принесла Вовану очередной конверт без обратного адреса…
Письмо буквально дышало ехидно-вежливым сарказмом:
«Господа, Вы просто на редкость непонятливы! Боюсь, мне придется прибегнуть к особо впечатляющим методам. Не взыщите, сами виноваты. Делаю третье (и последнее) предупреждение. Даю две недели, чтобы Вы закрыли свою шарашкину контору. В противном случае…
С искренним уважением и преданностью,
Профессор Мориарти».
В тот же день все служащие фирмы подали заявления об уходе. Ни уговоры, ни обещания повысить зарплату, – ничего не помогло. Еле-еле удалось убедить их хотя бы отработать положенные две недели. После работы бледный, непохожий на себя Вован затащил Санька в ближайший кабак и впервые в жизни напился до поросячьего визга.
-Я его таким никогда не видел! – чуть не плача, пояснил Санек. – Ну, попадись мне этот Мориарти, козел вонючий… На куски бы порвал, своими руками!
На следующее утро в офисе появились двое ничем не примечательных мужчин самой обычной внешности, сильно загорелых, в ладно сидящих темно-серых костюмах. Тот, кто был постарше, предъявил охраннику удостоверение, при виде которого бравый секьюрити принял строевую стойку и отчего-то начал глупо улыбаться, затем посетители прошли в кабинет к плохо соображавшему после вчерашней пьянки Вовану. Через минуту генеральный директор напрочь позабыл о раскалывающейся голове, тошнотворной изжоге, противно дрожащих руках и прочих последствиях жестокого похмелья…
-Нет, ты только подумай, что этот сукин сын выкинул! – крыл таинственного Мориарти взбешенный Санек. – Мало ему было налоговой, натравил на нас фээсбэшников!
Потрясенный Вован узнал, что у славных питомцев Железного Феликса куча претензий как к нему самому, так и к фирме. Вообще-то, со скорбным вздохом заметил старший, по обстоятельствам дела их беседа должна была протекать совсем в другом месте и не в столь вежливой форме, но… Слава богу, сейчас не сталинские времена, и органы строго соблюдают уголовно-процессуальный кодекс.
-Да уж, пока еще играем в демократию… - нехорошо усмехнувшись, подтвердил младший фээсбэшник.
-Какого дела? – еле выговорил Вован.
-Уголовного, разумеется! – с зубовным скрежетом пояснил младший. – А вы думали, вас за ваши фокусы к ордену представят?
-П-почему уголовного?! – взмолился измученный Вован. – Какие еще фокусы?! Объясните по-человечески!
-Хватит!!! – рявкнул младший, наливаясь багровым румянцем. – Нечего целку из себя строить! Нам все известно! Ну, паскуда, попался бы ты мне в Афгане…
-Прекрати! – хлопнул ладонью по столу старший. – Сейчас же возьми себя в руки! Извините, гражданин, - с вымученно-вежливой улыбкой обратился он к Вовану, - мой товарищ немного нервничает. Видите ли, у тех, кто прошел так называемые горячие точки, очень сильно развито чувство боевого братства… равно как и ненависть к предателям.
-При чем тут Афганистан? – простонал генеральный директор, близкий к обмороку, сжимая руками пылавшие виски. Голова снова разболелась, да так, что впору было орать в голос. – Какие предатели? И почему вы называете меня гражданином?!…
-Если угодно, могу называть вас подозреваемым, - сухо отозвался старший.
И, не давая Вовану опомниться, изложил суть дела.
Несчастному генеральному директору казалось, что он спит и видит кошмарный сон… Нет, Вован с Саньком отнюдь не были ангелами, они, как и подавляющее большинство коммерсантов, на каждом шагу нарушали законы, - хотя бы потому, что если их строго соблюдать, через год вылетишь в трубу. В конце концов, раз государство постоянно обманывает своих граждан, они будут отвечать ему тем же!
Подставные фирмы-однодневки, занижение прибыли, увод капиталов в оффшоры и многое, многое другое было Вовану так же знакомо и привычно, как писателю алфавит. Но услышать, что тебя обвиняют в финансировании международного терроризма… Это, согласитесь, уже чересчур!
-Мы проделали большую работу, - с ледяной вежливостью, от которой Вовану стало совсем нехорошо, сказал старший. – Неопровержимо доказано, что ваша фирма переводила крупные денежные средства…
Тут он, открыв папку, достал какой-то документ и перечислил полдюжины названий банков на Кипре, Багамах и Мальте, после чего назвал точные суммы, переведенные зарубежным партнерам Вована.
-Вы признаете это? – спросил старший, уставившись немигающим взглядом прямо в глаза Вовану.
-П-признаю, - кивнул несчастный. – Но при чем тут…
-А при том, что хозяева этих счетов финансируют исламских террористов! – рявкнул младший. – Думал, мы ничего не узнаем?! Ну, гнида!…Наши ребята в Чечне кровь проливают, а ты…
-Прекрати! – нахмурившись, снова одернул его старший. – Мой товарищ опять разнервничался, вы уж не взыщите, - обратился он к Вовану. – Согласитесь, его можно понять! Ведь деньги, отправленные вами за рубеж, шли на закупку оружия, взрывчатки и подрывной литературы. Каждый доллар, переведенный вашим…гм…партнерам, возвращался в Россию, неся смерть и разрушения!
-Клянусь… - прохрипел Вован голосом удавленника, которого успели вынуть из петли. – Да чтобы мне… Поверьте, этого не может быть!
-По-твоему, мы врем?! – вскинулся младший.
-Это честные партнеры! - чуть не плача, твердил Вован. – Мы сотрудничаем много лет, никаких проблем не было…
-Много лет… - многозначительно повторил старший, постукивая пальцами по столу. – Да, гражданин, похоже, у вас действительно будет весьма много лет, чтобы обдумать ваше поведение... Правда, не в такой комфортной обстановке, но тут уж сами виноваты.
-И скажи спасибо, что действует этот дурацкий мораторий на смертную казнь! – подхватил младший, испепеляя Вована ненавидящим взглядом. – Жаль, Сталина больше нет! Он с такими не церемонился…
-Довольно! – сердито оборвал его старший. – Не болтай лишнего! А вы, гражданин, поразмыслите хорошенько над тем, что услышали. Советую вам не упрямиться. Чистосердечное признание, как известно, облегчает участь…
-Но мне не в чем признаваться!!! – возопил несчастный Вован таким фальцетом, что Витас позеленел бы от зависти.
-Не торопитесь, подумайте… - неожиданно мягким, почти ласковым голосом посоветовал старший. – Время у вас пока есть. Но не пытайтесь скрыться, этим вы только усугубите ваше положение. Поверьте, хоть органы госбезопасности были серьезно ослаблены этой… гм… демократической вакханалией, кое-какие возможности остались. И немалые, смею заверить. Из-под земли вас достанем…
Он положил на стол картонный прямоугольник, похожий на визитную карточку, чуть заметно кивнул младшему, и оба направились к выходу, оставив Вована в состоянии, близком к полному умопомешательству.
На пороге кабинета старший обернулся:
-Мы напомним о себе ровно через две недели. Если сами сообразите, в чем виноваты, как должны поступить, звоните по любому из этих телефонов.
…-Тебя обули, как последнего фраера!!! – позабыв о субординации, орал взбешенный Санек, когда узнал, что случилось. – Это такие же фээсбэшники, как я – Путин! Навешали лапшу на уши, а ты и рот раззявил! Ты че, забыл, в каком году войска из Афгана вывели? Тринадцать лет уже прошло!
-Ну и что? – слабым голосом спросил Вован.
-Ну и то! Сколько, говоришь, лет младшему?
-О-ох… Откуда я знаю, я же паспорт у него не смотрел… Совсем еще молодой, года двадцать три, двадцать четыре… Ну, двадцать пять…
-Так как же он мог быть в Афгане-то?! Развели тебя, на испуг взяли! Говоришь, старший был вежливый, а молодой чуть в рыло тебе не совал?! Да это же игра в двух следаков! В злого и доброго! Неужели сам не допетрил?!…
-Но зачем?! – чуть не зарыдал Вован, откинувшись на спинку кресла с головой, обмотанной мокрым холодным полотенцем. – Для чего им это нужно?
-Не им, а этому Мориарти, козлу проклятому! Это его шестерки, гадом буду!
-Нет, не может быть! – скрипнул зубами Вован. – Ну-ка, позвони Косте, чтобы пробил номера. Посмотрим, чьи телефоны...
-----

…-Как ты думаешь, чьи оказались? – невесело усмехнулся Санек, подъезжая к дому, где располагался наш салон. – Следственное управление ФСБ! Это тебе не баран чихнул… Высоко забрался, гад, крепкую лапу имеет… Так, куда теперь?
-Вот сюда, под арку, - скомандовала я. – Сейчас налево… Все, приехали! Вот наш подъезд.
В следующую секунду я вздрогнула и зажмурилась от испуга: Санек так резко вывернул руль, что джип крутанулся на пятачке, едва не въехав передним бампером в стену дома. Жалобно взвизгнули тормоза, и машина замерла, как вкопанная.
«Лихач, конечно, но мужик классный!» - прокомментировал ротвейлер.
Переведя дух, я обернулась к Саньку, чтобы высказать все, что думаю о таких водилах. Но он заговорил первым:
-В общем, вот тогда мы струхнули по-настоящему… Конечно, фээсбэшники тоже не ангелы, и их купить можно. Но бабки-то нужны другие! Это тебе не паршивая ментовка… Дураку понятно: этот гад ни перед чем не остановится. Он нас ненавидит, как… - Санек, зло скривившись, махнул рукой. - И главное, за что?! Хоть убей, не знаем! Помоги нам, Викуся, очень тебя прошу! Ты это… сосредоточься, как следует, подумай… Подскажи, кто он, и чего ему от нас надо! Ей-богу, на тебя вся надежда. А насчет бабок не сомневайся, заплатим по-царски! Только не схалтурь, не подведи…
Он смотрел на меня с такой благоговейной надеждой, что вся моя злость мгновенно испарилась, сменившись растерянностью. Мамочка родная, вот влипла! А ну, как не смогу «сосредоточиться и подсказать»? Что тогда со мной будет?
-Сделаю все, что в моих силах, - кивнула я, постаравшись, чтобы голос прозвучал четко и уверенно. – Пойдем в салон.
Выбравшись из джипа, мы направились к нашему подъезду. Санек велел псу караулить машину.
«Неплохое место! - одобрил Шелди, оглянувшись по сторонам. – Двор уютный, зеленый. Жить можно… Кстати, а как насчет сучек?»
Я сокрушенно вздохнула. У мужиков только одно на уме!

Глава 4.

Кроме нашего салона, в подъезде располагалась куча коммерческих структур, поэтому и охрана была соответствующей. Любого посетителя тормозили на посту, придирчиво выспрашивая: кто, к кому и по какой надобности направляется. Разумеется, фирмачей и их родню охранники знали в лицо, и я тоже успела перезнакомиться со всеми. Сегодня дежурил Михаил Говоров, бывший десантник, худощавый блондин с равнодушным, невыразительным взглядом. Вид у него всегда был сонный, почти ленивый, но своих навыков он не растерял, и в случае необходимости действовал быстро и жестко. Однажды в его смену к нам в подъезд забежала перепуганная, растрепанная женщина с подбитым глазом и в изодранном платье, а за ней вломился громадный, в стельку пьяный мужик с топором. Мамуля, на глазах которой разыгралась эта сцена, не успела ахнуть, как топор со звоном отлетел к стене, а пьянчуга распластался вниз лицом на полу, с заломленной за спину рукой, истошно воя от боли.
-И как ты думаешь, чем все закончилось?! – кипя от гнева, рассказывала мне мамочка. – Глупая баба, которую этот скот чуть не зарубил, обложила Мишу последними словами: мол, чего он полез в семейную ссору, да еще руку покалечил ее любимому Васеньке!.. Грозила заявить на него в милицию! Так они с Васенькой и ушли – в обнимку, утешая друг друга… Вот идиотизм!
Заметив меня, Михаил удивленно поднял светло-пшеничные брови:
-Виктория Валентиновна? Какими судьбами? А ваши говорили, что салон закрыт на две недели, до августа…
-Понадобилось открыть, - ответила я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал спокойно и непринужденно. – Клиенту нужна срочная консультация. Дело важное, не терпит отлагательств… Дайте, пожалуйста, запасные ключи.
По лицу Михаила пробежала тень. Он несколько раз перевел взгляд с Санька на меня, потом задумался. Я, почти не напрягаясь, вникала в ход его мыслей: конечно, это не чужой человек с улицы, но, с другой стороны, у меня четкие указания – не давать ключей никому, кроме хозяев… правда, она тоже почти хозяйка… Наконец, улыбнувшись, он полез в ящик стола со словами:
-Конечно, конечно, Виктория Валентиновна… Вот, держите! Только распишитесь, пожалуйста, в журнале, как положено.
Волшебный дар продолжал действовать, и я с прежней ясностью читала мысли Михаила… Они мне, мягко говоря, не понравились.
«Что же, дело молодое! – рассуждал бывший десантник. – Правда, хахаль урод уродом, покойный Лебедь был в сто раз красивей… Но в этом деле смазливая рожа – не главное. А бабенка-то хитрая! Дождалась, пока мать с бабкой уедут, и давай мужу рога наставлять. С виду и не подумаешь: такая тихоня да скромница. Впрочем, все они…»
Дальнейшие его рассуждения, касающиеся моральных и умственных особенностей прекрасной половины человечества, были столь обидными и несправедливыми, что я чуть не сломала от злости ручку, выводя свою подпись. Нет, какие же все-таки мужики подлецы! И дураки в придачу!!! Это же надо, подумать, будто мы с Саньком любовники, и пришли сюда, чтобы… Чувствуя, как запылали от негодования щеки и уши, я торопливо схватила ключи и направилась к лестнице.
«Одно твое слово, и я этому козлу горло перерву!» – мрачно пообещал ротвейлер.
Только представьте, он издалека, сидя в запертой машине, почувствовал мою злость, понял, что меня обидели!
-Ради бога, не надо! – перепугавшись, воскликнула я. – Не хочу! Тебя же застрелят!
-Кого?! – дружным хором отозвались два мужика, выпучив глаза от удивления.
«Какая ты добрая! – умилился Шелди. – Просто чудо! Как жаль, что ты не су… не собака…»
-Что с тобой? – озадаченно нахмурился Санек.
-Нет-нет, все в порядке, - торопливо забормотала я, досадуя на свою несдержанность. – И вот что, Михаил, скоро приедет еще один клиент, его зовут Вован… Ой!
-Сидорыч, что ли? – искренне развеселился охранник.
-Какой Сидорыч?! – недоуменно переспросила я.
-Вован Сидорыч, из «Джентльмен-шоу». Такой толстый, смешной, в прикиде «нового русского»…Кх-х-хе… - он запнулся, краем глаза скользнув по одежде Санька. - Не его, случайно, ожидаете?
-Да нет же! – скрипнула я зубами от злости. - Я просто оговорилась, его зовут Владимир….э-э-э?
-Владимир Владимирович, - уточнил Санек.
-Президент?! – дурашливо хохотнул бывший десантник, в восторге от своего остроумия.
-Его следует сразу направить к нам, без задержек, - отчеканила я, не поддавшись на дружески-фамильярный тон. - Дело очень важное…
-Не беспокойтесь, задержек не будет. Как только появится, сразу же вам позвоню… Да, кстати, тут для вас почта, со вчерашнего вечера. Может, возьмете с собой?
Я кивнула. Санек торопливо схватил несколько конвертов и шумно затопал за мной, поднимаясь на второй этаж.
-Ты это… о ком беспокоилась? – настойчиво продолжал допытываться он. – Кого должны стрельнуть?
-Кого надо, того и должны! – внушительно ответила я. – Тебя не касается.
Конечно, это прозвучало резко, может быть, даже грубо… но цель была достигнута. Санек примирительным тоном пробасил:
-А я че? Я просто так, для порядку… Экая ты вредная, уж и слова сказать нельзя.
-Я стараюсь со-сре-до-то-чить-ся! Между прочим, для вас же…
-Понял, понял… Все, молчу!
Ключ с легким щелчком провернулся в замке, дверь открылась, пахнуло приятным, чуть сладковатым запахом благовоний, к которому примешивалась характерная пряная терпкость сандала.
-Прошу! – я с ироническим поклоном махнула рукой, приглашая Санька войти. Присмиревший силач как-то робко, неуверенно переступил порог, не отрывая глаз от красивой бронзовой таблички, на которой была выбита надпись:
«Салон оккультных наук «Тайна мироздания».
И чуть ниже изящной вязью было выведено:
«Прием ведут потомственные ведьмы».

- - - - - - - - - - - -
Рядовой обыватель при слове «ведьма» представляет горбатую старуху с хищно изогнутым носом, одетую в лохмотья. Живет она в полуразвалившейся избушке, где-нибудь в лесной глухомани, либо, в крайнем случае, на дальнем конце заброшенной деревеньки. У ног бабки трется наглый черный котище с ярко-желтыми глазами, а на шестке под потолком сидит нахохлившийся филин… Само собой, посреди избушки котел, где с глухим урчанием варится колдовское зелье, а со стен свисают пучки трав и мешочки со всякой гадостью. Говорит ведьма нехорошим, скрипучим голосом, а чуть что не по ней – закричит, зашипит, разразится такими жуткими проклятьями, что от страха волосы встанут дыбом…
Моя бабушка, сохранившая до весьма почтенных лет царственную осанку и очень привлекательную внешность, ничем не напоминала ведьму. И голос у нее в молодости был достаточно приятный, мелодичный. Он стал низким и грубым только когда бабушка начала курить, то есть после того, как от нее ушел дедушка… До этого события бабушка не только не курила, но и не кричала. Можете мне не поверить, особенно, если помните наш разговор по телефону, но это правда. Бабушке просто не было необходимости напрягать голосовые связки: мой дедушка, бывший разведчик, прошедший всю войну, слушался ее безоговорочно. Взгляд любимой жены буквально завораживал его, лишал воли и всякой способности к сопротивлению.
Впрочем, такое действие он оказывал не только на дедушку. Я хорошо помню, как однажды, когда бабушка гуляла со мной, совсем еще маленькой, по двору, к нам подвалила шумная компания цыганок. Обступили нас галдящим кольцом, стали наперебой предлагать:
-Погадаем, всю правду скажем!
Бабушка, неторопливо откинув голову, с улыбкой взглянула прямо в глаза самой старшей из них:
-Ну, погадай, если не испугаешься!
Цыганка отшатнулась. Смуглое морщинистое лицо побелело, будто его обсыпали мукой.
-Ведьма!!! – взвизгнула она. – Ой, горе, горе!
Прокричав что-то товаркам на родном языке, она вихрем вынеслась со двора. За ней, подобрав цветастые юбки, с шумом и гамом устремились другие.
Гордость, переполнившую меня, невозможно описать словами. Это же надо, моя родная бабушка – ведьма!
Бедный дедушка, бросивший свою законную супругу за много лет до этого события, наверняка испытывал совсем другие чувства… Бесстрашному разведчику, не раз ходившему во вражеский тыл за «языком», нелегко было примириться с ролью подкаблучника. Время от времени он пытался бунтовать, но бабушка тут же устремляла на него свой пронзительный взгляд и произносила роковую фразу:
-Ты же сам этого хочешь, не правда ли, дорогуша?
И бывший разведчик, запинаясь и путаясь на каждом слове, мямлил что-то невразумительное, послушно кивая головой.
Так было все годы, что они прожили вместе. Делать ли в квартире ремонт, и какой именно, идти ли в театр, или на званый вечер, с кем водить дружбу, а кому решительно отказать от дома и многое, многое другое – все это решала бабушка. Само собой, когда у них наконец-то родился долгожданный ребенок – моя будущая мамуля – заботу о его воспитании также взвалила на себя бабушка, не позволяя дедушке лишний раз даже приблизиться к девочке. Ему ясно и недвусмысленно дали понять, что свою роль он уже выполнил, и больше от него ничего не ждут.
Неописуемо гордый и счастливый своим поздним отцовством, дедушка снова попытался взбунтоваться, доказывая, что он вполне способен хотя бы иногда перепеленать ребенка, или спеть колыбельную песню, но хорошо знакомый взгляд пресек его возражения на корню.
-Ухаживать за детьми – женское дело. Не правда ли, дорогуша?
Бравый ветеран только развел руками. С того дня он ни во что не вмешивался, предоставив жене воспитывать дочку, как ей заблагорассудится.
И бабушка постаралась на славу. Мамуля под ее неусыпным надзором выросла образцово-показательным ангелочком, только золотого сияния вокруг головы не хватало. Даже пресловутый переходный возраст прошел без единого конфликта. Думаю, дело не только в том, что мамуля очень любила бабушку. Готова поклясться, она ее к тому же панически боялась, и одна мысль о недовольстве грозной родительницы мгновенно гасила буйство гормонов.
Когда мамуля окончила школу (стоит ли уточнять, что училась она все десять лет на одни пятерки, и без разговоров получила золотую медаль), сияющая бабушка надела ей на шею фамильную реликвию – изящный кулон с крупным синим сапфиром, в обрамлении маленьких бриллиантов.
-Это украшение передается в нашей семье по наследству, от матери к старшей дочери, - пояснила она. – Теперь оно твое. Носи, доченька! Конечно, не каждый день, а только по праздникам… А теперь надо подумать о твоей будущей судьбе.
Собственно, все уже было продумано заранее. Мамуле предстояло стать врачом, поскольку это не только самая благородная профессия, но и надежный кусок хлеба… В чем-то бабушка была права, тогда труд медика не оплачивался столь издевательски убого, как теперь.
-А справится ли она? – не вытерпел дедушка. – При ее-то брезгливости… К тому же, она боится крови!
-Конечно, справится! – отрезала бабушка, не привыкшая, чтобы ей противоречили. – Ну-ка, доченька, сама скажи папе, сможешь ли ты быть врачом! А то он не верит…
Бедная мамуля, инстинктивно почуявшая, что грозная родительница не в духе, запаниковала. С трудом, заикаясь от волнения, она кое-как выдавила из себя несколько слов:
-С…Смогу, п-папочка…
-Вот видишь, дорогуша! – со снисходительно-торжествующей улыбкой заявила бабушка.
И тут случилось непредвиденное. Бог знает, что пережил в эти секунды дедушка: то ли у него лопнуло терпение, то ли взыграла, наконец, кровь бравого фронтовика, носившего на груди целый иконостас орденов и медалей… Топнув ногой, он яростно взревел:
-Не смей меня так называть! Хватит!
Бабушка и мамуля застыли на месте, будто их хватил удар. А дедушка, еще раз топнув, ткнул пальцем в грудь жены и прокричал, точь-в-точь как та старая цыганка:
-Ведьма!!!
Выскочив из комнаты, он так хлопнул дверью, что задребезжали стекла.
------
-Да уж, довели мужика до ручки, - прокомментировал Санек, удобно расположившись в мягком кресле с широкими подлокотниками. – Тут и святой бы взбесился!… Ну, а дальше-то что было?
-Дальше… - Я на секунду запнулась, собираясь с духом. – Ужасная история!…
…Разумеется, о продолжении совместной жизни и речи быть не могло. Смертельно оскорбленная, бабушка ни за что не простила бы мужа, хоть приползи он к ней на коленях. Но дедушка, к ее величайшему негодованию, вовсе не собирался делать этого, более того, в тот же день собрал чемодан и ушел из дому, оставив жене записку.
«Я слишком сильно любил тебя, поэтому позволял больше, чем нужно, - писал бывший разведчик. – И, чего греха таить, боялся! В тебе действительно есть что-то страшное, колдовское. Самое ужасное, что я не смог уберечь дочку. Ты превратила нашего ребенка в трусливую, безъязыкую куклу, которая без твоего разрешения не смеет и шагу ступить. Этого я никогда не прощу тебе… и себе тоже! Больше не могу и не хочу видеть, как ты ломаешь ей жизнь. Разумеется, квартиру и всю обстановку оставляю вам, себе возьму только самые необходимые вещи. Пока поживу на даче у Славы Тендрякова, а там видно будет… Прощай! Надеюсь, дочка поймет и простит меня, когда повзрослеет. А если не простит, что же… Сам виноват! Все надо делать вовремя».
Гордость бабушки была жестоко уязвлена. Не она бросила – ее бросили! Поклявшись никогда больше не встречаться с «этим субъектом» – только так она отныне называла человека, с которым прожила больше тридцати лет, - бабушка направилась в ЗАГС с заявлением о расторжении брака. Но там ее поджидал пренеприятный сюрприз: сотрудница пояснила, что если у супругов есть несовершеннолетний ребенок, развод может быть осуществлен только по решению суда.
-К тому же, оба супруга обязательно должны явиться в суд, - говорила потрясенной бабушке словоохотливая тетка. – Их пытаются примирить, дают определенный срок на размышление…
Подобная перспектива привела бабушку в такой ужас, что она, не сдержавшись, пробормотала:
-Ох, чтобы он помер!
Тетка из ЗАГСа, вздрогнув, опасливо отодвинулась подальше. Видимо, в голосе или лице бабушки было что-то неестественное, страшное.
…Вечером того же дня раздался телефонный звонок. Дедушкин приятель и сослуживец, профессор Вячеслав Николаевич Тендряков, сообщил, что у дедушки случился сердечный приступ, и он умер у него на руках, не дождавшись приезда «Скорой». Проблема разрешилась сама собой, встречаться в суде не пришлось.

