Александр Нагорный. "Небо не для людей"
Добавлено: 20 окт 2015, 19:49
[1]
Жизнь, она дана каждому. Нужно лишь наслаждаться ей, дышать каждым мгновением. А мы...мы всегда были любопытными. Лезли, куда не следует. Однажды это привело к последствиям. Наш мир изменился, взъярился на зарвавшихся людей. Все стало иначе.
Человек - это не только бессмысленное тело. Это мысли, чувства, характер, душа. Души, как раз, спасти не удалось. Как быть нам дальше? Эта планета медленно умирает. Каждый день я собираю цветы и пытаюсь сохранить для потомков их чудесный аромат. Пройдет еще несколько десятков лет, и все...конец цивилизации. Как мы дошли до такого? Я не знаю. Прошло слишком много времени, чтобы обвинять давно погибших. Нужно двигаться вперед, находить новые пути. Пока еще могу.
С каждым последующим днем мои чувства все больше и больше притупляются. Кажется, механическое сердце не может работать вечно. Сколько еще проживу? Смогу ли закончить начатое?
Это история о последних днях мира. То, что еще сто лет назад было процветающей планетой, постепенно усыхает. И нет никого, кто мог бы это остановить.
Сенсорный экран мигнул последний раз и погас. Я с тяжким вздохом убрал ставший бесполезным прибор в ящик стола. Кажется, сегодня так и не получится дописать посетившие меня мысли.
Встав из-за стола, подошел к окну. Снова серая хмарь, безжизненное солнце дает слишком мало света. Мир давным-давно утратил свои краски, остался только серый с редкими вкраплениями зеленого.
Горло сдавил внезапный спазм, пришлось поспешно выбежать на улицу. Свежий воздух принес облегчение, начинающиеся судороги отступили. Надеюсь, хотя бы на какое-то время.
Земля под ногами противно хрустела, кажется, ночью опять будет буря. Море, плещущееся метрах в двадцати от меня, принесло прохладу и запах соли. Наверное, один из немногих, которые еще могу ощущать.
Ливек с утра забрал мой двухколесник и поехал в город. Глупый, он все еще надеется отыскать что-то в развалинах старого мира. Никак, старик, не поймет, что прошлое не вернуть. Мы – дети нового мира, серого, угасающего, едва цепляющегося за жизнь. Никто не может с уверенностью сказать, что завтра я проснусь в своей постели. Впрочем, мне все равно. Полумеханический организм позволяет спать три раза в неделю. Все остальное время я трачу на поиски.
Что ищу? Не знаю. Дед Махи говорит, что лишь без толку трачу время. Ему не понять. Старик всю жизнь прожил на берегу моря, ловя рыбу и пытаясь построить корабль. Зачем? Не говорит. На все мои вопросы лишь громко цокает языком и уходит. Так и живем.
Внезапно сильный порыв ветра заставил пошатнуться. Я схватился за капюшон куртки обеими руками, чтобы не сорвало. Вещи у нас старые, давних времен. Не знаю, как они сохранились, но мы стараемся беречь. Шить никто из нас не умеет, только дед Махи может залатать небольшую прореху на брюках или рубашке.
Я направился по тропинке к калитке. Изгородь у нас старая, пытаемся чинить, но инструменты почти все поломаны. Ливек раз в неделю делает вылазку в руины старых мастерских, бывает, приносит интересные вещи. Не далее, как вчера, он притащил на тележке механического попугая. С большим трудом мне удалось его запустить. С громким скрежетом птица поведала нам необыкновенно познавательную историю о капитане корабля и его любимой. О том, как они бороздили моря и океаны, потопляя вражеские корабли, а затем, в один прекрасный момент, погибли от рук предателя. Ливек даже в порыве чувств погнул алюминиевый стакан, превратив его в лепешку. Странно, раньше не замечал за ним такой эмоциональности. Он ведь только наполовину человек, как и все мы. Те, что остались.
Не знаю, есть ли где-то еще в этом мире выжившие, но здесь нас трое: я, дед Махи и Ливек. За шестнадцать лет своего существования так и не встречал никого больше.
