Название: Лабиринты Танатоса (первая книга из цикла "Игры чародеев").
Авторы: Антон Строев, Анна Суворова.
Серия: "Наши там".
Объем произведения: 14 а.л.
На почту высланы отредактированный текст и синопсис.
АННОТАЦИЯ
Когда боги играют – их адепты воюют. И в развязанную войну всегда втянуты обычные и случайные люди. Но можно ли назвать обычным Артема, ставшего в чужом мире магом и киллером? Случайно ли он заключает контракт на убийство подруги своего детства? Кому помогают его друзья – самому Артему или могущественным игрокам? Удастся ли выжить в лабиринте причудливых правил, чужих прихотей и кровавых событий?
Ответы знает только Танатос – бог смерти.
ИГРЫ ЧАРОДЕЕВ. КНИГА ПЕРВАЯ. ЛАБИРИНТЫ ТАНАТОСА
Отсутствие неожиданностей не равняется отсутствию неприятностей.
(В. Камша)
Я рыцарь странствующий, но не странный. Во всяком случае, не настолько странный, чтобы оказаться сумасшедшим.
(Анджей Сапковский)
Тот, кто его заказывает, тому он не нужен. Тот, кто его делает, делает не для себя. Кому его делают, тому всё равно.
(Загадка)
ПРОЛОГ
Над островом Быстрым стояла летняя ночь. Комары жрали нещадно, и Антон не успевал подбрасывать в дымящийся костер пучки сорванной здесь же полыни. Наверное, идея отправиться на остров и была неплохой, но уже на второй день все репелленты растворились в прошлом, оставив гудящий на разные голоса реал.
– Скучно, – подал голос Леха. Он сидел, привалившись спиной к шершавому стволу вездесущего мелколиственного вяза, и гонял пальцем сделанные на сотовом снимки. – Лучше бы на Ростовское море сгоняли. Или на гребной…
– А там что? Байдарочников блеснить? Ты вон на звезды посмотри. В городе такого не увидишь, – Дмитрий прикурил и, помахав перед лицом ладонью, откинулся на остывающий песок.
– Не, так дело не пойдет. Кто ж знал, что здесь такая помойка. Валить надо с утра. И рыбалки ни хрена, и вампиров море, – Антон хлопнул очередного насосавшегося комара, и на предплечье расползлась кровяная плюшка.
– А за это мы щас Димыча бить станем, – дальновидный Миха порылся в рюкзаке и вытащил москитку. – Это он тут сомятину обещал. И где?
– Плавает… – задумчиво ответил Дмитрий.
– В параллельном мире, – хохотнул Леха. – Миха! На дастархан не сори, урюк белобрысый! И так топливо кончается…
– Лучше бы тут русалки плавали.
– Не, лучше баксы, чем бабы. Жаль, на Зеленом народу как тараканов. Сюда бы – и лет этак сто назад.
– Саня, Толян, рожи засветите. И Миху за шиворот… Ага, так, – Леха сделал очередное фото. – И пузырь задвиньте, компроматчики…
Сидевшие вокруг костра шестеро молодых мужчин лениво переговаривались. Метрах в десяти сохли вверх дном две надувные лодки. Еще три дня назад идея «пошариться по Быстрому острову» представлялась довольно привлекательной. Но рыба действительно ловилась неохотно, да и само место, выглядевшее таким уютным и загадочным с прогулочного катера, при ближайшем рассмотрении оказалось прилично загаженным. Вода несла мусор с соседнего Зеленого и прибивала его к прибрежному чакану.
– Что за хрень? – Леха оторвался от дерева и сунул телефон Антону. Пущенный по рукам сотовый запечатлел красноглазую компанию на фоне первого ночного карася. А в камыше за спинами таким же красным светом горела непонятная круглая клякса размером в кулак. – Не помню такого.
– Просто отсвет с какого-нибудь катера. Или с зеленовской базы.
– Может, и отсвет…
– Пойду, гляну.
Дмитрий включил налобник и полез в камыши. Через пять минут шуршания и треска он вывалился оттуда, держа в ладони довольно большой шар. Шар был прозрачным и напоминал икринку: в глубине красный цвет становился насыщеннее и гуще.
– О, мля! Артефакт! – хмыкнул Толян. – Потрешь – и все баксы твои. Смотри, мозоли не натри!
– Сам три! – Дмитрий кинул игрушку в сторону Толяна, и промазал. Упав в костер, шар зашипел и неожиданно разломился, выпустив шесть ярких белых искр. Мгновение повисев в воздухе, они брызнули в сторону удивленных мужиков.
Еще через мгновение на камышовом берегу никого не осталось. Догорал костер, и поднявшийся ветер хлопал непривязанным пологом двухместной палатки.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Бойся данайцев, дары приносящих (Артем)
Мне никогда не нравилась мысль о том, что глаза – отражение души. Возможно, для кого-то оно истинно. Эти счастливцы спокойно ходят по улицам, в их широко распахнутые глаза можно заглядывать без опаски, из них в ваше любопытное лицо не вопьются цепкие когти расчетливой злобы. Иногда я люблю рассматривать такие лица. Жаль, что встречаясь со мной, такие люди быстро и виновато отводят взгляд. Почему? Правда, не знаю. Во всяком случае, зеркало не дает ответа на этот вопрос. В нем отражается обычный парень, которому хочется верить, что его собственная душа остается для окружающих пресловутой terra incognita.
«Timeo Danaos et dona ferentes»… В это тоже не верю. Наоборот: если какое-то время жизнь течет без неприятных сюрпризов, стоит задуматься. Простое наблюдение, вынесенное из тридцати с лишним лет жизни: прожил спокойно дней пять – следующие десять будешь носиться, словно в карманах – пара десятков настроенных на разные города камней пути. К сожалению, «дары приносящие» давно не появлялись на горизонте, так что и в карманах было чуть свободнее, чем того хотелось. Интересно, каким местом думают орденские наблюдающие, оставляя забирающего без работы?
Я привычно отсчитал десять крутых ступеней и едва удержался на ногах, когда последняя сдвинулась, чуть не отправив меня носом вниз: радовать посетителей забегаловки необычным появлением. Не любит ее владелец Дариус светлых помещений. Не любит, и потому на лестнице таверны горит лишь крохотный масляный фитиль. А кубарем слететь с лестницы и воткнуться в стойку – так кое-кто мне потом до смерти будет это припоминать. Причем буквально, пока я со стыда не кончусь.
Задержавшись на пороге, я глянул в открытые двери: посетителей немного. Правда, это как обычно. Дариус их особо и не приглашает. Кто сюда раз дорожку протоптал, тот и так придет, а незнакомцы в «Пристанище» появляются нечасто. До аристократического заведения «Пристанищу» далеко, к вонючим портовым закоулкам – наоборот близко. А что я тут каждый день подошвы протираю – так только потому, что Дариус недорого комнаты сдает. Просто по-дружески. И работа к многолюдным местам не располагает.
Шагнул в пахнущую пряностями полутьму и привычно оглядел зал. Несколько завсегдатаев в неброских темных камзолах. Эти меня знали: в ответ на мой кивок кое-кто слегка наклонил голову. Дариус охотнее привечает тех, кто ходит по самой грани закона, но тут я, скорее, исключение. До крыльев далеко, но и переступать закон стараюсь только тогда, когда до другого выхода топать долго и лень.
У самого входа обосновалась пара неизвестных торговцев. Дальний столик облюбовали игроки в брит: перед двумя стояли крепкие столбики медных монет и лежал с десяток золотых. Третьему, по всей видимости, круто не повезло. Ну так и нечего думать, что самый умный: на любой карман найдется свой Бильбо Торбинс.
За стойкой таверны хозяйничал Бри, Дариусов управляющий. Умный парень, хоть и простой брагийский служивый в прошлом. Увидев меня, он подмигнул и почти незаметно повел подбородком. Я проследил за его жестом и приветливо помахал рукой. Даная, домоправительница, учила новых зазывалок. Бывшие фермерские дочки жались в кучку и хихикали. Пышные груди, подчеркнутые недавно вошедшими в моду агнийскими лифами, заманчиво колыхались. Явно Бри свежачок набрал, вот и хвастается. Ну и правильно: еще не огрубленные древнейшей профессией мордашки ничего не скажут даже взгляду опытного проверяющего, если таковой не поленится тащиться на самую окраину Брейтарда. Перехватив мой взгляд, Бри тихонько покачал головой, указал глазами на спрятавшийся в темноте угла стол и вновь принялся оттирать стакан.
Я кивнул и направился к указанному угловому столу. Маленький, отгороженный от зала узкой ширмой и рассчитанный на двух человек, которые пришли поговорить, а не поесть, он почти всегда пустует. Почти.
– Давно не виделись.
– Всего-то пару недель, – Дариус слегка приподнял брови.
На самом деле почти три, но Дариус – темная лошадка. Скажет, что только вчера выиграл у меня в брит десяток золотых – я поверю. Мне-то что?! Сам не без греха.
– Ты сейчас свободен?
– А Танатос меня разберет…
В отличие от Дариуса, я не ясновидец. Но если дело касается работы, нос не обмануть. Сегодня меня ждал клиент, это точно. Здесь ждал. Вот только… Почему здесь? Чем я зарабатываю на жизнь, тут не знают. Разве что Дариус. Но он своим знанием, слава спасителю, ни с кем не делится. Я, конечно, не скрываюсь – у меня и контора есть. Но с такими, как я, принято вести дела через много-много рук. Подальше от греха и черного глаза. Самые смелые заказчики парой посредников ограничиваются, а кто потрусливее – те уже руководствуются величиной кошелька, и тогда количество посредников умножается на количество страхов. Брагийские вельможи кроме посредников еще и законников нанимают. Для неразглашения. Правда, это совсем лишнее: я никому о работе не скажу, а «клиентам» болтливость уже не свойственна.
– Так что?
Дариус подозвал Данаю, и она поставила на узкий столик два керамических стакана и почти круглую бутыль. Агнийский красный эль. Контрабанда такая, что не отделаешься и штрафом в десяток золотых.
Я потянулся и ущипнул ее за отставленный задок.
– Деньги заплати, а потом щупай, – мой друг бросил быстрый взгляд в глубину зала. – Или хотя бы на вопрос ответь.
– Так… Дама, вроде бы, не против?
Дариус улыбнулся. Высокий, темноволосый и мягкий в обращении, он всегда привлекал заинтересованные взгляды здешних посетительниц.
– Дама не против. А вон с теми ребятами потом будешь объясняться сам. Расскажешь, почему ты можешь щупать ее совершенно бесплатно, а их дружка я только что выкинул на улицу. Между прочим, он ее даже не ущипнул.
Действительно – двое крепких мужиков в углу нахмурились. Один ненавязчиво повел крутым плечом. Я перевел взгляд на зарумянившуюся Данаю.
– Не успел, – пояснила она. – Ну, ты же знаешь Дариуса…
– Опять мысли читал?
– Разве это мысли. Так, помойка, – Дариус откупорил бутыль.
Подождав, пока Даная плавно виляя бедрами, отойдет от стола, я сказал:
– Моя помощь нужна, или…
– Или, – качнул головой Дариус, выкладывая пачку документов. – На «Кергийском роге» задерживают груз. Капитан у них сменился. Подозреваю, во время плавания они прежнего рыбам скормили. Это-то меня, как раз, не волнует, а вот…
– А вот проценты увеличились, – закончил я. – Нужны услуги нашего общего приятеля, угадал?
Под «общим приятелем», конечно, подразумевался Майрит – мой партнер по бизнесу и заодно очень неплохой законник.
– А вот проценты увеличились, – повторил Дариус, наливая эль в стакан и с удовольствием делая глоток. – И угадал. Чем ты его сейчас нагрузил?
– Ничем. С капитаном разберется. Такой иск им вчинит – полжизни придется расплачиваться.
– Вот и славненько, – Дариус хлопнул меня по плечу, отставил эль и поднялся. – Ты же знаешь, убить я и сам могу, а все эти иски…
Мда… Мир, конечно, штука странная. И жизнь в нем часто ценится куда ниже, чем несколько десятков золотых. Такого законника, как мой помощник, днем с огнем не сыскать. И тот идиот, что по стечению обстоятельств пока считается капитаном «Кергийского рога», о смерти еще молить будет. Майрит из него не только Дариусовы проценты – душу вытрясет.
Дариус вернулся к стойке и нарочито медленно начал поправлять висевшую на ней глиняную табличку с меню. Это творение я знал наизусть: сам к нему руку прикладывал. Каких только рецептов не притащишь из дальних мест и городов! Правда, лучшие фирменные блюда из всяческой контрабандной разности в нем не указаны. Их Бри завсегдатаям на ушко шепчет.
В этот момент я понял, что какое-то время ощущаю на себе чужой взгляд. Внимательный и такой тяжелый, словно его обладатель положил на плечо руку. То, что это потенциальный заказчик, и так понятно. Только как он появился, что я его не заметил?! Сажусь всегда так, чтобы видеть входящих – многолетняя привычка. Вот только никто не входил.
Тут до меня дошло: не прост клиент, далеко не прост. Заклятие облика очень недешевая вещь, и накладывать его берется не каждый маг. До тех пор, как обладатель вплотную не подойдет, не разглядишь. Придется ждать. Пока он успокоится, решение примет… А если передумает? Не хотелось бы, конечно. Работы у нас с Майритом не было уже месяца два. Хотя нет, не передумает. Его нетерпение мое сердце горячит – чуть сам его искать-выглядывать не рванул. Подойдет, никуда не денется.
– На вашем месте я взял бы белую рыбу, варенную в горьком соусе с листьями тэку, и фирменную настойку. Она подходит к рыбе лучше, чем ваш контрабандный эль. Сегодня наш общий друг Дариус превзошел самого себя.
Голос, змеей проскользнувший в мои мысли, был настолько вкрадчив, что я не сразу почувствовал его присутствие. Словно он часть меня самого. Кроме того, он был знакомым. Но если на свете и существовал человек, который не мог быть моим клиентом просто потому что не мог им быть – сейчас он стоял рядом. И пусть заклятие делало его невидимкой, но Дживу, хранителя печати Его Святейшества, забыть невозможно. Ему мои магические штучки не страшны: сам кого хочешь сожрет и не подавится. Аппетит трусливо съежился и отправился на поиски устойчивых психически едоков. Я почти незаметно кивнул и выдал официальную формулу приветствия:
– Эта встреча послана свыше!
Сухая ладонь неожиданно коснулась моей руки, и Джива медленно опустился в кресло напротив. По запястью побежали теплые нити – какое-то время заклятие подлаживалось под меня – потом из полутьмы выступили знакомое до черточки костистое лицо и узкие плечи. Привычная орденская серо-серебристая мантия уступила простому черному камзолу. Интересно…
– Да снизойдет на нее благословление.
Джива также ответил официальным откликом. Уже неплохо. Наверное, не меня сегодня ждет мастер-застенщик.
– Я бы посоветовал все же сделать заказ, – сказал Джива с легким нажимом. – Не будем привлекать ненужного внимания.
Свет ближайшего факела заиграл на его аскетично-остром лице, отчего и без того темные глаза совсем утонули в тени надбровий.
– Не люблю рыбу, – почти не разжимая губ, возразил я, посмотрев на подошедшего Бри.
– Тим, это баран, а не ядовитый корх по-кергийски! – Бри принял мой заказ (седло ягненка и печеные овощи: ничего контрабандного) и ехидно прищелкнул языком. – Будешь с такой же мордой жевать Дариусову стряпню – кэп обидится и никогда больше не накормит!
Бри отошел, а я попытался расслабиться и включить мозги. Какого черта светлому ордену от меня надо? Документы в порядке, за сомнительные дела, слава богам, не берусь. Я попытался вспомнить последние заказы: не упустил ли чего? А то скрутят как щенка, и будет моя шкура на воротах Брейтарда пылиться. В приятном соседстве с клятвопреступниками, пиратами и чародеями-самоучками. Быстро освежив память, осторожно выдохнул: ничего. Если и есть какие-то грешки, то небольшие. За такие на воротах не вешают. Потом увидел бумаги Дариуса и легко смахнул их себе на колени: нечего перед Дживой лишний раз светить чужие дела. И незачем ему знать, насколько я растерян и удивлен.
– Будете продолжать ломать голову, или попытаетесь спросить меня? – в голосе Дживы проскользнули ехидные нотки. Забавляется, сволочь. А что с него взять? Инквизитор.
– Почему нет официального предупреждения о встрече?
– О чем вы, мастер? О какой такой встрече? – Джива обернулся и посмотрел по сторонам.
А и действительно – о какой? Кто Дживу, кроме меня, видел? Я обвел зал глазами. Бри нырнул в кухню за заказанным мной мясом, и через пару минут на столе возникла ароматная тарелка. Одна из девиц настолько осмелела, что подобралась совсем близко к игрокам в брит. Теперь ее восторженные взвизги то и дело отмечали выигрыш сегодняшних везунчиков. Быть им этой ночью без денег, или я ничего не смыслю в Дариусовых куколках. Огромная клепсидра на противоположной стене медленно отсчитывала текучие капли-секунды. Надо же… Всего-то пять минут назад рука Дживы накрыла мою кисть, а ощущение такое, словно прошло несколько часов. Вот так расслабишься, разинешь варежку, а судьба тебе – раз! – и насует в нее ведро дерьма…
– Нет официальной процедуры – нет и встречи, – кивнул я, наблюдая за пляской теней на лице Дживы. – В таком случае… чем обязан?
– Нам нужно ваше умение, мастер, – Джива не стал бродить вокруг да около и сразу приступил к тому, ради чего появился. – Вы согласны помочь светлому ордену?
Вопрос, конечно, риторический. Светлому ордену не отказывают, а согласие свяжет меня автоматическим контрактом. Так что выбор невелик: повесить на себя дело, о котором я пока ничего не знаю, или идти паковать вещички. Впрочем, в застенках мне много не понадобится. Какой-нибудь ритуальный ножик. Горло себе перерезать.
Лицо Дживы – сама любезность. Только что мед с губ не капает. Впрочем, говорят, что лесной мед горек.
– Мне хотелось бы ознакомиться с бумагами. – И «нет» не сказал, и «да» не прозвучало.
– Мы вынуждены отказаться от обычной процедуры, – голос инквизитора одновременно и сух и мягок. Как это у него получается? – Сожалею, но это дело не такое, как все.
– То есть как это?!
Такого на моей памяти не было: заказчик собирает документы, законник проверяет, орден ставит на них печать. Убийство должно быть законным и более того – заслуженным. Это априори. Без печати мне один путь. На те самые ворота.
Дариус отошел от стойки и расслабленно сел через три столика от нас, развернув полированный кубок так, чтобы в нем отразилось мое лицо. Может, он и не видел Дживу, но чувствовать – точно чувствовал. Сидевший спиной к нему Джива ухватил мой взгляд и едва заметно усмехнулся. Качественное на Дживе заклятие. Интересно, кто ставил. Маги светлого ордена на иллюзиях не специализируются.