------
-Ну и ну! – сердито буркнул Санек. – Бабка-то хоть винила себя, горевала? Или…
-Или! – подтвердила я с тяжелым вздохом.
Бабушка перенесла смерть мужа с поистине олимпийским спокойствием. Кто знает, может быть, в глубине души она переживала, но внешне это никак не проявлялось. И на похоронах, и на поминках она была бесстрастна, как статуя, выслушивая слова соболезнования с вежливо – отстраненным равнодушием. Лишь немногие решили, что она попросту временно отупела от горя и отнеслись к ней с сочувствием, гораздо больше было тех, кто осуждал ее, считая виновной в преждевременной смерти дедушки… Подозреваю, что тетка из ЗАГСа не пожалела ног, обойдя всех подруг и знакомых, а те сделали то же самое. Бабушкины «странности» и раньше были предметом сплетен и пересудов, правда, довольно беззлобных. Теперь же приговор «Ведьма!» стал окончательным и не подлежащим обжалованию.
Но бабушка была не из тех, кто реагирует на чужое мнение. Считают виноватой – и черт с ними. Отворачиваются, шепчутся за спиной – ну и пусть.
-Твой отец только притворялся, что любит нас, - без колебания заявила она моей мамуле. – На самом деле, мы были ему не нужны. Увы, среди мужчин полно обманщиков, и он оказался одним из них… Ничего, дочка! Мы и без него проживем, не пропадем. А уж я подберу тебе хорошего мужа. Настоящего, надежного, который никогда тебя не бросит… Ни-ко-гда! Теперь займись-ка делом. Скоро экзамены, тебе надо хорошо подготовиться.
-----
…-Действительно, ведьма! – прошипел Санек, хлопнув кулачищем по подлокотнику. – Это же надо! Не женщина, а… - верзила, не найдя ни одного цензурного эквивалента, беспомощно развел руками. – Ты это, Викуся… Не обижайся, ладно? Понимаю, она твоя родная бабка, и все-таки…
Телефон, стоявший в дальнем конце комнаты, залился переливчатой, нежной трелью, и Санек облегченно вздохнул:
-Наверняка Вован приехал! Ну-ка, ответь!
Я сняла трубку, запоздало спохватившись, что едва ли это было разумно: рассказывать о сугубо личных, семейных тайнах совершенно постороннему человеку, в сущности, первому встречному. Просто Санек вел себя с такой милой… детской, что ли, непосредственностью, что я невольно прониклась к нему искренней симпатией. И когда он робко спросил, только ли у меня проявляется этот волшебный дар, или у кого-то из родственников было то же самое, мне внезапно захотелось выговориться, открыть душу… Ну, словно на исповеди, или в купе поезда, перед случайными попутчиками, которых ты вряд ли когда-то увидишь снова.
И, странное дело, те самые слова, из-за которых я страшно обиделась на мужа и насмерть разругалась с ним, в устах Санька прозвучали совсем не оскорбительно.
-Виктория Валентиновна? – раздался в трубке спокойный голос Михаила. – На проходной некто Владимир Владимирович. Вероятно, тот самый, кого вы ждете… - Охранник, выдержав паузу, договорил с едва заметной издевкой: - Он спрашивает какую-то ясновидящую, у которой сейчас находится какой-то Александр… Я полагаю, речь идет именно о вас?
-Вы правильно полагаете, - с ледяной вежливостью отчеканила я. – Будьте добры, пропустите его к нам.
-Разумеется, разумеется, Виктория Валентиновна! – Михаил был сама любезность. – Вот только запишу его, как положено, в журнале посетителей, и он тотчас же пройдет. Задержка пустяковая, а вам может пригодиться: чайничек там поставите греть, или… кхм!!.. – бывший десантник весьма умело изобразил внезапный приступ кашля, - порядочек наведете… на скорую руку…
Я швырнула трубку на рычаг с такой силой, что она чуть не раскололась. Порядочек наведете!!! Ох, эти мужчины…Слов нет! Маньяки какие-то, только одно на уме! Слава богу, хоть не сказал: «Постельку застелете!», а то сгорела бы от стыда перед этим Вованом…
«Все-таки я его порву! – тотчас донеслось хоть и приглушенное, но вполне разборчивое послание от Шелди. – Горло, так и быть, не трону, раз ты не хочешь, но кусок задницы – мой!»
-Не надо, милый, - растроганно прошептала я, с трудом удержавшись от слез. – Но все равно, спасибо тебе! Какой ты хороший! Если бы все мужчины были такими…
«Ты преувеличиваешь мои скромные достоинства, - откликнулся польщенный ротвейлер. – Причем, делаешь это с чисто женской непоследовательностью и нелогичностью. Вспомни, я совсем недавно набросился на тебя, и получил по заслугам: нос до сих пор болит… Но, не скрою, твои слова – настоящий бальзам! Ах, если бы другие женщины, подобно тебе, умели ценить мужчин, как следует…»
-Черт возьми! – рассердившись, воскликнула я. Умиление мгновенно исчезло, на смену ему пришел гнев. Не хватало еще выслушивать такое от пса!
-Ты с кем это? – в ту же секунду вскочил с кресла Санек. От его благодушия не осталось и следа. – Что случилось?!
-Что, что… Твою тачку заминировали! – в сердцах огрызнулась я, даже не разобравшись в смысле этой фразы.
Пытайте меня каленым железом, морите голодом, пригрозите запустить за шиворот пригоршню тараканов – все равно не отвечу, почему я так сказала. Ну не знаю, и все тут! В подобных случаях обычно говорят: брякнул (или брякнула) первое, что пришло в голову… А я даже этого не могу сказать, потому, что мне точно известно: как раз тогда в голову ничего не приходило. Абсолютно ни-че-го! Просто мой проклятый язык в очередной раз продемонстрировал независимость от больших полушарий мозга. Эффект же получился разительный: Санек сначала мгновенно побледнел, потом налился багровым румянцем и с яростным, хриплым ревом, нагнув голову, как бык, бросился к двери.
По закону подлости, именно в этот момент в нее постучали, затем она распахнулась и на пороге возникла мужская фигура: к нам прибыл долгожданный Вован. Разогнавшийся Санек не успел затормозить, раздался увесистый, смачный звук удара, перекрытый двумя пронзительными воплями, затем Вован вылетел обратно и с грохотом распластался на лестничной площадке, придавленный грузной тушей Санька, упавшего на него сверху. Выражения, огласившие подъезд, надо высекать на камне: не всякая бумага их выдержит.
Я пулей выскочила из салона (как не переломала каблуки – шпильки, до сих пор не понимаю!), чуть не столкнувшись, в свою очередь, с примчавшимся Михаилом. Охранник уставился округлившимися глазами на двух мужиков, которые сплелись на полу в тесных объятиях... Подробно пересказывать мысли бравого вояки не буду, упомяну лишь, что, по его мнению, в наше время разврат зашел слишком далеко. Содом с Гоморрой просто отдыхают!
-Все в порядке, ничего страшного! – поспешно выпалила я. – Они случайно…
Договорить я не успела. Адский грохот, раздавшийся снаружи, хлестнул по ушам с невероятной силой. Оконные стекла на лестничной площадке вылетели из рам, разбившись на тысячи осколков, посыпалась штукатурка. Сверху и со двора донеслись чьи-то испуганные крики, захлопали двери, истошно заревел маленький ребенок.
Мне тоже хотелось заорать от страха, но язык будто присох к гортани. Мороз пробежал по коже, похолодели пальцы. Потом ноги мягко подломились, перед глазами задернулась черная шторка, замелькали зеленые огоньки, и я, беспомощно хватая воздух пересохшим, широко открытым ртом, сползла по стене на пол.
…Тургеневские барышни падали в обморок потому, что их, бедняжек, упаковывали в жесткие, туго зашнурованные корсеты, даже вздохнуть полной грудью было невозможно. Я никогда не носила никаких корсетов, но сознания все-таки лишилась…

Глава 5.

Я пришла в себя от ужасно неприятного и резкого запаха. Санек поддерживал мою голову, а Михаил старательно подсовывал мне по нос ватку, обильно смоченную какой-то гадостью.
-Ну, вот и очнулись! – радостно констатировал он. – Нашатырь в таких случаях – первое дело.
С трудом приподнявшись, все еще оглушенная, я тупо огляделась по сторонам и обнаружила, что лежу на диване, в большой комнате салона. Обстановка совершенно не пострадала, чего нельзя было сказать про лицо бывшего десантника: несколько длинных кровоточащих царапин пересекали щеку Михаила от уха до уголка рта. Растерянно охнув, я перевела взгляд на Санька. Левая половина его неандертальской головы теперь внушала ужас: на скуле ссадины, ухо исцарапано, будто его драла взбесившаяся кошка, над бровью прилеплен покрасневший кусок пластыря. Я едва не лишилась чувств снова. Жутко боюсь крови…точь-в-точь, как мамуля.
Пожилой мужчина, сидевший в кресле, пострадал меньше: у него был лишь небольшой, быстро темневший синяк на подбородке. Видимо, Санек, навалившись сверху, закрыл шефа от вихря летящих осколков.
Заметив, что я смотрю на него, Вов… то есть, Владимир Владимирович, тут же поднялся и вежливо склонил голову:
-Здравствуйте, Виктория Валентиновна. Сожалею, что наше знакомство состоялось при таких…. гм… необычных обстоятельствах. Вместе с тем рад, что вы не пострадали.
-Э-э-э… Здрасьте… - кое-как промямлила я, плохо соображая после обморока.
Владимир Владимирович, еще раз отвесив сдержанный поклон, снова занял свое место, не сводя с меня внимательного, пристального взгляда.
В следующую секунду туман, окутавший мою голову, рассеялся, и пришла мысль… точнее, несколько мыслей, одна неприятнее другой. Прежде всего, я сообразила, что лежу на диване, в очень короткой юбке, а кресло, в котором сидит Владимир Владимирович, как назло, низкое, да еще поставлено так, что мои трусики наверняка на самом виду… Вообще-то я не ханжа, но все-таки, согласитесь, это неприлично. Моя рука поспешно потянулась к краю юбки, чтобы одернуть ее, но замерла на полдороге. Ужасное, леденящее кровь подозрение заставило меня содрогнуться: а что, если мое лицо изуродовано так же, как у Санька, или еще хуже?! О, господи!!!…
Правда, мне не было больно, да и Владимир Владимирович сказал, что я не пострадала, но, может быть, я просто в шоке и ничего не чувствую, а он, пожалев меня, проявил благородство? Дескать, пусть узнает позже, когда окончательно придет в себя… Я уже собралась завопить: «Дайте зеркало!!!», но тут у меня в мозгу молнией сверкнула третья мысль, и вместо пронзительного вопля из моего горла вырвался чуть слышный стонущий всхлип:
-Шелди! Миленький!..
Я сдуру ляпнула, что машина Санька заминирована. Но на улице в самом деле раздался взрыв, следовательно, так и было. А бедный пес сидел в этом джипе, и никак не мог уцелеть… Я отчаянно звала его, изо всех сил налаживала контакт, пыталась нащупать хоть слабый отклик. Увы! Молчание, глухое молчание.
Если бы кто-то сказал мне накануне, что я смогу так оплакивать собаку, да еще чужую, я ни за что бы не поверила. Но теперь… Я даже не сообразила, что сама уцелела чудом: случись взрыв немного раньше, мы с Саньком составили бы компанию несчастному ротвейлеру. А, может быть, мысль о Шелди была той самой последней каплей, которая переполняет чашу, ведь мне пришлось столько перенести за сегодняшний день… Не знаю. Как бы там ни было, истерика накатила снова, с еще большей силой. Слезы душили меня, из груди вырывались всхлипывающие, бессвязные крики, я дергалась всем телом, молотя руками и ногами по дивану.
Сколько это продолжалось, не помню. Наверное, долго. Потом откуда-то издалека донеслись глухие, плохо различимые слова:
-Голову, голову придерживай! Разобьет!..
-Не разобьет, диван мягкий… Блин, еще лягается!.. Ноги держи, а не башку!
-Да что это с ней, доктор? Рехнулась она, что ли?!…
-Просто запоздалая реакция на потрясение. Обычное дело. Сейчас сделаем укольчик, и все пройдет…
Знакомое с детства слово произвело волшебный эффект. Я панически боюсь уколов… да и прочие медицинские процедуры, мягко говоря, недолюбливаю. Мгновенно перестав реветь, я приподняла голову и огляделась. Тощая белобрысая женщина в голубой униформе, вскрыв ампулу, наполняла шприц.
-Не надо! – запротестовала я все еще дрожащим голосом. – Со мной все в порядке, мне хорошо!
-Конечно, конечно, - не прекращая своего занятия, откликнулась врачиха. – А сейчас будет еще лучше! Ну-ка, помогите ей лечь на живот… И руки - ноги придерживайте, чтобы не дергалась.
Спорить с медицинским работником почти бесполезно, это я твердо усвоила из общения с собственной мамулей. Если врач решил, что вам надо сделать укол, он не отступит. Тем более, когда лекарство уже в шприце! Но чтобы сразу три посторонних мужика увидели мою попу?!…От одной этой мысли меня бросило сначала в озноб, потом в жар.
-Со мной все в порядке! – повторила я. – Никакого шока, просто я горевала по Шелди…
-Ни хрена себе!!! – подскочив на месте, заорал Санек с такой силой, что врачиха чуть не выронила пузырек со спиртом. – Так ты из-за этого?! Ну, блин! Я сейчас, мигом!..
Он бросился к выходу. Докторша, придя в себя, покачала головой:
-Какие-то слабонервные мужики пошли… Ну, а вы чего ждете? Мне что, до вечера тут сидеть? Помогите ей повернуться, живее!
-Только не туда! – взмолилась я, отчаянно покраснев. – Колите в руку!
-Э-э-э… - смутившись, прокашлялся Владимир Владимирович. – Может, действительно в руку? Раз женщина стесняется…
-Ну, блин! – искренне возмутилась докторша, точь-в-точь как Санек. – В институте шесть лет учили, еще и здесь учителя нашлись! Сами поглядите, что у нее за руки, кожа да кости. Мышцы почти нет, куда колоть? И вообще, с врачом не спорят!
-Пусть они выйдут, - сделала я последнюю попытку разжалобить врачиху. Тоже ведь женщина, должна понимать, как мне неловко. – Я не буду дергаться, обещаю, мне уже лучше…
Владимир Владимирович тут же пошел к двери, жестом велев Михаилу следовать за ним. Бывший десантник повиновался, хотя и с явной неохотой. Я облегченно вздохнула… и в следующую секунду по всему телу прошла такая судорога, что я чуть не слетела с дивана. Проклятый организм упрямо не хотел считаться с моей женской застенчивостью.
-А ну, назад! – рыкнула вконец рассердившаяся врачиха хорошо поставленным командным голосом.
Мужчины снова подошли ко мне. Владимир Владимирович, явно смущаясь, пожал плечами. Весь его вид будто говорил: «Неприятно, конечно, но что поделать! Надо, так надо».
-Да вы не переживайте, Виктория Валентиновна, - с любезно-гаденькой улыбочкой заворковал охранник. – Дело житейское, чего стесняться! А подержать обязательно надо. Не дай бог, снова дернетесь, игла сломается, к хирургу придется везти…
Я от всей души (про себя, конечно) пожелала ему провалиться в преисподнюю, при этом удивившись, почему не слышу его мыслей... И вдруг меня будто огрели обухом по голове. Я не слышала вообще никого: ни Владимира Владимировича, ни Санька, ни рассерженной врачихи! Волшебный дар покинул меня так же внезапно, как и пришел. Господи, да что же теперь со мной будет?! И раньше-то шансы помочь Саньку и Владимиру Владимировичу были, мягко говоря, невысокими. А сейчас…
Истерика накатила снова, слезы хлынули ручьем, я дергалась, всхлипывала и скулила, как выброшенный на улицу щенок. Меня осторожно, но решительно перевернули, прижали к дивану, и докторша занялась своим делом. Мне теперь было все равно. Смотрят, не смотрят, какая разница! Скоро на мое бездыханное тело будут смотреть уже в морге, причем со всех сторон. Я не найду этого Мориарти, и Санек с Вованом – да, да, именно с Вованом! – сорвут на мне злость. Хорошо бы сразу, без мучений… О-о-ооооой!!!!
Несмотря на свое состояние, я искренне удивилась: врачиха уколола совсем не больно, с чего же я ору благим матом? И голос вроде какой-то чужой – низкий, хриплый… И «Ой!» почему-то похоже на «Стой!»… Тут до меня дошло, что орала вовсе не я.
-Сто-о-оооой!!! Стой, зараза! Фу! – завопил Санек прямо над ухом.
«Порву! Загрызу! Будешь знать, как ее обижать!….» – ворвался в мое сознание страшно знакомый голос.
Руки, державшие меня, разжались. Я скорее инстинктивно, нежели осмысленно, привела в порядок свой туалет и вихрем сорвалась с дивана. Зрелище, представшее моим глазам, заслуживало того, чтобы быть увековеченным на картине великого мастера.
Живой и почти невредимый – если не считать нескольких царапин – Шелди, захлебываясь яростным рычанием, рвался с туго натянутого поводка, чтобы добраться до перепуганной врачихи. Громадный Санек еле удерживал его, изо всех сил таща к себе и осыпая самыми крепкими ругательствами. Вован с Михаилом застыли по обе стороны дивана, точь-в-точь часовые на посту. А докторша…
У противоположной стены комнаты стоял высокий и узкий полированный сервант со стеклянными дверцами, произведенный еще в брежневские времена, то ли болгарский, то ли гэдээровский… С моей точки зрения, он был жутко старомодным и некрасивым, но бабушка любила его и берегла, как память, потому и приспособила для хранения всяких необходимых в ее работе штуковин: ароматических свечей, сандаловых палочек, сосудов с заговоренной водой. Там же лежали стопки писем от благодарных клиентов, бабушка их не выбрасывала, резонно считая, что они всегда могут пригодиться.
Так вот, перепуганная до белизны врачиха сидела на этом самом серванте, упираясь головой в потолок и поджав скрещенные ноги. Одной рукой она прижимала к груди «дипломат» с лекарствами, другую, в которой был использованный шприц, выставила вперед, словно надеялась защититься от пса тоненькой иголкой. Каким чудом ей удалось вскарабкаться наверх по гладкой отвесной поверхности, да еще с чемоданчиком, я не знаю.
«Р-разор-р-рву-у-уууу!!!» – продолжал бесноваться Шелди.
-Ни хрена себе! – вышел из ступора Михаил. – Вот у нас в части однажды…
-Миленький! – завопила я, бросаясь на пса с быстротой атакующего сокола. Обхватила его за шею, притиснула к себе и начала страстно целовать. – Родной мой! Ненаглядный! Любимый! Живой, живой…
Шелди, оставив врачиху в покое, переключил свое внимание на меня. Горячий влажный язык прошелся по моему лицу, не пропустив ни одного миллиметра. Огромный зверь урчал, как котенок, буквально тая от нежности.
О его мыслях разрешите умолчать. В конце концов, мне просто неловко! Скажу только об одном: Шелди в очередной раз и очень сильно пожалел, что я не су… в общем, не собака женского пола.
О рассуждениях бравого десантника, неотрывно наблюдавшего за этой бурной сценой, умолчу тем более… Хам и извращенец!!!
-Так вот, у нас в части был случай… - после долгой паузы снова сказал Михаил. – Один салага гранату выронил… ну, на учебном метании, с выдернутой чекой. Знаете, как быстро все в укрытии оказались? Сначала этого придурка втолкнули, потом сами попрыгали… Только трава прошелестела! Но это… - Он задумчиво посмотрел на докторшу, покачал головой и договорил с нескрываемым уважением: - Это что-то невероятное!
-Уведите собаку!.. – слабым фальцетом пискнула несчастная, дрожа всем телом.
-Пожалуй, так и надо, - поддержал ее Вован…то есть, Владимир Владимирович. Раз волшебный дар снова пришел ко мне, у меня появился шанс выпутаться из этой истории, и я буду называть его как положено, по имени-отчеству. – Пусть Шелди посидит на улице.
«Ни за что не уйду! – вмиг ощетинился ротвейлер. – Она снова будет тебя мучить…»
-И главное, как это у вас получилось? – с профессиональным интересом допытывался Михаил у врачихи. – Вы же, не в обиду вам будь сказано, тощая, как селедка, одни кости… А такой прыжок без хороших мускулов не сделать, уж поверьте!
-Да нет же, миленький, ты не понял, - ласково, как непослушному карапузу, втолковывала я Шелди.- Она хотела мне помочь…
-Как вам не стыдно! – возмутилась докторша, от обиды позабыв о страхе. – При чем тут селедка?! Я просто худощавая, у меня конституция такая…
-Какая еще конституция? – заинтересовался Санек, услышав знакомое слово. – У тебя она что, особая, не российская?
-Попрошу мне не тыкать! – обозлилась врачиха. Ее щеки залил гневный румянец. – Мы с вами не друзья и не родственники!
«Не обманывай, я все видел! – отозвался ротвейлер. – Она колола иголкой тебе в… Ну, в общем…»
-Ну да, миленький! Это так и называется – укол. Или, по-другому, инъекция… Врачебная процедура, понимаешь? Мне было плохо, и она таким образом ввела мне лекарство. Пожалуйста, не злись на эту бедную женщину, ты ее и так перепугал, вон какая бледная…
«Скорее, багровая, - буркнул Шелди, искоса взглянув на врачиху. Похоже, он, как все мужчины, был страшно упрям и не любил признавать свои ошибки. – Ну, так и быть, если ты говоришь правду… Если тебе было плохо, и она помогала… Я сейчас помирюсь с ней».
Прежде, чем я успела сообразить, что он задумал, пес резво вскочил, вырвавшись из моих объятий, и прыгнул вплотную к серванту, радушно улыбаясь и вращая обрубком хвоста. Весь его вид выражал искреннее раскаяние и дружелюбие.
«Извини, пожалуйста, я ошибся! – отчетливо уловила я его мысли, обращенные к докторше. – С кем не бывает… Друг моего друга – мой друг!»
Санек, расслабившись, пропустил этот момент и не успел напрячь мускулы. Ротвейлер протащил его за собой играючи, как трехлетнего мальчика.
Врачиха с перепугу завопила так громко и пронзительно, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Она, конечно же, решила, что кровожадный монстр задумал любой ценой добраться до ее горла.
-Уберите ее! Уберите ее, я говорю!! Ай, мама, мамочка-а-ааааа!!!…
-Не ее, а его, это кобель, - совсем не к месту прохрипел злой, как черт, Санек, тщетно пытаясь оттащить Шелди.
-Тем более уберите!!! А-а-аааа! О-ооох…
Я уже говорила, что Михаил не растерял своих навыков, и в случае необходимости умел действовать быстро. Мы и глазом не успели моргнуть, как он в два прыжка очутился возле серванта, подхватив сомлевшую врачиху. Бедняжка бесформенным кулем рухнула в его объятия. Пальцы ее правой руки разжались, и пустой шприц шлепнулся на пол, но левая рука продолжала мертвой хваткой удерживать докторский чемоданчик. Что значит профессиональная выучка!

