Алекс Рауд "Вспыхнувшая искра"
Добавлено: 02 окт 2016, 18:39
Название: "Вспыхнувшая искра"
Автор: Алекс Рауд
Жанр: фэнтези, приключения
Серия: "Магия фэнтези", "Колдовские миры"
Статус: в процессе
Объем произведения на данный момент: 6 авт. л.
Вспыхнувшая искра
Пролог
Айгар тяжело дышал. Карабкаться вверх по камням было трудно. Слишком рано поседевшие волосы лезли в лицо, сбитые в кровь пальцы соскальзывали с уступов. В конце концов он оступился и, ушибив колено, скатился на высоту своего роста.
Внизу кричали уже почти догнавшие Айгара охотники. Бросив взгляд на склон горы, он заметил, что многие пришли в доспехах. Наверное, считали, что он не один. Хотя он и в одиночку вполне мог противостоять целой сотне – его не зря называли лучшим магом в стране, а то и во всем мире. Жаль, он потерял слишком много сил, чтобы правда быть лучшим.
Айгар прижался к земле и начал судорожно вырисовывать на колене нат, убирающий боль. Руки дрожали. Перед глазами все расплывалось от усталости. Из-за этого линии никак не складывались в узор, который еще несколько дней назад он мог бы повторить даже во сне. На третьем разе Айгар нечаянно зацепил свежую рану на ноге, и она полыхнула болью. Досада и страдание захлестнули мужчину с такой силой, что он тихонько завыл.
Неправильно, все неправильно! Схема почти закончена. Какое право имели эти люди мешать ему? Он изменил мир, а что делали они? Только лезли под руки, твердя, что он сошел с ума, что он все уничтожит. Недоумки! Он дал им шанс выжить. Нет, гораздо больше – он дал им цель. Объединиться, вместо того чтобы сгинуть всем в кровавой войне. Как они не понимают, что противостоять стихии лучше, чем друг другу? Природа честна. Она никогда не притворяется и не втыкает нож в спину.
В отличие от этих отродьев зла.
Айгар стиснул зубы и полез дальше, проклиная преследователей и события последних дней. Судьба поставила ему подножку в тот момент, когда он готовился ее сломать. Позавчера схема обернулась против собственного создателя – горы сотряслись неожиданным землетрясением, и на том самом месте, где Айгар поставил свой шатер, разверзлась гигантская щель. Он спасся только чудом, хотя уже через час понял, что на самом деле его постигло проклятие.
Расселина поглотила его бессмертие. Или же его смерть – зависит от того, как посмотреть. Его гениальное изобретение. Изобретение, идею которого так и не смог оценить Эшах!
Мысли путались. Работа над изобретением и необходимость прятаться от старого друга – теперь злейшего врага – истощила Айгара так, что он пугался собственного отражения. Теперь он жалел о том, что некому стало предупредить его о переходе за черту, но еще месяц назад ему это казалось благословением богов. Как же – его ведь никто не отвлекал! Что случилось с большей частью друзей, он, увлеченный процессом творения, не помнил. То ли они сбежали, то ли погибли, то ли продолжали его дело на других краях континента.
Континента, который Айгар разделил. Это было гениально!
Он засмеялся истерическим, захлебывающимся смехом. Люди у подножия услышали его и заторопились. По долине разнесся мужской крик:
- Айгар! Проклятый безумец, остановись! Ты еще можешь получить прощение!
Ему даже не понадобилось оглядываться и смотреть на извивающиеся линии ната Эшаха, чтобы понять: старый друг лжет. После того как из-за схемы Айгара погибло столько людей, никакого прощения быть могло.
Он подтянулся на руках и влез на плоский выступ скалы. Рядом темнела глубокая щель – гора обрывалась шагов на тридцать вниз. Добрался! Если он не ошибся в расчетах, его вечная жизнь – или смерть – должны быть где-то там.
Айгар огляделся, выискивая пологий спуск, и нервно вздрогнул, когда мимо просвистела стрела. Охотники с легкостью поднимались по склону, умудряясь при этом стрелять. Там, где седой мужчина едва полз, они почти что бежали. Если бы он не шел таким извилистым путем, то успел бы гораздо раньше. Но в этом, естественно, крылся особый смысл. Айгар ничего не делал просто так.
Спуск виднелся слишком далеко, чтобы удалось туда попасть раньше преследователей, а каждая пядь тела невыносимо болела. Айгар задумался, не обрушить ли на охотников свой магический гнев прямо сейчас, но они рассредоточились по склону и пока не все из них находились в пределах его досягаемости. А если кто-то выживет, то спокойно обыскать расселину уже не даст. Надо было еще немного подождать.
Очередная стрела пролетела в опасной близости от Айгара, поколебав его решимость. Он дернулся – и ногу свело судорогой. К счастью, снизу раздался резкий окрик. Эшах заметил, что враг одинок и безоружен, и потребовал прекратить стрельбу.
Старый друг, конечно, поднялся первым. Во взгляде Эшаха, одетого в начищенные и укрепленные натами доспехи, промелькнула жалость к измотанному и окровавленному человеку перед собой. Айгара от нее замутило. Сейчас он выглядит хуже, но их талант сравнить невозможно. Даже в таком состоянии он умнее и хитрее бывшего ученика.
- Приказ о моем немедленном умерщвлении отменен? – язвительно спросил Айгар, мельком удивившись, как слабо звучит его некогда сильный голос. Сколько дней он уже ни с кем не разговаривал? – Неужели вы оценили мою идею и хотите воздать мне заслуженные почести?
- От мгновенной казни тебя, подонок, спасает только одно – причиненный тобой вред можешь исправить только ты, - огрызнулся Эшах. Он указал пальцем на юг, где бушевала гроза с огненными смерчами. – Твое творение? Сомневаюсь, что кто-то из твоих ручных псов на такое способен. Там погибли десять моих людей!
- Тебе нужно было лучше учиться. Тогда бы ты смог их защитить.
Широкоплечий мужчина в железном нагруднике, из-за которого он казался еще больше, угрожающе шагнул вперед. Айгар сделал вид, будто пятится назад, а на самом деле провел дополнительную линию к едва различимому на земле узору.
По склону поднялись еще несколько человек. Трое из них подняли вверх луки, готовясь чуть что выстрелить во врага. Айгар заглянул за их спины, высматривая, сколько охотников осталось позади. Еще немного – и все они попадут в его сеть.
Предвкушая победу, он снова засмеялся. Тонкие надменные губы Эшаха скривились.
- Взять его. Не давайте ему шевелить пальцами. Помните о том, что его наты могут стереть вас в порошок.
Двое мужчин отделились от спутников и начали приближаться к Айгару. Пора!
Он вывел носком сапога замысловатый крюк на земле и отпрыгнул в сторону. Склон содрогнулся, и только благодаря этому грудь Айгара не пронзила стрела.
Воздух наполнился истошными воплями. Гора развалилась на куски, а он все никак не мог сдержать сумасшедшее хихиканье. Эшах провалился в разверзшуюся под ним дыру с растерянным видом – дурак даже не успел понять, что происходит! Беспокойство охватило Айгара лишь на мгновение, когда он сообразил, что камни осыпаются и под ним. Кажется, он перестарался с величиной узора.
Площадка, на которой стоял Айгар, внезапно с громким треском перекосилась и раскололась надвое. Он с ужасом ощутил, что поверхность уходит из-под ног, а сам он падает в тот самый разлом, где только что исчез Эшах и еще четверо охотников.
Айгар завыл, пытаясь уцепиться хоть за какой-нибудь выступ. Что за несправедливость! Он же хотел всех спасти, почему боги отворачиваются от него? Может быть, из ревности, что он сам едва не стал богом? Если бы только успеть закончить начатое!..
Перед ударом об землю ему вдруг пришла успокаивающая мысль. Его труд будет завершен. Настолько великие дела не могут оставаться незавершенными. Либо это сделает сам Айгар – в следующей жизни, либо это сделают его потомки.
Мир обязательно будет уничтожен.
* * *
Три тысячи лет спустя
Звуки мерно падающих из клепсидры капель убаюкивали. Чтобы не заснуть, Кирдит принялся выстругивать безделушку. Укрепленный магией нож – ненадолго одолженная слугой собственность хозяина – входил в древесину, как в масло. Дело пошло споро, и Кирдит даже испугался, не увлечется ли он настолько, что пропустит биение Сердца мира.
Прохлопать его было никак нельзя, иначе хозяин снимет голову. Не то что бы он был очень злобным, наоборот, добрее других аристократов в Ардавайре, просто к точному времени относился трепетно. Кирдит, выросший в деревне и живший в крупном городе всего два года, до сих пор не мог понять, зачем так нужны эти часы. Но аристократы на то и аристократы, чтобы у них были причуды. А тут сегодня маленький сын господина чуть не испортил механизм клепсидры. Починить-то его хозяин починил, но время сбилось. «Высокая честь» ждать до полуночи, когда все уже заснут, и долить в устройство воды выпала, как назло, Кирдиту. Он один из немногих слуг, кто умел читать, а значит, по всеобщему разумению, был умнее других.
Он отложил фигурку, в очертаниях которой намечался пузатый ящер-тяжеловоз, поправил заплывшую воском свечку и тихонько прошелся по комнате. В окне виднелись защищавшие от бурь стены Ардавайра, над которыми зависла косо усмехающаяся луна. Срок подходил.
Кирдит взял в руки чашку с жидкостью, откинул крышку механизма и встал над ним. Биение должно было вот-вот случиться. Оно всегда приходило издалека, со слабым гулом, будто где-то под землей ударили в колокол. Слегка вздрагивали вещи – могли звякнуть медные чаны на кухне или развешанные на стенах инструменты. Так земля напоминала, что она жива, что люди на ней – всего лишь гости, а она будет жить еще долго, не в пример дольше всяких крестьян.
Жрец – самый образованный человек в родной деревне – говорил, что Сердце в землю вложил бог Иль, чтобы она стала живородить и чтобы на ней появились растения и животные. А в городе гулял совсем другой слух, крамольный – что Сердце создали маги и потом спрятали неизвестно где, потому что из-за него началась кровавая война. Где тут правда, Кирдит не знал. Истории сходились только в одном – когда оно остановится, миру наступит конец. Но это, конечно, произойдет еще нескоро, Кирдит был уверен. И еще он мечтал, что ему когда-нибудь хоть разочек доведется посмотреть на такое чудо. В деревне и так ему завидовали, что он вырвался в Ардавайр, а тут он бы вообще героем стал…
Заныла затекшая рука. Очнувшись от мечтаний, он сообразил, что времени прошло уже достаточно, а биения до сих пор не было. Продремал он его, что ли? Похоже на то. И наверняка как раз в тот момент, когда увлекся строганием. Эх, беда… Накажет хозяин! Хорошо, если не велит плетей выдать. Кирдит с досадой вернул чашку на стол и, пригорюнившись, уставился в окно. Как бы так выпросить у хозяина, чтобы его не секли, а дали исправить свою ошибку? Завтра уж точно не пропустит стук!
Но больше его не было. Ни завтра, ни послезавтра – никогда. Вместо него появились жестокие бури, которых в этот сезон не должно быть. И Кирдит стал одним из первых в Ардавайре, кто обреченно сказал: «Истинно говорю вам: наступает конец света».
1. Раб
3-й год Тихого огня в Шердааре
Кирка со звоном опустилась на камень. Затем еще раз. И еще. На землю посыпался щебень. Смахнув его в сторону, чтобы не мешался, Таш продолжил толочь валун.
По лицу ручьями тек пот. В карьере было невыносимо жарко, и, судя по завывающим звукам, где-то наверху, в скалах, зарождался новый огненный вихрь. Невзирая на опасность, с места никто не двигался, в том числе и Таш. Каторжане работают, пока им не прикажут бежать в укрытие. Иначе быть не может.
Он отколол от валуна крупный кусок, сбросил его в железную емкость и продолжил размахивать киркой, игнорируя протяжный вой над головой. Несколько десятков мужчин вокруг поступали точно так же. Труд отуплял, не оставляя сил на мысли и беспокойство. Таш даже не помнил, какой сейчас день – десятый или тринадцатый от начала лета, а может быть, уже двадцатый?
Первые месяцы на рудниках Тирвиша он еще отсчитывал сутки с того момента, как попал сюда. Потом череда одинаковых дней, проводимых с киркой, слилась в сплошную пелену. Для многих каторжан пребывание здесь обрывалось в считанные часы – только самые выносливые приспосабливались к тяжелой работе под палящим солнцем. Кое-кто, кого доставляли с равнины, угасал за несколько суток, так и не успев привыкнуть к разреженному горному воздуху. Таш привык. Его бойцовское тело, казалось, могло приноровиться к чему угодно.
Наверху загудел горн – наблюдатель просигналил, что вихрь уже близко. Тотчас раздались выкрики надсмотрщиков. Первыми к тоннелю-убежищу бросилась группа мужчин, работавших в левой части карьера. Таш сглотнул, но с места не сдвинулся.
Каторжан уводили по очереди, чтобы они в спешке не передавили друг друга, то есть не повредили королевское имущество. Тот надсмотрщик, который отвечал за невольников в правой стороне карьера, где находился и Таш, знак уходить пока не подал, а побежать без приказа было невозможно. Этого не позволял ошейник, настолько легкий, что его вес почти не ощущался, и в то же время неподъемным грузом висевший на шее. Точнее, даже не сам ошейник. Виной всему был нат – магический иероглиф, который заставлял рабов исполнять все приказы хозяев.
Наблюдая за толкущимися у входа в укрытие мужчинами, Таш оглядел скалы. Горячий ветер уже трепал его отросшие темные волосы, но языков пламени, предваряющих появление вихря, пока видно не было. Заб – напарник – сделал то же самое.
- Думаешь, все успеют? – с беспокойством спросил он.
- Куда денутся…
- В прошлый раз делись двое, - напомнил Заб. – Сезон Тихого огня заканчивается, вихри непредсказуемы и становятся все злее.
- Период, - поправил Таш. – Период Тихого огня. И дело не в нем, а в том, что Сердце мира перестало биться.
Напарник, поморщившись, кивнул. Он всегда раздражался, когда его ловили на путанице в сезонах и периодах. Ну а Таш не понимал, как можно забыть, что лето или зима – это сезон, а период – это несколько лет, когда в стране устанавливалась примерно одинаковая погода. В Силане сейчас длился период Ураганов, за которым придут четыре года Слабых ветров, а в Шердааре шли годы Тихого огня, которые сменятся периодом Пожаров. Летоисчисление по признакам погоды для простого народа оказывалось намного важнее, чем официальное, от каких-то там дат или восшествия на престол короля. Ураганы и пожары сильнее влияли на жизнь крестьян, чем далекий правитель, которого никто никогда не видел. И как можно этого не знать…
Хотя что там, Заб даже про Сердце мира не помнил – такую же постоянную вещь, как солнце.
Он вообще был странным. Его светло-серые глаза ничем не отличались от глаз коренных жителей Силана, но кожа отливала медью, как у шердов, а волосы словно покрывал слой пепла, как у жителей Каменных земель. Говорил при этом Заб без малейшего акцента на всех трех языках – по крайней мере на силанском и шердском точно. Однако откуда у напарника такие познания, никто не знал. В том числе и он сам.
Его приволокли на рудники около года назад, чуть позже, чем Таша. Появление Заба вызвало оживление, которое разбавило пресную на события жизнь каторжан, поэтому и врезалось в память. Надсмотрщики сопровождали каждого новичка смачным перечислением прегрешений, за которые его и отправили на каторгу.
Когда привезли Заба, не объявили вообще ничего. Даже имени. Просто кинули его в общую клетку – и все. Как потом выяснилось, его и обвинить-то было толком не в чем. Да и зачем эти формальности с обвинениями? Все его тело покрывали татуировки с одним-единственным иероглифом – «забвение», который подозрительно походил на наты, которыми пользуются маги. А так как к разгуливающим на свободе магам в Силане отношение было особенным, это само по себе стало серьезной провинностью, и Заба от греха подальше решили отправить в Тирвиш. Повезло еще – могли казнить сразу, но пожалели. Он отличался крепким здоровьем, а таких предпочитали отсылать на рудники.
Сам Заб к этому ничего добавить не мог. Он помнил о себе лишь то, что однажды очнулся окровавленный, с незажившими татуировками, прямо на улице в незнакомом городе. Вот и вся его вина.
Горн загудел снова, подгоняя надсмотрщиков. Кто-то из рабов закричал, указывая наверх. Таш поднял голову и заметил, как черные камни на краю карьера лижет пламя. Огненный вихрь – проклятие пограничных гор между Силаном и Шердааром – достиг рудников.
В тот же момент порыв ветра закружил пыль, которой в карьере было в избытке, и швырнул ее в лицо Ташу. Он зажмурился, протирая ослепшие от слез глаза. Как не вовремя!
- Марш в тоннель! – заревел надсмотрщик.
Карьер заполнил отдававшийся от стен топот обутых в сандалии ног. Таш, не видевший ни зги, сделал шаг в ту сторону, откуда звучал голос. Он бы добежал, следуя за другими каторжанами, но кто-то вдруг сбил его с ног. Нарочно – Таш ощутил толчок и подсечку, служившую среди рабов распространенной местью за обиды. Однако такое случалось постоянно, а вот другое Ташу казалось более серьезной проблемой. Когда он упал, из руки, звякнув о камни, выпала кирка. Чья-то нога отпихнула ее в сторону. Нечаянно или нет – оставалось лишь гадать.
Бросать ее было нельзя. Деревянная ручка превратится в угли, а за порчу инструментов надсмотрщики драли с рабов семь шкур, так что Таш пополз за киркой. Кто-то из опаздывающих пробежался ему по тыльной стороне ладони. Таш зашипел от боли.
- Живее, твари! – орал надсмотрщик.
Ветер стал уже нестерпимо жарким, а скалы гудели, раскаляясь. Руку, которая касалась земли, лизнул огонь, и Таш ее отдернул. Сердце против воли забилось быстрее, дыхание участилось. Кирка все никак не нашаривалась. Чувствуя, что от страха он перестает мыслить разумно, Таш заставил себя наконец-то протереть глаза.
И замер.
Он видел огненные смерчи, и всегда это зрелище его гипнотизировало. Однако еще ни разу Таш не наблюдал вихрь настолько близко – на границе карьера.
От самых его ног по плоскому низу рудника и огромным каменным ступеням высотой в рост человека плясали язычки пламени, похожие на огоньки свечей. Чем ближе к северному краю карьера, где в небо устремлялся пестро-рыжий столп, тем больше они становились, облизывая стенки горной выработки красными великанскими язычищами. Ветер разгонял их, раззадоривая и увеличивая в размерах, вынуждая сбиваться и присоединяться к шумящему, потрескивающему вихрю, который шел, струясь, прямо к руднику.
Таш хорошо себе представлял, что сейчас будет. Рудник затопит пламенем, а потом воронка поволочет все плохо лежащие вещи: инструменты, брошенные тележки – дальше в горы. Мог он захватить и людей. Вихрь казался достаточно крупным для этого. Крупнее, чем в прошлый раз, когда двух человек всего лишь протащило по дну карьера, сорвав с них тележку, под которой они прятались. Смерч они не пережили.
Что случится с ним, Таш подумать не успел. В плечо вцепились чьи-то пальцы, дернувшие его вверх.
- Поднимайся! Ну же!
Радость, вспыхнувшая на долю мгновения из-за того, что кто-то задержался ради него, сменилась досадой, когда Таш узнал голос Заба.
Напарник корчил лицо. Огонь, кусавший за икры, жалил его сильнее, чем Таша. Может быть, у Заба и была примесь крови шердов, но к этой стихии он был чувствителен совсем не так, как настоящие жители Огненных земель. От того, что на Таше не оставляло ни единого следа, Заб покрывался волдырями, как обыкновенный силанец, а это значило, что любая задержка по дороге к укрытию обойдется ему в десять раз дороже.
Больше Заб ничего не говорил, только стал настойчивее тянуть напарника. Наверное, опасался обжечь горло. Жарить и впрямь стало почти невыносимо. Если они за несколько вдохов не добегут до убежища, дышать им будет нечем.
Умирать Таш не хотел. И еще больше ему не хотелось, чтобы на его совести лежала жизнь Заба. Хватит тех жизней, за которые его сюда отправили.
Когда он вскочил, вокруг него взметнулась пыль. Она так и не осела на землю, увлеченная в ревущий поток пламени. Бежал Таш первым – теперь уже он тащил за собой Заба, захлебывающегося, загребающего сандалиями грязь, а за их спиной полыхал настоящий пожар.
Они влетели в тоннель вместе со струями пламени, которые, как щупальца морского чудовища, за их спинами отрубил надсмотрщик, дернув рычаг и захлопнув вертикально закрывающуюся дверь. Таш, тяжело дыша, рухнул на холодный каменный пол. Заб повалился рядом. Из полутьмы, поблескивая испуганными глазами, на них смотрели другие рабы.
Похоже, успели все. По крайней мере, на этом уровне рудника.
- Мать вашу за ногу, что вы так долго? – орал сзади Кордан – лысый мужчина, под чьим надзором они находились. – Я уж думал – всё, конец вам! Что вы там возились?
Ни Таш, ни Заб не ответили, зная, что он вопит просто потому, что привык. Кордан любил поголосить, но при этом был едва ли не единственным надсмотрщиком в Тирвише, который относился к рабам, как к людям.
В этот момент в металлическую дверь что-то ударило, и Кордан опасливо скосил на нее глаз.
- Дерьмо дерьмищное… Как быстро все в этот раз, я аж сам едва добежал. Ну, что с вами тут? Инструменты сберегли – молодцы.
Он бесцеремонно развернул закашлявшегося Заба на спину и придирчиво его оглядел. Каторжане работали без рубашек, в одних штанах, и покраснения на его теле, грозящие вздуться пузырями, видно стало сразу. Они нальются жидкостью, будут дико болеть, и в полную силу Заб, как раньше, работать уже не сможет. Надсмотрщик сдвинул брови.
- Дерьмо, - повторил он. – Но жить будешь. Вали на свое место. А ты…
Таш перевернулся и встал, не дожидаясь приказа. Кордан поморщился.
- А тебя и сама смерть не возьмет. Целый?
- Я – да, но Забу нужна мазь.
- Ишь, умный какой, - хотя Кордан прищурился, злобы в его голосе не было – так, дежурное ехидство. – Нету мази. Обойдетесь без нее, пока наверх не выйдем. А теперь положи кирку и марш к стене.
Основная клятва заставила его развернуться против воли, и ноги сами зашагали в сторону. Рядом ковылял, тихо охая, Заб. Похоже, ему обожгло стопы. Таша тоже прихватило, хотя и не сильно. Сандалии, которые изготавливали для каторжан, так истончились, что через них чувствовались все шероховатости пола, не говоря уж о раскаленной земле. О жизнях рабов в Тирвише заботились, но не больше. Да и то не всегда. Мази, например, в нужные моменты не оказывалось под рукой…
Таш сжал кулаки – единственное, что он мог сделать. Кордан был не самым злобным из надсмотрщиков, он искренне волновался за королевское имущество и вряд ли стал бы обманывать насчет лекарства.
- Зачем ты пошел за мной? – спросил Таш у напарника.
- Затем, что я не позволю погибнуть другу, - серьезно сказал Заб.
Таш намеренно громко фыркнул. Да уж. От его желания на каторге ничего не зависело. Но Заб… Это же Заб. Единственный человек из всего собранного здесь отребья, который не забыл, что такое честь. Даже если забыл все остальное, а вел себя временами, как ребенок.
Они дошли до своих мест и уселись между другими каторжанами. Свет тусклой масляной лампы отражался на вспотевшей коже соседей, которые отдыхали, вытянув ноги в проходе, и тихо переговариваясь. Впрочем, большинство из тех тридцати человек, которые находились в тоннеле, молчало – на болтовню не хватало сил.
Не было их и у Таша, к тому же после того, как он чуть не поджарился в вихре, трепать языком отсутствовало всякое желание. Он откинул голову назад и собрался подремать. На руднике крепкий сон удавался редко, так что короткую передышку хотелось использовать на него.
Однако задремать Таш не успел. Стоило ему закрыть глаза, как в проходе снова послышали шаги. На сей раз звук был не таким, какой издают сандалии каторжан. Надсмотрщики? Что им тут понадобилось? Как правило, они сразу уходили в боковой тоннель с обустроенной для них комнатой и перекидывались там в карты, пока не минет смерч.
Шаги прошаркали перед Ташем и вдруг замерли.
- Вставай.
Он вздрогнул и поднял веки, испугавшись, что обращаются к нему. Но нет – надсмотрщики стояли перед Забом.
Их было двое. Неразлучные друзья Ханреб и Свош, которые нанялись в Тирвиш дней пять назад. Судя по обрывкам чужих разговоров, они служили солдатами, но что-то у них не задалось и теперь они пришли работать сюда, мучить каторжников. Кордан по сравнению с ними был святым.
- Вставай, говорю. И хватит на меня так пялиться.
Поджарый Свош – заводила в этой компании – пнул Заба в икру. По спине Таша пробежали мурашки, когда он повернулся к рабу.
Он опять смотрел своим особенным взглядом. Как будто перед ним был не человек, а какая-то вещь, шкатулка, которую надо тщательно изучить. Заб становился при этом отрешенным, пропадая где-то внутри себя и возвращаясь, только если его хорошенько толкнуть. Этот взгляд других невольников пугал.
- Не надо, - шепотом сказал Заб, поднимаясь.
Быстрый и сильный удар в живот заставил его проглотить последний слог и ненадолго задохнуться. Каторжники, мгновенно догадавшись, к чему идет дело, расползлись в разные стороны. Таш, казалось, всего лишь моргнул, а уже остался возле Заба в одиночестве. Вмешиваться в стычку с надсмотрщиками рабы не хотели, да и не могли.
- Не надо, - громко повторил Кордан слова Заба. Надзиратель застыл возле бокового тоннеля и хмуро наблюдал за товарищами. – Что вам с этого парня? Яйца Иля, он и без вас сдохнет через полгода-год!
- Я хочу ему помочь, - процедил Свош. – Мне кажется, этот маленький поганый хранитель тут мучается. Зачем страдать целых полгода, если можно покончить с этим прямо сейчас. Да, Ханреб?
Здоровяк ростом с довольно высокого Заба многозначительно кивнул, пристально следя за Корданом.
- Хозяин об этом узнает. Вылетишь еще и из Тирвиша, - мрачно пообещал тот. – По-твоему, это дерьмо того стоит?
- Убить сволочь-хранителя? Да чтоб меня, я буду героем, если сделаю это.
Кордан переступил с ноги на ногу, а потом махнул рукой и скрылся в коридоре. Видимо, решил, что получить пару переломов от двух крепких ребят из-за раба – чересчур высокая цена для чистой совести. Заб посмотрел на уходящего надсмотрщика с горечью.
- Я не х…
И снова удар согнул его пополам. На сей раз бил Ханреб. Таш стиснул зубы. Ему бы тоже следовало отойти, но он медлил. Заб не бросил его на милость смерча, и подводить друга сейчас было настоящим предательством. Не у одного него здесь сохранились представления о чести.
- Вы идиоты? – прошипел Таш. – Если бы он был сбежавшим магом, как вы думаете, он бы дал отправить себя на каторгу? Стал бы терпеть издевательства каждый день от таких пещерных ящериц, как вы?
- На простых людей магические писульки не рисуют, - парировал поджарый, увлекшись пинками и даже не заметив оскорбление. – Говорят, это маги вырыли Сердце мира и остановили его. Они хотят уничтожить весь мир! Так ведь, Ханреб?
Тот согласно промычал и наградил Заба еще одним тумаком. Вид корчащегося раба явно доставлял ему удовольствие. Похоже, они со Свошем намеревались издеваться над ним еще долго, потом бросив умирать или сломав шею. Хотя в последнем Таш сомневался. Взгляды у надсмотрщиков, принявшихся методично молотить жертву, были безумными.
Радовало его только одно. Свош, новичок в Тирвише, забыл, что он может приказать второму рабу молчать. А это значило, что у Таша есть крохотная возможность отвлечь на себя надсмотрщиков, и тогда, может быть, тогда Забу перепадет меньше. О том, что они способны убить сразу двоих рабов, Ташу думать не хотелось.
Он тоже встал.
- Какое отношение эта брехня имеет к Забу? – прорычал он, обращаясь к поджарому.
Тот оторвался от избиения напарника и повернулся к Ташу. В белесых глазах силанца, цветом почти сливавшихся с белками, огнем еще более жарким, чем бушевавший снаружи смерч, полыхнула ненависть.
- Какое отношение, да? А вот какое. Ты был когда-нибудь в деревне Ассенверт? Был? Нет? Слышал хотя бы? Ах, слышал. А вот мы с Ханребом, - он кивнул на здоровяка, - там были. В ту самую ночь, когда его поджарили проклятые хранители, которых нам приказали отловить. Их было всего двое. Двое, слышишь? Один подросток в обгаженных портках и размалеванных шмоточках из той самой обители, откуда он сбежал, и один хранитель, который помог ему это сделать. Полымя стояло такое, ничуть не хуже, чем в карьере только что. А гореть там было и нечему… Нечему, понимаешь? Почти весь наш отряд погиб из-за двух хранителей. Матерью клянусь, правду говорят, что это маги наложили проклятье на наши земли, что они горят огнем, сдуваются ветрами и трясутся в землетрясениях. Они мечтают уничтожить нас всех и теперь уже даже до Сердца мира добрались. Руку на отсечение дам, что так и есть. А этот твой напарничек с татуировками если не один из них, то с ними дела имел. Вот пускай и получит за это.
- Бред! – Таш оскалил зубы. – То, о чем ты говоришь, ни одному магу уже давно не под силу. Да и стали бы, по-твоему, друзья так с ним поступать – наносить татуировки, лишать памяти? Ясно же, что он им враг!
- Ты мне язык не заговаривай, - огрызнулся Свош. – Я видел то, что видел, и Ханреб тоже. Мы после этого по миру пошли, и тому, кто скажет, что я брешу, я вырву язык. Так что жди своей очереди, недоумок. Раз уж ты у нас так любишь хранителей, отправишься в могилу следом за ним.
Он отвернулся и продолжил бить Заба, который уже терял сознание и не падал лишь потому, что его придерживал Ханреб. От досады хотелось выть. И здоровяк не отвлекся, и поджарый, похоже, только раззадорился. Словами делу было не помочь.
Заб, не способный даже заслониться, давно сполз на пол и сплевывал кровь. В Тирвише часто кто-то умирал, но эти кто-то не были напарниками, теми, кого Таш привык защищать. Он с первых дней, возясь с Забом, которому приходилось объяснять простейшие вещи, решил, что будет его оберегать. Исполнять предназначение, для которого его и превратили в бойца.
Лишиться этого снова он не мог. И, глубоко вдохнув, прибегнул к крайнему способу пресечь драку, даже если это будет стоить ему жизни.
Он заорал. Так истошно, что захрипело внутри, зато вопль будоражил кровь, пробуждал в груди бешеное пламя. Таш не останавливался до тех пор, пока не закончился воздух, а в глазах не потемнело. Эта пелена, заволокшая перед ним весь тоннель, так и не пропала после того, как он судорожно вздохнул. А когда Таш вдохнул еще и еще, быстро, с короткими перерывами, она превратилась в знакомое кровавое марево.
У него начинался припадок. После предыдущего осталось несколько трупов, а Таша приговорили к каторге. Ничего, пусть будут еще мертвецы. Такое уж у него предназначение – убивать.
Помутнение обрушилось на разум стремительным потоком. Таш успел только осознать, что выдергивает обломанными ногтями камень из стены. Дальше все окутал мрак.
2. Жена
4-й год Ураганов в Силане
3-й год Тихого огня в Шердааре
12-й день лета
Солнце резало глаза. Подавив досаду, Лаана прикрыла их рукой и оглядела каменистые горные вершины. Поганое место. И погода такая же. В жаркие летние дни риск попасть в огненный вихрь многократно повышался, а яркий свет мешал вовремя разглядеть его признаки.
Именно это сейчас и случилось с караваном Лааны. Уж на что они были осторожны, но пропустили вихрь прямо у себя под носом. Пламя разделило группу людей, загнало их в разные пещеры – вырытые на узкой горной дороге убежища – и едва не попортило товары. Благо Лаана ходила здесь уже не первый раз и знала, что, когда заканчивается период Тихого огня, их нужно оборачивать особой пропитанной тканью в два раза.
Да и Кеш бы с ними, с товарами. Потери на этом тракте – дело естественное, а единственно важный для Лааны обоз защитили так, что ему не было страшно никакое бедствие. Люди – вот что ее беспокоило больше всего. Если проклятые вихри лишат ее последних рабов и охранников, вести караван станет некому. Вот тогда-то и начнутся настоящие проблемы.
- Ну? – спросила Лаана у Гиссерта, пятидесятилетнего мужчины, который подошел к ней сбоку.
Помощник, необычно морщинистый для силанца в таком возрасте, развел руками.
- Одного нашли, молодая госпожа. Забился в щель между камнями, и огнем его почти не тронуло. Так, пара ожогов.
- Работать он сможет?
Гиссерт отвел взгляд.
- Сможет, молодая госпожа, да толку от него будет мало.
Лаана едва сдержала грязное ругательство. С тех пор как она вышла замуж за силанского аристократа, позволять себе подобные выходки стало нельзя. Но иногда так хотелось! Особенно когда проблемы преследовали ее одна за другой.
- А что второй пропавший?