– Пожалуйста, выслушайте, – сладкий, как патока, голос контрастировал с цепким и лезущим в душу взглядом. – И не забывайте про мясо, оно наверняка великолепно. Орден не знает лицо, на которое должен быть выдан контракт, в связи с этим у нас образовались некоторые… трудности. – Тут он поднял руку ладонью вверх, останавливая поток вопросов, уже крутившийся у меня на языке. Следующую пару минут он наблюдал за тем, как я жую одно из вкуснейших блюд «Пристанища». Впрочем, никакого вкуса я не ощущал.
– Так вот. Существует некое лицо, жизнь которого неугодна светлому ордену по определенным м-м-м… причинам. Называть я вам их не буду, – он помолчал, – потому как сказано: «… и были из них те наказаны, кто пороку пустого любопытства предался…». Скажу так: это лицо потенциально опасно для Его Святейшества, и это главное. Если вы разрешите возникшую проблему, мы этого не забудем.
Да уж, не забудут. Нужна мне их память, как…
– Даже более того. Мы можем обещать за оказанную услугу один контракт на ваше усмотрение.
Контракт на усмотрение: официальное разрешение на убийство любого человека по моему… гм… желанию. Для забирающего жизни такой контракт может стать в буквальном смысле спасением. Нет, я, конечно, о таком слышал. Мало ли, какие ходят легенды? Но что такая практика реально существует, даже не думал. Впрочем, бесплатный сыр бывает только где? Ну, что ж… Отказывать не буду. На самом деле не могу, конечно, но куда приятнее думать, что просто не буду.
– Когда ждать официальные бумаги?
– Зачем такие сложности? – Джива поморщился, а мою руку, которая до сих пор была накрыта его ладонью, пронизало болью. Я машинально отдернул кисть и несколько секунд рассматривал медленно потухающий красный полукруг – оттиск печати ордена. Возможность использовать собственную кисть как носитель контракта никогда не приходила в голову. Ну, Дживе об этом явно больше известно. Выдернув ладонь и разорвав тактильный контакт, я мгновенно потерял его из виду, но это уже не важно. Договор заключен, а я, кажется, серьезно попал.
Утихомиривая сердцебиение, я медленно доцедил эль и, оставив на столе практически нетронутую тарелку, пошел к выходу. Когда проходил мимо Дариуса, тот не шелохнулся, за что я был ему благодарен: взгляд невидимого, но от этого не менее реального Дживы вполне ощутимо подталкивал в спину. «Ваш ход, мастер», – появился в голове неприятный шепот. Словно вишенка на десерте.
Не так много ступенек от входа в таверну до моей собственной двери – всего двадцать одна, но пока я поднимался на третий этаж «Пристанища», в голове посветлело. В том, что орден сдержит слово, сомнений нет. Магия принуждения – их хлеб. Они на ней борейского кита съели, а не мифическую собаку. А уж о том, чем грозит несоблюдение контрактов, знают не понаслышке.
К Дариусу за помощью обращаться глупо, к Майриту – просто нельзя. Законник – это не просто профессия. Это императивы на уровне брейтардских судебных канцелярий. Шаг вправо-влево – сам побежишь признаваться в содеянном, и друзей-родственников всех сдашь. А заключенный контракт явно выше уровня законодательства. На это намекает вполне ощутимое желание немедленно убить ту сволочь, которая нагадила в суп Его Святейшества. Если бы не постоянная необходимость держать в руках навязанный мне судьбой инстинкт забирающего жизни, я бы точно принял эту мысль за свою. А так – извините. Черт бы побрал этих орденщиков с их магическими императивами! Боюсь, лучше не станет. А вот хуже – вполне возможно.
Толкнув дверь плечом, я остановился на пороге. Не запирал ее только из интереса: что за сюрприз мой друг Зеро приготовит неосторожному человеку, без спроса заглянувшему в сей негостеприимный дом. Боги пока миловали любителей поживиться за чужой счет, и интерес оставался теоретическим.
Прямо напротив входа стояло огромное, в рост, овальное зеркало, которое тотчас отразило мое лицо. Золоченые шипы, выступая из рамы, крепко охватывали тяжелое стекло по периметру, превращая его в подобие клетки с единственным окном-выходом. Правда, по моему приятелю Зеро, много лет считающему эту клетку домом, так и не поймешь: то ли он – просто говорящее зеркало, то ли действительно заключен в зеркальной поверхности… Во всяком случае, когда он устает притворяться зеркалом, оно не отражает ничего: просто мутная молочная гладь.
– Работа? – В глазах Зеро, так похожих на мои собственные, я заметил слабое отражение страха. Интересно – врет, издевается, или я действительно напуган?
– Как обычно.
Если хочет что-нибудь узнать, пусть хорошенько постарается. Заодно и мне перепадет. А на халяву поспрашивать я и сам не дурак.
– Работа, – на этот раз в голосе Зеро звучала уверенность. – Что-то не так? Да брось, я же вижу.
– А иди ты, – посоветовал я и ушел в спальню.
Зеро не может переступить порог гостиной. Да и непросто это, если твое существование ограничено зеркальными поверхностями. Правда, в спальне я, на всякий случай, занавешиваю все, что отбрасывает хоть какие-то блики. Мало ли… Нечего Зеро рассматривать моих женщин. Плохо, что ниточек никаких нет. Куда печать приведет, неизвестно. А на все случаи жизни амулетами не обвешаешься. Рванет так, что только ногти останутся. Надеюсь, печать подскажет, где обретается наш клиент.
Что лучше взять? Охранника, конечно. Мало ли, какая дрянь при переходе привяжется. В граничных пределах такие твари обитают – им в нашего брата-путешественника залезть, как шлюху соблазнить. Не отвяжешься потом.
На такие случаи у меня Охранник и зачарован, главное сокровище. Все видимое и осязаемое я своими руками придушу, а с невидимым и неосязаемым он справится. Врагов у меня с учетом профессии немало, но впрыгнет какая-нибудь потусторонняя сволочь в мою шкуру – после этого враги не нужны: друзья достанут. Орден их, не задумываясь, направит на одержимого забирающего. Ни секунды не сомневаясь, и абсолютно законно. И поэтому легкий браслет белого металла с агнийскими рунами аккуратно обхватил левую руку.
Я осторожно вытащил из ящика стола шкатулку с несколькими разноцветными камушками. Септима – радужное семицветье. Если в Агни или Керг занесет, нужен огненный трилистник. Красный, оранжевый и желтый цвета заблокируют запах крови. В Брагге понадобятся голубой и желтый – прикроют от натасканных на неосторожных магов баронских ищеек, но… Я поколебался и оставил три других камня: красный – щит жизни, голубой и фиолетовый. Терция на удачу. Прибавить к ним печатку с тем же заклятием, и смерть меня не узнает, даже встретив нос к носу.
Что-то в гостиной тихо. Наверняка Зеро очередную шутку придумал. Положив оставшиеся камни на место и на ходу сняв с подставки последний оберег-четырехлистник, я вернулся в гостиную.
Так и есть. Вместо зеркала меня ожидало разрисованное изморозью окно в избушку Деда Мороза. И ведь не поленился же колдовать, мля! Самого Зеро не видно. Дает понять, что обиделся. Разгадывай, мол, а свою работу я сделал.
Я всмотрелся в зазеркальные художества. Тоже мне, художник от слова… впрочем, что-то в этих картинках есть: основная тема просматривается. Классическая, и, в силу моей профессии, довольно избитая. Смерть ко мне придет. В лице фигуристой девки. Лица, правда, не разобрать. Вот лучше не выделывался бы, а рисовал понятнее, Пикассо хренов! А то самого важного как раз и нет. Где лицо?! Как я девку эту узнаю? По квадратной заднице?
– Не бери дурного в голову, – ехидно посоветовал откуда-то из глубины зеркала невидимый Зеро. – Мало ли, что иногда привидится?
– Вот делать больше нечего – всякую хрень разглядывать, – я пожал плечами. – Я тебе не критик.
Осторожно попробовал соскрести изморозь и бабу с кинжалом, но куда там! К сведению, правда, принял. Может, она – как раз то самое «Лицо, неугодное светлому ордену» и есть? Щепетильным я уже давно не был. При моей работе да с нежным сердцем меня первое же чудо-юдо до смерти зацелует. Так что девочка, мальчик… Прямо скажем, до фени. Контракт – он для каждого контракт, а я не сексист.
– И долго ты тут еще торчать будешь? – Зеро не стал убирать рисунок с загаженного зеркала, но полированный серебряный оттиск с пейзажем вздыбленных меарских волн вдруг заиграл острыми лучами и пустил «зайца» в мои глаза.
– Девочек приведешь? – поинтересовался я, защелкивая на правом запястье браслет в виде Уробороса.
– Нарисую. Все покрасивее твоих будут.
– Это с квадратными-то жопами? Вот пожалуюсь на тебя Данае…
Наконец изморозь исчезла, и Зеро снова появился в зеркале, для разнообразия устроившись в моем любимом кресле с вишневой бархатной обивкой. На моей зазеркальной голове появился шутовской колпак с бубенцами. Шутник. Иногда я даже забываю, кто из нас чье отражение. Он болтает с Дариусом, пока я сплю, то и дело переставляет зазеркальную мебель, иногда хлопает своей дверью в спальню, решительно отказываясь отражать мое лицо. Разве что женщин моих не лапает, так и то, я подозреваю, дело наживное.
Подойдя к обитой деревянными панелями стене, я снял один из трех небольших кинжалов – подарок Дариуса. Приятель клялся, что потерять этот кинжал невозможно. Вот и проверим. Не люблю железки, но выбора, видимо, нет. Желто-полосатый нешлифованный камень в середине рукояти словно прилип к ладони. Я подбросил кинжал.
– Екарный… блин! – в кисть словно вонзили раскаленный прут. Печать явно требовала исполнения контракта. Лучше всего – немедленного. Интересно, сколько осталось времени до того, пока от ее зова я совсем съеду с катушек? Подняв с пола оброненный кинжал, я вытащил из шкафа перевязь. Подумав еще немного, снял с вешалки черный плащ. Иногда самый простой способ стать незаметным – как можно больше выпендриться. Как самый яркий мазок в картине привлекает наше внимание, так и за одеждой часто не видно лица. Осталось заглянуть к Майриту, передать ему бумаги по «Кергийскому рогу», и можно отправляться.
– Брутален и могуч, – раздался ехидный голос Зеро, для разнообразия отразившего меня в черных доспехах с золотым имперским тиснением. Надеюсь, у меня будет возможность ответить ему на это. Потом. Потому что в следующую секунду из меня словно вышибли дух: печати надоело ждать, и она сработала как камень пути, отправляя меня к неизвестному человеку, вставшему на дороге светлого ордена.
Интро. Охотник
Я очнулся с одной-единственной мыслью – кто я? Не могу сказать, что полное отсутствие каких-либо знаний о том, что я такое, меня испугало. Не думаю, что я вообще способен испытывать страх, но определенный дискомфорт все-таки существовал. И не потому, что осознание себя являлось необходимостью – вовсе нет. Просто выплывший откуда-то афоризм «Я мыслю, следовательно, существую» был в моей системе координат той самой точкой, наличие которой являлось достаточным основанием для того, чтобы начать действовать. И я начал. По мере того, как я приводил в порядок мыслительные процессы, постепенно приходило ощущение направления, словно кто-то мягко подталкивал куда-то, и это было хорошо. В ином случае я просто не знал бы о своём следующем шаге. Теперь же я позволил этому чувству повести меня сквозь нечто, что ощущал как размытую белесую субстанцию. Что-то похожее появилось в мыслях. Тоненькая ниточка-хвостик…
Я потянулся за ней, пытаясь не разорвать единственную связь с моим – я очень хорошо это чувствовал – предназначением, и внезапно осознал себя, как некую неосязаемую сущность. Видеть я себя не мог, но ощущение было ярким и правильным. Туман. Вот что пришло в голову. Странно. Мне казалось, что раньше я был не таким. Возможно, у меня было тело… Да, наверное, было. Правда, эта мысль причинила неприятное ощущение, которое разум сам квалифицировал как физическую боль, и я задвинул ее подальше. Пока.
Перед тем, что я, за неимением других определений, считал своими глазами, проявились яркие цветные пятна. Какое-то время я наблюдал за ними, потом они начали меняться, смешиваться, принимать все более и более определенные очертания и я увидел, что нахожусь в темном месте. Просачивающийся сквозь меня воздух, пах солью – возможно, где-то недалеко было большое скопление воды. Океан? Понятия и определения приходили сами по себе, по мере того, как я ощущал окружающий мир. Внезапно на меня обрушился звук – не какой-то определенный, а множество колебаний различных частот, накладывающихся друг на друга, переплетающихся, зовущих. Там, в этой какофонии звуков ярким, почти цветным пятном, звучал голос, который, возможно, знал, что я такое. Голос, с которым нас связывала тонкая, но прочная нить, которую я не видел, но ощущал. И я поплыл к этому магнетическому средоточию.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ловушка для дурака (Артем)
Несмотря на шок от мгновенного переноса, я заставил себя прислушаться и вдохнуть незнакомый теплый воздух. Откуда-то с востока ветер принес вонь гниющих ракушек, йода и водорослей. Брагга. Точно Брагга. Все ее побережье усыпано крохотными рыбацкими поселками. Тем и живут. Неужели среди этих нищих невнятных поселений и находится столь ненавидимый орденом «клиент»?
В запах Борейского моря тонкой струей вливался аромат копченой рыбы. Рыба – единственное, на что брагийский баронат еще не наложил жадные лапы. Да и то исключительно потому, что это запрещает имперский эдикт о правах. В противном случае с рыбой и крабами давно произошло бы то же самое, что и со всем, что здесь хоть чего-то стоило: каждый сеньор раз в год вносит свои изменения в «Книгу редкостей и диковин», отчего товаров, подлежащих обязательному обложению налогом, становится все больше. Потому цветет при брагийском мореходстве контрабандная торговля. Жить как-то надо?
Снова повеяло дымом и запахом жилья, и желудок сжался от голода. Поужинать я так и не сумел, что сейчас очень к месту: где, как не на постоялом дворе, можно разузнать новости и понять, куда занесли козни Дживы? Правда, рыбаки – они рыбаки и есть. Кроме ухи и водорослей им есть нечего. Все, что чуть-чуть на деликатес смахивает, отбирает сеньорский сборщик. Так что в лучшем случае придется жевать кусок какой-нибудь копченой дряни, приправленный самогоном с терпким йодистым привкусом. Жаль, конечно. Не видать Дариусу новых рецептов.
Напряжение не отпускало, и я посмотрел на руку. В темноте печать слабо тлела алым. Значит, далеко еще мой будущий «крестник». Настолько далеко, что даже сил печати не хватило на полноценный переход. Интересно, сколько времени ей понадобится для восстановления, и не растворюсь ли я перед здешними обитателями прямо в середине разговора? Я пожалел, что не додумался взять перчатки: незачем светить печать перед каждым встречным. Пришлось оторвать кусок от подола рубашки и обмотать ладонь. Подол под камзолом и безрукавкой не видно, а мне так спокойнее.
Прислушавшись к далекому лаю собак, я быстро зашагал в сторону предполагаемой деревни. Песок под сапогами чуть слышно хрустел мелкой ракушкой, и откуда-то вылезло совершенно неуместное воспоминание: я маленький, лягушатник Азовского моря и белый ракушечный пляж. Картину довершал шипящий звук прибоя – Борей катил свои волны метрах в ста от меня.
– Кто идет?
Хриплый голос невидимого часового заставил меня остановиться.
– На слово поверишь? – Я немного расслабился. Человек – это всего лишь человек.
Из темноты надвинулся здоровенный широкоплечий силуэт. Через секунду в лицо ударили вонь горящего рыбьего жира и желтый свет.
– Чей будешь?
Смуглый мужик с цепкими черными глазами пристроил фонарь между ветвями выброшенного на берег плавника. Из одежды – только широкие просоленные штаны да грязный платок на шее.
– Свой собственный. Тут убивать будешь, или в таверну пустишь?
– Нужен ты мне больно – убивать. – Мужик улыбнулся и махнул себе за спину заскорузлой ладонью. – Ты туда не ходи… Ты это… к Мамаше в «Бутылку» иди. Там дом один такой – не промахнешься. Скажешь – Гар прислал.
Я кивнул и пошел в указанном направлении.
– А бутылочку у Мамаши для Гара все же оплати, – крикнул он мне в спину. – Не было бы тут меня – попал бы ты, парень, в зыбучий песок. Так что должен ты мне. Понял?
Я перебрался через нанесенную волнами кучу морского мусора и влез на невысокую песчаную насыпь. Показавшаяся за ней деревня была совершенно маленькой – едва ли две дюжины домов – и темной. Ни факела, воткнутого в мокрый песок, ни огонька свечи. Только скошенные в одну сторону – к морю – крыши, крытые вместо черепицы пластинами жемчужниц, отливали перламутром в свете рассыпанных по небу звезд. Откуда-то слева ветер доносил хлопанье одинокого неспущенного паруса и тихий стук борта о борт. Если всмотреться в почти полную темноту, наверное, можно будет увидеть силуэты лодок и мачты баркасов. Но и без того слышно, как бьются бортами малые лодки и поскрипывает такелаж на более крупных.
Машинально кинув взгляд в сторону невидимых баркасов, я уловил движение. Словно темнота внезапно ожила и надвинулась, пытаясь схватить. Охранник на запястье слегка нагрелся и сдавил кожу. Бродит тут нечисть. Точно бродит. На морском побережье никогда не бывает спокойно. Кого море забрало, кто в пиратские сети попал. Ну, а мне-то что? Пожрать, поспать, амулеты перепроверить, если нужно – перезарядить. А потом… Прощай-прости, местечко незнакомое! Никогда тебе знакомым не стать.
Я завернул рукав плаща, и Охранник сверкнул в лунном свете. Тьма резво откатилась в сторону – только что в реверансе не присела, а я хмыкнул и сбежал вниз.
«Бутылка» и правда нашлась легко. Единственная улица привела к дому с цоколем из белого, редкого, и оттого безумно дорогого в Брагге камня. Нависая над соседями, дом явно давал понять, кто тут главный. Не бедствует Мамаша. Наверняка у нее и в окна стекло вставлено, а не выполосканный в едкой морской воде рыбий пузырь.
Хлипкие ступени наружной лестницы вели незваного гостя сразу на второй этаж, к узкой двери. Когда я ее толкнул, десятки бутылок, подвешенных под козырьком, словно гигантские колокольчики «на счастье», проводили меня ехидным звоном.