За изгородью шла протоптанная тропа, прямиком к редким деревьям. Дед рассказывал, что раньше, лет сорок назад, здесь был лес. Не слишком густой, но был. Теперь же только голые ветки скалятся в небо. Немой укор.
Последнее время я часто ощущаю себя виноватым. Не могу сказать точно, в чем именно, но не покидают мысли, что должен совершить нечто важное. Такое, что изменит мир. Рассказал Ливеку, так он лишь посмеялся, да посоветовал не забивать голову ерундой.
Но что, если мы последние на этой планете? Как быть дальше? Малочисленные плодовые растения продержатся еще лет десять, от силы двенадцать. Потом питаться станет нечем. Во времена детства деда Махи в степи водились тушканы, однако, сейчас здесь лишь ветер. Впрочем, голода мы не ощущаем. У человека с механическим сердцем не так много эмоций. Радость, немножко грусти, тоска. Ну и, конечно же, нет никакой цели в жизни. Если такое существование вообще можно назвать жизнью.
Тропинка вывела меня на холм. Отсюда открывался отличный вид на степь. Прямо передо мной раскинулось бескрайнее море сухой, пожухлой травы. Впереди, практически за линией горизонта, виднелись крыши теплиц. Слева от меня на расстоянии пятидесяти метров друг от друга располагались высокие столбы, с круглыми механическими генераторами сверху. От столба к столбу тянулись провода, и так до самого горизонта. Именно от них мы получали энергию. Те, кто бы раньше, смогли оставить полезные технологии. Однако, планету спасти не сумели.
Справа от меня, порядка в двух километрах, была старая станция дозаправки. Даже сейчас там есть рабочая транспортная платформа. Правда, она работает с перебоями, да и ездит только на близкие расстояние: от двух до пяти километров. Помню, лет пять назад мы с Ливеком любили кататься на ней. Пришлось, правда, слегка починить ионные двигатели, чтобы платформа могла подниматься в воздух. Неясно, сколько лет она простояла на станции. Я предполагал, что сто, Ливек утверждал, что минимум двести. Дед Махи предпочитал не болтать попусту.
Он вообще, был очень странный, даже сейчас, когда мы выросли. Помню, в детстве мне было даже обидно, когда дед уходил в степь на несколько недель, возвращаясь с очередными деталями. За нашим домом есть старый сарай, где Махи что-то мастерит. Нам запрещено туда заглядывать. Впрочем, однажды мне это удалось. В тот день дедушка отправился рыбачить дальше по берегу, забыв запереть дверь лаборатории. Однако, едва я заглянул в щель между досок, как был застигнут на месте преступления. Непонятно как, но дед Махи всегда оказывался там, где что-то случалось. Я был наказан, а затем и высмеян Ливеком. Он-то всегда слушался деда, несмотря на свой непоседливый характер.
Кое-что мне, конечно, удалось тогда высмотреть. Человеческий силуэт. Кто-то сидел на табурете, спиной к двери.
С тех пор меня часто занимал этот вопрос. Кого же скрывает дедушка? Живой ли тот человек, или такой же, как мы? Неизвестно. Махи не ответит, снова уйдет в степь. Он вообще, очень мало разговаривает. По сути, за всю свою жизнь я слышал от него только два слова: Алай и Ливек. Наши имена.
Постояв немного на пригорке, я спустился вниз и направился к теплицам. Путь предстоял неблизкий, но мне нужно проверить цветы. Кажется, вчера вечером одно из посаженных два года назад семян дало ростки.
В том мире, в котором мы живем, очень трудно вырастить что-то живое. Я бы сказал, что это почти невозможно. Только фруктовые деревья в саду Железного Бона цветут круглый год. Дедушка говорит, что там очень плодородная земля. Я склонен ему верить: если бы не фрукты, мы погибли бы еще несколько лет назад, когда солнце не выходило из-за туч восемь месяцев. Было холодно. Очень. Ночью в очаге гасло пламя, а к утру покрывалось ледяной коркой. Мы спали в одной кровати, плотно прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло.