- Пока не нашли. Я отправил двух человек обыскать восточный склон, но паренек не показался до сих пор…
Она кивнула, разрешая не продолжать. После того как вихрь развеялся, прошло достаточно времени, чтобы живой и здоровый человек покинул укрытие и вернулся к каравану. Скорее всего, раб сгорел или покалечился. Лучше, конечно, последнее.
Гиссерт часто говорил, что в путешествиях его хозяйку не узнать – она сбрасывала с себя весь лоск, необходимый в аристократическом обществе, и старалась мыслить исключительно практически. Так, как учил отец, рассчитывающий, что дочь продолжит его занятие. Лаана изо всех сил старалась ему подражать и смотреть на караванщиков только как на рабочие руки, которые либо справляются со своим заданием, либо нет. Однако у ее семьи, в отличие от силанцев, никогда не было рабов.
Спрос со свободного человека совсем другой. Тот, кто нанимается сопровождать караван по опасному пути из Шердаара в Силан через горы, знает, на что идет. По крайней мере, он сам делает выбор. А за невольников выбирали хозяева – в данном случае Лаана. Может быть, в этом следовало винить ее мягкое женское сердце, может быть, отторжение к рабству, которого не существовало на ее родной земле, но она не хотела, чтобы на ее совести были человеческие жизни.
- Вон он! Вон! – кричал один из рабов.
Мгновенно сорвавшись с места, она проскользнула между крытыми обозами и первой подскочила к мужчине, который указывал на что-то внизу обрыва. Дорога пролегала по самому его краю, и, когда Лаана склонилась над ним, вниз посыпался гравий.
- Где? – спросила она, пытаясь разглядеть карабкающуюся человеческую фигуру.
Пока что Лаана видела только склон и почерневшие от постоянных огненных вихрей камни.
- Вон там, возле валуна с выемкой, госпожа.
Она прищурилась – и все-таки крепко выбранилась. Юноша, наверное, свалился с обрыва, когда все засуетились и стали разбегаться в поисках убежища. Повезло, если он сразу свернул шею. От его одежды остались только лохмотья, через которые виднелась обугленная плоть.
Стянув с волос платок, который неприятно пах пропиткой, Лаана выпрямилась и вытерла вспотевший лоб. Ну вот, очередной человек погиб. С начала пути она лишилась уже шестерых: четверых пришлось оставить в Шердааре, причем троих – из-за болезни, которая подкосила караванщиков, а двое потом сгорели в смерчах. Лаана надеялась, что на этом все закончится, но молитвы оказались тщетными. А ведь караван прошел всего половину пути.
Столько людей она не теряла никогда. Лаана с детства ездила этой дорогой, самой короткой до Силана, и ей были известны все укрытия, все хитрости, которые позволяли сберечь человеческие жизни, пусть даже ценой товара. Конечно, если пытаться преодолеть горы в период Пожаров, то умершие могли исчисляться десятками, но период Тихого огня еще не закончился, а вихри возникали с такой частотой, будто он давно миновал! Да и в Силане период Ураганов начался на сезон раньше, чем обычно. Нет, правду все-таки говорят проповедники. С тех пор как остановилось Сердце мира, природа сошла с ума.
- Госпожа, как прикажете поступить с телом?
Лаана оглянулась на Гиссерта. Сухонький помощник терялся на фоне могучих караванщиков, отобранных нарочно для трудного пути, но его голос с легкостью перекрывал поднятый рабами гам.
- Тихо! – прикрикнула Лаана. – Подготовьте обозы к отправлению и ждите меня. Гиссерт, на пару слов.
Шум как отрезало. Все без лишних объяснений догадались, что похорон, даже символических, не будет, иначе бы хозяйка не потребовала возвращаться к работе. Лица некоторых рабов, которые тоже стояли у края дороги и горько вздыхали над погибшим спутником, исказились, но возражать никто не стал. Не потому, что они понимали, насколько опасно задерживаться на тракте, а потому, что не представляли, как можно спорить с господами. Впрочем, это не мешало им выказывать неодобрение другими способами.
Лаана покачала головой, наблюдая за тем, как рабы расходятся по местам и в гнетущем молчании начинают проверять упряжи. Какой-нибудь другой хозяин мог бы наказать их даже за такое проявление неудовольствия, но в доме эс-Мирд к рабам относились снисходительно.
Помощник с обеспокоенным видом последовал за госпожой. Похоже, он хотел с ней поговорить не меньше, чем она с ним.
- У нас не хватает людей, - сказал Гиссерт, как только они отошли туда, где их не слышали рабы и возчики. – Если мы не найдем еще хотя бы пару человек, а шердский огонь продолжит забирать рабов, мы намертво застрянем на каком-нибудь перевале. Тогда прощай, прибыль! А ваш муж в следующий раз может не отпустить вас вести караван…
Она поморщилась. Гиссерт знал, на что надавить. Он верно служил эс-Мирдам всю жизнь, и ему были известны такие подробности, о которых сама Лаана никому ни за что бы не рассказала. И, в отличие от рабов, на его шее не красовался магический ошейник, так что он мог пользоваться этим, как хотел. Впрочем, Лаана и не подумала его одергивать. Гиссерт искренне хотел добра, к тому же у него был гораздо более обширный опыт путешествий, поэтому к нему стоило прислушаться.
- Не нагнетай. Лучше скажи, что ты предлагаешь.
- Недалеко отсюда поворот к рудникам Тирвиша.
Лаана застонала.
- Это незаконно! У меня и так будут проблемы с моей особой партией, а ты хочешь, чтобы я окончательно завязла в объяснениях со стражей!
Белесые силанские глаза мужчины, сверкавшие на покрытом пылью и сажей лице, укоризненно посмотрели на хозяйку.
- А у нас разве есть выбор, молодая госпожа? Да и кому взбредет в голову донимать вас расспросами, почему у кого-то из ваших слуг за время поездки стало чуть больше шрамов? Это же рабы!
Заметив, как она скривилась, Гиссерт поспешно добавил:
- У вашей семьи хорошая репутация. Даже если какой-нибудь стражник о чем-то догадается, он подумает: «Зачем бы уважаемой Ли Лаане эс-Мирд вести дела с такими грязными скотами, как на рудниках Тирвиша? Нет, это невозможно!»
Девушка фыркнула. Не то что дом эс-Мирд – вообще мало кто в здравом уме стал бы покупать рабов на рудниках.
Из-за магических ошейников рабам редко доводилось совершать преступления, а если их на этом ловили, то, как правило, тут же убивали. В основном на каторгу ссылали свободных мужчин, которые с этого момента навсегда становились невольниками. Подразумевалось, что до самой смерти им из карьеров не выйти, но ушлые работорговцы найдут лазейку везде, где только можно. Так на рудниках и начала потихоньку процветать незаконная продажа людей.
К этому факту Лаана относилась равнодушно – убийцы и насильники заслуживали худшего. Тем более она не собиралась ими приторговывать. Ей не нравилась сама мысль играться жизнями людей, а покупать преступников для себя было глупой идеей. Большинство каторжан болели всеми возможными болезнями и находились на последнем издыхании, здоровые же не умели и не желали работать. Их можно было заставить, но потом ловить на себе странные взгляды и гадать, что за дикие фантазии в мозгу у этого человека… Нет, это не для нее.
И все же Гиссерт был прав. Чем меньше караванщиков, тем больше шансов, что драгоценный груз пропадет в горах. Из преступников потом тоже можно будет вытянуть пользу – внутри у Лааны забилась жилка торговца, и в памяти сразу всплыли имена людей, которые не будут задавать лишних вопросов при покупке раба. Не исключено, что при этом удастся покрыть все издержки…
- Ладно, - неохотно согласилась она. – Иди к возницам и предупреди их, что мы свернем к Тирвишу. И молись великому Илаану, чтобы нам не подсунули заморышей.
Поклонившись, Гиссерт убежал с удивительным для пожилого человека проворством. Лаана помедлила, тоскливо глядя на обожженный труп юноши в обрыве.
Ох, не стоило ей связываться с этим грузом, тем более в такое опасное время. Что-то еще будет…
Отправлено спустя 55 секунд:
3. Жена
12-й день лета
Тент мягко колыхался от ветра. Хотя наступил вечер, жара, обычно случавшаяся после вихря, до сих пор не спала, и Лаана лениво обмахивалась веером. За спиной замер Гиссерт, а за ним – два охранника каравана. Они ждали уже достаточно долго, чтобы устать.
- Ну? – выразительно произнесла Лаана, глядя на стоявшего перед ней надсмотрщика по имени Кордан.
Хотелось, чтобы мужчина занервничал, но он даже не почесался. Только обнажил желтоватые зубы в услужливой улыбке.
- Сейчас-сейчас, все будет. Подождите, милостивая госпожа.
Она едва сдержалась от того, чтобы фыркнуть. Нехорошо было показывать продавцу свое презрение до того, как он отдаст товар, а раздражало Лаану в Тирвише буквально все.
Этот лязг кирок, гулко разносившийся над горами, - надзиратели выгнали рабов трудиться, даже не успев убрать оставшийся после вихря бардак. Эта скала, так удобно закрывавшая от гостей глубокую яму в земле, где на нескольких уровнях рудника добывали железо преступники – большей частью грязные истощенные люди, на которых страшно было смотреть. Это смердение от немытых тел, казалось, заполнявшее всю долину. Кислое вино, которое тут держали для именитых посетителей и называли «отличнейшим, самым отличнейшим, милостивая госпожа». И, наконец, надсмотрщики.
Лаана предпочла бы иметь дело с главой Тирвиша. Рабы, которыми формально владела корона, фактически принадлежали ему, и он должен быть достаточно умен, чтобы организовать торговлю и не попадаться на этом долгие годы. С таким человеком было бы легко разговаривать, хотя и трудно торговаться. Однако выяснилось, что он отсутствует, а его заместитель, проводив гостей под тент, умчался обратно. Необычайно сильный вихрь, тот самый, из-за которого погиб мальчишка-караванщик, разрушил на руднике какую-то важную постройку, и без второго человека в Тирвише там было не обойтись. Такое отношение Лаану разочаровало. Похоже, недостатка в деньгах у владельцев этого маленького торгового предприятия не было, иначе бы ей уделили больше внимания. И уж точно не оставили бы с неотесанным надсмотрщиком Корданом.
Мужчина, чьих «подопечных» выставляли на продажу, был полноватым, с блестящей лысиной. Он носил просторную холщовую рубаху, которая пропиталась потом, и короткие, по колено длиной штаны. Из-за толстого кожаного пояса торчала плеть.
- Зачем она вам? – спросила Лаана, чтобы скоротать время. – Нат на ошейниках заставляет рабов выполнять почти любой приказ. Необходимость в жестоких наказаниях больше не нужна – стоит просто сказать им работать быстрее.
- Простите, госпожа, а как долго вы живете в Силане? – поинтересовался Кордан.
- Достаточно для того, чтобы знать, как обращаются с рабами, - сухо ответила она.
Взгляд Кордана переместился на охранявших ее мужчин. У каждого из них, кроме Гиссерта, на шее висел металлический обруч с натом. Надсмотрщик вытер платком взопревшую макушку.
- Простите, милостивая госпожа, не хотел вас оскорбить. Понимаете, преступники – это не обычные рабы. Кроме приказа им нужно… э… - он замолчал, наверное, подбирая правильное слово. Для него это, вероятно, было тяжелым трудом. Судя по паре брошенных в сторону фраз, надсмотрщик разговаривал исключительно бранью. – Воспитание – вот что им нужно.
- И без плети их никак не воспитать?
- Никак. Они же звери. Человеческого языка не понимают. То есть приказы-то выполняют, но всё стараются увильнуть. А от некоторых вещей их даже приказами отучить невозможно, только страхом, - Кордан хлопнул по кнуту. – Вот сегодня, например, такое дерь…
Он осекся, вспомнив, с кем разговаривает. От неловкой ситуации его спасло только то, что на тропе наконец-то появились люди.
- А вот и они, - обрадовался Кордан, указывая на вереницу выходящих из-за скалы рабов.
Лаане одного взгляда хватило определить, что никто из них в караван не годится. Заморенные, старые, больные… Впрочем, еще отец учил ее первому правилу торговли: сначала попытайся сплавить самый плохой товар, и если покупатель сразу его возьмет – сам дурак.
Она холодно посмотрела на Кордана, намеренно демонстрируя обиду.
- За кого вы меня держите? Мне нужны мужчины, которые смогут носить на себе тяжелые ящики. А это – жалкие доходяги, которые переломятся от веточки.
- Не обманывайтесь их видом, - стал увещевать он. – Они сильнее, чем кажутся. Вот, например, Сетердет…
Игнорируя надсмотрщика, который пытался не дать ей пообщаться с рабом, Лаана встала и подошла к человеку, которого Кордан назвал Сетердетом. Бородатого каторжника покрывали язвы.
- Я буду хорошо вам служить, госпожа! – тут же зачастил он. – Буду очень стараться…
- Помолчи. Давно у тебя эта болезнь?
В быстро поднятых и тут же опущенных глазах сверкнула и погасла надежда. Врать, даже если очень хотел, из-за Основной клятвы раб не мог.
- Давно…
- Ты был у лекаря? Это излечимо?
- Ага…
- А неизлечимые болезни у тебя есть?
- Чахотка…
Она развернулась к надсмотрщику. Тот уныло улыбался, поняв, что перед ним совсем не дура.
- Я тороплюсь, - резко произнесла Лаана. – Если здесь нет нужного мне товара, не морочьте мне голову. И уведите отсюда чахоточных, иначе я решу, что вы хотите зла дому эс-Мирд!
Кордан побледнел и засуетился, подталкивая каторжан к тропе. Гиссерт с легкой укоризной склонил голову, не одобряя поспешность хозяйки. Следовало сначала оценить этих рабов, показать надсмотрщику, что выбор ей не нравится, затем изучить следующую партию и уже потом приниматься за настоящее дело. Но торг по всем правилам займет не меньше нескольких часов – до самого заката, то есть каравану придется оставаться в Тирвише на ночевку. А это последнее, чего ей хотелось.
Лаана вернулась под тент. На сей раз ждать пришлось не так долго. Всего через четверть часа надсмотрщик привел новых мужчин, выглядевших если не здоровее, то, по крайней мере, крепче предыдущих. Они оказались и более чистыми. Лаана заскрипела зубами. Рабов явно начали подготавливать заранее, но тянули время, изматывая покупателя, чтобы он согласился на все что угодно.
Так или иначе, здесь уже было из чего выбирать. Лаана медленно прошлась перед рядом мужчин, одетых только в короткие штаны, внимательно осматривая и опрашивая каждого. Она чувствовала себя так, будто подыскивает нового скакового гарма в свой табун. Отвратительное ощущение.
Эти люди не были ездовыми животными, но в их глазах застыли такие же тоска и усталость, как у загнанных гармов. Они наперебой старались расписать свои преимущества. Некоторые вслух, некоторые молча, одними только взглядами умоляли: купи нас, избавь от страданий на этом проклятом Кешем руднике. Каждый такой взгляд разрывал ей сердце.
Они преступники, напомнила себе Лаана. Убийцы и грабители, которые получили по заслугам. А в Тирвиш ее привело дело, которое требует пары крепких мужчин, кем бы они ни были и чем до этого ни занимались.
Она заставила себя отвернуться от рабов и приблизилась к надсмотрщику.
- Одного я выбрала, но мне нужен второй человек. Подходящей кандидатуры я не вижу. Может быть, у вас есть еще кто-то, получше?
- Хорошие работники нужны нам самим, милостивая госпожа, - завел обычную для работорговцев сладкую песенку Кордан. – Кто же будет добывать железо для венценосного государя, если мы начнем раздавать всех сильных мужчин…
Солнце понемногу клонилось к горам. Лаана поморщилась.
- Я надбавлю цену, - она многозначительно хлопнула по толстому кошельку, который висел у нее на поясе. – И приведите их быстрее.
После намека на прибыль, которую можно было оставить в собственном кармане, Кордан стал двигаться раза в три живее. Правда, досталось от этого рабам – он вынудил их убегать с площадки мелкой трусцой. И все-таки каждый из них улучил момент, чтобы ненавидяще глянуть на единственного счастливчика, который остался на вершине холма. Лаана покачала головой. Кажется, сравнение с затравленными животными было слишком поспешным.
Лицо Гиссерта восторга тоже не выражало, хотя и по другой причине.
- Почему вы стремительно теряете все навыки торговли, когда дело доходит до покупки или продажи рабов? – задумчиво спросил он. – Вы потеряете на этой сделке раза в два больше, чем могли бы. Профессиональный торговец не может себе такого позволить.
- Я не профессиональный торговец, - пожала полуоголенным плечом Лаана. – Для этого у меня есть ты.
Он смущенно опустил выцветшие ресницы. Официально Гиссерт занимал должность главного писаря, а в действительности был торговым советником главы дома эс-Мирд. Это он на протяжении долгих лет вытягивал семью из бедности и налаживал отношения с купеческими кланами Шердаара. Можно сказать, если бы не Гиссерт и его деловая хватка, Лаана никогда не вышла бы замуж за Лердана и не породнилась с аристократами. И конечно, без его помощи никакой торговец из нее бы не получился. Отец хоть и учил ее азам, но делал это скорее из любви к своему искусству, а не потому, что всерьез рассчитывал воспитать преемницу. Единственная дочь обязана была продолжать род, а не носиться по миру неприкаянной, отчаянно торгуясь за каждую монетку.
Но так уж вышло, что у нее с этим планом не заладилось.
- Вы вполне могли бы стать профессионалом, если бы не поддавались чувствам, - пожурил Гиссерт. – Я же вижу, что вы просто переносите нераздаренную материнскую нежность на рабов. Если бы вы…
- Хватит, - отрезала она. – Два года прошло, перестань мне талдычить об этом!
Слуга едва слышно, по-стариковски что-то проворчал себе под нос. Настроение окончательно испортилось. Лаана ненавидела, когда кто-то вспоминал о смерти ее сына. Особенно ее злило, когда некоторые пытались ей рассказывать, что она должна делать со своей «нераздаренной нежностью» и как ей следует из-за этого переживать.
Когда на скале появились новые рабы – на сей раз действительно быстро, - никакого желания смотреть на них у Лааны уже не было. Тем не менее она пересилила себя и встала, отставив пустой кубок. Кислое вино отчего-то стало казаться прекрасным, соответствующим моменту напитком.
- Прошу вас, милостивая госпожа, - заворковал Кордан. – Как вы и просили, я привел самых выдающихся рабов.
В последнем надсмотрщик не солгал. Лаана с неожиданным для себя увлечением стала изучать этих людей.
Невольников насчитывалось всего четверо. Первый был здоровяком с нависающими бровями и тупым злобным лицом. Этого Лаана мысленно отмела сразу – весь его вид свидетельствовал о том, что увалень убил не одного человека и делал это с наслаждением. Такому на рудниках самое место. Второй был пепельноволосым исихом родом из пустынь на юге, наверное, военнопленным, так как по своей воле жители Каменных земель редко селились в ветреном Силане. Этого стоило взять на заметку – исихи славились недюжинной выносливостью. Третий на первый взгляд ничем не выделялся, но Кордан пояснил, что он кулачный боец, выдержавший немало схваток и вышедший из большинства победителем. А четвертый…
- Присмотритесь к нему повнимательнее, - шептал Кордан, вдруг решивший изображать коварного искусителя – роль, которая никак не вязалась с его грубой внешностью и удавалась из рук вон плохо. – В его крови смешались все народы Силлихшера. Он взял от них самые лучшие качества: выносливость исихов, силу шердов, крепкость силанцев, а от ллитов… - надсмотрщик запнулся, то ли спохватившись, что слишком заврался, то ли забыв, какие там у жителей побережья характерные черты. – Здоровье. Он взял от них могучее здоровье. В общем, госпожа, вы обратите на него отдельное внимание.
Он говорил так, будто этого человека можно было не заметить. Все тело раба, заходя с левой стороны даже на лицо, покрывали криво нанесенные татуировки с одним-единственным символом. Его значение Лаане было неизвестно, но она мгновенно узнала письменность магов.
- Наты? – ошеломленно спросила Лаана. – Что на нем делают магические иероглифы?
- А, да вы не волнуйтесь, - чересчур легкомысленно ответил Кордан. – Он не маг, его проверили перед тем, как отправить на каторгу. Того, что за ним придут хранители, тоже можете не опасаться. Он тут уже год и никому до сих пор был не нужен. Был бы нужен, за ним бы уже давно заявились.
Звучало это не очень вдохновляюще. Лаана проглотила тысячу готовящихся соскочить с языка вопросов и для начала медленно обошла вокруг невольника. Он в самом деле выглядел неплохо, ничуть не хуже жилистого исиха. Рослый, с четко обрисованными мускулами и несколькими старыми шрамами. Вид портили свежие ожоги и синяки, видимо, заполученные во время вихря, но их можно было вылечить. В остальном мужчина казался совершенно здоровым, хоть и исхудалым, как все каторжане.
А вот его взгляд был необычным. С добродушного лица на гостью Тирвиша смотрели умные светло-серые глаза. Тоже усталые, немного печальные, но не затравленные. Наоборот, любопытные.
- Как тебя зовут? – спросила Лаана.
- Забвение, - на хорошем силанском произнес он. – Но все называют меня Заб.
Какое удивительное имя. А его татуировки…
- Кто ты? Ты имеешь какое-то отношение к хранителям?
- Я не знаю.
Судя по всему, это был ответ сразу на оба вопроса.
- У него память отшибло, - встрял Кордан. – Ничего не помнит до того, как его нашли на улице и притащили в тюрьму. Я расскажу вам о нем…
Интерес Лааны к странному рабу разгорался сильнее с каждым словом надсмотрщика. Из них выходило, что Забвение работает за двоих, знает несколько языков, он сообразительный, беззлобный, но при этом наивный, как дитя. Едва ли не идеальный раб. И Кордан не приукрашивал – подтвердить его россказни Лаана заставила всех четырех невольников. Больше всего ее изумило, что сам Забвение даже не пытался расхвалить свои качества. Как будто он не хотел отсюда выйти.
Спросить его об этом Лаана решила напрямую.
- Кажется, ты не рад тому, что тебя могут купить. Разве тебе нравится на руднике?
- Нет, - раб склонился в извиняющейся позе. – Я буду счастлив выйти отсюда. Я только думал, что мое пребывание здесь может быть заслуженным. Я ведь ничего не помню о себе и не знаю, какое прегрешение я мог совершить, что меня покрыли этими татуировками.
Скромный, отметила Лаана. И речь у него совсем не как у простолюдинов. «Пребывание», «совершить прегрешение» - так мог бы разговаривать ученый или потомственный аристократ.
- Ты умеешь читать, писать?
- Не знаю. Здесь некому было проверить.
Лаана почти не сомневалась, что он умеет, но не помнит, как это делается. Если ее мнение верно, то это не раб, а настоящая находка.
К другим невольникам она уже даже не оборачивалась. Забвение был словно нарочно создан для помощи в ее деле. И не только для каравана. Потеря памяти наверняка была следствием того, что на него нанесли наты, а сделать нечто подобное могли лишь хранители. Если удастся хоть что-нибудь вытянуть про них из памяти Заба, Лаана станет еще на шаг ближе к своей цели, которой добивалась целых два года.
Может быть… Робкая мысль оборвалась, но Лаана вынудила себя ее закончить. Может быть, этот мужчина повлияет на судьбу всех рабов в Ардавайре.
- Сколько вы за него просите? – обратилась она к Кордану, отведя его в сторону.
Тот, почуяв благосклонность гостьи, потирал влажные от пота ладони.
- Двадцать серебряных коэтов.
- Сколько?!
Гиссерт многозначительно закашлялся.
- Заб хороший работник, - принялся оправдываться Кордан. – А мне надо будет как-то возместить убыток, ну и там подготовить покупную грамоту на него, поставить печать. Это ж, вы понимаете, недешево стоит.
- Послушайте, - Лаана прищурилась. – Вы бы не стали продавать раба, который очень нужен вам самим или потерю которого никак не восполнить. А вы стараетесь спихнуть мне его изо всех сил, и не притворяйтесь, что это не так. У него есть изъян, который вы скрываете. Но вот в чем хитрость: я могу спросить Забвение, что с ним не в порядке. Торг уже будет совсем другим, вы так не считаете?
Кордан несколько мгновений поколебался и в конце концов махнул рукой.
- А-а, что там скрывать. Если вы Заба не купите, его попросту убьют.
- Почему? – спросил Гиссерт, который покинул площадку под тентом и встал за спиной у хозяйки. У Лааны этот наставнический жест вызвал слабое раздражение, но она решила промолчать и не показывать надзирателю, что его собеседники могут быть в чем-то несогласными.
- Это же очевидно, - Кордан фыркнул. – Гляньте на него повнимательнее. Как по-вашему, эти татуировки делают его совсем не выделяющимся среди каторжан? Тут не все любят хранителей, милостивая госпожа. В том числе и надсмотрщики. Если вы его тут бросите, парня быстро в могилу сведут, честное слово.
- А вы-то с какой стати об этом беспокоитесь? – не выдержала Лаана.
Надсмотрщик, нежно заботящийся о каторжанах, - кому расскажи, ведь и не поверят.
- Думаете, мы в Тирвише все скоты, работаем на руднике, потому что нам охота над кем-то поизмываться? – горько усмехнулся Кордан. – Нет, ошибаетесь вы, госпожа. Мы тоже люди. Далеко не всем нам наср… все равно, что тут с кем будет. Сюда некоторых за кражу хлебных корок отправляют, вы знали? И вот эти парни долбят камни рядом с закоренелыми убийцами, которые вырезали в горах человек по десять путников за раз, едят одну и ту же кашу и подыхают одинаково. А этот вообще ничего не сделал, - он кивнул на Заба. – Не мне справедливость наших судей обсуждать, но что-то тут не все правильно. Человек он недурной. Жалко будет, если так просто его со свету сживут, а то ведь пытаются же.
- Вы продаете рабов первый раз, - утвердительно произнесла Лаана.
- Второй. Обычно этим занимается владелец Тирвиша, как вы понимаете.
Удивительны дела великого Илаана… Именно в тот единственный раз, когда Лаане довелось посетить рудники, ей попался сердобольный надсмотрщик, который старался спасти несправедливо осужденного человека. Похоже, не зря проповедники возле городских базаров кричат, что наступает конец света.
И все же это не повод разбрасываться деньгами.
- Один серебряный коэт.
- Пятнадцать, - цокнул языком Кордан.
- Госпожа, могу я обсудить с вами кое-что? – нервно спросил Гиссерт.
- Госпожа! – вдруг позвал ее Забвение. – Перед тем как вы решите, покупать меня или нет, позвольте мне высказать одну просьбу.
У него был мягкий голос с легким журчащим акцентом. Звучал он приятно, и Лаана обернулась к нему, успев заметить промелькнувшую в глазах Гиссерта досаду.
- В чем дело?
- Простите меня, я случайно услышал, что вам требуются два человека. В Тирвише есть еще один человек, которого не привели сюда, но который вам обязательно подойдет. Он шерд, воин, бывший телохранитель, выносливый и крепкий. Я… Я обязан ему жизнью. Я не уйду без Таша.
- Какая наглость! – ахнул Гиссерт.
Раб-здоровяк закатил глаза, грудь кулачного бойца задергалась от смеха. Кордан тихо выругался, помянув скальный мох, который кое у кого вместо мозгов. Лаана на несколько мгновений растерялась. Чтобы раб ставил условия своему покупателю? Немыслимо!
И тем не менее этот мужчина нравился ей все больше. Какая сила духа должна быть у того, кто выбирает мучения и тяжелую работу, лишь бы не расставаться с товарищем?
- Кто такой этот Таш? – поинтересовалась Лаана у Кордана. – Почему здесь его нет?
- Потому что мы его наказали за избиение надсмотрщика, - буркнул тот.
- Вы же не хотите сказать, что он смог ослушаться приказа…
- У него случилось помутнение рассудка, - пояснил Кордан. – Как у всех шердов бывает. Вам должно быть известно.
- Не у всех, - сухо поправила она.
В ашарей – «пробуждение души огня» по-шердски – впадали, как правило, только мужчины, хотя иногда он случался и у женщин. Так называли состояние безумия, в котором человек не контролировал себя и крушил все вокруг. А еще ашареями в Шердааре именовали самых умелых, непобедимых воинов, которые в битве внезапно ускоряли движения и теряли чувствительность. К сожалению, подобные воины встречались редко, и к счастью, приступы тоже бывали нечасто.
- Что с ним делали, что у него начался ашарей? – нахмурилась Лаана. – Били? Издевались?
- Он пытался защитить меня от надсмотрщика, - пояснил Забвение.
- Да сегодня день чудес, - пробормотала Лаана и, уже громче, добавила: - А я могу посмотреть на Таша?
- А вы возьмете Заба за десять серебра?
- Я же сказала, один серебряный коэт. И приведите этого шерда.
- А двоих за десять возьмете? Шерд – прирожденный воин.
- Госпожа! – прошипел Гиссерт, касаясь ее локтя.
Но она уже поддалась азарту, а вино и жара довершили дело. Лаана была уверена, что вытащить с каторги двух необычных рабов – ее святая обязанность.
- Три коэта.
- Хотя бы восемь, - настаивал надсмотрщик. – Таш может послужить вам не только как переносчик тяжестей, он умеет сражаться несколькими видами оружия.
- Четыре, но деньги отдам после того, как увижу его.
- Пять.
- По рукам!
Игнорируя страдальческий взгляд помощника, она улыбнулась не менее довольному Кордану. Пять серебряных монет – слишком много для двух каторжан, тем более что пока было непонятно, в каком состоянии Таш. И все же это была отличная сделка. Вполне возможно, что Заб окажется бесценен. Главное – никому не сообщать, как в действительности Лаана намеревалась его использовать.
Никому, кроме Эртанда, который должен знать, как вернуть ему память.
4. Маг
4-й год Ураганов в Силане
12-й день лета
Эртанд болтал ногами в воде и кидал в пруд камешки. Для тридцатидвухлетнего тината это вряд ли было подходящее занятие, но его никто не видел, а значит, можно было не опасаться упреков.
Не считая прислуги, в Ардавайрской обители жили двадцать тинатов. Из них больше половины были детьми, которых строем водили за собой наставники. Эртанду в свое время повезло – его признали негодным к обучению юных магов, поэтому вместо того, чтобы торчать в окружении вечно задающих вопросы, орущих, надоедливых мальчишек, он мог наслаждаться блаженной тишиной в саду. Это была одна из немногих вещей, которые ему нравились в обители.
Собственно, здешнему уголку с трудом подходило гордое название «сад» и уж точно он не шел ни в какое сравнение с садом в поместье эс-Мирдов, которое Эртанд помнил с детства. Родители украсили его растениями из Ллитальты: там были кусты с сочными зелеными листьями, цветы с крупными алыми бутонами, а несколько деревьев почти переросли дом. Здесь же… Местная, силанская флора всегда казалась Эртанду жалкой. Все низкое, стелющееся по земле, чтобы не вырвало с корнями при урагане, жесткое, оттенки одни и те же – тусклые, голубые, болотные или бурые. Скукота.
Однако несколько толстых стволов в форме бутылок со скудной кроной свое дело делали – помогали ему остаться в одиночестве. У детей сейчас шли занятия, а снующие туда-сюда слуги в сад захаживали редко. Разве что повар заглядывал сюда сорвать каких-нибудь травок для супа.
Вздохнув, Эртанд выбрал камешек из возвышающейся рядом горки и швырнул его в пруд. Попал прямо в центр. Промахнуться, честно говоря, было сложно. Размер водоема составлял всего пять шагов в длину и столько же в ширину. Глубина тоже не поражала воображение и была Эртанду по пояс – однажды он поскользнулся и проверил это опытным путем.
Наверное, в нем когда-то предполагалось разводить рыбок – скорее декоративных, потому что для тинатского стола размер прудика был маловат. Как бы там ни было, чистить его давно перестали, выложенное белыми плитками дно заросло илом, а в мутной воде, которая проглотила брошенный камушек, плавал мусор, попавший сюда во время сильной бури два дня назад. Хотя в пруде никто не мог жить, кроме улиток и других мелких насекомых, иногда Эртанду казалось, что там кто-то есть.
Этот кто-то тянул длинные тонкие щупальца к поверхности водоема и колыхался, как водоросль, даже когда ветер не беспокоил гладь пруда. Если Эртанд наклонял голову, не глядя на него прямо, то чудилось, что у существа в глубине круглое тельце, похожее на переплетение линий или глифов. Может быть, это нат пруда являлся одинокому созерцателю?
Нет, конечно, такое невозможно. Души вещей видели только самые одаренные тинаты – вроде тех, которые шестьсот лет назад развязали кровавую войну, разрушившую половину континента и после которой магов заперли в обителях. Хронисты писали, что участвовавшие в той войне маги взаимодействовали даже с натами людей, в то время как большинство сегодняшних тинатов могли лишь укреплять кухонные ножи и выполнять другие простейшие задачи. Зачаровывать рабские ошейники – и то умели немногие. Эртанд, к сожалению, входил в их число.
В центр пруда отправился новый камешек. Звук плеска скрыл за собой очередной вздох. Шанс покинуть обитель был лишь у средних тинатов – их забирали на государственную службу, туда, где без их присутствия было не обойтись. Слабых и сильных держали взаперти в местах вроде этого. Слабых – потому что они приносили слишком мало пользы, сильных – потому что их способностей боялись. У Эртанда талант имелся, но незаурядным его назвать было нельзя. Славу и успех тината Адареста, который около сорока лет назад изобрел нат, заставляющий рабов подчиняться каждому приказу господина, он не повторит.