Глава 6.

Прежде всего, я распорядилась, чтобы врачиху перенесли и уложили на тот самый диван, попутно освободив от «дипломата», затем послала Михаила за новой порцией нашатыря. Как только он вышел из салона, я, прихватив косметичку, помчалась в ванную: даже если лицо не пострадало, Шелди в порыве нежности наверняка размазал весь макияж. Уже на пороге, обернувшись, велела либо увести пса на улицу, либо запереть в другой комнате. Страшно подумать, что будет с врачихой, если она очнется и первым делом увидит его оскаленную в радостной улыбке физиономию!
Наш подъезд гудел, как растревоженный улей. Впрочем, со двора тоже доносился хоть и приглушенный, но вполне различимый галдеж. Двое мужчин яростно спорили о природе взрыва: один настаивал, что это дело рук чеченских террористов, другой утверждал, что тут поработала местная мафия. Их дискуссию перекрыл пронзительный женский голос, ругавший последними словами бандитов всех национальностей и начальство всех уровней, до президента включительно. Почти сразу же у нашего гаранта конституции нашлись защитники, яростно набросившиеся на сварливую бабу. Затем… Затем я добралась, наконец, до ванной комнаты, влетела внутрь, тщательно заперев за собой дверь, и с замиранием сердца всмотрелась в зеркало.
К моему величайшему облегчению, оказалось, что лицо совершенно не пострадало. Что же касается макияжа… Предоставьте свои губы, щеки, нос, брови и глаза в полное распоряжение ротвейлеру, обезумевшему от радости, и потом полюбуйтесь, какой будет результат. Но я ожидала увидеть нечто подобное, поэтому почти не испугалась. Просто раскрыла косметичку и стала наводить красоту.
Моего бывшего мужа этот процесс всегда злил до безумия. Впрочем, насколько мне известно, другие мужчины тоже не жалуют подобное занятие, считая его напрасной тратой времени, особенно перед походом в театр, в гости, или еще куда-нибудь. Они почему-то уверены, что любая женщина способна шутя управиться с эти делом за минуту-другую, а если оно занимает хотя бы четверть часа, то это либо показатель лени и неуклюжести, либо откровенное неуважение к мужчине. Ведь он ждет, нервничает, злится, а ей хоть бы хны!..
При этом сами, собираясь на рыбалку… Всего-то нужно взять удочку или спиннинг, пару коробочек с крючками, грузилами и прочими причиндалами, ведро (на случай, если глупая рыба все-таки попадется), ну, еще там бутерброды, термос с чаем или что покрепче… а они растянут пустяковое дело на несколько часов, устроив из него целый спектакль и истрепав нервы всем окружающим! И не дай бог влезть с неуместным советом, вроде того, что хорошо бы все собирать заранее… Узнаете о себе массу интересного, мало не покажется. Мои подружки Дашка Халдеева и Катька Говорова, мужья которых – заядлые рыбаки, рассказывали это так часто и с такими подробностями, что я могу рассуждать о данном вопросе со знанием дела.
Впрочем, бог с ней, с рыбалкой, сейчас разговор о макияже. Вот вам классический образец мужской глупости: они хотят, даже требуют, чтобы мы выглядели красиво, но жутко злятся, когда мы тратим время на эту самую красоту!.. И при этом у них хватает наглости рассказывать анекдоты о женской логике… Но меня это уже не касается. Я теперь женщина свободная, и буду тратить на себя (и на свой макияж, в частности) ровно столько времени, сколько захочу. Пока не надоест. Господи, как хорошо: никто не будет поминутно заскакивать в ванную, демонстративно глядя на часы, не будут колотить в запертую дверь с требованием поторопиться…
В дверь постучали – негромко, но уверенно.
-Виктория Валентиновна, поторопитесь! – раздался властный голос Владимира Владимировича. – Выходите как можно скорее!
Я испустила громкий страдальческий вздох. Надо же, все начинается сначала!
Пришлось ограничиться самым минимумом. Честное слово, уложилась в рекордно короткий срок, но нетерпеливый клиент, видимо, думал иначе: он еще раз напомнил о себе, торопя меня, причем его голос прозвучал очень резко, точнее сказать, грубо. Естественно, я не на шутку рассердилась: что же это такое, ни малейшего уважения, ни как к женщине, ни как к хозяйке салона! Все-таки не я нуждаюсь в его помощи, а он в моей, мог бы проявить немного выдержки и такта.
Я выскочила из ванной, кипя от злости, твердо решив отчитать невоспитанного мужика. Язвительно-вежливая фраза, начинающаяся словами: «Владимир Владимирович, хоть вы годитесь мне в дедушки, будьте любезны…» уже готова была сорваться с губ. Но так и не сорвалась. Под его тяжелым, пронизывающим взглядом моя злость улетучилась в долю секунды. Вместе с храбростью.
Ледяные глаза буквально прожгли меня светло-серым пламенем, добравшись до самых укромных глубин моей души. От них веяло очень нехорошим холодом, почти таким же, который разлился у меня в животе. Будто я заглянула в собственную могилу. Цивилизованный бизнесмен испарился без следа, уступив место безжалостной акуле капитализма с повадками уголовника.
-В чем д-дело, Вов… Владим Владимыч? – пискнула я слабым голосом, собрав последние остатки сил и храбрости. – Я торопилась, ч-ч-честное слово…
-Чертова копуша! – рявкнул Вован. – Немедленно переодевайтесь!
С этими словами он сунул мне в руки какой-то измятый сверток светло-голубого цвета и пару старых, заношенных кроссовок.
-З-зачем? – пролепетала я.
-Все вопросы потом! Сейчас будете делать то, что я скажу, не то пожалеете, что вообще появились на свет! Вам ясно?!
Мария Арбатова прокляла бы меня, увидев, с какой послушной готовностью я кивнула головой. Капитуляция перед половым врагом была скорой и безоговорочной.
-Вот и отлично. Снимите туфли! Да, да, прямо здесь. А теперь пулей в ванную! Даю вам ровно две минуты, если просрочите время, войду, и сам буду помогать. Дверь прикройте, но не запирайте, а то позову Санька, он ее одним пинком высадит.
Ничего не соображая, напуганная до полусмерти, я скрылась за дверью с такой скоростью, будто за мной бежала стая голодных волков. Лихорадочно, чуть не порвав материю, сняла юбку, сбросила блузку, затем, после недолгих колебаний, стянула колготки. Оставшись в одних трусиках и лифчике, я развернула сверток. Это была врачебная униформа, точь-в-точь как у лечившей меня докторши.
-Прошла минута! – донесся голос Вована.
Беззвучно всхлипывая от страха, досады и унижения, я влезла в узкие голубые штаны, чуть не распоров их по швам, потом натянула тесный верх. От влажной униформы несло удушающей смесью лекарств, дешевой парфюмерии и… пота. Мне чуть не сделалось дурно. Напялить одежду, только что снятую с чужого потного тела! Боже, какой кошмар… Но в следующую секунду я вдруг вспомнила, что раньше точно так же пахло от мамули, когда она возвращалась домой поздно вечером, чуть живая от усталости, и брезгливая гримаса мгновенно исчезла с моего лица. Разве бедная докторша виновата, что ей приходится разъезжать по вызовам в такое пекло? И что на ее нищенскую зарплату невозможно купить хорошие духи?
С трудом согнувшись, чувствуя, как тесные штаны режут живот, я торопливо зашнуровала кроссовки, пришедшиеся, к счастью, впору. И тут Вован без предупреждения распахнул дверь.
-Готовы? Отлично! Умеете поторопиться, когда нужно…А это еще что такое?!
-Что? – испуганно пискнула я, прижимая к груди свое имущество.
-Вот это самое! – рявкнул Вован, ткнув пальцем в ворох моей одежды.
-К-к-колготки… - проблеяла я голосом барашка, которого ведут на заклание.
Вован закатил глаза к потолку, став удивительно похожим на знаменитого Питера О Тула из очень старого и очень смешного фильма «Как украсть миллион». Помните сцену, где главные герои заперты в кладовке под музейной лестницей? Ну, когда О Тул приказывает Одри Хепберн переодеться, а она смущенно говорит: «Отвернитесь!»
-Кретинка! – простонал он, точь-в-точь как вышеупомянутая звезда кино. – Зачем вы их сняли?!
-Т-т-так вы сами велели… - пролепетала я заплетающимся языком.
-Но мне и в голову… Все, хватит! Это бабье выведет из себя даже святого! Спрячьте их в карман! А теперь слушайте внимательно: вы - врач «Скорой помощи»…
-Кто?!
-Не перебивайте! Внизу милиция, осматривает место происшествия, поднимется сюда с минуты на минуту. Добрые аборигены уже дали ей наводку, к кому мы приезжали…
-Кто?! – снова повторила я.
-Ваши соседи, кто же еще! Так вот, крепко запомните: хозяйка салона, то есть Виктория Валентиновна Победоносцева, в невменяемом состоянии, и ее нельзя допрашивать. По крайней мере, сегодня! Объясните это ментам, по возможности, убедительно. И не дай вам бог расколоться!..
-Но ведь Виктория Валентиновна… - мой голос предательски дрогнул, на глазах выступили слезы. Я ничего, абсолютно ничего не понимала, но чувствовала, что вляпалась в пренеприятную историю.
-Боже, пошли мне терпения!!! – взорвался Вован. – Я прекрасно знаю, что вы – это вы! И Санек это знает. А вот ментам это знать не нужно. Пошли, быстро! Вам еще надо ее переодеть…
-Кого?!.. – чуть не зарыдала я, близкая к очередной истерике.
Как Вован не придушил меня, до сих пор не понимаю. Я, пожалуй, на его месте не сдержалась бы…
-Викторию Валентиновну, разумеется! – ехидно прошипел он и поволок за руку в большую комнату.

- - - - - - - - - - - -

Докторша по-прежнему лежала на диване. Она уже пришла в себя, но потрясение, похоже, оказалось слишком сильным: бедняжка тупо озиралась по сторонам, явно пытаясь вспомнить, каким ветром ее занесло в чужой дом, и что она тут делает. При виде знакомой униформы в ее глазах мелькнул осмысленный блеск, врачиха потянулась навстречу:
-Коллега! Ой!…
Взвизгнув, она подхватила сползавшую с плеч пеструю ткань, и снова укуталась в нее до подбородка. Я, приглядевшись, узнала индийскую шаль, подаренную бабушке одной из пациенток.
-Ты это, Викуся… - прошептал немного смущенный Санек. – Не сердись, пришлось укрыть, чем нашел. Сама посуди, не лежать же ей в одних трусах!
-А куда делся лифчик? – таким же шепотом удивленно спросила я.
Вообще-то врачихино бельишко интересовало меня меньше всего, но… Речь шла о слишком знакомом, можно сказать, животрепещуще близком предмете, вот я и не удержалась.
-Гм-м… - прокашлялся верзила. – А его не было. Он ей, собственно, того… без надобности. У нее размер даже не нулевой, еще меньше.
-Такого не бывает! – машинально выпалила я.
-Сама посмотри! – рассердившись, предложил Санек.
-Хватит! – зло прошипел Вован, стиснув мне локоть. – Нашли, о чем трепаться! Виктория Валентиновна, вот вы и очнулись! – приторно-ласковым голосом заверещал он, обращаясь к растерянной врачихе. – Очень рад, что вам уже лучше. На всякий случай, мы вызвали «Скорую», вас сейчас разденут, осмотрят…То есть, сначала оденут…Тьфу, совсем запутался! Приступайте, доктор, - велел он, протянув мне мою же одежду.
В дверь салона постучали – не то, чтобы очень громко, но уверенно.
-Менты прибыли! – подал голос Михаил. – Открыть, что ли?
-Я открою, - сорвался с места Санек. – Ты сиди, герой, не суетись. У тебя же башка разбита!
-Как вы меня назвали? – прошептала врачиха трясущимися губами.
-Как разбита? – ахнула, не сдержавшись, я, только сейчас заметив, что голова бывшего десантника забинтована, к тому же, на редкость неумело. Мамуля просто вскипела бы при виде такой халтурной перевязки. – Да ведь у него…Ой!
Вован снова стиснул мне локоть, гораздо сильнее, чем минуту назад. Слова «только оцарапана щека» так и остались на языке.
-Точно, я и забыл! – голосом умирающего простонал Михаил, бессильно откинувшись на спинку кресла. – Вот как шарахнуло…
-Вас зовут Виктория Валентиновна Победоносцева, вы одна из владелиц этого салона. К слову, довольно состоятельная женщина, - пояснил Вован врачихе, подталкивая меня к дивану. – Ну же, доктор, поторопитесь! Пациентка плохо соображает после шока, это вполне естественно... Быстренько оденьте ее и окажите помощь.
-Погодите, там докторша женщину осматривает! – донесся из холла голос Санька. – Охраннику уже голову перевязала, сейчас хозяйкой занимается…
-Состоятельная? – пролепетала несчастная, явно уверившись, что у нее не все в порядке с разумом. – То есть, богатая?!…
-И даже весьма! – охотно подтвердил Вован.
Врачиха, закатив глаза, со слабым стоном откинулась головой на диванный валик.
Я кое-как натянула на нее свою одежду. «Пациентка» была примерно моего роста, легкой, как перышко, и не сопротивлялась, так что эта работа не вызвала у меня особых затруднений. Санек был прав: природа поскупилась, «одарив» бедняжку практически отсутствующей грудью…
Едва я успела управиться с этим делом, снова раздался стук – уже в дверь нашей комнаты.
-Откройте чемоданчик! – прошипел Вован. – Занимайтесь врачебным делом, черт возьми! Да-да, входите, - совсем другим тоном произнес он.
Дверь распахнулась, и в комнату вошли два человека – толстый лысый коротышка и высокий жгучий брюнет.

Глава 7.

