Глава девятая
Бац!
Вот это да, ну и ну, ничего себе… и все прочие междометия, выражающие изумление и ошеломление. Яков Вениаминович, старый одесский еврей, человек мягкий и интеллигентный только что без второго слова зарядил мне по морде.
Ну, не то, чтобы зарядил — скорее, это была классическая пощечина, которой аристократы в былые времена ставили на место зарвавшихся наглецов. А наглец — это, стало быть, я. И вся моя наглость заключалась в излишней честности. Я просто изложил, не став ходить вокруг да около и не прибегая к эвфемизмам, свои выводы по поводу причастности старого мага к покушениям на меня. В конце концов, я ведь именно за этим ехал к Якову Вениаминовичу домой, не так ли.
Маг выслушал меня очень внимательно, ни разу не перебив и не выразив на лице никаких эмоций. А когда я закончил, так же спокойно подошел ко мне и…
После чего вернулся в свое кресло, и на лице его не было ни намека на смущение или растерянность. Злости, впрочем, тоже не было.
Удивительно, но пощечина таки произвела на меня некое подобие терапевтического эффекта. Не скажу, что я сразу успокоился, но все-таки энергия удара каким-то образом отодвинула застившие сознание эмоции на второй план. Правда, здравый смысл пока на план передний выходить не спешил, потому там образовался своеобразный вакуум. Я решил взять паузу и для начала тоже присесть. На диван. Яков Вениаминович сразу мне предложил, но мне показалось, что выдвигать обвинения лучше стоя. А вот сейчас я чувствовал себя слегка глупо.
Яков Вениаминович в очередной раз словно прочитал мои мысли:
— Вы пока посидите, Вадик, с мыслями соберитесь. А я схожу кофе сварю.
Он вроде бы хотел еще что-то добавить, но передумал, размеренно и флегматично исчез в дверном проеме. Был он уже, разумеется, не в пижаме, а в строгих светло-серых брюках и белой рубашке. Не знаю уж, всегда так по дому ходит, или настолько ответственно к приему гостей относится. Я у него всего второй раз.
Домашний кабинет Якова Вениаминовича мне очень нравится. Очень он основательный какой-то, солидный, умиротворяющий. И совсем не современный. В хозяина, видно. Диван и кресло — тяжелые, массивные, мягкие. Перед креслом столик на резных ножках. Что-то вроде журнального, но повыше, писать на таком удобно. На нем и вправду два блокнота — поменьше и побольше — и органайзер с ручками и карандашами. Компьютерного стола в кабинете нет, как нет и компьютера. Даже ноутбука или планшета. Зато целая стена отдана стеллажам с книгами. Бумажными, разумеется. Я вот как такое вижу, сразу какая-то нелепая зависть в душе просыпается. У меня дома ни одной бумажной книжки нет, когда от родителей съезжал, все у них оставил. Зато когда стариков навещаю, с таким удовольствием читаю… Даже то, что у меня на ридере есть.
Я согласен, ридер у каждого человека — это правильно. Это цивилизация. Но сам процесс чтения, который с бумажной книгой превращается в священный обряд, с ридером — просто заправка информацией. Можно ли сравнивать? И потом, вы подумайте, какое удовольствие — пошелестеть страницами. Разве с ридером можно пошелестеть? Нет, перевезу я после ремонта к себе книги. Может, не все, но хотя бы один книжный шкаф дома должен быть.
Вообще, домашний кабинет Якова Вениаминовича создавал удивительную атмосферу для работы. Если бы я занимался какой-нибудь творческой работой, хотел бы иметь себе такой кабинет. Ну, разве что ноутбук бы добавил. Надо идти в ногу со временем. Но блокноты и карандаши оставил бы тоже…
Забавно, еще несколько лет назад много можно было узнать о человеке, просто изучив книжные полки в его квартире. Сколько книг, какие… Читаемые или расставленные для антуража. А сейчас? Лежит себе эта несчастная «читалка», а что в ней? — ну, не будешь же лезть. Некультурность, бестактность. А вот постоять с умным видом возле книжного шкафа — это вполне себе… Вроде, и о себе положительное впечатление оставляешь.
Я совсем было собрался оставить о себе положительное впечатление и проинспектировать стеллажи Якова Вениаминовича, даже приподнялся было — но тут он вернулся в комнату, и я сделал вид, что устраиваюсь поудобней.
Старик не просто вошел, он вкатил перед собой очередной очень даже антуражный предмет — маленький сервировочный столик. Складной, двухэтажный. На верхнем этаже дымились две чашечки свежесваренного кофе в компании сахарницы и фарфорового горшочка со сливками (как-то он, наверное, называется — сливочница?). Внизу обосновались вазочка с печеньем и две розетки с вареньем — вишневым и еще каким-то, из айвы, что ли.
Яков Вениаминович передвинул стол — тот, который журнально-письменный — поближе к дивану и принялся неспешно его сервировать. Я не протестовал, хотя кофе во мне сидело уже более чем достаточно. Разговор за чашечкой кофе, что может быть лучше?
Маг закончил сервировку, пару секунд, склонив голову набок, рассматривал результаты своего труда и, судя по всему, остался вполне удовлетворен. Расположился в кресле и даже сделал маленький глоток кофе, не добавляя ни сахара, ни сливок. И только после этого повернулся ко мне с обычным доброжелательным выражением на лице.
— Вадик, вы пейте кофе, прошу вас. Варенье рекомендую самым решительным образом. Ручной труд, так сказать, Римма Аркадьевна в этом профессор… А между делом расскажите мне более подробно, как так получилось, что я из мирного старика превратился в жестокого мерзавца, убивающего друзей.
Хорошо, что я к кофе пока не притронулся. Либо поперхнулся бы, либо ошпарился. Либо совместил. В принципе, Яков Вениаминович не сказал мне ничего такого, о чем я сам не думал… Но как-то он слова подобрал, что мне захотелось где-нибудь спрятаться. И все собственные умозаключения такими нелепыми показались.
— Не убивающего, а пытавшегося… — пробормотал я, прежде чем осознал, насколько жалко это звучит.
Яков Вениаминович приподнял одну бровь и сказал только:
— Большое спасибо.
После чего он стал ждать, что скажу я, а я не знал, что говорить. Маг элегантно прихлебывал кофе, а я желал бы оказаться как можно дальше отсюда.
— Я ведь только предполагал, — выдавил из себя я. — Ну, а что я мог подумать?
Старик усмехнулся и поставил чашку на стол.
— Что — пока не знаю, а вот чем, мог бы посоветовать.
Пожалуй, это было столь же неожиданно, как давешняя пощечина. Таким я Якова Вениаминовича раньше не видел. Получается, просто повода не давал. Старик стал резким и едким, при всем при том внешне оставался вполне себе благодушным. Почему-то от этого слова его казались еще более неприятными.
Маг молча сделал еще несколько мелких аккуратных глотков, после чего отставил чашку. Покачал головой в такт каким-то своим мыслям.
— И все же в определенном смысле я могу оказаться косвенно причастным к вашим несчастьям, Вадик, — сказал он вдруг. — Я ведь предупреждал Роберта, что все это может быть опасным… Правда, я не предполагал, что настолько, и уж никоим образом не мог подумать, что коснется вас…
Я попытался вникнуть в его слова. Не получилось. Вроде бы Яков Вениаминович ко мне обращался, а вроде и сам с собой разговаривал. Но я жаждал информации — любой, косвенной, недостоверной, отрывочной.
— Кто такой Роберт, Яков Вениаминович? — быстро спросил я. — И о чем вы его предупреждали?
Маг тяжело вздохнул.
— Роберт — это мой сын, Вадик. Что же касается ответа на второй вопрос… Лучше будет, если я расскажу все с самого начала. Признаюсь честно, я не планировал делиться этой информацией с вами, но ситуация в какой-то мере обязывает.
Яков Вениаминович сделал еще одну паузу. Словно раздумывал, а не отказаться ли в последний момент от своих слов. Я в прямом смысле затаил дыхание.
— Началось все вот с этой штуки, Вадик.
Маг чуть повернулся в кресле, посмотрел на пустое пространство в середине комнаты и едва заметно пошевелил губами. Нетрудно было догадаться, что он произносит какое-то заклинание, но результат меня слегка озадачил. В первое мгновение мне показалось, что примерно посредине между полом и потолком возник здоровенный мыльный пузырь — с полметра в диаметре, если не больше. Я не успел как следует удивиться, кому могло понадобиться такое заклинание, как понял, что это не сфера — круг. Я даже откинулся в сторону, чтобы убедиться — так и есть, плоский круг будто бы из стекла или туго натянутого полиэтилена. Очень тонкого и совсем прозрачного. Я привстал, чтобы рассмотреть круг поближе, но был остановлен резким сердитым окриком Якова Вениаминовича.
— Сядьте, Вадик! Вы что же, планировали потрогать это? Смею вас заверить, весьма и весьма неблагоразумно. Что за примитивный способ познания? Мы, представители вида homo sapiens, девяносто процентов всей информации об окружающем мире получаем при помощи зрения. Осязание в этом ряду занимает скромную позицию. Смотрите лучше глазами и с безопасного расстояния.
Маг взял из сахарницы кусочек рафинада, примерился и запустил им в круг. Промазать на таком расстоянии было сложно. Я нервно сглотнул, потому что белый кубик, долетев до круга, просто исчез. Без каких-либо зрительных или акустических эффектов. Летел, летел и… перестал существовать. Проклятый круг даже не чавкнул.
— Это… Ничего себе, — я сделал над собой усилие и начал говорить членораздельно — как достойный представитель вида homo sapiens. — Я подумать не мог, что Белый шар способен дать такое заклинание!
— А Белый шар его и не давал, — Яков Вениаминович произнес эти слова таким спокойным тоном, что до меня не сразу дошел их оглушающий смысл. — Вы слушайте лучше.
Около года назад я принимал участие в своего рода пикнике в гостях у одного из моих друзей, у него частный дом. Причем играл самую что ни есть активную роль — занимался приготовлением шашлыка. Мангал у него располагался поодаль от стола, за которых шло веселье, и отделен от него деревьями. Как оказалось, это очень удачное обстоятельство…
Хотя дальше пошла череда неудач. Во-первых, начал накрапывать дождь. Для самого праздника это была не большая трагедия, стол стоял под навесом, но вот жарить мясо под дождем… Я собрался сделать «зонтик» — не слышали о таком неуклюжем заклинании? — создает над указанным объектом невидимый щит, небольшой, как раз с зонтик размером.
— А почему заклинание неуклюжее? — не удержался я от вопроса.
— Да потому, что щит этот статичен. Он спасет тебя от дождя и даже от града — но только при условии, что ты не сделаешь и шагу в сторону. В коммерческой магии так и не прижилось по-настоящему заклинание… Но вот мангал закрыть — пожалуйста. Так вот, собрался я только это заклинание произнести, случилось «во-вторых». Я просто-напросто порезался о шампур. Не знаю, как так получилось, но изрядно ладонь полоснул. Гибель от потери крови мне, понятное дело, не грозила, но рабочему процессу рана мешала. Да и просто неприятно, не говоря уже о риске всяческих заражений.
Поэтому я решил прибегнуть к помощи еще одного заклинания — «подорожника». Слышали, Вадик?
— Угу, — сказал я, потому что действительно слышал, хотя пользоваться не доводилось. Никаких особых терапевтических изысков в себе «подорожник» не нес, но кровь останавливал быстро и рану затягивал с противоестественной скоростью.
— Вот и получилось так… — продолжал Яков Вениаминович. — Я был раздосадован и раздражен и произнес два заклинания подряд, одно за другим. Я даже не сразу понял, что произошло. Сначала я осознал, что кровь и не подумала остановиться. Затем — что капли дождя продолжают как ни в чем не бывало падать на угли. И только после этого заметил прямо перед собой вот точно такую же штуковину.
Маг указал пальцем на висящий в воздухе круг, приподнял брови и вдруг тихонько рассмеялся.
— Вы знаете, Вадик, а ведь мне следует перед вами извиниться. Я иронизировал над вашим желанием потрогать незнакомый объект, а сейчас припоминаю, что моя первая реакция была почти аналогичной. Правда, руками я не полез, ткнул шампуром.
Яков Вениаминович дотянулся до сдвинутого в угол стола органайзер и достал карандаш. Подошел к кругу и с величайшей осторожностью просунул кончик карандаша в самый центр этой странной гадости. Снова никаких внешних проявлений. Когда маг протянул мне руку с карандашом для обозрения, я уже догадывался, что могу увидеть, и ровный, аккуратный срез меня не удивил.
— Что это? — спросил я. — Какой-то портал? А где выход?
Яков Вениаминович снова посмеялся.
— Столько вопросов, Вадик. Скажите только, где мне взять столько ответов. Я знаю не больше вашего… Вернее, не намного больше, кое-какие опыты я все же провел, но не хотел бы останавливаться на подробностях. Я лично сомневаюсь, что это, как вы выразились, портал. В каком виде тогда объект передачи оказывается в приемнике — разобранным на молекулы? Вы же могли заметить, исчезновение предмета происходит непрерывно по мере касания плоскости круга, а когда я достал карандаш обратно, он не стал целым… Да и не это главный вопрос.
— Да, — вскинулся я, — что было дальше?
В этот самый момент круг исчез. Следуя примеру куска сахара и части карандаша, он также исчез максимально скромно, не оставив о своем существовании на память никаких вспышек или звуков.
— Дальше произошло именно это, — улыбнулся Яков Вениаминович. — Ваш так называемый портал исчез, тем самым выведя меня из ступора. Убедившись, что он исчез окончательно и бесследно, я снова произнес два нужных мне заклинания, но теперь уже разделив их существенной паузой. Оба заклинания сработали так, как положено работать порядочным заклинаниям… Хотя дождь оказался кратковременным, и особой необходимости в «зонтике» уже не было. Я пожарил шашлыки и, смею вас уверить, получились они великолепно. Простите мне некоторую нескромность.
— Да я не об этом! — я досадливо поморщился. — Что было потом… вообще?
— Ах, вы имеете в виду более глобальную постановку вопроса.
Яков Вениаминович улыбнулся. Мне показалось, что он и без того вполне понимал, что я имел в виду. Но вылезать с какими-то претензиями или обидами я счел неумным.
— Я ничего не стал рассказывать друзьям, как вы, наверное, и сами догадались. Не буду скрывать, окончания пикника я дождался с трудом, а едва оказался дома, тут же повторил эксперимент, — маг издал легким смешок. — Я даже счел необходимым специально порезаться. Смешанные чувства мною тогда владели, Вадик. Наверное, какой-то части моего сознания хотелось, чтобы ничего не произошло. То есть, два обычных заклинания сработали сами по себе, по отдельности. Но нет, опыт оказался безжалостно удачным, круг появлялся регулярно, стоило мне не разделять заклинания интервалом времени хотя бы в несколько секунд. Самоистязанием я больше не занимался, ни текущая кровь, ни какие-либо еще привходящие обстоятельства на успешность эксперимента не влияли. Я, как уже сказал, провел еще несколько опытов над самим кругом, но особо в понимании этого явления не продвинулся.
Я встал с дивана и принялся мерить шагами комнату. Знаю, что со стороны это обычно выглядит довольно глупо, но в тот момент я был чересчур взволнован, чтобы беспокоиться о таких мелочах.
— Ну, жаль, конечно, — сбивчиво начал я, — но все равно… Это же… Яков Вениаминович, это же такое…
Дожидаться завершения моей глубокой мысли маг не стал. Впрочем, не факт, что он бы его дождался.
— Такое, Вадик, такое, — спокойно согласился он. — Только вы не считайте это открытие неким глобальным переворотом в магии. Видите ли, естественным образом я попытался сделать следующий шаг — стал пробовать соединять другие заклинания.
— И? — спросил я, остановившись и подавшись вперед.
Хотя об ответе можно было догадаться исходя из контекста слов Якова Вениаминовича. И действительно, маг вздохнул:
— И ничего, Вадик, совсем ничего. Все прочие заклинания, что я испытывал, работали только сами по себе, по отдельности. Хоть скороговоркой их говори. Ничего не дало и добавление третьего заклинания к двум, так сказать, совпавшим.
Немного остыв, я снова устроился на диване. Свалившаяся на меня информация требовала осмысления, а голова буквально раскалывалась от бегающих наперегонки мыслей. Или все-таки от бессонной ночи и выпитого ночью алкоголя? Помедлив, я все-таки взял со столика чашку. Сахар класть было бессмысленно, кофе успел остыть до состояния «чуть теплый». Поэтому я посчитал правильным вылить в него порцию сливок. Сливки — не сахар, они и в холодном кофе не побрезгуют раствориться… О том, что головная боль может быть и следствием ударной дозы кофе, я предпочел не думать.
Это ж надо, два заклинания вместе порождают совсем неожиданный результат — это называется ничего себе. Но почему тогда с другими заклинаниями этого не происходит? Стоит ли видеть в этом нечто странное? Я глубоко вздохнул. Мы положили две граммовые гирьки на чашу весов, и они потянули десять граммов. Чудо? Конечно. Но почему любые другие граммовые гирьки не желают вместе весить больше двух граммов? Это тоже чудо или как раз нормальность?
Да, от таких мыслей голова заболит еще сильнее…
— Яков Вениаминович, а вы много заклинаний перепробовали сочетать? — спросил я.
Маг покачал головой.
— Нет, Вадик, не очень.
— Но почему же?! — взвился я.
Выражение лица мага приобрело заметный иронический оттенок.
— Очень просто. Я прекратил эксперименты, как только здравый смысл возобладал над задорным азартом.
На этот раз вопрос я задал без слов, одним только лицом. Но Яков Вениаминович ответил:
— А вы подумайте сами, Вадик. Возьмите два простых заклинания, «зонтик» и «подорожник». И возьмите результат их сочетания — вы его видели. Вы сможете разглядеть какую-то связь, закономерность?
Немного подумав — больше для вида — я вынужден был пожать плечами и помотать головой.
— Вот и я не могу, — сказал Яков Вениаминович. — Но при этом прошу заметить, что… да, точной шкалы для измерения силы заклинаний пока не придумано, но вы должны согласиться, что итоговое заклинание более высокого порядка, что ли.
С этим я согласился без тени сомнений. Вообще, по-моему, мало какое из известных заклинаний можно поставить в один ряд с этим… не то порталом, не то дематериализатором. Наверное, я начал понимать опасения мага, но он закончил мысль:
— Вот и подумайте, стоит ли экспериментировать со столь взрывоопасной и непредсказуемой моделью. Когда результат удачного эксперимента может взять слово «удачный» в такие кавычки…
— То есть, вы давно перестали работать над этим? — уточнил я.
После чуть заметной паузы Яков Вениаминович сказал:
— Я — перестал.
Акцент на первом слове был столь заметен, что я смог проявить недюжинные способности к предвидению.
— Вы рассказали об этом сыну! — не спросил, а констатировал я.
— Да.
— Так ваш сын маг?
Соглашусь, это был не самый умный вопрос. Вызван он был скорее удивлением. Нет, наследование магических способностей — это не настолько исключительная вещь, хотя и правилом отнюдь не является. Просто Яков Вениаминович несколько раз упоминал в разговоре со мной своего сына, но никогда не говорил, что он маг…
— Маг, — подтвердил Яков Вениаминович. — Довольно приличного уровня, посильнее меня. Я рассказал ему… зачем я это сделал? Но я не ожидал, что он так увлечется. Причем не просто увлечется, а разработает собственную теорию. Он считает, что все заклинания, которые дает Белый шар, суть обрывки некого единого текста…
Я не удержался, присвистнул. Вот что значит мыслить глобально! Красивая теория, ничего не скажешь, но… жутковатая.
— Я уговаривал Роберта не заниматься этим, — продолжал Яков Вениаминович с ощутимо слышимой горечью в голосе. — И, наконец, он уверил меня, что зашел в тупик и бросил… Но вот вчера приехал…
— Так он не в Одессе работает? — перебил я.
Яков Вениаминович чуть смешался.
— Роберт в Киеве живет.
Мне понадобилась секунда или две, чтобы оценить формулировку ответа. Почувствовал я себя самым настоящим поганцем, но собрался и спросил твердо, с нажимом:
— Яков Вениаминович, ваш сын — белый маг?
Старик всплеснул руками. Мне даже показалось, что он готов последовать моему примеру и вскочить с кресла. Но — в силу ли возраста или более холодного темперамента — Яков Вениаминович таким образом проявлять эмоции не стал. Но в голосе досада читалась отчетливо.
— Белый, черный… Ну что за нелепую классификацию придумали, скажите, Вадик? И ведь ладно бы сленг, профессиональный жаргон — нет, фактически уже официальные термины! Да, Вадик, если вам необходимо это знать, у Роберта нет магического салона. Он ему просто не нужен! Еще задолго до открытия Белого шара Роберт имел свой успешный бизнес в Киеве, ему незачем было переквалифицироваться в управдомы!
Я немного подождал, не найдет ли Яков Вениаминович еще каких-нибудь слов в оправдание сыну, но он, видимо, посчитал, что сказал достаточно.
— Яков Вениаминович, — сказал я тогда, уже значительно мягче, — Не каждый белый маг открывает магический салон, хотя чаще всего, конечно, так происходит. Я спрашиваю немного про другое, Роберт зарегистрирован в ВАМ?
Наверное, немного нечестно задавать вопрос, ответ на который знаешь практически наверняка, и который твоему оппоненту давать будет неприятно. Но я решил поставить все точки над i. К чести Якова Вениаминовича, он сумел говорить уже вполне спокойно, разве что с печалью в голосе.
— Нет. Я сколько раз просил его пройти эту формальную процедуру, но он… Роберт ведь действительно не занимается магией — в том смысле, который мы вкладываем в это понятие. Он не продает заклинания. Он их изучает, в свободное от основной деятельности время, разумеется.
Что ж, чудесно… Что мы там с Борисом говорили относительно черного мага и его относительно развязанных рук? Но, само собой, обсуждать эту тему с Яковом Вениаминовичем я не собирался.
— Значит, это Роберт попросил вас дать мне то задание? — спросил я.
— Да, — маг кивнул. — Я несколько раз говорил Роберту про вас. Вы ведь, пожалуй, лучший курьер в Одессе.
Я немного смутился, если честно. Лесть штука такая, ее все любят, если подавать в правильных дозах. Только Яков Вениаминович, похоже, не комплимент мне делал, так и есть, наверное, — в его глазах. А быть может, и в глазах других магов. Сам я точно сказать не могу. Что один из лучших — с этим спорить не буду. А чемпионат мы не проводили…
— Яков Вениаминович, зачем вы это сказали, я ж теперь цены подниму, — сказал я, чтобы скрыть смущение.
— А давно пора, — спокойно сказал маг. — За остальных, с кем вы работаете, не скажу, а я спорить не буду.
Вот до чего ж чудесно побеседовали! Прибавку себе выторговал. Как там говорил один плюшевый мудрец? Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Прибавка — это хорошо. Деньги я не то, чтобы люблю, я не люблю бывать без денег…
Мне бы еще выжить только.
Я вдруг почувствовал чудовищную, свинцовую усталость.
— Яков Вениаминович, спасибо… и на добром слове, и за рассказ, и за то, что развеяли мое заблуждение насчет вас. За это, кстати, еще и извиняюсь. Но я, с вашего позволения, откланяюсь.
— Где же вы пойдете, Вадик? — удивился старик. — Домой вам небезопасно, полагаю, сами понимаете…
— Понимаю, — я кивнул. — Сниму номер в какой-нибудь гостинице. Просто высплюсь. Только после этого о чем-то думать смогу. Ну, а если не проснусь, — я развел руками, — судьба.
Самое интересное, что я на самом деле так думал. Не знаю, было ли это спокойствие висельника, или я смело смотрел в лицо смерти… Наверное, просто усталость.
Яков Вениаминович еще попытался было предложить остаться у себя, но я отказался настолько твердо, что настаивать он не стал. Об амулетах каких-нибудь разговора не заводил, и правильно. Пусть Яков Вениаминович не при чем, но есть у меня ощущение, что взрыв в квартире Бориса именно на амулет и навели.
И подозрение, кто навел, у меня есть. Об этом я размышлял, торопливо шагая к дому. Старого мага я не обманывал, действительно надумал перекантоваться в гостинице. Но за документами-то зайти надо. Да и посмотреть любопытно, не взорвалось ли чего в моем жилище…
Так, входная дверь цела. Хорошо. Даже замок не сломан. Здорово. Прихожая выглядит вполне мирно. Отлично. Темновато только, окна в моей квартире выходят на закат, и по утрам до прихожей добираются жалкие крохи света. Я потянулся к выключателю.
— Не надо включать свет, — сказал кто-то, кого я раньше не заметил — он сидел в моей квартире, в моем кресле, но спиной ко мне.
Потом он повернулся.
Глава десятая
Мне не потребовалось много времени, чтобы узнать незваного гостя. Правда, имя его мне не было известно — посетитель Якова Вениаминовича, с которым я имел весьма любопытную беседу в предбаннике, ведь так и не представился. Он и тогда показался мне интересным человеком — ну как же, пришел к магу, не веря при этом в магию, — а сейчас и вовсе заинтриговал. Замок на двери не взломан, окна закрыты, а он, пожалуйста, — сидит. И еще мило мне улыбается.
Было ли мне страшно? А вот черт его знает. Я последние несколько часов принимал страх в таких лошадиных дозах, что как-то потерял к этому препарату чувствительность. Но любопытно было точно.
Свет в прихожей я включать не стал — просит же человек, разуваться не стал тоже, прошел в комнату и остановился перед таинственным визитером, задумчиво глядя ему в лицо. Он продолжал молчать и улыбаться.
— Свет-то почему не надо включать? — ничего лучше этого вопроса я пока не придумал.
— Я бы вообще не рекомендовал вам пока прикасаться ко всяким опасным предметам, — ответил гость.
— Выключатель — опасный? — изумился я.
— В вашей квартире — да. Как и любой электроприбор. Вспомните кофе-машину.
Хорошая осведомленность — она производит впечатление. Очень хорошая — настораживает. Я почесал в затылке, размышляя, что бы сказать. Не мог пока определиться, какую линию поведения выбрать. Агрессивную или доброжелательную. Первая опасна, при нехватке точных разведданных. Вторая как-то не очень вяжется с несанкционированным проникновением на мою частную территорию. Ух ты, «несанкционированным»… Откуда это слово в моей голове всплыло…
— Да вы присаживайтесь, — любезно предложил мне гость.
На мой субъективный взгляд, это уже было наглостью. Поэтому я изобразил на лице испуг:
— Что вы, что вы, как-то неудобно…
Гость сарказм оценил коротким смешком. Сам поднялся мне навстречу и протянул руку:
— Давайте, наконец, познакомимся. Меня зовут Роберт.
Я автоматически пожал руку и буркнул:
— Вадим.
И лишь потом до меня дошло:
— Роберт?!
Мне тут же стало чуть-чуть неловко. Вот чего вскинулся, спрашивается? Ну, Роберт. Бывают же совпадения. Не самое распространенное имя, конечно, даже в Одессе, но все-таки…
— Роберт Яковлевич, чтобы снять возможные сомнения, — видя мои терзания, гость решил меня добить.
— А-хре-неть! — раздельно, по слогам сказал я. Может, не слишком информативно, излишне экспрессивно и слегка вульгарно, зато это наиболее точно отобразило мое состояние.
А что, если всмотреться, вполне можно было заметить фамильное сходство. Не скажу, что через четверть века Роберт станет копией Якова Вениаминовича, но общие черты читались. Что-то, по всей видимости, Роберт взял и от мамы, Риммы Аркадьевны. Точно утверждать не могу, так как пока ни разу не имел чести видеть эту достойную женщину.
— Но я бы предпочел общаться без отчеств, — изыскано улыбнулся Роберт.
— Пожалуйста, пожалуйста, — пробормотал я. — Я, с вашего позволения, все же присяду.
Я опустился на диван, Роберт снова сел в кресло. Все условия для начала светской беседы были соблюдены…
— В магию, значит, не верите, — процедил я.
— Не верю, Вадим. Действительно не верю, — Роберт развел руками.
— Но это не мешает вам самому являться магом?
Залп моего сарказма прошел мимо — Роберт улыбнулся совершенно невиной улыбкой.
— Так принято называть, никуда не денешься. Но мне это определение не нравится. За неимением альтернативы, давайте пока пользоваться этой терминологией. Следовательно, да — я маг. Больше того, маг черный, так как считаю ненужной глупостью где-либо регистрировать свои способности.
Посидели молча. Причем я сидел насупившись, а Роберт — добродушно улыбаясь.
— В квартиру-то как попали? — спросил я. — Просочились в канализацию?
Черный маг засмеялся искренне и заразительно.
— Боже, как неопрятно! Нет, я предпочел более банальный способ — через дверь. Опережая ваш следующий вопрос — да, у меня есть фраза для открывания замков.
— Что есть? — не понял я.
— Заклинание, — пояснил Роберт. — В принятой терминологии.
В принятой терминологии, значит. Фраза у него, понимаете ли, есть. Я начал закипать. О том, что моя квартира защищена еще и магически, упоминать было как-то глупо.
— А что, и в магазине так можно?.. Ах, какое полезное заклинание…
— Изобретение, — поправил меня Роберт и поприветствовал мое ерничество коротким смехом. — Тоже, значит, любите старые фильмы?
Просто прекрасно! Почему бы не поболтать о старых фильмах с человеком, который после трех неудавшихся попыток тебя убить вломился в твой дом, чтобы довершить начатое?
Кстати, чего я жду, собственно? Для чего продолжаю этот нелепый разговор, ничего не предпринимая для спасения своей жизни?
Я даже вздохнул. Достаточно громко. Ответ был, и был он крайне неприятен. Ничего я не делаю исключительно от бессилия. Полного и безоговорочного. Да, я моложе Роберта и чисто визуально физически крепче. Наверное, мне бы не составило труда с ним расправиться — не будь он магом. А так — одно короткое движение губ, и я покидаю сей суетный мир. Не знаю наверняка каким именно способом, но можно не сомневаться, что-то черный маг Роберт заготовил.
Будь я каким-нибудь великим мастером восточных единоборств… Даже и тогда не могло быть полной уверенности, что удастся выключить сидящего напротив человека одним ударом, не позволив ему произнести заклинание.
Это вовсе не значит, что я не попытаюсь. Героическую безнадежную попытку я еще обязательно совершу, просто потому, что не хочется чувствовать себя бараном, безропотно подставляющим горло под нож. Но пока… почему бы не побеседовать? Быть может, маг расслабится и предоставит мне более или менее благоприятный момент для нападения.
Роберт какое-то время пристально смотрел на меня, потом тряхнул головой.
— Вадим, я начну наш разговор с одной необходимой вещи: развею ваше заблуждение. Не то вы того и гляди вцепитесь мне в горло. Так вот, чтобы вы знали, я не тот человек, что покушался на вашу жизнь, я даже не знаю того человека. И само собой, к вам я пришел не с целью обрушить на вас новое убийственное заклинание.
— Да ну? — сказал я без всякого выражения.
Роберт снова посмотрел на меня грустными глазами. Вздохнул.
— Да, я вижу, мне придется вас убеждать. Доказывать, что ты не верблюд, всегда очень сложно, но у меня нет другого выхода. Сегодня с утра я захотел вас увидеть, пришел, наткнулся на запертую дверь и собрался уже уходить…
— Для отыскания моего адреса у вас тоже есть заклинание? — спросил я едко.
— Для отыскания вашего адреса я воспользовался «желтыми страницами», — ровным голосом ответил Роберт. — Я не вижу труда зайти при необходимости в интернет, а вы не делаете из своего адреса секрета. Мог бы я, конечно, спросить, где вы живете, и у папы, но этого не понадобилось.
Я почувствовал себя глупо. Самую малость, но… Не слишком ли часто в последнее время я чувствую себя глупо?
— Так вот, — продолжал Роберт, — я собрался уходить, когда мне позвонил папа и передал содержание вашего разговора. Попросил увидеться с вами при первой же возможности. Тут, вы понимаете, наши с ним желания совпали. Я был почти уверен, что домой вы все-таки заглянете, хотя бы ненадолго. Сначала намеревался подождать вас во дворе, но…
Роберт руками и лицом изобразил извинения. Вышло не то, чтобы фальшиво, но не слишком убедительно. Никаких особых угрызений совести от проникновения в мою квартиру он явно не испытывал.
— Понимаете, Вадим, я очень четко представил себе ход ваших мыслей. Раз уж вы ничтоже сумняшеся обвинили в покушениях папу, которого знаете не первый год и исключительно с положительной стороны… То что говорить о коварном черном маге, которого вы до вчерашнего дня никогда в глаза не видели? Мотив ведь вы себе в голове нарисовали, не так ли? Я получил от вас что хотел — могучее заклинание, которое поможет мне решить грандиозную проблему, а после решил избавиться от свидетеля… возможного свидетеля. Про гипноз, наверное, подумали, да?
Я медленно кивнул. Признаваться, что про возможность извлекать из подсознания курьера заклинания я додумался не самостоятельно, не хотелось.
— Вот я и решил, что во дворе у нас с вами разговора не получится, а приглашать меня к себе домой вы едва ли согласитесь. Поэтому и прибегнул к такому не вполне законному методу, за что сейчас приношу извинения.
В голосе Роберта раскаяния также не было. Но слова звучали достаточно искренне. Хотелось верить. Я даже на себя разозлился, нельзя ж быть таким доверчивым. Заподозрил Якова Вениаминовича — одной пощечины и парочки едких фраз хватило, чтобы развеять подозрения. Утвердился в мысли о виновности его сына — и ему уже готов поверить…
В памяти всплыл один дурацкий детективный телесериал, который я от скуки время от времени посматривал несколько лет назад. Все серии строились по одному алгоритму. Доблестные сыщики выходили на подозреваемого, вооружившись мощными уликами. Но подозреваемый свою причастность к преступлению отвергал решительно, советуя обратить лучше внимание на Имярека. Тогда сыщик звонил боссу и говорил: «Шеф, все совсем не так, как мы думали!». После чего общими усилиями пытались прижать к стенке Имярека. Но и тот сдаваться не собирался, в свою очередь находя на место преступника более достойного кандидата. Цикл повторялся столько раз, сколько позволял хронометраж серии. Последний подозреваемый и рад был бы переложить ответственность на кого-нибудь еще, да нехватка времени вынуждала во всем сознаться.
Меня эти телесыщики, помнится, очень забавляли. Теперь впору было посмеяться над собой. Тем более, Яков Вениаминович вовсе не думал перекладывать подозрение на сына, я эту работу проделал за него. А Роберт вовсе схалтурил, не потрудившись назначить на свое место хоть кого-нибудь.
Я откинулся на спинку дивана.
— Всей этой длинной речью вы хотите сказать, что не вы покушались на мою жизнь? — спросил я как можно небрежнее.
— Конечно! — воскликнул Роберт. — С какой такой стати мне вас убивать? Я уже не говорю про личное неприятие таких методов, вы можете мне не верить. Но посмотрите на это дело с чисто практической стороны — вы, Вадим, нужны мне живым, здоровым, и, простите за легкий цинизм, работоспособным.
— Предлагаете верить вам на слово?
Роберт усмехнулся.
— Папе же поверили.
— Так то папе! — я развел руками. — Вы же сами сказали, его я знаю давно и с положительной стороны. А вы — и это опять-таки вы сами сказали — коварный черный маг, которого я вижу в первый… то есть, во второй раз в жизни.
И все-таки я поверил. Уже поверил. Не знаю, наверное, просто потому, что хотел поверить. Мысль о том, что расставаться с жизнью в ближайшие минуты не придется, грела душу.
— Я готов привести аргументы, — Роберт повел плечами. — Скажите, Вадим, я правильно понял, что в этой комнате вы ремонт еще не делали, но собираетесь со дня на день?
Я кивнул растерянно, если не сказать ошалело.
Роберт вытянул руку и нацелился указательным пальцем на стену за моей спиной. Не поняв, на что он указывает, я начал поворачивать голову и только краем глаза успел заметить, как шевельнулись его губы. После чего…
Вы когда-нибудь видели молнию вблизи? Я имею в виду совсем вблизи. Я до сего момента не видел. И, пожалуй, не горю желанием увидеть когда-либо еще. Может, я преувеличиваю, называя бледно-голубой разряд, протянувшийся между указательным пальцем Роберта и стеной, молнией, но только совсем чуть-чуть. Разряд существовал какую-то долю секунды, но еще долго в глазах таял его отпечаток… А черное пятно в стене диаметром сантиметров десять исчезать не собиралось вовсе. Я сказал «в стене», а не «на стене» потому что пятно имело заметную глубину.
— Надеюсь, я не сильно вас испугал? — мягко спросил Роберт. — Демонстрация грубоватая, но я намеренно выбрал именно ее. Для наглядности. В этой искре почти семь тысяч вольт, измерено. Теперь у вас нет сомнений, что, поставь я перед собой задачу расправиться с вами, особых трудностей передо мной бы не возникло?
Я наконец выдохнул. Потом судорожно сглотнул.
— Аргумент принимается как косвенный, — сказал я, стараясь не дрожать голосом. — И не до конца убедительный. Возможно, вы хотели, чтобы моя смерть выглядела несчастным случаем. А после такого разряда о несчастном случае едва ли можно всерьез говорить.
— Да? — Роберт приподнял одну бровь — совсем как Яков Вениаминович. — А если бы ваше тело нашли, скажем, возле трансформаторной будки? Чем вам не нравится такой несчастный случай?
Не выдержав, я засмеялся. Правда, слегка истерически.
— Ну, хотя бы тем, что вы говорите про мое тело. Ладно, я вас понял, но… если у вас есть в арсенале еще аргументы, вываливайте их все. Только не такие сокрушительные, — поспешно добавил я.
— Перейду к моему мотиву, — не стал спорить Роберт. — Ваше заклинание, Вадим… Как бы помягче выразиться? Да нет, скажу как есть: оно ничего не стоит.
— Как? — вскинулся я. Мне стало обидно. Человек — существо нелогичное… — Что значит, ничего не стоит? Вы же сами специально приехали из Киева…
Роберт остановил мой поток слов коротким движением руки.
— Да, да, все так. Я приехал в Одессу за этой фразой… этим заклинанием. И я его получил. Только оно не работает.
— Не может такого быть! — убежденно сказал я. — Вы обвиняете меня в мошенничестве? Не думаю, что у вас есть на то основания. О моей репутации можете справиться у любого мага, с которым я сотрудничал, включая вашего отца. Я честно прошел Тоннель и получил от Белого шара требуемое.
Снова Роберт сделал виноватое лицо.
— Я ни в коем случае ни в чем вас не обвиняю. Вы выполнили свою работу как всегда честно. Я просто неудачно выразился. Заклинание работает, но оно оказалось бесполезно для меня.
Слегка остыв, я почесал в затылке.
— Можно поподробней?
— Конечно.
Роберт дотянулся рукой до стола и взял с него черную кожаную папку, на которую я до сего момента не обратил внимания. Расстегнул старомодную застежку-защелку, извлек из папки пижонскую шариковую ручку из стекла и золота и совсем простенький дешевый блокнотик, уже лишившийся примерно половины листов. Папку застегнул, но убирать не стал, оставил у себя на коленях.
Быстро начертал что-то на трех верхних листках блокнота, вырвал их с корнем и протянул мне.
— Смотрите, Вадим.
Я посмотрел. Даже при такой скорости и небрежности письма почерк у Роберта оказался каллиграфическим. Как у отличницы-пятиклассницы. Без всякого труда, зато с некоторым удивлением я прочитал на каждом из листков по одному короткому слову. «Мама», «мыла» и «раму».
Удержаться от фырканья я не смог. Нет, в тех учебниках, по которым я учился, этого хрестоматийного примера уже почему-то не было. Но не слышать о нем я не мог, разумеется.
Роберт забрал у меня листочки и положил их на папку, по трем углам. Что-то прошептал — впрочем, на этот раз мне не составило труда догадаться, что шептал он именно то заклинание, которое я принес вчера вечером Якову Вениаминовичу.
Только секунду или две ничего не происходило, затем листочки дрогнули и медленно поползли друг к дружке, собираясь в ряд. Смотреть на это было довольно забавно. Одному из кусков бумаги пришлось даже развернуться на сто восемьдесят градусов, но вуаля! — когда движение прекратилось, заветная фраза оказалась составлена.
— А почему именно так? — с любопытством спросил я. — Почему «мама мыла раму»? Ведь слова здесь можно менять местами как угодно, предложение все равно получается осмысленным.
— Скорее всего потому, что именно в таком виде это предложение встречалось чаще всего, — ответил Роберт. — Не знаю уж, каким образом Белый шар проводит анализ, но… Я поэкспериментировал немного, результаты порой достаточно любопытные получаются. Возможно, папа найдет для этого коммерческое применение. Да что там, почти уверен, что найдет.
Роберт грустно вздохнул.
— Но я, к великому сожалению, не получил того, что хотел.
Не ожидая наводящих вопросов, он убрал в папку блокнот и ручку и достал два прямоугольника из плотной бумаги, с отпечатанным на них крупным компьютерным шрифтом коротким текстом. Совершенно бессмысленным.
Поняв, что это, я вздрогнул, но Роберт успокаивающе махнул рукой.
— Можете читать, не стесняйтесь. Это те самые «зонтик» и «подорожник». Никакой коммерческой тайны, эти заклинания едва ли не все маги знают. Но если вам так будет спокойней, я их потом у вас сотру.
Роберт положил карточки в разные углы папки, снова пошевелил губами… Ничего.
— Вот видите, — пожаловался Роберт и с укоризной посмотрел на непослушные бумажки. — Не знаю, почему, но с фразами Белого шара ничего не получается. А ведь как раз эти-то фразы точно объединяются между собой, проверено практикой, так сказать.
Я сочувственно поглядел на мага. Не то, чтобы я проникся его идеей связать все заклинания Белого шара в один текст… не очень верил в осуществимость этой затеи, а результата просто боялся, но увлеченные люди всегда вызывали у меня симпатию. Неудачный эксперимент, не подтвержденная гипотеза — это всегда обидно.
— А что если, — осторожно начал я, — основополагающая теория все-таки не верна? Нет никакого единого текста? В конце концов, единственное совпадение может быть просто причудливой игрой случая.
— Может, — спокойно сказал Роберт.
Я даже не сразу понял, что он выразил согласие, и собирался было развить свою мысль. Когда это оказалось ненужным, я долго не мог найти, что сказать.
— Ну вот видите, — я развел руками, — вы сами допускаете возможность…
— Я сказал, что одно совпадение вполне может быть игрой случая, — перебил меня Роберт. — Но видите ли в чем дело, это совпадение далеко не единственное.
Возможно, от длительного недосыпания я начал туго соображать, но и эти слова дошли до моего сознания не сразу. Зато когда дошли, ударили как следует.
— Как не единственное? Вы, значит…
— Да, Вадим. Папу расстраивать я не стал, но вы не состоите со мной в родстве, и не будете, надеюсь, чересчур волноваться за мое здоровье. Я экспериментировал очень много, приняв, разумеется, все возможные меры безопасности. Удачи крайне редки, но они есть. К слову, электрический разряд, свидетелем которого вы были совсем недавно, тоже одна из таких удач.
Я покачал головой. Представил себе эксперимент, нежданно закончившийся такой вот удачей… Так и поседеть можно. Седина на висках Роберта действительно была, но в количествах, вполне объяснимых его возрастом. Крепкие нервы, однако.
— Что вы все-таки хотите от меня? — спросил я.
Роберт улыбнулся.
— Давайте я для начала расскажу, что я хочу от Белого шара.
Глава одиннадцатая
— Что такое чудо, Вадим? — спросил Роберт.
И посмотрел так, словно ждал от меня в ответ на банальный вопрос какого-то откровения. Словно он и пришел ко мне, чтобы услышать этот ответ.
Я пожал плечами.
— Нечто сверхъестественное. Не подчиняющееся законам природы. — Я задумался. Очень хотелось сказать что-нибудь умное. — Не вписывающееся в картину мира.
Эх, надо было еще про систему бытия завернуть. Жаль, хорошая мысль поздно пришла. Но Роберт и так остался доволен. Закивал согласно, одобрительно.
— Это вы хорошо сказали. Правильно. Так вот, Вадим, моя позиция предельно проста — чудес не бывает.
Он посмотрел на меня гордо и прямо, словно ожидая немедленных возражений.
Я промолчал, и Роберту пришлось продолжать самостоятельно.
— Люди привыкли называть чудом все, что не смогли объяснить. Знаете, классические примеры из времен пещерных. Солнце всходит и заходит. Непонятно? Чудо! Ветер дует, опять непонятно — снова чудо. Дождь… Вадим, вы ведь не считаете дождь чудом?
Я слегка зевнул. Не очень люблю, когда начинают так издалека, декларируя прописные истины. Роберт словно читал вступительную часть брошюры «Основы атеизма» для младших школьников. Что там у него дальше по плану? Миражи и северные сияния, электричество и радиация? Это ж когда мы до Белого шара доберемся?
— После трех-четырех недель жары могу и посчитать, — ответил я.
Роберт послушно улыбнулся.
— Да, я вижу, вы поняли, к чему я веду, — в интуиции ему не откажешь. — Так называемые чудеса раньше или позже получали свое объяснение, и из числа чудес изгонялись. Со временем люди поумнели или, лучше сказать, накопили достаточно опыта и перестали все пока еще не объясненное записывать в чудеса. Но с Белым шаром почему-то произошел откат к каменному веку. Снова здорóво — непонятно, значит чудо. Почему, Вадим?
Ну вот опять… что за манера вести разговор? Задает вопрос не то, чтобы совсем риторический, но не предполагающий возможности четкого и конкретного ответа. Но смотрит выжидающе, этого самого ответа требуя.
Я пожал плечами. Если буду и дальше общаться с Робертом, этот жест у меня чуть ли не условный рефлекс превратится. Или в нервный тик — по ситуации.
— Наверное, потому, что не просто непонятно, а очень непонятно, — сказал я. И тут же поспешил добавить: — Только, пожалуйста, не надо приводить примеры очень непонятных поначалу явлений, так и не пробившихся в разряд чудес. Есть же еще одна причина — внешние аналогии. Они ведь просто убийственные, согласитесь. Заклинания — тарабарские фразы, маги… ведь не каждому смертному суждено… и мгновенный результат, зачастую шокирующий современную науку.
Я неожиданно для самого себя рассмеялся.
— Помните один старый, советский еще детский фильм… Там детишки осмотрели ступу Бабы Яги и очень умный и технически продвинутый мальчик обнаружил в ней реактивный двигатель. Так вот, ученые ступу осматривают — а никакого двигателя нет. Ладно бы нашли не реактивный, а какой-нибудь непонятной конструкции — так ведь никакого нет, хоть ты тресни! А ступа, черт ее побери, летает!
Роберт улыбнулся почти знакомой улыбкой.
— Если двигатель не нашли, это не значит, что его нет.
— Вы, стало быть, этот двигатель ищите? — спросил я. Вроде бы, доброжелательно спрашивал, но сарказм как-то все-таки пробрался в мой голос.
— Образно выражаясь, да, — Роберт кивнул головой, не убирая улыбку с лица. — Я просто взял за аксиому, что раз ступа летает, значит, двигатель есть. И сделал для себя вывод, что его скрытость от нас не повод отказываться от поиска. Скорее, наоборот.
Роберт, опершись локтями в колени, подался вперед.
— Только я бы, наверное, другую аналогию подобрал. Более подходящую к нашим обстоятельствам, как мне кажется. Представьте, как какое-нибудь первобытное племя, вечно голодающее, вынужденное постоянно драться за кусок мяса, получило в свое распоряжение, скажем, синтезатор пищи. Мощный, полностью автономный. Жми на кнопку и жри от пуза. Только вместо того, чтобы искать кнопку, наши троглодиты начали синтезатор на запчасти разбирать. И еще очень довольны остались — этой железякой хорошо шкуры скоблить, а этой штуковиной здорово можно товарища по башке огреть…
Я покачал головой.
— Даже оставив в стороне… пока… вопрос о полезности для общества такого вот свалившегося с неба блага…
— Это благо уже свалилось, и сей факт стоит принимать как данность, — перебил меня Роберт.
Но меня с мысли сбить было не так просто.
— Говорю же, пока оставим. С чего вы взяли, что Белый шар — синтезатор пищи?
— Я ведь образно, — немного даже обиделся Роберт.
— Это ничего, я тоже образно. Какие есть основания считать, что Белый шар — не ядерная бомба? Все с той же образностью, разумеется. Не опасно ли у ядерной бомбы кнопку искать? — сказал я, и весьма довольный собой откинулся назад, заведя руки за голову.
— А на запчасти разбирать? — тихо и вкрадчиво, с ясно слышимой грустью в голосе, сказал Роберт.
— Да ну вас к черту с вашими аналогиями, — я снова выпрямился, отряхиваясь от осколков разлетевшегося самодовольства. — Готовились к разговору, чувствуется. Где я есть с моими импровизациями?.. От меня-то вам чего надо?
Роберт развел руками.
— А разве непонятно? Мне ваша помощь нужна. На меня уже работают трое курьеров в Киеве, но… Не сочтите за лесть, они не вашего уровня. Например, то заклинание, что вы добыли вчера, для каждого из них оказалось недостижимым.
— Живы? — спросил я быстро. Все-таки, корпоративная солидарность — штука сильная. Особенно в нашем деле.
— Вы невнимательны, Вадим. Я же сказал «работают», а не «работали». Пусть это прозвучит патетически, но жизнь человеческая для меня священна. И безопасность моих соратников выше общей цели, как бы величественная она не была.
— Ну да, — рассеяно сказал я. — К тому же живой курьер полезнее мертвого.
Роберт на мою шпильку не отреагировал никак, и от этого мне стало неуютно. Я себе самому хамом показался, а хамов я не люблю.
— А что же вы от нас, бедных курьеров, хотите? Мы ведь только и можем, что мелкие детальки от Белого шара откручивать.
Да, такое со мной иногда случается. Одно хамство прятать за другим, чуть более деликатным. Ну да ладно, Роберт — человек взрослый, выдержанный. И вообще, черный маг — фигура почти мифическая. Стерпит, сделает скидки на мою поизношенную за последние сутки нервную систему.
— А не вы ли, Вадим, меня послали к черту с моими аналогиями, а? — с доброй такой ехидцей сказал Роберт. — Но могу ответить и в этих рамках. Во-первых, я прошу приносить мне конкретные детальки не для использования в нашем суровом пещерном быту, а для составления представления об агрегате в целом. Вы ведь правы в одном: прежде чем нажимать кнопку, надо понять, стоит ли это делать. Во-вторых, я из этих деталей пытаюсь собрать, скажем так, отдельные узлы. По ним ведь уже судить несколько проще, не находите?
— В-третьих, почему бы самому не попытаться этот агрегат собрать, — задумчиво протянул я.
Роберт слегка поморщился.
— В этом месте аналогии слегка теряют связь с реальностью, не находите? Да, я отрабатываю гипотезу о связи всех фраз Белого шара в единый текст. Но, прошу Вас, не считайте меня этаким безумным ученым. Даже если бы у меня вдруг сейчас оказался под рукой этот самый текст, мне в голову бы не пришло его произносить. До тех пор, пока я четко не буду себе представлять, с чем имею дело. Но говорить пока не о чем, до целого текста безумно, безумно далеко. И я полагаю, процесс составления будет идти параллельно с процессом понимания.
— А если нет? — спросил я.
— Что ж, думаю, этот мост стоит сжечь после того, как мы его перейдем, — с легким смешком сказал Роберт. — Но пока он даже не показался на горизонте. Моя главная цель — исследовать Белый шар… тоже дурацкое название, это ведь только внешний образ, являющийся курьеру при получении тем фразы, но как-то надо это нечто называть… Исследовать, понять, что он из себя представляет.
— Зачем?
Я сначала задал вопрос, и только после этого осознал, что этот вопрос, наверное, самый главный.
— Зачем? — задумчиво повторил Роберт. — Не для получения мирового господства, можете мне поверить. Мне эта шапка не по силам, благодарю покорно. К тому же мировая фантастическая литература учит, что все мировые властители рано или поздно плохо кончают. Причем, чаще рано. Если загибать пальцы, то под номером раз я назову любопытство. Когда под боком находится такой потрясающий объект для изучения, как можно пройти мимо… Под вторым номером… Знаете, Вадим, когда облекаешь мысли в слова, как-то все высокопарно звучит, но я в самом деле хочу что-то сделать для человечества. Бог с ним, назовем это тщеславием, чтобы не казаться лучше, чем я есть в действительности. И третье… как говорится, последнее по списку, но не по значению… Это страх, Вадим.
— Страх? — не понял я. — Страшно исследовать?
— Нет, — покачал головой Роберт. — Страшно не исследовать.
