Глава 3
***
- Красиво, не правда ли?
- О да! - искренне выдохнула я. - Потрясающе!
Золотисто-алые лучи заходящего солнца дробились о крыши низеньких домов, отчего те сияли, словно новенькие золотые дории. Интересная традиция – настилать на верх строения медные полоски.
В густой, словно кисель, сиренево-оранжевой выси неба проплывали чёрные силуэты птиц, а внизу тоскливо перекликались муаззины, провозглашая вечерний азан с вершин минаретов. Прохладный ветерок ласково касался моего разгоряченного лица, принося с собой пряный аромат вечерних цветов, смешанный с запахом базилика и жарящегося мяса. Столица Ранаханна готовилась к наступлению ночи.
Мы с калифом стояли на самой высокой башне "Лилии", откуда с узкого балкона открывался изумительный вид на Хайсор. Глядя на этот древний город, раскинувшийся под ногами, я начала понимать, почему знаменитый алдорский поэт Афелион назвал столицу Ранаханна "прекрасным цветком, распустившимся в краю пустынь, песчаных бурь и засух". Хайсор и впрямь походил на цветок – прекрасный, пленительный и загадочный.
Я тряхнула головой и слегка улыбнулась собственным мыслям. Похоже, скоро влюблюсь в столицу Ранаханна и начну слагать поэтические оды городу. Не следует забывать, что я явилась сюда не за стихотворными изысканиями.
- Вас что-то рассмешило, Каэрре-хэннум? - с вежливым любопытством спросил Теймуран, внимательно глядя на меня. Я покачала головой:
- Красота Хайсора настолько поразила меня, о лучезарный, что я почувствовала в себе не испытываемую мной доселе тягу посвятить вашему городу какое-нибудь стихотворение.
- Вы пишете стихи?
Я рассмеялась:
- Немного, Ваше Величество. Прелесть столицы поразила меня в самое сердце, и я, пожалуй, посвящу Хайсору несколько строк. Обещаю, что вы непременно прочтёте их!
Глаза калифа загорелись восторгом. Он стукнул себя ладонью по груди и воскликнул:
- Поверьте, о прекрасная хэннум, это самые прекрасные слова, что мы слышали за последнее время. Ничто так не ублажает слух властителя, как искреннее восхищение чужеземца его страной!
Я улыбнулась шире, изо всех сил стараясь передать нужное восхищение, с трудом подавив зевок. Восточное велеречие, в рамках которого некоторые вещи повторялись по нескольку раз, облачаясь в изысканные метафоры, начало меня утомлять.
Мы посвятили почти весь день исследованию дворца. Калиф провел нас с Дарсаном по целой анфиладе комнат, распахивая двери и демонстрируя такое пышное убранство, что на фоне его особняки алдорской знати казались жалкими коннемарскими лачугами. О да, мне доводилось бывать у власть имущих Алдории, правда не совсем в роли почётной гостьи.
Ближе к вечеру, когда голова пошла кругом, а роскошь великолепных залов слилась в единое цветастое пятно, Теймуран, загадочно улыбнувшись, пригласил полюбоваться столицей. "Вы видели "Лилию", - сказал он. - "Но поверьте, её красота ничто перед величием Хайсора". Я согласилась, досадуя на то, что нам так и не показали главного – сокровищницы и гарема. Да, кое-где в залах висели картины и гобелены, представляющие из себя большую ценность, а по дороге в башню Дарсан чуть не опрокинул фарфоровую вазу работы хайаньских мастеров; даже на мой не очень намётанный глаз возраст безделицы насчитывал около пяти веков. Однако это были жалкие крохи; в сокровищнице калифа нас поджидала настоящая ценность.
Скорее всего, калиф приберегал визит в святая святых дворца на завтра. Не зря говорят, что лучше всего запоминается последняя фраза в разговоре; так и калиф, очевидно, в завершении моего визита в "Лилию" решил окончательно сразить меня собственным величием.
Как бы то ни было, сейчас я была вынуждена стоять на балкончике бок о бок с Его Величеством и поддерживать восторг при виде столицы. На узенькой площадке, огороженной коваными перилами, помещались только два человека, и Дарсан смиренно ожидал меня на лестнице.
Воодушевлённое созерцание великолепного вида Хайсора скоро совсем мне опостылело, а Теймуран и не думал покидать башню. Бурно жестикулируя, он пламенно рассказывал мне о грядущих перспективах своего правления и какие меры он предпримет в дальнейшем, дабы ещё более возвысить Ранаханн. Я слушала его вполуха, погрузившись в медитативное созерцание окрестностей и поневоле представляя себе разочарованный гнев повелителя Ранаханна от того, что его излияния не вызывают у меня ни трепета, ни интереса. Однако кто бы мог подумать, что за невзрачным фасадом правителя кроется такой энтузиазм и любовь к стране? Только повезло ли её жителям? Как бы властитель не перегнул палку в достижении благополучия для всех и каждого.
Кстати, о калифе. Его поведение казалось странным, а отношение ко мне – непонятным. Если остальных обитателей дворца, с которыми довелось пообщаться, я читала как открытую книгу, то Теймуран, если продолжить сравнение, был наглухо закрыт на висячий замок. Невинный флирт и кокетство, не выходящие за рамки приличия (я помнила наставления Дарсана), - моё главное орудие для расположения к себе лиц мужского пола - потерпели крах. Калиф вежливо улыбался, поддерживал тон светской беседы, но держался отстранено, не проявляя никаких признаков интереса – ни тайных, ни явных. Иногда возникало подспудное чувство, что он даже старается лишний раз не жестикулировать, чтобы ненароком меня не задеть. Лишь на балконе он позволил себе более сильные эмоции. При всём этом его поведение шло вразрез с его же стремлением всячески угодить мне и даже посвятить пару дней в угоду моему желанию совершить экскурсию по дворцу.
Это было непривычно и тревожно. Я было заподозрила его величество в любви к сильному полу. Однако никто из встреченных нами слуг, включая неотступно находившегося рядом Дарсана, не вызвал у Теймурана никаких эмоций. Может быть, он и вовсе евнух, а гарем для прикрытия?
Теряясь в догадках, я стояла на балконе, натянуто улыбаясь и глядя на собеседника. Муаззины смолкли, и наступил момент той особой тишины, какая обычно опускается на землю перед приходом ночи – звуки глохнут в вязкой ткани сумерек, воздух колышет прохладный ветерок, а на небе вспыхивают первые звёзды. Солнце почти скрылось за горизонтом, бросив на нас прощальный золотисто-алый луч. Тот скользнул по щеке калифа, отразившись в его медальоне-линзе; его тусклая поверхность неярко вспыхнула и будто бы поглотила свет. Мгновение помедлив, солнце скрылось.
Повинуясь внезапному наитию, я сказала:
- Какой у вас необыкновенный медальон, о лучезарный. Прошу извинить меня за то, что дерзнула прервать Вас, но интерес мой слишком велик. Ломаю голову: что это за самоцвет?
Мой вопрос застиг Теймурана в момент страстного рассказа о строительстве Великой Мечети Элоаха. Калиф запнулся, недовольно нахмурился и суховато ответил:
- Воистину, женщине присуще крайне неуместное любопытство. Как сказано у Великого Пророка... - он обернулся, явно ища подсказки визиря, но тот отсутствовал. Мне, задетой его отповедью, это показалось смешным. Я едва не прыснула, вовремя скрыв усмешку ладонью и сделав вид, будто чихаю.
Холодно пожелав мне здоровья, калиф торопливо сказал:
- На третий год нашего правления вернулись люди, отправленные ещё отцом в экспедицию к Забытым Пустошам.
Я кивнула, недоумевая, зачем родителю Теймурана понадобилось посылать людей в земли, даже не граничащие с Ранаханном? К тому же, об этой местности ходили недобрые слухи: это была единственная незаселенная территория на материке. Пустоши раскинулись на северо-восточном побережье, простираясь вглубь нашего материка вплоть до Кайташеррских степей, которыми полностью владело кочевое племя Воронов. Однако на Пустошах кочевники не селились, предпочитая держаться от них подальше. По слухам, распространяемым бродячими торговцами и музыкантами, эти земли представляли собой тоскливую равнину, занесённую песком и покрытую кучками голых, изогнутых под самыми невообразимыми углами деревьев. Картину дополняли рассказы пиратов, чьим судам иногда доводилось проходить мимо этих неприветливых берегов. Хлебнув лэя в таверне на побережье Двух Океанов, они говорили о странном песке Пустошей, мерцающем в темноте зеленоватым светом, о полупрозрачных тенях, скользящих меж мёртвых деревьев, и о громадных камнях, разбросанных по равнине, насколько хватало глаз. Не знаю, насколько правдивы были их рассказы. Сдаётся мне, трудновато разглядеть столько подробностей, просто проходя мимо берегов, да ещё не с самым сильным амулетом видения(44).
Интересно, что искали там люди калифа Аббаиса Шестнадцатого? И удалось ли им это найти?
- К сожалению, из похода вернулись не все, - продолжал наследник старого калифа. - Дорога к Пустошам далека и опасна. Ничего примечательного экспедиция не принесла. Кроме этого медальона.
Он с нежностью погладил выпуклую поверхность линзы. В очередной раз подавив желание последовать его примеру, я промолвила, будто невзначай:
- Уверен ли лучезарный, что эта безделица действительно найдена на Пустошах? Откуда ей там взяться?
Лицо калифа неуловимо помрачнело, а тон лишился ещё нескольких нот приветливости и обходительности.
- Хэннум, мы склонны доверять нашим слугам. Без доверия нет преданности, так, кажется, сказано в Священной Кни... - он вновь обернулся, но его верного советника рядом не появилось. Тогда Теймуран насупился – точь-в-точь ребёнок, у которого отняли игрушку – и сухо произнес:
- Мы благодарим вас за чудесную копанию. Мы распорядимся, чтобы вас проводили до ваших покоев, а завтра за вами зайдет слуга. Вы ещё не увидели всех чудес "Лилии".
Поняв, что сегодняшняя беседа окончена, я поспешила откланяться, пышно возблагодарив оказанную мне милость.
Интересно, почему он так взъелся из-за какого-то медальона?
***
"Не понимаю, Каэрре-хэннум. Почему нам не показали гарем?"
Перо скрипуче чиркало по пергаменту, оставляя неровный чёрный след и кляксы.
- На празднике главное блюдо всегда приберегают под конец, - вполголоса сказала я, вынимая шпильки и распуская узел волос. Дарсан невидяще посмотрел на меня и вновь яростно набросился на пергамент. Строчки змеились из-под его руки.
"Мне не доступно и другое, хэннум. Тетка рассказывала, что при дворе состоят несколько прорицателей. Они толкуют сны калифа, защищают его от дурного глаза и порчи. Ещё они предсказывают ближайшее будущее. Обычно мы видели их, когда калиф выходил к народу. Сейчас их нет".
Я успокаивающе похлопала разгоряченного паренька по плечу и ласково прошептала:
- Это не наша забота, Дарсан. Перестановки при дворе – не наше дело. Давай ложиться спать, завтра поиски должны подойти к концу.
Паренёк пару мгновений буравил меня тяжёлым взглядом, потом безнадёжно махнул рукой:
- Вам что-нибудь ещё нужно, хэннум?
Я устало улыбнулась и покачала головой:
- Ступай.
Лёгкая завеса из мелких бусин колыхнулась с тихим музыкальным позвякиванием. Скрипнула кушетка – Дарсан укладывался спать. Я зевнула, потянулась и изнеможённо упала на прохладное шёлковое покрывало, не снимая одежды. Минувший день, полный впечатлений, настолько утомил меня, что я решила немного перевести дух прежде, чем разбирать кровать.
***
Бескрайняя равнина, чьи границы размыты клубящимся по линии горизонта сизым туманом, простиралась вокруг меня, насколько хватало глаз. Воздух душный и спёртый; ни малейшего дуновения ветерка, будто вокруг застыло тёплое вязкое желе. И небо, такое же тяжёлое, свинцово-серое, как в Коннемаре, грозно нависающее над головой. Кажется, будто оно выгнулось вовнутрь пространства.
Под этим небом я почувствовала себя ничтожной букашкой и попыталась сдвинуться с места, но ноги не послушались. Словно ступни вросли в почву.
Где я? Что это за место? Как я здесь очутилась?
На небе нет ни звёздочки. Луны тоже не видно. Краем глаза где-то там наверху можно уловить неясное движение. Будто тьма, наполнившая небесную чашу, клубится и беспрестанно извивается в безумной пляске.
Сон это или явь? Чувствуя, как внутри начинает нарастать сосущий страх, я попыталась пошевелить хоть пальцем – тщетно! Холодное онемение разлилось по телу, отняв любую способность двигаться.
Земля под ногами дрогнула – едва уловимо, но всё же заставив редкие песчинки на поверхности всколыхнуться. Оглушающую тишину прорезал гулкий стук сердца. Земная твердь вновь пришла в движение, словно огромный червь пробирался под окаменевшим слоем почвы.
Если бы я только могла, то зажмурилась бы. Беспомощное ожидание - а вдруг этот "червь" выберется и проглотит меня? - оказалось куда страшнее неизвестности.
Внезапно всё прекратилось. Колебания почвы улеглись, а темень вокруг начала развеиваться. Приглядевшись, я быстро поняла, почему.
Над землёй стало разгораться тусклое, еле заметное зеленоватое свечение того мертвенного оттенка, какой испускают гнилушки в лесу. Оно разгоралось не постепенно, а резкими толчками, словно...
Пульсировало?
Свечение шло не от самой земли, а от появляющихся на её поверхности крохотных созданий величиной не больше ногтя. Они были похожи на плоские чайные блюдца, уменьшенные в несколько десятков раз; единожды возникнув, они, не шевелясь, застывали.
Мне стало так жутко, как не было ещё ни разу в жизни. Когда стремительно увеличивающийся ковер из "светлячков" подобрался к моим ногам, я напряглась изо всех сил, пытаясь собрать всю свою силу воли, чтобы сорваться с места. Тщетно.
Рост "ковра" остановился за удар сердца до моих пальцев. Над самым плотным скоплением “светлячков” в воздухе померещилось движение. Все крохотные существа хлынули туда, и на месте уплотнения вырос бугор, все ярче и ярче пульсирующий зелёным так, что глазам было больно.
Мне не дали даже удивиться.
Бугор шевельнулся, и принялся расти, с поразительной скоростью принимая очертания... Человеческой фигуры?!
Удар сердца.
На боках фигуры вздулись две припухлости, выплюнувшие плети рук.
Удар сердца.
Внизу копошащаяся светящаяся масса одним махом разделилась на две ноги-подпорки.
Удар-удар-удар. Сердце начинает захлёбываться в безумном ритме страха.
По телу фигуры пробежала дрожь последней пульсации. Ослепительное сияние стухло, и плоское лицо приняло внятные очертания.
Передо мной стоял Моррис Сокол.
Будь у меня голос, я бы закричала. Но губы не слушались, а голосовые связки не откликались на все попытки исторгнуть хоть какой-нибудь звук. Мне оставалось только безмолвно наблюдать.
Бывший возлюбленный неподвижно стоял передо мной, безжизненно опустив руки. Лицо его было страшно: ввалившиеся щёки, тонкие губы, обнажающие зубы в кривой усмешке, пустые глазницы, из которых сочилась мерцающая жидкость. В его облике не осталось ничего от того красавчика-пирата, которого я когда-то самозабвенно любила; сейчас это была скелетоподобная пародия на человека, обтянутая истлевшими лохмотьями некогда белоснежной рубашки и кожаных штанов.
Призрак вздрогнул и повел ввалившимся носом, как собака, принюхивающаяся к подачке. Чёрные провалы глазниц обратились ко мне. В голове прошелестел глухой голос:
"Здравствуй, крошка".
Высохшие губы пирата не шевелись, но слова отчетливо звучали в моём мозгу:
"Ты рада меня видеть?"
Говорить я не могла. Но что мешало попробовать ответить ему его же способом?
"Здравствуй, Моррис", - мысленно сказала я, стараясь сосредоточиться на произносимой фразе и не отвлекаться на полнейшую нереальность происходящего.
Уголки рта Сокола разъехались в сторону.
"Раньше ты была более ласковой, крошка. Ты уже нашла замену мне? Интересно, у него ты глаза тоже выцарапаешь?"
Будь это под силу, я стиснула бы кулаки. Сам вид бывшего любовника внушал омерзение и гадливость, какие возникают при виде жирного червя.
"Уходи, Сокол. Ты мёртв".
"Разумеется", - оскал покойника стал шире. Ещё чуть-чуть, и кожа на щеках лопнет. - "Я мёртв по твоей милости. Быстро же ты утешилась, Мелиан. Надо было оставить тебя на твоём убогом островке. Я показал тебе почти весь мир - и какова была твоя благодарность?"
Я промолчала.
"Теперь ты ищешь Призрак. А кто натолкнул тебя на такую мысль? Ты украла мою мечту! Мою единственную цель в той никчемной жизни!"
"Теперь это моя цель. Моя мечта".
Сокол склонил голову набок. Голос в моей голове приобрел оттенок саркастического злорадства.
"А сумеешь ли ты найти его? Отыскать все вехи на своём пути, по которым ляжет одна-единственная дорога?"
"Я уже отыскала одну", - мне очень не хотелось что-то доказывать Моррису, но ответы так и рвались в сознание, стремительно обретая вид мыслей. - "Она здесь, во дворце калифа! И завтра я её заполучу!"
"Тц-ц-ц", - мертвец издевательски-укоризненно покачал головой. - "А сумеешь ли ты найти её? Подумай, крошка. Не кажется ли тебе, что ты ищешь чёрную кошку в тёмной комнате? Ведь у тебя всего-то и есть, что рассказ пьяного забулдыги да глупая самонадеянность. А если этой самой кошки не окажется в комнате - что тогда делать будешь?"
Боги, как же я ненавидела его. Чувство это нахлынуло внезапно и сполна, поглотив остатки страха, блуждающего во мне. Я ненавидела его за эти насмешки, за предательство, за то, что заставил меня убить его.
За то, что исковеркал мою душу.
Призрачные обрубки его рук протянулись ко мне узловатыми ветвями.
"Ты ещё пожалеешь о том, что сделала со мной, крошка".
"Светлячок" сорвался с гнилой ладони и упал мне на плечо.
Приступ панического ужаса болезненно сдавил мою глотку. Я выгнулась, хватая ртом спёртый воздух, выдавливая из легких едва слышный сип, и... проснулась.
***
Лёгкий ветерок шевелил занавеси на окнах, принося облегчение и обдавая лицо свежим дуновением. Мир вновь наполнился звуками: где-то в окрестностях дворца мелодично заливалась ночная птица; снизу доносилось приглушенное бормотание стражников "Лилии" и чей-то раскатистый храп.
Я лежала на боку, судорожно сжимая горловину абаны. Пропитанная потом одежда неприятно холодила тело. Левая рука, откинутая в сторону, отозвалась неприятным покалыванием при попытке пошевелить ей. Ко лбу прилипли пряди волос, а в горле царапало, словно я наглоталась сухого песка.
Поморщившись, я перевернулась на спину, тяжело дыша и приходя в себя. Что это было? Кошмар? Они перестали мучить меня несколько месяцев назад. Тогда что же? Все выглядело настолько реальным... и Сокол...
Я хрипло вздохнула и обтёрла дрожащей ладонью лицо, липкое от пота. Пальцы нащупали две подсыхающие полоски на щеках. Неужели во сне плакала?
Неужели Сокол даже после смерти продолжает что-то значить для меня?
Я резко села на кровати и стянула абану. Пропитанные потом вещи, касаясь кожи, вызывали во мне брезгливую дрожь и неприятные воспоминания.
Швырнув одежду на пол, я накинула халат, взъерошила волосы и принялась жадно пить холодную воду из хрустального графина, заботливо поставленного на прикроватный столик. Вода немного отрезвила меня и прояснила прочно засевший в мыслях сумбур. Ночные страхи стали понемногу съёживаться, отступая в глубину комнаты. Постепенно неистовое биение сердца стало ровнее, замедлило ритм и перестало отдаваться в горле; вместо деревянной скованности возникло желание выйти из комнаты, подышать полной грудью и хорошенько обдумать происходящее.
***
Двери комнаты выходили в открытую галерею, с балюстрады которой открывался вид на внутренний двор "Лилии небес" – изысканный многоуровневый сад с миниатюрными прудиками, полными экзотических рыб, аллеями фруктовых деревьев и изящными статуями. Во время дневной экскурсии я не успела толком разглядеть и оценить кропотливую работу дворцовых садовников, и сейчас мне представилась именно такая возможность.
Втайне радуясь, что рядом нет калифа с его высокопарными речами и непонятными обидами, я облокотилась о перила галереи и поплотнее запахнула халат. Ранаханнские ночи отличаются той особой прохладой, что приходит в жарких странах на смену дневному палящему зною.
В серебристо-молочном свете убывающей луны сад казался хайаньской акварелью, нарисованной на тончайшем шёлке. Казалось, только дотронься до него рукой – и волшебное очарование исчезнет. Каскадом звёзд белели внизу цветы сумеречной гайаты – растения с невзрачными листьями и огромными, похожими на фижмы алдорских придворных красоток, цветами. Они распускаются только после захода солнца и неистово благоухают, приманивая ночных бабочек.
Нежный аромат слегка успокоил меня. Я глубоко вздохнула и подняла голову, с наслаждением любуясь таким родным куполом неба, чей бархат был усыпан гвоздиками звёзд.
Эмоции распирали грудь. Я стала тихонько напевать старую моряцкую песенку, услышанную когда-то от Одноглазого Тома, когда позади раздался голос:
- Вы не спите, Каэрре-хэннум?
Я испуганно поперхнулась, откашлялась и сердито ответила, не оборачиваясь:
- Капитан Коннар, неужели дворцовый этикет позволяет так бесшумно подкрадываться и пугать гостей?
Рядом со мной возникла массивная фигура северянина. Капитан облокотился на перила и тоже задумчиво уставился на сад. Я украдкой рассматривала его: он сменил бежевую с серебром дисдасу, в которой щеголял днём, на более простую, чёрную, и теперь напоминал огромного ястреба, приготовившегося схватить добычу. Его огромный рост вновь пробудил во мне совершенно ненужное ощущение хрупкости и беззащитности, но я уже не чувствовала ни малейшего страха.
- Я простой воин, хэннум, - сообщил капитан, то ли умело притворяясь, то ли действительно не замечая моих взглядов. - Все эти условности и правила – полная чушь. Мне платят за то, чтобы я следил за безопасностью дворца и его обитателей, а не расшаркивался по каждому пустяку.
Я почувствовала невольную симпатию к наёмнику и позволила себе слабую улыбку:
- Похвально.
Капитан повернул голову и пристально посмотрел на меня, прищурив чуть раскосые тёмные глаза:
- А вы так и не ответили, хэннум. Что вы тут делаете? Не хотелось бы поутру недосчитаться столь важной гостьи.
Я обезоруживающе развела руками, стараясь не выдавать напряжения:
- Вы угадали, капитан: мне не спалось. Тяжело, знаете ли, засыпать в незнакомом месте. Вот я и решила, что небольшая прогулка по свежему воздуху – это отличное лекарство от бессонницы. Могу ли я считать, что мы пришли к единому мнению?
Капитан тряхнул густой гривой волос и раскатисто рассмеялся:
- Каэрре-хэннум, то, что для вас легкая прогулка, для меня - еженощный обход дворца.
- Были случаи? - уточнила я, вспомнив его слова о важной гостье. Капитан вновь улыбнулся. Напряжение пошло на спад.
- Это дворец самого важного человека в Ранаханне, хэннум. Здесь нужно быть постоянно готовым ко всему.
Я побарабанила пальцами по перилам балюстрады и вспомнила ещё кое-что:
- Капитан Коннар, пока вы не продолжили свой обход, можно вопрос?
Наёмник склонил голову, внимательно глядя на меня.
- Этим днём вы сказали странную фразу, мол, я сама не знаю, во что ввязалась, но так и не пояснили, что вы имели в виду. Почему бы вам не сделать этого сейчас?
Северянин медленно повернулся лицом к саду. Его голос, прозвучавший после непродолжительного молчания, был низким и на редкость серьёзным:
- Я повторюсь, хэннум: я воин. Воин не имеет право на ошибочные суждения и выводы, особенно если речь идет о его нанимателе. Просто позвольте дать вам небольшой совет: постарайтесь не проводить много времени наедине с калифом. Он стал странным в последнее время.
- Странным? - изумленно перебила я. Капитан гневно глянул на меня и с нажимом продолжил:
- Я не могу точно сказать, в чём заключается его странность. Это не бросается в глаза. Однако моё чутье – а оно меня ещё никогда не подводило, поверьте – в последние полгода упорно твердит, что с ним неладно.
- Исчерпывающее объяснение, - вздохнула я. - Только оно как-то не очень вяжется с вашим грозным заявлением.
Ответом мне вновь стал раздражённый взгляд из-под нахмуренных бровей: капитан явно не переносил, когда ему перечили. Он помедлил ещё немного, а затем вдруг распрямился, отстегнул что-то от пояса и протянул мне:
- Возьмите это, хэннум. Надеюсь, вам оно не пригодится, но раз вы такая недоверчивая, пусть это станет гарантией вашей безопасности.
Я удивленно рассматривала простые кожаные ножны, в которые был вдет недлинный острый кинжал с рукоятью, замерцавшей инкрустацией в дрожащем лунном сиянии.
- Спасибо, но...
- Считайте это проявлением чувства долга капитана дворцовой стражи! – отрезал северянин столь безапелляционно, что мне не осталось ничего, кроме как принять подарок. - Носите его всегда с собой. Это мой личный кинжал, поэтому я даю его вам на время; вернёте перед отъездом. Спокойной ночи.
Капитан коротко поклонился мне и удалился размашистым, но абсолютно бесшумным шагом.
Я медленно вытянула оружие из ножен и задумчиво провела пальцем по холодному лезвию. Спасибо за предупреждение, капитан. Похоже, я судила о тебе слишком предвзято.
Надеюсь, завтра всё пройдет гладко.
Надеюсь, ты не будешь мне больше сниться, Сокол.
44 - амулет видения - морской амулет, в который встроен самоцвет, как правило, кварц или лазурит, позволяющий владельцу видеть достаточно отдаленные от него предметы;
14.02.2023 Умер Евгений Владимирович Щепетнов.
Ушёл всеми любимый писатель и человек.
Он создал множество интересных, увлекательных и захватывающих миров.
Его творчество, его книги навсегда останутся в нашей памяти.
Как и сам Евгений Владимирович.
Его оптимизм, юмор, целеустремленность, открытость.
Царствие небесное вам, Евгений Владимирович.
Спасибо вам за ваше творчество.
Желаем вам переродиться в ваших мирах.
Ушёл всеми любимый писатель и человек.
Он создал множество интересных, увлекательных и захватывающих миров.
Его творчество, его книги навсегда останутся в нашей памяти.
Как и сам Евгений Владимирович.
Его оптимизм, юмор, целеустремленность, открытость.
Царствие небесное вам, Евгений Владимирович.
Спасибо вам за ваше творчество.
Желаем вам переродиться в ваших мирах.
Найдено 7 результатов
Вернуться в «Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1»
- 14 окт 2015, 16:55
- Форум: Архив Проекта "Путевка в жизнь".
- Тема: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
- Ответы: 14
- Просмотры: 21560
- 14 окт 2015, 16:53
- Форум: Архив Проекта "Путевка в жизнь".
- Тема: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
- Ответы: 14
- Просмотры: 21560
Re: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
Mart писал(а):Вы не поняли. "Крючок" - это то, что цепляет читателя, заставляет его читать дальше, чтобы узнать, что же там будет. Что-то яркое, интересное, раскрывающее примерное содержание, направленность текста. Пролог, одним словом.
Спасибо за уточнение, покумекаю, каких именно крючков можно добавить в пролог. :)
- 13 окт 2015, 21:37
- Форум: Архив Проекта "Путевка в жизнь".
- Тема: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
- Ответы: 14
- Просмотры: 21560
Re: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
viktorsun писал(а):Напомнило Андре Нортон. Буду читать.
Ничего себе! Вы мне льстите, да ещё как. :)
Пожалуй, буду раздуваться от гордости, если дальнейшее чтение Вас не разочарует.)- 13 окт 2015, 21:35
- Форум: Архив Проекта "Путевка в жизнь".
- Тема: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
- Ответы: 14
- Просмотры: 21560
Re: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
Mart писал(а):На знаю насчет сюжета, но сам текст отторжения не вызывает. Неплохо. Не без грехов, да, начало довольно банальное - насчет тяжелых туч и серого небо это некий такой пунктик наших авториц. чуть не один в один уже пишут о "серых, тяжелых". Но вообще картинку дает, очень даже недурно. Прошу рецензентов почитать, дать заключение.
ЗЫ Повествование неспешное, и даже очень. Нужен хороший пролог, с "крючком", цепляющим читателя. Иначе...
Огромное спасибо за отзыв. :) "Крючков" в прологе, смею надеяться, два: один ложный, второй истинный.
Буду с нетерпением ждать мнения многоуважаемых рецензентов, а покамест выложу еще несколько глав.
- 13 окт 2015, 20:38
- Форум: Архив Проекта "Путевка в жизнь".
- Тема: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
- Ответы: 14
- Просмотры: 21560
Re: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
Глава 2
***
- Какова цель вашего визита во дворец, Каэрре-хэннум? - вкрадчиво спросил первый визирь калифата, внимательно глядя на меня исподлобья. Его минсенкай-йо был безупречен.
На первый взгляд седой мужчина, подстриженный по ранаханнскому обычаю – сзади кончики волос едва касаются плеч, а длинные пряди у висков достигают широкого пояса – излучал доброжелательность и искренний интерес. Но я ощущала кожей нешуточное напряжение, исходящее от него. Интересно, что же заставило его так нервничать?
Я лучезарно улыбнулась собеседнику, словно пределом моих мечтаний был ответ на этот вопрос. Улыбка вышла немного усталой: мне пришлось выдержать череду аудиенций и бесед со стражниками и визирями всех видов и мастей, ответить на совершенно одинаковые вопросы и превзойти себя в дружелюбии и велеречии, дабы убедить всех в том, что моё желание побывать во дворце безобидно и продиктовано лишь стремлением посмотреть на «Лилию Небес» изнутри и пообщаться с калифом лично. Что ж, сегодня голубка Гвиленны(37) вспорхнула мне на плечо, и теперь я разговаривала с первым визирем.
- Я очень рада оказаться в этом дворце, Аль Эхмат-эгга(38), - одобрительное выражение лица визиря показало мне, что он доволен тем, что я потрудилась заранее выяснить, как его зовут. - Я столько читала о нём, о калифате. Да я буквально брежу Ранаханном!
«Тебе нужно изобразить неподдельный восторг», - строго сказала я себе. – «Представь, как ты достигаешь берегов Призрака».
Я почувствовала, как глаза вспыхнули ярким огнём восторга. Отнеся это на счет прелестей Ранаханна, визирь удовлетворенно склонил голову, показав, что готов выслушать мои дальнейшие восторженные излияния.
Мы сидели друг напротив друга на низких кушетках в приемном покое визиря – просторной комнате, изысканно отделанной яшмой и опалами. На стенах красовались фрески, изображающие сцены из Священной книги, а пол покрывали ковры с мягчайшим ворсом, поглощающим любые звуки. Ранаханн не зря славился на все четыре материка не только искусными оружейниками и ювелирами, но и непревзойденными ковровых дел мастерицами. Позади меня, как недвижимое изваяние, стоял Дарсан, а у двери дежурил рослый стражник с непроницаемым лицом. Очевидно, визирь рассудил, что хрупкая девушка и юноша далеко не самого атлетического сложения не представляют особой опасности. Аль Эхмат вальяжно раскинулся напротив меня, время от времени прикладываясь к трубке кальяна, от которого я вежливо отказалась.