Я со страхом вспоминаю те дни. Обрывчатые образы: лед, куча одежды, пламя. Мы вырубили все деревья рядом с домом, чтобы огонь не гас днем. Долго находиться снаружи было нельзя: пальцы немели, а потом медленно начинали темнеть ногти.
Тряхнув головой, я ускорил шаг. Высокая высушенная трава колола руки, идти сквозь нее было тяжело.
Вот и теплицы. Металлический каркас, сверху стекло, внутри всегда тепло, никакая буря не может разбить стены. Впрочем, старый город окружен покрытым трещинами куполом, а стекло там точно такое же. Неясно, чем оно было разбито, но факт остается фактом.
Полчаса заняла у меня проверка. Пустые лунки, каждый день поливаю, бесполезно. Хотя нет, одно семечко и впрямь проклюнулось. Присев на корточки, наклоняюсь, чтобы рассмотреть. Нет, это не росток. Какой-то длинный металлический прут, толщиной едва ли в два миллиметра. Странно. Могу поклясться, что еще вчера этой штуки здесь не было. Дверь в свою теплицу я всегда запираю. Как оно попало сюда?
Потянув, вытащил прут из земли. Длиной не больше указательного пальца. По всей поверхности странные символы, будто гвоздем выбитые. Потряс. Никакого результата.
Выбросить, что ли? Нет. Положил в карман куртки, может, пригодится еще. С разочарованием поглядел на пустые клумбы. Столько лет потратил, а все впустую. Цветы не растут в моей теплице. Две соседних всегда полны разноцветных цветочных головок, а здесь…
Я скривился и вышел наружу. С востока медленно надвигались свинцовые тучи. Кажется, будет ливень. Главное, чтобы не град. Побьет все фрукты, потом неделю ждать, пока новые созреют.
Я уже развернулся, чтобы пойти домой, как увидел медленно поднимавшийся столб дыма на горизонте. Кажется, это со стороны сторожки. Надо проверить. Если это опять ОНИ, то нам не повезло.
Очень сильно не повезло.
Добежал до нужного места за десять минут. Механическое сердце чуть ли не выпрыгивало из груди, пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
Огляделся. Горела пристройка. Раньше там хранились различные книги, газеты и прочие безделушки, однако большую часть мы потратили на растопку очага. Кому могла понадобится сторожка? Кроме нас в степи разве что редкие птицы, да ОНИ. Впрочем, ОНИ крайне редко появляются днем, предпочитая бродить в темноте.
Я спрятался в кустах и принялся наблюдать. Дом разгорался неохотно, наверное, поджигатель поспешил и не довел дело до конца. Вроде как никого не видно.
Медленно выбрался из укрытия, добежал до угла домика. Перебежал к пристройке. Завернул за угол, наткнулся на полыхающую стену. Рядом валялась небольшая зажигалка, пара толстых веток, да рулон газетной бумаги. Пристройка горела хорошо, но, по-видимому, скоро пламя опадет.
Первая капля дождя упала мне на нос. Задрав голову, увидел тучи прямо перед собой. Небо такое низкое, что, кажется, можно рукой достать.
Еще раз взглянул на предметы поджигателя. Кто же это был? ОНИ таким не пользуются, просто не могут. Человек? В наших краях людей нет. Кто же тогда?
Разыгравшийся дождь быстро потушил огонь. Я покачал головой, поднял зажигалку с земли и сунул в карман. Не стоит задерживаться. ОНИ могут учуять запах гари, если уже не учуяли. В одиночку мне не справиться.
Почти бегом я направился прочь от сторожки. Странное происшествие заставило задуматься. Может быть, наш дом не так безопасен, как мы думали?
Не знаю. Стоит рассказать обо всем деду Махи. Он многое знает и умеет, быть может, скажет, что делать дальше.
Возле дома заметил чьи-то следы. Ливек вернулся? Рановато.
Я остановился у изгороди. А вдруг это тот самый поджигатель? Что тогда? У меня нет оружия, единственная двустволка у деда, он всегда носит ее за спиной, в чехле.
Поколебавшись, толкнул калитку и зашел во двор. Даже если это поджигатель, то стоит попробовать договориться с ним.