Я с жадностью ждал пояснений, но их не последовало, и через какое-то время, показавшееся мне весьма продолжительным, я вынужден был не без раздражения переспросить:
— То есть?
— То есть… — эхом откликнулся Роберт. — То есть, у меня нет оснований полагать, что я один на всей Земле занимаюсь подобными исследованиями. Исследовать страшно, вы правы. Меня пугает нарастание мощности фраз при их сочетании по две. Всего по две. Возможная прогрессия уже не просто пугает, а ужасает. Требуется величайшая осторожность и колоссальное благоразумие. И… тут уже все просто… себе я доверяю больше, чем кому бы то ни было еще. Поэтому не исследовать гораздо страшнее.
Я встал и подошел к окну. Что ни говори, а услышанное стоило переварить.
— Значит, можно сформулировать третью причину таким образом, — сказал я после довольно продолжительного молчания. — Мирового господства вам нафиг не надо, но если уж оно кому-нибудь достанется, то лучше вам, чем кому-то другому.
Маг ответил сразу.
— Если серьезно, то я не думаю, что речь может идти о каком-то мировом господстве. Мы не в дешевом фильме для подростков. Скорее, я предвижу опасность. Всеобщую, глобальную. Не в качестве конечного результата, а на пути к нему, из-за небрежности или неосторожности.
— А почему не в качестве конечного результата?
Роберт несколько театрально кинул брови на лоб.
— Вадим, вам нужны ответы на все вопросы в первый же день? Я ведь хотел провести только предварительную беседу, заинтересовать, что ли… Я не считаю вас настолько легкомысленным, чтобы получить немедленное согласие на мое предложение. Как я понимаю, вы чертовски хотите спать. Отдохните, и продолжим разговор вечером или завтра утром.
— Ну, на этот-то вопрос ответьте, а то ведь не засну, — проворчал я.
Сам себе я не очень верил — мне сейчас только головой подушки коснуться, отрублюсь, наплевав на все угрозы собственной драгоценной жизни. Но ответ на вопрос меня действительно интересовал.
— Не так это просто. Вернее, не так быстро, — вздохнул Роберт. — Тут издалека начать придется. Вы ведь знаете, Вадим, историю открытия Белого шара?
— Кто ж ее не знает, — усмехнулся я. — Михаил Томашов в одном из Российских НИИ совершенно случайно…
— В каком НИИ? — перебил меня Роберт.
— Что? — я запнулся на полуслове. — Да не помню я названия. Даже не то, что не помню, а не знаю. А это важно?
Роберт снова вздохнул.
— Бог с ним, с названием, чем Томашов занимался, помните?
Я только помотал головой.
— Томашов, вернее, вся его лаборатория, искала возможности связаться с братьями по разуму с далеких звезд. Подробности не знаю, естественно, но в общих чертах — воздействуя определенным образом на слабые токи головного мозга.
— Серьезно? — спросил я.
— Абсолютно.
— Что ж, — я почесал переносицу. — Еще один пример, когда ищешь одно, а находишь другое.
— Вы уверены? — быстро спросил Роберт.
— Не понял, — сказал я, потому что действительно не понял.
— Почему вы считаете, что Томашов, пусть случайно, не нашел именно то, что искал?
— Братьев по разуму? — здесь я сарказм скрывать не пытался. — С далеких звезд?
И я немузыкально, но очень ехидно замычал невесть откуда всплывшее в памяти «заправлены в планшеты космические карты…».
— Не так буквально, конечно, — поморщился Роберт. — Не уверен насчет далеких звезд, хотя не исключаю и даже считаю этот вариант вполне вероятным… Но не все ли равно откуда — звезды, будущее, параллельный мир. И про братьев по разуму можно говорить довольно условно. Не как о симпатичных зеленых гуманоидах. Не могу даже с уверенностью сказать, стоит ли считать Белый шар существом, устройством или субстанцией…
— А-а-а! — радостно протянул я. — Ну, в таком разрезе я с вами стопроцентно согласен! Если вы утверждаете, что Белый шар — это непонятно что непонятно откуда, мне остается только снять шляпу перед вашей догадливостью.
На этот раз мне таки удалось Роберта смутить. По крайней мере, в голосе его прорезалась досада с капелькой раздражения.
— Я всего лишь утверждаю, что Томашов получил ответ на свой запрос. Разумный ответ. И Белый шар является либо респондентом, либо непосредственно этим самым ответом. В любом случае он — не бессмысленное, хоть и мощное, явление, а продукт разума. Причем разума, находящегося на более высоком уровне, чем земной.
— И столь высокоразвитый разум обязан быть добрым? — спросил я.
Язвительность в моем голосе осталась скорее по инерции. Правила спора, если угодно. Раз уж я начал оппонировать, не останавливаться же на полдороги. На самом деле мысли Роберта были мне интересны и даже симпатичны. Хотя я ничего не знал об изысканиях Михаила Томашова, мне сложно представить себе Белый шар чем-то неосмысленным.
— Ни в коем случае, — спокойно сказал Роберт, вполне уже овладев эмоциями. — Как можно судить, каким он должен быть? Но с уверенностью можно сказать, что поставь этот разум целью уничтожить человечество, давно бы и с легкостью этого добился. Зачем такой длинный и сложный путь? Логика…
— Всего лишь логика, — задумчиво сказал я.
— Конечно, — пожал плечами Роберт. — А чего бы вам хотелось? Подписей и печатей?
— Не помешали бы, — вздохнул я. — А если серьезно, логика в ваших словах, конечно, есть, но логика человеческая. Можно ли ей пользоваться, чтобы оценивать и предвидеть поступки чужого разума?
— А что нам остается? — насмешливо сказал Роберт. — Другой логики у нас нет. Либо этой пользоваться, либо никакой.
Я хотел было что-то сказать, но сдержался. Мысль была путанная, не оформившаяся, едва ли я смог бы внятно выразить ее словами, да еще понятными человеку, никогда не бывавшему в Тоннеле. Самому надо будет додумать… Вот только… только…
— Вадим!
Да что ты будешь делать?! Только соберешься, сконцентрируешься, наладишь методичность мышления, тебе непременно кто-нибудь помешает…
— Вадим!
А вот трясти человека как грушу, это вообще дурной тон. Я открыл глаза.
— А?
Роберт стоял надо мной и сочувственно улыбался.
— Вам надо поспать, Вадим. Но лучше все-таки не дома. Здесь опасно.
— Да мне везде опасно, — героически борясь с зевотой, проговорил я.
— Как сказать. Выберите какую-нибудь ничем не примечательную гостиницу, и выспитесь как следует. А я попробую обезопасить вас по крайней мере на ближайшее время.
Я тряхнул головой, пытаясь не дать глазам снова закрыться.
— Не стоит, пожалуй. Яков Вениаминович тоже пытался, и…
— Не переживайте, — улыбнулся Роберт. — Это будет нечто иное.
Глава двенадцатая
Разбудила меня препротивнейшая мелодия. Сквозь не желающий отступать сон я долго не мог сообразить, откуда она доносится и какие меры стоит предпринять, чтобы прекратить эту адскую какофонию.
Информация из глубин памяти в сознательную область воспаленного и не выспавшегося мозга проникала тяжело, по капле. Сначала почему-то пришло знание, что это Брамс, венгерский танец номер пять. Потом — что эта музыка мне нравилась, нравилась настолько, что я поставил ее в свой телефон на группу близких друзей. И лишь потом до меня дошло, что мой телефон, собственно, и стал причиной прерванного сна. Точнее, один из пресловутых близких друзей посредством телефона.
Я открыл глаза и потратил еще какое-то время на ориентацию в полутемном пространстве почти незнакомого мне номера. Я ведь особо и не разглядывал ничего, когда пришел, только задернул плотные шторы, совершил подвиг раздевания и рухнул на кровать. Благо, пространства было немного — номер маленький, одноместный, так сказать, предельно функциональный. Поэтому брошенную на единственное кресло одежду я отыскал быстро, чуть дольше извлекал из ее недр телефон.
Звонить он, кстати, не переставал. Кто ж такой настойчивый… Ну да, Борис. Что ж тебе надо, мерзавец?
Этот вопрос, причем в дословной форме, я и донес до своего друга, нажав кнопку приема. Борис моей холодностью оскорблен не был, а был он, судя по интонации, напротив, весьма обеспокоен:
— Алле, Вадим! Вадим, это ты?
Ну не идиотский ли вопрос для звонка на мобильный? Тем более… хотя нет, видеорежим-то я не включил. Ну и не буду. Моя цель — сократить время разговора до минимума, возможно даже приблизиться к лучшим достижениям в области лаконичности телефонных разговоров.
— Да, это Вадим. Вадим — это я. Еще вопросы будут?
— Ты… ты, это… — Борис был непривычно косноязычен. — С тобой все нормально?
— Нет, — честно ответил я. — Мне просто чудовищно хочется спать, а одна скотина мне не дает. Поэтому, если больше вопросов не будет…
— Ты где? — спросил Борис. — Чего видеорежим не включаешь?
Я душераздерающе зевнул. Прямо в трубку.
— Потому что я сейчас нефотогеничен. Стесняюсь очень. Слушай, я рад, что ты за меня беспокоишься, но я жив и здоров, только очень хочу спать. Давай я тебе попозже позвоню, ага?
Посчитав, что в конце разговора я был достаточно вежлив, я позволил себе в виде компенсации невежливо дать отбой. После чего отключил телефон. Стоило бы сделать это еще до того, как упасть в кровать. А правильней всего — еще дома, сразу после разговора с Робертом.
Прерванный сон — лишь одна из причин, причем не самая важная. Хуже, что меня по звонку могут вычислить. Магия магией, но есть ведь и вполне привычные технические средства. Надо будет, наверное, новую симку купить. После той штуки, что придумал Роберт, отвечать на телефонные звонки мне нежелательно…
Я довольно усмехнулся, при этом брезгливо передернув плечами. Прикрытие мое было одновременно забавным и отвратительным. Отвратительным больше, пожалуй. В общем-то, забавное в этом можно было углядеть только при наличии достаточно извращенного мышления. Но я согласился без колебаний. Только бы сработало.
Додумывал я это, уже забравшись под покрывало.
Проснулся я посреди ночи. Огни ночного города оставляли свои невнятные отпечатки на шторах, не позволяя номеру погрузиться в полный мрак. Продрых я вполне порядочно и чувствовал себя вроде бы выспавшимся, хотя и несколько разбитым. Впрочем, это нормально. Бессонную ночь так сразу не «отработаешь», это я еще по студенческим годам помню. Жрать хотелось. Сильно. Я мысленно обругал себя за то, что по дороге в гостиницу не забежал в какой-нибудь магазинчик и не озаботился приобретением хотя бы колбасы, что ли. Бутерброд, вставший перед моим мысленным взором, выглядел настолько соблазнительно, что я едва не застонал.
Гостиницу я выбирал из числа рядовых, о том, чтобы заказать еду в номер посреди ночи не стоило и думать. В этом моя беда, самокритично, можно даже сказать, покаянно, подумал я. Не могу… или не хочу продумывать на пару ходов вперед. Решаю проблемы по мере поступления. Хочу спать — ищу себе ночлег. А о том, что, проснувшись, буду голоден…
Ничего, успокаивал я себя, не в пустыне проснулся. Какой-никакой ресторанчик в гостинице должен быть. Ужасно не хотелось одеваться, умываться и выходить из номера, но на то я и ношу гордое имя Человек, что в состоянии героически преодолевать самые тяжкие испытания, выпавшие на мою долю.
Умиляясь от собственного мужества, я даже побрился. Минимальный набор туалетных принадлежностей я из дома взял. Нет, чтобы и в холодильник заглянуть. Там у меня пара хвостов копченой скумбрии… И больше половины жареного цыпленка. Рука у меня дрогнула, и я слегка порезался. После этого я постарался выкинуть мысли о еде из головы. Разумеется, у меня ничего не получилось.
Ночное кафе в гостинице было. А вот посетителей в нем не было. Но я совершенно не нуждался в компании, еда в пустом кафе становится моим образом жизни. Мягко говоря, не слишком богатое меню тоже меня совершенно не огорчило. Жив буду, успею еще посибаритствовать. А пока меня вполне устроила картошка фри с отбивной, беззастенчиво подогретые в микроволновке. Порция была достойных размеров, и я милостиво простил этому предприятию общепита все, включая хмурую физиономию официантки. Я даже оставил ей абсолютно незаслуженные чаевые. Кофе пить не стал, потому что ну сколько же ж можно в последнее время… В рюмочке коньяка, чуть поколебавшись, тоже себе отказал — по той же причине. Что ни говори, апельсиновый сок, пусть даже из тетрапака, это гораздо полезнее. Кроме того, говорят, он настраивает на позитивный лад.
В соке ли причина или в чем ином, но, вернувшись в номер, я в целом чувствовал себя достаточно позитивно. Насколько это возможно. Я все еще жив, а это ли не основание для хорошего настроения? Немного человеку надо после четырех покушений на его жизнь… Впрочем, само отсутствие пятого покушения вот уже в течение суток бодрило еще сильнее. Либо меня оставили в покое, либо заклинание Роберта оказалось действенным. Я бы, положа руку на сердце, выбрал первый вариант, но и второй тоже неплох, учитывая все обстоятельства. Мысли о том, что покушавшийся на меня маг просто-напросто взял паузу, я от себя отогнал. Хоть и не без усилий, но решительно.
Времени до утра было еще порядочно, спать мне не хотелось, заняться было решительно нечем, поэтому я разулся, застелил постель и завалился на кровать, в целях как следует поразмыслить над происходящим.
Думал я не над мучительными вопросами кто и за что хочет меня убить — по причине малой продуктивности этих мыслей при имеющихся исходных данных. Всех, кого можно было, я уже успел и заподозрить, и затем от подозрений освободить. А думал я над предложением Роберта.
Хотя по большому счету я себя обманывал. Подсознательно я это предложение уже принял. Еще по дороге в гостиницу, если даже не раньше. Принимать его было страшно — если покушения на меня были каким-то образом связаны с ним. А ничего другого и в голову не приходило. С другой стороны, отвергни я предложение, нет никаких оснований предполагать, что таинственный покуситель от меня отстанет. В конце концов, покушения начались еще до визита Роберта. Напротив, я чувствовал, что, именно начав работать с Робертом, я получу шанс выйти на своего злого гения.
А вот любопытство… любопытство — штука мощная, Роберт прав. Не знаю, как у нашего черного мага, а я любопытствовал не по-научному, просто по-человечески, почти по-детски. Сколько раз я ходил к Белому шару, сколько раз, пройдя Тоннель, касался руками этого невероятного Нечто… И ни разу не попытался поискать ответ на такой простой и естественный, казалось бы, вопрос: что это? Не потому, что мне это было неинтересно, а от какой-то четкой уверенности, что ответ этот принципиально недостижим. Белый шар стоял настолько за гранью понимания для человеческого разума, что подавлял любые мысли о собственной природе, вернее, оставлял их на уровне «Ух ты! Вот это да…».
К Роберту я испытывал нечто вроде зависти. Он этот барьер преодолел, оказавшись не то любопытней, не то упорней меня. В какой-то степени ему помог случай… но ведь и случай не приходит к кому попало. Ведь, скажем, его отец испугался — ничуть, к слову, не утратив по этой причине моего уважения.
Насколько продвинулся Роберт на этом пути, не знаю. Я даже не уверен, что этот путь ведет не в пустоту. Но я составлю черному магу компанию.
О чем там еще Роберт говорил? Тщеславие… Да, сказать-то он явно хотел не совсем это, но смутился. Хочется ему осчастливить человечество. А кому не хочется? И я, в принципе, против ничего не имею. Не для того, чтоб тебе памятников в каждом уголке планеты понатыкали… Хотя — и для этого тоже, себе-то можно не врать. То есть, совсем без тщеславия в этом вопросе все-таки никак не обойтись. Да и перед самим собой весьма не противно будет хвост распустить. Выглянуть эдак утречком в окошко, вдохнуть полной грудью окружившую все вокруг благодать и усмехнуться самодовольно — чьих рук дело? — моих… Кто у нас герой? — ну так понятно, кто…
Этот пункт программы — глобальное осчастливливание — я себе пока не очень внятно представлял. Что может дать людям Белый шар, так сказать, в промышленных масштабах — не могу придумать. То есть, придумать-то я могу все что угодно, фантазией Бог не обидел, а вот поверить в реальность… Все сведется к избитому «джентльменскому набору» — долголетие (в скобках — бессмертие), материальное благополучие (каждому по рогу изобилия) и скачок научно-технического прогресса до уровня фантастических романов? Так стóит всеобщее счастье понимать? А если по-другому — то как? Научите, люди… Быть может, я напрасно взял крен в область материальную? Расскажите мне про духовное развитие, я послушаю с удовольствием. Про высокие моральные устои, про идеалы и новую систему нравственных ценностей. Мы от этого точно счастливыми станем? А если да, то останемся ли мы сами собой? Я попытался представить себе это новое счастливое общество — получалось очень хреново. Как это — кругом сплошь чопорные джентльмены целуют ручки благородным леди? Или нимбы вокруг головы и арфы в руках? А, может, как-нибудь попроще — просто р-раз! — и исчезнут где-то все подонки. А также мерзавцы, негодяи ну и жлобы, например, — для комплекта. Только вот меня вопрос «где» все-таки интересует. И кто будет агнцов от козлищ отделять тоже любопытно. Я себе бы не доверил, кому другому — тем более. Белый шар? Да пусть он там у себя, на тау Кита или еще где порядки наводит…
Настроение начало понемногу портиться, и я поток своей философской мысли оборвал. Во-первых, разговоры пустые — пока никто от Белого шара ничего кроме мелких фокусов не видел. Ну, кроме Роберта, разве, да у него все равно те же фокусы, чуть помассивней только. Чего загадывать-то. А во-вторых, если жизнь у людей чуть полегче станет — в самом обыденном, примитивном материальном смысле — то это, может, и не счастье с большой буквы, но неплохая штука в любом случае. Так что отбросим сомнения. Или отложим, по крайней мере.
Ну, а насчет третьего аргумента — страха, тут, по-моему, Роберт снова чуток слукавил, но уже в другую сторону. Я-то, пожалуй, недалек от истины был, когда предположил, что не хочет он такой инструмент как Белый шар в чужие руки отдавать. Осознавать, что им вертит кто-то другой — когда мог бы ты — обидно до невозможности. Но тут я Роберта не осужу, сам бы на его месте нечто подобное испытывал. Да почему на его месте? Я и на своем… Нет уж, если у Роберта действительно есть какие-то методы исследования Белого шара, меня долго агитировать к нему присоединиться не надо. Меня пинками не отгонишь. Я ведь откажусь — потом всю жизнь жалеть буду. Даже если у Роберта ничего не получится — стану думать, что с моей-то помощью могло получиться…
Какое-то время я полежал с пустой головой — не думал ни о чем. Так, шум какой-то в голове стоял. А потом как-то само собой получилось, что начал я размышлять о вещах простых и нормальных. И так мне это дело понравилось — просто успел уже отвыкнуть. В последнее время то о том, как от убийцы спастись, то о глобальностях каких-то. Надоело.
А сейчас я для начала с удовольствием подумал о футболе. Удовольствие, правда, было изрядно подпорчено результатом последнего матча, но я быстро себя убедил, что и сейчас «Черноморец» стоит совсем неплохо. А впереди сейчас матчи несложные, там очки брать сам Бог велел. Если бы вчера еще… Ну да ладно. Вот исследую Белый шар, стану всемогущим, и научу их в футбол играть. Потому что больше, похоже, никак…
Потом я подумал про ремонт в собственной квартире. Надо будет прямо с утра позвонить ребятам, извиниться и сказать, что придется сделать паузу. На недельку пока, а там видно будет. Им это, понятное дело, не понравится, но для их же блага стараюсь, все-таки мое жилище пока место небезопасное. То есть, им я все это объяснять не буду, а просто предложу небольшую мзду. Они попытаются сделать ее чуть побольше, я поторгуюсь… Я бы, честное слово, и не торговался бы, но они ж меня тогда уважать перестанут. А человеческое уважение — товар бесценный.
Про Марину подумал, весьма неожиданно для себя и с заметной симпатией. Дурак все-таки, что телефон не взял. Ну, возможно, в ближайшее время мне будет не до дел амурных, но ведь жизнь-то не завтра заканчивается. Надеюсь. За это «надеюсь» я мысленно с наслаждением огрел себя по затылку. Черного юмора мне сейчас не надо.
Я мог бы, наверное, найти Марину по номеру автомобиля, но вот только номера я этого в упор не помню. Как ни пытался визуализировать картинку из памяти, номер там никак не проявлялся. В основном маринины ноги перед мысленным взором маячили. Такие ножки — это, конечно, тоже признак весьма индивидуальный, но вот в базы данных их заносить пока не научились.
Про Бориса подумал. Нехорошо я с ним все-таки. Он беспокоится, а я… А еще он, как ни крути, по моей вине пострадал. Ремонт на кухне делать придется — это раз, мебель — это два, да и из техники наверняка что-то пострадало. Надо будет потверже позицию занять и материальный ущерб возместить. Пусть Борис руками не машет, взрывать-то меня собирались, а его кухня под раздачу попала. Так что с идентификацией личности косвенного виновника проблем нет, а виновник истинный мне пока не известен. Ничего, рано или поздно узнаю, и тогда вменю… я ему так вменю…
Ну вот, опять мысли вернулись к нашим баранам. Чтобы отсечь этот процесс, я рывком сбросил себя с кровати, разгладил покрывало и одернул шторы на окне. А вот и рассвет, здравствуй солнце, здравствуй утро… Можно уже, пожалуй, из гостиницы вытряхиваться, да где-нибудь через часик позвонить Роберту, договориться о встрече. Стоп! Я как шел от окна, так и застыл нелепым изваянием. Номер телефона-то я взять вчера не удосужился. Молодец… Ладно я, я в полусне находился, но Роберт ведь мог бы побеспокоиться? Проблема, само собой, не из числа неразрешимых, я могу Якову Вениаминовичу позвонить. Но как-то мне не хотелось отвечать на возможные вопросы. Пока, по крайней мере.
Мои досадливые мысли прервал телефонный звонок. Не мелодия Брамса — свой мобильник я так и не включил — а обычный звонок гостиничного телефона. Если бы я успел начать удивляться, я бы мог удивляться долго и сильно — кто мог звонит мне в номер, да еще в полседьмого утра? Но я взял трубку практически на автомате.
— Да?
— Вадим, это вы? — в вопросе Роберта было слишком мало вопросительной интонации.
— Да, Роберт, это я. Доброе утро, — сказал я деревянным голосом.
— Доброе утро, — вполне жизнерадостно подтвердил черный маг. — Я немножко извиняюсь за столь ранний звонок, но по моим расчетам вы уже должны были не спать.
Я присел в кресло и прежде чем ответить почесал трубкой в затылке.
— У вас очень точный расчет, Роберт, я действительно не спал. Если бы вы еще поделились, как вам удалось рассчитать номер телефона…
Я буквально услышал улыбку на том конце провода. Ироничную и с легким налетом превосходства.
— Допустим, я взял его у папы…
— Что?! — я едва не выронил трубку. — Откуда Яков Вениаминович знает где я?
В разговоре возникла небольшая пауза — Роберту, очевидно, потребовалось время, чтобы кое-что осмыслить.
— Так я не на ваш сотовый позвонил, Вадим? — спросил он. И тут же сам себе ответил. — По всему выходит, что нет. Значит, он у вас не под рукой либо выключен… Видите ли, я звоню с магофона и, сами понимаете, номер абонента у меня не высвечивается.
— С магофона — на телефон? — да, я опешил. А кто бы не опешил на моем месте? Такого просто никогда не было, магия вообще очень тяжело «сотрудничает» с современной техникой.
— Да, именно так, не удивляйтесь, — ну, с этим советом он немного опоздал… — Я могу позвонить на ближайший к вам телефонный аппарат. Просто чаще всего таким аппаратом оказывается мобильный телефон. Есть у меня такое… заклинание.
Слово «заклинание» Роберт явно выделил саркастическими кавычками. Я уже успел заметить, что отделение предмета своих исследований от всякой мистики стало его пунктиком.
Но мне было не до этого. Мне снова стало страшно. Само наличие подобного заклинания нервировало неимоверно. О какой вообще конспирации можно говорить, когда маг-злоумышленник может в любой момент позвонить мне?
Роберт словно услышал мои мысли… впрочем, угадать их было не сложно.
— Могу вас успокоить, это заклинание имеется в единственном экземпляре — у меня. А я не ваш преследователь, мы ведь вроде вчера договорились, правда? Да в любом случае, мне это заклинание пришлось подготовить, пусть и — каюсь — без вашего ведома, но при личной встрече. Так что не волнуйтесь, тот, кто на вас покушался, вас подобным образом не разыщет. Кстати, у меня есть о чем с вами поговорить касательно этого нехорошего человека. Возможно, нам что-то удастся сделать для прояснения ситуации. Давайте встретимся с вами, скажем, часиков в восемь.
— Хорошо, — сказал я мрачно — дурные мысли так быстро из головы не выветриваются. — Где?
— Где вам удобней, Вадим. Назначайте место сами, — великодушно предложил Роберт.
Дома я почему-то с ним встречаться не хотел. Здесь, в гостинице — тем более. В каком-нибудь кафе? Я совершенно не голоден.
— Давайте в парке, — бросил я.
— Шевченко? — уточнил Роберт.
Если бы он этого не сделал, я собирался сказать именно то же самое. Но теперь из какого-то нелепого духа противоречия возразил.
— Нет, в Ильичевском. У главного входа.
Глава тринадцатая
В свое время переименование улиц и площадей в духе новой социалистической действительности прошло в Одессе не так чтобы очень. В других советских городах сей процесс можно было считать завершенным вместе со сменой одного поколения — дети, родившиеся на Карла Маркса улице, уже на Карла Маркса улице и жили. Прежние названия помнились, по ним даже модно было ностальгировать — тем, что постарше, или использовать в качестве жаргона — более юным, но не более того.
Одесские названия оказались прочней. Они намертво впитались в стены домов и брусчатку мостовых. Переименованные улицы несли в себе два имени — официальное, «по паспорту» и настоящее, для внутреннего пользования.
Во времена моего детства произошло обратное превращение и… для меня практически ничего не изменилось. Нет, таблички на домах поменяли, но я и без этих табличек всегда знал, где Греческая площадь, а где Куликово поле. Исконные названия заняли свое законное место, отодвинули советские на второй план, но не уничтожили под корень, оставив играть роль собственных теней.
Так и всплыл у меня на языке «Ильичевский парк» — отчасти отголосок того самого молодежного сленга, с которым москвичи лет сорок назад называли улицу Горького Тверской-стрит, отчасти воспоминания детства — ведь в парк Ильича я еще успел походить…
Роберта я нашел сразу, хотя он не стоял под цветастой вывеской «Преображенский парк», пристально вглядываясь в лица прохожих, а спокойно сидел на скамейке в тени платанов и читал газету. Бумажную. Я подумал, что уже сейчас это воспринимается как эстетство, а несколько лет спустя вовсе будет выглядеть эдаким ретро-выпендрежем. Если бумажные газеты вообще доживут.
Впрочем, Роберт оказался не настолько погруженным в чтение, чтобы не заметить мое прибытие. Газету аккуратно свернул и аккуратно же поместил в стоящую рядом со скамьей урну, поднялся и успел даже сделать шаг навстречу, прежде чем протянуть руку для рукопожатия. Мы расположились на скамейке вдвоем. Улыбка на его лице была вполне нейтральной, без глубокого участия и искреннего сочувствия, за что я был Роберту благодарен.
Правда, совсем без разговора о моем душевном состоянии все же не обошлось.
— Вадим, как вам понравилось быть мертвым? — спросил Роберт с отстраненной вежливостью английского джентльмена.
Я ответил укоризненным взглядом. Шутка мало того, что не самого высокого пошива, так еще и отдающая двусмысленностью — в моем положении.
Как я уже упоминал, заклинание поиска пропавшего человека одно из самых распространенных в коммерческой магии. Им владеют даже самые слабые маги, правда, «радиус действия» у них будет небольшим — пропавший сможет легко спрятаться от них в другом городе, по своей ли воле либо чьей-то еще. Однако найти можно только живого человека, в противном случае произойдет что-то вроде сбоя сигнала, если применить техническую терминологию. Вот Роберт и навесил на меня хитрое заклинание, вызывающее этот самый сбой в ответ на попытки разыскать меня магическим способом. Другими словами, маг, применивший в отношении моей персоны поисковое заклинание, сочтет меня трупом. Неприятно? Наверное. Но я в первую очередь беспокоился об эффективности.
— Вы уверены, что ваше заклинание работает? — спросил я, не без нервозности в голосе.
— А вы уверены, что все еще живы? — пожал плечами Роберт.
Я досадливо махнул рукой:
— Это аргумент, конечно, но…
Маг позволил себе короткий смешок.
— Один мой друг детства имел в качестве присказки фразу «живой пример тому — покойный Иван Иванович». Уж не знаю, где он ее услышал, но повторял часто. Мне кажется, к вашему случаю она удивительно подходит.
Я скривился в болезненной гримасе.
— А мне кажется, что вы сегодня не в ударе в плане юмора. Поэтому давайте попробуем поговорить серьезно.
— Простите, — не стал оспаривать мой вердикт Роберт. — Да, я вполне уверен, что моя фраза работает. Я ее проверял. И если она работала раньше, что может помешать ей работать теперь? Поэтому не волнуйтесь, атакующий вас маг на какое-то время уверится в вашей гибели. Если, конечно, он не имеет возможности следить за вами, скажем так, непосредственно.
— А если он таки имеет эту возможность?
Роберт развел руками:
— Тогда в принципе любые попытки спрятаться магическими методами мягко говоря неэффективны.
И почему это у него не получилось меня успокоить?..
Постаравшись снизить частоту сердцебиения до более или менее приемлемого показателя, я с шумом выдохнул воздух.
— Ладно, давайте пока исходить из предпосылки, что коварный киллер не наблюдает сейчас за нами из-за соседнего дерева. Просто чтобы не было так грустно. — Собственные слова мне не очень понравились, и я придирчиво оглядел все ближайшие деревья. — Но все равно… Думаю, киллер все же захочет получить какие-то более основательные свидетельства моей скоропостижной кончины. Или у вас заготовлено заклинание для достоверной имитации моих похорон?
Роберт не был мстительным, и не стал указывать на уровень моего сегодняшнего чувства юмора. Даже ответил вежливым смехом на мои потуги пошутить. После чего покачал головой.
— Нет, Вадим, если вы заметили, я ведь сказал, что маг на какое-то время сочтет вас мертвым. И, увы, это время едва ли будет очень продолжительным. Не надо видеть в моем вчерашнем ходе решение проблемы — это не так и это не может быть так. Если хотите, мы просто защитились от шаха. Это необходимо, но таким образом почти никогда не удается выиграть партию. Нужно переходить в контратаку.
— Предлагаете теперь мне совершить парочку покушений? — усмехнулся я совсем не весело. — Так для начала неплохо бы установить объект моих грядущих злодеяний…
— Вот на этом я и предлагаю вам сконцентрировать наши усилия, — сказал Роберт на этот раз без улыбки. — На установлении объекта, конечно.
— Есть идеи? — спросил я. Внешне — вяло и без намека на сколь-нибудь заметный энтузиазм. Внутренне — с надеждой.
Потому что иначе как? Я, наверное, только теперь проникся пониманием изречения, которое всегда считал банальностью. Про то, что надежда умирает последней. Ты живой, пока есть основания надеяться оставаться живым. А когда надеяться уже совсем не на что, можно и пулю в висок, и петельку на шею. Чтобы не мучиться. Ибо ожидание смерти, как известно…
Ой-ой, оборвал я свои мысли. Хватит. Хватит обрастать мудростью избитых истин. И жалость к себе пока отложим. До лучших времен или худших — там видно будет. Лучше послушать, что у Роберта на уме.
А Роберт взял паузу, словно нарочно давал мне время вынести мусор из головы и подготовиться к восприятию информации. Посмотрел на часы — те самые, на которые я обратил внимание еще в нашу первую встречу, — покачал головой, что-то про себя прикидывая, и только потом заговорил:
— Все фразы Белого шара, — слова «заклинание» он по-прежнему чурался, — оставляют следы…
— В мировом эфире? — встрял я с ненужным сарказмом. Пожалеть о сказанном успел, а за язык поймать себя — нет. Бывает со мной.
— Если я скажу «в пространственно-временном континууме», вам это больше понравится? — маг посмотрел на меня знакомым чуть насмешливым взглядом Якова Вениаминовича. — В обычном мире оставляют, Вадим, вполне реальном. И след этот можно засечь — при помощи одной специальной фразы, которую мне посчастливилось иметь в своем арсенале.
Задержав взгляд на лице Роберта, я смог-таки разглядеть спрятанное под маской напускной равнодушной скромности самодовольство. Отчетливое осознание собственной крутости, а может и исключительности. И молнии мы из руки пускаем, и по неизвестному телефону дозваниваемся, да еще и следы заклинания видеть могём. Гляди ты, «посчастливилось иметь»! Не-ет, как говорится, humani nihil и все такое прочее.
Ерунда, казалось бы, мелкий штришок, всего лишь легкая рисовка, но мне Роберт после этого чуть симпатичней стал. Ближе, понятней. А то… безупречный внешний вид, правильная, немного книжная речь, еще и душа хоть на выставку. Чеховский человек какой-то. Про благородных рыцарей в сверкающих доспехах или героев в ослепительно белых шляпах хорошо книжки читать. В подростковом возрасте. А иметь с ними реальные земные взаимоотношения иногда скучно, а чаще неприятно. Высокие цели — это здорово, не менее высокие идеалы тоже кое-как стерпеть можно. Но стерильная чистота неминуемо производит впечатление пустоты…
Роберт между тем продолжал, не подозревая о проделанном мной только что беглом этически-философском анализе его сущности:
— Следы эти остаются различимы разное время. От нескольких минут до нескольких дней. От чего это зависит… Строгую формулу вывести сложно, я сам до конца все факторы осознать пока не могу, но прямая корреляция с силой фразы определенно просматривается. Опять-таки, «сила фразы» — понятие скорее интуитивное, численно ее никто пока измерить не смог. И тем не менее, в некоторых фразах — я подчеркиваю, в некоторых — она в какой-то степени обуславливается тривиальными затратами энергии.
— Энергии? — переспросил я. — В каком смысле?
Маг вздохнул.
— Мне знаком только один смысл, Вадим. Который в школе объясняли на уроках физики. Энергия, та, что в джоулях измеряется. Или, если хотите, в киловатт-часах. Да хоть в калориях.
— Телекинез — ерунда, если не перемещать тонны, — убедившись, что дальнейших вопросов у меня не возникло, Роберт продолжил. — Следов фразы, уронившей на вас шкаф, уже через полчаса наверняка нельзя было найти. Фраза, устроившая в вашей бытовой технике короткое замыкание, мне незнакома, но, судя по всему, также не требует больших магических затрат. Признаюсь, в ваше отсутствие я попытался снять след на вашей же кухне. Безрезультатно, как я и предполагал.
Я с сомнением покачал головой:
— Ну, не знаю. Шандарахнуло меня дай Бог. Мне кажется, там этих самых джоулей порядочно было.
Роберт улыбнулся улыбкой мудрого учителя. По-моему, лекция доставляла ему немало удовольствия. И я подавал нужные ему реплики вполне к месту.
— Не нужно затрачивать много сил, чтобы поджечь фитиль бомбы. Но для этого нужно иметь бомбу. Энергия скрыта в динамите, или тротиле, или чем там еще начиняют эти штуки. Так вот, Вадим, если бы вас ударил током диван, это было бы совсем другое дело. Но включенный в сеть электроприбор…
— Кстати о бомбах… — вставил я.
— Да, о бомбах. — Роберт коротко мотнул головой. — Взрыв в квартире вашего приятеля. Едва ли он хранил дома взрывчатые вещества, и вы наверняка не приносили их с собой. Что могло взорваться? Был бы там газовый баллон, другое дело. Высечь в нужном месте искру — вопрос мастерства, а не затраченных сил. Но газа не было.
— Телевизор? — неуверенно предложил я.
Маг засмеялся.
— Вы не застали старые, ламповые телевизоры, Вадим? Вот те время от времени взрывались. Редко, зато без всякой помощи магии. Да и то, по счастью, не с таким эффектом. Думаю, не стоит предполагать, что на кухне вашего приятеля находился подобный динозавр электротехники?
Я только улыбнулся чуть смущенно. Мне тоже, если честно, трудно было заподозрить висящую на стене плоскую штучку в столь мощном взрывном потенциале…
— Тогда?.. — я честно играл свою роль в диалоге. Это было несложно.
— Тогда, по всей видимости, стоит говорить о, так сказать, чистом магическом взрыве. А значит, очень серьезной силе фразы. След, думаю, около недели должен сохраняться. Уж три-четыре дня — при самом пессимистическом подсчете.
Я был впечатлен, что сказать. Полчаса на падение шкафа, и неделя на взрыв… Видимо, зависимость не линейная. Но меня сейчас другой вопрос интересовал больше:
— Так что за след все-таки? Я так толком и не… — я попытался движениями рук изобразить вопрос в воздухе.
— Все достаточно просто, — сказал Роберт. — Что-то наподобие фразы для поиска людей. Только в качестве «маячка» используется не какая-то личная вещь пропавшего, а след… м-да, заклинания искомого мага. И вычислить я могу, не его текущее местоположение, а место, откуда это заклинание было произнесено.
— Хм… — протянул я. Признаюсь, с некоторым разочарованием.
— А чего бы вы хотели, Вадим? — Роберт развел руками. — Фамилию, имя, отчество? Адрес вас чем не устраивает? Все-таки взрыв произошел глубокой ночью, и наш загадочный негодяй с большой долей вероятности находился дома. С чего бы ему путать следы и тащится где-нибудь среди ночи?
— Чтобы некий маг, вроде вас, не вычислил его берлогу, — мрачно подсказал я.
— Так откуда ж ему знать о самом существовании подобной фразы? — Роберт заглянул мне в глаза, и снова самодовольство просочилось наружу. На этот раз даже заметнее.
— Эксклюзив? — утвердительно спросил я.
— Конечно.
— Немало у вас эксклюзива.
Роберт ответил не сразу. Будь он подвержен дурным привычкам, наверняка бы сейчас вытащил пачку сигарет и не спеша прикурил. А так просто посидел молча, сначала разглядывая носки своих замшевых туфель, затем — затянутое легкими белыми облаками небо, и лишь после этого повернувшись ко мне. Чувствовалось, что пауза нужна была ему — чтобы подчеркнуть значимость последующих слов.
— Не так много, как мне хотелось бы, Вадим. Но ни одну, самую с виду бесполезную, но известную только мне фразу, я не променяю на десяток известных многим. И это, наверное, основная причина, по которой я стал черным магом.
Снова пауза, на этот раз совсем непродолжительная.
— Хотя, встань я на коммерческие рельсы, мог бы значительно преумножить свое финансовое состояние. Однако, когда дело касается Белого шара, я предпочитаю покупать, а не продавать. Не зарабатывать на нем, а тратить на него.
Что ж, в том, что он мог бы недурно заработать на продаже хотя бы только тех заклинаний, что стали мне известны, сомневаться не приходилось.
— Выходит, магия для вас — хобби? — сказал я, иронизируя слегка натужно.
Принципы Роберта… это его принципы. Не мне судить, хороши они или плохи, он имеет на них право — вот все, что я могу сказать. Будь я магом, я бы… а впрочем, нелегко судить о том, что все равно недостижимо. Магом мне никогда не быть, и время, когда я об этом сожалел, давно прошло. Я — курьер. Связующее звено между непостижимым Белым шаром и теми людьми, что в состоянии воспользоваться его дарами. Зато они никогда не смогут его увидеть и прикоснуться…
— Я еще раз попросил бы вас, Вадим, отказаться от слова «магия» применительно к Белому шару, — сказал Роберт неожиданно легким, едва ли не шутливым тоном. Казалось, еще чуть-чуть — и он мне лукаво подмигнет. Дескать, бзик у меня такой, что поделаешь, ты уж не суди строго. — А хобби это или нет… Вы знаете, все ведь зависит от результатов, которых мне удастся достичь. В том числе, значит, и от вас зависит. Но! — Роберт рубанул воздух ладонью, словно ставя барьер между двумя разделами спича. — Как и обещал, прежде я постараюсь помочь решить ваши проблемы. А когда вам ничего не будет угрожать, вы уже спокойно сделаете свой выбор.
Я мог бы обвинить Роберта в использовании старого как мир приема. Который срабатывает в девяносто девяти случаях из ста. Мог бы… но не стал. Во-первых, из-за того одного шанса отказаться, который у меня все-таки есть. А во-вторых, потому что на самом деле выбор свой я уже сделал. И рыцарская помощь черного мага здесь совершенно не при чем.
Роберт же поспешил подкрепить слова о помощи делом.
— Так что, Вадим, вы сможете привести меня сегодня в гости к вашему другу?
Я пожал плечами и достал телефон. Включил и набрал номер Бориса. Разговор вышел достаточно долгим, хотя и малоинформативным. Большую часть времени взяли на себя эмоции. Не мои, Бориса. Он считал, что я — негодяй, и даже мое согласие с этим тезисом не сбавило накал страстей. Вообще-то Борис не особо склонен к излишне эмоциональному поведению, и я оказался где-то даже смущен его заботой о моем благополучии. Он настаивал на встрече прямо сейчас, он грозился приехать незамедлительно и спрашивал, где я нахожусь. Я сумел уговорить его дождаться меня дома, клятвенно пообещав не задерживаться и доехать до него обязательно живым. После чего я естественным образом к званию негодяя приплюсовал себе еще и титул идиота. И тоже не стал спорить.
Вот и получилось, что сказать о том, что приду я не один, у меня так и не вышло. Честно говоря, я воспользовался первой же паузой, чтобы прервать разговор. Роберта это несколько смутило, меня же его смущение позабавило. После непродолжительной дискуссии я смог-таки убедить мага, что степень близости нашего с Борисом знакомства вполне допускает некоторое пренебрежение этикетом. Согласиться со мной Роберту пришлось хотя бы потому, что о повторном звонке я и слышать не хотел. И демонстративно отключил телефон.
Роберт сокрушенно покачал головой (и этот человек давеча просто-таки вторгся в мою квартиру без всякого моего ведома!) и собрался вызвать такси. Я смерил его укоризненным взглядом и решительно направился к остановке «пятерки». Частично из духа противоречия, а вообще… Как-то еще не успел я обрасти привычками обеспеченного человека. К тому же из всех видов транспорта с детства предпочитаю трамвай.
На остановке мы молчали, хотя кроме нас никого не было. Как-то просто иссяк разговор, пусть и всего на какое-то время. И уже видя приближающийся трамвай, я вдруг (действительно вдруг, сам не знаю, как эта мысль забрела мне в голову именно сейчас) спросил:
— А все-таки, почему маги не становятся курьерами?
В это время я смотрел не на Роберта, я смотрел на трамвай. Жалко. Потому что маг ответил не сразу и чуть-чуть, самую малость треснутым голосом:
— Вадим… у меня нет готового ответа на этот вопрос.
Бог с ним с готовым, я бы пока удовлетворился бы и полуфабрикатом… Но трамвай уже подошел, и Роберт с молодецкой легкостью запрыгнул в открывшиеся двери.
Глава четырнадцатая
Наблюдать за растерянностью самоуверенного человека обычно забавно. А Роберт таки был уверен в себе, и эта уверенность местами плавно перетекала в самовлюбленность. И вот он стоит посреди абсолютно пустой кухни (а Борис навел порядок — в том смысле, что избавился от хлама, еще два дня назад бывшего кухонным интерьером), и растерянность так явно проступает на его аристократическом лице, что нужно было зажмуриться, чтобы ее не видеть.
Могучее заклинание дало сбой. Каким-то извиняющимся тоном Роберт сказал, что ничего не понимает. Нет, если бы следы заклинания вовсе отсутствовали, этому можно было подыскать какое-то объяснение. Например, что Роберт все же переоценил силу взрывного заклинания, и его следы успели благополучно рассеяться. Странно, даже неожиданно, но…
А следы были! Вполне отчетливые, как заверил нас Роберт. Только они никуда не вели. Когда я (несколько раздраженно, каюсь) поинтересовался, как выглядят отчетливые следы, которые никуда не ведут, Роберт ответил (тоже раздраженно, а это уже говорит само за себя), что объяснить это не магу он не способен. И, так получилось, что его раздражение истребило мое собственное на корню. Всемогущий маг выглядел этаким волшебником-недоучкой.
Борис, несмотря на эту явную неудачу, был просто счастлив принимать у себя дома всамделишного мага. Был гостеприимен до суетливости и чуть было не дошел до извинений по поводу случившегося в его квартире взрыва. Не знаю почему, но я получал удовольствие от ситуации.
Мы прошли в гостиную и утонули в чудовищных размеров диване. Хозяин дома предложил нам что-нибудь выпить, мы отказались. Роберт — рассеянно-вежливо, я — закатив глаза и обличительным жестом указав на часы. То есть, не то, чтобы я цивилизовался до степени «слишком рано для алкоголя, сэр», просто пить мне совершенно не хотелось, и раннее время показалось подходящим поводом для отказа. Тогда Борис присел на самый краешек столь же колоссального, что и диван, кресла и застыл в мучительных поисках способов проявления гостеприимства. Где-то через минуту я понял его затруднения. Видимо, предложить чая он не мог по причине отсутствия чайника, а чего-нибудь прохладительного… ну так новый холодильник он пока тоже купить не успел. Все-таки Борис почему-то очень робел в присутствии мага. Хотя, понятно — это для меня маги стали чем-то вроде деловых компаньонов, большинство же обывателей от некой мистической составляющей, думаю, так и не избавились.
Мне стало друга жалко. А еще немного стыдно — в конце концов, повторюсь, это именно меня пытались взорвать в его квартире.
— Борис, — бодро сказал я. — Ты уже подбил весь ущерб?
— А? — сконцентрироваться на вопросе у Бориса получилось не сразу.
— Финансово, — терпеливо пояснил я. — Подсчитал, сколько стоил взрыв?
Борис снова попытался отделаться от меня маханием руки, но на сей раз я это дело строго пресек, пригрозив посчитать все самому — по максимуму, и после этого заставить принять деньги при помощи грубой физической силы.
Когда Борис ехидно пообещал в таком случае не стеснять себя в расходах, а отгрохать кухню своей мечты, я с удовольствием понял, что он более или менее пришел в себя. Разговор о финансах мы, таким образом, закончили, а новый как-то не начинался. А ведь и правда, о чем нам говорить? Мы пришли сюда с целью локализовать обиталище мага-киллера, затея наша с громким треском провалилась, так чего теперь?
Тут я вдруг понял, что являюсь виновником всей этой неловкости. Борис — хозяин, принимающий гостей, которые сидят молча, отказавшись при этом от доступных ему проявлений гостеприимства. Роберт связан своими представлениями об этикете, он просто не может найти удобный момент, чтобы откланяться. Все-таки он Бориса видит впервые в жизни.
Я, именно я тот человек, который должен либо прервать наш визит, либо найти основание для его продления. Совсем недолго подумав, я остановился на втором варианте. Просто не мог представить, чем себя займу, уйдя от Бориса. От диалогов с Робертом я немного устал, мне требовалось время на переваривание информации. Ухватиться за ниточку, которая могла бы нас привести к автору и исполнителю покушений, не получилось. Заняться какими-то обыденными вещами? Нет, пока не готов.
Но вот беда, я абсолютно не представлял, о чем нам втроем говорить! То есть, я нашел бы, о чем говорить с Робертом, и уж тем более не страдал бы от нехватки тем для разговора с Борисом. Но вот третья сторона в нашем треугольнике отсутствовала напрочь! Я напрягал извилины аж до выступления на них пота, но ничего путного на ум не шло.
Как это и должно быть, на выручку в трудной ситуации пришел верный друг.
— Вадим, так вы давно знакомы с Робертом?..
У Бориса очень ловко удалось обозначить после имени паузу ожидания подсказки отчества. Но Роберт только вежливо улыбнулся:
— Просто Робертом. Я стараюсь обходиться без отчества — когда это возможно. И пока возможно… Увы, скоро оно приклеится ко мне намертво, и зваться просто по имени будет сродни кокетству. А сейчас мне приятно казаться хотя бы самому себе вашим ровесником.
Если Роберт хотел увести разговор в сторону таким немудреным приемом, то он плохо знал Мирского. Я его знал хорошо.
— Хорошо, Роберт. Так вы давно знакомы с Вадимом?
Что выиграл Роберт? Что теперь вопрос был адресован ему. Я такой метаморфозе был только рад. Пусть маг решает что сказать, а о чем умолчать. И как умолчать, не показавшись невежливым. Я-то при знакомстве представил Роберта просто как мага, помогающего мне в моем кризисе.
— Наверное, правильней будет все же сказать, что познакомились мы вчера, — медленно проговорил маг. — Не так ли, Вадим?
О, какая это была наивная хитрость! Про себя я громко и отчетливо трижды сказал: «ха!», а вслух тихо и невнятно пробормотал: «Наверное», пожал плечами и полностью слился со спинкой дивана.
Умница Борис потратил на взгляд в мою сторону не больше секунды времени, после чего вернулся к выбранной уже мишени своего любопытства:
— То есть? Откуда такая неуверенность?
— Ничего необычного, — сказал Роберт. — Просто мы с Вадимом впервые встретились и даже немного побеседовали позавчера. Но тогда мы еще не были знакомы.
— Интересно, — Борис улыбнулся чуточку хищно. Робость перед магом растворялась в его любопытстве прямо-таки с магической скоростью. — Насколько я понимаю, первая встреча была случайной. Но вторая-то уже нет?
В его последней фразе стояла только половинка вопросительного знака…
— Нет, — Роберт покачал головой. — Понимаете, дело в том, что маг, с которым Вадим работает, пожалуй, чаще всего — мой отец.
Держался Роберт хорошо. Ни на йоту не утратив вежливой доброжелательности, он стоял под градом вопросов, отвечая кристально честно… и абсолютно бесполезно для вопрошающего. Я наблюдал за этим поединком как незаинтересованный зритель, болея за обоих соперников и радостно приветствуя каждый удачный ход.
— Надо же… — Борис задумчиво потер указательным пальцем переносицу под очками. — Не знал, что магические способности передаются по наследству.
Отвлекся от верного направления, — с огорчением подумал я. Сейчас Роберт его утянет от скользкой темы в дебри генетики…
— Они и не передаются, — Роберт широко улыбнулся. — Сын мага может быть магом, а может и не быть. Так же как и сын дворника, например.
— С такой же вероятностью? — как-то очень небрежно спросил Борис.
— Не знаю, — а вот Роберт ответил не сразу и как-то неуверенно.
Я, если можно так выразиться, потерял нить игры. Мне сейчас сложно было сказать, ушел ли Борис совсем в сторону или, обойдя защиту соперника по флангу, вышел прямо к воротам.
— И вас никогда не интересовал этот вопрос? — мягко и интеллигентно напирал Борис. — Почему именно вам выпала такая честь — быть магом? И вообще… Как Белый шар выбирает магов? И по какому принципу распределяет между ними магическую способность? Почему нет ни одного мага младше семнадцати лет? Почему на девять магов-мужчин приходится только одна женщина-маг? Как, черт возьми, вообще работают заклинания?
Роберт прервал этот водопад вежливым смешком. Впрочем, мне послышалось в нем скрытое напряжение. Послышалось?
— Думаю, Борис, этими и подобными вопросами в той или иной степени задается едва ли не каждый человек на Земле.
— Вот мне и интересно, в какой степени вы интересуетесь такими вопросами? Правильно ли будет предположить, что вы изучаете магию как таковую?
Борис положил этот вопрос как бильярдист в лузу — уверенно и точно, зная, что делает. Черт побери, он опасно близко подобрался к границе, где заканчивается вежливое любопытство. Это мне уже не нравилось. При этом тон его оставался предельно корректным, а лицо — отстраненно спокойным, это мне нравилось еще меньше. И вдруг меня осенило…
— Борис! — громко сказал я, разбив повисшую в воздухе тишину. — Это не Роберт! Не он пытается меня убить, точно!
Борис посмотрел на меня с прищуром, этаким рентгеновским взглядом. Словно оценивая, отвечаю ли я за свои слова, понимаю ли, что говорю, и верю ли сам себе.
— Я этого и не говорил, — проронил он наконец.
— Еще бы ты это говорил! — проскрежетал я, делая страшное лицо.