Выпалив фразу и почувствовав, что в ней не хватает накала чувств, я всплеснула руками, будто бы охваченная взволнованным трепетом. Кисейная шаль, накинутая на плечи, всколыхнулась, на миг явив господину Аль Эхмату шею. Визирь заметно покраснел.
- Видите ли, эгга, - продолжила я медовым голосом. - Богатые люди иногда позволяют себе небольшие слабости. Я достаточно богата, чтобы время от времени баловать себя. Для кого-то отрадой является охота, для кого-то - веселые пиры с друзьями...
- А что отрада для вас? - хриплым голосом перебил Аль Эхмат, откладывая трубку кальяна, наклоняясь вперед и пожирая меня глазами. Если я смыслю толк в мужчинах, то можно считать, что и этот не устоял перед моими чарами.
Я расслабленно откинулась на широкую спинку кушетки, томно прикрыла глаза и мягко промурлыкала:
- А я, мой эгга, охотница за редкостями. Немного неожиданное увлечение для женщины, признаю, но кровь закипает, стоит мне увидеть древнюю амфору или статую, извлеченную с морского дна. Ну, а истинное счастье – добавить что-то в свою коллекцию редкостей!
Нет ничего приятнее, чем говорить правду. Пусть даже и капельку завуалированную.
Я порывисто вздохнула и резко выпрямилась. Шаль с легким шелестом соскользнула с моих плеч, явив взору визиря и охранника всю прелесть расшитой бисером и стеклярусом короткой кофточки Назиры, призванной скрывать, а на деле лишь подчеркивающей мои достоинства.
За моей спиной на Дарсана вновь напал приступ кашля. Глаза визиря и его охранника затуманились, обжигая меня недвусмысленными взглядам. Выждав ради закрепления эффекта пару ударов сердца, я стыдливо зарделась и накинула кисею на плечи.
Визирь глубоко вздохнул и начал:
- Каэрре-хэннум, я...
Закончить фразу ему не дали.
За его спиной распахнулась золочёная дверь, инкрустированная сердоликом. В комнате возник еще один обитатель "Лилии".
Не оборачиваясь, я почувствовала, как Дарсана пробила крупная дрожь. Даже без этого было ясно как день, кто перед нами.
На первый взгляд он показался просто огромным, потому что я смотрела на него снизу вверх. Потом стало понятно, что капитан Коннар выше меня лишь на голову.
На моём пути встречалось мало северян, но всех их роднило одно: густые, вьющиеся чёрные волосы, по-волчьи хищные черты лица и массивное телосложение. Капитан Коннар служил ярким образчиком северного народа, отличаясь от своих соплеменников разве что выдубленной жарким солнцем Ранаханна кожей и длинными волосами, не заплетенными по обычаям Севера(39) в косу, а свободно рассыпавшимися по плечам. На вид капитану было около тридцати лет, но угрюмое выражение лица и пронзительные глаза добавляли ещё лет пять.
По острому взгляду, который капитан метнул в нашу сторону, было понятно, что с ним лучше лишний раз не связываться.
А ещё я поняла, что боюсь его. Этот страх рождался где-то глубоко внутри, заставляя конечности цепенеть, а язык – неметь. Это было неожиданно. Мало, кто на этом свете мог испугать меня, однако капитану Коннару это удалось, даже не приложив никаких усилий.
Дарсан скорчился за моей спиной и еле слышно прошептал:
- Хэннум, вы всё ещё уверены, что хотите во дворец?
- Уймись, - одними губами ответила я, продолжая очаровательно улыбаться визирю и краем глаза наблюдая за капитаном. Едва кивнув вытянувшемуся перед ним стражнику, тот подошёл к моему собеседнику и, наклонившись, что-то тихо сказал ему. Визирь виновато посмотрел на меня и, бросив вполголоса недовольное "Я же предупреждал вас!", вновь расплылся в улыбке:
- Каэрре-хэннум, я нижайше прошу прощения за столь неожиданное прерывание нашего разговора. Позвольте представить вам капитана дворцовой стражи Коннара. Капитан, это Каэрре-хэннум, она путешествует со своим слугой. В ближайшие два дня она будет гостить в "Лилии", поэтому я лично прошу обеспечить ей полную безопасность и проследить, чтобы она провела эти три дня с полнейшим удобством.
Значит, мои усилия не пропали даром, и визирь уже всё решил. Кровь вскипела от облегчения и радостного возбуждения. Я смело подняла глаза на капитана, влюблённо улыбнулась и протянула руку.
- Чрезвычайно рада нашему знакомству, капитан.
Коннар на несколько мгновений замешкался с ответом, беспардонно разглядывая меня. В его глазах читался откровенный интерес, смешанный со снисходительной насмешкой. Что ж, его манеры объясняет то, что северные кланы воспринимают женщин как слабых существ второго сорта.
Моя ладонь утонула в пожатии огромной руки. Он сухо бросил без намёка на улыбку:
- Взаимно, Каэрре-хэннум.
Бросив быстрый взгляд на Дарсана, он резко развернулся и вышел. Золотые колокольчики над дверью тихонько звякнули.
Я перевела дух, чувствуя, как предательски трясутся поджилки. Мгновение назад мне отчаянно хотелось визжать и бежать из "Лилии", куда глаза глядят.
Вот только этого не хватало!
Перехватив взгляд недоуменного визиря, я обнаружила, что уже несколько долгих мгновений сижу абсолютно прямо, растянув губы в неестественной улыбке. Стряхнув с себя оцепенение, я устало повела плечами и вздохнула:
- Правильно ли я поняла Вас, Аль Эхмат-эгга, что мне всё-таки дозволено побывать на экскурсии по дворцу?
Первый визирь кивнул и, понизив голос, торжествующе сказал:
- Вы не ослышались, хэннум. Не отказывайте себе ни в чем, чувствуйте себя как дома в течение этих двух дней. Более того, я обещаю лично выхлопотать для вас аудиенцию у калифа!
Он сложил перед собой направленные в мою сторону ладони и устремил поверх них выжидающий взгляд. Внутреннее ликование нарастало толчками. Я даже испугалась, что оно может затуманить разум и отнять способность здраво рассуждать.
Внезапное наблюдение отрезвило меня. На виске визиря быстро-быстро билась синеватая жилка, а высокий лоб покрыли бисерины пота. Он нервничал ещё больше, чем в самом начале нашего разговора! Может быть, я сказала что-то не то? Или же, наоборот, он что-то не договорил?
Тем временем Аль Эхмат встал и жестом предложил нам с Дарсаном проследовать за ним.
- Где вы остановились, хэннум? Я прикажу слуге немедля доставить в "Лилию" ваши вещи.
Я назвала караван-сарай, почувствовав, как внутри зародилось неясное предчувствие чего-то не совсем хорошего. Его тон начал казаться чересчур радушным, а глаза будто бы нарочно искали любой возможности встретиться с моими.
Словно визирь знал, что первый признак лжи – стремление отвести взгляд.
Однако он явно не подозревал, что преувеличенное заглядывание в глаза – это второй.
***
- Не нравится мне всё это, Каэрре-хэннум, - жалобным голосом сказал Дарсан, застывая около меня.
Я предупреждающе приложила палец к губам, тщательно исследуя выделенную нам комнату в восточном крыле дворца. Вернее, полторы комнаты – в дальнем углу за расписной ширмой виднелся дверной проем, за которым обнаружилось небольшое помещение для прислуги. Оно было обставлено значительно скромнее отведённой мне комнаты, однако после бедняцкой лачуги показалось моему спутнику верхом роскоши.
Что касается моей комнаты, то её убранство я бы смело зарисовала и отправила в Королевский театр Алдории для декораций к постановке каких-нибудь "Тайн Восточной ночи". Ковры искуснейшей ручной работы, тяжёлые золотые светильники, благовония, в изобилии курившиеся из специальных подставочек, подушки, вазы с фруктами и сладостями, зеркала... Венчала эти ранаханнские изыски гигантская кровать, в которой при желании уместилась бы целая команда пиратского корабля.
Дарсан вновь попытался заговорить, но я упреждающе покачала головой, взяла с резного столика у кровати лист желтоватой бумаги, перо и быстро написала:
"Нас могут подслушивать. Если хочешь что-то сказать – пиши".
Дарсан глянул на надпись. На его лице проступило непонимающее выражение: письменный минсекай-йо давался мне куда труднее устного. Я испугалась, что мой спутник меня не поймет, но его лоб разгладился, и Дарсан серьёзно кивнул. Затем он взял у меня перо и дописал, старательно выводя каждый символ:
"Ярайки. Они тоже умеют говорить".
Теперь пришла моя очередь морщить лоб. Заметив это, Дарсан быстро изобразил на бумаге странное существо, отдалённо смахивающее на двухголовую ящерицу. Тут я и поняла, что он имеет в виду.
Ярайки или, как их называли в Алдории, эккцеты – крошечные дракониды, уникальные не столько своей двухголовостью, сколько способностью запоминать и имитировать звуки. Их часто можно было встретить в больших городах, где они приводили в бешенство кошек, забираясь под крыши и мяукая оттуда, передразнивая птиц и попискивая крысой. В нашей стране никому ещё не приходило в голову испытать их искусство имитации именно человеческой речи. Похоже, ранаханнцы оказались куда сообразительнее.
Эккцеты отличались чрезвычайной юркостью и потому могли находиться где угодно в нашей комнате.
Я с опаской огляделась и тяжело вздохнула: если они действительно здесь есть, осмотр помещения ничего не даст. Можно немного расслабиться и отдохнуть, дожидаясь приглашения к калифу.
Дарсан же ощутимо нервничал. Он быстро мерил шагами комнату, теребя в руках перо, и время от времени облизывал губы. Я молча следила за ним, пока не почувствовала, как от мельтешения начинает кружиться голова. Странно – я думала, что морская болезнь миновала ещё со времен плавания на корабле Сокола.
- Успокойся, - тихо сказала я. - Думай о приятном, и все тревоги уйдут.
Дарсан смерил меня гневным взглядом.
- Вам легко говорить, хэннум, - начал он, как вдруг раздался стук в дверь.
Юноша ничего не сказал, но судорога, пробежавшая по телу, поведала о его эмоциях красноречивее слов. Я поняла, что открывать придется мне: парень, и без того не находивший себе места, окончательно запаниковал.
- Иди в свою комнату, - посоветовала я. - День уже клонится к вечеру, так что вряд ли нас сегодня позовут к калифу.
Бросив на меня полный благодарности взгляд, Дарсан исчез в помещении для слуг, а я, навесив на лицо одну дежурную улыбку, распахнула дверь.
На пороге обнаружился склонившийся в три погибели слуга - пожилой ранаханнец с густой чёрной бородой, которую кое-где прочертили полоски седины. На нём был ярко-белый халат и тёмно-красная феска со звездой, вышитой над глазом. Рядом стоял мой сундук, а в руках посетитель держал поднос, заваленный разнообразными яствами.
- Великий калиф Теймуран Восьмой счастлив приветствовать вас в своем дворце, Каэрре-хэннум, - монотонным речитативом произнес слуга и вытянул руки с подносом вперед. - Он шлёт вам эти скромные дары ранаханнской земли и приглашает завтра посетить его в Лазурном зале «Лилии» после полуденного азана. Меня зовут Тариб, на эти два дня я буду вашим личным слугой во дворце. У вас есть какие-нибудь распоряжения на сегодня?
Я с жалостью посмотрела на него и прикинула, что от долгого стояния в такой позе точно заболит спина: поднос даже на вид весил прилично. Интересно, как он один справился и с сундуком, и с калифским даром? Хотя ему могли помогать.
- Благодарю вас, Тариб, - улыбнулась я. - Передайте калифу мою глубочайшую благодарность. Я счастлива принять его приглашение. Что же касается распоряжений, то, возможно, нам понадобится что-нибудь через некоторое время. Как вас позвать?
Слуга сунул поднос выскочившему из комнаты Дарсану. Похоже, последний понял, что его опасения оказались призрачными. Тариб с явным наслаждением разогнулся и протянул мне миниатюрный нефритовый свисток в виде капли:
- Подуйте в него, хэннум, если что-то пожелаете. Я услышу, где бы ни находился.
Я с благодарностью приняла безделушку и спрятала её за пазуху. Тариб наклонился, коснувшись ладонями пола у моих туфель, и степенно удалился. Проводив взглядом его неестественно прямую спину, я задумчиво покрутила в пальцах безделушку. Подобные свистки были распространены в богатых домах Алдории – литанээ из дома Нефрит специализировались на подобных штуках, подстраивая их индивидуально под каждого слугу, дабы только он мог услышать зов хозяина.
Я торжествующе повернулась к Дарсану:
- Видишь? Мы произвели неизгладимое впечатление на визиря, раз приглашение подоспело так скоро.
Парень пожал плечами. Он явно не разделял моей радости.
- Осмелюсь предположить, хэннум, что он рассчитывает получить с вас определенного рода... м-м-м... услуги.
Я плотно прикрыла дверь и нахмурилась:
- В какой-то мере я и рассчитывала вызвать у него подобные ожидания. Однако сдаётся мне, ты упомянул об этом неспроста.
Дарсан замялся, выразительно покосившись на лист бумаги. Не усмотрев в нашем разговоре ничего предосудительного, я легкомысленно махнула рукой - говори не таясь.
- Каэрре-хэннум, боюсь, первый визирь принял вас за блудницу, - запнувшись на последнем слове, выпалил юноша и покраснел. Не дождавшись от меня реакции, он продолжил:
- Видите ли, Священная книга предписывает женщинам придерживаться строгих правил поведения и одежды, а вы их почти все нарушили. Вот я и боюсь, что визирь мог превратно истолковать то, как вы себя вели.
- Я же чужеземка! - возмутилась я, прокручивая в голове наш диалог с Аль Эхматом. Кажется, секрет его напряженности был раскрыт.
Дарсан кивнул:
- Конечно, это извиняет вас, однако я думаю, что к встрече с калифом вам следует... м-м-м... подготовиться. Ему могут не понравиться ваши манеры.
- Какие, например? - нетерпеливо спросила я. Дарсан принялся загибать пальцы:
- Наши женщины не смеют смотреть в лицо мужчине, открыто кокетничать с ним, громко говорить или смеяться. Они не имеют права начинать разговор прежде, чем к ним обратятся. И уж конечно, - Дарсан вновь покраснел. - Они не носят таких нарядов.
- Но я-то взяла... в смысле, эту одежду мне одолжила подруга, а она родом из Ранаханна! - у меня пошла кругом голова от сказанного юношей. Похоже, я и в самом деле слегка переборщила с образом взбалмошной богатейки.
Дарсан пожал плечами:
- Наверное, ваша подруга, хэннум, надевала подобное лишь дома или при супруге. Странно, что она не просветила вас относительно правил приличия в Ранаханне. Поверьте, нам оказали неслыханную честь, пустив сюда, да ещё выделив слугу. Обычно о том, чтобы мужчина прислуживал женщине, невозможно и помыслить! На первый раз нам сошла с рук ваша дерзость, но впредь надо быть осторожнее.
Возразить было нечего, поэтому мне оставалось лишь ехидно заметить:
- Между прочим, ты сам ни словом не обмолвился относительно местных обычаев, когда мы только направлялись в "Лилию".
- А вы меня и не спрашивали! - дерзко парировал Дарсан, вздёрнув кверху подбородок. Затем, вспомнив о своём положении, он поспешно опустил голову, ожидая порицания.
Я миролюбиво протянула:
- Хорошо, давай забудем об этом. На этот раз нам предстоит предстать перед самим калифом, и я не хочу, чтобы он мог вообразить себе нечто более того, что есть на самом деле. Давай не мешкать. Расскажи мне всё о традициях и требованиях к поведению женщин.
Лицо Дарсана прояснилось.
- Как скажете, хэннум. Итак, прежде всего, вам нельзя надевать красное, зелёное и белое...(40)
***
Лазурный зал "Лилии Небес" получил своё название благодаря эмали цвета осеннего неба, которой были облицованы стены и потолок зала, плавно уходящий ввысь величавыми изгибами. При попадании в зал создавалось впечатление, что находишься внутри огромной полой луковицы, поставленной стоймя. На стенах сверкали белоснежные ажурные раны(41), запечатлевшие мудрые изречения Великого Пророка из Священной книги (я не поняла ни единого слова, Дарсан шёпотом пояснил мне, что в основном изречения, написанные на древнеранаханнском, содержат свод строгих правил и ограничений для любого правоверного). Раны перемежались небольшими – с ладонь – концентрическими кругами, заключёнными друг в друга. Они шли друг за другом в строгом порядке - самый большой – темно-синий, в нем – белый, и, наконец, самый маленький – ярко-жёлтый. Россыпь таких же кругов виднелась на потолке, создавая впечатление, что я нахожусь под обстрелом сотен глаз. Ощущение было не из приятных. Я невольно поёжилась.
- Это глаза великого Элоаха, да благословён будет он и Пророк его, - прошептал Дарсан, благоговейно глядя вверх. - Они напоминают нам, что Лучезарный видит всё, даже самые сокровенные тайны и помыслы.
Я неопределенно пожала плечами. Теперь понятно, почему по прибытии в Ранаханн этот узор попадался мне на каждом шагу.
"Глаза" не вызвали у меня благоговейного восторга. Возникло лишь желание побыстрее покинуть Зал. К тому же дневной свет, мягко сочащийся из круглого отверстия в вершине "луковицы", падал на «глаза» таким образом, что казалось, будто зрачки шевелятся. Неприятный холодок вновь змейкой юркнул между лопаток. Я поспешила опустить глаза.
Мы стояли на пороге Лазурного Зала, смиренно ожидая калифа. Его царственная особа опаздывала. Перед нами сверкало пустое золочёное кресло. Изящные узоры на нём частично скрывала шкура неизвестного мне животного. Пустовал и Зал, если не считать двух стражников в длинных тёмно-синих халатах, подпоясанных витым золотым шнуром. Они стояли навытяжку по обе стороны двери и, почти не моргая, остекленело глядели перед собой. В руках стражники держали кривые ятаганы, нацеленные в потолок.
Их неподвижность заставила меня вспомнить, что среди пиратов Двух Океанов толковали о глиняных големах, находящихся в услужении ранаханнского калифа. Интересно, это живые люди?
С трудом поборов искушение дотронуться до стражника, я наклонилась к Дарсану, чтобы поделиться своим наблюдением, когда мелодично запели силлы(42). Широкие двери в противоположном конце зала, украшенные фамильным гербом калифа – пустынным тайгором, душащим змею – распахнулись. В Зал величавой поступью вошёл калиф, сопровождаемый первым визирем и тремя слугами, наигрывающими на силлах. В хвосте этой процессии горой высился капитан Коннар, угрюмый, как и в прошлый раз. При взгляде на него внутри всё захолонуло; не то чтобы появление капитана явилось сюрпризом, однако я до последнего надеялась, что у него найдутся дела поважнее присутствия на нашей с калифом неофициальной встрече.
Дарсан сдавленно вздохнул. Я ободряюще коснулась его руки. Он дёрнулся, как от разряда молнии.
- Спокойно, друг мой, - хладнокровно прошептала я. - Обратного пути нет.
***
Теймуран Восьмой оказался субтильным молодым человеком, вряд ли разменявшим третий десяток. Не знаю точно, можно ли ранаханнским калифам брать в гарем родственниц, но у человека, стоящего передо мной, налицо были явные признаки вырождения: бесцветные, чуть навыкате глаза, жидкие тёмно-каштановые волосы и тощая бородка, которой, по всей видимости, придворные цирюльники пытались придать пышность, но не преуспели. Кожа у царственной особы была не смуглая, как у его подданных, а сероватая.
Невыразительная внешность калифа как назло подчёркивалась пышным одеянием: шёлковой белоснежной дисдасой(43), подпоясанной золочёным поясом, расшитым рубинами, поверх которой красовался ярко-алый парчовый жилет. Венчал роскошный туалет калифа причудливый медальон, похожий на двояковыпуклую линзу с матовой поверхностью. Она была оправлена в изысканную серебряную вязь и подвешена на толстую витую цепочку. Медальон меня заинтриговал. Я едва поборола желание прикоснуться к нему кончиками пальцев или хотя бы поближе рассмотреть его.
Скорее всего, его величество исподволь ощущал несоответствие собственной внешности положению. Он сутулился, втягивая голову в плечи и поджимая губы, словно зверёк, почуявший опасность.
"Такой невзрачный, а красивых девушек увозит", - горько усмехнулась я. Будь он обычным человеком, красавицы на него бы не взглянули.
Тем временем Теймуран бесцеремонно разглядывал меня, чуть подняв голову - его затылок едва касался моего уха. Я сохраняла молчание, прижав правую ладонь к груди, чуть наклонив голову и смиренно опустив глаза в пол.
- Мы рады приветствовать Вас в Ранаханне, Каэрре-хэннум, - наконец соблаговолил произнести его величество на минсенкай-йо. Голос у него был низкий и звучный, но лишённый обаяния. Как ветер, завывающий в каминной трубе.
- Великое счастье не только посетить Вашу дивную страну, но и лицезреть её лучезарного правителя и его великолепный дворец, - почтительно пропела я, опускаясь перед калифом на колени и целуя подставленный перстень-печатку. Старинная работа, бирюза и роспись золотом по ней, такой потянет на сто дориев у подпольного ювелира.
Дарсан бухнулся на колени вслед за мной. Черты лица калифа разгладились, показав неподдельное удовольствие от моей хорошо продуманной лести. Правитель Ранаханна указал мне на низенькую скамеечку, услужливо поставленную одним из слуг перед креслом. Скамеечка была крайне неудобной, и, сидя на ней, приходилось задирать голову, чтобы свободно разговаривать с Теймураном Восьмым.
После взаимного обмена любезностями обстановка в Зале разрядилась. Первый визирь занял место позади трона калифа, не забывая бросать на меня пылающие взгляды. Я улыбалась ему краешком рта, мысленно благодаря Дарсана за полезные советы. Длинная, наглухо закрывающая шею и бюст темно-синяя абана изо льна вместе с шёлковыми шароварами придавала уверенности. Волосы я скрутила в тугой узел на затылке и вдела в уши золотые серьги-кольца, решив не перебарщивать с украшениями.
Рядом с визирем стоял капитан Коннар, время от времени обменивающийся с ним сухими отрывистыми фразами. Похоже, эти двое недолюбливали друг друга и принуждены были держаться любезно исключительно по долгу службы.
В мою сторону капитан почти не смотрел, изредка скользя по мне колючим недоверчивым взглядом. Я ему не нравилась. Это сквозило в каждом его движении. Что это – чутьё опытного стражника? Интуиция, подсказывающая, что я не та, за которую себя выдаю? Неважно. Важно то, что капитан – пока единственный человек в "Лилии", представляющий реальную угрозу для нас.
- Кто сей юноша? - спросил калиф, кивнув на Дарсана. Я почувствовала, как тот сжался, и поспешила ответить:
- Мой слуга, о лучезарный калиф. Я купила его на невольничьем рынке в городе Алькутт несколько лет назад, совсем мальчишкой. Признаюсь, некоторое время досадовала, что переплатила – уж больно заморенным был, но сейчас не жалею – старательный, а главное, преданный.
Я толкнула Дарсана, и он понятливо осклабился в широкой улыбке. Калиф кивнул:
- Вы правы, хэннум. В наше время преданность – едва ли не наиважнейшее качество слуги. Как там сказано у Пророка, Аль Эхмат? - с этими словами Теймуран многозначительно посмотрел на визиря. Тот поспешил отвлечься от гипнотизирования меня и подобострастно склонился к своему господину:
- "Верный слуга подобен псу; он также следует за своим хозяином и ценит его жизнь превыше своей. Когда же настанет черед хозяина умирать, помрёт и пёс, дабы сопровождать его к престолу Лучезарного".
- Истинно так! - торжественно провозгласил калиф, а я вздохнула: вот уж не завидую местной прислуге, если даже смерть хозяина обязывает их последовать за ним.
Молчаливый слуга, точь-в-точь Тариб, только помоложе, внёс широкий поднос, заставленный вазочками с изысканными ранаханнскими сладостями и кубками с прохладительными напитками. Подносом обнесли всех, начиная с меня.
- У вас красивое имя, Каэрре-хэннум, - медленно промолвил калиф, отхлебнув из своего кубка и пристально глядя на меня поверх него. - Насколько нам известно, "каэрре" на наречии Кайташеррских Воронов означает "кошка". Вы состоите в родстве с этим племенем?
Почва подо мной моментально стала зыбкой. Представляясь вымышленным именем первый раз, я брякнула то, что пришло на ум. С кочевниками я общалась какое-то время, но мне было невдомёк, что поверхностное знание их языка может сыграть со мной такую злую шутку.
Я отпила из кубка прозрачный медовый напиток, абсолютно не почувствовав вкуса. А калиф оказался полиглотом. Что это - намёк? Или желание втянуть меня в более пространный диалог? В любом случае придётся отвечать наобум с некоторой долей риска.
Я повела плечом, жалея, что не могу отвлечь внимания собеседника старым проверенным способом - "случайно" соскользнувшей лямкой, и открыто улыбнулась калифу:
- Честно говоря, впервые слышу о столь оригинальной трактовке. Спешу обратить внимание лучезарного калифа, что Каэрре - это имя рода. Моё имя, данное при рождении - Кассандра.
"Вот так. Вот и славно. Теперь главное не забыть и не запутаться, если вдруг кому-то из них придёт в голову окликнуть меня по имени", - подумала я, исподволь наблюдая за реакцией калифа. Тот, кажется, остался вполне доволен ответом, вполголоса сказал что-то визирю и нетерпеливым взмахом руки отослал его. Затем вновь приложился к кубку и посмотрел на меня, прищурившись.
- Откуда Вы родом, хэннум?
Я слегка расслабилась: можно на некоторое время отвлечься от придуманной легенды и позволить себе говорить почти правду.
- Из Алдории, о лучезарный, - мой родной остров Коннемара и впрямь состоял в подданстве алдорскому королю. - Поместье моё находится прямо у подножия Зеркальных гор.
Месторасположение своего "поместья" я выбрала не случайно – Зеркальные горы слыли живописнейшим местом, где любила селиться алдорская знать. В последнее десятилетие при дворе было чрезвычайно модным прихвастнуть наличием угодий именно там. Думаю, калиф наслышан об этом, и моё заявление не вызовет лишних подозрений.
- Мы очарованы, Каэрре-хэннум, - вальяжно промолвил Теймуран. - Вы столь же прекрасны, как нам и рассказывали о вас. Позвольте нам полюбопытствовать – что побудило столь прекрасную деву отдаться поискам редкостей, да ещё и в одиночку? Неужели одна лишь любовь к коллекционированию?
В тусклых глазах калифа зажегся едва уловимый огонёк жадного интереса.
- Одним коллекционированием сыт не будешь, - с достоинством ответила я. - Подчас за редкости можно выручить очень неплохие деньги, особенно если хорошо знаешь, кому и что предложить. Что же касается возможных опасностей, то смею заверить лучезарного калифа – у меня надежная охрана. Я не боюсь никого и ничего. Думаю, лихим людям стоит крепко подумать прежде чем дерзнуть напасть на меня.
Капитан Коннар тихо фыркнул, поведя бровью с плохо скрываемым презрением. Калиф отставил кубок и в явном восторге трижды хлопнул в ладоши.
- Браво, хэннум! Клянусь бородой Пророка, я впервые встречаю женщину, суждения которой по разумности почти равны мужским! - слово "почти" неприятно царапнуло, но я уже начала привыкать к обычаям Ранаханна. Тем временем, его величество продолжал:
- Достопочтенный Аль Эхмат передал мне, что Вы желаете осмотреть наш дворец. Мы окажем вам эту маленькую услугу и лично проведем по "Лилии"... Нет-нет, не стоит благодарить нас, - поспешно заметил калиф, когда я радостно привстала. - Это доставит нам одно лишь удовольствие. Следуйте за мной, Каэрре-хэннум. Не будем откладывать.
Теймуран Восьмой степенно поднялся и первым направился к дверям. Следом зашагал капитан стражи. Я задержалась, делая вид, что расправляю края абаны, шепнув Дарсану:
- Когда заглянем в гарем, сохраняй спокойствие, если увидишь Таллию. Помни: ты её не знаешь. Надеюсь, она догадается сдержать бурную радость?
- Я подам знак, - хрипло прошептал юноша и закашлялся. Наверное, от волнения, вызванного аудиенцией, у него пересохло в горле. Я сочувственно покачала головой и подала ему кубок:
- Пей. Сейчас начнется самое трудное и интересное.
- Умеете вы приободрить, хэннум, - слабо улыбнулся парень, жадно набрасываясь на питьё. Я подмигнула ему:
- Ещё как. Поторопимся, не будем заставлять лучезарного калифа ждать.
Дарсан немного отстал, расправляясь с питьём. Я поспешила к высоким – в два моих роста – искусно украшенным дверям. Там меня ждал небольшой сюрприз в лице капитана Коннара. Тот стоял в проходе, любезно придерживая створки. Этот жест так не вязался с его нескрываемой неприязнью, что не было сил сдержаться. Первоначальный страх перед северянином-великаном притупился, оставив вскруживший голову азарт. Мягко улыбнувшись застывшему изваянием наёмнику, я певуче произнесла:
- Капитан Коннар, я чем-то вас обидела?
Его чёрные брови сдвинулись к переносице. Капитан непонимающе воззрился на меня. Я поспешила уточнить:
- Мне постоянно кажется, что вы будто смотрите на меня с неудовольствием. Я бы не хотела, чтобы между нами возникло какое-то недопонимание, раз уж я проведу в "Лилии" какое-то время.
- Вам показалось, хэннум! – холодно перебил меня северянин. - Просто я боюсь, что вы сами не понимаете, во что ввязались.
Коротко поклонившись, капитан стремительно удалился, оставив нас с Дарсаном наедине с поджидавшим невдалеке калифом.
37 - Гвиленна - богиня удачи в коннемарском пантеоне. Изображается прекрасной рыжеволосой женщиной в зелёном платье с белой голубкой на плече. Считается, что если голубка Гвиленны сядет на плечо, человеку будет неизменно сопутствовать удача;
38 - эгга (господин) - почтительное обращение к мужчине;
39 - у подавляющего большинства кланов северных народов с давних времён сохраняется обычай заплетать волосы в косу особым образом, указывая на свою принадлежность к тому или иному роду, семейное положение, название клана и т.д. Подобные косы носят не только мужчины, но и женщины;
40 - красный - цвет крови, зеленый - цвет войны и белый - цвет траура считаются сугубо мужскими и запретными для женщин расцветками в Ранаханне. Для мужчин наоборот приветствуется наличие этих цветов в одежде;
41 - раны - отдельные письменные фразы на языке Ранаханна;
42 - силла - народный музыкальный инструмент Ранаханна. Представляет собой небольшие - с мужскую ладонь - серебряные парные тарелки;
43 - дисдаса - традиционная мужская верхняя одежда, представляющая собой длинную рубаху в пол;
***
- Какова цель вашего визита во дворец, Каэрре-хэннум? - вкрадчиво спросил первый визирь калифата, внимательно глядя на меня исподлобья. Его минсенкай-йо был безупречен.
На первый взгляд седой мужчина, подстриженный по ранаханнскому обычаю – сзади кончики волос едва касаются плеч, а длинные пряди у висков достигают широкого пояса – излучал доброжелательность и искренний интерес. Но я ощущала кожей нешуточное напряжение, исходящее от него. Интересно, что же заставило его так нервничать?