Жизнь, она дана каждому. Нужно лишь наслаждаться ей, дышать каждым мгновением. А мы...мы всегда были любопытными. Лезли, куда не следует. Однажды это привело к последствиям. Наш мир изменился, взъярился на зарвавшихся людей. Все стало иначе.
Человек - это не только бессмысленное тело. Это мысли, чувства, характер, душа. Души, как раз, спасти не удалось. Как быть нам дальше? Эта планета медленно умирает. Каждый день я собираю цветы и пытаюсь сохранить для потомков их чудесный аромат. Пройдет еще несколько десятков лет, и все...конец цивилизации. Как мы дошли до такого? Я не знаю. Прошло слишком много времени, чтобы обвинять давно погибших. Нужно двигаться вперед, находить новые пути. Пока еще могу.
С каждым последующим днем мои чувства все больше и больше притупляются. Кажется, механическое сердце не может работать вечно. Сколько еще проживу? Смогу ли закончить начатое?
Это история о последних днях мира. То, что еще сто лет назад было процветающей планетой, постепенно усыхает. И нет никого, кто мог бы это остановить.
Сенсорный экран мигнул последний раз и погас. Я с тяжким вздохом убрал ставший бесполезным прибор в ящик стола. Кажется, сегодня так и не получится дописать посетившие меня мысли.
Встав из-за стола, подошел к окну. Снова серая хмарь, безжизненное солнце дает слишком мало света. Мир давным-давно утратил свои краски, остался только серый с редкими вкраплениями зеленого.
Горло сдавил внезапный спазм, пришлось поспешно выбежать на улицу. Свежий воздух принес облегчение, начинающиеся судороги отступили. Надеюсь, хотя бы на какое-то время.
Земля под ногами противно хрустела, кажется, ночью опять будет буря. Море, плещущееся метрах в двадцати от меня, принесло прохладу и запах соли. Наверное, один из немногих, которые еще могу ощущать.
Ливек с утра забрал мой двухколесник и поехал в город. Глупый, он все еще надеется отыскать что-то в развалинах старого мира. Никак, старик, не поймет, что прошлое не вернуть. Мы – дети нового мира, серого, угасающего, едва цепляющегося за жизнь. Никто не может с уверенностью сказать, что завтра я проснусь в своей постели. Впрочем, мне все равно. Полумеханический организм позволяет спать три раза в неделю. Все остальное время я трачу на поиски.
Что ищу? Не знаю. Дед Махи говорит, что лишь без толку трачу время. Ему не понять. Старик всю жизнь прожил на берегу моря, ловя рыбу и пытаясь построить корабль. Зачем? Не говорит. На все мои вопросы лишь громко цокает языком и уходит. Так и живем.
Внезапно сильный порыв ветра заставил пошатнуться. Я схватился за капюшон куртки обеими руками, чтобы не сорвало. Вещи у нас старые, давних времен. Не знаю, как они сохранились, но мы стараемся беречь. Шить никто из нас не умеет, только дед Махи может залатать небольшую прореху на брюках или рубашке.
Я направился по тропинке к калитке. Изгородь у нас старая, пытаемся чинить, но инструменты почти все поломаны. Ливек раз в неделю делает вылазку в руины старых мастерских, бывает, приносит интересные вещи. Не далее, как вчера, он притащил на тележке механического попугая. С большим трудом мне удалось его запустить. С громким скрежетом птица поведала нам необыкновенно познавательную историю о капитане корабля и его любимой. О том, как они бороздили моря и океаны, потопляя вражеские корабли, а затем, в один прекрасный момент, погибли от рук предателя. Ливек даже в порыве чувств погнул алюминиевый стакан, превратив его в лепешку. Странно, раньше не замечал за ним такой эмоциональности. Он ведь только наполовину человек, как и все мы. Те, что остались.
Не знаю, есть ли где-то еще в этом мире выжившие, но здесь нас трое: я, дед Махи и Ливек. За шестнадцать лет своего существования так и не встречал никого больше.