Мне на память пришел один эпизод из студенческой жизни. Раннего этапа, на втором курсе дело было, если не ошибаюсь. В целом преподаватели у нас были иногда хорошие, а иногда и замечательные, сейчас я это понимаю с полным сознанием, но и тогда интуитивно приходил к тому же выводу. Но нет правил без исключений. Социологию у нас преподавал некий моложавый господин с чрезмерно завышенной самооценкой. Без всяких на то оснований. Забавно, что сейчас я совершенно не могу вспомнить, как он выглядел. Лица остальных преподавателей помню — кого настолько ясно, будто последняя лекция была вчера, от других в память врезалась хотя бы какая-то характерная деталь, взгляд, улыбка… На месте лица социолога — пустое место. Не случайно, наверное. Он настолько часто говорил глупости с донельзя умным видом, что над ним даже смеяться было скучно.
Впрочем, нам до него дела особого не было. Где есть социология на техническом факультете, знает, наверное, любой технарь. Это понимают все, и студенты, и преподаватели, вынужденные в соответствии с учебным планом читать непрофильный курс. От студента требовалось посетить хотя бы парочку лекций, а потом в положенное время прийти с зачеткой.
Борис сумел нарушить эту традицию.
Шла лекция, на которой — так получилось — присутствовали и я, и Борис. Лектор разглагольствовал не припомню, о чем. Впрочем, не факт, что я смог бы ответить на этот вопрос непосредственно во время лекции. Затем каким-то потоком сознания преподавателя вынесло на тему известных событий вековой давности. Причем о большевистских лидерах он вещал… не с неприязнью даже, а с этаким высокомерным презрением, рисуя их наивными идиотами.
Мне, как и всей аудитории, было все равно. Слова проходили сквозь уши, почти не задевая мозг. Мы ждали конца пары, а он был уже не за горами.
— Не вам об этом судить! — слова, сказанные отнюдь не себе под нос, слышали все.
Что толкнуло Бориса?.. Коммунистическая идеология была от него так же далека, как Сахалинчик от Сахалина. Да и любая другая идеология, если уж на то пошло. Мирский вообще политикой не интересовался, где-то даже демонстративно. Так с чего бы ему заступаться…
Хотя, возможно, он вовсе не заступался. Возможно, его просто достал — больше, чем каждого из нас — этот профессор Выбегалло от социологии. И очередная благоглупость стала пресловутой последней каплей. Не знаю. Я думал об этом и тогда, и годами позже, но к определенному выводу так и не пришел. А сам Борис от комментариев воздерживался.
Произошедшее было тем более удивительно, что Мирского никто не мог бы назвать конфликтным человеком, и уж тем паче никогда он не был замечен в склонности к заострению отношений с преподавателями. Ни разу не пытался оспорить отметки, даже если они казались несправедливыми не только ему. И вот…
Вся аудитория молчала, ожидая развития событий. Лектор, разумеется, опешил. Даже он понимал, что выгнать зарвавшегося студента из аудитории будет плохим выходом. Авторитет педагога (а он полагал, что таковой имеется) явно подвергался опасности. Снисходительно улыбнувшись, социолог ринулся в дискуссию.
Зря.
Более сокрушительного поражения сложно было себе представить. Девятнадцатилетний пацан сделал из него посмешище. Как именно Борису это удалось — я до конца не могу понять до сих пор. Говорил Борис мало — основную нагрузку в диалоге взял на себя социолог. И, складывалось такое впечатление, он сам своими тирадами раз за разом загонял себя в ловушку, а Борису оставалось только в нужный момент буквально несколькими словами затягивать петлю.
Лектор начал ощутимо потеть, недоговаривать до конца фразы и даже слегка заикаться. Наконец, он выдавил из себя что-то вроде: «Было бы любопытно указать вам на ваши ошибки, но, к сожаленью, у нас осталось слишком мало времени на усвоение темы лекции».
И это было хуже, чем выгнать Мирского из аудитории.
О да, социолог отомстил! Ведь скоро был экзамен. Борис… я думаю, при всем его внешнем спокойствии в духе «а ничего и не было», подготовился все-таки лучше, чем сделал бы это в нормальных условиях. Отвечать пошел самым первым и, насколько я могу судить, отвечал безукоризненно. Преподаватель слушал молча, не глядя на Бориса. Потом так же, ни слова не говоря, поставил «неуд» и пододвинул зачетку на край стола.
Единственный «неуд» по социологии на нашем факультете за Бог знает сколько лет.
Затем, когда Борис пришел на пересдачу, четверку получил сразу, отвечать ему даже не пришлось. Не знаю, быть может, преподаватель посчитал, что таким образом он доказал свое моральное превосходство…
Борис же ни разу на протяжении всей этой истории не позволил себе эмоции. Хотя это не было его привычным состоянием — не наделенный бурным темпераментом, он тем не менее каменным истуканом не был тоже.
Роберт, разумеется, не имел ничего общего с тем недоразумением в обличие педагога. Да и ситуация абсолютно иная. Но вот Борис вел себя схожим образом, и чтобы это понять, нужно было знать его так, как знаю я.
В его словах, в его голосе, на его лице не было яда. Но яд был — где-то глубже. В подтексте, в интонациях, в самом построении разговора. Борис решил для себя, что Роберт — тот самый охотившийся на меня маг. (Стоит ли его осуждать, если я сам давеча пришел к аналогичному выводу?) И начал… давить? Выводить на чистую воду?
Я был на Бориса зол. То есть, наверное, мне стоило бы растрогаться от такого доказательства нашей дружбы — если бы я в таком доказательстве нуждался. Но наш пуд соли мы с Мирским съели уже слишком давно, чтобы оставался хоть какой-то повод для сомнений.
А вот для злости повод был. За кого он меня принимает? За идиота? За сопляка? За безмозглого младенца, приведшего за ручку страшного дядю? Я тут, значит, ушами хлопаю, пока мой спаситель Борис Мирский доблестно, а может даже героически, разоблачает коварного злоумышленника…
— Вадим, извини! — просительным тоном сказал Борис. С обезоруживающей улыбкой.
Жену свою пусть обезоруживает!
— Нет, правда, извини. У тебя на лице написано все, что ты обо мне думаешь. Давайте будем считать, что ничего не было, и начнем разговор сначала. Роберт, перед вами я тоже извиняюсь.
— Тоже? — тихо и ехидно сказал я.
— В первую очередь, — быстро поправился Борис.
— Ничего страшного, — Роберт развел руками. — Насколько я понял, вы заподозрили меня…
— Да! — сокрушенно перебил его Борис. — Было дело. Виноват, мне стоило бы догадаться, что раз уж Вадим попросил вас о помощи, вы каким-то образом сумели засвидетельствовать свою непричастность…
— Мирский! — взвился я. — Ты опять?!
— Да ни в коем разе! — Борис посмотрел на меня взглядом ягненка, обвиненного в людоедстве. — Я просто прошу прощения. Каюсь. Рассыпаюсь в извинениях.
— Ты рассыплешься!..
— Ну, правда… — Борис заискивающе улыбнулся. — Если уж я извиняюсь, мне ведь нужно как-то мотивировать собственное постыдное поведение? Меня вот мама когда в детстве ругала, всегда допытывалась: почему ты так сделал?
— Мы не допытываемся! — громко и, как мне показалось, веско, сказал я.
— А у меня рефлекс, — осклабился Борис.
Теперь он балагурил. Шут гороховый. Ну два разных человека буквально за считанные минуты! Нет, даже три. Я чуть не забыл про того Бориса, который магу в рот смотрел.
Ничего необъяснимого или экстраординарного тут нет, конечно. Люди — они по природе своей существа сложные. Им в двух словах определение не дашь. Мы порой клеим ярлыки: один флегматик, другой холерик; этот рафинированный интеллигент, а тот — грубый мужлан… Это хуже чем неправда, это — не совсем правда. Подобными ярлыками мы вводим в заблуждение чаще всего самих себя. Чтобы потом восхититься или разочароваться, но в любом случае удивиться и почесать в затылке. Понять, что и у этого, такого простого и неинтересного человека, которого ты вроде как раскусил с первого взгляда, несколько лиц.
Нет, не масок! Я не о них, хотя каждый из нас в зависимости от ситуации примеряет на себя то или иное обличие. Это внешнее, напускное, ненатуральное. Все равно под маской рубахи-парня, сурового мачо или скучающего аристократа будет проглядывать ваше настоящее лицо. Одно из.
Так вот, дурачливость Бориса — маска. Грубо изготовленная и небрежно надетая. И вот что сейчас скрывается под этой маской — воспитанный и застенчивый молодой человек или жесткий циник — поди разбери. Приглядеться надо…
А Борис продолжал. Суетливо и с виновато-глуповатой улыбкой:
— Я в двух словах, правда. Каюсь, мне действительно показалось, что Роберт — не обычный маг. Не спрашивайте почему, не отвечу, не знаю. И я вот что подумал: Вадима хочет убить маг, правильно?
Он посмотрел на Роберта почти заискивающе, прося… нет, умоляя о поддержке. Я бы на месте мага смог эту просьбу «не заметить». Роберт — нет.
— В общем-то, да, — сказал он. — Хотя нельзя исключать вариант заказа…
— Можно, — тихо сказал Борис внезапно посерьезневшим голосом. — Почти наверняка можно. Мы вот с Вадимом это уже обсуждали. Маг-киллер — это не из нашей реальности. Слишком опасно, непродуктивно, в конце концов, дорого. Маг, способный квалифицированно убить человека своими заклинаниями, заломит такую цену… Гораздо дешевле использовать нечто более обыденное — джентльмен с пистолетом, жлоб с монтировкой.
— На них еще надо уметь выйти, — вставил я.
Борис посмотрел на меня пустыми глазами.
— Ну да. Маги-то об услугах киллера объявления в газету дают. С ними проще.
Я только улыбнулся. По большому счету, я с Борисом не спорил.
— Так вот, — продолжил Борис, когда убедился в отсутствии дальнейших возражений на этом этапе. — Магу зачем-то понадобилось убить Вадима. Подчеркну: курьера Вадима. Думаю, понятно, что кому-то помешала именно эта сторона его деятельности. А у тебя вообще есть какая-нибудь другая сторона?
На меня уставился обвиняющий взгляд. Я улыбнулся с притворным смущением:
— Я еще иногда перевожу старушек через улицу и подкармливаю бездомных котят.
Ну не было у меня никакой «другой стороны»! Я в ней просто не нуждался. Мог бы, наверное, устроиться в какую-нибудь контору, по восемь часов пять дней в неделю талантливо изображать офисный планктон, а по выходным снимать белый воротничок и, так сказать, расправлять крылья.
Только зачем, скажите ради Бога? Мы как-то затронули эту темы в беседе с Яковом Вениаминовичем, и он уверил меня, что во времена его молодости мне пришлось бы поступить именно подобным образом. Потому что всех вокруг непременно заинтересовало бы, на что я живу. В те времена, если верить старому магу, вообще всех все интересовало. Сейчас… Единственная трудность — родители, но они, кажется, верят в расплывчатую формулировку «промышленный консультант». А почему бы талантливому человеку с высшим образованием не поконсультировать разные фирмы? Ведь у меня это неплохо получается. А что, разве не папа говорил, что человек с образованием всегда найдет себя в этом мире? Были поначалу робкие намеки на необходимость постоянной работы — уверенность в завтрашнем дне и все такое прочее… Но размер (а главное — регулярность) моей им финансовой помощи эту уверенность внушили.
Друзья, за исключением Бориса, принимают ту же версию еще легче. Их фраза при встрече «чем сейчас занимаешься?» — почти такой же ритуал, как английское «how do you do?». Нет, надо быть справедливым, имей я в наличии финансовые затруднения, вопрос моих занятий интересовал бы друзей сильнее. Но раз затруднений нет, найдутся гораздо более привлекательные темы для разговора.
Про соседей и разных шапочных знакомых говорить вообще не приходится. Мало ли сейчас народу не ходят на работу каждый день?
— Зачем обычному магу убивать курьера?
Ух ты, как резко Борис вернул меня из области отстраненных размышлений к грубым реалиям!
— Какое-то очень дорогое заклинание? Даже это едва ли повод для убийства, так ведь Вадим уверяет, что ничего подобного не было — а зачем бы ему врать? То есть, для обычного, так сказать, коммерческого мага мне очень сложно придумать мотив убийства курьера. А вот вас, Роберт, я когда увидел… вы уж извините, вы мне не показались обычным магом.
Роберт с улыбкой покачал головой:
— Что ж тут извиняться, сочту за комплимент.
— Чем необычным может заниматься маг? Ответов не так уж много на самом деле. И чуть ли не в первую очередь в голову приходит изучение магии. Вопрос, которому практически никто из магов не уделяет внимания. Достать бы заклинание позаковыристей, да применить его повыгодней — дело нехитрое, зато прибыльное… А вот если кто-то пытается разобраться, выражаясь в двух словах, как оно работает — такому курьер может дорогу перейти. В таком деле, думается, свидетели лишние не нужны. Вас, Роберт, я как раз и заподозрил во всем вышесказанном. Простите мою ошибку еще раз.
Нет, ну что за зараза этот Мирский! Извинился, называется. Опять все на то же и вывел. Может, правда, дать ему по затылку? Или это нужно было сделать раньше?
Борис молчал. Он сказал, все, что хотел, и виноват в этом только я. А этот фрукт сидит себе с настолько невинным видом, что хоть нимб подрисовывай.
Роберт тоже молчал. Потому что его таки подвели к такой черте, за которой либо напрямую ври — а он этого не любит, как я понял, либо открывай то, что открывать не собирался.
А поскольку нас в комнате было всего трое, то заговорил я.
— Знаете, Роберт, я вам настоятельно советую принять этого негодяя в свою команду.
Глава пятнадцатая
Роберт не смотрел на Бориса — он смотрел на меня. Вдумчиво, изучающее. Складывалось впечатление, что он вот-вот объявит меня не выдержавшим испытательный срок и исключенным из команды. В которую я и вступить-то не успел.
Но он только спросил, так и не повернув головы в сторону хозяина квартиры:
— Зачем, Вадим?
Вопрос, конечно, можно было понимать двояко. Зачем нам этот тип, не имеющий к магии никакого отношения? и зачем ты, Вадим, треплешь языком? Я выбрал удобную для себя трактовку.
— Уверен, что пригодится. Потому что плох тот полководец, который делает ставку только на один род войск.
В разговор включился предмет обсуждения:
— А вы, оказывается, полководец, Роберт?
— Сам узнал об этот только что. — Маг все-таки посмотрел на Бориса. Вполне дружелюбно, впрочем. — В таком случае буду благодарен Вадиму, если он растолкует мне все подробности о родах войск.
Я начал растолковывать. Медленно, тщательно подбирая и взвешивая на языке каждое слово. Дело не только в том, что среди многочисленных моих талантов — увы — нет ораторского. Выхватывать с ловкостью фокусника нужные сентенции из воздуха у меня получается редко. Мне б бумажку с заготовленной речью…
Главная проблема заключалась в тонкой балансировке на грани дозволенного. Да, вопрос задал Роберт, и отвечать я буду ему. Но ведь при этом волей-неволей мне придется раскрыть кое-какие карты перед Борисом. А что делать, не силен я в эзоповом языке, да и Мирский не дурак. Можно было подумать, что своим вопросом Роберт дал мне карт-бланш, но я понимал, что это не совсем так — меня не оставляло ощущение лукавого прищура со стороны мага — дескать, ты заварил кашу, теперь я посмотрю, как ты выкрутишься…
Кроме того, была и еще причина. Я не только для Роберта выступал, я и в собственной голове порядок наводил.
— Скрывать от Бориса факт, что вы действительно занимаетесь исследованием магии, было бы не то, чтобы глупо, а просто невозможно. Этот субъект умеет складывать два и два, а обе двойки мы тут нарисовали крупным шрифтом. К слову, давайте сразу поясним, что вы предпочитаете не называть магию магией… Ну, думаю, понятно, что я имею в виду.
Вы попросили меня оказать вам помощь в этом деле. Как курьера. Как очень неплохого курьера, к чему нам ложная скромность. К слову, официально заявляю, что принимаю ваше предложение. Хотя это стало и так понятно из контекста…
Вам помогают еще курьеры. Они таскают нужные заклинания. Что вы с ними делаете, потом сами Борису расскажете, если сочтете нужным. Но я буквально только несколько минут назад, из вашей беседы понял, что изучение ма… Белого шара не ограничивается работой с заклинаниями. Это только часть целого, причем, возможно, не самая основная. Это вы от меня скрыли, — я обличающе взглянул на Роберта.
— Не скрыл, Вадим. — Маг строго покачал головой. — Не скрыл, а пока не упомянул. До вашего окончательного согласия работать со мной.
— Ну, хорошо, — я пожал плечами. — Если вы видите принципиальную разницу между «скрыл» и «не упомянул», я не буду спорить. Тем более, что я не об этом. Я о том, что масштабное исследование и проводить надо всесторонне. Не бить в одну точку. Одними курьерами тут не обойтись, как не выиграть большую битву только пехотой.
— Курьеры — и вдруг пехота, — Роберт засмеялся. — Могли бы для себя и более лестное сравнение подобрать. И почему вообще сухопутные аналогии?
Я тоже улыбнулся.
— Ладно, буду торпедным катером. Стремительным и смертоносным.
Последнее слова я подобрал не вполне удачно. Стоит ненадолго забыть о покушениях на свою драгоценную жизнь, как какая-нибудь сволочь непременно напомнит. И уж совсем неприятно самому выступать в роли этой сволочи. Улыбка скривилась, перетекая в болезненную недовольную гримасу.
От Роберта, судя по всему, не укрылись метаморфозы в моей мимике, и разговор он продолжил с деликатной поспешностью:
— Так кем же будет Борис в вашей военной классификации?
— Что тут непонятного? — я простер руку в сторону Мирского жестом циркового распорядителя «впервые на арене». — Войска технической поддержки. Разве современную войну выиграешь без помощи яйцеголовых?
— Что такое ты сказал про мою голову? — страшным голосом вопросил Борис.
— Молчи, дурак, я в хорошем смысле, — отмахнулся я. — Так вот, Роберт, чтобы вы знали, мой друг — компьютерщик. Не буду в его присутствии называть его компьютерным гением, иначе он обязательно зазнается, но все-таки… Кто владеет информацией, тот владеет миром — это сказал не я, а другой умный человек, однако я его поддерживаю. Борис — чемпион по выуживанию информации из Сети. По крайней мере, среди всех моих знакомых. Если кто-то где-то чихнул и перенес чих на компьютер — Борис найдет вам его. А обработка данных? А анализ? Ну, Роберт, скажите — у вас серьезное исследование или игры в песочнице? Даже я, не зная всего, что знаете вы, уже сейчас мог бы предложить кое-какие направления, где Борис был бы полезен…
Я перевел дух. Честное слово, мне понравился мой спич! Чем я не рекламный агент? Будь я покупателем, Борис был бы уже куплен и перевязан красивой ленточкой.
Верил ли я сам во все, что говорил? Отчасти. Я действительно считаю, что Мирский может оказаться Роберту полезен. А может не оказаться… Зачем тогда столько красок? Да очень просто. Если ты лезешь куда-то, сам не вполне понимая, куда, всегда хорошо взять с собой друга. Вместе веселее. Если в итоге ты будешь выглядеть полным идиотом, сможешь хотя бы порадовать себя зрелищем другого столь же полного идиота. А зачем еще нужны друзья? В общем, я считаю, Борис мне подвернулся исключительно удачно.
Правда, он пока не торопился разделить мою точку зрения.
— А моим мнением ты не хотел бы поинтересоваться? — раздраженно спросил он.
— Хотел бы — поинтересовался, — резонно ответил я.
Что он как ребенок, право слово. Ведь огрызается из чистого духа противоречия. Ведь я уверен, согласится обязательно. Не знаю почему, но уверен. В себе не был так уверен, как в нем.
Так что все дело за Робертом. На него я и смотрел. Хорошим, незамутненным взглядом, в ожидании единственно возможного ответа. А Роберт смотрел на меня. Очень неспешно смотрел. Мне даже как-то неуютно стало. Я вдруг понял, что он запросто сможет сейчас и отказать. В своем стиле, корректно, дружелюбно и аргументировано. Так, что не только не подкопаешься, но и сам наполнишься осознанием его правоты.
Нет, Роберт ни в коем случае не играл в гляделки, не пытался меня устыдить или заставить пойти на попятную. Он просто принимал решение, и выражение моего лица было одним из решаемых им уравнений.
Продолжалось это довольно порядочное время, мне так вообще показалось, что несколько минут, хотя вряд ли, конечно… Я все ждал, что не выдержит Борис, съязвит, пошутит или возмутится, но Борис молчал. Очень скромно, словно в самом деле на собеседовании у работодателя, когда резюме уже подано и изучено, на все вопросы отвечено, и остается только терпеливо ждать принятия решения.
Наконец, Роберт… нет, не отвел глаз, просто взгляд его неуловимо изменился, цепкость и жесткость отодвинулась куда-то вглубь, в потайные ниши, вернув на передний план привычные уже мягкость и доброжелательность. Только я теперь про эти ниши знаю.
— Скажите, Боря, Вадим не преувеличил ваши способности?
Борис ответил не сразу, понимая, что, фигурально выражаясь, пришло время ставить подписи под контрактом, и сейчас едва ли не последний шанс послать ко всем чертям если не мага, так по крайней мере меня.
Он не стал никуда меня слать. А разве я сомневался?
— Никогда не пробовал искать чихи. И не думаю, что вам они сильно понадобятся. А в целом… Нет, не преувеличил.
Роберт едва слышно вздохнул.
— Вадим весьма красочно расписал ваши умения работать с информацией. Надеюсь, распространение информации не входит в их число?
При этом Роберт посмотрел на меня. Просто посмотрел, не этим своим давешним взглядом, но… И Борис, вы можете себе представить, тоже стал смотреть именно на меня!
Пока я раздумывал, то ли мне обидеться, то ли сказать что-нибудь остроумное в ответ, эти двое рассмеялись! Им очень повезло, что по натуре я человек не заносчивый и склонный к здоровой самоиронии. Вместо того, чтобы дать прочувствовать им всю глубину их бестактности, я присоединился к смеху.
Спустя какое-то время, заполненное невнятной суетой (Мирский снова вспомнил, что он гостеприимный хозяин) и мало что значащими репликами, я получил возможность расслабиться и не принимать участия в разговоре. Разговор был мне в общем знаком — Роберт посвящал в суть собственных исследований Бориса. Правда, более сжато и емко — без лирических отступлений и притянутых за уши аналогий. Я даже позавидовал Мирскому немного.
Вскоре я воспринимал их беседу вполуха, только какой-то частью своего сознания. Оставшаяся часть сознания ничем полезным не занималась, то неглубоко погружаясь в какие-то пустяшные мысли, то оценивая давно мне знакомый интерьер гостиной. Так, наверное, и задремать можно было, но я вдруг понял, что разговор в комнате перешел к обсуждению моей персоны. Целостность сознания моментально восстановилась, и я начал вслушиваться с вполне понятным интересом.
— Это все полумеры! — решительно, почти зло резал Борис.
Роберт чуть смущенно разводил руками, соглашаясь.
— Да, безусловно. Но после провала попытки отследить нападавшего, я пока не могу предложить никаких наступательных действий.
Борис яростно мотал головой.
— Я считаю, что и возможности защиты не исчерпаны. Когда наш негодяй поймет, что Вадим все-таки не совсем труп, он непременно изыщет способ его отыскать. Обычными способами, если не найдет магических. Вы недооцениваете современную технику, да и частных детективов сейчас в избытке. Некоторые из них едят свой хлеб с икрой не зря.
Да, хороший друг — он всегда настроение поднимет. Лучше бы я не выплывал из полудремы.
— Какие же средства защиты вы предлагаете? — поинтересовался Роберт.
Поинтересовался. На самом деле поинтересовался, ожидая какого-то дельного предложения.
Борис выдержал театральную паузу. Очень точно выдержал, еще бы секунда-другая, и я точно врезал бы ему по шее.
— Самые прямые. Естественные. Раз на Вадима покушаются при помощи магии, его и защитить нужно при помощи магии — от магических же воздействий.
Я нахмурился, пытаясь вникнуть в смысл простых вроде бы слов. Роберт, насколько я мог судить, делал то же самое.
— То есть? — все же переспросил он.
Борис начал говорить медленно, выкладывая из слов аккуратные стопочки.
— Нам нужно заклинание, защищающее человека от магических воздействий.
— От каких именно? — спросил Роберт.
— От любых! — безапелляционно заявил Борис, очень, по-видимому, довольный собой.
Я тихонько застонал. Стратег, так его… Как тот мудрый филин. И снова Роберт был со мной согласен.
— Понимаете, Борис, — с некоторой вкрадчивостью сказал он, — это было бы великолепным средством, если бы не одно «но». Нет такого заклинания. Не существует.
— Я догадываюсь, что не существует, — Бориса было не пронять. — Я даже догадываюсь, что, существуй оно, вы догадались бы его использовать.
Он получал удовольствие от собственных слов. И вообще от себя самого. В своем видении ситуации он возвышался над нами, как могучая гора над двумя скромными холмами. Он не говорил, он вещал.
— Мне остается только немного уточнить: пока не существует. Пока! — Борис ввинтил в воздух длинный указательный палец, придавая вес словам. — Вообще, ни одного заклинания когда-то не существовало — до той поры, когда какой-нибудь курьер не приносил его от Белого шара. И кого я сейчас вижу перед собой? Курьера. И не «какого-нибудь», а очень неплохого — по его собственным словам. Твоим словам, Вадим.
Борису стоило, наверное, встать, произнося эту речь. Тогда сейчас он мог бы вальяжно, с чувством выполненного долга и собственного достоинства опуститься в кресло, зафиксировав свое «dixi!». И ожидать бурных продолжительных аплодисментов. До-олго так ожидать.
Я вздохнул.
— Как бы тебе объяснить, Боря… попроще, чтоб ты понял, — очень вежливо и мягко сказал я. — Ты не пробовал задуматься, почему ни один курьер до сих пор не сгонял к Белому шару за этим заклинанием?
Борис улыбался. Ехидно и малопривлекательно.
— Почему не сгонял? Может, кто и пытался.
— Может, — не стал спорить я. — Тогда другой, не менее занимательный вопрос: почему ни у одного курьера не получилось?
— Я тебе отвечу.
— Ответь, будь добр.
Вот теперь Борис встал. Сделал шаг в мою сторону и завис надо мной коршуном. Да нет, каким коршуном — грифом. Стервятником. Мне даже захотелось защитить глаза от его хищного клюва.
— А потому, Вадим, — а голос был будничным до скучности. — Потому, что ни у одного курьера не было такого мотива, какой есть у тебя. Жить-то хочется, а?
Ненавижу людей, которые всегда правы. Ненавижу Мирского. Жить хотелось. Положа руку на сердце, что я теряю?
— Хм… а что вы теряете, Вадим, если попытаетесь? — подал задумчивый голос Роберт. — Вы ведь всегда можете выйти из Тоннеля, разве не так?
Они не понимали. Они оба не понимали. Курьер выйти из Тоннеля действительно всегда может. Но… не всегда может. Очевидная глупость? Так считают все, кроме курьеров. Как мне объяснить не-курьеру, что в Тоннеле буду уже не совсем я. Моя тень, мое отражение в кривом зеркале, я-из-снов… Может, у психологов есть для этого понятия точное определение, не знаю. Сомневаюсь, если честно. И у того меня своя логика, своя система приоритетов, свои представления о цели и средствах ее достижения. Тот я может не посчитать нужным выйти из Тоннеля в ситуации, когда этот я сделал бы это без колебаний. А позже… позже в моем распоряжении может и не оказаться необходимой пары секунд для выхода. Сотни мертвых курьеров меня понимают лучше, чем кто-либо.
Но я пойду в Тоннель. Потому что — я это понял со всей отчетливостью только сейчас — у меня нет выбора. Моя надежда на Роберта — иллюзия. Его растерянность оттого, что не сработало надежное, казалось бы, заклинание, говорит о многом. Хотя бы о том, что противостоит ему отнюдь не рядовой маг. Возможно, не уступающий Роберту в силе и знаниях, а возможно, и превосходящий его. Имея на руках мощнейший козырь — собственное инкогнито.
Уловка Роберта с «личиной трупа» сработала, и это здорово — наверное, поэтому я до сих пор жив. Но долго я на ней не протяну, а новых идей Роберт предложить не может. А Борис предложил — браво, Борис!
Я улыбнулся и с бодрым радостным видом потер руки.
— Само собой! Что мне терять?
14.02.2023 Умер Евгений Владимирович Щепетнов.
Ушёл всеми любимый писатель и человек.
Он создал множество интересных, увлекательных и захватывающих миров.
Его творчество, его книги навсегда останутся в нашей памяти.
Как и сам Евгений Владимирович.
Его оптимизм, юмор, целеустремленность, открытость.
Царствие небесное вам, Евгений Владимирович.
Спасибо вам за ваше творчество.
Желаем вам переродиться в ваших мирах.
Ушёл всеми любимый писатель и человек.
Он создал множество интересных, увлекательных и захватывающих миров.
Его творчество, его книги навсегда останутся в нашей памяти.
Как и сам Евгений Владимирович.
Его оптимизм, юмор, целеустремленность, открытость.
Царствие небесное вам, Евгений Владимирович.
Спасибо вам за ваше творчество.
Желаем вам переродиться в ваших мирах.
Найдено 2 результата
Вернуться в «Андрей Силенгинский, "Курьер"»
- 05 апр 2016, 05:17
- Форум: Архив Проекта "Путевка в жизнь".
- Тема: Андрей Силенгинский, "Курьер"
- Ответы: 3
- Просмотры: 10259
- 05 апр 2016, 05:05
- Форум: Архив Проекта "Путевка в жизнь".
- Тема: Андрей Силенгинский, "Курьер"
- Ответы: 3
- Просмотры: 10259
Андрей Силенгинский, "Курьер"
Название: "Курьер"
Автор: Андрей Силенгинский
Серия: Городское фэнтези, "Колдовские миры"
Название издательства: Альфа-книга, Эксмо
Объем произведения: 12,7 а. л.
Синопсис и полный текст выслан.
[hr]
ПРОЛОГ
Говорят, великие открытия приходят в мир случайно. Это не совсем так. Разумеется, было бы несправедливо принижать роль Его Величества Случая, но не все так просто. Открытия не приходят сами, они для этого слишком горды. Нужен человек, который сможет распахнуть перед открытием дверь.
Самое забавное, что иногда этому человеку вовсе не обязательно знать, что именно он готов впустить в наш мир.
***
Оксана не заметила, когда погасла еще одна лампа. Но сейчас из шести горели только четыре, и лаборатория была освещена не то, чтобы плохо — неровно. Образовались вполне различимые затемненные области, стойко защищающие свои границы от света еще работающих люминесцентных ламп. Одна из них тихонько гудела. Обычно на это не обращаешь внимания, но уж если этот нудный монотонный гул зацепился за твой слух, отвлечься трудно.
Оксана картинно возвела красивые карие глаза к потолку, хотя никто на нее в этот момент не смотрел. И это НИИ государственного значения! Три месяца назад, устраиваясь сюда лаборанткой, она подписывала соглашение о всяческом неразглашении. Ей это тогда очень понравилось, почему-то именно эта суровая бумага дала волю фантазии, в воображении рисовались картины, напоминающие антураж фантастических фильмов. Сверкающая чистота, металл и пластик, хромированные панели и бесшумно уезжающие вбок двери…
Надо будет завтра устроить-таки небольшой скандал и за шкирку притащить в лабораторию электрика. А кто, если не она? И Миша, и, тем более, Александр Евгеньевич для этого слишком интеллигентны, к общению с пролетариатом абсолютно не приспособлены. Две недели назад, когда перегорела первая лампа, завлаб проблему решить пытался. Оксана при разговоре не присутствовала, но очень хорошо его себе представляла. Заискивающая улыбка, извинения… и поспешное отступление после первой же реакции на свои слова. Ой, да Миша и на это бы не сподобился.
Оксана перевел взгляд на Мишу. И что я только в нем нашла, — вздохнула она. Как всегда, с очевидным самодовольством улыбнувшись этой мысли. Теплая волна почти материнской нежности пробежала по телу, оставив легкий румянец на щеках. Подруги, нацелившиеся если не на олигархов, то хотя бы на тех, кому такое будущее прочили в мечтах, на Оксану смотрели в лучшем случае снисходительно. Ах, кандидат наук!.. Станет доктором, может, на вторую пару джинсов накопит.
Оксана оставляла такие язвительные комментарии без внимания. Она Мишу знала лучше. И, между прочим, кандидат наук в двадцать семь лет — это вам не владелец трех ларьков, строящий из себя финансового воротилу. Имя Миши будет известно всему миру.
Сделав абсолютно точное пророчество, Оксана и не подозревала, насколько скоро оно сбудется.
Конечно, в ее мечтах присутствовали и огромная квартира в центре Москвы, и особняк на каком-нибудь немыслимо дорогом курорте, и роскошные туалеты, и обложки журналов… Она искренне любила Мишу, просто в женский рецепт искренней любви расчет входит обязательным ингредиентом, варьируется лишь дозировка.
И все-таки будем к Оксане справедливы: центральное место в ее представлении о счастье занимал сам Миша. Рядом с ней. Навсегда. Безошибочным женским чутьем она чувствовала, что он уже готов сделать ей предложение, но пока не набрался смелости. Ничего, она сумеет его подтолкнуть. Самую малость, так, что он этого даже не заметит. Оксана уже начинала планировать свадьбу.
Но этим планам сбыться было не суждено.
Хотя Миша — а это бывает нечасто, поверьте! — тоже всерьез мечтал о свадьбе. И Оксана занимала в его мыслях больше места, чем любимая работа. Тем более с работой в последнее время не ладилось. Услышь такое, Александр Евгеньевич немало бы удивился. По его мнению, все шло нормально, может быть, даже хорошо.
Лаборатория занималась поиском способа наладить связь с внеземными цивилизациями. Не при помощи радиоволн — те, хоть и перемещались в пространстве со скоростью света, были слишком медлительными. Это может представляться нелепым, но, когда собеседников разделяют сотни световых лет... Миша под руководством Александра Евгеньевича искал обходные пути.
Даже верхушка НИИ не особо верила в успех этого начинания. Заведующий лабораторией был готов к тому, что если этот успех и придет, то не при его жизни. Он скрупулезно и самоотверженно добывал крупицы нового, необычного знания, искал для каждой крупицы ее место в цельной картине и радовался каждому сделанному крохотному шажку, не терзаясь оттого, что до цели остаются многие версты.
Миша, в силу молодости и темперамента, так работать просто не мог. Наделенный талантом богаче своего седого наставника, он способен был делать шаги значительно шире — но цель ему нужно было видеть. Он бы пробежал, промчался, пролетел… А делать шаги наощупь, оступаться, падать, возвращаться назад, зачеркивая результаты работы целых недель — для этого одного таланта мало.
Год назад свежеиспеченный кандидат наук Михаил Томашов восхитился поставленной перед ним задачей и, опираясь на могучую веру в себя, рьяно взялся за работу. Сейчас он был близок к тому, чтобы совсем опустить руки. И именно поэтому задерживался на работе допоздна, под одобрительные взгляды уходящего домой завлаба, не видящего в этом рвении отчаяния.
Миша сидел перед мерцающим монитором компьютера, с кучей разноцветных проводов, тянущихся к надетому на голову проволочному обручу. Народной мудрости, утверждающей, что быстрее всего на свете мысль, в лаборатории пытались придать вполне материальное обоснование.
Оксана в очередной раз подумала, что в таком виде Миша похож на сумасшедшего ученого из какого-нибудь глупого мультика.
Однако работал Миша совсем не как ученый и, что самое обидное, сам это прекрасно понимал. Он утратил контроль над рабочим процессом, беспорядочно менял настройки, будучи не в состоянии точно предсказать последствия изменений того или иного параметра.
Притаившийся за кулисами Случай с улыбкой одернул фрак, поправил бабочку и приготовился к поднятию занавеса.
Глаза Миши были закрыты, и Оксана решила, что успеет выпить кофе, прежде чем они, наконец, соберутся по домам. Мешать Мише сейчас нельзя, это ею было давно усвоено. Не вставая с кресла, она дотянулась до старенького китайского чайника и щелкнула кнопкой. Через пару минут под нарастающий шум закипающей воды пододвинула к себе чашку, разрисованную разнокалиберными сердечками, отмерила полторы чайные ложки «Card Noire». С неприязнью посмотрела на цветастую бело-желтую сахарницу, Оксана только училась любить кофе без сахара. Как Миша ни смеялся над ее калориефобией, утверждая, что килограммчик-другой обязательно осядет на нужных местах, в джинсы влезать сложнее стало… Хорошо Мишке, по три ложки в каждую чашку сыпет и хоть бы что.
Погрузившись таким образом в одну из вечных женских тем, Оксана не заметила, как Миша встал со своего места. Вздрогнула, когда его руки легли ей на плечи.
— Напугал, дурак! — Оксана раздраженно тряхнула плечами. Но остыла быстро. — Будешь кофе? Или сразу пойдем?
Отвечать Миша не спешил. Он был занят — изо всех сил старался выглядеть солидно и хладнокровно, в то время как хотелось с безумными воплями исполнить какой-нибудь дикарский танец. Оксана обернулась и выразительно уставилась на него, надеясь взглядом добиться больше, чем словами. Не вышло.
— Томашов, ты оглох?! Кофе тебе наливать? Только вскипел.
Миша — все так же молча — поднял девушку за плечи и притянул к себе. При этом на цыпочки вставать пришлось именно ему. Начав встречаться с Мишей, Оксана отказалась было от высоких каблуков, но по его настоянию вернулась к прежней обуви. Комплексами по поводу роста Михаил не страдал, а каблуки делают красивую женщину еще более эффектной. Ловить обращенные на Оксану восхищенные взгляды мужчин Мише нравилось.
Поцелуй вышел долгим, Мишины руки скользнули со спины ниже. Выждав точно рассчитанное время, Оксана отклонилась назад и шутливо шлепнула Мишу по рукам.
— Эй, маньяк, до дома потерпишь!
— Оксана! — голос все-таки предательски сорвался.
— Мамочки! Он разговаривает!
— Оксана! У меня получилось!
— Ну… — Оксана дурашливо сморщила лоб. — Будем считать, что получилось, хотя потренироваться еще стоит.
— Да нет! Я… — Миша окончательно оставил потуги выглядеть серьезным и все повидавшим ученым. — Я нашел! Я услышал!
Оксана была неглупой девушкой и соображала быстро.
— Я знала, что ты сможешь. Ты у меня гений! — И она запечатлела на губах Миши еще один поцелуй, на этот раз короткий, поздравительный. — Рассказывай!
Честно говоря, ее не слишком интересовали подробности. Но она понимала, насколько Михаилу хочется этими подробностями поделиться. Поэтому, когда тот начал сбивчивый рассказ, самый придирчивый наблюдатель не смог бы обвинить ее в невнимательности.
— Я сразу понял, что-то пошло… Обычно — темнота и пустота. Ничего. А в этот раз — сначала, вроде, тоже ничего, но пустота не такая какая-то. Не такая, понимаешь! А потом — как тоннель. Смотрю — точно тоннель, и даже стены можно потрогать. Я по тоннелю вперед, сначала спокойно, а потом гляжу, стены сужаться стали. Не в том смысле, что все уже и уже, а прямо сжиматься. Прямо на меня, понимаешь? Пришлось бежать. Бегу, протискиваюсь, раздвигаю стены как бы, и вдруг — все! Нет тоннеля. Пустота, но передо мной огромный белый шар. Я руки на него положил… и услышал! Ты представляешь, я услышал его! Их…
— Что услышал-то?
— Да… — Миша смущенно улыбнулся, сразу став похожим на ребенка. — Фигню какую-то. Набор звуков. Это неважно, разберемся, расшифруем. Главное — есть! Ты… хочешь сама послушать?
Эта идея пришла в его голову только что, и сразу заняла все его сознание. Он — первый человек, услышавший голос с иных миров, а второй будет его девушка. Его будущая жена!
Оксана отказываться и не подумала. Не только для того, чтобы сделать приятное Мише, ей и самой этого хотелось. Нельзя сказать, что она полностью была лишена романтизма. Плюс нормальное, здоровое любопытство. Оксана села в кресло, и Миша начал прилаживать на ее голове обруч, не переставая говорить:
— Все уже настроено, я все параметры сохранил и зафиксировал. Ты глаза закрой и расслабься. Увидишь тоннель — иди прямо в него, не бойся. Беги быстрее, пока не уткнешься в белый шар. Руки на него… Хотя, не знаю, может, руки и не обязательно. Ну, если не получится так, то положи.
Теперь Оксана его уже не слышала, погруженная в подобие гипнотического транса. Ее лицо, сначала расслабленное, становилось все более и более напряженным. Губы беззвучно шевелились. Пальцы вцепились в подлокотники кресла так, словно это кресло стояло в кабинете стоматолога. Миша смотрел на любимую женщину с недоумением. Что-то не так! — мелькнула мысль. Увы, запоздалая. Повинуясь внезапно возникшему, не осознанному ощущению ужаса, Миша сорвал обруч, но уже после того, как все мышцы на лице Оксаны разом расслабились, а руки безвольно свалились с подлокотников.
То, что она мертва, Миша почему-то понял сразу.
Глава первая
Нервным движением я выключил телевизор. Оно мне надо было вообще его включать? Подумал, не стоит ли кинуть пульт об стену, но решил, что они того не заслуживают. Нет, ну могли бы честно перед матчем сказать: «Граждане, мы сегодня в футбол играть не будем, так, пешком походим. Не тратьте, пожалуйста, своих нервов».
Верный привычке во всем искать положительные стороны, я порадовался, что не смог достать билет на стадион. Смотреть такое по телевизору — удовольствие ниже среднего, но воочию… Однако вчера, когда я кинулся к кассам, билет мне не продали. Мне его не продали и за две цены, значит, билетов не было совсем. Ходят же на них люди…
Отвратительной мелодией закурлыкал телефон. На экране застыло морщинистое лицо Якова Вениаминовича с его почти постоянной грустной полуулыбкой. Не брать? Нет, брать надо. Яков Вениаминович — это работа, а значит — деньги. Деньги не мешают никогда, но сейчас они не будут мешать мне особенно сильно. Ремонт в квартире надо заканчивать, раз уж черт дернул меня его начать.
Настроение, конечно, паршивое. Но моей работе это не помеха.
Нажав кнопку приема, я попытался придать лицу выражение легкой беззаботности. Как видно, получилось не очень.
— Ой, Вадик, я по вашему лицу вижу, вы тоже это смотрели!
Уменьшительную форму собственного имени я не люблю. И близкие друзья, и очень близко знакомые девушки всегда называют меня Вадимом. Но Якову Вениаминовичу непостижимым образом получалось произносить «Вадик» без оттенка слащавости и детской игривости.
Неизбежно поговорили о футболе. Впрочем, говорил в основном Яков Вениаминович, как дважды два доказавший мне, что настоящий футбол в Одессе закончился в восьмидесятых годах прошлого века. Я особо не спорил. Эти тезисы я слышал неоднократно — почти после каждого поражения «Черноморца».
Наконец была произнесена практически кодовая фраза:
— Что-то вы, Вадик, давно ко мне не заглядывали.
— Дела, Яков Вениаминович, дела. Замотался совсем, — ответ тоже почти ритуальный.
После этого было обсуждено еще несколько важных вопросов как то: отсутствие дождей уже четвертую неделю, подозрительно быстро подошедший к концу август и грабительские цены на мясо, которые положительно вознамерились сделать из Якова Вениаминовича вегетарианца.
Я в меру горячо согласился по всем пунктам, хотя никакого повышения цен в последнее время не заметил, а что касается самого старика, то если он и не мог купить себе весь Привоз, то за половину я буду ручаться.
Впрочем, считать чужие деньги — дурной тон. Разве что малую их часть, ту, которая через пару часов станет моей…
— Обязательно заскочу, Яков Вениаминович, — сумел, наконец, вставить я.
Однако закончить разговор удалось только минут через пять, выслушав оду изумительному кофе, которым Яков Вениаминович намеревался меня угостить. Я давно подметил любопытную деталь: приступы словоохотливости поражали старика только при телефонных разговорах, при личных же встречах он был достаточно скуп на слова.
Я сильно подозреваю, что делал это Яков Вениаминович умышленно. Многие в его возрасте страдают в той или иной степени манией преследования, вот и он пребывал в твердой уверенности, что его телефон непременно прослушивается. Справедливости ради стоит сказать, что, в отличие от подавляющего большинства сверстников, Яков Вениаминович все основания для такой уверенности имел. Вот и представлялся для незримых, но бдительных слушателей этаким чудаковатым болтливым стариканом, закапывая то, что действительно хотел сказать, грудой пустых слов. Наивно, конечно. Но я привык.
Пару минут я еще раздумывал, ехать ли прямо сейчас или отложить визит на завтра. Но потом пришел к резонному выводу, что, если бы Яков Вениаминович хотел увидеть меня завтра, то он и позвонил бы завтра. А так как никаких особых планов на этот вечер я не имел, то какого, собственно говоря, черта.
Я бросил взгляд на часы — пять минут девятого. Не буду брать машину, пешком прогуляюсь. С этим ремонтом я в последние дни из дома выбирался только эпизодически. Так что стоит размять ноги и заодно подышать тем, что еще осталось в городе от свежего воздуха.
К выходу из комнаты пришлось пробираться сквозь мебельные баррикады, перешагивая через кресло и протискиваясь мимо платяного шкафа. Ничего, бригадир обещал, что завтра ремонт в спальне будет закончен, и тогда… А что тогда? Тогда весь этот бардак со мной вместе просто переселится в другую комнату. Я вздохнул с философским смирением. Главная прелесть ремонта заключается в прекрасной мечте о его завершении, живущей в душе человека.
А на воздух я грешил зря. Он был восхитительно чист и пьяняще вкусен. Такой воздух бывает только вечером, когда в его составе нет утренней суетности и дневного шума, а приходящая вместе с ночью прохлада присутствует только в виде легкой освежающей примеси.
Еще раз посмотрев на часы и убедившись, что успеваю спокойно, я неспешно двинулся по освещенной фонарями улице.
Магический салон «Моргана» располагался всего в одном квартале. Но с ними я не сотрудничал — именно по причине близости от дома. Рано или поздно мои регулярные визиты были бы замечены кем-нибудь из соседей, а помощь магии не может требоваться обычному человеку так часто. Зародились бы по меньшей мере подозрения. Это не нужно никому из людей моей профессии.
Вывеска у салона представляла собой медленно крутящийся над дверью шар полуметрового диаметра. Естественно, без всякой опоры. С одной стороны — дешевое позерство, с другой — ненавязчивый рекламный ход. Потенциальный клиент сразу видит: здесь работает настоящий маг, а не какой-нибудь шарлатан. Людям все еще трудно поверить, что шарлатанов не осталось вообще. Сколько бы ты ни напускал тумана, сколько бы ни играл словами, как выдержать конкуренцию с человеком, легко творящим действующие заклинания на глазах у клиента?
На моей памяти дважды этот шар исчезал. Чтобы на следующий день появиться на месте. Воровали, видимо. В качестве сувенира или еще зачем. Более нелепое и бесперспективное занятие, чем воровать у мага, сложно себе представить, но разумным животным человек бывает далеко не всегда. Вывеска-то висит сама по себе, не закреплена и даже не охраняется…
Проходя мимо, я с улыбкой ткнул в шар пальцем. Покачавшись словно на невидимой пружине, он вернулся в прежнее положение.
Еще пятнадцать минут — и я на месте. Здесь вывеска наоборот нарочито простая, даже старомодная. Строгий прямоугольный щит с ровной надписью «Магия инк». Это название, пожалуй, и определило мой выбор три года назад. Пусть Хайнлайн и не мой любимый писатель, но эта его вещь мне умеренно нравится. И люди с чувством юмора нравятся. Сейчас, правда, тезок этого салона по всему миру достаточно. Но этот был первым. По крайней мере, мне приятно так считать.
Знакомое с детства крыльцо — раньше здесь была парикмахерская, а я жил в соседнем доме. Это еще одна причина, по которой Яков Вениаминович стал тем магом, с которым я работаю чаще всего. А если уж сводить все к магическому числу три, то третья причина — то, что старик мне симпатичен. С ним приятно общаться, а это большая редкость среди магов. Что-то все-таки меняется в психике человека, вдруг получившего возможность творить чудеса. Не ловкие фокусы, а самые настоящие чудеса, объяснить которые наука не в состоянии. Трудно избавиться от ощущения собственной исключительности и даже избранности, особенно если учесть, что таких как ты — один на десятки тысяч. Тем более если нет никакого желания от такого ощущения избавляться…
Является ли Яков Вениаминович в этом плане исключением из правил, или он просто лучше других умеет маскировать свои мысли — не знаю. И не очень хочу знать, если честно. Общение общением, а дружба между магом и курьером — вещь неправильная. И дело тут не только в том, что бизнес плохо сочетается с дружбой.
Захожу в уютный «предбанник». Если не считать дорогого и ставшего почти классическим ремонта в серо-белых тонах, здесь мало что изменилось со времен парикмахерской. Даже три кресла для посетителей стоят на тех же местах. Совсем другие кресла, правда. Небольшие — узковат коридорчик — но тоже дорогие и очень комфортные. Вместо простенькой деревянной ширмы, за которой принимала деньги кассирша, — ультрасовременное чудо из белого пластика и витражного стекла и узенькая полоска монитора. А у кассирши — при тех же самых, в сущности, функциях — наверняка очень солидное и очень иностранное название. Надо будет потом у Якова Вениаминовича поинтересоваться.
Старик постоянно уверяет, что «он без Верочки как без рук», я при этих словах всегда почему-то глуповато улыбаюсь. Нет, не то, чтобы я заподозрил классическую «седину в бороду», но хвост-то наш маг распускает, это точно. А вот чтоб Верочка хоть раз занималась чем-то действительно полезным, ни разу не видел. «Проходите» да «подождите минуточку». Хотя обстановку украшает, что да, то да. Личико — хоть картины пиши, а когда она царственной походкой выплывает из-за стойки в своей коротенькой юбочке, требуется прикладывать немалые усилия для предотвращения процесса слюноотделения.
Я для нее — родственник Якова Вениаминовича. Дальний, но любимый. Такой способ нашел старик для оправдания моих регулярных визитов. И более тесное знакомство с Верочкой мне не светит — это она дала понять давно, максимально вежливо и максимально доходчиво. Интересно, ее отношение могло бы измениться, узнай она о моей профессии?
Боюсь, что, если бы так и случилось, уже она стала бы мне неинтересна. И все же…
Улыбнулась девушка мне вполне доброжелательно, как старому знакомому.
— Привет, Вадим. Яков Вениаминович занят и… — она показала глазами на сидящего в кресле представительного мужчину дет сорока — сорока пяти. — Подождешь?
— Конечно! — Улыбку я вернул, вложив в нее что-то вроде «зря ты не обращаешь внимания на такого классного парня как я», и сел в ближнее ко мне кресло.
Посетитель заметно нервничал. То есть, не то, чтобы очень заметно — на лице застыла маска скучающего спокойствия — а вот руки выдавали. Не могли они места себе найти, то на коленке сцепятся, то в карман без всякого повода залезут, то будто пот со лба вытрут. Хотя кондиционированная прохлада помещения повода к этому не давала.
Я понял, что сейчас он со мной заговорит, за секунду до первой реплики:
— Вы… тоже к магу?
Ответ «нет, стричься» я проглотил. Тяга людей к глупым вопросам неистребима. Не стоит реагировать на них столь же глупыми шутками.
— Да. Я за вами буду.
Неугомонная левая рука снова дернулась — на сей раз поднося к глазам часы на запястье. Хорошие часы, между прочим, если не подделка. Скорее всего, не подделка, исходя из общего впечатления. Солидный дядька, который нервничать не привык. Что его сюда привело, интересно? Впрочем, если нам придется посидеть рядом еще хотя бы минут десять, я ответ на этот вопрос, наверное, узнаю.
Переоценил я способность моего соседа хранить молчание. И пяти минут не прошло, пожалуй, как он, деликатно откашлявшись, чтобы привлечь мое внимание, задал вопрос. Не совсем, впрочем, тот, который я ждал:
— Скажите, вы верите в магию?
Причем, это не было способом завязать разговор, ему почему-то был важен мой ответ. Ответ впервые встреченного человека лет на десять как минимум младше себя. Странно. Хотя… Пусть такое поведение не вязалось с общим впечатлением уверенного в себе человека, зато вполне отвечало его текущему нервному состоянию. Наверняка что-то серьезное у человека случилось.
Вопросик, кстати, он задал тот еще. Подходящим ответом на него могли бы быть большие удивленные глаза с сопутствующим выражением лица. Дескать, нашел что спросить. И, главное, где…
Но я почему-то — сам не знаю почему — ответил предельно серьезно и абсолютно честно:
— Я в нее не верю. Но она все равно есть.