Как я и думал, занесло меня в рыбацкий поселок на окраине Брагги. Своего народа было немного, и чужаков здесь любили: хоть какие-то новости и сплетни. Насочиняв пару томов «новостей» и выслушав немало лестных слов о местном бароне и его сборщике, я кинул здешней мамке несколько мелких монет, попросив отдельную комнату: невиданную для этих мест роскошь. На удивление, таковая тут оказалась. Не подвал, но все же и не верхний этаж. Конечно, чем выше – тем комфортнее. Кухонные ароматы в каждую щель залезть не норовят, от шума общего зала далеко. И главное – не воняет мочой, которой щедро помечено под каждым окном.
А с окнами я ошибся. Нет в «Бутылке» стеклянных окон. Никаких нет. Не рыбацкая, видать, деревушка. Контрабандисты, или еще кто похуже… Ночью на побережье только огонь может выдать, вот и прячутся. Дозорщиков выставляют. Насыпь тоже для того придумана: стоит деревня в неглубокой котловине. Кто ее с моря приметит?
Зато еда оказалась неплохой – вовсе не ожидаемый кусок копченой китовой шкуры. Мелкая рыба, зажаренная до хруста, и салат из желейных нитей глубинника. Вместо мутного самогона – крепчайшая настойка с горьким привкусом песчаной ягоды.
Я расстегнул плащ и сел на кровать. Нужно амулеты проверить – что-то Охранник волнуется – а потом спать, спать. Когда еще доведется? Разобрав амулеты, внимательно рассмотрел Охранника. Непонятно – то ли и правда тварь какая-то рядом бродит, то ли печать его нервирует. Уроборос тоже выставил ядовитые зубы. Правда, за него и не боюсь особо: зло, оно никому не нужно, никто по доброй воле к нему не сунется. Ну, по мелочи там, побрякушки всякие: тоже молчат. Никто на них во время перехода не посягал. Все, как удилища заброшенные. Выжидают. Подзарядив амулеты, осторожно улегся – что на этих простынях до меня делали-переделывали, даже думать не хочется – и закрыл глаза.
Интро. Охотник
Я подобрался очень близко к влекущей субстанции, но… Очень близко – не значит, что я смог до нее дотянуться. Что-то, невидимое, но тем не менее, достаточно ощутимое, держало на расстоянии, и это причиняло боль. Теперь, когда я мог не только чувствовать это существо, а и видеть, желание прикоснуться становилось почти непреодолимым – это мешало, вносило хаос в стройный порядок моих логических умозаключений и заставляло испытывать то, что я про себя определил, как нетерпение. Желанная цель виделась мне, как яркая теплая точка, такая зовущая, что я снова потянулся к ней, чтобы вновь отдернуть руки? щупальца? Зато в этот раз я увидел то, что мешало моей единственной цели: полоску теплого голубого металла, источающего одурманивающий свет. Этот свет был опасен – он убивал, но убивал не жестокостью, не ударом острой стали под сердце, а словно звал вернуться в то небытие, из которого я вынырнул. Он мог заставить меня вновь развоплотиться, и я отпрянул со всей возможной быстротой, на которую был способен. Мне оставалось только ждать, и я мог лишь надеяться, что это ожидание продлится недолго.
Ловушка на дурака. Продолжение (Артем)
Твою млять! Нет – МЛЯТЬ ТВОЮ! Пожалуй, это была единственная четкая мысль, когда я кувырком полетел куда-то вниз. И, главное, ничего не успел понять. Только что лежал на кровати, потом – временная дезориентация, и… опаньки! Полет закончился так же, как и начался: неожиданно.
Валяюсь я в каких-то помоях (что в помоях – это я носом чувствую, амбре имеет место быть, а вот глазами – ни черта не вижу), темнота вокруг – хоть аукаться начинай, и штаны пропитываются какой-то холодной дрянью. Еще через пару длинных секунд я, наконец, сообразил, что меня несет едва ощутимое течение. Воды всего по колено, поэтому дрейфую я, как дерьмо по сточной канаве: неспешно и не тону. Вонь вокруг такая, что если падение меня не угробило – сейчас запросто богу душу отдам. Не просто вонь: смертью пахнет. Сладкий запах недавнего разложения смешался с липким смрадом старой тухлятины.
Охранник нагрелся так, что если бы не холодная вода подземной речушки – быть мне без руки. Много тут убивали. Много и жестоко. Я перевернулся и встал на ноги. Вода тут же закрутилась вокруг и потянула вниз по течению. Греби, парень. Авось, куда и выгребешь.
Хрен вам. Никогда сговорчивым не был. Машинально похлопав по карманам, я сообразил, что плащ с перевязью так и остался висеть на стуле. Жаль. С ним и пара нужных вещей, включая кинжал Дариуса, наверняка перекочевала в руки той самой Мамаши.
«Если ты не крот – зажги свечу», – всплыли в памяти слова Майрита. Я потер верхнюю пуговицу камзола, которая мгновенно загорелась мягким зеленоватым светом. Не люблю полагаться на заклятия. Любое заклинание вытягивает из окружающего воздуха магические частицы, после чего остаются пустые каверны. Обычному человеку не видно, а вот маг-ищейка, даже самый слабенький, идет по этим «черным дырам» без малейшего труда. А затягиваются они ой, как долго… Потому предпочитаю амулеты и «заряженные» игрушки. Эти так в себе капсулируются – никакая ищейка не отыщет.
Млять! То ли лексикон, прополосканный в вонючей воде, грязью зарос, то ли де жа вю со мной приключилось, но когда я, наконец, увидел окружающее, других слов просто не оказалось. Я стоял посреди приличных размеров пещеры, дно которой было густо утыкано всякими милыми, но уже ненужными в хозяйстве вещами: от заостренной кочерги и до багра, каковым, надо полагать, здешние «рыбаки» трупы от кормы отталкивают. То-то амулеты напрягались. Соорудил какой-то местный умелец кровать-перевертыш. Встретили дорогого гостя. Чем дороже, тем лучше. Накормили, напоили… Напоили-напоили-напоили – не зря мне Мамаша в кружищу подливала… ну, и так далее. Скорее всего, зелье сонное подмешали, клофелинщики хреновы… В кровать уложили, а эта кровать – раз! – и полетел гость добрый с высоты десяти метров. А с чем высота не справилась, то довершит острый бытовой хлам.
Смерть от меня отвели амулеты. Не зря я на камнях удачи остановился. Перстень-печатка, зачарованный на отвод мелких бытовых проблем, потускнел и покрылся мелкой сетью трещин, а четырехлистник вообще рассыпался в прах. Исчерпала себя моя удача.
Ну, да все хорошо вовремя. У тех бедолаг, на чьи переломанные останки я сейчас смотрел, ее не достало даже на то, чтобы умереть быстрой и легкой смертью. Вон тот, например, что нанизан ребрами на древко багра: несколько часов умирал. Мучительно харкая кровью. Это я как знаток смерти чую. А тот, что у меня под ногами, даже на всю острую дрянь не напоролся: просто со сломанным позвоночником утонул в грязной вонючей воде, которой и было-то всего по колено.
Я несколько раз прошептал под нос известный еще с детства стишок, сопроводив его жестом, которому меня в свое время научил Дариус. С его даром ясновидения умение отгораживаться от чужого мысленного вмешательства совсем нелишне. В голове закрутились навязчивые «ламца-дрица», мешая сосредоточиться и отгоняя картины, такие живые сейчас, но не имеющие отношения к моей работе. Идеальный ментальный щит. Если бы я мстил каждому, кто несправедливо отнимал чью-то жизнь, я не преступников бы убивал, а на Робина Гуда горбатился.
Несмотря на вертящийся в мозгах стишок, в голову пришла очень своевременная мысль: конечно, добрые люди там, наверху, сейчас пожалуют сюда. Кошель я при всех доставал, расплачивался. Поторапливаться надо! И оружие не помешало бы. Судя по тому, что кинжал, вопреки уверениям Дариуса, ко мне волшебным образом не вернулся, «положить» не значило «потерять». Ну… Примерившись, я выдернул из каменистого дна заостренный кол и пошел по течению, то и дело выхватывая взглядом останки прежних гостей «Бутылки».
Метров через сто впереди появилось пятно света. Я быстро пригасил свой огонек и прислушался к знакомому голосу:
– …да без меня он давно бы в зыбуне песчаников кормил!
– А кто тебя на дозор туда ставил, околдобень пархатый?!
– Никто не виноват, что на твою долю вечно пустышки выпадают!
Видимо, тут добыча делилась, как у ростовских таксистов: отхватил свое – марш в конец очереди. А кому какое «свое» достанется, то уже определяется судьбой или жребием. Не зря меня Гар направлял к Мамаше. Судя по начавшейся ссоре, на его долю и выпадет сегодня моя шкура. Ну… Не повезло. Шкура еще живая, и за жизнь цепляться будет не только зубами. Длинный заостренный кол в руке придавал уверенности.
Прижавшись к стене, я вглядывался в слабый круг света, отбрасываемый масляной лампой. Похоже, той же самой, которой Гар приветливо встречал меня на подходе к деревне. Улыбка у Гара на губах все та же. Наверное, и убивает с ней. Правда, приветливой она больше не кажется. Второго, с пронзительным взглядом Влада Цепеша, я видел за соседним столом, когда пил ту настойку, что показалась мне такой вкусной. Последний, в коричневом дублете брагийского солдата, меня удивил: не иначе, как самому барону часть выручки идет.
Я прицелился и метнул уроборос. Развернувшись в полете, он вцепился ядовитыми клыками в щеку служивого и замер. Минус один. Честная драка – это потом. Выскочив следом, я на ходу пнул лампу. Вспыхнувший жир плеснул на оседающее в воду тело и погас, а я едва не схватил удар кинжалом в живот. Тело среагировало мгновенно: резко развернуться, пропустить широкую чужую кисть и подставить под лезвие импровизированный шест… Кончик все же чиркнул по кожаным шнуркам. Я отбросил кол, но подхватить падающий с кисти браслет не успел. Сверкнув напоследок теплой искрой, Охранник исчез в темной воде. В этот же момент шею сзади сдавили ручищи Гара, а в лицо оскалилась бледная морда рыжего кровососа.
– Что, колдуний выкормыш, страшно?
Отвечать, когда шею сжимают парой экскаваторных ковшей, невозможно, поэтому я просто ударил рыжего пальцами в глаза. Сильно ударил, без страха. Падая, он взвыл, как циркулярная пила. Я тут же дернул головой назад, сминая губы и нос Гара в кровавый блин и наверняка своротив челюсть. Поднырнув под отшатнувшегося Гара, наступил на что-то мягкое и чуть не упал. Цепеш уже не выл в темноте, но жалобно вскрикнул, когда я зацепился за него ногой. Еще не хватало, чтобы на крики остальные дружки понабежали! Я чертыхнулся, и Гар тут же навалился сверху, сопя и вдавливая меня в дно ручья. Идиот. Живой я, может, его и не убью. Разве что случайно. А вот дохлый… Пока у меня контракт не выполнен – я умереть не могу. Все равно до «клиента» доберусь и душу из него вытащу. Даже если мясо с костей клочьями слезать будет. А заодно и всех, кто на пути встанет, порешу.
Смешно, наверное, но спас меня Цепеш. Видно, почувствовав нас, он начал наугад размахивать кинжалом. Гар вдруг ослабил хватку, забулькал и отвалился. Вскочив, я изо всех сил засадил в темноту сапогом, чтобы второй удар кинжалом не достался мне. Раздался чмокающий звук и… все. Мгновение я постоял, прислушиваясь к журчанию воды, а потом трясущимися пальцами сжал пуговицу-светляка.
Лицо брагийского солдата, которого я убил первым, уже раздулось и посинело. Я коснулся рукой уробороса. Он переполз на мое запястье и снова свернулся в кольцо. А кровососа я зря ударил. Кинжал так и остался торчать в шее Гара – не хватило у Цепеша сил выдернуть его из хрящей. Да и что он такое против смертельной удачи забирающего жизни? Здесь любая чужая неосторожность – мой фарт, в буквальном смысле заложенный в генах.
Заскрежетали трущиеся камни потайной двери, и по стенам побежали светлые пятна. Обернуться я не успел: что-то с силой ударило в спину, бросив меня на тела Гара и рыжего. Не знаю, сколько времени я провалялся без сознания. Может, минуту, может, больше, но пришел в себя от того, что чуткие пальцы ощупывали карманы. Светляк еще горел, освещая внимательное лицо Мамаши. Красивая. Но дура. Если мертв хозяин амулетов – умирают и они. Если жив мой светляк – не спеши совать руки в мои карманы. И я тоже дебил. Не мог где-нибудь на ракушках переночевать. Не принцесса на горошине – не рассыпался бы. Теперь от бабы с косой меня не прикрывает ничто: последние защиты ушли с мамашиной пулей.
Не в первый раз ее ловкие пальцы труп обшаривают, ох, не в первый! Быстро камзол расшнуровала. Правильно, во внутреннем кармане кошель с кругляшами золотыми, даже заклятием не прикрытый. Секунда – и кошель оказался у нее. Я перехватил ее правую руку и схватил за запястье левую, заставляя уронить знакомый кинжал с полосатым камнем. Аве тебе, Дариус дарящий! Подхватил кинжал, успел заглянуть в расширившиеся от удивления глаза – видимо, никто от ее пукалки еще живым не ушел – и увидел Охотника. Туман такой… Гадостный. Не белый, а вроде как сырой, зеленоватый. Сам по себе – призрак, морок, ничто, но страшно! Он меня не просто убьет – живьем изнутри сожрет, а без охранного браслета мне и противопоставить нечего. Можно попробовать сбежать, но если его именно на меня натравили, то… В какую же черную дрянь меня светлый орден втянул? Эти мысли пронеслись в голове ураганным ветром, а на самом деле я почти автоматически оттолкнул девку и прыгнул в ничто, заставив печать почувствовать след будущего «крестника».
Прыжок меня не спас. Более того, я никак не ожидал очутиться на знакомой с детства ростовской улице. Всмотревшись слезящимися глазами в темноту, не увидел своего преследователя. Правда, это ничего не значит. Они хитрые, хоть и тупые. А на моей исторической родине магии – с гулькин хрен. Чтобы стянуть то, что есть, и слепить стоящее заклятие, нужен очень сильный колдун. Было бы время – можно просчитать магический круг или сварить защитное зелье. Но чего нет, того нет.
Эти мысли крутились в голове, пока я сдирал остатки камзола и пытался натянуть узкие штанины на высокие раструбы сапог. Не хватало еще, чтобы полиция за косплей остановила. Непонятно, почему перенесло именно сюда. Или Охотник искажает магические нити, или в заказе действительно бывший земляк. И если последнее…
Не убить не могу, печать сведет с ума до того, как я просчитаю обратную дорогу и выясню, в каком дерьме очутился. Убив «клиента» – не смогу вернуться, потому что не квакну в свою защиту и полслова, как инквизиция прибьет мою голову на ворота Брейтарда. Здесь убивать категорически запрещено. Останусь – люди в этом мире начнут дохнуть как мухи. Куда ни кинь – вырисовывается полная ж.
От этих мыслей я чуть не взвыл, продолжая нестись по улице Станиславского. Был бы тут Джива – своими бы руками придушил эту падаль.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Ищите – и обрящете (Александра)
Господи, как же хочется что-нибудь такое сделать или, на худой конец, куда-нибудь сбежать! Побыстрей и подальше, чтобы пресловутый ветер перемен не просто кружил голову, а сносил ее вместе со всеми потрохами, или что у нее там есть. Вот просто так – послать всех на фиг, и дать деру в какое-нибудь распрекрасное место, где меня будут носить на руках, и где жизнь наконец-то получит смысл. Не то чтобы сейчас я существовала в совершенно эгобессмысленном мире, но…
Такие мысли бродили в глубине меня, до писка прижатые всякими «надо» и «должна», пока я грустно плелась по вечерней улице. То есть, по вечерней – это если смотреть на часы. А если просто в непроглядную темноту – так и по ночной, потому что в ноябре грань между днем и ночью незаметна и расплывчата, как сон перед включенным телевизором. В последнее время такие упаднические настроения посещали меня с настойчивостью квартирных платежек: безрадостно, но часто. Жизнь не удалась – чего уж тут. Собственно, то, что она не удалась, я начала понимать лет на пять раньше, когда в двери моей (к великому сожалению, не только моей) квартиры бодро постучалось двадцатипятилетие. Следующие за ним двадцатишестилетие, двадцатисемилетие и иже с ними обнаглели настолько, что уже не спрашивали разрешения войти, а просто обрушивались на меня со счастливым энтузиазмом приехавших из провинции дальних родственников. Делали это они по крайней мере в два раза быстрее, чем положено. Не успеешь чихнуть – а год уже удаляется, с жизнеутверждающим намеком виляя обтянутым красными штанами деда Мороза задом.
Сейчас на пороге радостно размахивало флагами тридцатилетие, уверенно считая, что его-то тут как раз и ждали.
Коллеги уже собирались в кучки, обсуждая, кого и сколько я буду приглашать, и где это халявное событие состоится. Бедняги! Никого из них на юбилей я звать не собиралась. Впрочем, и не из них – тоже. Дала себе слово, что попробую проверить: а вдруг, если юбилей полностью проигнорировать, он как бы и не произойдет? Так что из приглашенных не намечалась даже я сама – тут мы с коллегами были на равных, предвкушаемый ими праздник живота откладывался на неопределенный срок, а я брела по темной улице и уныло размышляла о неудавшейся жизни.
На работе одно развлечение – карты в компьютере с места на место перекладывать или фермы ВКонтакте разводить. Впрочем, даже эта нехитрая радость была доступна лишь тогда, когда главное действующее лицо офиса (он же «трудяга и кормилец», и он же, но уже глазами потеющих на него подчиненных, просто «козел») – начальник – был в очередном отъезде. Вот тогда-то мы, «бездельники и неучи», отрывались по полной, насколько это было возможно, учитывая его патологическую жадность и склонность к шпионажу. Я не то чтобы лентяйка, но когда весь офис с упоением тычет мышами в монитор, выбора как-то и нет. Заразно это, что ли?!
Из мужчин в офисе – один сисадмин Гарик, да и тот не совсем мужчина. Странно он с компьютерами разговаривает, странно. Кто знает, какие у них там отношения? Правда, подруга Ирка недавно чем-то таким хвасталась. Домой водил, а дальше «че было, че было!», но я не верю. Если что-то и было, то, скорее всего, Гарик гордо демонстрировал свою компьютерную сеть (это в однокомнатной-то квартире!). Видели уже. Пять компов и один Гарик. Гордый, правда, как революционер-новатор.