А это значило, что всю оставшуюся жизнь у него не будет никаких перемен. Одни и те же высокие стены с выщербленными кое-где кирпичами, одна и та же посыпанная гравием дорожка между двумя главными зданиями обители, одни и те же люди…
Каждый раз, когда Эртанд об этом думал, сердце охватывала черная тоска. Он с детства жгуче завидовал хранителям, которые могли странствовать по всему Силлихшеру, несмотря на то что им приходилось скрываться от охотящихся за ними властей, даже сам мечтал удрать из обители и присоединиться к вольному братству. Вскоре, когда он осознал, что на самом деле приходится переживать беглецам, подобная перспектива его прельщать перестала. Тогда он стал надеяться, что его возьмут в помощь градоправителю Ардавайра. Но все разы из обители забирали других тинатов: угрюмого Хаса отправили помогать солдатам на границе с Шердааром, Сверета приписали к тюрьме, где он надевал на осужденных на каторгу рабские ошейники, а когда он заболел и умер, взяли Брефта…
Эртанду оставалось мечтать только о том, что после смерти Аствета, главы обители, управителем высший тинат выберет его. Тогда можно будет иногда ездить в другие обители или даже столицу!
Брызги от камня, с силой брошенного в пруд, разлетелись во все стороны. Доступное любому крестьянину для Эртанда, урожденного аристократа, было пределом всех мечтаний. Разве это не издевательство?
- Эрт! Ты где?
Он быстро вытащил ноги из воды, вытер их подолом робы и надел сандалии. Через минуту среди низкорослых деревьев появился запыхавшийся Улланд. Его полное лицо блестело от крапинок пота.
- Так и знал, что ты тут! Я тебя по всей обители ищу.
- Как будто я мог быть где-то еще, если меня нет в библиотеке.
- Да кто тебя разберет. Может, к Юссис пошел, а может, в тебе вдруг любовь к нашим юным ученикам проснулась.
Заметив, как скривился друг, Улланд добродушно рассмеялся. Сам он возиться с детьми любил – это напоминало ему о родном доме, где он оставил с десяток братьев и сестер.
- Так зачем ты меня звал? – спросил Эртанд, шагая по выводящей из сада дорожке.
- Гонцы приехали.
- От иерарха?..
В груди затеплилось, но сразу остыло, когда Улланд покачал головой.
- Нет, новую партию ошейников привезли. Развлечение для тебя на ближайшие вечера.
Да уж, развлечение. Эртанд поморщился. Правильно нанести сложные наты, которые ставились на обручи для рабов, могли не все зрелые, опытные тинаты, не говоря уж о молодых. В Ардавайрской обители это получалось лишь у двух человек. Первый из них, Аствет, долго хворал и десять дней назад отправился к Илю на небеса. Вторым был Эртанд.
Чудесно. Вся тяжелая работа ляжет на него.
Улланд подбадривающе похлопал его по плечу.
- Не печалься. Утешь себя мыслью, что это такая подготовка к исполнению обязанностей нашего главы.
- У Лейста ничуть не меньше шансов занять это место.
- Он хороший наставник, - задумчиво согласился тинат, вызвав у товарища легкую досаду. Мало кому понравится, когда хвалят его соперника. – Но он даже на веревку едва может нат нанести. У нас уже давно не было настолько слабых глав, так что сомневаюсь, что над нами поставят его.
- Как знать. Рекомендации Аствета никто не видел.
- Это да, - грустно протянул Улланд. – Хотел бы я уметь рисовать такие наты, каким он закрыл шкатулку с бумагами для иерарха.
В отличие от Эртанда, который метил на должность главы обители, ему вообще не на что было надеяться. Его способности ограничивались простейшими вещами – он мог укреплять однородные металлы, но уже со сплавами у него возникали проблемы. Наты, содержащие больше десяти линий, у Улланда выскальзывали и превращались в обычный иероглиф, какой мог нарисовать любой человек без таланта к магии. Впрочем, он не особенно расстраивался. Ему доверяли преподавать маленьким ученикам чтение, чистописание и другие необходимые тинатам науки – то, к чему у него и лежала душа.
Они прошли мимо двухэтажного белокаменного дома, в котором размещались комнаты тинатов, и остановились на развилке. Одна дорожка вела к библиотеке с учебными и рабочими помещениями, вторая – к столовой.
- Зайду перехвачу что-нибудь перед занятиями, - смущенно сказал Улланд.
Эртанд нарочито пристально оглядел его крупную фигуру. Слов не понадобилось – товарищ зарделся и без них.
- Ай, молчи. Я знаю, что Аствет был бы недоволен, но его-то теперь больше нет, нотации читать некому.
- Юссис на днях видела, как ты чуть не застрял в двери погреба.
- Вот болтунья… Я просто больше не буду туда ходить.
- Тяжко тебе придется, если главой обители стану не я. Не думаю, что Лейст позволит тебе распускаться.
Тот насупился. Эти двое недолюбливали друг друга с семи лет – с того самого момента, как попали в обитель. Эртанду иногда казалось, что враждовать им предначертано свыше. Какие иные могли возникнуть чувства между физически развитым деревенским мальчишкой и рыхлым городским? Двадцать с лишним лет, проведенные в одних стенах, примирить тинатов так и не смогли.
- Буду молиться, чтобы Аствета заменил ты, - невесело произнес Улланд.
Эртанд признательно кивнул.
Расставшись с товарищем, он направился к рабочим помещениям. По сложившемуся распорядку дня у него сейчас было свободное время, но медлить с партией ошейников значило разозлить градоправителя Ардавайра, а обитель во многом зависела от него. Выходить за пределы стен тинатам запрещалось, на слуг тоже налагались разнообразные запреты, и обеспечить всем необходимым сама себя обитель не могла. Градоправитель решал почти все: от вопросов продовольствия до того, насколько привлекательными будут новые служанки. Последнее особенно волновало сердца местных тинатов, среди которых были одни мужчины.
А еще градоправитель мог счесть, что насельники обители проявляют вольнодумие. О пересказываемых шепотом случаях, когда королевская стража заявлялась в обители, тинаты которых якобы посмели посочувствовать хранителям, Эртанду вспоминать не хотелось. Тем более о последней трагедии в Ассенверте. Сбежавший из тамошней обители мальчишка на пару с помогавшим ему хранителем уничтожил полселения и почти весь отряд посланных за беглецом солдат. Лаана – единственный человек, приносивший Эртанду из внешнего мира по-настоящему интересные новости, - рассказывала, что никакой обители возле Ассенверта больше нет. Ее насельников, после того как их посетила стража, никто больше не видел.
Ни сердить градоправителя, ни делиться с кем-то своими крамольными мыслями о симпатиях к хранителям Эртанд не собирался. Поэтому он быстро дошел до здания, миновал полутемный каменный коридор и толкнул дверь, за которой находилось рабочее помещение.
Достав с полки металлическое стило, покрытое узором из укрепляющего материал ната, Эртанд устроился за столом и взял первый ошейник. Слуги свое дело знали и для удобства уже придвинули ящики с обручами поближе. Эта мелочь его, однако, не обрадовала.
Ящиков было больше, чем обычно. У городской знати росли аппетиты в отношении рабов. С учетом того, что однажды надевшие ошейник обычно не снимали его до самой смерти, потому что сделать это без тината было невозможно, а освобождать невольников никто не торопился, их количество начинало внушать опасения. Только на прошлой неделе Эртанд обработал сотню обручей, а сегодня опять прислали не меньше. Ардавайр – крупный город. Самый крупный в этой части Силана, если быть точным. Но столько рабов в нем могло возникать каждую неделю только из воздуха. Может быть, конечно, градоправитель запасался впрок…
А хотя какая разница? Тинатов редко посвящали в планы, не касающиеся их крошечного мирка. Никто не считал это необходимым. Правила, которым они подчинялись, не менялись почти четыре сотни лет, и вряд ли что-то изменится теперь. На них не повлияло даже остановившееся Сердце мира.
Отбросив от себя суетные мысли, которые только раздражали, но не давали никаких полезных плодов, Эртанд погрузился работу. Заколдованное стило рисовало по железу, как чернилами по бумаге. Сложное переплетение линий в иероглифе, насчитывающем больше десяти атов – смыслов, каждый раз давалось все легче и постепенно превращалось в рутину. Сейчас не верилось, что первый раз к нату «раб» Эртанд подступался несколько дней. Тогда он еще зачем-то мечтал о выдающихся талантах и был страшно разочарован неудачей…
Дверь скрипнула. Погрузившийся в работу Эртанд вздрогнул.
- Лейст?.. Зашел помочь? – мгновенно справившись с удивлением, съязвил он.
Широкоплечий мужчина в темной робе, какие носили все тинаты, молча вошел в комнату и встал у окна, загородив свет. Эртанд нахмурился. Это не походило на Лейста. В обычное время он бы не менее ядовито ответил что-нибудь вроде «да, засомневался, что ты способен справиться сам». Может быть, ему надоело перебрасываться колкостями? В конце концов, они ерничали друг перед другом с самого детства, и набор словесных шипов не сильно отличался от раза к разу.
- Помнишь, Аствет говорил, что мы здесь, в обители, доживаем до седых волос, но остаемся детьми, которые готовы передраться из-за игрушки? – вдруг спросил Лейст.
- Еще он иногда говорил, что повзрослеть у нас просто нет возможности. Те, кто должен нас воспитывать, растут вместе с нами и внутри такие же дети, только наделенные гордым званием главы обители. «Варимся в собственном соку» - вроде так Аствет это называл? Разоткровенничавшись после молодого вина, он вообще много чего нелепого нес. Почему ты это вспомнил?
Уже заканчивая, Эртанд начал смутно догадываться, к чему вел Лейст. В холеных пальцах тината, которые не знали иного труда, кроме рисования натов, мелькнуло письмо. Однако он не стал ничего объявлять сразу.
- Ты считаешь, что все это было нелепостью? – переспросил Лейст, пододвигая второй стул и усаживаясь напротив. – Ты бы, конечно, вел себя на посту главы совсем по-другому? Мудро и не так, как Аствет?
Замечательно. Ему приспичило пофилософствовать. И как обычно, он начинал с провокации.
Эртанд откинулся назад и внезапно учуял спиртовой запах. Лейст пил? Тот самый Лейст, который в пику Эртанду ратовал за строгое соблюдение распорядка дня? Подождите-ка, а сколько времени? Солнце стояло еще высоко, а клепсидра в холле, кажется, показывала четвертый час дня, когда Эртанд проходил мимо. Лейст как раз должен был проводить урок для двух старших учеников. Он никогда не пропускал занятия. Его можно было обвинять в чем угодно, но Улланд сказал чистую правду – он был хорошим наставником и ставил обучение новых тинатов превыше всего.
- Что случилось? – насторожился Эртанд. Сжатое в кулаке соперника письмо внушало все большую тревогу.
- Просто ответь.
- А ты намекаешь, что Аствет был прекрасным главой? Что ты бы во всем следовал его примеру?
- А ты бы следовал?
- Нет.
- Я тоже. Если развить мысль Аствета, мы оба были бы очень плохими «отцами» для обители. Отвратительными, если честно.
Эртанд фыркнул.
- С чего вдруг ты превратился в самоеда?
- Это не самоедство.
Он наконец-то бросил через стол письмо. Лист бумаги, покрытый изысканной каллиграфической вязью, которой привыкли писать тинаты, скользнул по отполированной столешнице и мягко лег возле ладони Эртанда. Почерк он узнал сразу. Писал Брефт – их товарищ, служивший при тюрьме Ардавайра. Забавно, посланиями он их не баловал пять лет, с тех самых пор как уехал. Эртанд заранее настроил себя на критический лад. Никак Брефт спустя столько времени вздумал упрекнуть в чем-то братию?
Нет, вовсе нет. К концу чтения бумага стала дрожать в руках, и Эртанд положил ее обратно на стол.
Брефт коротко, характерными для него казенными оборотами сообщал о том, о чем здесь еще слышали. Оказывается, нападения хранителей Ассенвертом не ограничились. За последний год сбежать тинатам удавалось три раза, хотя в последнем случае отступников, которые атаковали сопровождаемых в обитель детей с талантами к магии, удалось убить. После этих событий высший тинат обеспокоился чрезмерной свободой, царящей в обителях в этой части страны. Если верить Брефту, повышенную деятельность хранителей иерарх объяснил расхлябанностью насельников. Дескать, если бы не это, враги мира не смогли бы устроить очередную трагедию, а так как любому разумному человеку очевидно, что это они виноваты в прекращении биения Сердца мира и что они наверняка планируют очередную мерзость, следует провести в отношении обителей ряд предупредительных мер. Для этого в Ардавайрской обители нарушат обычай и не будут выбирать главу из числа насельников. Место Аствета займет некто Вигларт из окружения высшего тината, образцовый маг, славящийся аскетизмом и традиционностью взглядов.
Короче говоря, сухая деревяшка и заноза в заднице. Все мечты Эртанда о воле были разбиты в пух и прах.
- У меня еще осталось вино в комнате, - сказал Лейст, наблюдая за его лицом. – Можно не тащиться в погреб.
- Прекрасно… Намереваешься залить печали, как делал Аствет?
- Если тебе больше нравятся объятья Юссис, я не против, только я не заметил, чтобы ты горел к ней особенной страстью. А я предлагаю не просто пить, а обсудить кое-что.
Эртанд пожал плечами. Можно было, конечно, сходить пожаловаться на злую судьбу и любовнице, но надеяться, что Юссис разделит его чувства, было бесполезно. Она никогда не понимала его так, как Лаана. А где та находилась сейчас, на каких торговых путях – Урд знает.
- И что же ты хочешь обсудить?
- Мы с тобой когда-то были друзьями, - тихо напомнил Лейст. – Помнится, ты в детстве вовсе не с Улландом сбегал во время бури из укрытия, надеясь, что тебя унесет домой, а со мной. И со мной же ты рыл подкоп за садом, чтобы бегать в ближайшую деревню. Мы же с тобой вдвоем сидели потом на хлебе и воде в пустом погребе, когда нас наказал Аствет.
- Ага, а ты наябедничал ему, что это я тебя подбил.
- Детские обиды, - спокойно произнес он. – Будем чаще к ним возвращаться – только докажем Вигларту, что мы не способны управиться в обители сами. Как и ты, я тоже не в восторге от того, что нами будет командовать чужак.
- Значит, предлагаешь заключить пакт о перемирии, чтобы противостоять общему врагу? – усмехнулся Эртанд.
- А почему нет? – совершенно серьезно спросил Лейст.
Эртанд задумался. Жизнь в обители не была сладкой, но и горькой назвать ее не поворачивался язык. Многие простолюдины сочли бы за счастье иметь возможность выбрать себе женщину из прислуги, вкусно и сытно питаться, читать книги и подолгу спать, даже если были вынуждены никогда не покидать четырех стен, постоянно возиться с малышней и ставить наты, высасывающие из тела силы до последней капли.
При всем этом довольство насельников своим существованием часто покоилось на множестве послаблений, о которых тинаты договаривались друг с другом. Трудно отказать человеку, с которым ты живешь с семи лет до самой смерти. Однако чужак на должности главы, не связанный ни с кем общими обязательствами и воспоминаниями, грозил разрушить эту десятилетиями сложившуюся систему и превратить ее в юдоль.
- Нам понадобится согласие других тинатов обители, - сказал Эртанд.
- Само собой. Так ты пойдешь со мной?
- Конечно.
Лишать себя последних надежд Эртанд не собирался.
Отправлено спустя 2 минуты :
5. Жена
14-й день лета
Лаана сидела на разноцветной циновке, поджав под себя ноги, и лениво ела ягоды коловника. Это ползучее растение росло только в Эстарадских горах, прячась от огня в трещинах и расселинах. Его плоды внешне походили на орехи, с той лишь разницей, что под жесткой скорлупой оказывалась нежная, сочная и очень сладкая мякоть. Мальчишка-силанец, торговавший коловником возле дозорной вышки, где караван расположился на привал, сам же ягоды и почистил, поэтому Лаана не прикладывала ни капли усилий, чтобы насладиться их вкусом. Правда, за такую радость пришлось изрядно переплатить.
Лаана так устала, что отдала бы еще больше монет – лишь бы поднять себе настроение. Увы, мальчишка успел распродать все другому каравану и теперь собирал свою нехитрую «лавочку» из нескольких досок, чтобы отправиться домой. Солдаты с башни хмуро посматривали в его сторону, следя, чтобы с ребенком ничего не случилось. Вероятно, он чей-то сын или приносит им из деревни выпивку, решила Лаана. Скорее всего, последнее.
Башни с колодцами и местами для привала на этом отрезке пути стояли достаточно часто. Их строили для охраны границы, но Силан с шердами уже давно не воевал, а разбойников распугали жестокие смерчи. Работа солдат обычно ограничивалась тем, что они дули в горны, предупреждая приближающиеся караваны о смерче. Не самое веселое задание, учитывая, что его мог выполнять один человек. Остальной гарнизон пил, чтобы убить время. И если в глубине гор дозорные еще чувствовали свою ответственность и держали себя в руках, то здесь, всего в паре дней до Ардавайра, они не особенно скрывались.
За годы путешествий Лаана к этому так привыкла, что не обращала на них внимания. Гиссерт с его огромным опытом тоже должен был притерпеться, но с недавних пор у него появилась старческая любовь к ворчанию по любому поводу. Сейчас он злился из-за того, что охранник возле колодца позволил другому каравану вычерпать слишком много воды, после чего там осталась одна муть.
- Я видел, как караванщик передавал ему бутылку вина. Это беспредел! Они не имеют права!
- Они все равно пришли первыми, - рассудила Лаана. Спорить и возмущаться у нее не было сил. Хотя, наверное, следовало бы. – Не их вина, что колодец пересыхает. И вообще, хватит об этом.
- Да, - с удивительной легкостью согласился слуга. – Давайте обсудим, что будем делать с новыми рабами, когда вернемся.
- Мы вчера об этом уже разговаривали!
- И вы сказали, что Забвение не продадите ни в коем случае. Я так и не услышал, куда вы пристроите второго.
Она тяжело вздохнула. Гиссерт не одобрил цену, которую она заплатила за двух рабов, и оба ему категорически не понравились. Теперь он пытался убедить Лаану, что она совершила ошибку, выбрав именно этих мужчин.
Как всегда, у Гиссерта, поистине обладавшего упрямством исихских ослов, получилось добиться своей цели. Пусть и наполовину. Лаана еще могла согласиться с тем, что не следовало выпивать залпом на жаре дрянное вино, а заплатить можно было и поменьше. Но о покупке она до сих пор не пожалела, хотя вымотали ее новички так, что хотелось лечь ничком и не вставать.
Никто из них раньше не ходил в караванах – или не помнил этого. Их пришлось учить всему: как управлять тяжеловозами, чтобы они не бросились на погонщика, как упаковывать ящики, как их правильно переносить, чтобы не повредить товар… Остальные рабы новичков пока чурались, особенно Забвения, и не стремились что-то им объяснять. Можно было бы просто приказать им, но Лаана, во-первых, предпочитала действовать мягче, а во-вторых, все опытные рабы попросту были заняты. Оторвать их от дела означало, что караван пойдет медленнее, а это увеличивало риск не успеть в Ардавайр до того, как там начнутся самые сильные бури в сезоне.
Так и пришлось хозяйке возиться с новыми рабами самой. С одной стороны, она страшно устала. С другой – получилась двойная выгода: и скорость не сбилась, и Лаане удалось получше узнать, что она приобрела.
Больше всего времени она провела с Забвением. Он страдал от рассеянности и часто путался в простейших вещах, зато искренне старался. Кроме этого Лаана выяснила, что мужчина действительно умеет читать и писать, причем одинаково хорошо и на силанском, и на шердском. Наверное, до потери памяти он служил писарем у какого-нибудь приграничного лорда.
С учетом этих умений Забвение стоил даже больше, чем за него заплатили. Отдавать такого работника в доме, где ведутся торговые дела с Шердааром, было глупо. Примерно это Лаана и ответила вчера вечером Гиссерту.
Со вторым рабом дело обстояло не так просто.
Лаане нужен был Забвение. А Забвению, похоже, позарез нужен был Таш. Точнее, Та Шиин – такое его полное имя значилось в полученных у Кордана документах. Шерд оказался единственным человеком, который изъявлял желание общаться с татуированным рабом и, что гораздо важнее, помогать ему. Их не стоило разделять по крайней мере первый месяц, чтобы странноватый Заб смог привыкнуть к новому окружению, однако Гиссерт продолжал настаивать на том, чтобы сразу по возвращении домой избавиться от каторжника. Окончательное решение будет принимать Лердан, а Лаана точно знала, что он в этом вопросе прислушается к старому слуге. Муж не разделял ее «нежного отношения» к рабам. Его, конечно, можно было попытаться переубедить, но… как? Посмотрев на бойца утром, на свежую голову, Лаана так и не смогла придумать, как обосновать необходимость его присутствия в доме эс-Мирд.
Проверку он вчера прошел средне. Увидев исхудалого, покрытого синяками и ссадинами мужчину, который едва волочил ноги, Лаана ожидала, что он упадет после первого же удара. Однако Таш продержался в бою довольно долго. Победить караванщика, которого Лаана взяла с собой на рудник, он так и не сумел, но это, скорее, объяснялось его крайним истощением. Оба раба-охранника в один голос подтвердили, что потом он может стать неплохой заменой для них.
Только вот в поместье и так было достаточно охранников, к тому же Лаана предпочитала нанимать людей лишь на время путешествия. Постоянно содержать столько ртов – а крепкие мужчины ели немало – слишком дорого обходилось кошельку эс-Мирдов.
Да и Кеш бы с ним, покормить его один месяц еще можно было. Гораздо большее беспокойство внушали слова Кордана о том, что новичок в припадке ашарея убил нескольких человек. Надсмотрщик не знал подробностей, а Лаана вчера вечером и сегодня утром была слишком занята Забвением, чтобы разговаривать об этом с Та Шиином.
Кажется, пришло время выяснить, как он попал на каторгу.
- Та Шиин! – крикнула Лаана, одновременно выискивая его глазами. – Иди сюда.
- Прямо сейчас, госпожа? – раздался ответ спустя длинную паузу.
Она уже хотела раздраженно заявить что-нибудь резкое, но наконец-то рассмотрела его за толкущимися у колодца людьми. Новые рабы отмывали друг с друга рудничную грязь, натираясь мыльным растением, растущим возле дорог, и поливаясь водой. Толку от этого было немного, но все лучше, чем вонь, от которой морщили носы даже проведшие много дней в пути мужчины. Силане вообще отличались невероятной чистоплотностью.
- Отмывайся, потом подойдешь, - позволила Лаана.
- Телохранителей у вас уже довольно, - тем временем рассуждал сидящий на соседней циновке Гиссерт. – Можно продать его графу эс-Насту, он всегда нуждается в людях…
- Нет, только не ему.
- Но он неплохо платит.
- Я не отдам раба человеку, который изводит их десятками в сезон.
- А как насчет барона Хинтаса эс-Бира? Он в последнее время скупает всех кого попало.
Услышав знакомое имя, Лаана невольно оглянулась на повозку, где лежал заветный груз. И снова наткнулась взглядом на Шиина с Забвением.
Под слоем грязи у шерда оказалось красивое тело. Сейчас его портили худоба, следы избиения и полосы от кнутов, но они скоро пройдут, а мускулы раба снова нальются силой. Лицо у него тоже было привлекательным. Правильные черты, чувственные губы, а самое главное – яркие глаза цвета пламени. Лаана всегда завидовала соплеменникам, которые рождались с такими глазами. У нее-то были самые обычные, карие.
Она вздохнула.
- Может, продать его какой-нибудь вдове?
- Для любовных утех? – Гиссерт скривился. Морщины сложились в забавную гримасу. – Милая госпожа, да кто же в Ардавайре возьмет шерда?
- Сколько ему лет – двадцать? Он молод и хорош собой, а как откормится, на него начнут засматриваться все женщины.
- Разве что только леди Вирита. Ходит молва, что у нее… разнообразные вкусы.
Лаана это знала наверняка. Она с трудом подавила желание обозвать юную женщину развратницей.
- Я же сказала: никаких сделок с эс-Настами. Ни с отцом, ни с дочерью.
- Тогда остается барон эс-Бир, - воодушевленно произнес слуга.
Она нахмурилась. Что-то уж больно часто Гиссерт его поминал.
- Уж не сговорился ли ты с бароном привести ему парочку каторжников? – с подозрением спросила Лаана.
- Только если подвернется случай и только если вы будете согласны. Подумайте: с прибылью будут все участники!
Лаана поджала губы. Ей не нравилось, что ее помощник заключает подобные сделки на стороне. Даже если это был Хинтас эс-Бир, их давний компаньон, с которым Лаану и саму связывали тесные деловые отношения. Гиссерт, как свободный человек, имел на это полное право, к тому же сложно было сомневаться в верности человека, посвятившего большую часть жизни служению эс-Мирдам. Однако в подобные моменты она чувствовала, что ее обманывают. Вдобавок у нее возникло нехорошее предчувствие насчет того, как барон будет использовать приобретение.
«Подавлюсь, но Хинтасу раба не отдам».
Перед ней появился Шиин, одетый в просторные штаны, позаимствованные у караванщика. На его смуглой коже блестели капли воды.
- Вы меня звали, госпожа?
- Садись, - Лаана указала на выступающий из земли камень и перешла на шердский язык. – Расскажи нам с Гиссертом о своем прошлом, чем ты занимался у бывшего хозяина и как попал на каторгу.
Он вдруг покраснел.
- Простите, госпожа. Я плохо понимаю по-шердски.
- Почему же?
- Меня продали в Силан в детстве. С тех пор мне не с кем было говорить на родном языке, и я его почти забыл.
- Хорошо, Шиин. Тогда повторю по-силански. Я хочу, чтобы ты рассказал о своем прошлом. Вкратце.
Он странно на нее уставился, а потом, спохватившись, потупился. Сначала Лаана предположила, что это один из тех жадных взглядов, которые изредка бросали на нее почти все мужчины каравана. Как-никак, она была здесь единственной женщиной, хотя и носила шердские свободные штаны и блузу, которые скрывали все округлости. Однако Лаана успела заметить в огненных глазах Таша какое-то иное чувство.
- В чем дело, Шиин?
- Простите, госпожа, - опять повторил он. – Меня много лет никто так не называл.
- А как тогда тебя называли?
- Таш. Им было сложно выговаривать…
- Можешь не объяснять. Меня в Силане тоже многие зовут Лил, а не Ли Лааной. Мы с тобой из одного народа, поэтому будет глупо, если я тебя буду называть Ташем, а не Шиином. Ты согласен?
Он растерянно моргнул.
- Как пожелаете, госпожа.
Гиссерт нахохлился, но промолчал. Наверняка подумал, что хозяйка допустила очередную вольность в обращении с рабом.
- Говори наконец, - приказал он.
- Да, конечно. Я родился на юге Шердаара…
Его история мало чем отличалась от историй других шердских рабов. Откуда точно он родом, Шиин не помнил. Когда ему исполнилось четыре или пять лет, на селение напали исихи, с которыми тогда шла война. Что случилось с его родителями, он не знал – может, умерли, может, спаслись, а может, их тоже продали в рабство. Шиин, во всяком случае, считал, что ему еще повезло. Он не просто выжил. На торгах в Силане, куда его с другими пленными повезли исихи, шерда заметил аристократ, ищущий слугу для своего сына.
Илартану эс-Нану – так звали юношу – требовался в прямом смысле мальчик для битья. Молодой аристократ учился обращению с мечом, и мастер настаивал, что ему нужен партнер одного с ним возраста и телосложения. Никто из окружения, однако, с ним справиться не мог: все соперники убегали в слезах и с разбитыми носами. Отец Илартана, увидевший, как Шиин на невольничьем рынке поколотил более взрослого обидчика, подумал, что мальчик станет для сына хорошим партнером.
Так и случилось. Шерды по всему Силлихшеру славились склонностью к воинским искусствам. Шиин освоил их достаточно быстро и не уступал, а то и превосходил господина в умении сражаться. Подросший Илартан это оценил и включил его в число своих охранников. По горькому тону Шиина Лаана поняла, что между ними было нечто большее, чем просто отношения раба и господина. И верно – попытавшись сперва уйти от ответа, он все же признался, что с Илартаном они подружились почти сразу, а постоянное присутствие охранника возле хозяина вообще сделало их неразлучными друзьями. И как бывает в подобных случаях, без большого «но» у них не обошлось.
- Так как ты очутился на каторге? – допытывалась Лаана у Шиина, который чем дальше, тем меньше желал отвечать. – Убил кого-нибудь напавшего на хозяина?
- На него некому было нападать. Каледхар – небольшой город, господина эс-Нана там все знали и относились к нему неплохо. Охрану он держал больше потому, что так положено по статусу.
- И?.. – подбодрила она замолчавшего раба.
- Однажды у него гостил барон Эссит эс-Мерт, - с явным усилием произнес Шиин. – Они выпили. Барон сказал, что ему приглянулась одна рабыня, и попросил одолжить ему ее на ночь. Илартана даже уговаривать не пришлось. Но эта девушка была обещана мне в жены. Им же. Когда я стал спорить, меня выслали из поместья. Я… Когда я вернулся, у меня случилось… помутнение и я убил барона вместе с двумя охранниками. Вот и все.
Вот и все? У нее открылся рот.
Убить двух телохранителей – это не в пьяной драке кого-нибудь нечаянно стукнуть головой о каменную ступеньку. Конечно, они вряд ли ожидали нападения, а Шиину придали сил бешенство и ашарей, но он оказался опаснее, чем предполагала Лаана.
- Ты свободен, - медленно произнесла она. – Можешь пойти отдохнуть.
Он встал и поклонился. Вид у него был расстроенный. Скорее всего, оттого, что он услышал в голосе Лааны отторжение, а не оттого, что ему пришлось вспомнить о себе нечто неприятное. Редкий хозяин рискнул бы оставить у себя раба, однажды поднявшего руку на владельца. Таких обычно сразу казнили. Иногда даже без суда. То, что Шиин до него дожил, видимо, объяснялось тем, что Илартан не смог поднять руку на бывшего друга.
Хотя о какой дружбе можно говорить, если он так запросто отдал невесту телохранителя другому мужчине? Это подло. И глупо, если учесть способность шердов впадать в ашарей. А поступок Шиина благороден – тот, кто по-настоящему любит, готов ради защиты невесты на все что угодно.
Спустя мгновение Лаана осознала, что просто ищет оправдание для того, чтобы не продавать бойца Хинтасу.
- Никакая вдова не купит его, услышав эту историю, - Гиссерт скорчил гримасу отвращения.
- Если обрисовать ее в романтических тонах, купит. Но ты прав. Лучше продать его барону эс-Биру.
- Рад, что вы согласились со мной, госпожа.
Она рассеянно кивнула. Ее мысли уже перескочили с раба на Лердана.
Лаана не должна была выходить за него замуж. По договору между семьями она предназначалась старшему брату, Эртанду, но у него обнаружили способности к магии и забрали в обитель. В свадьбе сразу пропал смысл. Тинатов обязывали отречься от мира, и управлять делами семьи Эртанд не мог. Но он по крайней мере интересовался своей невестой, в отличие от Лердана, который не переходил за грань истинно аристократической вежливости даже после официальной помолвки…
Та же вежливая холодность держалась между ними и после свадьбы. И когда Лаана родила ему ребенка, и когда их сын умер – мало что изменилось. Умом она понимала, что это вовсе не проявление равнодушия. Наоборот, Лердан всегда достаточно нежно за ней ухаживал. Но все это было так ровно, так одинаково – как мельничный жернов, который вращается и вращается, перемалывая зерно в муку.
А у Лааны внутри кипели чувства, которые могли возникнуть лишь у шердов. Она не могла осуждать Шиина за то, что он сделал. На его месте она поступила бы точно так же, убив не только Эссита эс-Мерта, но и Илартана.
Хотя, может быть, и нет. Лаана так долго жила в Силане, что ей начало казаться, будто она сама превратилась в мельничный жернов.
Между пальцев потекло что-то жидкое. С удивлением опустив взгляд, Лаана обнаружила, что ее ладонь невольно сжалась в кулак и раздавила несколько оставшихся ягод коловника. Жаль. Его продавали далеко не на всех стоянках.
Солдаты на дозорной вышке, которая находилась на скале наверху, сильно расшумелись. Самые любопытные из караванщиков начали задирать головы, пытаясь разобрать, что случилось: налетевшая на яркое солнце туча им помешала? Ответ они получили через несколько мгновений – по долине разнеслось гудение горна. Сигнал для путешественников, что приближается огненный смерч.
Люди, очень хорошо знакомые со своими задачами, быстро развели животных и повозки по продолбленным в скалах пещерам. Заминка возникла у одного Шиина, который никак не мог справиться с тяжеловозом.
Этим ящерам, невзирая на их угрожающий вид – их длина равнялась десяти-двенадцати шагам, а в высоту они доходили мужчинам до груди, - требовалось очень аккуратное управление. Узда вставлялась им в пасть – единственное чувствительное место в их теле. Неправильные движения поводьями приводили или к тому, что ящер разъярялся, снося все вокруг не хуже урагана, или вообще не шевелился. К счастью, с тяжеловозом Шиина случилось последнее.