-Добрый день! – широко улыбнувшись, обратился к ним Вован. – Вы из милиции?
Лысый ответил утвердительно, назвав свою фамилию и должность. Честно говоря, я не запомнила ни того, ни другого, у меня голова была занята куда более животрепещущей мыслью: к какому врачебному делу приступить?!
-Покажите язык! – выпалила я, стуча зубами с перепугу.
Врачиха повиновалась. То ли она обалдела от такой наглости, то ли все еще плохо соображала от потрясения.
-Да, такие вот дела… - сокрушенно вздохнул Вован. – Плохо, очень плохо!
-Почему плохо?! – ахнула я, повернувшись к нему. – Язык как язык, не обложенный, не малиновый…
Вован еще раз вздохнул, наградив меня таким взглядом, что я чуть не скончалась на месте.
-Вы меня не поняли, доктор. Я обращался к гражданину милиционеру…
-Привлекались раньше? – тут же насторожился лысый.
-Ни сном, ни духом, - развел руками Вован. – Чист, аки голубь.
-Тогда почему вы назвали меня гражданином?
-А как же еще вас называть? Обращение «товарищ» вроде вышло из моды, а «господин» как-то не прижилось. Впрочем, если желаете…
-Нет, спасибо! – нахмурился лысый.
-Да уж, из тебя господин, как из меня – Останкинская телебашня! – хохотнул брюнет.
-Хватит, Гришка! – прошипел лысый, налившись свекольным румянцем. – Ей-богу, достали твои одесские шуточки! Так о чем вы говорили, что плохо?
-Спрячьте язык! – спохватилась я.
Вован, перед тем, как ответить, выдержал именно такую паузу, какую нужно – не больше и не меньше. В его голосе прозвучала нескрываемая горечь:
-А что хорошего, когда твой автомобиль взрывают неизвестные мерзавцы! В мирное время, средь бела дня…
-Ой! – вскрикнула я, не сдержавшись.
Так вот почему уцелел Шелди! Оказывается, на воздух взлетела машина Вована, а не Санька!
-Это совсем даже не весело, - согласился брюнет. – Хохмочка ниже среднего уровня… Стоп! Так это, значит, было ваше авто?!
С видом человека, удивляющегося собственному терпению, Вован величаво кивнул головой:
-Вы очень проницательны.
-А вы, гражданка, почему вскрикнули? – неожиданно обратился ко мне лысый.
От страха у меня все похолодело внутри. Господи, что же ему ответить? Испугалась, или кольнуло сердце, или внезапно вспомнила, что оставила дома грудного ребенка рядом с включенным утюгом…
-Я подам на вас жалобу! – рявкнула я, сдвинув брови. Точнее, попыталась рявкнуть, но вышло что-то вроде комариного писка.
Коротышка выпучил глаза:
-Жалобу? За что?!
В самом деле, за что? Уж если жаловаться, так на мой идиотский язык, который снова сработал отдельно от мозга, выставив меня на посмешище… Но теперь отступать некуда, надо доиграть возмущение до конца, и по возможности, правдоподобно.
-Вы назвали меня гражданкой! – гневно воскликнула я, роясь в докторском «дипломате». Мои руки что-то искали там, а мысли тем временем метались в голове со скоростью перепуганной лошади. – При свидетелях! Словно уголовницу какую-то! А я, между прочим, тоже не привлекалась! Ни разу!!!
Сбитый с толку, коротышка пытался что-то сказать, но меня уже понесло. Жаргонные словечки, неизвестно откуда всплывшие в подсознании, сами собою ложились на язык:
-У меня ни одной ходки! – вопила я, топая ногами. - На шконках не парилась, баланду не хавала, срок не мотала. И по фене не ботаю!!! Ясно? Я – врач, дипломированный специалист, имею за работу одни благодарности, и не позволю всяким иногородним…
-Класс! – восхищенно заржал брюнет, пожирая меня глазами. – Съел, дядя Степа? Ну, я за вас скажу! Какая Москва, это ж чистая Молдаванка на пару с Аркадией! Женщина, умоляю, оставьте телефончик! Гарантирую пылкость чувств и незабываемые впечатления без нежелательных последствий.
-Но, но! – тут же влез Санек. – Она замужем!
-Именно за вами? – с неподдельным интересом спросил брюнет.
-Черт знает что! – взорвался «дядя Степа», у которого даже лысина побагровела от негодования. – Вы не оскорбляйте, я при исполнении… К тому же коренной москвич, если угодно знать!..
-Дамы и господа!!! – громким голосом перебил его Вован, почуявший, что дело принимает дурной оборот. – Будьте же благоразумными людьми! Я понимаю, у вас собачья работа, вы устали, раздражены, да еще на улице такое пекло и гарь… Проклятые торфяники! – он демонстративно закашлялся. – Уверяю вас, я тоже раздражен – в конце концов, взорвали именно мою машину – и к тому же испуган, но ведь держу себя в руках. Кстати, позвольте представиться – меня зовут Владимир Владимирович. Может быть, уважаемый…э-э-э?… - он вопросительно посмотрел на лысого.
-Степан Ферапонтович, - все еще сердито буркнул коротышка.
Только хорошее воспитание удержало меня от приступа хохота. Ну и отчество!
-Может быть, ГЛУБОКОуважаемый Степан Ферапонтович, мы побеседуем в другой комнате? Хозяйка салона все равно очень плоха, она пережила такой шок! Едва ли ее можно сегодня допрашивать… Я не ошибаюсь, доктор?
-Не ошибаетесь, - мрачно подтвердила я.
Запальчивость схлынула, сменившись угрызениями совести. В самом деле, с чего я напустилась на мужика, наговорив столько ерунды и грубостей? Подумаешь, назвал гражданкой! Да, нехорошо получилось, просто неприлично…
– Она в очень плохом состоянии. Сильный шок, ретроградная амнезия. Судя по тому, что она говорила, проявился эффект «дежа вю»…
-Что-то знакомое! – сразу оживился брюнет. – Вот чтоб мне провалиться вдребезги на этом самом месте, недавно слышал…
-Вдребезги разбиваются, а не проваливаются, - не без ехидства уточнил Санек. Судя по всему, жгучий уроженец Одессы ему совсем не нравился.
-Оставим эти тонкости! – торопливо влез Вован. – Главное, что Викторию Валентиновну вы все равно не сможете допросить… Кстати, а как насчет охранника? – он выразительно уставился на меня.
Слава богу, до меня быстро дошло, что надо говорить.
-Ему тоже очень плохо! – торопливо вскричала я. – Сотрясение мозга, множественные гематомы. Рваная рана теменной области, не знаю, поверхностная, или проникающая. Более точно смогу сказать после рентгена или томографии… В любом случае, волнение категорически противопоказано! Покой, полный покой!
-О-о-ооох… - голосом истязуемого великомученика простонал Михаил, бессильно раскинувшись в кресле.
Свою роль он играл просто блестяще. Не знаю, что приобрело с его приходом охранное агенство, а театр потерял много!
-Вот видите, Степан Ферапонтович, - вежливо, но твердо настаивал Вован. – Пусть доктор займется своим делом, а мы давайте пройдем... ну, хотя бы, туда - Он указал на плотно прикрытую дверь, ведущую в соседнюю комнату. – Я и мой компаньон готовы ответить на все ваши вопросы.
-Ну, что же… - пожал плечами немного успокоившийся коротышка. – Мне без разницы.
Он решительно потянулся к дверной ручке.
«Откройте! Немедленно откройте! Я должен помириться с ней!» - отчетливо донесся до меня знакомый голос.
-Остановитесь!!! – взвыла я что есть мочи. От неожиданности вздрогнули почти все присутствующие – Вован, Санек, Михаил, старательно изображавший тяжелораненого, жгучий брюнет Гриша и врачиха. Мой вопль не подействовал только на Степана Ферапонтовича. Точнее, подействовал, но не так, как надо.
«Совсем распоясалась проклятая баба! Истеричка чертова…»
С этой нехорошей мыслью упрямый коротышка толкнул дверь и тотчас же, сдавленно охнув, отскочил назад. Вообще-то я его понимаю: мало кто обрадуется, внезапно очутившись нос к носу с огромной собакой!
Выпущенный на волю Шелди, полный раскаяния, черной молнией метнулся к докторше. Крохотный обрубок его хвоста молотил воздух с частотой и силой хорошего вентилятора.
«Не сердись на меня! Пожалуйста, извини!! Я хочу стать твоим другом!!!» - отчаянно пытался сообщить врачихе ротвейлер, положив лапы ей на грудь и облизывая лицо.
Бедняжка испустила такой дикий, душераздирающий вопль, что Михаил, позабыв про свою «разбитую» голову, вскочил с кресла, а перепуганный пес сначала застыл, будто окаменев, затем с жалобным визгом шлепнулся брюхом на паркет и пополз под антикварный столик.



- - - - - - - - - -

Блаженная тишина наступила лишь через пять минут. А за это время произошло столько всего, что… Ладно, попробую сосредоточиться и рассказать все по порядку.
Когда раздался жуткий крик врачихи, брюнет Гриша откинул полу пиджака, и через секунду в его руке блеснул пистолет. Уроженец Одессы явно решил, что взбесившаяся собака хочет загрызть важную свидетельницу, которую еще даже не успели допросить, и что его долг - помешать этому.
Санек, дико ругаясь, бросился к псу, чтобы оттащить его от докторши, а Михаил, мгновенно оценив ситуацию, принял горизонтальное положение. Иными словами, он рухнул с протяжным жалобным стоном, как подкошенный, прямо на Гришу. Два мужика с грохотом упали на пол. При этом бывший десантник ухитрился как бы случайно перехватить и вывернуть руку с пистолетом, навалившись на нее всей тяжестью.
-Пусти, гад контуженный! – взвыл Гриша дурным голосом, пытаясь высвободиться. – А то будет что-то невероятное! Ой, что буде-е-ет… Уа-а-ааа, больно!!…
Михаил, умело делая вид, что находится в глубоком обмороке, продолжал мертвой хваткой удерживать его вывернутую кисть.
Впоследствии я поняла, что он вел себя очень даже разумно. Оказание сопротивления работнику милиции, даже из благих побуждений, чревато большими неприятностями. А так – какой спрос с раненого? Упал, потерял сознание, очнулся – гипс… То есть, рука с пистолетом!
«Какой я неловкий, какой невезучий… Я снова ее испугал! А ведь хотел, как лучше!…» – клял себя под столиком Шелди, чуть не плача от огорчения и досады.
-Мама! Мамочка!! Мамуля-я-яяяаааа!!! – визжала, будто ее резали, врачиха, дергаясь всем телом – точь-в-точь как я полчаса назад.
-Гришка, успокойся! Убери ствол! – подал голос пришедший в себя Степан Ферапонтович.
Я, несмотря на свой испуг и занятость – помогала Саньку удерживать за ноги докторшу, бьющуюся в истерике, - искренне удивилась: разве можно убрать один только ствол? А как же рукоятку, курок… или что там еще есть у пистолета?
-Доктор, что же вы ждете? Сделайте ей укол, быстро! – рявкнул Вован, с немалым трудом прижимая к дивану руки врачихи.
-Какой?! – пронзительно взвизгнула я, пытаясь перекричать дикий гам.
-Откуда я знаю! Кто из нас врач, черт возьми?! Ну, живо!
В подобные минуты указывать разозленному мужику на абсурдность его замечания не только бесполезно, но и опасно. Поэтому я послушно схватила «дипломат» и принялась рыться в его содержимом. О господи, хоть бы нашлось что-то знакомое! Уколы я делала хорошо – спасибо мамуле, которая на всякий случай заставила меня овладеть этой премудростью – а вот в лекарствах почти не разбиралась… Так, что это? Димедрол! Я торопливо разорвала герметичную упаковку, собрала шприц и на мгновение задумалась: сколько лекарства вколоть?
-Быстрее! – прохрипел Вован таким сердитым голосом, что я, запаниковав, с хрустом отломила головки сразу у трех ампул. Ладно, будем надеяться на лучшее. Когда пациент в таком буйстве, лучше немного переборщить с дозой…
-Гришка, я кому говорю?! Убери ствол! – стоя на прежнем месте, продолжал надрываться Степан Ферапонтович.
-Идиот! – рявкнул Гриша, видимо, потеряв последние остатки терпения. – Шейх хренов! Ты что, тоже лечил ячмень в институте Филатова?!
-Какой такой ячмень? – угрожающе побагровел лысый коротышка.
-Глазной, блин!!! Причем не один раз, а целых два!
-Это он про фильм «На Дерибасовской хорошая погода»! – робко пискнула я, насасывая в шприц содержимое второй ампулы. – Ну, там Харатьян играет одноглазого шейха, который лечил ячмень в институте Филатова, в Одессе… То есть, до лечения он еще не был одноглазым…
-Не отвлекайтесь! – строго прикрикнул Вован.
-При чем тут институт Филатова? – нехорошим, злым голосом осведомился коротышка.
-При том, что вы ни хрена не видите! – ядовито пояснил Санек. – В какой руке у него пистолет?
-В правой, конечно!.. Ох! Так на этой руке лежит ваш охранник…
-Зоркий Сокол, блин! – прошипел Гриша. – Наконец-то узрел! Ну, чего стоишь бронзовым Дюком?! Хочешь, чтобы эта жертва пьяной акушерки меня искалечила? Помоги, быстро, я уже руки не чувствую!
-Ой, извини, сейчас!…
Лысый, пыхтя и отдуваясь, поспешил на помощь напарнику. У него было такое злое лицо, что я, испугавшись за Михаила, вскрикнула:
-Осторожно, он без сознания! И, пожалуйста, не бейте по голове, она и так разбита…
Коротышка, не удостоив меня ответом, принялся разжимать пальцы охранника, мертвой хваткой сомкнувшиеся на запястье Гриши.
-Быстрее, доктор! – снова поторопил меня Вован. – Она сейчас вырвется!
Я уверенным жестом вдвинула поршень, выпуская из шприца остатки воздуха, и поднялась на ноги:
-Ну-ка, переверните ее на живот! И хорошенько держите, чтобы не дергалась!
-Уа-а-аа, мама, мамочка-а-ааа!… - продолжала выводить дурным голосом докторша. – Мама… Ой! Коллега, что это у вас?
Я от неожиданности чуть не выронила шприц. Надо же, как действуют профессиональные навыки! На уровне подсознания…
-Лекарство. Успокоительное лекарство…
-Не надо уколов! Мне уже лучше!
С трудом сдерживая торжествующую улыбку, я мстительно покачала головой:
-А сейчас будет еще лучше... Ну, чего ждете? – с притворной строгостью напустилась я на двух мужиков. – Мне что, до вечера тут париться? Переворачивайте ее, живее!
-Ой! А что это за… Пожалуйста, не туда, здесь же мужчины! Уколите в руку!! – возопила несчастная, уткнувшись носом в диван.
-Голубушка! – любезным до приторности голосом проворковала я, задирая ей юбку. – Ну, что у вас за руки? Кожа да кости, никакой мышцы… Разве можно туда колоть? Не стесняйтесь, дело житейское…
-Тогда в бедро!
-С врачом не спорят, - вежливо отрезала я.
После чего, не тратя время на ненужные разговоры, приспустила докторше трусики, протерла кожу спиртом и воткнула иглу по всем правилам, в верхний наружный квадрант ягодицы.
-Теперь мы квиты, голубушка! – ласково прошептала я.
«И это тоже из-за меня! – чуть не зарыдал Шелди. – Ей, наверное, очень больно!»
-Не беспокойся, миленький! – отозвалась я, медленно вводя димедрол. – Все говорят, что у меня легкая рука…
-Ох, лучше бы она была легкой у этого урода! – простонал Гриша, скрипя зубами. – И чего он вскочил, с разбитой-то башкой! Ну, скоро ты там?!..
-Такое бывает при травмах головы, - пискнула я, продолжая давить на поршень.
-Сейчас, сейчас… - кряхтел лысый, возясь с пальцами Михаила. – Надо же, будто судорогой свело! Хоть ломиком разжимай…
-Ну, так попробуй ломиком!
-Да где же я его возьму?! – вконец разозлился лысый.
Санек, наблюдавший за этой сценой с нескрываемым удовольствием, подал голос:
-Может, скальпелем? У докторши в чемоданчике наверняка найдется…
-Не надо!!! – возопил Гриша. – Пусть вашим врагам так помогают! Степка мне полруки отхватит, как пить дать!
-Ну и черт с тобой! – взорвался лысый коротышка. – Лежи тут хоть до второго пришествия! А я пока займусь допросом…
С этими словами взмокший толстяк начал грузно подниматься.
Краем глаза я видела, как он пошатнулся (наверное, кровь прилила к голове) и, стараясь удержать равновесие, ухватился за массивный торшер... Этому предмету мебели было гораздо больше лет, чем серванту, и выглядел он настолько мерзко, что лично я согласилась бы поставить его у себя в доме только по приговору суда. Но бабушка и к нему питала необъяснимую слабость, поэтому он «украшал» главную комнату салона. И вот теперь антикварный уродец угрожающе накренился и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее стал заваливаться, падая вместе с вцепившимся в него Степаном Ферапонтовичем… Прямо на Михаила.
-Ой! – испуганно пискнула я, прижав руки к губам.
-Берегись!!! – гаркнул Санек страшным голосом.
То ли охранник не понял, что оклик относится к нему, то ли решил разыграть роль до конца, не знаю… Через секунду старинный абажур, сорвавшись, отлетел в сторону, а массивный изогнутый крюк, на котором он висел, со всего маху огрел Михаила по голове. Бравый десантник сдавленно охнул и, выпустив руку Гриши, лишился чувств, на этот раз, по-настоящему.
-О, господи! – приподнявшись с пола, простонал лысый коротышка, глядя, как марлевая повязка на голове Михаила набухает кровью.
-Господь тебе не поможет, только начальство, и то, если захочет, - пробурчал Гриша, растирая и поглаживая распухшую кисть. – Мамочка моя одесская, ты его почти угробил! Ничего, Степка, учтут первую судимость, безупречное прошлое и кучу сопливых детишек, которым нужен свободный папа… Много не дадут!
-Каких детишек?! – с суеверным ужасом прошептал лысый.
-Незаконных, разумеется, - охотно пояснил одессит. – Которые имеют такие же права, как и произведенные в супружестве.
Коротышка уставился на него таким взглядом, что на месте Гриши только чудом не образовалась кучка дымящегося пепла.
-Вот если бы пришить ему нападение на сотрудника милиции… - задумчиво продолжал рассуждать уроженец Одессы. – Но не получится: тут, как назло, целых три ненужных свидетеля, не считая собаки!
-Доктор, да окажите же помощь раненому! – набросился на меня разозленный Вован. То ли он плохо соображал от растерянности, то ли слишком хорошо вошел в роль… – Вы что, будете спокойно смотреть, как человек умирает?
Я, ничего уже не соображая, машинально шагнула вперед, стараясь не смотреть на страшные кровавые пятна. Жутко боюсь крови… впрочем, я это уже говорила… И тут сзади раздалось громкое, мерное похрапывание. Вздрогнув, я обернулась, Санек и Вован последовали моему примеру. В следующее мгновение, мы, не сдержавшись, как по команде, дико расхохотались.
Докторша, по-прежнему лежа на животе с задранной юбкой и спущенными трусиками, погрузилась в глубокий, безмятежный сон: три ампулы димедрола подействовали мгновенно, не хуже самого эффективного наркоза. Она медленно, размеренно шевелилась в такт дыханию. Точно так же вместе с ней шевелился забытый мною шприц, сиротливо торчавший в ее худенькой попке…

Глава 8.