Так вот и выходит, что тебе уже тридцать, а ты одна на темной улице сопли жуешь. Лучше бы… Что «лучше бы», я додумать не успела, потому что в мое в меру хрупкое плечо с разгону врезался какой-то незнакомец.
– Извините, – пробормотал он и намылился дальше.
«Щас извиню», – злорадно подумала я, хватая парня за рукав и готовясь осветить его путь своей духовной мудростью. Правда, вначале следовало оценить расстановку сил, и я с любопытством уставилась на незнакомца. Права была мама, когда говорила, что нет у меня чувства самосохранения! Сначала глаза вытянули из темноты какого-то древнего покроя рубаху и кожаную безрукавку, затем – широкие плечи и …
– Темка! – заорала я, подпрыгивая и радостно повисая у бывшего незнакомца на шее.
Между прочим, роста мы были одинакового почти с самого детства. Причем я сильно подозревала, что Темка (он же Артем Кадыров), рос просто из соображений галантности, чтобы рядом с ним я не чувствовала себя каланчой, пожарным шлангом и фонарным столбом.
– Сашка, ты, что ли? – откровенно удивился Артем, отдирая мои руки от своей шеи. Руки не отдирались. Я сильная девушка, если мне не выгодно быть хрупкой барышней.
– Предатель! – заявила я, под напором обстоятельств (все-таки парень был широкоплеч и мускулист) опуская руки. Здесь Артем почему-то повел себя странно: нервно поозиравшись по сторонам, он схватил меня в охапку и затолкал в ближайший подъезд, непонятным образом обдурив домофон, приветливо раскрывший перед нами дверь.
В полутьме игривое воображение услужливо подсунуло избитую книжную фразу: в подъезде пахло кошками. Хотя почему именно кошками? Может, собаками? Или, например, мышами? На этом лирическое отступление кончилось, и я вновь вернулась к сиюминутным событиям.
– Ты что, – зашипела я, – озабоченный? Надо же, как время меняет людей! И прошло-то всего лет десять…
Тут пришлось замолчать, потому что «озабоченный» начисто лишил меня воздуха, закупорив рот здоровенной лапой и закосив глазом куда-то в уличный туман. То есть, теоретически я все еще могла дышать носом, но… только теоретически. Практически же я предпочла бы умереть от асфиксии, но не раскрыть новому старому другу страшной тайны: где-то с октября по апрель мой нос превращается в симпатичный, но абсолютно бессмысленный придаток, начисто забывая о своей основной функции: обеспечивать доступ воздуха.
И совсем непонятно стало то, отчего Артем вдруг заметался, явно не зная, чему отдавать предпочтение: пока какая-то неведомая сила толкала его вверх по лестнице, руки жили своей жизнью, вцепившись в отвороты моей кожаной курточки, которую я покупала, прельстившись тем, что выглядела в ней почти изящно. Пальцы Артема нещадно ломали хрупкие волоски крашеного меха таинственной зверушки, про которую продавец с непоколебимой, истинно продавцовской уверенностью говорил мне, что это «настоящий песец, панымаеш?». И вот этому «песцу» сейчас приходил ну полный… в общем, близнец.
Зарычав, я начала отдирать Артемовы лапы, спасая шелковистые ворсинки, и тут случились сразу две вещи. Внезапно сгустившийся в почему-то незахлопнувшихся дверях подъезда белесый туман попер на нас с энтузиазмом медведя-шатуна, завидевшего сказочный теремок, а Артем перестал разрываться между желанием бросить меня или потащить вверх по лестнице, выбрав последнее. Он с силой саданул ногой по входной двери, буквально пролетел девять лестничных пролетов, и остановился только перед грубой реальностью: влаз на технический этаж был дальновидно перекрыт (спасибо вам, добрые дяденьки из страшного черномагического ордена под названием ЖЭУ!) громадным замком. Правда, относительно намерений Артема я заблуждалась недолго: отпустив меня, он полез вверх, явно надеясь растворить толстенную дужку укоризненным взглядом.
– Артем, если ты хоть что-нибудь не объяснишь, я отсюда никуда не уйду! – Донельзя довольная собой, я топнула ногой и только потом сообразила, что говорить следовало совсем противоположное. Пригрозить, что он меня – такую замечательную – больше не увидит. Или что-нибудь подобное… А то промолчит, партизан, и придется выполнять угрозу. Например, умереть тут от тихого бешенства.
Я подумала-подумала и пригорюнилась. Да-а, жизнь не удалась. И где он – принц на белом коне? Впрочем, насчет коня возможны варианты. Более того – желательны. Коней с детства боюсь (кто их знает – зубы у них в ладонь и ноги целых четыре), а вот машину водить умею, так что сойдет и тачка. Белая, черная, да хоть серо-буро-малиновая – переживу и это. И где-нибудь в договоре – мелким шрифтом – квартира в теплой, и ну очень цивилизованной стране. Колечко тоже можно. С камушком.
Тут я вернулась к реальности. А вот не фиг выделываться: получите вместо обмечтанного грязный технический этаж и…
– Артем, а что мы там будем делать? – заинтересовалась я. Что поделаешь, интроверт – он и есть интроверт. Все свое ношу с собой. Только и успевай оглядываться и удивляться: мир-то как изменился, господи! «Озабоченный», естественно, промолчал. Ну, может, и не совсем промолчал: что-то он сопел и чем-то звякал. Через секунду раскрывшийся замок с грохотом полетел вниз. Красиво подтянувшись, Темка исчез в темноте чердака.
– Может, ну его? – я усилила громкость и подпустила в голос слезливую нотку. – У меня квартира есть. Может, лучше туда? Хорошо-хорошо, не квартира, а так – койка, но все же лучше чем чердак, а?
– Саш, ты чего, перегрелась? – Артем свесился вниз, глаза у свинтуса были круглые и невинные. Ага, знаем мы вас, таких невинных. Не успеешь очнуться, а уже семеро детей и вместо мужа – футбольный фанат на диване. Впрочем, футбол посмотреть я и сама не дура: где еще приобщишься к невинной радости в виде гоняющих мячик одиннадцати откровенно одетых парней? Но это я так – шучу. На самом деле и салютом в небо стреляла, и «Оле-оле!» орала, когда те, которые свои, выигрывали.
Впрочем, правда оставалась правдой: никакой мавританской страстью от моего друга детства не пахло. Но это же не повод запретить себе развлекаться?
В этот момент в подъезде погас свет, а снизу раздался какой-то мерзкий звук. Если бы меня попросили его описать – точно не сумела бы. А вот отвратительное ощущение, охватившее плечи и вмиг ставшую незащищенной шею… Я взвыла и резво поползла вверх по металлической лестнице. Думаете, кавалер подал мне руку? Ага. Вниз не скинул – и то хлеб.
Когда мой нос появился над полом, Артем озабоченно стаскивал в кучу неизвестно кем принесенные на чердак кирпичи. Я попыталась усесться на какой-то из ящиков, но меня грубо отпихнули в сторону и начали активно засыпать люк мусором: баррикадироваться.
– Если ты сошел с ума, лучше скажи сейчас.
– Не мели чепуху, – буркнул Артем, усердно следуя путем жука-навозника. – Все потом.
– Имена, пароли, явки? – оживилась я. – Впрочем, именно что «потом». Ведь как раз тогда, когда это самое «потом» наступит, наши иссохшие останки будут обнаружены каким-нибудь не в меру ретивым электриком, решившим, что раз в десять лет – тот срок, в который следует посещать это таинственное место. Правда, может случиться и так, что мы будем обнаружены гораздо позже, когда потомки будут исследовать это давно заброшенное здание…
– Чьи потомки?
– Да уж не наши, это точно, – авторитетно отозвалась я. – До наших мы с тобой не доживем. Их же делать надо, стараться…
Здесь я все-таки его достала. Артем бросил дверь от холодильника «Ейск», которую пытался пристроить на самом верху импровизированного кургана, и подошел ко мне.
– Саш, что у тебя в голове? – осторожно спросил он, опускаясь на корточки. – Твой первый и второй мужья дружно упаковали вещички и слиняли строить светлое будущее? Не могу сказать, что я их не понимаю, конечно…
– Ну ты и гад, – искренне сказала я. – Нет мужа. Ни второго, ни, что уже обиднее, первого. И детей, насколько я знаю, тоже. Жених был, но перспектива рая в одиннадцатиметровой коммуналке ему не угодила. Странно, правда? Думаю, именно поэтому он быстро переквалифицировался из моего жениха в Люськиного. Она счастлива: теперь ту часть ее однокомнатной квартиры, которую пока не забили пивными бутылками, на равных правах занимают лакированный черный байк и домашний кинотеатр…
– Не думаю, что байк, пусть даже и лакированный, классно смотрелся бы в твоей одиннадцатиметровке, – заметил Артем. – Не страдай!
Он достал платок и сунул его мне под нос. Пахло от него непонятно: немножко по-восточному и расслабляюще.
– Ну почему же… Судя по Люське, на руле удобно сушить пеленки…
Разговор прервал тихий скрип люка: кто-то пока невидимый и неслышный пытался приподнять его снизу.
– Не бери в голову, – утешительно посоветовала я дернувшемуся Артему. – Замуровался ты качественно, так что дел осталось – всего ничего.
– Каких дел? – напрягся добровольный сокамерник. – Ты обо мне что-то знаешь? Откуда? И…
– Спокойнее, Штирлиц. Просто любопытно, где тебя десять лет черти носили.
– Саш, да все нормально. Как только выберемся из небольшой проблемки – так вообще будет отлично. И без вопросов, пожалуйста. Сказать правду я все равно не могу, а врать – так просто не буду.
– А ты попробуй. Вдруг получится?
– Соврать? – спросил Артем, и тут же получил довольно ощутимый пинок в голень.
– Да я же сказал – не «не хочу», а «не могу», – внезапно рассмеялся он. – Фактически не могу, понимаешь?
– Нет.
Говорить правду я могла всегда. Хоть ночью подними. Эту самую правду я выбалтывала окружающим с энтузиазмом сломанного диктофона, и стоила она мне по крайней мере трех работ (во всяком случае, надеюсь, что только трех). Самое обидное заключалось в том, что я действительно страдала именно за правду. Не за сплетни или нерадивость, а за нее, сермяжную. Конечно, я несколько утрирую, но все равно непонятно: почему, если человек дурак, это нельзя сказать в лицо? Нет, не ради бессмысленной жестокости, а если ежу понятно, что не на своем месте сидит, хмырь, и мозги у него хмыриные, и интеллект не просто ниже плинтуса, а как лепреконский клад, давно под землю ушел?!
Посветив телефоном в сторону вернувшегося к великому делу баррикад Темки, я заметила то, что ранее оставалось неохваченным: черные кожаные штаны с золотым кантом и острые носки сапог. Я тут же начала гудеть под нос песенку про ковбоев. Не знаю, пас ли мой золотой мальчик коров где-нибудь в пригороде, но на песню из горячо любимого фильма «Человек с бульвара Капуцинов» отреагировал, как самый настоящий американский ковбой. То есть никак. Я загрустила. Прежний Артем понимал меня не то, что с полуслова – он и молчание понимал! А потом просто исчез. Хватило одного похода в его бывшую квартиру, чтобы понять, что мой друг Темка, скорее всего, фантом, фикция и мираж. Ну, или сон такой… приятный.
Додумать мысль я не успела, потому что все ящики и кирпичи, нагроможденные Артемом на крышку люка, взлетели в воздух, впустив клочья непонятного фосфоресцирующего тумана. В темноте мне показалось, что зеленоватое облако слегка напоминает очертания человека. Артем замер, а непонятная призрачная фигня обогнула его, вытянула призрачные лапы и целеустремленно двинулась ко мне. Отшатнувшись, я едва успела зажать в кулак висевшую на шее серебряную цепочку, которая вытянулась под прямым углом, явно стремясь оторваться от моей шеи и улететь в сторону этой странной хрени.
Подскочивший Артем оттолкнул меня плечом, и последним, что я увидела перед тем, как беспомощным кульком осесть на пол, было отвратительное зрелище тумана, врывающегося в раскрытый рот моего друга.
Охотник на охотника (Артем)
Ничего не понимаю. В голове – только эмоции и никакого мыслительного процесса. В надежде на то, что разбежавшиеся факты встанут на свои места, я посильнее сжал раскалывающиеся виски. Что я помню? Помню, как крышка люка слетела. Ну, да – вон она валяется. Метров на пять-шесть отбросило, не меньше. Помню – Охотник почему-то на Сашку кинулся. Дальше… дальше – глухо как в танке. Тут взгляд упал на Сашку. Подруга детства мирно сопела на полу: наконец-то подействовал мой зачарованный на сон платок.
Я нагнулся и подхватил ее под колени. Нелегкая ноша, хотя и приятная. Убраться бы поскорее. Слышно, как на лестнице переговариваются осчастливленные нашими похождениями жильцы. Вот только куда? В сквере на скамейке ее не разложишь – местная полиция наверняка не дремлет. Квартиры давно нет, родителей – тоже. Родственников и не было никогда. Я осторожно приставил Сашку к стене и закрыл глаза. Заклятие поиска – одно из самых простых. Может, и хватит на него здешней магии.
К моему удовольствию и удивлению, двумя этажами ниже обнаружилась пустая квартира. Подхватив Сашку, я двинул в нужном направлении, надеясь успеть до прибытия жильцов. Судя по доносившимся репликам, некоторым явно не терпелось проинспектировать свое чердачное имущество.
Квартира оказалась стандартной двушкой-бабочкой. Отыскав кровать, я закинул на нее Алекс – пусть хоть чуть-чуть полежит молча – и закрылся в кухне, собирать размазанные по внутренней стороне черепа мозги. Куда делся Охотник? Если бы в меня залез, полагаю, уже не до Алекс было бы. Значит, отбились? Печать тоже вела себя странно: она пульсировала, и часть меня очень хотела кого-то убить. А вот вторая часть… Я поймал себя на том, что шаловливые лапы, совершенно не спрашивая своего хозяина, вытянули из чужого холодильника колбасу и покромсали на толстые ломти. Ешь, мол, хозяин, радуйся.
Так. Стоп-стоп-стоп. Я что, серьезно здесь жрать собираюсь?! Ого! Нет, я, конечно, понимаю – стресс, и все такое, но откуда этот непристойный голод? Эти судорожно сведенные челюсти? В Агни однажды на вампира напоролся – год потом мерещилась кровь и зубы были, как у бобра, но в руках себя держал, и что попало не трескал. А тут – наваждение какое-то! В лоб себе дать, что ли? Или с ума схожу? Я, правда, сопротивлялся не сильно. Мысль была разумной: если голод не дает думать, нужно пожрать. Глядишь, и мозги из желудка в правильное место переместятся. Лишь бы Сашка не увидела, а то стыд-позор: щеки лопаются, глаза выпучены… С такой мордой только в пещере с хорошим парнем Гаром общаться. Глядишь, и драка не понадобилась бы. Правда, я себя в зеркале не рассматриваю, и так ощущений – залейся. А вот женская психика – дело темное и мутное.
Волшебный обмрок Алекс в соседней комнате мягко перетек в настоящий сон. Дрыхнет подруга детства, и глазом не ведет. Колбаса закончилась, оставив во рту кошачий хоспис. В моем мире только рецепты хорошие, а еда – дрянная. Думать можем? Я потряс головой, радостно ощущая, как становятся на место мозги. Итак, Охотник. Шел он за мной, это точно. А вот куда потом делся – я сейчас проверю. Как-то Дариусу уже приходилось вытягивать из меня теневого беса, и часть ритуала я запомнил. Конечно, Джинина помощь потребуется.
Я снял с шеи оловянный кувшинчик. Шнурок был слишком короток, пришлось пару раз чертыхнуться. Никак, Джина шалит, извращенка маленькая. За олово, правда, она на меня давно злится: ей золотые или фарфоровые финтифлюшки подавай. Так. Теперь потереть, и готово.
– Ну, щекотно же! – Джина явно не хотела вылезать. Кувшинчик мелко затрясся и выплюнул струю пахнущего благовониями дыма: она обожает всякую вонючую гадость.
– Не выйдет, красавица моя. Вылезай, дело есть, – я опять потер ладанку. Знаю, где тереть. Выскочит, никуда не денется. Ей головная боль не нужна.
– Что, сладенький? – Джина, наконец, вынырнула из кувшинчика. Точнее, соткалась из струй нежного полупрозрачного дыма.
– Давай, растрясай свои закрома, милая, – я пощекотал ее под крохотным подбородком.
– Но-но! – Джина скорчила рожу и для разнообразия замерцала красным. Даже рожки отрастила – этакий Люцифер в миниатюре. – Лапы не распускай! Я девушка одинокая и беззащитная! Вот наколдую тебе шерсть на ладонях, будешь знать!
– Ну, так уж и беззащитная, – фыркнул я, но руки убрал. С нее станется, а быть подобием легендарного Онана как-то не тянуло. Не то воспитание. Рожица у Джины, впрочем, была довольная. Торговаться с ней – наказание хуже некуда. И не поймешь, кто чьи желания выполняет.
– Давай уж, солнце мое, раскошеливайся.
Джина подбоченилась. На крохотной ручке – крохотные же браслеты звенят-сверкают. Хорошенькая она, хоть и вредная. Кому как везет. Одному моему приятелю-забирающему джинн-мужик по имени Солис попался. Вылетает из пустой бутылки эля что-то небритое ростом в три пальца и, распространяя запах перегара, орет про «готов служить!». Для полного кайфа только кирзачей и хаки не хватает. Правда, о таких милитаризованных благах приятель и не слышал, зато картинка, представшая перед моим внутренним взором, когда я этого джинна увидел, была та еще.
– Кора макури, зеленая Хошийская смесь и…
– Да ты знаешь, почем сейчас кора макури? – возмутилась Джина. – Смесь – ладно, получишь, но макури приравнены к императорской собственности. Между прочим, наказание за срубленное дерево – смерть посредством оскопления и четвертования конями Его Императорского Величества!
– Ничего, милая, – тепло заулыбался я. – Оскопление тебе, слава богу, не грозит, а императорский эдикт о четвертовании имеет силу только в паре провинций. Так что ты уж постарайся, хорошо? Да, достань еще траву верены и мелею.
Глаза Джины тут же стали серьезными. Смех – смехом, а одержимость – одержимостью. Знаем, видели.
– Только не говори, что тебе позарез приспичило заполучить красную воду из ручьев Агни.
Люциферов плащ растаял. На смену ему пришли плетеные сандалии на золотой подошве и расшитая по подолу золотом туника. Джина тщеславна, как десяток куртизанок.
– Вот и умница. Сама понимаешь, торговля в моем положении неуместна.
– Да ладно тебе! – прищурилась Джина. – Как раз сейчас настоящая торговля и начинается. Когда человеку что-то очень нужно, он отдаст гораздо, гораздо больше!