Другие рабы, вместо того чтобы помочь, тихонько подтрунивали над бойцом, который пыжился изо всех сил, пытаясь толчками сдвинуть огромную чешуйчатую тушу и заставить ее зайти в убежище. Если бы не рассерженный окрик Лааны, это могло продолжаться, наверное, еще полчаса. Наблюдая, как раскрасневшийся раб наконец заводит животное в загон, она раздраженно подумала, что Гиссерт прав вдвойне. Такой помощничек в караване точно не нужен.
В этот раз смерч достиг стоянки опять с невероятной скоростью. Когда Лаана вышла из пещеры проверить, ничего ли не оставлено снаружи, по щекам уже хлестал горячий ветер, а под ногами потрескивали огоньки, хотя еще минуту назад все было спокойно. Над головой громко кричали птицы, видимо, застигнутые пожаром врасплох. Мысленно отметив, что потом нужно будет послать кого-нибудь поискать дичь, Лаана вернулась в укрытие.
- Закрывайте двери! – приказала она.
Один из двух стражников, следивших за порядком в этом убежище, начал меланхолично толкать тяжелую металлическую дверь. Масляные лампы осветили сложный тинатский символ, не позволявший ей расплавиться. Воздух возле нее уже раскалился, из проема дохнуло жаром. Конопатый дозорный вытер ладонью пот со лба и сделал последний толчок, закрывая проход.
И вдруг отлетел назад, отброшенный чьим-то мощным ударом. В тот же миг пещеру заполнил тонкий, режущий слух вопль, и дверь со скрежещущим звуком распахнулась, впустив в тоннель крылатую тварь размером с новорожденного теленка. Лаана в ужасе прижалась к стене.
Проклятье Кеша, так вот каких «птиц» она слышала снаружи… Вирр, или острокрыл, как его называли шерды за кожистые крылья с костяными остриями, которые могли разрезать жертву надвое. Вирры редко нападали на людей, но в узком тоннеле перепуганное животное могло убить половину каравана, всего лишь пролетев через толпу. Спрятаться от него было негде.
- Назад! – заорала Лаана.
Гиссерт кричал то же самое, но люди и без них сообразили, какая опасность им грозит. Вдох – и человеческая пелена колыхнулась, оседая по краям тоннеля. Где-то в глубине в загоне раздался рев тяжеловоза. Сквозь вопли вирра и грохотание собственного сердца Лаана его едва разобрала. Она медленно отползала за спины охранников, молясь Илаану, чтобы тварь не обратила на нее внимания.
Тем временем второй солдат кинулся с мечом на незваного гостя. Клинок скользнул по толстой бесперой коже, расцарапав ее и еще больше разозлив животное. Оно подпрыгнуло в воздух и с отчаянными воплями захлопало крыльями, не давая врагу приблизиться к себе. Дозорного не спас даже кожаный доспех. Еще одна попытка ранить вирра – и силанец со стоном отскочил, зажимая на груди длинный порез. На задетой щеке мужчины проявилась красная линия. Если бы не шлем с подстежкой, не позволившие твари добраться до шеи, это была бы последняя минута его жизни.
Караванщики Лааны тоже достали оружие, но с места не двигались, поскольку и вирр, избавившись от дозорного, нападать больше не спешил. Он опустился на лапы, которые у него были продолжением крыльев, и злобно шипел на врагов. В какой-то момент Лаане почудилось, что на этом все закончится – вирр успокоится, замрет у входа и после смерча улетит.
Может, так и случилось бы, если бы смерч прошел стороной, но он надвигался прямо на дозорную башню. В проеме Лаана видела основание рыжего раструба, возле которого закручивались маленькие вихри. Почва разогрелась и в пещере, а снаружи на камни наверняка уже нельзя было ступить и в плотных сапогах.
Перед тоннелем полыхнул огонь. Он заставил вирра отскочить дальше от двери, ближе к людям, и зверь опять зашипел, поднявшись на задние лапы и предупреждающе раскрыв крылья.
- Да выгоните его уже наконец, Урдовы дети! – крикнул один из рабов злым, сдавленным голосом. – Мы же сейчас сгорим к ядреной матери!
Ирдент, начальник охраны каравана, о чем-то быстро переговорил с двумя солдатами. О чем, Лаана не разобрала – животное опять подняло визг. А потом Гиссерт сухой ладонью схватил ее и спрятал за свою спину, хотя перед ними и так стояли двое караванщиков. Старик очень любил перестраховываться.
Затеплившаяся в груди благодарность мгновенно переросла в глухое раздражение на себя, когда Лаана осознала, что до этого просто растерянно вжималась в стену. Достойное поведение для хозяйки каравана! Нечего удивляться, что и Гиссерт, и родственники Лердана до сих пор обращаются с ней, как с несмышленой девочкой, хотя ей исполнился двадцать один год.
Но брать ситуацию в собственные руки было поздно. За широкими плечами охранников Лаана почти ничего не видела, зато черная ругань, вскрики и отрывистые приказы Ирдента, прерывающиеся шипением и хлопаньем крыльями, свидетельствовали сами за себя. От жара в тоннеле стало почти нечем дышать, а к звукам добавилось гудение смерча. Два дурака сзади начали швырять в вирра мелкие предметы – то ли камни, то ли что-то другое, потому что Лаане привиделись очертания фляжки. Твари они не принесли ни малейшего вреда, зато охранники, на которых все это рухнуло, разразились целым взрывом новых изощренных оскорблений.
Заметив, как назад резко подался молодой охранник с искаженным болью лицом, Лаана оттолкнула Гиссерта.
- Айт! Айт, где тебя носит!!!
Мужчина, которого она наняла исполнять роль лекаря в этом путешествии, так перед ней и не появился. Придется самой заняться парнишкой.
- Места! Больше места для раненого!
Отступать было уже почти некуда. Все и так старались сделаться как можно меньше, а кое-кто вообще залез под фургоны или прятался в загоне за тяжеловозами, которые тревожно мычали, ощущая волнение погонщиков. Вполне возможно, где-то там трясся и трус Айт. Усадив охранника к стене, Лаана достала из перекинутой через плечо сумки банку с мазью и бинт. Они чуть не выпали из дрожащих пальцев. Предплечья у стонущего парня оказались взрезаны до кости. И это – несмотря на кожаные наручи.
- Тише, тише… Дай мне снять эти штуки. Эй, ты что творишь?!
В бок ее сильно ударил телохранитель, так, что мазь покатилась по земле. Уже собравшись вызвериться на недотепу, Лаана вскинула голову и поняла, что его самого отпихнули, причем с неожиданной стороны – сзади. Перед лицом мелькнули растрескавшиеся пятки, обутые в плохонькие сандалии каторжан.
Какого Кеша Шиин полез к вирру?
Лаана уставилась на раба, на несколько мгновений забыв о кровоточащем охраннике. Из одежды на Шиине были только холщовые рубашка да штаны. Одно-единственное движение твари – и бывший каторжанин будет мертв. А этот ножик в его руке – он всерьез считает, что им можно ранить острокрыла?
Похоже, Шиин и не собирался им пользоваться. Он пробрался через мужчин, которые кружили под взлетевшим к потолку вирром, опасаясь к нему приблизиться, использовал как трамплин возмущенного этим караванщика и…
Кровавый бог, он подпрыгнул к мохнатому пузу вирра и вцепился в него, опрокинув на землю!
На какое-то время яростный рев Шиина перекрыл голос твари, хотя и благодаря тому, что охранники и солдаты разом притихли. Но длилось это всего миг. В следующее мгновение убежище заполнили крики «Закрывайте двери!», а картину с грохнувшимся на пол рабом от Лааны окончательно скрыли чужие спины. По стихшему визгу вирра и радостным возгласам стало ясно, что старый вояка Ирдент его добил.
Раненый юноша застонал, возвращая ее в действительность. Оторвав взгляд от того места, где должен был находиться Шиин, Лаана дала себе мысленную оплеуху и стала торопливо стаскивать с охранника испорченные наручи. Сначала надо оказать ему первую помощь, а уже потом – все остальное.
К счастью, наконец-то объявился Айт. На его рябом от оспы лице застыло виноватое выражение, выдававшее лекаря с головой. Решив, что это его первое и последнее путешествие, Лаана перепоручила ему заботу об истекавшем кровью парне, а сама направилась к столпившимся вокруг убитого вирра охранникам.
Дверь уже закрыли. Возле нее было невыносимо жарко, и тело сразу покрылось испариной. Лаана вытерла ладонью лоб, зная, что это выглядит грубо, по-мужски. Но сейчас было не до приличий и кокетства.
- Разойдитесь! – хрипло приказала она. – Серьезно раненные есть?
Слава Илаану, не было. Так ей, во всяком случае, показалось, пока она не увидела выпрямляющегося Шиина. Всю его спину покрывали кровавые полосы. Лаана ахнула, рванувшись к нему.
- Чепуха. Всего лишь царапины, - белыми губами произнес он и повалился на тушу горного хищника.
* * *
Шиину повезло. Это правда были царапины, хотя и глубокие. Айт заверил, что от них даже шрамов не останется, а в обморок раб упал от истощения.
Ирдент же признал, что обезвредить тварь тем способом, каким это сделал каторжник, было не только умно, но и невероятно смело. Ему удалось застать тварь врасплох и избежать костяных лезвий благодаря тому, что он очень тесно к ней прижался. Она смогла разодрать ему спину когтями, но не зацепить крыльями.
И все же если бы он хотя бы чуть-чуть промахнулся или вирр среагировал быстрее, Шиин был бы мертв. Какого Кеша он так поступил? В представлениях Лааны это никак не вязалось с поведением человека, только что избежавшего медленного умирания на руднике.
Прислонившись к прохладной каменной стене, она наблюдала за тем, как лекарь колдует над Шиином с иголкой и ниткой. Раб морщился, бледнел, но не кричал.
- Он спас нас, - едва слышно произнесла Лаана Гиссерту. Слуга стоял рядом, уперев руки в бока.
- Рано или поздно охранники справились бы с вирром сами.
- Рано они не справились. А поздно… Ты знаешь.
- Никто бы не помер, - проворчал слуга. – Когда вирру начало бы по-настоящему поджаривать зад, он бы дал закрыть дверь.
- Не уверена.
- Молодая госпожа, его прыжок был чистым безумием!
- Ну и что? Гиссерт, он единственный, кто смог сопоставить риск и предпочел пострадать сам вместо того, чтобы пострадало большое количество людей. Он настоящая находка для каравана! Нужно попытаться его обучить, а потом уже смотреть, есть из него толк или нет. Тогда и будем думать, продавать его или нет.
Старик покачал головой.
- Я бы сказал, что ваши слова мудры, но каждый раз, как я гляжу на этого каторжанина, у меня душа не на месте. Как будто он что-то скрывает. Что-то страшное. А я такое за лигу чую, вы сами не раз признавали.
Лаана вздохнула.
- Он раб. У него ошейник с натом, в конце концов, и он не может лгать. Ну как он нам навредит?
- Не знаю, - буркнул Гиссерт.
Она закатила глаза. Дряхлеющий помощник уже начал надоедать ей извечным брюзжанием, а в том, что это просто старческое недовольство всем подряд, Лаана не сомневалась. Шиин оказался хорошим приобретением. Теряющему хватку Гиссерту было сложно это признать.
Да, именно так все и есть.
Отправлено спустя 2 минуты 33 секунды:
6. Раб
18-й день лета
Таш радовался. Как ребенок, всему подряд: высоченным крепостным стенам Ардавайра, пронзительно синему небу, людскому гомону. Настроение ему не могли испортить ни духота, ни длинная очередь из повозок, скопившаяся на мосту возле узких городских ворот.
Великий Иль, свобода! Свобода, о которой Таш и думать не смел, каждый день вместе с сотней других рабов истачивая гору в пыль ради добычи руды! Раньше его дни были похожи один на другой и он ненавидел все из них, но теперь любил даже неудачи. Такие, как тот случай с вирром.
Если подумать, радоваться там было нечему – он мог умереть, а спина полыхала от боли до сих пор, как бы он ее ни берег. Но для всего каравана он стал героем, снисходительно поглядывать стали на Заба, а Лаана…
Он отыскал глазами ее хрупкую фигуру. Женщина выделялась в толпе благодаря яркой одежде – силанцы предпочитали блеклые, как будто выветрившиеся цвета. Лаана заметно нервничала, крутя в руках тубус, в котором хранились разные товарные бумаги и поддельные документы на двух купленных рабов. Рядом – сморщенный плод эгары – стоял Гиссерт. Кажется, они обсуждали стражников, которые досматривали два входящих в город каравана.
Старик Ташу был не интересен, и он еще раз, с удовольствием, оглядел Лаану, пользуясь тем, что в толкотне за ним никто не следит. Женщин он не видел с тех пор, как попал в Тирвиш. Каторжанам запрещали даже взгляды поднимать на гостий, посещающих мужей-надсмотрщиков, да и все равно это случалось до безумия редко. А тут каждый день, каждый час рядом с ним была женщина! И Кровавый бог, какая красавица!
Заб, правда, так не считал, но на его мнение Таш плевать хотел. Даже если бы Лаана оказалась толстухой с походкой вразвалочку, как у тяжеловоза, он все равно не мог бы оторвать от нее глаз, потому что она напоминала ему о других, привлекательных женщинах. Но она была красива, как языческие богини пустынь, о которых ему рассказывал исих в Тирвише. Гладкая смуглая кожа, ровные дуги бровей, огромные черные глаза, точеная талия…
Лаана сама перевязывала его несколько раз. Если бы она знала, какие сны ему снились после этого, вряд ли подошла к нему хоть на лигу.
Впрочем, Таш заметил, что он такой не один. Единственная женщина в караване, рядом с которой они проводили многие ночи подряд, не могла не приковывать к себе все взгляды.
Обсуждать хозяйку рабы и наемники любили и делали это при любом удобном случае. Правда, в последние несколько дней круг тем расширился – к ним добавились нетерпение, возникшее при приближении к дому, и раздражение на второй караван.
Соперники – рабы Лааны воспринимали их именно так – вынырнули у них прямо под носом, с боковой дороги, и теперь пользовались этим, повсюду их опережая с той самой дозорной вышки. Это значило, что они забирали самые удобные места в убежищах и скупали лучшую еду на постоялых дворах, попадавшихся в долине после спуска с Эстарадских гор. Теперь эти торговцы еще и проход в Ардавайр перекрыли. Рабы, уже вовсю грезившие о доме, ворчали все громче и громче.
Их беспокойство заражало и животных. Тяжеловозы начали мести толстыми чешуйчатыми хвостами, поднимая пыль, а гармы – двуногие ящеры, которых в Силане дрессировали и использовали как ездовых, вскидывали головы с яркими гребнями. А чем сильнее они волновались, тем больше усилий приходилось прилагать караванщиком – и тревога перетекала по замкнутому кругу, набухая с каждым оборотом, как гнойный нарыв, и грозя прорваться стычкой.
Таш был готов терпеть все что угодно, но всеобщее беспокойство передалось и ему. Он оглядел жалующихся друг другу спутников и посмотрел, не движется ли очередь. Обзор загораживали сгрудившиеся у ворот повозки. По крайней мере стало ясно, что задержка долгой не будет – опускать решетку стража не торопилась.
- Может, посмотришь что там? – предложил он Забу. – Ты повыше.
- И так ясно, - ответил друг, но все же приподнялся на носки. – Стражники все еще спорят с караванщиками. Никого не впускают, зато из ворот выходить тоже не дают. Там что-то плохое происходит, - помолчав, добавил он.
Таш фыркнул.
- Само собой, если они проход закрыли.
Заб покачал головой. Когда впереди показались стены Ардавайра, раб стал тихим и задумчивым, хотя в последние дни он ожил так же, как и Таш. Кто бы не радовался спасению оттуда, откуда обычно людей выносят только в гробах? Оттого удивительно было наблюдать за тем, как Заб, вместо того чтобы изучать окрестности, что он и делал все путешествие, вдруг погрузился в себя.
Хозяйка заставила его нарядиться по-шердски, в кучу одежек, чтобы не прицепились привратники, но с левой стороны лица все равно выглядывали синеватые символы. Скорее всего, Заб боялся, что из-за татуировок народ сразу же закидает его тухлыми овощами. Таш отвернулся, решив не бередить друга болтовней. Захочет – поделится своими переживаниями.
Впереди наконец-то наметилось какое-то движение – зашевелились неповоротливые тяжеловозы, засуетились рабы хозяина первого каравана. Почти в этот же момент раздался звонкий голос Лааны:
- Шиин! Иди сюда!
Таш вышел на обочину дороги и быстро добрался до хозяйки. Приблизившись, он заметил, как от нее, проталкиваясь через сгрудившихся на дороге людей, уходит стражник – на солнце блеснуло острое навершие шлема.
Рядом с Лааной стоял Ирдент – начальник охраны каравана, немолодой мужчина лет сорока. Он был чем-то недоволен, и над его хмурыми бровями, уродуя лоб, искривился старый шрам. Старый вояка редко позволял чувствам пробиться сквозь маску спокойной уверенности. Однако его лицо было лишь слабым отражением эмоций, которые читались в облике Лааны.
Хозяйка отбивала прерывистый ритм тубусом по ладони, не замечая, как это нервирует гармов вокруг.
- С каких это пор в Ардавайре опаснее, чем на границе с Шердааром?
- Вы просто ни разу не были здесь по завершении периода Ураганов, - увещевал ее Гиссерт. Он похлопывал своего ездового ящера по длинной шее, успокаивая животное – или себя. – На четвертый год, к моменту усиления бурь, народ всегда начинает бунтовать. Вы же видели окрестные деревни? Поля вокруг них пустые. Люди едва успевают их обработать, как приходит шторм и все подчистую сносит. Немудрено, что они бегут от голода в Ардавайр и тут, не найдя лучшей жизни, вымещают свою злость.
- В этот раз причиной был проповедник, - возразила Лаана.
Старик махнул рукой.
- Он только искра, от которой разгорается пламя. Такой искрой может послужить что угодно.
- Простите, госпожа, - сказал Таш, воспользовавшись паузой в разговоре. – Вы звали меня?
- Да. Будешь охранять караван. Далеко от повозок не отходи, внимательно следи за окрестностями… Хотя ты наверняка и без меня знаешь, что делать.
- Как пожелаете, госпожа. А вы позволите узнать, что случилось?
- На Восточном рынке были беспорядки. Стражники хотела бросить в тюрьму проповедника, который оскорблял корону, а тот натравил на них своих последователей. Кирдит… - она задумалась. – Где я слышала это имя?
- Кирдит Благословенный, - Гиссерт поморщился. – Все вопит о конце света и что мы должны спешно покаяться.
- А, тот сумасшедший. Да, у него много почитателей. Ясно, почему стража переполошилась… Говорят, все уже успокоилось, но быть начеку не помешает. Не хочу, чтобы мой караван разорили на подходе к дому. Шиин, Ирдент считает, что ты хороший боец. Ты присоединишься к караванщикам и поможешь им, если что-то произойдет?
Она спрашивала, а не приказывала. В глазах обоих мужчин, стоявших рядом с ней, промелькнула досада. В Силане мало кто интересовался мнением невольников. На днях Таш нечаянно подслушал, как Гиссерт выговаривал хозяйке, что она слишком мягко обращается с рабами, из-за чего потом бывают неприятности вроде взбесившихся тяжеловозов. Лаана громко, так, что ее слова донеслись не до одного Таша, ответила, что ей лучше известно, как вести себя с людьми, которые родились бы свободными, если бы не жестокие силанские законы.
Тем вечером у своего костра рабы выпили за хозяйку по глотку вина. Служа Илартану, Таш постоянно сталкивался с рабами, которые жаловались на господ и мечтали, чтобы их кто-нибудь перекупил. Невольники Лааны пока ни разу не сказали ничего подобного. У такой хозяйки, как Лаана, стоило задержаться подольше, а значит, следовало произвести на нее впечатление.
Он глубоко поклонился, а потом солгал.
- Я сделаю для вас все, что смогу, и даже больше. Вы спасли меня, выкупив с Тирвиша. Теперь я обязан вам жизнью и с готовностью буду защищать вас и ваш караван.
Выпрямившись, Таш впился глазами в ее лицо. Она польщена, ведь правда?..
Его ждало разочарование. Лаана, занятая своими мыслями, смотрела в сторону и продолжала постукивать футляром для бумаг. Зато впечатленным казался Ирдент. Начальник охраны толкнул локтем Гиссерта и насмешливо, но с едва чувствующимся одобрением сказал:
- Глянь, какого раба вы купили – не каторжная шваль, а прямо герой какой-нибудь пьески, который декламирует пафосные стишки со сцены. Помнишь, как в «Давгерне и прекрасной Элессе»? Мы еще со слов актеров наизусть заучивали, чтобы потом служанкам в любви признаваться.
Гиссерт вздохнул. Видимо, те воспоминания были для него не слишком приятными. Однако Ирдент на этом не замолчал.
- Если бы я не знал, что рабы не могут врать, подумал бы, что парень присочинил для красного словца.
Таш сглотнул. Рука, выдавая волнение, против воли потянулась к металлическому ошейнику. Осознав, что делает, раб быстро отвел ее и притворился, будто убирает волосы со вспотевшего лба. К счастью, его дерганое движение никто не заметил.
- Отлично, - произнесла Лаана с таким видом, будто пропустила последние реплики. – Ирдент, подбери Шиину оружие и размещай охранников. Очередь скоро уже двинется. Нужно, чтобы вы были готовы к этому времени.
Уходя следом за Ирдентом, Таш обернулся и бросил на хозяйку еще один взгляд. За те четыре дня, которые он провел в караване, Лаана впервые так нервничала. Она казалась более спокойной, даже когда им угрожал огненный вихрь. Неужели она боится, что ее поймают на незаконной сделке с рабами? Но ведь патрульные на тракте уже останавливали караван, и у госпожи даже веко не дрогнуло. Ненадолго задумавшись, Таш развеял мысли об этом и решил сосредоточиться на охране.
Он же теперь простой раб. От него ничего не зависит. Это Илартан спрашивал у него совета и делился своими тревогами, а для Лааны он никто. Может быть, и хорошо, что она пропустила его лесть мимо ушей. Дворяне, силанцы они или шерды, все одинаково гнилые внутри.
Вещи, которые Ирдент достал из вьюков, только сильнее испортили ему настроение. Караванщики защищали тело длинными кожаными кафтанами, но самый маленький болтался на Таше, как мешок. А жарко в нем было – с ума сойти. Тело мгновенно покрылось испариной, а когда Таш на пробу сделал несколько движений, пот потек ручьями. Все вместе это значило, что жара доконает Таша еще до того, как начнется драка, а попытка сражения в неудобном доспехе будет обречена на провал. Поколебавшись, он вернул кафтан Ирденту.
- И не боишься, что без него пришибут? – искренне удивился охранник. – Когда толпа готовится напасть, народ редко сразу лезет в рукопашную, сперва закидывает камнями. И в доспех-то если прилетит, потом неделями в синяках ходишь. Так не терпится в могилу попасть?
- Я свое дело знаю. От меня будет больше толку без кафтана, чем в нем.
- Смелый ты парень, - оценивающе протянул Ирдент. – Только о жизни своей печешься маловато, а для настоящего воина это не такое уж достоинство. Насчет доспеха – выбор твой, но я бы все-таки посоветовал одеться во что-нибудь потолще рубашонки. Меч хотя бы возьмешь, герой? Или будешь кулаками отбиваться, как с вирром?
Таш улыбнулся.
- Боль в спине пробудила во мне желание еще немного пожить. Где у вас оружие?..
Меч ему понравился гораздо больше. На клинке виднелись зазубрины, но потертая рукоять удобно легла в руку, а баланс оказался весьма неплох. В итоге, когда Таш занимал место возле одного из обозов, которое указал ему Ирдент, расположение духа постепенно к нему вернулось.
Толпа могла и не напасть, зато начальнику охраны ответы Таша явно понравились. Что раба будет ждать у эс-Мирдов: мытье ночных горшков? Работа на плантации, которых в долине вокруг Ардавайра насчитывалось порядочное количество? Такая жизнь не сильно отличалась от рудников. А охрана караванов была намного ближе к тому, чем Ташу нравилось заниматься.
Он стиснул эфес. Что бы сегодня ни случилось, нужно показать себя лучше других.
Очередь к этому моменту уже зашевелилась. Тяжеловозы первого каравана глухо протопали по мосту, проложенному над каналом, и медленно вползали в ворота, похожие на зубастую пасть. Крупные ящеры казались букашками на фоне огромной крепостной стены, которая защищала город от разрушительных бурь. Таш засмотрелся на башни, с которых, наверное, было видно все окрестности вплоть до гор. Стена Каледхара была вдвое меньше этой, а ведь внутри Ардавайра, если верить спутникам, возвышалась еще одна, отделявшая центр города с домами богачей от простонародья. Хотя Каледхар, небольшой провинциальный городок, и в помине не мог сравниться с Ардавайром, выросшим прямо на оживленном тракте в Шердаар.
Как только стражники позволили людям покинуть город, оттуда хлынул поток силанцев. Почти все они стремились разойтись по ветвистой сети дорог, ведущих к укрепленным поместьям, которыми полнилась долина Нэндими. Число путников Таша удивило. В Каледхаре, который стоял на равнине, к исходу периода Ураганов окрестные жители старались не покидать город и пережидали в нем ярость стихии, как будто под вражеской осадой. Впрочем, горы берегли Ардавайр от дувших в остальной части страны ветров. За несколько дней, прошедших после спуска с Эстарады, Таша еще ни разу не сбивало с ног порывами, какие бывали на севере в этот период.
Обилие людей означало, что через ворота придется протискиваться, а охранять груз будет сложнее. Таш напрягся, сердце стало биться лихорадочно. Он отметил это с неудовольствием – навыки за год растерялись. Но меч в руке не дрожал, а дыхание удавалось держать ровным.
Это было хорошо. Это было… упоительно.
Караван замер у ворот – Лаана объяснялась со стражниками. Они надоедали ей недолго: пока начальник, зачем-то напяливший плащ в жаркий день, изучал печати на бумагах и подсчитывал пошлины, его подчиненные, не особенно утруждая себя, заглянули в пару повозок. На Заба, который, то бледнея, то краснея, разглядывал свои сандалии, никто не обратил внимания. Причина такой поразительной расхлябанности стражников, которые должны были проверять товар гораздо тщательнее, Ташу стала ясна, как только он снова посмотрел на их начальника.
Тот раскланивался с госпожой Лааной. Когда он согнулся, плащ слегка взбугрился сбоку, обрисовывая плотные кошели, которых там только что не было. Взятка. Лаана решила не рисковать и закрыла стражникам глаза деньгами. Неужели это из-за них с Забом? Неизвестно, конечно, что грозило бы ей самой, если бы у нее обнаружили рабов с каторги, но Ташу хотелось думать, что хозяйка поступила так ради них.
Он усмехнулся сам себе. Долго злиться на красивую женщину невозможно. Сразу находится какое-нибудь оправдание, чтобы восторгаться ею опять.
За ворота Таш ступил, продолжая улыбаться. Как давно он не был в крупном городе! Ардавайр внутри походил на улей, и сразу, с порога, на гостей обрушивалось оглушительное жужжание его пчел. Шедший рядом Ирдент зло оскалился, когда к нему подскочил мальчишка, громко расхваливающий название какой-то таверны. А таких детей возле ворот толкалось около десятка, и все старались переголосить друг друга, ведь им за это платили лишние гроши. Тут же с протянутыми ладонями торчали нищие, а перед ними – жрец Иля в сером рубище, который призывал их найти работу, чтобы бог не покарал за безделье. Множество людей спешило куда-то с плетеными корзинами, которые полнились фруктами и овощами.
У Таша, который целый год не видел ничего, кроме камней в карьере и голых спин собратьев по приговору, закружилась голова. Женщины, мужчины, дети; яркие платки – излюбленное украшение местных силанцев; дома из желтоватого песчаника с квадратными окнами, которые подмигивали тяжелыми занавесями; прямая, как дол на клинке, главная улица, разделяющая Ардавайр ровно на две половины…
Таш оглянулся на Заба. Тот спотыкался о булыжники мостовой, таращась шальными глазами на все вокруг. Скорее тяжеловоз вел его за собой, чем он – ящера. Наверное, душный, мутный от пыли воздух сейчас тоже казался Забу разлитыми благовониями. Кто бы предупредил, что от свободы так дуреют?
- Таш! – прикрикнул Ирдент. – Не отвлекайся.
Ага, свобода. Размечтался. Какая свобода с ошейником на горле?
Напомнив себе, что он должен заслужить доверие караванщика, Таш встряхнулся и попытался сосредоточиться. И вдруг понял, что жужжание, которое он приписал толпе, было не таким уж обыденным.
Громче всего оно звучало с левой стороны – туда шли люди с пустыми корзинами, а уходили с полными. Похоже, там размещался Восточный рынок, о котором говорила Лаана. Вероятно, смутьянов переловили еще не всех или беспорядки вспыхнули с новой силой.
Как назло, жужжание приближалось, а караван на многолюдной улице едва полз. Впереди заупрямился тяжеловоз, раздраженный шумом, и вереница повозок вообще замерла. Лаана почему-то ушла из головы каравана и стояла возле третьего по счету фургона, всего в пяти шагах от Таша. Скрестив на груди руки, она постукивала пальцем по локтю – замене футляра с бумагами. Уголки ее губ были опущены. Поза хозяйки недвусмысленно сообщала о желании, чтобы этот поход через город как можно быстрее закончился.
Гомон внезапно усилился, прорвавшись с боковых улиц на главную. Таш расставил ноги и на всякий случай принял боевую стойку, готовясь выхватить меч, но что происходит, он не понимал совершенно. Стражники расталкивали людей, требуя освободить проход и вдобавок крича какую-то чушь про «глас города». Причем тут глашатай? А почему бедняки, вместо того чтобы броситься врассыпную, заулюлюкали? И почему, Урд их побери, они все таращатся куда-то вверх?
Спустя мгновение Таш и сам все увидел. По крышам приземистых домов и лавок, ловко перепрыгивая с одной на другую, мчался человек в одежде шутов и акробатов – полосатой, сине-голубой с алыми каймами, издалека похожими на струи крови. Его лицо закрывала зеркальная маска. Солнце отражалось от нее слепящими бликами, но в моменты, когда на беглеца падала тень, становилось заметно, что на маске есть прорези для глаз, но нет для рта. Этого мужчину, показывая на него пальцами, и приказывали задержать увязающие в толпе стражники.
- Вот дрянь, - ругнулся Иртенд и заорал караванщикам: - Готовьсь! Не подпускать к повозкам Глас Города!
Однако он сюда и не направлялся. По крайней мере, Ташу казалось, что этому фигляру больше веселья доставляет дразнить стражников, чем нападать на караваны. Он с удивительной гибкостью акробата скакал колесом то вперед, то назад, заставляя растерянных стражников запинаться и падать. Он не выказывал ни капли страха, с легкостью уклонялся от летевших в него камней и нарочно провоцировал врагов, притворяясь, будто спускается на землю. Среди зрителей каждый его финт вызывал еще более громкое ликование.
Свихнувшийся шут, определил для себя Таш. С такими сложно драться – они непредсказуемы, как ветер. И точно, когда охранники уже выдохнули, решив, что Глас Города уходит в противоположную сторону, он внезапно развернулся и с бешеной, почти нечеловеческой скоростью кинулся обратно. Мгновение – и акробат оттолкнулся ногами от дома на краю дороги, готовясь приземлиться прямо на ту повозку, возле которой стояла Лаана.
Помочь ей никто не успевал. Караванщиков хорошо защищали плотные кожаные кафтаны, но они же делали их слишком медлительными.
Таш не думал, когда рванулся вперед, наперерез Гласу Города. Сработало с детства вбиваемое ему в голову правило – любой ценой защитить господина. Но каторжник, который год долбил породу на руднике, был не соперником вертящемуся, как юла, акробату.
Он видел, как Глас с грацией пустынной кошки приземлился на закрепленные тюки и замер, упершись в них руками и этим окончательно довершив сходство с готовящимся атаковать хищником. Видел, как смертельно побледнела Лаана, уставившаяся в зеркальную маску. Видел – и ничего не мог сделать.
Если бы шут хотел ее убить, у него бы это получилось. Но он всего лишь усмехнулся госпоже в лицо, будто они старые знакомые, и выпрямился. На Таша, с ревом вспрыгивающего на повозку, и других караванщиков он даже не глянул, а затем, в лучших традициях театральных трупп, сделал сальто назад. И снова – мгновение, а Глас Города уже стрелой влетел в закоулок, исчезнув из виду.
Таш ошеломленно смотрел ему вслед. Это было невозможно. Люди просто не способны двигаться с такой скоростью.
Так или иначе, безумец испарился. Освистанная стража махнула на погоню рукой, предпочтя ругаться с мешавшими им прохожими, но это уже не имело отношения к каравану. Таш, не обращая на них внимания, с кряхтением слез с повозки. Караванщики, красные, как раки, виновато молчали – из них ближе всего к хозяйке подобрался Ирдент, который закрыл ее своим телом. Правда, все равно с опозданием – к тому моменту акробат скрылся за домами.
- По местам, давайте, живее! – зло прикрикнул начальник охраны. – У нас есть обязанности, не хватало еще настоящих воров прошляпить! Эй, герой, ты цел?
- Цел. Кто этот парень такой? У него даже дыхание не сбилось, когда он прыгал.
Однако ответил ему не Ирдент, а Лаана. Теперь, когда опасность миновала, она выглядела спокойной. Недавний испуг выдавала лишь нехарактерная для ее смуглой кожи бледность.