Сосед меня не понял. Счел, наверное, мои слова довольно вычурной шуткой. Зря. Верить или не верить в магию можно было еще четыре года назад — до открытия Белого шара. Я представил себе схожую ситуацию в приемной какого-нибудь колдуна тех недалеких времен. Вместо мягкого освещения светодиодов — зловещий полумрак. Вместо светло-серого пластика — черная и красная драпировка с таинственными символами. И два клиента, жаждущие увидеть судьбу в недрах хрустального шара, избавиться от порчи, сглаза, венца безбрачия — и от всего, на что еще хватит фантазии облаченного в длинный балахон потомственного адепта магии белой, серой, черной и всех прочих цветов…
Клиент мог верить, а мог сомневаться. Едва ли среди готовых платить немалые деньги были те, кто в магию не верил совсем. Само собой, брать эти деньги неверие не мешало.
Молчание становилось неуютным, и я решил немного пояснить собственные слова.
— Неужели вы в своей работе не используете магию?
Отрицательное движение головой меня удивило. Я успел утвердиться во мнении, что мой собеседник — бизнесмен средней руки. Или больше, чем средней. Представить себе бизнес, где магия совсем не могла бы быть полезной, мне было сложно. Хотя… почему обязательно бизнесмен? Мало ли откуда еще бывают у человека немалые деньги. Чиновник, политик…
— А в вашем доме? — спросил я.
Снова уверенное молчаливое отрицание. Да… Бывает, наверное. Возможно, сейчас зарождается новый тип людей. Что-то вроде староверов, принципиально отвергающих блага цивилизации. Разумеется, магию в быту могли позволить себе далеко не все. Так же, вероятно, было с первыми телевизорами, компьютерами, сотовыми телефонами. Но я готов съесть свою шляпу… черт, шляпы-то у меня нет… ладно, я готов купить и съесть шляпу, если сотня-другая баксов представляет собой проблему для моего собеседника.
— Ну… вы же ходите по улицам? Заходите в магазины? В рестораны? — последняя попытка.
Мужчина хмыкнул.
— Вы имеете в виду все эти висящие в воздухе вывески, магические светильники, разгрузочны пакеты и все прочее?
— Конечно, — я пожал плечами. Список легко можно было продолжить, но разве указанного мало?
Молчание длилось совсем недолго. У меня не создалось впечатление, что мой оппонент выискивал аргументы в споре. Весь этот спор он, судя по всему, вел с самим собой уже давно. И не смог ни победить, ни признать поражение.
— Знаете, — сказал он, — когда я был ребенком, в Одессу приезжал цирк Кио.
— Кио? Фокусник? — скорее догадался, чем вспомнил я.
Теперь настала очередь моего собеседника смотреть на меня с удивленным любопытством. Наконец его лицо довольно беззлобно сказало: «молодежь, молодежь…», и он кивнул.
— Да, фокусник. Великий фокусник… Так вот, на моих глазах происходили невероятные вещи. Люди исчезали в никуда и появлялись ниоткуда. Я начал смотреть программу настроенным довольно скептически. А ушел в полной уверенности, что стал свидетелем чуда.
— Но это были всего лишь фокусы, — подсказал я с улыбкой.
— Да. Гениально задуманные и мастерски исполненные, но — фокусы. Теперь я повзрослел…
— И полагаете, что теперь весь мир впал в детство, и тысячи невесть откуда взявшихся гениальных фокусников демонстрируют ему невиданные доселе трюки?
Сосед слегка смутился. Все-таки я расставил над его же i слишком жирные точки.
— Да, — тем не менее сказал он. — В общем и целом — да. У вас есть доказательства, что я неправ?
— Доказательства? — деланно удивился я. — А разве я сказал, что вы не правы? Только… Вам нужны шашечки или вам нужно ехать? Называйте это фокусами, если хотите, но все дело в том, что эти фокусы работают. По-настоящему работают.
На этот раз молчание повисло надолго. Мне даже стало немного жаль такого интересного разговора. Все-таки с подобным взглядом я сталкиваюсь впервые. Изредка мне доводилось встречать людей, чье жизненное кредо никак с действующей в мире магией не совмещалось. Но так как не верить собственным глазам не в их стиле, все заклинания они считали проявлениями сделавшей вдруг гигантский шаг вперед науки. От науки эти люди как правило далеки, иначе знали бы, как неистово рвут на себе волосы ученые во всем мире, тщащиеся нащупать твердую связь между произнесенными магом словами и их воздействием на физические объекты. Я не утверждаю, что это невозможно. Но на все сто уверен, что пока до понимания еще очень далеко.
Из кабинета Якова Вениаминовича вышла восточного типа дама, уже сделавшая не один шаг из бальзаковского возраста в пенсионный. Впечатляющее количество разнообразных украшений на ней по всей видимости должно было компенсировать оставленную в прошлом красоту. Прочесть что-либо по выражению лица не представлялось возможным. Хотя я и не старался.
Женщина скользнула по нам невнятным взглядом и покинула контору. Верочка с блеском продемонстрировала свою несомненную полезность: одарив моего соседа обворожительной улыбкой и коронным «одну минутку, пожалуйста», вышла из-за стойки и продефилировала в кабинет босса. К сожалению, сегодня на ней были строгие брюки, но зрелище все равно было в высшей степени волнующее.
И действительно не прошло и минуты, как Верочка вернулась и выполнила вторую часть обязательной программы: «проходите». Мужчина встал и уже у самой двери повернулся-таки ко мне.
— Скажите, ведь вы тоже ходите по улицам… магазинам, ресторанам. Что вы там видите?
Вопрос был неожиданный. Несколько секунд я честно пытался думать над ответом. Но ничего оригинального не придумывалось.
— Да… ничего особенного. — Я пожал плечами. — Все как обычно.
— Вот именно, — мужчина улыбнулся. — Вы подумайте, на мир снизошла магия! Таинственные курьеры ходят к таинственному Белому шару и добывают таинственные заклинания. Маги, — он кивнул на дверь в кабинет Якова Вениаминовича, — при помощи этих заклинаний творят чудеса… А все как обычно. Ничего не изменилось.
— Я не это имел в виду! — протестующее мотнул я головой. — Все как обычно — то есть, все как вчера или позавчера. Но после открытия Белого шара мир изменился.
— Вы правда так считаете? — как-то очень вкрадчиво спросил этот странный человек.
И снова риторический, в общем-то, вопрос не выглядел таковым. Верочка уже неодобрительно смотрела на клиента, который задерживает уважаемого мага, но он продолжал стоять, взявшись рукой за ручку двери, и внимательно смотреть на меня.
Я непроизвольно пожал плечами. Изменился ли мир? Для меня — безусловно, но об этом я случайному собеседнику сказать не могу. Только это не в счет, таких как я очень мало. Смешно спрашивать, изменился ли мир для Якова Вениаминовича, но магов еще меньше. А вот что с точки зрения обычного человека? Пусть его дом охраняется магической сигнализацией. Пусть его жена одевается исключительно в магических магазинах, а сам он привык обращаться к магу по самым пустяковым вопросам, вроде поиска потерянного мобильника. Пусть даже он настолько богат, что вместо телефона пользуется магофоном.
По большому счету… Я снова пожал плечами, теперь уже с некоторой растерянностью. Возможно, этот мой жест был сочтен достаточным ответом, или просто дальнейшая задержка казалась невежливой уже не только Верочке.
— Мир должен был просто сойти с ума. Обязан был. Но не сошел.
Он скрылся за дверью кабинета, а я какое-то время пытался осмыслить его слова. В самом деле, как получилось, что мир остался прежним?
Или он все-таки сошел с ума, просто и мы вместе с ним? Потому и не замечаем…
Глава вторая
Я хотел бы сказать, что потратил минуты ожидания с пользой, но при этом мне пришлось бы погрешить против истины. Находясь наедине с девушкой, чей внешний вид не вызывает у вас отторжения, довольно нелепо было бы хотя бы не попытаться пофлиртовать с ней. А что попытка закончилась неудачей, вина не моя. Флирт — игра для двоих, а Верочка подыгрывать не собиралась, придерживаясь той минимальной степени любезности, которую можно допустить по отношению к родственнику босса. Как часто женщины сетуют, что настоящих мужчин давно пора заносить в Красную книгу, между тем сами же не дают достойнейшим представителям этого класса даже малейшего шанса показать себя с лучшей стороны. Да, эту сентенцию я тоже довел до сведения Верочки. Не помогло.
Мужчина, чьего имени я так и не узнал, покинув кабинет Якова Вениаминовича, вежливо со мной попрощался, но ничего любопытного больше не сказал. Подойдя к Вериной стойке, надо полагать, для оформления финансовой стороны вопроса, вид он имел задумчивый, и я искренне понадеялся, что маг сумеет ему помочь. Думаю, по мелочам такой человек обращаться бы не стал.
Поглядев на столь же озабоченное, если не сказать беспокойное лицо мага, я еще более утвердился в этом мнении. Меня даже подмывало порасспросить Якова Вениаминовича, но это было бы грубейшим нарушением этики. Как профессиональной, так и самой обычной, человеческой.
Впрочем, на радушии хозяина кабинета все эти переживания никак не сказались. Он дежурно извинился за то, что мне пришлось так долго ждать, я дежурно отвел эти извинения, после чего мне был предложен обещанный изумительный кофе, оказавшийся на поверку обычной «Моккой». Впрочем, ничего против этого сорта я не имел, а готовил его старый маг очень вкусно. Я имею в виду не сам вкус кофе, а все эти неторопливые приготовления, точные выверенные движения, составляющие священный ритуал. Никаких электроприборов, ручная кофемолка, видавшая виды джезва… огонь, правда, Яков Вениаминович развел магический, поставив на край стола толстый железный кругляш на резиновых ножках. Компромисс между живым, танцующим на дровах пламенем, и презренной электроплиткой.
Кофе из крошечных чашечек мы пили практически молча, разбавляя тишину редкими ничего не значащими репликами. Я бы предпочел перейти к делу поскорее, но Яков Вениаминович не спешил, а я не хотел его торопить. Для него такая вот увертюра почти обязательна. Кофе, чай, рюмочка коньяка. С кем-то другим, возможно, сигара, но я не курю. Для меня было бы естественней расслабиться не до, а после того, как работа выполнена, но со своим уставом в монастырь Якова Вениаминовича я не лезу. Маленькая уступка симпатичному мне пожилому человеку или легкое подобострастие перед работодателем? Я сам не могу точно сказать, наверное, понемногу одного и другого. Все-таки, я совсем не завишу от этого мага, в любой момент могу предложить услуги кому-нибудь другому. Но я не люблю менять привычек, я привык приходить в этот салон, общаться со стариком, садиться в это кресло…
Да и задания у Якова Вениаминовича бывают интересные. Есть у старика фантазия, и нюх на потенциально коммерческие заклинания есть. Порой меня озадачивают его запросы, приношу ему заклинание и недоумеваю, что старик собирается из этого извлечь. А через месяц-другой мысленно снимаю шляпу. Радуюсь за старого прохиндея, ну, и за себя немного. Курьер ведь не только за ставку работает, небольшой процент с патента и ему перепадает. Мне, то есть. Так что… с голоду, положим, курьер никогда не умрет, на свой кусок хлеба заработает. А вот толщина куска масла на этом куске хлеба и от мага зависит. В том числе.
Кроме того, приятно с Яковом Вениаминовичем работать было. Он всегда доброжелательность сохранял, когда я пустым возвращался. Даже взглядом косым упрека не высказывал. Тогда как кое-кто из магов разве что напрямую во всех грехах не обвиняли.
Кофе я допил, благодарность принес, чашку на стол поставил. Выжидающе посмотрел на мага. Но он почему-то не спешил знакомить меня с заданием. Меня это слегка удивило, так уж у нас сложилось, разговор о деле всегда начинал он. А теперь выглядел так… не знаю, вроде как сомневался, зачем меня позвал.
— Может, еще кофе, Вадик? — спросил Яков Вениаминович, когда молчание начало смотреться странноватым.
Ну уж нет, кофе неплохой, но сидеть здесь до утра в мои планы не входит.
— Спасибо, откажусь. Не засну потом.
— Вадик, какое может быть «не засну» в вашем нежном возрасте? — Яков Вениаминович всплеснул руками. — Это мы, старики… что с кофе, что без кофе…
— Яков Вениаминович, вы меня по делу звали?
Наверное, это прозвучало не очень вежливо. Едва закончив говорить, я пожалел, что не смог облачить эту мысль в более гибкие формы. Яков Вениаминович смутился, и от этого мне стало еще более неловко.
— Конечно, Вадик, конечно. Да, задание… Вы ведь сейчас можете работать?
Выглядел вопрос странно. Словно маг надеялся на отрицательный ответ. И словно не знал, что раз я к нему пришел, значит, работать могу.
— Что за задание, Яков Вениаминович?
Да что ж такое? Прямо какая-то болезненная грубость на меня напала. Говорю — и не успеваю себя за язык схватить. Непроизвольная реакция на странное поведение мага? Что с ним — это второй вопрос. Более серьезный, кстати.
— Задание простое, Вадик. — Яков Вениаминович будто бы вдруг решился. Отринул сомнения, так сказать. В омут с головой и все такое прочее. — Мне нужно заклинание для воссоздания текста из обрывков.
— Что? — В принципе, непонятного было мало. Но я удивился.
— Есть обрывки теста. Разрозненные, — с готовностью принялся пояснять маг. — Заклинание должно все эти обрывки, так сказать, расставить по местам. Разместить в правильной последовательности. Понятно?
Честно говоря, я и без этого развернутого объяснения все понял. Переспросил скорее от разочарования. Я уже из поведения Якова Вениаминовича готов был напридумывать себе… Я знаю, чего именно? Может, заклинания на грани закона. Никогда он к этой грани даже близко не подходил, но, наверное, все когда-то в первый раз случается. Может, чего-то из амурной магии. Абсолютно не его ниша, но вдруг решил попробовать. Ну, и разволновался старик.
Заклинание было обыденным. Рядовым. Скучным. Может, историки какие-нибудь заинтересуются. Археологи. На них денег много не заработаешь… Впрочем, в вопросах извлечения прибыли я старику доверяю. Пару лет назад я недоумевал, зачем могло понадобиться заклинание, превращающее вино в воду. Воду в вино — понятно, а наоборот зачем? Как тут денег срубить? У меня тогда, помню, на уме только какие-то антиалкогольные программы крутились. А Яков Вениаминович нашел партнера и организовал пошив одежды из ткани, обработанной этим заклинанием. Тут уж и до меня дошло. Пролил вино на рубашку — а там только мокрое место. В прямом смысле. Салфеточкой промокнул — и пей дальше, товарищ. На процент от одного этого заклинания я тогда себе первую машину купил.
И здесь наверняка что-нибудь придумал. Даже голову себе не хочу забивать, что именно. Скоро узнаю. А заклинание, по всей видимости, несложное, не должно быть проблем. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Это в первые дни после открытия Белого шара все кинулись… Лекарство от всех болезней, бессмертие… Телепортация там всякая и чего еще фантасты навыдумывали в творческом экстазе. Понимание, что Белый шар – не Золотой, любое желание не исполняет и ничего глобального не даст, давалось тяжело. Ведь никаких строгих запретов, никаких видимых преград. Войти в Тоннель можно, каково бы ни было заклинание. Раз за разом курьеров отправляли за многим, и они возвращались ни с чем. Или не возвращались вовсе…
Но сейчас уже все успокоились и аппетиты поумерили.
Потому, может, мир с ума и не сошел?
А чтобы текст из обрывков собрать… Что-то мне кажется, современный компьютер с этим не хуже заклинания справится. Может, Яков Вениаминович этого не понимает? В силу возраста, например. Все может быть, но не мое это дело. Я задание получил, я его выполню. Ставка в любом случае моя, даже если старик в этот раз ошибся, и коммерческая стоимость заклинания нулевая.
Ладно, раньше времени неполученные деньги считать не будем. Примета плохая. А работа у меня опасная.
Никто не знает, почему один человек может стать магом, а другой — нет. Почему заклинание, произнесенное подавляющим большинством представителей рода человеческого, остается простым сотрясением воздуха, бессмысленным набором звуков. А один из тех, кого стали называть магами, говоря те же звуки, творит чудеса. Никто до сих пор не понял, что отличает мага от обычного человека. Самые совершенные приборы никаких особых «меток» в организме мага не зафиксировали. Это просто данность, проверяемая единственно возможным способом — произнесением заклинания. Если ты не маг, ты им не станешь никогда.
Курьер — другое дело. Курьером может стать каждый. Есть только одно «но». Очень, очень весомое «но».
У шахматистов есть такая присказка: каждый человек может стать гроссмейстером, но не каждому для этого хватает жизни. Про нас я могу сказать так: каждый человек может стать курьером, но не каждый при этом выживет. Хорошая шутка. Но не смешная, потому что в ней слишком много правды. У людей не было иного выбора, кроме обучения искусству проходить Тоннель методом проб и ошибок. А ошибка — это зачастую смерть, и смертей, особенно на первых порах, было немало.
Несмотря на это, желающие стать курьером находились. Не последнюю роль в объяснении этого факта играют деньги. Профессия оплачивается неплохо. Я не готов ответить на вопрос, стал бы я ходить к Белому шару бесплатно. К риску ради риска я отношусь отрицательно. В моем понимании, если уж рискуешь головой, нужно иметь для себя какое-то «зачем». А это либо возвышенная и благородная цель, либо низменный, но приятный звон монет.
И все же деньги — это еще не все. Эту банальную, затертую почти до потери смысловой нагрузки мысль я в данном случае использую в чисто прикладном значении. Есть какой-то труднообъяснимый кайф и в самом движении по Тоннелю, и в этом мгновении триумфа, когда ты касаешься немыслимого, невозможного и нереального Нечто, получившего глупое название Белый шар.
Дело не только в том, что слышали про Белый шар все, а коснуться его могут очень немногие. Ощущение покорителя Эвереста — это только одно из слагаемых…
Дальше Яков Вениаминович полностью пришел в себя, и его недавнее оцепенение постепенно перестало меня беспокоить. Мало ли что. Последний клиент поставил слишком сложную задачу. Не неразрешимую, ибо тогда как раз волноваться особо не о чем. Маги далеко не всесильны, но не все люди способны это осознать. А именно сложную, требующую не только применения заклинаний, но и серьезного напряжения извилин. Мне были известны случаи, когда Яков Вениаминович брался за работу, от которой отказались маги более сильные. И с успехом справлялся, виртуозно комбинируя заклинания и находя им нестандартное применение.
Взяв из рук мага обруч, я сразу надел его на голову. Я уже знал, что подстраивать под размер мне не понадобится. Еще одна мелкая, но приятная черточка. Разумеется, Яков Вениаминович пользуется услугами других курьеров. Ни один маг не допустит, чтобы кто-либо знал весь имеющийся у него арсенал. Но здесь меня всегда ждал обруч, настроенный на меня. Создавалась приятная иллюзия приватности, эксклюзивного обладания этой гарнитурой. Хотя, скорее всего, Яков Вениаминович просто запомнил (а может, и записал) размеры всех своих курьеров и делал регулировку перед нашим приходом.
Легкий, почти невесомый обруч уже через несколько секунд перестал ощущаться. Как привычный и удобный головной убор. Он и выглядит-то изящно, хоть носи в качестве модного аксессуара. И процессор, и аккумулятор — все запрятано в тонкой полой оболочке. Мне сейчас и самому не верится, что еще пару лет назад я шел по Тоннелю, подсоединяясь через жутковатого вида присоски к обычной персоналке. Между прочим, отключение питания компьютера во время сеанса означало смерть для курьера. Я этого, разумеется, не знал. Никто не знал — до того случая в Канаде. После этого все маги в спешном порядке оснастили свои машины бесперебойниками — или просто перешли на работу с ноутбуков…
Что ни говори, когда официальная власть легализовала магическую деятельность, жить стало легче. И власти, кстати, тоже. Всемирная Ассоциация Магов вышла из подполья, едва ли не в одночасье став повсеместно уважаемой организацией, ища и находя общий язык с правительствами. Кое-где — в Китае, например, — все маги находятся на государственной службе, и это не препятствует обязательному членству в ВАМ. Но в большинстве стран чародеев отпустили на вольные хлеба, обложив, правда, кроме налогов обычных еще налогами магическими. Официальными и неофициальными. Через годик, наверное, в нашем городе ни одного электрического фонаря на улицах не останется, все магическими заменят. И десяток фонтанов работает без всяких насосов, поддерживаемые заклинаниями городских магов. Яков Вениаминович любит иногда поворчать по этому поводу, но в целом воспринимает нормально, с философским спокойствием полагая, что «могло быть и хуже».
Хотя сложно сказать, есть ли принципиальная разница между этими двумя подходами. Ни на секунду не сомневаюсь, что и у нас, и в любой стране мира все действующие заклинания становятся моментально известны Там. А как же иначе. Там наверняка есть специалисты по нестандартному применению заклинаний не хуже Якова Вениаминовича.
— Начнете, Вадик?
— Конечно, Яков Вениаминович.
Я выложил телефон на стол. Маг даже не взглянул на него. Знак доверия. В других салонах меня не стесняются обыскивать. На предмет записывающей аппаратуры. А Гриня Бабиков, девятнадцатилетний маг с Поскота, меня в последний раз и вовсе каким-то хитрым прибором просканировал. Юный техник, блин…
Яков Вениаминович поудобней устроился в кресле и приготовился ждать. Недолго, минут десять, вряд ли больше. Это для него. А для меня… Я закрыл глаза, сосредоточился на задании и вдавил еле заметную кнопку с правой стороны обруча.
Глава третья
Почему Тоннель называют Тоннелем, я не знаю. Разные есть версии. Кто-то говорит, что Михаилу Томашову самый первый путь к Белому шару представился в виде тоннеля. У Томашова теперь не спросишь, он вскоре после своего открытия исчез неизвестно где. Кто-то считал Белый шар иным пространством, попасть в которое можно только через гиперпространственный тоннель. Любителей пощеголять красивыми и звучными словами всегда было достаточно. Чаще всего они сами себя не понимают, но ничуть этим не смущаются.
Полномасштабных научных исследований Тоннеля, насколько я знаю, не проводилось. В этом нет ничего удивительного. Я бы, например, ни за что не согласился стать подопытным кроликом. Игра между жизнью и смертью там идет на слишком тонком уровне, никто не в состоянии предсказать, какая мелочь может качнуть маятник в ту или иную сторону.
Поэтому, если честно, никто толком не знает, что это такое. Гипнотический транс, система галлюцинаций или что-то еще. Я привык считать Тоннель просто сном. Весьма специфическим, конечно.
Это и вправду очень похоже на сон. Мир Тоннеля всегда логичен, но эта логика не совсем обычная. Чем лучше ты способен понять эту логику, тем лучший из тебя курьер. Логика Тоннеля стала основой маленькой мифологии, которой увлекается кое-кто из курьеров. Говорят, что чем ближе тебе «тоннельная» логика, тем дальше ты отходишь от привычной человеческой. А, значит, чем лучший из тебя курьер, тем меньше оснований считать себя нормальным человеком. Курьер же, дошедший по этой шкале до максимальной отметки, способен будет преодолеть Тоннель всегда, добывая любые заклинания. Он сможет получить от Белого шара любое заклинание, но… В нем останется слишком мало от человека, чтобы его это заинтересовало.
Думаю, сами авторы этой теории не слишком в нее верят. Но поразмышлять на эту тему бывает забавно.
На этот раз — пустыня. Как и полагается порядочной пустыне — бескрайняя. Горизонт всюду одинаково ровен и неприметен, никаких ориентиров. Плохо, отмечаю я мельком, но пока на этой мысли не задерживаюсь. Сначала нужно как следует осмотреться, погрузиться в Тоннель. Это совсем не сложно, так как кроме желтого песка вокруг ничего нет. Песок, кстати, не обычного песчаного цвета, а именно ярко-желтый, как на детских рисунках. Я наклоняюсь, зачерпываю полную горсть. Горячо, но не обжигает. Просеиваю песок сквозь пальцы. Если не считать цвета, ничего необычного. А что цвет? — нормальный цвет. Если подумать как следует, песок и должен быть таким. Оставляю на ладони несколько песчинок, подношу к глазам — неровные полупрозрачные кубики. Отряхиваю пальцы. Нормальный песок, обычный песок, хороший песок…
Трачу еще немного времени, чтобы окончательно утвердиться в этой мысли. Мир вокруг должен стать как минимум обыденным, в идеале — скучным и почти родным.
Воздух вокруг черный. Как уголь, как сажа. Я бы сказал непроглядно черный, но это будет ошибкой. Видно как раз все отлично. Ни солнца, ни луны или звезд, ни каких-либо иных источников света нет, но вокруг светло. Нет, неправильно. Вокруг темно, очень темно, просто это не мешает видеть. Скорее, наоборот. Если на горизонте вдруг появится человек, я его не просто увижу, а смогу различить цвет его одежды. В этом я уверен, значит, так оно и есть.
С черным светом примирить разум непросто, и я неспешно сажусь на песок. Сквозь легкие джинсы к телу проникает тепло. Это успокаивает. Вокруг ночь, правильная ночь. Я запрокидываю голову к небу. Только такое небо здесь и должно быть, черное, бездонное. Как нелепо и вычурно смотрелись бы на нем звезды! Разумеется, их здесь нет и быть не может. Одна-единственная, самая маленькая и никчемная звездочка непременно испортила бы все совершенство этого неба. Я ложусь на спину и пристально исследую все пространство надо мной. С огромным облегчением убеждаюсь в полной, абсолютной, идеальной чистоте неба. Хорошо, когда кругом все правильно!
Здорово, что темная ночь такая светлая. О земных ночах, когда темноту разгоняет свет сторонних источников, я думаю почти с отвращением. Не понимаю, что может быть естественней черного света. Любой другой свет мне сложно себе представить.
Встаю на ноги. Снова оглядываюсь. Верчу головой вправо… влево, и панорама Тоннеля как на ладони. Взгляду зацепиться не за что, и это, в самом деле, неудачно. Должна быть какая-то цель, направление… Тоннель никогда не повторяется. Иногда передо мной стеной вырастал лес, и нетрудно было догадаться, что, только пройдя через него, я достигну Белого шара. Иногда я оказывался в лабиринте, и мне приходилось искать выход. Порой Тоннель вообще не имел ассоциаций ни с чем из привычного мира. Но определить, в какую сторону надо идти, всегда не составляло труда.
А тут пустыня. Спереди песок и сзади песок. И слева, и справа, и по диагонали. Причем, ровненький такой. Никаких тебе барханов. Так бы я выбрал самый высокий, за который не проникает взгляд, и убедил себя, что Белый шар за ним. И скорее всего, так бы оно и было. Ведь мое убеждение — это почти истина в мире Тоннеля. А тут пляж, а не пустыня.
Пляж… Я торопливо закрыл глаза. Пляж. Просто очень большой пляж. Как в бородатом дурацком анекдоте. Я почти отключил все чувства, усилив до предела осязание. Моя кожа сверхчувствительная, наверное, укуси меня сейчас комар, я бы умер от болевого шока. Но здесь нет комаров. Здесь есть… ветер. Очень, очень слабый, едва ощутимый даже моим гипер-осязанием. Но я все же почувствовал его прикосновение к правой щеке. Ночью ветер дует с суши.
Не давая шанса самым ничтожным сомнениям, я решительно зашагал в сторону моря, открыв глаза только на третьем или четвертом шаге.
Вколоченные в голову жизненным опытом знания говорили, что до моря никак не может быть ближе пяти километров. Но я только посмеялся над этими нелепостями. Это там, в глупом земном мире понятия горизонта незыблемы, там остались физика и геометрия. Здесь… уже через пять минут я почувствовал, что ветер стал чуть свежее. А еще через пять минут просто вышел к морю.
Море было… морем. Что еще сказать? Оно не выглядело странным, оно просто не могло так выглядеть. Именно к такому морю я люблю приходить ранней весной или поздней осенью, чтобы побыть с ним наедине. Даже песок у побережья уступил, устыдился своего ярко-желтого цвета, принял совсем обычный вид.
Я облегченно вздохнул. Что ни говори, пустыня — это не мое. Совершенно чуждая для меня стихия. Но она позади, пройдена без каких-либо эксцессов. Я не попал в зыбучие пески, мне не угрожали скорпионы или змеи. Собственно говоря, я очень умело не помнил о таких возможных опасностях. Не первый год работаю все-таки. Без воображения курьеру никак нельзя, но важно уметь доставать его из рюкзака только по необходимости, а все остальное время держать свернутым и упакованным.
Пожалуй, я чересчур задумался. Не оборачивая головы, я почувствовал, что за спиной что-то происходит. Обернулся. Пустыня таяла, растворялась во мгле. Горизонт съеживался, подступая все ближе и ближе. Это сложно описать, не было никакой стены или черной полосы… уже в ста шагах позади меня не было вообще ничего. Пустота, по сравнению с которой вакуум — живой и бьющий ключом мир. Словно граница Вселенной надвигалась на меня, заставляя двигаться вперед.
Незачем меня подталкивать, в море я пойду с удовольствием. Нарочито неторопливо, с глуповатой бравадой я разулся. Швырнул кроссовки назад, и они просто исчезли, один за другим. В воду я вбежал радостно. Хотя и по необходимости. Глубина началась сразу же, с первых шагов. Не опуская голову под воду, я сделал несколько гребков. Это было необязательно, но я все же развернулся назад.
Никакой пустоты там уже не было. Просто море. Насколько хватает глаз. Так… А точно стоило выбираться из пустыни именно в море? Не то, чтобы я выбирал из множества предложенных вариантов, конечно. Но я хотел увидеть море, целенаправленно шел к морю, радовался, увидев море. Какие-то основания для этой радости должны были иметься?
Да, я не имел права думать об этом тогда — иначе ни к какому морю бы не вышел. Но теперь — что мне делать? Не оказался ли я в начальном положении? Глупо думать о том, чтобы убедить себя в наличии близкого берега. Во-первых, едва ли получится, во-вторых, сильно подозреваю, что берег окажется песчаным…
И в такой сказке про белого бычка шансов дойти до Белого шара у меня не будет, можно не сомневаться. Зациклюсь напрочь. Останется только выйти из Тоннеля, и, с виновато-растерянным видом глядя Якову Вениаминовичу в глаза, развести руками. С еще более виноватым видом забрать треть положенной ставки (таковы правила) и пойти домой.
Человек всегда может выйти из Тоннеля, в любой момент. Достаточно желания — четкого, осознанного, сосредоточенного желания. Пара секунд такой сосредоточенности — и ты в реальном мире. Вот эта-то кажущаяся легкость и губит чаще всего начинающих курьеров. А порой и не начинающих… Трудно признавать свое поражение. Особенно когда до цели рукой подать — причем, иногда в буквальном смысле. Не всегда удается трезво оценить опасность в мире, где все не совсем так, как в реальности.
Мне иногда приходилось умирать во сне. Чтобы тут же проснуться в холодном поту, вцепившись онемевшими пальцами в простыню. А Тоннель так похож на сон… так обманчиво похож. Только, умерев в Тоннеле, уже не проснешься. Кровоизлияние в мозг — и одним курьером в мире стало меньше. А нас и так немного, нас беречь надо. Себя надо беречь.
Я еще какое-то время плыву по инерции вперед. Хотя, такие понятия как вперед и назад утратили актуальность. Как в самом начале Тоннеля, нет ориентиров, нет направлений.
Стоп! Разница с пустыней все-таки есть. И есть все же одно направление, которого в пустыне не было. Пару раз глубоко вздохнув, я набираю полные легкие воздуха и ухожу под воду.
Я погружаюсь легко, с какой-то фантастической легкостью. Мне не нужно грести руками или перебирать ногами. Но я не иду ко дну безвольной куклой, я опускаюсь так, как хочу. Мог бы быстрее, мог медленнее, но это не нужно. Я не знаю, сколько до дна, но увеличение темпа погружения его не приблизит.
Забавно, но вода остается все такой же прозрачной независимо от глубины. Я вижу свои вытянутые руки так же четко, как под самой поверхностью. А вот дна пока не вижу.
Впервые я слышу биение сердца, оно колотится в грудной клетке с частотой отбойного молотка, его стук отдается в висках. Потом в голове повисает тонкий противный звон. Нехорошо, но легкие пока не горят, значит, немного времени у меня есть.
И все-таки становится страшно. Что, если сознание отключится слишком внезапно, и я не успею вернуться в кабинет Якова Вениаминовича? Как люди тонут? Не знаю, не помню… Я тонул однажды, но мне тогда было четыре года. Помню только одно, мне совершенно не было страшно. Это я почему-то очень отчетливо помню. Наверное, просто не знал, что следует испугаться.
А сейчас боюсь, и сердце начинает стучать еще неистовей, хотя, казалось, что это невозможно. Нельзя, нельзя паниковать! Мне не нужно время, чтобы всплыть на поверхность, мне нужна только жалкие две секунды, чтобы убрать свое сознание из Тоннеля. Я могу это сделать хоть сейчас…
Сделай! — закричал кто-то внутри меня. Выходи, выходи отсюда! Иначе — смерть. И над тобой, и под тобой — только вода. Десятки, сотни метров. Километры! Никакого дна вообще нет!
И я увидел дно. Совсем рядом. А на дне — раковина, из тех, в которых обычно находят жемчужины. Я такие только по телевизору видел. Эта раковина может ничего не значить, но я в это не верю. Мне нужно к ней.
И я рвусь. Но вода вдруг становится тягучей, как кисель. Я извиваюсь всем телом, отталкиваясь руками и ногами от этой странной воды, но продвигаюсь вперед страшно медленно.
Но все-таки продвигаюсь. Ничего, успею. Теперь точно успею, потому что вдруг перестаю задыхаться. Просто больше не ощущаю потребности в воздухе. Голова больше не звенит. Тишина. Полная. Даже я продвигаюсь вперед совершенно бесшумно. Раковина в каком-то метре от моих рук.
Все-таки я правильно предвидел, что этот Тоннель не будет слишком сложным — заклинание достаточно простое. Опасного было немного и, полагаю, все уже позади…
Нельзя было так думать! Совсем потерял концентрацию, ученическая ошибка! Справа от меня, совсем рядом, появилась акула. Не очень большая, чуть крупнее меня, но как-то удивительно зловеще выглядевшая. Хотя рот пока был закрыт, но я точно знал, что там…
Стоп! Я взял себя в руки. Акулы не нападают на людей просто так. Не нападают. Не нападают. Каждый из нас занят своим делом. Я плыву к раковине, акула плывет мимо.
Она действительно двигалась чуть в сторону. Очень медленно, не быстрее меня. Только от этого почему-то спокойней не становилось. Ничего, еще несколько секунд, и раковина будет в моих руках. А в ней или победа, или… ничего. В любом случае, открыв раковину, я вернусь. Хватит с меня этого Тоннеля. И перерыв сделаю в работе, могу себе позволить. Месяц, как минимум.
Акула прошла в каком-то метре от меня. Правильно, так и должно быть. С какой стати ей на меня нападать? Совершенно очевидно, что она питается гораздо более мелкой дичью. Это, почувствовав кровь, акулы обычно сходят с ума…
Снова ошибка, причем чудовищная. В самом деле, отпуск не повредит… Неизвестно откуда взявшаяся стайка мелких, меньше чем с ладонь, рыбок, облепила меня так, словно я был магнитом, а они — железными опилками. Двоечник! Пираньи в море не водятся! — завопил я вслух. Это оказалось совсем не сложно, вопить под водой.
А потом была боль. По всему телу, острая, дикая. Такую никогда не испытываешь во сне. Мне было даже не до акулы. Я вопил уже не переставая, но продолжал тянуться к раковине. Чем ближе была к ней моя рука, тем более вязкой становилась вода, приближаясь по консистенции к чуть подтаявшему холодцу. Причем на скорости движения пираний это почему-то не сказывалось. Вода подозрительно быстро окрасилась красным.
Наконец моя рука дотянулась до раковины. Боль окутала меня с головы до ног, спеленала, привела с собой ватную слабость. Я испугался, что не хватит сил добраться до жемчужины.
Акула разворачивалась в мою сторону.
Окровавленными, изорванными руками, не переставая кричать, я открыл раковину. Там действительно лежала круглая белая жемчужина размером с виноградину.
Акула сейчас была одной сплошной пастью, зияющей черной пропастью, усеянной по краям кинжалами зубов.
Я вытряхнул жемчужину на ладонь. Она начала расти, разбухать, заполняя и вытесняя собой все. Исчезли пираньи, к сожаленью, забыв прихватить с собой боль. Уже коснувшись меня зубами, растаяла акула. Потом исчезла и вода.
Я стоял в пустоте перед белым шаром, размером с одноэтажный дом. Положив на шар обе ладони, я закрыл глаза. Странная, нелепо звучащая фраза родилась, казалось, в самом моем сознании.
Можно возвращаться.
Глава четвертая
Я был настолько потным, словно взял с собой из Тоннеля впитавшуюся в одежду воду того моря. Вот дьявол, я ж теперь неделю в море зайти не смогу… Вытирая с лица липкий пот, я заметил, что пальцы мелко дрожали. Я знал, что физически со мной все в порядке, ни ран, ни крови, но все равно не смог удержаться от быстрого взгляда вниз.
Работа прежде всего. Слова, которые ничего не значили ни на одном из земных языков, еще звучали в моей голове. Я повторил их, это было очень легко, они так и просили, чтобы их говорили еще и еще. Казалось, их просто невозможно забыть. Кто знает, быть может, это в самом деле так. Но…
Яков Вениаминович удовлетворенно кивнул, после чего прошептал что-то одними губами. Наверное, единственное заклинание, известное всем без исключения магам Земли. Именно благодаря ему стало возможным полновесное взаимовыгодное сотрудничество магов и курьеров. Я слов не расслышал, но это было не важно. Только что принесенное мной заклинание исчезло из моей памяти начисто, без всякого остатка.
Этакая предельно избирательная амнезия. Я помнил абсолютно все, свое прохождение Тоннеля, свое возвращение. Помнил, как что-то сказал Якову Вениаминовичу… не помнил только, что именно я сказал. Когда-то давно это приносило почти физический дискомфорт. Мое сознание бунтовало, не желая примириться с подобным казусом, считая его просто невозможным. Против воли я силился вспомнить, восстановить в памяти звуки, произнесенные мной всего несколько секунд назад.
Ко всему привыкаешь. Вспомнить забытые под давлением заклинания-ластика слова попросту невозможно. Хоть до взрыва мозга память напрягай.
Если честно, сейчас я в этой ритуальной последовательности действий особого смысла не вижу. Коммерческая магия вышла на новый уровень, обросла собственными гласными и негласными законами. Сейчас никто не мешает мне купить на черном рынке свой личный обруч Томашова и натаскать себе столько заклинаний, сколько захочу. Скажем, штук двадцать-тридцать за год я сумею. Я могу записать их все на любой носитель аудио и пытаться продавать всем встречным магам.
Кто-то из них от меня брезгливо отвернется, а кто-то польстится, купит. Только и десятой доли цены не даст. А о проценте и говорить не приходится. Магия — это серьезный бизнес. Маги платят за эксклюзивность. Какие-то заклинания навсегда остаются в пользовании одного-единственного волшебника (Белый шар никогда не повторяется), какие-то расходятся по свету, но по тем же строгим правилам, что любые технические ноу-хау. Патенты, авторские права…
Так что, действуя против установленных правил, курьер едва ли что-то выиграет в финансовом плане. А вот репутацию потеряет очень быстро и навсегда.
Тем не менее, демонстрация отсутствия включенных записывающих устройств у курьера и заклинание-ластик, аккуратно стирающее крохотный кусочек памяти — это традиция. Проживет ли она долго или вскоре отомрет за ненадобностью? Мне наплевать, в общем-то.
Я медленно отходил от Тоннеля. Не только восстанавливал ровное сердцебиение и приводил в порядок нервную систему. Я полноценно возвращался в реальный мир, стабильный и прочный. Я, образно говоря, снова становился самим собой, а не тем странным существом, которым был в Тоннеле.
К тому себе я сейчас испытывал какое-то неясное чувство, смесь неприязни, брезгливости и восхищения. Наверное, примерно то же самое можно почувствовать, разглядывая в террариуме экзотическое членистоногое. Омерзительное, но по-своему совершенное. Но есть небольшая разница: никому никогда в голову не придет ассоциировать это существо с собой. А там в Тоннеле был я. Тот я, которым я научился быть, чтобы не только оставаться в живых в жутковатом фантасмагоричном мире, но и почти всегда доходить до Белого шара. Почти… Сейчас маги не ставят перед курьерами запредельных задач, но никогда до конца не знаешь, какое заклинание Белый шар наотрез откажется открыть.
И все же я был очень неплохим курьером. Если отбросить лишнюю скромность — одним из лучших. Быть может, это означает, что мое второе, «Тоннельное» я становится все совершенней, занимая все более значительную часть моего сознания? И скоро оно сможет занять доминирующее положение? Тогда однажды, вернувшись из Тоннеля, я не смогу… или не захочу принять реалии окружающего мира?
Я фыркнул. Довольно громко. Подобные страшилки хорошо рассказывать на курьерских тусовках, изредка спонтанно организуемых в любом городе. После пятой или шестой рюмки. А после десятой уже можно с замиранием сердца послушать про курьера, который не смог вернуться из Тоннеля. Не погибнув, а просто оставшись в том мире, не в силах найти выход. Или про двух курьеров, получившим в одно и то же время одинаковое задание, встретившихся в Тоннеле и устроившим там битву за заклинание. А еще про трехлетнюю девочку, специально воспитанную русским госбезом и ставшую лучшим в мире курьером…
Так, теперь нормально. Руки не дрожат, а я улыбаюсь. Яков Вениаминович все это время спокойно и молча сидел в своем кресле. Знал, что мне нужно время на восстановление. Однажды, принеся ему заклинание, способное видеть сквозь стены, я приходил в себя почти час — как потом выяснилось — для меня-то время тогда как-то скомкалось. И весь этот час старый маг неподвижно сидел напротив меня. А к нему за это время очередь выстроилась, между прочим. На улице люди ждали. Мне было очень неудобно, выходя из салона, я не смог посмотреть им в глаза.
Что любопытно, я потом ни разу не столкнулся с использованием этого заклинания. Ни самим Яковом Вениаминовичем, ни кем-то другим по патенту. Есть у меня подозрение, что на эту безусловно полезную способность наложила руку наша родная госбезопасность. Но я об этом стараюсь даже не думать. Потому что думать полезно почти всегда, кроме некоторых редких случаев, когда очень даже вредно.
Я потянулся в кресле и с хрустом повертел шеей. Яков Вениаминович словно ждал этого сигнала, улыбнулся и с неподдельным участием спросил:
— Что, Вадик, тяжело пришлось в этот раз?
— Вообще-то легко никогда не бывает. — Это на самом деле не совсем так, но марку профессии держать надо. — Но, честно говоря, в этот раз ожидал, что будет попроще.
Яков Вениаминович задумчиво покивал.
— Да, у Белого шара своя логика…
Эти слова заставили меня вздрогнуть и пристально посмотреть на мага. Откуда у него мои мысли? Ведь он никогда сам не был в Тоннеле.
— Вы никогда не задумывались, Вадик, почему маги сами не ходят за заклинаниями?
Да что ж это такое? Совпадение? Как будто действительно мысли мои читает. В телепатию я не верю… если дело не касается мага. Кто знает, что от них можно ожидать? Глупый, между прочим, вопрос. Кому и знать, как не мне. Можно ли достать заклинание для чтения чужих мыслей? Наверняка кому-то в голову приходило, но, раз я ничего об этом не слышал, значит… Или не значит?
Каша в голове. Ерунда все это, ерунда. И заклинание для телепатии наверняка так же недоступно, как, например, заклинание превращения свинца в золото. Сколько копий переломало новое поколение алхимиков… И, даже раздобудь Яков Вениаминович способность читать мысли, на мне бы испытывать не стал.
Кажется, я задумался. А маг терпеливо ждал, склонив голову чуть набок. Мне даже стыдно стало за нелепые подозрения.
— А зачем это им? То есть, вам? — я с улыбкой пожал плечами. — Ведь есть курьеры.
— Несомненно, курьеры есть. — Яков Вениаминович улыбкой поощрил мой ответ. — Но почему магу самому не стать курьером?
Я развел руками.
— Знаете, я сейчас делаю у себя дома ремонт. То есть, это я так говорю, что делаю ремонт. А на самом деле у меня работает бригада специалистов, а я им плачу деньги. Я в состоянии поклеить обои самостоятельно, но не считаю это необходимым. Каждый должен заниматься своим делом.
По-моему, я говорил очевидные вещи. Это-то меня и смущало. Обычно, когда в ответ на вопрос говоришь очевидные вещи, следует подумать, хорошо ли ты понял вопрос. К счастью, Яков Вениаминович пришел мне на помощь.
— Вадик, — каким-то вкрадчивым голосом сказал он. — А если вам нравится клеить обои? Если вы можете получить от процесса удовольствие?
На этот раз для разнообразия я решил не вещать прописные истины, а как следует подумать над тем, что же хочет сказать собеседник. Я подумал. Результаты размышлений мне решительно не понравились.
— Яков Вениаминович! Вы что, решили сами попробовать… Да вы с ума сошли! Не вздумайте! — Я поймал себя на том, что не только кричу, но и размахиваю руками. Поэтому громкость убавил, но степень настойчивости уменьшать не стал. — Если бы мне нравилось клеить обои, я бы и работал клейщиком обоев — это раз. Если бы я решил поклеить полоску-другую в виде развлечения, я бы мог это сделать. Но профессионал сделает это лучше — это два. А три — самое главное — поклейка обоев меня ни в коем случае не убьет. Понимаете?
Старый маг снова молча кивал и улыбался. Он вдруг показался мне невероятно мудрым аксакалом, снизошедшим до беседы с глупым мальчишкой. Нетрудно догадаться, такая ассоциация мне не понравилась — по крайней мере, во второй своей части. Я попробовал окончательно успокоиться. Ведь опять я не сказал магу ничего нового, до всех этих выводов он легко мог дойти самостоятельно. Может, он не оценивает реально степень опасности работы курьера? Ее, наверное, никто кроме самих курьеров до конца оценить и не может. Надо хоть раз самому сходить в Тоннель. А попытка сходить в Тоннель без подготовки очень часто заканчивалось фатально.
Теперь я заговорил нарочито медленно, размеренно.
— Мне вот сейчас пришло в голову, что я счастливчик, Яков Вениаминович. Вы знаете, конечно, что я принадлежу к первой волне курьеров. Мы были самоучками. Поневоле. Нас просто некому было учить. Учиться на чужих ошибках мы тоже не могли — тот, кто ошибся, уже никому ничего рассказать не мог. — Да, я слегка утрировал. Гибелью заканчиваются только серьезные ошибки. Но сейчас это было нужно. — Вы знаете, что почти сорок процентов из этой первой волны уже нет в живых? Сейчас все по-другому. Кое-кто из курьеров подрабатывает наставниками. Готовят учеников. Совсем другое дело, Яков Вениаминович — из неофитов в первый год обучения гибнет только каждый двадцатый. Большая часть отсеивается без фатальных для себя последствий. Но вы знаете, я никогда не стану наставником. И, хотя я знаю кое-кого из них, вам адреса ни за что не скажу.
— Почему, Вадик?
— Почему… — Я задумался, хотя знал ответ. — Наверное, потому, что в один не очень прекрасный день я могу остаться сидеть в этом кресле. Я очень надеюсь, что этого не произойдет никогда, я не вижу ничего пошлого в желании дожить до глубокой старости. Но такой риск будет оставаться всегда. А свою работу я бросить не смогу, даже если вдруг по уши погрязну в миллионах, и мне совсем не нужны будут деньги. Это наркотик, Яков Вениаминович, настоящий наркотик. И я не стану брать на себя ответственность за появление еще одного зависимого.
Молчание длилось достаточно долго, но я не собирался его прерывать. Злился. Немножко на себя, немножко на Якова Вениаминовича. Немножко так, вообще. Не люблю людей, изъясняющихся монологами. В те редкие моменты, когда занимаюсь этим сам, соответственно, не люблю себя.
Но не любить себя долго человек не умеет, и я потихоньку остыл. А маг заговорил.
— Интересные вещи вы мне рассказали, Вадик. Что-то я знал, конечно, но не в таком объеме. Интересно… Но вы сделали неверные выводы, я вовсе не собираюсь становиться курьером и отбирать у вас хлеб.
Он с такой мягкой и искренней улыбкой развел руками, что я уже не смог снова разозлиться. Тем более, некоторое облегчение я все же испытал. Отрадно осознать, что приятный и уважаемый тобой человек на старости лет не тронулся рассудком.
— Тогда зачем? — спросил я, перейдя от словоизвержения к крайней степени лаконичности.
— Любопытство, Вадик, любопытство. Что еще остается старику? Магов, конечно, мало, но все-таки не единицы во всем мире. И вы подумайте, ни один — ни один! — не носит заклинания себе сам.
— Ни один? — глупо переспросил я.
— По крайней мере, такие случаи неизвестны. Да, все, что вы говорили, правильно. Каждый должен делать свою работу. Но неужели ни одному магу никогда не пришла в голову мысль сходить к Белому шару? Наверное, чтобы стать курьером, нужен какой-то особый склад характера. Но почему ни у кого из магов не оказалось такого характера? Неужели не было случая, когда человек, обнаружив у себя способности к магии, просто не имел денег на оплату работы курьера?
Я покачал головой:
— Мы работаем и в долг. По двойному тарифу, но работаем.
— И никто никогда не пожадничал?
На это я только пожал плечами. Возможно, ничего такого здесь нет. Ну, не бывает магов и курьеров «два в одном». Незачем магу такой риск. Характер характером, но… Если бы три с лишним года назад я имел спокойный способ зарабатывать хорошие деньги, а не жил по принципу «дотянуть до получки», ни с какой радости я бы курьерствовать не пошел. А если глазами мага посмотреть. Перед тобой вполне ясная и приятная перспектива. Нужно будет кому-то искать себе лишние заморочки?
Хотя с другой стороны… И очень обеспеченные люди с парашютом прыгают или на опасные горные вершины поднимаются. В виде хобби и адреналина ради. А если магу адреналину не хватает? Зачем в горы лезть, когда можно обруч на голову надеть? Риск, конечно, несоизмерим. Так и безбашенность у людей единой меркой измерить трудно.
В общем, пришел я к выводу, что нет ничего странного, если в этом и есть что-то странное.
— Яков Вениаминович, мы так мало знаем про Белый шар…
Маг засмеялся сухим надтреснутым стариковским смехом.
— Мало? Что вы, Вадик, такое говорите. Мы вообще ничего про него не знаем.
Глава пятая
Вышел я из салона без нескольких минут десять. Яков Вениаминович вместе с Верочкой по причине близости времени закрытия и отсутствия клиентов начали неспешно собираться по домам. От моего галантного предложения проводить ее домой, Верочка с преувеличенной вежливостью отказалась.
Предлагал я больше по инерции и, наверное, поставил бы себя в достаточно глупое положение, согласись вдруг Вера провести этот вечер в моей компании. Пожалуй, второго шанса я бы уже не получил никогда, так как сегодня наверняка испортил бы все что можно.
После Тоннеля я вообще обычно бывал несколько не в форме. Тоннель не отпускал так сразу, требовалось время, чтобы он выветрился из головы. В результате внимание мое расфокусировывалось, прямо скажу, душой компании я в такие дни не был. Большей частью молчал, а если и говорил… то лучше бы молчал.
Но, возможно, в честь такого знаменательного события в моей жизни я бы смог собраться. Однако сегодняшний вечер выбил меня из колеи сильнее обычного. Сначала этот разговор в приемной. Ничего не значащий, в общем-то, разговор. Но мелкой занозой он засел в моем мозгу. Потом странное волнение Якова Вениаминовича. Могу держать пари, если бы я отказался сегодня от работы, он испытал бы облегчение. И это после того, как сам же меня пригласил. Потом Тоннель, тоже не совсем обычный, к тому же, как мне кажется, сложность его не соответствовала ординарности задания. И в довершении всего — снова Яков Вениаминович. Со своими вопросами и подозрениями.
Как-то подсознательно я пошел домой длинной дорогой. Хотелось подольше побродить по вечерним улицам. Я огляделся по сторонам. В самом деле, что изменилось за неполные четыре года со времени открытия Белого шара?