За изгородью шла протоптанная тропа, прямиком к редким деревьям. Дед рассказывал, что раньше, лет сорок назад, здесь был лес. Не слишком густой, но был. Теперь же только голые ветки скалятся в небо. Немой укор.
Последнее время я часто ощущаю себя виноватым. Не могу сказать точно, в чем именно, но не покидают мысли, что должен совершить нечто важное. Такое, что изменит мир. Рассказал Ливеку, так он лишь посмеялся, да посоветовал не забивать голову ерундой.
Но что, если мы последние на этой планете? Как быть дальше? Малочисленные плодовые растения продержатся еще лет десять, от силы двенадцать. Потом питаться станет нечем. Во времена детства деда Махи в степи водились тушканы, однако, сейчас здесь лишь ветер. Впрочем, голода мы не ощущаем. У человека с механическим сердцем не так много эмоций. Радость, немножко грусти, тоска. Ну и, конечно же, нет никакой цели в жизни. Если такое существование вообще можно назвать жизнью.
Тропинка вывела меня на холм. Отсюда открывался отличный вид на степь. Прямо передо мной раскинулось бескрайнее море сухой, пожухлой травы. Впереди, практически за линией горизонта, виднелись крыши теплиц. Слева от меня на расстоянии пятидесяти метров друг от друга располагались высокие столбы, с круглыми механическими генераторами сверху. От столба к столбу тянулись провода, и так до самого горизонта. Именно от них мы получали энергию. Те, кто бы раньше, смогли оставить полезные технологии. Однако, планету спасти не сумели.
Справа от меня, порядка в двух километрах, была старая станция дозаправки. Даже сейчас там есть рабочая транспортная платформа. Правда, она работает с перебоями, да и ездит только на близкие расстояние: от двух до пяти километров. Помню, лет пять назад мы с Ливеком любили кататься на ней. Пришлось, правда, слегка починить ионные двигатели, чтобы платформа могла подниматься в воздух. Неясно, сколько лет она простояла на станции. Я предполагал, что сто, Ливек утверждал, что минимум двести. Дед Махи предпочитал не болтать попусту.
Он вообще, был очень странный, даже сейчас, когда мы выросли. Помню, в детстве мне было даже обидно, когда дед уходил в степь на несколько недель, возвращаясь с очередными деталями. За нашим домом есть старый сарай, где Махи что-то мастерит. Нам запрещено туда заглядывать. Впрочем, однажды мне это удалось. В тот день дедушка отправился рыбачить дальше по берегу, забыв запереть дверь лаборатории. Однако, едва я заглянул в щель между досок, как был застигнут на месте преступления. Непонятно как, но дед Махи всегда оказывался там, где что-то случалось. Я был наказан, а затем и высмеян Ливеком. Он-то всегда слушался деда, несмотря на свой непоседливый характер.
Кое-что мне, конечно, удалось тогда высмотреть. Человеческий силуэт. Кто-то сидел на табурете, спиной к двери.
С тех пор меня часто занимал этот вопрос. Кого же скрывает дедушка? Живой ли тот человек, или такой же, как мы? Неизвестно. Махи не ответит, снова уйдет в степь. Он вообще, очень мало разговаривает. По сути, за всю свою жизнь я слышал от него только два слова: Алай и Ливек. Наши имена.
Постояв немного на пригорке, я спустился вниз и направился к теплицам. Путь предстоял неблизкий, но мне нужно проверить цветы. Кажется, вчера вечером одно из посаженных два года назад семян дало ростки.
В том мире, в котором мы живем, очень трудно вырастить что-то живое. Я бы сказал, что это почти невозможно. Только фруктовые деревья в саду Железного Бона цветут круглый год. Дедушка говорит, что там очень плодородная земля. Я склонен ему верить: если бы не фрукты, мы погибли бы еще несколько лет назад, когда солнце не выходило из-за туч восемь месяцев. Было холодно. Очень. Ночью в очаге гасло пламя, а к утру покрывалось ледяной коркой. Мы спали в одной кровати, плотно прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло.