– Не зарывайся, радость моя, – пришло мое время состроить ехидную рожу. – Ты хорошо помнишь Солиса?
– Этого идиота-мужлана? Ну, конечно, – Джина передернула плечиками. – Здоровенный м-м-м…
– Он самый, – пришел на помощь я, предусмотрительно отвлекая Джину от дальнейших эпитетов. Одного такого раза мне хватило за глаза. Жизненный опыт джиннии, насчитывающий несколько больше лет, чем мой, включает в себя такое количество ругательств, позаимствованных у различных культур, народов и, подозреваю, времен, что у меня, здорового мужика, не просто уши в трубочку сворачивались. Я краснел, как перезрелый помидор, и как только тогда не лопнул – не знаю.
– Так вот, – он просил твоей руки, – ляпнул я, делая выражение глаз по возможности максимально честным. Вранье Джина чует за милю, но и я на этом собаку съел. Кроме того, я сильно подозревал, что счастливая возможность получить Джину Солиса, мягко говоря, не обрадует. Несмотря на узы бутылки, он вполне способен упаковать вещички и свалить в неизвестном направлении. Но здесь я делал ставку на ее тщеславие, и не проиграл.
– Ты не посмеешь! – на крохотной, но совершенной груди замерцали доспехи. Голову венчал белый шлем с крылышками.
– Очень даже посмею. Твое счастье – залог моего здоровья, детка. Ты будешь счастлива, поверь! И потом – у тебя будет не только большой сильный мужчина, но и собственная стеклянная бутыль! Помнится, кто-то мечтал о фарфоре?
– Шантажист, – проворчала Джина. – Работорговец. Вуайерист-извращенец.
– Ну, ну. Не передергивай. Просто момент у меня такой… серьезный. Так что плата обычная, ты уж извини.
– Ну и черт с тобой, – внезапно согласилась Джина. – Обычная так обычная. Жди.
Вообще-то я не понимаю, зачем Джина каждый раз заставляет меня ждать. Достать она может что угодно, причем мгновенно. Но ей так нравится, а я, по мере сил, подыгрываю. Тут Джина плюхнула мне под ноги здоровенный кусок древесной коры. Распустил я ее, что и говорить. Мне коры надо – щепоть всего. Между прочим, насчет оскопления и четвертования – правда. Ну, здесь не Империя, спустим на тормозах. Могла ведь и зеленой смесью Хош запустить, с нее станется, а это уже посерьезнее будет. Половину оставшейся недолгой жизни будешь харкать грибами чонги – споры у них мелкие, в легкие прорастают, а половину – сидеть в королевских застенках.
Достав необходимое, Джина перелетела на холодильник. В руке появились перо и блокнот, обтянутый голубой кожей. «Обычная цена» – это посвящение ее в таинство некоторых ритуалов. У джиннов магии, как в корове сливок, поэтому знание магических формул им кажется лишним. Колдуют как дети: что наколдовалось, то и ладно. А вот Джина крайне любознательна.
Я разложил на полу ингредиенты, довершив картину рядом меловых векторов. Длинный луч, сориентированный на юг, с очерченной зеленой смесью вершиной – силы природы, что растят всякую живую тварь. Короткий луч – трава верена – бессмертие души, связь с призрачным миром. Кора – в вершине фигуры. Цельность личности. Теперь мелея, кровь всех живущих. Я встал в центре нарисованной фигуры и для усиления добавил к лепесткам собственной крови. И последнее – здесь руки, правда, слегка дрогнули. Красная вода, демонический эликсир. Как только он смешался с моей кровью, в глазах заплясали цветные пятна, а потом я застыл. Слышать и видеть могу, а двинуться не получается.
Старый друг и новые проблемы (Александра)
Я открыла глаза и потянулась. Темно, тепло, тихо, под лопатками – кровать… чужая. Тут я подлетела и заозиралась по сторонам: как я успела в нее попасть, я абсолютно не помнила. Такое впечатление, что в связи с перегревом память быстро свернула программу и качественно отформатировалась. Я осторожно похлопала по одеялу. Ну, как всегда. Лежу одна-одинешенька, и никакой принц, оказывается, на мою девичью честь не посягает. Обидно до слез. Да, жизнь не удалась…. От этой мысли где-то в глубине забрезжил свет. Я вспомнила и Артема, и непонятный туман, отливающий в темноте фосфорной зеленью.
В свете воспоминаний мысли о неудавшейся жизни приняли иной оборот. Если до этих противоестественных событий жизнь просто не удалась, теперь она заложила крутой вираж относительно горизонтальной плоскости и, радостно размахивая шутовским колпаком с бубенцами, ринулась в пропасть. Поскольку такое положение меня не устраивало, я поднялась с кровати, включила свет и отправилась на поиски какой-нибудь завалящей идеи. Требовалось немедленно собрать осколки старой жизни и склеить из них что-нибудь пригодное для использования в нормальном мире.
Незнакомая квартира оказалась двушкой – чистой и безликой. Кухонная дверь была закрыта, но за оклеенным витражной бумагой стеклом горел свет. Я постояла, пытаясь придумать что-нибудь удобоваримое для хозяев квартиры. Ну, там – здрасьте, вы меня совсем не помните, но я ваша племянница (дочь, тетя, бабушка, – смотря по обстоятельствам), приехала из… Кукуева, на улице холодно, пустите переночевать, а? Почему-то единственная правильная мысль – тихо слинять из незнакомой квартиры – просто не пришла в голову. На всякий случай набрав в грудь побольше воздуха – вдруг придется орать? – я толкнула дверь.
Посреди художественно оформленной непонятным растительным хламом шестиметровой кухни, на крохотном пустующем пятачке стоял Артем. Под его ногами исходила приятным глазу потусторонним голубоватым светом странного вида геометрическая загогулина. На ее острых концах органическим дымком курились какие-то порошки и травки. Вопреки законам физики, дым не поднимался вверх, а окутывал Артема призрачным красноватым облаком.
Примерно на этом месте для меня шутки и кончились. То есть, к жизни я всегда отношусь с юмором. И не только к своей, иначе уже давно до мыльных сериалов докатилась бы. Но когда случается что-то по-настоящему серьезное, у меня в голове словно поворачивается выключатель. В такие моменты я реально способна на подвиг. Ну, коня там на скаку остановить, в горящую избу войти. Вот только не было сейчас ни избы, ни коней, а был Артем, и лицо у него такой мукой искажено – хоть плачь. А что сделать, чем помочь – я в принципе не знаю.
Из Темкиных когда-то серых глаз на меня глядела пустота. Если бы у друга детства отрос хвост, или глаза налились кровью, а глазные зубы удлинились до размеров мексиканского мачете, я бы даже не моргнула, здесь все было понятно. От тех, кто с хвостом, спасаемся бегством, а вампирам охотно подставляем белую шейку в обмен на укус и вечную жизнь. Но то, что творилось с Артемом, начисто разнесло шаткую грань между реальностью и нереальностью, за которой я пряталась от суровой правды жизни последние пару часов. Черты его лица расплывались, колебались, словно существо, стоящее передо мной вместо знакомого с детских лет человека, никак не могло выбрать, на чем остановиться. Менялся цвет глаз, выцветая из знакомого темно-серого в незнакомую прозрачную белизну – и обратно. Менялась линия скул, делая лицо то более жестким и костистым, то возвращая четкие скулы Артема. Даже длина волос больше не была чем-то постоянным. Для кого как, а для меня это было уже слишком.
– Артем! – так позвала, на всякий случай. Ежу понятно, что он сейчас не только меня – пляски бешеных бегемотов не услышит. А дотронуться – страшно. В современном мире только самые необразованные идиоты вмешиваются в магические заклятия. Ну, или дружественно хлопают по спине всяких одержимых магов. Видно, что-то не так. Не мог Артем по собственной воле заработать приподнимающие верхнюю губу клыки или скрюченные пальцы с когтями «а ля Фредди». И бледная до синевы кожа к реальному миру относится со скрипом. В общем, спасать друга надо, а я с экзорцизмом только по «Константину» и «Изгоняющему дьявола» знакома.
Собственно, у меня было два выхода. Бросить Артема как есть в виде сюрреалистического подарка хозяевам квартиры, или попытаться ему помочь. Был еще и третий вариант: нащелкать мобилкой фоток, продать их желтой газетке, резко разбогатеть и уехать греться куда-нибудь на Бали.
Кстати – насчет фоток… Я сунула руку в карман и выудила сотовый. Мало ли, как жизнь повернется, а доказательства еще никому, кроме воров и маньяков, не помешали. Так что позвольте фото на память. Нажав кнопку, я засунула телефон с драгоценными пикселями поглубже. А теперь… Нагнувшись, провела пальцем по белой меловой линии – нарушила целостность магической фигуры. В кино такое видела: чем не руководство к действию?!
К моему удивлению, это сработало. Сначала тело Артема перестало колебаться и трансформироваться, потом постепенно приняло знакомые очертания. Он сморгнул и перевел на меня взгляд.
– Теперь, когда я узнала твою страшную тайну, ты просто обязан либо убить, либо жениться. Компрене?
Артем молча пожал плечами.
– Если с тобой уже все нормально, может, объяснишь невинной девушке, что она только что видела? А то знаешь – хрупкие девичьи нервы, и все такое… Вот заору сейчас, или в обморок грохнусь, или и то, и другое сразу, или… Нет! Лучше умру от любопытства прямо у тебя на руках. Как жить-то потом будешь, таинственный ты наш?
На этом места Артем схватил меня за руку и все так же молча потащил прочь из квартиры. Уже спустившись вниз (лифт ему не понравился), видимо, принял решение. Во всяком случае, он наконец-то начал говорить.
– Ты мое двадцатилетие помнишь? Как гуляли-праздновали? Для меня это – день, в который одна жизнь кончилась, а другая началась. Дождь еще шел, и тополиной листвой пахло – это я помню. Фонари почти не светили – их мелкая водная взвесь притушила, теплоход где-то гудел… Ну, это все так – лирика. Просто это был последний день, когда я такие вещи замечал. Я тебя тогда проводил и домой шел. Как только первые весенние дни начинались, я мог всю ночь по улицам шататься – все волшебством откуда-то пахло. Так вот, добрался домой часам к трем, уставший, как шахтерский ишак. Лифт, конечно, не работал – как обычно, в общем. Я до девятого этажа допрыгал, в дверь постучал-позвонил – все, как полагается…
Тут Артем замолчал и надолго уставился куда-то в сторону.
– Позвонил, значит. Минут пять звонил, долго. Наконец, дверь открылась и оттуда незнакомая тетка в халате вылезла.
– Ничего себе, – не растерялась я, – что эти тетки себе позволяют. Нет, чтобы одеться поприличнее, а то – на тебе! В халате!
– Минут пять друг на друга смотрели. Самое смешное – я-то домой пришел, а она чего так удивляется? Я еще трезвый, дом-подъезд-этаж – мои, а тетка – нет, не моя. В общем, через пять минут таких гляделок вылез откуда-то и мужик. Тут-то меня, наконец, и прорвало. Орал, в квартиру ломился. Уверен был, что это какие-то неизвестные дальние родственники пожаловали. Потом уяснил, что видеть они меня и правда в первый раз видят, никаких родственников с моей мордой у них никогда не было, живут они здесь уже лет двадцать и вообще милицию сейчас вызовут, чтобы со мной, наркоманом-вором-убийцей и нахалом, разбираться. Соседи, конечно, набежали. И рожи, заметь, все незнакомые. А я как раз краем глаза засекать начал: стенки в прихожей нет, ковер на полу другой валяется, а главное – Рич наш на пороге хвостом не виляет.
Я молчала. А что тут, собственно, скажешь? Попробуйте прийти в дом, где жили всю сознательную жизнь, а потом выяснить, что все это – суета сует и детские грезы. Какой такой дом? А нет его у вас. И никогда не было, заметьте. И родителей не было. Помнишь их? Ерунда – не бери в голову. И пес тебе лохматый, с веселыми глазами, пригрезился. А незнакомая толстая тетка в неопрятном халате (видела я ее, когда друга Артема разыскивала) – вот она: тычет в лицо пальцем-сосиской и милицией грозит вполне реальной, а не пригрезившейся. Да тут в дом с желтыми ставнями загреметь, как у ребенка велосипед отобрать: быстро и навсегда. И лет тебе всего ничего – двадцать. Странно, что друг Темка с головой до сих пор дружит. А может, и не дружит… В свете сегодняшних событий возможно всякое.
– Мог бы про меня вспомнить.
– Алекс, я же нормальный человек. Что я тебе мог рассказать? Что моя квартира, в которой мы столько лет подряд уроки делали, тебе пригрезилась? На самом деле мне кажется, я просто боялся прийти к тебе и узнать, что тебя тоже не было. Ни тебя, ни института, ни моей жизни – ничего. Такие вещи, они здорово меняют взгляд на жизнь. Если бы ты увидела… призрак, о чем подумала бы?
– Ну… Наверное, что жизнь после смерти все-таки существует. И Бог есть, и рай. А, если есть рай, значит, есть и ад, а…
– У тебя ассоциативный ряд, как у пятилетнего ребенка. Тебе не стыдно? Вспомни, сколько тебе лет, и попробуй сначала.
– А сколько мне лет? – тут же разобиделась я. – Подумаешь. А не так уж и много, между прочим. И вообще – ты старше. И невежливо это – тыкать девушке в нос ее возрастом, одиночеством, отсутствием …
– Ну, да. Дальше последуют муж, дети, внуки, отдельная жилплощадь… Кстати, нормальный человек в первую очередь обиделся бы на слова об умственных способностях.
Вот ведь психолог хренов! О чем хочу, о том и мечтаю, и нечего в мечту мою наивную грязные пальцы засовывать. Так я и сказала – пусть себя виноватым чувствует.
– Когда человек лицом к лицу сталкивается с чем-то необъяснимым, жизнь переоценивается, – сказал он, преспокойно пропуская мимо ушей мои обиды. – Вот было у тебя два цвета: белый и черный, а добавились еще красный, синий, зеленый, и все – с оттенками.
– Ну, а я о чем говорила? – буркнула я. – Да твоим художественным примерам до моего ассоциативного ряда – как Белке и Стрелке до Армстронга!
– Я бы, наверное, все-таки до тебя добрался – все равно больше идти было некуда, но по дороге попались какие-то веселые кретины.
– Веселые – это неплохо.
– Знаешь, я тоже так подумал. Ну, может, и не сразу, ну, не тогда, когда они мне морду бить начали, но вот потом, когда я с разбитым носом в грязи валялся… Впрочем, лучше я покажу. Быстрее будет.
Артем пару секунд поозирался по сторонам и нашел то, что искал: заботливо оставленный каким-то хорошим человеком осколок пивной бутылки. Не могу сказать, что его действия меня удивили, но несколько заинтриговали – это да. Особенно, когда вытекшие из пореза несколько капель крови не капнули, повинуясь закону тяготения, а повисли в воздухе, вытянувшись в некое подобие указателя. Прокомментировать это чудо природы он не успел. Потому что в следующий момент рванул в темноту так, словно за ним гналась стая разъяренных леммингов.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сколько джинна ни корми… (Артем)
Единственное, что я мог сделать, увидев, как на Сашкином лбу медленно проявляется оттиск печати светлого ордена, это рвануть как можно быстрее и дальше. До канадской границы не добежал, но до граничной черты между нашими мирами добрался.
На самом деле просто исчезнуть в одном месте и появиться в другом невозможно. Если ты человек, конечно. Для этого существуют зачарованные камни пути. А нет их – придется идти через граничные пределы. Причем удастся ли выбраться оттуда живым – вопрос вопросов. И не то страшно, что можно натолкнуться на какого-нибудь человеколюбивого обитателя с зубами в пару локтей, а то, что никогда не знаешь, кто, или что попадется тебе на пути. Насколько мне известно от того же Майрита (вторая ученая степень по культуре Агни), орденская академия уморила уже не один десяток ученых, посылая их для изучения и описания порубежных территорий.
В конце концов они подтвердили то, что и так рассказал бы любой здешний проводник: нет в мире места более изменчивого, чем пределы. Если сегодня здесь гнилое болотце с кочками – завтра вас может ждать хорошо утоптанный широкий тракт. Если еще вчера по берегу встреченной реки гуляли тучные барашки – сегодня не будет ни барашков, ни реки, ни даже берега, а будет скалистая пустыня, и горе путнику, не запасшему глоток воды. Неизвестно отчего, но именно сюда стекались «серые» магические потоки, случайно высвобожденные чародеями-недоучками. Пределы всасывали их, пережевывали, и выплевывали уже в виде совершенно невероятных мест и существ.
Конечно, я предпочел бы, чтоб карман оттягивала приятная тяжесть камня пути. Даже императив Дживиной печати был бы неплохой альтернативой переходу. Жаль, что сейчас печать в любой момент может притащить меня к Алекс. А это означает, что нужно торопиться. Вполне возможно, я смогу ненадолго обмануть ее и затеряться в здешнем туманном порубежье, что даст немного времени на размышления и позволит составить хоть какой-то план.
Первым делом я обмотал руку с печатью тряпкой, измазанной собственной кровью из разрезанного предплечья. Сделал это со злобным наслаждением, представляя себе, что это – кровь Дживы или того, кто стоял за ним (а что стоял, я нисколько не сомневался). Потом проверил защитные активы. Хотя и так понятно: со мной остались только верный уроборос и Джина. И семидюймовый кинжал Дариуса, странным образом не потерянный в суете и приключениях. Хотя против здешней мерзости этот ножичек – что магистр Йода против Терминатора: смело, глупо и непредсказуемо.
Соваться в пасть здешним обитателям голым и беззащитным – только радовать того, кто меня в эту ловушку заманил. И я его конечно, еще порадую. Вот как только до горла доберусь – так сразу. А пока… Я сел на каменистый склон и потер кувшин с Джиной. Нет уж. Я еще живой, не надейтесь. А главное – Сашку из этого непонятного дерьма вытащить надо. Если это не на меня ловушка, если не ошибка, а реальный заказ, моя смерть никого не остановит. Просто запечатают другого забирающего жизни и подошлют его к Сашке. Интересно, как она-то в этот переплет попала? Чародейских сил в ней точно нет, злобы тоже не почуял. А что юморила и трещала как сорока – так не каждый день у тебя мир переворачивается с ног на уши. Ну, что ж. Тем больше у меня причин, чтобы выжить.
Тут до меня, наконец, стало доходить, что ладанку я уже минуты три ногтем пощелкиваю, а Джина все не появляется. Неужели ее мое преображение так напугало? Охотником одержим еще не был, это верно, но бывало всякое. Да мало ли при моей работе вокруг дряни потусторонней крутится?! Джинны – сама сущность магии. В них нет ничего смертного или тленного, так что непонятно, почему Джина из своего зачарованного кувшинчика не вылезает. Она мне сейчас, как воздух, нужна. Ну, не она, так ее магические штучки-дрючки. Нельзя же в пределы совсем без защиты соваться!