Я лучезарно улыбнулась собеседнику, словно пределом моих мечтаний был ответ на этот вопрос. Улыбка вышла немного усталой: мне пришлось выдержать череду аудиенций и бесед со стражниками и визирями всех видов и мастей, ответить на совершенно одинаковые вопросы и превзойти себя в дружелюбии и велеречии, дабы убедить всех в том, что моё желание побывать во дворце безобидно и продиктовано лишь стремлением посмотреть на «Лилию Небес» изнутри и пообщаться с калифом лично. Что ж, сегодня голубка Гвиленны(37) вспорхнула мне на плечо, и теперь я разговаривала с первым визирем.
- Я очень рада оказаться в этом дворце, Аль Эхмат-эгга(38), - одобрительное выражение лица визиря показало мне, что он доволен тем, что я потрудилась заранее выяснить, как его зовут. - Я столько читала о нём, о калифате. Да я буквально брежу Ранаханном!
«Тебе нужно изобразить неподдельный восторг», - строго сказала я себе. – «Представь, как ты достигаешь берегов Призрака».
Я почувствовала, как глаза вспыхнули ярким огнём восторга. Отнеся это на счет прелестей Ранаханна, визирь удовлетворенно склонил голову, показав, что готов выслушать мои дальнейшие восторженные излияния.
Мы сидели друг напротив друга на низких кушетках в приемном покое визиря – просторной комнате, изысканно отделанной яшмой и опалами. На стенах красовались фрески, изображающие сцены из Священной книги, а пол покрывали ковры с мягчайшим ворсом, поглощающим любые звуки. Ранаханн не зря славился на все четыре материка не только искусными оружейниками и ювелирами, но и непревзойденными ковровых дел мастерицами. Позади меня, как недвижимое изваяние, стоял Дарсан, а у двери дежурил рослый стражник с непроницаемым лицом. Очевидно, визирь рассудил, что хрупкая девушка и юноша далеко не самого атлетического сложения не представляют особой опасности. Аль Эхмат вальяжно раскинулся напротив меня, время от времени прикладываясь к трубке кальяна, от которого я вежливо отказалась.
Выпалив фразу и почувствовав, что в ней не хватает накала чувств, я всплеснула руками, будто бы охваченная взволнованным трепетом. Кисейная шаль, накинутая на плечи, всколыхнулась, на миг явив господину Аль Эхмату шею. Визирь заметно покраснел.
- Видите ли, эгга, - продолжила я медовым голосом. - Богатые люди иногда позволяют себе небольшие слабости. Я достаточно богата, чтобы время от времени баловать себя. Для кого-то отрадой является охота, для кого-то - веселые пиры с друзьями...
- А что отрада для вас? - хриплым голосом перебил Аль Эхмат, откладывая трубку кальяна, наклоняясь вперед и пожирая меня глазами. Если я смыслю толк в мужчинах, то можно считать, что и этот не устоял перед моими чарами.
Я расслабленно откинулась на широкую спинку кушетки, томно прикрыла глаза и мягко промурлыкала:
- А я, мой эгга, охотница за редкостями. Немного неожиданное увлечение для женщины, признаю, но кровь закипает, стоит мне увидеть древнюю амфору или статую, извлеченную с морского дна. Ну, а истинное счастье – добавить что-то в свою коллекцию редкостей!
Нет ничего приятнее, чем говорить правду. Пусть даже и капельку завуалированную.
Я порывисто вздохнула и резко выпрямилась. Шаль с легким шелестом соскользнула с моих плеч, явив взору визиря и охранника всю прелесть расшитой бисером и стеклярусом короткой кофточки Назиры, призванной скрывать, а на деле лишь подчеркивающей мои достоинства.
За моей спиной на Дарсана вновь напал приступ кашля. Глаза визиря и его охранника затуманились, обжигая меня недвусмысленными взглядам. Выждав ради закрепления эффекта пару ударов сердца, я стыдливо зарделась и накинула кисею на плечи.
Визирь глубоко вздохнул и начал:
- Каэрре-хэннум, я...
Закончить фразу ему не дали.
За его спиной распахнулась золочёная дверь, инкрустированная сердоликом. В комнате возник еще один обитатель "Лилии".
Не оборачиваясь, я почувствовала, как Дарсана пробила крупная дрожь. Даже без этого было ясно как день, кто перед нами.
На первый взгляд он показался просто огромным, потому что я смотрела на него снизу вверх. Потом стало понятно, что капитан Коннар выше меня лишь на голову.
На моём пути встречалось мало северян, но всех их роднило одно: густые, вьющиеся чёрные волосы, по-волчьи хищные черты лица и массивное телосложение. Капитан Коннар служил ярким образчиком северного народа, отличаясь от своих соплеменников разве что выдубленной жарким солнцем Ранаханна кожей и длинными волосами, не заплетенными по обычаям Севера(39) в косу, а свободно рассыпавшимися по плечам. На вид капитану было около тридцати лет, но угрюмое выражение лица и пронзительные глаза добавляли ещё лет пять.
По острому взгляду, который капитан метнул в нашу сторону, было понятно, что с ним лучше лишний раз не связываться.
А ещё я поняла, что боюсь его. Этот страх рождался где-то глубоко внутри, заставляя конечности цепенеть, а язык – неметь. Это было неожиданно. Мало, кто на этом свете мог испугать меня, однако капитану Коннару это удалось, даже не приложив никаких усилий.
Дарсан скорчился за моей спиной и еле слышно прошептал:
- Хэннум, вы всё ещё уверены, что хотите во дворец?
- Уймись, - одними губами ответила я, продолжая очаровательно улыбаться визирю и краем глаза наблюдая за капитаном. Едва кивнув вытянувшемуся перед ним стражнику, тот подошёл к моему собеседнику и, наклонившись, что-то тихо сказал ему. Визирь виновато посмотрел на меня и, бросив вполголоса недовольное "Я же предупреждал вас!", вновь расплылся в улыбке:
- Каэрре-хэннум, я нижайше прошу прощения за столь неожиданное прерывание нашего разговора. Позвольте представить вам капитана дворцовой стражи Коннара. Капитан, это Каэрре-хэннум, она путешествует со своим слугой. В ближайшие два дня она будет гостить в "Лилии", поэтому я лично прошу обеспечить ей полную безопасность и проследить, чтобы она провела эти три дня с полнейшим удобством.
Значит, мои усилия не пропали даром, и визирь уже всё решил. Кровь вскипела от облегчения и радостного возбуждения. Я смело подняла глаза на капитана, влюблённо улыбнулась и протянула руку.
- Чрезвычайно рада нашему знакомству, капитан.
Коннар на несколько мгновений замешкался с ответом, беспардонно разглядывая меня. В его глазах читался откровенный интерес, смешанный со снисходительной насмешкой. Что ж, его манеры объясняет то, что северные кланы воспринимают женщин как слабых существ второго сорта.
Моя ладонь утонула в пожатии огромной руки. Он сухо бросил без намёка на улыбку:
- Взаимно, Каэрре-хэннум.
Бросив быстрый взгляд на Дарсана, он резко развернулся и вышел. Золотые колокольчики над дверью тихонько звякнули.
Я перевела дух, чувствуя, как предательски трясутся поджилки. Мгновение назад мне отчаянно хотелось визжать и бежать из "Лилии", куда глаза глядят.
Вот только этого не хватало!
Перехватив взгляд недоуменного визиря, я обнаружила, что уже несколько долгих мгновений сижу абсолютно прямо, растянув губы в неестественной улыбке. Стряхнув с себя оцепенение, я устало повела плечами и вздохнула:
- Правильно ли я поняла Вас, Аль Эхмат-эгга, что мне всё-таки дозволено побывать на экскурсии по дворцу?
Первый визирь кивнул и, понизив голос, торжествующе сказал:
- Вы не ослышались, хэннум. Не отказывайте себе ни в чем, чувствуйте себя как дома в течение этих двух дней. Более того, я обещаю лично выхлопотать для вас аудиенцию у калифа!
Он сложил перед собой направленные в мою сторону ладони и устремил поверх них выжидающий взгляд. Внутреннее ликование нарастало толчками. Я даже испугалась, что оно может затуманить разум и отнять способность здраво рассуждать.
Внезапное наблюдение отрезвило меня. На виске визиря быстро-быстро билась синеватая жилка, а высокий лоб покрыли бисерины пота. Он нервничал ещё больше, чем в самом начале нашего разговора! Может быть, я сказала что-то не то? Или же, наоборот, он что-то не договорил?
Тем временем Аль Эхмат встал и жестом предложил нам с Дарсаном проследовать за ним.
- Где вы остановились, хэннум? Я прикажу слуге немедля доставить в "Лилию" ваши вещи.
Я назвала караван-сарай, почувствовав, как внутри зародилось неясное предчувствие чего-то не совсем хорошего. Его тон начал казаться чересчур радушным, а глаза будто бы нарочно искали любой возможности встретиться с моими.
Словно визирь знал, что первый признак лжи – стремление отвести взгляд.
Однако он явно не подозревал, что преувеличенное заглядывание в глаза – это второй.
***
- Не нравится мне всё это, Каэрре-хэннум, - жалобным голосом сказал Дарсан, застывая около меня.
Я предупреждающе приложила палец к губам, тщательно исследуя выделенную нам комнату в восточном крыле дворца. Вернее, полторы комнаты – в дальнем углу за расписной ширмой виднелся дверной проем, за которым обнаружилось небольшое помещение для прислуги. Оно было обставлено значительно скромнее отведённой мне комнаты, однако после бедняцкой лачуги показалось моему спутнику верхом роскоши.
Что касается моей комнаты, то её убранство я бы смело зарисовала и отправила в Королевский театр Алдории для декораций к постановке каких-нибудь "Тайн Восточной ночи". Ковры искуснейшей ручной работы, тяжёлые золотые светильники, благовония, в изобилии курившиеся из специальных подставочек, подушки, вазы с фруктами и сладостями, зеркала... Венчала эти ранаханнские изыски гигантская кровать, в которой при желании уместилась бы целая команда пиратского корабля.
Дарсан вновь попытался заговорить, но я упреждающе покачала головой, взяла с резного столика у кровати лист желтоватой бумаги, перо и быстро написала:
"Нас могут подслушивать. Если хочешь что-то сказать – пиши".
Дарсан глянул на надпись. На его лице проступило непонимающее выражение: письменный минсекай-йо давался мне куда труднее устного. Я испугалась, что мой спутник меня не поймет, но его лоб разгладился, и Дарсан серьёзно кивнул. Затем он взял у меня перо и дописал, старательно выводя каждый символ:
"Ярайки. Они тоже умеют говорить".
Теперь пришла моя очередь морщить лоб. Заметив это, Дарсан быстро изобразил на бумаге странное существо, отдалённо смахивающее на двухголовую ящерицу. Тут я и поняла, что он имеет в виду.
Ярайки или, как их называли в Алдории, эккцеты – крошечные дракониды, уникальные не столько своей двухголовостью, сколько способностью запоминать и имитировать звуки. Их часто можно было встретить в больших городах, где они приводили в бешенство кошек, забираясь под крыши и мяукая оттуда, передразнивая птиц и попискивая крысой. В нашей стране никому ещё не приходило в голову испытать их искусство имитации именно человеческой речи. Похоже, ранаханнцы оказались куда сообразительнее.
Эккцеты отличались чрезвычайной юркостью и потому могли находиться где угодно в нашей комнате.
Я с опаской огляделась и тяжело вздохнула: если они действительно здесь есть, осмотр помещения ничего не даст. Можно немного расслабиться и отдохнуть, дожидаясь приглашения к калифу.
Дарсан же ощутимо нервничал. Он быстро мерил шагами комнату, теребя в руках перо, и время от времени облизывал губы. Я молча следила за ним, пока не почувствовала, как от мельтешения начинает кружиться голова. Странно – я думала, что морская болезнь миновала ещё со времен плавания на корабле Сокола.
- Успокойся, - тихо сказала я. - Думай о приятном, и все тревоги уйдут.
Дарсан смерил меня гневным взглядом.
- Вам легко говорить, хэннум, - начал он, как вдруг раздался стук в дверь.
Юноша ничего не сказал, но судорога, пробежавшая по телу, поведала о его эмоциях красноречивее слов. Я поняла, что открывать придется мне: парень, и без того не находивший себе места, окончательно запаниковал.
- Иди в свою комнату, - посоветовала я. - День уже клонится к вечеру, так что вряд ли нас сегодня позовут к калифу.
Бросив на меня полный благодарности взгляд, Дарсан исчез в помещении для слуг, а я, навесив на лицо одну дежурную улыбку, распахнула дверь.
На пороге обнаружился склонившийся в три погибели слуга - пожилой ранаханнец с густой чёрной бородой, которую кое-где прочертили полоски седины. На нём был ярко-белый халат и тёмно-красная феска со звездой, вышитой над глазом. Рядом стоял мой сундук, а в руках посетитель держал поднос, заваленный разнообразными яствами.
- Великий калиф Теймуран Восьмой счастлив приветствовать вас в своем дворце, Каэрре-хэннум, - монотонным речитативом произнес слуга и вытянул руки с подносом вперед. - Он шлёт вам эти скромные дары ранаханнской земли и приглашает завтра посетить его в Лазурном зале «Лилии» после полуденного азана. Меня зовут Тариб, на эти два дня я буду вашим личным слугой во дворце. У вас есть какие-нибудь распоряжения на сегодня?
Я с жалостью посмотрела на него и прикинула, что от долгого стояния в такой позе точно заболит спина: поднос даже на вид весил прилично. Интересно, как он один справился и с сундуком, и с калифским даром? Хотя ему могли помогать.
- Благодарю вас, Тариб, - улыбнулась я. - Передайте калифу мою глубочайшую благодарность. Я счастлива принять его приглашение. Что же касается распоряжений, то, возможно, нам понадобится что-нибудь через некоторое время. Как вас позвать?
Слуга сунул поднос выскочившему из комнаты Дарсану. Похоже, последний понял, что его опасения оказались призрачными. Тариб с явным наслаждением разогнулся и протянул мне миниатюрный нефритовый свисток в виде капли:
- Подуйте в него, хэннум, если что-то пожелаете. Я услышу, где бы ни находился.
Я с благодарностью приняла безделушку и спрятала её за пазуху. Тариб наклонился, коснувшись ладонями пола у моих туфель, и степенно удалился. Проводив взглядом его неестественно прямую спину, я задумчиво покрутила в пальцах безделушку. Подобные свистки были распространены в богатых домах Алдории – литанээ из дома Нефрит специализировались на подобных штуках, подстраивая их индивидуально под каждого слугу, дабы только он мог услышать зов хозяина.
Я торжествующе повернулась к Дарсану:
- Видишь? Мы произвели неизгладимое впечатление на визиря, раз приглашение подоспело так скоро.
Парень пожал плечами. Он явно не разделял моей радости.
- Осмелюсь предположить, хэннум, что он рассчитывает получить с вас определенного рода... м-м-м... услуги.
Я плотно прикрыла дверь и нахмурилась:
- В какой-то мере я и рассчитывала вызвать у него подобные ожидания. Однако сдаётся мне, ты упомянул об этом неспроста.
Дарсан замялся, выразительно покосившись на лист бумаги. Не усмотрев в нашем разговоре ничего предосудительного, я легкомысленно махнула рукой - говори не таясь.
- Каэрре-хэннум, боюсь, первый визирь принял вас за блудницу, - запнувшись на последнем слове, выпалил юноша и покраснел. Не дождавшись от меня реакции, он продолжил:
- Видите ли, Священная книга предписывает женщинам придерживаться строгих правил поведения и одежды, а вы их почти все нарушили. Вот я и боюсь, что визирь мог превратно истолковать то, как вы себя вели.
- Я же чужеземка! - возмутилась я, прокручивая в голове наш диалог с Аль Эхматом. Кажется, секрет его напряженности был раскрыт.
Дарсан кивнул:
- Конечно, это извиняет вас, однако я думаю, что к встрече с калифом вам следует... м-м-м... подготовиться. Ему могут не понравиться ваши манеры.
- Какие, например? - нетерпеливо спросила я. Дарсан принялся загибать пальцы:
- Наши женщины не смеют смотреть в лицо мужчине, открыто кокетничать с ним, громко говорить или смеяться. Они не имеют права начинать разговор прежде, чем к ним обратятся. И уж конечно, - Дарсан вновь покраснел. - Они не носят таких нарядов.
- Но я-то взяла... в смысле, эту одежду мне одолжила подруга, а она родом из Ранаханна! - у меня пошла кругом голова от сказанного юношей. Похоже, я и в самом деле слегка переборщила с образом взбалмошной богатейки.
Дарсан пожал плечами:
- Наверное, ваша подруга, хэннум, надевала подобное лишь дома или при супруге. Странно, что она не просветила вас относительно правил приличия в Ранаханне. Поверьте, нам оказали неслыханную честь, пустив сюда, да ещё выделив слугу. Обычно о том, чтобы мужчина прислуживал женщине, невозможно и помыслить! На первый раз нам сошла с рук ваша дерзость, но впредь надо быть осторожнее.
Возразить было нечего, поэтому мне оставалось лишь ехидно заметить:
- Между прочим, ты сам ни словом не обмолвился относительно местных обычаев, когда мы только направлялись в "Лилию".
- А вы меня и не спрашивали! - дерзко парировал Дарсан, вздёрнув кверху подбородок. Затем, вспомнив о своём положении, он поспешно опустил голову, ожидая порицания.
Я миролюбиво протянула:
- Хорошо, давай забудем об этом. На этот раз нам предстоит предстать перед самим калифом, и я не хочу, чтобы он мог вообразить себе нечто более того, что есть на самом деле. Давай не мешкать. Расскажи мне всё о традициях и требованиях к поведению женщин.
Лицо Дарсана прояснилось.
- Как скажете, хэннум. Итак, прежде всего, вам нельзя надевать красное, зелёное и белое...(40)
***
Лазурный зал "Лилии Небес" получил своё название благодаря эмали цвета осеннего неба, которой были облицованы стены и потолок зала, плавно уходящий ввысь величавыми изгибами. При попадании в зал создавалось впечатление, что находишься внутри огромной полой луковицы, поставленной стоймя. На стенах сверкали белоснежные ажурные раны(41), запечатлевшие мудрые изречения Великого Пророка из Священной книги (я не поняла ни единого слова, Дарсан шёпотом пояснил мне, что в основном изречения, написанные на древнеранаханнском, содержат свод строгих правил и ограничений для любого правоверного). Раны перемежались небольшими – с ладонь – концентрическими кругами, заключёнными друг в друга. Они шли друг за другом в строгом порядке - самый большой – темно-синий, в нем – белый, и, наконец, самый маленький – ярко-жёлтый. Россыпь таких же кругов виднелась на потолке, создавая впечатление, что я нахожусь под обстрелом сотен глаз. Ощущение было не из приятных. Я невольно поёжилась.
- Это глаза великого Элоаха, да благословён будет он и Пророк его, - прошептал Дарсан, благоговейно глядя вверх. - Они напоминают нам, что Лучезарный видит всё, даже самые сокровенные тайны и помыслы.
Я неопределенно пожала плечами. Теперь понятно, почему по прибытии в Ранаханн этот узор попадался мне на каждом шагу.
"Глаза" не вызвали у меня благоговейного восторга. Возникло лишь желание побыстрее покинуть Зал. К тому же дневной свет, мягко сочащийся из круглого отверстия в вершине "луковицы", падал на «глаза» таким образом, что казалось, будто зрачки шевелятся. Неприятный холодок вновь змейкой юркнул между лопаток. Я поспешила опустить глаза.
Мы стояли на пороге Лазурного Зала, смиренно ожидая калифа. Его царственная особа опаздывала. Перед нами сверкало пустое золочёное кресло. Изящные узоры на нём частично скрывала шкура неизвестного мне животного. Пустовал и Зал, если не считать двух стражников в длинных тёмно-синих халатах, подпоясанных витым золотым шнуром. Они стояли навытяжку по обе стороны двери и, почти не моргая, остекленело глядели перед собой. В руках стражники держали кривые ятаганы, нацеленные в потолок.
Их неподвижность заставила меня вспомнить, что среди пиратов Двух Океанов толковали о глиняных големах, находящихся в услужении ранаханнского калифа. Интересно, это живые люди?
С трудом поборов искушение дотронуться до стражника, я наклонилась к Дарсану, чтобы поделиться своим наблюдением, когда мелодично запели силлы(42). Широкие двери в противоположном конце зала, украшенные фамильным гербом калифа – пустынным тайгором, душащим змею – распахнулись. В Зал величавой поступью вошёл калиф, сопровождаемый первым визирем и тремя слугами, наигрывающими на силлах. В хвосте этой процессии горой высился капитан Коннар, угрюмый, как и в прошлый раз. При взгляде на него внутри всё захолонуло; не то чтобы появление капитана явилось сюрпризом, однако я до последнего надеялась, что у него найдутся дела поважнее присутствия на нашей с калифом неофициальной встрече.
Дарсан сдавленно вздохнул. Я ободряюще коснулась его руки. Он дёрнулся, как от разряда молнии.
- Спокойно, друг мой, - хладнокровно прошептала я. - Обратного пути нет.
***
Теймуран Восьмой оказался субтильным молодым человеком, вряд ли разменявшим третий десяток. Не знаю точно, можно ли ранаханнским калифам брать в гарем родственниц, но у человека, стоящего передо мной, налицо были явные признаки вырождения: бесцветные, чуть навыкате глаза, жидкие тёмно-каштановые волосы и тощая бородка, которой, по всей видимости, придворные цирюльники пытались придать пышность, но не преуспели. Кожа у царственной особы была не смуглая, как у его подданных, а сероватая.
Невыразительная внешность калифа как назло подчёркивалась пышным одеянием: шёлковой белоснежной дисдасой(43), подпоясанной золочёным поясом, расшитым рубинами, поверх которой красовался ярко-алый парчовый жилет. Венчал роскошный туалет калифа причудливый медальон, похожий на двояковыпуклую линзу с матовой поверхностью. Она была оправлена в изысканную серебряную вязь и подвешена на толстую витую цепочку. Медальон меня заинтриговал. Я едва поборола желание прикоснуться к нему кончиками пальцев или хотя бы поближе рассмотреть его.
Скорее всего, его величество исподволь ощущал несоответствие собственной внешности положению. Он сутулился, втягивая голову в плечи и поджимая губы, словно зверёк, почуявший опасность.
"Такой невзрачный, а красивых девушек увозит", - горько усмехнулась я. Будь он обычным человеком, красавицы на него бы не взглянули.
Тем временем Теймуран бесцеремонно разглядывал меня, чуть подняв голову - его затылок едва касался моего уха. Я сохраняла молчание, прижав правую ладонь к груди, чуть наклонив голову и смиренно опустив глаза в пол.
- Мы рады приветствовать Вас в Ранаханне, Каэрре-хэннум, - наконец соблаговолил произнести его величество на минсенкай-йо. Голос у него был низкий и звучный, но лишённый обаяния. Как ветер, завывающий в каминной трубе.
- Великое счастье не только посетить Вашу дивную страну, но и лицезреть её лучезарного правителя и его великолепный дворец, - почтительно пропела я, опускаясь перед калифом на колени и целуя подставленный перстень-печатку. Старинная работа, бирюза и роспись золотом по ней, такой потянет на сто дориев у подпольного ювелира.
Дарсан бухнулся на колени вслед за мной. Черты лица калифа разгладились, показав неподдельное удовольствие от моей хорошо продуманной лести. Правитель Ранаханна указал мне на низенькую скамеечку, услужливо поставленную одним из слуг перед креслом. Скамеечка была крайне неудобной, и, сидя на ней, приходилось задирать голову, чтобы свободно разговаривать с Теймураном Восьмым.
После взаимного обмена любезностями обстановка в Зале разрядилась. Первый визирь занял место позади трона калифа, не забывая бросать на меня пылающие взгляды. Я улыбалась ему краешком рта, мысленно благодаря Дарсана за полезные советы. Длинная, наглухо закрывающая шею и бюст темно-синяя абана изо льна вместе с шёлковыми шароварами придавала уверенности. Волосы я скрутила в тугой узел на затылке и вдела в уши золотые серьги-кольца, решив не перебарщивать с украшениями.
Рядом с визирем стоял капитан Коннар, время от времени обменивающийся с ним сухими отрывистыми фразами. Похоже, эти двое недолюбливали друг друга и принуждены были держаться любезно исключительно по долгу службы.
В мою сторону капитан почти не смотрел, изредка скользя по мне колючим недоверчивым взглядом. Я ему не нравилась. Это сквозило в каждом его движении. Что это – чутьё опытного стражника? Интуиция, подсказывающая, что я не та, за которую себя выдаю? Неважно. Важно то, что капитан – пока единственный человек в "Лилии", представляющий реальную угрозу для нас.
- Кто сей юноша? - спросил калиф, кивнув на Дарсана. Я почувствовала, как тот сжался, и поспешила ответить:
- Мой слуга, о лучезарный калиф. Я купила его на невольничьем рынке в городе Алькутт несколько лет назад, совсем мальчишкой. Признаюсь, некоторое время досадовала, что переплатила – уж больно заморенным был, но сейчас не жалею – старательный, а главное, преданный.
Я толкнула Дарсана, и он понятливо осклабился в широкой улыбке. Калиф кивнул:
- Вы правы, хэннум. В наше время преданность – едва ли не наиважнейшее качество слуги. Как там сказано у Пророка, Аль Эхмат? - с этими словами Теймуран многозначительно посмотрел на визиря. Тот поспешил отвлечься от гипнотизирования меня и подобострастно склонился к своему господину:
- "Верный слуга подобен псу; он также следует за своим хозяином и ценит его жизнь превыше своей. Когда же настанет черед хозяина умирать, помрёт и пёс, дабы сопровождать его к престолу Лучезарного".
- Истинно так! - торжественно провозгласил калиф, а я вздохнула: вот уж не завидую местной прислуге, если даже смерть хозяина обязывает их последовать за ним.
Молчаливый слуга, точь-в-точь Тариб, только помоложе, внёс широкий поднос, заставленный вазочками с изысканными ранаханнскими сладостями и кубками с прохладительными напитками. Подносом обнесли всех, начиная с меня.
- У вас красивое имя, Каэрре-хэннум, - медленно промолвил калиф, отхлебнув из своего кубка и пристально глядя на меня поверх него. - Насколько нам известно, "каэрре" на наречии Кайташеррских Воронов означает "кошка". Вы состоите в родстве с этим племенем?
Почва подо мной моментально стала зыбкой. Представляясь вымышленным именем первый раз, я брякнула то, что пришло на ум. С кочевниками я общалась какое-то время, но мне было невдомёк, что поверхностное знание их языка может сыграть со мной такую злую шутку.
Я отпила из кубка прозрачный медовый напиток, абсолютно не почувствовав вкуса. А калиф оказался полиглотом. Что это - намёк? Или желание втянуть меня в более пространный диалог? В любом случае придётся отвечать наобум с некоторой долей риска.
Я повела плечом, жалея, что не могу отвлечь внимания собеседника старым проверенным способом - "случайно" соскользнувшей лямкой, и открыто улыбнулась калифу:
- Честно говоря, впервые слышу о столь оригинальной трактовке. Спешу обратить внимание лучезарного калифа, что Каэрре - это имя рода. Моё имя, данное при рождении - Кассандра.
"Вот так. Вот и славно. Теперь главное не забыть и не запутаться, если вдруг кому-то из них придёт в голову окликнуть меня по имени", - подумала я, исподволь наблюдая за реакцией калифа. Тот, кажется, остался вполне доволен ответом, вполголоса сказал что-то визирю и нетерпеливым взмахом руки отослал его. Затем вновь приложился к кубку и посмотрел на меня, прищурившись.
- Откуда Вы родом, хэннум?
Я слегка расслабилась: можно на некоторое время отвлечься от придуманной легенды и позволить себе говорить почти правду.
- Из Алдории, о лучезарный, - мой родной остров Коннемара и впрямь состоял в подданстве алдорскому королю. - Поместье моё находится прямо у подножия Зеркальных гор.
Месторасположение своего "поместья" я выбрала не случайно – Зеркальные горы слыли живописнейшим местом, где любила селиться алдорская знать. В последнее десятилетие при дворе было чрезвычайно модным прихвастнуть наличием угодий именно там. Думаю, калиф наслышан об этом, и моё заявление не вызовет лишних подозрений.
- Мы очарованы, Каэрре-хэннум, - вальяжно промолвил Теймуран. - Вы столь же прекрасны, как нам и рассказывали о вас. Позвольте нам полюбопытствовать – что побудило столь прекрасную деву отдаться поискам редкостей, да ещё и в одиночку? Неужели одна лишь любовь к коллекционированию?
В тусклых глазах калифа зажегся едва уловимый огонёк жадного интереса.
- Одним коллекционированием сыт не будешь, - с достоинством ответила я. - Подчас за редкости можно выручить очень неплохие деньги, особенно если хорошо знаешь, кому и что предложить. Что же касается возможных опасностей, то смею заверить лучезарного калифа – у меня надежная охрана. Я не боюсь никого и ничего. Думаю, лихим людям стоит крепко подумать прежде чем дерзнуть напасть на меня.
Капитан Коннар тихо фыркнул, поведя бровью с плохо скрываемым презрением. Калиф отставил кубок и в явном восторге трижды хлопнул в ладоши.
- Браво, хэннум! Клянусь бородой Пророка, я впервые встречаю женщину, суждения которой по разумности почти равны мужским! - слово "почти" неприятно царапнуло, но я уже начала привыкать к обычаям Ранаханна. Тем временем, его величество продолжал:
- Достопочтенный Аль Эхмат передал мне, что Вы желаете осмотреть наш дворец. Мы окажем вам эту маленькую услугу и лично проведем по "Лилии"... Нет-нет, не стоит благодарить нас, - поспешно заметил калиф, когда я радостно привстала. - Это доставит нам одно лишь удовольствие. Следуйте за мной, Каэрре-хэннум. Не будем откладывать.
Теймуран Восьмой степенно поднялся и первым направился к дверям. Следом зашагал капитан стражи. Я задержалась, делая вид, что расправляю края абаны, шепнув Дарсану:
- Когда заглянем в гарем, сохраняй спокойствие, если увидишь Таллию. Помни: ты её не знаешь. Надеюсь, она догадается сдержать бурную радость?
- Я подам знак, - хрипло прошептал юноша и закашлялся. Наверное, от волнения, вызванного аудиенцией, у него пересохло в горле. Я сочувственно покачала головой и подала ему кубок:
- Пей. Сейчас начнется самое трудное и интересное.
- Умеете вы приободрить, хэннум, - слабо улыбнулся парень, жадно набрасываясь на питьё. Я подмигнула ему:
- Ещё как. Поторопимся, не будем заставлять лучезарного калифа ждать.
Дарсан немного отстал, расправляясь с питьём. Я поспешила к высоким – в два моих роста – искусно украшенным дверям. Там меня ждал небольшой сюрприз в лице капитана Коннара. Тот стоял в проходе, любезно придерживая створки. Этот жест так не вязался с его нескрываемой неприязнью, что не было сил сдержаться. Первоначальный страх перед северянином-великаном притупился, оставив вскруживший голову азарт. Мягко улыбнувшись застывшему изваянием наёмнику, я певуче произнесла:
- Капитан Коннар, я чем-то вас обидела?
Его чёрные брови сдвинулись к переносице. Капитан непонимающе воззрился на меня. Я поспешила уточнить:
- Мне постоянно кажется, что вы будто смотрите на меня с неудовольствием. Я бы не хотела, чтобы между нами возникло какое-то недопонимание, раз уж я проведу в "Лилии" какое-то время.
- Вам показалось, хэннум! – холодно перебил меня северянин. - Просто я боюсь, что вы сами не понимаете, во что ввязались.
Коротко поклонившись, капитан стремительно удалился, оставив нас с Дарсаном наедине с поджидавшим невдалеке калифом.