- Он называет себя Гласом Города. Но на самом деле, - Лаана скривила губы, - он скорее его проклятие.
Автор: Алекс Рауд
Жанр: фэнтези, приключения
Серия: "Магия фэнтези", "Колдовские миры"
Статус: в процессе
Объем произведения на данный момент: 6 авт. л.
Вспыхнувшая искра
Пролог
Айгар тяжело дышал. Карабкаться вверх по камням было трудно. Слишком рано поседевшие волосы лезли в лицо, сбитые в кровь пальцы соскальзывали с уступов. В конце концов он оступился и, ушибив колено, скатился на высоту своего роста.
Внизу кричали уже почти догнавшие Айгара охотники. Бросив взгляд на склон горы, он заметил, что многие пришли в доспехах. Наверное, считали, что он не один. Хотя он и в одиночку вполне мог противостоять целой сотне – его не зря называли лучшим магом в стране, а то и во всем мире. Жаль, он потерял слишком много сил, чтобы правда быть лучшим.
Айгар прижался к земле и начал судорожно вырисовывать на колене нат, убирающий боль. Руки дрожали. Перед глазами все расплывалось от усталости. Из-за этого линии никак не складывались в узор, который еще несколько дней назад он мог бы повторить даже во сне. На третьем разе Айгар нечаянно зацепил свежую рану на ноге, и она полыхнула болью. Досада и страдание захлестнули мужчину с такой силой, что он тихонько завыл.
Неправильно, все неправильно! Схема почти закончена. Какое право имели эти люди мешать ему? Он изменил мир, а что делали они? Только лезли под руки, твердя, что он сошел с ума, что он все уничтожит. Недоумки! Он дал им шанс выжить. Нет, гораздо больше – он дал им цель. Объединиться, вместо того чтобы сгинуть всем в кровавой войне. Как они не понимают, что противостоять стихии лучше, чем друг другу? Природа честна. Она никогда не притворяется и не втыкает нож в спину.
В отличие от этих отродьев зла.
Айгар стиснул зубы и полез дальше, проклиная преследователей и события последних дней. Судьба поставила ему подножку в тот момент, когда он готовился ее сломать. Позавчера схема обернулась против собственного создателя – горы сотряслись неожиданным землетрясением, и на том самом месте, где Айгар поставил свой шатер, разверзлась гигантская щель. Он спасся только чудом, хотя уже через час понял, что на самом деле его постигло проклятие.
Расселина поглотила его бессмертие. Или же его смерть – зависит от того, как посмотреть. Его гениальное изобретение. Изобретение, идею которого так и не смог оценить Эшах!
Мысли путались. Работа над изобретением и необходимость прятаться от старого друга – теперь злейшего врага – истощила Айгара так, что он пугался собственного отражения. Теперь он жалел о том, что некому стало предупредить его о переходе за черту, но еще месяц назад ему это казалось благословением богов. Как же – его ведь никто не отвлекал! Что случилось с большей частью друзей, он, увлеченный процессом творения, не помнил. То ли они сбежали, то ли погибли, то ли продолжали его дело на других краях континента.
Континента, который Айгар разделил. Это было гениально!
Он засмеялся истерическим, захлебывающимся смехом. Люди у подножия услышали его и заторопились. По долине разнесся мужской крик:
- Айгар! Проклятый безумец, остановись! Ты еще можешь получить прощение!
Ему даже не понадобилось оглядываться и смотреть на извивающиеся линии ната Эшаха, чтобы понять: старый друг лжет. После того как из-за схемы Айгара погибло столько людей, никакого прощения быть могло.
Он подтянулся на руках и влез на плоский выступ скалы. Рядом темнела глубокая щель – гора обрывалась шагов на тридцать вниз. Добрался! Если он не ошибся в расчетах, его вечная жизнь – или смерть – должны быть где-то там.
Айгар огляделся, выискивая пологий спуск, и нервно вздрогнул, когда мимо просвистела стрела. Охотники с легкостью поднимались по склону, умудряясь при этом стрелять. Там, где седой мужчина едва полз, они почти что бежали. Если бы он не шел таким извилистым путем, то успел бы гораздо раньше. Но в этом, естественно, крылся особый смысл. Айгар ничего не делал просто так.
Спуск виднелся слишком далеко, чтобы удалось туда попасть раньше преследователей, а каждая пядь тела невыносимо болела. Айгар задумался, не обрушить ли на охотников свой магический гнев прямо сейчас, но они рассредоточились по склону и пока не все из них находились в пределах его досягаемости. А если кто-то выживет, то спокойно обыскать расселину уже не даст. Надо было еще немного подождать.
Очередная стрела пролетела в опасной близости от Айгара, поколебав его решимость. Он дернулся – и ногу свело судорогой. К счастью, снизу раздался резкий окрик. Эшах заметил, что враг одинок и безоружен, и потребовал прекратить стрельбу.
Старый друг, конечно, поднялся первым. Во взгляде Эшаха, одетого в начищенные и укрепленные натами доспехи, промелькнула жалость к измотанному и окровавленному человеку перед собой. Айгара от нее замутило. Сейчас он выглядит хуже, но их талант сравнить невозможно. Даже в таком состоянии он умнее и хитрее бывшего ученика.
- Приказ о моем немедленном умерщвлении отменен? – язвительно спросил Айгар, мельком удивившись, как слабо звучит его некогда сильный голос. Сколько дней он уже ни с кем не разговаривал? – Неужели вы оценили мою идею и хотите воздать мне заслуженные почести?
- От мгновенной казни тебя, подонок, спасает только одно – причиненный тобой вред можешь исправить только ты, - огрызнулся Эшах. Он указал пальцем на юг, где бушевала гроза с огненными смерчами. – Твое творение? Сомневаюсь, что кто-то из твоих ручных псов на такое способен. Там погибли десять моих людей!
- Тебе нужно было лучше учиться. Тогда бы ты смог их защитить.
Широкоплечий мужчина в железном нагруднике, из-за которого он казался еще больше, угрожающе шагнул вперед. Айгар сделал вид, будто пятится назад, а на самом деле провел дополнительную линию к едва различимому на земле узору.
По склону поднялись еще несколько человек. Трое из них подняли вверх луки, готовясь чуть что выстрелить во врага. Айгар заглянул за их спины, высматривая, сколько охотников осталось позади. Еще немного – и все они попадут в его сеть.
Предвкушая победу, он снова засмеялся. Тонкие надменные губы Эшаха скривились.
- Взять его. Не давайте ему шевелить пальцами. Помните о том, что его наты могут стереть вас в порошок.
Двое мужчин отделились от спутников и начали приближаться к Айгару. Пора!
Он вывел носком сапога замысловатый крюк на земле и отпрыгнул в сторону. Склон содрогнулся, и только благодаря этому грудь Айгара не пронзила стрела.
Воздух наполнился истошными воплями. Гора развалилась на куски, а он все никак не мог сдержать сумасшедшее хихиканье. Эшах провалился в разверзшуюся под ним дыру с растерянным видом – дурак даже не успел понять, что происходит! Беспокойство охватило Айгара лишь на мгновение, когда он сообразил, что камни осыпаются и под ним. Кажется, он перестарался с величиной узора.
Площадка, на которой стоял Айгар, внезапно с громким треском перекосилась и раскололась надвое. Он с ужасом ощутил, что поверхность уходит из-под ног, а сам он падает в тот самый разлом, где только что исчез Эшах и еще четверо охотников.
Айгар завыл, пытаясь уцепиться хоть за какой-нибудь выступ. Что за несправедливость! Он же хотел всех спасти, почему боги отворачиваются от него? Может быть, из ревности, что он сам едва не стал богом? Если бы только успеть закончить начатое!..
Перед ударом об землю ему вдруг пришла успокаивающая мысль. Его труд будет завершен. Настолько великие дела не могут оставаться незавершенными. Либо это сделает сам Айгар – в следующей жизни, либо это сделают его потомки.
Мир обязательно будет уничтожен.
* * *
Три тысячи лет спустя
Звуки мерно падающих из клепсидры капель убаюкивали. Чтобы не заснуть, Кирдит принялся выстругивать безделушку. Укрепленный магией нож – ненадолго одолженная слугой собственность хозяина – входил в древесину, как в масло. Дело пошло споро, и Кирдит даже испугался, не увлечется ли он настолько, что пропустит биение Сердца мира.
Прохлопать его было никак нельзя, иначе хозяин снимет голову. Не то что бы он был очень злобным, наоборот, добрее других аристократов в Ардавайре, просто к точному времени относился трепетно. Кирдит, выросший в деревне и живший в крупном городе всего два года, до сих пор не мог понять, зачем так нужны эти часы. Но аристократы на то и аристократы, чтобы у них были причуды. А тут сегодня маленький сын господина чуть не испортил механизм клепсидры. Починить-то его хозяин починил, но время сбилось. «Высокая честь» ждать до полуночи, когда все уже заснут, и долить в устройство воды выпала, как назло, Кирдиту. Он один из немногих слуг, кто умел читать, а значит, по всеобщему разумению, был умнее других.
Он отложил фигурку, в очертаниях которой намечался пузатый ящер-тяжеловоз, поправил заплывшую воском свечку и тихонько прошелся по комнате. В окне виднелись защищавшие от бурь стены Ардавайра, над которыми зависла косо усмехающаяся луна. Срок подходил.
Кирдит взял в руки чашку с жидкостью, откинул крышку механизма и встал над ним. Биение должно было вот-вот случиться. Оно всегда приходило издалека, со слабым гулом, будто где-то под землей ударили в колокол. Слегка вздрагивали вещи – могли звякнуть медные чаны на кухне или развешанные на стенах инструменты. Так земля напоминала, что она жива, что люди на ней – всего лишь гости, а она будет жить еще долго, не в пример дольше всяких крестьян.
Жрец – самый образованный человек в родной деревне – говорил, что Сердце в землю вложил бог Иль, чтобы она стала живородить и чтобы на ней появились растения и животные. А в городе гулял совсем другой слух, крамольный – что Сердце создали маги и потом спрятали неизвестно где, потому что из-за него началась кровавая война. Где тут правда, Кирдит не знал. Истории сходились только в одном – когда оно остановится, миру наступит конец. Но это, конечно, произойдет еще нескоро, Кирдит был уверен. И еще он мечтал, что ему когда-нибудь хоть разочек доведется посмотреть на такое чудо. В деревне и так ему завидовали, что он вырвался в Ардавайр, а тут он бы вообще героем стал…
Заныла затекшая рука. Очнувшись от мечтаний, он сообразил, что времени прошло уже достаточно, а биения до сих пор не было. Продремал он его, что ли? Похоже на то. И наверняка как раз в тот момент, когда увлекся строганием. Эх, беда… Накажет хозяин! Хорошо, если не велит плетей выдать. Кирдит с досадой вернул чашку на стол и, пригорюнившись, уставился в окно. Как бы так выпросить у хозяина, чтобы его не секли, а дали исправить свою ошибку? Завтра уж точно не пропустит стук!
Но больше его не было. Ни завтра, ни послезавтра – никогда. Вместо него появились жестокие бури, которых в этот сезон не должно быть. И Кирдит стал одним из первых в Ардавайре, кто обреченно сказал: «Истинно говорю вам: наступает конец света».
1. Раб
3-й год Тихого огня в Шердааре
Кирка со звоном опустилась на камень. Затем еще раз. И еще. На землю посыпался щебень. Смахнув его в сторону, чтобы не мешался, Таш продолжил толочь валун.
По лицу ручьями тек пот. В карьере было невыносимо жарко, и, судя по завывающим звукам, где-то наверху, в скалах, зарождался новый огненный вихрь. Невзирая на опасность, с места никто не двигался, в том числе и Таш. Каторжане работают, пока им не прикажут бежать в укрытие. Иначе быть не может.
Он отколол от валуна крупный кусок, сбросил его в железную емкость и продолжил размахивать киркой, игнорируя протяжный вой над головой. Несколько десятков мужчин вокруг поступали точно так же. Труд отуплял, не оставляя сил на мысли и беспокойство. Таш даже не помнил, какой сейчас день – десятый или тринадцатый от начала лета, а может быть, уже двадцатый?
Первые месяцы на рудниках Тирвиша он еще отсчитывал сутки с того момента, как попал сюда. Потом череда одинаковых дней, проводимых с киркой, слилась в сплошную пелену. Для многих каторжан пребывание здесь обрывалось в считанные часы – только самые выносливые приспосабливались к тяжелой работе под палящим солнцем. Кое-кто, кого доставляли с равнины, угасал за несколько суток, так и не успев привыкнуть к разреженному горному воздуху. Таш привык. Его бойцовское тело, казалось, могло приноровиться к чему угодно.
Наверху загудел горн – наблюдатель просигналил, что вихрь уже близко. Тотчас раздались выкрики надсмотрщиков. Первыми к тоннелю-убежищу бросилась группа мужчин, работавших в левой части карьера. Таш сглотнул, но с места не сдвинулся.
Каторжан уводили по очереди, чтобы они в спешке не передавили друг друга, то есть не повредили королевское имущество. Тот надсмотрщик, который отвечал за невольников в правой стороне карьера, где находился и Таш, знак уходить пока не подал, а побежать без приказа было невозможно. Этого не позволял ошейник, настолько легкий, что его вес почти не ощущался, и в то же время неподъемным грузом висевший на шее. Точнее, даже не сам ошейник. Виной всему был нат – магический иероглиф, который заставлял рабов исполнять все приказы хозяев.
Наблюдая за толкущимися у входа в укрытие мужчинами, Таш оглядел скалы. Горячий ветер уже трепал его отросшие темные волосы, но языков пламени, предваряющих появление вихря, пока видно не было. Заб – напарник – сделал то же самое.
- Думаешь, все успеют? – с беспокойством спросил он.
- Куда денутся…
- В прошлый раз делись двое, - напомнил Заб. – Сезон Тихого огня заканчивается, вихри непредсказуемы и становятся все злее.
- Период, - поправил Таш. – Период Тихого огня. И дело не в нем, а в том, что Сердце мира перестало биться.
Напарник, поморщившись, кивнул. Он всегда раздражался, когда его ловили на путанице в сезонах и периодах. Ну а Таш не понимал, как можно забыть, что лето или зима – это сезон, а период – это несколько лет, когда в стране устанавливалась примерно одинаковая погода. В Силане сейчас длился период Ураганов, за которым придут четыре года Слабых ветров, а в Шердааре шли годы Тихого огня, которые сменятся периодом Пожаров. Летоисчисление по признакам погоды для простого народа оказывалось намного важнее, чем официальное, от каких-то там дат или восшествия на престол короля. Ураганы и пожары сильнее влияли на жизнь крестьян, чем далекий правитель, которого никто никогда не видел. И как можно этого не знать…
Хотя что там, Заб даже про Сердце мира не помнил – такую же постоянную вещь, как солнце.
Он вообще был странным. Его светло-серые глаза ничем не отличались от глаз коренных жителей Силана, но кожа отливала медью, как у шердов, а волосы словно покрывал слой пепла, как у жителей Каменных земель. Говорил при этом Заб без малейшего акцента на всех трех языках – по крайней мере на силанском и шердском точно. Однако откуда у напарника такие познания, никто не знал. В том числе и он сам.
Его приволокли на рудники около года назад, чуть позже, чем Таша. Появление Заба вызвало оживление, которое разбавило пресную на события жизнь каторжан, поэтому и врезалось в память. Надсмотрщики сопровождали каждого новичка смачным перечислением прегрешений, за которые его и отправили на каторгу.
Когда привезли Заба, не объявили вообще ничего. Даже имени. Просто кинули его в общую клетку – и все. Как потом выяснилось, его и обвинить-то было толком не в чем. Да и зачем эти формальности с обвинениями? Все его тело покрывали татуировки с одним-единственным иероглифом – «забвение», который подозрительно походил на наты, которыми пользуются маги. А так как к разгуливающим на свободе магам в Силане отношение было особенным, это само по себе стало серьезной провинностью, и Заба от греха подальше решили отправить в Тирвиш. Повезло еще – могли казнить сразу, но пожалели. Он отличался крепким здоровьем, а таких предпочитали отсылать на рудники.
Сам Заб к этому ничего добавить не мог. Он помнил о себе лишь то, что однажды очнулся окровавленный, с незажившими татуировками, прямо на улице в незнакомом городе. Вот и вся его вина.
Горн загудел снова, подгоняя надсмотрщиков. Кто-то из рабов закричал, указывая наверх. Таш поднял голову и заметил, как черные камни на краю карьера лижет пламя. Огненный вихрь – проклятие пограничных гор между Силаном и Шердааром – достиг рудников.
В тот же момент порыв ветра закружил пыль, которой в карьере было в избытке, и швырнул ее в лицо Ташу. Он зажмурился, протирая ослепшие от слез глаза. Как не вовремя!
- Марш в тоннель! – заревел надсмотрщик.
Карьер заполнил отдававшийся от стен топот обутых в сандалии ног. Таш, не видевший ни зги, сделал шаг в ту сторону, откуда звучал голос. Он бы добежал, следуя за другими каторжанами, но кто-то вдруг сбил его с ног. Нарочно – Таш ощутил толчок и подсечку, служившую среди рабов распространенной местью за обиды. Однако такое случалось постоянно, а вот другое Ташу казалось более серьезной проблемой. Когда он упал, из руки, звякнув о камни, выпала кирка. Чья-то нога отпихнула ее в сторону. Нечаянно или нет – оставалось лишь гадать.
Бросать ее было нельзя. Деревянная ручка превратится в угли, а за порчу инструментов надсмотрщики драли с рабов семь шкур, так что Таш пополз за киркой. Кто-то из опаздывающих пробежался ему по тыльной стороне ладони. Таш зашипел от боли.
- Живее, твари! – орал надсмотрщик.
Ветер стал уже нестерпимо жарким, а скалы гудели, раскаляясь. Руку, которая касалась земли, лизнул огонь, и Таш ее отдернул. Сердце против воли забилось быстрее, дыхание участилось. Кирка все никак не нашаривалась. Чувствуя, что от страха он перестает мыслить разумно, Таш заставил себя наконец-то протереть глаза.
И замер.
Он видел огненные смерчи, и всегда это зрелище его гипнотизировало. Однако еще ни разу Таш не наблюдал вихрь настолько близко – на границе карьера.
От самых его ног по плоскому низу рудника и огромным каменным ступеням высотой в рост человека плясали язычки пламени, похожие на огоньки свечей. Чем ближе к северному краю карьера, где в небо устремлялся пестро-рыжий столп, тем больше они становились, облизывая стенки горной выработки красными великанскими язычищами. Ветер разгонял их, раззадоривая и увеличивая в размерах, вынуждая сбиваться и присоединяться к шумящему, потрескивающему вихрю, который шел, струясь, прямо к руднику.
Таш хорошо себе представлял, что сейчас будет. Рудник затопит пламенем, а потом воронка поволочет все плохо лежащие вещи: инструменты, брошенные тележки – дальше в горы. Мог он захватить и людей. Вихрь казался достаточно крупным для этого. Крупнее, чем в прошлый раз, когда двух человек всего лишь протащило по дну карьера, сорвав с них тележку, под которой они прятались. Смерч они не пережили.
Что случится с ним, Таш подумать не успел. В плечо вцепились чьи-то пальцы, дернувшие его вверх.
- Поднимайся! Ну же!
Радость, вспыхнувшая на долю мгновения из-за того, что кто-то задержался ради него, сменилась досадой, когда Таш узнал голос Заба.
Напарник корчил лицо. Огонь, кусавший за икры, жалил его сильнее, чем Таша. Может быть, у Заба и была примесь крови шердов, но к этой стихии он был чувствителен совсем не так, как настоящие жители Огненных земель. От того, что на Таше не оставляло ни единого следа, Заб покрывался волдырями, как обыкновенный силанец, а это значило, что любая задержка по дороге к укрытию обойдется ему в десять раз дороже.
Больше Заб ничего не говорил, только стал настойчивее тянуть напарника. Наверное, опасался обжечь горло. Жарить и впрямь стало почти невыносимо. Если они за несколько вдохов не добегут до убежища, дышать им будет нечем.
Умирать Таш не хотел. И еще больше ему не хотелось, чтобы на его совести лежала жизнь Заба. Хватит тех жизней, за которые его сюда отправили.
Когда он вскочил, вокруг него взметнулась пыль. Она так и не осела на землю, увлеченная в ревущий поток пламени. Бежал Таш первым – теперь уже он тащил за собой Заба, захлебывающегося, загребающего сандалиями грязь, а за их спиной полыхал настоящий пожар.
Они влетели в тоннель вместе со струями пламени, которые, как щупальца морского чудовища, за их спинами отрубил надсмотрщик, дернув рычаг и захлопнув вертикально закрывающуюся дверь. Таш, тяжело дыша, рухнул на холодный каменный пол. Заб повалился рядом. Из полутьмы, поблескивая испуганными глазами, на них смотрели другие рабы.
Похоже, успели все. По крайней мере, на этом уровне рудника.
- Мать вашу за ногу, что вы так долго? – орал сзади Кордан – лысый мужчина, под чьим надзором они находились. – Я уж думал – всё, конец вам! Что вы там возились?
Ни Таш, ни Заб не ответили, зная, что он вопит просто потому, что привык. Кордан любил поголосить, но при этом был едва ли не единственным надсмотрщиком в Тирвише, который относился к рабам, как к людям.
В этот момент в металлическую дверь что-то ударило, и Кордан опасливо скосил на нее глаз.
- Дерьмо дерьмищное… Как быстро все в этот раз, я аж сам едва добежал. Ну, что с вами тут? Инструменты сберегли – молодцы.
Он бесцеремонно развернул закашлявшегося Заба на спину и придирчиво его оглядел. Каторжане работали без рубашек, в одних штанах, и покраснения на его теле, грозящие вздуться пузырями, видно стало сразу. Они нальются жидкостью, будут дико болеть, и в полную силу Заб, как раньше, работать уже не сможет. Надсмотрщик сдвинул брови.
- Дерьмо, - повторил он. – Но жить будешь. Вали на свое место. А ты…
Таш перевернулся и встал, не дожидаясь приказа. Кордан поморщился.
- А тебя и сама смерть не возьмет. Целый?
- Я – да, но Забу нужна мазь.
- Ишь, умный какой, - хотя Кордан прищурился, злобы в его голосе не было – так, дежурное ехидство. – Нету мази. Обойдетесь без нее, пока наверх не выйдем. А теперь положи кирку и марш к стене.
Основная клятва заставила его развернуться против воли, и ноги сами зашагали в сторону. Рядом ковылял, тихо охая, Заб. Похоже, ему обожгло стопы. Таша тоже прихватило, хотя и не сильно. Сандалии, которые изготавливали для каторжан, так истончились, что через них чувствовались все шероховатости пола, не говоря уж о раскаленной земле. О жизнях рабов в Тирвише заботились, но не больше. Да и то не всегда. Мази, например, в нужные моменты не оказывалось под рукой…
Таш сжал кулаки – единственное, что он мог сделать. Кордан был не самым злобным из надсмотрщиков, он искренне волновался за королевское имущество и вряд ли стал бы обманывать насчет лекарства.
- Зачем ты пошел за мной? – спросил Таш у напарника.
- Затем, что я не позволю погибнуть другу, - серьезно сказал Заб.
Таш намеренно громко фыркнул. Да уж. От его желания на каторге ничего не зависело. Но Заб… Это же Заб. Единственный человек из всего собранного здесь отребья, который не забыл, что такое честь. Даже если забыл все остальное, а вел себя временами, как ребенок.
Они дошли до своих мест и уселись между другими каторжанами. Свет тусклой масляной лампы отражался на вспотевшей коже соседей, которые отдыхали, вытянув ноги в проходе, и тихо переговариваясь. Впрочем, большинство из тех тридцати человек, которые находились в тоннеле, молчало – на болтовню не хватало сил.
Не было их и у Таша, к тому же после того, как он чуть не поджарился в вихре, трепать языком отсутствовало всякое желание. Он откинул голову назад и собрался подремать. На руднике крепкий сон удавался редко, так что короткую передышку хотелось использовать на него.
Однако задремать Таш не успел. Стоило ему закрыть глаза, как в проходе снова послышали шаги. На сей раз звук был не таким, какой издают сандалии каторжан. Надсмотрщики? Что им тут понадобилось? Как правило, они сразу уходили в боковой тоннель с обустроенной для них комнатой и перекидывались там в карты, пока не минет смерч.
Шаги прошаркали перед Ташем и вдруг замерли.
- Вставай.
Он вздрогнул и поднял веки, испугавшись, что обращаются к нему. Но нет – надсмотрщики стояли перед Забом.
Их было двое. Неразлучные друзья Ханреб и Свош, которые нанялись в Тирвиш дней пять назад. Судя по обрывкам чужих разговоров, они служили солдатами, но что-то у них не задалось и теперь они пришли работать сюда, мучить каторжников. Кордан по сравнению с ними был святым.
- Вставай, говорю. И хватит на меня так пялиться.
Поджарый Свош – заводила в этой компании – пнул Заба в икру. По спине Таша пробежали мурашки, когда он повернулся к рабу.
Он опять смотрел своим особенным взглядом. Как будто перед ним был не человек, а какая-то вещь, шкатулка, которую надо тщательно изучить. Заб становился при этом отрешенным, пропадая где-то внутри себя и возвращаясь, только если его хорошенько толкнуть. Этот взгляд других невольников пугал.
- Не надо, - шепотом сказал Заб, поднимаясь.
Быстрый и сильный удар в живот заставил его проглотить последний слог и ненадолго задохнуться. Каторжники, мгновенно догадавшись, к чему идет дело, расползлись в разные стороны. Таш, казалось, всего лишь моргнул, а уже остался возле Заба в одиночестве. Вмешиваться в стычку с надсмотрщиками рабы не хотели, да и не могли.
- Не надо, - громко повторил Кордан слова Заба. Надзиратель застыл возле бокового тоннеля и хмуро наблюдал за товарищами. – Что вам с этого парня? Яйца Иля, он и без вас сдохнет через полгода-год!
- Я хочу ему помочь, - процедил Свош. – Мне кажется, этот маленький поганый хранитель тут мучается. Зачем страдать целых полгода, если можно покончить с этим прямо сейчас. Да, Ханреб?
Здоровяк ростом с довольно высокого Заба многозначительно кивнул, пристально следя за Корданом.
- Хозяин об этом узнает. Вылетишь еще и из Тирвиша, - мрачно пообещал тот. – По-твоему, это дерьмо того стоит?
- Убить сволочь-хранителя? Да чтоб меня, я буду героем, если сделаю это.
Кордан переступил с ноги на ногу, а потом махнул рукой и скрылся в коридоре. Видимо, решил, что получить пару переломов от двух крепких ребят из-за раба – чересчур высокая цена для чистой совести. Заб посмотрел на уходящего надсмотрщика с горечью.
- Я не х…
И снова удар согнул его пополам. На сей раз бил Ханреб. Таш стиснул зубы. Ему бы тоже следовало отойти, но он медлил. Заб не бросил его на милость смерча, и подводить друга сейчас было настоящим предательством. Не у одного него здесь сохранились представления о чести.
- Вы идиоты? – прошипел Таш. – Если бы он был сбежавшим магом, как вы думаете, он бы дал отправить себя на каторгу? Стал бы терпеть издевательства каждый день от таких пещерных ящериц, как вы?
- На простых людей магические писульки не рисуют, - парировал поджарый, увлекшись пинками и даже не заметив оскорбление. – Говорят, это маги вырыли Сердце мира и остановили его. Они хотят уничтожить весь мир! Так ведь, Ханреб?
Тот согласно промычал и наградил Заба еще одним тумаком. Вид корчащегося раба явно доставлял ему удовольствие. Похоже, они со Свошем намеревались издеваться над ним еще долго, потом бросив умирать или сломав шею. Хотя в последнем Таш сомневался. Взгляды у надсмотрщиков, принявшихся методично молотить жертву, были безумными.
Радовало его только одно. Свош, новичок в Тирвише, забыл, что он может приказать второму рабу молчать. А это значило, что у Таша есть крохотная возможность отвлечь на себя надсмотрщиков, и тогда, может быть, тогда Забу перепадет меньше. О том, что они способны убить сразу двоих рабов, Ташу думать не хотелось.
Он тоже встал.
- Какое отношение эта брехня имеет к Забу? – прорычал он, обращаясь к поджарому.
Тот оторвался от избиения напарника и повернулся к Ташу. В белесых глазах силанца, цветом почти сливавшихся с белками, огнем еще более жарким, чем бушевавший снаружи смерч, полыхнула ненависть.
- Какое отношение, да? А вот какое. Ты был когда-нибудь в деревне Ассенверт? Был? Нет? Слышал хотя бы? Ах, слышал. А вот мы с Ханребом, - он кивнул на здоровяка, - там были. В ту самую ночь, когда его поджарили проклятые хранители, которых нам приказали отловить. Их было всего двое. Двое, слышишь? Один подросток в обгаженных портках и размалеванных шмоточках из той самой обители, откуда он сбежал, и один хранитель, который помог ему это сделать. Полымя стояло такое, ничуть не хуже, чем в карьере только что. А гореть там было и нечему… Нечему, понимаешь? Почти весь наш отряд погиб из-за двух хранителей. Матерью клянусь, правду говорят, что это маги наложили проклятье на наши земли, что они горят огнем, сдуваются ветрами и трясутся в землетрясениях. Они мечтают уничтожить нас всех и теперь уже даже до Сердца мира добрались. Руку на отсечение дам, что так и есть. А этот твой напарничек с татуировками если не один из них, то с ними дела имел. Вот пускай и получит за это.
- Бред! – Таш оскалил зубы. – То, о чем ты говоришь, ни одному магу уже давно не под силу. Да и стали бы, по-твоему, друзья так с ним поступать – наносить татуировки, лишать памяти? Ясно же, что он им враг!
- Ты мне язык не заговаривай, - огрызнулся Свош. – Я видел то, что видел, и Ханреб тоже. Мы после этого по миру пошли, и тому, кто скажет, что я брешу, я вырву язык. Так что жди своей очереди, недоумок. Раз уж ты у нас так любишь хранителей, отправишься в могилу следом за ним.
Он отвернулся и продолжил бить Заба, который уже терял сознание и не падал лишь потому, что его придерживал Ханреб. От досады хотелось выть. И здоровяк не отвлекся, и поджарый, похоже, только раззадорился. Словами делу было не помочь.
Заб, не способный даже заслониться, давно сполз на пол и сплевывал кровь. В Тирвише часто кто-то умирал, но эти кто-то не были напарниками, теми, кого Таш привык защищать. Он с первых дней, возясь с Забом, которому приходилось объяснять простейшие вещи, решил, что будет его оберегать. Исполнять предназначение, для которого его и превратили в бойца.
Лишиться этого снова он не мог. И, глубоко вдохнув, прибегнул к крайнему способу пресечь драку, даже если это будет стоить ему жизни.
Он заорал. Так истошно, что захрипело внутри, зато вопль будоражил кровь, пробуждал в груди бешеное пламя. Таш не останавливался до тех пор, пока не закончился воздух, а в глазах не потемнело. Эта пелена, заволокшая перед ним весь тоннель, так и не пропала после того, как он судорожно вздохнул. А когда Таш вдохнул еще и еще, быстро, с короткими перерывами, она превратилась в знакомое кровавое марево.
У него начинался припадок. После предыдущего осталось несколько трупов, а Таша приговорили к каторге. Ничего, пусть будут еще мертвецы. Такое уж у него предназначение – убивать.
Помутнение обрушилось на разум стремительным потоком. Таш успел только осознать, что выдергивает обломанными ногтями камень из стены. Дальше все окутал мрак.
2. Жена
4-й год Ураганов в Силане
3-й год Тихого огня в Шердааре
12-й день лета
Солнце резало глаза. Подавив досаду, Лаана прикрыла их рукой и оглядела каменистые горные вершины. Поганое место. И погода такая же. В жаркие летние дни риск попасть в огненный вихрь многократно повышался, а яркий свет мешал вовремя разглядеть его признаки.
Именно это сейчас и случилось с караваном Лааны. Уж на что они были осторожны, но пропустили вихрь прямо у себя под носом. Пламя разделило группу людей, загнало их в разные пещеры – вырытые на узкой горной дороге убежища – и едва не попортило товары. Благо Лаана ходила здесь уже не первый раз и знала, что, когда заканчивается период Тихого огня, их нужно оборачивать особой пропитанной тканью в два раза.
Да и Кеш бы с ними, с товарами. Потери на этом тракте – дело естественное, а единственно важный для Лааны обоз защитили так, что ему не было страшно никакое бедствие. Люди – вот что ее беспокоило больше всего. Если проклятые вихри лишат ее последних рабов и охранников, вести караван станет некому. Вот тогда-то и начнутся настоящие проблемы.
- Ну? – спросила Лаана у Гиссерта, пятидесятилетнего мужчины, который подошел к ней сбоку.
Помощник, необычно морщинистый для силанца в таком возрасте, развел руками.
- Одного нашли, молодая госпожа. Забился в щель между камнями, и огнем его почти не тронуло. Так, пара ожогов.
- Работать он сможет?
Гиссерт отвел взгляд.
- Сможет, молодая госпожа, да толку от него будет мало.
Лаана едва сдержала грязное ругательство. С тех пор как она вышла замуж за силанского аристократа, позволять себе подобные выходки стало нельзя. Но иногда так хотелось! Особенно когда проблемы преследовали ее одна за другой.
- А что второй пропавший?