Я со страхом вспоминаю те дни. Обрывчатые образы: лед, куча одежды, пламя. Мы вырубили все деревья рядом с домом, чтобы огонь не гас днем. Долго находиться снаружи было нельзя: пальцы немели, а потом медленно начинали темнеть ногти.
Тряхнув головой, я ускорил шаг. Высокая высушенная трава колола руки, идти сквозь нее было тяжело.
Вот и теплицы. Металлический каркас, сверху стекло, внутри всегда тепло, никакая буря не может разбить стены. Впрочем, старый город окружен покрытым трещинами куполом, а стекло там точно такое же. Неясно, чем оно было разбито, но факт остается фактом.
Полчаса заняла у меня проверка. Пустые лунки, каждый день поливаю, бесполезно. Хотя нет, одно семечко и впрямь проклюнулось. Присев на корточки, наклоняюсь, чтобы рассмотреть. Нет, это не росток. Какой-то длинный металлический прут, толщиной едва ли в два миллиметра. Странно. Могу поклясться, что еще вчера этой штуки здесь не было. Дверь в свою теплицу я всегда запираю. Как оно попало сюда?
Потянув, вытащил прут из земли. Длиной не больше указательного пальца. По всей поверхности странные символы, будто гвоздем выбитые. Потряс. Никакого результата.
Выбросить, что ли? Нет. Положил в карман куртки, может, пригодится еще. С разочарованием поглядел на пустые клумбы. Столько лет потратил, а все впустую. Цветы не растут в моей теплице. Две соседних всегда полны разноцветных цветочных головок, а здесь…
Я скривился и вышел наружу. С востока медленно надвигались свинцовые тучи. Кажется, будет ливень. Главное, чтобы не град. Побьет все фрукты, потом неделю ждать, пока новые созреют.
Я уже развернулся, чтобы пойти домой, как увидел медленно поднимавшийся столб дыма на горизонте. Кажется, это со стороны сторожки. Надо проверить. Если это опять ОНИ, то нам не повезло.
Очень сильно не повезло.
Добежал до нужного места за десять минут. Механическое сердце чуть ли не выпрыгивало из груди, пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
Огляделся. Горела пристройка. Раньше там хранились различные книги, газеты и прочие безделушки, однако большую часть мы потратили на растопку очага. Кому могла понадобится сторожка? Кроме нас в степи разве что редкие птицы, да ОНИ. Впрочем, ОНИ крайне редко появляются днем, предпочитая бродить в темноте.
Я спрятался в кустах и принялся наблюдать. Дом разгорался неохотно, наверное, поджигатель поспешил и не довел дело до конца. Вроде как никого не видно.
Медленно выбрался из укрытия, добежал до угла домика. Перебежал к пристройке. Завернул за угол, наткнулся на полыхающую стену. Рядом валялась небольшая зажигалка, пара толстых веток, да рулон газетной бумаги. Пристройка горела хорошо, но, по-видимому, скоро пламя опадет.
Первая капля дождя упала мне на нос. Задрав голову, увидел тучи прямо перед собой. Небо такое низкое, что, кажется, можно рукой достать.
Еще раз взглянул на предметы поджигателя. Кто же это был? ОНИ таким не пользуются, просто не могут. Человек? В наших краях людей нет. Кто же тогда?
Разыгравшийся дождь быстро потушил огонь. Я покачал головой, поднял зажигалку с земли и сунул в карман. Не стоит задерживаться. ОНИ могут учуять запах гари, если уже не учуяли. В одиночку мне не справиться.
Почти бегом я направился прочь от сторожки. Странное происшествие заставило задуматься. Может быть, наш дом не так безопасен, как мы думали?
Не знаю. Стоит рассказать обо всем деду Махи. Он многое знает и умеет, быть может, скажет, что делать дальше.
Возле дома заметил чьи-то следы. Ливек вернулся? Рановато.
Я остановился у изгороди. А вдруг это тот самый поджигатель? Что тогда? У меня нет оружия, единственная двустволка у деда, он всегда носит ее за спиной, в чехле.
Поколебавшись, толкнул калитку и зашел во двор. Даже если это поджигатель, то стоит попробовать договориться с ним.