37 - Гвиленна - богиня удачи в коннемарском пантеоне. Изображается прекрасной рыжеволосой женщиной в зелёном платье с белой голубкой на плече. Считается, что если голубка Гвиленны сядет на плечо, человеку будет неизменно сопутствовать удача;
38 - эгга (господин) - почтительное обращение к мужчине;
39 - у подавляющего большинства кланов северных народов с давних времён сохраняется обычай заплетать волосы в косу особым образом, указывая на свою принадлежность к тому или иному роду, семейное положение, название клана и т.д. Подобные косы носят не только мужчины, но и женщины;
40 - красный - цвет крови, зеленый - цвет войны и белый - цвет траура считаются сугубо мужскими и запретными для женщин расцветками в Ранаханне. Для мужчин наоборот приветствуется наличие этих цветов в одежде;
41 - раны - отдельные письменные фразы на языке Ранаханна;
42 - силла - народный музыкальный инструмент Ранаханна. Представляет собой небольшие - с мужскую ладонь - серебряные парные тарелки;
43 - дисдаса - традиционная мужская верхняя одежда, представляющая собой длинную рубаху в пол;
- 13 окт 2015, 20:28
- Форум: Архив Проекта "Путевка в жизнь".
- Тема: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
- Ответы: 14
- Просмотры: 21560
Re: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
Часть I. По ту сторону заката
Глава 1
Полгода спустя.
***
Терпко пахло жжёной травой, верблюжьим навозом и горячим песком. Откуда-то доносилась заунывная молитва муаззина(16) - дело близилось к полудню, и скоро должно было начаться ежедневное Восхваление Солнцеликого(17). Надвигалась жара; становилось трудно дышать, в окружающем мареве постепенно начинали расплываться очертания предметов.
Несмотря на это, базарная площадь жила своей обычной жизнью: всё вокруг гудело, толкалось, спорило, торговало и кричало, словно в большом улье. Периодически в толпе чёрными змеями мелькали воришки, слишком быстрые и ловкие, чтобы их можно было схватить.
Дарсан сидел, привалившись к разгорячённой от палящего зноя каменной стене караван-сарая, понуро опустив голову. С того проклятого дня, как увезли Таллию, прошла неделя. Он не сделал ровным счетом ничего, чтобы её вернуть или хотя бы попытаться проникнуть туда, где её держат.
Юноша глухо зарычал. Сердце больно закололо от ощущения полнейшей безнадежности и бессилия. Что же делать? Что такой беспомощный бедняк, как он, может сделать в одиночку? Все, к кому он обращался с этой просьбой, отказали! Разумеется, кто же в здравом уме станет связываться с самим калифом? О Демоны Эмира, у него даже не было денег, чтобы заплатить хотя бы захудалому наёмнику! Последние дэннары(18) ушли на их с Таллией дом.
Он застонал и уткнулся в согнутые колени. Воспоминание о любимой моментально пробудило страшные мысли о том, что с ней могут сделать.
Так что же теперь - головой об камень? Покончить разом со всеми мучениями и отправиться в Дивные Сады(19)? Только вот не пустят туда такого дурака и труса, как он. Как же Таллия? Бросить её в беде? Опустить руки и сдаться?
Отец всегда повторял Дарсану: "Не бывает беспросветной тьмы. Оглянись вокруг, и ты обязательно увидишь лучик света".
Мудрость отца не знала границ. Но смог бы он повторить такое и сейчас?
Раздираемый внутренними противоречиями, Дарсан сдавленно взвыл. Всплеснув руками от переполнявших его эмоций, он схватил первое, что подвернулось под руку – старый глиняный горшок. Ощутив пальцами шершавую поверхность, нагретую солнцем, Дарсан несколько мгновений оцепенело разглядывал его, а затем, выругавшись сквозь зубы, отшвырнул посудину прочь. Горшок с уханьем рассек воздух и стукнулся об угол караван-сарая, развалившись на части с печальным позвякиванием. Один из черепков отлетел и угодил прямо в живот владельцу заведения. Тот в недобрый момент появился в дверях, с поклонами провожая посетителя.
Воздух сотрясся от громогласных ругательств сайборона(20), моментально понявшего, чьих это рук дело. Дарсан инстинктивно втянул голову в плечи. Сердце глухо стукнуло в тусклом подобии облегчения: парень прекрасно понимал, что старый склочник сейчас кликнет городскую стражу, и Дарсана примет в свои прохладные вонючие объятия зиндан(21). Хоть какая-то определённость в жизни.
Старик тем временем продолжал распаляться. Его пестрый халат колыхался на необъятном брюхе, отчего казалось, что вышитые на ткани тайгоры(22) шевелятся.
- Демоново отродье! Да как ты вообще посмел приблизиться к моему почтенному заведению! Как посмел здесь бродяжничать! Сейчас я позову господина Шехмета, и ты...
- Прошу прощения, что прерываю.
Мелодичный голос, которым была сказана эта фраза, принадлежал тому самому посетителю, которого провожал караванщик. Вернее, посетительнице: невысокой темноволосой девушке, плотно закутанной в богато расшитую тёмно-красную накидку.
Оба - и старый караванщик, и Дарсан на мгновение замерли от неожиданности. Воспользовавшись моментом, посетительница караван-сарая положила руку на локоть старика и нежно продолжила, глядя на него восхищёнными глазами:
- Я уверена, что причина столь опрометчивого поступка этого, безусловно, достойного юноши весьма весома. Очевидно, он чем-то расстроен, не правда ли?
Девушка говорила на минсенкай-йо(23), который Дарсан неплохо знал. «Чужеземка», - запоздало понял он. Это объясняло её фривольное поведение по отношению к сайборону. Наверное, она хорошо заплатила ему, раз он столь подобострастно с ней держится. Обычно старик с пренебрежением относился к женщинам, почитая их существами второго сорта и не силясь скрывать этого.
Она повернула голову к Дарсану, и тот невольно зарделся под взглядом её огромных карих глаз, в глубине которых плескались золотые искорки. Неожиданно злость и отчаяние, плотно охватившие его, стали потихоньку отступать.
Поймав его взгляд, чужеземка лукаво подмигнула и отвернулась. Дарсан уставился на неё, оторопев от такого вызывающего жеста. Караванщик взвизгнул, тоже перейдя на минсенкай-йо и тыча в парня пальцем:
- Каэрре-хэннум(24), я этого прохвоста уже не раз видел у стен моего почтенного заведения! Он топчется тут днём и ночью, не иначе как стибрить что-то задумал! Сегодня он в меня камнем попал, а завтра приложит палкой по темени! И потом, вы же тоже могли пострадать! Я вызову стражу, пусть как следует проучат этого недомерка!
Дарсан вновь почувствовал, как к щекам прихлынула кровь, на сей раз от плохо контролируемого гнева.
- Это был всего лишь осколок кувшина! - разъярённо вскричал он, вскакивая на ноги. Молодая хэннум поморщилась. - Я не собирался причинять вам никакого вреда! А вот стражу можете вызвать. Я с превеликим удовольствием поведаю им о гнилой муке в ваших закромах. Вы ещё из неё лепешки печете! А ещё скажу, куда деваются крысы и змеи, которые тут по ночам ползают!
Посетительница караван-сарая звонко расхохоталась. Лицо старого сайборона сначала побледнело, а потом пошло красными пятнами. Он замер, хватая ртом воздух, а затем резко сменил тон и забормотал, мешая ранаханнский и минсенкай:
- В самом деле, я думаю, что стража посчитает причину вызова слишком незначительной, и меня могут самого оштрафовать. Нет, госпожа, мальчишке, конечно, давно пора в зиндан, но все же... О Солнцеликий, да как вообще можно было подумать, что я кормлю постояльцев гнильём…
Девушка с любопытством глядела на него, время от времени бросая мимолётные взгляды на Дарсана и хмуря лоб. Видно было, что её мучили сомнения.
Юноша вновь обессиленно привалился к пыльной стене, ощущая сквозь прорехи горячую от солнца поверхность. Гнев исчез так же быстро, как появился, и он был готов безмолвно принять любой удар хлыста судьбы.
Тем временем, улучив момент, когда караванщик сделает паузу в своих бормотаниях, девушка ловко сунула ему в руку что-то, ярко сверкнувшее на солнце. Старик уставился на ладонь. Сквозь недоумение на его лице медленно проступила алчность, и он воскликнул:
- Золотой альвэннар(25)! Каэрре-хэннум, вы слишком щедры!
- Тс-с-с, - девушка приложила к губам тонкий пальчик. - Давайте не будем поднимать шума. Считайте это платой за те бесценные сведения, что вы мне дали, а также за милосердие, проявленное к этому несчастному мальчику, - она кивнула на Дарсана.
Монета с быстротой молнии исчезла в складках халата старого пройдохи. Он низко поклонился, от души поцеловав край рукава незнакомки:
- Да благословит Вас Солнцеликий, хэннум. Ваша доброта столь же велика, как и ваша красота. Этот юнец должен день и ночь молиться Благословенному пророку(26) за то, что тот милостиво позволил вашим путям соприкоснуться!
Жители калифата Раханнан отличаются привычкой к пространным и цветистым речам, и старый сайборон, видимо, решил излить на Каэрре-хэннум весь свой поток красноречия.
Молодая хэннум явно не была настроена выслушивать разглагольствования. Не особо церемонясь, она резко перебила его:
- Благодарю за понимание, господин Олхан, но я очень тороплюсь!
Поняв, что его велеречие не обернется ещё одной звонкой монетой, сайборон согнул спину в глубоком поклоне, коснувшись ладонями земли, и удалился.
Каэрре-хэннум внимательно проследила за тем, как захлопнулась деревянная дверь, и повернулась к Дарсану.
- Юноша, - серьезно сказала она, погасив обворожительную улыбку. - У меня к тебе важное дело.
***
Прислуга одного из самых богатых караван-сараев Хайсора(27) с любопытством поглядывала на вжавшегося в расписные шёлковые подушки юношу: настолько резким был контраст между его запыленными лохмотьями и роскошной обстановкой заведения.
Я потягивала прохладный лимонный айлэ(28), сидя напротив паренька, и молча смотрела на него, ожидая, пока он немного придёт в себя и заговорит.
Он затравленно оглядывался по сторонам, явно опасаясь раскрыть рот или поднять глаза. Мне это быстро надоело. Я подала ему пиалу из тончайшего фарфора, до краёв наполненную напитком.
- Угощайся.
Он изумленно посмотрел на неё, а затем отважился поднять глаза на меня.
- Что вы, хэннум... А если разобью?
- Это последнее, о чём тебе стоит беспокоиться, - нетерпеливо сказала я. - Ведь за это я заплачу своими деньгами.
Лицо юноши потемнело, заставив пожалеть о последних словах. Из моей головы напрочь вылетело, что в калифате царит патриархат. Позволить женщине оказаться в более привилегированном положении – сильнейшее оскорбление для мужчины. Однако у меня была важная цель, и я решила, что мне как чужестранке будет простительно некоторое пренебрежение местными предрассудками.
- Юноша, - с нажимом повторила я. - Сейчас не время для обид или споров. Мне нужна твоя помощь, и я готова хорошо тебе за неё заплатить.
Лицо парня чуть смягчилось, но тёмно-карие глаза оставались предельно настороженными, как у зверя, застигнутого врасплох.
- Что вы от меня хотите? - тихо спросил он, осторожно принимая у меня пиалу. - Я простой гончар. Дела у меня в последнее время совсем плохи.
Я вздохнула с облегчением. Разговор начал налаживаться.
- Видишь ли, твои гончарные услуги меня совершенно не интересуют, - осторожно сказала я. - Мне нужно кое-что другое.
Он так резко вскинул голову, что я испугалась, как бы он не свалился с подушек. Его лицо залила пепельная бледность:
- Вы... вы намекаете на... но хэннум, у меня есть невеста, и...
Он резко оборвал фразу и судорожно закашлялся, отведя глаза. Несложно было догадаться, что он имеет в виду. Его наивность показалась забавной, что не могло не вызвать искреннего смеха:
- У меня и в мыслях не было покушаться на твою верность невесте! Тут дело в другом.
Я примолкла и огляделась. Роскошный зал, устланный изысканными коврами с раскиданными поверх подушками, пустовал. Прислуга неслышными тенями скользила вдоль стен. Нигде не висели украшения из нефрита, а это значило, что разговоры посетителей никого не интересовали(29). Похоже, можно было беседовать, не таясь.
Я наклонилась к юноше и сказала, доверительно понизив голос:
- Мне нужно проникнуть во дворец калифа.
Пиала не разбилась, но недопитый айлэ мгновенно впитался в нежный ворс.
Передо мной вновь оказались изумленные глаза моего собеседника.
- З-зачем? - выдавил он. Я небрежно пожала плечами:
- Всё просто. У него есть вещь, которая меня очень интересует. Если согласишься, расскажу более подробно.
Парень задумался.
- А если откажусь? Или донесу стражникам о ваших планах?
Я мягко улыбнулась и сладко промурлыкала:
- В первом случае мы распрощаемся и сделаем вид, что не видели друг друга. Во втором... как думаешь, кому больше поверит городская стража: нищему гончару, валяющемуся у стен караван-сарая, или богатой чужеземке? Господин Олхан с удовольствием припомнит им все твои грехи. К тому же, тебе будет очень сложно объяснить, откуда в твоих карманах взялось вот это.
Я подняла левую руку и щёлкнула замочком одного из многочисленных браслетов, позвякивающих на запястье.
- Серебро, кайташерская(30) эмаль, вставки из красного дерева - уверена, зиндан тебе обеспечен.
Парень смотрел на меня с такой тоской, что где-то глубоко внутри шевельнулась жалость. Но её ни в коем случае нельзя было показывать.
Я ласково улыбалась ему, как любимому брату:
- Жду твоего решения.
- Вам не нужно было тратить силы на угрозы, госпожа, - с каким-то глухим отчаянием произнес молодой гончар. - Я бы и так вам помог. Не из-за денег. Великий пророк услышал мои мольбы и послал встречу с вами.
Разговор принял неожиданный оборот. Я недоумённо уставилась на него:
- Что ты имеешь в виду?
- Калиф похитил мою невесту, - тон, которым были произнесены эти слова, обжигал такой ненавистью, что в искренности паренька сомневаться не приходилось. - Он увез её в свой гарем. Я дал себе слово, что вызволю Таллию оттуда любой ценой. Однако уже прошла неделя, а я не смог даже приблизиться к дворцовым воротам. Они защищены могущественными чарами, усиленными тремя отрядами элитных стражников. Я уже начал отчаиваться, когда появились вы.
Юноша умолк, уронив взлохмаченную голову на грудь. Я обдумывала его слова, покусывая согнутый палец.
Не верю в подобные совпадения, хотя мудрецы из горных монастырей княжества Хайань любят поболтать о предопределенности и неслучайности всего сущего. Однако помощь этому юноше станет отличной гарантией того, что он воздержится от желания нанести мне удар в спину. В прямом и переносном смысле.
Чувствуя, что пауза затянулась, я ободряюще улыбнулась собеседнику.
- Я помогу тебе и твоей невесте, если ты объяснишь мне, чем возлюбленная гончара могла заинтересовать калифа, и как он с ней вообще сумел встретиться.
Вместо ответа юноша полез за пазуху и достал крохотный кусочек оникса, оправленный в серебро.
- Сожмите это в ладони, хэннум.
Я выполнила его просьбу. Прохладный металл коснулся кожи, и в следующее мгновение перед глазами вспыхнул образ.
Калифа вполне можно было понять: невеста моего нового знакомца блистала потрясающей красотой. Ни скромная абана(31), ни глубокие тени под огромными глазами не могли умалить яркую, словно оперение ирмени(32), внешность. Густые ресницы, вьющиеся волосы окраски воронова крыла, кокетливая родинка в правом уголке алых губ – разумеется, калиф не устоял перед таким восхитительным соблазном.
Видение провисело в сознании несколько ударов сердца и плавно померкло.
- У нас хватило дэннаров только на недолговечный Камень Памяти, - с сожалением произнес юноша, принимая самоцвет обратно.
Я деликатно промолчала: наверняка, им с невестой попался сердобольный литанээ(33), согласившийся уступить в цене. Не знаю, как в Ранаханне, а в Алдории даже малый Камень Памяти в цене потянет на хорошую двуколку.
- Её зовут Таллия, - мечтательно сказал парень, с нежностью гладя оникс. Я почувствовала слабую неприязнь к калифу и удивилась: его стремление обладать столь экзотическим цветком легко объяснить.
Почувствовав лёгкий стыд за такие мысли, я строго спросила:
- А как твоё имя?
Парень моргнул и поспешно склонил голову, стукнув ладонью по груди:
- Дарсан, Каэрре-хэннум.
- Рада знакомству, Дарсан, - учтиво кивнула я, но своего настоящего имени не открыла. Ни к чему снабжать кого ни попадя лишними сведениями о себе.
Служанка принесла нам поднос с фруктами, многие из которых раньше доводилось видеть только на картинках. Дарсан жадно уставился на блюдо, не решаясь что-то взять. Я небрежно махнула рукой, поддерживая образ искушённой богатейки:
- Можешь брать всё, что захочется. Наш с тобой разговор только начинается.
Юноша мигом схватил огромный персик и замер, устремив на меня настороженный взор. Я поудобнее устроилась на подушках, поправила волосы, звякнув длинными золотыми серёжками, и томно протянула:
- Итак, Дарсан, расскажи мне всё, что тебе известно о калифе.
***
Блюдо давно опустело, но никто не торопился его заменить. Я попросила слуг пока не подходить, боясь спугнуть пылкий настрой Дарсана. Горячо жестикулируя, он рассказывал мне о порядках в калифате, роскошном дворце правителя, носившем по-ранаханнски вычурное название "Лилия Небес", и о привычках его хозяина.
- Когда умер старый калиф, Аббаис Шестнадцатый, мы вздохнули свободнее. Я был ещё маленьким, но помню, как отец постоянно жаловался на непомерные налоги, суровые законы, предписывающие мастеровым отбывать трудовую повинность во дворце четыре раза в месяц, и многое другое. Со смертью Аббаиса стало полегче. Нынешний калиф был молод, и пока ему не исполнилось двадцать, в "Лилии" временно правила его мать, жена Аббаиса. Она отменила повинность, снизила налоги, в общем, сделала всё, чтобы сердца людей смягчились, а жизнь стала легче.
Я уловила сомнение в его голосе и уточнила:
- И при этом она никому не нравилась?
Дарсан неодобрительно цокнул языком и укоризненно покачал головой.
- Каэрре-хэннум, вы не местная, а у нас всем известно: слабой женщине не под силу вынести тяготы государственной власти. К тому же, Солцеликий позволяет женщинам много вольностей, но он бы не потерпел, чтобы нами долго правила старая хэннум. Вот мы и ждали, когда повзрослеет калиф, Теймуран Восьмой.
Его слова мне не понравились совершенно, но я промолчала, поджав губы. Дарсан, видимо, был не очень наблюдательным, потому что он продолжал, как ни в чем не бывало:
- А потом Теймурану исполнилось двадцать. Была пышная коронация. В тот день мне удалось пробраться на главную площадь и даже схватить белую пшеничную лепешку, из тех, что раздавали народу во славу нового калифа. Потом мы поделили её с Таллией – отец мой к тому времени уже умер.
Дарсан мечтательно вздохнул и зажмурился. Из моей груди вырвался тяжёлый вздох: представляю, какая давка была на площади из-за этих лепешек! Отличная идея для начала правления, ничего не скажешь.
- И как вам его правление? - сухо спросила я.
Дарсан нахмурился:
- Первые пару лет было хорошо. Конечно, налоги опять повысили, но не до такой степени, как было при старом калифе. Было ещё несколько странных законов... например, запрещалось держать дома кошек. Калиф приказал создать специальные отряды для их отлова.
- А как же мыши? - удивилась я. Парень пожал плечами:
- С ними неплохо управляются пустынные кайсы.
Он ткнул пальцем вверх. Я подняла голову и увидела тонкую змею древесного цвета. Обвив балку на потолке, она дремала, прикрыв крошечные бусинки глаз.
Меня невольно передёрнуло: ничего не имею против змей, но наблюдать подобную у себя над головой было неприятно.
- А что случилось потом? - спросила я, с трудом оторвавшись от разглядывания своей «соседки». Юноша горько усмехнулся и перешел на еле слышный шепот:
- А затем калиф стал собирать гарем. Ему сватали многих знатных девушек, однако лишь часть из них попала во дворец в качестве его жён. А затем... Затем нам объявили, что многие дочери и сестры будут удостоены чести стать частью гарема. По Хайсору поехали стражники. Они хватали молодых девушек и отправляли их во дворец. Кто-то возвращался оттуда, но ничего не мог вспомнить. Иногда стражников сопровождал Коннар…
- Кто?
- Капитан стражи. Коннар – наёмник откуда-то с севера, но, говорят, предан калифу, как пёс. Он появился спустя полгода после коронации Теймурана и сразу был назначен капитаном.
Я поморщилась и потёрла виски.
- Ничего не понимаю. И вы молча терпите то, как у вас увозят невест, сестёр, дочерей? Почему не пытались возмутиться?
Юноша отвел глаза и пробормотал:
- У Благословенного Пророка сказано: «И да склонитесь перед правителем вашим, и примите от него все его деяния с благодарностью».
Я гневно фыркнула. Интересно, если в один прекрасный день калиф повелит всем своим подданным перерезать себе горло, они безропотно покорятся судьбе? Однако ввязываться в бесполезную дискуссию не хотелось, и я просто махнула рукой:
- Ладно, рассказывай дальше.
Дарсан зябко передернул плечами и стиснул кулаки.
- А затем увезли мою Таллию.
- Как это произошло?
Темные, как сливы, глаза парня сузились, а ноздри раздулись. Мне стало его жаль. Хоть мне и не хотелось тратить время на ненужные подробности, я надеялась разговорить паренька и окончательно расположить его к себе.
- Обычно Таллия пряталась в доме, но тут случился день Большого Базара, - тихо начал Дарсан монотонным голосом, прикрыв глаза. - Мы не могли оставаться в стороне, ведь нужны были деньги. Я встал торговать горшками в Гончарном ряду, а Таллия зазывала посетителей. У нас так принято, Каэрре-хэннум – до замужества женщина может работать наравне с мужчиной.
Я нетерпеливо кивнула, показывая, что мне нужна суть, а не пространные рассуждения.
- Внезапно рядом с Таллией остановилась богатая альхана(34). Оттуда выскочили двое мужчин в форме дворцовых стражников. Один из них воскликнул: "О Эмир, я давно не встречал подобной красотки!" и схватил мою невесту за руку. Таллия стала кричать и вырываться, я кинулся ей на помощь, но один из них достал ятаган и ударил меня….
Дарсан коснулся длинной царапины на лбу и с ненавистью закончил:
- Прилавок перевернули, товар разбили, а меня поколотили. Больше я Таллию не видел.
- Кто такой Эмир? - задумчиво уточнила я, обдумывая печальный рассказ Дарсана. Тот испуганно приложил два пальца ко лбу и отвесил несколько быстрых поклонов в сторону востока:
- Злейший враг Пророка, хэннум. Владыка Демонов Нижнего Царства.
Я кивнула, постукивая пальцем по губам. Дарсан ёрзал на подушках в явном нетерпении.
План, медленно созревавший в моём сознании, нельзя было просто назвать рискованным. Он был авантюрным, балансирующим на грани безумия и безрассудства. Однако я сама выбрала этот путь и эту цель, отступить сейчас – значит, навеки отказаться не только от него, но и от самой себя.
- Вот что, юноша, - медленно проговорила я. - Мы проникнем во дворец калифа и попробуем вытащить твою невесту. Но ты должен поклясться в абсолютной преданности мне и выполнять любое моё требование. Иначе нас обоих может ждать зиндан и казнь. Ты готов?
Тёмные глаза юноши вспыхнули, и я всё поняла ещё до того, как услышала его тихое «да».
***
- Вы с ума сошли, хэннум! Ох, простите, - парень испуганно замолчал и, дрожа, опустил голову. Я снисходительно посмотрела на него, вытягиваясь на роскошной кушетке.
Наш разговор продолжился наверху, в одной из самых богатых комнат караван-сарая. Тщательно проверив помещение на предмет самоцветов, я велела Дарсану накрепко запереть все двери.
Чувствовать себя избалованной богачкой, путешествующей с собственным слугой и не считающей деньги хэллевски приятно! Особенно учитывая, что эти деньги принадлежат не мне.
Дарсана била мелкая дрожь, и мне невольно стало его жалко.
- Успокойся. Наказывать и бить тебя я не собираюсь. Лучше объясни, что тебе не нравится в моем плане? Послы Алдории часто колесят по странам на первом материке. Мне кажется, что прикинуться одним из них не составит особого труда.
Дарсан замахал руками, будто отгоняя назойливую муху, вьющуюся перед лицом:
- Хэннум, вы чужеземка и очень многого не понимаете. Со всеми, кто просит встречи с калифом, сначала беседует стража, а потом калифские визири. Я думаю, что даже самый последний слуга во дворце быстро поймет, что вы не можете быть послом.
- Почему? – недовольно спросила я.
- Да простит меня хэннум, - осторожно пробормотал парень, с опаской поглядывая на меня. - Но даже такой жалкий пес как я понимает, что у послов с собой должна быть какая-нибудь грамота от правителя своей страны.
Я приуныла. Резон в его словах был, а вот грамоты у меня – нет. Похоже, мне следовало поблагодарить Богов, что мне попался такой толковый спутник.
- Откуда ты всё это знаешь? - подозрительно осведомилась я, перебирая в уме варианты проникновения во дворец.
- Тётка прислуживала в «Лилии» несколько лет назад, - безрадостно сообщил парень. - А после того, как мать калифа исчезла, её выгнали.
Он охнул, умолк и быстро глянул на меня, словно испугавшись, что сболтнул лишнего. На меня его заявление не произвело сильного впечатления: голова была занята другим.
- Какого ещё исчезновения? - рассеянно поинтересовалась я.
- Тетка рассказывала, что однажды старая хэннум попросту перестала появляться во дворце, - по всей видимости, Дарсана тоже не особо волновало это известие. - Скорее всего, калиф отослал её за пределы столицы. А потом тётку перестали пускать в «Лилию».
Я молча кивнула. Не могу сказать, что сильно удивлена. Такое встречается у венценосных особ: потенциального соперника по престолу лучше держать подальше от себя. Даже если это мать. Особенно если она уже ранее этот самый престол занимала. Не думаю, что обыкновенная высылка старой хэннум удовлетворила калифа. Скорее всего, с ней обошлись куда жёстче, отправив в далёкий путь без возврата.
- Вернемся к нашим гхалгам(35), - строго сказала я. - Если вариант с послом не подходит, то, может быть, имеет смысл притвориться местными жителями, попросившими аудиенцию калифа по важному вопросу? Тебе-то и притворяться не потребуется, а я нацеплю каэджаб(36). Ты скажешь, что я - твоя немая родственница.
Тут мне пришло в голову, что немой родственнице было бы вовсе не обязательно являться на прием к калифу лично, но об этом следовало умолчать. Дарсан вновь энергично затряс головой:
- С нами калиф беседует раз в месяц, когда луна идет на убыль. Во все остальные дни дальше третьего визиря не пустят.
Я тяжело вздохнула и вновь занялась четками. Дарсан топтался на месте с виноватым видом, словно он был единственным препятствием на пути в «Лилию Небес».
Неожиданно меня осенило, и я торжествующе прищёлкнула пальцами:
- Дарсан, знаешь, что сказал однажды один старый мудрый одноглазый пират?
- Нет... - растерянно протянул юноша, недоумённо глядя на меня.
- Он сказал: "Если не знаешь, как лучше солгать, говори правду". Поэтому мы с тобой и пойдем к калифу говорить правду.
Я лучезарно улыбнулась юноше и подмигнула. Он застыл, как оглушённый.
- Вы напрямую скажете калифу, что пришли за вещью, которая принадлежит ему, и за моей невестой? – медленно проговорил он. Слова падали, как огромные булыжники. - Вы хотите погубить нас, хэннум?
Я укоризненно покачала головой и шутливо погрозила ему пальцем:
- Дарсан, всю правду скажет только круглый дурак. Мы же не дураки, правильно? Поэтому мы просто слегка недоговорим.
Мой обновленный план заключался в следующем: я представлюсь эксцентричной собирательницей древностей, что истинная правда, если взглянуть на мой род занятий под иным углом. Дарсана назову своим слугой (здесь тоже не придётся кривить душой). Остается только полагаться на свою удачу и надеяться, что калиф оценит моё искреннее желание познакомиться поближе с его роскошным дворцом и сокровищницей.
Я в ажитации соскочила с кушетки и придирчиво оглядела себя в большое напольное зеркало. Конечно, алое шёлковое платье и многочисленные драгоценности тончайшей ювелирной работы смотрелись сногсшибательно, но каждая деталь в них вызывающе напоминала об алдорской моде. Будучи в Ранаханне, нужно выглядеть по-ранаханнски.
В соседней комнате стоял сундук, доверху набитый одеждой Назиры - последней во всех смыслах этого слова пассии Сокола. После нашей с ней краткой встречи я посчитала справедливым позаимствовать у этой заносчивой аристократки значительную часть сокровищ и туалетов. С её стороны было крайне неосмотрительно отправляться в путешествие, прихватив всё это с собой.
Я нехорошо усмехнулась. Воспоминание о том, как с Назиры быстро слетел лоск, когда она полетела за борт, доставило мне мрачное удовлетворение. Интересно, она уже придумала способ выбраться с того одинокого острова?
Забывшись на мгновение, я принялась медленно расшнуровывать корсет, собираясь подобрать подходящий для калифского дворца наряд. Очнуться меня заставил надсадный кашель: Дарсан, пунцовый, как море на закате, отчаянно пытался смотреть в сторону.
Я быстро затянула шнуровку и велела:
- Принеси сундук из соседней комнаты и можешь подождать там, пока я подберу платье для визита в «Лилию». Потом отправимся в город и подберем тебе что-нибудь поприличнее этих лохмотьев.
На этот раз Дарсан взглянул на меня с обидой, смешанной с оскорбленной гордостью. Я только вздохнула: разумеется, опять забыла про местный менталитет. Интересно, как здесь вообще умудрялась править исчезнувшая мать калифа?
***
Из соседней комнаты доносилось мерное похрапывание моего новоиспеченного слуги, время от времени прерываемое невнятным бормотанием и болезненным постаныванием. Сквозь тонкие муслиновые занавеси стыдливо проглядывала увядающая луна. Вдалеке пронзительно кричали павлины, и стучала, то приближаясь, то удаляясь, колотушка ночного сторожа.
Духота наполняла комнату и давила на виски. Я лежала поверх расшитого узорами покрывала, скрестив руки под затылком и глядя в шёлковый полог громадной кровати. Сон обходил меня стороной, оставив наедине с луной и мыслями.
Мой план хромал на обе ноги. Я пускалась в абсолютно необдуманное предприятие, полагаясь лишь на свою смекалку и актёрские способности. У меня не было ни внутреннего плана дворца, ни сведений об охранных заклинаниях и возможных ловушках, лишь слова и домыслы Дарсана.
Будто услышав мои мысли, юноша вскрикнул во сне. Я с досадой хлопнула себя по лбу: совсем забыла про своё обещание! Значит, кроме розысков Камня, нам придется шататься по "Лилии" в поисках девицы.
Как же её имя?
Это при том, что у меня совершенно не было даже предположений о путях отступа из дворца.
На миг закралась крамольная мысль: не бросить ли парня на произвол судьбы, после того, как найду то, что нужно? Пусть сам ищет свою красотку, раз ему так хочется.
Однако от этой идеи пришлось отмахнуться. Несмотря на свои не всегда благородные поступки, мне претило обманывать доверившегося мне человека. Наверное, ещё не все в душе окаменело.
Я тяжело вздохнула и перевернулась на бок, бездумно водя пальцем по узорам покрывала. Мысль испуганной птицей метнулась в другую сторону: теперь меня занимал вопрос местного устройства.