Тот же город. Те же люди на улицах. Редкий шум проезжающих машин. Просыпающиеся на небе звезды. Ну да, на небе то там, то здесь вспыхивают и гаснут рекламные картинки. За это, кстати, я почти готов ненавидеть магию. Но в принципе, наверное, испоганить небо рекламой могли и без помощи магии. Лазеры всякие, голограммы…
Одежда, особенно у тинейджеров, конечно, изменилась. У какого-то паренька рубашка светится, а у девчонки рядом с ним платье постоянно меняет длину, от целомудренного миди до ультра-мини. Так определенная часть подростков во все времена стремилась выделиться. А одежда и прическа — наименее требовательные средства. Магия — всего лишь инструмент для достижения этой мелкой цели. Не было бы магии, все равно одежда этой парочки выглядела бы странно. Компьютерные чипы бы использовали или светодиоды…
Дородная дама вышла из супермаркета с объемистым ярко-красным пакетом. Пакет набит продуктами, но дама несет его легко и небрежно, ибо все положенное в такие пакеты теряет в весе примерно в девять раз. Не такое частое зрелище, пакетик-то во-первых одноразовый, а во-вторых недешевый, за те же деньги можно на такси до дома доехать. Но, возможно, продукты в пакете достаточно дорогие, а все крупные супермаркеты бесплатно дают «разгрузочные» пакеты при определенном размере чека.
Парнишка на трамвайной остановке курил бездымную сигарету. Стóят такие вдвое от обычных, зато их теперь разрешено курить где угодно, хоть в купе поезда. Курить магические сигареты там, где можно покурить обычные, — просто понты чаще всего. Никотин по-честному в легкие поступает, а дыма нет. Десублимация и тому подобное. Тоже ведь великое достижение магии…
Черт побери… Такая тоска вдруг накатила. Как там говорил тот мужчина: «на мир снизошла магия»? Снизошла… Дикарям дали электронный микроскоп, и они забивают им гвозди. Может, стоит радоваться, что мы умеем забивать гвозди? Что не разбиваем этим микроскопом друг другу головы?
А чего, мы и радуемся. Я зашибаю бабло, которое мне и не снилось бы, не понадобься миру профессия курьера. И радуюсь. Установил дома магического сторожа, воришек теперь не боюсь. Радуюсь. В холодильнике моем продукты могут месяцами лежать, не испортятся — тоже ведь радость.
Может, все правильно? Что я хотел? Чтобы, как у Стругацких, все маги в едином порыве боролись за достижение счастья человеческого? Нет, не настолько я наивен. Маги, как и курьеры, в первую очередь озабочены состоянием собственного кошелька. Но ведь попутно и миру что-то дают. Может быть, не пропадающая колбаса в магическом холодильнике — это и есть маленький кусочек моего персонального счастья. И если набрать таких кусочков побольше, то как раз и сложится одно большое настоящее счастье. Так и станем счастливы все, кто-то раньше, кто-то позже, когда цены на магию упадут.
А может, мне просто обидно, что Хайнлайн оказался ближе к свалившейся на нас истине, чем Стругацкие? Ведь их я люблю больше. Так тут не в Стругацких дело. Просто Белый шар выбрал для прихода в мир время Хайнлайна.
Поэтому я продаю Якову Вениаминовичу заклинания, он их продает подороже и угощает меня вкусным кофе, приготовленном на магическом огне. А придет светлое время — самый распоследний крестьянин будет варить себе кофе именно на магическом огне.
Эти злые мысли возымели на меня неожиданное действие — я не только успокоился, но даже пришел в благодушное состояние. Захотелось поскорее домой, в уютный бардак ремонтируемой квартиры. Забраться на диван. Рядом на столик поставить бутылочку коньяка и пузатый хрустальный бокал. Выбрать на ридере книжку — обязательно читанную, знакомую. Или фильм какой-нибудь поставить, но тоже старый. Не хочу сюрпризов. Даже приятных.
Не буду думать о магах и курьерах, о Тоннеле и Белом шаре. Правда, что ли, отпуск взять? Недельку-другую я в любом случае хотел отдохнуть, почему бы не продлить до месяца? И отдыхать самым примитивным из всех возможных способов. Диван, книга, телевизор. По утрам — прогуляться до магазина, купить чего-нибудь вкусненького. Подом дойти до газетного киоска. Вечером — в море искупаться. Если не лень будет. На футбол все-таки сходить, не будут же они все время пешком по полю передвигаться. Раз в неделю с Борисом или Женькой водки выпить.
Меня вдруг такой восторг от всего этого кино взял… Будто я о чем-то совершенно недосягаемом мечтал. Значит, на самом деле устал. Посмотрим, может и отдохну. Мой способ зарабатывать деньги один несомненный плюс имел: заявление на отпуск писать не надо. Если только самому себе. Эта идея меня развеселила. А что, завтра так и сделаю. Напишу заявление на свое имя, сам его подпишу и издам приказ об отпуске.
Я подошел к переулку. Полутемный, он и раньше освещался только светом из окон частных домиков, и сейчас ничто не изменилось. Как и прежде светлее было лишь в начале и конце переулка — от света фонарей с соединяемых им улиц. Только фонари эти теперь были не электрические.
Перед перекрестком я остановился. Магический светильник — это красиво все-таки. Никакого абажура, просто застывшие язычки пламени, только белого. Свет ровный, а не трепещущий, как от обычного огня. Не знаю, может, эти два фонаря Яков Вениаминович поддерживает. Его салон, по-моему, ближайший отсюда. Заклинание для создания таких светильников давно стало общим достоянием. Но что интересно, яркость огня всегда постоянна, кто бы, когда и где не произносил заклинание. А вот сколько светильник проживет, зависит от силы мага и от степени его усталости. Магической усталости, разумеется. К сожалению, а может быть, к счастью, ни один кудесник не в силах творить заклинания без остановки. У каждого есть лимит, и у каждого он свой. Словно Некто разбросал по миру горсть драгоценных камней, совершенно не стремясь, чтобы камни были одного размера.
Еще одна особенность магического огня — он не режет глаз подобно другим источникам света. На него можно смотреть сколько угодно… Чем я, собственно говоря, и занимаюсь. А вроде бы домой спешил. Со стороны, наверное, произвожу впечатление деревенщины, слышавшей о магии только по телевизору. Правда, смотреть на меня сейчас некому — улица почти пустынна, поблизости никого. Свет фар от показавшейся вдалеке машины.
Надо уже переходить дорогу. А то, если у каждого фонаря останавливаться, до дому только к утру доберусь. Диван, коньяк, телевизор — сказал я себе три магических слова, освободившие голову от посторонних мыслей. Я решительно ступил на проезжую часть…
Это тоже было красиво — такая дикая по своей неуместности мысль успела пронестись в сознании, когда мягкие лепестки огня вдруг обрели невыносимую яркость, вспыхнули чем-то вроде электрической дуги. Ослепляющий свет полоснул по глазам, заставляя зажмуриться и закрыться руками. Белое пятно в закрытых глазах медленно стягивалось в непроницаемую темноту. Ладони намокли от выступивших слез. Тряся головой и не понимая, что же произошло, я был не в силах думать вообще ни о чем. Например, о том, что стою я на самой середине дороги…
Пронзительный визг тормозов не вывел меня из ступора. Я по-прежнему ничего не соображал. Но что-то внутри меня — ангел-хранитель или опирающийся на рефлексы инстинкт самосохранения — заставило мышцы двигаться быстрее оцепеневшего разума. Даже не открывая глаз — это в любом случае было бы бесполезно — я рывком бросил себя назад. Полностью избежать контакта с автомобилем не удалось, правое колено получило чувствительный удар, меня закрутило, и я тяжелым кулем завалился на асфальт, чувствительно приложившись боком о бордюр.
Потом я как-то сразу пришел в себя. Меня удивляло собственное спокойствие. И ясность мысли, пожалуй. Все еще лежа частично на асфальте, частично на тротуаре, я четко осознал, что только что чуть не погиб. Но холодный пот меня не прошиб, и волосы на голове не зашевелились. Я достаточно сдержанно порадовался чудесному спасению и поздравил себя с отменной реакцией. Наверное, и водителю ударившего меня автомобиля стоит спасибо сказать — если бы вместо визга тормозов я успел услышать ровный рев мотора, вполне возможно, больше мне ничего не пришлось бы слушать. Но о грустном лучше не думать, потому что все закончилось хорошо. Настолько хорошо, насколько это возможно. Нога… шевелится, хоть и не без неприятных ощущений в ушибленной коленке. Ребра… (я сделал глубокий вдох) не сломаны. Боль в боку есть, но тупая, приглушенная. Неприятный опыт ломания ребра у меня имеется, и сейчас я могу почти точно утверждать, что обошлось.
Порадоваться как-то тоже не получалось. Умом понимал, что надо, а сама радость не приходила. Совсем как от поддельных новогодних игрушек.
Зато пришла здравая мысль, что пора бы прекратить обнимать мать сыру землю. В конце концов, предаваться как размышлениям, так и различным эмоциям можно и в других положениях. Для начала я принял сидячее и открыл глаза. Голова слегка закружилась, но со зрением все было почти в порядке. Фокус удалось установить быстро, а плавающие в глазах круги постепенно сходили на нет.
Прямо передо мной стояла старенькая «шестерка» условно-белого цвета. Попирая стереотипы, за рулем сидел не потрепанного вида дедок, а вполне даже симпатичная женщина. Лет я ей про себя отмерил тридцать пять — сорок, и это она еще не старалась. В том смысле, что застывшая на чуть курносом лице гримаса никак не могла прибавить ей шарма.
Тут до меня дошло, что весь этот ужас нарисовался по причине моего чересчур продолжительного отдыха в позе жертвы ДТП. Мне стало стыдно. Я поспешно надел на лицо картину «никогда не чувствовал себя лучше!» и как можно жизнерадостней выговорил:
— Со мной все хорошо!
Лицо водительницы разгладилось, смесь ужаса и оцепенения выродились в не более чем легкую тревогу.
— Я всегда представляла себе «хорошо» немного по-другому, но что я буду с вами спорить? — сказала она, выходя из машины.
Свободная рубашка без половой принадлежности на ее стройной фигурке смотрелась женственно, а короткие джинсовые шорты справлялись с задачей не мешать обзору длинных загорелых ног. Я скинул три или четыре года со своей оценки.
Мой беглый осмотр не остался незамеченным. Женщина посмотрела на меня сверху вниз, чуть склонив голову набок.
— Я не поняла, так вы бросились мне под машину, чтобы как следует рассмотреть мои ноги?
— Они того стоят, — сумел выдавить я из себя вместе с улыбкой.
— Знаю. Но в вашем возрасте пора уметь придумывать более легкие пути.
В этой пикировке все козыри явно были не в моих руках, поэтому вместо ответа я решил просто подняться на ноги. Сделал я это слишком залихватски и ойкнул, схватившись рукой за колено. Все-таки расшиб я его порядочно. Оно даже слегка распухло.
— Садитесь в машину, я вас подброшу, — сразу посерьезнела женщина.
— Да не стоит того, мне тут два шага осталось, — запротестовал я, одновременно ощущая, что ехать на машине для меня сейчас лучше, чем идти пешком.
— Садитесь уже! — безапелляционно отрезала она, открыв заднюю дверцу.
— Ну, если в ваших планах на сегодняшний вечер больше нет аварий… — я пожал плечами и начал отряхиваться от пыли.
Хозяйка машины закатила глаза.
— Вы посмотрите, он же мне еще хамит!
Мне стало стыдно во второй раз за очень непродолжительное время. Надо будет разобраться в себе, нет ли здесь какой-то тенденции.
— Простите, — смиренно сказал я. — Недостаток воспитания у меня компенсируется излишком денег. Скажите, сколько я вам должен?
Я достал портмоне и подошел к передней части «шестерки». Повреждения были минимальными, но я готов был заплатить любую относительно разумную сумму, не торгуясь. Было неудобно и очень хотелось домой.
— Бросьте! — отрезала женщина. — Может, папа наконец решится избавиться от этого недоразумения на колесах. Я даже жалею, что она не побилась сильнее.
— Попробуем еще раз? — предложил я, забираясь на заднее сиденье.
Спорить я не буду, а несколько купюр в машине оставлю.
Глава шестая
На свой третий этаж я поднимался пешком, игнорируя лифт. Это был мой способ диагностирования состояния расшибленного колена. Уже на втором этаже я осознал весь идиотизм такого способа, но со свойственным мне упрямством (которое я предпочитаю называть настойчивостью) довел эксперимент до конца.
Ничего, выжил. Желание добраться до дивана несколько усилилось. Хотя теперь спокойная перспектива вечера просматривалась не так явственно. Проклятый фонарь, неожиданно вспыхнувший с десятикратной яркостью, никак не шел из головы. Только вот вспыхнувший ли?
Марина — так звали девушку за рулем сбившей меня машины — явно ничего не заметила. То есть, я специально не спрашивал, но она наверняка упомянула бы о такой необычной странности. Впрочем, она была от фонаря дальше чем я, да и листва деревьев в какой-то степени была для нее препятствием…
С Мариной мы успели обменяться еще парой-тройкой фраз — дорога была совсем не длинной. Мелькнула у меня мысль, что я имел повод попросить у нее номер телефона, а она, вероятно, не стала бы искать повод отказывать. Но эта в целом недурная мысль была вытеснена все теми же размышлениями о фонаре, а потом удобный момент был упущен…
Об этом я тоже успел пожалеть за время многотрудного восхождения по четырем лестничным пролетам. Так что, отпирая дверь своей холостяцкой берлоги, я был зол до чрезвычайности. Зол на больное колено, на собственную глупость, на странное (если не сказать сильнее) поведение фонаря. В целом, все эти ручейки злости слились в полноводную реку отвратительного настроения.
С этим надо было что-то делать. Разувшись и пройдя на кухню, я уселся на табурет, осторожно вытянул больную ногу и погрузился в размышления о путях решения этой проблемы. Впрочем, все эти пути так или иначе сводились к употреблению алкоголя. Что поделать, никто не идеален… Я наметил себе три основные линии поведения.
Можно было, придерживаясь первоначального плана, устроить поглощение коньяка на собственном диване. Желательно под какую-нибудь старую незамысловатую комедию. Можно было выбраться в какой-нибудь ресторанчик и предаться контролируемому одиночному разгулу. И, наконец, имелась возможность огорошить поздним визитом кого-либо из приятелей.
Выбор был настолько труден, что я рисковал оказаться в роли буриданова осла. Трезвого осла. Для стимулирования мозговой деятельности не мешало бы выпить кофейку…
Перед Яковом Вениаминовичем мне было бы стыдно за мой кощунственный способ приготовления кофе. У меня не было ни ручной кофемолки, ни видавшей виды джезвы. Увы мне, я не использовал в процессе даже огня… На моей кухне высокомерно поблескивала индикаторами буржуйская кофейная машина. Да, традиции, ритуалы и символизм значат для меня гораздо меньше, нежели комфорт и свободное время.
Не вставая с табурета, я дотянулся до клавиши машины.
Что произошло в следующее мгновение, я понял не сразу. Только лежа на полу, с ужасом глядя на сведенную судорогой руку, я осознал очевидное и невероятное — меня шарахнуло током. Зверски шарахнуло. В моей гудящей голове с ощутимым лязгом столкнулись две бесспорные истины: «кофейные машины током не бьют» и «меня ударила током кофейная машина». Будь мой мозг компьютерным процессором, его бы сейчас неминуемо замкнуло.
Так, не надо про замыкание. Не ко времени как-то. Я поднял слезящиеся глаза на агрегат враждебной техники. Кто-то там сверху, по всей видимости, решил, что я сегодня еще не исчерпал лимит удивлений. Машина не обуглилась. От нее не валил густой сизый дым. Ну, это ладно, это я смог бы пережить. Но она, черт ее побери, даже не подумала отключиться! Зеленый огонек уверял меня, что все в полном порядке.
Мое самочувствие говорило прямо об обратном. Сердце колотилось в немыслимом ритме. Голова гудела. Я аккуратно пошевелил пальцами, и запястье отозвалось чрезвычайно неприятными ощущениями.
Через минуту я пришел в себя настолько, чтобы прийти к умозаключению о необязательности лежания на полу. (Накатило легкое ощущение дежа вю). Осторожно, стараясь не приближаться к зловещей машине даже на полметра, я поднялся на ноги. В мастерскую позвоню завтра, конечно же. Хотя подозреваю, что я и после ремонта какое-то время буду испытывать известные затруднения при необходимости нажать клавишу…
Вот именно после этой мысли я понял, что мне в определенном смысле изрядно повезло. Если бы я нажимал клавишу стоя, то очень вероятно другой рукой касался бы электроплиты. И дело в данном случае не в том, что она электро, а в том, что она металлическая. Моих познаний в физике вполне хватало, чтобы понять, насколько все могло быть неприятней… Я нервно икнул.
Все, к черту! Хватит с меня сегодняшнего дня! Спать, спать, спать. Мне больше не хотелось ни в гости, ни в ресторан, ни дивана с телевизором, ни коньяка… Хотя нет, коньяка, оказывается, хотелось.
Я достал из мини-бара початую бутылку семилетнего «Ноя», извлек из широкого горлышка пробку (рука болела) и варварски, прямо из бутылки сделал два полновесных глотка. Выдохнул, дождался разлившейся по телу теплой волны и глотнул еще раз. После этого решил прекратить надругательство над благородным напитком, да и над собственным организмом, которому и так уже сегодня досталось.
Изо всех сил стараясь не думать вообще ни о чем, я пробрался в захламленную комнату. Чуток поборолся с искушением завалиться спать на диване прямо одетым, победил и — назло себе — особо тщательно расстелил свежую постель. После этого принять душ стало просто-таки настоятельно необходимо, и я поплелся в ванную.
Там со мной ничего не случилось. Просто констатирую факт, странным это показалось мне лишь назавтра, в свете последующих событий… Пока же я устроился в постели, убеждая себя, что завтрашний день непременно будет лучше сегодняшнего. Или, по крайней мере, не таким странным — ведь я готов удовлетвориться малым и не требовать от судьбы слишком щедрых подарков.
Я честно пытался уснуть. Хм… Похоже, тем, кто страдает от излишней сонливости, я могу предложить недурное средство. Надо просто сначала попасть под машину, а потом получить хороший удар током. Если вас после этого все равно быстро сморит сон… ну, значит, нас с вами изготавливали по разным проектам.
Я лежал и смотрел в потолок. Занятие достаточно скучное, так как ничего интересного на моем потолке не расположено. Есть довольно нелепая люстра с псевдохрустальными подвесками, доставшаяся мне от прежних хозяев квартиры, а сейчас доживающая свои последние дни.
Окно представляло собой не намного более захватывающее зрелище, но сон все не шел. В эффективность мысленной инвентаризации овец, слонов и прочей живности я никогда особо не верил, но вскоре готов был прибегнуть и к таким методам.
Пока же я упорно думал о вещах обыденных и скучных. Вот, допустим, этот платяной шкаф. Оставить его или все-таки выкинуть? Шкаф не стар и совсем неплох, но впишется ли он в картину задуманного мной ремонта? Не чересчур ли он массивен, не грубоваты ли его линии?
В общем, можно считать это чудом, можно очередным моим везением, но я не только не спал, но и смотрел на этот шкаф, когда он начал падать на меня.
Да, вот просто так взял — и начал падать. Без объявления войны или иных предупреждающих сигналов. Начал падать так, словно его кто-то ощутимо толкнул сзади. Стоит ли говорить, что толкать его было некому…
Впрочем, в тот момент мне рассуждать о причинах и следствиях было некогда, так как траектория верхней части шкафа заканчивалась как раз на моей подушке, а там, как нетрудно догадаться, сейчас находилась моя голова. Вот это-то досадное совпадение я и ликвидировал со всей возможной поспешностью, единственным доступным в данной ситуации способом — резко сев на диване.
Шкаф завалился, даже не задев меня, завалился очень тихо, практически бесшумно. Наверное, если бы я в момент падения спал, звук был бы не таким приглушенным…
Как сомнамбула я встал с дивана. Меня трясло. Когда сумбур в голове несколько рассеялся, я попытался упорядочить свои мысли. Получилось примерно следующее.
Пусть с уличным фонарем ситуация не вполне ясна, я был бы готов допустить, что эта вспышка никак не связана с приближающимся ко мне автомобилем. Кофейная машина… ладно, тоже можно объяснить естественными причинами — наверное, есть какая-то минимальная доля опасности в любых электроприборах.
Но шкаф… Если это не заклинание телекинеза, доступное, кстати, подавляющему большинству магов, то я не знаю, что такое заклинание телекинеза. Я даже кинул взгляд на нелепую люстру, которая висела спокойно и расслабленно, не оставляя места глупым мыслям о возможном землетрясении.
А с учетом случая со шкафом и первые два эпизода трудно считать простым стечением обстоятельств. Значит…
Значит, меня хотели убить. Трижды, за короткий промежуток времени. Этот вывод возник в голове обжигающе холодным комком и стремительно разросся, заполнив собой все сознание.
Я несколько секунд постоял неподвижно с закрытыми глазами. С одной стороны мне необходимо было принять и осмыслить сам факт совершения на меня троекратного покушения. Как ни странно, когда я с этим справился, ко мне вернулась способность спокойно размышлять. Хотя поначалу я зашел не с той стороны возникшей проблемы — стал задаваться вопросом, кому эти покушения понадобились. Вопрос, безусловно, важный, но не первоочередной. Куда актуальней вопрос из разряда вечных: что делать?
То есть, где три, там и четыре, не так ли? Активность неизвестного мне киллера поистине впечатляла, а так как цель все еще не достигнута… Мысль была сформулирована неудачно, мне снова пришлось избавляться от сковавшего тело ужаса. Итак, что я могу предпринять, чтобы, по крайней мере, дожить до утра? Утро почему-то казалось почти решением всех проблем, будто слова «утро вечера мудренее» вдруг обрели силу закона мироздания.
Если я не могу чувствовать себя в безопасности в собственной постели, то… Внезапно пришло озарение. Третье покушение наверняка, первое очень вероятно, а второе возможно совершены при помощи магии. Если отбросить нелепую мысль о том, что за меня взялись сразу трое не связанных друг с другом киллеров, к покушениям приложил руку маг. А, значит, и помощь нужно искать у мага.
Я быстро осмотрел себя критическим взглядом и нашел компромисс между вежливостью и спешкой, нацепив на себя трико и футболку, прежде чем кинуться к телефону. Уже почти набрал номер, чертыхнулся и нажал на сброс. Не то. Безуспешно стараясь избавить руки от противной суетности, я достал из верхнего ящика стола магофон. Пользовался я им крайне редко. Просто потому, что до совершенства современных мобильников им пока еще было очень далеко. Но одним нужным мне сейчас свойством магофоны обладали, в отличии от самых навороченных смартфонов…
— Алло! — Яков Вениаминович был в чудовищно старомодной полосатой пижаме, и она забавно контрастировала с встревоженным тоном старого мага.
Впрочем, я сейчас не мог должным образом настроиться на смакование забавных моментов.
— Тысяча извинений, Яков Вениаминович, — я прижал незанятую руку к груди. — Очень неудобно беспокоить вас в столь поздний час, но дело в том, что меня пытались убить. При помощи магии.
— Уверены? — коротко спросил маг.
— Почти, — подумав, ответил я. — Причем, трижды пытались.
Яков Вениаминович поджал губы и медленно покачал головой. Лицо его окончательно обрело незнакомое мне жесткое выражение. Разительно изменилась и манера речи.
— Да, многовато для совпадения. Примем как данность… Вы хотите вычислить убийцу, Вадик?
Я смешался.
— Да… наверное, хотел бы. То есть, разумеется, хотел бы. Но прямо сейчас я хочу выжить! — почти выкрикнул я.
И тут же сделал глубокий вдох. Истерики мне не надо, она малопродуктивна. Впадая в истерику, люди склонны к необдуманным поступкам, не говоря уже о том, что смотрятся при этом очень неприглядно.
Но Яков Вениаминович не счел необходимым обращать внимание на мое недостойное поведение. Видимо, посчитал слабость простительной в сложившейся ситуации.
— Я, собственно, к этому и вел, — спокойно сказал он. — Найти покушавшегося при определенных обстоятельствах будет крайне непросто, а вот помочь вам избежать роли жертвы в ближайшие часы я, пожалуй, сумею.
Маг на секунду замолчал, что-то про себя взвешивая и оценивая.
— Вадик, найдите какой-нибудь очень небольшой предмет, который вам несложно будет иметь при себе. Лучше всего не металлический и не пластиковый.
Понимающе кивнув — амулет, значит, — я заметался по комнате. Амулеты прочно вошли в моду примерно с год как. Неизвестно, в чью светлую голову пришла эта мысль, удивительно только, что не пришла раньше. Не потаскаешь ведь всюду за собой мага, а простому смертному хоть зазаклинайся, толку ноль. Вот и стали посылать курьеров за специфическими заклинаниями, предназначенными для зарядки предметов.
Я сам еще недавно пользовался Весами — деревянным кулончиком именно в виде весов, который начинал мелко дрожать, если вас пытались обвесить. Популярная была штука. Настолько, что появилась масса подделок — деревяшек такой же формы, не заряженных никаким заклинанием. Одного вида выставленного напоказ кулона хватало для поднятия честности любого продавца до уровня тибетского монаха. Настоящий же амулет работал около месяца, после чего требовал перезарядки. Но я свой перезаряжать не стал. Может быть, это смешно, но я чувствовал себя очень неловко, заходя на рынок с амулетом. Словно садился за игорный стол с тузом в рукаве.
Сейчас Яков Вениаминович явно собрался соорудить какой-то защитный амулет из подручных средств — ведь форма предмета никак не влияла на содержание… Так что меня устраивало что угодно, лишь бы сделанное из природных материалов — они лучше впитывают заклинания. При всей кажущейся элементарности, задача оказалась не столь простой. Боже ты мой, я раньше и не задумывался, сколько металла и особенно пластика нас окружает! Теряем, теряем мы связь с природой… Телефон, пульт, еще пульт, зажигалка, солнцезащитные очки… Да что ж такое! Пластиковая карточка… и почему не приучил себя к портмоне — хорошему кожаному портмоне? Беда. Где же вы спички и деревянные расчески, бумажные фотографии и не менее бумажные книжки? Канули в лету вслед за веретеном и пряслом?
О! Меня осенило. Я кинулся к шкафу и достал носовой платок. У меня очень уместная в данном случае неприязнь к синтетическим тканям…
— Подойдет? — я поднес платок к магофону. — Стиранный, не новый.
— Да, Вадик, вполне подойдет. — Яков Вениаминович улыбнулся чуть иронически, видно, мои метания попали в его поле зрения. — Подержи его так немного…
Маг одними губами что-то прошептал. Вот в этом и есть преимущество магофона. Через любые технические устройства, от допотопной киноленты до сверхсовременных средств передачи изображения, заклинания не проходят.
— Все, Вадик, — снова заговорил Яков Вениаминович. — Носите платок с собой. Не побоюсь хвастаться, заклинание хорошее, вас сейчас магией никто не найдет. Часиков десять-двенадцать амулет поработает, а там посмотрим… Или подзарядим, или что получше придумаем.
Платок я аккуратно свернул и засунул в карман трико.
— Но это только половина дела, — продолжил маг. — А вторая половина… Я приглашаю вас провести эту ночь в моих скромных апартаментах.
Я отрицательно замотал головой.
— Вы не понимаете, Вадик. Дело не в обычном гостеприимстве, хотя я, безусловно, буду рад вас видеть. Ваша квартира сейчас не самое безопасное место. Удар могут нанести просто по ней…
— Да нет, я сообразил. Спасибо за приглашение, Яков Вениаминович, просто не хочу вас стеснять. У меня поблизости друг живет, я у него переночую.
Уговаривать меня маг не стал. Но, прежде чем попрощаться, несложным заклинанием привел мое расшибленное колено в порядок. Почти в порядок — магия в медицине до обидного слаба…
Глава седьмая
Мстительность — это черта характера, абсолютно мне не свойственная, мрачно усмехался я, давя на кнопку дверного звонка перед квартирой Бориса. Я просто иногда восстанавливаю историческую справедливость.
Несколько лет назад в счастливую и бестолковую студенческую пору мой друг и одногруппник Боря Мирский имел отвратительную привычку будить меня по ночам. То ему срочно необходимо было проконсультироваться со мной по поводу решения неоднородных дифференциальных уравнений, то одолжить немного денег, когда запросы очередной пассии фатально не совпадали с Бориными финансовыми возможностями, то я просто требовался в качестве собутыльника — обычно после расставаний с этими пассиями… Так или иначе, приходил ко мне ночами Боря с регулярностью прожорливого вампира.
Все изменилось, когда Борис женился. Остепенился он удивительно быстро, и его перевоплощение в примерного мужа и (вскоре) отца оказалось полным. Милая и нежная девушка Лена под лайковыми перчатками искусно прятала ежовые рукавицы. Я и сам слегка ее побаивался, и ни за что не приперся бы в их семейное гнездышко в час ночи, если бы хозяйка с сыном третьего дня не уехала навестить родителей в Винницу.
И вот сейчас, слыша понятную возню за дверью и недовольное, чуть встревоженное «кто?», я с удивлением поймал себя на хорошем настроении. Нет, ну что мы за звери такие странные, а? Неужели перспектива выпить водки со старым другом может перевесить в сознании гнетущую мысль о троекратном покушении на нашу жизнь?
Оказывается — пусть на какое-то время — может.
Не буду Борису ничего рассказывать о своих проблемах, подумал я.
После пятой рюмки я, конечно же, все рассказал, подробно описав весь вечер и умолчав лишь о том, какое конкретно задание получил от Якова Вениаминовича. Это все-таки уже коммерческая информация, полноправным владельцем которой я не являюсь.
Сидели мы чудесно. Черт побери, сто лет так не сидели. Борис был единственным человеком, который, не имея отношения к магии, знал о моей работе. Поговорить с ним было здорово, но в последние годы наши встречи носили какой-то полуофициальный характер — дни рожденья, годовщины… Маленькие ли вечеринки или почти банкеты, но вот так, посидеть на кухне вдвоем — не получалось. Я мысленно дал себе слово обязательно время от времени вытаскивать Бориса к себе в гости. Одного. Я ничего не имею против его жены, всегда рад видеть и все такое, но…
В голове зашумело, я довольно отчетливо почувствовал себя нетрезвым. Не пьяным, нет, именно в меру нетрезвым. Наверное, каждому человеку, кроме патологических трезвенников, знакомо то состояние, когда и дикция еще вполне внятная, и с координацией движений все в порядке, но во всем теле чувствуется какая-то легкость, все радости кажутся настоящими и значимыми, а проблемы — совсем не глобальными. Возможно, умные люди как раз на этой стадии и останавливаются, избегая множества неприятных последствий. Я же просто отметил про себя эту промежуточную станцию и расслабился.
Борис же напротив, после моих слов как-то подобрался. Посмотрел на меня особенно пристальным взглядом, чуть прищурившись сквозь стекла очков. Послушать себя он в принципе любил, но праздная болтливость никогда не входила в список его недостатков. Вот и сейчас Борис не тратил время на абсолютно излишние, но почти обязательные в подобной ситуации вопросы и уточнения, вроде «правда что ли?», «а не врешь?» и так далее. Видел — не вру. И сейчас молча анализировал сложившиеся обстоятельства.
Я не раз говорил Борису, что ему бы чуть-чуть побольше таланта — как пить дать стал бы большим ученым. Потому что все остальное в наличии. Строгий аналитический ум, способный методично разложить проблему по полочкам, усидчивость и потрясающая целеустремленность. Борис ничуть не обижался — себя самого (как и все остальное) он оценивал очень трезво.
Он никогда не ставил перед собой неразрешимых задач, не строил наполеоновских планов. Зато то, что задумывал, исполнял всегда, двигаясь к намеченной цели с неумолимостью морского прилива. В студенческие годы он мог неделями гулять, обзаводясь грандиозными хвостами. Но потом, видимо, по достижении какой-то одному ему известной точки невозврата, он говорил себе стоп и на какое-то время превращался в отшельника-зубрилу. И вывести его из этого состояния было решительно невозможно, до полной и окончательной ампутации последнего хвоста. Каюсь, мы, его друзья очень старались, используя самые изощренные методы, перед которыми студент в принципе устоять не может. Борис был непоколебим.
И вот сейчас я вижу этот знакомый взгляд и понимаю, что моя проблема будет препарирована по полной программе. По-моему, это стоит еще одной рюмки…
Я булькнул из солидной литровой «Хортицы» по изящным, хотя и старомодным мельхиоровым рюмочкам. Наложил себе еще ложку греческого салата. Вкусного, между прочим, непохожего на покупной. Ленка что ли так основательно о благоверном позаботилась? Ни за что не поверю, что Борис… Хотя кто знает, что семейная жизнь с людьми делает. Но три салата, домашние котлеты, отварная молодая картошечка с чесноком и укропом! Принесенный мной холостяцкий закусочный набор в виде разных нарезок и фруктов представлял довольно жалкую оппозицию на нашем столе, а пачка пельменей и вовсе стыдливо отправилась в морозилку.
Мы чокнулись, но пить Борис не спешил, задумчиво покручивая рюмку в пальцах.
— Стоило бы, наверное, сразу поинтересоваться, как ты умудрился влезть в такое дерьмо, — изящно начал он. — Но я не буду. Пока не буду, к этому вопросу надо подойти с нужной стороны. Поэтому начнем с того, что четко сформулируем проблему.
Я истово закивал и опрокинул рюмку в рот. Выдохнул, закусил огурчиком и, еще толком не прожевав, поспешил вставить свою реплику. Так как понимал, что часто мне этого делать не получится.
— А чего тут формулировать? Кто-то хочет меня грохнуть — вот проблема.
Борис, явив разительный контраст со мной, выпил очень аккуратно и неспешно, откушал ложечку салата из рачков и перед ответом выдал снисходительно-язвительную улыбку.
— Тут ты не прав. Хотят тебя грохнуть или собираются сделать это без всякого желания — это вопрос вторичный.
Да, при всей занудливости, Борис все-таки обладает кое-каким чувством юмора. Весьма своеобразным.
— Главная проблема заключается, во-первых, в том, что тебе нужно выжить…
— Знаешь, мне этого «во-первых» вполне достаточно, — фыркнул я.
Но Борис, будто не слыша меня, продолжил:
— А во-вторых, как тебе спокойно спать.
Я заткнулся. Как и в подавляющем большинстве случаев, Борис был прав. Мне все было понятно и без каких-либо пояснений, но педантичный Борис решил расставить точки над i:
— Скажи, тебе страшно?
Долго думать над ответом мне не пришлось.
— До усрачки! — честно признался я. — Причем учти, это я еще выпил…
Борис поморщился — подобного рода просторечья он не любил. Но отвлекаться от лекции не стал.
— Ты, полагаю, размышлял так: до утра как-нибудь перекантуюсь, а там срочно начну вычислять злодея, что посмел на меня покуситься.
Я кивнул и пожал плечами.
— А теперь представь, нашел ты злодея. Более того, обезвредил. Допустим даже, физически устранил, в лучших традициях голливудских боевиков. Сможешь ли ты после этого считать проблему полностью решенной? Сможешь расслабиться и продолжать жить как ни в чем не бывало? Ведь покушающийся на тебя маг мог иметь сообщников. Мог быть частью группы единомышленников или даже простым исполнителем чей-то воли.
Борис говорил все это спокойно так, буднично, без напора. Но меня проняло.
— Спасибо тебе, друг! — с горьким сарказмом сказал я. — Благодаря тебе я понял, что мне еще хуже, чем казалось.
— Не за что, для чего ж тогда нужны друзья, — спокойно ответил Борис. — Но я тебе все это говорю не для того, чтобы усугубить твой страх. Ты должен понять одну вещь. Вопрос «кто?» важен, конечно. Но еще важнее вопрос «за что?».
Я снова пожал плечами.
— За что? Да Бог его знает…
— Бог, он-то, конечно, все знает, только нам не расскажет, — позволил себе легкое богохульство Борис. — Так что давай-ка попробуем сами разобраться. Что ты мог такого натворить… кстати, в это слово я вкладываю не обязательно отрицательный смысл… так вот, что ты такое натворил, что кому-то показался более полезен мертвым, нежели живым.
Ну и формулировочка! Я аж котлетой подавился и какое-то время вынужден был потратить на восстановление дыхания.
— Дурак ты, Мирский, — от души сказал я. — Давай все-таки про меня говорить не как про посторонний предмет.
— Это ты зря, — не без ехидцы отреагировал Борис. — Нужно уметь абстрагироваться от личного и рассматривать ситуацию беспристрастно. Ну да ладно, все-таки: чем ты занимался в последнее время?
— Да ничем! — вполне искренне ответил я. — Ремонтом я занимался. Версию о разъяренных соседях принимать во внимание будем?
Худое интеллигентное лицо Бориса тронула улыбка.
— Отложим на крайний случай. В большие деньги случайно не впутался?
Я покачал головой.
— Увы, нет.
Сказал я это, впрочем, без особого сожаления. Зарабатывал я вполне достаточно для своих не слишком грандиозных потребностей. Мог без ложной скромности поместить себя чуть выше среднего уровня дохода, но для смертельной зависти имелось множество куда более подходящих кандидатов.
— Тебя же никто убивать не собирается? — спросил я Бориса.
Он возглавлял некрупную, но вполне преуспевающую компьютерную фирму и был, думаю, не беднее меня. Квартирку вон, четырехкомнатную прикупил, да еще на Французском… Черт с ним, еще не хватало кошельками мериться.
Борис снова легко улыбнулся.
— Пока, вроде, о таком не слышал. Ладно, на время оставим в покое финансовую версию. Хотя, конечно, сейчас времена такие — за три гривны убить могут…
Я цыкнул зубом — рассуждения о временах Борису не шли, мы с ним в другое время и не жили, по сути, — и снова налил. Ощущал необходимость притушить алкоголем с новой силой распространившуюся в душе тревогу. Абстрагироваться от личного как-то не очень получалось. Борису хорошо рассуждать — не на него покушались. Я осторожно потрогал в кармане платок. Дай Бог, не подведет Яков Вениаминович…
— Ну что еще? — продолжил Борис. Говорил скучно, я чувствовал, что он просто отрабатывает версии, которые основными не считает. — В любовном треугольнике в последнее время не участвовал?
— Нет, — твердо ответил я. — И в предпоследнее тоже.
Не хочу представлять себя человеком исключительных моральных принципов, но на чужих женщин я действительно не зарился никогда. Конечно, пресловутый любовный треугольник может иногда возникнуть и помимо твоей воли… Но из своей жизни я примеров привести бы не смог. Если не считать зыбкие геометрические фигуры из студенческой поры.
— Обидел кого-то? Дорогу перешел?
Я честно попытался припомнить что-то подобное из обозримого прошлого. Но ничего серьезнее обмена не самыми любезными репликами с продавщицей на рынке в памяти не всплыло. Так что пришлось мне отбросить и эту версию.
— Тогда извини, Вадим, с очень большой вероятностью покушения касаются твоей работы. Уж не знаю, прямо или косвенно.
Я шумно вздохнул. Нельзя сказать, что это не приходило мне в голову.
— Думаешь, конкуренты? — спросил я.
Так думать очень не хотелось. Неприятно осознавать, что кто-то из ребят, с которыми я изредка встречался… Ничего, конечно, особенного в таких встречах не было, друг другу в вечной преданности мы не клялись. И знали-то друг друга только по именам, и большинство этих имен я через несколько дней забывал. Но там были свои… Там собирались люди, которые занимались одним делом, очень редким и притом опасным. Чем-то это напоминало встречи однополчан — например, всякий раз третью рюмку мы пили не чокаясь, за тех, кого с нами уже нет.
И вот кто-то… бородатый верзила Роман, молчаливый, слегка заикающийся… или мягкий, обходительный Паша, со своей дурацкой привычкой класть руку на плечо собеседника… или даже Любочка, редкий пример женщины-курьера, невзрачная дама лет сорока, за которой мы тем не менее наперебой, хотя и слегка дурашливо, ухаживали. Или пусть даже кто-то, кого я толком не помню, посчитал, что мне чересчур везет в Тоннеле, сговорился со знакомым магом, а, может, подкупил незнакомого…
Противно.
Невеселые эти мысли я прервал, посмотрев на лицо Бориса. Лицо это имело на себе выражение довольно скептическое.
— Как вариант, Вадим, как вариант. Но мне почему-то кажется, тут дело посерьезней банальной конкуренции.
На этот раз удивить меня у Бориса получилось изрядно. Мне-то казалось, что как раз к версии о конкурентах он и клонит, я сам мысленно двигался в том же направлении. Как вдруг — поворот…
— Почему? — спросил я.
Теперь настала очередь Бориса вздыхать. Ему даже потребовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями.
— Понимаешь, — начал, наконец, он. — Убийство при помощи магии вещь очень редкая. Знаешь, почему?
— Вообще-то догадываюсь, — сказал я. — Нет заклинаний, способных убить человека непосредственно.
Борис улыбнулся как-то смущенно.
— Это так… Хотя попытки добыть заклинания, фатально влияющие на организм, не прекращаются до сих пор.
Я подивился такой осведомленности, но перебивать не стал. Борис мне как-то рассказывал, что интересуется всем, связанным с магией, в порядке хобби. Даже меня просил при случае ввести в компанию курьеров.
— У мага есть и другие способы обуть клиента в белые тапочки, и ты это прекрасно можешь засвидетельствовать. Телекинез — один из тривиальных подходов, про случаи с ослеплением магическим фонарем и штуки с электричеством я раньше не слышал, но простор для фантазии в любом случае серьезный. И вот тут есть очень серьезное но.
Я весь подался вперед. Мне было любопытно даже безотносительно беспокойства за собственную драгоценную жизнь.
— Ты, наверное, догадываешься, что в милиции сейчас находится место для магов? — спросил Борис.
— Я не то, чтобы догадываюсь, я об этом просто знаю, но ты продолжай, — ответил я.
— Так вот, — Борис удовлетворенно кивнул. — У милицейских магов в арсенале очень хорошие заклинания. Можно даже сказать, у них имеются все возможные заклинания, которые могут как-то помочь в работе.
И это не было для меня откровением. В общем-то, к такому выводу мог самостоятельно прийти любой здравомыслящий человек.
Но Борис продолжал.
— Так что милицейский маг может, в частности, просканировать действия другого мага — узнать все заклинания, использованные тем за последние пару дней.
Вот тут я открыл рот. Во-первых, был ошарашен самим фактом. А во-вторых… Я, опытный курьер, общающийся не с одним магом, о подобном заклинании ни сном, ни духом. А мой одногруппник, к магии прямого отношения не имеющий…
— Откуда ты знаешь? — выдохнул я.
Борис потупил глаза.
— Ну, кое-какую информацию можно нарыть и в свободном доступе, если уметь искать. Но я еще шалю понемногу…
Я кивнул. «Шалил» Борис и во время учебы в университете. Профессиональным хакером не стал, да и не ставил перед собой такой задачи, но определенные навыки имел. И, видно, как минимум не утратил.
Борис быстро заговорил снова, словно стремясь поскорее уйти от скользкой темы.
— Так что, сам понимаешь, убийство при помощи магии — штука опасная. Пойти на это ради денег не то, что нереально, но маловероятно. Или уж тут такие деньги должны крутиться… Но тогда твоим конкурентам проще обычного киллера нанять или самим тебя в темной подворотне тюкнуть. Я склонен думать, что наш злодей-маг действует в своих интересах — это раз, насолил ты ему серьезно — это два, и насолил в самое последнее время — это у нас будет три. Потому как торопится он, у меня такое впечатление сложилось. Что из всего этого следует? Вспоминай, что делал не месяц или неделю назад, а вчера и сегодня. Особенно сегодня.
Окончание этой тирады Борис отметил рюмкой водки — они у нас до сих пор не выпитыми стояли. Я как-то механически последовал его примеру, не почувствовав вкуса и даже не потрудившись закусить. Сказанное Борисом звучало логично, но… бессмысленно. Никому из магов я сегодня навредить не мог. И вчера тоже.
— Слушай, а если черный маг? — слегка встрепенулся я
— Что черный маг?
— Ведь могли же курьеры черного мага нанять? О них-то милиция ничего не знает.
Борис посмотрел на меня с жалостью, что ли.
— Точно. Не знает. А курьеры знают? Ты вот, друг мой курьер, знаком хотя бы с одним черным магом?
Я только криво усмехнулся. На то он и черный маг… Хотя — на деле все не так мрачно и таинственно. Чтобы называться черным магу не нужно варить зелье из крови девственницы, и озабочиваться погружением мира в мрак тоже не обязательно. Вполне достаточно не заявлять о себе, не вступать во Всемирную Ассоциацию Магов. Работает такой маг сам по себе. И курьеры у него свои. Интересно, почему этих курьеров черными не называют? Этот вопрос я зачем-то озвучил, а Борис тут же с готовностью пустился в объяснения. О том, что «черный маг» — понятие старое, хотя и применяющееся теперь в другом значении. Так, оказывается, часто бывает — вновь появившийся субъект, будь то вещественный предмет или некое явление, примеряет на себя уже существующее словесное определение…
Когда он начал сыпать примерами, я зевнул. Все-таки ночь уже стояла глубокая, и сколько бы адреналину не выплеснулось сегодня в мою кровь, усталость берет свое. А тут еще Борис с лингвистическими изысканиями.
— В общем, ума я не приложу, где и как смог какому-то магу на хвост наступить, — прервал я не совсем уместную лекцию.
Борис немного помолчал, ему требовалось время на торможение мысли и разворот ее к изучению моей проблемы.
— И все же, что за заклинание ты сегодня добыл? — спросил он.
— Извини, не могу сказать. Но можешь мне поверить, ничего запредельного. Довольно скучное задание, если честно. За такое убивать… все равно, что за три гривны. Да и меня-то чего? Я ж уже это заклинание не помню. Логичней тогда уж Якова Вениаминовича…
Борис посмотрел себе под ноги, пошевелил губами, а потом встал, подошел к плите и поставил разогреваться котлеты. Ни к чему, пожалуй, есть мне уже совершенно не хотелось, но я не стал протестовать. Вот так, стоя ко мне спиной, Борис и спросил:
— Сейчас ты да, это заклинание не помнишь. А ты уверен, что не сможешь вспомнить его под гипнозом?
Я похлопал глазами. О таком я и не думал никогда. Поэтому признался честно:
— Понятия не имею. А что, можно вспомнить? Ты ж у нас все про магию знаешь, давай, делись информацией!
Но Борис делиться информацией не стал. Наверное, не владел. Ну и слава Богу, а то я б его уже бояться начал. Вместо этого Борис тихонько засмеялся, и продолжая смеяться, словно предлагая мне не относиться к его словам всерьез, небрежно бросил:
— Если это заклинание все же куда значительней, чем тебе представляется, тогда тот самый Яков Вениаминович имеет мотив сделать тебя мертвым. Для подстраховки, так сказать.
Я таки обиделся и даже назвал Бориса идиотом. Я вытащил из кармана платок, помахал им в воздухе и довольно патетично заявил, что возможно именно благодаря этому амулету Якова Вениаминовича я до сих пор жив. И что вообще, Яков Вениаминович… это Яков Вениаминович!
Борис настаивать не стал, наоборот, очень легко извинился и перевел разговор на другую тему. Но клеиться разговор перестал. Я потянулся было к бутылке, но вдруг отчетливо осознал, что водки больше не хочу. В чем тут же и признался.
— Пойдем, я тебе постелю на диване, — предложил Борис.
Я несколько секунд обдумывал его предложение, но потом отверг.
— Не… чуть попозже. Давай по бутылочке пива выпьем?
— После водки?! — Борис сделал круглые глаза.
— Когда это тебя начало смущать? — усмехнулся я.
Борис преувеличенно тяжело вздохнул.
— Нету у меня пива. Коньяк есть, виски… Вино есть, хорошее. Может, винца?
Своим лицом я не только выразил все, что думаю об его предложении, но и придал анафеме все мировое виноделие.
— Да подожди пять минут, я сбегаю, — сказал я, поднимаясь с удобного кухонного диванчика и с шумом потягиваясь.
— Пошли вместе, — обреченно выдохнул Борис.
Спорить я не стал, и вскоре мы вышли из парадного в уютный, хорошо освещенный двор. Окно Борисовой кухни одиноким светлым пятном выделялось на фоне спящего дома. Я посмотрел в это окно и хлопнул себя сначала по карманам, затем по лбу.
— Ты чего? — спросил Борис.
— Амулет! — сказал я. — Вот как тебе демонстрировал, так на стол и выложил. Там и оставил.
Борис повел плечами и достал из кармана ключи.
— Возвращайся, я один схожу.
Этот вариант мне не понравился. Как-то неправильно он выглядел. После недолгих колебаний я залихватски махнул рукой:
— А! Ничего не случится. Пошли, туда и обратно.
Круглосуточный магазинчик, действительно, находился прямо за углом. Но мы не успели даже начать наше короткое путешествие. Звук взрыва, показавшийся нам оглушительным в сонной тишине двора, заставил нас присесть и втянуть головы в плечи. С противным звоном посыпались на бетон осколки стекла, после чего все стихло.
Свет в окне кухни больше не горел, разумеется.
Не то всхлипнув, не то шмыгнув носом, Борис жалобно сказал:
— Чему там взрываться-то?
Глава восьмая
Ощущать себя трусом это, оказывается, очень противно.
Кто из нас, живя спокойной и размеренной жизнью, мысленно не представлял себя в ситуациях разной степени критичности, пытаясь дать ответ на простой вопрос «кто я?» хотя бы самому себе.
…Ты провожаешь девушку домой поздним вечером, как вдруг на вашем пути возникает стая существ из отряда «гопота обыкновенная». Подруга испуганно жмется к твоей руке, но ты улыбаешься ей спокойно и ободряюще. Аккуратно отодвигаешь ее за спину и улыбаешься теперь старшему шакалу — но уже холодно и презрительно. Бросаешь в его сторону пару фраз, отточенных и веских, заставляющих кинуться на тебя с кулаками очертя голову. Но тебе только этого и надо, ты встречаешь подонка коротким хлестким ударом, моментально валящим с ног. После чего покидаешь поля боя с видом победителя, мимоходом ловя восхищенный взгляд дамы сердца и не обращая внимания на уничтоженных испуганных врагов.
…Ты зашел в ювелирный магазин, чтобы выбрать любимой жене подарок на годовщину свадьбы. И как раз этот момент грабители выбрали для осуществления своих черных планов. Как неосмотрительно с их стороны… Бандитов двое, один размахивает автоматом и надрывает голосовые связки маловразумительными, но крайне агрессивными криками, второй, разбив витрину, молча сгребает драгоценности во вместительный баул. Ты аккуратно перемещаешься поближе к орущему грабителю, он замечает это, наставляет автомат на тебя… Хорошо, что на нем маска, иначе слюни разлетались бы по всему торговому залу. Одной рукой ты перехватываешь автомат за цевье, второй отправляешь крикуна в нокаут. Да, у тебя было время только на один удар, но этого оказалось достаточно. После этого положить носом в пол второго грабителя уже совсем ерундовая задачка.
…Босс подошел к твоему рабочему месту и начал винить во всех грехах, одна половина из которых надуманна, а во второй повинен он сам. Его слова оскорбительны, а тон еще более. И все это в присутствии коллег — некоторые из них противоположного пола, а кое-кто вообще тебе небезразличен. Но ты вовсе не собираешься сносить все это молча. Ярость закипает в тебе, но ярость холодная и расчетливая, не туманящая рассудок. Дождавшись обращенного к тебе вопроса — вообще-то риторического, но дающего формальное основание для реплики — ты отвечаешь. О, как ты отвечаешь! Ты быстро ставишь этого чванливого недоумка на место, вгоняешь в краску, заставляешь заикаться и выглядеть исключительно глупо в бесплодных попытках найти хоть сколько-нибудь достойный ответ… Он может тебя уволить? Ну, пусть найдет другого такого специалиста на твое место!
Полагаю, чаще всего мы себе льстим. Хочется считать себя если не героем, то по крайней мере человеком, способным рассмеяться в лицо опасности. Но как оно будет на самом деле, может показать только практика…
Еще полчаса назад я трусом себя не считал. Да, мне было страшно, но опасаться за собственную жизнь — это вполне естественно. После трех покушений абсолютно спокойным может оставаться либо идиот, либо картонный герой плохого боевика. В конце концов, я не скатился в панический скулеж, я пытался найти пути к спасению и даже в какой-то степени смотрел вперед с оптимизмом.
А вчера я и вовсе вроде бы имел все основания именовать себя человеком смелым. Ведь моя профессия связана с риском для жизни — и я работал, и я рисковал. Каждый новый Тоннель — это очередной шанс не проснуться.
Сейчас я был переполнен страхом, я был целиком сделан из страха. Пугала не сама перспектива умереть, отупляла животным ужасом полная беззащитность. На меня объявили охоту, а мои глаза были завязаны. Я не знал, откуда придет смерть, и как она будет выглядеть. Но она могла предъявить свои права в любую минуту, и я ничего не мог с этим поделать. Человек, по следу которого идет обычный наемный убийца, может пытаться бежать, забиться в угол, сменить внешность и имя… Мне ничего из этого не поможет. Маг разыщет меня где угодно, недаром заклинания поиска пропавших людей было одним из первых, освоенных после открытия Белого шара. Им владел любой уважающий себя маг, хотя, разумеется, без санкции правоохранительных органов с такой просьбой в салон не обратишься.