Лысый коротышка, перепуганный тем, что натворил, с готовностью пошел навстречу Вовану, охотно согласившись, что все чертовски устали, и день выдался прямо-таки страшно невезучим, и вообще, утро вечера мудренее… Одним словом, он провел допрос Вована и Санька в рекордно короткий срок. О чем они говорили, я не слышала: беседа проходила в соседней комнате. Впрочем, даже если бы они устроились в двух шагах от меня, я не запомнила бы ни слова, поскольку как раз в это время перевязывала разбитую голову охранника, изо всех сил борясь с тошнотой... И, представьте себе, справилась, наложив вполне приличную повязку!
Брюнет Гриша, внимательно следивший за моими манипуляциями, одобрительно кивал головой, отпуская мне комплименты. Потом он снова принялся выпрашивать номер телефона, утверждая, что наконец-то встретил знойную женщину своей мечты. Я на секунду призадумалась, прикидывая, как бы деликатнее отшить озабоченного одессита, но тут в комнату вернулся Санек, и так посмотрел на него, что Гриша поперхнулся на полуслове:
-Не надо трагедий, все понял, умолкаю… Доктор, что же вы сразу не сказали? Женщина без мужчины, и женщина с постоянным мужчиной – это две большие разницы! Что же, я буду ждать и надеяться.
-На что надеяться? – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, прошипел Санек.
-На здравый смысл этой замечательной дамы, - многозначительно отозвался брюнет. – А также на ее безупречный вкус, который рано или поздно подскажет ей правильное решение.
«Котяра, блин! - презрительно фыркнул Шелди. – Тоже мне, Джеймс Бонд нашелся!»
Санек уже готов был взорваться. Он был в таком бешенстве, что я разобрала лишь малую часть его мыслей, но и этого хватило, чтобы понять: если он отроет рот, быть беде! К счастью, именно в этот момент появились Вован и «дядя Степа». Лысый коротышка выглядел немного сконфуженно, Вован же держался с царственным достоинством и такой же снисходительностью.
-Как он, доктор? – робко спросил лысый, кивнув в сторону Михаила.
-Состояние тяжелое, - выпалила я первое, что пришло в голову. – Скорее всего, выживет, но почти наверняка останется инвалидом…
-В общем, готовься мотать срок! – хохотнул Гриша. – А также выплачивать ему пожизненную пенсию.
Лицо коротышки сделалось пепельно-серым. Мне даже показалось, что он сейчас хлопнется в обморок.
-Надо надеяться на лучшее! – торопливо вскричала я. – Медицина творит чудеса, если…если… Ну, в общем…
О, черт, что же добавить?! Как назло, ни одна стоящая мысль не приходила в голову.
-За этим дело не станет, доктор, - понимающе кивнул Вован, подмигнув лысому. – Все расходы за мой счет. Разве можно допустить, чтобы молодой, здоровый парень стал калекой из-за того, что неудачно споткнулся!
-Споткнулся? – тупо повторила я.
-Ну, поскользнулся, или упал с табуретки… Какая, собственно, разница! – с заметным раздражением отчеканил Вован. – Наш общий долг – исправить последствия этой досадной неосторожности. Вы согласны, доктор?
Он уставился на меня, как удав на кролика. Стуча зубами от страха, я кивнула и с огромным трудом выдавила из себя что-то вроде «да, разумеется!»
-Ну, вот и отлично… Уверяю вас, Степан Ферапонтович, бедняге обеспечат прекрасный уход. И, само собой, я позабочусь, чтобы у него не было к вам никаких претензий.
-Буду очень благодарен! – проникновенно произнес коротышка.
-Когда Виктория Валентиновна окрепнет настолько, что ее можно будет допросить, мы, конечно, тут же сообщим…
-Да уж, пожалуйста!
-И еще, Степан Ферапонтович… Я понимаю, сколько у вас дел и забот, но…
-Не стесняйтесь, говорите!
-Все-таки очень хочется, чтобы вы нашли негодяев, взорвавших мой джип.
-Очень постараюсь, - с готовностью закивал лысой головой коротышка.
-Только не переусердствуй! – хохотнул Гриша. – А то будет, как с тем маньяком…
Лысый дернулся, будто ужаленный.
-С каким? – невольно вырвалось у меня.
-Это к делу не относится! – торопливо воскликнул побагровевший коротышка. – Ну, что же, нам пора идти! Всего хорошего.
Он потянул за рукав Гришу, и они направились к выходу.
-Скатертью дорога, - чуть слышно пробормотал под нос Санек.
-До свидания! – расплылся в слащавой улыбке Вован. – Заходите еще!
-Нет уж, лучше вы к нам! – ответил классической фразой Гриша.
Проводив их, Вован вернулся в комнату, неторопливо прошелся взад-вперед, словно собираясь с мыслями. Потом, опустившись в кресло – то самое, в котором сидел, пока я лежала на диване, - посмотрел на меня внимательным, пронизывающим взглядом.
-Ну-с, юная леди, не пора ли открыть всю правду? – внезапно спросил он. – Чистосердечное признание, как известно, смягчает участь! Говорите, мы слушаем.
В его голосе отчетливо слышались металлические нотки. Точнее, скрежет затачиваемых ножей.
- - - - - - - - - - - - -