- Пока не нашли. Я отправил двух человек обыскать восточный склон, но паренек не показался до сих пор…
Она кивнула, разрешая не продолжать. После того как вихрь развеялся, прошло достаточно времени, чтобы живой и здоровый человек покинул укрытие и вернулся к каравану. Скорее всего, раб сгорел или покалечился. Лучше, конечно, последнее.
Гиссерт часто говорил, что в путешествиях его хозяйку не узнать – она сбрасывала с себя весь лоск, необходимый в аристократическом обществе, и старалась мыслить исключительно практически. Так, как учил отец, рассчитывающий, что дочь продолжит его занятие. Лаана изо всех сил старалась ему подражать и смотреть на караванщиков только как на рабочие руки, которые либо справляются со своим заданием, либо нет. Однако у ее семьи, в отличие от силанцев, никогда не было рабов.
Спрос со свободного человека совсем другой. Тот, кто нанимается сопровождать караван по опасному пути из Шердаара в Силан через горы, знает, на что идет. По крайней мере, он сам делает выбор. А за невольников выбирали хозяева – в данном случае Лаана. Может быть, в этом следовало винить ее мягкое женское сердце, может быть, отторжение к рабству, которого не существовало на ее родной земле, но она не хотела, чтобы на ее совести были человеческие жизни.
- Вон он! Вон! – кричал один из рабов.
Мгновенно сорвавшись с места, она проскользнула между крытыми обозами и первой подскочила к мужчине, который указывал на что-то внизу обрыва. Дорога пролегала по самому его краю, и, когда Лаана склонилась над ним, вниз посыпался гравий.
- Где? – спросила она, пытаясь разглядеть карабкающуюся человеческую фигуру.
Пока что Лаана видела только склон и почерневшие от постоянных огненных вихрей камни.
- Вон там, возле валуна с выемкой, госпожа.
Она прищурилась – и все-таки крепко выбранилась. Юноша, наверное, свалился с обрыва, когда все засуетились и стали разбегаться в поисках убежища. Повезло, если он сразу свернул шею. От его одежды остались только лохмотья, через которые виднелась обугленная плоть.
Стянув с волос платок, который неприятно пах пропиткой, Лаана выпрямилась и вытерла вспотевший лоб. Ну вот, очередной человек погиб. С начала пути она лишилась уже шестерых: четверых пришлось оставить в Шердааре, причем троих – из-за болезни, которая подкосила караванщиков, а двое потом сгорели в смерчах. Лаана надеялась, что на этом все закончится, но молитвы оказались тщетными. А ведь караван прошел всего половину пути.
Столько людей она не теряла никогда. Лаана с детства ездила этой дорогой, самой короткой до Силана, и ей были известны все укрытия, все хитрости, которые позволяли сберечь человеческие жизни, пусть даже ценой товара. Конечно, если пытаться преодолеть горы в период Пожаров, то умершие могли исчисляться десятками, но период Тихого огня еще не закончился, а вихри возникали с такой частотой, будто он давно миновал! Да и в Силане период Ураганов начался на сезон раньше, чем обычно. Нет, правду все-таки говорят проповедники. С тех пор как остановилось Сердце мира, природа сошла с ума.
- Госпожа, как прикажете поступить с телом?
Лаана оглянулась на Гиссерта. Сухонький помощник терялся на фоне могучих караванщиков, отобранных нарочно для трудного пути, но его голос с легкостью перекрывал поднятый рабами гам.
- Тихо! – прикрикнула Лаана. – Подготовьте обозы к отправлению и ждите меня. Гиссерт, на пару слов.
Шум как отрезало. Все без лишних объяснений догадались, что похорон, даже символических, не будет, иначе бы хозяйка не потребовала возвращаться к работе. Лица некоторых рабов, которые тоже стояли у края дороги и горько вздыхали над погибшим спутником, исказились, но возражать никто не стал. Не потому, что они понимали, насколько опасно задерживаться на тракте, а потому, что не представляли, как можно спорить с господами. Впрочем, это не мешало им выказывать неодобрение другими способами.
Лаана покачала головой, наблюдая за тем, как рабы расходятся по местам и в гнетущем молчании начинают проверять упряжи. Какой-нибудь другой хозяин мог бы наказать их даже за такое проявление неудовольствия, но в доме эс-Мирд к рабам относились снисходительно.
Помощник с обеспокоенным видом последовал за госпожой. Похоже, он хотел с ней поговорить не меньше, чем она с ним.
- У нас не хватает людей, - сказал Гиссерт, как только они отошли туда, где их не слышали рабы и возчики. – Если мы не найдем еще хотя бы пару человек, а шердский огонь продолжит забирать рабов, мы намертво застрянем на каком-нибудь перевале. Тогда прощай, прибыль! А ваш муж в следующий раз может не отпустить вас вести караван…
Она поморщилась. Гиссерт знал, на что надавить. Он верно служил эс-Мирдам всю жизнь, и ему были известны такие подробности, о которых сама Лаана никому ни за что бы не рассказала. И, в отличие от рабов, на его шее не красовался магический ошейник, так что он мог пользоваться этим, как хотел. Впрочем, Лаана и не подумала его одергивать. Гиссерт искренне хотел добра, к тому же у него был гораздо более обширный опыт путешествий, поэтому к нему стоило прислушаться.
- Не нагнетай. Лучше скажи, что ты предлагаешь.
- Недалеко отсюда поворот к рудникам Тирвиша.
Лаана застонала.
- Это незаконно! У меня и так будут проблемы с моей особой партией, а ты хочешь, чтобы я окончательно завязла в объяснениях со стражей!
Белесые силанские глаза мужчины, сверкавшие на покрытом пылью и сажей лице, укоризненно посмотрели на хозяйку.
- А у нас разве есть выбор, молодая госпожа? Да и кому взбредет в голову донимать вас расспросами, почему у кого-то из ваших слуг за время поездки стало чуть больше шрамов? Это же рабы!
Заметив, как она скривилась, Гиссерт поспешно добавил:
- У вашей семьи хорошая репутация. Даже если какой-нибудь стражник о чем-то догадается, он подумает: «Зачем бы уважаемой Ли Лаане эс-Мирд вести дела с такими грязными скотами, как на рудниках Тирвиша? Нет, это невозможно!»
Девушка фыркнула. Не то что дом эс-Мирд – вообще мало кто в здравом уме стал бы покупать рабов на рудниках.
Из-за магических ошейников рабам редко доводилось совершать преступления, а если их на этом ловили, то, как правило, тут же убивали. В основном на каторгу ссылали свободных мужчин, которые с этого момента навсегда становились невольниками. Подразумевалось, что до самой смерти им из карьеров не выйти, но ушлые работорговцы найдут лазейку везде, где только можно. Так на рудниках и начала потихоньку процветать незаконная продажа людей.
К этому факту Лаана относилась равнодушно – убийцы и насильники заслуживали худшего. Тем более она не собиралась ими приторговывать. Ей не нравилась сама мысль играться жизнями людей, а покупать преступников для себя было глупой идеей. Большинство каторжан болели всеми возможными болезнями и находились на последнем издыхании, здоровые же не умели и не желали работать. Их можно было заставить, но потом ловить на себе странные взгляды и гадать, что за дикие фантазии в мозгу у этого человека… Нет, это не для нее.
И все же Гиссерт был прав. Чем меньше караванщиков, тем больше шансов, что драгоценный груз пропадет в горах. Из преступников потом тоже можно будет вытянуть пользу – внутри у Лааны забилась жилка торговца, и в памяти сразу всплыли имена людей, которые не будут задавать лишних вопросов при покупке раба. Не исключено, что при этом удастся покрыть все издержки…
- Ладно, - неохотно согласилась она. – Иди к возницам и предупреди их, что мы свернем к Тирвишу. И молись великому Илаану, чтобы нам не подсунули заморышей.
Поклонившись, Гиссерт убежал с удивительным для пожилого человека проворством. Лаана помедлила, тоскливо глядя на обожженный труп юноши в обрыве.
Ох, не стоило ей связываться с этим грузом, тем более в такое опасное время. Что-то еще будет…
Отправлено спустя 55 секунд:
3. Жена
12-й день лета
Тент мягко колыхался от ветра. Хотя наступил вечер, жара, обычно случавшаяся после вихря, до сих пор не спала, и Лаана лениво обмахивалась веером. За спиной замер Гиссерт, а за ним – два охранника каравана. Они ждали уже достаточно долго, чтобы устать.
- Ну? – выразительно произнесла Лаана, глядя на стоявшего перед ней надсмотрщика по имени Кордан.
Хотелось, чтобы мужчина занервничал, но он даже не почесался. Только обнажил желтоватые зубы в услужливой улыбке.
- Сейчас-сейчас, все будет. Подождите, милостивая госпожа.
Она едва сдержалась от того, чтобы фыркнуть. Нехорошо было показывать продавцу свое презрение до того, как он отдаст товар, а раздражало Лаану в Тирвише буквально все.
Этот лязг кирок, гулко разносившийся над горами, - надзиратели выгнали рабов трудиться, даже не успев убрать оставшийся после вихря бардак. Эта скала, так удобно закрывавшая от гостей глубокую яму в земле, где на нескольких уровнях рудника добывали железо преступники – большей частью грязные истощенные люди, на которых страшно было смотреть. Это смердение от немытых тел, казалось, заполнявшее всю долину. Кислое вино, которое тут держали для именитых посетителей и называли «отличнейшим, самым отличнейшим, милостивая госпожа». И, наконец, надсмотрщики.
Лаана предпочла бы иметь дело с главой Тирвиша. Рабы, которыми формально владела корона, фактически принадлежали ему, и он должен быть достаточно умен, чтобы организовать торговлю и не попадаться на этом долгие годы. С таким человеком было бы легко разговаривать, хотя и трудно торговаться. Однако выяснилось, что он отсутствует, а его заместитель, проводив гостей под тент, умчался обратно. Необычайно сильный вихрь, тот самый, из-за которого погиб мальчишка-караванщик, разрушил на руднике какую-то важную постройку, и без второго человека в Тирвише там было не обойтись. Такое отношение Лаану разочаровало. Похоже, недостатка в деньгах у владельцев этого маленького торгового предприятия не было, иначе бы ей уделили больше внимания. И уж точно не оставили бы с неотесанным надсмотрщиком Корданом.
Мужчина, чьих «подопечных» выставляли на продажу, был полноватым, с блестящей лысиной. Он носил просторную холщовую рубаху, которая пропиталась потом, и короткие, по колено длиной штаны. Из-за толстого кожаного пояса торчала плеть.
- Зачем она вам? – спросила Лаана, чтобы скоротать время. – Нат на ошейниках заставляет рабов выполнять почти любой приказ. Необходимость в жестоких наказаниях больше не нужна – стоит просто сказать им работать быстрее.
- Простите, госпожа, а как долго вы живете в Силане? – поинтересовался Кордан.
- Достаточно для того, чтобы знать, как обращаются с рабами, - сухо ответила она.
Взгляд Кордана переместился на охранявших ее мужчин. У каждого из них, кроме Гиссерта, на шее висел металлический обруч с натом. Надсмотрщик вытер платком взопревшую макушку.
- Простите, милостивая госпожа, не хотел вас оскорбить. Понимаете, преступники – это не обычные рабы. Кроме приказа им нужно… э… - он замолчал, наверное, подбирая правильное слово. Для него это, вероятно, было тяжелым трудом. Судя по паре брошенных в сторону фраз, надсмотрщик разговаривал исключительно бранью. – Воспитание – вот что им нужно.
- И без плети их никак не воспитать?
- Никак. Они же звери. Человеческого языка не понимают. То есть приказы-то выполняют, но всё стараются увильнуть. А от некоторых вещей их даже приказами отучить невозможно, только страхом, - Кордан хлопнул по кнуту. – Вот сегодня, например, такое дерь…
Он осекся, вспомнив, с кем разговаривает. От неловкой ситуации его спасло только то, что на тропе наконец-то появились люди.
- А вот и они, - обрадовался Кордан, указывая на вереницу выходящих из-за скалы рабов.
Лаане одного взгляда хватило определить, что никто из них в караван не годится. Заморенные, старые, больные… Впрочем, еще отец учил ее первому правилу торговли: сначала попытайся сплавить самый плохой товар, и если покупатель сразу его возьмет – сам дурак.
Она холодно посмотрела на Кордана, намеренно демонстрируя обиду.
- За кого вы меня держите? Мне нужны мужчины, которые смогут носить на себе тяжелые ящики. А это – жалкие доходяги, которые переломятся от веточки.
- Не обманывайтесь их видом, - стал увещевать он. – Они сильнее, чем кажутся. Вот, например, Сетердет…
Игнорируя надсмотрщика, который пытался не дать ей пообщаться с рабом, Лаана встала и подошла к человеку, которого Кордан назвал Сетердетом. Бородатого каторжника покрывали язвы.
- Я буду хорошо вам служить, госпожа! – тут же зачастил он. – Буду очень стараться…
- Помолчи. Давно у тебя эта болезнь?
В быстро поднятых и тут же опущенных глазах сверкнула и погасла надежда. Врать, даже если очень хотел, из-за Основной клятвы раб не мог.
- Давно…
- Ты был у лекаря? Это излечимо?
- Ага…
- А неизлечимые болезни у тебя есть?
- Чахотка…
Она развернулась к надсмотрщику. Тот уныло улыбался, поняв, что перед ним совсем не дура.
- Я тороплюсь, - резко произнесла Лаана. – Если здесь нет нужного мне товара, не морочьте мне голову. И уведите отсюда чахоточных, иначе я решу, что вы хотите зла дому эс-Мирд!
Кордан побледнел и засуетился, подталкивая каторжан к тропе. Гиссерт с легкой укоризной склонил голову, не одобряя поспешность хозяйки. Следовало сначала оценить этих рабов, показать надсмотрщику, что выбор ей не нравится, затем изучить следующую партию и уже потом приниматься за настоящее дело. Но торг по всем правилам займет не меньше нескольких часов – до самого заката, то есть каравану придется оставаться в Тирвише на ночевку. А это последнее, чего ей хотелось.
Лаана вернулась под тент. На сей раз ждать пришлось не так долго. Всего через четверть часа надсмотрщик привел новых мужчин, выглядевших если не здоровее, то, по крайней мере, крепче предыдущих. Они оказались и более чистыми. Лаана заскрипела зубами. Рабов явно начали подготавливать заранее, но тянули время, изматывая покупателя, чтобы он согласился на все что угодно.
Так или иначе, здесь уже было из чего выбирать. Лаана медленно прошлась перед рядом мужчин, одетых только в короткие штаны, внимательно осматривая и опрашивая каждого. Она чувствовала себя так, будто подыскивает нового скакового гарма в свой табун. Отвратительное ощущение.
Эти люди не были ездовыми животными, но в их глазах застыли такие же тоска и усталость, как у загнанных гармов. Они наперебой старались расписать свои преимущества. Некоторые вслух, некоторые молча, одними только взглядами умоляли: купи нас, избавь от страданий на этом проклятом Кешем руднике. Каждый такой взгляд разрывал ей сердце.
Они преступники, напомнила себе Лаана. Убийцы и грабители, которые получили по заслугам. А в Тирвиш ее привело дело, которое требует пары крепких мужчин, кем бы они ни были и чем до этого ни занимались.
Она заставила себя отвернуться от рабов и приблизилась к надсмотрщику.
- Одного я выбрала, но мне нужен второй человек. Подходящей кандидатуры я не вижу. Может быть, у вас есть еще кто-то, получше?
- Хорошие работники нужны нам самим, милостивая госпожа, - завел обычную для работорговцев сладкую песенку Кордан. – Кто же будет добывать железо для венценосного государя, если мы начнем раздавать всех сильных мужчин…
Солнце понемногу клонилось к горам. Лаана поморщилась.
- Я надбавлю цену, - она многозначительно хлопнула по толстому кошельку, который висел у нее на поясе. – И приведите их быстрее.
После намека на прибыль, которую можно было оставить в собственном кармане, Кордан стал двигаться раза в три живее. Правда, досталось от этого рабам – он вынудил их убегать с площадки мелкой трусцой. И все-таки каждый из них улучил момент, чтобы ненавидяще глянуть на единственного счастливчика, который остался на вершине холма. Лаана покачала головой. Кажется, сравнение с затравленными животными было слишком поспешным.
Лицо Гиссерта восторга тоже не выражало, хотя и по другой причине.
- Почему вы стремительно теряете все навыки торговли, когда дело доходит до покупки или продажи рабов? – задумчиво спросил он. – Вы потеряете на этой сделке раза в два больше, чем могли бы. Профессиональный торговец не может себе такого позволить.
- Я не профессиональный торговец, - пожала полуоголенным плечом Лаана. – Для этого у меня есть ты.
Он смущенно опустил выцветшие ресницы. Официально Гиссерт занимал должность главного писаря, а в действительности был торговым советником главы дома эс-Мирд. Это он на протяжении долгих лет вытягивал семью из бедности и налаживал отношения с купеческими кланами Шердаара. Можно сказать, если бы не Гиссерт и его деловая хватка, Лаана никогда не вышла бы замуж за Лердана и не породнилась с аристократами. И конечно, без его помощи никакой торговец из нее бы не получился. Отец хоть и учил ее азам, но делал это скорее из любви к своему искусству, а не потому, что всерьез рассчитывал воспитать преемницу. Единственная дочь обязана была продолжать род, а не носиться по миру неприкаянной, отчаянно торгуясь за каждую монетку.
Но так уж вышло, что у нее с этим планом не заладилось.
- Вы вполне могли бы стать профессионалом, если бы не поддавались чувствам, - пожурил Гиссерт. – Я же вижу, что вы просто переносите нераздаренную материнскую нежность на рабов. Если бы вы…
- Хватит, - отрезала она. – Два года прошло, перестань мне талдычить об этом!
Слуга едва слышно, по-стариковски что-то проворчал себе под нос. Настроение окончательно испортилось. Лаана ненавидела, когда кто-то вспоминал о смерти ее сына. Особенно ее злило, когда некоторые пытались ей рассказывать, что она должна делать со своей «нераздаренной нежностью» и как ей следует из-за этого переживать.
Когда на скале появились новые рабы – на сей раз действительно быстро, - никакого желания смотреть на них у Лааны уже не было. Тем не менее она пересилила себя и встала, отставив пустой кубок. Кислое вино отчего-то стало казаться прекрасным, соответствующим моменту напитком.
- Прошу вас, милостивая госпожа, - заворковал Кордан. – Как вы и просили, я привел самых выдающихся рабов.
В последнем надсмотрщик не солгал. Лаана с неожиданным для себя увлечением стала изучать этих людей.
Невольников насчитывалось всего четверо. Первый был здоровяком с нависающими бровями и тупым злобным лицом. Этого Лаана мысленно отмела сразу – весь его вид свидетельствовал о том, что увалень убил не одного человека и делал это с наслаждением. Такому на рудниках самое место. Второй был пепельноволосым исихом родом из пустынь на юге, наверное, военнопленным, так как по своей воле жители Каменных земель редко селились в ветреном Силане. Этого стоило взять на заметку – исихи славились недюжинной выносливостью. Третий на первый взгляд ничем не выделялся, но Кордан пояснил, что он кулачный боец, выдержавший немало схваток и вышедший из большинства победителем. А четвертый…
- Присмотритесь к нему повнимательнее, - шептал Кордан, вдруг решивший изображать коварного искусителя – роль, которая никак не вязалась с его грубой внешностью и удавалась из рук вон плохо. – В его крови смешались все народы Силлихшера. Он взял от них самые лучшие качества: выносливость исихов, силу шердов, крепкость силанцев, а от ллитов… - надсмотрщик запнулся, то ли спохватившись, что слишком заврался, то ли забыв, какие там у жителей побережья характерные черты. – Здоровье. Он взял от них могучее здоровье. В общем, госпожа, вы обратите на него отдельное внимание.
Он говорил так, будто этого человека можно было не заметить. Все тело раба, заходя с левой стороны даже на лицо, покрывали криво нанесенные татуировки с одним-единственным символом. Его значение Лаане было неизвестно, но она мгновенно узнала письменность магов.
- Наты? – ошеломленно спросила Лаана. – Что на нем делают магические иероглифы?
- А, да вы не волнуйтесь, - чересчур легкомысленно ответил Кордан. – Он не маг, его проверили перед тем, как отправить на каторгу. Того, что за ним придут хранители, тоже можете не опасаться. Он тут уже год и никому до сих пор был не нужен. Был бы нужен, за ним бы уже давно заявились.
Звучало это не очень вдохновляюще. Лаана проглотила тысячу готовящихся соскочить с языка вопросов и для начала медленно обошла вокруг невольника. Он в самом деле выглядел неплохо, ничуть не хуже жилистого исиха. Рослый, с четко обрисованными мускулами и несколькими старыми шрамами. Вид портили свежие ожоги и синяки, видимо, заполученные во время вихря, но их можно было вылечить. В остальном мужчина казался совершенно здоровым, хоть и исхудалым, как все каторжане.
А вот его взгляд был необычным. С добродушного лица на гостью Тирвиша смотрели умные светло-серые глаза. Тоже усталые, немного печальные, но не затравленные. Наоборот, любопытные.
- Как тебя зовут? – спросила Лаана.
- Забвение, - на хорошем силанском произнес он. – Но все называют меня Заб.
Какое удивительное имя. А его татуировки…
- Кто ты? Ты имеешь какое-то отношение к хранителям?
- Я не знаю.
Судя по всему, это был ответ сразу на оба вопроса.
- У него память отшибло, - встрял Кордан. – Ничего не помнит до того, как его нашли на улице и притащили в тюрьму. Я расскажу вам о нем…
Интерес Лааны к странному рабу разгорался сильнее с каждым словом надсмотрщика. Из них выходило, что Забвение работает за двоих, знает несколько языков, он сообразительный, беззлобный, но при этом наивный, как дитя. Едва ли не идеальный раб. И Кордан не приукрашивал – подтвердить его россказни Лаана заставила всех четырех невольников. Больше всего ее изумило, что сам Забвение даже не пытался расхвалить свои качества. Как будто он не хотел отсюда выйти.
Спросить его об этом Лаана решила напрямую.
- Кажется, ты не рад тому, что тебя могут купить. Разве тебе нравится на руднике?
- Нет, - раб склонился в извиняющейся позе. – Я буду счастлив выйти отсюда. Я только думал, что мое пребывание здесь может быть заслуженным. Я ведь ничего не помню о себе и не знаю, какое прегрешение я мог совершить, что меня покрыли этими татуировками.
Скромный, отметила Лаана. И речь у него совсем не как у простолюдинов. «Пребывание», «совершить прегрешение» - так мог бы разговаривать ученый или потомственный аристократ.
- Ты умеешь читать, писать?
- Не знаю. Здесь некому было проверить.
Лаана почти не сомневалась, что он умеет, но не помнит, как это делается. Если ее мнение верно, то это не раб, а настоящая находка.
К другим невольникам она уже даже не оборачивалась. Забвение был словно нарочно создан для помощи в ее деле. И не только для каравана. Потеря памяти наверняка была следствием того, что на него нанесли наты, а сделать нечто подобное могли лишь хранители. Если удастся хоть что-нибудь вытянуть про них из памяти Заба, Лаана станет еще на шаг ближе к своей цели, которой добивалась целых два года.
Может быть… Робкая мысль оборвалась, но Лаана вынудила себя ее закончить. Может быть, этот мужчина повлияет на судьбу всех рабов в Ардавайре.
- Сколько вы за него просите? – обратилась она к Кордану, отведя его в сторону.
Тот, почуяв благосклонность гостьи, потирал влажные от пота ладони.
- Двадцать серебряных коэтов.
- Сколько?!
Гиссерт многозначительно закашлялся.
- Заб хороший работник, - принялся оправдываться Кордан. – А мне надо будет как-то возместить убыток, ну и там подготовить покупную грамоту на него, поставить печать. Это ж, вы понимаете, недешево стоит.
- Послушайте, - Лаана прищурилась. – Вы бы не стали продавать раба, который очень нужен вам самим или потерю которого никак не восполнить. А вы стараетесь спихнуть мне его изо всех сил, и не притворяйтесь, что это не так. У него есть изъян, который вы скрываете. Но вот в чем хитрость: я могу спросить Забвение, что с ним не в порядке. Торг уже будет совсем другим, вы так не считаете?
Кордан несколько мгновений поколебался и в конце концов махнул рукой.
- А-а, что там скрывать. Если вы Заба не купите, его попросту убьют.
- Почему? – спросил Гиссерт, который покинул площадку под тентом и встал за спиной у хозяйки. У Лааны этот наставнический жест вызвал слабое раздражение, но она решила промолчать и не показывать надзирателю, что его собеседники могут быть в чем-то несогласными.
- Это же очевидно, - Кордан фыркнул. – Гляньте на него повнимательнее. Как по-вашему, эти татуировки делают его совсем не выделяющимся среди каторжан? Тут не все любят хранителей, милостивая госпожа. В том числе и надсмотрщики. Если вы его тут бросите, парня быстро в могилу сведут, честное слово.
- А вы-то с какой стати об этом беспокоитесь? – не выдержала Лаана.
Надсмотрщик, нежно заботящийся о каторжанах, - кому расскажи, ведь и не поверят.
- Думаете, мы в Тирвише все скоты, работаем на руднике, потому что нам охота над кем-то поизмываться? – горько усмехнулся Кордан. – Нет, ошибаетесь вы, госпожа. Мы тоже люди. Далеко не всем нам наср… все равно, что тут с кем будет. Сюда некоторых за кражу хлебных корок отправляют, вы знали? И вот эти парни долбят камни рядом с закоренелыми убийцами, которые вырезали в горах человек по десять путников за раз, едят одну и ту же кашу и подыхают одинаково. А этот вообще ничего не сделал, - он кивнул на Заба. – Не мне справедливость наших судей обсуждать, но что-то тут не все правильно. Человек он недурной. Жалко будет, если так просто его со свету сживут, а то ведь пытаются же.
- Вы продаете рабов первый раз, - утвердительно произнесла Лаана.
- Второй. Обычно этим занимается владелец Тирвиша, как вы понимаете.
Удивительны дела великого Илаана… Именно в тот единственный раз, когда Лаане довелось посетить рудники, ей попался сердобольный надсмотрщик, который старался спасти несправедливо осужденного человека. Похоже, не зря проповедники возле городских базаров кричат, что наступает конец света.
И все же это не повод разбрасываться деньгами.
- Один серебряный коэт.
- Пятнадцать, - цокнул языком Кордан.
- Госпожа, могу я обсудить с вами кое-что? – нервно спросил Гиссерт.
- Госпожа! – вдруг позвал ее Забвение. – Перед тем как вы решите, покупать меня или нет, позвольте мне высказать одну просьбу.
У него был мягкий голос с легким журчащим акцентом. Звучал он приятно, и Лаана обернулась к нему, успев заметить промелькнувшую в глазах Гиссерта досаду.
- В чем дело?
- Простите меня, я случайно услышал, что вам требуются два человека. В Тирвише есть еще один человек, которого не привели сюда, но который вам обязательно подойдет. Он шерд, воин, бывший телохранитель, выносливый и крепкий. Я… Я обязан ему жизнью. Я не уйду без Таша.
- Какая наглость! – ахнул Гиссерт.
Раб-здоровяк закатил глаза, грудь кулачного бойца задергалась от смеха. Кордан тихо выругался, помянув скальный мох, который кое у кого вместо мозгов. Лаана на несколько мгновений растерялась. Чтобы раб ставил условия своему покупателю? Немыслимо!
И тем не менее этот мужчина нравился ей все больше. Какая сила духа должна быть у того, кто выбирает мучения и тяжелую работу, лишь бы не расставаться с товарищем?
- Кто такой этот Таш? – поинтересовалась Лаана у Кордана. – Почему здесь его нет?
- Потому что мы его наказали за избиение надсмотрщика, - буркнул тот.
- Вы же не хотите сказать, что он смог ослушаться приказа…
- У него случилось помутнение рассудка, - пояснил Кордан. – Как у всех шердов бывает. Вам должно быть известно.
- Не у всех, - сухо поправила она.
В ашарей – «пробуждение души огня» по-шердски – впадали, как правило, только мужчины, хотя иногда он случался и у женщин. Так называли состояние безумия, в котором человек не контролировал себя и крушил все вокруг. А еще ашареями в Шердааре именовали самых умелых, непобедимых воинов, которые в битве внезапно ускоряли движения и теряли чувствительность. К сожалению, подобные воины встречались редко, и к счастью, приступы тоже бывали нечасто.
- Что с ним делали, что у него начался ашарей? – нахмурилась Лаана. – Били? Издевались?
- Он пытался защитить меня от надсмотрщика, - пояснил Забвение.
- Да сегодня день чудес, - пробормотала Лаана и, уже громче, добавила: - А я могу посмотреть на Таша?
- А вы возьмете Заба за десять серебра?
- Я же сказала, один серебряный коэт. И приведите этого шерда.
- А двоих за десять возьмете? Шерд – прирожденный воин.
- Госпожа! – прошипел Гиссерт, касаясь ее локтя.
Но она уже поддалась азарту, а вино и жара довершили дело. Лаана была уверена, что вытащить с каторги двух необычных рабов – ее святая обязанность.
- Три коэта.
- Хотя бы восемь, - настаивал надсмотрщик. – Таш может послужить вам не только как переносчик тяжестей, он умеет сражаться несколькими видами оружия.
- Четыре, но деньги отдам после того, как увижу его.
- Пять.
- По рукам!
Игнорируя страдальческий взгляд помощника, она улыбнулась не менее довольному Кордану. Пять серебряных монет – слишком много для двух каторжан, тем более что пока было непонятно, в каком состоянии Таш. И все же это была отличная сделка. Вполне возможно, что Заб окажется бесценен. Главное – никому не сообщать, как в действительности Лаана намеревалась его использовать.
Никому, кроме Эртанда, который должен знать, как вернуть ему память.
4. Маг
4-й год Ураганов в Силане
12-й день лета
Эртанд болтал ногами в воде и кидал в пруд камешки. Для тридцатидвухлетнего тината это вряд ли было подходящее занятие, но его никто не видел, а значит, можно было не опасаться упреков.
Не считая прислуги, в Ардавайрской обители жили двадцать тинатов. Из них больше половины были детьми, которых строем водили за собой наставники. Эртанду в свое время повезло – его признали негодным к обучению юных магов, поэтому вместо того, чтобы торчать в окружении вечно задающих вопросы, орущих, надоедливых мальчишек, он мог наслаждаться блаженной тишиной в саду. Это была одна из немногих вещей, которые ему нравились в обители.
Собственно, здешнему уголку с трудом подходило гордое название «сад» и уж точно он не шел ни в какое сравнение с садом в поместье эс-Мирдов, которое Эртанд помнил с детства. Родители украсили его растениями из Ллитальты: там были кусты с сочными зелеными листьями, цветы с крупными алыми бутонами, а несколько деревьев почти переросли дом. Здесь же… Местная, силанская флора всегда казалась Эртанду жалкой. Все низкое, стелющееся по земле, чтобы не вырвало с корнями при урагане, жесткое, оттенки одни и те же – тусклые, голубые, болотные или бурые. Скукота.
Однако несколько толстых стволов в форме бутылок со скудной кроной свое дело делали – помогали ему остаться в одиночестве. У детей сейчас шли занятия, а снующие туда-сюда слуги в сад захаживали редко. Разве что повар заглядывал сюда сорвать каких-нибудь травок для супа.
Вздохнув, Эртанд выбрал камешек из возвышающейся рядом горки и швырнул его в пруд. Попал прямо в центр. Промахнуться, честно говоря, было сложно. Размер водоема составлял всего пять шагов в длину и столько же в ширину. Глубина тоже не поражала воображение и была Эртанду по пояс – однажды он поскользнулся и проверил это опытным путем.
Наверное, в нем когда-то предполагалось разводить рыбок – скорее декоративных, потому что для тинатского стола размер прудика был маловат. Как бы там ни было, чистить его давно перестали, выложенное белыми плитками дно заросло илом, а в мутной воде, которая проглотила брошенный камушек, плавал мусор, попавший сюда во время сильной бури два дня назад. Хотя в пруде никто не мог жить, кроме улиток и других мелких насекомых, иногда Эртанду казалось, что там кто-то есть.
Этот кто-то тянул длинные тонкие щупальца к поверхности водоема и колыхался, как водоросль, даже когда ветер не беспокоил гладь пруда. Если Эртанд наклонял голову, не глядя на него прямо, то чудилось, что у существа в глубине круглое тельце, похожее на переплетение линий или глифов. Может быть, это нат пруда являлся одинокому созерцателю?
Нет, конечно, такое невозможно. Души вещей видели только самые одаренные тинаты – вроде тех, которые шестьсот лет назад развязали кровавую войну, разрушившую половину континента и после которой магов заперли в обителях. Хронисты писали, что участвовавшие в той войне маги взаимодействовали даже с натами людей, в то время как большинство сегодняшних тинатов могли лишь укреплять кухонные ножи и выполнять другие простейшие задачи. Зачаровывать рабские ошейники – и то умели немногие. Эртанд, к сожалению, входил в их число.
В центр пруда отправился новый камешек. Звук плеска скрыл за собой очередной вздох. Шанс покинуть обитель был лишь у средних тинатов – их забирали на государственную службу, туда, где без их присутствия было не обойтись. Слабых и сильных держали взаперти в местах вроде этого. Слабых – потому что они приносили слишком мало пользы, сильных – потому что их способностей боялись. У Эртанда талант имелся, но незаурядным его назвать было нельзя. Славу и успех тината Адареста, который около сорока лет назад изобрел нат, заставляющий рабов подчиняться каждому приказу господина, он не повторит.