Внезапно пришедшая догадка заставила сердце подпрыгнуть и остаться в горле горячим, мешающим дышать комом. Я снял с шеи кувшинчик и провел над ним по-особому сложенными пальцами. Так и есть. Кувшин у меня был, а вот Джины в нем уже не было. Не понимаю… Это что ж должно было произойти, чтобы магические скрепы контракта разлетелись?!
Черт… где ж я прелесть свою потерял? Мне бы подумать, хоть немного сумбур в голове притушить, а времени нет… Одно понятно: прости-прощай, возможность восстановить потерявшие силу амулеты. Нет у меня Джины – нет и магических ингредиентов.
Ну, что ж… Может, время пришло выяснить, чего я стою без привычных магических защит? Хорошо, никакая бестелесная сволочь на меня теперь не позарится. Занята шкурка сразу двумя жильцами, а про тройную одержимость я даже легенд не слышал. Так что здесь Охотник, можно сказать, одолжение сделал. Но странно: демонологией я всерьез занимался, качественно. Больше знаешь – дольше живешь. Поэтому, как Охотник себя в чужой шкуре ведет, знаю. То есть, до сегодняшнего дня думал, что знаю. Везунчик я, однако. Везунище. Если есть где тварь, что ни под какую классификацию не подпадает, то только такую я и поймаю. И контракт, мать твою, не контракт, и Охотник – не Охотник… Жизнь как помойка: полна сюрпризов! Только больше колебаться нельзя. Ни времени, ни смысла это не прибавляет.
Я медленно поднялся на ноги с холодного бетонного ограждения. Перекреститься, что ли? Умирать никак нельзя – мне Сашку спасать надо. Дохлый, я до нее точно доберусь. Мертвое тело – самый лучший исполнитель. Чувств не испытывает, сомнений тоже. Появится перед Сашкой зомби с моей мордой, и все – хана. А орден от моей смерти только выиграет: и дело сделано, и обещанный контракт на усмотрение свежему трупу уже ни к чему. Мне, правда, тоже, но здесь интерес сугубо академический: предложили артефакт? Расплачивайтесь.
Конечно, любой человек, мнящий себя чародеем или алхимиком, так или иначе добирался до пределов. Некоторые магические предметы только отсюда и можно вынести. И не помешали бы знания моего давнего приятеля Кайза, с которым мы в свое время немало тут покуролесили. Вот только нет его сейчас, а карта в голове расплывчата и, скорее всего, неверна. Только помню, что там, где перед глазами сейчас спуск и набережная, в Агни уже пропасть локтей в шестьсот. И какой из миров возьмет верх над реальностью, когда я доберусь до реки – неизвестно.
Я встал и начал спускаться, постепенно забирая влево. В этом месте оба мира выглядели довольно безопасно: на длинную и узкую улицу одного накладывался старый заросший тракт другого. Главное – сделать первый шаг. А там, может быть, и повезет встретить кого-нибудь из охотников за сокровищами. Любителей нелегкой добычи тут немало: один раз на магический схрон набредешь, и вся дальнейшая жизнь пройдет в неге и роскоши. У некоторых из этих ребят в голове обозначена каждая неприметная тропка.
Правда, тут я вспомнил, что меняться, собственно, не на что: кошель Мамаша срезала, а больше с собой ничего нет. Ну, там видно будет. К тому же если выживу и вернусь с полным набором рук-ног, это проблему не решит. И печать никуда не денется, и контракта нового уже не видать: пока один контракт не закрыт, другого не будет. Забирающий жизни – это не профессия. Это жизненная необходимость. В прямом смысле. Спустил пар – твоя собственная жизнь покатилась дальше. А нет работы – нет и возможности контролировать данное судьбой проклятие. С тем забирающим, который полгода не заключал контрактов, даже я рядом не встал бы: около таких ребят постоянно ошивается смерть. Захочет парень сделать доброе дело – подсадить даму в повозку, а она возьми и поскользнись! И прямо под копыта. Поднесет цветочек, а она столбняк от укола шипом заработает… Конечно орденские наблюдатели этот процесс стараются держать под контролем. Но случается всякое. Так что лучше к таким даже не приближаться. Безопаснее.
Примерно через два часа я добрался до первого указателя. И конечно, он преспокойно покрывался гнилым мхом в доброй паре метров от сломанного столба. Люди хорошие постарались, не иначе. Всякой нечисти эта деревяшка без надобности. Я опустился на обросший мхом валун и надолго задумался. Наверное, не зря все время Агнешка вспоминается: придется ее помощью заручаться. И хотя идея, пришедшая в голову, была довольно… страшненькой, если иного выхода не будет, можно попытаться спасти Сашку именно так. Попросить Агнешку ее убить и оживить уже не человеком. Учитывая Агнешкину вампирью сущность, может и сработать: ведь если клиент как бы умер, то и контракт вроде бы уже не имеет силы? Правда, меня к Алекс допускать нельзя, а значит, придется искать того, кто сможет перетащить ее в Агни. Есть еще небольшая проблема с доказательством смерти, но может быть, к тому времени что-то придумается.
Больше всего бесило ощущение зафлаженности: когда жизнь стала напоминать минное поле? Я был настолько зол, что в какой-то момент вдруг с удивлением понял, что больше не слышу в голове фоновый зов орденской печати. Опустив взгляд на руки, почти спокойно принял к сведению то, что всего несколько часов назад внушало сильнейший ужас: очередную трансформацию.
Честно говоря, надеялся, что ее наступление хоть как-то можно контролировать, а выходит, что нет, никак. Вот буду сидеть в «Пристанище», расслаблюсь, а потом подойдет Дариус и за клыки-когти в помойку оттащит. И ведь ни цветовых пятен в глазах, ни временной отключки. А тело больше не мое. Синевато-белая, словно пропитанная темными капиллярами, кожа. По ребру ладони выпущен пористый костяной гребень, на мизинце… пила – не пила, а непонятно что. Остальные пальцы остались прежними. Ну, почти… Лишняя фаланга и заостренные когти на каждом. Мартышка-убийца, ага. Одной рукой на ветке раскачиваешься, другой кого-нибудь за шею держишь. Удобно! Расширились плечи, увеличив объем легких и приготовив тело к здешнему нестабильному воздуху. Хорошо, рубахи я в обтяжку не ношу – не то, что Майрит. А то сидел бы сейчас голым. Лицо на ощупь тоже не мое – но увидеть его не в чем. Длина волос изменилась – не сильно, но вместо привычных коротко стриженых – совершенно нефункциональные и неряшливые белые пряди ниже лопаток. По тесноте в сапогах тоже чувствуются какие-то, хотя и невидимые, изменения. Тут я вспомнил про кинжал и поднес лезвие к глазам.
С полированной поверхности на меня глянули незнакомые белесые пятна без радужки. Черты остались прежними, только сильно заострились и выдались вперед надбровные дуги и подбородок. Уменьшился нос, а верхнюю губу приподняли матово блестящие клыки. Да уж. Про «Пристанище» – это я переборщил. С такой рожей не то что до забегаловки – до границы не добраться: добрые люди на первом суку порешат.
Стало даже как-то интересно: а ну, как я теперь за своего-здешнего сойду? Погуляю пару лет, попривыкну… Нору под каким-нибудь кустом вырою. Или вот под этим здоровенным камнем поселюсь: чем не дом? Потом на тварь какую-нибудь набреду. Порычим мы с ней, похрюкаем, – глядишь, и друзьями заделаемся. Будем вместе всяких чуд предельных распугивать и неосторожных любителей сокровищ хрумкать.
Вокруг висело зыбкое марево, в котором довольно широкая и мощенная черным булыжником дорога время от времени обращалась в заросшую осотом ложбину – дань, внесенную в здешние места моей родиной. Около одного из придорожных чахлых деревьев я остановился и выломал сук: скоро агнийские гнилые болота окончательно возьмут верх, так что определенно понадобится что-то, чтобы нащупывать дорогу.
Жаль, в деревню местных проводников теперь нельзя. Народ же разбираться не будет: на морду глянет – и ага! Ну, не для меня ага, конечно, но зачем людей обижать? Так что придется другой путь поискать, позаброшенней и покривее. В обход я еще, правда, не ходил, другой дороги не знаю, но где наша не пропадала? Я поудобнее перехватил импровизированный посох и почти побежал по кочкам.
Приятный неприятный сюрприз (Александра)
Вернувшись домой и пройдя на цыпочках до двери своей комнаты, я некоторое время пыталась осмыслить то, что произошло. Потом вспомнила про сотовый и решила еще раз убедиться в том, что случившееся не привиделось. Нашла слово «камера», щелкнула, и… ничего не случилось. Заветное окошко упорно отражало черноту. Удивленно хмыкнув, я попыталась починить камеру: потрясла телефоном из стороны в сторону и даже легонько постучала им по спинке дивана. Темнота никуда не делась. Пощелкав кнопками, снова уставилась на экран. «Починенный» телефон встретил меня радостной рекламкой фэн-клуба и опять отразил темноту. Ну, что ж… Терпение – это не для меня. После хорошего размаха розовая игрушка полетела в кресло.
Рекорды по забрасыванию сотовых телефонов на дальние расстояния явно не мой конек, поэтому я очень постаралась, чтобы полностью ощутив мое негодование, он, тем не менее, довольно мягко опустился в стоящее в углу кресло. Наверное, все-таки недостаточно мягко, потому что телефон вдруг удивленным, но приятным женским голосом сказал:
– Ой!
С трудом подавив в себе желание потыкать разговорчивый прибор чем-нибудь острым, я осторожно опустилась на коленки и произвела осмотр.
Смотреть было не на что. Эту игрушку я уже года два пыталась поменять, да все чего-то не хватало: то денег, то времени. В свете этого неожиданного «ой!» приоритеты несколько изменились: старый телефон и говорящий старый телефон – это две большие разницы. Решив окончательно убедиться, что я действительно являюсь счастливым обладателем уникального вида компьютерной техники, я взяла телефон двумя пальцами и снова уронила его в кресло.
Следующие несколько минут я с обалдевшим видом таращилась на розовенькую игрушку, осчастливленная набором таких ругательств, которых я не слышала даже тогда, когда… а, собственно, никогда не слышала. Еще через пару минут приобщения к высокому искусству отборной ругани я поняла, что быть единственной в мире обладательницей единственного в мире разумного телефонного аппарата мне не грозит, потому как я точно приложу его о стену, используя для этого всю немаленькую мышечную массу. И сверху попрыгаю – чтобы наверняка.
Но тут, то ли иссякнув, то ли почувствовав мое настроение, наглый сотовый замолчал и слегка задымился. Пока я соображала, метнуть его в аквариум, или достаточно просто полить водой, струйка дыма постепенно приняла более определенные очертания: превратилась в тоненькую девушку в шальварах и расшитом крохотными блестками топе.
Правда, в свете событий сегодняшнего дня мне море было по колено, поэтому полупрозрачная девица десяти сантиметров роста мало что могла добавить к новому мировосприятию.
– Ты кто? – вопрос не блистал оригинальностью, да и ответ тоже был ничего себе: прозрачная фигурка втянулась в телефон, бросив на меня единственный взгляд расширившихся восточных глаз.
Ага, как же!
Я уселась поудобнее и приготовилась во что бы то ни стало добыть свою долю информации, даже если при этом придется разобрать телефон на микросхемки. Впрочем, физическая расправа могла и подождать. Каково самое страшное оружие филолога? Конечно, длинный язык! Да, и пальцы, здорово накачанные компьютерной клавиатурой, прибавить не забудьте. Я подняла телефон, открыла рот и приступила к достижению цели:
– Что-то мне сегодня звонок твой не нравится. С чего бы это? – И принялась активно щелкать кнопками. В общем, я успела трижды изменить сигнал будильника (с пронзительного до очень-очень пронзительного), увеличить общую громкость до абсолютного космического максимума, пару раз позвонить самой себе с домашнего на сотовый и заставить его пять минут подряд поработать в режиме виброзвонка, когда призрачная незнакомка наконец сдалась и оставила свое убежище. Думаю, что в вылавливании всяких посторонних лиц из моего телефона виброзвонок сыграл далеко не последнюю роль. Во всяком случае, девицу сильно кренило в сторону.
– Продолжим? – Я вернула телефон обратно в кресло и приветливо улыбнулась. В улыбке было столько искренности, что сам Иуда нервно рвал на себе волосы и рыдал в подол тоги, видя, как у него из-под носа уплывают желанные тридцать сребреников. Собственно, к маленькой красотуле, оккупировавшей сотовый, я не испытывала никаких отрицательных эмоций. Просто жизнь как-то э-э-э… ну, да – а вы что подумали? Это странное создание было единственной ниточкой не только к потенциальному мужчине моей мечты, но и контрамаркой в то самое «куда-нибудь», в которое мне так хотелось сбежать всего несколько часов назад. Если правильно помню, еще и «сделать что-нибудь такое» хотелось, ну, так свершилось ведь? И в квартиру чужую вломилась, и заклятия ворожила … Чем не развлечение?
– Я Джина, – тонкий незнакомый голосок вывел меня из состояния самолюбования и вернул на диван.
– Ал… Алена, – вежливо представилась я, вовремя вспомнив, что на свете существует множество добрых людей, чьим заветным желанием является возможность сотворить ближнему гадость при помощи черной магии стопятсотой ступени. А вот незачем прозрачной крохотуле знать мое настоящее имя. Не доросла еще.
– А где Тим? – Фигурка поджала ноги и зависла в двадцати сантиметрах над креслом в совершенном варианте «лотоса».
– Я бы тоже не прочь узнать, где этот предатель. Вот так, ни с того ни с сего, бросить девушку на темной улице…
– Выходит, нас обеих бросили? – Джина состроила рожицу. – Приятно сознавать, что я не одинока.
Приятно ей. Вот еще. Мне бы только до Артема добраться, а потом я эту инфузорию из своего сотового как-нибудь выведу.
Джина молчала, но я чувствовала, что у нее на языке крутится тот же вопрос, который совсем недавно интересовал и меня: как она попала в мои грязные руки? Догадка у меня уже была, поэтому я предпочла дождаться, когда Джина дозреет и задаст этот вопрос сама: пусть чувствует себя обязанной. Жалко мне, что ли? Следующие несколько минут мы исподтишка рассматривали друг друга и скучали.
– Ну, ладно, – сдалась, наконец, она. – И как же?
– Чего «и как же?», – переспросила я, желая подольше продлить свой триумф.
– Как я попала в… – Джина поискала слово для определения предмета, который видела в первый раз, и, не найдя, указала острым подбородком на мой сотовый.
– Ах, это! – Я сосредоточилась и выдала:
– Полагаю, при содействии некоего немагического невербального светового градиента, пришедшего в противодействие с магическими полями, возбужденными при помощи ритуально-вербальных компонентов, размещенных в математически выверенном пространстве.
Пару минут Джина молча глядела в мои чистые глаза, затем констатировала:
– Не знаешь.
– Чем ты слушала? – возмутилась я. – Я же русским языком сказала, что…
– Нет, насчет… – тут Джина закрыла глаза и процитировала: – «магических полей, возбужденных при помощи ритуально-вербальных компонентов, размещенных в математически выверенном пространстве» мне все понятно, но что такое «немагический невербальный световой градиент»?
Пришла моя очередь пялиться в ее невинные очи, полные искреннего (ага, как же!) внимания. Выходит, маленькую нахалку тоже не пальцем делали. Интересно, а как, собственно, получаются джинны?
– Вспышка фотоаппарата, – ответила я, справедливо решив, что, чем дольше мы с Джиной будем друг другу противостоять, тем дальше от нас обеих заветный мужчина. – Наверное, яркий свет каким-то образом разрушил вашу с Артемом связь и притянул тебя к себе.
– Артемом? – повторила Джина. – Так он и не Тим вовсе?
Я мысленно отвесила себе оплеуху. О себе я, значит, позаботилась, а друга детства этой маленькой красотуле сдала с потрохами. Не зря она его Тимом называла – права я насчет тайны имени была. Балда.
– Ну, это я его так называю, – заюлила я, пытаясь спасти положение. – Наверное, он меня обманул?
Может, Джина мне и поверит – самолюбивому человеку (и не человеку тоже) легче принять тот факт, что обманулся не он один, но за слова отвечать еще придется, чует мое сердце.
– Так вот, – я решила вернуться к более безопасной теме, – тогда я тебя и зацепила.
– Как отцеплять будешь? – поинтересовалась Джина. – Мне, знаешь ли, Тим больше тебя нравился. Да и толку от него побольше было.
– А не выделывайся, – обрезала я. – Ты теперь мой джинн, ничего не забыла? Ты же джинн? И вообще… найдешь мне «своего» Тима – можешь перебираться обратно. Где ты там у него сидела?
– Моего – звучит приятно, – мурлыкнула Джина. – Но у меня с ним связи уже нет. Чтобы его найти, тебе придется постараться самой.
– Ага, – легкомысленно согласилась я, – вот прямо щас. Знаешь, что с теми умными бывает, кто по ночным улицам шастает?
– Странно, как иногда ошибаешься в людях. Мне почему-то показалось, что ты не из тех, кого пугают темные улицы… – ехидно протянула Джина, заставив меня прикусить язык. Еще меня всякие девочки-с-пальчик в трусости не обвиняли.
– Кстати, почему ты вообще решила, что я могу его найти? У меня, знаешь ли, никаких связей с ним тоже не было (жаль, жаль, конечно)…
– Так, есть в тебе кое-что, – уклонилась Джина от прямого ответа.
– Ну, допустим, я решу его поискать, – решительно сказала я. – И зачем мне, собственно, тогда ты? Телохранителем работать? Так комаров сейчас нет, извини. Осень на улице.
– Мило, – ответила Джина. – Не нужна я тебе? Прекрасно. Так я тогда пойду, комаров поотгоняю? – И нырнула обратно в телефон.
– Ну, ладно, ладно, – сдалась я, мысленно ставя Джине плюс. Один-один. – Вылезай, красавица, дело есть.
– А чем платить будешь? – раздалось из телефона. – Мои услуги не бесплатны.
– Чего?! – от такой наглости я почти потеряла дар речи. – Да ничем. Не хочешь помогать – сиди в моем сотовом и исполняй желания безработного филолога.
– Кого? – озадачилась Джина.
– Мои, необразованная ты наша.
– А почему безработного?
– Да потому что у меня теперь есть собственный карманный джинн, – страшным шепотом произнесла я. – Зачем мне работа? Хочешь – пиррожные, хочешь – морроженое, – добавила я писклявым голосом Вовки из тридесятого царства. – Кстати, а чем тебе м-м-м… Тим платил?