Никогда в жизни я так не пугалась. Даже сегодня утром, когда на меня набросился Шелди…
Помните фильм «Молчание ягнят»? Самое начало, когда женщина-агент заходит в блок, где держат особо опасных психов? Она идет по коридору, мимо клеток с волосатыми, скотоподобными уродами, которые трясут решетки, пытаясь дотянуться до нее, и орут всякую похабщину… В этот момент мне было страшно до одури, я невольно представляла себя на ее месте, и холодный пот струился по спине. Но вот женщина подходит к последней клетке, а в ней – аккуратно выбритый, безупречно одетый сэр Энтони Хопкинс… то есть, доктор-людоед Ганнибал Лектер, черт побери! – такой тихий, спокойный, вежливый. И ты сразу же чувствуешь и понимаешь, что этот деликатный человечек в тысячу раз опаснее всех других, вместе взятых… Понимаешь инстинктивно, без всяких объяснений.
Вот сейчас, глядя на Вована, я испытывала точно такое же чувство… Вован, подобно доктору Лектеру, вовсе не казался каким-то монстром, у него была довольно приятная внешность. Мужчина среднего роста, худощавый, без намека на брюшко, несмотря на солидные годы, с густой копной седеющих темно-русых волос. Правда, его лицо немного портили мешки под глазами и резкие, глубокие морщины на лбу. Но, во-первых, он уже далеко не юноша, во-вторых, это может быть следствием тех неприятностей, которые устроил ему таинственный Мориарти… В общем, не красавец, но и не урод. А что взгляд тяжелый, так мало ли мужиков с похожим взглядом! У того же Санька, к примеру, он ничуть не легче.
Но, удивительное дело, Санька я ни капельки не боялась, несмотря на его диковатую «неандертальскую» внешность, грубые манеры и мощную комплекцию, а невысокий, щупленький Вован внушал мне самый настоящий ужас. Каждая клеточка моего тела ощущала исходившую от него опасность. Вован был страшно рассержен, почти взбешен, причем гневался он как раз на меня! Почему – я не смогла разобрать: облако ледяной злобы плотно окутало его сознание, пропуская лишь обрывки мыслей… Неужели он так рассердился из-за того, что я не сразу послушалась, не вылетела из ванной по его первому зову, с наполовину раскрашенным лицом? Просто восточный деспот какой-то!..
-Ну же, не заставляйте себя ждать! – резко произнес Вован.
-О чем вы, Владим Владимыч? – собрав последние крохи смелости, прошептала я.
-Не о чем, а о ком! О профессоре Мориарти, разумеется! Давно вы на него работаете? Кто он? Почему преследует нас? Выкладывайте все, живо!!!
Я тихо охнула, сглотнула слюну, освежая мгновенно пересохшее горло. Господи, да что же это такое?!
«Мать моя собака! – мысленно возопил перепуганный ротвейлер. – Он рехнулся!»
-Ты это… в самом деле… - забормотал Санек, растерянно моргая. – Ну, испугался, так ведь есть отчего, тебя же чуть не грохнули! И тачку жаль, хорошая была… Но Вика-то тут при чем?! Может, выпьешь стопарик? Сразу полегчает, и в голове прояснится…
-Замолчи! – резко оборвал его Вован. – Это у тебя в голове каша! Совсем ослеп, очевидных фактов не замечаешь! Ну, понятно, влюбился по уши, как мальчишка…
-В кого?! – машинально выдохнула я.
Вован тяжело вздохнул, наградив меня очень нехорошим взглядом. Лицо Санька вдруг сильно покраснело, и он сконфуженно уставился в пол. Шелди жалобно взвизгнул и несколько раз тихо вильнул обрубком хвоста.
«Я надеялся, ты сама догадаешься… – робко сообщил пес. – Пожалуйста, не отвергай его! По крайней мере, сразу! Он только лицом некрасив, а внутри – душа-человек!»
Ошарашенная, я посмотрела на Санька. Громила, отчаянно смущаясь, пытался прожечь взглядом дыру в паркете. Его уши-локаторы жарко пылали, не уступая по густоте цвета бордовому пиджаку.
-Боже мой! – невольно ахнула я. – Так, значит… Но я замужем! То есть, формально…
-Ваше семейное положение к делу не относится, - сухо отозвался Вован. – И предупреждаю, вы можете задурить голову Саньку, но не мне! Я, слава богу, давно уже не мальчик. Меня не тронешь ямочками на щеках!
-К-какими ямочками? – пролепетала я, с трудом подавив естественное желание всмотреться в зеркало. – У меня их нет!
-Я процитировал одного чеховского героя, - с зубовным скрежетом пояснил Вован. – Отставного поручика Смирнова, из пьесы «Медведь»… В общем, юная леди, даю вам последний шанс. Или вы сами во всем признаетесь, или разговор будет другой. Совершенно другой!
Мне показалось, что моя спина покрылась ледяной коркой. От панического страха противно задрожали руки и ноги, застучали зубы, на глаза навернулись слезы.
-Не понимаю, о чем вы говорите! – всхлипнула я. - Совершенно не понимаю!
-Ах, не понимаешь… - прошипел Вован, с ходу перейдя на «ты». – Подлая врунья! Может, скажешь, что и этого ни разу не видела?! – он сунул мне под нос разлинованный в клеточку листок, с каким-то текстом. – Читай вслух, громко и четко! А ты – повернулся он к Саньку – погляди-ка на конверт! Ничего не напоминает?
-Господа, ваша д-деятельность начала меня раздражать. Не п-пора ли на п-покой? Делаю вам п-первое п-предупреждение. С п-почтением, п-профессор М-М-Мориарти… - запинаясь, кое-как прочитала я.
-Ни хрена себе! – прохрипел остолбеневший Санек, выпучив глаза. – Почерк на конверте тот же, и текст – слово в слово… Это же первое письмо!!!
-Совершенно верно, - с нехорошей улыбкой подтвердил Вован. – Как ты думаешь, где я его нашел? Здесь, в этом самом салоне! На тумбочке у входа.
«Мать моя собака…» - снова откликнулся потрясенный ротвейлер.
-На тумбочке? – эхом повторил Санек.
-Когда наша хозяюшка заперлась в ванной – с наждачной вежливостью пояснил Вован, - я прошелся по салону. Просто так! Вовсе не думал ничего искать. И вдруг увидел… Там, на тумбочке, была целая куча писем, но это я узнал бы и из тысячи. Почерк-то больно знакомый! На всякий случай решил проверить, вскрыл, ну и… Будем по-прежнему отпираться? – внезапно повернулся он ко мне.
Строчки, вырезанные из газетного текста, поплыли у меня перед глазами. Я инстинктивно зажмурилась. Господи всемогущий, как могло попасть это проклятое письмо в наш салон?! Больше всего на свете мне хотелось поверить, что я сплю. Вот сейчас открою глаза и окажусь в собственной постели, рядом с мужем, который вовсе не собирался бросать меня. И, как всегда, в кухне будет напевать Кристина, не уехавшая ни в какой Питер… Клянусь, даже опостылевшая «Мадам Брошкина» показалась бы мне в эту минуту непревзойденным шедевром!
Я с тоскливой надеждой открыла глаза и обнаружила, что это был не сон. Клокочущий от злости Вован буравил меня пронзительным взглядом, явно теряя последние остатки терпения.
-Ну?! – прорычал он, стиснув кулаки.
-Баранки гну! – пискнула я пронзительным фальцетом. – Не знаю, как оно оказалось тут! В первый раз его вижу! И, между прочим, вскрывать чужие письма – хамство! Ой…
Я снова зажмурилась, с ужасом сообразив, что проклятый язык в который раз обошелся без помощи мозга.
«Умница! Так его!» - тут же откликнулся Шелди.
Несколько секунд прошли в жуткой, мертвенной тишине. Меня бил ледяной озноб, во рту пересохло. Наконец, я отважилась взглянуть на окружающий мир, чтобы попрощаться с ним напоследок.
Вован по-прежнему рассматривал меня в упор, но без прежней злобы. Санек, склонившись, что-то нашептывал ему в ухо.
-За базар отвечаю! – негромко, но внушительно произнес он, отступив в сторону.
-Что же, давайте разберемся, - после паузы нехотя процедил Вован. – Может быть, я поторопился с выводами. Если вы убедите меня, что ни в чем не виноваты, охотно попрошу прощения. Но только если убедите! Понятно?
Я кивнула, машинально отметив, что он снова перешел на «вы». Уже неплохо! Осмелев, я подумала, не стоит ли упереться и заявить, что вовсе не обязана доказывать свою невиновность… Потом решила, что не стоит. Поскольку права гражданина России в теории и на практике, говоря языком брюнета Гриши, «две большие разницы».
Вован неторопливо прошелся по комнате, сцепив руки за спиной, будто собирался с мыслями.
-Виктория Валентиновна, я уже немолодой человек, - произнес он, внезапно остановившись. – И в бизнесе далеко не новичок! Какой-никакой опыт имеется... Поэтому я твердо уяснил: совпадения могут быть любые. Даже самые невероятные. Но, когда их слишком много, это уже не совпадения. Надеюсь, понимаете, к чему я клоню?
-Не-а… - растерянно пробормотала я.
-В самом деле? – усмехнулся Вован. – А зачем понадобилась эта комедия – он поочередно указал пальцем на Михаила, меня и безмятежно посапывавшую докторшу, - тоже не понимаете?
-Не-а… - тупо повторила я, словно заевшая пластинка.
Между прочим, это была святая правда! Я понятия не имела, для чего Вован забинтовал голову охраннику и велел ему прикинуться раненым, а затем напялил на меня врачихину униформу, заставив сыграть ее роль.
-Значит, мы не понимаем… - с издевательским смешком протянул он. – Ну, что же, начнем сначала, не торопясь. С моим компаньоном – Вован кивнул в сторону Санька, - вы встретились, конечно же, случайно?
-Да я же говорил тебе… – влез верзила, глядя на меня с заметным сочувствием.
-Не вмешивайся! – нахмурившись, одернул его Вован. – Так как же, юная леди?
-Совершенно случайно! – с жаром подтвердила я.
-А его собака? Она что, тоже случайно набросилась на вас?
«Позор на мою голову! – тоскливо запричитал ротвейлер. – Принять этого ангела за ту заразу…»
-Шелди просто ошибся! Он спутал меня с другой женщиной.
Вован удивленно поднял брови:
-Вот как? И откуда же вам это известно?
-Он сам мне сказал! – выпалила я, приложив руку к сердцу для большей убедительности.
Вован так тяжело вздохнул, будто на его плечи взвалили груз весом не меньше центнера. В эту минуту он удивительно напоминал педагога, которому достались бестолковые до омерзения ученики. Расшибаешься в лепешку, пытаясь хоть что-то им объяснить, и все напрасно, в одно ухо влетает, из другого вылетает…
-Сам сказал! – нервно хихикнув, повторил он. – Прямо как в анекдоте про майора Пронина! Может быть, еще и по-русски?
-Не по-китайски же! – искренне возмутилась я.
Вован испустил еще более тяжелый вздох.
-Хорошо, допустим… Скажите, на вас часто бросались собаки? – внезапно спросил он. – Не мелочь вроде болонок или мопсов, а овчарки, доги, ротвейлеры?
Я невольно содрогнулась. Перед глазами вновь встала страшная картина: на меня, оцепеневшую от внезапного испуга, мчится огромное черное чудовище с оскаленными клыками...
-Слава богу, нет! Это случилось впервые в жизни.
-И вы смогли так легко отбиться? – недоверчиво протянул Вован.
-Ей-богу… - я беспомощно развела руками. – Сама не знаю, как у меня получилось!
«А все из-за этих проклятых духов! – продолжал каяться ротвейлер. – Я только их учуял, сразу озверел!»
-Очень недурно получилось, смею заверить! – ехидно улыбнувшись, заметил Вован. – Швырнуть тяжелую бутылку с такой силой и точностью, да еще ухитрившись сначала закрыть ее…
-Что?! – ахнула я. – Вы шутите! Этого просто не может быть!
-Ладно, к чему скромничать, - махнул рукой Вован. – Санек говорит, что не поверил своим глазам. Это же надо, за какую-то долю секунды завернуть открученную крышку, а потом шарахнуть бутылкой прямо по носу собаке!!! Трюк просто потрясающий.
«Насчет потрясения, это точно! – проворчал пес. – Удар был что надо, чуть сознания не лишился!»
-У меня бы так не получилось, - уверенно заявил Вован. – И у Санька тоже бы не получилось, хотя он гораздо моложе и сильнее. Тут нужна специальная подготовка…
Он умолк, выразительно глядя прямо мне в глаза. Будто ожидал какого-то признания.
-Разрази меня гром! – чуть слышно простонала я, потрясенная собственными талантами.
«Впрочем, сам виноват, не жалуюсь, - продолжал Шелди. – Хоть и со спины, должен был вас различить: рост почти одинаковый, волосы одной длины и цвета, но у тебя… Кх-ммм… Не обращай внимания, это я так, в шутку…»
-Нет уж, договаривай, голубчик! – внезапно вспылила я. – Что у меня? Ноги кривые, или спина горбатая? Выкладывай все, как на духу!
-Погодите, погодите… - растерянно забормотал Вован. – Я ничего такого не говорил, даже не думал!
-А я, между прочим, не с вами разговариваю, а вот с этим! – рявкнула я, указав пальцем на ротвейлера. – Не мешайте!
Шелди, жалобно заскулив, плюхнулся на брюхо.
Вован побледнел и отступил на пару шагов.
-Бред какой-то! – пробормотал он.
-Да не бред, а дар! – набросился на него рассерженный Санек. – Сколько можно повторять: дар у нее такой! От бабки и матери ей достался! Она ясновидящая, неужто до сих пор не врубился?!
-И как же она с твоей псиной разговаривает?! – повысил голос Вован. – Может быть, мысленно?
-Вот именно! Она мысли читать умеет! Мои, твои, его…
-Дыхни! – взмолился побледневший Вован.
Санек охотно исполнил просьбу босса. Тот тщательно принюхался, немного подумал и неестественно веселым голосом объявил:
-Не пахнет!
-Ясное дело, - пробурчал Санек. – Я же трезв, как стеклышко!
-Стало быть, я сошел с ума, - подытожил Вован.
-О господи!!! – взревел Санек. - Это я с тобой рехнусь! Ну, послушай еще раз…
Временно забыв про мужчин – пускай сами разбираются! – я повернулась к ротвейлеру, всем своим видом показывая, что не отстану от него, пока не получу ответа.
-Так что у меня? – строго повторила я.
Шелди пару раз пронзительно взвизгнул, отводя глаза в сторону. Он явно пытался разжалобить бессердечную мегеру, невесть с чего привязавшуюся к бедному песику. Потом, убедившись, что со мной этот фокус не пройдет, робко сообщил:
«Понимаешь, я должен был вас отличить: у тебя… Ой, не могу! Ты обидишься!»
-Договаривай!!! – прошипела я голосом голодной вампирши.
«У тебя попа гораздо красивее!» - пискнул перепуганный ротвейлер.
Я поперхнулась, судорожно сглотнув слюну.
«Ты… ты очень рассердилась?» - пролепетал пес.
Покажите мне женщину, которая рассердится на мужика за такой чистосердечный, хоть и грубоватый, комплимент! Даже если этот мужик на четырех ногах и покрыт шерстью.
-Успокойся, дурачок! – простонала я, невероятным усилием удержавшись от хохота. – Спасибо на добром слове!
Вован, терпеливо слушавший Санька все это время, снова бросился в атаку:
-А как же насчет моего автомобиля, Виктория Валентиновна? Откуда вы узнали, что он должен взорваться?
-Тут вышла небольшая ошибка, - смущенно промямлила я, разводя руками. – Перепутала машины, потому что… Ну, это самое…
Ох, черт, что же добавить?! Как назло, ни одна стоящая мысль не приходила в голову.
-Неудивительно, что перепутали, - неожиданно кивнул Вован. – Наши джипы похожи, как две капли воды, различие только в номерах. Но как вы узнали, что один из них заминирован?
-Видела! – машинально выпалила я, с трудом переваривая полученную информацию.
Подумать только, Вован с Саньком купили совершенно одинаковые машины! Да уж, на такое способны только мужики. Женщины, даже лучшие подруги, скорее удавятся, чем последуют их примеру.
-Видели? – тут же встрепенулся Вован. – Где и когда, позвольте полюбопытствовать?
-Здесь! Сегодня! – выпалила я, постучав пальцем себе по лбу.
Мамуля с бабушкой всегда внушали мне, что ложь – смертный грех. Но когда на кону собственная жизнь, выбирать не приходится.
-Да я же объяснял… - снова не выдержал Санек.
-Тысяча чертей!!! – взорвался побагровевший Вован. – Сколько можно повторять? Не вмешивайся, сам разберусь!
Санек тоже налился краской, как перезревший томат, и яростно засопел, стиснув пудовые кулачищи. Мне показалось, что он сейчас набросится на шефа. Похолодев от страха, я вцепилась в бордовый рукав:
-Санечка, успокойся, ради бога! Владимир Владимирович просто нервничает. Он не хотел тебя обидеть!
«По-моему, обращение несколько фамильярное, - тут же сообщил свое мнение наглый ротвейлер. – Но мне нравится!»
Я растерянно охнула, прижав руки ко рту. Это же надо, так оговориться! Санечка!!! Просто рехнулась, дуреха безмозглая.
Обладатель бордового пиджака, отчаянно смущаясь, протянул что-то среднее между «ну-ууу…» и «это…» Момент для драки был благополучно упущен.
Вован, тоже немного успокоившись, снова обратился ко мне:
-Я ничего не понимаю в телепатии, аурах, биополях и прочей чертовщине. Для меня это китайская грамота. Но готов поверить, что у вас есть какие-то необычные способности. По крайней мере, вы совсем не похожи на тех шарлатанок, к которым я обращался. Всякие там потомственные гадалки, колдуньи, ясновидящие… - он брезгливо поморщился, словно учуяв дурной запах. – И ведь знал, заранее знал, что пущу деньги на ветер, а все-таки надеялся: вдруг помогут! В такой ситуации поверишь кому угодно и во что угодно. Утопающий хватается за соломинку…
Переведя дух, Вован горько рассмеялся:
-Помогли, стервы, нечего сказать! Одна заявила, что этот чертов Мориарти – действительно самый настоящий профессор, московский пенсионер. Дескать, ненавидит «новых русских», поэтому и рассылает свои писульки… Вторая – что он молоденький программист, то ли из Ивановской области, то ли из Ярославской, непризнанный гений с комплексом провинциальной ущербности. Мол, терпеть не может москвичей, поскольку они, по его мнению, «зажрались». А третья и вовсе сказала, что Мориарти – женщина, которую то ли изнасиловали, то ли бросали несколько раз, вот она и возненавидела всех мужчин без разбору и вредит, чем может… К четвертой я уже не пошел. Надоело!
«Молодец, догадался!» - ехидно прокомментировал Шелди.
-Вот потому-то я не сразу поверил Саньку, когда он позвонил и начал рассказывать о ваших сверхъестественных способностях, - продолжал Вован. – Подумал: то ли парень разыгрывает меня, то ли выпил лишнее.
-Да уж! – обиженно буркнул Санек.
-Но когда он сказал, что вы мгновенно утихомирили его собаку, да еще безошибочно определили, что у него камни в почках… Я засомневался. Чем черт не шутит! Вдруг нам наконец-то повезло! Я тут же свернул к вам с полдороги…
Будто молния сверкнула у меня в голове.
-Стоп!!! – завопила я так, что Вован невольно вздрогнул. – Значит, вы куда-то ехали?!
-Ну да, в Химки, на деловую встречу, - растерянно подтвердил он. – Санек позвонил мне, когда я сворачивал на Житную… А в чем, собственно, дело?
Я чуть не задохнулась от негодования. Он еще спрашивает, в чем дело! И эти наглые, самоуверенные мужики еще думают, что только у них есть мозги! Ну, погоди же!..
-Значит, если бы вам не позвонили, вы продолжали бы ехать в Химки? – с неестественно вежливой улыбочкой поинтересовалась я.
-Да, конечно!
-В заминированной машине? – мой голос можно было мазать на хлеб вместо масла или меда.
До этого спесивого индюка наконец-то дошло! Впрочем, сообразить, что от Житной до Химок куда дальше, чем до нашего салона, и сделать единственно возможный вывод сумел бы даже кретин.
У Вована отхлынула кровь от лица, даже губы приняли сероватый оттенок. Похоже, отсутствием воображения он не страдал. Могу поклясться: в эту минуту ему мерещились куски собственного тела внутри покореженного взрывом джипа.
-Неужели вы до сих пор верите, что я как-то связана с профессором Мориарти? Работаю на него?
«Я не верю!!! – яростно возопил Шелди. – Никогда, ни одной секунды не верил!»
-Боже мой! – незнакомым, хриплым голосом произнес Вован. Он понемногу начал приходить в себя: щеки слегка порозовели, губы перестали мелко подрагивать. – Клянусь, мне это даже не пришло в голову! Выходит, я вам обязан… - он, откашлявшись, пожал плечами, как бы примирившись с неизбежным. – Обязан жизнью, черт возьми!
-Так-то лучше, - негромко проворчал Санек.
Можно ли передать, что творилось со мной в эту минуту?! Неописуемое облегчение (мне уже не грозит опасность!), чувство исполненного долга (я спасла человека, хоть и случайно!), естественная гордость (я такая умница!), торжество (посрамила целую кучу мужиков, в том числе болвана Степана Ферапонтовича, который не догадался выяснить элементарную вещь!), - все это смешалось в громокипящую кучу. Не выдержав, я всхлипнула.
-Викуся! Ты чего? – сорвался с места Санек. – Все хорошо, успокойся!
Я, схватив его за лацканы бордового пиджака, притиснула к себе с неженской силой, уткнулась лицом в могучую выпуклую грудь и зарыдала. Слезы лились таким бурным потоком, словно прорвало плотину.
-Викуся, ты этого, самого… - растерянно твердил Санек, неумело поглаживая по голове огромной жесткой ладонью. – Ну, довольно! Не плачь!
-А я и не плачу-у-ууу! – завыла я в голос.
«Прекрати, а то я сам разревусь! – взмолился Шелди. – Имей совесть, у меня же сердце не каменное!»
Кое-как меня успокоили. Сконфуженный Вован, вручив мне свой носовой платок, чтобы я смогла утереть слезы, сказал:
-Виктория Валентиновна! Похоже, я ошибся, считая вас врагом. Приношу вам искренние извинения и надеюсь, что мы станем друзьями.
Я кивнула, постаравшись принять царственно-снисходительный вид. Конечно, извинения могли быть более глубокими, без всяких там «похоже», ну да ладно. Не будем цепляться к мелочам.
Согласитесь, редкая женщина на моем месте удержалась бы от язвительных замечаний! Разом рассчитаться за бесчисленные глупые анекдоты про женскую логику, про блондинок (вообще-то я шатенка, но все равно обидно!), про критические дни… Причем повод был – лучше не придумаешь! Но я промолчала. Видимо, сегодняшний день дал мне больше житейской мудрости, чем двадцать два предыдущих года.
-Так вы согласны помочь нам? Вы найдете этого проклятого профессора? – с надеждой спросил Вован… то есть, Владимир Владимирович. Поскольку опасность миновала, буду называть его, как положено, по имени-отчеству.
-Постараюсь, - осторожно ответила я. – Конечно, стопроцентной гарантии успеха нет и быть не может. Но чем смогу, помогу.
«Какая ты хорошая!» - снова не утерпел Шелди.
-Сожалею, что расстроил и напугал вас. Но, согласитесь, у меня были серьезные основания для подозрений! - продолжал Владимир Владимирович. – Во-первых, ваша странная встреча с Саньком и еще более странная история с его собакой. Во-вторых, мой джип взорвали возле вашего салона, причем именно сегодня истекла двухнедельная отсрочка, которую мне дали эти уроды… Естественно, я насторожился! Но это лишь косвенные улики, к тому же, дел было выше крыши: сначала один обморок, потом другой, - он кивком головы поочередно указал на меня и на безмятежно посапывающую докторшу. – А вот когда я увидел и прочитал письмо, подозрения превратились в уверенность. Потому-то я и устроил эту комедию с переодеванием, заставив вас сыграть роль врача.
-Но зачем?!
-Чтобы спокойно, не спеша, во всем разобраться. Я не мог допустить, чтобы менты занялись вами раньше меня. А так бы и вышло, знай они, что вы – хозяйка салона. Я должен был первым допросить вас, без лишних свидетелей.
-Без свидетелей? – машинально переспросила я. – А как же Михаил?..
-Охранник-то? – улыбнулся Владимир Владимирович. – С ним все просто. За весьма скромную сумму он согласился изобразить то ли раненого, то ли контуженного. Значит, за хорошие деньги согласится на что угодно.
«Точно! Или постоит на стреме, пока тебя будут душить, или сам удавит, – злобно проворчал Шелди. – Все-таки порву его, при первой возможности!»
-Конечно, я не предвидел, что ему так достанется, - озадаченно развел руками Владимир Владимирович. – Честное слово, не предвидел! Этот торшер… Но и тут нам повезло. Его же будут допрашивать, а в милиции не только дураки служат, есть и умные. Могут прикинуть: у человека только что голова была ранена, а где следы? Так быстро исчезли? Неувязка получается! А теперь все в порядке, дай бог здоровья Степану Ферапонтовичу!
-Погодите, мы забыли о главном! – внезапно встрепенулся Санек. – Откуда взялось это чертово письмо? Как оно попало сюда?
Я скрипнула зубами от злости. Хорош влюбленный, нечего сказать! Только вынула голову из петли, а он ее снова набрасывает.
-Понятия не имею! – отчеканила я металлическим голосом. – Хотите - верьте, хотите - нет!
-Да ты чего, Викуся? – всполошился верзила. – Ты думаешь, я на тебя качу?! Да ни в жизнь! Я к тому, что покумекать надо, разобраться… Ну, этого… В общем…
«Ох, горе мое горькое! – простонал пес. – Ну почему, почему он не умеет выражаться ясно и коротко, как я?! Не сердись на него, дорогая, не всем же быть Цицеронами!»
-Успокойтесь, вас ни в чем не обвиняют, - твердо сказал Владимир Владимирович. – Но Санек прав, с этим надо разобраться, иначе мы не продвинемся ни на шаг. Дело и без того запутанное, а стало еще сложнее!
Он задумчиво покачал головой, потом, после недолгой паузы, заявил:
-Похоже, этот проклятый Мориарти нацелился не только на нашу фирму, но и на ваш салон!
-По…
Я хотела воскликнуть: «Почему вы так думаете?!» Но, к счастью, запнулась на полуслове, сообразив, что имел в виду собеседник.
Логика Владимира Владимировича была железной. Если я не имею отношения к этому письму, значит, его составил и отправил нам кто-то другой. И этот кто-то наверняка связан с Мориарти!
Никогда не считала себя трусихой, но сейчас мне стало по-настоящему страшно. Мало кто обрадуется, узнав, что нажил себе смертельного и, судя по всему, могущественного врага. Да еще неизвестно, по какой причине! На мгновение мелькнула мысль: а если это просто невероятная случайность, совпадение? Но я тут же прогнала ее. Незачем тешить себя напрасными иллюзиями. Владимир Владимирович и Санек тоже поначалу решили, что первое письмо – глупая шутка какого-то балбеса, а чем все закончилось…
-Скажите, кому принадлежит ваш салон?
-Нашей семье. С клиентами работают бабушка и мама, а я им помогаю. Ну, когда это необходимо…
Надеюсь, мужчины не заметили, что мой голос предательски дрогнул. Конечно, лгать нехорошо, но иногда без этого просто не обойтись!
-А где они сейчас? – продолжал спрашивать Владимир Владимирович.
-Вчера улетели отдыхать, по-моему, на Мальорку. Или на Канары… Словом, в Испанию.
-Можно с ними связаться?
-Ради бога, не надо! – в ужасе воскликнула я. – Они паникерши, каких свет не видел! Сразу заподозрят что-то плохое, разволнуются, а у бабули и так неважно с сердцем. К тому же, они еще не знают…
Я смущенно запнулась.
-Что именно не знают? – вежливо, но твердо спросил Владимир Владимирович.
-Меня сегодня бросил муж, - покраснев, призналась я. – Собрал вещи и ушел, наговорив кучу гадостей.
«Идиот! – с искренним негодованием откликнулся пес. – Это же надо, бросить такую женщину!»
-Пусть узнают об этом как можно позже. Не то сразу вернутся, и устроят такое… - я невольно понизила голос. – Мало никому не покажется!
Владимир Владимирович поднял руки, будто сдавался в плен:
-Не буду спорить. Родственные чувства – это святое. А с мужем, надеюсь, вы помиритесь. Как там говорят? Милые бранятся, только тешатся…
-Ни за что! – гневно сверкнула я глазами.
-Ну, не будьте столь категоричны! В молодости мы все максималисты. Любая чепуха кажется концом света… Хотя что это я? Сам ушел из семьи, а вам мораль читаю! – он невесело усмехнулся. – А теперь скажите: в последнее время ваши родные не были чем-то встревожены, озабочены?
Я старательно поворошила память.
-Вроде бы нет…
-Не упоминали о долгах, или угрозах?
-По-моему, нет.
-Проблем с крышей не возникало?
-Нет, протечек точно не было!
Шелди как-то странно фыркнул, а Владимир Владимирович с Саньком переглянулись. Я терпеливо объяснила:
-Наша квартира на четвертом этаже, сверху еще столько же, и чердак. Дом добротный, сталинской постройки, соседи – приличные люди, непьющие… Потолок никогда не протекал!
Шелди снова фыркнул, на этот раз гораздо громче.
«Наивность – прекрасное качество, но надо же и меру знать!» - сообщил нахальный пес.
Запоздало сообразив, о какой именно крыше шла речь, я залилась краской до самых глаз. Это надо уметь, выставить себя такой дурочкой!
-Будем считать, что не возникало, - кивнул Владимир Владимирович, сделав вид, что не заметил моей оплошности. – Почту в салон приносят ежедневно?
-По-моему, да… - неуверенно протянула я.
-На конверте нет штемпеля, значит, его принесли прямо на вахту, - объяснил Владимир Владимирович. – Надо расспросить охранника, когда он очнется. Может быть, что-то вспомнит.
Вспышка молнии вторично озарила мой мозг. Я вспомнила, как торопливо поднималась по лестнице, разозленная глупыми подозрениями Михаила, как следом грузно топал Санек, зажав в ручищах целый ворох писем. А самым верхним…
-Его принесли сегодня утром! – воскликнула я. – В крайнем случае, вчера вечером.
-Откуда вы знаете? – насторожился Владимир Владимирович.
Я коротко объяснила. Санек, ахнув, огрел себя по лбу:
-Тьфу, черт! Это же надо, совсем из головы вылетело! Точно, я сам и свалил их на тумбочку, как только вошел, не держать же в руках…
«А еще говорят, память девичья…» - не утерпел Шелди.
Владимир Владимирович, немного подумав, обратился ко мне:
-Думаю, вам нужно вернуться домой, а Санек будет вас охранять. Если понадобится, я пришлю на подмогу пару надежных ребят.
-Сам справлюсь! – поспешно заявил Санек.
-То есть, как это «охранять»? – вздрогнула я. – В моей квартире?!
Покрасневший верзила развел ручищами, снова промямлив что-то среднее между «Ну-у-ууу» и «Это самое…»
-Так надо, - твердо заявил Владимир Владимирович. – Здесь оставаться опасно, а вы нам слишком дороги, мы не можем рисковать. Конечно, мы могли бы отвезти вас в какое-то другое место, например, в гостиницу, или ко мне на дачу. Но нам надо, чтобы вы как можно скорее сосредоточились и нашли этого проклятого профессора, а незнакомая обстановка может вам помешать! Погодите-ка минутку …
Подойдя к окну, он осторожно выглянул наружу.
-Слава богу, менты наконец-то уехали! Нам тоже пора собираться.
«И я буду тебя охранять! – возбужденно забормотал Шелди. – Глаз не сомкну, ни на шаг не отойду! Даже на течную сучку не отвлекусь! Любого, кто на тебя косо посмотрит, в клочья порву! Р-р-ррр!»
-Слышь, Викуся, - отчаянно смущаясь, прохрипел Санек. – Вован дело говорит, тебе без охраны никак нельзя. Квартира у вас большая, сама рассказывала, авось, не стесню. А насчет этого… - Он откашлялся. – Ты за свою женскую честь не беспокойся, я же не урка какой-нибудь, и не маньяк, баб сроду не насиловал… Ох, что-то не то ляпнул, извини!
«Святая правда! – снова влез Шелди. – Зачем их брать силой, когда они и так проходу не дают…»
-Замолчи, бесстыжий! – сердитым шепотом прикрикнула я.
Господи, кто бы сказал мне сегодня утром, что придется не только разговаривать с собакой, но и выслушивать от нее такое!
«Молчу, молчу… Наше дело маленькое. Хотя, между прочим, на правду не обижаются!» - укоризненно вздохнул ротвейлер.
-В общем, мы договорились, - подытожил Владимир Владимирович. – Раз уж судьба свела нас, надо держаться заодно. Мы нужны друг другу. Без вашей помощи мы не найдем Мориарти, а вы без нас не убережетесь от него… Вам все понятно, Виктория Валентиновна?
Я, понимая только то, что вляпалась в неприятности по самые уши, инстинктивно кивнула.
Самочувствие было хуже некуда. От пережитых потрясений разболелась голова, тесные врачихины штаны немилосердно резали живот, на лице после бурных рыданий наверняка черт знает что, да к тому же надо как-то вычислить и найти проклятого профессора Мориарти… Боже милостивый, за что мне такие муки?! Вроде бы особо не грешила, почитала родителей (точнее, одну мать, поскольку отца, бросившего ее еще до моего рождения, ни разу не видела), почти не пила, совсем не курила, о наркотиках и говорить нечего, не сквернословила, мужчин, кроме законного мужа, к своему телу не допускала, да и его-то, честно говоря… Стоп!!!
Может быть, в этом-то и дело?! Ведь я влипла в эту историю, познакомившись с Саньком, а встретила я его, выйдя на улицу, а вышла только потому, что хотелось развеяться и отвлечься после дикого скандала и разрыва с мужем, а разрыв случился… Мне захотелось заскулить от бессильной обиды и надавать самой себе пощечин. Идиотка безмозглая! Ну что мне стоило пойти навстречу законным притязаниям моего благоверного? Спать хотелось, видите ли! Потом поспала бы, велика важность! Зато не вспыхнула бы ссора, мы не наговорили бы друг другу кучу гадостей, муж не собрал бы чемодан и не хлопнул бы дверью, я не вышла бы на улицу, не повстречалась бы с Саньком, не металась бы сейчас, как лев в клетке. В клетке…
-Едем! – завопила я, схватив Владимира Владимировича за руку с такой силой, что он чуть не вскрикнул. – Немедленно! Сию же минуту! Хотя нет, постойте, я сейчас…
Схватив косметичку, я снова бросилась в ванную. Совесть мучила меня нестерпимо. Как я могла! Вышла на улицу, забыв выпустить Крысеньку из клетки! С ней никто и никогда так не обращался. Она сидит за решеткой уже несколько часов… Представив себе ее грустную, обиженную мордочку, я чуть не разрыдалась от жалости.
-Мерзкая баба! Эгоистка! Свинья! – немилосердно ругала я свое изображение, прильнув к зеркалу и приводя себя в божеский вид. – И ты еще удивляешься, что тебя бросили! Бедная Мохнуля, если бы она могла говорить!
Угрызения совести оказались столь сильны, что я управилась в сказочно короткое время. Так, теперь только переодеться самой и переодеть врачиху, и можно ехать.
В три прыжка я очутилась перед главной комнатой.
-Мужчины! Выйдите, пожалуйста, на мину…
Недосказанное слово замерло у меня на губах.
Я, выпучив глаза, тупо оглядела пустую комнату. Исчезли все: Владимир Владимирович, Санек, пострадавший Михаил и усыпленная врачиха, о которой теперь напоминал только чемоданчик, стоявший возле дивана. Бесследно испарился даже Шелди.
-Не может быть! – тихо простонала я, чувствуя, что начинаю сходить с ума.
На всякий случай я подошла к дивану и ощупала то место, где лежала врачиха. Оно было еще теплым, докторша исчезла совсем недавно. Ослабевшие ноги подкосились, и я плюхнулась пятой точкой на ковер, машинально приняв позу задумчивого йога.
Что могло случиться, пока я была в ванной?! Неужели снова нагрянула милиция, всех скрутили и уволокли в отделение? Но тогда я наверняка услышала бы шум, ведь Санек ни за что не сдался бы просто так, без борьбы, а обозленный ротвейлер – тем более! Нет, причина в другом… О господи, конечно же! Проклятый Мориарти нанес беспощадный удар. Я, как дура, наводила красоту, а тем временем явились крутые ребята в темных очках, достали пистолеты с глушителями, и… В животе разлился противный холодок, к горлу подкатила тошнота. Я уже хотела завопить дурным голосом, но тут сработали остатки разума, не затронутого паникой, и в голову пришла простая, естественная мысль: а где же, в таком случае, трупы?! Вряд ли таинственные киллеры унесли их с собой, сделав свое черное дело. К тому же, нигде нет ни капли крови, а без нее наверняка бы не обошлось. Мало того, злодеи должны были осмотреть всю квартиру, чтобы не оставлять свидетелей… Или осмотрели, а про ванную, на мое счастье, забыли?
Все поплыло у меня перед глазами. Головная боль усилилась нестерпимо, до звона в ушах. Откуда-то в подсознании всплыл старый-престарый детский стишок:

Мальчик нейтронную бомбу нашел,
С этой игрушкой он в школу пришел.
Долго смеялся потом педсовет:
Школа цела, а учащихся - нет!