Я рассчитывал на амулет Якова Вениаминовича, и что в итоге? На что мне надеяться теперь? Кем бы ни был мой враг, я готов был сдаться, готов был подписать капитуляцию, которую мне никто не предлагал. Если бы вдруг сейчас мне на телефон пришла эсэмэска с требованием перестать работать курьером в обмен на подаренную жизнь, я не просто согласился бы, я бы подпрыгнул от радости и незамедлительно отпраздновал это свалившееся на меня счастье новой порцией алкоголя. А ведь всего несколько часов назад искренне утверждал, что Тоннели — это наркотик, без которого я жить не смогу… Оказалось, наркотическая зависимость вполне излечима.
Вот именно из-за этого я был себе противен.
Кухня Бориса пострадала основательно, но не фатально. Ремонт, конечно, делать придется, да и мебель менять, но стены остались целы. Люди не стены, и, оставайся мы на месте, шансов выжить практически не было. Что взорвалось, действительно осталось непонятным. Плита электрическая, газа нет. Милиции, которую наверняка вызвал кто-либо из соседей, будет над чем поломать голову. Я ее дожидаться не стал, извинившись перед Борисом и пообещав возместить ущерб. Борис только отмахнулся. Правда, мое решение ретироваться не одобрил, пытался меня убедить, что пришло самое время все рассказать силам правопорядка.
Отказался я чисто интуитивно, каким-то шестым чувством поняв, что надо идти. И лишь сейчас, когда шок хоть немного отпустил, я смог логично объяснить самому себе мотивы собственных действий. Возможно, я еще обращусь за помощью в правоохранительные органы, хотя сильно сомневаюсь, что это будет правильно и полезно. Слишком уверен в себе атакующий меня маг. Значит, скорее всего, милиция на его след выйти не сможет. Или не сможет ничего доказать, несмотря на описанные Борисом средства. А потом… даже в самом радужном для меня варианте, когда виновный маг разоблачен и схвачен, скажите, как можно помешать ему предпринять еще одну, решающую попытку? Ведь заклинания даже необязательно произносить вслух. Вообще, сотрясать воздух — это признак мага неопытного, еще не до конца осознавшего свои способности.
А уж выкладывать историю о магических покушениях на мою скромную персону приехавшему на ночной вызов дежурному сержанту… Во-первых, придется рассказать, что я курьер. В милиции, разумеется, о моей профессии знают, но знают именно нужные люди, посвящать в это каждого участкового и постового было бы совсем неправильно. Во-вторых, история будет выглядеть диковато, особенно в сопровождении выдыхаемых мною алкогольных паров. И до утра никто следователя все равно будить не станет.
Так что если от отчаяния и безысходности я и потащусь в милицию, то явно не этой ночью. Это будет в качестве последней меры.
Такой ход мысли я одобрил и даже смог криво улыбнуться. Если последняя мера намечена, значит, следует подумать о предпоследних. Что ж, будем считать, что панику я смог с себя стряхнуть, хотя бы на время. Желания бухнуться на колени и молить неведомо кого о пощаде больше не возникало. Напротив, очень хотелось набить кому-нибудь морду. Лучше всего, конечно, тому самому «неведомо кому», но на худой конец подойдет любой прохожий, который мне чем-нибудь не понравится.
Я остановил сомнамбулическое бредение по центру мостовой и задумался. Кое-какой прогресс в своем состоянии можно отметить, переход от трусливой истерии до немотивированной агрессивности буду считать позитивным симптомом. Но надо двигаться дальше.
Во-первых, сойти на тротуар. Стоять посреди дороги, пусть даже ночью, это моветон.
Во-вторых, успокоиться, насколько это возможно. Так можно действительно оказаться в милиции гораздо раньше, чем планировал. И вовсе не в качестве заявителя. А потом, вдруг избранный мной в жертву прохожий случайно окажется физически сильнее. Как говорится, а меня-то за что?
Кофе нужно выпить. Хорошего, горячего, крепкого кофе. Или даже (я не привередливый) пусть посредственного, но обязательно горячего и крепкого. На меньшее я не согласен.
Оглядевшись, я заметил в квартале от себя круглосуточно открытую кафешку. Не чудо, конечно, но можно принять за добрый знак.
Кроме меня в маленьком, на шесть столиков, зале посетителей не было. Это хорошо, если вдруг на меня рухнет потолок, или случится еще какая пакость, случайных жертв не предвидится. Если не считать персонал заведения в лице единственной совсем молоденькой девчонки, отчаянно хотевшей спать, но тем не менее с приклеенной улыбкой принесшей мне кофе и вообще старавшейся смотреть на меня без неприязни. Не могу же я сказать ей: «Мадам, пока я пью у вас кофе, погуляйте, пожалуйста, на улице». Это будет невежливо. Пусть считается с профессиональным риском, посетители — они разные бывают…
Мысли были злые, но на другие я пока способен не был. Людей я люблю, и очень надеюсь, что никто из них не пострадает за компанию со мной. Но изображать из себя отшельника, смиренно дожидающегося смерти в уединенной пещере, не намерен. Уж простите, люди. Будем верить, что нацелившийся на мою жизнь маг не является сумасшедшим маньяком. Тьфу ты, чушь какая-то! Это что получается: убей меня осторожно, пожалуйста? Маньяк он или не маньяк, надо до него добраться и задать пару вопросов.
Да, главный вопрос: за что? Тут Борис прав…
А только ли тут? Этот ехидный вопрос возник в мозгу словно против моей воли. Я сначала хотел его с презрением отогнать, но потом передумал. Надо на вещи смотреть здраво. Яков Вениаминович сделал мне амулет, и я чувствовал себя в относительной безопасности. Но потом происходит взрыв… Можно, конечно, сказать, что произошел он там, где я находился минуту назад. А можно и по-другому — там, где как раз таки и находился амулет. Не будет ли вторая формулировка точнее? Или все-таки совпадение?
Я повертел ситуацию в голове так и эдак и пожелал, чтобы Яков Вениаминович был так счастлив, как я верю в такое совпадение. Можно, конечно, для чистоты эксперимента взять у моего любимого мага еще парочку амулетов и посмотреть, что будет с ними и со мной… Но что-то мне подсказывает, что до получения надежного результата я могу не дожить.
Кофе изгонял из меня остатки хмеля (надо понимать, что большая часть улетучилась под действием взрывной волны). Я заказал еще чашечку, смалодушничал и добавил к заказу пару горячих бутербродов с сыром. Есть не хотелось совершенно, но надо же сделать девочке хоть какую-то выручку. Дремала себе спокойно за стойкой, так нет, объявился ночной клиент…
Итак, Яков Вениаминович? Знак вопроса пока оставлю, конечно, не дело приговор выносить без суда и следствия. Но… Вел он себя сегодня странновато — это первый факт. На задание он меня отправил, и задание оказалось неожиданно сложным — это пусть будет факт второй. Вся катавасия началась как раз после выполнения этого задания, тоже факт, пусть и не слишком убедительный. Ну, а фокус с амулетом — это уже всем фактам факт.
Конечно, обвинение на таком базисе можно выстроить только хлипкое, но это больше, чем ничего. Других-то подозреваемых у меня и на примете нет.
Почему мне не хочется верить в виновность Якова Вениаминовича? Потому что он симпатичный старикан? Так история знает многих очень симпатичный людей, втайне совершавших очень несимпатичные поступки. Потому что не один год работали вместе? Тоже мне аргумент. Тут скорее может крыться основание для мотива.
С мотивом у меня определенности нет, что правда, то правда. Но и тут Борис прав — это самое проклятущее заклинание может значить больше, чем мне представляется. Не могу понять как, но может. Я ведь многие заклинания, заказанные Яковом Вениаминовичем, не сразу мог по достоинству оценить. Может, он с помощью этого дурацкого воссоздания текста такие миллионы загрести собрался, что меня как досадную помеху рассматривает. Вдруг я сжульничал, спрятал диктофон под рубашку. Или в самом деле гипнозом кусочек памяти восстановить можно…
Гадко так думать, сил нет! Вот только живого человека убивать — это тоже гадко. Особенно когда этот человек я.
Будем считать, что рабочая версия сформулирована. Теперь остается понять, что мне с ней делать.
Следующие несколько минут я вместе с бутербродами разжевывал идею все-таки обратиться в милицию. Вкуса во рту я практически не чувствовал, мысли тоже были какими-то безвкусными. Допустим, позвоню я майору Скипченко… Не прямо сейчас, а выждав еще час-полтора, Юрий Федорович просыпается рано, но, думаю, не настолько. Ему мне не придется по крайней мере доказывать отсутствие у меня паранойи. Майор уже оказывал мне кое-какие услуги, поменьше масштабом, конечно, и не то, чтобы совсем бескорыстно. Полагаю, не откажет и в этот раз. Наверное, мне даже в отделение ехать не придется, встретимся где-нибудь на нейтральной территории.
Но вот рассказывать мне придется все и подробно. Майор милиции — это не одногруппник Боря, он из меня все детали выжмет. В том числе и подробности последнего задания. И его, безусловно, можно понять, нужна же какая-то отправная точка, зацепка… Но я при этом грубо нарушу наши правила — и писаные, и неписаные. И ничего не меняет тот факт, что майор не побежит к конкурентам Якова Вениаминовича сливать информацию. Я нарушу коммерческую тайну — это раз и нарушу этику курьера — это два. Кто-то может сказать, дескать, подумаешь, по сравнению-то с угрозой жизни… Тут ведь как сказать. Если нападет на меня действительно Яков Вениаминович, тогда мне все спишется. Может быть, хотя и не факт — у меня ведь нет полной уверенности сейчас. А если нет? Если Яков Вениаминович окажется ни при чем? Моей репутации конец, и это уже не говоря о том, как стыдно мне будет смотреть в глаза старому магу.
В общем, не нравилась мне эта идея. И продолжал обдумывать ее я чисто механически, уже зная, что звонить Юрию Федоровичу я не буду. Пока.
А что я буду? Сидеть в этом кафе и пить кофе чашку за чашкой, ожидая, пока смерть не придет за мной, выбрав подходящее обличие? Ехать домой и дожидаться неминуемого конца там? Затариться коньяком и погрузиться в алкогольный дурман…
Все-таки бежать из города? И даже из страны. Конечно, мог найдет меня где угодно. И все же — Яков Вениаминович упоминал об этом как-то в разговоре — заклинания с расстоянием слабеют. Найти-то меня смогут, но вот причинить вред будет уже чуть сложнее. Возможно, где-нибудь в Австралии я буду чувствовать себя в относительной безопасности…
Тоже дрянь идея. Начнем с того, что у меня даже загранпаспорта нет. Как-то никогда этим не озабочивался, пока еще повидать мир не тянуло. Конечно, можно позвонить еще одному своему знакомому… не совсем из милиции, и мне все документы выправят быстро. Но все равно, полагаю, не за один день. А доживу ли я до завтра, вот вопрос.
Да и потом, не хочу я ни в какую Австралию. Не хочу превращаться в загнанного зверя. Не спать по ночам, забываться тревожным сном под утро, а потом просыпаться, отирать дрожащей рукой холодный пот со лба и радоваться, что пока еще жив.
Нет, если проблема есть, ее надо решать. Пусть пока еще непонятно как. Но думать нужно именно над этим. Не знаю, сколько у меня есть времени…
Маги не всемогущи. И это заключается не только в ограниченном наборе заклинаний, не затрагивающем, в общем-то, ничего глобального. Маг не может остановить время, оживить умершего… телепортация тоже, увы, не освоена. Маги ограничены и в количестве произнесенных заклинаний в единицу времени. Словно в старых компьютерных игрушках, у каждого есть определенный запас маны, которая затрачивается на заклинания, и его восстановление требует времени.
Ну, допустим, уронить на меня шкаф — это ерунда, телекинез заклинание относительно «дешевое». Но вот взрыв… Я не знаю, каким заклинанием воспользовались, но почти уверен, что оно очень энергозатратное. И ведь даже на то, чтобы каждый раз обнаруживать меня, эта самая энергия тоже нужна.
Сила мага и заключается в том запасе, который ему дан… не знаю, как правильно сказать, от Бога или от Белого шара. Самый слабый из магов только и способен, что на пять-шесть простеньких заклинаний подряд, а потом сутки или двое восстанавливается. Но на меня явно охотится кто-то посерьезней. К слову, Яков Вениаминович маг среднего уровня, звезд с неба не хватает, но берет свое умением с фантазией использовать и сочетать заклинания. Может, и взрыв — не какое-нибудь мощное заклинание, а умелое сочетание парочки простых… Кто его разберет, возможно, старикан в химии здорово рубит.
Была у меня мысль сделать себе новый амулет. У другого мага, естественно. Но что-то мне в этой идее не нравилось. Слишком яркими были воспоминания о взрыве, в эпицентре которого как раз амулет и находился. Если рассмотреть версию невиновности Якова Вениаминовича, амулет представлялся мне каким-то подозрительно ярким маяком.
Между тем рассвело. Быстро как-то, незаметно. Или это я так задумался. Милую девушку за стойкой по-моему все-таки сморило. Глаза у нее были открыты, но подернуты какой-то дымкой. Все правильно, каждый человек, работающий по ночам, должен уметь спать с открытыми глазами.
Я наконец-то пришел к окончательному решению. Нужно ехать к Якову Вениаминовичу. Прямо сейчас, не откладывая. И задать несколько прямых вопросов. Не знаю, получу ли я на них прямые ответы, но это уж на месте сориентируюсь. Если он — именно тот, кто пытается меня убить, попробуем внести какую-то ясность в ситуацию. Включая сакраментальный вопрос «за что?». А ведь даже если покушается не он, интересные вопросы у меня все равно найдутся…
Жизнь полна чудес и без всякой магии. Только я собрался встать из-за стола, мой телефон зазвонил. И я, еще не глядя на экран, точно знал, кто это.
— Да, Яков Вениаминович.
— Вадик, с вами все в порядке?
— Вашими молитвами, Яков Вениаминович, — я постарался, чтобы мой голос звучал нейтрально, без намека на сарказм.
— Ну и слава Богу, слава Богу. У меня этой ночью так заснуть и не получилось. Вы уж простите такой ранний звонок… Хотя, вижу, вы тоже не спите?
Я хмыкнул, почувствовав неуместное веселье.
— Не спится что-то, Яков Вениаминович. Такая ночь волшебная…
Маг посмотрел на меня, чуть склонив голову набок. О чем он в этот момент думал, не знаю.
— Вот и прекрасно, — сказал он наконец. — Вы, Вадик, приезжайте-ка ко мне прямо сейчас. Хорошо?
Отказаться в такой ситуации было бы глупо, как вы считаете?
Автор: Андрей Силенгинский
Серия: Городское фэнтези, "Колдовские миры"
Название издательства: Альфа-книга, Эксмо
Объем произведения: 12,7 а. л.
Синопсис и полный текст выслан.
[hr]
ПРОЛОГ
Говорят, великие открытия приходят в мир случайно. Это не совсем так. Разумеется, было бы несправедливо принижать роль Его Величества Случая, но не все так просто. Открытия не приходят сами, они для этого слишком горды. Нужен человек, который сможет распахнуть перед открытием дверь.
Самое забавное, что иногда этому человеку вовсе не обязательно знать, что именно он готов впустить в наш мир.
***
Оксана не заметила, когда погасла еще одна лампа. Но сейчас из шести горели только четыре, и лаборатория была освещена не то, чтобы плохо — неровно. Образовались вполне различимые затемненные области, стойко защищающие свои границы от света еще работающих люминесцентных ламп. Одна из них тихонько гудела. Обычно на это не обращаешь внимания, но уж если этот нудный монотонный гул зацепился за твой слух, отвлечься трудно.
Оксана картинно возвела красивые карие глаза к потолку, хотя никто на нее в этот момент не смотрел. И это НИИ государственного значения! Три месяца назад, устраиваясь сюда лаборанткой, она подписывала соглашение о всяческом неразглашении. Ей это тогда очень понравилось, почему-то именно эта суровая бумага дала волю фантазии, в воображении рисовались картины, напоминающие антураж фантастических фильмов. Сверкающая чистота, металл и пластик, хромированные панели и бесшумно уезжающие вбок двери…
Надо будет завтра устроить-таки небольшой скандал и за шкирку притащить в лабораторию электрика. А кто, если не она? И Миша, и, тем более, Александр Евгеньевич для этого слишком интеллигентны, к общению с пролетариатом абсолютно не приспособлены. Две недели назад, когда перегорела первая лампа, завлаб проблему решить пытался. Оксана при разговоре не присутствовала, но очень хорошо его себе представляла. Заискивающая улыбка, извинения… и поспешное отступление после первой же реакции на свои слова. Ой, да Миша и на это бы не сподобился.
Оксана перевел взгляд на Мишу. И что я только в нем нашла, — вздохнула она. Как всегда, с очевидным самодовольством улыбнувшись этой мысли. Теплая волна почти материнской нежности пробежала по телу, оставив легкий румянец на щеках. Подруги, нацелившиеся если не на олигархов, то хотя бы на тех, кому такое будущее прочили в мечтах, на Оксану смотрели в лучшем случае снисходительно. Ах, кандидат наук!.. Станет доктором, может, на вторую пару джинсов накопит.
Оксана оставляла такие язвительные комментарии без внимания. Она Мишу знала лучше. И, между прочим, кандидат наук в двадцать семь лет — это вам не владелец трех ларьков, строящий из себя финансового воротилу. Имя Миши будет известно всему миру.
Сделав абсолютно точное пророчество, Оксана и не подозревала, насколько скоро оно сбудется.
Конечно, в ее мечтах присутствовали и огромная квартира в центре Москвы, и особняк на каком-нибудь немыслимо дорогом курорте, и роскошные туалеты, и обложки журналов… Она искренне любила Мишу, просто в женский рецепт искренней любви расчет входит обязательным ингредиентом, варьируется лишь дозировка.
И все-таки будем к Оксане справедливы: центральное место в ее представлении о счастье занимал сам Миша. Рядом с ней. Навсегда. Безошибочным женским чутьем она чувствовала, что он уже готов сделать ей предложение, но пока не набрался смелости. Ничего, она сумеет его подтолкнуть. Самую малость, так, что он этого даже не заметит. Оксана уже начинала планировать свадьбу.
Но этим планам сбыться было не суждено.
Хотя Миша — а это бывает нечасто, поверьте! — тоже всерьез мечтал о свадьбе. И Оксана занимала в его мыслях больше места, чем любимая работа. Тем более с работой в последнее время не ладилось. Услышь такое, Александр Евгеньевич немало бы удивился. По его мнению, все шло нормально, может быть, даже хорошо.
Лаборатория занималась поиском способа наладить связь с внеземными цивилизациями. Не при помощи радиоволн — те, хоть и перемещались в пространстве со скоростью света, были слишком медлительными. Это может представляться нелепым, но, когда собеседников разделяют сотни световых лет... Миша под руководством Александра Евгеньевича искал обходные пути.
Даже верхушка НИИ не особо верила в успех этого начинания. Заведующий лабораторией был готов к тому, что если этот успех и придет, то не при его жизни. Он скрупулезно и самоотверженно добывал крупицы нового, необычного знания, искал для каждой крупицы ее место в цельной картине и радовался каждому сделанному крохотному шажку, не терзаясь оттого, что до цели остаются многие версты.
Миша, в силу молодости и темперамента, так работать просто не мог. Наделенный талантом богаче своего седого наставника, он способен был делать шаги значительно шире — но цель ему нужно было видеть. Он бы пробежал, промчался, пролетел… А делать шаги наощупь, оступаться, падать, возвращаться назад, зачеркивая результаты работы целых недель — для этого одного таланта мало.
Год назад свежеиспеченный кандидат наук Михаил Томашов восхитился поставленной перед ним задачей и, опираясь на могучую веру в себя, рьяно взялся за работу. Сейчас он был близок к тому, чтобы совсем опустить руки. И именно поэтому задерживался на работе допоздна, под одобрительные взгляды уходящего домой завлаба, не видящего в этом рвении отчаяния.
Миша сидел перед мерцающим монитором компьютера, с кучей разноцветных проводов, тянущихся к надетому на голову проволочному обручу. Народной мудрости, утверждающей, что быстрее всего на свете мысль, в лаборатории пытались придать вполне материальное обоснование.
Оксана в очередной раз подумала, что в таком виде Миша похож на сумасшедшего ученого из какого-нибудь глупого мультика.
Однако работал Миша совсем не как ученый и, что самое обидное, сам это прекрасно понимал. Он утратил контроль над рабочим процессом, беспорядочно менял настройки, будучи не в состоянии точно предсказать последствия изменений того или иного параметра.
Притаившийся за кулисами Случай с улыбкой одернул фрак, поправил бабочку и приготовился к поднятию занавеса.
Глаза Миши были закрыты, и Оксана решила, что успеет выпить кофе, прежде чем они, наконец, соберутся по домам. Мешать Мише сейчас нельзя, это ею было давно усвоено. Не вставая с кресла, она дотянулась до старенького китайского чайника и щелкнула кнопкой. Через пару минут под нарастающий шум закипающей воды пододвинула к себе чашку, разрисованную разнокалиберными сердечками, отмерила полторы чайные ложки «Card Noire». С неприязнью посмотрела на цветастую бело-желтую сахарницу, Оксана только училась любить кофе без сахара. Как Миша ни смеялся над ее калориефобией, утверждая, что килограммчик-другой обязательно осядет на нужных местах, в джинсы влезать сложнее стало… Хорошо Мишке, по три ложки в каждую чашку сыпет и хоть бы что.
Погрузившись таким образом в одну из вечных женских тем, Оксана не заметила, как Миша встал со своего места. Вздрогнула, когда его руки легли ей на плечи.
— Напугал, дурак! — Оксана раздраженно тряхнула плечами. Но остыла быстро. — Будешь кофе? Или сразу пойдем?
Отвечать Миша не спешил. Он был занят — изо всех сил старался выглядеть солидно и хладнокровно, в то время как хотелось с безумными воплями исполнить какой-нибудь дикарский танец. Оксана обернулась и выразительно уставилась на него, надеясь взглядом добиться больше, чем словами. Не вышло.
— Томашов, ты оглох?! Кофе тебе наливать? Только вскипел.
Миша — все так же молча — поднял девушку за плечи и притянул к себе. При этом на цыпочки вставать пришлось именно ему. Начав встречаться с Мишей, Оксана отказалась было от высоких каблуков, но по его настоянию вернулась к прежней обуви. Комплексами по поводу роста Михаил не страдал, а каблуки делают красивую женщину еще более эффектной. Ловить обращенные на Оксану восхищенные взгляды мужчин Мише нравилось.
Поцелуй вышел долгим, Мишины руки скользнули со спины ниже. Выждав точно рассчитанное время, Оксана отклонилась назад и шутливо шлепнула Мишу по рукам.
— Эй, маньяк, до дома потерпишь!
— Оксана! — голос все-таки предательски сорвался.
— Мамочки! Он разговаривает!
— Оксана! У меня получилось!
— Ну… — Оксана дурашливо сморщила лоб. — Будем считать, что получилось, хотя потренироваться еще стоит.
— Да нет! Я… — Миша окончательно оставил потуги выглядеть серьезным и все повидавшим ученым. — Я нашел! Я услышал!
Оксана была неглупой девушкой и соображала быстро.
— Я знала, что ты сможешь. Ты у меня гений! — И она запечатлела на губах Миши еще один поцелуй, на этот раз короткий, поздравительный. — Рассказывай!
Честно говоря, ее не слишком интересовали подробности. Но она понимала, насколько Михаилу хочется этими подробностями поделиться. Поэтому, когда тот начал сбивчивый рассказ, самый придирчивый наблюдатель не смог бы обвинить ее в невнимательности.
— Я сразу понял, что-то пошло… Обычно — темнота и пустота. Ничего. А в этот раз — сначала, вроде, тоже ничего, но пустота не такая какая-то. Не такая, понимаешь! А потом — как тоннель. Смотрю — точно тоннель, и даже стены можно потрогать. Я по тоннелю вперед, сначала спокойно, а потом гляжу, стены сужаться стали. Не в том смысле, что все уже и уже, а прямо сжиматься. Прямо на меня, понимаешь? Пришлось бежать. Бегу, протискиваюсь, раздвигаю стены как бы, и вдруг — все! Нет тоннеля. Пустота, но передо мной огромный белый шар. Я руки на него положил… и услышал! Ты представляешь, я услышал его! Их…
— Что услышал-то?
— Да… — Миша смущенно улыбнулся, сразу став похожим на ребенка. — Фигню какую-то. Набор звуков. Это неважно, разберемся, расшифруем. Главное — есть! Ты… хочешь сама послушать?
Эта идея пришла в его голову только что, и сразу заняла все его сознание. Он — первый человек, услышавший голос с иных миров, а второй будет его девушка. Его будущая жена!
Оксана отказываться и не подумала. Не только для того, чтобы сделать приятное Мише, ей и самой этого хотелось. Нельзя сказать, что она полностью была лишена романтизма. Плюс нормальное, здоровое любопытство. Оксана села в кресло, и Миша начал прилаживать на ее голове обруч, не переставая говорить:
— Все уже настроено, я все параметры сохранил и зафиксировал. Ты глаза закрой и расслабься. Увидишь тоннель — иди прямо в него, не бойся. Беги быстрее, пока не уткнешься в белый шар. Руки на него… Хотя, не знаю, может, руки и не обязательно. Ну, если не получится так, то положи.
Теперь Оксана его уже не слышала, погруженная в подобие гипнотического транса. Ее лицо, сначала расслабленное, становилось все более и более напряженным. Губы беззвучно шевелились. Пальцы вцепились в подлокотники кресла так, словно это кресло стояло в кабинете стоматолога. Миша смотрел на любимую женщину с недоумением. Что-то не так! — мелькнула мысль. Увы, запоздалая. Повинуясь внезапно возникшему, не осознанному ощущению ужаса, Миша сорвал обруч, но уже после того, как все мышцы на лице Оксаны разом расслабились, а руки безвольно свалились с подлокотников.
То, что она мертва, Миша почему-то понял сразу.
Глава первая
Нервным движением я выключил телевизор. Оно мне надо было вообще его включать? Подумал, не стоит ли кинуть пульт об стену, но решил, что они того не заслуживают. Нет, ну могли бы честно перед матчем сказать: «Граждане, мы сегодня в футбол играть не будем, так, пешком походим. Не тратьте, пожалуйста, своих нервов».
Верный привычке во всем искать положительные стороны, я порадовался, что не смог достать билет на стадион. Смотреть такое по телевизору — удовольствие ниже среднего, но воочию… Однако вчера, когда я кинулся к кассам, билет мне не продали. Мне его не продали и за две цены, значит, билетов не было совсем. Ходят же на них люди…
Отвратительной мелодией закурлыкал телефон. На экране застыло морщинистое лицо Якова Вениаминовича с его почти постоянной грустной полуулыбкой. Не брать? Нет, брать надо. Яков Вениаминович — это работа, а значит — деньги. Деньги не мешают никогда, но сейчас они не будут мешать мне особенно сильно. Ремонт в квартире надо заканчивать, раз уж черт дернул меня его начать.
Настроение, конечно, паршивое. Но моей работе это не помеха.
Нажав кнопку приема, я попытался придать лицу выражение легкой беззаботности. Как видно, получилось не очень.
— Ой, Вадик, я по вашему лицу вижу, вы тоже это смотрели!
Уменьшительную форму собственного имени я не люблю. И близкие друзья, и очень близко знакомые девушки всегда называют меня Вадимом. Но Якову Вениаминовичу непостижимым образом получалось произносить «Вадик» без оттенка слащавости и детской игривости.
Неизбежно поговорили о футболе. Впрочем, говорил в основном Яков Вениаминович, как дважды два доказавший мне, что настоящий футбол в Одессе закончился в восьмидесятых годах прошлого века. Я особо не спорил. Эти тезисы я слышал неоднократно — почти после каждого поражения «Черноморца».
Наконец была произнесена практически кодовая фраза:
— Что-то вы, Вадик, давно ко мне не заглядывали.
— Дела, Яков Вениаминович, дела. Замотался совсем, — ответ тоже почти ритуальный.
После этого было обсуждено еще несколько важных вопросов как то: отсутствие дождей уже четвертую неделю, подозрительно быстро подошедший к концу август и грабительские цены на мясо, которые положительно вознамерились сделать из Якова Вениаминовича вегетарианца.
Я в меру горячо согласился по всем пунктам, хотя никакого повышения цен в последнее время не заметил, а что касается самого старика, то если он и не мог купить себе весь Привоз, то за половину я буду ручаться.
Впрочем, считать чужие деньги — дурной тон. Разве что малую их часть, ту, которая через пару часов станет моей…
— Обязательно заскочу, Яков Вениаминович, — сумел, наконец, вставить я.
Однако закончить разговор удалось только минут через пять, выслушав оду изумительному кофе, которым Яков Вениаминович намеревался меня угостить. Я давно подметил любопытную деталь: приступы словоохотливости поражали старика только при телефонных разговорах, при личных же встречах он был достаточно скуп на слова.
Я сильно подозреваю, что делал это Яков Вениаминович умышленно. Многие в его возрасте страдают в той или иной степени манией преследования, вот и он пребывал в твердой уверенности, что его телефон непременно прослушивается. Справедливости ради стоит сказать, что, в отличие от подавляющего большинства сверстников, Яков Вениаминович все основания для такой уверенности имел. Вот и представлялся для незримых, но бдительных слушателей этаким чудаковатым болтливым стариканом, закапывая то, что действительно хотел сказать, грудой пустых слов. Наивно, конечно. Но я привык.
Пару минут я еще раздумывал, ехать ли прямо сейчас или отложить визит на завтра. Но потом пришел к резонному выводу, что, если бы Яков Вениаминович хотел увидеть меня завтра, то он и позвонил бы завтра. А так как никаких особых планов на этот вечер я не имел, то какого, собственно говоря, черта.
Я бросил взгляд на часы — пять минут девятого. Не буду брать машину, пешком прогуляюсь. С этим ремонтом я в последние дни из дома выбирался только эпизодически. Так что стоит размять ноги и заодно подышать тем, что еще осталось в городе от свежего воздуха.
К выходу из комнаты пришлось пробираться сквозь мебельные баррикады, перешагивая через кресло и протискиваясь мимо платяного шкафа. Ничего, бригадир обещал, что завтра ремонт в спальне будет закончен, и тогда… А что тогда? Тогда весь этот бардак со мной вместе просто переселится в другую комнату. Я вздохнул с философским смирением. Главная прелесть ремонта заключается в прекрасной мечте о его завершении, живущей в душе человека.
А на воздух я грешил зря. Он был восхитительно чист и пьяняще вкусен. Такой воздух бывает только вечером, когда в его составе нет утренней суетности и дневного шума, а приходящая вместе с ночью прохлада присутствует только в виде легкой освежающей примеси.
Еще раз посмотрев на часы и убедившись, что успеваю спокойно, я неспешно двинулся по освещенной фонарями улице.
Магический салон «Моргана» располагался всего в одном квартале. Но с ними я не сотрудничал — именно по причине близости от дома. Рано или поздно мои регулярные визиты были бы замечены кем-нибудь из соседей, а помощь магии не может требоваться обычному человеку так часто. Зародились бы по меньшей мере подозрения. Это не нужно никому из людей моей профессии.
Вывеска у салона представляла собой медленно крутящийся над дверью шар полуметрового диаметра. Естественно, без всякой опоры. С одной стороны — дешевое позерство, с другой — ненавязчивый рекламный ход. Потенциальный клиент сразу видит: здесь работает настоящий маг, а не какой-нибудь шарлатан. Людям все еще трудно поверить, что шарлатанов не осталось вообще. Сколько бы ты ни напускал тумана, сколько бы ни играл словами, как выдержать конкуренцию с человеком, легко творящим действующие заклинания на глазах у клиента?
На моей памяти дважды этот шар исчезал. Чтобы на следующий день появиться на месте. Воровали, видимо. В качестве сувенира или еще зачем. Более нелепое и бесперспективное занятие, чем воровать у мага, сложно себе представить, но разумным животным человек бывает далеко не всегда. Вывеска-то висит сама по себе, не закреплена и даже не охраняется…
Проходя мимо, я с улыбкой ткнул в шар пальцем. Покачавшись словно на невидимой пружине, он вернулся в прежнее положение.
Еще пятнадцать минут — и я на месте. Здесь вывеска наоборот нарочито простая, даже старомодная. Строгий прямоугольный щит с ровной надписью «Магия инк». Это название, пожалуй, и определило мой выбор три года назад. Пусть Хайнлайн и не мой любимый писатель, но эта его вещь мне умеренно нравится. И люди с чувством юмора нравятся. Сейчас, правда, тезок этого салона по всему миру достаточно. Но этот был первым. По крайней мере, мне приятно так считать.
Знакомое с детства крыльцо — раньше здесь была парикмахерская, а я жил в соседнем доме. Это еще одна причина, по которой Яков Вениаминович стал тем магом, с которым я работаю чаще всего. А если уж сводить все к магическому числу три, то третья причина — то, что старик мне симпатичен. С ним приятно общаться, а это большая редкость среди магов. Что-то все-таки меняется в психике человека, вдруг получившего возможность творить чудеса. Не ловкие фокусы, а самые настоящие чудеса, объяснить которые наука не в состоянии. Трудно избавиться от ощущения собственной исключительности и даже избранности, особенно если учесть, что таких как ты — один на десятки тысяч. Тем более если нет никакого желания от такого ощущения избавляться…
Является ли Яков Вениаминович в этом плане исключением из правил, или он просто лучше других умеет маскировать свои мысли — не знаю. И не очень хочу знать, если честно. Общение общением, а дружба между магом и курьером — вещь неправильная. И дело тут не только в том, что бизнес плохо сочетается с дружбой.
Захожу в уютный «предбанник». Если не считать дорогого и ставшего почти классическим ремонта в серо-белых тонах, здесь мало что изменилось со времен парикмахерской. Даже три кресла для посетителей стоят на тех же местах. Совсем другие кресла, правда. Небольшие — узковат коридорчик — но тоже дорогие и очень комфортные. Вместо простенькой деревянной ширмы, за которой принимала деньги кассирша, — ультрасовременное чудо из белого пластика и витражного стекла и узенькая полоска монитора. А у кассирши — при тех же самых, в сущности, функциях — наверняка очень солидное и очень иностранное название. Надо будет потом у Якова Вениаминовича поинтересоваться.
Старик постоянно уверяет, что «он без Верочки как без рук», я при этих словах всегда почему-то глуповато улыбаюсь. Нет, не то, чтобы я заподозрил классическую «седину в бороду», но хвост-то наш маг распускает, это точно. А вот чтоб Верочка хоть раз занималась чем-то действительно полезным, ни разу не видел. «Проходите» да «подождите минуточку». Хотя обстановку украшает, что да, то да. Личико — хоть картины пиши, а когда она царственной походкой выплывает из-за стойки в своей коротенькой юбочке, требуется прикладывать немалые усилия для предотвращения процесса слюноотделения.
Я для нее — родственник Якова Вениаминовича. Дальний, но любимый. Такой способ нашел старик для оправдания моих регулярных визитов. И более тесное знакомство с Верочкой мне не светит — это она дала понять давно, максимально вежливо и максимально доходчиво. Интересно, ее отношение могло бы измениться, узнай она о моей профессии?
Боюсь, что, если бы так и случилось, уже она стала бы мне неинтересна. И все же…
Улыбнулась девушка мне вполне доброжелательно, как старому знакомому.
— Привет, Вадим. Яков Вениаминович занят и… — она показала глазами на сидящего в кресле представительного мужчину дет сорока — сорока пяти. — Подождешь?
— Конечно! — Улыбку я вернул, вложив в нее что-то вроде «зря ты не обращаешь внимания на такого классного парня как я», и сел в ближнее ко мне кресло.
Посетитель заметно нервничал. То есть, не то, чтобы очень заметно — на лице застыла маска скучающего спокойствия — а вот руки выдавали. Не могли они места себе найти, то на коленке сцепятся, то в карман без всякого повода залезут, то будто пот со лба вытрут. Хотя кондиционированная прохлада помещения повода к этому не давала.
Я понял, что сейчас он со мной заговорит, за секунду до первой реплики:
— Вы… тоже к магу?
Ответ «нет, стричься» я проглотил. Тяга людей к глупым вопросам неистребима. Не стоит реагировать на них столь же глупыми шутками.
— Да. Я за вами буду.
Неугомонная левая рука снова дернулась — на сей раз поднося к глазам часы на запястье. Хорошие часы, между прочим, если не подделка. Скорее всего, не подделка, исходя из общего впечатления. Солидный дядька, который нервничать не привык. Что его сюда привело, интересно? Впрочем, если нам придется посидеть рядом еще хотя бы минут десять, я ответ на этот вопрос, наверное, узнаю.
Переоценил я способность моего соседа хранить молчание. И пяти минут не прошло, пожалуй, как он, деликатно откашлявшись, чтобы привлечь мое внимание, задал вопрос. Не совсем, впрочем, тот, который я ждал:
— Скажите, вы верите в магию?
Причем, это не было способом завязать разговор, ему почему-то был важен мой ответ. Ответ впервые встреченного человека лет на десять как минимум младше себя. Странно. Хотя… Пусть такое поведение не вязалось с общим впечатлением уверенного в себе человека, зато вполне отвечало его текущему нервному состоянию. Наверняка что-то серьезное у человека случилось.
Вопросик, кстати, он задал тот еще. Подходящим ответом на него могли бы быть большие удивленные глаза с сопутствующим выражением лица. Дескать, нашел что спросить. И, главное, где…
Но я почему-то — сам не знаю почему — ответил предельно серьезно и абсолютно честно:
— Я в нее не верю. Но она все равно есть.
Сосед меня не понял. Счел, наверное, мои слова довольно вычурной шуткой. Зря. Верить или не верить в магию можно было еще четыре года назад — до открытия Белого шара. Я представил себе схожую ситуацию в приемной какого-нибудь колдуна тех недалеких времен. Вместо мягкого освещения светодиодов — зловещий полумрак. Вместо светло-серого пластика — черная и красная драпировка с таинственными символами. И два клиента, жаждущие увидеть судьбу в недрах хрустального шара, избавиться от порчи, сглаза, венца безбрачия — и от всего, на что еще хватит фантазии облаченного в длинный балахон потомственного адепта магии белой, серой, черной и всех прочих цветов…
Клиент мог верить, а мог сомневаться. Едва ли среди готовых платить немалые деньги были те, кто в магию не верил совсем. Само собой, брать эти деньги неверие не мешало.
Молчание становилось неуютным, и я решил немного пояснить собственные слова.
— Неужели вы в своей работе не используете магию?
Отрицательное движение головой меня удивило. Я успел утвердиться во мнении, что мой собеседник — бизнесмен средней руки. Или больше, чем средней. Представить себе бизнес, где магия совсем не могла бы быть полезной, мне было сложно. Хотя… почему обязательно бизнесмен? Мало ли откуда еще бывают у человека немалые деньги. Чиновник, политик…
— А в вашем доме? — спросил я.
Снова уверенное молчаливое отрицание. Да… Бывает, наверное. Возможно, сейчас зарождается новый тип людей. Что-то вроде староверов, принципиально отвергающих блага цивилизации. Разумеется, магию в быту могли позволить себе далеко не все. Так же, вероятно, было с первыми телевизорами, компьютерами, сотовыми телефонами. Но я готов съесть свою шляпу… черт, шляпы-то у меня нет… ладно, я готов купить и съесть шляпу, если сотня-другая баксов представляет собой проблему для моего собеседника.
— Ну… вы же ходите по улицам? Заходите в магазины? В рестораны? — последняя попытка.
Мужчина хмыкнул.
— Вы имеете в виду все эти висящие в воздухе вывески, магические светильники, разгрузочны пакеты и все прочее?
— Конечно, — я пожал плечами. Список легко можно было продолжить, но разве указанного мало?
Молчание длилось совсем недолго. У меня не создалось впечатление, что мой оппонент выискивал аргументы в споре. Весь этот спор он, судя по всему, вел с самим собой уже давно. И не смог ни победить, ни признать поражение.
— Знаете, — сказал он, — когда я был ребенком, в Одессу приезжал цирк Кио.
— Кио? Фокусник? — скорее догадался, чем вспомнил я.
Теперь настала очередь моего собеседника смотреть на меня с удивленным любопытством. Наконец его лицо довольно беззлобно сказало: «молодежь, молодежь…», и он кивнул.
— Да, фокусник. Великий фокусник… Так вот, на моих глазах происходили невероятные вещи. Люди исчезали в никуда и появлялись ниоткуда. Я начал смотреть программу настроенным довольно скептически. А ушел в полной уверенности, что стал свидетелем чуда.
— Но это были всего лишь фокусы, — подсказал я с улыбкой.
— Да. Гениально задуманные и мастерски исполненные, но — фокусы. Теперь я повзрослел…
— И полагаете, что теперь весь мир впал в детство, и тысячи невесть откуда взявшихся гениальных фокусников демонстрируют ему невиданные доселе трюки?
Сосед слегка смутился. Все-таки я расставил над его же i слишком жирные точки.
— Да, — тем не менее сказал он. — В общем и целом — да. У вас есть доказательства, что я неправ?
— Доказательства? — деланно удивился я. — А разве я сказал, что вы не правы? Только… Вам нужны шашечки или вам нужно ехать? Называйте это фокусами, если хотите, но все дело в том, что эти фокусы работают. По-настоящему работают.
На этот раз молчание повисло надолго. Мне даже стало немного жаль такого интересного разговора. Все-таки с подобным взглядом я сталкиваюсь впервые. Изредка мне доводилось встречать людей, чье жизненное кредо никак с действующей в мире магией не совмещалось. Но так как не верить собственным глазам не в их стиле, все заклинания они считали проявлениями сделавшей вдруг гигантский шаг вперед науки. От науки эти люди как правило далеки, иначе знали бы, как неистово рвут на себе волосы ученые во всем мире, тщащиеся нащупать твердую связь между произнесенными магом словами и их воздействием на физические объекты. Я не утверждаю, что это невозможно. Но на все сто уверен, что пока до понимания еще очень далеко.
Из кабинета Якова Вениаминовича вышла восточного типа дама, уже сделавшая не один шаг из бальзаковского возраста в пенсионный. Впечатляющее количество разнообразных украшений на ней по всей видимости должно было компенсировать оставленную в прошлом красоту. Прочесть что-либо по выражению лица не представлялось возможным. Хотя я и не старался.
Женщина скользнула по нам невнятным взглядом и покинула контору. Верочка с блеском продемонстрировала свою несомненную полезность: одарив моего соседа обворожительной улыбкой и коронным «одну минутку, пожалуйста», вышла из-за стойки и продефилировала в кабинет босса. К сожалению, сегодня на ней были строгие брюки, но зрелище все равно было в высшей степени волнующее.
И действительно не прошло и минуты, как Верочка вернулась и выполнила вторую часть обязательной программы: «проходите». Мужчина встал и уже у самой двери повернулся-таки ко мне.
— Скажите, ведь вы тоже ходите по улицам… магазинам, ресторанам. Что вы там видите?
Вопрос был неожиданный. Несколько секунд я честно пытался думать над ответом. Но ничего оригинального не придумывалось.
— Да… ничего особенного. — Я пожал плечами. — Все как обычно.
— Вот именно, — мужчина улыбнулся. — Вы подумайте, на мир снизошла магия! Таинственные курьеры ходят к таинственному Белому шару и добывают таинственные заклинания. Маги, — он кивнул на дверь в кабинет Якова Вениаминовича, — при помощи этих заклинаний творят чудеса… А все как обычно. Ничего не изменилось.
— Я не это имел в виду! — протестующее мотнул я головой. — Все как обычно — то есть, все как вчера или позавчера. Но после открытия Белого шара мир изменился.
— Вы правда так считаете? — как-то очень вкрадчиво спросил этот странный человек.
И снова риторический, в общем-то, вопрос не выглядел таковым. Верочка уже неодобрительно смотрела на клиента, который задерживает уважаемого мага, но он продолжал стоять, взявшись рукой за ручку двери, и внимательно смотреть на меня.
Я непроизвольно пожал плечами. Изменился ли мир? Для меня — безусловно, но об этом я случайному собеседнику сказать не могу. Только это не в счет, таких как я очень мало. Смешно спрашивать, изменился ли мир для Якова Вениаминовича, но магов еще меньше. А вот что с точки зрения обычного человека? Пусть его дом охраняется магической сигнализацией. Пусть его жена одевается исключительно в магических магазинах, а сам он привык обращаться к магу по самым пустяковым вопросам, вроде поиска потерянного мобильника. Пусть даже он настолько богат, что вместо телефона пользуется магофоном.
По большому счету… Я снова пожал плечами, теперь уже с некоторой растерянностью. Возможно, этот мой жест был сочтен достаточным ответом, или просто дальнейшая задержка казалась невежливой уже не только Верочке.
— Мир должен был просто сойти с ума. Обязан был. Но не сошел.
Он скрылся за дверью кабинета, а я какое-то время пытался осмыслить его слова. В самом деле, как получилось, что мир остался прежним?
Или он все-таки сошел с ума, просто и мы вместе с ним? Потому и не замечаем…
Глава вторая
Я хотел бы сказать, что потратил минуты ожидания с пользой, но при этом мне пришлось бы погрешить против истины. Находясь наедине с девушкой, чей внешний вид не вызывает у вас отторжения, довольно нелепо было бы хотя бы не попытаться пофлиртовать с ней. А что попытка закончилась неудачей, вина не моя. Флирт — игра для двоих, а Верочка подыгрывать не собиралась, придерживаясь той минимальной степени любезности, которую можно допустить по отношению к родственнику босса. Как часто женщины сетуют, что настоящих мужчин давно пора заносить в Красную книгу, между тем сами же не дают достойнейшим представителям этого класса даже малейшего шанса показать себя с лучшей стороны. Да, эту сентенцию я тоже довел до сведения Верочки. Не помогло.
Мужчина, чьего имени я так и не узнал, покинув кабинет Якова Вениаминовича, вежливо со мной попрощался, но ничего любопытного больше не сказал. Подойдя к Вериной стойке, надо полагать, для оформления финансовой стороны вопроса, вид он имел задумчивый, и я искренне понадеялся, что маг сумеет ему помочь. Думаю, по мелочам такой человек обращаться бы не стал.
Поглядев на столь же озабоченное, если не сказать беспокойное лицо мага, я еще более утвердился в этом мнении. Меня даже подмывало порасспросить Якова Вениаминовича, но это было бы грубейшим нарушением этики. Как профессиональной, так и самой обычной, человеческой.
Впрочем, на радушии хозяина кабинета все эти переживания никак не сказались. Он дежурно извинился за то, что мне пришлось так долго ждать, я дежурно отвел эти извинения, после чего мне был предложен обещанный изумительный кофе, оказавшийся на поверку обычной «Моккой». Впрочем, ничего против этого сорта я не имел, а готовил его старый маг очень вкусно. Я имею в виду не сам вкус кофе, а все эти неторопливые приготовления, точные выверенные движения, составляющие священный ритуал. Никаких электроприборов, ручная кофемолка, видавшая виды джезва… огонь, правда, Яков Вениаминович развел магический, поставив на край стола толстый железный кругляш на резиновых ножках. Компромисс между живым, танцующим на дровах пламенем, и презренной электроплиткой.
Кофе из крошечных чашечек мы пили практически молча, разбавляя тишину редкими ничего не значащими репликами. Я бы предпочел перейти к делу поскорее, но Яков Вениаминович не спешил, а я не хотел его торопить. Для него такая вот увертюра почти обязательна. Кофе, чай, рюмочка коньяка. С кем-то другим, возможно, сигара, но я не курю. Для меня было бы естественней расслабиться не до, а после того, как работа выполнена, но со своим уставом в монастырь Якова Вениаминовича я не лезу. Маленькая уступка симпатичному мне пожилому человеку или легкое подобострастие перед работодателем? Я сам не могу точно сказать, наверное, понемногу одного и другого. Все-таки, я совсем не завишу от этого мага, в любой момент могу предложить услуги кому-нибудь другому. Но я не люблю менять привычек, я привык приходить в этот салон, общаться со стариком, садиться в это кресло…
Да и задания у Якова Вениаминовича бывают интересные. Есть у старика фантазия, и нюх на потенциально коммерческие заклинания есть. Порой меня озадачивают его запросы, приношу ему заклинание и недоумеваю, что старик собирается из этого извлечь. А через месяц-другой мысленно снимаю шляпу. Радуюсь за старого прохиндея, ну, и за себя немного. Курьер ведь не только за ставку работает, небольшой процент с патента и ему перепадает. Мне, то есть. Так что… с голоду, положим, курьер никогда не умрет, на свой кусок хлеба заработает. А вот толщина куска масла на этом куске хлеба и от мага зависит. В том числе.
Кроме того, приятно с Яковом Вениаминовичем работать было. Он всегда доброжелательность сохранял, когда я пустым возвращался. Даже взглядом косым упрека не высказывал. Тогда как кое-кто из магов разве что напрямую во всех грехах не обвиняли.
Кофе я допил, благодарность принес, чашку на стол поставил. Выжидающе посмотрел на мага. Но он почему-то не спешил знакомить меня с заданием. Меня это слегка удивило, так уж у нас сложилось, разговор о деле всегда начинал он. А теперь выглядел так… не знаю, вроде как сомневался, зачем меня позвал.
— Может, еще кофе, Вадик? — спросил Яков Вениаминович, когда молчание начало смотреться странноватым.
Ну уж нет, кофе неплохой, но сидеть здесь до утра в мои планы не входит.
— Спасибо, откажусь. Не засну потом.
— Вадик, какое может быть «не засну» в вашем нежном возрасте? — Яков Вениаминович всплеснул руками. — Это мы, старики… что с кофе, что без кофе…
— Яков Вениаминович, вы меня по делу звали?
Наверное, это прозвучало не очень вежливо. Едва закончив говорить, я пожалел, что не смог облачить эту мысль в более гибкие формы. Яков Вениаминович смутился, и от этого мне стало еще более неловко.
— Конечно, Вадик, конечно. Да, задание… Вы ведь сейчас можете работать?
Выглядел вопрос странно. Словно маг надеялся на отрицательный ответ. И словно не знал, что раз я к нему пришел, значит, работать могу.
— Что за задание, Яков Вениаминович?
Да что ж такое? Прямо какая-то болезненная грубость на меня напала. Говорю — и не успеваю себя за язык схватить. Непроизвольная реакция на странное поведение мага? Что с ним — это второй вопрос. Более серьезный, кстати.
— Задание простое, Вадик. — Яков Вениаминович будто бы вдруг решился. Отринул сомнения, так сказать. В омут с головой и все такое прочее. — Мне нужно заклинание для воссоздания текста из обрывков.
— Что? — В принципе, непонятного было мало. Но я удивился.
— Есть обрывки теста. Разрозненные, — с готовностью принялся пояснять маг. — Заклинание должно все эти обрывки, так сказать, расставить по местам. Разместить в правильной последовательности. Понятно?
Честно говоря, я и без этого развернутого объяснения все понял. Переспросил скорее от разочарования. Я уже из поведения Якова Вениаминовича готов был напридумывать себе… Я знаю, чего именно? Может, заклинания на грани закона. Никогда он к этой грани даже близко не подходил, но, наверное, все когда-то в первый раз случается. Может, чего-то из амурной магии. Абсолютно не его ниша, но вдруг решил попробовать. Ну, и разволновался старик.
Заклинание было обыденным. Рядовым. Скучным. Может, историки какие-нибудь заинтересуются. Археологи. На них денег много не заработаешь… Впрочем, в вопросах извлечения прибыли я старику доверяю. Пару лет назад я недоумевал, зачем могло понадобиться заклинание, превращающее вино в воду. Воду в вино — понятно, а наоборот зачем? Как тут денег срубить? У меня тогда, помню, на уме только какие-то антиалкогольные программы крутились. А Яков Вениаминович нашел партнера и организовал пошив одежды из ткани, обработанной этим заклинанием. Тут уж и до меня дошло. Пролил вино на рубашку — а там только мокрое место. В прямом смысле. Салфеточкой промокнул — и пей дальше, товарищ. На процент от одного этого заклинания я тогда себе первую машину купил.