– У тебя этого все равно нет, – буркнула красотуля. – Знаниями.
– Ого! Физика, химия, математика, на худой конец? Какими именно?
– Магия, – снисходительно ответила Джина. – Тебе не дано. У тебя из магии только «невербальный световой градиент» и эта дрянь на лбу.
– У меня еще и телек есть… – начала я, всерьез задетая ее словами о собственной бесполезности, когда до меня дошел смысл сказанного: – какая дрянь?
– Да вот эта, – Джина легонько прищелкнула пальцами, и я, ойкнув, схватилась за лоб. Показалось, что меня ужалил целый выводок рассерженных ос. Я метнулась к зеркалу, чтобы оценить нанесенный ущерб, но вместо ожидаемого укуса увидела слегка светящийся красный полукруг: несколько изогнутых лучей стилизованного солнца, рассеченных мечом.
– Орденская печать, – спокойно ответила Джина на мой невысказанный вопрос. – Кто, как, зачем и все такое – это к Тиму, не ко мне. Так что он тебе не меньше чем мне нужен. С другой стороны, встречаться тебе с ним нельзя, это значительно увеличит твои шансы выжить. А еще на твоем месте я быстренько придумала бы, чем ты можешь со мной расплатиться. Потому что здесь я, знаешь ли, не шучу. Мои услуги должны быть оплачены, в противном случае я рискую потерять магическую силу.
– Кто это сказал? – возразила я. – Может, это просто страшилка, самими джиннами и придуманная?
– Не джиннами. Если бы я была свободна в своем выборе – разве болтала бы сейчас с тобой?! Пф! – И она демонстративно передернула хрупкими плечиками, показывая абсурдность такого предположения.
– Ну хорошо… И чего ты хочешь?
– Вот это! – тонкий палец Джины указывал на мою серебряную цепь, чуть было не потерянную во время сегодняшних чердачных похождений.
– Ага, сейчас! Тебе придется выбрать что-нибудь другое, ты, мелкий телефонный вирус! – когда я всерьез злюсь, мои ругательства становятся просто эксклюзивом каким-то, даже расставаться жаль.
– Хорошо, – легко согласилась Джина. – Давай договоримся: расплатишься, когда посчитаешь, что в силах дать то, что меня заинтересует. Цепь оставь, но цену я потом определю сама.
– Душу не получишь! – с пафосом ляпнула я, вспомнив любимый мистический сериальчик, в котором все, кому не лень, расплачивались за свои желания этой эфемерной, но небесполезной в хозяйстве субстанцией.
– Оставь себе, – повторила Джина, – я не демон. Так как? Поиграешь со мной?
– Заметано, – я кивнула, закатывая рукав. – Подписываться кровью?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Любезное приглашение (Артем)
Если я правильно помнил здешние места, совсем скоро придется сходить с более-менее натоптанной тропы и сворачивать на свою кривую дорожку – обходить деревню. Странно, что на меня до сих пор не позарилась никакая тварь. Именно потому, что я не первый раз сбиваю тут ноги, и странно. Нет, конечно, от этого не хуже, но затишье только когда бывает? Ну, то-то и оно. Живые здешние твари не дрессированные котята, но мертвецы все-таки опаснее, а полно и таких, которые и не жили никогда. Вот братишки моего Охотника, например. Плохо, что я сюда ночью попал. И не в том дело, что вокруг темно-синие, мешающие видеть сумерки, а в том, что большинство тварей, что здесь повстречаться могут – существа, плохо приспособленные как раз к дневной жизни. Чего не сказать о ночной. Днем тут гораздо безопаснее, но – не судьба, как видно.
Задумавшись, я не заметил, как ноги провалились сквозь внезапно ставшую призрачной траву и чуть не угодил в наполненное гниловатой болотной водой озерцо. Вот где пригодился мой посох. Если бы не он, сидел бы в вонючей черной жиже и сбивал сливки из пиявок, чтобы выбраться. Где тропу искать, не знаю вовсе, так что осторожность сейчас – мое второе имя. Ночью здесь иногда горят огни – не знаю, кто их разжигает. Да и знать не хочу, если честно. Правда, кое-кто из ребят рассказывал: можно, мол, при везении до города дойти. Неизвестно, живет ли там кто-нибудь, но иногда то пение слышится, то зарево светится. Я не доходил, хотя Кайз не раз предлагал устроить такой поход.
Осторожно нащупывая посохом тропу, я сделал следующий шаг. Вернее, попытался сделать, потому что ноги словно приросли к земле. Ну, кажется, началось. То есть, наоборот – кончилось. Кончилось мое затишье перед бурей. Сейчас меня кто-нибудь начнет хрумкать.
Сначала по жиже пошли мелкие пузырьки, потом начал выпучиваться булькающий круг диаметром локтей в двадцать. Ноги не двигались, а противопоставить тому, что сейчас всплывало из глубины болота прямо подо мной, было просто нечего. Поэтому я лишь покрепче сжал палку и замер в ожидании.
Ждал чего угодно: не удивился бы болотному слизню с шестнадцатью отростками вместо положенных восьми, или большому желудку с метровыми зубами. Спокойно принял бы гигантский болотный огонь. Но вот того, что наконец появилось из воды, я не представлял. С металлическим скрежетом вспучивались и поочередно загорались синим метановым пламенем многолапые светильники. Я насчитал дюжину огней, когда еще пять зажглись около ног, и прямо перед моим лицом в замерцавшем воздухе начала проявляться какая-то хрень. Туманные такие ступенечки. Целых три штуки. Ага. Пьедестал олимпийский, епт. Похоже, выбора у меня опять немного. Ну… Пожав плечами, я сделал первый шаг.
Туманные ступени на поверку оказались прочными. Под ногами не пружинили, желания развеяться не обнаруживали. Я глянул вниз. Огненный круг не потухал, и в его свете теперь было видно то, что поймало меня в ловушку: горящие светильники образовывали правильную окружность метров десяти в диаметре. Сквозь болотную жижу едва виднелись перекрещенные прямые линии, складываясь в хорошо знакомую фигуру. Пентаграмма. Интересно – с чего бы это я к ней как муха прилип? Через секунду забрезжил и ответ: скорее всего, виновата та непонятная мразь, с которой мне пришлось разделить свое тело.
Сильная, однако, штука – не слабый чародей наколдовал. Интересно, на кого была расставлена эта ловушка? Не на меня же? Какое-то время я всерьез размышлял, стоит ли добраться по лестнице до края зачарованного круга и сигануть метров с десяти вниз, прямо за его пределы. Потом передумал. От случайностей только провидцы застрахованы, а я себе живой нужен.
Внезапно ступени сделали крутой поворот и образовали новый пролет. Вот так. Получается, прыгнуть все равно не получится, если я над этой магической ерундой кружиться буду? Поняв, что с крючка соскочить не выйдет, я мстительно плюнул вниз на светильники и быстро пошел наверх, в туманную морось и влажность. Вид, открывающийся с магической лестницы, завораживал: Гнилые болота тянулись, сколько видно глазу, а вот не допрыгнуть до них, и не долететь.
Те ступени, по которым я прошел, таяли прямо на глазах. Интересно: если повернуться и вниз запрыгать – вновь появятся? Я подавил желание проверить. Даже если появятся, что с того? Внизу все равно ловушка, так что единственный путь сейчас – наверх. Там хоть какая-то неопределенность и надежда есть.
Ступеньки появлялись и исчезали так аккуратно, словно чувствовали мое движение: три впереди, одна под ногами. Из-за этого иногда казалось, что следующий шаг придется в пустоту, а высота уже такая, что пора или завещание писать, или крылья отращивать. В этот момент последний пролет внезапно удлинился сразу ступеней на тридцать и уперся в замковый подъемный мост. Любопытно… Сколько раз здесь бывал, а о летающих замках не слышал. Впрочем, и о нелетающих тоже. Чтобы такую махину в здешних нестабильных условиях содержать – это такую уйму энергии потратить надо, что... впрочем, не знаю я таких величин. А ведь его еще и в воздухе кто-то подвесил! Совершенно ничем не огороженный мост упирался в черные пятиметровые врата с коваными петлями. Сейчас они были гостеприимно распахнуты. Входи, гость дорогой, не стесняйся. Интересно – много ли по здешним залам гобеленов развешено, из шкурок таких вот любезно приглашенных?
В отличие от ступеней, стены замка были отнюдь не эфемерными: нормальный камень. Темно-серый, гладкий очень… Я, конечно, не геолог, но вроде все, как полагается. Даже рукой приложился – нет, не туман или какая-нибудь обманка. Лестница за спиной растаяла окончательно, так что придется принимать любезное предложение и заканчивать маяться у дверей. А то передумают здешние хозяева в гости звать, и останусь я тут на веки-вечные. Стены подпирать. Я раскрутил уроборос – так, на всякий случай, – и шагнул в широкий проем.
Сначала тьма была почти непроглядной, затем по всему внутреннему периметру стены с легким шипением начали загораться факелы.
– Есть кто-нибудь дома?
Не знаю, что, учитывая необычность приглашения, я ожидал увидеть. Возможно, мрачный мифический Горменгаст любимого мною Мервина Пика, или таинственный обманный силуэт Фата Морганы, но увиденное никак не оправдало ожидания. Для начала – это был вовсе не замок. Никаких часовых башенок, лестниц или амбразур. Тот, кто соорудил строение, явно не собирался уходить в глубокую оборону. Похоже, на окружающие внутренний двор высокие стены вообще невозможно было попасть каким-либо иным способом, кроме полета. Не было площадок для лучников, как в рыцарских Брагийских крепостях, не было расставленных по периметру стен котлов с каким-нибудь горючим зельем. Лишь гладкий темный камень, вздымавшийся на высоту почти тридцати локтей. В общем, кто бы ни строил это сооружение, он явно руководствовался не отвлеченными стилями или военной необходимостью, а своими собственными вкусами и нуждами. Так, далеко над головой темнел достаточно длинный – около двадцати метров – выступ. Вертолеты они тут сажают, что ли?
Не могу сказать, что на своей родине я много знал о замковых архитектурных стилях, но книжки читать любил, и потому какое-то представление о них все-таки имел. То же, что сейчас я видел перед собой, ставило в тупик. Сложенные из серого камня стены несколькими слившимися воедино башнями взлетали ввысь. Их немалую высоту хранили мощные контрфорсы, поднимающиеся почти до самого верха и терявшиеся в полутьме сумеречного неба. Венчавшие их готические химеры были единственной знакомой чертой. Ноттердамский собор – добро пожаловать…
Я сделал несколько длинных шагов и остановился: откуда-то сверху послышался странный звук. Закинув голову, на мгновение перестал дышать: сидевшие на вершинах контрфорсов химеры с шорохом и похрустыванием расправляли каменные крылья. Мое присутствие словно разбудило дремлющее чудовище: сбрасывая сонное оцепенение, замок оживал, встряхивался, на единственной башне запели, начиная медленно раскручиваться, флюгеры-драконы. Я быстро преодолел последние метры внешнего двора и толкнул окованную металлом двустворчатую дверь, искренне надеясь на то, что она окажется открытой.
Мелкие джинны – к большим проблемам (Александра)
– Что я тебе – знахарь? – поморщилась Джина. – Или последователь Агни? Мне твоя кровь ни к чему – мне твоя подпись нужна.
Тут она затрясла какой-то мелко исписанной бумажкой.
Я не без зависти отметила, что маленькая поганка сменила обновку. Теперь на ней вместо широких восточных шальвар была широкая же полупрозрачная юбка, расшитая понизу позвякивающими монетами. В черных волосах появился тонкий золотой обруч-диадема. Мысли тут же отправились на поиски настоящих мужчин, дарящих своим избранницам бриллиантовые колье и колечки с изумрудом. Я громко вздохнула. Ну, конечно. Кому – колечки, а кому и мелкие волшебные красотули, только и умеющие, что торговаться. Sum quique, как говорится. Каждому свое, не так ли?
– Эй, ты меня слушаешь? – с подозрением спросила Джина. – Почему мне кажется, что ты уже несколько минут смотришь сквозь меня?
– Во-первых, я тебе не «эй!», – заметила я, – у меня имя есть. А во-вторых, я просто рассматривала твою диадему.
– Нравится? – польщенно спросила Джина, кокетливо поправляя черные локоны.
– Ага. Вот, думаю – сколько за нее в ближайшем ломбарде дадут?
Джина пискнула и скрылась в телефоне. Для того, чтобы секундой позже вернуться без своего провоцирующего украшения. Ну, так-то лучше. А то прямо неприлично: у меня-то из побрякушек – только серебряный медальончик на шее, много лет назад подаренный другом Артемом…
– Так что? – Джина вернулась к прежнему вопросу. – Подпись ставить будешь?
– Какая подпись, когда я и разглядеть ничего не могу? – возмутилась я. – Человек обязан знать, за что потом будет расплачиваться. Вдруг ты сжульничаешь?!
Похоже, подозрения Джину не столько обидели, сколько удивили. Неужели все предыдущие клиенты радостно ставили крестики на крохотной бумажке, даже не пытаясь разобрать написанное? Нет, я, конечно, понимаю: исполнение желаний и все такое… Но на ее хитреньком личике большими буквами написано – семь раз отмерь.
– Ну, ладно, – объект моих физиогномических размышлений щелкнул пальчиками, и бумажка увеличилась до удобочитаемых размеров: примерно пять на пять сантиметров. – Может, тебе еще вслух прочесть?
– Не надо, – отказалась я. – Свои глаза надежнее…
В общем, поставила я подпись. Жалко, что ли? Я, между прочим, не своим именем подписываюсь – пусть ищет потом эту, как ее… Алену. А торговалась просто так, чтобы Джине жизнь медом не казалась.
– Ну, и что теперь? – уточнила я, выведя последнюю закорючку. – Ты свое получила, давай искать мое.
– Если ты говоришь, – почему-то быстро согласилась Джина, – то я жду твоих приказаний.
– Вот так просто? Хочу двушку на Садовой, красный «порше», колечко с бриллиантом и… нет, это, пожалуй, не хочу. Потянешь?
– Да легко! А Тима уже не хочешь?
– Одно другому не мешает, – учительским тоном объяснила я. – Просто как-то приятнее будет шляться по всяким подозрительным местам, если я буду знать, что дальнейшая жизнь не только духовными благами хорошо обеспечена, но и материальными не обделена.
– «Духовные блага» – это, как я понимаю, Тим? – почему-то ехидно спросила Джина.
– Понимай на здоровье. Кто я такая, чтобы тебе мешать?
Отойдя сторонку, принялась ждать свои «материальные блага». Через несколько длинных молчаливых минут, наконец, не выдержала:
– Ну?
– Что «ну»? – удивленно захлопала глазами маленькая поганка.
– «Порше» «ну». И все остальное, между прочим, тоже.
– Ах, это! Так здесь все просто: ты придумываешь заклинание, я достаю все необходимые для его исполнения магические ингредиенты, ты его читаешь, и – опа! Получите заказанное. Кто у нас счастливый обладатель «материальных благ»?
– Ты что – издеваешься? – сообразила я. – Какие такие заклинания? Ты у нас джинн? Вот и работай, чем ты там работаешь!
Джина посерьезнела.
– Теоретически, я могу наколдовать все, что угодно. Дворец, сады, стадо слонов, твой «Порше» – все. Но… есть одна ма-а-ленькая проблемка. Я не строитель, и поэтому твой новоприобретенный дворец, скорее всего, будет просто опасен для жизни: ну, там – баланс неверно просчитан, фундамент слабоват, еще что-нибудь, и, скорее всего, свалится тебе на голову. Слоны будут дикими, и, возможно, их э-э-э… физиология будет несколько отличаться от привычной. А «Порше»… Кстати, что это такое?
– Средство передвижения, – неохотно буркнула я, мысленно прощаясь с «материальными благами» и вспоминая сказку про старика Хоттабыча.
– А «Порше» будет соответствовать моим представлениям о «средствах передвижения», а не твоим. Представляешь, на что это будет похоже?
– Получается, что ты ничего не можешь по-настоящему наколдовать? – расстроилась я. – Ничего-ничегошеньки?
– Ну, почему… Кое-что могу. Если тебе, конечно, нужны бледные слизни. Их я себе более-менее представляю…
– Ага, – согласилась я, вспоминая слова известной песенки («сделать хотел утюг, … получился вдруг»… С хоботом, надо понимать). – Бледные слизни – это как раз то, что заменит мне «Порше». Спешите видеть – незабываемый цирковой номер. Кстати, – а физиология этих слизней будет отличаться от привычной?
– Правильно соображаешь, – одобрительно кивнула Джина. – В общем, гораздо безопаснее просто применить какое-либо заклинание. Магические силы людей, в отличие от наших, исчерпаемы. Кроме того, у вас нет ни времени, ни бессмертия, позволяющего делать ошибки. Ваши заклинания гораздо безопаснее и точнее, чем использование чистой магии.
– Но я не понимаю… Зачем тогда ты вообще нужна? Я придумываю заклинание, я его читаю. Что делаешь ты?
– Любое заклятие требует применения каких-либо магических составляющих. Ты же не будешь таскать их все?
Я тут же представила огромный рюкзак, доверху набитый порошками, склянками, чьими-то останками и прочей дребеденью. Нда-а… А если учесть, что некоторые из них ядовитые, а другие – так и вообще скоропортящиеся… Я поморщилась и спросила:
– А если ты неправильно наколдуешь какой-нибудь магический ингредиент?
– Я их не колдую, – снисходительно ответила Джина. – Я их достаю.
– А как придумываются заклинания? Ты себе представляешь?
– Я, может, и нет, – Джина прищелкнула пальцами и выудила из воздуха толстенький блокнот. – А Тим точно представлял. Почитаем?
Стихи и драконы (Артем)
Дверь хлопнула, отделяя меня от любопытства каменных тварей и, пусть даже и слабого, источника света. Я приподнял брови и потер пересаженную на отворот рубашки пуговицу-светляк. Безотказный зеленый свет выхватил из темноты огромный и лишенный всякой мебели гулкий холл. Интересно, что за скупец тут проживал (или проживает – кто его знает?). К округлому куполу потолка тянулось несколько десятков высоченных столбов, словно вытесанных из одного куска темного гранита. Строгий гладкий камень стереобата переходил в граненые колонны, которые, в свою очередь, высоко над головой заканчивались резными капителями. Барельефы терялись в темноте зала, поэтому рассмотреть, что там изображено, мне не удалось. Зато зеленый светляк дотянулся до массивных колец под отсутствующие сейчас факелы и отразился в гладком до зеркальности полу.
За напряженной спиной раздался не шорох даже – звук. Не оборачиваясь, я незаметно расстегнул застежку и, резко повернувшись, метнул уроборос в лицо опасности. Смертельным росчерком жидкого металла промелькнув в разделявшем нас пространстве, мой безотказный друг пролетел сквозь полупрозрачное тело вошедшего и впился ядовитыми зубами в обитую красноватым деревом стену.