А это значило, что всю оставшуюся жизнь у него не будет никаких перемен. Одни и те же высокие стены с выщербленными кое-где кирпичами, одна и та же посыпанная гравием дорожка между двумя главными зданиями обители, одни и те же люди…
Каждый раз, когда Эртанд об этом думал, сердце охватывала черная тоска. Он с детства жгуче завидовал хранителям, которые могли странствовать по всему Силлихшеру, несмотря на то что им приходилось скрываться от охотящихся за ними властей, даже сам мечтал удрать из обители и присоединиться к вольному братству. Вскоре, когда он осознал, что на самом деле приходится переживать беглецам, подобная перспектива его прельщать перестала. Тогда он стал надеяться, что его возьмут в помощь градоправителю Ардавайра. Но все разы из обители забирали других тинатов: угрюмого Хаса отправили помогать солдатам на границе с Шердааром, Сверета приписали к тюрьме, где он надевал на осужденных на каторгу рабские ошейники, а когда он заболел и умер, взяли Брефта…
Эртанду оставалось мечтать только о том, что после смерти Аствета, главы обители, управителем высший тинат выберет его. Тогда можно будет иногда ездить в другие обители или даже столицу!
Брызги от камня, с силой брошенного в пруд, разлетелись во все стороны. Доступное любому крестьянину для Эртанда, урожденного аристократа, было пределом всех мечтаний. Разве это не издевательство?
- Эрт! Ты где?
Он быстро вытащил ноги из воды, вытер их подолом робы и надел сандалии. Через минуту среди низкорослых деревьев появился запыхавшийся Улланд. Его полное лицо блестело от крапинок пота.
- Так и знал, что ты тут! Я тебя по всей обители ищу.
- Как будто я мог быть где-то еще, если меня нет в библиотеке.
- Да кто тебя разберет. Может, к Юссис пошел, а может, в тебе вдруг любовь к нашим юным ученикам проснулась.
Заметив, как скривился друг, Улланд добродушно рассмеялся. Сам он возиться с детьми любил – это напоминало ему о родном доме, где он оставил с десяток братьев и сестер.
- Так зачем ты меня звал? – спросил Эртанд, шагая по выводящей из сада дорожке.
- Гонцы приехали.
- От иерарха?..
В груди затеплилось, но сразу остыло, когда Улланд покачал головой.
- Нет, новую партию ошейников привезли. Развлечение для тебя на ближайшие вечера.
Да уж, развлечение. Эртанд поморщился. Правильно нанести сложные наты, которые ставились на обручи для рабов, могли не все зрелые, опытные тинаты, не говоря уж о молодых. В Ардавайрской обители это получалось лишь у двух человек. Первый из них, Аствет, долго хворал и десять дней назад отправился к Илю на небеса. Вторым был Эртанд.
Чудесно. Вся тяжелая работа ляжет на него.
Улланд подбадривающе похлопал его по плечу.
- Не печалься. Утешь себя мыслью, что это такая подготовка к исполнению обязанностей нашего главы.
- У Лейста ничуть не меньше шансов занять это место.
- Он хороший наставник, - задумчиво согласился тинат, вызвав у товарища легкую досаду. Мало кому понравится, когда хвалят его соперника. – Но он даже на веревку едва может нат нанести. У нас уже давно не было настолько слабых глав, так что сомневаюсь, что над нами поставят его.
- Как знать. Рекомендации Аствета никто не видел.
- Это да, - грустно протянул Улланд. – Хотел бы я уметь рисовать такие наты, каким он закрыл шкатулку с бумагами для иерарха.
В отличие от Эртанда, который метил на должность главы обители, ему вообще не на что было надеяться. Его способности ограничивались простейшими вещами – он мог укреплять однородные металлы, но уже со сплавами у него возникали проблемы. Наты, содержащие больше десяти линий, у Улланда выскальзывали и превращались в обычный иероглиф, какой мог нарисовать любой человек без таланта к магии. Впрочем, он не особенно расстраивался. Ему доверяли преподавать маленьким ученикам чтение, чистописание и другие необходимые тинатам науки – то, к чему у него и лежала душа.
Они прошли мимо двухэтажного белокаменного дома, в котором размещались комнаты тинатов, и остановились на развилке. Одна дорожка вела к библиотеке с учебными и рабочими помещениями, вторая – к столовой.
- Зайду перехвачу что-нибудь перед занятиями, - смущенно сказал Улланд.
Эртанд нарочито пристально оглядел его крупную фигуру. Слов не понадобилось – товарищ зарделся и без них.
- Ай, молчи. Я знаю, что Аствет был бы недоволен, но его-то теперь больше нет, нотации читать некому.
- Юссис на днях видела, как ты чуть не застрял в двери погреба.
- Вот болтунья… Я просто больше не буду туда ходить.
- Тяжко тебе придется, если главой обители стану не я. Не думаю, что Лейст позволит тебе распускаться.
Тот насупился. Эти двое недолюбливали друг друга с семи лет – с того самого момента, как попали в обитель. Эртанду иногда казалось, что враждовать им предначертано свыше. Какие иные могли возникнуть чувства между физически развитым деревенским мальчишкой и рыхлым городским? Двадцать с лишним лет, проведенные в одних стенах, примирить тинатов так и не смогли.
- Буду молиться, чтобы Аствета заменил ты, - невесело произнес Улланд.
Эртанд признательно кивнул.
Расставшись с товарищем, он направился к рабочим помещениям. По сложившемуся распорядку дня у него сейчас было свободное время, но медлить с партией ошейников значило разозлить градоправителя Ардавайра, а обитель во многом зависела от него. Выходить за пределы стен тинатам запрещалось, на слуг тоже налагались разнообразные запреты, и обеспечить всем необходимым сама себя обитель не могла. Градоправитель решал почти все: от вопросов продовольствия до того, насколько привлекательными будут новые служанки. Последнее особенно волновало сердца местных тинатов, среди которых были одни мужчины.
А еще градоправитель мог счесть, что насельники обители проявляют вольнодумие. О пересказываемых шепотом случаях, когда королевская стража заявлялась в обители, тинаты которых якобы посмели посочувствовать хранителям, Эртанду вспоминать не хотелось. Тем более о последней трагедии в Ассенверте. Сбежавший из тамошней обители мальчишка на пару с помогавшим ему хранителем уничтожил полселения и почти весь отряд посланных за беглецом солдат. Лаана – единственный человек, приносивший Эртанду из внешнего мира по-настоящему интересные новости, - рассказывала, что никакой обители возле Ассенверта больше нет. Ее насельников, после того как их посетила стража, никто больше не видел.
Ни сердить градоправителя, ни делиться с кем-то своими крамольными мыслями о симпатиях к хранителям Эртанд не собирался. Поэтому он быстро дошел до здания, миновал полутемный каменный коридор и толкнул дверь, за которой находилось рабочее помещение.
Достав с полки металлическое стило, покрытое узором из укрепляющего материал ната, Эртанд устроился за столом и взял первый ошейник. Слуги свое дело знали и для удобства уже придвинули ящики с обручами поближе. Эта мелочь его, однако, не обрадовала.
Ящиков было больше, чем обычно. У городской знати росли аппетиты в отношении рабов. С учетом того, что однажды надевшие ошейник обычно не снимали его до самой смерти, потому что сделать это без тината было невозможно, а освобождать невольников никто не торопился, их количество начинало внушать опасения. Только на прошлой неделе Эртанд обработал сотню обручей, а сегодня опять прислали не меньше. Ардавайр – крупный город. Самый крупный в этой части Силана, если быть точным. Но столько рабов в нем могло возникать каждую неделю только из воздуха. Может быть, конечно, градоправитель запасался впрок…
А хотя какая разница? Тинатов редко посвящали в планы, не касающиеся их крошечного мирка. Никто не считал это необходимым. Правила, которым они подчинялись, не менялись почти четыре сотни лет, и вряд ли что-то изменится теперь. На них не повлияло даже остановившееся Сердце мира.
Отбросив от себя суетные мысли, которые только раздражали, но не давали никаких полезных плодов, Эртанд погрузился работу. Заколдованное стило рисовало по железу, как чернилами по бумаге. Сложное переплетение линий в иероглифе, насчитывающем больше десяти атов – смыслов, каждый раз давалось все легче и постепенно превращалось в рутину. Сейчас не верилось, что первый раз к нату «раб» Эртанд подступался несколько дней. Тогда он еще зачем-то мечтал о выдающихся талантах и был страшно разочарован неудачей…
Дверь скрипнула. Погрузившийся в работу Эртанд вздрогнул.
- Лейст?.. Зашел помочь? – мгновенно справившись с удивлением, съязвил он.
Широкоплечий мужчина в темной робе, какие носили все тинаты, молча вошел в комнату и встал у окна, загородив свет. Эртанд нахмурился. Это не походило на Лейста. В обычное время он бы не менее ядовито ответил что-нибудь вроде «да, засомневался, что ты способен справиться сам». Может быть, ему надоело перебрасываться колкостями? В конце концов, они ерничали друг перед другом с самого детства, и набор словесных шипов не сильно отличался от раза к разу.
- Помнишь, Аствет говорил, что мы здесь, в обители, доживаем до седых волос, но остаемся детьми, которые готовы передраться из-за игрушки? – вдруг спросил Лейст.
- Еще он иногда говорил, что повзрослеть у нас просто нет возможности. Те, кто должен нас воспитывать, растут вместе с нами и внутри такие же дети, только наделенные гордым званием главы обители. «Варимся в собственном соку» - вроде так Аствет это называл? Разоткровенничавшись после молодого вина, он вообще много чего нелепого нес. Почему ты это вспомнил?
Уже заканчивая, Эртанд начал смутно догадываться, к чему вел Лейст. В холеных пальцах тината, которые не знали иного труда, кроме рисования натов, мелькнуло письмо. Однако он не стал ничего объявлять сразу.
- Ты считаешь, что все это было нелепостью? – переспросил Лейст, пододвигая второй стул и усаживаясь напротив. – Ты бы, конечно, вел себя на посту главы совсем по-другому? Мудро и не так, как Аствет?
Замечательно. Ему приспичило пофилософствовать. И как обычно, он начинал с провокации.
Эртанд откинулся назад и внезапно учуял спиртовой запах. Лейст пил? Тот самый Лейст, который в пику Эртанду ратовал за строгое соблюдение распорядка дня? Подождите-ка, а сколько времени? Солнце стояло еще высоко, а клепсидра в холле, кажется, показывала четвертый час дня, когда Эртанд проходил мимо. Лейст как раз должен был проводить урок для двух старших учеников. Он никогда не пропускал занятия. Его можно было обвинять в чем угодно, но Улланд сказал чистую правду – он был хорошим наставником и ставил обучение новых тинатов превыше всего.
- Что случилось? – насторожился Эртанд. Сжатое в кулаке соперника письмо внушало все большую тревогу.
- Просто ответь.
- А ты намекаешь, что Аствет был прекрасным главой? Что ты бы во всем следовал его примеру?
- А ты бы следовал?
- Нет.
- Я тоже. Если развить мысль Аствета, мы оба были бы очень плохими «отцами» для обители. Отвратительными, если честно.
Эртанд фыркнул.
- С чего вдруг ты превратился в самоеда?
- Это не самоедство.
Он наконец-то бросил через стол письмо. Лист бумаги, покрытый изысканной каллиграфической вязью, которой привыкли писать тинаты, скользнул по отполированной столешнице и мягко лег возле ладони Эртанда. Почерк он узнал сразу. Писал Брефт – их товарищ, служивший при тюрьме Ардавайра. Забавно, посланиями он их не баловал пять лет, с тех самых пор как уехал. Эртанд заранее настроил себя на критический лад. Никак Брефт спустя столько времени вздумал упрекнуть в чем-то братию?
Нет, вовсе нет. К концу чтения бумага стала дрожать в руках, и Эртанд положил ее обратно на стол.
Брефт коротко, характерными для него казенными оборотами сообщал о том, о чем здесь еще слышали. Оказывается, нападения хранителей Ассенвертом не ограничились. За последний год сбежать тинатам удавалось три раза, хотя в последнем случае отступников, которые атаковали сопровождаемых в обитель детей с талантами к магии, удалось убить. После этих событий высший тинат обеспокоился чрезмерной свободой, царящей в обителях в этой части страны. Если верить Брефту, повышенную деятельность хранителей иерарх объяснил расхлябанностью насельников. Дескать, если бы не это, враги мира не смогли бы устроить очередную трагедию, а так как любому разумному человеку очевидно, что это они виноваты в прекращении биения Сердца мира и что они наверняка планируют очередную мерзость, следует провести в отношении обителей ряд предупредительных мер. Для этого в Ардавайрской обители нарушат обычай и не будут выбирать главу из числа насельников. Место Аствета займет некто Вигларт из окружения высшего тината, образцовый маг, славящийся аскетизмом и традиционностью взглядов.
Короче говоря, сухая деревяшка и заноза в заднице. Все мечты Эртанда о воле были разбиты в пух и прах.
- У меня еще осталось вино в комнате, - сказал Лейст, наблюдая за его лицом. – Можно не тащиться в погреб.
- Прекрасно… Намереваешься залить печали, как делал Аствет?
- Если тебе больше нравятся объятья Юссис, я не против, только я не заметил, чтобы ты горел к ней особенной страстью. А я предлагаю не просто пить, а обсудить кое-что.
Эртанд пожал плечами. Можно было, конечно, сходить пожаловаться на злую судьбу и любовнице, но надеяться, что Юссис разделит его чувства, было бесполезно. Она никогда не понимала его так, как Лаана. А где та находилась сейчас, на каких торговых путях – Урд знает.
- И что же ты хочешь обсудить?
- Мы с тобой когда-то были друзьями, - тихо напомнил Лейст. – Помнится, ты в детстве вовсе не с Улландом сбегал во время бури из укрытия, надеясь, что тебя унесет домой, а со мной. И со мной же ты рыл подкоп за садом, чтобы бегать в ближайшую деревню. Мы же с тобой вдвоем сидели потом на хлебе и воде в пустом погребе, когда нас наказал Аствет.
- Ага, а ты наябедничал ему, что это я тебя подбил.
- Детские обиды, - спокойно произнес он. – Будем чаще к ним возвращаться – только докажем Вигларту, что мы не способны управиться в обители сами. Как и ты, я тоже не в восторге от того, что нами будет командовать чужак.
- Значит, предлагаешь заключить пакт о перемирии, чтобы противостоять общему врагу? – усмехнулся Эртанд.
- А почему нет? – совершенно серьезно спросил Лейст.
Эртанд задумался. Жизнь в обители не была сладкой, но и горькой назвать ее не поворачивался язык. Многие простолюдины сочли бы за счастье иметь возможность выбрать себе женщину из прислуги, вкусно и сытно питаться, читать книги и подолгу спать, даже если были вынуждены никогда не покидать четырех стен, постоянно возиться с малышней и ставить наты, высасывающие из тела силы до последней капли.
При всем этом довольство насельников своим существованием часто покоилось на множестве послаблений, о которых тинаты договаривались друг с другом. Трудно отказать человеку, с которым ты живешь с семи лет до самой смерти. Однако чужак на должности главы, не связанный ни с кем общими обязательствами и воспоминаниями, грозил разрушить эту десятилетиями сложившуюся систему и превратить ее в юдоль.
- Нам понадобится согласие других тинатов обители, - сказал Эртанд.
- Само собой. Так ты пойдешь со мной?
- Конечно.
Лишать себя последних надежд Эртанд не собирался.
Отправлено спустя 2 минуты :
5. Жена
14-й день лета
Лаана сидела на разноцветной циновке, поджав под себя ноги, и лениво ела ягоды коловника. Это ползучее растение росло только в Эстарадских горах, прячась от огня в трещинах и расселинах. Его плоды внешне походили на орехи, с той лишь разницей, что под жесткой скорлупой оказывалась нежная, сочная и очень сладкая мякоть. Мальчишка-силанец, торговавший коловником возле дозорной вышки, где караван расположился на привал, сам же ягоды и почистил, поэтому Лаана не прикладывала ни капли усилий, чтобы насладиться их вкусом. Правда, за такую радость пришлось изрядно переплатить.
Лаана так устала, что отдала бы еще больше монет – лишь бы поднять себе настроение. Увы, мальчишка успел распродать все другому каравану и теперь собирал свою нехитрую «лавочку» из нескольких досок, чтобы отправиться домой. Солдаты с башни хмуро посматривали в его сторону, следя, чтобы с ребенком ничего не случилось. Вероятно, он чей-то сын или приносит им из деревни выпивку, решила Лаана. Скорее всего, последнее.
Башни с колодцами и местами для привала на этом отрезке пути стояли достаточно часто. Их строили для охраны границы, но Силан с шердами уже давно не воевал, а разбойников распугали жестокие смерчи. Работа солдат обычно ограничивалась тем, что они дули в горны, предупреждая приближающиеся караваны о смерче. Не самое веселое задание, учитывая, что его мог выполнять один человек. Остальной гарнизон пил, чтобы убить время. И если в глубине гор дозорные еще чувствовали свою ответственность и держали себя в руках, то здесь, всего в паре дней до Ардавайра, они не особенно скрывались.
За годы путешествий Лаана к этому так привыкла, что не обращала на них внимания. Гиссерт с его огромным опытом тоже должен был притерпеться, но с недавних пор у него появилась старческая любовь к ворчанию по любому поводу. Сейчас он злился из-за того, что охранник возле колодца позволил другому каравану вычерпать слишком много воды, после чего там осталась одна муть.
- Я видел, как караванщик передавал ему бутылку вина. Это беспредел! Они не имеют права!
- Они все равно пришли первыми, - рассудила Лаана. Спорить и возмущаться у нее не было сил. Хотя, наверное, следовало бы. – Не их вина, что колодец пересыхает. И вообще, хватит об этом.
- Да, - с удивительной легкостью согласился слуга. – Давайте обсудим, что будем делать с новыми рабами, когда вернемся.
- Мы вчера об этом уже разговаривали!
- И вы сказали, что Забвение не продадите ни в коем случае. Я так и не услышал, куда вы пристроите второго.
Она тяжело вздохнула. Гиссерт не одобрил цену, которую она заплатила за двух рабов, и оба ему категорически не понравились. Теперь он пытался убедить Лаану, что она совершила ошибку, выбрав именно этих мужчин.
Как всегда, у Гиссерта, поистине обладавшего упрямством исихских ослов, получилось добиться своей цели. Пусть и наполовину. Лаана еще могла согласиться с тем, что не следовало выпивать залпом на жаре дрянное вино, а заплатить можно было и поменьше. Но о покупке она до сих пор не пожалела, хотя вымотали ее новички так, что хотелось лечь ничком и не вставать.
Никто из них раньше не ходил в караванах – или не помнил этого. Их пришлось учить всему: как управлять тяжеловозами, чтобы они не бросились на погонщика, как упаковывать ящики, как их правильно переносить, чтобы не повредить товар… Остальные рабы новичков пока чурались, особенно Забвения, и не стремились что-то им объяснять. Можно было бы просто приказать им, но Лаана, во-первых, предпочитала действовать мягче, а во-вторых, все опытные рабы попросту были заняты. Оторвать их от дела означало, что караван пойдет медленнее, а это увеличивало риск не успеть в Ардавайр до того, как там начнутся самые сильные бури в сезоне.
Так и пришлось хозяйке возиться с новыми рабами самой. С одной стороны, она страшно устала. С другой – получилась двойная выгода: и скорость не сбилась, и Лаане удалось получше узнать, что она приобрела.
Больше всего времени она провела с Забвением. Он страдал от рассеянности и часто путался в простейших вещах, зато искренне старался. Кроме этого Лаана выяснила, что мужчина действительно умеет читать и писать, причем одинаково хорошо и на силанском, и на шердском. Наверное, до потери памяти он служил писарем у какого-нибудь приграничного лорда.
С учетом этих умений Забвение стоил даже больше, чем за него заплатили. Отдавать такого работника в доме, где ведутся торговые дела с Шердааром, было глупо. Примерно это Лаана и ответила вчера вечером Гиссерту.
Со вторым рабом дело обстояло не так просто.
Лаане нужен был Забвение. А Забвению, похоже, позарез нужен был Таш. Точнее, Та Шиин – такое его полное имя значилось в полученных у Кордана документах. Шерд оказался единственным человеком, который изъявлял желание общаться с татуированным рабом и, что гораздо важнее, помогать ему. Их не стоило разделять по крайней мере первый месяц, чтобы странноватый Заб смог привыкнуть к новому окружению, однако Гиссерт продолжал настаивать на том, чтобы сразу по возвращении домой избавиться от каторжника. Окончательное решение будет принимать Лердан, а Лаана точно знала, что он в этом вопросе прислушается к старому слуге. Муж не разделял ее «нежного отношения» к рабам. Его, конечно, можно было попытаться переубедить, но… как? Посмотрев на бойца утром, на свежую голову, Лаана так и не смогла придумать, как обосновать необходимость его присутствия в доме эс-Мирд.
Проверку он вчера прошел средне. Увидев исхудалого, покрытого синяками и ссадинами мужчину, который едва волочил ноги, Лаана ожидала, что он упадет после первого же удара. Однако Таш продержался в бою довольно долго. Победить караванщика, которого Лаана взяла с собой на рудник, он так и не сумел, но это, скорее, объяснялось его крайним истощением. Оба раба-охранника в один голос подтвердили, что потом он может стать неплохой заменой для них.
Только вот в поместье и так было достаточно охранников, к тому же Лаана предпочитала нанимать людей лишь на время путешествия. Постоянно содержать столько ртов – а крепкие мужчины ели немало – слишком дорого обходилось кошельку эс-Мирдов.
Да и Кеш бы с ним, покормить его один месяц еще можно было. Гораздо большее беспокойство внушали слова Кордана о том, что новичок в припадке ашарея убил нескольких человек. Надсмотрщик не знал подробностей, а Лаана вчера вечером и сегодня утром была слишком занята Забвением, чтобы разговаривать об этом с Та Шиином.
Кажется, пришло время выяснить, как он попал на каторгу.
- Та Шиин! – крикнула Лаана, одновременно выискивая его глазами. – Иди сюда.
- Прямо сейчас, госпожа? – раздался ответ спустя длинную паузу.
Она уже хотела раздраженно заявить что-нибудь резкое, но наконец-то рассмотрела его за толкущимися у колодца людьми. Новые рабы отмывали друг с друга рудничную грязь, натираясь мыльным растением, растущим возле дорог, и поливаясь водой. Толку от этого было немного, но все лучше, чем вонь, от которой морщили носы даже проведшие много дней в пути мужчины. Силане вообще отличались невероятной чистоплотностью.
- Отмывайся, потом подойдешь, - позволила Лаана.
- Телохранителей у вас уже довольно, - тем временем рассуждал сидящий на соседней циновке Гиссерт. – Можно продать его графу эс-Насту, он всегда нуждается в людях…
- Нет, только не ему.
- Но он неплохо платит.
- Я не отдам раба человеку, который изводит их десятками в сезон.
- А как насчет барона Хинтаса эс-Бира? Он в последнее время скупает всех кого попало.
Услышав знакомое имя, Лаана невольно оглянулась на повозку, где лежал заветный груз. И снова наткнулась взглядом на Шиина с Забвением.
Под слоем грязи у шерда оказалось красивое тело. Сейчас его портили худоба, следы избиения и полосы от кнутов, но они скоро пройдут, а мускулы раба снова нальются силой. Лицо у него тоже было привлекательным. Правильные черты, чувственные губы, а самое главное – яркие глаза цвета пламени. Лаана всегда завидовала соплеменникам, которые рождались с такими глазами. У нее-то были самые обычные, карие.
Она вздохнула.
- Может, продать его какой-нибудь вдове?
- Для любовных утех? – Гиссерт скривился. Морщины сложились в забавную гримасу. – Милая госпожа, да кто же в Ардавайре возьмет шерда?
- Сколько ему лет – двадцать? Он молод и хорош собой, а как откормится, на него начнут засматриваться все женщины.
- Разве что только леди Вирита. Ходит молва, что у нее… разнообразные вкусы.
Лаана это знала наверняка. Она с трудом подавила желание обозвать юную женщину развратницей.
- Я же сказала: никаких сделок с эс-Настами. Ни с отцом, ни с дочерью.
- Тогда остается барон эс-Бир, - воодушевленно произнес слуга.
Она нахмурилась. Что-то уж больно часто Гиссерт его поминал.
- Уж не сговорился ли ты с бароном привести ему парочку каторжников? – с подозрением спросила Лаана.
- Только если подвернется случай и только если вы будете согласны. Подумайте: с прибылью будут все участники!
Лаана поджала губы. Ей не нравилось, что ее помощник заключает подобные сделки на стороне. Даже если это был Хинтас эс-Бир, их давний компаньон, с которым Лаану и саму связывали тесные деловые отношения. Гиссерт, как свободный человек, имел на это полное право, к тому же сложно было сомневаться в верности человека, посвятившего большую часть жизни служению эс-Мирдам. Однако в подобные моменты она чувствовала, что ее обманывают. Вдобавок у нее возникло нехорошее предчувствие насчет того, как барон будет использовать приобретение.
«Подавлюсь, но Хинтасу раба не отдам».
Перед ней появился Шиин, одетый в просторные штаны, позаимствованные у караванщика. На его смуглой коже блестели капли воды.
- Вы меня звали, госпожа?
- Садись, - Лаана указала на выступающий из земли камень и перешла на шердский язык. – Расскажи нам с Гиссертом о своем прошлом, чем ты занимался у бывшего хозяина и как попал на каторгу.
Он вдруг покраснел.
- Простите, госпожа. Я плохо понимаю по-шердски.
- Почему же?
- Меня продали в Силан в детстве. С тех пор мне не с кем было говорить на родном языке, и я его почти забыл.
- Хорошо, Шиин. Тогда повторю по-силански. Я хочу, чтобы ты рассказал о своем прошлом. Вкратце.
Он странно на нее уставился, а потом, спохватившись, потупился. Сначала Лаана предположила, что это один из тех жадных взглядов, которые изредка бросали на нее почти все мужчины каравана. Как-никак, она была здесь единственной женщиной, хотя и носила шердские свободные штаны и блузу, которые скрывали все округлости. Однако Лаана успела заметить в огненных глазах Таша какое-то иное чувство.
- В чем дело, Шиин?
- Простите, госпожа, - опять повторил он. – Меня много лет никто так не называл.
- А как тогда тебя называли?
- Таш. Им было сложно выговаривать…
- Можешь не объяснять. Меня в Силане тоже многие зовут Лил, а не Ли Лааной. Мы с тобой из одного народа, поэтому будет глупо, если я тебя буду называть Ташем, а не Шиином. Ты согласен?
Он растерянно моргнул.
- Как пожелаете, госпожа.
Гиссерт нахохлился, но промолчал. Наверняка подумал, что хозяйка допустила очередную вольность в обращении с рабом.
- Говори наконец, - приказал он.
- Да, конечно. Я родился на юге Шердаара…
Его история мало чем отличалась от историй других шердских рабов. Откуда точно он родом, Шиин не помнил. Когда ему исполнилось четыре или пять лет, на селение напали исихи, с которыми тогда шла война. Что случилось с его родителями, он не знал – может, умерли, может, спаслись, а может, их тоже продали в рабство. Шиин, во всяком случае, считал, что ему еще повезло. Он не просто выжил. На торгах в Силане, куда его с другими пленными повезли исихи, шерда заметил аристократ, ищущий слугу для своего сына.
Илартану эс-Нану – так звали юношу – требовался в прямом смысле мальчик для битья. Молодой аристократ учился обращению с мечом, и мастер настаивал, что ему нужен партнер одного с ним возраста и телосложения. Никто из окружения, однако, с ним справиться не мог: все соперники убегали в слезах и с разбитыми носами. Отец Илартана, увидевший, как Шиин на невольничьем рынке поколотил более взрослого обидчика, подумал, что мальчик станет для сына хорошим партнером.
Так и случилось. Шерды по всему Силлихшеру славились склонностью к воинским искусствам. Шиин освоил их достаточно быстро и не уступал, а то и превосходил господина в умении сражаться. Подросший Илартан это оценил и включил его в число своих охранников. По горькому тону Шиина Лаана поняла, что между ними было нечто большее, чем просто отношения раба и господина. И верно – попытавшись сперва уйти от ответа, он все же признался, что с Илартаном они подружились почти сразу, а постоянное присутствие охранника возле хозяина вообще сделало их неразлучными друзьями. И как бывает в подобных случаях, без большого «но» у них не обошлось.
- Так как ты очутился на каторге? – допытывалась Лаана у Шиина, который чем дальше, тем меньше желал отвечать. – Убил кого-нибудь напавшего на хозяина?
- На него некому было нападать. Каледхар – небольшой город, господина эс-Нана там все знали и относились к нему неплохо. Охрану он держал больше потому, что так положено по статусу.
- И?.. – подбодрила она замолчавшего раба.
- Однажды у него гостил барон Эссит эс-Мерт, - с явным усилием произнес Шиин. – Они выпили. Барон сказал, что ему приглянулась одна рабыня, и попросил одолжить ему ее на ночь. Илартана даже уговаривать не пришлось. Но эта девушка была обещана мне в жены. Им же. Когда я стал спорить, меня выслали из поместья. Я… Когда я вернулся, у меня случилось… помутнение и я убил барона вместе с двумя охранниками. Вот и все.
Вот и все? У нее открылся рот.
Убить двух телохранителей – это не в пьяной драке кого-нибудь нечаянно стукнуть головой о каменную ступеньку. Конечно, они вряд ли ожидали нападения, а Шиину придали сил бешенство и ашарей, но он оказался опаснее, чем предполагала Лаана.
- Ты свободен, - медленно произнесла она. – Можешь пойти отдохнуть.
Он встал и поклонился. Вид у него был расстроенный. Скорее всего, оттого, что он услышал в голосе Лааны отторжение, а не оттого, что ему пришлось вспомнить о себе нечто неприятное. Редкий хозяин рискнул бы оставить у себя раба, однажды поднявшего руку на владельца. Таких обычно сразу казнили. Иногда даже без суда. То, что Шиин до него дожил, видимо, объяснялось тем, что Илартан не смог поднять руку на бывшего друга.
Хотя о какой дружбе можно говорить, если он так запросто отдал невесту телохранителя другому мужчине? Это подло. И глупо, если учесть способность шердов впадать в ашарей. А поступок Шиина благороден – тот, кто по-настоящему любит, готов ради защиты невесты на все что угодно.
Спустя мгновение Лаана осознала, что просто ищет оправдание для того, чтобы не продавать бойца Хинтасу.
- Никакая вдова не купит его, услышав эту историю, - Гиссерт скорчил гримасу отвращения.
- Если обрисовать ее в романтических тонах, купит. Но ты прав. Лучше продать его барону эс-Биру.
- Рад, что вы согласились со мной, госпожа.
Она рассеянно кивнула. Ее мысли уже перескочили с раба на Лердана.
Лаана не должна была выходить за него замуж. По договору между семьями она предназначалась старшему брату, Эртанду, но у него обнаружили способности к магии и забрали в обитель. В свадьбе сразу пропал смысл. Тинатов обязывали отречься от мира, и управлять делами семьи Эртанд не мог. Но он по крайней мере интересовался своей невестой, в отличие от Лердана, который не переходил за грань истинно аристократической вежливости даже после официальной помолвки…
Та же вежливая холодность держалась между ними и после свадьбы. И когда Лаана родила ему ребенка, и когда их сын умер – мало что изменилось. Умом она понимала, что это вовсе не проявление равнодушия. Наоборот, Лердан всегда достаточно нежно за ней ухаживал. Но все это было так ровно, так одинаково – как мельничный жернов, который вращается и вращается, перемалывая зерно в муку.
А у Лааны внутри кипели чувства, которые могли возникнуть лишь у шердов. Она не могла осуждать Шиина за то, что он сделал. На его месте она поступила бы точно так же, убив не только Эссита эс-Мерта, но и Илартана.
Хотя, может быть, и нет. Лаана так долго жила в Силане, что ей начало казаться, будто она сама превратилась в мельничный жернов.
Между пальцев потекло что-то жидкое. С удивлением опустив взгляд, Лаана обнаружила, что ее ладонь невольно сжалась в кулак и раздавила несколько оставшихся ягод коловника. Жаль. Его продавали далеко не на всех стоянках.
Солдаты на дозорной вышке, которая находилась на скале наверху, сильно расшумелись. Самые любопытные из караванщиков начали задирать головы, пытаясь разобрать, что случилось: налетевшая на яркое солнце туча им помешала? Ответ они получили через несколько мгновений – по долине разнеслось гудение горна. Сигнал для путешественников, что приближается огненный смерч.
Люди, очень хорошо знакомые со своими задачами, быстро развели животных и повозки по продолбленным в скалах пещерам. Заминка возникла у одного Шиина, который никак не мог справиться с тяжеловозом.
Этим ящерам, невзирая на их угрожающий вид – их длина равнялась десяти-двенадцати шагам, а в высоту они доходили мужчинам до груди, - требовалось очень аккуратное управление. Узда вставлялась им в пасть – единственное чувствительное место в их теле. Неправильные движения поводьями приводили или к тому, что ящер разъярялся, снося все вокруг не хуже урагана, или вообще не шевелился. К счастью, с тяжеловозом Шиина случилось последнее.