Дарсан упоминал о странных законах, издаваемых калифом. Интересно, какой в них смысл? Чем помешали его величеству те же кошки (я слабо усмехнулась, вспомнив своё прозвище)? Может быть, он питает к ним неприязнь с детства? Но закон этот принят недавно. Открытая охота на красивых девушек… Что с ними делают там, в «Лилии небес»? Калиф свихнулся на почве государственной власти? Сумасшедший с браздами правления в руках хуже безумного капитана, направившего корабль в сердце бури.
Я вздрогнула и поёжилась. Несмотря на жаркую духоту, мне стало зябко.
С другой стороны не совсем похоже, чтобы во главе калифата стоял безумец. Народ живет неплохо, его не душат непомерными поборами, не устраивают бессмысленных гонений на инакомыслящих, не пытаются стравить с соседней Алдорией и княжеством Хайянь. Может быть, всем чудачествам его величества есть рациональное объяснение? Или его сдерживают визири?
Что ж, попробую разобраться в этом уже по прибытию во дворец.
Я зевнула. Веки набухли, становясь всё тяжелее и тяжелее, пока не закрылись совсем.
16 - муаззин - тот, кто провозглашает азаны (молитвы) с минарета, восхваляя Солнцеликого. Обычно это происходит пять раз в день: утром, в полдень, после полудня, вечером и ночью;
17 - Солнцеликий (Элоах) - Единый Бог калифата Ранаханн. Теории существования иных богов отвергаются; противником Элоаха выступает Эмир - Повелитель Демонов Нижнего Мира;
18 - дэннар - мелкая серебрянная монета калифата. 50 дэннаров равняются одному золотому альвэннару;
19 - Дивные Сады - загробный мир, благословенная обитель для тех, кто провел свою жизнь в верном служении Солнцеликому;
20 - сайборон - владелец караван-сарая;
21 - зиндан - подземная тюрьма в калифате;
22 - тайгор - шестилапый хищник с буро-желтой шерстью, похожий на пуму;
23 - минсенкай-йо - всеобщее наречие для жителей всех обитаемых земель;
24 - хэннум (госпожа) - почтительное обращение к женщине;
25 - альвэннар - золотая монета в Ранаханне;
26 - Благословенный пророк - единственный пророк, чьими устами говорил Солнцеликий. После смерти пророка все его слова были занесены в Священную книгу Ранаханна;
27 - Хайсор - столица Ранаханна;
28 - айлэ - фруктовый или травяной чай со специями, приготовленный на песке;
29 - нефритовые украшения, изготовленные особым образом, дают владельцу возможность подслушивать разговоры в том месте, где такое украшение размещено;
30 - Кайташер - степная страна, принадлежащая Воронам - племени кочевников. Вороны славятся искусством изготавливать украшения, покрытые особой светящейся в темноте эмалью, которые очень ценятся среди знати;
31 - абана - верхняя просторная женская рубаха из грубой домотканной материи, позволяющая выставлять напоказ лишь кисти рук и щиколотки ног;
32 - ирмень - маленькая экзотическая птица с ярким оперением;
33 - литанээ - Говорящие с Камнями. Разумная раса, имеющая людской облик, но обладающая способностью "разговаривать" с камнями и "видеть" при их помощи;
34 - альхана - крытая повозка;
35 - известная в Алдории поговорка, аналог "вернёмся к нашим баранам". Гхалга - небольшая лесная птица;
36 - каэджаб - верхняя женская одежда, включающая в себя головную накидку, наглухо закрывающую лицо за исключением глаз;
Глава 1
Полгода спустя.
***
Терпко пахло жжёной травой, верблюжьим навозом и горячим песком. Откуда-то доносилась заунывная молитва муаззина(16) - дело близилось к полудню, и скоро должно было начаться ежедневное Восхваление Солнцеликого(17). Надвигалась жара; становилось трудно дышать, в окружающем мареве постепенно начинали расплываться очертания предметов.
Несмотря на это, базарная площадь жила своей обычной жизнью: всё вокруг гудело, толкалось, спорило, торговало и кричало, словно в большом улье. Периодически в толпе чёрными змеями мелькали воришки, слишком быстрые и ловкие, чтобы их можно было схватить.
Дарсан сидел, привалившись к разгорячённой от палящего зноя каменной стене караван-сарая, понуро опустив голову. С того проклятого дня, как увезли Таллию, прошла неделя. Он не сделал ровным счетом ничего, чтобы её вернуть или хотя бы попытаться проникнуть туда, где её держат.
Юноша глухо зарычал. Сердце больно закололо от ощущения полнейшей безнадежности и бессилия. Что же делать? Что такой беспомощный бедняк, как он, может сделать в одиночку? Все, к кому он обращался с этой просьбой, отказали! Разумеется, кто же в здравом уме станет связываться с самим калифом? О Демоны Эмира, у него даже не было денег, чтобы заплатить хотя бы захудалому наёмнику! Последние дэннары(18) ушли на их с Таллией дом.
Он застонал и уткнулся в согнутые колени. Воспоминание о любимой моментально пробудило страшные мысли о том, что с ней могут сделать.
Так что же теперь - головой об камень? Покончить разом со всеми мучениями и отправиться в Дивные Сады(19)? Только вот не пустят туда такого дурака и труса, как он. Как же Таллия? Бросить её в беде? Опустить руки и сдаться?
Отец всегда повторял Дарсану: "Не бывает беспросветной тьмы. Оглянись вокруг, и ты обязательно увидишь лучик света".
Мудрость отца не знала границ. Но смог бы он повторить такое и сейчас?
Раздираемый внутренними противоречиями, Дарсан сдавленно взвыл. Всплеснув руками от переполнявших его эмоций, он схватил первое, что подвернулось под руку – старый глиняный горшок. Ощутив пальцами шершавую поверхность, нагретую солнцем, Дарсан несколько мгновений оцепенело разглядывал его, а затем, выругавшись сквозь зубы, отшвырнул посудину прочь. Горшок с уханьем рассек воздух и стукнулся об угол караван-сарая, развалившись на части с печальным позвякиванием. Один из черепков отлетел и угодил прямо в живот владельцу заведения. Тот в недобрый момент появился в дверях, с поклонами провожая посетителя.
Воздух сотрясся от громогласных ругательств сайборона(20), моментально понявшего, чьих это рук дело. Дарсан инстинктивно втянул голову в плечи. Сердце глухо стукнуло в тусклом подобии облегчения: парень прекрасно понимал, что старый склочник сейчас кликнет городскую стражу, и Дарсана примет в свои прохладные вонючие объятия зиндан(21). Хоть какая-то определённость в жизни.
Старик тем временем продолжал распаляться. Его пестрый халат колыхался на необъятном брюхе, отчего казалось, что вышитые на ткани тайгоры(22) шевелятся.
- Демоново отродье! Да как ты вообще посмел приблизиться к моему почтенному заведению! Как посмел здесь бродяжничать! Сейчас я позову господина Шехмета, и ты...
- Прошу прощения, что прерываю.
Мелодичный голос, которым была сказана эта фраза, принадлежал тому самому посетителю, которого провожал караванщик. Вернее, посетительнице: невысокой темноволосой девушке, плотно закутанной в богато расшитую тёмно-красную накидку.
Оба - и старый караванщик, и Дарсан на мгновение замерли от неожиданности. Воспользовавшись моментом, посетительница караван-сарая положила руку на локоть старика и нежно продолжила, глядя на него восхищёнными глазами:
- Я уверена, что причина столь опрометчивого поступка этого, безусловно, достойного юноши весьма весома. Очевидно, он чем-то расстроен, не правда ли?
Девушка говорила на минсенкай-йо(23), который Дарсан неплохо знал. «Чужеземка», - запоздало понял он. Это объясняло её фривольное поведение по отношению к сайборону. Наверное, она хорошо заплатила ему, раз он столь подобострастно с ней держится. Обычно старик с пренебрежением относился к женщинам, почитая их существами второго сорта и не силясь скрывать этого.
Она повернула голову к Дарсану, и тот невольно зарделся под взглядом её огромных карих глаз, в глубине которых плескались золотые искорки. Неожиданно злость и отчаяние, плотно охватившие его, стали потихоньку отступать.
Поймав его взгляд, чужеземка лукаво подмигнула и отвернулась. Дарсан уставился на неё, оторопев от такого вызывающего жеста. Караванщик взвизгнул, тоже перейдя на минсенкай-йо и тыча в парня пальцем:
- Каэрре-хэннум(24), я этого прохвоста уже не раз видел у стен моего почтенного заведения! Он топчется тут днём и ночью, не иначе как стибрить что-то задумал! Сегодня он в меня камнем попал, а завтра приложит палкой по темени! И потом, вы же тоже могли пострадать! Я вызову стражу, пусть как следует проучат этого недомерка!
Дарсан вновь почувствовал, как к щекам прихлынула кровь, на сей раз от плохо контролируемого гнева.
- Это был всего лишь осколок кувшина! - разъярённо вскричал он, вскакивая на ноги. Молодая хэннум поморщилась. - Я не собирался причинять вам никакого вреда! А вот стражу можете вызвать. Я с превеликим удовольствием поведаю им о гнилой муке в ваших закромах. Вы ещё из неё лепешки печете! А ещё скажу, куда деваются крысы и змеи, которые тут по ночам ползают!
Посетительница караван-сарая звонко расхохоталась. Лицо старого сайборона сначала побледнело, а потом пошло красными пятнами. Он замер, хватая ртом воздух, а затем резко сменил тон и забормотал, мешая ранаханнский и минсенкай:
- В самом деле, я думаю, что стража посчитает причину вызова слишком незначительной, и меня могут самого оштрафовать. Нет, госпожа, мальчишке, конечно, давно пора в зиндан, но все же... О Солнцеликий, да как вообще можно было подумать, что я кормлю постояльцев гнильём…
Девушка с любопытством глядела на него, время от времени бросая мимолётные взгляды на Дарсана и хмуря лоб. Видно было, что её мучили сомнения.
Юноша вновь обессиленно привалился к пыльной стене, ощущая сквозь прорехи горячую от солнца поверхность. Гнев исчез так же быстро, как появился, и он был готов безмолвно принять любой удар хлыста судьбы.
Тем временем, улучив момент, когда караванщик сделает паузу в своих бормотаниях, девушка ловко сунула ему в руку что-то, ярко сверкнувшее на солнце. Старик уставился на ладонь. Сквозь недоумение на его лице медленно проступила алчность, и он воскликнул:
- Золотой альвэннар(25)! Каэрре-хэннум, вы слишком щедры!
- Тс-с-с, - девушка приложила к губам тонкий пальчик. - Давайте не будем поднимать шума. Считайте это платой за те бесценные сведения, что вы мне дали, а также за милосердие, проявленное к этому несчастному мальчику, - она кивнула на Дарсана.
Монета с быстротой молнии исчезла в складках халата старого пройдохи. Он низко поклонился, от души поцеловав край рукава незнакомки:
- Да благословит Вас Солнцеликий, хэннум. Ваша доброта столь же велика, как и ваша красота. Этот юнец должен день и ночь молиться Благословенному пророку(26) за то, что тот милостиво позволил вашим путям соприкоснуться!
Жители калифата Раханнан отличаются привычкой к пространным и цветистым речам, и старый сайборон, видимо, решил излить на Каэрре-хэннум весь свой поток красноречия.
Молодая хэннум явно не была настроена выслушивать разглагольствования. Не особо церемонясь, она резко перебила его:
- Благодарю за понимание, господин Олхан, но я очень тороплюсь!
Поняв, что его велеречие не обернется ещё одной звонкой монетой, сайборон согнул спину в глубоком поклоне, коснувшись ладонями земли, и удалился.
Каэрре-хэннум внимательно проследила за тем, как захлопнулась деревянная дверь, и повернулась к Дарсану.
- Юноша, - серьезно сказала она, погасив обворожительную улыбку. - У меня к тебе важное дело.
***
Прислуга одного из самых богатых караван-сараев Хайсора(27) с любопытством поглядывала на вжавшегося в расписные шёлковые подушки юношу: настолько резким был контраст между его запыленными лохмотьями и роскошной обстановкой заведения.
Я потягивала прохладный лимонный айлэ(28), сидя напротив паренька, и молча смотрела на него, ожидая, пока он немного придёт в себя и заговорит.
Он затравленно оглядывался по сторонам, явно опасаясь раскрыть рот или поднять глаза. Мне это быстро надоело. Я подала ему пиалу из тончайшего фарфора, до краёв наполненную напитком.
- Угощайся.
Он изумленно посмотрел на неё, а затем отважился поднять глаза на меня.
- Что вы, хэннум... А если разобью?
- Это последнее, о чём тебе стоит беспокоиться, - нетерпеливо сказала я. - Ведь за это я заплачу своими деньгами.
Лицо юноши потемнело, заставив пожалеть о последних словах. Из моей головы напрочь вылетело, что в калифате царит патриархат. Позволить женщине оказаться в более привилегированном положении – сильнейшее оскорбление для мужчины. Однако у меня была важная цель, и я решила, что мне как чужестранке будет простительно некоторое пренебрежение местными предрассудками.
- Юноша, - с нажимом повторила я. - Сейчас не время для обид или споров. Мне нужна твоя помощь, и я готова хорошо тебе за неё заплатить.
Лицо парня чуть смягчилось, но тёмно-карие глаза оставались предельно настороженными, как у зверя, застигнутого врасплох.
- Что вы от меня хотите? - тихо спросил он, осторожно принимая у меня пиалу. - Я простой гончар. Дела у меня в последнее время совсем плохи.
Я вздохнула с облегчением. Разговор начал налаживаться.
- Видишь ли, твои гончарные услуги меня совершенно не интересуют, - осторожно сказала я. - Мне нужно кое-что другое.
Он так резко вскинул голову, что я испугалась, как бы он не свалился с подушек. Его лицо залила пепельная бледность:
- Вы... вы намекаете на... но хэннум, у меня есть невеста, и...
Он резко оборвал фразу и судорожно закашлялся, отведя глаза. Несложно было догадаться, что он имеет в виду. Его наивность показалась забавной, что не могло не вызвать искреннего смеха:
- У меня и в мыслях не было покушаться на твою верность невесте! Тут дело в другом.
Я примолкла и огляделась. Роскошный зал, устланный изысканными коврами с раскиданными поверх подушками, пустовал. Прислуга неслышными тенями скользила вдоль стен. Нигде не висели украшения из нефрита, а это значило, что разговоры посетителей никого не интересовали(29). Похоже, можно было беседовать, не таясь.
Я наклонилась к юноше и сказала, доверительно понизив голос:
- Мне нужно проникнуть во дворец калифа.
Пиала не разбилась, но недопитый айлэ мгновенно впитался в нежный ворс.
Передо мной вновь оказались изумленные глаза моего собеседника.
- З-зачем? - выдавил он. Я небрежно пожала плечами:
- Всё просто. У него есть вещь, которая меня очень интересует. Если согласишься, расскажу более подробно.
Парень задумался.
- А если откажусь? Или донесу стражникам о ваших планах?
Я мягко улыбнулась и сладко промурлыкала:
- В первом случае мы распрощаемся и сделаем вид, что не видели друг друга. Во втором... как думаешь, кому больше поверит городская стража: нищему гончару, валяющемуся у стен караван-сарая, или богатой чужеземке? Господин Олхан с удовольствием припомнит им все твои грехи. К тому же, тебе будет очень сложно объяснить, откуда в твоих карманах взялось вот это.
Я подняла левую руку и щёлкнула замочком одного из многочисленных браслетов, позвякивающих на запястье.
- Серебро, кайташерская(30) эмаль, вставки из красного дерева - уверена, зиндан тебе обеспечен.
Парень смотрел на меня с такой тоской, что где-то глубоко внутри шевельнулась жалость. Но её ни в коем случае нельзя было показывать.
Я ласково улыбалась ему, как любимому брату:
- Жду твоего решения.
- Вам не нужно было тратить силы на угрозы, госпожа, - с каким-то глухим отчаянием произнес молодой гончар. - Я бы и так вам помог. Не из-за денег. Великий пророк услышал мои мольбы и послал встречу с вами.
Разговор принял неожиданный оборот. Я недоумённо уставилась на него:
- Что ты имеешь в виду?
- Калиф похитил мою невесту, - тон, которым были произнесены эти слова, обжигал такой ненавистью, что в искренности паренька сомневаться не приходилось. - Он увез её в свой гарем. Я дал себе слово, что вызволю Таллию оттуда любой ценой. Однако уже прошла неделя, а я не смог даже приблизиться к дворцовым воротам. Они защищены могущественными чарами, усиленными тремя отрядами элитных стражников. Я уже начал отчаиваться, когда появились вы.
Юноша умолк, уронив взлохмаченную голову на грудь. Я обдумывала его слова, покусывая согнутый палец.
Не верю в подобные совпадения, хотя мудрецы из горных монастырей княжества Хайань любят поболтать о предопределенности и неслучайности всего сущего. Однако помощь этому юноше станет отличной гарантией того, что он воздержится от желания нанести мне удар в спину. В прямом и переносном смысле.
Чувствуя, что пауза затянулась, я ободряюще улыбнулась собеседнику.
- Я помогу тебе и твоей невесте, если ты объяснишь мне, чем возлюбленная гончара могла заинтересовать калифа, и как он с ней вообще сумел встретиться.
Вместо ответа юноша полез за пазуху и достал крохотный кусочек оникса, оправленный в серебро.
- Сожмите это в ладони, хэннум.
Я выполнила его просьбу. Прохладный металл коснулся кожи, и в следующее мгновение перед глазами вспыхнул образ.
Калифа вполне можно было понять: невеста моего нового знакомца блистала потрясающей красотой. Ни скромная абана(31), ни глубокие тени под огромными глазами не могли умалить яркую, словно оперение ирмени(32), внешность. Густые ресницы, вьющиеся волосы окраски воронова крыла, кокетливая родинка в правом уголке алых губ – разумеется, калиф не устоял перед таким восхитительным соблазном.
Видение провисело в сознании несколько ударов сердца и плавно померкло.
- У нас хватило дэннаров только на недолговечный Камень Памяти, - с сожалением произнес юноша, принимая самоцвет обратно.
Я деликатно промолчала: наверняка, им с невестой попался сердобольный литанээ(33), согласившийся уступить в цене. Не знаю, как в Ранаханне, а в Алдории даже малый Камень Памяти в цене потянет на хорошую двуколку.
- Её зовут Таллия, - мечтательно сказал парень, с нежностью гладя оникс. Я почувствовала слабую неприязнь к калифу и удивилась: его стремление обладать столь экзотическим цветком легко объяснить.
Почувствовав лёгкий стыд за такие мысли, я строго спросила:
- А как твоё имя?
Парень моргнул и поспешно склонил голову, стукнув ладонью по груди:
- Дарсан, Каэрре-хэннум.
- Рада знакомству, Дарсан, - учтиво кивнула я, но своего настоящего имени не открыла. Ни к чему снабжать кого ни попадя лишними сведениями о себе.
Служанка принесла нам поднос с фруктами, многие из которых раньше доводилось видеть только на картинках. Дарсан жадно уставился на блюдо, не решаясь что-то взять. Я небрежно махнула рукой, поддерживая образ искушённой богатейки:
- Можешь брать всё, что захочется. Наш с тобой разговор только начинается.
Юноша мигом схватил огромный персик и замер, устремив на меня настороженный взор. Я поудобнее устроилась на подушках, поправила волосы, звякнув длинными золотыми серёжками, и томно протянула:
- Итак, Дарсан, расскажи мне всё, что тебе известно о калифе.
***
Блюдо давно опустело, но никто не торопился его заменить. Я попросила слуг пока не подходить, боясь спугнуть пылкий настрой Дарсана. Горячо жестикулируя, он рассказывал мне о порядках в калифате, роскошном дворце правителя, носившем по-ранаханнски вычурное название "Лилия Небес", и о привычках его хозяина.
- Когда умер старый калиф, Аббаис Шестнадцатый, мы вздохнули свободнее. Я был ещё маленьким, но помню, как отец постоянно жаловался на непомерные налоги, суровые законы, предписывающие мастеровым отбывать трудовую повинность во дворце четыре раза в месяц, и многое другое. Со смертью Аббаиса стало полегче. Нынешний калиф был молод, и пока ему не исполнилось двадцать, в "Лилии" временно правила его мать, жена Аббаиса. Она отменила повинность, снизила налоги, в общем, сделала всё, чтобы сердца людей смягчились, а жизнь стала легче.
Я уловила сомнение в его голосе и уточнила:
- И при этом она никому не нравилась?
Дарсан неодобрительно цокнул языком и укоризненно покачал головой.
- Каэрре-хэннум, вы не местная, а у нас всем известно: слабой женщине не под силу вынести тяготы государственной власти. К тому же, Солцеликий позволяет женщинам много вольностей, но он бы не потерпел, чтобы нами долго правила старая хэннум. Вот мы и ждали, когда повзрослеет калиф, Теймуран Восьмой.
Его слова мне не понравились совершенно, но я промолчала, поджав губы. Дарсан, видимо, был не очень наблюдательным, потому что он продолжал, как ни в чем не бывало:
- А потом Теймурану исполнилось двадцать. Была пышная коронация. В тот день мне удалось пробраться на главную площадь и даже схватить белую пшеничную лепешку, из тех, что раздавали народу во славу нового калифа. Потом мы поделили её с Таллией – отец мой к тому времени уже умер.
Дарсан мечтательно вздохнул и зажмурился. Из моей груди вырвался тяжёлый вздох: представляю, какая давка была на площади из-за этих лепешек! Отличная идея для начала правления, ничего не скажешь.
- И как вам его правление? - сухо спросила я.
Дарсан нахмурился:
- Первые пару лет было хорошо. Конечно, налоги опять повысили, но не до такой степени, как было при старом калифе. Было ещё несколько странных законов... например, запрещалось держать дома кошек. Калиф приказал создать специальные отряды для их отлова.
- А как же мыши? - удивилась я. Парень пожал плечами:
- С ними неплохо управляются пустынные кайсы.
Он ткнул пальцем вверх. Я подняла голову и увидела тонкую змею древесного цвета. Обвив балку на потолке, она дремала, прикрыв крошечные бусинки глаз.
Меня невольно передёрнуло: ничего не имею против змей, но наблюдать подобную у себя над головой было неприятно.
- А что случилось потом? - спросила я, с трудом оторвавшись от разглядывания своей «соседки». Юноша горько усмехнулся и перешел на еле слышный шепот:
- А затем калиф стал собирать гарем. Ему сватали многих знатных девушек, однако лишь часть из них попала во дворец в качестве его жён. А затем... Затем нам объявили, что многие дочери и сестры будут удостоены чести стать частью гарема. По Хайсору поехали стражники. Они хватали молодых девушек и отправляли их во дворец. Кто-то возвращался оттуда, но ничего не мог вспомнить. Иногда стражников сопровождал Коннар…
- Кто?
- Капитан стражи. Коннар – наёмник откуда-то с севера, но, говорят, предан калифу, как пёс. Он появился спустя полгода после коронации Теймурана и сразу был назначен капитаном.
Я поморщилась и потёрла виски.
- Ничего не понимаю. И вы молча терпите то, как у вас увозят невест, сестёр, дочерей? Почему не пытались возмутиться?
Юноша отвел глаза и пробормотал:
- У Благословенного Пророка сказано: «И да склонитесь перед правителем вашим, и примите от него все его деяния с благодарностью».
Я гневно фыркнула. Интересно, если в один прекрасный день калиф повелит всем своим подданным перерезать себе горло, они безропотно покорятся судьбе? Однако ввязываться в бесполезную дискуссию не хотелось, и я просто махнула рукой:
- Ладно, рассказывай дальше.
Дарсан зябко передернул плечами и стиснул кулаки.
- А затем увезли мою Таллию.
- Как это произошло?
Темные, как сливы, глаза парня сузились, а ноздри раздулись. Мне стало его жаль. Хоть мне и не хотелось тратить время на ненужные подробности, я надеялась разговорить паренька и окончательно расположить его к себе.
- Обычно Таллия пряталась в доме, но тут случился день Большого Базара, - тихо начал Дарсан монотонным голосом, прикрыв глаза. - Мы не могли оставаться в стороне, ведь нужны были деньги. Я встал торговать горшками в Гончарном ряду, а Таллия зазывала посетителей. У нас так принято, Каэрре-хэннум – до замужества женщина может работать наравне с мужчиной.
Я нетерпеливо кивнула, показывая, что мне нужна суть, а не пространные рассуждения.
- Внезапно рядом с Таллией остановилась богатая альхана(34). Оттуда выскочили двое мужчин в форме дворцовых стражников. Один из них воскликнул: "О Эмир, я давно не встречал подобной красотки!" и схватил мою невесту за руку. Таллия стала кричать и вырываться, я кинулся ей на помощь, но один из них достал ятаган и ударил меня….
Дарсан коснулся длинной царапины на лбу и с ненавистью закончил:
- Прилавок перевернули, товар разбили, а меня поколотили. Больше я Таллию не видел.
- Кто такой Эмир? - задумчиво уточнила я, обдумывая печальный рассказ Дарсана. Тот испуганно приложил два пальца ко лбу и отвесил несколько быстрых поклонов в сторону востока:
- Злейший враг Пророка, хэннум. Владыка Демонов Нижнего Царства.
Я кивнула, постукивая пальцем по губам. Дарсан ёрзал на подушках в явном нетерпении.
План, медленно созревавший в моём сознании, нельзя было просто назвать рискованным. Он был авантюрным, балансирующим на грани безумия и безрассудства. Однако я сама выбрала этот путь и эту цель, отступить сейчас – значит, навеки отказаться не только от него, но и от самой себя.
- Вот что, юноша, - медленно проговорила я. - Мы проникнем во дворец калифа и попробуем вытащить твою невесту. Но ты должен поклясться в абсолютной преданности мне и выполнять любое моё требование. Иначе нас обоих может ждать зиндан и казнь. Ты готов?
Тёмные глаза юноши вспыхнули, и я всё поняла ещё до того, как услышала его тихое «да».
***
- Вы с ума сошли, хэннум! Ох, простите, - парень испуганно замолчал и, дрожа, опустил голову. Я снисходительно посмотрела на него, вытягиваясь на роскошной кушетке.
Наш разговор продолжился наверху, в одной из самых богатых комнат караван-сарая. Тщательно проверив помещение на предмет самоцветов, я велела Дарсану накрепко запереть все двери.
Чувствовать себя избалованной богачкой, путешествующей с собственным слугой и не считающей деньги хэллевски приятно! Особенно учитывая, что эти деньги принадлежат не мне.
Дарсана била мелкая дрожь, и мне невольно стало его жалко.
- Успокойся. Наказывать и бить тебя я не собираюсь. Лучше объясни, что тебе не нравится в моем плане? Послы Алдории часто колесят по странам на первом материке. Мне кажется, что прикинуться одним из них не составит особого труда.
Дарсан замахал руками, будто отгоняя назойливую муху, вьющуюся перед лицом:
- Хэннум, вы чужеземка и очень многого не понимаете. Со всеми, кто просит встречи с калифом, сначала беседует стража, а потом калифские визири. Я думаю, что даже самый последний слуга во дворце быстро поймет, что вы не можете быть послом.
- Почему? – недовольно спросила я.
- Да простит меня хэннум, - осторожно пробормотал парень, с опаской поглядывая на меня. - Но даже такой жалкий пес как я понимает, что у послов с собой должна быть какая-нибудь грамота от правителя своей страны.
Я приуныла. Резон в его словах был, а вот грамоты у меня – нет. Похоже, мне следовало поблагодарить Богов, что мне попался такой толковый спутник.
- Откуда ты всё это знаешь? - подозрительно осведомилась я, перебирая в уме варианты проникновения во дворец.
- Тётка прислуживала в «Лилии» несколько лет назад, - безрадостно сообщил парень. - А после того, как мать калифа исчезла, её выгнали.
Он охнул, умолк и быстро глянул на меня, словно испугавшись, что сболтнул лишнего. На меня его заявление не произвело сильного впечатления: голова была занята другим.
- Какого ещё исчезновения? - рассеянно поинтересовалась я.
- Тетка рассказывала, что однажды старая хэннум попросту перестала появляться во дворце, - по всей видимости, Дарсана тоже не особо волновало это известие. - Скорее всего, калиф отослал её за пределы столицы. А потом тётку перестали пускать в «Лилию».
Я молча кивнула. Не могу сказать, что сильно удивлена. Такое встречается у венценосных особ: потенциального соперника по престолу лучше держать подальше от себя. Даже если это мать. Особенно если она уже ранее этот самый престол занимала. Не думаю, что обыкновенная высылка старой хэннум удовлетворила калифа. Скорее всего, с ней обошлись куда жёстче, отправив в далёкий путь без возврата.
- Вернемся к нашим гхалгам(35), - строго сказала я. - Если вариант с послом не подходит, то, может быть, имеет смысл притвориться местными жителями, попросившими аудиенцию калифа по важному вопросу? Тебе-то и притворяться не потребуется, а я нацеплю каэджаб(36). Ты скажешь, что я - твоя немая родственница.
Тут мне пришло в голову, что немой родственнице было бы вовсе не обязательно являться на прием к калифу лично, но об этом следовало умолчать. Дарсан вновь энергично затряс головой:
- С нами калиф беседует раз в месяц, когда луна идет на убыль. Во все остальные дни дальше третьего визиря не пустят.
Я тяжело вздохнула и вновь занялась четками. Дарсан топтался на месте с виноватым видом, словно он был единственным препятствием на пути в «Лилию Небес».
Неожиданно меня осенило, и я торжествующе прищёлкнула пальцами:
- Дарсан, знаешь, что сказал однажды один старый мудрый одноглазый пират?
- Нет... - растерянно протянул юноша, недоумённо глядя на меня.
- Он сказал: "Если не знаешь, как лучше солгать, говори правду". Поэтому мы с тобой и пойдем к калифу говорить правду.
Я лучезарно улыбнулась юноше и подмигнула. Он застыл, как оглушённый.
- Вы напрямую скажете калифу, что пришли за вещью, которая принадлежит ему, и за моей невестой? – медленно проговорил он. Слова падали, как огромные булыжники. - Вы хотите погубить нас, хэннум?
Я укоризненно покачала головой и шутливо погрозила ему пальцем:
- Дарсан, всю правду скажет только круглый дурак. Мы же не дураки, правильно? Поэтому мы просто слегка недоговорим.
Мой обновленный план заключался в следующем: я представлюсь эксцентричной собирательницей древностей, что истинная правда, если взглянуть на мой род занятий под иным углом. Дарсана назову своим слугой (здесь тоже не придётся кривить душой). Остается только полагаться на свою удачу и надеяться, что калиф оценит моё искреннее желание познакомиться поближе с его роскошным дворцом и сокровищницей.
Я в ажитации соскочила с кушетки и придирчиво оглядела себя в большое напольное зеркало. Конечно, алое шёлковое платье и многочисленные драгоценности тончайшей ювелирной работы смотрелись сногсшибательно, но каждая деталь в них вызывающе напоминала об алдорской моде. Будучи в Ранаханне, нужно выглядеть по-ранаханнски.
В соседней комнате стоял сундук, доверху набитый одеждой Назиры - последней во всех смыслах этого слова пассии Сокола. После нашей с ней краткой встречи я посчитала справедливым позаимствовать у этой заносчивой аристократки значительную часть сокровищ и туалетов. С её стороны было крайне неосмотрительно отправляться в путешествие, прихватив всё это с собой.
Я нехорошо усмехнулась. Воспоминание о том, как с Назиры быстро слетел лоск, когда она полетела за борт, доставило мне мрачное удовлетворение. Интересно, она уже придумала способ выбраться с того одинокого острова?