И здесь наверняка что-нибудь придумал. Даже голову себе не хочу забивать, что именно. Скоро узнаю. А заклинание, по всей видимости, несложное, не должно быть проблем. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Это в первые дни после открытия Белого шара все кинулись… Лекарство от всех болезней, бессмертие… Телепортация там всякая и чего еще фантасты навыдумывали в творческом экстазе. Понимание, что Белый шар – не Золотой, любое желание не исполняет и ничего глобального не даст, давалось тяжело. Ведь никаких строгих запретов, никаких видимых преград. Войти в Тоннель можно, каково бы ни было заклинание. Раз за разом курьеров отправляли за многим, и они возвращались ни с чем. Или не возвращались вовсе…
Но сейчас уже все успокоились и аппетиты поумерили.
Потому, может, мир с ума и не сошел?
А чтобы текст из обрывков собрать… Что-то мне кажется, современный компьютер с этим не хуже заклинания справится. Может, Яков Вениаминович этого не понимает? В силу возраста, например. Все может быть, но не мое это дело. Я задание получил, я его выполню. Ставка в любом случае моя, даже если старик в этот раз ошибся, и коммерческая стоимость заклинания нулевая.
Ладно, раньше времени неполученные деньги считать не будем. Примета плохая. А работа у меня опасная.
Никто не знает, почему один человек может стать магом, а другой — нет. Почему заклинание, произнесенное подавляющим большинством представителей рода человеческого, остается простым сотрясением воздуха, бессмысленным набором звуков. А один из тех, кого стали называть магами, говоря те же звуки, творит чудеса. Никто до сих пор не понял, что отличает мага от обычного человека. Самые совершенные приборы никаких особых «меток» в организме мага не зафиксировали. Это просто данность, проверяемая единственно возможным способом — произнесением заклинания. Если ты не маг, ты им не станешь никогда.
Курьер — другое дело. Курьером может стать каждый. Есть только одно «но». Очень, очень весомое «но».
У шахматистов есть такая присказка: каждый человек может стать гроссмейстером, но не каждому для этого хватает жизни. Про нас я могу сказать так: каждый человек может стать курьером, но не каждый при этом выживет. Хорошая шутка. Но не смешная, потому что в ней слишком много правды. У людей не было иного выбора, кроме обучения искусству проходить Тоннель методом проб и ошибок. А ошибка — это зачастую смерть, и смертей, особенно на первых порах, было немало.
Несмотря на это, желающие стать курьером находились. Не последнюю роль в объяснении этого факта играют деньги. Профессия оплачивается неплохо. Я не готов ответить на вопрос, стал бы я ходить к Белому шару бесплатно. К риску ради риска я отношусь отрицательно. В моем понимании, если уж рискуешь головой, нужно иметь для себя какое-то «зачем». А это либо возвышенная и благородная цель, либо низменный, но приятный звон монет.
И все же деньги — это еще не все. Эту банальную, затертую почти до потери смысловой нагрузки мысль я в данном случае использую в чисто прикладном значении. Есть какой-то труднообъяснимый кайф и в самом движении по Тоннелю, и в этом мгновении триумфа, когда ты касаешься немыслимого, невозможного и нереального Нечто, получившего глупое название Белый шар.
Дело не только в том, что слышали про Белый шар все, а коснуться его могут очень немногие. Ощущение покорителя Эвереста — это только одно из слагаемых…
Дальше Яков Вениаминович полностью пришел в себя, и его недавнее оцепенение постепенно перестало меня беспокоить. Мало ли что. Последний клиент поставил слишком сложную задачу. Не неразрешимую, ибо тогда как раз волноваться особо не о чем. Маги далеко не всесильны, но не все люди способны это осознать. А именно сложную, требующую не только применения заклинаний, но и серьезного напряжения извилин. Мне были известны случаи, когда Яков Вениаминович брался за работу, от которой отказались маги более сильные. И с успехом справлялся, виртуозно комбинируя заклинания и находя им нестандартное применение.
Взяв из рук мага обруч, я сразу надел его на голову. Я уже знал, что подстраивать под размер мне не понадобится. Еще одна мелкая, но приятная черточка. Разумеется, Яков Вениаминович пользуется услугами других курьеров. Ни один маг не допустит, чтобы кто-либо знал весь имеющийся у него арсенал. Но здесь меня всегда ждал обруч, настроенный на меня. Создавалась приятная иллюзия приватности, эксклюзивного обладания этой гарнитурой. Хотя, скорее всего, Яков Вениаминович просто запомнил (а может, и записал) размеры всех своих курьеров и делал регулировку перед нашим приходом.
Легкий, почти невесомый обруч уже через несколько секунд перестал ощущаться. Как привычный и удобный головной убор. Он и выглядит-то изящно, хоть носи в качестве модного аксессуара. И процессор, и аккумулятор — все запрятано в тонкой полой оболочке. Мне сейчас и самому не верится, что еще пару лет назад я шел по Тоннелю, подсоединяясь через жутковатого вида присоски к обычной персоналке. Между прочим, отключение питания компьютера во время сеанса означало смерть для курьера. Я этого, разумеется, не знал. Никто не знал — до того случая в Канаде. После этого все маги в спешном порядке оснастили свои машины бесперебойниками — или просто перешли на работу с ноутбуков…
Что ни говори, когда официальная власть легализовала магическую деятельность, жить стало легче. И власти, кстати, тоже. Всемирная Ассоциация Магов вышла из подполья, едва ли не в одночасье став повсеместно уважаемой организацией, ища и находя общий язык с правительствами. Кое-где — в Китае, например, — все маги находятся на государственной службе, и это не препятствует обязательному членству в ВАМ. Но в большинстве стран чародеев отпустили на вольные хлеба, обложив, правда, кроме налогов обычных еще налогами магическими. Официальными и неофициальными. Через годик, наверное, в нашем городе ни одного электрического фонаря на улицах не останется, все магическими заменят. И десяток фонтанов работает без всяких насосов, поддерживаемые заклинаниями городских магов. Яков Вениаминович любит иногда поворчать по этому поводу, но в целом воспринимает нормально, с философским спокойствием полагая, что «могло быть и хуже».
Хотя сложно сказать, есть ли принципиальная разница между этими двумя подходами. Ни на секунду не сомневаюсь, что и у нас, и в любой стране мира все действующие заклинания становятся моментально известны Там. А как же иначе. Там наверняка есть специалисты по нестандартному применению заклинаний не хуже Якова Вениаминовича.
— Начнете, Вадик?
— Конечно, Яков Вениаминович.
Я выложил телефон на стол. Маг даже не взглянул на него. Знак доверия. В других салонах меня не стесняются обыскивать. На предмет записывающей аппаратуры. А Гриня Бабиков, девятнадцатилетний маг с Поскота, меня в последний раз и вовсе каким-то хитрым прибором просканировал. Юный техник, блин…
Яков Вениаминович поудобней устроился в кресле и приготовился ждать. Недолго, минут десять, вряд ли больше. Это для него. А для меня… Я закрыл глаза, сосредоточился на задании и вдавил еле заметную кнопку с правой стороны обруча.
Глава третья
Почему Тоннель называют Тоннелем, я не знаю. Разные есть версии. Кто-то говорит, что Михаилу Томашову самый первый путь к Белому шару представился в виде тоннеля. У Томашова теперь не спросишь, он вскоре после своего открытия исчез неизвестно где. Кто-то считал Белый шар иным пространством, попасть в которое можно только через гиперпространственный тоннель. Любителей пощеголять красивыми и звучными словами всегда было достаточно. Чаще всего они сами себя не понимают, но ничуть этим не смущаются.
Полномасштабных научных исследований Тоннеля, насколько я знаю, не проводилось. В этом нет ничего удивительного. Я бы, например, ни за что не согласился стать подопытным кроликом. Игра между жизнью и смертью там идет на слишком тонком уровне, никто не в состоянии предсказать, какая мелочь может качнуть маятник в ту или иную сторону.
Поэтому, если честно, никто толком не знает, что это такое. Гипнотический транс, система галлюцинаций или что-то еще. Я привык считать Тоннель просто сном. Весьма специфическим, конечно.
Это и вправду очень похоже на сон. Мир Тоннеля всегда логичен, но эта логика не совсем обычная. Чем лучше ты способен понять эту логику, тем лучший из тебя курьер. Логика Тоннеля стала основой маленькой мифологии, которой увлекается кое-кто из курьеров. Говорят, что чем ближе тебе «тоннельная» логика, тем дальше ты отходишь от привычной человеческой. А, значит, чем лучший из тебя курьер, тем меньше оснований считать себя нормальным человеком. Курьер же, дошедший по этой шкале до максимальной отметки, способен будет преодолеть Тоннель всегда, добывая любые заклинания. Он сможет получить от Белого шара любое заклинание, но… В нем останется слишком мало от человека, чтобы его это заинтересовало.
Думаю, сами авторы этой теории не слишком в нее верят. Но поразмышлять на эту тему бывает забавно.
На этот раз — пустыня. Как и полагается порядочной пустыне — бескрайняя. Горизонт всюду одинаково ровен и неприметен, никаких ориентиров. Плохо, отмечаю я мельком, но пока на этой мысли не задерживаюсь. Сначала нужно как следует осмотреться, погрузиться в Тоннель. Это совсем не сложно, так как кроме желтого песка вокруг ничего нет. Песок, кстати, не обычного песчаного цвета, а именно ярко-желтый, как на детских рисунках. Я наклоняюсь, зачерпываю полную горсть. Горячо, но не обжигает. Просеиваю песок сквозь пальцы. Если не считать цвета, ничего необычного. А что цвет? — нормальный цвет. Если подумать как следует, песок и должен быть таким. Оставляю на ладони несколько песчинок, подношу к глазам — неровные полупрозрачные кубики. Отряхиваю пальцы. Нормальный песок, обычный песок, хороший песок…
Трачу еще немного времени, чтобы окончательно утвердиться в этой мысли. Мир вокруг должен стать как минимум обыденным, в идеале — скучным и почти родным.
Воздух вокруг черный. Как уголь, как сажа. Я бы сказал непроглядно черный, но это будет ошибкой. Видно как раз все отлично. Ни солнца, ни луны или звезд, ни каких-либо иных источников света нет, но вокруг светло. Нет, неправильно. Вокруг темно, очень темно, просто это не мешает видеть. Скорее, наоборот. Если на горизонте вдруг появится человек, я его не просто увижу, а смогу различить цвет его одежды. В этом я уверен, значит, так оно и есть.
С черным светом примирить разум непросто, и я неспешно сажусь на песок. Сквозь легкие джинсы к телу проникает тепло. Это успокаивает. Вокруг ночь, правильная ночь. Я запрокидываю голову к небу. Только такое небо здесь и должно быть, черное, бездонное. Как нелепо и вычурно смотрелись бы на нем звезды! Разумеется, их здесь нет и быть не может. Одна-единственная, самая маленькая и никчемная звездочка непременно испортила бы все совершенство этого неба. Я ложусь на спину и пристально исследую все пространство надо мной. С огромным облегчением убеждаюсь в полной, абсолютной, идеальной чистоте неба. Хорошо, когда кругом все правильно!
Здорово, что темная ночь такая светлая. О земных ночах, когда темноту разгоняет свет сторонних источников, я думаю почти с отвращением. Не понимаю, что может быть естественней черного света. Любой другой свет мне сложно себе представить.
Встаю на ноги. Снова оглядываюсь. Верчу головой вправо… влево, и панорама Тоннеля как на ладони. Взгляду зацепиться не за что, и это, в самом деле, неудачно. Должна быть какая-то цель, направление… Тоннель никогда не повторяется. Иногда передо мной стеной вырастал лес, и нетрудно было догадаться, что, только пройдя через него, я достигну Белого шара. Иногда я оказывался в лабиринте, и мне приходилось искать выход. Порой Тоннель вообще не имел ассоциаций ни с чем из привычного мира. Но определить, в какую сторону надо идти, всегда не составляло труда.
А тут пустыня. Спереди песок и сзади песок. И слева, и справа, и по диагонали. Причем, ровненький такой. Никаких тебе барханов. Так бы я выбрал самый высокий, за который не проникает взгляд, и убедил себя, что Белый шар за ним. И скорее всего, так бы оно и было. Ведь мое убеждение — это почти истина в мире Тоннеля. А тут пляж, а не пустыня.
Пляж… Я торопливо закрыл глаза. Пляж. Просто очень большой пляж. Как в бородатом дурацком анекдоте. Я почти отключил все чувства, усилив до предела осязание. Моя кожа сверхчувствительная, наверное, укуси меня сейчас комар, я бы умер от болевого шока. Но здесь нет комаров. Здесь есть… ветер. Очень, очень слабый, едва ощутимый даже моим гипер-осязанием. Но я все же почувствовал его прикосновение к правой щеке. Ночью ветер дует с суши.
Не давая шанса самым ничтожным сомнениям, я решительно зашагал в сторону моря, открыв глаза только на третьем или четвертом шаге.
Вколоченные в голову жизненным опытом знания говорили, что до моря никак не может быть ближе пяти километров. Но я только посмеялся над этими нелепостями. Это там, в глупом земном мире понятия горизонта незыблемы, там остались физика и геометрия. Здесь… уже через пять минут я почувствовал, что ветер стал чуть свежее. А еще через пять минут просто вышел к морю.
Море было… морем. Что еще сказать? Оно не выглядело странным, оно просто не могло так выглядеть. Именно к такому морю я люблю приходить ранней весной или поздней осенью, чтобы побыть с ним наедине. Даже песок у побережья уступил, устыдился своего ярко-желтого цвета, принял совсем обычный вид.
Я облегченно вздохнул. Что ни говори, пустыня — это не мое. Совершенно чуждая для меня стихия. Но она позади, пройдена без каких-либо эксцессов. Я не попал в зыбучие пески, мне не угрожали скорпионы или змеи. Собственно говоря, я очень умело не помнил о таких возможных опасностях. Не первый год работаю все-таки. Без воображения курьеру никак нельзя, но важно уметь доставать его из рюкзака только по необходимости, а все остальное время держать свернутым и упакованным.
Пожалуй, я чересчур задумался. Не оборачивая головы, я почувствовал, что за спиной что-то происходит. Обернулся. Пустыня таяла, растворялась во мгле. Горизонт съеживался, подступая все ближе и ближе. Это сложно описать, не было никакой стены или черной полосы… уже в ста шагах позади меня не было вообще ничего. Пустота, по сравнению с которой вакуум — живой и бьющий ключом мир. Словно граница Вселенной надвигалась на меня, заставляя двигаться вперед.
Незачем меня подталкивать, в море я пойду с удовольствием. Нарочито неторопливо, с глуповатой бравадой я разулся. Швырнул кроссовки назад, и они просто исчезли, один за другим. В воду я вбежал радостно. Хотя и по необходимости. Глубина началась сразу же, с первых шагов. Не опуская голову под воду, я сделал несколько гребков. Это было необязательно, но я все же развернулся назад.
Никакой пустоты там уже не было. Просто море. Насколько хватает глаз. Так… А точно стоило выбираться из пустыни именно в море? Не то, чтобы я выбирал из множества предложенных вариантов, конечно. Но я хотел увидеть море, целенаправленно шел к морю, радовался, увидев море. Какие-то основания для этой радости должны были иметься?
Да, я не имел права думать об этом тогда — иначе ни к какому морю бы не вышел. Но теперь — что мне делать? Не оказался ли я в начальном положении? Глупо думать о том, чтобы убедить себя в наличии близкого берега. Во-первых, едва ли получится, во-вторых, сильно подозреваю, что берег окажется песчаным…
И в такой сказке про белого бычка шансов дойти до Белого шара у меня не будет, можно не сомневаться. Зациклюсь напрочь. Останется только выйти из Тоннеля, и, с виновато-растерянным видом глядя Якову Вениаминовичу в глаза, развести руками. С еще более виноватым видом забрать треть положенной ставки (таковы правила) и пойти домой.
Человек всегда может выйти из Тоннеля, в любой момент. Достаточно желания — четкого, осознанного, сосредоточенного желания. Пара секунд такой сосредоточенности — и ты в реальном мире. Вот эта-то кажущаяся легкость и губит чаще всего начинающих курьеров. А порой и не начинающих… Трудно признавать свое поражение. Особенно когда до цели рукой подать — причем, иногда в буквальном смысле. Не всегда удается трезво оценить опасность в мире, где все не совсем так, как в реальности.
Мне иногда приходилось умирать во сне. Чтобы тут же проснуться в холодном поту, вцепившись онемевшими пальцами в простыню. А Тоннель так похож на сон… так обманчиво похож. Только, умерев в Тоннеле, уже не проснешься. Кровоизлияние в мозг — и одним курьером в мире стало меньше. А нас и так немного, нас беречь надо. Себя надо беречь.
Я еще какое-то время плыву по инерции вперед. Хотя, такие понятия как вперед и назад утратили актуальность. Как в самом начале Тоннеля, нет ориентиров, нет направлений.
Стоп! Разница с пустыней все-таки есть. И есть все же одно направление, которого в пустыне не было. Пару раз глубоко вздохнув, я набираю полные легкие воздуха и ухожу под воду.
Я погружаюсь легко, с какой-то фантастической легкостью. Мне не нужно грести руками или перебирать ногами. Но я не иду ко дну безвольной куклой, я опускаюсь так, как хочу. Мог бы быстрее, мог медленнее, но это не нужно. Я не знаю, сколько до дна, но увеличение темпа погружения его не приблизит.
Забавно, но вода остается все такой же прозрачной независимо от глубины. Я вижу свои вытянутые руки так же четко, как под самой поверхностью. А вот дна пока не вижу.
Впервые я слышу биение сердца, оно колотится в грудной клетке с частотой отбойного молотка, его стук отдается в висках. Потом в голове повисает тонкий противный звон. Нехорошо, но легкие пока не горят, значит, немного времени у меня есть.
И все-таки становится страшно. Что, если сознание отключится слишком внезапно, и я не успею вернуться в кабинет Якова Вениаминовича? Как люди тонут? Не знаю, не помню… Я тонул однажды, но мне тогда было четыре года. Помню только одно, мне совершенно не было страшно. Это я почему-то очень отчетливо помню. Наверное, просто не знал, что следует испугаться.
А сейчас боюсь, и сердце начинает стучать еще неистовей, хотя, казалось, что это невозможно. Нельзя, нельзя паниковать! Мне не нужно время, чтобы всплыть на поверхность, мне нужна только жалкие две секунды, чтобы убрать свое сознание из Тоннеля. Я могу это сделать хоть сейчас…
Сделай! — закричал кто-то внутри меня. Выходи, выходи отсюда! Иначе — смерть. И над тобой, и под тобой — только вода. Десятки, сотни метров. Километры! Никакого дна вообще нет!
И я увидел дно. Совсем рядом. А на дне — раковина, из тех, в которых обычно находят жемчужины. Я такие только по телевизору видел. Эта раковина может ничего не значить, но я в это не верю. Мне нужно к ней.
И я рвусь. Но вода вдруг становится тягучей, как кисель. Я извиваюсь всем телом, отталкиваясь руками и ногами от этой странной воды, но продвигаюсь вперед страшно медленно.
Но все-таки продвигаюсь. Ничего, успею. Теперь точно успею, потому что вдруг перестаю задыхаться. Просто больше не ощущаю потребности в воздухе. Голова больше не звенит. Тишина. Полная. Даже я продвигаюсь вперед совершенно бесшумно. Раковина в каком-то метре от моих рук.
Все-таки я правильно предвидел, что этот Тоннель не будет слишком сложным — заклинание достаточно простое. Опасного было немного и, полагаю, все уже позади…
Нельзя было так думать! Совсем потерял концентрацию, ученическая ошибка! Справа от меня, совсем рядом, появилась акула. Не очень большая, чуть крупнее меня, но как-то удивительно зловеще выглядевшая. Хотя рот пока был закрыт, но я точно знал, что там…
Стоп! Я взял себя в руки. Акулы не нападают на людей просто так. Не нападают. Не нападают. Каждый из нас занят своим делом. Я плыву к раковине, акула плывет мимо.
Она действительно двигалась чуть в сторону. Очень медленно, не быстрее меня. Только от этого почему-то спокойней не становилось. Ничего, еще несколько секунд, и раковина будет в моих руках. А в ней или победа, или… ничего. В любом случае, открыв раковину, я вернусь. Хватит с меня этого Тоннеля. И перерыв сделаю в работе, могу себе позволить. Месяц, как минимум.
Акула прошла в каком-то метре от меня. Правильно, так и должно быть. С какой стати ей на меня нападать? Совершенно очевидно, что она питается гораздо более мелкой дичью. Это, почувствовав кровь, акулы обычно сходят с ума…
Снова ошибка, причем чудовищная. В самом деле, отпуск не повредит… Неизвестно откуда взявшаяся стайка мелких, меньше чем с ладонь, рыбок, облепила меня так, словно я был магнитом, а они — железными опилками. Двоечник! Пираньи в море не водятся! — завопил я вслух. Это оказалось совсем не сложно, вопить под водой.
А потом была боль. По всему телу, острая, дикая. Такую никогда не испытываешь во сне. Мне было даже не до акулы. Я вопил уже не переставая, но продолжал тянуться к раковине. Чем ближе была к ней моя рука, тем более вязкой становилась вода, приближаясь по консистенции к чуть подтаявшему холодцу. Причем на скорости движения пираний это почему-то не сказывалось. Вода подозрительно быстро окрасилась красным.
Наконец моя рука дотянулась до раковины. Боль окутала меня с головы до ног, спеленала, привела с собой ватную слабость. Я испугался, что не хватит сил добраться до жемчужины.
Акула разворачивалась в мою сторону.
Окровавленными, изорванными руками, не переставая кричать, я открыл раковину. Там действительно лежала круглая белая жемчужина размером с виноградину.
Акула сейчас была одной сплошной пастью, зияющей черной пропастью, усеянной по краям кинжалами зубов.
Я вытряхнул жемчужину на ладонь. Она начала расти, разбухать, заполняя и вытесняя собой все. Исчезли пираньи, к сожаленью, забыв прихватить с собой боль. Уже коснувшись меня зубами, растаяла акула. Потом исчезла и вода.
Я стоял в пустоте перед белым шаром, размером с одноэтажный дом. Положив на шар обе ладони, я закрыл глаза. Странная, нелепо звучащая фраза родилась, казалось, в самом моем сознании.
Можно возвращаться.
Глава четвертая
Я был настолько потным, словно взял с собой из Тоннеля впитавшуюся в одежду воду того моря. Вот дьявол, я ж теперь неделю в море зайти не смогу… Вытирая с лица липкий пот, я заметил, что пальцы мелко дрожали. Я знал, что физически со мной все в порядке, ни ран, ни крови, но все равно не смог удержаться от быстрого взгляда вниз.
Работа прежде всего. Слова, которые ничего не значили ни на одном из земных языков, еще звучали в моей голове. Я повторил их, это было очень легко, они так и просили, чтобы их говорили еще и еще. Казалось, их просто невозможно забыть. Кто знает, быть может, это в самом деле так. Но…
Яков Вениаминович удовлетворенно кивнул, после чего прошептал что-то одними губами. Наверное, единственное заклинание, известное всем без исключения магам Земли. Именно благодаря ему стало возможным полновесное взаимовыгодное сотрудничество магов и курьеров. Я слов не расслышал, но это было не важно. Только что принесенное мной заклинание исчезло из моей памяти начисто, без всякого остатка.
Этакая предельно избирательная амнезия. Я помнил абсолютно все, свое прохождение Тоннеля, свое возвращение. Помнил, как что-то сказал Якову Вениаминовичу… не помнил только, что именно я сказал. Когда-то давно это приносило почти физический дискомфорт. Мое сознание бунтовало, не желая примириться с подобным казусом, считая его просто невозможным. Против воли я силился вспомнить, восстановить в памяти звуки, произнесенные мной всего несколько секунд назад.
Ко всему привыкаешь. Вспомнить забытые под давлением заклинания-ластика слова попросту невозможно. Хоть до взрыва мозга память напрягай.
Если честно, сейчас я в этой ритуальной последовательности действий особого смысла не вижу. Коммерческая магия вышла на новый уровень, обросла собственными гласными и негласными законами. Сейчас никто не мешает мне купить на черном рынке свой личный обруч Томашова и натаскать себе столько заклинаний, сколько захочу. Скажем, штук двадцать-тридцать за год я сумею. Я могу записать их все на любой носитель аудио и пытаться продавать всем встречным магам.
Кто-то из них от меня брезгливо отвернется, а кто-то польстится, купит. Только и десятой доли цены не даст. А о проценте и говорить не приходится. Магия — это серьезный бизнес. Маги платят за эксклюзивность. Какие-то заклинания навсегда остаются в пользовании одного-единственного волшебника (Белый шар никогда не повторяется), какие-то расходятся по свету, но по тем же строгим правилам, что любые технические ноу-хау. Патенты, авторские права…
Так что, действуя против установленных правил, курьер едва ли что-то выиграет в финансовом плане. А вот репутацию потеряет очень быстро и навсегда.
Тем не менее, демонстрация отсутствия включенных записывающих устройств у курьера и заклинание-ластик, аккуратно стирающее крохотный кусочек памяти — это традиция. Проживет ли она долго или вскоре отомрет за ненадобностью? Мне наплевать, в общем-то.
Я медленно отходил от Тоннеля. Не только восстанавливал ровное сердцебиение и приводил в порядок нервную систему. Я полноценно возвращался в реальный мир, стабильный и прочный. Я, образно говоря, снова становился самим собой, а не тем странным существом, которым был в Тоннеле.
К тому себе я сейчас испытывал какое-то неясное чувство, смесь неприязни, брезгливости и восхищения. Наверное, примерно то же самое можно почувствовать, разглядывая в террариуме экзотическое членистоногое. Омерзительное, но по-своему совершенное. Но есть небольшая разница: никому никогда в голову не придет ассоциировать это существо с собой. А там в Тоннеле был я. Тот я, которым я научился быть, чтобы не только оставаться в живых в жутковатом фантасмагоричном мире, но и почти всегда доходить до Белого шара. Почти… Сейчас маги не ставят перед курьерами запредельных задач, но никогда до конца не знаешь, какое заклинание Белый шар наотрез откажется открыть.
И все же я был очень неплохим курьером. Если отбросить лишнюю скромность — одним из лучших. Быть может, это означает, что мое второе, «Тоннельное» я становится все совершенней, занимая все более значительную часть моего сознания? И скоро оно сможет занять доминирующее положение? Тогда однажды, вернувшись из Тоннеля, я не смогу… или не захочу принять реалии окружающего мира?
Я фыркнул. Довольно громко. Подобные страшилки хорошо рассказывать на курьерских тусовках, изредка спонтанно организуемых в любом городе. После пятой или шестой рюмки. А после десятой уже можно с замиранием сердца послушать про курьера, который не смог вернуться из Тоннеля. Не погибнув, а просто оставшись в том мире, не в силах найти выход. Или про двух курьеров, получившим в одно и то же время одинаковое задание, встретившихся в Тоннеле и устроившим там битву за заклинание. А еще про трехлетнюю девочку, специально воспитанную русским госбезом и ставшую лучшим в мире курьером…
Так, теперь нормально. Руки не дрожат, а я улыбаюсь. Яков Вениаминович все это время спокойно и молча сидел в своем кресле. Знал, что мне нужно время на восстановление. Однажды, принеся ему заклинание, способное видеть сквозь стены, я приходил в себя почти час — как потом выяснилось — для меня-то время тогда как-то скомкалось. И весь этот час старый маг неподвижно сидел напротив меня. А к нему за это время очередь выстроилась, между прочим. На улице люди ждали. Мне было очень неудобно, выходя из салона, я не смог посмотреть им в глаза.
Что любопытно, я потом ни разу не столкнулся с использованием этого заклинания. Ни самим Яковом Вениаминовичем, ни кем-то другим по патенту. Есть у меня подозрение, что на эту безусловно полезную способность наложила руку наша родная госбезопасность. Но я об этом стараюсь даже не думать. Потому что думать полезно почти всегда, кроме некоторых редких случаев, когда очень даже вредно.
Я потянулся в кресле и с хрустом повертел шеей. Яков Вениаминович словно ждал этого сигнала, улыбнулся и с неподдельным участием спросил:
— Что, Вадик, тяжело пришлось в этот раз?
— Вообще-то легко никогда не бывает. — Это на самом деле не совсем так, но марку профессии держать надо. — Но, честно говоря, в этот раз ожидал, что будет попроще.
Яков Вениаминович задумчиво покивал.
— Да, у Белого шара своя логика…
Эти слова заставили меня вздрогнуть и пристально посмотреть на мага. Откуда у него мои мысли? Ведь он никогда сам не был в Тоннеле.
— Вы никогда не задумывались, Вадик, почему маги сами не ходят за заклинаниями?
Да что ж это такое? Совпадение? Как будто действительно мысли мои читает. В телепатию я не верю… если дело не касается мага. Кто знает, что от них можно ожидать? Глупый, между прочим, вопрос. Кому и знать, как не мне. Можно ли достать заклинание для чтения чужих мыслей? Наверняка кому-то в голову приходило, но, раз я ничего об этом не слышал, значит… Или не значит?
Каша в голове. Ерунда все это, ерунда. И заклинание для телепатии наверняка так же недоступно, как, например, заклинание превращения свинца в золото. Сколько копий переломало новое поколение алхимиков… И, даже раздобудь Яков Вениаминович способность читать мысли, на мне бы испытывать не стал.
Кажется, я задумался. А маг терпеливо ждал, склонив голову чуть набок. Мне даже стыдно стало за нелепые подозрения.
— А зачем это им? То есть, вам? — я с улыбкой пожал плечами. — Ведь есть курьеры.
— Несомненно, курьеры есть. — Яков Вениаминович улыбкой поощрил мой ответ. — Но почему магу самому не стать курьером?
Я развел руками.
— Знаете, я сейчас делаю у себя дома ремонт. То есть, это я так говорю, что делаю ремонт. А на самом деле у меня работает бригада специалистов, а я им плачу деньги. Я в состоянии поклеить обои самостоятельно, но не считаю это необходимым. Каждый должен заниматься своим делом.
По-моему, я говорил очевидные вещи. Это-то меня и смущало. Обычно, когда в ответ на вопрос говоришь очевидные вещи, следует подумать, хорошо ли ты понял вопрос. К счастью, Яков Вениаминович пришел мне на помощь.
— Вадик, — каким-то вкрадчивым голосом сказал он. — А если вам нравится клеить обои? Если вы можете получить от процесса удовольствие?
На этот раз для разнообразия я решил не вещать прописные истины, а как следует подумать над тем, что же хочет сказать собеседник. Я подумал. Результаты размышлений мне решительно не понравились.
— Яков Вениаминович! Вы что, решили сами попробовать… Да вы с ума сошли! Не вздумайте! — Я поймал себя на том, что не только кричу, но и размахиваю руками. Поэтому громкость убавил, но степень настойчивости уменьшать не стал. — Если бы мне нравилось клеить обои, я бы и работал клейщиком обоев — это раз. Если бы я решил поклеить полоску-другую в виде развлечения, я бы мог это сделать. Но профессионал сделает это лучше — это два. А три — самое главное — поклейка обоев меня ни в коем случае не убьет. Понимаете?
Старый маг снова молча кивал и улыбался. Он вдруг показался мне невероятно мудрым аксакалом, снизошедшим до беседы с глупым мальчишкой. Нетрудно догадаться, такая ассоциация мне не понравилась — по крайней мере, во второй своей части. Я попробовал окончательно успокоиться. Ведь опять я не сказал магу ничего нового, до всех этих выводов он легко мог дойти самостоятельно. Может, он не оценивает реально степень опасности работы курьера? Ее, наверное, никто кроме самих курьеров до конца оценить и не может. Надо хоть раз самому сходить в Тоннель. А попытка сходить в Тоннель без подготовки очень часто заканчивалось фатально.
Теперь я заговорил нарочито медленно, размеренно.
— Мне вот сейчас пришло в голову, что я счастливчик, Яков Вениаминович. Вы знаете, конечно, что я принадлежу к первой волне курьеров. Мы были самоучками. Поневоле. Нас просто некому было учить. Учиться на чужих ошибках мы тоже не могли — тот, кто ошибся, уже никому ничего рассказать не мог. — Да, я слегка утрировал. Гибелью заканчиваются только серьезные ошибки. Но сейчас это было нужно. — Вы знаете, что почти сорок процентов из этой первой волны уже нет в живых? Сейчас все по-другому. Кое-кто из курьеров подрабатывает наставниками. Готовят учеников. Совсем другое дело, Яков Вениаминович — из неофитов в первый год обучения гибнет только каждый двадцатый. Большая часть отсеивается без фатальных для себя последствий. Но вы знаете, я никогда не стану наставником. И, хотя я знаю кое-кого из них, вам адреса ни за что не скажу.
— Почему, Вадик?
— Почему… — Я задумался, хотя знал ответ. — Наверное, потому, что в один не очень прекрасный день я могу остаться сидеть в этом кресле. Я очень надеюсь, что этого не произойдет никогда, я не вижу ничего пошлого в желании дожить до глубокой старости. Но такой риск будет оставаться всегда. А свою работу я бросить не смогу, даже если вдруг по уши погрязну в миллионах, и мне совсем не нужны будут деньги. Это наркотик, Яков Вениаминович, настоящий наркотик. И я не стану брать на себя ответственность за появление еще одного зависимого.
Молчание длилось достаточно долго, но я не собирался его прерывать. Злился. Немножко на себя, немножко на Якова Вениаминовича. Немножко так, вообще. Не люблю людей, изъясняющихся монологами. В те редкие моменты, когда занимаюсь этим сам, соответственно, не люблю себя.
Но не любить себя долго человек не умеет, и я потихоньку остыл. А маг заговорил.
— Интересные вещи вы мне рассказали, Вадик. Что-то я знал, конечно, но не в таком объеме. Интересно… Но вы сделали неверные выводы, я вовсе не собираюсь становиться курьером и отбирать у вас хлеб.
Он с такой мягкой и искренней улыбкой развел руками, что я уже не смог снова разозлиться. Тем более, некоторое облегчение я все же испытал. Отрадно осознать, что приятный и уважаемый тобой человек на старости лет не тронулся рассудком.
— Тогда зачем? — спросил я, перейдя от словоизвержения к крайней степени лаконичности.
— Любопытство, Вадик, любопытство. Что еще остается старику? Магов, конечно, мало, но все-таки не единицы во всем мире. И вы подумайте, ни один — ни один! — не носит заклинания себе сам.
— Ни один? — глупо переспросил я.
— По крайней мере, такие случаи неизвестны. Да, все, что вы говорили, правильно. Каждый должен делать свою работу. Но неужели ни одному магу никогда не пришла в голову мысль сходить к Белому шару? Наверное, чтобы стать курьером, нужен какой-то особый склад характера. Но почему ни у кого из магов не оказалось такого характера? Неужели не было случая, когда человек, обнаружив у себя способности к магии, просто не имел денег на оплату работы курьера?
Я покачал головой:
— Мы работаем и в долг. По двойному тарифу, но работаем.
— И никто никогда не пожадничал?
На это я только пожал плечами. Возможно, ничего такого здесь нет. Ну, не бывает магов и курьеров «два в одном». Незачем магу такой риск. Характер характером, но… Если бы три с лишним года назад я имел спокойный способ зарабатывать хорошие деньги, а не жил по принципу «дотянуть до получки», ни с какой радости я бы курьерствовать не пошел. А если глазами мага посмотреть. Перед тобой вполне ясная и приятная перспектива. Нужно будет кому-то искать себе лишние заморочки?
Хотя с другой стороны… И очень обеспеченные люди с парашютом прыгают или на опасные горные вершины поднимаются. В виде хобби и адреналина ради. А если магу адреналину не хватает? Зачем в горы лезть, когда можно обруч на голову надеть? Риск, конечно, несоизмерим. Так и безбашенность у людей единой меркой измерить трудно.
В общем, пришел я к выводу, что нет ничего странного, если в этом и есть что-то странное.
— Яков Вениаминович, мы так мало знаем про Белый шар…
Маг засмеялся сухим надтреснутым стариковским смехом.
— Мало? Что вы, Вадик, такое говорите. Мы вообще ничего про него не знаем.
Глава пятая
Вышел я из салона без нескольких минут десять. Яков Вениаминович вместе с Верочкой по причине близости времени закрытия и отсутствия клиентов начали неспешно собираться по домам. От моего галантного предложения проводить ее домой, Верочка с преувеличенной вежливостью отказалась.
Предлагал я больше по инерции и, наверное, поставил бы себя в достаточно глупое положение, согласись вдруг Вера провести этот вечер в моей компании. Пожалуй, второго шанса я бы уже не получил никогда, так как сегодня наверняка испортил бы все что можно.
После Тоннеля я вообще обычно бывал несколько не в форме. Тоннель не отпускал так сразу, требовалось время, чтобы он выветрился из головы. В результате внимание мое расфокусировывалось, прямо скажу, душой компании я в такие дни не был. Большей частью молчал, а если и говорил… то лучше бы молчал.
Но, возможно, в честь такого знаменательного события в моей жизни я бы смог собраться. Однако сегодняшний вечер выбил меня из колеи сильнее обычного. Сначала этот разговор в приемной. Ничего не значащий, в общем-то, разговор. Но мелкой занозой он засел в моем мозгу. Потом странное волнение Якова Вениаминовича. Могу держать пари, если бы я отказался сегодня от работы, он испытал бы облегчение. И это после того, как сам же меня пригласил. Потом Тоннель, тоже не совсем обычный, к тому же, как мне кажется, сложность его не соответствовала ординарности задания. И в довершении всего — снова Яков Вениаминович. Со своими вопросами и подозрениями.
Как-то подсознательно я пошел домой длинной дорогой. Хотелось подольше побродить по вечерним улицам. Я огляделся по сторонам. В самом деле, что изменилось за неполные четыре года со времени открытия Белого шара?
Тот же город. Те же люди на улицах. Редкий шум проезжающих машин. Просыпающиеся на небе звезды. Ну да, на небе то там, то здесь вспыхивают и гаснут рекламные картинки. За это, кстати, я почти готов ненавидеть магию. Но в принципе, наверное, испоганить небо рекламой могли и без помощи магии. Лазеры всякие, голограммы…
Одежда, особенно у тинейджеров, конечно, изменилась. У какого-то паренька рубашка светится, а у девчонки рядом с ним платье постоянно меняет длину, от целомудренного миди до ультра-мини. Так определенная часть подростков во все времена стремилась выделиться. А одежда и прическа — наименее требовательные средства. Магия — всего лишь инструмент для достижения этой мелкой цели. Не было бы магии, все равно одежда этой парочки выглядела бы странно. Компьютерные чипы бы использовали или светодиоды…
Дородная дама вышла из супермаркета с объемистым ярко-красным пакетом. Пакет набит продуктами, но дама несет его легко и небрежно, ибо все положенное в такие пакеты теряет в весе примерно в девять раз. Не такое частое зрелище, пакетик-то во-первых одноразовый, а во-вторых недешевый, за те же деньги можно на такси до дома доехать. Но, возможно, продукты в пакете достаточно дорогие, а все крупные супермаркеты бесплатно дают «разгрузочные» пакеты при определенном размере чека.
Парнишка на трамвайной остановке курил бездымную сигарету. Стóят такие вдвое от обычных, зато их теперь разрешено курить где угодно, хоть в купе поезда. Курить магические сигареты там, где можно покурить обычные, — просто понты чаще всего. Никотин по-честному в легкие поступает, а дыма нет. Десублимация и тому подобное. Тоже ведь великое достижение магии…
Черт побери… Такая тоска вдруг накатила. Как там говорил тот мужчина: «на мир снизошла магия»? Снизошла… Дикарям дали электронный микроскоп, и они забивают им гвозди. Может, стоит радоваться, что мы умеем забивать гвозди? Что не разбиваем этим микроскопом друг другу головы?
А чего, мы и радуемся. Я зашибаю бабло, которое мне и не снилось бы, не понадобься миру профессия курьера. И радуюсь. Установил дома магического сторожа, воришек теперь не боюсь. Радуюсь. В холодильнике моем продукты могут месяцами лежать, не испортятся — тоже ведь радость.
Может, все правильно? Что я хотел? Чтобы, как у Стругацких, все маги в едином порыве боролись за достижение счастья человеческого? Нет, не настолько я наивен. Маги, как и курьеры, в первую очередь озабочены состоянием собственного кошелька. Но ведь попутно и миру что-то дают. Может быть, не пропадающая колбаса в магическом холодильнике — это и есть маленький кусочек моего персонального счастья. И если набрать таких кусочков побольше, то как раз и сложится одно большое настоящее счастье. Так и станем счастливы все, кто-то раньше, кто-то позже, когда цены на магию упадут.
А может, мне просто обидно, что Хайнлайн оказался ближе к свалившейся на нас истине, чем Стругацкие? Ведь их я люблю больше. Так тут не в Стругацких дело. Просто Белый шар выбрал для прихода в мир время Хайнлайна.
Поэтому я продаю Якову Вениаминовичу заклинания, он их продает подороже и угощает меня вкусным кофе, приготовленном на магическом огне. А придет светлое время — самый распоследний крестьянин будет варить себе кофе именно на магическом огне.
Эти злые мысли возымели на меня неожиданное действие — я не только успокоился, но даже пришел в благодушное состояние. Захотелось поскорее домой, в уютный бардак ремонтируемой квартиры. Забраться на диван. Рядом на столик поставить бутылочку коньяка и пузатый хрустальный бокал. Выбрать на ридере книжку — обязательно читанную, знакомую. Или фильм какой-нибудь поставить, но тоже старый. Не хочу сюрпризов. Даже приятных.
Не буду думать о магах и курьерах, о Тоннеле и Белом шаре. Правда, что ли, отпуск взять? Недельку-другую я в любом случае хотел отдохнуть, почему бы не продлить до месяца? И отдыхать самым примитивным из всех возможных способов. Диван, книга, телевизор. По утрам — прогуляться до магазина, купить чего-нибудь вкусненького. Подом дойти до газетного киоска. Вечером — в море искупаться. Если не лень будет. На футбол все-таки сходить, не будут же они все время пешком по полю передвигаться. Раз в неделю с Борисом или Женькой водки выпить.
Меня вдруг такой восторг от всего этого кино взял… Будто я о чем-то совершенно недосягаемом мечтал. Значит, на самом деле устал. Посмотрим, может и отдохну. Мой способ зарабатывать деньги один несомненный плюс имел: заявление на отпуск писать не надо. Если только самому себе. Эта идея меня развеселила. А что, завтра так и сделаю. Напишу заявление на свое имя, сам его подпишу и издам приказ об отпуске.
Я подошел к переулку. Полутемный, он и раньше освещался только светом из окон частных домиков, и сейчас ничто не изменилось. Как и прежде светлее было лишь в начале и конце переулка — от света фонарей с соединяемых им улиц. Только фонари эти теперь были не электрические.
Перед перекрестком я остановился. Магический светильник — это красиво все-таки. Никакого абажура, просто застывшие язычки пламени, только белого. Свет ровный, а не трепещущий, как от обычного огня. Не знаю, может, эти два фонаря Яков Вениаминович поддерживает. Его салон, по-моему, ближайший отсюда. Заклинание для создания таких светильников давно стало общим достоянием. Но что интересно, яркость огня всегда постоянна, кто бы, когда и где не произносил заклинание. А вот сколько светильник проживет, зависит от силы мага и от степени его усталости. Магической усталости, разумеется. К сожалению, а может быть, к счастью, ни один кудесник не в силах творить заклинания без остановки. У каждого есть лимит, и у каждого он свой. Словно Некто разбросал по миру горсть драгоценных камней, совершенно не стремясь, чтобы камни были одного размера.
Еще одна особенность магического огня — он не режет глаз подобно другим источникам света. На него можно смотреть сколько угодно… Чем я, собственно говоря, и занимаюсь. А вроде бы домой спешил. Со стороны, наверное, произвожу впечатление деревенщины, слышавшей о магии только по телевизору. Правда, смотреть на меня сейчас некому — улица почти пустынна, поблизости никого. Свет фар от показавшейся вдалеке машины.
Надо уже переходить дорогу. А то, если у каждого фонаря останавливаться, до дому только к утру доберусь. Диван, коньяк, телевизор — сказал я себе три магических слова, освободившие голову от посторонних мыслей. Я решительно ступил на проезжую часть…
Это тоже было красиво — такая дикая по своей неуместности мысль успела пронестись в сознании, когда мягкие лепестки огня вдруг обрели невыносимую яркость, вспыхнули чем-то вроде электрической дуги. Ослепляющий свет полоснул по глазам, заставляя зажмуриться и закрыться руками. Белое пятно в закрытых глазах медленно стягивалось в непроницаемую темноту. Ладони намокли от выступивших слез. Тряся головой и не понимая, что же произошло, я был не в силах думать вообще ни о чем. Например, о том, что стою я на самой середине дороги…
Пронзительный визг тормозов не вывел меня из ступора. Я по-прежнему ничего не соображал. Но что-то внутри меня — ангел-хранитель или опирающийся на рефлексы инстинкт самосохранения — заставило мышцы двигаться быстрее оцепеневшего разума. Даже не открывая глаз — это в любом случае было бы бесполезно — я рывком бросил себя назад. Полностью избежать контакта с автомобилем не удалось, правое колено получило чувствительный удар, меня закрутило, и я тяжелым кулем завалился на асфальт, чувствительно приложившись боком о бордюр.
Потом я как-то сразу пришел в себя. Меня удивляло собственное спокойствие. И ясность мысли, пожалуй. Все еще лежа частично на асфальте, частично на тротуаре, я четко осознал, что только что чуть не погиб. Но холодный пот меня не прошиб, и волосы на голове не зашевелились. Я достаточно сдержанно порадовался чудесному спасению и поздравил себя с отменной реакцией. Наверное, и водителю ударившего меня автомобиля стоит спасибо сказать — если бы вместо визга тормозов я успел услышать ровный рев мотора, вполне возможно, больше мне ничего не пришлось бы слушать. Но о грустном лучше не думать, потому что все закончилось хорошо. Настолько хорошо, насколько это возможно. Нога… шевелится, хоть и не без неприятных ощущений в ушибленной коленке. Ребра… (я сделал глубокий вдох) не сломаны. Боль в боку есть, но тупая, приглушенная. Неприятный опыт ломания ребра у меня имеется, и сейчас я могу почти точно утверждать, что обошлось.
Порадоваться как-то тоже не получалось. Умом понимал, что надо, а сама радость не приходила. Совсем как от поддельных новогодних игрушек.
Зато пришла здравая мысль, что пора бы прекратить обнимать мать сыру землю. В конце концов, предаваться как размышлениям, так и различным эмоциям можно и в других положениях. Для начала я принял сидячее и открыл глаза. Голова слегка закружилась, но со зрением все было почти в порядке. Фокус удалось установить быстро, а плавающие в глазах круги постепенно сходили на нет.
Прямо передо мной стояла старенькая «шестерка» условно-белого цвета. Попирая стереотипы, за рулем сидел не потрепанного вида дедок, а вполне даже симпатичная женщина. Лет я ей про себя отмерил тридцать пять — сорок, и это она еще не старалась. В том смысле, что застывшая на чуть курносом лице гримаса никак не могла прибавить ей шарма.
Тут до меня дошло, что весь этот ужас нарисовался по причине моего чересчур продолжительного отдыха в позе жертвы ДТП. Мне стало стыдно. Я поспешно надел на лицо картину «никогда не чувствовал себя лучше!» и как можно жизнерадостней выговорил:
— Со мной все хорошо!
Лицо водительницы разгладилось, смесь ужаса и оцепенения выродились в не более чем легкую тревогу.
— Я всегда представляла себе «хорошо» немного по-другому, но что я буду с вами спорить? — сказала она, выходя из машины.
Свободная рубашка без половой принадлежности на ее стройной фигурке смотрелась женственно, а короткие джинсовые шорты справлялись с задачей не мешать обзору длинных загорелых ног. Я скинул три или четыре года со своей оценки.
Мой беглый осмотр не остался незамеченным. Женщина посмотрела на меня сверху вниз, чуть склонив голову набок.
— Я не поняла, так вы бросились мне под машину, чтобы как следует рассмотреть мои ноги?
— Они того стоят, — сумел выдавить я из себя вместе с улыбкой.
— Знаю. Но в вашем возрасте пора уметь придумывать более легкие пути.
В этой пикировке все козыри явно были не в моих руках, поэтому вместо ответа я решил просто подняться на ноги. Сделал я это слишком залихватски и ойкнул, схватившись рукой за колено. Все-таки расшиб я его порядочно. Оно даже слегка распухло.
— Садитесь в машину, я вас подброшу, — сразу посерьезнела женщина.
— Да не стоит того, мне тут два шага осталось, — запротестовал я, одновременно ощущая, что ехать на машине для меня сейчас лучше, чем идти пешком.
— Садитесь уже! — безапелляционно отрезала она, открыв заднюю дверцу.
— Ну, если в ваших планах на сегодняшний вечер больше нет аварий… — я пожал плечами и начал отряхиваться от пыли.
Хозяйка машины закатила глаза.
— Вы посмотрите, он же мне еще хамит!
Мне стало стыдно во второй раз за очень непродолжительное время. Надо будет разобраться в себе, нет ли здесь какой-то тенденции.
— Простите, — смиренно сказал я. — Недостаток воспитания у меня компенсируется излишком денег. Скажите, сколько я вам должен?
Я достал портмоне и подошел к передней части «шестерки». Повреждения были минимальными, но я готов был заплатить любую относительно разумную сумму, не торгуясь. Было неудобно и очень хотелось домой.
— Бросьте! — отрезала женщина. — Может, папа наконец решится избавиться от этого недоразумения на колесах. Я даже жалею, что она не побилась сильнее.
— Попробуем еще раз? — предложил я, забираясь на заднее сиденье.
Спорить я не буду, а несколько купюр в машине оставлю.
Глава шестая
На свой третий этаж я поднимался пешком, игнорируя лифт. Это был мой способ диагностирования состояния расшибленного колена. Уже на втором этаже я осознал весь идиотизм такого способа, но со свойственным мне упрямством (которое я предпочитаю называть настойчивостью) довел эксперимент до конца.
Ничего, выжил. Желание добраться до дивана несколько усилилось. Хотя теперь спокойная перспектива вечера просматривалась не так явственно. Проклятый фонарь, неожиданно вспыхнувший с десятикратной яркостью, никак не шел из головы. Только вот вспыхнувший ли?
Марина — так звали девушку за рулем сбившей меня машины — явно ничего не заметила. То есть, я специально не спрашивал, но она наверняка упомянула бы о такой необычной странности. Впрочем, она была от фонаря дальше чем я, да и листва деревьев в какой-то степени была для нее препятствием…
С Мариной мы успели обменяться еще парой-тройкой фраз — дорога была совсем не длинной. Мелькнула у меня мысль, что я имел повод попросить у нее номер телефона, а она, вероятно, не стала бы искать повод отказывать. Но эта в целом недурная мысль была вытеснена все теми же размышлениями о фонаре, а потом удобный момент был упущен…
Об этом я тоже успел пожалеть за время многотрудного восхождения по четырем лестничным пролетам. Так что, отпирая дверь своей холостяцкой берлоги, я был зол до чрезвычайности. Зол на больное колено, на собственную глупость, на странное (если не сказать сильнее) поведение фонаря. В целом, все эти ручейки злости слились в полноводную реку отвратительного настроения.
С этим надо было что-то делать. Разувшись и пройдя на кухню, я уселся на табурет, осторожно вытянул больную ногу и погрузился в размышления о путях решения этой проблемы. Впрочем, все эти пути так или иначе сводились к употреблению алкоголя. Что поделать, никто не идеален… Я наметил себе три основные линии поведения.
Можно было, придерживаясь первоначального плана, устроить поглощение коньяка на собственном диване. Желательно под какую-нибудь старую незамысловатую комедию. Можно было выбраться в какой-нибудь ресторанчик и предаться контролируемому одиночному разгулу. И, наконец, имелась возможность огорошить поздним визитом кого-либо из приятелей.
Выбор был настолько труден, что я рисковал оказаться в роли буриданова осла. Трезвого осла. Для стимулирования мозговой деятельности не мешало бы выпить кофейку…
Перед Яковом Вениаминовичем мне было бы стыдно за мой кощунственный способ приготовления кофе. У меня не было ни ручной кофемолки, ни видавшей виды джезвы. Увы мне, я не использовал в процессе даже огня… На моей кухне высокомерно поблескивала индикаторами буржуйская кофейная машина. Да, традиции, ритуалы и символизм значат для меня гораздо меньше, нежели комфорт и свободное время.
Не вставая с табурета, я дотянулся до клавиши машины.
Что произошло в следующее мгновение, я понял не сразу. Только лежа на полу, с ужасом глядя на сведенную судорогой руку, я осознал очевидное и невероятное — меня шарахнуло током. Зверски шарахнуло. В моей гудящей голове с ощутимым лязгом столкнулись две бесспорные истины: «кофейные машины током не бьют» и «меня ударила током кофейная машина». Будь мой мозг компьютерным процессором, его бы сейчас неминуемо замкнуло.