Другие рабы, вместо того чтобы помочь, тихонько подтрунивали над бойцом, который пыжился изо всех сил, пытаясь толчками сдвинуть огромную чешуйчатую тушу и заставить ее зайти в убежище. Если бы не рассерженный окрик Лааны, это могло продолжаться, наверное, еще полчаса. Наблюдая, как раскрасневшийся раб наконец заводит животное в загон, она раздраженно подумала, что Гиссерт прав вдвойне. Такой помощничек в караване точно не нужен.
В этот раз смерч достиг стоянки опять с невероятной скоростью. Когда Лаана вышла из пещеры проверить, ничего ли не оставлено снаружи, по щекам уже хлестал горячий ветер, а под ногами потрескивали огоньки, хотя еще минуту назад все было спокойно. Над головой громко кричали птицы, видимо, застигнутые пожаром врасплох. Мысленно отметив, что потом нужно будет послать кого-нибудь поискать дичь, Лаана вернулась в укрытие.
- Закрывайте двери! – приказала она.
Один из двух стражников, следивших за порядком в этом убежище, начал меланхолично толкать тяжелую металлическую дверь. Масляные лампы осветили сложный тинатский символ, не позволявший ей расплавиться. Воздух возле нее уже раскалился, из проема дохнуло жаром. Конопатый дозорный вытер ладонью пот со лба и сделал последний толчок, закрывая проход.
И вдруг отлетел назад, отброшенный чьим-то мощным ударом. В тот же миг пещеру заполнил тонкий, режущий слух вопль, и дверь со скрежещущим звуком распахнулась, впустив в тоннель крылатую тварь размером с новорожденного теленка. Лаана в ужасе прижалась к стене.
Проклятье Кеша, так вот каких «птиц» она слышала снаружи… Вирр, или острокрыл, как его называли шерды за кожистые крылья с костяными остриями, которые могли разрезать жертву надвое. Вирры редко нападали на людей, но в узком тоннеле перепуганное животное могло убить половину каравана, всего лишь пролетев через толпу. Спрятаться от него было негде.
- Назад! – заорала Лаана.
Гиссерт кричал то же самое, но люди и без них сообразили, какая опасность им грозит. Вдох – и человеческая пелена колыхнулась, оседая по краям тоннеля. Где-то в глубине в загоне раздался рев тяжеловоза. Сквозь вопли вирра и грохотание собственного сердца Лаана его едва разобрала. Она медленно отползала за спины охранников, молясь Илаану, чтобы тварь не обратила на нее внимания.
Тем временем второй солдат кинулся с мечом на незваного гостя. Клинок скользнул по толстой бесперой коже, расцарапав ее и еще больше разозлив животное. Оно подпрыгнуло в воздух и с отчаянными воплями захлопало крыльями, не давая врагу приблизиться к себе. Дозорного не спас даже кожаный доспех. Еще одна попытка ранить вирра – и силанец со стоном отскочил, зажимая на груди длинный порез. На задетой щеке мужчины проявилась красная линия. Если бы не шлем с подстежкой, не позволившие твари добраться до шеи, это была бы последняя минута его жизни.
Караванщики Лааны тоже достали оружие, но с места не двигались, поскольку и вирр, избавившись от дозорного, нападать больше не спешил. Он опустился на лапы, которые у него были продолжением крыльев, и злобно шипел на врагов. В какой-то момент Лаане почудилось, что на этом все закончится – вирр успокоится, замрет у входа и после смерча улетит.
Может, так и случилось бы, если бы смерч прошел стороной, но он надвигался прямо на дозорную башню. В проеме Лаана видела основание рыжего раструба, возле которого закручивались маленькие вихри. Почва разогрелась и в пещере, а снаружи на камни наверняка уже нельзя было ступить и в плотных сапогах.
Перед тоннелем полыхнул огонь. Он заставил вирра отскочить дальше от двери, ближе к людям, и зверь опять зашипел, поднявшись на задние лапы и предупреждающе раскрыв крылья.
- Да выгоните его уже наконец, Урдовы дети! – крикнул один из рабов злым, сдавленным голосом. – Мы же сейчас сгорим к ядреной матери!
Ирдент, начальник охраны каравана, о чем-то быстро переговорил с двумя солдатами. О чем, Лаана не разобрала – животное опять подняло визг. А потом Гиссерт сухой ладонью схватил ее и спрятал за свою спину, хотя перед ними и так стояли двое караванщиков. Старик очень любил перестраховываться.
Затеплившаяся в груди благодарность мгновенно переросла в глухое раздражение на себя, когда Лаана осознала, что до этого просто растерянно вжималась в стену. Достойное поведение для хозяйки каравана! Нечего удивляться, что и Гиссерт, и родственники Лердана до сих пор обращаются с ней, как с несмышленой девочкой, хотя ей исполнился двадцать один год.
Но брать ситуацию в собственные руки было поздно. За широкими плечами охранников Лаана почти ничего не видела, зато черная ругань, вскрики и отрывистые приказы Ирдента, прерывающиеся шипением и хлопаньем крыльями, свидетельствовали сами за себя. От жара в тоннеле стало почти нечем дышать, а к звукам добавилось гудение смерча. Два дурака сзади начали швырять в вирра мелкие предметы – то ли камни, то ли что-то другое, потому что Лаане привиделись очертания фляжки. Твари они не принесли ни малейшего вреда, зато охранники, на которых все это рухнуло, разразились целым взрывом новых изощренных оскорблений.
Заметив, как назад резко подался молодой охранник с искаженным болью лицом, Лаана оттолкнула Гиссерта.
- Айт! Айт, где тебя носит!!!
Мужчина, которого она наняла исполнять роль лекаря в этом путешествии, так перед ней и не появился. Придется самой заняться парнишкой.
- Места! Больше места для раненого!
Отступать было уже почти некуда. Все и так старались сделаться как можно меньше, а кое-кто вообще залез под фургоны или прятался в загоне за тяжеловозами, которые тревожно мычали, ощущая волнение погонщиков. Вполне возможно, где-то там трясся и трус Айт. Усадив охранника к стене, Лаана достала из перекинутой через плечо сумки банку с мазью и бинт. Они чуть не выпали из дрожащих пальцев. Предплечья у стонущего парня оказались взрезаны до кости. И это – несмотря на кожаные наручи.
- Тише, тише… Дай мне снять эти штуки. Эй, ты что творишь?!
В бок ее сильно ударил телохранитель, так, что мазь покатилась по земле. Уже собравшись вызвериться на недотепу, Лаана вскинула голову и поняла, что его самого отпихнули, причем с неожиданной стороны – сзади. Перед лицом мелькнули растрескавшиеся пятки, обутые в плохонькие сандалии каторжан.
Какого Кеша Шиин полез к вирру?
Лаана уставилась на раба, на несколько мгновений забыв о кровоточащем охраннике. Из одежды на Шиине были только холщовые рубашка да штаны. Одно-единственное движение твари – и бывший каторжанин будет мертв. А этот ножик в его руке – он всерьез считает, что им можно ранить острокрыла?
Похоже, Шиин и не собирался им пользоваться. Он пробрался через мужчин, которые кружили под взлетевшим к потолку вирром, опасаясь к нему приблизиться, использовал как трамплин возмущенного этим караванщика и…
Кровавый бог, он подпрыгнул к мохнатому пузу вирра и вцепился в него, опрокинув на землю!
На какое-то время яростный рев Шиина перекрыл голос твари, хотя и благодаря тому, что охранники и солдаты разом притихли. Но длилось это всего миг. В следующее мгновение убежище заполнили крики «Закрывайте двери!», а картину с грохнувшимся на пол рабом от Лааны окончательно скрыли чужие спины. По стихшему визгу вирра и радостным возгласам стало ясно, что старый вояка Ирдент его добил.
Раненый юноша застонал, возвращая ее в действительность. Оторвав взгляд от того места, где должен был находиться Шиин, Лаана дала себе мысленную оплеуху и стала торопливо стаскивать с охранника испорченные наручи. Сначала надо оказать ему первую помощь, а уже потом – все остальное.
К счастью, наконец-то объявился Айт. На его рябом от оспы лице застыло виноватое выражение, выдававшее лекаря с головой. Решив, что это его первое и последнее путешествие, Лаана перепоручила ему заботу об истекавшем кровью парне, а сама направилась к столпившимся вокруг убитого вирра охранникам.
Дверь уже закрыли. Возле нее было невыносимо жарко, и тело сразу покрылось испариной. Лаана вытерла ладонью лоб, зная, что это выглядит грубо, по-мужски. Но сейчас было не до приличий и кокетства.
- Разойдитесь! – хрипло приказала она. – Серьезно раненные есть?
Слава Илаану, не было. Так ей, во всяком случае, показалось, пока она не увидела выпрямляющегося Шиина. Всю его спину покрывали кровавые полосы. Лаана ахнула, рванувшись к нему.
- Чепуха. Всего лишь царапины, - белыми губами произнес он и повалился на тушу горного хищника.
* * *
Шиину повезло. Это правда были царапины, хотя и глубокие. Айт заверил, что от них даже шрамов не останется, а в обморок раб упал от истощения.
Ирдент же признал, что обезвредить тварь тем способом, каким это сделал каторжник, было не только умно, но и невероятно смело. Ему удалось застать тварь врасплох и избежать костяных лезвий благодаря тому, что он очень тесно к ней прижался. Она смогла разодрать ему спину когтями, но не зацепить крыльями.
И все же если бы он хотя бы чуть-чуть промахнулся или вирр среагировал быстрее, Шиин был бы мертв. Какого Кеша он так поступил? В представлениях Лааны это никак не вязалось с поведением человека, только что избежавшего медленного умирания на руднике.
Прислонившись к прохладной каменной стене, она наблюдала за тем, как лекарь колдует над Шиином с иголкой и ниткой. Раб морщился, бледнел, но не кричал.
- Он спас нас, - едва слышно произнесла Лаана Гиссерту. Слуга стоял рядом, уперев руки в бока.
- Рано или поздно охранники справились бы с вирром сами.
- Рано они не справились. А поздно… Ты знаешь.
- Никто бы не помер, - проворчал слуга. – Когда вирру начало бы по-настоящему поджаривать зад, он бы дал закрыть дверь.
- Не уверена.
- Молодая госпожа, его прыжок был чистым безумием!
- Ну и что? Гиссерт, он единственный, кто смог сопоставить риск и предпочел пострадать сам вместо того, чтобы пострадало большое количество людей. Он настоящая находка для каравана! Нужно попытаться его обучить, а потом уже смотреть, есть из него толк или нет. Тогда и будем думать, продавать его или нет.
Старик покачал головой.
- Я бы сказал, что ваши слова мудры, но каждый раз, как я гляжу на этого каторжанина, у меня душа не на месте. Как будто он что-то скрывает. Что-то страшное. А я такое за лигу чую, вы сами не раз признавали.
Лаана вздохнула.
- Он раб. У него ошейник с натом, в конце концов, и он не может лгать. Ну как он нам навредит?
- Не знаю, - буркнул Гиссерт.
Она закатила глаза. Дряхлеющий помощник уже начал надоедать ей извечным брюзжанием, а в том, что это просто старческое недовольство всем подряд, Лаана не сомневалась. Шиин оказался хорошим приобретением. Теряющему хватку Гиссерту было сложно это признать.
Да, именно так все и есть.
Отправлено спустя 2 минуты 33 секунды:
6. Раб
18-й день лета
Таш радовался. Как ребенок, всему подряд: высоченным крепостным стенам Ардавайра, пронзительно синему небу, людскому гомону. Настроение ему не могли испортить ни духота, ни длинная очередь из повозок, скопившаяся на мосту возле узких городских ворот.
Великий Иль, свобода! Свобода, о которой Таш и думать не смел, каждый день вместе с сотней других рабов истачивая гору в пыль ради добычи руды! Раньше его дни были похожи один на другой и он ненавидел все из них, но теперь любил даже неудачи. Такие, как тот случай с вирром.
Если подумать, радоваться там было нечему – он мог умереть, а спина полыхала от боли до сих пор, как бы он ее ни берег. Но для всего каравана он стал героем, снисходительно поглядывать стали на Заба, а Лаана…
Он отыскал глазами ее хрупкую фигуру. Женщина выделялась в толпе благодаря яркой одежде – силанцы предпочитали блеклые, как будто выветрившиеся цвета. Лаана заметно нервничала, крутя в руках тубус, в котором хранились разные товарные бумаги и поддельные документы на двух купленных рабов. Рядом – сморщенный плод эгары – стоял Гиссерт. Кажется, они обсуждали стражников, которые досматривали два входящих в город каравана.
Старик Ташу был не интересен, и он еще раз, с удовольствием, оглядел Лаану, пользуясь тем, что в толкотне за ним никто не следит. Женщин он не видел с тех пор, как попал в Тирвиш. Каторжанам запрещали даже взгляды поднимать на гостий, посещающих мужей-надсмотрщиков, да и все равно это случалось до безумия редко. А тут каждый день, каждый час рядом с ним была женщина! И Кровавый бог, какая красавица!
Заб, правда, так не считал, но на его мнение Таш плевать хотел. Даже если бы Лаана оказалась толстухой с походкой вразвалочку, как у тяжеловоза, он все равно не мог бы оторвать от нее глаз, потому что она напоминала ему о других, привлекательных женщинах. Но она была красива, как языческие богини пустынь, о которых ему рассказывал исих в Тирвише. Гладкая смуглая кожа, ровные дуги бровей, огромные черные глаза, точеная талия…
Лаана сама перевязывала его несколько раз. Если бы она знала, какие сны ему снились после этого, вряд ли подошла к нему хоть на лигу.
Впрочем, Таш заметил, что он такой не один. Единственная женщина в караване, рядом с которой они проводили многие ночи подряд, не могла не приковывать к себе все взгляды.
Обсуждать хозяйку рабы и наемники любили и делали это при любом удобном случае. Правда, в последние несколько дней круг тем расширился – к ним добавились нетерпение, возникшее при приближении к дому, и раздражение на второй караван.
Соперники – рабы Лааны воспринимали их именно так – вынырнули у них прямо под носом, с боковой дороги, и теперь пользовались этим, повсюду их опережая с той самой дозорной вышки. Это значило, что они забирали самые удобные места в убежищах и скупали лучшую еду на постоялых дворах, попадавшихся в долине после спуска с Эстарадских гор. Теперь эти торговцы еще и проход в Ардавайр перекрыли. Рабы, уже вовсю грезившие о доме, ворчали все громче и громче.
Их беспокойство заражало и животных. Тяжеловозы начали мести толстыми чешуйчатыми хвостами, поднимая пыль, а гармы – двуногие ящеры, которых в Силане дрессировали и использовали как ездовых, вскидывали головы с яркими гребнями. А чем сильнее они волновались, тем больше усилий приходилось прилагать караванщиком – и тревога перетекала по замкнутому кругу, набухая с каждым оборотом, как гнойный нарыв, и грозя прорваться стычкой.
Таш был готов терпеть все что угодно, но всеобщее беспокойство передалось и ему. Он оглядел жалующихся друг другу спутников и посмотрел, не движется ли очередь. Обзор загораживали сгрудившиеся у ворот повозки. По крайней мере стало ясно, что задержка долгой не будет – опускать решетку стража не торопилась.
- Может, посмотришь что там? – предложил он Забу. – Ты повыше.
- И так ясно, - ответил друг, но все же приподнялся на носки. – Стражники все еще спорят с караванщиками. Никого не впускают, зато из ворот выходить тоже не дают. Там что-то плохое происходит, - помолчав, добавил он.
Таш фыркнул.
- Само собой, если они проход закрыли.
Заб покачал головой. Когда впереди показались стены Ардавайра, раб стал тихим и задумчивым, хотя в последние дни он ожил так же, как и Таш. Кто бы не радовался спасению оттуда, откуда обычно людей выносят только в гробах? Оттого удивительно было наблюдать за тем, как Заб, вместо того чтобы изучать окрестности, что он и делал все путешествие, вдруг погрузился в себя.
Хозяйка заставила его нарядиться по-шердски, в кучу одежек, чтобы не прицепились привратники, но с левой стороны лица все равно выглядывали синеватые символы. Скорее всего, Заб боялся, что из-за татуировок народ сразу же закидает его тухлыми овощами. Таш отвернулся, решив не бередить друга болтовней. Захочет – поделится своими переживаниями.
Впереди наконец-то наметилось какое-то движение – зашевелились неповоротливые тяжеловозы, засуетились рабы хозяина первого каравана. Почти в этот же момент раздался звонкий голос Лааны:
- Шиин! Иди сюда!
Таш вышел на обочину дороги и быстро добрался до хозяйки. Приблизившись, он заметил, как от нее, проталкиваясь через сгрудившихся на дороге людей, уходит стражник – на солнце блеснуло острое навершие шлема.
Рядом с Лааной стоял Ирдент – начальник охраны каравана, немолодой мужчина лет сорока. Он был чем-то недоволен, и над его хмурыми бровями, уродуя лоб, искривился старый шрам. Старый вояка редко позволял чувствам пробиться сквозь маску спокойной уверенности. Однако его лицо было лишь слабым отражением эмоций, которые читались в облике Лааны.
Хозяйка отбивала прерывистый ритм тубусом по ладони, не замечая, как это нервирует гармов вокруг.
- С каких это пор в Ардавайре опаснее, чем на границе с Шердааром?
- Вы просто ни разу не были здесь по завершении периода Ураганов, - увещевал ее Гиссерт. Он похлопывал своего ездового ящера по длинной шее, успокаивая животное – или себя. – На четвертый год, к моменту усиления бурь, народ всегда начинает бунтовать. Вы же видели окрестные деревни? Поля вокруг них пустые. Люди едва успевают их обработать, как приходит шторм и все подчистую сносит. Немудрено, что они бегут от голода в Ардавайр и тут, не найдя лучшей жизни, вымещают свою злость.
- В этот раз причиной был проповедник, - возразила Лаана.
Старик махнул рукой.
- Он только искра, от которой разгорается пламя. Такой искрой может послужить что угодно.
- Простите, госпожа, - сказал Таш, воспользовавшись паузой в разговоре. – Вы звали меня?
- Да. Будешь охранять караван. Далеко от повозок не отходи, внимательно следи за окрестностями… Хотя ты наверняка и без меня знаешь, что делать.
- Как пожелаете, госпожа. А вы позволите узнать, что случилось?
- На Восточном рынке были беспорядки. Стражники хотела бросить в тюрьму проповедника, который оскорблял корону, а тот натравил на них своих последователей. Кирдит… - она задумалась. – Где я слышала это имя?
- Кирдит Благословенный, - Гиссерт поморщился. – Все вопит о конце света и что мы должны спешно покаяться.
- А, тот сумасшедший. Да, у него много почитателей. Ясно, почему стража переполошилась… Говорят, все уже успокоилось, но быть начеку не помешает. Не хочу, чтобы мой караван разорили на подходе к дому. Шиин, Ирдент считает, что ты хороший боец. Ты присоединишься к караванщикам и поможешь им, если что-то произойдет?
Она спрашивала, а не приказывала. В глазах обоих мужчин, стоявших рядом с ней, промелькнула досада. В Силане мало кто интересовался мнением невольников. На днях Таш нечаянно подслушал, как Гиссерт выговаривал хозяйке, что она слишком мягко обращается с рабами, из-за чего потом бывают неприятности вроде взбесившихся тяжеловозов. Лаана громко, так, что ее слова донеслись не до одного Таша, ответила, что ей лучше известно, как вести себя с людьми, которые родились бы свободными, если бы не жестокие силанские законы.
Тем вечером у своего костра рабы выпили за хозяйку по глотку вина. Служа Илартану, Таш постоянно сталкивался с рабами, которые жаловались на господ и мечтали, чтобы их кто-нибудь перекупил. Невольники Лааны пока ни разу не сказали ничего подобного. У такой хозяйки, как Лаана, стоило задержаться подольше, а значит, следовало произвести на нее впечатление.
Он глубоко поклонился, а потом солгал.
- Я сделаю для вас все, что смогу, и даже больше. Вы спасли меня, выкупив с Тирвиша. Теперь я обязан вам жизнью и с готовностью буду защищать вас и ваш караван.
Выпрямившись, Таш впился глазами в ее лицо. Она польщена, ведь правда?..
Его ждало разочарование. Лаана, занятая своими мыслями, смотрела в сторону и продолжала постукивать футляром для бумаг. Зато впечатленным казался Ирдент. Начальник охраны толкнул локтем Гиссерта и насмешливо, но с едва чувствующимся одобрением сказал:
- Глянь, какого раба вы купили – не каторжная шваль, а прямо герой какой-нибудь пьески, который декламирует пафосные стишки со сцены. Помнишь, как в «Давгерне и прекрасной Элессе»? Мы еще со слов актеров наизусть заучивали, чтобы потом служанкам в любви признаваться.
Гиссерт вздохнул. Видимо, те воспоминания были для него не слишком приятными. Однако Ирдент на этом не замолчал.
- Если бы я не знал, что рабы не могут врать, подумал бы, что парень присочинил для красного словца.
Таш сглотнул. Рука, выдавая волнение, против воли потянулась к металлическому ошейнику. Осознав, что делает, раб быстро отвел ее и притворился, будто убирает волосы со вспотевшего лба. К счастью, его дерганое движение никто не заметил.
- Отлично, - произнесла Лаана с таким видом, будто пропустила последние реплики. – Ирдент, подбери Шиину оружие и размещай охранников. Очередь скоро уже двинется. Нужно, чтобы вы были готовы к этому времени.
Уходя следом за Ирдентом, Таш обернулся и бросил на хозяйку еще один взгляд. За те четыре дня, которые он провел в караване, Лаана впервые так нервничала. Она казалась более спокойной, даже когда им угрожал огненный вихрь. Неужели она боится, что ее поймают на незаконной сделке с рабами? Но ведь патрульные на тракте уже останавливали караван, и у госпожи даже веко не дрогнуло. Ненадолго задумавшись, Таш развеял мысли об этом и решил сосредоточиться на охране.
Он же теперь простой раб. От него ничего не зависит. Это Илартан спрашивал у него совета и делился своими тревогами, а для Лааны он никто. Может быть, и хорошо, что она пропустила его лесть мимо ушей. Дворяне, силанцы они или шерды, все одинаково гнилые внутри.
Вещи, которые Ирдент достал из вьюков, только сильнее испортили ему настроение. Караванщики защищали тело длинными кожаными кафтанами, но самый маленький болтался на Таше, как мешок. А жарко в нем было – с ума сойти. Тело мгновенно покрылось испариной, а когда Таш на пробу сделал несколько движений, пот потек ручьями. Все вместе это значило, что жара доконает Таша еще до того, как начнется драка, а попытка сражения в неудобном доспехе будет обречена на провал. Поколебавшись, он вернул кафтан Ирденту.
- И не боишься, что без него пришибут? – искренне удивился охранник. – Когда толпа готовится напасть, народ редко сразу лезет в рукопашную, сперва закидывает камнями. И в доспех-то если прилетит, потом неделями в синяках ходишь. Так не терпится в могилу попасть?
- Я свое дело знаю. От меня будет больше толку без кафтана, чем в нем.
- Смелый ты парень, - оценивающе протянул Ирдент. – Только о жизни своей печешься маловато, а для настоящего воина это не такое уж достоинство. Насчет доспеха – выбор твой, но я бы все-таки посоветовал одеться во что-нибудь потолще рубашонки. Меч хотя бы возьмешь, герой? Или будешь кулаками отбиваться, как с вирром?
Таш улыбнулся.
- Боль в спине пробудила во мне желание еще немного пожить. Где у вас оружие?..
Меч ему понравился гораздо больше. На клинке виднелись зазубрины, но потертая рукоять удобно легла в руку, а баланс оказался весьма неплох. В итоге, когда Таш занимал место возле одного из обозов, которое указал ему Ирдент, расположение духа постепенно к нему вернулось.
Толпа могла и не напасть, зато начальнику охраны ответы Таша явно понравились. Что раба будет ждать у эс-Мирдов: мытье ночных горшков? Работа на плантации, которых в долине вокруг Ардавайра насчитывалось порядочное количество? Такая жизнь не сильно отличалась от рудников. А охрана караванов была намного ближе к тому, чем Ташу нравилось заниматься.
Он стиснул эфес. Что бы сегодня ни случилось, нужно показать себя лучше других.
Очередь к этому моменту уже зашевелилась. Тяжеловозы первого каравана глухо протопали по мосту, проложенному над каналом, и медленно вползали в ворота, похожие на зубастую пасть. Крупные ящеры казались букашками на фоне огромной крепостной стены, которая защищала город от разрушительных бурь. Таш засмотрелся на башни, с которых, наверное, было видно все окрестности вплоть до гор. Стена Каледхара была вдвое меньше этой, а ведь внутри Ардавайра, если верить спутникам, возвышалась еще одна, отделявшая центр города с домами богачей от простонародья. Хотя Каледхар, небольшой провинциальный городок, и в помине не мог сравниться с Ардавайром, выросшим прямо на оживленном тракте в Шердаар.
Как только стражники позволили людям покинуть город, оттуда хлынул поток силанцев. Почти все они стремились разойтись по ветвистой сети дорог, ведущих к укрепленным поместьям, которыми полнилась долина Нэндими. Число путников Таша удивило. В Каледхаре, который стоял на равнине, к исходу периода Ураганов окрестные жители старались не покидать город и пережидали в нем ярость стихии, как будто под вражеской осадой. Впрочем, горы берегли Ардавайр от дувших в остальной части страны ветров. За несколько дней, прошедших после спуска с Эстарады, Таша еще ни разу не сбивало с ног порывами, какие бывали на севере в этот период.
Обилие людей означало, что через ворота придется протискиваться, а охранять груз будет сложнее. Таш напрягся, сердце стало биться лихорадочно. Он отметил это с неудовольствием – навыки за год растерялись. Но меч в руке не дрожал, а дыхание удавалось держать ровным.
Это было хорошо. Это было… упоительно.
Караван замер у ворот – Лаана объяснялась со стражниками. Они надоедали ей недолго: пока начальник, зачем-то напяливший плащ в жаркий день, изучал печати на бумагах и подсчитывал пошлины, его подчиненные, не особенно утруждая себя, заглянули в пару повозок. На Заба, который, то бледнея, то краснея, разглядывал свои сандалии, никто не обратил внимания. Причина такой поразительной расхлябанности стражников, которые должны были проверять товар гораздо тщательнее, Ташу стала ясна, как только он снова посмотрел на их начальника.
Тот раскланивался с госпожой Лааной. Когда он согнулся, плащ слегка взбугрился сбоку, обрисовывая плотные кошели, которых там только что не было. Взятка. Лаана решила не рисковать и закрыла стражникам глаза деньгами. Неужели это из-за них с Забом? Неизвестно, конечно, что грозило бы ей самой, если бы у нее обнаружили рабов с каторги, но Ташу хотелось думать, что хозяйка поступила так ради них.
Он усмехнулся сам себе. Долго злиться на красивую женщину невозможно. Сразу находится какое-нибудь оправдание, чтобы восторгаться ею опять.
За ворота Таш ступил, продолжая улыбаться. Как давно он не был в крупном городе! Ардавайр внутри походил на улей, и сразу, с порога, на гостей обрушивалось оглушительное жужжание его пчел. Шедший рядом Ирдент зло оскалился, когда к нему подскочил мальчишка, громко расхваливающий название какой-то таверны. А таких детей возле ворот толкалось около десятка, и все старались переголосить друг друга, ведь им за это платили лишние гроши. Тут же с протянутыми ладонями торчали нищие, а перед ними – жрец Иля в сером рубище, который призывал их найти работу, чтобы бог не покарал за безделье. Множество людей спешило куда-то с плетеными корзинами, которые полнились фруктами и овощами.
У Таша, который целый год не видел ничего, кроме камней в карьере и голых спин собратьев по приговору, закружилась голова. Женщины, мужчины, дети; яркие платки – излюбленное украшение местных силанцев; дома из желтоватого песчаника с квадратными окнами, которые подмигивали тяжелыми занавесями; прямая, как дол на клинке, главная улица, разделяющая Ардавайр ровно на две половины…
Таш оглянулся на Заба. Тот спотыкался о булыжники мостовой, таращась шальными глазами на все вокруг. Скорее тяжеловоз вел его за собой, чем он – ящера. Наверное, душный, мутный от пыли воздух сейчас тоже казался Забу разлитыми благовониями. Кто бы предупредил, что от свободы так дуреют?
- Таш! – прикрикнул Ирдент. – Не отвлекайся.
Ага, свобода. Размечтался. Какая свобода с ошейником на горле?
Напомнив себе, что он должен заслужить доверие караванщика, Таш встряхнулся и попытался сосредоточиться. И вдруг понял, что жужжание, которое он приписал толпе, было не таким уж обыденным.
Громче всего оно звучало с левой стороны – туда шли люди с пустыми корзинами, а уходили с полными. Похоже, там размещался Восточный рынок, о котором говорила Лаана. Вероятно, смутьянов переловили еще не всех или беспорядки вспыхнули с новой силой.
Как назло, жужжание приближалось, а караван на многолюдной улице едва полз. Впереди заупрямился тяжеловоз, раздраженный шумом, и вереница повозок вообще замерла. Лаана почему-то ушла из головы каравана и стояла возле третьего по счету фургона, всего в пяти шагах от Таша. Скрестив на груди руки, она постукивала пальцем по локтю – замене футляра с бумагами. Уголки ее губ были опущены. Поза хозяйки недвусмысленно сообщала о желании, чтобы этот поход через город как можно быстрее закончился.
Гомон внезапно усилился, прорвавшись с боковых улиц на главную. Таш расставил ноги и на всякий случай принял боевую стойку, готовясь выхватить меч, но что происходит, он не понимал совершенно. Стражники расталкивали людей, требуя освободить проход и вдобавок крича какую-то чушь про «глас города». Причем тут глашатай? А почему бедняки, вместо того чтобы броситься врассыпную, заулюлюкали? И почему, Урд их побери, они все таращатся куда-то вверх?
Спустя мгновение Таш и сам все увидел. По крышам приземистых домов и лавок, ловко перепрыгивая с одной на другую, мчался человек в одежде шутов и акробатов – полосатой, сине-голубой с алыми каймами, издалека похожими на струи крови. Его лицо закрывала зеркальная маска. Солнце отражалось от нее слепящими бликами, но в моменты, когда на беглеца падала тень, становилось заметно, что на маске есть прорези для глаз, но нет для рта. Этого мужчину, показывая на него пальцами, и приказывали задержать увязающие в толпе стражники.
- Вот дрянь, - ругнулся Иртенд и заорал караванщикам: - Готовьсь! Не подпускать к повозкам Глас Города!
Однако он сюда и не направлялся. По крайней мере, Ташу казалось, что этому фигляру больше веселья доставляет дразнить стражников, чем нападать на караваны. Он с удивительной гибкостью акробата скакал колесом то вперед, то назад, заставляя растерянных стражников запинаться и падать. Он не выказывал ни капли страха, с легкостью уклонялся от летевших в него камней и нарочно провоцировал врагов, притворяясь, будто спускается на землю. Среди зрителей каждый его финт вызывал еще более громкое ликование.
Свихнувшийся шут, определил для себя Таш. С такими сложно драться – они непредсказуемы, как ветер. И точно, когда охранники уже выдохнули, решив, что Глас Города уходит в противоположную сторону, он внезапно развернулся и с бешеной, почти нечеловеческой скоростью кинулся обратно. Мгновение – и акробат оттолкнулся ногами от дома на краю дороги, готовясь приземлиться прямо на ту повозку, возле которой стояла Лаана.
Помочь ей никто не успевал. Караванщиков хорошо защищали плотные кожаные кафтаны, но они же делали их слишком медлительными.
Таш не думал, когда рванулся вперед, наперерез Гласу Города. Сработало с детства вбиваемое ему в голову правило – любой ценой защитить господина. Но каторжник, который год долбил породу на руднике, был не соперником вертящемуся, как юла, акробату.
Он видел, как Глас с грацией пустынной кошки приземлился на закрепленные тюки и замер, упершись в них руками и этим окончательно довершив сходство с готовящимся атаковать хищником. Видел, как смертельно побледнела Лаана, уставившаяся в зеркальную маску. Видел – и ничего не мог сделать.
Если бы шут хотел ее убить, у него бы это получилось. Но он всего лишь усмехнулся госпоже в лицо, будто они старые знакомые, и выпрямился. На Таша, с ревом вспрыгивающего на повозку, и других караванщиков он даже не глянул, а затем, в лучших традициях театральных трупп, сделал сальто назад. И снова – мгновение, а Глас Города уже стрелой влетел в закоулок, исчезнув из виду.
Таш ошеломленно смотрел ему вслед. Это было невозможно. Люди просто не способны двигаться с такой скоростью.
Так или иначе, безумец испарился. Освистанная стража махнула на погоню рукой, предпочтя ругаться с мешавшими им прохожими, но это уже не имело отношения к каравану. Таш, не обращая на них внимания, с кряхтением слез с повозки. Караванщики, красные, как раки, виновато молчали – из них ближе всего к хозяйке подобрался Ирдент, который закрыл ее своим телом. Правда, все равно с опозданием – к тому моменту акробат скрылся за домами.
- По местам, давайте, живее! – зло прикрикнул начальник охраны. – У нас есть обязанности, не хватало еще настоящих воров прошляпить! Эй, герой, ты цел?
- Цел. Кто этот парень такой? У него даже дыхание не сбилось, когда он прыгал.
Однако ответил ему не Ирдент, а Лаана. Теперь, когда опасность миновала, она выглядела спокойной. Недавний испуг выдавала лишь нехарактерная для ее смуглой кожи бледность.
- Он называет себя Гласом Города. Но на самом деле, - Лаана скривила губы, - он скорее его проклятие.