Забывшись на мгновение, я принялась медленно расшнуровывать корсет, собираясь подобрать подходящий для калифского дворца наряд. Очнуться меня заставил надсадный кашель: Дарсан, пунцовый, как море на закате, отчаянно пытался смотреть в сторону.
Я быстро затянула шнуровку и велела:
- Принеси сундук из соседней комнаты и можешь подождать там, пока я подберу платье для визита в «Лилию». Потом отправимся в город и подберем тебе что-нибудь поприличнее этих лохмотьев.
На этот раз Дарсан взглянул на меня с обидой, смешанной с оскорбленной гордостью. Я только вздохнула: разумеется, опять забыла про местный менталитет. Интересно, как здесь вообще умудрялась править исчезнувшая мать калифа?
***
Из соседней комнаты доносилось мерное похрапывание моего новоиспеченного слуги, время от времени прерываемое невнятным бормотанием и болезненным постаныванием. Сквозь тонкие муслиновые занавеси стыдливо проглядывала увядающая луна. Вдалеке пронзительно кричали павлины, и стучала, то приближаясь, то удаляясь, колотушка ночного сторожа.
Духота наполняла комнату и давила на виски. Я лежала поверх расшитого узорами покрывала, скрестив руки под затылком и глядя в шёлковый полог громадной кровати. Сон обходил меня стороной, оставив наедине с луной и мыслями.
Мой план хромал на обе ноги. Я пускалась в абсолютно необдуманное предприятие, полагаясь лишь на свою смекалку и актёрские способности. У меня не было ни внутреннего плана дворца, ни сведений об охранных заклинаниях и возможных ловушках, лишь слова и домыслы Дарсана.
Будто услышав мои мысли, юноша вскрикнул во сне. Я с досадой хлопнула себя по лбу: совсем забыла про своё обещание! Значит, кроме розысков Камня, нам придется шататься по "Лилии" в поисках девицы.
Как же её имя?
Это при том, что у меня совершенно не было даже предположений о путях отступа из дворца.
На миг закралась крамольная мысль: не бросить ли парня на произвол судьбы, после того, как найду то, что нужно? Пусть сам ищет свою красотку, раз ему так хочется.
Однако от этой идеи пришлось отмахнуться. Несмотря на свои не всегда благородные поступки, мне претило обманывать доверившегося мне человека. Наверное, ещё не все в душе окаменело.
Я тяжело вздохнула и перевернулась на бок, бездумно водя пальцем по узорам покрывала. Мысль испуганной птицей метнулась в другую сторону: теперь меня занимал вопрос местного устройства.
Дарсан упоминал о странных законах, издаваемых калифом. Интересно, какой в них смысл? Чем помешали его величеству те же кошки (я слабо усмехнулась, вспомнив своё прозвище)? Может быть, он питает к ним неприязнь с детства? Но закон этот принят недавно. Открытая охота на красивых девушек… Что с ними делают там, в «Лилии небес»? Калиф свихнулся на почве государственной власти? Сумасшедший с браздами правления в руках хуже безумного капитана, направившего корабль в сердце бури.
Я вздрогнула и поёжилась. Несмотря на жаркую духоту, мне стало зябко.
С другой стороны не совсем похоже, чтобы во главе калифата стоял безумец. Народ живет неплохо, его не душат непомерными поборами, не устраивают бессмысленных гонений на инакомыслящих, не пытаются стравить с соседней Алдорией и княжеством Хайянь. Может быть, всем чудачествам его величества есть рациональное объяснение? Или его сдерживают визири?
Что ж, попробую разобраться в этом уже по прибытию во дворец.
Я зевнула. Веки набухли, становясь всё тяжелее и тяжелее, пока не закрылись совсем.
16 - муаззин - тот, кто провозглашает азаны (молитвы) с минарета, восхваляя Солнцеликого. Обычно это происходит пять раз в день: утром, в полдень, после полудня, вечером и ночью;
17 - Солнцеликий (Элоах) - Единый Бог калифата Ранаханн. Теории существования иных богов отвергаются; противником Элоаха выступает Эмир - Повелитель Демонов Нижнего Мира;
18 - дэннар - мелкая серебрянная монета калифата. 50 дэннаров равняются одному золотому альвэннару;
19 - Дивные Сады - загробный мир, благословенная обитель для тех, кто провел свою жизнь в верном служении Солнцеликому;
20 - сайборон - владелец караван-сарая;
21 - зиндан - подземная тюрьма в калифате;
22 - тайгор - шестилапый хищник с буро-желтой шерстью, похожий на пуму;
23 - минсенкай-йо - всеобщее наречие для жителей всех обитаемых земель;
24 - хэннум (госпожа) - почтительное обращение к женщине;
25 - альвэннар - золотая монета в Ранаханне;
26 - Благословенный пророк - единственный пророк, чьими устами говорил Солнцеликий. После смерти пророка все его слова были занесены в Священную книгу Ранаханна;
27 - Хайсор - столица Ранаханна;
28 - айлэ - фруктовый или травяной чай со специями, приготовленный на песке;
29 - нефритовые украшения, изготовленные особым образом, дают владельцу возможность подслушивать разговоры в том месте, где такое украшение размещено;
30 - Кайташер - степная страна, принадлежащая Воронам - племени кочевников. Вороны славятся искусством изготавливать украшения, покрытые особой светящейся в темноте эмалью, которые очень ценятся среди знати;
31 - абана - верхняя просторная женская рубаха из грубой домотканной материи, позволяющая выставлять напоказ лишь кисти рук и щиколотки ног;
32 - ирмень - маленькая экзотическая птица с ярким оперением;
33 - литанээ - Говорящие с Камнями. Разумная раса, имеющая людской облик, но обладающая способностью "разговаривать" с камнями и "видеть" при их помощи;
34 - альхана - крытая повозка;
35 - известная в Алдории поговорка, аналог "вернёмся к нашим баранам". Гхалга - небольшая лесная птица;
36 - каэджаб - верхняя женская одежда, включающая в себя головную накидку, наглухо закрывающую лицо за исключением глаз;
- 13 окт 2015, 20:18
- Форум: Архив Проекта "Путевка в жизнь".
- Тема: Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
- Ответы: 14
- Просмотры: 21560
Мария Грас. "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
Название: "Мелиан. Охота Дикой Кошки". Том 1
Автор: Мария Грас
Серия: Магия фэнтези
Объем произведения: 21,8 АЛ
На почту выслала отредактированный текст и синопсис.
[align=right]I will never let that fire in me die…(1)
(“All Our Yesterdays”, гр. Blackmore’s Night)[/align]
Пролог
***
Хмарь.
Тяжёлое сизое небо, нависшее над головой. Оно практически всегда затянуто клубящимися серыми облаками, днём и ночью сочащимися стылой влагой. Иногда идёт настоящий дождь, приходится сидеть дома, замирая от непонятной сосущей тоски и наблюдая, как по стеклу стремительно ползут прозрачные капли. Дождь редко обходится одним днём, и мы вынуждены в свете понурившихся свечей коротать время за шитьём, пересказами одних и тех же скудных деревенских сплетен и долгими промежутками сна.
Земля такая же серая и неприветливая, как небо. Холмистая, угрюмая местность испещрена булыжниками и окаменелыми ракушками, меж которых попадаются пучки жухлой тёмно-жёлтой травы. Кое-где торчат чахлые деревья, листья на которых быстро опадают, как только лето начинает клониться к закату.
Угрюмые кряжистые дольмены, позеленевшие от времени. Они разбросаны по всему острову, и никто в точности не может сказать, кто оставил их после себя. Говорят о каком-то народе, поклонявшемся столь жутким древним богам, что даже их имена было запрещено произносить. Теперь этих богов помнят только маслянисто-чёрные жирные жуки, что нашли убежище в ноздреватых камнях дольменов.
Серые океанские волны, с мерным шумом омывающие берега. Иногда они выбрасывают на скользкий песок обломки кораблей, обрывки одежды и изредка трупы, разбухшие в солёной воде. Это значит, что какому-то кораблю близ наших берегов опять не повезло.
Это моя родина.
Моя Коннемара.
***
Сколько я себя помнила, мать никогда не говорила мне ласковых слов. Она любила лишний раз подчеркнуть, что старшая сестра заслуживает родственного к ней отношения, а я - нет. Порой, дождавшись глухой коннемарской ночи, я подолгу ворочалась и всхлипывала в соломенную подушку, гадая, чем же заслужила такое отношение. Мать и сестра старательно делали вид, что ничего не замечают, однако наверняка прекрасно слышали мой плач.
Только молчали.
Возможно, разгадка крылась в моей внешности. На острове я считалась кем-то вроде выродка.
Жители Коннемары – это непослушные рыжие волосы, взбитые мириадами кудрей, и плотная сеть веснушек, накинутая на белоснежные лица. Одна я раз за разом видела в осколке зеркала, давным-давно найденном на берегу, тёмные волосы, только слегка завивающиеся на концах, загар, намертво въевшийся в кожу (сколько ни терла, он не желал отходить), и желтовато-карие глаза. «Выродок, как есть выродок», - шептала я про себя. Маленькой я постоянно накручивала на палец пряди, щипала себя за щёки, натиралась золой и мыльным корнем, чтобы хоть как-то избавиться от ненавистной внешности. Один раз даже попыталась посыпать волосы тлеющими углями, рассудив, что они придадут им нужный огненный оттенок, но мать вовремя оттащила меня от очага.
Причину своей непохожести на других силилась понять не только я. За спиной злые языки кумушек-соседок нашёптывали о купцах с Коралловых островов, что лежат у второго материка. У них, говорили женщины, были точно такие волосы и глаза. Однако богатые купеческие корабли, похожие на огромные стручки фасоли, последний раз заглядывали в наши края сто пятьдесят лет назад - вряд ли моя мать прожила столько времени, а подобных мне в нашем роду не было.
Торговцы, заглядывающие в нашу глушь, чтобы купить очередную партию овечьих шкур и шерсти (коннемарская порода высоко ценилась зажиточными гражданами Алдории), завидев меня, цокали языками и, не таясь, сообщали, что я очень красива. Красива? Я? Как может быть красива головёшка, вытащенная из потухшего очага? Подобные заявления немедленно поднимались на смех коннемарцами, а мне оставалось только плакать и со всех ног нестись домой, слыша презрительный смех и улюлюканье за спиной, не зная, чего ждать от будущего. Оно виделось туманным и далеким, напоминая предрассветную дымку на берегу; скорее всего, мне было предначертано закончить свои дни в полном одиночестве где-нибудь на окраине нашей деревни, как безумная старуха Молли-Энн, живущая в покосившейся лачуге, кромкой крыши касающейся земли, и не показывающая носа за пределы своего дома до наступления темноты. Едва верхний край солнца скрывался за горизонтом, старуха выскакивала из своей норы и принималась носиться по деревне, время от времени разражаясь бессвязной бранью и швыряя в стены домов пригоршни гальки, обильно сдобренные слюной. Жители деревни боялись выходить из домов с наступлением сумерек, опасаясь попасться бесноватой Молли-Энн по дороге. Мне кажется, с её смертью эта традиция не закончится, и ещё долго люди будут сидеть ночью за плотно задвинутыми деревянными ставнями, шёпотом поминая сумасшедшую Молли-Энн и не пуская на улицу детей после захода солнца.
Иногда после особо тяжёлого дня, когда ведро ледяной воды, вытащенное из колодца, казалось весом с корову, а тюленьи шкуры покрывались мерзкой коричневой коростой, резавшей пальцы при попытке выделки, мне казалось, что вся моя дальнейшая жизнь - неизбежная унылая дорога в серую даль, в конце которой маячит домик Молли-Энн.
Так я думала ровно до того года, когда мне стукнуло семнадцать. В тот год невиданная засуха выкосила траву меж камней, а южный ветер принес в Коннемару страшную заразу, от которой овцы мерли одна за другой. Даже старый знахарь Эйсон не мог ничего поделать, стали поговаривать о гневе безымянных богов.
Летом этого же года на горизонте показались белые паруса корабля, который принес роковые перемены в мою жизнь.
***
- Корабль! Корабль!
Босые пятки Эмхина-младшего, сына кузнеца, дробно простучали по вытертым доскам крыльца. Их вихрастый обладатель влетел в комнату.
Мелиандра, месившая тесто в деревянной кадушке, схватила ложку и, поймав Эмхина за шиворот, с размаху залепила ему по затылку.
- Ай!
Мальчишка завертелся на месте, злобно глядя на мою сестру и шипя угрозы, но её это совершенно не смутило.
- Я сейчас ещё наподдам, если будешь так орать! - рявкнула она, вытирая руки о передник. - Что ты ещё придумал? Какой корабль?
Эмхин украдкой вытер ладонью слезы, бросил ещё один злобный взгляд на сестру и угрюмо буркнул:
- Почем мне знать! Я видел только одно - паруса белые! Он далеко, только из-за горизонта показался.
- С какой именно стороны показался?
Вопрос слетел с моих губ так неожиданно, что я сама растерялась. Обычно в моих предпочтениях заниматься делом в стороне от любых разговоров, не привлекая лишнего внимания: так было проще. И спокойнее.
Сестра и Эмхин вздрогнули и уставились на меня. Повисло тяжёлое молчание, и меня сковало острое желание забиться куда-нибудь в угол.
В глинобитном очаге треснул уголёк, и это немного разрядило напряжённую обстановку.
- С запада, - нехотя сказал мальчик.
- Значит, он направляется со стороны Туманных островов(2), - тихо предположила я, перебирая овечью шерсть. Мелиандра подавила зевок и пробормотала с досадой:
- Какая разница, откуда он прибыл?
- Я слышала, что Туманные острова облюбовали работорговцы, - пробормотала я. - Читала об этом в летописях нашего храма. Если корабль действительно оттуда, то нужно подготовиться. Мне кажется, они держат курс на наш остров, чтобы...
- Мелиан! – резко оборвала меня сестра и швырнула комок теста на доску, взметнув в воздух белые клубы муки. - Что-то ты слишком разговорилась. Возьми-ка кувшин и отнеси отцу, наверняка он уже есть хочет. И поменьше болтай, болтливых никто не любит!
Эта внезапная вспышка совсем меня не удивила. С каждый годом отношение сестры ко мне становилось все хуже и хуже. В последнее время её придирки стали просто невыносимы. Подозреваю, что виноват в этом её жених Квинлан. Никогда не отличавшийся шибко далёким умом, он брякнул в её присутствии, что не будь я "черна, как головёшка", то была бы весьма недурна собой. В тот момент Мелиандра промолчала, но после этого травля усилилась. Ответом ей служило молчание и иногда слабые колкости, что злило сестру ещё больше.
В этот раз я тоже молча кивнула, взяла кувшин и вышла за порог. Вслед полетело недовольное бормотание сестры, скрип старого стола и голос Эмхина: мальчишка вновь принялся разглагольствовать о таинственном корабле.
***
На улицах Коннемары царила непривычная суматоха. Я невольно остановилась у ограды, поняв, что не только меня взволновало судно, появившееся на горизонте. Люди сновали туда-сюда, изредка останавливаясь, дабы перекинуться друг с другом последними слухами. Спешно захлопывались и запирались ставни; домашняя скотина, несмотря на сопротивление, загонялась в стойла. Из-за околицы показалась отара овец, подгоняемая пастухами. Животные недоумённо блеяли, мотали головами и смешно подёргивали куцыми хвостами.
На меня никто не обращал внимания, и я, не увидев нигде отца, поймала пробегающего мимо Квинлана за рукав:
- Что происходит? Ты не видел Шеймуса?
Шеймусом звали отца. Я питала слабую надежду, что он где-нибудь поблизости, чтобы не пришлось покидать деревню. Наверное, легкая паника, витающая повсюду, оказалась заразной, и высовываться за ворота совершенно не хотелось.
Квинлан замедлил шаг, пару мгновений разглядывая меня пустыми глазами, затем собрался с мыслями и протянул:
- А, Мелиан, это ты... Нет, Шеймуса я не встречал. Последний раз мы здоровались утром, он отправился на берег чинить снасти.
- Твой отец до сих пор на берегу, - прогудел позади чей-то бас, и я узнала эддре(3) Лэйдона, главного жреца маленького коннемарского храма Лиара(4).
- Спасибо, эддре, - пробормотала я. Лейдон сочувственно посмотрел на меня с высоты своего внушительного роста:
- Я думаю, что он уже взрослый человек и вполне может добраться до деревни сам. Не стоит тебе сейчас отправляться на берег.
- Почему? - с невольным любопытством спросила я, как всегда зачарованная его низким звучным голосом. Эддре глянул на меня с ласковой снисходительностью, с какой любящие матери смотрят на своих не в меру расшалившихся детей, и спокойно сказал:
- В храмовых свитках Коннемары часто встречаются упоминания о кораблях, которые направляются к острову. Оборачивается это всё грабежами, разбоем и прочей дрянью, которую творят пираты.
Я крепче прижала к себе кувшин. Ничто не пугает так, как твои подспудные опасения, высказанные кем-то вслух.
- Вы всерьёз думаете, что это пираты?
Эддре невесело усмехнулся. В уголках его рта залегли глубокие морщинки.
- Кэйлин(5), не хочу тебя пугать, но это действительно либо контрабандисты, либо пираты. У торговых судов не те паруса, а больше в нашу глушь заглядывать некому. Я поделился своими опасениями с нашим старостой, и он немедленно велел людям прятать скарб.
Я прикусила согнутый палец. Эддре Лэйдон всегда производил впечатление уравновешенного мудрого человека; он, как и отец, в общении никогда не подчеркивал мою непохожесть на других. За это я была им обоим очень признательна.
Я доверяла эддре Лэйдену больше, чем кому бы то ни было.
Если он сказал не совать нос за деревенские ворота, так и следует сделать.
***
С моря потянуло вечерней свежестью, а солнце покатилось к закату, вырывая в низких тучах окошки оранжево-золотого света. Все ценные вещи были рассованы по тайникам, дети - закрыты в домах, а женщины наравне с мужчинами похватали оружие, которое только можно было найти по домам. Почти всё взрослое население Коннемары высыпало на улицу, облепив низкую деревенскую стену. По домам остались лишь дети да древние старики, которым было не под силу перешагнуть порог. Лишь безумная Молли-Энн, почуяв беду, носилась по осиротевшим улицам и что-то выла, встречая в ответ лишь тревожное мычание коров и блеяние овец.
Странное это было зрелище: вереница людей, ощетинившаяся короткими ножами, вилами, косами и топорами. Кое-где даже мелькали давно не чищенные широкие мечи, чудом сохранившиеся с незапамятных времен. Бурые пятна ржавчины покрывали их изогнутые лезвия, но обладатели мечей держались так гордо, словно держали не заржавелую железку, а бесценный ранаханнский(6) клинок.
Я стояла неподалеку от ворот, положив локти на забор, и неотрывно глядела на замерший в море корабль. Ветер донёс до берега громыхание цепи и плеск от упавшего в воду якоря, после чего воцарилась тишина. Корабль едва заметно покачивался на волнах, и больше ничего не происходило. От этого в груди медленно разгоралось взволнованное напряжение, разливая боль прямо под рёбрами. Никто не переговаривался; только изредка вспыхивали взволнованные шепотки.
- Как думаете, чего они ждут? - тоже шёпотом спросила я у стоящего рядом старосты Рэмма. Что-то словно сдавило горло и мешало разговаривать в полный голос.
Он дернул узким плечом и ответил, не поворачивая головы:
- Хэлль(7) их знает. Может быть, что-то обсуждают.
- Или готовят лодку, - послышался сзади по-прежнему спокойный голос эддре Лэйдона. Оказывается, всё это время жрец стоял рядом, а я даже не обратила внимания. Староста бросил на него неприязненный взгляд, но от дальнейшего разговора воздержался.
- Мелиан, а где твоя семья? - неожиданно спросил эддре. Я поджала губы и ответила, стараясь, чтобы мой шёпот звучал как можно более безразлично:
- Мама с сестрой остались дома, а отец стоит где-то там, - я махнула рукой влево. - Мы пришли сюда вместе, но началась суматоха, и мы потеряли друг друга.
На лице эддре отразилось недоумение:
- А зачем ты пошла? Я же предупреждал тебя. Кэйлин, если это действительно пираты, то молодой девушке лучше держаться от них подальше!
Я опустила голову и проговорила:
- Почувствовала, что не смогу сидеть в четырёх стенах в такой момент. Мне жутко, когда я думаю, что снаружи вот-вот произойдет что-то страшное, а я не смогу вовремя спасти себя и родных. Это… это глупо звучит, знаю…
Я смешалась и покраснела от стыда за то, что невольно открыла Лейдону свои потаённые страхи, но он только серьёзно кивнул и одобрительно потрепал меня по плечу. Староста повернулся к нему, явно желая что-то сказать, но его прервал истошный крик:
- От корабля отошла лодка!
***
Они подошли к деревенским воротам, когда уже смеркалось, и синие сумерки размыли очертания предметов. Трепещущее воображение рисовало вооружённых до зубов головорезов, и меня даже постигло разочарование, когда перед стеной появились три безоружных человека обычного худощавого телосложения с плохо различимыми лицами. Об их принадлежности к морским путешественникам говорил лишь загар, намертво въевшийся в кожу, и одежда. Двое носили простые куртки и укороченные штаны, какие любят матросы в алдорских портах. Их товарищ выделялся белеющей в темноте рубашкой, поверх которой был накинут тёмный плащ. Так обожали одеваться капитаны купеческих судов, которые закупали в Коннемаре шерсть.
Незнакомцев встретило напряженное молчание. Люди выжидающе вглядывались в незваных гостей, гадая, что они принесли с собой: добро или зло? Что это - визит вежливости или же коварная ловушка? Я привстала на цыпочки, отчаянно пытаясь получше разглядеть того, что в белой рубашке. Смутное предвкушение чего-то рокового, зародившееся в груди и вытеснившее страх, подсказывало мне, что это очень важно.
Тем временем, он, не подозревая о моём интересе, вскинул обе руки и громко заговорил:
- Достопочтенные жители Коннемары! Видит Пресветлый Лиар, мы не желаем вам зла! Простите за вторжение, но наш корабль направляется к Аэдагге(8), и у нас закончились запасы пищи и воды. Всё, о чем мы просим - дать нам немного еды и наполнить бочки водой. Клянусь всеми подвигами, что совершил Лиар, мы покинем ваш остров и больше никогда не бросим якорь у этих берегов!
Его приятный, с хрипотцой, голос резал густой вечерний воздух, как раскалённый нож - масло. По спине побежали мурашки.
Толпа всколыхнулась в едином вздохе, но уже без враждебности. Скорее, это был вздох облегчения, смешанного с недоверием.
Незнакомец стоял, покорно склонив голову и опустив руки. Он ждал.
- Кто ты такой? – взвился над головами звонкий вопрос. Это подала голос Марта, моя двоюродная тётка по отцу. В западной части Коннемары они с мужем держали лучших овец в деревне.
Мужчина резко вскинул голову:
- Не стану таиться! Мы - честные пираты, никогда не обидевшие ни женщины, ни старика, ни ребенка. Мое имя - Моррис Сокол.
Толпа зашепталась, а от моего сердца окончательно отлегло. В Коннемару доходили слухи о Моррисе Соколе. Торговцы рыбой рассказывали, как его команда грабила суда. Однако никто ни разу не упоминал о том, что капитан Моррис был жесток к их экипажам. Конечно, он не был благородным разбойником, швыряющим мешки золотых дориев(9) к ногам бедняков, но и не вздёргивал людей на реи, как Эдьярд Красный, и не вспарывал пленникам животы, наполняя их морской водой, как Пьетро Волчья Пасть.
Вполголоса посовещавшись с кем-то, Рэмм громко объявил:
- Мы согласны помочь тебе, но с некоторыми условиями.
Моррис кивнул.
- Будет ночлег твоим людям, но только тем, что сейчас стоят рядом с тобой. Остальные проведут ночь на корабле. Поутру мы отправим туда еду и пресную воду. На ночь мы выставим стражу. Не обессудь, но незваным гостям мы не верим.
Моррис поднял руки ладонями вверх.
- О каких обидах Вы говорите? - воскликнул он. - Поверьте, мы бесконечно благодарны Вам, и на вашем месте я бы поступил точно так же!
Ни с того ни с сего меня охватило острое желание посмотреть на пирата поближе, и я принялась проталкиваться к воротам. Люди недовольно шикали, расступаясь с большой неохотой. Напряжение покидало толпу, и она, как огромный ёж, довольно ворча, убирала колючки, почуяв, что опасность миновала.
Староста повелительно взмахнул рукой, призывая к тишине, и люди неохотно подчинились.
- Капитан Сокол, - сказал он. - Вы можете переночевать в доме Шеймуса.
Я потрясенно застыла на месте и почувствовала, как мои ладони вмиг заледенели. Совпадения казались мне чем-то из области фантастики, но то, что наш дом, далеко не самый просторный в округе, станет прибежищем для пиратского капитана, именно в тот момент, когда мне захотелось получше рассмотреть его, казалось слишком невероятным.
Я замерла на месте, растерянно массируя пальцы. События не думали ждать: через пару ударов сердца стало известно, что спутников капитана приютят Конрад и Шейдэр - два рыбака. После этого замысел старосты стал понятен: все наши три дома находились в разных концах деревни. Конечно, крайне наивно было полагать, что капитан и его товарищи не найдут способа встретиться при надобности, но что они, безоружные, смогут предпринять втроём против целой деревни?
Ворота распахнулись, и к ним хлынул людской поток. Никто не хотел пропустить даже самую малейшую возможность развлечься, а в Коннемаре редко происходит что-то интересное. Готова держать пари, что визит Морриса Сокола будет обсуждаться ещё долгие годы. Конечно, если сегодня ночью всё пройдет гладко.
Я тоже рванулась к воротам, но меня быстро оттёрли в сторону. Поняв, что ещё чуть-чуть, и мне перемелют руки и ноги, я развернулась и начала проталкиваться в обратную сторону, стремясь как можно быстрее покинуть бурлящий и хрипящий поток.
В конце концов, что терять? На капитана можно посмотреть и дома.
***
Чистое бельё поскрипывало, покачиваясь на ветру. Мелиандра стояла спиной к улице и швыряла в ивовую корзину простыни, ловко перекидывая их через верёвку. Калитка скрипнула, и сестра резко обернулась. Мне стало не по себе, и я робко улыбнулась:
- Отец уже дома?
- Можно подумать, ты с ним не встретилась, - процедила Мелиандра сквозь зубы. Я покачала головой:
- Разве ты не слышала, что произошло?
Сестра рванула простынь с верёвки, и та жалобно заскрипела:
- Ты думаешь, я просто так с бельем вожусь?
Она выпрямилась, вытерла раскрасневшееся лицо рукавом и с прищуром оглядела меня. Я невольно попятилась.
- А где кувшин? - неожиданно спросила она.
- Какой кув... ох! - сердце обмерло, и я инстинктивно прижала ладони ко рту. Когда началась паника, я, поддавшись всеобщему порыву, кинулась к стене, а кувшин с молоком оставила где-то по пути.
Лицо Мелиандры помрачнело ещё больше, и я поёжилась, кожей ощущая стремительно надвигающуюся грозу.
Однако сестра сумела удивить: вместо того, чтобы метать громы и молнии, она лишь буркнула:
- Возьми в доме второй кувшин, тот, что с отколотым краем, и ступай к вдове Дельме. У неё должно было еще остаться молоко. И упаси тебя Лиар потерять ещё и этот кувшин, дурища!
Я стрелой влетела в дом, схватила глиняный сосуд и выскочила за калитку. Вдогонку полетел пронзительный крик сестры:
- Пошевеливайся! Не заставляй нашего гостя ждать!
***
Стемнело. На улицах запахло едой и ночной гвоздикой, что цветёт едва ли не круглый год. На Коннемаре так мало цветов, что они стремятся продлить свой срок жизни как можно дольше.
Улицы опустели, а в окнах тускло зажглись лучины и магические светильники. Кое-где на подоконниках виднелись блюда с мелко нарезанными морскими рачками - знак благодарности Эниоху(10) за спокойное море. Где-то вдали слышались нестройные песни.
На тёмной глади моря едва заметно колыхался спущенный белый парус. В отличие от нашей деревни корабль Сокола тонул во тьме.
Я немного постояла у забора, глядя на него. Завтра его мачты исчезнут за горизонтом, оставив после себя пересуды и домыслы, которым будет суждено обрасти бородой вымышленных подробностей и пополнить копилку деревенских сказок.
Я так до сих пор и не увидела капитана. Мелиандра велела мне поторапливаться, но я решила ослушаться сестру и до наступления темноты бездумно бродила по деревне, обнимая кувшин и глазея на окна. Во мне боролось любопытство и неясное чувство опасности, отзывающееся тянущей резью в сердце. Оно до последнего заставляло меня оттягивать возвращение домой, но больше тянуть было нельзя.
Впереди показалась знакомая калитка, на которой маленькая я, балуясь, вырезала изображение котёнка отцовским рыбацким ножом. Тогда мне крепко влетело от матери, было велено убрать рисунок, но линии от ножа не сотрёшь рукой. Котенок так и остался на калитке, доверчиво взирая на мир единственным глазом. Со временем он потемнел и поблёк, но контуры всё ещё угадывались среди трещин.
Машинально погладив старого знакомого рукой, я толкнула калитку, шагнула во двор и замерла.
У самого крыльца нашего дома скорчилась тень, похожая на огромный бесформенный мешок. Она бесшумно скользнула ко мне.
Неверный свет, льющийся из окна, выхватил из темноты сморщенное подобно печёному яблоку лицо и безумные выпученные глаза. Седые волосы свисали клочьями, падая на жилистые щеки, а рука, схватившая подол моего платья, была больше похожа на паучью лапу - такая же угловатая и высохшая.
Крик застрял в горле, когда я узнала сумасшедшую старуху Молли-Энн.
- Что вы тут делаете? - пролепетала я, пытаясь вырваться. Руки дрожали.
Старуха подняла голову, и по телу пробежала мелкая дрожь: её глаза были закачены, обнажая белки, блёклые, как брюхо снулой рыбы.
- У кошечки лапки мягкие, а вот коготки острые, - проскрипела Молли-Энн, неумолимо надвигаясь на меня и перебирая цепкими руками по подолу. Её напор был силен. Отшатнувшись, я едва не упала. - Лучше птице с кошечкой не играть да не попадаться под её острые коготки!
Меня обдало смрадной волной из разверстого рта старухи: Молли-Энн придвинулась ко мне вплотную.
- Послушайте, - жалобно заговорила я, чуть не плача. - Что вам от меня нужно? Я вас не понимаю...
Старуха оборвала своё бормотание всхлипом. Её бельма пропали, сменившись вполне осмысленными глазами. Мы разглядывали друг друга несколько ударов сердца, и Молли-Энн заговорила вновь. На сей раз старческое дребезжание куда-то делось, уступив место красивому грудному голосу.
- Берегись птиц, крошка, - с расстановкой промолвила она, поглаживая меня по щеке. – Птицы несут тебе беду через океан. Ну, а коли уж ввяжешься в переделку, ищи Синеглазого. Он поможет.
Хриплый кашель оборвал речь старухи. Подол платья выпал из её ослабевших пальцев. Воспользовавшись моментом, я отпрянула от неё и понеслась к дому.
Уже стоя на крыльце и лихорадочно дёргая дверную створку, я обернулась.
Двор опустел.
***
Захлопнув за собой дверь и накинув щеколду, я постояла пару минут, прислонившись к стене. Сбивчивая молитва Лиару немного успокоила, но сумасшедшее бормотание Молли-Энн упрямо звучало в ушах. Я в отчаянии зажала их ладонями и затрясла головой, пытаясь выбросить из памяти всю ту чушь про птиц и кошечек, что услышала только что.