Так, не надо про замыкание. Не ко времени как-то. Я поднял слезящиеся глаза на агрегат враждебной техники. Кто-то там сверху, по всей видимости, решил, что я сегодня еще не исчерпал лимит удивлений. Машина не обуглилась. От нее не валил густой сизый дым. Ну, это ладно, это я смог бы пережить. Но она, черт ее побери, даже не подумала отключиться! Зеленый огонек уверял меня, что все в полном порядке.
Мое самочувствие говорило прямо об обратном. Сердце колотилось в немыслимом ритме. Голова гудела. Я аккуратно пошевелил пальцами, и запястье отозвалось чрезвычайно неприятными ощущениями.
Через минуту я пришел в себя настолько, чтобы прийти к умозаключению о необязательности лежания на полу. (Накатило легкое ощущение дежа вю). Осторожно, стараясь не приближаться к зловещей машине даже на полметра, я поднялся на ноги. В мастерскую позвоню завтра, конечно же. Хотя подозреваю, что я и после ремонта какое-то время буду испытывать известные затруднения при необходимости нажать клавишу…
Вот именно после этой мысли я понял, что мне в определенном смысле изрядно повезло. Если бы я нажимал клавишу стоя, то очень вероятно другой рукой касался бы электроплиты. И дело в данном случае не в том, что она электро, а в том, что она металлическая. Моих познаний в физике вполне хватало, чтобы понять, насколько все могло быть неприятней… Я нервно икнул.
Все, к черту! Хватит с меня сегодняшнего дня! Спать, спать, спать. Мне больше не хотелось ни в гости, ни в ресторан, ни дивана с телевизором, ни коньяка… Хотя нет, коньяка, оказывается, хотелось.
Я достал из мини-бара початую бутылку семилетнего «Ноя», извлек из широкого горлышка пробку (рука болела) и варварски, прямо из бутылки сделал два полновесных глотка. Выдохнул, дождался разлившейся по телу теплой волны и глотнул еще раз. После этого решил прекратить надругательство над благородным напитком, да и над собственным организмом, которому и так уже сегодня досталось.
Изо всех сил стараясь не думать вообще ни о чем, я пробрался в захламленную комнату. Чуток поборолся с искушением завалиться спать на диване прямо одетым, победил и — назло себе — особо тщательно расстелил свежую постель. После этого принять душ стало просто-таки настоятельно необходимо, и я поплелся в ванную.
Там со мной ничего не случилось. Просто констатирую факт, странным это показалось мне лишь назавтра, в свете последующих событий… Пока же я устроился в постели, убеждая себя, что завтрашний день непременно будет лучше сегодняшнего. Или, по крайней мере, не таким странным — ведь я готов удовлетвориться малым и не требовать от судьбы слишком щедрых подарков.
Я честно пытался уснуть. Хм… Похоже, тем, кто страдает от излишней сонливости, я могу предложить недурное средство. Надо просто сначала попасть под машину, а потом получить хороший удар током. Если вас после этого все равно быстро сморит сон… ну, значит, нас с вами изготавливали по разным проектам.
Я лежал и смотрел в потолок. Занятие достаточно скучное, так как ничего интересного на моем потолке не расположено. Есть довольно нелепая люстра с псевдохрустальными подвесками, доставшаяся мне от прежних хозяев квартиры, а сейчас доживающая свои последние дни.
Окно представляло собой не намного более захватывающее зрелище, но сон все не шел. В эффективность мысленной инвентаризации овец, слонов и прочей живности я никогда особо не верил, но вскоре готов был прибегнуть и к таким методам.
Пока же я упорно думал о вещах обыденных и скучных. Вот, допустим, этот платяной шкаф. Оставить его или все-таки выкинуть? Шкаф не стар и совсем неплох, но впишется ли он в картину задуманного мной ремонта? Не чересчур ли он массивен, не грубоваты ли его линии?
В общем, можно считать это чудом, можно очередным моим везением, но я не только не спал, но и смотрел на этот шкаф, когда он начал падать на меня.
Да, вот просто так взял — и начал падать. Без объявления войны или иных предупреждающих сигналов. Начал падать так, словно его кто-то ощутимо толкнул сзади. Стоит ли говорить, что толкать его было некому…
Впрочем, в тот момент мне рассуждать о причинах и следствиях было некогда, так как траектория верхней части шкафа заканчивалась как раз на моей подушке, а там, как нетрудно догадаться, сейчас находилась моя голова. Вот это-то досадное совпадение я и ликвидировал со всей возможной поспешностью, единственным доступным в данной ситуации способом — резко сев на диване.
Шкаф завалился, даже не задев меня, завалился очень тихо, практически бесшумно. Наверное, если бы я в момент падения спал, звук был бы не таким приглушенным…
Как сомнамбула я встал с дивана. Меня трясло. Когда сумбур в голове несколько рассеялся, я попытался упорядочить свои мысли. Получилось примерно следующее.
Пусть с уличным фонарем ситуация не вполне ясна, я был бы готов допустить, что эта вспышка никак не связана с приближающимся ко мне автомобилем. Кофейная машина… ладно, тоже можно объяснить естественными причинами — наверное, есть какая-то минимальная доля опасности в любых электроприборах.
Но шкаф… Если это не заклинание телекинеза, доступное, кстати, подавляющему большинству магов, то я не знаю, что такое заклинание телекинеза. Я даже кинул взгляд на нелепую люстру, которая висела спокойно и расслабленно, не оставляя места глупым мыслям о возможном землетрясении.
А с учетом случая со шкафом и первые два эпизода трудно считать простым стечением обстоятельств. Значит…
Значит, меня хотели убить. Трижды, за короткий промежуток времени. Этот вывод возник в голове обжигающе холодным комком и стремительно разросся, заполнив собой все сознание.
Я несколько секунд постоял неподвижно с закрытыми глазами. С одной стороны мне необходимо было принять и осмыслить сам факт совершения на меня троекратного покушения. Как ни странно, когда я с этим справился, ко мне вернулась способность спокойно размышлять. Хотя поначалу я зашел не с той стороны возникшей проблемы — стал задаваться вопросом, кому эти покушения понадобились. Вопрос, безусловно, важный, но не первоочередной. Куда актуальней вопрос из разряда вечных: что делать?
То есть, где три, там и четыре, не так ли? Активность неизвестного мне киллера поистине впечатляла, а так как цель все еще не достигнута… Мысль была сформулирована неудачно, мне снова пришлось избавляться от сковавшего тело ужаса. Итак, что я могу предпринять, чтобы, по крайней мере, дожить до утра? Утро почему-то казалось почти решением всех проблем, будто слова «утро вечера мудренее» вдруг обрели силу закона мироздания.
Если я не могу чувствовать себя в безопасности в собственной постели, то… Внезапно пришло озарение. Третье покушение наверняка, первое очень вероятно, а второе возможно совершены при помощи магии. Если отбросить нелепую мысль о том, что за меня взялись сразу трое не связанных друг с другом киллеров, к покушениям приложил руку маг. А, значит, и помощь нужно искать у мага.
Я быстро осмотрел себя критическим взглядом и нашел компромисс между вежливостью и спешкой, нацепив на себя трико и футболку, прежде чем кинуться к телефону. Уже почти набрал номер, чертыхнулся и нажал на сброс. Не то. Безуспешно стараясь избавить руки от противной суетности, я достал из верхнего ящика стола магофон. Пользовался я им крайне редко. Просто потому, что до совершенства современных мобильников им пока еще было очень далеко. Но одним нужным мне сейчас свойством магофоны обладали, в отличии от самых навороченных смартфонов…
— Алло! — Яков Вениаминович был в чудовищно старомодной полосатой пижаме, и она забавно контрастировала с встревоженным тоном старого мага.
Впрочем, я сейчас не мог должным образом настроиться на смакование забавных моментов.
— Тысяча извинений, Яков Вениаминович, — я прижал незанятую руку к груди. — Очень неудобно беспокоить вас в столь поздний час, но дело в том, что меня пытались убить. При помощи магии.
— Уверены? — коротко спросил маг.
— Почти, — подумав, ответил я. — Причем, трижды пытались.
Яков Вениаминович поджал губы и медленно покачал головой. Лицо его окончательно обрело незнакомое мне жесткое выражение. Разительно изменилась и манера речи.
— Да, многовато для совпадения. Примем как данность… Вы хотите вычислить убийцу, Вадик?
Я смешался.
— Да… наверное, хотел бы. То есть, разумеется, хотел бы. Но прямо сейчас я хочу выжить! — почти выкрикнул я.
И тут же сделал глубокий вдох. Истерики мне не надо, она малопродуктивна. Впадая в истерику, люди склонны к необдуманным поступкам, не говоря уже о том, что смотрятся при этом очень неприглядно.
Но Яков Вениаминович не счел необходимым обращать внимание на мое недостойное поведение. Видимо, посчитал слабость простительной в сложившейся ситуации.
— Я, собственно, к этому и вел, — спокойно сказал он. — Найти покушавшегося при определенных обстоятельствах будет крайне непросто, а вот помочь вам избежать роли жертвы в ближайшие часы я, пожалуй, сумею.
Маг на секунду замолчал, что-то про себя взвешивая и оценивая.
— Вадик, найдите какой-нибудь очень небольшой предмет, который вам несложно будет иметь при себе. Лучше всего не металлический и не пластиковый.
Понимающе кивнув — амулет, значит, — я заметался по комнате. Амулеты прочно вошли в моду примерно с год как. Неизвестно, в чью светлую голову пришла эта мысль, удивительно только, что не пришла раньше. Не потаскаешь ведь всюду за собой мага, а простому смертному хоть зазаклинайся, толку ноль. Вот и стали посылать курьеров за специфическими заклинаниями, предназначенными для зарядки предметов.
Я сам еще недавно пользовался Весами — деревянным кулончиком именно в виде весов, который начинал мелко дрожать, если вас пытались обвесить. Популярная была штука. Настолько, что появилась масса подделок — деревяшек такой же формы, не заряженных никаким заклинанием. Одного вида выставленного напоказ кулона хватало для поднятия честности любого продавца до уровня тибетского монаха. Настоящий же амулет работал около месяца, после чего требовал перезарядки. Но я свой перезаряжать не стал. Может быть, это смешно, но я чувствовал себя очень неловко, заходя на рынок с амулетом. Словно садился за игорный стол с тузом в рукаве.
Сейчас Яков Вениаминович явно собрался соорудить какой-то защитный амулет из подручных средств — ведь форма предмета никак не влияла на содержание… Так что меня устраивало что угодно, лишь бы сделанное из природных материалов — они лучше впитывают заклинания. При всей кажущейся элементарности, задача оказалась не столь простой. Боже ты мой, я раньше и не задумывался, сколько металла и особенно пластика нас окружает! Теряем, теряем мы связь с природой… Телефон, пульт, еще пульт, зажигалка, солнцезащитные очки… Да что ж такое! Пластиковая карточка… и почему не приучил себя к портмоне — хорошему кожаному портмоне? Беда. Где же вы спички и деревянные расчески, бумажные фотографии и не менее бумажные книжки? Канули в лету вслед за веретеном и пряслом?
О! Меня осенило. Я кинулся к шкафу и достал носовой платок. У меня очень уместная в данном случае неприязнь к синтетическим тканям…
— Подойдет? — я поднес платок к магофону. — Стиранный, не новый.
— Да, Вадик, вполне подойдет. — Яков Вениаминович улыбнулся чуть иронически, видно, мои метания попали в его поле зрения. — Подержи его так немного…
Маг одними губами что-то прошептал. Вот в этом и есть преимущество магофона. Через любые технические устройства, от допотопной киноленты до сверхсовременных средств передачи изображения, заклинания не проходят.
— Все, Вадик, — снова заговорил Яков Вениаминович. — Носите платок с собой. Не побоюсь хвастаться, заклинание хорошее, вас сейчас магией никто не найдет. Часиков десять-двенадцать амулет поработает, а там посмотрим… Или подзарядим, или что получше придумаем.
Платок я аккуратно свернул и засунул в карман трико.
— Но это только половина дела, — продолжил маг. — А вторая половина… Я приглашаю вас провести эту ночь в моих скромных апартаментах.
Я отрицательно замотал головой.
— Вы не понимаете, Вадик. Дело не в обычном гостеприимстве, хотя я, безусловно, буду рад вас видеть. Ваша квартира сейчас не самое безопасное место. Удар могут нанести просто по ней…
— Да нет, я сообразил. Спасибо за приглашение, Яков Вениаминович, просто не хочу вас стеснять. У меня поблизости друг живет, я у него переночую.
Уговаривать меня маг не стал. Но, прежде чем попрощаться, несложным заклинанием привел мое расшибленное колено в порядок. Почти в порядок — магия в медицине до обидного слаба…
Глава седьмая
Мстительность — это черта характера, абсолютно мне не свойственная, мрачно усмехался я, давя на кнопку дверного звонка перед квартирой Бориса. Я просто иногда восстанавливаю историческую справедливость.
Несколько лет назад в счастливую и бестолковую студенческую пору мой друг и одногруппник Боря Мирский имел отвратительную привычку будить меня по ночам. То ему срочно необходимо было проконсультироваться со мной по поводу решения неоднородных дифференциальных уравнений, то одолжить немного денег, когда запросы очередной пассии фатально не совпадали с Бориными финансовыми возможностями, то я просто требовался в качестве собутыльника — обычно после расставаний с этими пассиями… Так или иначе, приходил ко мне ночами Боря с регулярностью прожорливого вампира.
Все изменилось, когда Борис женился. Остепенился он удивительно быстро, и его перевоплощение в примерного мужа и (вскоре) отца оказалось полным. Милая и нежная девушка Лена под лайковыми перчатками искусно прятала ежовые рукавицы. Я и сам слегка ее побаивался, и ни за что не приперся бы в их семейное гнездышко в час ночи, если бы хозяйка с сыном третьего дня не уехала навестить родителей в Винницу.
И вот сейчас, слыша понятную возню за дверью и недовольное, чуть встревоженное «кто?», я с удивлением поймал себя на хорошем настроении. Нет, ну что мы за звери такие странные, а? Неужели перспектива выпить водки со старым другом может перевесить в сознании гнетущую мысль о троекратном покушении на нашу жизнь?
Оказывается — пусть на какое-то время — может.
Не буду Борису ничего рассказывать о своих проблемах, подумал я.
После пятой рюмки я, конечно же, все рассказал, подробно описав весь вечер и умолчав лишь о том, какое конкретно задание получил от Якова Вениаминовича. Это все-таки уже коммерческая информация, полноправным владельцем которой я не являюсь.
Сидели мы чудесно. Черт побери, сто лет так не сидели. Борис был единственным человеком, который, не имея отношения к магии, знал о моей работе. Поговорить с ним было здорово, но в последние годы наши встречи носили какой-то полуофициальный характер — дни рожденья, годовщины… Маленькие ли вечеринки или почти банкеты, но вот так, посидеть на кухне вдвоем — не получалось. Я мысленно дал себе слово обязательно время от времени вытаскивать Бориса к себе в гости. Одного. Я ничего не имею против его жены, всегда рад видеть и все такое, но…
В голове зашумело, я довольно отчетливо почувствовал себя нетрезвым. Не пьяным, нет, именно в меру нетрезвым. Наверное, каждому человеку, кроме патологических трезвенников, знакомо то состояние, когда и дикция еще вполне внятная, и с координацией движений все в порядке, но во всем теле чувствуется какая-то легкость, все радости кажутся настоящими и значимыми, а проблемы — совсем не глобальными. Возможно, умные люди как раз на этой стадии и останавливаются, избегая множества неприятных последствий. Я же просто отметил про себя эту промежуточную станцию и расслабился.
Борис же напротив, после моих слов как-то подобрался. Посмотрел на меня особенно пристальным взглядом, чуть прищурившись сквозь стекла очков. Послушать себя он в принципе любил, но праздная болтливость никогда не входила в список его недостатков. Вот и сейчас Борис не тратил время на абсолютно излишние, но почти обязательные в подобной ситуации вопросы и уточнения, вроде «правда что ли?», «а не врешь?» и так далее. Видел — не вру. И сейчас молча анализировал сложившиеся обстоятельства.
Я не раз говорил Борису, что ему бы чуть-чуть побольше таланта — как пить дать стал бы большим ученым. Потому что все остальное в наличии. Строгий аналитический ум, способный методично разложить проблему по полочкам, усидчивость и потрясающая целеустремленность. Борис ничуть не обижался — себя самого (как и все остальное) он оценивал очень трезво.
Он никогда не ставил перед собой неразрешимых задач, не строил наполеоновских планов. Зато то, что задумывал, исполнял всегда, двигаясь к намеченной цели с неумолимостью морского прилива. В студенческие годы он мог неделями гулять, обзаводясь грандиозными хвостами. Но потом, видимо, по достижении какой-то одному ему известной точки невозврата, он говорил себе стоп и на какое-то время превращался в отшельника-зубрилу. И вывести его из этого состояния было решительно невозможно, до полной и окончательной ампутации последнего хвоста. Каюсь, мы, его друзья очень старались, используя самые изощренные методы, перед которыми студент в принципе устоять не может. Борис был непоколебим.
И вот сейчас я вижу этот знакомый взгляд и понимаю, что моя проблема будет препарирована по полной программе. По-моему, это стоит еще одной рюмки…
Я булькнул из солидной литровой «Хортицы» по изящным, хотя и старомодным мельхиоровым рюмочкам. Наложил себе еще ложку греческого салата. Вкусного, между прочим, непохожего на покупной. Ленка что ли так основательно о благоверном позаботилась? Ни за что не поверю, что Борис… Хотя кто знает, что семейная жизнь с людьми делает. Но три салата, домашние котлеты, отварная молодая картошечка с чесноком и укропом! Принесенный мной холостяцкий закусочный набор в виде разных нарезок и фруктов представлял довольно жалкую оппозицию на нашем столе, а пачка пельменей и вовсе стыдливо отправилась в морозилку.
Мы чокнулись, но пить Борис не спешил, задумчиво покручивая рюмку в пальцах.
— Стоило бы, наверное, сразу поинтересоваться, как ты умудрился влезть в такое дерьмо, — изящно начал он. — Но я не буду. Пока не буду, к этому вопросу надо подойти с нужной стороны. Поэтому начнем с того, что четко сформулируем проблему.
Я истово закивал и опрокинул рюмку в рот. Выдохнул, закусил огурчиком и, еще толком не прожевав, поспешил вставить свою реплику. Так как понимал, что часто мне этого делать не получится.
— А чего тут формулировать? Кто-то хочет меня грохнуть — вот проблема.
Борис, явив разительный контраст со мной, выпил очень аккуратно и неспешно, откушал ложечку салата из рачков и перед ответом выдал снисходительно-язвительную улыбку.
— Тут ты не прав. Хотят тебя грохнуть или собираются сделать это без всякого желания — это вопрос вторичный.
Да, при всей занудливости, Борис все-таки обладает кое-каким чувством юмора. Весьма своеобразным.
— Главная проблема заключается, во-первых, в том, что тебе нужно выжить…
— Знаешь, мне этого «во-первых» вполне достаточно, — фыркнул я.
Но Борис, будто не слыша меня, продолжил:
— А во-вторых, как тебе спокойно спать.
Я заткнулся. Как и в подавляющем большинстве случаев, Борис был прав. Мне все было понятно и без каких-либо пояснений, но педантичный Борис решил расставить точки над i:
— Скажи, тебе страшно?
Долго думать над ответом мне не пришлось.
— До усрачки! — честно признался я. — Причем учти, это я еще выпил…
Борис поморщился — подобного рода просторечья он не любил. Но отвлекаться от лекции не стал.
— Ты, полагаю, размышлял так: до утра как-нибудь перекантуюсь, а там срочно начну вычислять злодея, что посмел на меня покуситься.
Я кивнул и пожал плечами.
— А теперь представь, нашел ты злодея. Более того, обезвредил. Допустим даже, физически устранил, в лучших традициях голливудских боевиков. Сможешь ли ты после этого считать проблему полностью решенной? Сможешь расслабиться и продолжать жить как ни в чем не бывало? Ведь покушающийся на тебя маг мог иметь сообщников. Мог быть частью группы единомышленников или даже простым исполнителем чей-то воли.
Борис говорил все это спокойно так, буднично, без напора. Но меня проняло.
— Спасибо тебе, друг! — с горьким сарказмом сказал я. — Благодаря тебе я понял, что мне еще хуже, чем казалось.
— Не за что, для чего ж тогда нужны друзья, — спокойно ответил Борис. — Но я тебе все это говорю не для того, чтобы усугубить твой страх. Ты должен понять одну вещь. Вопрос «кто?» важен, конечно. Но еще важнее вопрос «за что?».
Я снова пожал плечами.
— За что? Да Бог его знает…
— Бог, он-то, конечно, все знает, только нам не расскажет, — позволил себе легкое богохульство Борис. — Так что давай-ка попробуем сами разобраться. Что ты мог такого натворить… кстати, в это слово я вкладываю не обязательно отрицательный смысл… так вот, что ты такое натворил, что кому-то показался более полезен мертвым, нежели живым.
Ну и формулировочка! Я аж котлетой подавился и какое-то время вынужден был потратить на восстановление дыхания.
— Дурак ты, Мирский, — от души сказал я. — Давай все-таки про меня говорить не как про посторонний предмет.
— Это ты зря, — не без ехидцы отреагировал Борис. — Нужно уметь абстрагироваться от личного и рассматривать ситуацию беспристрастно. Ну да ладно, все-таки: чем ты занимался в последнее время?
— Да ничем! — вполне искренне ответил я. — Ремонтом я занимался. Версию о разъяренных соседях принимать во внимание будем?
Худое интеллигентное лицо Бориса тронула улыбка.
— Отложим на крайний случай. В большие деньги случайно не впутался?
Я покачал головой.
— Увы, нет.
Сказал я это, впрочем, без особого сожаления. Зарабатывал я вполне достаточно для своих не слишком грандиозных потребностей. Мог без ложной скромности поместить себя чуть выше среднего уровня дохода, но для смертельной зависти имелось множество куда более подходящих кандидатов.
— Тебя же никто убивать не собирается? — спросил я Бориса.
Он возглавлял некрупную, но вполне преуспевающую компьютерную фирму и был, думаю, не беднее меня. Квартирку вон, четырехкомнатную прикупил, да еще на Французском… Черт с ним, еще не хватало кошельками мериться.
Борис снова легко улыбнулся.
— Пока, вроде, о таком не слышал. Ладно, на время оставим в покое финансовую версию. Хотя, конечно, сейчас времена такие — за три гривны убить могут…
Я цыкнул зубом — рассуждения о временах Борису не шли, мы с ним в другое время и не жили, по сути, — и снова налил. Ощущал необходимость притушить алкоголем с новой силой распространившуюся в душе тревогу. Абстрагироваться от личного как-то не очень получалось. Борису хорошо рассуждать — не на него покушались. Я осторожно потрогал в кармане платок. Дай Бог, не подведет Яков Вениаминович…
— Ну что еще? — продолжил Борис. Говорил скучно, я чувствовал, что он просто отрабатывает версии, которые основными не считает. — В любовном треугольнике в последнее время не участвовал?
— Нет, — твердо ответил я. — И в предпоследнее тоже.
Не хочу представлять себя человеком исключительных моральных принципов, но на чужих женщин я действительно не зарился никогда. Конечно, пресловутый любовный треугольник может иногда возникнуть и помимо твоей воли… Но из своей жизни я примеров привести бы не смог. Если не считать зыбкие геометрические фигуры из студенческой поры.
— Обидел кого-то? Дорогу перешел?
Я честно попытался припомнить что-то подобное из обозримого прошлого. Но ничего серьезнее обмена не самыми любезными репликами с продавщицей на рынке в памяти не всплыло. Так что пришлось мне отбросить и эту версию.
— Тогда извини, Вадим, с очень большой вероятностью покушения касаются твоей работы. Уж не знаю, прямо или косвенно.
Я шумно вздохнул. Нельзя сказать, что это не приходило мне в голову.
— Думаешь, конкуренты? — спросил я.
Так думать очень не хотелось. Неприятно осознавать, что кто-то из ребят, с которыми я изредка встречался… Ничего, конечно, особенного в таких встречах не было, друг другу в вечной преданности мы не клялись. И знали-то друг друга только по именам, и большинство этих имен я через несколько дней забывал. Но там были свои… Там собирались люди, которые занимались одним делом, очень редким и притом опасным. Чем-то это напоминало встречи однополчан — например, всякий раз третью рюмку мы пили не чокаясь, за тех, кого с нами уже нет.
И вот кто-то… бородатый верзила Роман, молчаливый, слегка заикающийся… или мягкий, обходительный Паша, со своей дурацкой привычкой класть руку на плечо собеседника… или даже Любочка, редкий пример женщины-курьера, невзрачная дама лет сорока, за которой мы тем не менее наперебой, хотя и слегка дурашливо, ухаживали. Или пусть даже кто-то, кого я толком не помню, посчитал, что мне чересчур везет в Тоннеле, сговорился со знакомым магом, а, может, подкупил незнакомого…
Противно.
Невеселые эти мысли я прервал, посмотрев на лицо Бориса. Лицо это имело на себе выражение довольно скептическое.
— Как вариант, Вадим, как вариант. Но мне почему-то кажется, тут дело посерьезней банальной конкуренции.
На этот раз удивить меня у Бориса получилось изрядно. Мне-то казалось, что как раз к версии о конкурентах он и клонит, я сам мысленно двигался в том же направлении. Как вдруг — поворот…
— Почему? — спросил я.
Теперь настала очередь Бориса вздыхать. Ему даже потребовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями.
— Понимаешь, — начал, наконец, он. — Убийство при помощи магии вещь очень редкая. Знаешь, почему?
— Вообще-то догадываюсь, — сказал я. — Нет заклинаний, способных убить человека непосредственно.
Борис улыбнулся как-то смущенно.
— Это так… Хотя попытки добыть заклинания, фатально влияющие на организм, не прекращаются до сих пор.
Я подивился такой осведомленности, но перебивать не стал. Борис мне как-то рассказывал, что интересуется всем, связанным с магией, в порядке хобби. Даже меня просил при случае ввести в компанию курьеров.
— У мага есть и другие способы обуть клиента в белые тапочки, и ты это прекрасно можешь засвидетельствовать. Телекинез — один из тривиальных подходов, про случаи с ослеплением магическим фонарем и штуки с электричеством я раньше не слышал, но простор для фантазии в любом случае серьезный. И вот тут есть очень серьезное но.
Я весь подался вперед. Мне было любопытно даже безотносительно беспокойства за собственную драгоценную жизнь.
— Ты, наверное, догадываешься, что в милиции сейчас находится место для магов? — спросил Борис.
— Я не то, чтобы догадываюсь, я об этом просто знаю, но ты продолжай, — ответил я.
— Так вот, — Борис удовлетворенно кивнул. — У милицейских магов в арсенале очень хорошие заклинания. Можно даже сказать, у них имеются все возможные заклинания, которые могут как-то помочь в работе.
И это не было для меня откровением. В общем-то, к такому выводу мог самостоятельно прийти любой здравомыслящий человек.
Но Борис продолжал.
— Так что милицейский маг может, в частности, просканировать действия другого мага — узнать все заклинания, использованные тем за последние пару дней.
Вот тут я открыл рот. Во-первых, был ошарашен самим фактом. А во-вторых… Я, опытный курьер, общающийся не с одним магом, о подобном заклинании ни сном, ни духом. А мой одногруппник, к магии прямого отношения не имеющий…
— Откуда ты знаешь? — выдохнул я.
Борис потупил глаза.
— Ну, кое-какую информацию можно нарыть и в свободном доступе, если уметь искать. Но я еще шалю понемногу…
Я кивнул. «Шалил» Борис и во время учебы в университете. Профессиональным хакером не стал, да и не ставил перед собой такой задачи, но определенные навыки имел. И, видно, как минимум не утратил.
Борис быстро заговорил снова, словно стремясь поскорее уйти от скользкой темы.
— Так что, сам понимаешь, убийство при помощи магии — штука опасная. Пойти на это ради денег не то, что нереально, но маловероятно. Или уж тут такие деньги должны крутиться… Но тогда твоим конкурентам проще обычного киллера нанять или самим тебя в темной подворотне тюкнуть. Я склонен думать, что наш злодей-маг действует в своих интересах — это раз, насолил ты ему серьезно — это два, и насолил в самое последнее время — это у нас будет три. Потому как торопится он, у меня такое впечатление сложилось. Что из всего этого следует? Вспоминай, что делал не месяц или неделю назад, а вчера и сегодня. Особенно сегодня.
Окончание этой тирады Борис отметил рюмкой водки — они у нас до сих пор не выпитыми стояли. Я как-то механически последовал его примеру, не почувствовав вкуса и даже не потрудившись закусить. Сказанное Борисом звучало логично, но… бессмысленно. Никому из магов я сегодня навредить не мог. И вчера тоже.
— Слушай, а если черный маг? — слегка встрепенулся я
— Что черный маг?
— Ведь могли же курьеры черного мага нанять? О них-то милиция ничего не знает.
Борис посмотрел на меня с жалостью, что ли.
— Точно. Не знает. А курьеры знают? Ты вот, друг мой курьер, знаком хотя бы с одним черным магом?
Я только криво усмехнулся. На то он и черный маг… Хотя — на деле все не так мрачно и таинственно. Чтобы называться черным магу не нужно варить зелье из крови девственницы, и озабочиваться погружением мира в мрак тоже не обязательно. Вполне достаточно не заявлять о себе, не вступать во Всемирную Ассоциацию Магов. Работает такой маг сам по себе. И курьеры у него свои. Интересно, почему этих курьеров черными не называют? Этот вопрос я зачем-то озвучил, а Борис тут же с готовностью пустился в объяснения. О том, что «черный маг» — понятие старое, хотя и применяющееся теперь в другом значении. Так, оказывается, часто бывает — вновь появившийся субъект, будь то вещественный предмет или некое явление, примеряет на себя уже существующее словесное определение…
Когда он начал сыпать примерами, я зевнул. Все-таки ночь уже стояла глубокая, и сколько бы адреналину не выплеснулось сегодня в мою кровь, усталость берет свое. А тут еще Борис с лингвистическими изысканиями.
— В общем, ума я не приложу, где и как смог какому-то магу на хвост наступить, — прервал я не совсем уместную лекцию.
Борис немного помолчал, ему требовалось время на торможение мысли и разворот ее к изучению моей проблемы.
— И все же, что за заклинание ты сегодня добыл? — спросил он.
— Извини, не могу сказать. Но можешь мне поверить, ничего запредельного. Довольно скучное задание, если честно. За такое убивать… все равно, что за три гривны. Да и меня-то чего? Я ж уже это заклинание не помню. Логичней тогда уж Якова Вениаминовича…
Борис посмотрел себе под ноги, пошевелил губами, а потом встал, подошел к плите и поставил разогреваться котлеты. Ни к чему, пожалуй, есть мне уже совершенно не хотелось, но я не стал протестовать. Вот так, стоя ко мне спиной, Борис и спросил:
— Сейчас ты да, это заклинание не помнишь. А ты уверен, что не сможешь вспомнить его под гипнозом?
Я похлопал глазами. О таком я и не думал никогда. Поэтому признался честно:
— Понятия не имею. А что, можно вспомнить? Ты ж у нас все про магию знаешь, давай, делись информацией!
Но Борис делиться информацией не стал. Наверное, не владел. Ну и слава Богу, а то я б его уже бояться начал. Вместо этого Борис тихонько засмеялся, и продолжая смеяться, словно предлагая мне не относиться к его словам всерьез, небрежно бросил:
— Если это заклинание все же куда значительней, чем тебе представляется, тогда тот самый Яков Вениаминович имеет мотив сделать тебя мертвым. Для подстраховки, так сказать.
Я таки обиделся и даже назвал Бориса идиотом. Я вытащил из кармана платок, помахал им в воздухе и довольно патетично заявил, что возможно именно благодаря этому амулету Якова Вениаминовича я до сих пор жив. И что вообще, Яков Вениаминович… это Яков Вениаминович!
Борис настаивать не стал, наоборот, очень легко извинился и перевел разговор на другую тему. Но клеиться разговор перестал. Я потянулся было к бутылке, но вдруг отчетливо осознал, что водки больше не хочу. В чем тут же и признался.
— Пойдем, я тебе постелю на диване, — предложил Борис.
Я несколько секунд обдумывал его предложение, но потом отверг.
— Не… чуть попозже. Давай по бутылочке пива выпьем?
— После водки?! — Борис сделал круглые глаза.
— Когда это тебя начало смущать? — усмехнулся я.
Борис преувеличенно тяжело вздохнул.
— Нету у меня пива. Коньяк есть, виски… Вино есть, хорошее. Может, винца?
Своим лицом я не только выразил все, что думаю об его предложении, но и придал анафеме все мировое виноделие.
— Да подожди пять минут, я сбегаю, — сказал я, поднимаясь с удобного кухонного диванчика и с шумом потягиваясь.
— Пошли вместе, — обреченно выдохнул Борис.
Спорить я не стал, и вскоре мы вышли из парадного в уютный, хорошо освещенный двор. Окно Борисовой кухни одиноким светлым пятном выделялось на фоне спящего дома. Я посмотрел в это окно и хлопнул себя сначала по карманам, затем по лбу.
— Ты чего? — спросил Борис.
— Амулет! — сказал я. — Вот как тебе демонстрировал, так на стол и выложил. Там и оставил.
Борис повел плечами и достал из кармана ключи.
— Возвращайся, я один схожу.
Этот вариант мне не понравился. Как-то неправильно он выглядел. После недолгих колебаний я залихватски махнул рукой:
— А! Ничего не случится. Пошли, туда и обратно.
Круглосуточный магазинчик, действительно, находился прямо за углом. Но мы не успели даже начать наше короткое путешествие. Звук взрыва, показавшийся нам оглушительным в сонной тишине двора, заставил нас присесть и втянуть головы в плечи. С противным звоном посыпались на бетон осколки стекла, после чего все стихло.
Свет в окне кухни больше не горел, разумеется.
Не то всхлипнув, не то шмыгнув носом, Борис жалобно сказал:
— Чему там взрываться-то?
Глава восьмая
Ощущать себя трусом это, оказывается, очень противно.
Кто из нас, живя спокойной и размеренной жизнью, мысленно не представлял себя в ситуациях разной степени критичности, пытаясь дать ответ на простой вопрос «кто я?» хотя бы самому себе.
…Ты провожаешь девушку домой поздним вечером, как вдруг на вашем пути возникает стая существ из отряда «гопота обыкновенная». Подруга испуганно жмется к твоей руке, но ты улыбаешься ей спокойно и ободряюще. Аккуратно отодвигаешь ее за спину и улыбаешься теперь старшему шакалу — но уже холодно и презрительно. Бросаешь в его сторону пару фраз, отточенных и веских, заставляющих кинуться на тебя с кулаками очертя голову. Но тебе только этого и надо, ты встречаешь подонка коротким хлестким ударом, моментально валящим с ног. После чего покидаешь поля боя с видом победителя, мимоходом ловя восхищенный взгляд дамы сердца и не обращая внимания на уничтоженных испуганных врагов.
…Ты зашел в ювелирный магазин, чтобы выбрать любимой жене подарок на годовщину свадьбы. И как раз этот момент грабители выбрали для осуществления своих черных планов. Как неосмотрительно с их стороны… Бандитов двое, один размахивает автоматом и надрывает голосовые связки маловразумительными, но крайне агрессивными криками, второй, разбив витрину, молча сгребает драгоценности во вместительный баул. Ты аккуратно перемещаешься поближе к орущему грабителю, он замечает это, наставляет автомат на тебя… Хорошо, что на нем маска, иначе слюни разлетались бы по всему торговому залу. Одной рукой ты перехватываешь автомат за цевье, второй отправляешь крикуна в нокаут. Да, у тебя было время только на один удар, но этого оказалось достаточно. После этого положить носом в пол второго грабителя уже совсем ерундовая задачка.
…Босс подошел к твоему рабочему месту и начал винить во всех грехах, одна половина из которых надуманна, а во второй повинен он сам. Его слова оскорбительны, а тон еще более. И все это в присутствии коллег — некоторые из них противоположного пола, а кое-кто вообще тебе небезразличен. Но ты вовсе не собираешься сносить все это молча. Ярость закипает в тебе, но ярость холодная и расчетливая, не туманящая рассудок. Дождавшись обращенного к тебе вопроса — вообще-то риторического, но дающего формальное основание для реплики — ты отвечаешь. О, как ты отвечаешь! Ты быстро ставишь этого чванливого недоумка на место, вгоняешь в краску, заставляешь заикаться и выглядеть исключительно глупо в бесплодных попытках найти хоть сколько-нибудь достойный ответ… Он может тебя уволить? Ну, пусть найдет другого такого специалиста на твое место!
Полагаю, чаще всего мы себе льстим. Хочется считать себя если не героем, то по крайней мере человеком, способным рассмеяться в лицо опасности. Но как оно будет на самом деле, может показать только практика…
Еще полчаса назад я трусом себя не считал. Да, мне было страшно, но опасаться за собственную жизнь — это вполне естественно. После трех покушений абсолютно спокойным может оставаться либо идиот, либо картонный герой плохого боевика. В конце концов, я не скатился в панический скулеж, я пытался найти пути к спасению и даже в какой-то степени смотрел вперед с оптимизмом.
А вчера я и вовсе вроде бы имел все основания именовать себя человеком смелым. Ведь моя профессия связана с риском для жизни — и я работал, и я рисковал. Каждый новый Тоннель — это очередной шанс не проснуться.
Сейчас я был переполнен страхом, я был целиком сделан из страха. Пугала не сама перспектива умереть, отупляла животным ужасом полная беззащитность. На меня объявили охоту, а мои глаза были завязаны. Я не знал, откуда придет смерть, и как она будет выглядеть. Но она могла предъявить свои права в любую минуту, и я ничего не мог с этим поделать. Человек, по следу которого идет обычный наемный убийца, может пытаться бежать, забиться в угол, сменить внешность и имя… Мне ничего из этого не поможет. Маг разыщет меня где угодно, недаром заклинания поиска пропавших людей было одним из первых, освоенных после открытия Белого шара. Им владел любой уважающий себя маг, хотя, разумеется, без санкции правоохранительных органов с такой просьбой в салон не обратишься.
Я рассчитывал на амулет Якова Вениаминовича, и что в итоге? На что мне надеяться теперь? Кем бы ни был мой враг, я готов был сдаться, готов был подписать капитуляцию, которую мне никто не предлагал. Если бы вдруг сейчас мне на телефон пришла эсэмэска с требованием перестать работать курьером в обмен на подаренную жизнь, я не просто согласился бы, я бы подпрыгнул от радости и незамедлительно отпраздновал это свалившееся на меня счастье новой порцией алкоголя. А ведь всего несколько часов назад искренне утверждал, что Тоннели — это наркотик, без которого я жить не смогу… Оказалось, наркотическая зависимость вполне излечима.
Вот именно из-за этого я был себе противен.
Кухня Бориса пострадала основательно, но не фатально. Ремонт, конечно, делать придется, да и мебель менять, но стены остались целы. Люди не стены, и, оставайся мы на месте, шансов выжить практически не было. Что взорвалось, действительно осталось непонятным. Плита электрическая, газа нет. Милиции, которую наверняка вызвал кто-либо из соседей, будет над чем поломать голову. Я ее дожидаться не стал, извинившись перед Борисом и пообещав возместить ущерб. Борис только отмахнулся. Правда, мое решение ретироваться не одобрил, пытался меня убедить, что пришло самое время все рассказать силам правопорядка.
Отказался я чисто интуитивно, каким-то шестым чувством поняв, что надо идти. И лишь сейчас, когда шок хоть немного отпустил, я смог логично объяснить самому себе мотивы собственных действий. Возможно, я еще обращусь за помощью в правоохранительные органы, хотя сильно сомневаюсь, что это будет правильно и полезно. Слишком уверен в себе атакующий меня маг. Значит, скорее всего, милиция на его след выйти не сможет. Или не сможет ничего доказать, несмотря на описанные Борисом средства. А потом… даже в самом радужном для меня варианте, когда виновный маг разоблачен и схвачен, скажите, как можно помешать ему предпринять еще одну, решающую попытку? Ведь заклинания даже необязательно произносить вслух. Вообще, сотрясать воздух — это признак мага неопытного, еще не до конца осознавшего свои способности.
А уж выкладывать историю о магических покушениях на мою скромную персону приехавшему на ночной вызов дежурному сержанту… Во-первых, придется рассказать, что я курьер. В милиции, разумеется, о моей профессии знают, но знают именно нужные люди, посвящать в это каждого участкового и постового было бы совсем неправильно. Во-вторых, история будет выглядеть диковато, особенно в сопровождении выдыхаемых мною алкогольных паров. И до утра никто следователя все равно будить не станет.
Так что если от отчаяния и безысходности я и потащусь в милицию, то явно не этой ночью. Это будет в качестве последней меры.
Такой ход мысли я одобрил и даже смог криво улыбнуться. Если последняя мера намечена, значит, следует подумать о предпоследних. Что ж, будем считать, что панику я смог с себя стряхнуть, хотя бы на время. Желания бухнуться на колени и молить неведомо кого о пощаде больше не возникало. Напротив, очень хотелось набить кому-нибудь морду. Лучше всего, конечно, тому самому «неведомо кому», но на худой конец подойдет любой прохожий, который мне чем-нибудь не понравится.
Я остановил сомнамбулическое бредение по центру мостовой и задумался. Кое-какой прогресс в своем состоянии можно отметить, переход от трусливой истерии до немотивированной агрессивности буду считать позитивным симптомом. Но надо двигаться дальше.
Во-первых, сойти на тротуар. Стоять посреди дороги, пусть даже ночью, это моветон.
Во-вторых, успокоиться, насколько это возможно. Так можно действительно оказаться в милиции гораздо раньше, чем планировал. И вовсе не в качестве заявителя. А потом, вдруг избранный мной в жертву прохожий случайно окажется физически сильнее. Как говорится, а меня-то за что?
Кофе нужно выпить. Хорошего, горячего, крепкого кофе. Или даже (я не привередливый) пусть посредственного, но обязательно горячего и крепкого. На меньшее я не согласен.
Оглядевшись, я заметил в квартале от себя круглосуточно открытую кафешку. Не чудо, конечно, но можно принять за добрый знак.
Кроме меня в маленьком, на шесть столиков, зале посетителей не было. Это хорошо, если вдруг на меня рухнет потолок, или случится еще какая пакость, случайных жертв не предвидится. Если не считать персонал заведения в лице единственной совсем молоденькой девчонки, отчаянно хотевшей спать, но тем не менее с приклеенной улыбкой принесшей мне кофе и вообще старавшейся смотреть на меня без неприязни. Не могу же я сказать ей: «Мадам, пока я пью у вас кофе, погуляйте, пожалуйста, на улице». Это будет невежливо. Пусть считается с профессиональным риском, посетители — они разные бывают…
Мысли были злые, но на другие я пока способен не был. Людей я люблю, и очень надеюсь, что никто из них не пострадает за компанию со мной. Но изображать из себя отшельника, смиренно дожидающегося смерти в уединенной пещере, не намерен. Уж простите, люди. Будем верить, что нацелившийся на мою жизнь маг не является сумасшедшим маньяком. Тьфу ты, чушь какая-то! Это что получается: убей меня осторожно, пожалуйста? Маньяк он или не маньяк, надо до него добраться и задать пару вопросов.
Да, главный вопрос: за что? Тут Борис прав…
А только ли тут? Этот ехидный вопрос возник в мозгу словно против моей воли. Я сначала хотел его с презрением отогнать, но потом передумал. Надо на вещи смотреть здраво. Яков Вениаминович сделал мне амулет, и я чувствовал себя в относительной безопасности. Но потом происходит взрыв… Можно, конечно, сказать, что произошел он там, где я находился минуту назад. А можно и по-другому — там, где как раз таки и находился амулет. Не будет ли вторая формулировка точнее? Или все-таки совпадение?
Я повертел ситуацию в голове так и эдак и пожелал, чтобы Яков Вениаминович был так счастлив, как я верю в такое совпадение. Можно, конечно, для чистоты эксперимента взять у моего любимого мага еще парочку амулетов и посмотреть, что будет с ними и со мной… Но что-то мне подсказывает, что до получения надежного результата я могу не дожить.
Кофе изгонял из меня остатки хмеля (надо понимать, что большая часть улетучилась под действием взрывной волны). Я заказал еще чашечку, смалодушничал и добавил к заказу пару горячих бутербродов с сыром. Есть не хотелось совершенно, но надо же сделать девочке хоть какую-то выручку. Дремала себе спокойно за стойкой, так нет, объявился ночной клиент…
Итак, Яков Вениаминович? Знак вопроса пока оставлю, конечно, не дело приговор выносить без суда и следствия. Но… Вел он себя сегодня странновато — это первый факт. На задание он меня отправил, и задание оказалось неожиданно сложным — это пусть будет факт второй. Вся катавасия началась как раз после выполнения этого задания, тоже факт, пусть и не слишком убедительный. Ну, а фокус с амулетом — это уже всем фактам факт.
Конечно, обвинение на таком базисе можно выстроить только хлипкое, но это больше, чем ничего. Других-то подозреваемых у меня и на примете нет.
Почему мне не хочется верить в виновность Якова Вениаминовича? Потому что он симпатичный старикан? Так история знает многих очень симпатичный людей, втайне совершавших очень несимпатичные поступки. Потому что не один год работали вместе? Тоже мне аргумент. Тут скорее может крыться основание для мотива.
С мотивом у меня определенности нет, что правда, то правда. Но и тут Борис прав — это самое проклятущее заклинание может значить больше, чем мне представляется. Не могу понять как, но может. Я ведь многие заклинания, заказанные Яковом Вениаминовичем, не сразу мог по достоинству оценить. Может, он с помощью этого дурацкого воссоздания текста такие миллионы загрести собрался, что меня как досадную помеху рассматривает. Вдруг я сжульничал, спрятал диктофон под рубашку. Или в самом деле гипнозом кусочек памяти восстановить можно…
Гадко так думать, сил нет! Вот только живого человека убивать — это тоже гадко. Особенно когда этот человек я.
Будем считать, что рабочая версия сформулирована. Теперь остается понять, что мне с ней делать.
Следующие несколько минут я вместе с бутербродами разжевывал идею все-таки обратиться в милицию. Вкуса во рту я практически не чувствовал, мысли тоже были какими-то безвкусными. Допустим, позвоню я майору Скипченко… Не прямо сейчас, а выждав еще час-полтора, Юрий Федорович просыпается рано, но, думаю, не настолько. Ему мне не придется по крайней мере доказывать отсутствие у меня паранойи. Майор уже оказывал мне кое-какие услуги, поменьше масштабом, конечно, и не то, чтобы совсем бескорыстно. Полагаю, не откажет и в этот раз. Наверное, мне даже в отделение ехать не придется, встретимся где-нибудь на нейтральной территории.
Но вот рассказывать мне придется все и подробно. Майор милиции — это не одногруппник Боря, он из меня все детали выжмет. В том числе и подробности последнего задания. И его, безусловно, можно понять, нужна же какая-то отправная точка, зацепка… Но я при этом грубо нарушу наши правила — и писаные, и неписаные. И ничего не меняет тот факт, что майор не побежит к конкурентам Якова Вениаминовича сливать информацию. Я нарушу коммерческую тайну — это раз и нарушу этику курьера — это два. Кто-то может сказать, дескать, подумаешь, по сравнению-то с угрозой жизни… Тут ведь как сказать. Если нападет на меня действительно Яков Вениаминович, тогда мне все спишется. Может быть, хотя и не факт — у меня ведь нет полной уверенности сейчас. А если нет? Если Яков Вениаминович окажется ни при чем? Моей репутации конец, и это уже не говоря о том, как стыдно мне будет смотреть в глаза старому магу.
В общем, не нравилась мне эта идея. И продолжал обдумывать ее я чисто механически, уже зная, что звонить Юрию Федоровичу я не буду. Пока.
А что я буду? Сидеть в этом кафе и пить кофе чашку за чашкой, ожидая, пока смерть не придет за мной, выбрав подходящее обличие? Ехать домой и дожидаться неминуемого конца там? Затариться коньяком и погрузиться в алкогольный дурман…
Все-таки бежать из города? И даже из страны. Конечно, мог найдет меня где угодно. И все же — Яков Вениаминович упоминал об этом как-то в разговоре — заклинания с расстоянием слабеют. Найти-то меня смогут, но вот причинить вред будет уже чуть сложнее. Возможно, где-нибудь в Австралии я буду чувствовать себя в относительной безопасности…
Тоже дрянь идея. Начнем с того, что у меня даже загранпаспорта нет. Как-то никогда этим не озабочивался, пока еще повидать мир не тянуло. Конечно, можно позвонить еще одному своему знакомому… не совсем из милиции, и мне все документы выправят быстро. Но все равно, полагаю, не за один день. А доживу ли я до завтра, вот вопрос.
Да и потом, не хочу я ни в какую Австралию. Не хочу превращаться в загнанного зверя. Не спать по ночам, забываться тревожным сном под утро, а потом просыпаться, отирать дрожащей рукой холодный пот со лба и радоваться, что пока еще жив.
Нет, если проблема есть, ее надо решать. Пусть пока еще непонятно как. Но думать нужно именно над этим. Не знаю, сколько у меня есть времени…
Маги не всемогущи. И это заключается не только в ограниченном наборе заклинаний, не затрагивающем, в общем-то, ничего глобального. Маг не может остановить время, оживить умершего… телепортация тоже, увы, не освоена. Маги ограничены и в количестве произнесенных заклинаний в единицу времени. Словно в старых компьютерных игрушках, у каждого есть определенный запас маны, которая затрачивается на заклинания, и его восстановление требует времени.
Ну, допустим, уронить на меня шкаф — это ерунда, телекинез заклинание относительно «дешевое». Но вот взрыв… Я не знаю, каким заклинанием воспользовались, но почти уверен, что оно очень энергозатратное. И ведь даже на то, чтобы каждый раз обнаруживать меня, эта самая энергия тоже нужна.
Сила мага и заключается в том запасе, который ему дан… не знаю, как правильно сказать, от Бога или от Белого шара. Самый слабый из магов только и способен, что на пять-шесть простеньких заклинаний подряд, а потом сутки или двое восстанавливается. Но на меня явно охотится кто-то посерьезней. К слову, Яков Вениаминович маг среднего уровня, звезд с неба не хватает, но берет свое умением с фантазией использовать и сочетать заклинания. Может, и взрыв — не какое-нибудь мощное заклинание, а умелое сочетание парочки простых… Кто его разберет, возможно, старикан в химии здорово рубит.
Была у меня мысль сделать себе новый амулет. У другого мага, естественно. Но что-то мне в этой идее не нравилось. Слишком яркими были воспоминания о взрыве, в эпицентре которого как раз амулет и находился. Если рассмотреть версию невиновности Якова Вениаминовича, амулет представлялся мне каким-то подозрительно ярким маяком.
Между тем рассвело. Быстро как-то, незаметно. Или это я так задумался. Милую девушку за стойкой по-моему все-таки сморило. Глаза у нее были открыты, но подернуты какой-то дымкой. Все правильно, каждый человек, работающий по ночам, должен уметь спать с открытыми глазами.
Я наконец-то пришел к окончательному решению. Нужно ехать к Якову Вениаминовичу. Прямо сейчас, не откладывая. И задать несколько прямых вопросов. Не знаю, получу ли я на них прямые ответы, но это уж на месте сориентируюсь. Если он — именно тот, кто пытается меня убить, попробуем внести какую-то ясность в ситуацию. Включая сакраментальный вопрос «за что?». А ведь даже если покушается не он, интересные вопросы у меня все равно найдутся…
Жизнь полна чудес и без всякой магии. Только я собрался встать из-за стола, мой телефон зазвонил. И я, еще не глядя на экран, точно знал, кто это.
— Да, Яков Вениаминович.
— Вадик, с вами все в порядке?
— Вашими молитвами, Яков Вениаминович, — я постарался, чтобы мой голос звучал нейтрально, без намека на сарказм.
— Ну и слава Богу, слава Богу. У меня этой ночью так заснуть и не получилось. Вы уж простите такой ранний звонок… Хотя, вижу, вы тоже не спите?
Я хмыкнул, почувствовав неуместное веселье.
— Не спится что-то, Яков Вениаминович. Такая ночь волшебная…
Маг посмотрел на меня, чуть склонив голову набок. О чем он в этот момент думал, не знаю.
— Вот и прекрасно, — сказал он наконец. — Вы, Вадик, приезжайте-ка ко мне прямо сейчас. Хорошо?
Отказаться в такой ситуации было бы глупо, как вы считаете?