– Не думаю, что это была хорошая идея, – с сомнением сказало висящее в воздухе существо, разглядывая образовавшуюся в теле широкую рваную дыру.
– Ну почему же, – буркнул я, делая несколько шагов и с трудом выдирая браслет из стены. – Идея хорошая – исполнение хромает.
И приготовился произнести Дар Смерти. Даже пальцы сложил особой щепотью и ладонь вывернул, как положено. Забрать жизнь можно не только у человека. А чтобы развеять призрака, мне амулеты не нужны.
– Стой! – заволновался призрак. – Что ты собираешься делать?
– Вернуть тебя туда, откуда… ну… собственно…
Тут я задумался. Собеседник пока не сделал ничего плохого, и, судя по всему, не собирался этого делать дальше. А значит, он имел полное право болтаться в воздухе. Ну, или каким-нибудь другим образом продолжать свое призрачное существование. В конце концов, я не Геракл, чтобы собственноручно очищать этот незнакомый гадючник от кучи всякой потусторонней живности. Я опустил руки, философски пожал плечами и направился к широкой раздваивающейся лестнице: разруливать собственную проблему.
– Кстати, – я обернулся, чтобы увидеть, как проделанная в призраке уроборосом дыра медленно затягивается. – И много здесь вас, таких?
– Ну, думаю, что несколько, – неохотно признал призрак, на всякий случай тихонько отплывая за колонну. – А тебе зачем?
– Подарки дарить, – буркнул я, прикидывая, на сколько из этих самых «несколько» у меня хватит заклятий: держась на уважительном расстоянии, туманный попутчик следовал за мной.
– А чей это замок?
– Не могу сказать.
– Не можешь или не знаешь?
Клятвы-обереги – это не шутки. Мало ли, как этот замок зачарован…
– Не помню, – вздохнул призрак. – То есть, мне кажется, знал, но забыл.
– Ну да, – хмыкнул я, роясь в памяти и вытаскивая из нее на свет божий заклятие массового развоплощения – Цепи Покоя. Опыт подсказывал, что именно из таких вот «забывчивых» и получаются самые классические шизофреники.
– Замок проклят, – неожиданно сообщило привидение. – Замок, и все, кто в нем.
– Ага… Как же иначе? Кстати, – ты у нас кто: он или она? Ну, как к тебе обращаться?
Похоже, над животрепещущей проблемой собственного полового определения призрак не задумывался давно. Во всяком случае, он слегка побледнел и даже приотстал. Покачав головой – надо же, как его заклинило – я на всякий случай выставил сложенные для заклятия пальцы и двинулся дальше, оставив озадаченного призрака позади.
Левая часть лестницы заканчивалась анфиладой. Через несколько минут ходьбы сквозь ряд одинаковых пустых комнат я понял, что они идут по кругу, соединяясь в конце с правой частью той же лестницы. От прежних владельцев замка не осталось ничего: ни мебели, ни занавесей, ни даже пыли. Создавалось впечатление, будто весь он – словно кожура, из которой осторожно вынули плод. Пустой и безжизненный.
– Я вспомнил! – Разговорчивый призрак догнал-таки меня и теперь захлебывался от гордости.
Как бы не утонул на радостях. Столько лет трепыхался – и вдруг такой конфуз…
– Я вспомнил! Я привратник! И я должен тебе сказать… должен сказать…
Похоже, его опять заклинило.
– Должен сказать – можешь войти! – с пафосом провозгласил он, делая приглашающий жест туманным подобием руки.
– Вот спасибочки, – ответил я. Даже поклон отвесить не поленился – согласно этикету, между прочим. – Меня сюда так усердно приглашали, что не войти просто не мог, знаешь ли.
– Ну конечно! – с энтузиазмом воскликнул призрак. – Ты получил приглашение?
– Приглашение?! Да это была самая настоящая ловушка!
Пришлось набрать воздуха в легкие, чтобы слегка остыть. Стоило вспомнить, как я сюда попал, и в груди всколыхнулся гнев. Делать больше нечего, как с полудурками призрачными общаться, ага.
– Какая ловушка? – снова озадачился призрак.
Я даже отвечать не стал. Похоже, старый лоскут эктоплазмы страдал не поддающимся лечению маразмом. А мне отсюда вырваться надо, а не сеансы психоанализа проводить. Правда, спросить кое о чем все-таки не мешает. Может, что-нибудь интересное или полезное в его прозрачных мозгах прячется?
– Да, а где остальные? – поинтересовался я. – В засаде сидят?
– Я не могу подняться к ним, – грустно ответил призрак. – Я привратник, и мое место в этом зале…
– Почему же тогда думаешь, что ты здесь не один? – При этих словах я добрался до входа на узкую лестничку, которая, похоже, похоже, закручивалась вдоль периметра стен до самого верха.
– Я иногда слышу их голоса. И ты услышишь тоже.
– Очень надеюсь, что голосами мы и ограничимся, – заметил я и двинулся по ступеням, когда снизу меня догнал голос призрака.
– Извини, но я должен остаться здесь!
– Да ради бога! – разрешил я. Хватит с меня собеседников. Здесь бы не лясы точить, а подумать, как выбраться.
Светляк с трудом разгонял темноту. Все-таки крохотная пуговица не для таких случаев зачарована. Так, пещерки всякие или комнатки. А в этом глобальном безобразии я едва видел собственные руки. Зато все то время, что лестница вела меня наверх, по стенам то полированного камня, то дерева скользили зеленоватые блики.
Странное место. Ни картин, ни статуй, ни гобеленов. Ничего. Даже высохшие тушки замученных и страшной смертью погибших идиотов-чужаков не болтались на пустых факельных крюках. Не было даже осколков разбитых зеркал.
В почти непрозрачной темноте я не заметил, как лестница кончилась, и передо мной замаячила большая дверь. Черная – то ли каменная, то ли просто из очень древнего, томленного болотом дерева, она была украшена барельефом в виде четырехрукого и очень мускулистого воина. В двух руках из четырех он держал парные мечи. И кто ж тебя тесал, мужественный ты наш? Выпуклые гладкие мышцы выглядели, словно эбонитовые. Ошибся я. Не камень это, и не дерево вовсе.
Несколько минут я просто ходил вокруг барельефа, внимательно рассматривая все ускользнувшие вначале детали. Во-первых – никакие это не мечи. Два ятагана устрашающих размеров под стать самому воину. Заточка такая, что с головой расстанешься раньше, чем скажешь «Ай!». Эфесы украшены резьбой, и, кажется, драгоценными камнями. Во всяком случае, неизвестный скульптор очень реалистично изобразил острые черные грани. Мощный торс был совершенно гол, а массивные бедра прикрывала лишь набедренная повязка. На груди висело искусно вытесанное ожерелье из обрамленных в резной камень клыков. Я легко коснулся пальцами черной груди и отступил: кожа воина явно не была холодной. Впрочем – кто бы сомневался. Страж, он страж и есть.
– Кто ж ты такой? – задал я риторический вопрос, на который внезапно получил вполне реальный ответ:
– Я – Шудра.
Плечи распрямились, эбонитовые глаза открылись, а ятаганы достаточно красноречиво преградили дальнейший путь. Кстати, насчет драгоценных камней я был прав: как только страж открыл глаза, эфесы засветились настоящим золотом и заиграли горячим рубиновым светом. Красиво.
Это я ему и сказал. Почему-то все каменные истуканы, которых мне доводилось встречать, были очень падки на лесть. То ли потому, что не так много общались со съевшим на этом деле слона человечеством, то ли еще почему. Но факт остается фактом: Шудра расплылся в зубастой улыбке и слегка поиграл мышцами, явно напрашиваясь на следующий комплимент.
– Мне бы пройти, а? – спросил я мимоходом, делая восхищенные глаза.
– Загадай мне загадку, – объяснил Шудра. – И пройдешь.
– Чего? – поразился я, воспитанный в несколько иных традициях. – Ты ничего не перепутал?
– Ты загадываешь загадку, я отгадываю, ты проходишь, – чего здесь непонятного?!
– Ну, допустим. А если ты не отгадаешь мою загадку?
– Значит, ты и не пройдешь.
Ага. Значит, я должен загадать этому лунатику такую загадку, с которой справился бы и новорожденный младенец.
Пару минут я перебирал весь мусор, скопившийся в голове за период нескучной жизни, после чего сильно разочаровался. Такое разве что Дариусу после нескольких стопок брагийской самогонки загадывать. Еще немного подумав, я, наконец, вытащил на божий свет это:
– Что зимой и летом одним цветом?
Честно говоря, вряд ли страж праздновал когда-нибудь Рождество, но я просто собирался утвердительно ответить на любое его предположение. Кажется, именно в комнатке за его широкими плечами пряталась надежда выбраться из ловушки замка.
– Ну? – Через несколько минут молчания я начал терять терпение и всерьез бояться, что загадал слишком трудную загадку. – Долго еще?
– Я думаю, – отозвался страж. – Не мешай.
Попереминавшись с ноги на ногу еще минут пять, я вкрадчиво сказал:
– Могу подсказать…
Страж рыкнул, распрямляя плечи, клинки сошлись крест-накрест и уперлись мне в грудь:
– Ни за что!
– Ну, ладно, ладно, – пожал плечами я, осторожно отклоняя лезвия и облокачиваясь на стену. – Кто я такой, чтобы мешать Шудре думать?
Страж успокоился и снова надолго замолчал. Когда я уже начал прикидывать, стоит ли начать готовится ко сну, он вдруг раскрыл рот и одобрительно сказал:
– А ты хитрый. Шудра перебрал все, о чем слышал, но ты задал слишком трудный вопрос. Ты загадал Шудру!
– Да? – совершенно честно изумился я. – Правда?
– Шудру не обманешь! – Страж напыжился от гордости. – Кто зимой и летом одним цветом? Да я, Шудра! Я всегда один и тот же!
– Точно, – я оттолкнулся от стены. – Так я пойду?
Клинки снова звякнули, разъединяясь и разделяя одного Шудру на два Шудры поменьше, пропуская меня в долгожданные покои.
– Кстати, – я обернулся к Шудре. – Знаешь ли, обычно все происходит наоборот: ты загадываешь загадку – я отгадываю. Понятно?
– Зачем? – поразился страж. – Если ты не отгадаешь, то не сможешь войти.
– Вот именно, – с нажимом ответил я и оставил его за спиной. Оглянувшись, увидел, что рук у Шудры на самом деле восемь: четыре с той стороны, и четыре – с этой. Соответственно удваивалось число глаз, пастей и ятаганов.
Долгожданная комната, в которую я, наконец, прорвался, была абсолютно круглой. В глубине имелось полтора десятка дверей, что не могло не радовать застрявшего в гостеприимном замке путника.
Огромный, прямо-таки колоссальный стол занимал почти всю ее середину. В центре стола возлежал (вот именно так!) крупный шар. Почти темный, он, тем не менее, хранил в сердцевине несколько слабых переливающихся огней. Я потянулся к нему и сразу сообразил, что здесь явно понадобится что-нибудь подлиннее, чем руки. Метров на пять. Пожав плечами – надо будет, так дотянемся, впервой, что ли – подошел к тому, что сначала принял за черный дверной проем. И… понял, что ошибся. Неверный светляк сыграл дурную шутку. На самом деле весь периметр гигантского зала был заставлен черными прямоугольниками, затянутыми черной же тканью.
– Здесь… Здесь… Слушай, а ты не знаешь рифмы к слову «здесь»? – внезапно крикнул Шудра.
– Попробуй «небес».
Интересно, зачем стражу понадобились какие-то там рифмы?
– Благодарю. – Шудра принялся бормотать дальше.
Я протянул руку и взялся за край материи.
– Осторожно… Осторожно… Осторожно… Джардаш… Джардаш… Джардаш…
Свистящий, какой-то бестелесный, шепот заставил отдернуть руки и оглянуться по сторонам.
– Шудра! – позвал я, но ответа не получил. Похоже, гигант был занят серьезным и целиком занимающим его мозг делом. Я уверенно взялся за ткань и одним рывком сдернул ее с того предмета, который она покрывала.
Зеркало? Большое прямоугольное зеркало в простой раме, не украшенной ни резьбой, ни позолотой. Зеро меня за такую убил бы. Точно. Зеркало не отражало абсолютно ничего – только туманную непрозрачную белизну. Я подошел к следующему прямоугольнику и проделал ту же процедуру. Потом – к следующему, и так далее. Когда упал последний зеркальный покров, камень на столе слегка засветился, и в томной глубине появилось какое-то движение.
– Джардаш… Джардаш… Джардаш… Осссттторожжжжно…
Я огляделся и заметил то, что осталось скрытым в первый раз: похоже, тот самый выступ, который снизу казался взлетной полосой, шел именно из этой комнаты. Нарушая все законы архитектурного равновесия, длинный каменный язык выдавался далеко вперед. На самом его краю сейчас разворачивал шелестящие крылья… призрачный дракон.
Дракон! Изогнутая изящная шея была увенчана небольшой рогатой головой с сильными челюстями. Крылья – словно устремленные в сумеречное небо клочья тумана, шипастый напряженный костяк хвоста… Единственное цветовое пятно – алые зрачки, устремленные прямо на меня. И мне показалось, что я действительно вижу в них свое отражение.
– Шудра! – не своим голосом заорал я и рванулся к спасительной двери. Похоже, дракон еще не до конца проснулся и с любопытством оглядывался по сторонам. – Шудра, открой дверь! – дрожащий голос наотрез отказывался быть твердым.
– Сначала отгадай загадку, – довольным голосом откликнулся страж. – Я сам сочинил:
– С далеких пор…
– Шудра, какая загадка – меня сейчас сожрут!
– Ты сам сказал – сначала загадка, – внезапно заупрямился Шудра. Ятаганы слегка выдвинулись навстречу и пощекотали мой живот.
Твою мать! Семь дохлых собак в мою болтливую пасть! И кто меня за язык тянул, спрашивается?! Я бросил через плечо быстрый взгляд, чтобы увидеть, как дракон вытянул шею и с любопытством заглянул в комнату.
– С далеких пор
Он вырос здесь
Он быстр и скор
Он страж небес
Он страшный сон
Он дикий ворн
Он жаркий горн
Скажи, кто он?
Упрямый Шудра все-таки прочитал свою загадку, а я не то, что думать – дышать не могу. С далеких пор… С далеких пор… Черт – эта тварь уже, по-моему, облизываться начала… Скажи, кто он…
В этот момент дракон втиснул-таки тело в зеркальный покой и громадная призрачная морда двинулась в мою сторону.
– Дракон! – заорал я. – Шудра, там дракон!!!
– Засчитано! – с одобрением ответил Шудра, снова разделяясь на две части и пропуская меня на лестницу. Кубарем скатываясь с нее, я как раз успел заметить, как дракон с размаха стукнулся носом о правый бок Шудры. Потом дверь закрылась, и я порадовался тому, что дракон вряд ли умеет загадывать загадки. А уж разгадывать…
– Ну что – видел остальных? – полюбопытствовал призрак, когда я спустился вниз.
– Ты что – не мог предупредить, что у вас тут драконы водятся?! – зло спросил я. – Да по твоей милости я чуть сам призраком не стал!
– Извини, – смутился он. – Я же сказал, что многого не помню… А там правда дракон?
– Как можно не помнить десятиметровую тварь, у которой зубы больше, чем ты сам?! Кстати… Кто такой Джардаш?
– Слуга Господина.
– А кто твой господин?
– Господин – он и есть Господин, – с важностью ответствовал призрак. – Только его сейчас нет.
– А где же он?
– Я же сказал – его сейчас нет.
Поняв, что больше из него не вытянуть, я спросил:
– Скажи, а выход отсюда есть?
– Конечно, – удивился он. – Ведь ты вошел…
– А другой? Знаешь, мне почему-то кажется, что этот ваш вход выходом для меня не станет… Да и драконы у вас там чего-то разлетались…
– А, так тебе, наверное, покои перехода нужны, – догадался призрак. – Я провожу.
– Что ж ты сразу не сказал, что здесь есть какие-то «покои перехода»? – разозлился я. – Столько времени впустую…
– А ты не спрашивал, – спокойно ответил он.
Прямо под лестницей, по которой я поднимался наверх, пара десятков ступеней вела в небольшую (учитывая общие размеры замка) комнату.
– Вот, – сказал призрак, указывая куда-то вглубь. – Покои. А я пойду, ладно? Мне здесь нельзя.
И, прежде чем я успел спросить еще что-нибудь, растворился в темноте. Вот ведь гад. И как пользоваться этим самым «переходом», не сказал.
Тут я заметил, что на стенах комнаты все-таки были светильники. Глубокий желобок, связывающий каменные чаши в единое целое, был заполнен темным маслом, а рядом с последним светильником лежало заботливо приготовленное кем-то кресало, которым я с радостью воспользовался. В свете вспыхнувших язычков огня стала видна пентаграмма, выложенная посреди комнаты цветным агнийским камнем. У самой стены стояло нечто, напоминающее трон. Огромный каменный постамент, ведущий к нему, явно был рассчитан на то, чтобы все находящиеся рядом со счастливым сидельцем оказывались по меньшей мере на метр ниже.
Подойдя к трону, я коснулся украшений на подлокотниках. Целая поэма на тему жизни и смерти, рассказанная искусным резчиком по кости, могла посоперничать с литературным творением Данте. И совсем рядом с троном, наполовину утопая в камне, высился небольшой алтарь. Вплавленный в его поверхность символ – змея, свернувшаяся в лепестке пламени – почему-то казался смутно знакомым. Потом я разглядел широкий круг, заключающий знак змеи в подобие магического барьера. Огонь – жизнь. Змей – смерть. Круг – вечность. Что они значат вместе?
– Пятеро из шести опять вместе, – раздавшийся из ниоткуда голос вывел меня из состояния задумчивости. – Этого недостаточно. Уходи.
– Да легко, – отозвался я. – Вот только выход найду. А ты кто? Джардаш?
– Уходи, – повторил голос. – Вернись… потом… вернись… разбуди…
Ага. Вернусь я, как же. Дракона им кормить нечем.
– Будем ждать. Придет… время… просто… позови.
– Как отсюда выбраться? – потребовал я, но ответом была тишина. Потом на противоположной от трона стене вспыхнули огоньки. Медленно, сантиметр за сантиметром тонкие светящиеся линии создавали подобие карты. Не всей – некоторые места прописывались невнятно и словно вчерне – но Брейтард бы выписан четко. В центре столицы ярко светилась искра камня пути. Думать пришлось быстро. Мало ли, что придет в голову владельцу этого места через пару минут? Сделав несколько торопливых шагов, я решительно царапнул ногтем светящуюся точку.