Сердце больно колотилось в горле. Отдышавшись, я отряхнула платье, поправила волосы и поставила кувшин на окно. Из глубин дома то и дело доносились обрывки бойкого разговора, громкий хохот сестры и уже знакомый мужской голос. Похоже, моя семья стремится показать капитану Соколу всё своё радушие. Интересно, это распоряжение старосты или желание матери?
Осознание присутствия в доме гостя, приправленное вновь вспыхнувшим любопытством, вдохнуло новые силы. Унылый призрак старухи растворился в ночи. Я шагнула вглубь дома.
- Я припозднилась, изви... - я осеклась на середине фразы.
В столовой внезапно установилась звенящая тишина. Капитан пиратского судна медленно поднимался со своего места, неотрывно глядя на меня.
***
Я никогда не верила в любовь с первого взгляда. Когда Мелиандра созывала подружек на посиделки при тусклом свете лучин, они заводили бесконечные пересказы древних алдорских легенд и мифов. Чаще всего выбирались те, где говорилось о неземной любви древних принцесс и рыцарей, начавшейся с первого мгновения знакомства. Я сидела в стороне, перебирая шерсть и посмеиваясь про себя. Как же так - казалось мне - разве можно полюбить человека, толком его не узнав?
Оказалось, можно.
Щёки словно что-то хлестнуло, и те заполыхали. Сердце замерло и, подпрыгнув, заколотилось, как бешеное, разливая сладкую истому по всему телу.
По меркам нашей деревни капитан Моррис Сокол не был красив, но меня неудержимо потянуло к нему. Захотелось припасть к широкой груди пиратского капитана, крепко-крепко прижаться и почувствовать, как его сильные руки обвивают мою талию, отгораживая от всего мира. Я стояла, приоткрыв рот, и бесстыдно разглядывала длинные тёмные волосы Сокола, его смуглую, как у всех бывалых моряков, кожу, и орехово-карие глаза.
Спустя пару ударов сердца я поняла, что и он неотрывно смотрит на меня, на меня и только на меня. Вокруг нас замкнулся невидимый круг, все, кого я знала, стали блекнуть и терять свою важность. Недовольное бормотание матери, возмущённый шёпот Мелиандры и растерянный голос отца глохли в густом тумане, наполнившем голову, и я просто стояла и наслаждалась каждым мгновением.
- О, боги, - наконец, вымолвил Сокол. - Мои глаза лгут! Не может быть, я просто не верю! Кто бы мог подумать, что в этой глуши я встречу такую красавицу! Как тебя зовут?
Красавицу? Это он про меня? Я едва слышно выдавила:
- Мелиан.
Собственный голос показался чужим и бесцветным. Я опустила голову под обжигающим взглядом Сокола. Сердце колотилось об рёбра в безумном темпе. Всё вокруг плыло.
В этот момент в моём сознании подобно птице билась лишь одна страстная мечта: продлить это мгновение до бесконечности. Одна мысль о том, что завтра корабль Сокола покинет Коннемару, заставляла сердце с уханьем проваливаться в чернильно-тёмную бездну отчаяния.
- Мелиан, - тихо повторил Моррис, будто пробуя на вкус каждый звук моего имени.
- Ну да, Мелиан, - вдруг подала голос моя мать, и мы оба вздрогнули от резкого звука. - Младшая моя. Уж не знаю, в кого такая уродилась - в роду отродясь таких не бывало. Я всю её жизнь сомневалась - уж не подменыш ли? Бывали случаи.
Всё это мне доводилось слышать, и не раз, но почему-то именно в тот момент внутри все вскипело в ответ на несправедливые обвинения матери. В глубине души шевельнулся безумный страх: а ну, как Сокол поверит её словам и отвернётся от меня?
Капитан недовольно отмахнулся, будто отгоняя назойливую муху. Мать моментально умолкла, исподлобья поглядывая то на меня, то на него.
- Такое дивное создание не может быть подменышем, - медленно проговорил Моррис, делая ко мне шаг. Дыхание перехватило. - Даже ранаханнские иллурии(11) меркнут перед такой красотой.
Послышался надсадный кашель. Мелиандра чем-то поперхнулась.
Капитан протянул руки и крепко схватил мои ладони. От сладкой дрожи, всколыхнувшей кожу мурашками, с моих губ невольно сорвался тихий вскрик.
- Мелиан, - нараспев произнес Моррис. - Завтра я покидаю Коннемару...
Зачем он напомнил о неизбежном? Хрупкие мгновения счастья рассыпались, тая с печальным звоном. Я поджала губы и опустила голову. Сокол, словно не замечая расстройства, отразившегося на моем лице, неумолимо продолжал:
- Ты согласна отправиться со мной?
Земля под ногами вздрогнула и завертелась, отчего пришлось приложить усилия, чтобы не упасть.
- Ты говоришь всерьёз? - потрясенно спросила я. - Как же так? Мы видим друг друга впервые. Утром ты вообще не знал обо мне!
Что я несу?! Сердце рвалось навстречу Соколу, но язык упорно говорил то, что подсказывал разум.
Сокол нахмурился и горячо заговорил, крепко стискивая мои руки:
- Мелиан, как можно прежде времени узнать о том, что встретишь человека, любовь к которому вспыхнет у тебя внутри, словно пламя на сухом дереве? Стоило мне увидеть тебя, заговорить с тобой, как мне показалось, будто всю мою прежнюю жизнь я знал и искал только тебя!
Я молчала, глядя на него широко распахнутыми глазами. Слова потеряли всякий смысл. Сокол же настойчиво продолжал:
- Я не могу и помыслить о том, чтобы уехать теперь, оставив на этих неприветливых берегах столь прекрасный цветок. Ты отправишься со мной? Станешь моей подругой? Молю тебя, скажи да!
Я медленно обвела взглядом комнату. Семья смотрела на нас: мать, недовольно нахмурив брови; отец, подперев щеку рукой, и сестра, в глазах которой полыхала такая ненависть, что мне стало страшно. Неожиданно передо мной отчетливо встало моя будущая жизнь на Коннемаре: унылая, одинокая, ведущая к безумию и печальной смерти.
Я перевела взгляд на Морриса и поняла, что готова отправиться за ним куда угодно, хоть к самому Хэллю. Лишь бы он всегда был рядом со мной.
Сглотнув тугой комок, набухший в горле, я воскликнула без тени сомнения:
- Да!
И сжала руки капитана в ответ.
***
Я не спала всю ночь, хоть и пролежала, боясь разомкнуть веки. Перед глазами теснились кошмары, сменяемые моментами абсолютного счастья. Мне то хотелось петь в полный голос, то побежать к матери и забиться к ней под старое одеяло, как когда-то в детстве, чтобы не вылезать оттуда никогда.
Мать и сестра не сказали мне ни слова после ужина, словно меня не существовало. Отец тоже хранил молчание, грустно наблюдая за мной. Пару раз казалось, что он хочет что-то мне шепнуть, но не решается. Пока я помогала сестре собирать со стола, они с матерью обменялись странными взглядами, в которых читалась печаль, обречённость и странное облегчение.
Вот она, волшебная возможность раз и навсегда покинуть этот унылый остров, отправиться рука об руку с любимым в огромный неведомый мир. Но это и страшило меня больше всего: я ещё никогда не бывала за пределами Коннемары. Как я покину родителей? Сестру? Всё, что знакомо мне с рождения? Этот остров – мой родной дом. Кто знает, что ожидает меня за его пределами? А если смерть? Я же буду одна, совершенно одна…
«Нет!» - твердо сказала я себе. - «Как я могу быть одна, если со мной будет капитан Сокол?»
Одно только его имя разбудило восхитительные, незнакомые прежде ощущения. Низ живота сдавила тягучая судорога, и больше ни о чём другом думать было просто невозможно.
- Мне плевать на опасности, - прошептала я, поворачиваясь на бок. - Мне ничего не страшно, если ты будешь рядом!
И, уже засыпая, выдохнула:
- Любимый…
***
За кормой пенилась иссиня-зелёная вода. Пронзительные крики чаек метались по сероватому небу, приветствуя новый день. Неприветливые берега Коннемары медленно таяли в утренней дымке.
Я стояла у борта, задумчиво глядя на родной остров. К грусти примешивалась смутная, растущая с каждым ударом сердца радость. Я чувствовала, что встала на правильный путь.
Прерывисто вздохнув, я прижалась к Моррису. Он послал мне счастливую улыбку и обнял за талию.
Я знала, что больше никогда не увижу свою Коннемару.
***
Два года спустя.
Побережье Двух Океанов.
- Том, старина! Какими судьбами?
Старый моряк, смоливший пеньковую трубку, поднял изборождённое морщинами лицо и просиял, увидев старого знакомого:
- Ульвиг, старина! Давненько я тебя не видал. Какие новости?
Высокий пират, чьё лицо было покрыто россыпью мелких татуировок, осклабился:
- Я уже второй год хожу в команде Сокола. Слыхал о таком?
Старик не спеша отложил трубку на прогнившую бочку, служившую ему сиденьем, и степенно проговорил:
- Как не слыхать. Тот самый Сокол, что ищет Призрака?
- Он самый, - важно кивнул Ульвиг, потирая разодранную в клочья мочку уха. Когда-то давно, в пьяной драке ему выдернули серьгу вместе с мясом. - По мне, пусть ищет хоть Пожирателя волн(12), лишь бы сполна платил долю.
Старый Том с прищуром смотрел на собеседника. Щурился лишь один глаз - левый. На месте правого зияла пустая глазница, которую он и не думал прикрывать.
- А правду говорят про его подругу?
Ульвиг плотоядно хохотнул. Глаза его маслянисто заблестели.
- Да уж. Вроде капитан подцепил её на каком-то островке. Хотел бы я знать, где водятся такие красотки. Фигурка, голосок - прелесть, а не девчонка. Только... - пират заговорщически подмигнул приятелю и умолк.
- Только?
- Не дело нам тут трепаться, - важно сказал Ульвиг. - Пошли в "Лисицу", там и поговорим.
- Пошли, - пожал плечами старик. - Только ты угощаешь. У меня-то в кармане только медяки звенят.
Он с кряхтением поднялся с насиженного места и медленно последовал за приятелем.
***
Пока Ульвиг заказывал выпивку в "Пьяной лисице", Том вспоминал всё, что ему было известно о Соколе и его подружке.
Старик видел её пару раз. Лицо, дрожа, расплывалось в памяти, но зато он хорошо помнил звонкий смех, искристые золотистые глаза, сияющие каждый раз, когда она смотрела на Морриса, и длинные тёмные волосы.
А ещё она пела. Мелодичный голос поневоле воскрешал в памяти легенду о морской ведьме, завлекающей моряков своими песнями в пучину на корм подводным чудовищам. Только девушка была совсем не похожа на ведьму.
Том всегда поражался тому, как она, живя среди головорезов, не вымаралась во всей этой грязи. Наверное, в том была заслуга Сокола, который неотступно следовал за ней, оберегая от малейших невзгод. Это слегка удивляло Тома: давно знал Сокола и всегда полагал, что тот большой ценитель женщин. Красотки вились вокруг Морриса непрерывной чередой: он не делал различий между простолюдинками и знатными богатейками, если таковые встречались на его пути. Поигравшись с прелестницей пару-тройку недель, он безжалостно обрывал связь и устремлялся к следующей. Однако с этой островитянкой все вышло иначе: шёл уже второй год, как Сокол был с ней. Может, он действительно влюбился? Подумав об этом, Том искренне порадовался за девушку: почему-то одно лишь воспоминание о ней веяло мягким, уютным теплом.
Тем временем Ульвиг опрокинул остатки лэя из глиняной кружки и удовлетворенно рыгнул:
- Эх, хорошо! Сюда бы ещё красивую бабу и хорошую песню!
Том пожал плечами, задумчиво оглядывая таверну. Вокруг шумела обычная для пиратской базы обстановка: пьяный гогот вперемешку с кокетливым женским хохотом и звоном монет; стук кружек о протёртые временем до блеска столы и смачная матросская ругань.
Ульвиг наблюдал за бурлящим вокруг действом с жадным удовольствием.
- Ты хотел мне что-то рассказать, - напомнил старик.
- Ах, да, - пират оттолкнул кружку и, растягивая паузы между словами, деловито сообщил:
- Проиграл наш капитан свою подружку-то.
Том моргнул:
- Как так – проиграл?
- Натурально. Сам, что ли, никогда в «Монетку под горой» не проигрывал? У него был выбор: либо "Отчаянный" ставить, либо девчонку. Ну, судном капитан никогда рисковать не станет, ясное дело, а девок вокруг больше, чем устриц в бороде Наронга(13). Да и, кажись, надоедать она ему стала в последнее время.
От таких новостей у старика голова пошла кругом. Несмотря на бурное пиратское прошлое, его сердце так и не смогло одеревенеть. Ему стало по-настоящему жаль никому не известную девочку, искренне доверившуюся ветреному красавчику-капитану.
Тем временем Ульвиг продолжал развязно болтать, развалившись на скамье:
- Сокол ещё никогда к одной бабе так долго привязан не был. Я уж было думал, всё, уйдет наш капитан на покой, ан нет. Он недавно с какой-то богачкой снюхался из Ранаханна. Посудину, на которой она была, мы не так давно почистили, а её Сокол в заложницы взял. Ну и закрутилось, ты же его знаешь. Девчонка Моррисова ничего не знала поначалу, а тут и приятель его подвернулся, Волк из Даэррана(14). Он давно на девку глаз положил, ну и предложил эту партию, чтобы капитана, значит, прижать. Только Волку невдомёк было, что Соколу в радость избавиться от надоевшей красотки. Так что, думается мне, скоро она в полное пользование к Волку перейдет.
Том промолчал, разглядывая потеки от грязной тряпки на столешнице. Сердце нехорошо щемило.
- И где они сейчас? - угрюмо спросил он. Ульвиг отмахнулся:
- Да здесь! Сокол её привел, у них с Волком встреча наверху в комнатах назначена. Они перед нами как раз сюда и пошли. Чую, Волк уже развлекается вовсю, - пират глумливо ощерился.
Старик хотел что-то сказать, но не успел.
Пронзительный крик, переходящий в утробное рыдание, долетел с верхних этажей «Лисицы». На мгновение всё умолкло. Кто-то из пиратов схватился за оружие, кто-то бросился к дверям. Однако вслед за криком ничего не последовало, и шумное веселье возобновилось как ни в чём не бывало. Ульвиг приподнялся и с сомнением пробормотал:
- Сдаётся мне, это в комнатах как раз и кричат.
Том опомнился и с неподобающей для его возраста прытью кинулся по шаткой лестнице.
***
Комнаты в таверне не отличались особой роскошью убранства, скорее, наоборот: изъеденные жуками деревянные кровати, матрацы, из которых торчала воняющая плесенью солома, мутные окошки. Именно такая картина предстала глазам Тома, когда он распахнул дверь ближайшей от лестницы комнаты. Он действовал наугад: это была единственная дверь, под которой трепетал лучик света, однако это ещё не значило, что именно здесь и кричали.
Старый пират не ошибся с выбором. Однако ему сразу же захотелось обратного, когда он увидел то, что предстало его глазам.
Поперек кровати ничком лежал Моррис. Том узнал его по длинным чёрным волосам и амулету в виде серебряной подковы, с которым Сокол не расставался. Лицо молодого пирата покрывало что-то тёмное, и, шагнув вовнутрь, старик понял, что это кровь. Спустя удар сердца он догадался, откуда она взялась.
На месте глаз Морриса зияли темные провалы. Из одного торчал длинный осколок. Тело Сокола конвульсивно подергивалось, а красиво очерченные губы кривились в страшной ухмылке.
Том очертил вокруг себя знак Лиара и заметил ещё одного пострадавшего.
Рядом с кроватью лежал массивный светловолосый мужчина. Его исполосованная грудь ходила ходуном. Рукоять ножа, вогнанного глубоко в правый бок, колыхалась вместе с судорожными попытками вздохнуть. Рядом с ним матово поблескивала, растекаясь, кровавая лужа.
- Вот Хэлль! – донеслось от двери. Вздрогнув, Том обернулся и увидел Ульвига, с разинутым ртом наблюдающего за происходящим.
- Это ж Волк! – хрипло пробормотал пират, тыча пальцем в светловолосого.
- Позови знахаря! – просипел Том, не в силах оторвать взгляд от тел. Ульвиг скептически посмотрел на него:
- Да их добить проще! Сокол явно уже к Хэллю отправился, а этот… Постой-ка! Никак говорит что-то!
Они замолчали. Слабый стон донесся с пола, и в нём Том разобрал несколько слов.
- Кош… кош… ка….
- Чего? – удивился Ульвиг. Старик с досадой взглянул на него и опустился на колени рядом с телом. Склонился низко над быстро синеющими губами и почувствовал, как последние мгновения отлетающей жизни касаются его ушей вместе с тёплыми крохами дыхания.
- Как кош… дикая кошка кинулась. Будь… будь она прок…
Рука Волка, дрожа, приподнялась над полом и впилась в колено Тома, чтобы, спустя удар сердца, со стуком упасть обратно. Тело приятеля Сокола обмякло.
Только тут старик понял, что в комнате есть ещё кто-то, и оглянулся в том направлении, куда пытался указать Волк.
Он не ошибся и на этот раз.
В противоположном углу комнаты, раскачиваясь, как хайаньская куколка(15), сидела темноволосая девушка, крепко прижимающая к груди окровавленные кулачки. Она медленно подняла голову и уставилась на старика, тот вздрогнул, встретившись с ней взглядом.
Её огромные глаза, горящие на бледном лице, были абсолютно безумны.
Девушка хрипло вздохнула и протянула к старому Тому руки, разжав ладони.
На пол упала студенистая окровавленная масса – всё, что осталось от глаз Сокола.
1 – Никогда не позволю огню внутри меня угаснуть (англ.)
2 - Туманные острова - архипелаг, располагающийся к западу от Первого материка;
3 - эддре - жрец в храме Лиара;
4 - Лиар - бог Света, один из четырех верховных богов в пантеоне Алдории;
5 - Кэйлин - девочка (коннемарск.);
6 - Ранаханн - калифат на краю пустыни, располагающейся на востоке Первого материка;
7 - Хэлль - один из верховных богов Нижнего мира в космогонии Алдории;
8 - Аэдагга - островная база пиратов;
9 - дорий - золотая монета, имеющая хождение в Алдории и на некоторых соседних территориях;
10 - Эниох - бог моря в пантеоне Коннемары;
11 - иллурии - прекрасные девы, живущий в небесном царстве Элоаха - верховного бога в пантеоне Ранаханна;
12 - Пожиратель волн - мифическое морское чудовище. Согласно поверьям пиратов, он живет за краем океанов, разинув широкую пасть, и непрестанно глотает волны, перемалывая зубами корабли;
13 - Наронг - покровитель бурь в верованиях пиратов Аэдагги. Один из низших богов алдорского пантеона;
14 - Даэрран - удельное княжество на северо-востоке Алдории;
15 - хайаньская куколка - традиционная деревянная куколка княжества Хайянь, представляющая собой грушеобразную фигурку воина или пряхи. Не падает, даже если её толкнуть, а просто раскачивается на месте.
Автор: Мария Грас
Серия: Магия фэнтези
Объем произведения: 21,8 АЛ
На почту выслала отредактированный текст и синопсис.
[align=right]I will never let that fire in me die…(1)
(“All Our Yesterdays”, гр. Blackmore’s Night)[/align]
Пролог
***
Хмарь.
Тяжёлое сизое небо, нависшее над головой. Оно практически всегда затянуто клубящимися серыми облаками, днём и ночью сочащимися стылой влагой. Иногда идёт настоящий дождь, приходится сидеть дома, замирая от непонятной сосущей тоски и наблюдая, как по стеклу стремительно ползут прозрачные капли. Дождь редко обходится одним днём, и мы вынуждены в свете понурившихся свечей коротать время за шитьём, пересказами одних и тех же скудных деревенских сплетен и долгими промежутками сна.
Земля такая же серая и неприветливая, как небо. Холмистая, угрюмая местность испещрена булыжниками и окаменелыми ракушками, меж которых попадаются пучки жухлой тёмно-жёлтой травы. Кое-где торчат чахлые деревья, листья на которых быстро опадают, как только лето начинает клониться к закату.
Угрюмые кряжистые дольмены, позеленевшие от времени. Они разбросаны по всему острову, и никто в точности не может сказать, кто оставил их после себя. Говорят о каком-то народе, поклонявшемся столь жутким древним богам, что даже их имена было запрещено произносить. Теперь этих богов помнят только маслянисто-чёрные жирные жуки, что нашли убежище в ноздреватых камнях дольменов.
Серые океанские волны, с мерным шумом омывающие берега. Иногда они выбрасывают на скользкий песок обломки кораблей, обрывки одежды и изредка трупы, разбухшие в солёной воде. Это значит, что какому-то кораблю близ наших берегов опять не повезло.
Это моя родина.
Моя Коннемара.
***
Сколько я себя помнила, мать никогда не говорила мне ласковых слов. Она любила лишний раз подчеркнуть, что старшая сестра заслуживает родственного к ней отношения, а я - нет. Порой, дождавшись глухой коннемарской ночи, я подолгу ворочалась и всхлипывала в соломенную подушку, гадая, чем же заслужила такое отношение. Мать и сестра старательно делали вид, что ничего не замечают, однако наверняка прекрасно слышали мой плач.
Только молчали.
Возможно, разгадка крылась в моей внешности. На острове я считалась кем-то вроде выродка.
Жители Коннемары – это непослушные рыжие волосы, взбитые мириадами кудрей, и плотная сеть веснушек, накинутая на белоснежные лица. Одна я раз за разом видела в осколке зеркала, давным-давно найденном на берегу, тёмные волосы, только слегка завивающиеся на концах, загар, намертво въевшийся в кожу (сколько ни терла, он не желал отходить), и желтовато-карие глаза. «Выродок, как есть выродок», - шептала я про себя. Маленькой я постоянно накручивала на палец пряди, щипала себя за щёки, натиралась золой и мыльным корнем, чтобы хоть как-то избавиться от ненавистной внешности. Один раз даже попыталась посыпать волосы тлеющими углями, рассудив, что они придадут им нужный огненный оттенок, но мать вовремя оттащила меня от очага.
Причину своей непохожести на других силилась понять не только я. За спиной злые языки кумушек-соседок нашёптывали о купцах с Коралловых островов, что лежат у второго материка. У них, говорили женщины, были точно такие волосы и глаза. Однако богатые купеческие корабли, похожие на огромные стручки фасоли, последний раз заглядывали в наши края сто пятьдесят лет назад - вряд ли моя мать прожила столько времени, а подобных мне в нашем роду не было.
Торговцы, заглядывающие в нашу глушь, чтобы купить очередную партию овечьих шкур и шерсти (коннемарская порода высоко ценилась зажиточными гражданами Алдории), завидев меня, цокали языками и, не таясь, сообщали, что я очень красива. Красива? Я? Как может быть красива головёшка, вытащенная из потухшего очага? Подобные заявления немедленно поднимались на смех коннемарцами, а мне оставалось только плакать и со всех ног нестись домой, слыша презрительный смех и улюлюканье за спиной, не зная, чего ждать от будущего. Оно виделось туманным и далеким, напоминая предрассветную дымку на берегу; скорее всего, мне было предначертано закончить свои дни в полном одиночестве где-нибудь на окраине нашей деревни, как безумная старуха Молли-Энн, живущая в покосившейся лачуге, кромкой крыши касающейся земли, и не показывающая носа за пределы своего дома до наступления темноты. Едва верхний край солнца скрывался за горизонтом, старуха выскакивала из своей норы и принималась носиться по деревне, время от времени разражаясь бессвязной бранью и швыряя в стены домов пригоршни гальки, обильно сдобренные слюной. Жители деревни боялись выходить из домов с наступлением сумерек, опасаясь попасться бесноватой Молли-Энн по дороге. Мне кажется, с её смертью эта традиция не закончится, и ещё долго люди будут сидеть ночью за плотно задвинутыми деревянными ставнями, шёпотом поминая сумасшедшую Молли-Энн и не пуская на улицу детей после захода солнца.
Иногда после особо тяжёлого дня, когда ведро ледяной воды, вытащенное из колодца, казалось весом с корову, а тюленьи шкуры покрывались мерзкой коричневой коростой, резавшей пальцы при попытке выделки, мне казалось, что вся моя дальнейшая жизнь - неизбежная унылая дорога в серую даль, в конце которой маячит домик Молли-Энн.
Так я думала ровно до того года, когда мне стукнуло семнадцать. В тот год невиданная засуха выкосила траву меж камней, а южный ветер принес в Коннемару страшную заразу, от которой овцы мерли одна за другой. Даже старый знахарь Эйсон не мог ничего поделать, стали поговаривать о гневе безымянных богов.
Летом этого же года на горизонте показались белые паруса корабля, который принес роковые перемены в мою жизнь.
***
- Корабль! Корабль!
Босые пятки Эмхина-младшего, сына кузнеца, дробно простучали по вытертым доскам крыльца. Их вихрастый обладатель влетел в комнату.
Мелиандра, месившая тесто в деревянной кадушке, схватила ложку и, поймав Эмхина за шиворот, с размаху залепила ему по затылку.
- Ай!
Мальчишка завертелся на месте, злобно глядя на мою сестру и шипя угрозы, но её это совершенно не смутило.
- Я сейчас ещё наподдам, если будешь так орать! - рявкнула она, вытирая руки о передник. - Что ты ещё придумал? Какой корабль?
Эмхин украдкой вытер ладонью слезы, бросил ещё один злобный взгляд на сестру и угрюмо буркнул:
- Почем мне знать! Я видел только одно - паруса белые! Он далеко, только из-за горизонта показался.
- С какой именно стороны показался?
Вопрос слетел с моих губ так неожиданно, что я сама растерялась. Обычно в моих предпочтениях заниматься делом в стороне от любых разговоров, не привлекая лишнего внимания: так было проще. И спокойнее.
Сестра и Эмхин вздрогнули и уставились на меня. Повисло тяжёлое молчание, и меня сковало острое желание забиться куда-нибудь в угол.
В глинобитном очаге треснул уголёк, и это немного разрядило напряжённую обстановку.
- С запада, - нехотя сказал мальчик.
- Значит, он направляется со стороны Туманных островов(2), - тихо предположила я, перебирая овечью шерсть. Мелиандра подавила зевок и пробормотала с досадой:
- Какая разница, откуда он прибыл?
- Я слышала, что Туманные острова облюбовали работорговцы, - пробормотала я. - Читала об этом в летописях нашего храма. Если корабль действительно оттуда, то нужно подготовиться. Мне кажется, они держат курс на наш остров, чтобы...
- Мелиан! – резко оборвала меня сестра и швырнула комок теста на доску, взметнув в воздух белые клубы муки. - Что-то ты слишком разговорилась. Возьми-ка кувшин и отнеси отцу, наверняка он уже есть хочет. И поменьше болтай, болтливых никто не любит!
Эта внезапная вспышка совсем меня не удивила. С каждый годом отношение сестры ко мне становилось все хуже и хуже. В последнее время её придирки стали просто невыносимы. Подозреваю, что виноват в этом её жених Квинлан. Никогда не отличавшийся шибко далёким умом, он брякнул в её присутствии, что не будь я "черна, как головёшка", то была бы весьма недурна собой. В тот момент Мелиандра промолчала, но после этого травля усилилась. Ответом ей служило молчание и иногда слабые колкости, что злило сестру ещё больше.
В этот раз я тоже молча кивнула, взяла кувшин и вышла за порог. Вслед полетело недовольное бормотание сестры, скрип старого стола и голос Эмхина: мальчишка вновь принялся разглагольствовать о таинственном корабле.
***
На улицах Коннемары царила непривычная суматоха. Я невольно остановилась у ограды, поняв, что не только меня взволновало судно, появившееся на горизонте. Люди сновали туда-сюда, изредка останавливаясь, дабы перекинуться друг с другом последними слухами. Спешно захлопывались и запирались ставни; домашняя скотина, несмотря на сопротивление, загонялась в стойла. Из-за околицы показалась отара овец, подгоняемая пастухами. Животные недоумённо блеяли, мотали головами и смешно подёргивали куцыми хвостами.
На меня никто не обращал внимания, и я, не увидев нигде отца, поймала пробегающего мимо Квинлана за рукав:
- Что происходит? Ты не видел Шеймуса?
Шеймусом звали отца. Я питала слабую надежду, что он где-нибудь поблизости, чтобы не пришлось покидать деревню. Наверное, легкая паника, витающая повсюду, оказалась заразной, и высовываться за ворота совершенно не хотелось.
Квинлан замедлил шаг, пару мгновений разглядывая меня пустыми глазами, затем собрался с мыслями и протянул:
- А, Мелиан, это ты... Нет, Шеймуса я не встречал. Последний раз мы здоровались утром, он отправился на берег чинить снасти.
- Твой отец до сих пор на берегу, - прогудел позади чей-то бас, и я узнала эддре(3) Лэйдона, главного жреца маленького коннемарского храма Лиара(4).
- Спасибо, эддре, - пробормотала я. Лейдон сочувственно посмотрел на меня с высоты своего внушительного роста:
- Я думаю, что он уже взрослый человек и вполне может добраться до деревни сам. Не стоит тебе сейчас отправляться на берег.
- Почему? - с невольным любопытством спросила я, как всегда зачарованная его низким звучным голосом. Эддре глянул на меня с ласковой снисходительностью, с какой любящие матери смотрят на своих не в меру расшалившихся детей, и спокойно сказал:
- В храмовых свитках Коннемары часто встречаются упоминания о кораблях, которые направляются к острову. Оборачивается это всё грабежами, разбоем и прочей дрянью, которую творят пираты.
Я крепче прижала к себе кувшин. Ничто не пугает так, как твои подспудные опасения, высказанные кем-то вслух.
- Вы всерьёз думаете, что это пираты?
Эддре невесело усмехнулся. В уголках его рта залегли глубокие морщинки.
- Кэйлин(5), не хочу тебя пугать, но это действительно либо контрабандисты, либо пираты. У торговых судов не те паруса, а больше в нашу глушь заглядывать некому. Я поделился своими опасениями с нашим старостой, и он немедленно велел людям прятать скарб.
Я прикусила согнутый палец. Эддре Лэйдон всегда производил впечатление уравновешенного мудрого человека; он, как и отец, в общении никогда не подчеркивал мою непохожесть на других. За это я была им обоим очень признательна.
Я доверяла эддре Лэйдену больше, чем кому бы то ни было.
Если он сказал не совать нос за деревенские ворота, так и следует сделать.
***
С моря потянуло вечерней свежестью, а солнце покатилось к закату, вырывая в низких тучах окошки оранжево-золотого света. Все ценные вещи были рассованы по тайникам, дети - закрыты в домах, а женщины наравне с мужчинами похватали оружие, которое только можно было найти по домам. Почти всё взрослое население Коннемары высыпало на улицу, облепив низкую деревенскую стену. По домам остались лишь дети да древние старики, которым было не под силу перешагнуть порог. Лишь безумная Молли-Энн, почуяв беду, носилась по осиротевшим улицам и что-то выла, встречая в ответ лишь тревожное мычание коров и блеяние овец.
Странное это было зрелище: вереница людей, ощетинившаяся короткими ножами, вилами, косами и топорами. Кое-где даже мелькали давно не чищенные широкие мечи, чудом сохранившиеся с незапамятных времен. Бурые пятна ржавчины покрывали их изогнутые лезвия, но обладатели мечей держались так гордо, словно держали не заржавелую железку, а бесценный ранаханнский(6) клинок.
Я стояла неподалеку от ворот, положив локти на забор, и неотрывно глядела на замерший в море корабль. Ветер донёс до берега громыхание цепи и плеск от упавшего в воду якоря, после чего воцарилась тишина. Корабль едва заметно покачивался на волнах, и больше ничего не происходило. От этого в груди медленно разгоралось взволнованное напряжение, разливая боль прямо под рёбрами. Никто не переговаривался; только изредка вспыхивали взволнованные шепотки.