Я слабо хихикнула. Через секунду – еще раз, немного сильнее. Потом еще громче…
-Мальчик! С нейтронной бомбой!! В наш салон!!! – истерично всхлипывала я, чувствуя, как по щекам ручьем катятся слезы, снова уничтожая многострадальный макияж. – Стены целые, а внутри…
Задохнувшись, я умолкла, чтобы набрать воздуху. И тут хлопнула входная дверь, затем раздались тяжелые, уверенные шаги. Кто-то шел по коридору, направляясь к главной комнате.
Я вскочила с ковра, словно подброшенная могучей пружиной. Сердце на мгновение замерло, потом забилось с такой силой, будто хотело выпрыгнуть из груди, волосы шевельнулись от ужаса. Сомнений не было: проклятые бандиты вспомнили-таки о подозрительном шуме в ванной, и решили не оставлять ненужного свидетеля.
Я отчаянно осмотрелась по сторонам в поисках убежища. Увы, комната меньше всего подходила для игры в прятки. Единственно подходящее место – нижний отсек серванта, но он заполнен бабушкиными причиндалами. Может, выпрыгнуть в окно? Салон, к счастью, всего на втором этаже, а не на четвертом, как квартира… Но здесь тоже сталинский дом, а не какая-нибудь «хрущовка», до земли не меньше шести метров! В лучшем случае, переломаю себе ноги, или позвоночник… Услужливое воображение нарисовало мне приятную перспективу: либо я остаюсь на месте и получаю пулю в голову, либо прыгаю в окно и расшибаюсь в лепешку. А проклятые шаги неумолимо приближались…
Наверное, в эти страшные мгновения во мне взыграли гены дедушки – фронтового разведчика. Решив сражаться до конца, я схватила «дипломат» врачихи, бесшумно скользнула к двери и замерла, не дыша, сбоку от входа, подняв чемоданчик на вытянутых руках. Против ожидания, докторское имущество оказалось довольно увесистым… Тем хуже для злодея, явившегося по мою душу.
Тяжелые шаги преступника замерли у самого входа в комнату: то ли он чего-то заподозрил, то ли решил позабавиться, играя со мной в кошки-мышки. Мне показалось, что он сейчас услышит бешеный стук моего перепуганного сердца. Потом неизвестный враг шумно засопел и двинулся вперед.
Нервы не выдержали. Я дико заорала и, зажмурившись от смертного ужаса, не глядя, изо всех сил опустила «дипломат» врачихи на то самое место, где должна была быть голова убийцы. Раздался громкий треск, потом – сдавленный крик, грохот упавшего тела и звон бьющегося стекла… Собрав последние остатки храбрости, я открыла глаза...
---
Генерал Михалыч из фильма "Особенности национальной охоты" в подобной ситуации произнес незабываемую фразу:
-Ну, вы, блин, даете!
Могу поклясться, ему очень хотелось употребить более крепкие выражения. Вроде тех, что с большим чувством произнес по моему адресу Санек:
-……………………!!!
Он сидел, привалившись спиной к дверному косяку, в куче битых ампул и пузырьков, осторожно ощупывая шишку на лбу. Вид у него был, мягко говоря, сердитый.
-Санечка! – всхлипнула я, заламывая руки. – Прости, я нечаянно!
-За нечаянно бьют отчаянно, - зловеще прогудел Санек, сверкнув глазами из-за сросшихся бровей. – Ох, дуры вы, бабы, дуры! Разве можно вот так лупить, не разобравшись, да еще по голове?! – Он помолчал несколько секунд, потом добавил с искренним возмущением: - Там же мозги!
-Санечка, ну, поругай меня! – жалко лепетала я, давясь слезами. – Ну, ударь! Только прости…
-Тебя бить нельзя, ты женщина, - с явным сожалением вздохнул Санек. – А вот выпороть бы стоило! Да как следует, чтобы за ум взялась! Так ведь тоже нельзя, я тебе никто: не муж, не родственник…
Он умолк, зло скрипнув зубами. Шишка на лбу быстро темнела, наливаясь свекольной густотой.
Я поежилась. Меня пороли один-единственный раз в жизни, к тому же весьма давно, однако воспоминания были очень неприятными, и испытать что-то подобное снова ой как не хотелось. Но сейчас меня мучил такой стыд, разбирала такая злость на саму себя, что я готова была временно признать Санька своим родственником, со всеми вытекающими последствиями для моей бедной попы. Лишь бы он перестал злиться.
-Ладно, чего уж там! – махнул рукой Санек, осторожно поднимаясь с пола. – Не ухайдакала, и на том спасибо. Собирайся, пора ехать.
-Куда? – дрожащим голосом промямлила я.
-Викуся, с тобой все в порядке? – встревожился Санек, внимательно глядя прямо мне в глаза. – К тебе домой, куда же еще! Ты что, забыла?
-А… А где….
Я хотела спросить: «А где остальные?», но передумала. Не дай бог, снова ляпну что-то не то, и окажусь в идиотском положении.
Санек разволновался не на шутку:
-Викуся, тебе плохо? Не помнишь, где живешь?! Немудрено, вон сколько сегодня свалилось… Муж бросил, взрывом оглушило, да еще этот Мориарти, гад ползучий, чтоб ему!..... – Забывшись, он покрыл таинственного профессора крепчайшей руганью, но тут же спохватился: - Извини, больше не буду.
Я хотела объяснить, что вовсе не забыла своего адреса, но голова вдруг закружилась, и ноги предательски ослабли. Санек, ухватив меня за локоть, испуганно забормотал:
-Ну, пойдем потихоньку к машине! Обопрись, не стесняйся. Хочешь, на руках понесу?
-Хочу, - машинально отозвалась я, не сообразив, о чем он спрашивает.
В следующую секунду огромные лапищи Санька стиснули меня крепко, но удивительно бережно, и подняли в воздух. Опомнившись, я хотела заорать, чтобы он немедленно прекратил это безобразие и поставил меня на место, откуда взял, … но крик так и замер на языке, превратившись в слабый вздох. Теплая истома внезапно пробежала по телу, я прижалась щекой к могучему бордовому плечу и замерла, закрыв глаза. Впервые в жизни до меня дошло, что очутиться в мужских объятиях (пусть и таким способом!), наверное, очень даже неплохо…
-Только не забудь захлопнуть дверь, - прошептала я. – И прихвати врачихин «дипломат»!
-Да ну его! – нежно пробасил Санек, двинувшись вместе со мной к выходу.
-Нет, так нельзя… - слабо запротестовала я, по-прежнему не открывая глаз. – Это же казенное имущество, ей за него отчитываться…
-Он все равно на куски разлетелся, голова у меня крепкая! – хохотнул Санек. – Не волнуйся, я ей десять таких куплю, с полной укладкой. А захочет, и двадцать!

Глава 9.