- Как думаете, чего они ждут? - тоже шёпотом спросила я у стоящего рядом старосты Рэмма. Что-то словно сдавило горло и мешало разговаривать в полный голос.
Он дернул узким плечом и ответил, не поворачивая головы:
- Хэлль(7) их знает. Может быть, что-то обсуждают.
- Или готовят лодку, - послышался сзади по-прежнему спокойный голос эддре Лэйдона. Оказывается, всё это время жрец стоял рядом, а я даже не обратила внимания. Староста бросил на него неприязненный взгляд, но от дальнейшего разговора воздержался.
- Мелиан, а где твоя семья? - неожиданно спросил эддре. Я поджала губы и ответила, стараясь, чтобы мой шёпот звучал как можно более безразлично:
- Мама с сестрой остались дома, а отец стоит где-то там, - я махнула рукой влево. - Мы пришли сюда вместе, но началась суматоха, и мы потеряли друг друга.
На лице эддре отразилось недоумение:
- А зачем ты пошла? Я же предупреждал тебя. Кэйлин, если это действительно пираты, то молодой девушке лучше держаться от них подальше!
Я опустила голову и проговорила:
- Почувствовала, что не смогу сидеть в четырёх стенах в такой момент. Мне жутко, когда я думаю, что снаружи вот-вот произойдет что-то страшное, а я не смогу вовремя спасти себя и родных. Это… это глупо звучит, знаю…
Я смешалась и покраснела от стыда за то, что невольно открыла Лейдону свои потаённые страхи, но он только серьёзно кивнул и одобрительно потрепал меня по плечу. Староста повернулся к нему, явно желая что-то сказать, но его прервал истошный крик:
- От корабля отошла лодка!
***
Они подошли к деревенским воротам, когда уже смеркалось, и синие сумерки размыли очертания предметов. Трепещущее воображение рисовало вооружённых до зубов головорезов, и меня даже постигло разочарование, когда перед стеной появились три безоружных человека обычного худощавого телосложения с плохо различимыми лицами. Об их принадлежности к морским путешественникам говорил лишь загар, намертво въевшийся в кожу, и одежда. Двое носили простые куртки и укороченные штаны, какие любят матросы в алдорских портах. Их товарищ выделялся белеющей в темноте рубашкой, поверх которой был накинут тёмный плащ. Так обожали одеваться капитаны купеческих судов, которые закупали в Коннемаре шерсть.
Незнакомцев встретило напряженное молчание. Люди выжидающе вглядывались в незваных гостей, гадая, что они принесли с собой: добро или зло? Что это - визит вежливости или же коварная ловушка? Я привстала на цыпочки, отчаянно пытаясь получше разглядеть того, что в белой рубашке. Смутное предвкушение чего-то рокового, зародившееся в груди и вытеснившее страх, подсказывало мне, что это очень важно.
Тем временем, он, не подозревая о моём интересе, вскинул обе руки и громко заговорил:
- Достопочтенные жители Коннемары! Видит Пресветлый Лиар, мы не желаем вам зла! Простите за вторжение, но наш корабль направляется к Аэдагге(8), и у нас закончились запасы пищи и воды. Всё, о чем мы просим - дать нам немного еды и наполнить бочки водой. Клянусь всеми подвигами, что совершил Лиар, мы покинем ваш остров и больше никогда не бросим якорь у этих берегов!
Его приятный, с хрипотцой, голос резал густой вечерний воздух, как раскалённый нож - масло. По спине побежали мурашки.
Толпа всколыхнулась в едином вздохе, но уже без враждебности. Скорее, это был вздох облегчения, смешанного с недоверием.
Незнакомец стоял, покорно склонив голову и опустив руки. Он ждал.
- Кто ты такой? – взвился над головами звонкий вопрос. Это подала голос Марта, моя двоюродная тётка по отцу. В западной части Коннемары они с мужем держали лучших овец в деревне.
Мужчина резко вскинул голову:
- Не стану таиться! Мы - честные пираты, никогда не обидевшие ни женщины, ни старика, ни ребенка. Мое имя - Моррис Сокол.
Толпа зашепталась, а от моего сердца окончательно отлегло. В Коннемару доходили слухи о Моррисе Соколе. Торговцы рыбой рассказывали, как его команда грабила суда. Однако никто ни разу не упоминал о том, что капитан Моррис был жесток к их экипажам. Конечно, он не был благородным разбойником, швыряющим мешки золотых дориев(9) к ногам бедняков, но и не вздёргивал людей на реи, как Эдьярд Красный, и не вспарывал пленникам животы, наполняя их морской водой, как Пьетро Волчья Пасть.
Вполголоса посовещавшись с кем-то, Рэмм громко объявил:
- Мы согласны помочь тебе, но с некоторыми условиями.
Моррис кивнул.
- Будет ночлег твоим людям, но только тем, что сейчас стоят рядом с тобой. Остальные проведут ночь на корабле. Поутру мы отправим туда еду и пресную воду. На ночь мы выставим стражу. Не обессудь, но незваным гостям мы не верим.
Моррис поднял руки ладонями вверх.
- О каких обидах Вы говорите? - воскликнул он. - Поверьте, мы бесконечно благодарны Вам, и на вашем месте я бы поступил точно так же!
Ни с того ни с сего меня охватило острое желание посмотреть на пирата поближе, и я принялась проталкиваться к воротам. Люди недовольно шикали, расступаясь с большой неохотой. Напряжение покидало толпу, и она, как огромный ёж, довольно ворча, убирала колючки, почуяв, что опасность миновала.
Староста повелительно взмахнул рукой, призывая к тишине, и люди неохотно подчинились.
- Капитан Сокол, - сказал он. - Вы можете переночевать в доме Шеймуса.
Я потрясенно застыла на месте и почувствовала, как мои ладони вмиг заледенели. Совпадения казались мне чем-то из области фантастики, но то, что наш дом, далеко не самый просторный в округе, станет прибежищем для пиратского капитана, именно в тот момент, когда мне захотелось получше рассмотреть его, казалось слишком невероятным.
Я замерла на месте, растерянно массируя пальцы. События не думали ждать: через пару ударов сердца стало известно, что спутников капитана приютят Конрад и Шейдэр - два рыбака. После этого замысел старосты стал понятен: все наши три дома находились в разных концах деревни. Конечно, крайне наивно было полагать, что капитан и его товарищи не найдут способа встретиться при надобности, но что они, безоружные, смогут предпринять втроём против целой деревни?
Ворота распахнулись, и к ним хлынул людской поток. Никто не хотел пропустить даже самую малейшую возможность развлечься, а в Коннемаре редко происходит что-то интересное. Готова держать пари, что визит Морриса Сокола будет обсуждаться ещё долгие годы. Конечно, если сегодня ночью всё пройдет гладко.
Я тоже рванулась к воротам, но меня быстро оттёрли в сторону. Поняв, что ещё чуть-чуть, и мне перемелют руки и ноги, я развернулась и начала проталкиваться в обратную сторону, стремясь как можно быстрее покинуть бурлящий и хрипящий поток.
В конце концов, что терять? На капитана можно посмотреть и дома.
***
Чистое бельё поскрипывало, покачиваясь на ветру. Мелиандра стояла спиной к улице и швыряла в ивовую корзину простыни, ловко перекидывая их через верёвку. Калитка скрипнула, и сестра резко обернулась. Мне стало не по себе, и я робко улыбнулась:
- Отец уже дома?
- Можно подумать, ты с ним не встретилась, - процедила Мелиандра сквозь зубы. Я покачала головой:
- Разве ты не слышала, что произошло?
Сестра рванула простынь с верёвки, и та жалобно заскрипела:
- Ты думаешь, я просто так с бельем вожусь?
Она выпрямилась, вытерла раскрасневшееся лицо рукавом и с прищуром оглядела меня. Я невольно попятилась.
- А где кувшин? - неожиданно спросила она.
- Какой кув... ох! - сердце обмерло, и я инстинктивно прижала ладони ко рту. Когда началась паника, я, поддавшись всеобщему порыву, кинулась к стене, а кувшин с молоком оставила где-то по пути.
Лицо Мелиандры помрачнело ещё больше, и я поёжилась, кожей ощущая стремительно надвигающуюся грозу.
Однако сестра сумела удивить: вместо того, чтобы метать громы и молнии, она лишь буркнула:
- Возьми в доме второй кувшин, тот, что с отколотым краем, и ступай к вдове Дельме. У неё должно было еще остаться молоко. И упаси тебя Лиар потерять ещё и этот кувшин, дурища!
Я стрелой влетела в дом, схватила глиняный сосуд и выскочила за калитку. Вдогонку полетел пронзительный крик сестры:
- Пошевеливайся! Не заставляй нашего гостя ждать!
***
Стемнело. На улицах запахло едой и ночной гвоздикой, что цветёт едва ли не круглый год. На Коннемаре так мало цветов, что они стремятся продлить свой срок жизни как можно дольше.
Улицы опустели, а в окнах тускло зажглись лучины и магические светильники. Кое-где на подоконниках виднелись блюда с мелко нарезанными морскими рачками - знак благодарности Эниоху(10) за спокойное море. Где-то вдали слышались нестройные песни.
На тёмной глади моря едва заметно колыхался спущенный белый парус. В отличие от нашей деревни корабль Сокола тонул во тьме.
Я немного постояла у забора, глядя на него. Завтра его мачты исчезнут за горизонтом, оставив после себя пересуды и домыслы, которым будет суждено обрасти бородой вымышленных подробностей и пополнить копилку деревенских сказок.
Я так до сих пор и не увидела капитана. Мелиандра велела мне поторапливаться, но я решила ослушаться сестру и до наступления темноты бездумно бродила по деревне, обнимая кувшин и глазея на окна. Во мне боролось любопытство и неясное чувство опасности, отзывающееся тянущей резью в сердце. Оно до последнего заставляло меня оттягивать возвращение домой, но больше тянуть было нельзя.
Впереди показалась знакомая калитка, на которой маленькая я, балуясь, вырезала изображение котёнка отцовским рыбацким ножом. Тогда мне крепко влетело от матери, было велено убрать рисунок, но линии от ножа не сотрёшь рукой. Котенок так и остался на калитке, доверчиво взирая на мир единственным глазом. Со временем он потемнел и поблёк, но контуры всё ещё угадывались среди трещин.
Машинально погладив старого знакомого рукой, я толкнула калитку, шагнула во двор и замерла.
У самого крыльца нашего дома скорчилась тень, похожая на огромный бесформенный мешок. Она бесшумно скользнула ко мне.
Неверный свет, льющийся из окна, выхватил из темноты сморщенное подобно печёному яблоку лицо и безумные выпученные глаза. Седые волосы свисали клочьями, падая на жилистые щеки, а рука, схватившая подол моего платья, была больше похожа на паучью лапу - такая же угловатая и высохшая.
Крик застрял в горле, когда я узнала сумасшедшую старуху Молли-Энн.
- Что вы тут делаете? - пролепетала я, пытаясь вырваться. Руки дрожали.
Старуха подняла голову, и по телу пробежала мелкая дрожь: её глаза были закачены, обнажая белки, блёклые, как брюхо снулой рыбы.
- У кошечки лапки мягкие, а вот коготки острые, - проскрипела Молли-Энн, неумолимо надвигаясь на меня и перебирая цепкими руками по подолу. Её напор был силен. Отшатнувшись, я едва не упала. - Лучше птице с кошечкой не играть да не попадаться под её острые коготки!
Меня обдало смрадной волной из разверстого рта старухи: Молли-Энн придвинулась ко мне вплотную.
- Послушайте, - жалобно заговорила я, чуть не плача. - Что вам от меня нужно? Я вас не понимаю...
Старуха оборвала своё бормотание всхлипом. Её бельма пропали, сменившись вполне осмысленными глазами. Мы разглядывали друг друга несколько ударов сердца, и Молли-Энн заговорила вновь. На сей раз старческое дребезжание куда-то делось, уступив место красивому грудному голосу.
- Берегись птиц, крошка, - с расстановкой промолвила она, поглаживая меня по щеке. – Птицы несут тебе беду через океан. Ну, а коли уж ввяжешься в переделку, ищи Синеглазого. Он поможет.
Хриплый кашель оборвал речь старухи. Подол платья выпал из её ослабевших пальцев. Воспользовавшись моментом, я отпрянула от неё и понеслась к дому.
Уже стоя на крыльце и лихорадочно дёргая дверную створку, я обернулась.
Двор опустел.
***
Захлопнув за собой дверь и накинув щеколду, я постояла пару минут, прислонившись к стене. Сбивчивая молитва Лиару немного успокоила, но сумасшедшее бормотание Молли-Энн упрямо звучало в ушах. Я в отчаянии зажала их ладонями и затрясла головой, пытаясь выбросить из памяти всю ту чушь про птиц и кошечек, что услышала только что.
Сердце больно колотилось в горле. Отдышавшись, я отряхнула платье, поправила волосы и поставила кувшин на окно. Из глубин дома то и дело доносились обрывки бойкого разговора, громкий хохот сестры и уже знакомый мужской голос. Похоже, моя семья стремится показать капитану Соколу всё своё радушие. Интересно, это распоряжение старосты или желание матери?
Осознание присутствия в доме гостя, приправленное вновь вспыхнувшим любопытством, вдохнуло новые силы. Унылый призрак старухи растворился в ночи. Я шагнула вглубь дома.
- Я припозднилась, изви... - я осеклась на середине фразы.
В столовой внезапно установилась звенящая тишина. Капитан пиратского судна медленно поднимался со своего места, неотрывно глядя на меня.
***
Я никогда не верила в любовь с первого взгляда. Когда Мелиандра созывала подружек на посиделки при тусклом свете лучин, они заводили бесконечные пересказы древних алдорских легенд и мифов. Чаще всего выбирались те, где говорилось о неземной любви древних принцесс и рыцарей, начавшейся с первого мгновения знакомства. Я сидела в стороне, перебирая шерсть и посмеиваясь про себя. Как же так - казалось мне - разве можно полюбить человека, толком его не узнав?
Оказалось, можно.
Щёки словно что-то хлестнуло, и те заполыхали. Сердце замерло и, подпрыгнув, заколотилось, как бешеное, разливая сладкую истому по всему телу.
По меркам нашей деревни капитан Моррис Сокол не был красив, но меня неудержимо потянуло к нему. Захотелось припасть к широкой груди пиратского капитана, крепко-крепко прижаться и почувствовать, как его сильные руки обвивают мою талию, отгораживая от всего мира. Я стояла, приоткрыв рот, и бесстыдно разглядывала длинные тёмные волосы Сокола, его смуглую, как у всех бывалых моряков, кожу, и орехово-карие глаза.
Спустя пару ударов сердца я поняла, что и он неотрывно смотрит на меня, на меня и только на меня. Вокруг нас замкнулся невидимый круг, все, кого я знала, стали блекнуть и терять свою важность. Недовольное бормотание матери, возмущённый шёпот Мелиандры и растерянный голос отца глохли в густом тумане, наполнившем голову, и я просто стояла и наслаждалась каждым мгновением.
- О, боги, - наконец, вымолвил Сокол. - Мои глаза лгут! Не может быть, я просто не верю! Кто бы мог подумать, что в этой глуши я встречу такую красавицу! Как тебя зовут?
Красавицу? Это он про меня? Я едва слышно выдавила:
- Мелиан.
Собственный голос показался чужим и бесцветным. Я опустила голову под обжигающим взглядом Сокола. Сердце колотилось об рёбра в безумном темпе. Всё вокруг плыло.
В этот момент в моём сознании подобно птице билась лишь одна страстная мечта: продлить это мгновение до бесконечности. Одна мысль о том, что завтра корабль Сокола покинет Коннемару, заставляла сердце с уханьем проваливаться в чернильно-тёмную бездну отчаяния.
- Мелиан, - тихо повторил Моррис, будто пробуя на вкус каждый звук моего имени.
- Ну да, Мелиан, - вдруг подала голос моя мать, и мы оба вздрогнули от резкого звука. - Младшая моя. Уж не знаю, в кого такая уродилась - в роду отродясь таких не бывало. Я всю её жизнь сомневалась - уж не подменыш ли? Бывали случаи.
Всё это мне доводилось слышать, и не раз, но почему-то именно в тот момент внутри все вскипело в ответ на несправедливые обвинения матери. В глубине души шевельнулся безумный страх: а ну, как Сокол поверит её словам и отвернётся от меня?
Капитан недовольно отмахнулся, будто отгоняя назойливую муху. Мать моментально умолкла, исподлобья поглядывая то на меня, то на него.
- Такое дивное создание не может быть подменышем, - медленно проговорил Моррис, делая ко мне шаг. Дыхание перехватило. - Даже ранаханнские иллурии(11) меркнут перед такой красотой.
Послышался надсадный кашель. Мелиандра чем-то поперхнулась.
Капитан протянул руки и крепко схватил мои ладони. От сладкой дрожи, всколыхнувшей кожу мурашками, с моих губ невольно сорвался тихий вскрик.
- Мелиан, - нараспев произнес Моррис. - Завтра я покидаю Коннемару...
Зачем он напомнил о неизбежном? Хрупкие мгновения счастья рассыпались, тая с печальным звоном. Я поджала губы и опустила голову. Сокол, словно не замечая расстройства, отразившегося на моем лице, неумолимо продолжал:
- Ты согласна отправиться со мной?
Земля под ногами вздрогнула и завертелась, отчего пришлось приложить усилия, чтобы не упасть.
- Ты говоришь всерьёз? - потрясенно спросила я. - Как же так? Мы видим друг друга впервые. Утром ты вообще не знал обо мне!
Что я несу?! Сердце рвалось навстречу Соколу, но язык упорно говорил то, что подсказывал разум.
Сокол нахмурился и горячо заговорил, крепко стискивая мои руки:
- Мелиан, как можно прежде времени узнать о том, что встретишь человека, любовь к которому вспыхнет у тебя внутри, словно пламя на сухом дереве? Стоило мне увидеть тебя, заговорить с тобой, как мне показалось, будто всю мою прежнюю жизнь я знал и искал только тебя!
Я молчала, глядя на него широко распахнутыми глазами. Слова потеряли всякий смысл. Сокол же настойчиво продолжал:
- Я не могу и помыслить о том, чтобы уехать теперь, оставив на этих неприветливых берегах столь прекрасный цветок. Ты отправишься со мной? Станешь моей подругой? Молю тебя, скажи да!
Я медленно обвела взглядом комнату. Семья смотрела на нас: мать, недовольно нахмурив брови; отец, подперев щеку рукой, и сестра, в глазах которой полыхала такая ненависть, что мне стало страшно. Неожиданно передо мной отчетливо встало моя будущая жизнь на Коннемаре: унылая, одинокая, ведущая к безумию и печальной смерти.
Я перевела взгляд на Морриса и поняла, что готова отправиться за ним куда угодно, хоть к самому Хэллю. Лишь бы он всегда был рядом со мной.
Сглотнув тугой комок, набухший в горле, я воскликнула без тени сомнения:
- Да!
И сжала руки капитана в ответ.
***
Я не спала всю ночь, хоть и пролежала, боясь разомкнуть веки. Перед глазами теснились кошмары, сменяемые моментами абсолютного счастья. Мне то хотелось петь в полный голос, то побежать к матери и забиться к ней под старое одеяло, как когда-то в детстве, чтобы не вылезать оттуда никогда.
Мать и сестра не сказали мне ни слова после ужина, словно меня не существовало. Отец тоже хранил молчание, грустно наблюдая за мной. Пару раз казалось, что он хочет что-то мне шепнуть, но не решается. Пока я помогала сестре собирать со стола, они с матерью обменялись странными взглядами, в которых читалась печаль, обречённость и странное облегчение.
Вот она, волшебная возможность раз и навсегда покинуть этот унылый остров, отправиться рука об руку с любимым в огромный неведомый мир. Но это и страшило меня больше всего: я ещё никогда не бывала за пределами Коннемары. Как я покину родителей? Сестру? Всё, что знакомо мне с рождения? Этот остров – мой родной дом. Кто знает, что ожидает меня за его пределами? А если смерть? Я же буду одна, совершенно одна…
«Нет!» - твердо сказала я себе. - «Как я могу быть одна, если со мной будет капитан Сокол?»
Одно только его имя разбудило восхитительные, незнакомые прежде ощущения. Низ живота сдавила тягучая судорога, и больше ни о чём другом думать было просто невозможно.
- Мне плевать на опасности, - прошептала я, поворачиваясь на бок. - Мне ничего не страшно, если ты будешь рядом!
И, уже засыпая, выдохнула:
- Любимый…
***
За кормой пенилась иссиня-зелёная вода. Пронзительные крики чаек метались по сероватому небу, приветствуя новый день. Неприветливые берега Коннемары медленно таяли в утренней дымке.
Я стояла у борта, задумчиво глядя на родной остров. К грусти примешивалась смутная, растущая с каждым ударом сердца радость. Я чувствовала, что встала на правильный путь.
Прерывисто вздохнув, я прижалась к Моррису. Он послал мне счастливую улыбку и обнял за талию.
Я знала, что больше никогда не увижу свою Коннемару.
***
Два года спустя.
Побережье Двух Океанов.
- Том, старина! Какими судьбами?
Старый моряк, смоливший пеньковую трубку, поднял изборождённое морщинами лицо и просиял, увидев старого знакомого:
- Ульвиг, старина! Давненько я тебя не видал. Какие новости?
Высокий пират, чьё лицо было покрыто россыпью мелких татуировок, осклабился:
- Я уже второй год хожу в команде Сокола. Слыхал о таком?
Старик не спеша отложил трубку на прогнившую бочку, служившую ему сиденьем, и степенно проговорил:
- Как не слыхать. Тот самый Сокол, что ищет Призрака?
- Он самый, - важно кивнул Ульвиг, потирая разодранную в клочья мочку уха. Когда-то давно, в пьяной драке ему выдернули серьгу вместе с мясом. - По мне, пусть ищет хоть Пожирателя волн(12), лишь бы сполна платил долю.
Старый Том с прищуром смотрел на собеседника. Щурился лишь один глаз - левый. На месте правого зияла пустая глазница, которую он и не думал прикрывать.
- А правду говорят про его подругу?
Ульвиг плотоядно хохотнул. Глаза его маслянисто заблестели.
- Да уж. Вроде капитан подцепил её на каком-то островке. Хотел бы я знать, где водятся такие красотки. Фигурка, голосок - прелесть, а не девчонка. Только... - пират заговорщически подмигнул приятелю и умолк.
- Только?
- Не дело нам тут трепаться, - важно сказал Ульвиг. - Пошли в "Лисицу", там и поговорим.
- Пошли, - пожал плечами старик. - Только ты угощаешь. У меня-то в кармане только медяки звенят.
Он с кряхтением поднялся с насиженного места и медленно последовал за приятелем.
***
Пока Ульвиг заказывал выпивку в "Пьяной лисице", Том вспоминал всё, что ему было известно о Соколе и его подружке.
Старик видел её пару раз. Лицо, дрожа, расплывалось в памяти, но зато он хорошо помнил звонкий смех, искристые золотистые глаза, сияющие каждый раз, когда она смотрела на Морриса, и длинные тёмные волосы.
А ещё она пела. Мелодичный голос поневоле воскрешал в памяти легенду о морской ведьме, завлекающей моряков своими песнями в пучину на корм подводным чудовищам. Только девушка была совсем не похожа на ведьму.
Том всегда поражался тому, как она, живя среди головорезов, не вымаралась во всей этой грязи. Наверное, в том была заслуга Сокола, который неотступно следовал за ней, оберегая от малейших невзгод. Это слегка удивляло Тома: давно знал Сокола и всегда полагал, что тот большой ценитель женщин. Красотки вились вокруг Морриса непрерывной чередой: он не делал различий между простолюдинками и знатными богатейками, если таковые встречались на его пути. Поигравшись с прелестницей пару-тройку недель, он безжалостно обрывал связь и устремлялся к следующей. Однако с этой островитянкой все вышло иначе: шёл уже второй год, как Сокол был с ней. Может, он действительно влюбился? Подумав об этом, Том искренне порадовался за девушку: почему-то одно лишь воспоминание о ней веяло мягким, уютным теплом.
Тем временем Ульвиг опрокинул остатки лэя из глиняной кружки и удовлетворенно рыгнул:
- Эх, хорошо! Сюда бы ещё красивую бабу и хорошую песню!
Том пожал плечами, задумчиво оглядывая таверну. Вокруг шумела обычная для пиратской базы обстановка: пьяный гогот вперемешку с кокетливым женским хохотом и звоном монет; стук кружек о протёртые временем до блеска столы и смачная матросская ругань.
Ульвиг наблюдал за бурлящим вокруг действом с жадным удовольствием.
- Ты хотел мне что-то рассказать, - напомнил старик.
- Ах, да, - пират оттолкнул кружку и, растягивая паузы между словами, деловито сообщил:
- Проиграл наш капитан свою подружку-то.
Том моргнул:
- Как так – проиграл?
- Натурально. Сам, что ли, никогда в «Монетку под горой» не проигрывал? У него был выбор: либо "Отчаянный" ставить, либо девчонку. Ну, судном капитан никогда рисковать не станет, ясное дело, а девок вокруг больше, чем устриц в бороде Наронга(13). Да и, кажись, надоедать она ему стала в последнее время.
От таких новостей у старика голова пошла кругом. Несмотря на бурное пиратское прошлое, его сердце так и не смогло одеревенеть. Ему стало по-настоящему жаль никому не известную девочку, искренне доверившуюся ветреному красавчику-капитану.
Тем временем Ульвиг продолжал развязно болтать, развалившись на скамье:
- Сокол ещё никогда к одной бабе так долго привязан не был. Я уж было думал, всё, уйдет наш капитан на покой, ан нет. Он недавно с какой-то богачкой снюхался из Ранаханна. Посудину, на которой она была, мы не так давно почистили, а её Сокол в заложницы взял. Ну и закрутилось, ты же его знаешь. Девчонка Моррисова ничего не знала поначалу, а тут и приятель его подвернулся, Волк из Даэррана(14). Он давно на девку глаз положил, ну и предложил эту партию, чтобы капитана, значит, прижать. Только Волку невдомёк было, что Соколу в радость избавиться от надоевшей красотки. Так что, думается мне, скоро она в полное пользование к Волку перейдет.
Том промолчал, разглядывая потеки от грязной тряпки на столешнице. Сердце нехорошо щемило.
- И где они сейчас? - угрюмо спросил он. Ульвиг отмахнулся:
- Да здесь! Сокол её привел, у них с Волком встреча наверху в комнатах назначена. Они перед нами как раз сюда и пошли. Чую, Волк уже развлекается вовсю, - пират глумливо ощерился.
Старик хотел что-то сказать, но не успел.
Пронзительный крик, переходящий в утробное рыдание, долетел с верхних этажей «Лисицы». На мгновение всё умолкло. Кто-то из пиратов схватился за оружие, кто-то бросился к дверям. Однако вслед за криком ничего не последовало, и шумное веселье возобновилось как ни в чём не бывало. Ульвиг приподнялся и с сомнением пробормотал:
- Сдаётся мне, это в комнатах как раз и кричат.
Том опомнился и с неподобающей для его возраста прытью кинулся по шаткой лестнице.
***
Комнаты в таверне не отличались особой роскошью убранства, скорее, наоборот: изъеденные жуками деревянные кровати, матрацы, из которых торчала воняющая плесенью солома, мутные окошки. Именно такая картина предстала глазам Тома, когда он распахнул дверь ближайшей от лестницы комнаты. Он действовал наугад: это была единственная дверь, под которой трепетал лучик света, однако это ещё не значило, что именно здесь и кричали.
Старый пират не ошибся с выбором. Однако ему сразу же захотелось обратного, когда он увидел то, что предстало его глазам.
Поперек кровати ничком лежал Моррис. Том узнал его по длинным чёрным волосам и амулету в виде серебряной подковы, с которым Сокол не расставался. Лицо молодого пирата покрывало что-то тёмное, и, шагнув вовнутрь, старик понял, что это кровь. Спустя удар сердца он догадался, откуда она взялась.
На месте глаз Морриса зияли темные провалы. Из одного торчал длинный осколок. Тело Сокола конвульсивно подергивалось, а красиво очерченные губы кривились в страшной ухмылке.
Том очертил вокруг себя знак Лиара и заметил ещё одного пострадавшего.
Рядом с кроватью лежал массивный светловолосый мужчина. Его исполосованная грудь ходила ходуном. Рукоять ножа, вогнанного глубоко в правый бок, колыхалась вместе с судорожными попытками вздохнуть. Рядом с ним матово поблескивала, растекаясь, кровавая лужа.
- Вот Хэлль! – донеслось от двери. Вздрогнув, Том обернулся и увидел Ульвига, с разинутым ртом наблюдающего за происходящим.
- Это ж Волк! – хрипло пробормотал пират, тыча пальцем в светловолосого.
- Позови знахаря! – просипел Том, не в силах оторвать взгляд от тел. Ульвиг скептически посмотрел на него:
- Да их добить проще! Сокол явно уже к Хэллю отправился, а этот… Постой-ка! Никак говорит что-то!
Они замолчали. Слабый стон донесся с пола, и в нём Том разобрал несколько слов.
- Кош… кош… ка….
- Чего? – удивился Ульвиг. Старик с досадой взглянул на него и опустился на колени рядом с телом. Склонился низко над быстро синеющими губами и почувствовал, как последние мгновения отлетающей жизни касаются его ушей вместе с тёплыми крохами дыхания.
- Как кош… дикая кошка кинулась. Будь… будь она прок…
Рука Волка, дрожа, приподнялась над полом и впилась в колено Тома, чтобы, спустя удар сердца, со стуком упасть обратно. Тело приятеля Сокола обмякло.
Только тут старик понял, что в комнате есть ещё кто-то, и оглянулся в том направлении, куда пытался указать Волк.
Он не ошибся и на этот раз.
В противоположном углу комнаты, раскачиваясь, как хайаньская куколка(15), сидела темноволосая девушка, крепко прижимающая к груди окровавленные кулачки. Она медленно подняла голову и уставилась на старика, тот вздрогнул, встретившись с ней взглядом.
Её огромные глаза, горящие на бледном лице, были абсолютно безумны.
Девушка хрипло вздохнула и протянула к старому Тому руки, разжав ладони.
На пол упала студенистая окровавленная масса – всё, что осталось от глаз Сокола.
1 – Никогда не позволю огню внутри меня угаснуть (англ.)
2 - Туманные острова - архипелаг, располагающийся к западу от Первого материка;
3 - эддре - жрец в храме Лиара;
4 - Лиар - бог Света, один из четырех верховных богов в пантеоне Алдории;
5 - Кэйлин - девочка (коннемарск.);
6 - Ранаханн - калифат на краю пустыни, располагающейся на востоке Первого материка;
7 - Хэлль - один из верховных богов Нижнего мира в космогонии Алдории;
8 - Аэдагга - островная база пиратов;
9 - дорий - золотая монета, имеющая хождение в Алдории и на некоторых соседних территориях;
10 - Эниох - бог моря в пантеоне Коннемары;
11 - иллурии - прекрасные девы, живущий в небесном царстве Элоаха - верховного бога в пантеоне Ранаханна;
12 - Пожиратель волн - мифическое морское чудовище. Согласно поверьям пиратов, он живет за краем океанов, разинув широкую пасть, и непрестанно глотает волны, перемалывая зубами корабли;
13 - Наронг - покровитель бурь в верованиях пиратов Аэдагги. Один из низших богов алдорского пантеона;
14 - Даэрран - удельное княжество на северо-востоке Алдории;
15 - хайаньская куколка - традиционная деревянная куколка княжества Хайянь, представляющая собой грушеобразную фигурку воина или пряхи. Не падает, даже если её толкнуть, а просто раскачивается на месте.