Как только мы очутились на улице, к нам кинулся Шелди. Пес вертелся волчком, приседая на задние лапы, глухо урчал и повизгивал.
-Да погоди ты, не до тебя! – с досадой произнес Санек, направляясь к микроавтобусу «неотложки». – Нашел время!
Ротвейлер взвыл громче и тоскливее, будто жалуясь всему миру на людскую черствость.
Мне было так хорошо и уютно на руках Санька, что не хотелось отвлекаться. Я ограничилась тем, что мысленно сообщила псу: «Не волнуйся, все в порядке». Точнее, попыталась сообщить… Убедившись после нескольких бесплодных попыток, что не могу установить с ним контакт, я оцепенела уже не от приятной истомы, а от испуга и растерянности. Мозг Шелди будто оказался за глухой железной дверью. На всякий случай попробовала настроиться на мысли Санька – увы, с тем же успехом… Мой волшебный дар снова покинул меня.
Только чудом я не завыла на пару с собакой. Потрясение оказалось чересчур болезненным и неожиданным, я бессильно уткнулась щекой в бордовый лацкан пиджака и замерла, с ужасом думая: что же теперь будет?
-У-у-ууууу! – совсем уж тоскливо заскулил ротвейлер.
-Докторшу взрывом убило! – донесся всполошенный женский крик. – Гляньте, мертвую несут!
От потрясения я не сразу сообразила, кого именно записали в покойницы. Честно говоря, в тот момент мне было все равно.
Послышался топот, вокруг нас быстро собралась толпа.
-С ума сошла! – раздался недовольный мужской голос. – Она живая!
-Ты что, оглох? Не слышишь, как псина воет?! Покойницу учуяла!
-Сама ты покойница! Мертвяков так не носят. Она раненая, или в обмороке…
-А я говорю, она мертвая!
Санек, недовольно фыркая, нашаривал ручку двери «неотложки». Видимо, он решил не вмешиваться в дискуссию относительно того, на каком свете я нахожусь.
-Нет, живая! – вмешалась другая женщина.
-Мертвая! – не унималась паникерша.
Мне все-таки стало интересно, кто так настойчиво жаждет моей смерти. Я, не меняя позы, чуть приоткрыла глаза, чтобы разглядеть «ненавистницу».
Ею оказалась огромная, невероятно толстая баба с густой охапкой обесцвеченных волос, очень ярко и на редкость неумело раскрашенная. Такой вульгарный макияж подходил ее физиономии, как… Избитое выражение «как корове седло», пожалуй, пришлось бы в самый раз. А ее одежда! Она не просто говорила, она кричала о чудовищно плохом вкусе. Точнее, о его полном отсутствии.
От всей души надеюсь, что никогда не стану такой толстой. Но если это, не дай Бог, все же случится, я ни за что на свете не напялю тугие лосины (как они только на нее налезли?!), тем более в горизонтальную полоску, отчего ноги выглядят еще… м-м-м… внушительнее. И никакая сила не заставит меня нацепить в придачу к тем лосинам коротенькую полупрозрачную кофточку, не закрывающую пупка. У меня хватит ума сообразить, что такая одежда подходит только совсем молоденьким женщинам с хорошей фигурой.
-Она живая! – не выдержав, разозлился Санек.
-Мертвая!!! – пронзительно завизжала скандальная баба, топнув слоноподобной ножищей. Ее необъятные груди гневно колыхнулись, чуть не выскочив из-под кофточки на всеобщее обозрение.
Злость, охватившую меня, не передать словами. Вот идиотка! Из-за таких, как она, и рождаются анекдоты о женской логике…
-Живая я, живая! – рявкнула я, повернувшись к ней. – Уймись, ради бога!
Скандалистка, закатив глаза, схватилась за то место, где полагается быть сердцу.
-А-а-ааа… - прошептала она посеревшими губами. – Мне плохо! Помогите!
Произнеся это, она стала медленно заваливаться набок, падая на какого-то маленького, тощего мужичка неопределенного возраста и внешности. Тот храбро попытался удержать ее, но с тем же успехом можно было преградить дорогу горному обвалу или снежной лавине. Через пару секунд бедняга, переоценивший свои силы, грохнулся на асфальт и скрылся из виду, придавленный сверху многими пудами бесформенного жира.
Поднялась суматоха, все стали кричать одновременно. Кто-то требовал, чтобы мужичка немедленно извлекли из-под бабы, пока он не задохнулся, кто-то, напротив, утверждал, что бабу нельзя трогать: вдруг у нее инфаркт, или что-то подобное. Сразу несколько человек обрушились на меня с гневными упреками: зачем прикидываться трупом, если жива и здорова, вот к чему приводят дурацкие шутки! Чей-то громкий голос, перекрыв общий гвалт, потребовал вызвать «неотложку», и наступила тишина… Потом все, как по команде, повернулись ко мне.
-Шелди, место! – прошипел Санек, распахнув, наконец, дверь. – А ты пригни голову! Рвем когти!
И он нырнул вместе со мной в проем микроавтобуса. Ротвейлер, по голосу хозяина почуявший, что дело серьезное, черной молнией проскочил туда же, опередив нас.
Разумеется, именно в этот момент я не пригнула голову, а повернула ее! Должно быть, напомнили о себе врачебные гены мамочки, и мне захотелось взглянуть, все ли в порядке с несчастным мужичком и глупой бабой, а заодно объяснить, что я вовсе не доктор и помочь им не смогу… Правда, если бы голова была просто повернута, ничего бы не случилось. Но я, к тому же, ее подняла. Совсем немного, на какие-нибудь десять сантиметров. Может быть, на пятнадцать, или двадцать…
Что-то с силой врезало мне по затылку, из глаз посыпались искры. Потолок микроавтобуса сначала закружился, потом потемнел и прыгнул на меня. Потом… Потом я, кажется, провалилась в бездонную, черную пустоту.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Я очнулась, почувствовав во рту что-то ужасно противное и обжигающее. Эффект был мгновенным. В следующую секунду мне показалось, будто там развели костер, и для пущего эффекта плеснули в него какую-то горючую гадость с отвратительным запахом.
-А-ааа!!! – захрипела я, жадно глотая воздух, и открыв глаза, на которые тут же навернулись обильные слезы. – Что это было?!
-Слава богу! – заорал Санек, стиснув меня в медвежьих объятиях, так, что захрустели кости. Только чудом я снова не впала в беспамятство. – Пришла в себя!
-Слава богу! – повторил Владимир Владимирович.
-Боженька тут не при чем, - послышался на редкость неприятный, хриплый голос. – Я же говорил, верное средство, глазом моргнуть не успеете! Давайте-ка фляжку назад. Попользовались, и довольно…
-Вот, держите. Большое вам спасибо!
-Толку-то с вашего «спасибо», - негромко, но вполне отчетливо прогнусавил хриплый голос. – На хлеб не намажешь!
Мне захотелось взглянуть, с кем говорил Владимир Владимирович, но я не могла пошевелиться, стиснутая железными лапищами Санька.
«Он ее раздавит, честное слово, раздавит! Вот уж действительно, сила есть, ума не надо!» - пришло сообщение, полное неподдельной тревоги.
С замиранием сердца, боясь поверить своему счастью, я кое-как высвободилась из объятий Санька и взглянула на Шелди. Пес уставился на меня с немым благоговением и обожанием, как истинно верующий на чудотворную икону.
«Пожалуйста, будь осторожнее! – с ласковым укором снова передал ротвейлер. – Твоя голова слишком дорога нам!»
-Солнышко ты мое… - прошептала я, залившись радостными слезами.
«Где вы были? Хозяин пошел за тобой, и пропал… Потом появляется с шишкой на лбу, и ты у него на руках! Думай что хочешь! – обиженно сообщил ротвейлер. – Я чуть с ума не сошел! Бегу к вам, спрашиваю, что случилось – ты молчишь, ни ответа, ни привета. Нельзя же так! Это просто жестоко!»
-Солнышко мое! – снова всхлипнула я, растроганная до глубины души.
Слава богу, замечательный дар вернулся! Для окончательной проверки я осторожно переключилась с собаки на ее хозяина. Мысли Санька были вполне разборчивыми…
Встретившись взглядом со мной, он покраснел, прервал «передачу» и отвернулся к боковому окошку. Я, покраснев с ним на пару, в свою очередь, прекратила «прием».
Бедный парень действительно влюбился в меня по уши! Он клял себя за то, что я чуть не разбила голову о дверной проем «неотложки», как будто мог предвидеть мою глупость. Он… гм… принял на свой счет слово «солнышко», - какие же они все самоуверенные, эти мужики! – и теперь упивался счастьем. Но это еще полбеды! Он во всех подробностях предвкушал, как мы, оставшись вдвоем в моей квартире… Тут разрешите остановиться. Я достаточно скромная женщина, слово «приличие» для меня кое-что значит, а «Камасутра» никогда не входила в перечень моих любимых книг.
Я вздохнула. Перспектива остаться с Саньком наедине не очень-то радовала. Судя по его мыслям, ему будет очень непросто выполнить свое обещание насчет неприкосновенности моей женской чести. Хотя… Я ведь теперь фактически свободна, а он, несмотря на грубоватую внешность и манеры, мне вовсе не неприятен. Скорее даже наоборот! Если он поумерит свой пыл, если поведет себя деликатно и не будет меня торопить, вполне может рассчитывать на взаимность. У меня ведь не каменное сердце! Одному богу известно, что мужчины находят в сексе, но, раз для них это так важно…
Рассердившись, я оборвала слишком вольные мысли. Осторожно ощупала здоровенную шишку на затылке, осмотрела пальцы и с облегчением убедилась, что следов крови нет. Поочередно оглядела багровую гулю, «украшавшую» неандертальский лоб Санька, его же пострадавшую щеку и ухо, подбитый глаз Владимира Владимировича, исцарапанного Шелди, врачиху, нокаутированную лошадиной дозой димедрола, которая продолжала сладко похрапывать на носилках… И, не сдержавшись, расхохоталась. Действительно, где еще ехать целой куче травмированных людей (не считая собаки), как не в машине «Скорой помощи»!
-Эй, мужики, вы ей не слишком много дали? – снова послышался резкий, хриплый голос. – Девку-то развезло, вон, как заливается!
Неприятный голос вместе с таким же запахом исходил с водительского места. Оттуда, обернувшись (машина стояла перед светофором), меня подозрительно разглядывал небритый тип в мятой пропотевшей рубашке с засаленным воротником. Добрых чувств ко мне он явно не испытывал.
И я тоже мгновенно почувствовала глухую, инстинктивную неприязнь. Терпеть не могу неопрятности! Любой уважающий себя мужчина должен регулярно бриться, принимать душ и менять одежду, особенно теперь, когда на улице такое пекло… Но, может быть, я поспешила с выводами? Мало ли, какие могут быть причины! Например, заболел сменщик, и пришлось работать два дня подряд; дома из-за ремонта труб отключили воду; жена уехала в срочную командировку, и некому заняться стиркой и глажкой… Внешность часто бывает обманчива.
На всякий случай, я осторожно «наладила контакт» с водителем… Лучше бы не делала этого! Инстинкт не подвел меня, внешний вид полностью соответствовал натуре. Глухая, беспричинная злоба на весь белый свет, постоянное раздражение и бешеная зависть к тем, у кого хватило наглости быть более удачливым, или более талантливым, - такими были мысли этого человека. Точнее, человекоподобного существа.
-Только один глоток! – твердо заявил Владимир Владимирович. – От этого и ребенок не опьянеет.
-Ну, глядите! – недовольно пробурчал шофер. – У нее, видать, натура нежная, к спирту не привыкшая. Еще наблюет мне в салоне, убирай потом за ней… А нам с Дашкой – он мотнул головой в сторону спящей врачихи, - лишняя работа ни к чему. И так за гроши горбатимся, да еще в этакую жарищу! Хотя она убирать и не будет: докторша! С высшим образованием! Интеллигенция, чтоб ее…
Загорелся зеленый свет. Шофер смачно сплюнул в открытое окно и резким рывком тронулся с места. Даже мне, хоть я ничего не понимаю в машинах и вождении, стало понятно, что он сделал это умышленно. Наверняка мог тронуться плавно, не потревожив людей, так ведь нет же! Рывок мгновенно отдался в голове звенящей болью, у меня потемнело в глазах, к горлу подкатила тошнота. Мысль о том, что мне дали выпить чистого спирта, пусть совсем немного и в медицинских целях, еще больше ухудшила мое состояние. Я торопливо зажала рот ладонями, борясь с наступающей рвотой.
-Ну, что я говорил?! – с нескрываемой злобой завопил водитель, бросив на меня взгляд в зеркальце заднего вида. – Она же белее бумаги! Вывернет ее сейчас, как пить дать, вывернет! А мне потом возиться, салон чистить за всякими…
-Р-р-ррр! – оскалившись, зарычал Шелди.
Его могучее тело напряглось, под короткой шелковистой шерстью буграми заходили железные мышцы, глаза заволокла красная муть, обнажились страшные клыки. За какую-то долю секунды добродушный пес преобразился до неузнаваемости, превратившись в свирепого хищника. Если знаменитая собака Баскервилей была такой же, понятно, отчего бедный сэр Чарльз умер от разрыва сердца, столкнувшись с подобным чудищем в безлюдной аллее!
Шофер запнулся на полуслове. В зеркальце было видно, что его лицо побледнело, а губы мелко затряслись.
-Не надо! Фу! – перепугавшись, выпалила я, вмиг позабыв про плохое самочувствие. Торопливо нагнулась и ухватилась за ошейник пса обеими руками. – Успокойся, миленький!
Водитель был противен мне до тошноты (извините за каламбур!). Я твердо убеждена, что подобные личности приходят в мир с одной-единственной целью: портить его своим присутствием. Но даже они имеют право на жизнь. Кроме того, мы ехали по оживленной улице, и нетрудно представить, что произойдет, если пес набросится на шофера! Наверняка врежемся в кого-нибудь и разобьемся в лепешку.
По телу собаки пробежала судорога. Шелди тяжело дышал, с великим трудом одолевая свою ярость. Я чувствовала, как бешено колотится его сердце.
«Он обидел тебя! – задыхаясь от злости, сообщил ротвейлер. – Я должен его наказать!»
-А ты уже наказал его, дружок, – шепнула я, с нежностью гладя пса по голове. – Посмотри, как он перетрусил!
Ротвейлер еще раз глухо рыкнул, уже тише и спокойнее, и нехотя лег. Я вздохнула с огромным облегчением.
В следующую секунду Владимир Владимирович, опередив багрового от злости Санька, строго сказал шоферу:
-Немедленно извинитесь перед дамой!
Остолбеневший водитель открыл было рот… и снова закрыл его, опасливо косясь на Владимира Владимировича. Видимо, инстинкт подсказал ему, что с этим человеком лучше не связываться.
-Извиняйся, не то хуже будет, - зло прошипел Санек, подавшись вперед и показав шоферу пудовый кулачище. – Мой шеф человек деликатный, в морду не даст. А я – запросто! Дело привычное.
Скорчив жалкое подобие улыбки, водитель забормотал:
-Ей-богу, не хотел обидеть! Простите великодушно, сам не знаю, что нашло… Устал, как собака!
-Р-ррр! – снова вскинулся Шелди, оскорбленный до глубины души таким сравнением.
Я кое-как успокоила его, потом заверила Владимира Владимировича и Саньку, что вполне удовлетворена извинениями шофера, и бессильно откинулась на спинку сидения. Остаток пути до моего дома мы проделали молча и без тряски (шофер вел машину плавно, с величайшей осторожностью, время от времени кидая на меня испуганные взгляды), поэтому мне удалось сосредоточиться, чтобы хорошенько обдумать ситуацию. Начала я с самого главного – с волшебного дара, который посетил меня сегодня впервые в жизни, и от которого теперь так много зависело.
Скорее всего, он был присущ мне от рождения, но все эти годы таился, словно ожидая подходящего повода. Этим поводом была моя встреча с Саньком, точнее, с его собакой. Разъяренный ротвейлер испугал меня до полусмерти, поэтому в мозгу что-то щелкнуло… стукнуло… открылось… В общем, от сильного потрясения дар прорезался, заявив о себе в полный голос. Потом раздался внезапный взрыв, я от испуга лишилась чувств, и дар исчез! Докторша дико завопила над самым ухом, и он снова проявился! Я приняла Санька за убийцу, перепугалась и огрела его по голове – снова исчез… Сама чуть не расшибла собственную голову – опять вернулся… Какой из этого можно сделать вывод? Один-единственный: дар ясновидения возникает и исчезает под действием внезапных сильных раздражителей, например, боли, испуга, громких звуков… То есть, если избегать волнений и травм, он может остаться надолго! Или даже навсегда!
Я не смогла сдержать улыбки, представив, как будут потрясены мама и бабушка. Особенно бабушка, давно смирившаяся с мыслью, что единственная дочка унаследовала лишь малую толику ее способностей, а на редкость бестолковая внученька и вовсе ничего… А если я в придачу разгадаю эту невероятную детективную историю, в которую меня угораздило влипнуть, если разыщу таинственного профессора Мориарти!.. Бабуленька просто лопнет от гордости! Конечно, в переносном смысле…
Как ни странно, мысль о том, чтобы стать Шерлоком Холмсом, хотя бы и в юбке, уже не казалась мне нелепой. Времени у меня достаточно, о деньгах беспокоиться не нужно, умом бог не обидел, волшебный дар – тьфу, тьфу, тьфу – пока действует… Раз уж я дала обещание, пусть необдуманное и опрометчивое, его надо исполнить, тем более, что это в моих интересах: во-первых, устраню опасность, грозящую собственной семье, во-вторых, избавлю от неприятностей Владимира Владимировича и Санька. Особенно Санька! Пусть я совсем не люблю его, просто хорошо отношусь…
«Ты в этом уверена? - ехидно прокомментировал Шелди. – Совсем-совсем не любишь?»
-Не лезь, бессовестный! – залившись краской, прошипела я. - Это не твое дело.
«А чье же?!» - искренне удивился пес.
Я тяжело вздохнула. Конечно, Шелди – прекрасное существо. Но, чтобы общаться с ним, нужны железные нервы!
Итак, с чего нам начать? Прежде всего, надо пристроить в какую-нибудь больницу охранника… Стоп!!! А где…
Вздрогнув, я огляделась по сторонам.
«Наконец-то заметила, слава тебе, господи! – сокрушенно вздохнул ротвейлер. – И часу не прошло! Ну, женщины… Успокойся, с Михаилом все в порядке, его Костя увез».
-Что за Костя?
«Константин Багров, наш начальник службы безопасности, - снисходительно пояснил пес. – Шеф звонил ему, пока ты наводила красоту в ванной. Джип Санька отправили в сервис, а охранника Костя повез на своей машине, в больницу. Он мужик ушлый, все устроит в лучшем виде. Тем более, шеф велел бабок не жалеть: чтобы отдельная палата с хорошим уходом, ну, и с охраной, само собой…»
-С охраной? Зачем?
Ротвейлер испустил тяжелый вздох, воздев глаза к небу, то есть, к потолку «неотложки»:
«Элементарно, Ватсон!!! Михаил – важный свидетель. Мы хотим, чтобы он, придя в себя, все вспомнил… Ну, кто принес письмо, и все такое. А хочет ли этого Мориарти?»
Пристыженная, я умолкла. Возразить было нечего. Это же надо, самой не додуматься до простейшей вещи! Узнать, куда доставили пострадавшего, нетрудно. А для такого человека, как профессор Мориарти, это вообще пара пустяков. И кто тогда помешает его головорезам убрать ненужного свидетеля? Медсестра с капельницей, или санитарка со шваброй? Конечно, Михаилу нужна охрана! Я чуть не заплакала от огорчения. Только решила стать сыщиком, и сразу сглупила, на ровном месте!
Микроавтобус вдруг затормозил.
-Приехали, барышня! - неестественно вежливым голосом обратился ко мне шофер.
-Куда? – растерялась я, все еще расстроенная своей оплошностью.
-К вам домой, разумеется, - пояснил Владимир Владимирович. – Как договаривались.
Я прильнула к окошку. Точно, наш двор! И знакомая скамейка, возле подъезда… Увы, она была до отказа заполнена старушками-соседками, во главе с первой дворовой ворчуньей и сплетницей Розалией Львовной! Ну, зачем бабки вылезли на улицу в такое пекло?! Ведь у каждой целый ворох болячек, посидели бы дома до вечера, пока жара спадет, так нет же, не дождешься…
Будто по команде, они повернули головы и уставились на «неотложку», стараясь угадать, к кому она приехала. Я досадливо скрипнула зубами. Нечего и думать показаться им на глаза во врачихиной униформе: пристанут, как пиявки, с расспросами, а нам лишняя шумиха абсолютно без надобности. Делать нечего, придется переодеваться прямо здесь, в микроавтобусе.
-Ну что, будем выносить? – с той же наждачной вежливостью поинтересовался водитель, кивнув в сторону спящей врачихи.
Санек уже потянулся к дверце, но я перехватила его руку.
-Задерните шторки! Загородите лобовое стекло! – принялась раздавать я указания командным голосом. – И отвернитесь! Мне надо переодеться самой и переодеть пациентку.
Мужики безропотно исполнили приказ. Шелди попробовал сделать вид, будто к нему это не относится, но я так взглянула на него, что пес стремительно развернулся на пятой точке.
«Нашла, чего стесняться… - недовольно пробурчал наглый ротвейлер. – Можно подумать, я не знаю, как устроена баба!»
Мне так хотелось поскорее избавиться от чужой опостылевшей одежды, что я даже не прикрикнула на пса. Но дала себе слово, что при первой же возможности проведу с ним воспитательную работу.
Тесные штаны врачихи, глубоко врезавшиеся в кожу, оставили на боках и животе саднящую, ярко-розовую полосу, будто меня хлестнули узкой плетью, или проводом. Я со страдальческой гримасой, тихо постанывая сквозь стиснутые зубы, растерла ее ладонями, потом с трудом стянула такой же тесный, липнувший к телу верх униформы, сняла кроссовки, еще раз строго предупредила мужчин, чтобы не вздумали подглядывать, и занялась докторшей.
Та тихо посапывала, изредка причмокивая губами и улыбаясь. Я кое-как стянула с нее свою блузку, затем расстегнула и стала стаскивать юбку. Улыбка сделалась гораздо шире, докторша даже заурчала, как сытая довольная кошка. Видимо, ей снилось что-то очень приятное. Надо же, какой крепкий сон! Да, пожалуй, я переборщила с дозой, наверняка хватило бы и одной ампулы. Кто же знал, что димедрол на нее так подействует… И ведь не чувствует ничего, абсолютно ничего! Ее раздевают, а ей хоть бы хны. А потом удивляются: с чего это живот растет, ветром, что ли надуло?!
Эта мысль пришла мне в голову как раз в тот момент, когда я, освободив врачиху от моей юбки, решила подтянуть ей сбившиеся трусики. Все мое тело затряслось от беззвучного хохота, руки задрожали, и… Пальцы случайно – совершенно случайно, честное слово!!! – дотронулись до самого укромного местечка докторши. В ту же секунду ее бедра внезапно сдвинулись, крепко обхватив кисть моей руки.
-А-а-ааа… - тихо простонала докторша, выгнув спину. Ее рот приоткрылся, соски крохотных грудок вытянулись отвердевшими столбиками.
Будто ужаленная, я хотела отдернуть руку, но не смогла: она была зажата, как в тисках. Моля бога, чтобы мужчины не подглядывали, я потянула сильнее, потом еще сильнее…
-Продолжай! – низким стонущим голосом произнесла вдруг врачиха. – Не останавливайся!..
Разумеется, все три мужика тотчас обернулись! Шелди – тоже.
Как я в тот момент не провалилась сквозь землю… точнее, сквозь пол микроавтобуса, до сих пор не понимаю. Лицо обдало таким обжигающим жаром, будто загорелись щеки и уши. Мало того, что мужики увидели меня практически голой (тоненькие кружевные трусики и полупрозрачный лифчик едва ли можно считать одеждой), но еще в столь …гм… щекотливой ситуации! Схватив свободной рукой блузку, я прижала ее к груди, одновременно пытаясь освободиться от врачихиных «объятий». Но та лишь крепче сжимала бедра, глухо постанывая во сне.
Слава богу, у представителей сильного пола хватило ума тут же принять прежнюю позу. Их напряженные спины и смущенное кряхтение говорили сами за себя. Мужики как дети – что видят, о том и думают.
«Вот поэтому от нее и ушел муж… - с тоской подумал Шелди. – Несчастный хозяин! Нашел, в кого влюбиться!..»
Яростно скрипнув зубами, я изо всех сил рванула зажатую руку, и она наконец-то подалась…
-Еще!.. - простонала докторша, раскинув ноги.
-Кх-х-ммм – закашлялся Санек, заерзав на месте.
«Безобразие! – вознегодовал Шелди. – Ни стыда, ни совести! При четырех свидетелях!»
Красная, как вареный рак, я торопливо натянула на себя одежду, всунула ноги в туфли, схватила сумочку и выскочила наружу, чуть не наступив на пса и едва не сорвав дверцу с петель. Шелди чудом успел шарахнуться в сторону и остался невредимым. Дверь тоже уцелела, правда, заметно перекосилась.
Я побежала к подъезду, злая, как сто тысяч чертей, задыхаясь от жгучей обиды и стыда. Сейчас мне хотелось только одного: влететь в квартиру и запереться на все замки, чтобы не видеть ни глупой врачихи, ни наглого ротвейлера, ни Санька с Владимиром Владимировичем…
-Викуся! – завопил Санек, бросаясь следом. – Погоди!
«Остановись, ради бога! – взвыл ротвейлер, нагоняя меня огромными прыжками. – Упадешь, расшибешься! Ох, горе мое горькое…»
-Да пошли вы все!!! – не оборачиваясь, яростно заорала я, лишь чудом не уточнив, куда именно.
Бабки на скамеечке дружно ахнули, выпучив глаза, Розалию Львовну вообще чуть удар не хватил. Такой Вики Победоносцевой они еще ни разу не видели. Всегда сдержанная, застенчивая тихоня превратилась в разъяренную фурию.
-Прикрываем ее одеждой и выносим, осторожно! – донесся сзади голос Владимира Владимировича. – Нам на четвертый этаж, в пятнадцатую квартиру.
-Блин, опять лишняя работа… - гнусаво захрипел шофер. – А за дверь кто заплатит?!
Несмотря на свое состояние, я удивилась: как он узнал номер нашей квартиры? И тут моя правая нога подломилась, будто попала в глубокую ямку. Я, потеряв равновесие, полетела вперед, нелепо размахивая сумочкой и зажмурившись от страха. Где-то глубоко мелькнула мысль: «ну, вот, сейчас ударюсь головой, и дар снова исчезнет…»
Санек каким-то чудом успел поймать меня на лету. Поставил на ноги, прижал к груди – осторожно, но крепко.
-Викуся! Ну, чего ты, в самом деле… - забормотал он, тяжело дыша. – Прямо как маленькая!
-Отпусти, дурак! – взвыла я, тщетно стараясь вырваться из его лапищ. – Сейчас же отпусти! Ненавижу!
-Чего обзываешься?! – вскинулся обиженный Санек, по-прежнему не разжимая объятий. – Почему это я дурак?
-Потому! – зарыдала я, молотя кулачками по крепкой, как железо, груди. – Сам дурак, и пес твой дурак, и пиджак у тебя дурацкий!..
«Вот вам людская благодарность…» - горестно вздохнул Шелди.
-А пиджак-то при чем?! – вконец растерялся Санек.
-При том!!! Такие давно не носят! Вы… Вы просто… Два кретина! Как вы могли подумать! За кого… - задохнувшись от негодования, я на секунду остановилась, чтобы глотнуть воздуху. – За кого вы меня приняли?!
«За кого надо, - сурово припечатал Шелди. - Сами все видели, своими глазами!»
-Видели, да ни черта не поняли! – возопила я дурным голосом. – Запомните, идиоты, я не лесбиянка!
Со стороны скамейки донесся общий страдальческий вздох, вырвавшийся из нескольких пар дряблых грудей. Можно представить, какое лицо было у Розалии Львовны!
К счастью, вмешался подоспевший Владимир Владимирович:
-Санек, быстро бери ее на руки, и на четвертый этаж! Повторяю, быстро! А вы, гражданочки, чего глаза вытаращили? Виктория Валентиновна перенесла тяжелое потрясение, сама не понимает, что говорит… Ей нужно успокоиться, прийти в себя.
Я вовсе не хотела, чтобы меня брали на руки, и высказалась по этому поводу прямо и недвусмысленно. Но мой протест нагло проигнорировали. Санек поднял меня как пушинку и понес, не обращая ни малейшего внимания на негодующие вопли и угрозы. Шелди семенил сбоку, непрерывно повторяя:
«Золотце мое, ну зачем так психовать! Береги здоровье, нервные клетки не восстанавливаются!»
-А что случилось-то? – донесся сзади голос Розалии Львовны. – Авария?
-Нет, - отозвался Владимир Владимирович.
-Поругалась с мужем? Вроде утром у них был скандал…
-Да… то есть, нет!
-Она потеряла деньги?
-Нет!
-Значит, ее ограбили? – не унималась въедливая соседка.
-Нет!!
-Избили?
-Нет!!!
-Изнасиловали? – продолжала допытываться чертова бабка.
Я попыталась спрыгнуть и вернуться, чтобы высказать Розалии Львовне все, что про нее думаю, но мои усилия были пресечены в зародыше:
-Куда?! Сиди смирно! – зло прошипел Санек, крепче стиснув объятия.
Испуганная, я притихла. И молчала очень долго. Пока мы не поднялись на второй этаж.
-Ты действительно ничего не понял! Имей в виду, у меня с ориентацией все в порядке! Я никакая не «розовая»!
«Конечно, ты не розовая, золотце, только не нервничай! – тут же влез неугомонный ротвейлер. – Черная, зеленая, красная, какая угодно! Хоть голубая…»
Хорошо, что у меня руки были плотно прижаты к туловищу, не то я швырнула бы в него сумочкой.
-Да, конечно! – каменным голосом произнес Санек. – Мы не хиппи и не панки, мы подружки, просто дружим…
-О господи! – чуть не зарыдала я. – Ну, что сделать, чтобы ты поверил?!
Санек как-то подозрительно вздрогнул и смущенно закашлялся. Я сочла за лучшее умолкнуть, и держала язык за зубами рекордное время – пока мы не добрались до двери нашей квартиры на четвертом этаже. Там Санек поставил меня на ноги, зачем-то продолжая поддерживать одной рукой за локоть:
-Доставай ключи, отпирай.
Шумно пыхтя, вслед за нами по лестнице поднимались мужчины с носилками. Я рылась в сумочке, пытаясь отыскать ключи, и никак не могла их найти. Перерыла все содержимое, проверила боковые кармашки – тщетно.
-Ну, скоро ты там? – недовольно поинтересовался Санек, по-прежнему не выпуская мой локоть. – Чего копаешься?
Терпеть не могу, когда меня подгоняют! Особенно, если я и без того раздражена.
-Отпусти руку, мне неудобно! – сердито огрызнулась я, хотя прекрасно понимала, что Санек тут не при чем.
-Как хочешь, - пожал он плечами.
В следующую секунду моя правая нога, будто подрубленная, снова провалилась в пустоту. Я ахнула, отчаянно замахала руками, пытаясь удержать равновесие, и выпустила сумочку. Она перевернулась в воздухе и шлепнулась на пол, выбросив все содержимое: косметичку, мобильный телефон, расческу, зеркальце, носовой платок, помаду, записную книжку и пару коробочек с крайне необходимыми, но отнюдь не предназначенными для мужских глаз вещами… По закону подлости, на самом верху этой «кучи малы» оказались, разумеется, пропавшие ключи!
-Ты что, спятила?! – прошипел Санек, сверкнув глазами, и снова схватил меня в свои медвежьи объятия. – Хватит сцены устраивать!
-Какие сцены? – чуть не заплакала я.
-Такие, блин!.. Внизу чудом башку не разбила, еле успел поймать, и снова за свое?! У тебя же каблук отлетел, дуреха! И не говори, что не заметила, все равно не поверю!
Я округлившимися глазами уставилась на свои туфли. Точно, правый каблук отсутствовал! Так вот почему я споткнулась у подъезда и полетела головой вперед…
«Нет худа без добра, ключи-то нашлись, – снова влез ротвейлер. – Но, мне кажется, в квартире раздаются какие-то странные звуки!»
Клянусь, пес был прав! Металлический лязг, на который я сначала не обратила внимания, раздавался, бесспорно, за нашей дверью! Теперь он звучал еще громче, отчетливее… Я снова почувствовала, как противный холодок разливается в животе. Неужели к нам залезли воры? Или, того хуже, люди профессора?!
Тяжело дыша, мужчины осторожно опустили носилки с докторшей на пол. Та, безмятежно улыбаясь, продолжала спать. Владимир Владимирович, судя по всему, успел договориться о чем-то с шофером, и теперь, переведя дух, раздавал указания:
-Как вернетесь, сразу же доложите руководству…
-Не беспокойтесь, доложу. Слово в слово.
-Если Дарье будут грозить неприятности, тут же позвоните мне!
-Обязательно.
-Т-с-с-ссс! – зашипела я. – В квартире посторонние! Наверное, бандиты профессора Мориарти!
«Р-р-ррр!» - зловеще зарычал Шелди, оскалив клыки.
Шофер, опасливо оглянувшись по сторонам, забормотал:
-Гоните бабки и визитку, быстренько, мне пора! Дашку помог донести, перед начальством отмажу, а больше ни о чем не договаривались!
Владимир Владимирович, с трудом сдерживая брезгливую гримасу, протянул ему визитную карточку и несколько зеленых бумажек.
Водитель, схватив и то и другое, побежал вниз по лестнице, потом вдруг обернулся:
-Эй, верните носилки!
-Вон!!! – прошипел Санек таким страшным шепотом, что шофера как ветром сдуло.
Владимир Владимирович подобрал с пола ключи, я торопливо сгребла все прочее добро в сумочку.
-Сними туфли! – негромко приказал мне Санек. – Со сломанным каблуком все равно не набегаешься.
Я повиновалась. Санек полез за пазуху и, к моему ужасу, вытащил здоровенный пистолет. Мне как-то сразу стало ясно, что он настоящий, и заряжен. К тому же явно не холостыми патронами…
«Р-р-ррр!» - снова заворчал Шелди, напрягшись, как перед прыжком.
-Санечка, не надо! – взмолилась я прерывающимся шепотом. – Давай лучше вызовем милицию!
Меня бил ледяной озноб, причем явно не из-за того, что я стояла босыми ногами на кафельных плитках.
-К черту ментовку! – злым шепотом отозвался Санек. – Сам управлюсь. Открывай, только тихо!
Владимир Владимирович протянул мне ключи.
У меня так тряслись руки, что я не сразу попала в скважину нижнего замка.
-Он не заперт! – слабо пискнула я.
-Ну, так отпирай верхний! И сразу же отскочи в сторону!
Второй замок тоже оказался отпертым. Потрясенная такой наглостью непрошенных визитеров – это же надо, расположиться в чужой квартире, даже не заперев дверь, - я лишилась дара речи. Но Санек сам догадался, в чем дело.
-Отойди-ка, - шепнул он, легко отодвинув меня своей ручищей. – Шелди, фас!
Он рывком распахнул дверь и ворвался в квартиру вслед за ротвейлером, держа пистолет двумя руками перед собой, точь-в-точь, как в фильмах про мафию и спецслужбы.
-Руки вверх! – раздался его могучий рык. – Лицом к стене, ноги на ши… Уа-о-о-о-ыыы….
Пронзительный, жалобный визг Шелди и сдавленный стон Санька слились воедино. Потом раздались два глухих удара – один очень громкий, второй не очень – и наступило зловещее затишье, прерываемое все тем же металлическим лязгом…
-Бежим отсюда, быстро! – прошептал Владимир Владимирович, хватая меня за руку. – Надо позвать на помощь!
Потрясенная и перепуганная, я не успела даже понять, что он мне говорил, как из квартиры донесся торжествующий, скрипучий голос:
-Х-ха! Есть еще порох в пороховницах!
У меня подогнулись ноги. Я бессильно привалилась спиной к стене, закатив глаза. Господи, что угодно, только не это!
Владимир Владимирович дергал меня за рукав, что-то настойчиво требуя. Я не реагировала. Потрясение было слишком сильным и абсолютно внезапным. Как раз таким, из-за которого может исчезнуть волшебный дар… Стоп!!! А если…
Я с ужасом и бессильной злостью осознала, что именно это и случилось. Мое сознание вновь окутала плотная, непроницаемая дымка.
-Возьмите себя в руки! – продолжал шептать Владимир Владимирович. – Надо спасаться! Вы правы, там наверняка люди профессора…
-Хуже! – сквозь слезы произнесла я. – В тысячу раз хуже! Там дядя Фима из Новороссийска.

---------------------------------
Конец первой части.

О, я не знала, что вы тоже пишите!

Mariacur писал(а): ↑

16 авг 2018, 19:54

О, я не знала, что вы тоже пишите!

viewforum.php?f=159 - у Бориса и своя страница есть на сайте!

Котыч писал(а): ↑

16 авг 2018, 21:45

Mariacur писал(а): ↑

16 авг 2018, 19:54

О, я не знала, что вы тоже пишите!

viewforum.php?f=159 - у Бориса и своя страница есть на сайте!

Спасибо)))